| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Со стен и потолка за моими колебаниями бесстрастно наблюдали ангельские лики. Их строгая отрешенная красота придала мне красноречия. Я приложил палец к губам и взглядом указал наверх.
— Ты ждешь, что под взорами этих безупречных сущностей я отрекусь от принятого обета? Я обещал жениться на принцессе и сдержу слово. Довольно уже того, что каждую ночь отец становится у меня в изголовье и молит Создателя простить мои грехи. Быть может, после свадьбы он перестанет являться мне во снах!
Не желая длить этот разговор, в котором преуспевал едва ли вернее слепца, блуждающего по лабиринту, я поспешил спастись бегством. Торопливо шел я по лестницам и коридорам. Гвардейцы, стоявшие в карауле, салютовали мне, я рассеянно кивал в ответ. Я не знал, куда направляюсь. Я все еще не осознал себя полноправным хозяином дворца, и потому не чувствовал себя в безопасности в его стенах. Под влиянием минутного порыва я вызвал камердинера, приказал ему найти смену одежды попроще.
— Хочу знать, чем живут мои подданные, — ответил я на недоумевающий взгляд, — а для этого лучше выглядеть обычным горожанином.
Вдвоем мы вышли из дворца и окунулись в переплетения узких улочек, где при первой же возможности я улизнул от своего провожатого. Неузнанный, миновал я пару кварталов, затем через просвет между домами спустился к набережной, где долго слушал, как плещутся темные воды Гарды. На поверхности покачивались желтые и красные листья, отчего река походила на чешую гигантского змея, то вздымавшуюся, то опадавшую в такт дыханию. От воды тянуло тиной, прелью, гниющей древесиной и рыбой, но этим простым запахам я доверял куда больше мускуса с амброй. Вечерело. Сумерки накатывались медленно, окуная мир в синеву, и тем ярче разгорались красноватые отблески в оконцах домов. Над черепичными крышами в еще светлом небе восходила одинокая звезда.
Мне хотелось бы уподобиться мудрецам и написать, как наблюдая за рекой, я размышлял о превратностях человеческих судеб, столь же зависящих от капризов мироздания, сколь увлекаемые рекою предметы зависят от прихотей течения. Но я был слишком молод, чтобы думать о подобных вещах. Я просто-напросто стоял у воды, дышал в такт плеску волн, смотрел на опавшую листву, на дома, на влажно мерцающую восходящую звезду и чувствовал, как напряжение отпускает меня, уступая место покою и умиротворенности.
По дороге обратно на одной из улочек меня вдруг охватило знакомое чувство раздвоенности. Наитие подсказывало, что в нескольких шагах впереди некто ждет встречи со мной. Я был уверен в этом настолько, что, не опасаясь вызывать насмешки редких прохожих, стянул плащ и обмотал им левую руку, собираясь использовать ее вместо щита. Правой я нащупал рукоять сабли.
Когда мне навстречу выскочил вооруженный человек, я был готов. Защищая плечо и бок, я подставил под удар нижнюю часть сабли, и удерживая клинок нападавшего, поменял ее положение, что позволило мне поднять саблю для атаки. Не давая противнику опомниться, я принялся теснить его яростными и частными выпадами: сталь звенела о сталь, кровь стучала в висках, подхваченный гулким эхо стук каблуков дробился о мостовую. Преимущество мое не продлилось долго. Нападавший перехватил инициативу и сам перешел в наступление. Острие меча вылетело снизу, метя мне в горло. Отразить такую атаку было сложно, но благодаря способности читать мысли, я успел предвосхитить ее и отскочил назад. Следующий удар я принял на клинок, уводя меч противника вправо. Пока он готовился к новой атаке, я опередил его, обращая защиту в нападение. Он вновь принужден был отступить.
Мне противостоял настоящий мастер меча, но под влиянием моего странного наития все знания, какими он располагал, принадлежали также и мне, что уравнивало нас. Едва он пытался перехватить инициативу, как я угадывал его намерение прежде, чем оно звучало на языке холодной стали. Наступая я всегда был готов вернуться к обороне — исключительно затем, чтобы спустя некоторое время вновь верховодить в поединке и проделывать это снова и снова.
Соединять в голове свои и чужие мысли с каждым разом получилось у меня все легче и легче. Однако я понимал, что если наш поединок затянется, я неизбежно проиграю, поскольку не привычен сражаться беспрерывно по несколько часов. Настало время повторить то, что однажды удалось и не удалось мне против Мантикора.
Исподволь прокравшись в мысли противника, я принудил его замедлить движения. В образовавшуюся затем брешь я нацелил свое в грудь нападавшему, и когда тот вознамерился оттолкнуть клинок, резко выкрутил руку в запястье. С мечом такая уловка была бы обречена на провал, но более легкая сабля позволила мне исполнить задуманное. Я увлек ее вниз, описывая полукруг, и с огромной силой уже снизу ударил по мечу. Меч вылетел из руки моего противника, звеня и грохоча пронесся по камням, и замер у ближайшей стены. Пока он проделывал этот путь, я не терял времени даром: острие моей сабли уткнулось в горло незнакомца.
— Кто вы? — требовательно спросил я, будто имя этого человека могло что-то прояснить.
Тот охотно отвечал:
— Лорд Валентайн, мастер защиты, к вашим услугам. По совместительству — наставник его высочества принца Ариовиста.
— Мой наставник, — поправил я, уже понимая, что допустил непростительную оплошность.
Он возразил:
— О нет, хотя следует отдать вам должное — вы схожи с его высочеством словно две латные рукавицы! Но вот сам я, полагаю, за последний год не мог перемениться настолько, чтобы мой ученик позабыл меня. Кто вы, мне неведомо, однако бесспорно наличие у вас незаурядного таланта, пробуждения коего тщетно ждал я от его высочества несколько лет кряду.
При этих словах рука моя дернулась, и по шее мастера защиты потекла струйка крови. Он не смутился ничуть.
— Не беспокойтесь, — заверил меня Валентайн, будто не я, а он щекотал мне горло отточенной сталью. — Я не разоблачу вашей тайны. Я глубоко преклоняюсь перед одаренностью, какую вы явили в нашем маленьком споре.
О какой одаренности он твердит? Не мог же он догадаться о моей способности раздваиваться во время поединка? Или он намекает на мастерство владения клинком? Я видел в бою Ариовиста, и если по мнению этого человека мне удалось переплюнуть принца... что ж, мне приятна его лесть! Эти мысли промелькнули в моей голове в долю секунды, поскольку лорд Валентайн продолжал:
— Касаемо вашей личины, признаюсь, у меня зародились определенные сомнения. Будучи человеком любознательным, мне захотелось увериться в своей догадке или признать ее несостоятельность. Можно до неузнаваемости загримировать лицо или изменить голос, можно подделать подпись так, что она сделается неотличима от оригинала, но манера сражаться — часть души, от нее отречься нельзя, как не отрекаются от своего естества.
Я стоял в замешательстве, не решаясь нанести последний удар. За мгновения, которые благодаря своему странному наитию я был единым целым с мастером защиты, я успел уловить отголоски его чувств. В голове его царил сумбур, да и мне некогда было отвлекаться на сантименты. Однако непохоже было, чтобы лорд Валентайн испытывал ко мне ненависть или злобу. Пожалуй, любопытство и впрямь самое верное определение, хотя любопытством чувства его не исчерпывались. Мне нужно было на что-то решиться. Не мог же я стоять до наступления ночи, прижимая клинок к шее этого человека! Вокруг нас уже начали собираться зеваки.
— Лорд Валентайн, у меня к вам последний вопрос. Не случись у меня этого самого таланта, вы бы меня убили?
— О, несомненно. Все-таки недаром долгие годы я слыл одним из лучших наемников королевства, — лучезарно улыбнулся тот, накрепко убеждая меня в своем безумии.
Я опустил саблю. Я не убивал безумцев, ведь они — опора мирозданию.
XXV. Традиции
— Вот и вы, ваше высочество. А мы ищем повсюду, беспокоимся.
Браго кудахтал, точно взволнованная квочка. Образ этот настолько не взялся с грозным нравом воина, что я, не удержавшись, прыснул в кулак. Жест не прошел незамеченным.
— Ужели простудились?! Дурное обыкновение ваше бродить, где глаза глядят!
— Да я не вспомню, когда простужался последний раз.
Браго хлопнул себя по лбу:
— Все забываю о вашей живучести. Гляжу, как вы расхаживаете по дворцу разряженный в парчу и бархат, важный, точно павлин, и кажется, будто последнего года как не бывало. Будто и горы, и къертаны с их арлом, и Мантикор навеяны доброй кружкой браги. Будто бы живы их величество Максимилиан, а из этих дверей выйдет сейчас лейб-маг собственной персоной.
Вторя речам воина, двери, которые мы проходили, со скрипом растворились. Свет лампы в руках у Браго выхватил сумеречные покои с мрачно горбатившейся по углам мебелью. На миг блестящий паркет перечеркнула косая тень, дохнуло сквозняком. Язычок пламени в лампе забился, заметался, точно желая вырваться из своего стеклянного узилища и в испуге унестись прочь.
Браго резко осекся:
— Имейте ввиду, до недавних пор даже дуновение легкого ветерка укладывало вас в постель. Хоть покашливайте иногда правдоподобья ради...
— Куда ты ведешь меня?
— Пришли уже.
Браго толкнул двери Зала Совета. Тяжелые от золоченой резьбы створки нехотя разошлись. За ними отрылось просторное помещение с высокими окнами. Потолочный свод поддерживался рядом колонн из белого в сероватых прожилках мрамора, другой точно такой же ряд повторялся в росписи стен. Это художественное решение порядком дурачило мозг, уводя взор вглубь нарисованного пространства.
Между нарисованными колоннами были изображены сюжеты из столичной жизни. По мостовым чинно прогуливались горожане, на выложенные пестрыми камешками клумбах распускались цветы, деревья высотою своей достигали потолка. На их ветвях чистили перья птицы и резвились белки. Были здесь и дома с мелькавшими в распахнутых окнах детскими лица. В проулках деловито сновали псы — у одного, самого хитрого, свисала из пасти связка колбасок. Эти открывавшиеся то тут, то там подробности создавали впечатление, будто мы чудесным образом шагнули прямо из дворца на оживленную площадь.
В зале — или на площади — нас ждал Драко.
— Хотел поговорить с вами, где никто не мельтешит, — сказал он, и я понял, что беседа не предназначена для чужих ушей. Когда обычно немногословный воин принимался говорить, к нему стоило прислушаться. — Исстари повелось, что дату коронации определяет Совет. Тот, в свою очередь, созывается королем либо в его отсутствие членами королевской семьи. Вот мы с Браго и передали от вашего имени повеление. Когда Совет сойдется, вам следует там объявиться. Да помним мы, что вы ничего в этих делах не смыслите, но тут мыслить не требуется. Плюхнитесь на трон, вздерните подбородок, щеки раздуете — вам это страсть как хорошо удается.
В устах Драко очередное притворство и впрямь выходило легким, однако я забеспокоился. Одно дело прогуливаться по дворцу, свысока кивая и принимая почтение придворных, и совсем другое — обманывать людей в их родной стихии. В делах государства мне не превзойти сановников короля Максимилиана.
— Не суетитесь. Заседаниями Совета вы отродясь не интересовались, глупо изображать интерес и теперь, — увещевали мои спутники. Хорошо им было болтать, им не грозила виселица в случае разоблачения. Я же не мог оставаться спокойным.
— Что я должен делать? Что говорить?
Браго махнул рукой:
— Хоть песенку про бородатую Анн пойте!
Драко взялся растолковывать вместо приятеля:
— Слушать вас едино не станут. Мы тут повыспрашивали немного, и вот что выведали. Последний Совет аж прошлой осенью сходился, аккурат после исчезновенья вашего из дворца, когда Орли попытался сам себя регентом назначить, да лорды Земель сердца со своими рыцарями дали ему от ворот поворот. Старые болтуны давно не виделись, соскучились друг по дружке. Для многих Совет — единственный повод вылезти из глубинки, вывезти в свет семейство, пощеголять в красивых нарядах. Пока один с жалостливым видом будет поверять вам беды и клянчить деньги из королевской казны, прочие примутся обсуждать тонкости выездки лошадей да натаскивания гончих. Обменяются последними сплетнями, перемоют кости общим знакомым, а затем переругаются, как водится.
Совет — собранье весьма своеобразное. Согласия среди них исстари не водилось. Лорды Земель сердца сотни лет подчиняются короне и уже не мыслят себя без поддержки власти, единство для них куда выгоднее разобщенности. От этих беды не ждите. Другое дело земли провинциальные: Утренние, Дневные, Вечерние — все едино. Они ближе к границам, нежели к столице королевства, отсюда и конъюнктуры. Приграничным лордам добрые отношения с соседями куда выгоднее, чем верность вассальной присяге. Король нужен им, лишь покуда блюдет их интересы.
Вот лорда Реголаса, чьи земли на севере самые обширные, весьма занимают королевские копи в Кобальтовых горах. Его род привык считать их своей собственностью. Часть вырученных на копях средств идет в кошелек Реголаса, минуя казну, и его величеству Максимилиану приходилось закрывать на это глаза, считая наворованное необходимой платой за охрану границ. Если и вы промолчите, поддержка Утренних лордов вам обеспечена.
Что до прочих — с одной стороны они не против возвести на трон того Ариовиста, каким его помнят. Вы всегда были поглощены собственными развлечениями, в государственные дела не мешались, а провинциалам это на руку. С другой стороны, они не будут в открытую связываться с Орли. За герцогом влияние, золото, земли. Его поддерживает церковь, хотя и не в открытую. Герцог известен своей злопамятливостью и непримиримостью к врагам.
Для человека неосведомленного Драко судил слишком смело. Я вспомнил вдруг, что воин принимал участие в посольстве, сговаривавшемся о свадьбе Ариовиста с къертанской принцессой. Вспомнил, как он переложил на стихотворный лад песню миннезингера в трактире по пути в Къертан-Къярн. Вспомнил, как он походя цитировал труд Арнаульфа Триарского "О странах и нравах", над которым сам я корпел полдюжины ночей. При нарочитой своей простоте Драко был куда умнее, чем можно было вообразить, глядя на его великанский рост и бритую голову.
— Дальше позвольте про традиции вам поведать. Зал, где мы теперь стоим, прежде отдан был под танцы. Вот и балкон сохранился, откуда менестрели источали свои сладостные трели. Этот-то балкон послужил причиной довольно занятному обычаю. Вестимо, что на севере, то и у нас женщин не шибко подпускают к делам важным, делам государственным. Но попробуйте-ка удержите женщину, коли она что себе в голову втемяшит! Все началось с бабки вашей, королевы Даны. Их величество дамой была бойкой, любопытной, запертые двери, ровно кошка, ненавидела. Она украдкой пробирались на балкон, когда Совет собирался королевством заправлять. Советники так и кривились, так и ерзали, но глаза держали долу. Их притворная слепота сделала бы честь любому калеке на паперти. Кто же осмелится выставить вон королеву, пока молчит король. А дед ваш, изрядный весельчак, знай посмеивался в усы над замешательством своих сановников.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
