Безграничная власть надежды

И стихи лучше постараться написать сейчас, пока ещё нужный настрой не ушёл. Может, и вправду пригодится? Сейчас любой шанс, способный склонить весы выбора Айри в мою сторону, не помешает.

Легко поднявшись с земли, я посмотрел на солнечный диск, заметно сместившийся в сторону, и определил, что проспал около двух часов. Эк, меня после пробежки и купания разморило. Пора бы и чего-нибудь перекусить. Но сначала — сделать то, что задумал.

С этими мыслями, я направил стопы свои к дому, идя лёгкой, пружинистой походкой: время у меня ещё было, как и надежда на благополучное разрешение моих сердечных дел. Откуда взялась такая уверенность? Я не могу этого сказать — сам не знаю. Просто чувствовал и всё тут.

Когда я зашёл дом, навстречу мне выглянул Милтон, одетый в свободную тренировочную одежду и весьма довольный собой. Он застыл в дверях библиотеки, прислонившись плечом к косяку и скрестив на груди руки.

— О, ты вернулся с прогулки? Молодец! Уже гораздо лучше выглядишь, мой друг. Вот, что значит неукоснительно следовать мудрым и своевременным советам!

В ответ на такое откровенное самовосхваление, я лишь поморщился и решил не обращать на него внимания. Милтона порой заносило: то он начинал считать себя самым умным, то самым опытным, а то и вовсе становился совершенно невыносим и вёл себя словно глупый мальчишка. Играл, экспериментировал, менял роли, темпераменты и маски. А потом запоминал, анализировал и иногда даже записывал результаты. Я давно уже заметил эту почти болезненную слабость мага моей триады и старался относиться к ней терпимо. Хотя, как специалист в своём деле — Милтон и вправду был великолепен, поэтому ему многое сходило ему с рук. До сегодняшнего дня.

— Я рад, что мой цветущий вид тешит твоё самолюбие, Милтон. А теперь посторонись и дай мне, пожалуйста, дорогу.

Маг пожал плечами и, не меняя позы, чуть отклонился в сторону: ровно настолько, чтобы я мог пройти. И продолжил меня увещевать:

— Может, пойдём в тренировочный зал, разомнёмся? Пофехтуем немного, а? Что-то ты, какой-то совсем задумчивый стал, апатичный почти — не к добру это. Сам-то помнишь, когда последний раз на тренировке мечом махал? Вот, то-то и оно — расслабился. А в нашей работе такое недопустимо! Так что, давай-ка к барьеру, Анастас.

— Не сейчас, я — занят. Иди, потренируйся сам, если хочется. Зал и оружейная в твоём полном распоряжении.

Пройдя в библиотеку, я сел за один из небольших столов у окна, снабжённых всеми необходимыми письменными принадлежностями и тут же с головой погрузился в размышления, отрешаясь от окружающего мира. В воображении витали отдельные строчки и рваные рифмы, а душа хотела облечь порывы и эмоции во что-то прекрасное. Ну, или хотя бы сносно рифмованное и звучащее. Что-то такое, что не стыдно было бы потом прочитать объекту восхваления. Хотя, так далеко я пока не заглядывал. Просто испытывал настоятельную потребность выразить словами обуревающие меня чувства.

Такое было со мной впервые: я раньше никогда не писал стихи. И, чувствуя себя ужасно глупо, всё же взялся за освоение этого, неизвестного мне прежде, вида деятельности.

Я старался, искал, писал что-то и в раздражении зачёркивал, комкая листы бумаги и бросая её в мусорную корзину.

'Я снова слышал тихий голос твой,

Что звал меня к себе сквозь грань миров:

То нежно, то печально...'

Не то! Перечеркнул написанное и постарался начать снова, пытаясь выразить что-то. Передать словами. Запечатлеть...:

'И я, отбросив всё, спешил к тебе,

Теряя сон, покой...'

Опять ерунда какая-то! И не рифмуется ни с чем нормально. Всегда думал, что писать слезливые стишки не такое уж и сложное занятие. А оказалось, что всё не так-то просто на самом деле.

Посидев немного с закрытыми глазами, я вспомнил несколько красивых оборотов, слышанных где-то ранее, и попробовал сложить их в нечто единое и осмысленное. Да к тому же ещё и не противоречащее внутренним ощущениям:

'Вновь стук отчаянно тоскующих сердец,

Связующая нить, пульсируя, сливала воедино.

И бился, словно в клетке, разум злой,

Искал, не находя, тех самых нужных слов'

Демоны! Опять какой-то бред нерифмованный вышел! Видимо, одних красивых слов недостаточно. Тогда, что нужно для того, чтобы написать красивое стихотворение?

Я раздражённо выдохнул, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза рукой, стараясь сосредоточиться и поймать ускользающую мысль. Такую простую, очевидную и, вместе с тем, отчего-то очень трудноуловимую. Промучившись так с четверть часа, снова раздражённо выругался, и бросил самописное перо на стол. Ничего не получается! Похоже, это полный провал.

Встав, я несколько раз пересёк комнату, нервно меряя её шагами, и застыл у камина, рассеянно водя взглядом по резному барельефу мраморной каминной полки. Какое-то воспоминание мелькнуло и тут пропало. Я перевёл взгляд вниз, на кованную решётку. Затем снова вверх на бронзовые трёх рожковые подсвечники, вместе с парой статуэток составляющие композицию на каминной полке.

Вот оно! Подсвечники. Ассоциативная нить пошла дальше, воскрешая воспоминание о вчерашней ночи, обрастающее всё новыми деталями: сладковатый запах ароматических свечей, вино и фрукты на столике у камина, широкая кровать и столь желанная для меня женщина на ней.

Мысли неторопливо потекли дальше, вспоминая родной образ и то, что чуть было не произошло. А рука тем временем, сама потянулась к перу, выводя первые, ещё неуверенные, строки. Которые всё быстрее и легче складывались в простые, но такие многозначительные для меня стихи.

'Ты притронулась пальцами нежно,

Провела по щеке мне рукой.

А в глазах — омут страсти безбрежной.

Раньше ты не бывала такой.

Где степенная вязь разговора:

Ни о чём, обо всём на земле?

Увлечённый азарт наших споров:

О картошке печёной в золе.

Где лукавства смешинка во взгляде?

И пожатие крепкое рук?

Из косы выбиваются пряди,

И грохочет в ушах сердца стук.

Почему я тону в твоих ласках?

И так сладко трепещет душа?

Предвкушенья огонь нашей сказки,

В венах кровь раскалит добела.

Слаще пения птиц — твои речи,

Ярче солнца — улыбка твоя.

В самом сердце храню наши встречи,

В иллюзорной стране: ты и я.

Я хочу ненавидеть рассветы!

Новый день нас опять разлучит.

Но и он промелькнёт, канет в вечер,

Что желанную встречу сулит.

Разум полон смятенья и страха,

Сердце в нежном плену у тебя.

А душа, как счастливая птаха,

В поднебесье взлетает любя.'

— Очень... очень неплохо, Анастас.

Голос Милтона, раздавшийся сзади, заставил меня резко обернуться, натыкаясь взглядом на мага, выглядывающего из-за моего плеча и нагло рассматривающего лист, на котором я только что написал стихотворение. Я настолько увлёкся сочинительством, что даже не заметил когда он подошёл ко мне со спины. Плохой признак.

Между тем, друг продолжал вещать с задумчивым выражением лица:

— Надо признать, я и не подозревал, что в тебе столько скрытых таланов: сноходец, психолог, декоратор. Теперь вот ещё и стихоплёт явил себя миру во всей красе. Я прямо таки потрясён! Ну, просто — нет слов. Правда. Только... окончание какое-то не такое. Я бы заменил последние две строки.

— Ну, и чем тебе не нравится последнее двустишие? — недовольно покосился на него я.

— Уж слишком приторно звучит, неправдоподобно.

— И как, по-твоему, будет правдоподобнее, о, величайший из поэтов современности? — моё раздражение всё набирало обороты.

— Тебе не понравится, — хмыкнул маг ехидно, всем своим видом демонстрируя, что он лучше разбирается в стихосложении. — Зато будет более жизненно... и живенько так. Однозначно!

— Я слушаю и внимаю.

Похоже, он не отвяжется, пока не скажет одну из своих очередных сомнительных шуточек. Надеюсь только, что в этот раз он не пересечёт границу дозволенного. Это в его же интересах. Я предупреждал.

— Ну, на мой взгляд, здесь лучше бы смотрелась строфа:

'Разум полон смятенья и страха,

Сердце в нежном плену у тебя.

Я давно никого так не трахал,

От восторга зубами скрипя!'

Ещё не затих последний звук, как я в ярости вскочил, отбрасывая стул в сторону и стремительно впечатывая кулак в лицо зарвавшегося наглеца. Но маг был готов к такому повороту событий заранее и успел вовремя уклониться. А потом и вовсе метнулся из библиотеки вон, глумливо смеясь и убегая куда-то вглубь дома.

Я с бешенным рыком рванул вслед за ним, не стесняясь присутствия ошарашенных слуг случайно встретившихся на моём пути в холле.

— Милтон, скотина, это была твоя последняя шутка! Ты меня понял? Дай только тебя найти, и я вобью эти грязные слова тебе обратно в глотку, засранец дипломированный! Менталист недобитый!

Новый ехидный смешок указал мне верное направление движения и я, не помня себя от злости, ворвался в двери тренировочного зала, громко грохнув створками о стены.

— Полегче, Анастас, двери тут не при чём. Это же я тебя разозлил? Вот на мне и отыгрывайся. Не робей.

Насмешник стоял посреди залы с боевым, остро заточенным клинком в руках, взятым с одной из стоящих вдоль стен оружейных стоек. Не мешкая ни секунды, я тут же подхватил парное оружие и метнулся вперёд, решив хорошенько проучить несносного молокососа. Чтобы впредь отдавал себе отчёт в том, что он делает и говорит. Либо учился стойко переносить наказание за свою неуёмную дурость.

Выпад, рубящий удар, уклонение от репоста. Снова удар, блок, расхождение на исходные позиции.

Сталь звенела о сталь, наполняя пустоту тренировочного зала гулким эхом, а ярость моя постепенно переплавлялась в холодное неумолимое бешенство. Тем более опасное для противника, что эмоции уже были взяты под контроль и гнев не застилал глаза, заставляя совершать необдуманные поступки. Теперь это была не яростная схватка, а хладнокровное и методичное избиение противника.

Милтон пока ещё держался, всё же не зря я в своё время потратил столько времени и сил, чтобы натаскать его и Кларенса в искусстве фехтования. Это было необходимо для того, чтобы максимально усилить нашу триаду, повышая тем самым ей шансы на выживание и успешное завершение операций. Но вскоре рубашку мага начали расчерчивать полоски и капли крови из мелких порезов, оставленных моим мечом.

Я не собирался его убивать. Но проучить — непременно! Этот щенок слишком много о себе возомнил, влезая со своими пошлостями в закрытое для всех пространство моей личной жизни. И я намеревался вбить в него это понимание силой, если устное предупреждение для него уже не значило ничего.

Сколько мы так кружили друг напротив друга, то атакуя, то уходя в глухую оборону, я уже и не вспомню. Время потеряло значение и счёт, остался только злой азарт боя. Как вдруг, вконец ослабевший Милтон, отскочил назад и быстро сунул руку в карман брюк, что-то нашаривая внутри.

Мгновение спустя на руке его уже был надет наш штатный парализующий 'кастет', направленный в мою сторону. Неужели сейчас выстрелит? Мне не верилось в подобную подлость с его стороны и тем не менее, я остановился. Убить меня это оружие всё равно не убьёт, но пролежать несколько часов парализованным — меня тоже мало прельщало.

— Убери 'кастет', Милтон, — угрозы в моём голосе было достаточно, чтобы маг занервничал, но руку не опустил.

— Нам надо поговорить, Анастас. Пар ты уже выпустил и теперь способен меня услышать. Способен к адекватному диалогу. Я прав? Давай поговорим, опусти меч.

— Поговорим, значит? — злость вспыхнула во мне с новой силой. — Я сейчас с тобой поговорю. Так поговорю, что ты на всю жизнь запомнишь, сопливый мальчишка, что значит: в чужую душу грязными сапогами лезть!

Я успел сделать только пару шагов навстречу, как маг укоризненно выдохнул и нажал на один из камней кастета. Тут же вокруг него замерцало тончайшая плёнка защитного поля, расцвеченная радужными разводами, но успешно отражающая все физические атаки: не важно, рукам они были нанесены или оружием.

— Анастас, не кипятись! Я только хочу тебе помочь, — пытался образумить меня Милтон, видя, как я, раз за разом пробую на прочность его защиту лезвием клинка. Рубящие удары сыпались один за другим, вымещая мою злость, усталость и прятавшееся где-то в глубине души, отчаяние.

— Помочь? Ты это так теперь называешь? Надсмеяться и оскорбить человека в лучших его порывах? — я остановился. Тяжело дыша и сузив глаза процедил сквозь зубы: — Ты не только меня оскорбил, Милтон. Ты на честь моей женщины покусился, мерзавец. На её доброе имя.

— Да, какая она тебе женщина, Анастас? — не выдержав, заорал в ответ, всё так же прячущийся под защитой силового поля, маг. — Наваждение, случайное видение, бред воспалённого сознания, иномирянка! Что у вас с ней может быть общего? Тоже мне, нашёл себе объект воздыхания — непорочную деву. Да она — взрослая, тёртая жизнью бабёнка с двумя детьми. Вдобавок, брошенная свои мужем. А такое от хорошего характера не происходит. Зачем она тебе?!

— Я люблю её, недоумок! Это ты можешь понять?! — в бешенстве заорал я.

— Какая любовь? Да вы знакомы-то всего несколько месяцев! Не говоря уже о том, что ваши осознанные встречи по пальцам двух рук пересчитать можно, — не меньше моего горячился Милтон.

— Какое это имеет значение? Просто иногда это случается и всё! Ты попал! Насовсем.

Я резко выдохнул, вместе с воздухом выпуская из себя злость. Резко, до побелевших костяшек сжал кулак на рукояти клинка и затем медленно его расслабил. Бросил мрачный, полный твёрдой решимости взгляд на мага и спокойно произнёс:

— Я не хочу в ближайшее время видеть тебя, Милтон. Не попадайся мне на глаза. Можешь пользоваться библиотекой. Дом и парк — в твоём распоряжении. Но упаси тебя Боги сказать мне сегодня хоть слово! Завтра мы уезжаем. Работа не ждёт.

Развернувшись, я пересёк зал и, поставив меч на оружейную стойку, решительно вышел за дверь.

Покинув тренировочный зал, я быстрым шагом пошёл в библиотеку. Остановился у стола с исписанными и исчёрканными листами и невесело усмехнулся. Гляди ж ты, романтик недоделанный. На стихи потянуло, как юнца безусого. Лучше бы делами занялся, благо накопилось их предостаточно.

Взяв в руки листок с самым удачно получившимся вариантом, я перечитал его и после секундной заминки решительно скомкал. Хватит в облаках витать, совсем расклеился. А это уже ни к чему.

Скомканный шарик прицельно полетел прямо в мусорную корзину. Туда же, вслед за ним отправились и остальные черновики.

Вызвав слугу, я приказал принести плотный обед в свою комнату, после чего поднялся к себе. Наскоро принял душ, переоделся и спокойно поел.

Оставшуюся часть дня, я провёл в кабинете, разбирая и изучая привезённые с собой бумаги: отчёты, результаты исследований, протоколы допросов. Всё, что касалось недавнего покушения на нас с Милтоном. И не только.

Как оказалось, за последний месяц, имели место быть ещё несколько прецедентов. Но, к счастью, сотрудники Ведомства, подвергшиеся нападению, отделались лёгкими ранениями. Захватить или убить не удалось никого. Пока что.