Балтийский фактор

Покумекав над картами, мы выбрали следующий маршрут. Первая посадка для дозаправки будет на озере Ильмень, на берегу которого стоит Господин Великий Новгород. Это сто семьдесят километров. Можно за два часа долететь. Там заправиться, немножко передохнуть и второй перелёт до Твери с посадкой на Волгу. Триста тридцать два километра по прямой. Это уже близко к предельной дистанции, но мимо Волги трудно промахнуться. Примерно три с половиной часа лёту. И хватит на первый день. Значит, ночёвка в Твери. Дальше курс на озеро Неро на окраине Ростова. Не того, который папа, а ближнего. Двести двадцать километров — это около двух часов лёта. Нормально, если не промахнёшься. Дозаправка, отдых и последний трёхсоткилометровый перелёт до Нижнего Новгорода. Примерно три часа полёта.

Плюс в том, что все самолёты снабжены радиостанциями. Минусов кроме нелюбви морских лётчиков к полётам над сушей вроде бы не предвидится. Экипаж каждой летающей лодки состоит из трёх человек. Стрелок, лётчик и радист-наблюдатель. Который при необходимости может и бомбами покидаться. Или из пулемёта пострелять в задней полусфере.

Все четыре самолёта долетели до Нижнего Новгорода без происшествий.

Перед тем, как начать выдвижение основных сил Корпуса, я слетал в Москву, чтобы согласовать этот вопрос с Бонч-Бруевичем. Собрались опять на Пречистенке в Оперативном отделе Народного комиссариата по военным делам. В прежнем составе: мы с Бонч-Бруевичем и Борис Шапошников. Нам нужно было определить место, где будут располагаться штаб и основные силы механизированного корпуса. Поскольку на данный момент было ещё не понятно, где именно придётся действовать, я предложил выбрать такое место, которое будет примерно равноудалено от вероятных театров военных действий и одновременно позволит наладить регулярное снабжение войск провиантом. И это однозначно должна быть не Москва.

В Финляндии я разместил свой штаб в Таммерфорсе, представлявшем собой немаленький фабричный город, в котором собирались в узел железнодорожные пути разных направлений. И это впоследствии сыграло немаловажную роль в повышении оперативности войсковых операций. Что-то подобное надо было подобрать и сейчас.

Рассмотрев несколько вариантов, мы остановились на Арзамасе — небольшом городке, где от Московско-Казанской железной дороги отделялись два ответвления: на Нижний Новгород и Пензу. И, соответственно, имелись сразу две железнодорожных станции: Арзамас-1 и Арзамас-2. Обе находились не в городской черте, а за её пределами, и располагали изрядным количеством запасных путей, где можно было разместить эшелоны корпуса. Их не хватит, конечно, для того, чтобы поставить там все эшелоны, но этот недостаток можно было быстро ликвидировать — места рядом хватало.

Кроме этого, ветка, идущая на Пензу, пересекалась с Московско-Самарской железной дорогой, проехав по которой можно было в Инзе свернуть на Симбирск. А добравшись по этой ветке до Пензы, продолжить путь по Моршанско-Сызранской железной дороге. В общем, удобно во всех отношениях. Единственный недостаток — отсутствие аэродрома — был устраним.

Договорились, что я начинаю выдвижение в Арзамас сначала одной дивизии своего корпуса, потом, по мере окончания формирования, за ней последует вторая. Первое время Корпус будет находиться в резерве, не участвуя в боевых действиях, а потом, при возникновении настоятельной необходимость, нанесёт мощный опрокидывающий удар.

Потом я пожаловался Михаилу Дмитриевичу, что так и не подобрал командира для второй дивизии. Со многими беседовал, но всё не то. Либо слабак, либо звёзд с неба не хватает. А бывает, что всё при нём, но поговоришь немного и чувствуешь — нет, ненадёжный, подведёт в трудную минуту.

— Кого-то под стать себе ищешь? — поддел меня Бонч-Бруевич. — Чтобы понимал с полуслова и не подвёл в трудную минуту? Такие все при деле давно. Но ради тебя, так уж и быть, от сердца оторву. Боря — позови.

Шапошников вышел из кабинета и через пару минут вернулся в сопровождении худощавого мужчины примерно моих лет. Чисто выбритое лицо, твёрдая линия рта, брови вразлёт, серые, внимательные глаза, светлые, аккуратно расчёсанные на левый пробор волосы. Что-то знакомое в лице. Я его определённо знал когда-то. Поднапрягся и вспомнил фамилию — Лазаревич. Белорус. Учился в Императорской академии Генерального штаба одновременно со мной, но на курс младше. И очень хорошо учился. Помню, что отец у него оружейник. А вот имя из головы вылетело.

— Володя?

— Я, Миша, я. Давно не виделись.

— Семь лет минуло. А кажется, что полжизни. Ты сильно изменился, Володя, заматерел.

— Да и ты уже не мальчик. Наслышан от Бориса о твоих подвигах. И про Корпус знаю. Закончил формировать?

— Почти. Мне комдив нужен на вторую дивизию. И начальник штаба. Пойдёшь?

— Пойду. Какую именно из этих должностей ты хочешь мне предложить?

— А ты где после академии послужить успел и чем занимался?

— В основном по штабам. Дивизионном, корпусном, три месяца в Генштабе. Последняя должность — выборный начальник штаба восемнадцатого армейского корпуса. А заниматься всем приходилось, начиная от разведки. Я, как и ты, специальный курс закончил. И вплоть до штаб-офицера по авиации Особой армии. Семь орденов заработал, включая Святого Георгия четвёртой степени.

— У меня тоже семь, — сказал я, но покосился на грудь, где алел орден Красного Знамени, и спохватился: — Нет! Уже восемь. И тоже Святой Георгий четвёртой степени. Полковника успел получить?

— Нет, не сподобился. Мне подполковника только в 1917 году присвоили.

— А мне полковника. Так что, как старший по званию, приказываю: будешь исполнять сразу обе должности. И комдива-два, и начальника штаба корпуса. Комдив-один у меня тоже бывший подполковник. Григорий Викторович Булацель. Он к нам пришёл из пограничной стражи. Воевал с японцами и немцами. В моей дивизии был командиром полка. В том числе и выборным. Приедешь — я вас познакомлю. Тебе долго нужно будет сдавать дела?

— Завтра сдаст и вечером поедет в Петроград, — ответил за Лазаревича Бонч-Бруевич. — Так что будет у вас несколько дней для того, чтобы ввести Владимира Саламановича в курс дел.

Вернувшись в Петроград, я сформировал и отправил в Арзамас поезд с тремя сапёрными ротами и бригадой путейских рабочих, в состав которого кроме пассажирских вагонов вошли десять платформ с рельсами и шпалами, а также вагон с крепежом и шанцевыми инструментами.

Спустя неделю началась переброска в Арзамас первой механизированной дивизии. График движения поездов был согласован с Владимиром Ивановичем Невским, замещающим Кобозева на посту наркома путей сообщения. Полки отправлялись с Московского вокзала поочерёдно, по одному в сутки. Каждый из них включал в свой состав бронедрезину, двигающуюся впереди, и четыре поезда: ударный бронепоезд, состоящий из бронированного паровоза серии Тк3 и трёх броневагонов, двух блиндированных эшелонов по двадцать теплушек в каждом и технического поезда почти такой же длины, в котором вагоны чередовались с платформами.

Согласовать совместное движение пяти разномастных составов, общая длина которых без учёта промежутков превышала полтора километра, было нетривиальной задачей. В каждый момент времени скорость составов менялась: последующий начинал нагонять тот, который двигался впереди или, наоборот, отставал от него. При небольших промежутках между поездами это грозило столкновением в случае непредвиденной остановки (тормозной путь разогнавшегося поезда измерялся в километрах), а чрезмерно большие промежутки были чреваты диверсиями на мостах, переездах и полустанках.

Для того чтобы максимально снизить подобные риски, поезда стыковались по два. Бронепоезд с первым из блиндированных эшелонов базы, а технический поезд со вторым. При этом каждый из объединённых составов тянули оба паровоза. Между двумя тандемными поездами поддерживалась дистанция в полтора-два километра. О непредвиденных остановках передний паровоз извещал остальные серией частых коротких гудков, а о необходимости ускориться — двумя протяжными. Бронедрезина, на которую возлагалось отслеживание и устранение возможных препятствий, двигалась на два-три километра впереди бронепоезда.

Улетая в Арзамас, я оставил за себя в качестве комиссара по военным делам Северной области — Бориса Позерна, Муханова — на хозяйстве в Пехотных курсах, а обеспечить доукомплектование и отправку второй дивизии поручил её новому начальнику — Владимиру Саламановичу Лазаревичу.

Осмотрев хозяйство Булацеля и объекты, на которых трудились сапёры и путейцы, я раздал необходимые указания, переночевал и с самого утра улетел с Кроуном на ознакомление с театром предстоящих военных действий. Карта — это, конечно, хорошо, но посмотреть на всё это сверху, при необходимости снижаясь до высоты птичьего полёта, это совсем другое дело. Мы побывали в Нижнем Новгороде, Казани, Пензе, Кузнецке, Инзе. Я пообщался с командующим Восточным фронтом Иоакимом Иоакимовичем Вацетисом, командующим Первой армией Михаилом Михайловичем Тухачевским — двадцатипятилетним бывшим подпоручиком, подающим большие надежды, и с Евгением Михайловичем Венедиктовым, бывшим штабс-капитаном, командующим Второй армией, по сути представлявшей собой бригаду, включающую пятый и шестой Заамурские кавалерийские полки, артиллерийскую батарею и несколько отрядов екатеринославских рабочих.

Вернувшись в Арзамас, я направил поезд с путейскими рабочими и сапёрами на станцию Шихраны, чтобы смонтировать там несколько запасных железнодорожных путей и выровнять посадочную полосу для самолётов. По окончании этих работ им следовало заняться тем же самым в Инзе и Кузнецке.

.

Михаил Степанович Свечников, член Реввоенсовета Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, комиссар по военным делам Северной области, командир Первого механизированного корпуса особого назначения

Наступление на Казань стрелковой бригады подполковника Каппеля и двух батальонов Чехословацкого корпуса под командованием полковника Йозефа Швеца, поддержанное канонерскими лодками Волжской флотилии, началось первого августа 1918 года. Четвёртого августа, заняв Тетюши, Буинск и Спасск, они вышли к устью Камы. Пятого августа их контратаковали подразделения Второй армии Венедиктова, перерезав железную дорогу Нурлат — Бугульма, но вскоре были отброшены.

В этот же день на Волге, двенадцатью километрами ниже Казани, произошло сражение между спускающейся по течению Волжской флотилией красных, включающей превращённые в канонерки пароходы "Братство", "Лев", "Ольга" из Симбирского отряда и вооружённые в Казани буксиры "Бурлак" и "Белая акация" с поднимающейся от Симбирска флотилией белых. В эту флотилию входили самый большой из волжских пароходов-буксиров "Фельдмаршал Милютин", несколько уступающий ему по размерам "Вульф", быстроходный пассажирский пароход "Фельдмаршал Суворов" и несколько вооружённых судов меньших размеров, использовавшихся для перевозки десанта.

Пароходы-буксиры, вооруженные трёхдюймовыми орудиями и пулемётами, представляли собой главную ударную силу Волжской флотилии белых, так как благодаря размещённым вдоль бортов и рулевых рубок кипам прессованного хлопка они приобрели надёжную пулезащиту. В результате жестокого встречного боя на коротких дистанциях "Лев" был потоплен, "Бурлак" и "Белая акация" выбросились на берег, а "Братство" и "Ольга" в панике пробежали мимо Казани вверх по течению. На следующий день они добрались до Нижнего Новгорода.

Чехи высадились у Казанских пристаней на пять километров ниже Казани, после чего флотилия миновала её, высадила отряд Каппеля на правый берег у деревни Верхний Услон и проследовала дальше к Романовскому мосту, где завязала бой с береговыми артиллерийскими батареями красных.

Пятый латышский полк, численность которого составляла около пятисот человек, контратаковал чехов и начал теснить обратно к пристани, но, получив в спину удар от перешедшего на сторону белых сербского батальона, вынужден был отойти к городу.

В Казани было введено военное положение. Вацетис доложил об этом в Москву Бонч-Бруевичу уже ближе к вечеру, когда белые вышли к Казани. Михаил Дмитриевич прислал мне телеграмму, в которой дал отмашку на введение Корпуса в боевые действия.

Я телеграфировал в Петроград Лазаревичу: "Начинайте отправку полков дивизии. Первую бригаду направляйте в Инзе, вторую в Кузнецк". Потом отправил вторую телеграмму командующему флотилии в Нижний Новгород, приказав с рассветом выдвигаться к острову Криуши, находящемуся на тридцать километров выше по течению, чем Романовский мост, пересекающий Волгу у Паратского затона. Почему не прямо сейчас? Ночью на Волге можно запросто наскочить на мель или намотать на винты рыбацкие сети. А если выйти с рассветом, то светлого времени как раз хватит на весь путь. Миноносцы, разумеется, добежали бы значительно быстрее. Но скорость передвижения эскадры определяется быстроходностью самого медлительного из кораблей, которые входят в её состав.

Теперь можно было выдвигать одну из бригад Первой дивизии к железнодорожной станции Шихраны. Не особенно торопясь. На преодоление расстояния в двести пятьдесят пять километров бригаде потребуется семь, максимум восемь часов. А флотилия будет добираться до острова Криуши примерно в два раза дольше. Поэтому можно совершенно спокойно переночевать здесь, в Арзамасе, и завтра с утра начинать выдвижение на исходную позицию.

Утром шестого августа Каппель переправился на левый берег Волги в районе деревни Большие Отары и вошёл в Казань с тыла. Против него Вацетис задействовал остатки латышей и Интернациональный батальон имени Карла Маркса.

Воспользовавшись тем, что наиболее боеспособные силы красных были переброшены на север для отражения удара Каппеля, чехословаки высадились в районе Адмиралтейской слободы. Внутри города вспыхнуло офицерское восстание.

К вечеру город был окружён белыми с трёх сторон. На этом их везение кончилось, так как в борьбу грубо вмешалась третья сила.

В сгущающихся вечерних сумерках к Романовскому мосту подошли бронекатера. Десантники без единого выстрела сняли выставленную белыми охрану. Сразу же после этого по мосту на левый берег покатились поезда первого полка. Бронедрезина, бронепоезд, блиндированный эшелон, техпоезд, второй блиндированный эшелон. Небольшая пауза, и движение по мосту возобновилось — на левый берег двинулись составы второго полка. Вслед за ними через мост проехал мой штабной поезд.

Под мостом уже шли к Казани миноносцы и бронекатера. Поезда первого полка остановились, переехав мост через речку Казанку, и начали выгрузку с северо-западной стороны города. Второй полк перекрыл северо-восточное и восточное направления. Корабли замкнули кольцо, рассредоточившись на фарватере.

Теперь наступил черёд морской авиации. Восемь летающих лодок скользнули над Романовским мостом тёмными тенями, почти не различимыми на фоне потемневшего неба, и сбросили десятки зажигательных бомб на порт и корабли Волжской флотилии белых. Совершив боевой разворот над Нижним Услоном, они пролетели над береговой линией в обратном направлении, расстреливая мечущихся чехословаков из пулемётов и тридцатисемимиллиметровых пушек Гочкиса. Попасть в кого-то в таких условиях можно было только случайно, но увеличить градус и так уже почти запредельной паники оказалось вполне реально. Чего, собственно, они и добивались.