В шоке от того, что Фоукс загорелся, Гарри забыл, для чего он здесь, но все вернулось к нему, когда Дамблдор устроился на высоком стуле за письменным столом и устремил на Гарри свой пронизывающий светло-голубой взгляд.
Однако не успел Дамблдор произнести и слова, как дверь кабинета с грохотом распахнулась, и в кабинет ворвался Хагрид с диким взглядом в глазах, балаклава была надвинута на его лохматую черную голову, а мертвый петух все еще раскачивался в его руке.
— Это был не Арри, профессор Дамблдор! — срочно сказал Хагрид.
— Хагрид...
— Я говорил с ним за несколько секунд до того, как нашли этого ребенка, он бы не успел, сэр!
Дамблдор снова попытался что-то сказать, но Хагрид продолжал разглагольствовать, размахивая петухом в своем волнении, разбрасывая перья повсюду.
— Я знаю, что Арри никогда...
— Хагрид! — громко сказал Дамблдор. — Я не думаю, что Гарри напал на тех людей.
— О, — просто сказал Хагрид, петух упал на его бок. — Хорошо. Тогда я подожду снаружи, господин директор. — И он вышел, выглядя смущенным.
— Вы не думаете, что это был я, профессор? — с надеждой повторил Гарри, пока Дамблдор смахивал петушиные перья со своего стола.
— Нет, Гарри, не думаю, — сказал Дамблдор, хотя его лицо снова стало мрачным. — Но я все равно хочу поговорить с тобой.
Гарри нервно ждал, пока Дамблдор рассматривал его, сцепив кончики своих длинных пальцев.
— Я должен спросить тебя, Гарри, есть ли что-нибудь, что ты хотел бы мне рассказать, — мягко сказал он. — Все, что угодно.
Гарри не знал, что сказать.
Последний раз он разговаривал с Дамблдором только с миссис Норрис, а до этого директор сказал, что его исключат, если он еще раз нарушит школьные правила. Он думал о зелье, ингредиенты для которого еще нужно достать, думал о том, что все думают, что это он напал на учеников, о том, что у него есть способность разговаривать со змеями, а он об этом не знал. Что он мог ему сказать?
— Нет, сэр. Ничего нет.
Дамблдор только кивнул.
— Хорошо, Гарри. Ты можешь идти.
Но пока Гарри шел обратно в башню Гриффиндора, он думал, зачем Дамблдор вообще хотел его видеть, если он уже знал, что Гарри никому не причинил вреда.
Знал ли он, что у Гарри есть секреты? От этой мысли ему стало не по себе.
Его желудок сжался, когда он свернул за угол и увидел Драко Малфоя, идущего по дороге, а с ним Блейза Забини и Теодора Нотта.
Гарри лишь приподнял бровь.
— Сегодня никаких дружков?
Блейз усмехнулся.
— Они выглядят довольно похожими на миньонов, не так ли? Конечно, не могут связать двух умных слов.
— Неправда, — сказал Тео. — Это в основном Крэббе.
Драко проигнорировал своих друзей.
— Еще один магглорожденный... испугался?
— Почему я должен бояться? Я не магглорожденный. Я вижу, ты научился хорошим манерам, давно пора.
— Почему, потому что я не сказал "грязнокровки"? — Драко усмехнулся.
Гарри просто пожал плечами.
— У нас у всех красная кровь. — Он с интересом посмотрел на Блейза и Теодора. — Разве вы не согласны?
— Тео не нравится такой язык, а тебе, Тео? — Блейз спросил своего друга и наблюдал, как Тео кивнул.
— Нет, не нравится. Это умное чувство, Поттер, у нас у всех красная кровь.
— Мой крестный отец сказал мне эти слова. И кроме того, нападают не только на магглорожденных, не так ли? Почти Безголовый Ник был окаменелым! Что бы это ни было, оно напало на призрака.
Блейз слегка побледнел при этих словах.
— Это странно. Что может напасть на призрака? Они уже мертвы.
Драко скрестил руки перед собой.
— Ты все еще должен мне услугу, Поттер.
— Да, я знаю, и если ты когда-нибудь решишь взыскать с него, дай мне знать. У меня нет времени на твои бессмысленные насмешки. Я опаздываю на Трансфигурацию.
Он повернулся и поспешил прочь, не обращая внимания на трех Слизеринцев, но он не мог не думать о том, что они ему сказали. О том, что магглорожденные — не грязнокровки, что на них напали призраки, а Блейз и Тео на самом деле казались... ну, милыми.
Но они все еще были Слизеринами, и он был уверен, что это означает, что они что-то замышляют, просто он не знал что.
* * *
Следующие несколько дней прошли для Гарри медленно. Он почти полдюжины раз звонил Сириусу, чтобы просто поговорить, но не знал, что хочет сказать и как передать ему свои чувства. Но впервые за многие годы Гарри захотелось просто обнять отца и сказать, что все будет хорошо, как маленькому ребенку, и он изо всех сил старался не заплакать от разочарования.
Казалось, вся школа была против него.
Люди, которые всегда были добры к нему, теперь шептались за его спиной, и большинство из них даже не пытались скрыть это от него. Злые взгляды, грубые замечания... все считали его виновным, и это злило его. Что он сделал этим студентам, чтобы они решили, что он действительно виновен в этом чудовищном преступлении?
Локхарт ничем не мог помочь. Он постоянно отводил Гарри в сторону и говорил ему, что слава — вещь непостоянная и что иногда быть знаменитым означает идти на жертвы; что он сейчас в центре внимания, поэтому люди ищут у него ответы. У него даже хватило наглости сказать Гарри, что ему нужно перестать появляться на местах преступлений, иначе люди действительно начнут думать, что это его рук дело. Когда Гарри попытался объяснить, что это не его вина, что он продолжает находить трупы, Локхарт проигнорировал его и только дал ему еще больше клише о том, как быть знаменитостью.
Это стало настолько неприятно, что Гарри начал вставать рано, чтобы позавтракать раньше других учеников, просто чтобы не чувствовать их пристальных взглядов. Однако на третье утро он услышал, как толстый монах сказал Пивзу, что тот только усиливает свои подозрения, стараясь избегать других учеников.
Впервые с тех пор, как он приехал в Хогвартс, Гарри захотел уехать.
Он считал дни до рождественских каникул. Ему больше всего хотелось оказаться дома с Сириусом и Ремусом и не чувствовать, что его осуждают все вокруг.
Он понял, что дела идут плохо, когда вернулись кошмары.
Гарри не мог вспомнить, когда в последний раз ему действительно снился плохой сон о его жизни до Сириуса. Но три ночи подряд он просыпался, обливаясь ледяным потом, и в его ушах звучал голос дяди Вернона, который говорил ему, какой он урод.
На третью ночь Невилл откинул шторы на кровати и скользнул в свою постель.
— Эй, ты в порядке? — спросил он, прислонившись спиной к плакату в конце кровати.
Гарри пожал плечами в ответ.
— Я не хотел тебя будить.
Невилл только улыбнулся ему.
— Я уже проснулся, поэтому, когда услышал, что ты ворочаешься, решил зайти. — Когда Гарри ничего не ответил, Невилл только кивнул ему. — Хочешь поговорить об этом?
— О чем?
Невилл пожал плечами.
— О чем хочешь. О твоем сне. О комнате. О том, что все обвиняют тебя.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал, Нев?
— Это не может быть легко, вся школа думает, что это ты.
— Это преуменьшение века.
— Эй! — сказал Симус, открывая занавески на кровати Гарри. — Некоторым из нас нужен сон для красоты, приятель.
Гарри ухмыльнулся.
— Тогда тебе лучше поспать десяток лет.
Симус фыркнул и пересел рядом с Невиллом.
— Ты же не сидишь здесь и не замышляешь свою следующую жертву? Потому что если мы будем выбирать, я думаю, что этого надоедливого маленького засранца Эрни можно хорошенько напугать.
Гарри фыркнул.
— Ты поймал меня. Я расскажу Невиллу все свои злые планы.
Дин зевнул, проскользнув за шторы и сев рядом с Гарри.
— Может, вы все перестанете так громко разговаривать?
Рон переместился за Дином и лег поперек середины кровати.
— У нас что, тайная встреча?
Гарри усмехнулся.
— Я не хотел вас всех будить. Мне просто приснился плохой сон, вот и все.
Рон кивнул, ухмыляясь своему другу.
— Я думал, Симус сказал, что ты замышляешь натравить монстра на Эрни?
Симус фыркнул.
— Или, может быть, тот парень, Кукурузные Ноги, он все время смотрит на меня, и это начинает меня пугать.
Дин усмехнулся.
— Не может быть, потому что он застал тебя дрочащим в туалете на днях, не так ли?
Симус покраснел.
— Может быть. — На поднятую бровь Гарри, он вздохнул. — Слушай, это случилось на днях после обеда, я думал, что я один, но потом вошел Стивен, а я забыл закрыть дверь кабинки до конца, и мы встретились глазами, когда я... ну, ты понимаешь, и это было довольно неловко.
— Я скажу, — с ухмылкой добавил Дин. — Неудивительно, что он напуган.
Рон вытаращился на него.
— Приятель, это просто... неправильно.
— Иногда ты ничего не можешь с этим поделать, знаешь ли! — запротестовал Симус, краснея. — Не мог же я пойти на урок, устанавливая палатку?
Невилл хихикнул.
— Нет. — Он почесал подбородок и повернулся к Гарри. -Гарри, ты в порядке?
Гарри улыбнулся своим друзьям. Никто из них не верил, что он нападал на учеников, и он вдруг почувствовал себя лучше, осознав это. Они были его друзьями и знали, что он невиновен.
— Да, я... спасибо, что поверили мне.
Дин усмехнулся.
— Наследник Слизерина не может быть гриффиндорцем, Гарри, давай будем реалистами!
Гарри усмехнулся.
— Это может быть, мы не можем просто предполагать Слизеринов из-за имени, но я просто хотел бы, чтобы мы знали, кто за всем этим стоит.
— Ты говорил об этом с Сириусом или Ремусом? — спросил Рон, зевая и крадя подушку Гарри, чтобы прижаться к ней.
— Нет... Я не хочу их волновать. Они еще даже не знают о другом нападении. Дядя Сириус пытается получить информацию от управляющих Хогвартса о том, когда комната была первоначально открыта.
— Он бы хотел знать, что происходит, — сказал ему Невилл. — Особенно если учесть, что вся школа считает тебя виновным.
Гарри пожал плечами.
— Я знаю. Я расскажу им обоим, просто... не сейчас.
Симус усмехнулся и прислонился спиной к изголовью кровати.
— Ну, а пока давай сыграем в "Would You Rather", раз уж мы все встали.
Дин застонал.
— Шейм, ты не можешь выбрать другую игру? Хоть раз?
Симус ухмыльнулся и хлопнул в ладоши.
— Дин, ты бы предпочел, чтобы тебя застал за дрочкой учитель или твоя мать?
Дин побледнел.
— Учитель. Моя мама меня убьет.
Рон усмехнулся.
— Согласен.
Дин повернулся к Гарри.
— Гарри, ты бы предпочел пойти спать или продолжить играть в дурацкую игру Симуса?
Гарри ухмыльнулся Симусу.
— Играть в игру.
Дин только застонал в ответ.
Гарри улыбнулся Невиллу.
— Нев, ты бы предпочел встретиться с неизвестным монстром из комнаты в темном закоулке или со Снейпом?
Невилл засмеялся.
— Монстр.
Симус хихикнул.
— Наверное, гораздо безопаснее, давай будем реалистами.
Невилл усмехнулся и посмотрел на Рона.
— Рон, ты бы предпочел дружить с Малфоем или Снейпом?
Рон помрачнел.
— Ни то, ни другое, но, полагаю, я бы выбрал Малфоя только потому, что не беспокоился бы, что он постоянно меня травит. Симус, ты бы предпочел обжиматься с Лавандой или Софи?
Симус улыбнулся.
— Я думаю, Лаванда, но Софи тоже очень красивая, так что любая из них подойдет. — Он усмехнулся им. — Я имею в виду, когда у меня будет шанс, верно? Я никогда раньше не целовал ведьм.
— Я тоже, — сказал Гарри, и все остальные кивнули в знак согласия.
Симус выглядел облегченным.
— Хорошо.
Дин усмехнулся.
— Эй, а у нас еще осталась та заначка конфет с Хэллоуина или Уизли все съел?
— Эй! — воскликнул Рон, — Я возмущен. — Он встал и направился к окну возле кровати Гарри, открыв там сиденье. — И здесь еще тонны конфет.
— Тогда бросай их сюда, — сказал Дин с улыбкой. — Может быть, стоит провести эту ночь с пользой.
Когда все друзья устроились поудобнее на его кровати, Гарри только усмехнулся.
Не все были против него, и это действительно имело значение.
* * *
Ремус не мог точно объяснить свои отношения с Нимфадорой.
Большинство ночей они проводили вместе. Иногда в ее квартире, иногда в его коттедже. Она любила прижиматься к нему, и Ремус не мог пошевелиться, если она не обхватывала его поудобнее. Ему хотелось раздражаться, но ощущение того, что она рядом, обхватывает его, ее кожа прижимается к его коже, и звук ее сердца, бьющегося в такт с его, успокаивал его. Его кровь гудела, а кожу покалывало, когда она была рядом с ним.
Она занималась делами и готовилась к тесту А2, который ей предстояло сдавать в конце января, а Ремус разгадывал кроссворды или читал книги, их пальцы соприкасались, а руки соприкасались, и оба они нуждались в контакте друг с другом. Ремус готовил для них, пытался научить ее, но обычно это приводило к большому беспорядку и вызывало смех. Шоколадные пирожные были ее фирменным блюдом, и это было единственное, что она умела делать на кухне. Ремус чуть не проглотил язык, когда она расстегнула рубашку, обмакнула палец в свежее шоколадное тесто, которое она приготовила, и провела им по своей груди.
Его язык почти мгновенно оказался на ней, отчаянно слизывая шоколад и пробуя ее на вкус. Они занимались любовью и целовались, и каждый раз, когда он прикасался к ней, ему все труднее было не укусить ее, не прорвать кожу и не сделать ее своей.
Он снова написал Адриану, сообщив, что он со своей подругой, но не знает, как затронуть тему о том, чтобы сделать ее своей. Адриан ответил через несколько дней одним простым вопросом: Что она хочет сделать с тобой?
Ремус не был уверен, что хочет знать ответ на этот вопрос. Но он точно знал, что когда он пошел с ней на рождественскую вечеринку в офисе и Хью Арнетт положил руку ей на бедро, приглашая на танец, ему захотелось разорвать этого человека на части. Должно быть, его ярость проявилась, потому что Тонкс положила руку ему на грудь, другую руку на бедро, прислонилась к нему, и он сразу же успокоился.
— Думаю, мне нравится, когда ты ревнуешь, — сказала она с улыбкой и быстро поцеловала его.
Ремус насмешливо посмотрел на нее.
— Я не ревную.
Она лишь забавно приподняла бровь.
— Нет? Кажется, ты зарычал.
Ремус посмотрел на нее.
— Мне не понравилось, когда он дотронулся до тебя.
— Почему это? — Она издала небольшой визг, когда он притянул ее к себе.
— Потому что ты моя. — Он поцеловал ее крепко, почти до синяков. — Ты — моя.
Тонкс обхватила его лицо руками.
— Я твоя. — Затем она поцеловала его мягко и медленно, а когда отстранилась, улыбнулась ему. — И ты мой, Ремус Люпин, и не забывай об этом.
Они танцевали вместе почти всю ночь; ощущение ее объятий давало ему чувство удовлетворения, успокаивало его. Он чувствовал, как бьется ее сердце, почти слышал, как кровь течет по венам, и каждый ее вздох удовлетворения только усиливал его желание овладеть ею полностью.
Но он не мог этого сделать.
Он не мог претендовать на нее, не сказав ей об этом, а он не был достаточно смел, чтобы сказать ей об этом, еще нет. Он слишком боялся, что она отвергнет его; слишком боялся увидеть отвращение в ее глазах. Ему нужно было больше времени.
