Московский физико-технический

26 марта 1968 года мне исполнился 21 год — совершеннолетие! Март по этому случаю выпал очень теплым, 26-ого светило солнце, тротуары очистились от снега, и население переоделось в весенние пальто

Отпраздновали мы мой день рождения всей группой в нашей комнате и, кроме девчонок, с которыми я жила, были Динка, Наташка Анохина, Люся, Ветка, Томка Остроносова, Ленка Жулина. Готовили салат, принимали участие все девчонки, и Лена Жулина сфотографировала меня в походе за овощами на фоне неповторимой баррикады пустых ящиков из-под водки, а потом еще на фоне вывески, которая тоже радовала сердце физтехов своей точностью и краткостью "Вино. Табак. Молоко"

Любочка Волковская вспомнила в последний момент, что нет огурцов соленых, и купила вместо соленых два свежих, и салат получился просто отменный, Ральф потом долго вспоминал салат, "на Зоином дне рождения".

Мама тоже приезжала, поздравила меня, но уехала до начала вечеринки, чтобы не мешать молодежи.

Девчонки подарили мне серебряную цепочку с красивым бледно-желтым янтарем, которая очень подошла к моему темному буклированному платью. В течение многих лет это было мое любимое украшение.

В общем, напились и натанцевались, и всё было нормально, несмотря на тяготы учебы, молодость брала свое.

На 9 мая я, как всегда, умотала к Зойке в Ленинград на ее день рождения.

Мы опять сидели в общаге, толкались на Невском, бегали в Техноложку, ходили в Эрмитаж.

Зойка, неизменная ее Надя и еще двое жили в двухкомнатной квартирке всем там же на Красноармейской. Одна из девчонок, Ирина, залетела, не будучи замужем. Еще в школе она влюбилась в парня, который проходил службу в военном городке, где комендантом был отец Ирины, потом он демобилизовался и уехал в Москву, где и женился. Иринке тогда было 16 лет. Когда Ирина выросла, а его брак оказался неудачным, он и нашел ее в Ленинграде, где она училась в Техноложке, и стал ездить к ней каждые выходные из Москвы.

-Полгода меня держал страх физической боли, но в конце концов от этого не остаются в девках, рано или поздно надо было что-то решать, ну, вот и решили, — так рассказывала Ирина свою невеселую историю.

Ирина забеременела, а он еще и не развелся с женой, и развестись не мог, это стоило 100 рублей, а он всего-то сто получал, ну, и где раздобыть столько денег?

К тому же он ушел от жены и снимал где-то комнату, и платил алименты, и еще за комнату, а это не улучшало его финансового положения. И он решил завербоваться на север, заработать деньги и начать новую жизнь с Иркой. А как уж она тут перебьется, пока нет ни его, ни средств к существованию, ни возможности где-то жить с ребенком, это он предоставил решать ей. Он исчез, не ездил, копил деньги. Ирина месяц его не видела, правда он один раз вызывал на переговоры, но в основном, чтобы узнать, как ее здоровье, а о себе ничего не сказал, Ирка даже не знала, куда ему писать.

-Звонил, узнавал, как дела, надеялся, наверное, что рассосется, так нет, вот он живот, не рассасывается, — со смехом, в котором звучали слезы, говорила Ирина.

Ирина была небольшая смуглая девушка, исхудавшая в беременности и нервотрепок, остались одни прозрачные серо-зеленые глаза на пол-лица. Сядет, сложит руки на животике и сидит, уставившись в одну точку, печальная такая. Самое тяжелое было в ее ситуации, что, когда она написала родителям о своем положении, отец наотрез отказался ей помочь, не желал признать ребенка, которого ей предстояло родить.

-Ему-то чего? — изумлялись мы, ведь он ему внук, всё равно родной, есть у нее муж или нет. Но отец был старой закалки, упрямый, Ирка натерпелась от него, по ее рассказам, еще в детстве.

Ирина при всем этом еще ухитрялась учиться, ходила в институт, что-то там сдавала, думала о будущем, хотела иметь диплом.

Мне поручили по приезде в Москву найти ее мужика, Славкой его звали, и дали какой-то адрес в Измайловском парке, у черта на рогах.

Я выехала из Ленинграда, где еще и не пахло весной, а по приезде в Москву обрадовалась — все деревья уже были покрыты почками, стоял майский весенний зеленый туман, светило солнышко, и радостно стало у меня на душе, давно так не было, обычно я возвращалась с тяжелым чувством к себе в Долгопрудный.

По выданному мне адресу я не решилась ехать одна, Славка, по словам Ирины, жил у какого-то дядьки-выпивохи, да и Москву я знала плохо, в центре и то плутала, и я уговорила Сашку Бережковского поехать со мной.

Не помню, как я объяснила, зачем мне понадобился какой-то парень, кажется просто сказала:

-Нужно найти, грешки кой-какие у него в Ленинграде, просили ему напомнить. И Сашка не отказался помочь, и мы вместе долго плутали там по какому-то поселку деревенского типа, месили грязь, искали этот дом, даже нашли. Вышел старый глуховатый дед, сказал, что Славка завербовался и уехал на север, о чем я и сообщила в Ленинград, а Сашка Бережковский никому по моей просьбе не рассказал о нашем с ним вояже.

Эта история после всех перипетий закончилась благополучно:

Ирина родила мальчика, девчонки уговорили ее взять его, она сначала колебалась, но отказаться не смогла, покормила один раз, и всё, полюбила. Пришлось ей отдать новорожденного в дом малютки, больше некуда было его девать, в общежитие не пускали, Ирка бегала туда по 4 раза в день кормить, переживала, что он там мокрый, опревший, потом мать, месяца через три, уломала отца, и они забрали Ирину и мальчика, а через три года вернулся Слава, и они поженились, и Ира еще и диплом получила, правда, на год позже, а вот как было дальше, не знаю, Зойка потеряла ее из виду после института.

В конце мая была свадьба у Алика Кобылянского, он женился на своей Валюше.

Это был второй брак в нашей группе, первым женился Толик Богданов после второго курса, но это где-то у себя, в деревне, а тут традиционная свадьбу, какую обычно играли физтехи — в столовой в профессорском зале.

Обычно идешь вечером ужинать — вдруг полно народу, музыка, вкусные запахи из открытой двери, а если повезет, то увидишь и жениха с невестой, нарядных и торжественных.

Помню, я сижу в конце стола, недалеко от входа, вместе с Бережковским и Жутковским, а Ирки нет, она опаздывает.

-Где Ирина? — интересуется у меня Ральф, один из ее постоянных кавалеров на время вечеринок, вторым числился Мишка Черемных.

О-О, она в парикмахерской, сейчас придет с прической.

Минут через 15, запыхавшись, прилетает Сергеева. Она в новом платье в полоску поперек, отделанном гипюром, и подумать только! С высокой прической из собственных волос.

Ральф стремительно вскочил, подхватил даму под локоток и усадил между нами.

Я, разинув рот, восхищенно разглядывала конструкцию на Иркиной голове, пока Ральф отпускал ей комплименты.

Заметив мой взгляд, Ирина рассказала:

-В парикмахерской оскорбились, узнав, что из того, что было у меня на голове, нужно сделать высокую прическу.

-Но ведь удалось же!

-Да. Но сказали, на один вечер, больше не рассчитывай, как ни старайся.

-Жалко

В наше время женщина сделает в парикмахерской прическу, а потом, чтобы она не разваливалась, спит только на животе, и прическа, слегка поправляемая утром, может ценой таких жертв просуществовать неделю.

Эй, теперешние модницы, подстриженные на два сантиметра выше корней волос, вы можете себе представить — неделю спать только на животе ради красоты?!

Позднее, подвыпив, Ирина сидела рядом с товарищем Алика, молодым женатым парнем и рассуждала о семейной студенческой жизни, а он согласно кивал в ответ. Его семейная жизнь, как потом узнала Иришка, не удалась, и он в тот момент был на грани развода.

-Вот студенты, — вещала Ирина, гордясь своим благоразумием. — Он и она, он получает стипендию, она тоже, каждому как-то хватает. Женятся. Денег начинает катастрофически не хватать, то то нужно купить, то другое, молодожены начинают ссориться, и в конце концов финансовые проблемы и тяжелый быт убивают любовь, и всё, брак распался.

А грустный женатик слушал ее и горестно кивал головой в знак согласия, — да, всё правда, всё именно так, трудно приходится студенческой семье.

Несмотря на зловещие Иркины прогнозы, у Алика оказался длительный брак, точнее сказать, их брак выстоял против превратностей судьбы.

Первый экзамен был английский.

В начале третьего курса к нам подошла преподавательница английского языка и, смущаясь, предложила нам (Динке и мне, мы были с Фроловой в одной английской группе) перевестись из продвинутой в среднюю группу.

Когда я училась на Электронике, там наша продвинутая группа была слабее, а на физхиме я стала заметно отставать. Особенно мне тяжело стало, когда начали крутить пластинки, и надо было на слух уловить, о чем идет речь и пересказать. Динка тоже не блестяще успевала, и вот нам предложили уйти. Англичанка боялась, что мы очень гордые и оскорбимся ее предложением, но мы с радостью согласились — всё же послабление. И начиная с октября месяца, мы уже учились в другой английской группе, в средней.

Английский язык на физтехе был суровым предметом для многих, большинство студентов имели склонность только к точным наукам, да и часто была плохая школьная подготовка по иностранному языку, к каждому занятию надо было выучивать по 15 новых слов и сдавать их письменно, а если не сдал, то в следующий раз тридцать, плюс домашнее чтение полторы тысячи знаков, плюс отрывок из газеты, плюс грамматика, диалоги наизусть, а тут еще и пересказ прослушанного с пластинки текста.

И хотя при мне не было случая отчисления из-за английского, но не сданных вовремя сессий из-за отсутствия зачета по английскому было сколько угодно, а там недалеко и до отчисления.

Наш Борька Каплан один раз сильно с этим залетел, не был допущен до двух экзаменов, не имея зачета по английскому, бегал на пересдачи, и накрылись его каникулы и поездка к родителям в Ригу.

Перед началом экзамена я дошла до такой степени отупения, что не могла перевести глагол have. Я к тому времени по-русски-то сильно затруднялась что-нибудь сказать, больше писала формулы, ну, а уж по-английски и вообще было невыносимо что-нибудь вспомнить.

Поняв, что пора кончать учиться, а то я и не вякну ничего на экзамене, я взяла спицы, белую шерсть, которую мне привезла из Прибалтики Лена из комнаты Ионат, и села вязать свитер.

По утрам я принимала 2 ампулы колибактерина, который мне прописала врач, а потом сидела и вязала. Только где-то дня через 4 я стала повторять словарь-минимум, 500 слов надо было вызубрить наизусть. Возьму шерсть, спицы, словарь, пойду на Долгие пруды и там, в тенечке, учу и вяжу.

Кошка к тому времени снова была в положении и ходила, переваливаясь толстыми боками.

Английский я сдала на пять.

То ли я очень напугала свою англичанку тупостью, то ли случайно, но мне попалась статья, которую я уже сдавала на домашнем чтении. Я за неделю отдыха восстановила частично память и очень бойко говорила — глядя в удивленно округлившиеся глаза преподавательницы. К ее чести, надо сказать, она была мною довольна, не стала вспоминать мои старые грехи и возражать, когда экзаменатор (нас экзаменовал другой преподаватель, наша только присутствовала) решила ставить мне пять, и я счастливая вылетела с пятеркой.

Следующий экзамен был уравнения математической физики

Ветка была моей привычной напарницей, мы с ней писали диффуры, писали гос. Но когда я пришла позвать ее на урматы, она отказалась, сказала, что совершенно ничего не знает и не пойдет на экзамен, также как и Люська.

Я осталась без пары, Ирка и Динка исторически с первого курса писали вместе.

Я подумала, подумала и пошла к неизменному Вовочке Тульских.

-Вовка — сказала я, заходя к ним в комнату и на всякий случай никуда не садясь, чтобы не прилипнуть, как врачиха, — Вовка, ничего от тебя не требуется, ты пиши, как пишешь, только сядь во время экзамена рядом со мной. Я у тебя спишу.

-Ладно, — сказал Тульских. — Как хочешь, надо так надо.

-Только ты скажи мне, что ты хуже знаешь, я выучу и решу, — предложила я, — мне всё равно, что учить.

-Метод Фурье, — сказал Вовчик, что-то я там слабоват.

-Прекрасно, а я его знаю, подучу еще и решу.

Во время объяснения метода Фурье Крылов выволок меня к доске, ему лень было стоять и писать, и под его диктовку, как часто бывало, писала я. Зато он не посадил меня на место, пока я не поняла объяснений.

На экзамене Вова сел рядом со мной. Я поменялась листиком с заданием с Иркой, и мы решали с Вовкой вдвоем один вариант.

В этот раз варианты урматов оказались очень неравноценными — мы с Тульских писали вариант, который дал много автоматов, т.е. работ, написанных так хорошо, что не нужно сдавать устный экзамен. А Ирке с Динкой попался очень сложный вариант, в котором даже понизили проходной балл, так много там недобрали.

Вова решил всё, только когда добрался до функций Бесселя, попросился выйти, так как у него на шпаргалке чего-то там не было, а я решила номер на метод Фурье. Решила его правильно, и стоил он очень дорого, порядка 10 баллов, из 32 возможных. Еще была легкая задачка на свертку, которую я решила сама. А остальное я списала и получила автомат, вместе с Вовочкой. Я не хотела так наглеть и получать так много баллов, но ведь я не понимала, а вдруг там что-то неправильно он решил, и срисовала всё. У меня было 28 баллов, а у него 30.

На консультации я подошла к Крылову поинтересоваться, как там моя письменная.

-Что-то вы хорошо написали, даже слишком, — сказал Крылов, насмешливо щурясь.

На всякий случай я всё же готовилась к устному, так и не поняв, автомат у меня или нет.

Как-то мы сидим с Любочкой Тютневой в их угловой комнате на тахте и увлеченно разбираем одно сложное доказательство по урматам. Сидим голова к голове, подобрав коленки к подбородку. Изредка одна из нас отвлекается и мечтательно смотрит в открытое окно, за которым незаметно наступает тихий и теплый летний вечер.

Неожиданный стук в дверь отвлекает нас:

-Войдите, — восклицаем мы.

В проеме двери появляется мужской силуэт в шляпе, из-под которой выглядывают голубые глаза — Григорьев!

Мы с Любой обе одновременно, раньше, чем он успевает что-то спросить выдыхаем:

-А Динка уехала домой!

И как много в этом нашем восклицании — грусть, что вот уже и Динку взяли в оборот, а мы с Любой одни, и злорадство — ага, не успел, уехала подружка, и радость — хорошего парня нашла Динка, и надежда — Дина нашла, и мы найдем— ну, всё то, что чувствуют две девушки прекрасным весенним вечером, когда хочется погулять, и тут приходит хороший парень, но не к ним, а к их подруге. Женя стоит с минуту, смотрит на нас, понимает наши чувства, улыбается и уходит. Мы смотрим минуту на захлопнувшуюся дверь, вздыхаем и возвращаемся к своим лекциям.

Ничего, как будто и не произошло, но все три действующие лица запомнили этот вечер, даже Женя, как я узнала лет тридцать спустя.

Любочка Тютнева на тот момент была свободной, как и я. На первом курсе она дружила с парнем с нашего курса, Витей Антилевичем, Иришкиным одноклассником. Они вместе ходили в походы, Витя был заядлый турист, прекрасно пел и играл на гитаре, явно нравился Любе, но потом они как-то незаметно расстались, и Люба осталась одна, мелькали кавалеры, но всё не то. Люба была из Лианозово, которое уже когда она училась на физтехе, стало Москвой. Она смеялась и говорила: