"Рассказ Зои" (Война старика 4)

Когда Энцо исполнилось пятнадцать, Гужино, Метвалли и еще две семьи, которых они знали, подали коллективную заявку на то, чтобы стать частью самого первого колониального мира, состоящего из граждан Союза колоний, а не из граждан Земли. В течение следующих нескольких месяцев каждая сторона жизни Энцо и его семьи была открыта для пристального внимания, и он переносил это с таким достоинством, на какое только способен пятнадцатилетний человек, который в основном просто хотел, чтобы его оставили в покое. Каждый член каждой семьи должен был представить заявление, объясняющее, почему он хочет стать частью колонии. Бруно Гужино рассказал, что он был поклонником эпохи американской колонизации и ранней истории Союза колоний; он хотел стать частью этой новой главы истории. Натали Гужино написала о желании растить свою семью в мире, где все работают сообща. Мария и Катерина нарисовали себя парящими в космосе с улыбающимися лунами.

Энцо, который все больше и больше любил слова, написал стихотворение, в котором представил себя стоящим в новом мире, и назвал его "Звезды — моя цель". Позже он признался, что взял название из малоизвестной приключенческой книги в жанре фэнтези, которую никогда не читал, но название которой осталось в его памяти. Стихотворение, предназначенное только для его заявки, просочилось в местные СМИ и стало своего рода сенсацией. В конечном итоге оно стало своего рода неофициальным гимном усилий Чжун Го по колонизации. И после всего этого Энцо, его семья и другие претенденты действительно не могли не полететь.

Когда Энцо только исполнилось шестнадцать, он встретил девушку по имени Зоя и по какой-то непонятной причине влюбился в нее. Зоя была девушкой, которая, казалось, большую часть времени знала, что делает, и была рада сказать вам, что так оно и было на самом деле, но в моменты уединения Энцо узнавал, что Зоя была такой же нервной, неуверенной и боялась сказать или сделать какую-нибудь глупость, чтобы не отпугнуть этого парня, которого, как ей казалось, она могла бы полюбить, потому что он нервничал, был не уверен в себе и боялся, что тоже совершит какую-нибудь глупость. Они разговаривали, прикасались друг к другу, обнимались, целовались и учились не нервничать, не испытывать неуверенности и не бояться друг друга. Они говорили и делали глупости, и в конце концов отпугнули друг друга, потому что не знали, как поступить лучше. Но потом они преодолели это, и когда снова были вместе, во второй раз, то не задавались вопросом, могут ли они любить друг друга. Потому что знали, что любят. И сказали друг другу об этом.

В день смерти Энцо он поговорил с Зоей, пошутил над ней по поводу того, что она пропустила ужин, на котором должна была быть с его семьей, и пообещал прислать ей стихотворение, которое написал для нее. Затем он сказал ей, что любит ее, и услышал, как она сказала, что любит его. Затем он отправил ей стихотворение и сел со своей семьей ужинать. Когда поступил сигнал о чрезвычайной ситуации, семья Гужино — отец Бруно, мать Натали, дочери Мария и Катерина и сын Энцо — вместе отправились в убежище, которое Бруно и Энцо соорудили всего неделю назад, и сидели, тесно прижавшись друг к другу, ожидая, когда "все будет в порядке".

В тот день, когда Энцо умер, он понял, что его любили. Он знал, что его любили его мать и отец, которые, как всем известно, никогда не переставали любить друг друга до самой смерти. Их любовь друг к другу стала их любовью к нему и к их дочерям. Он знал, что его любили его сестры, о которых он заботился, когда они были маленькими, и когда сам был маленьким. Он знал, что его любил его лучший друг, с которым он никогда не переставал попадать в неприятности и с которым он никогда не переставал выпутываться из них. И он знал, что его любит Зоя — я, — которую он называл своей любовью и которая отвечала ему тем же.

Энцо прожил жизнь в любви с момента своего рождения и до самой смерти. Так много людей живут без любви. Желая любви. Надеясь на любовь. Желая большего, чем у них есть. Скучая по любви, когда она ушла. Энцо никогда не приходилось проходить через это. Никогда не пришлось бы.

Всю свою жизнь он знал только любовь.

Думаю, этого было достаточно.

Теперь этого должно быть достаточно.

* * *

Я провела день с Гретхен, Магди и всеми друзьями Энцо, которых было так много, плакала, смеялась и вспоминала его, а потом в какой-то момент больше не могла этого выносить, потому что все начали относиться ко мне как к вдове Энцо, хотя в каком-то смысле мне казалось, что дело в том, что я не хотела ни с кем делиться этим. Это было мое, и я хотела хоть немного одна пережить это. Гретхен увидела, что я дошла до предела, отвела меня обратно в свою комнату и сказала, чтобы я немного отдохнула, и что она заглянет ко мне позже. Потом она крепко обняла меня, поцеловала в висок, сказала, что любит меня, и закрыла за мной дверь. Я лежала в постели Гретхен и старалась ни о чем не думать, и у меня это неплохо получалось, пока не вспомнилось стихотворение Энцо, ожидавшее в очереди в моем почтовом ящике.

Гретхен положила мой компад на свой стол, и я подошла, взяла его, села обратно на кровать, открыла список рассылки и увидела письмо от Энцо. Потянулась, чтобы нажать на экран и просмотреть его, но вместо этого открыла справочник. Я нашла папку под названием "Энцо вышибала", открыла ее и начала просматривать файлы, наблюдая, как Энцо кружится по площадке для игры в вышибалы, принимая удары в лицо и падая на пол с невероятной комичной точностью. Смотрела до тех пор, пока не расхохоталась так сильно, что едва могла видеть, и мне пришлось на минуту опустить компад, чтобы сосредоточиться на простом процессе вдоха и выдоха.

Когда я снова овладела этим навыком, то взяла компад, вызвала очередь рассылки и открыла письмо от Энцо.

* * *

Зоя:

Вот ты где. Пока что тебе придется представлять, как я машу рукой. Но скоро начнется прямой эфир! То есть после того, как мы съедим пирог. Мммм... пирог.

ПРИНАДЛЕЖАТЬ

Ты сказала, что я принадлежу тебе

И я согласен

Но качество этой принадлежности

— вопрос, имеющий определенное значение.

Я не принадлежу тебе

Как покупка

Что-то заказанное и проданное

И доставленное в коробке

Чтобы выставить на всеобщее обозрение

Друзьям и почитателям.

Я бы не принадлежал тебе таким образом

И знаю, что ты бы не приняла меня таким.

Я расскажу тебе, как принадлежу тебе.

Я принадлежу тебе, как кольцо на пальце.

Символ чего-то вечного.

Я принадлежу тебе, как сердце в груди,

Бьющееся в такт с другим сердцем.

Я принадлежу тебе, как слова в эфире,

Посылающие любовь тебе на ухо.

Я принадлежу тебе, как поцелуй на твоих губах,

Оставленный мной, в надежде на большее.

И больше всего я принадлежу тебе

Потому что там, где я храню свои надежды,

Я надеюсь, что ты принадлежишь мне.

Это надежда, которую я преподношу тебе как подарок.

Принадлежи мне, как кольцо

И сердце

И слово

И поцелуй

И как надежда, которую ты крепко держишь.

Я буду принадлежать тебе, как все эти вещи

А также нечто большее

То, что мы откроем между собой.

И будет принадлежать только нам.

Ты сказала, что я принадлежу тебе

И я согласен.

Скажи, что ты тоже принадлежишь мне.

Я жду твоего слова

И надеюсь на твой поцелуй.

Люблю тебя.

Энцо.

Я тоже люблю тебя, Энцо. Я тебя люблю.

Я скучаю по тебе.

ДВАДЦАТЬ ОДИН

На следующее утро я узнала, что папа арестован.

— Это не совсем арест, — сказал папа за нашим кухонным столом, попивая утренний кофе. — Меня отстранили от должности начальника колонии, и я должен вернуться на станцию Феникс для проведения расследования. Так что это больше похоже на судебный процесс. Но если все пойдет плохо, тогда меня арестуют.

— А что, все пойдет плохо? — спросила я.

— Возможно, — сказал папа. — Обычно они не проводят расследование, если не знают, чем все обернется, и если бы все было хорошо, не стали бы утруждать себя этим, — Он отхлебнул кофе.

— Что ты сделал? — спросила я. Я заказала себе кофе со сливками и сахаром, который так и стоял передо мной нетронутым. Я все еще была в шоке от Энцо, и кофе не помогал.

— Я пытался отговорить генерала Гау идти в ловушку, которую мы устроили для него и его флота, — сказал папа. — Когда мы встретились, я попросил его не вызывать свой флот. На самом деле умолял его не делать этого. Вопреки моим приказам. Мне было велено вступить с ним в "несущественный разговор". Как будто можно вести несущественный разговор с кем-то, кто планирует захватить вашу колонию и чей флот вы собираетесь взорвать.

— Зачем ты это сделал? — спросила я. — Почему пытался помешать генералу Гау?

— Не знаю, — ответил папа. — Наверное, потому, что не хотел, чтобы на моих руках была гибель всех этих экипажей.

— Но не ты же взрывал бомбы, — сказала я.

— Не думаю, что это имеет значение, не так ли? — возразил папа. Он отставил свою чашку. — Я все равно был частью плана. Все еще был активным участником. Все еще несу некоторую ответственность. Хотелось бы знать, что, по крайней мере, я пытался каким-то незначительным образом избежать такого большого кровопролития. Думаю, я просто надеялся, что, возможно, есть способ сделать что-то другое, а не то, что заканчивается всеобщей гибелью.

Я встала со стула и крепко обняла отца. Он принял объятие, а затем посмотрел на меня немного удивленно, когда я села обратно. — Спасибо, — поблагодарил он. — Я хотел бы знать, что это было.

— Я была счастлива, что мы думаем одинаково, — объяснила я. — Могу сказать, что мы родственники, даже если не биологические.

— Думаю, никто не усомнится, что мы считаем одинаково, дорогая, — сказал папа. — Хотя, учитывая, что Союз колоний собирается по-королевски надуть меня, я не уверен, что это так уж хорошо для тебя.

— Наверное, да, — согласилась я.

— И биология это или нет, я думаю, мы оба достаточно умны, чтобы понять, что дела ни у кого не идут хорошо, — заметил папа. — Это на самом деле большая неразбериха, и мы из нее не выберемся.

— Аминь, — вымолвила я.

— Как ты, милая? — спросил папа. — С тобой все будет в порядке?

Я открыла рот, чтобы что-то сказать, и снова закрыла его. — Думаю, что прямо сейчас я хочу говорить о чем угодно, кроме того, как у меня идут дела, — выговорила я наконец.

— Хорошо, — сказал папа. Затем он начал рассказывать о себе, но не потому, что был эгоистом, а потому, что знал, что, слушая его, я смогу отвлечься от своих собственных забот. Я слушала его, не слишком задумываясь о том, что он говорит.

* * *

На следующий день папа улетел на корабле снабжения "Сан-Хоакин" с Манфредом Трухильо и парой других колонистов, которые отправлялись в качестве представителей Роанока по политическим и культурным делам. Во всяком случае, это было их прикрытием. На самом деле, по крайней мере, так сказала мне Джейн, они пытались выяснить хоть что-нибудь о том, что происходит во вселенной, связанной с Роаноком, и о том, кто на нас напал. Папе и остальным потребовалась бы неделя, чтобы добраться до станции Феникс; они провели бы там день или около того, а потом им потребовалась бы еще неделя, чтобы вернуться. То есть еще неделя потребовалась бы для возвращения всем, кроме папы; если бы папино расследование закончилось не в его пользу, он бы не вернулся.

Мы старались не думать об этом.

* * *

Три дня спустя большая часть колонии собралась на ферме Гужино, чтобы попрощаться с Бруно и Натали, Марией, Катериной и Энцо. Их похоронили там, где они погибли; Джейн и другие люди убрали упавшие на них обломки ракет, выровняли местность, присыпав ее новой землей, и покрыли свежим дерном. В память о семье был установлен памятный знак. Когда-нибудь в будущем, возможно, появится другой, более крупный памятник, но пока он маленький и простой: фамилия, имена членов семьи и даты их рождения. Это напомнило мне о моем собственном семейном памятнике, где лежала моя биологическая мать. По какой-то причине меня это немного успокоило.

Отец Магди, который был ближайшим другом Бруно Гужино, тепло отозвался о всей семье. Пришла группа певцов и исполнила два любимых гимна Натали из Чжун Го. Магди коротко и с трудом рассказал о своем лучшем друге. Когда он снова сел, Гретхен была рядом, чтобы поддержать его, пока он рыдал. Наконец мы все встали, и одни помолились, а другие стояли молча, склонив головы, думая о пропавших друзьях и любимых. Потом люди разошлись, и остались только я, Гретхен и Магди, молча стоящие у памятного знака.

— Знаешь, он любил тебя, — внезапно сказал мне Магди.

— Знаю, — подтвердила я.

— Нет, — сказал Магди, и я поняла, что он пытается донести до меня, что это не просто утешительные слова. — Я не говорю о том, как мы говорим, что любим что-то или любим людей, которые нам просто нравятся. Он действительно любил тебя, Зоя. Он был готов провести с тобой всю свою жизнь. Хотел бы я, чтобы ты поверила в это.

Я достала свой компад, открыла на стихотворении Энцо и показала его Магди. — Я верю в это.

Магди прочитал стихотворение и кивнул. Затем он вернул мне компад. — Я рад, — сказал он. — Я рад, что он прислал его тебе. Я часто смеялся над ним, потому что он писал тебе эти стихи. Говорил ему, что он просто придурок. Высмеивал. Но теперь я рад, что он меня не послушал. Рад, что он прислал их. Потому что теперь ты знаешь. Ты знаешь, как сильно он тебя любил.

Магди не смог закончить фразу. Я подошла к нему, обняла и дала ему выплакаться.

— Он тоже любил тебя, Магди, — ответила я ему. — Так же сильно, как и меня. Так же, как и все остальные. Ты был его лучшим другом.

— Я тоже любил его, — сказал Магди. — Он был как мой брат. Я имею в виду, не родной брат... — На его лице появилось выражение досады на себя за то, что он не смог выразить свои чувства так, как хотел.

— Нет, Магди, — возразила я. — Ты был его настоящим братом. Во всех отношениях, что имеет значение, ты был его братом. Он знал, что ты так о нем думаешь. И он любил тебя за это.

— Прости, Зоя, — сказал Магди и опустил взгляд на свои ноги. — Прости, что я всегда доставлял тебе и Энцо много хлопот. Мне жаль.

— Эй, — мягко сказала я. — Прекрати. Предполагалось, что ты будешь доставлять нам неприятности, Магди. Ты только и делаешь, что доставляешь людям неприятности. Спроси Гретхен.

— Это правда, — беззлобно подтвердила Гретхен. — Это действительно так.

— Энцо считал тебя своим братом, — заявила я. — Ты и мой брат тоже. Ты был им все это время. Я люблю тебя, Магди.

— Я тоже люблю тебя, Зоя, — тихо сказал Магди и посмотрел прямо на меня. — Спасибо.

— Не за что. — Я еще раз обняла его. — Просто помни, что теперь, как новый член твоей семьи, я имею право доставать тебя всякой ерундой.

— Не могу дождаться, — сказал Магди, а затем повернулся к Гретхен. — Теперь и ты тоже моя сестра?

— Учитывая нашу историю, тебе лучше надеяться, что это не так, — сказала Гретхен. Магди рассмеялся, что было хорошим знаком, затем чмокнул меня в щеку, обнял Гретхен и отошел от могилы своего друга и брата.