Вестница

— Не хочу об этом. Я тебя не для разговоров позвала.

Данила выглядел одновременно и изумленным, и настороженным. Я обняла его за пояс и попыталась сдвинуть с места, но Даня не поддался.

— Синяки прошли, — заметил парень, недоверчиво косясь на мою шею.

— Заживает, как на собаке, — отмахнулась я, отругав себя за беспечность. Совсем забыла про созданную Гневом иллюзию! В отличие от моей, шея Дани выглядела ещё хуже, чем в первый день. Синяки растеклись по коже, словно чернильные пятна.

— Никакого интима, пока не расскажешь, что стряслось, — убирая от себя мои руки, заявил Даня. Серьезность ему не шла.

— Зануда, — бросила я, развернулась и ушла в свою комнату. Посмотрим, кто кого! Смесь азарта и сексуального возбуждения, чем не панацея?

Даня и не подумал отмалчиваться или выжидать, тут же последовал за мной, сопровождая наш переход чередой вопросов на тему, что же, блин, случилось? Пришлось вновь проявить настойчивость и прервать-таки ненужный допрос сразу, как только мы достигли спальни...

* * *

Мы с Даней расположились на одеяле, расстеленном прямо на полу в гостиной. Я лежала на спине, а он на боку, по-хозяйски положив руку на мой обнаженный живот. Данино дыхание — равномерное, но легкое, как перышко, свидетельствовало о том, что он тоже не спит. Мы не разговаривали, Данила не предпринимал повторных попыток выяснить обстоятельства моего звонка и вообще вел себя тише воды ниже травы. Я чувствовала, как эхо моего пульса бьется под его горячей ладонью, и это было единственное, что вызывало хоть какие-то эмоции.

Попытка забыться привела меня в тупик: продолжать отвлекаться физическим удовольствием не было сил, трезво оценить ситуацию не получалось — всё моё существо сковывали необъяснимые приступы страха. Тогда, когда Даня оставлял меня одну, отлучаясь в ванную или на кухню, я чувствовала себя так, будто внутри кто-то сидит — кто-то большой и отвратительный, кто-то, кого я должна исторгнуть, но не могу, потому что боюсь не дожить до конца этого нелицеприятного процесса.

Физическая усталость притупила все прочие чувства, но не избавила от них. Стоило закрыть глаза, как мне чудилось, что я плыву в густом киселе, пахнущем мокрыми простынями.

Даня зашевелился и убрал руку с моего живота.

— Пора собираться, — пробормотал он, усевшись на одеяле.

— Ночь же, — ответила я, перевернувшись со спины на бок и попытавшись обнять Данилу свободной рукой.

— Пять утра, — ответил он, поймав мою руку и бережно уложив её на влажное одеяло. Мы ходили в душ больше часа назад, но оба до сих пор не обсохли — духота сделала свое дело, на место воды пришел пот.

Данила встал с одеяла и принялся одеваться. Я следила за его движениями, как загипнотизированная, не позволяя себе даже думать о чем-то, кроме его влажного тела. Всё остальное причиняло слишком много боли и неудобств.

Перед самым уходом, стоя у открытой двери, он хотел что-то сказать, но так и не решился. Все чувства легко читались на его лице — счастливый и несчастный в одно мгновение. Помявшись на пороге, он ограничился неловким прощальным поцелуем. Чтобы проводить Данилу, мне пришлось выйти во внутренний межквартирный коридор, и, возвращаясь обратно, я столкнулась с соседкой по площадке. Ей приспичило вынести мусор, а тут я — в майке и трусах.

Женщина окинула меня таким взглядом, будто я прямо у неё перед носом задушила котенка, а то и целый выводок котят, но всё-таки нашла в себе силы поздороваться. Я ответила на приветствие, но не сдвинулась с места, пока дама в халате не скрылась за дверью своей квартиры.

Соседка своим, казалось бы, вполне предсказуемым появлением буквально врезалась в поверхность моего маленького замкнутого мира, где численность людей строго определена, где каждый отдельно взятый человек играет свою особую роль, в мир, где нет места даже доброжелательно настроенным чужакам. Эта по сути совершенно безобидная тетечка из соседней квартиры, которую просто смутил мой внешний вид, одним своим существованием нарушала незыблемые законы моей собственной индивидуальной вселенной, где я имею полное моральное и прочее право быть монстром, любимым ребенком смерти, убийцей своих друзей. Появившись в коридоре, она вторглась на территорию моей грусти, и это вывело меня из того подобия равновесия, что я смогла найти в объятиях Дани. Правда, истерике так и не довелось случиться.

— Матерь божья, ну, и вид!

Я обернулась и почти нос к носу столкнулась с обладательницей голоса, ей оказалась незнакомка — внешне девушка походила на матрешку-тинейджера, в меру округлые формы, длинные темные волосы, открытое миловидное лицо с едва уловимой ехидцей и живой выразительный взгляд каре-зеленых глаз. Девушка не дала мне и слова сказать, вцепилась в руку и буквально втащила в приоткрытую дверь моей квартиры.

— Что за манера разгуливать в такую рань и в таком.... непрезентабельном виде, — ворчала девушка, натягивая на меня халат, найденный на вешалке в ванной. У меня не было желания что-либо предпринимать, та часть сознания, что всё ещё вопреки всему сохраняла трезвость, быстро сработала, определив пришелицу, как очередную представительницу грехоносительного сообщества. Блуд ушел, значит, её появление вполне закономерно.

— Ты совсем не алё? — уточнила "матрешка", бесцеремонно похлопав меня по спине.

— Алё, — возразила я, стряхнув с себя оцепенение.

— Отлично, а то я решила, что ты того, спятила. Было бы обидно, — буднично заметила девушка, проходя на кухню. Я как привязанная последовала за ней.

— Кофе есть? — обшаривая полки, поинтересовалась она.

— В нижнем ящике, — до сих пор мне не доводилось видеть Грех в носителе женского пола, поэтому я с живейшим интересом изучала свою названную гостью. Она двигалась одновременно очень быстро и удивительно грациозно, вела себя так, будто находится в собственной квартире, чем не вызывала логичного в такой ситуации неприятия, скорее наоборот, заставляла поверить, что она здесь и, правда, полноправная хозяйка.

Сварив кофе и наскоро слепив бутерброды, девушка уселась за стол напротив меня и, не спрашивая разрешения, закурила.

— Акседия, — протянув мне свободную от сигареты руку, представилась незнакомка, — Можешь звать Аксой или Ди, или ещё как-нибудь. Мне всё равно.

— Лёва, — пробормотала я, автоматически ответив на рукопожатие.

— Лапы холодные, как у лягушки, — прокомментировала Ди моё прикосновение.

— А где Джей? — я только сейчас сообразила, что Акседия — первый Грех, которого мой наставник не представил лично.

— Разошлись у твоего дома. Он всю дорогу нес какую-то чушь о том, что вы в ссоре, — сообщила девушка, отпив кофе и затянувшись сигаретой.

— Я сказала, что не хочу его видеть, — объяснила я.

Акседия уставилась на меня с таким неприкрытым изумлением, что я несколько раз пожалела о сказанном.

— Чудны дела твои Господи, — усмехнулась Ди, — Ни один мой подопечный не имеет такой роскоши, как личная жизнь, и права "ссориться" с кем бы то ни было, тем более со мной, у них отродясь не бывало. Ты с какой грядки, девочка?

— Мой наставник Джейсон, так что...

— Мой наставник, мой наставник, — не очень талантливо передразнила Ди, — Ещё скажи — моя нянька. Я бы на его месте не стала ждать, пока ты закончишь с тем молодчиком в синей кепке, приперлась бы в самый разгар веселья и надавала бы по одному месту. Обоим. В таких делах, как наставничество, следует держать дистанцию, и не забывать про чувство юмора.

Мне её версия развития событий не казалась смешной.

— Ладно, страдалица, переходим к делу, — объявила Ди, — Если по протоколу, то я — Уныние, если по-свойски — мне всё равно, как долго ты собираешься себя жалеть, но постарайся делать это так, чтобы мне не пришлось торчать здесь дольше суток.

Ди была явно не из робкого десятка, чем очень напоминала Крис. Эдакая пофигистка грешного разлива. Её появление меня заметно мобилизовало, переживания отступили, уступив место любопытству и бытовому негодованию. Развитие продолжается вне зависимости от моих желаний и страхов. Я с ужасом думаю о том, чтобы создавать видения, одна мысль об этом вызывает рвотный рефлекс, но Грехи продолжают приходить, не особенно церемонясь. Когда во мне случатся качественные изменения? Хоть что-то, что сделает меня не такой уязвимой?

— Я блокирую видения, это выходит само собой, потому что мне страшно, — призналась я, решив, что уж эта девица скажет мне всё, как есть, не пытаясь оградить или поберечь, скажет напрямую, не так, как это делает Джейсон.

Ди затянулась и выпустила густой клубок дыма прямо мне в лицо.

— От долгого воздержания ты снова потеряешь контроль, и видения начнут приходить сами, — разглядывая дымные кольца, сообщила Ди ровно тоже, что сказал бы Джей.

— Этого недостаточно, — призналась я, даже не пытаясь скрыть свое разочарования.

— По-твоему, я кто? Фея-крестная? Приятельница твоей "щетинистой няньки"? Эдакая нимфа с сигаретой? Нет, деточка, я могущественная тварь, которой нет до тебя никакого дела. Завязывай с попытками развести меня на откровенную беседу по душам и начинай унывать, — прорычала Акседия.

Мне не удалось сдержать улыбку. Эта дамочка настоящая находка! Чертовски освежает! Ди с интересом наблюдала за моей реакцией. Я поняла, что мы не расстанемся дольше, чем сутки. В её присутствии унынию нет места. Интересно, все эти выкидоны — свойства носителя, или Грех привнесла больше изменений, чем может показаться на первый взгляд?

Глава 25:

Джей появился посреди кухни в тот самый момент, когда мы с Акседией сражались за жизненное пространство, то есть я настаивала на том, что курить в квартире — последнее дело, а она демонстративно затягивалась, выражая тем самым немой, но весьма красноречивый протест.

— Где твоя гражданская совесть? — обратилась Ди к Джею, стоило тому объявиться, — Сделай ей внушение.

— У него нет права голоса, речь идет о моей квартире, — бросила я, пытаясь отнять у девушки чашку, из которой та успела сделать временную пепельницу.

— Ты чего такая агрессивная? — одерживая верх в нашей небольшой схватке, поинтересовалась Ди, — Всю ночь куролесила и всё чем-то недовольна!

Я бросила быстрый взгляд на Джейсона, стараясь не выпустить чашку. Мужчина наблюдал за нами с завидным бесстрастием, будто мы всего лишь одни из тысяч непослушных детей в его многолетней педагогической практике.

— Не для того я выбирала себе носителя, который живет, как хочет, чтобы твоя правильность мешала мне развлекаться, — огрызнулась Ди, рванув на себя предмет спора. Чашка выскользнула из моих рук, Акседия изобразила что-то вроде победного танца.

— Аль, ты пришла в себя? — спросил Джейсон, игнорируя пляски своей коллеги.

— Мне хорошо только тогда, когда я не чувствую, что мне плохо, то есть исключительно во сне, — призналась я, не находя причин и дальше сердиться на наставника. Сделанного не воротишь, и надо двигаться дальше... Непродолжительное общение с немного нахальной Ди вправило мне мозги. Что бы ни происходило — мы с Джейсоном в одной упряжке. Макс, конечно, ему не друг, и сам Джей не приговаривал его к смерти, но ответственность за произошедшее мы делим поровну, как ученица и невнимательный учитель.

— Не думай о том, что случилось, — велел Джей, видимо, угадав суть размышлений по выражению моего лица.

— Правильно, — поддержала Ди, — Есть дела поважнее.

— Что может быть важнее моих друзей? — огрызнулась я.

— Ну, он же почти мертв, — невозмутимо заметила Ди, — Вопрос можно считать закрытым.

Я свирепо уставилась на Уныние, не в силах ни успокоиться, ни признать её правоту.

— Тише, — велел Джей. В его голосе чувствовалась усталость, — Мне не нужны разборки. Пообщайтесь, как взрослые люди, чтобы моя Вестница получила в свою копилку четвертый грех, и расходитесь.

Прозвучало, как настоящее наставление, даже возражать не хотелось, настолько всё четко и правильно. Я только сейчас заметила, что в Джейсоне не осталось того мальчишеского шарма, что запомнился мне после первых наших встреч. Волосы, прежде совсем короткие, теперь отрасли и начали немного завиваться у шеи и у висков. Стиль в одежде изменился до неузнаваемости — никаких брюк и рубашек, сплошные шорты, футболки и майки. Появилась несвойственная ему неряшливость, из-за которой он стал выглядеть менее солидно, а попросту — дружелюбнее и моложе. Загадочность сменилась на редкую, но регулярную, угрюмость и почти постоянную обеспокоенность. Глядя на него, никак не удавалось понять, по нраву ли мне подобные перемены. С одной стороны Джей стал для меня второй семьей, а с другой — остался тем незнакомцем, что так открыто и сразу ошарашил меня характером профессиональных и жизненных перспектив.

— Буду курить и точка, — объявила Ди, возвращаясь на свое место за кухонным столом и доставая из пачки следующую сигарету. Я решила не связываться.

Джей ответил на мой молчаливый жест терпимости одобрительным кивком.

— Вот и отлично, — заключил он, — Общайтесь.

И исчез раньше, чем я успела попросить его остаться. Кажется, наш конфликт не до конца разрешился, и что-то всё ещё не позволяет наставнику чувствовать себя комфортно в моем обществе. Возможно, чувство вины за случившееся, то самое, что я сама же и спровоцировала... Или обида на мои слова. Ведь я ему тоже не чужая, мог и обидеться...

— О чем поговорим? — спросила я свою гостью, стараясь реже дышать — сигаретный дым неприятно горчил, вызывая кашель.

— Я бы предпочла помолчать, разговоры не обязательны, — пожала плечами Ди. Кажется, сложившаяся ситуация её ничуть не смущала.

— Это носитель у тебя такой, или ты сама такая? Ну, отходчивая нахалка... — спросила я, решив, что без разговоров будет слишком много времени на тоскливые мысли, что сейчас совсем некстати.

— Она веселая, — улыбнулась Акседия, — И имя красивое — Маргарет, Марго.

— Никогда не унывала? — предположила я.

— Не то, чтобы вообще никогда, просто её природного оптимизма хватило бы на целую армию нытиков, — с нескрываемой гордостью призналась Ди. Её показное безразличие и талантливое ехидство отступило, обнажив куда более приятные черты характера. Я чувствовала, что это ненадолго, — Твой наставник похож на комара — так же жужжащ и неуловим.

— С ним, по крайней мере, легче, чем с Завистью, — заметила я, вспомнив противного старика Инвида.

— Не скажи. Ив прикольный мужик. Брюзга, конечно, но это в теле, а в первозданном виде — колоритнейшая сущность, — мечтательно возразила Ди.

— Мнение о нем уже сложилось. Зато Лук мне очень понравился, жаль, не хватило времени для общения.

— Зёрна его сути упали на плодородную почву, — Ди не пришлось пояснять, намек вышел более чем прозрачный, — Радоваться надо. Не у всех с похотью проходит так же гладко, как у тебя. Кое-кто огребает вполне реальные неприятности, вплоть до судебных разбирательств по обвинению в домогательстве, а то и вовсе в изнасиловании.

— А ты со многими Грехами знакома? — мне хотелось продолжить разговор. Воспоминания о Зависти, а потом и о ночи, проведенной с Даней по милости Блуда, наводили на меня тоску из-за нежелания анализировать собственные ощущения, в частности — отношение к Даниле. В первый раз я принимала Грех, во второй — искала утешения, будет ли третий и, если да, то, что послужит причиной?