Долгая дорога домой

Да, Нир был полностью прав и я достав из ножен дротик длиной в двадцать сантиметров, отсоединил тросик, откинул боковую крышку ножен, и, пропустив его через другое отверстие, продел в отверстия каждого звена стального пояса. Катушка тросика самоспасения была устроена таким образом, что им можно было пилить не только деревья, но и гранит, а также толстые стальные прутья, но их можно было пилить и вибропилой самого тесака. Надев пояс поверх новенькой рубахи раба, я потуже затянул его на талии и прицепил к нему кобуру с плазменным лучемётом и аптечку, оставив на шее один только глаз Богов, который выставил всем напоказ. Меховая безрукавка прикрывала остальные амулеты и я, подумав, решил и её заправить под пояс, чтобы меньше натирать себе бока и поясницу.

В этот же вечер я отвёз в горы сундук со своим добром и тщательно его там спрятал в тайнике, который выплавил скале лучемётом и привалил здоровенной глыбой, которую перед этим отодвинул от неё. Рано утром, тщательно замаскировав свой тайник, я вернулся в усадьбу. В ней уже шустрили люди императора и потому я перебрался на Рабский двор, превратившийся в перевалочный пункт. Выкупленный Ниром рабы жили в нём по два, три дня, прежде чем им предоставлялось жильё и работа. Когда я туда вошел, там не было ни души и даже по крыше не прогуливались стражники. Для меня была подготовлена большая комната с письменным столом, заваленным моими старыми, неуклюжими набросками и эскизами. Обстановка в ней была убогой, но жить мне в ней оставалось недолго. "Разведка" донесла, что как сам император, так и всё его окружение очень озадачено тем, что в руки Нира попал не просто какой-то там раб, а посланец Богов и он даже построил красивый храм в честь Богини Фиурины.

Судя по всему Тенуриз хотел получить намного больше, чем вкусное мясо, колбасы, солдатский паёк, системы водоочистки, удобные сапоги и сёдла для своей кавалерии. При этом гнева Богов он боялся куда меньше, чем их амулетов и всё гадал, как ему от них обезопаситься. Больше всего ему понравилась идея с деревянной колодкой, надетой мне на шею, кандалов на ноги и мощного дубового кресла, к которому меня надобно приковать. Только в таком случае он сможет поговорить мо мной по душам, не рискуя попасть под удар какого-нибудь амулета. Из-за этого он задержался на пять дней и в итоге я был вынужден провести на Рабском дворе, по большей части в своей комнате, целую неделю, но не в грустном одиночестве. Ко мне приходили мои бывшие жены, причём не только для того, чтобы рассказать о их последних достижениях, но и побыть со мной в последний раз наедине с совсем иной цель. Хулус уходил с Рабского двора только на ночь. Тевирия родила ему ещё одного сына и он был счастлив.

Навещали меня и Нир с Лагеусом, причём открыто, а также другие мои друзья. А потом в Эртуалан приехал император и началась потеха. Впервые мой жетон висел не на моей шее, а был тщательно спрятан под одеждой Нира так, чтобы его объектив был постоянно открыт, как и микрофон, поэтому я смог сначала всё услышать, а затем ещё и рассмотреть. Император был высоким редийцев одного возраста с Хулусом и Ниром, импозантный и величественный красавчик, вот только взгляд у него был слишком уж пристальным и вороватым. Не слишком-то отважный Тенуриз был весьма умён и понятлив, тут ему нужно отдать должное. Он буквально всё схватывал на лету, а ещё отличался благоразумием и первое, что сделал пару ещё месяцев с лишним назад, это построить лагерь для своего огромного обоза не доезжая десяти километров до нашего города. Там его и встретил абертар Нир Талг Маренис со всем своим семейством, луртидарами и луртиями. С императором прибыл наместник провинции Имрисия.

Дальше с императором поехали всего две сотни сопровождающих, среди которых насчитывалось сто двадцать императорских гвардейцев-кавалеристов. Первое, на что обратил внимание император, это на триумфальную арку и насмешливо спросил:

— Триумфальная арка? Зачем? Нир, друг мой, я вроде бы не одерживал здесь никакой победы, так как не посылал сюда своих легионов. Она очень красива, но мне кажется, что ты зря потратился.

Мой друг ответил с достоинством и весьма остроумно:

— Мой император, вскоре вы убедитесь, что назначив меня абертаром, вы послали меня в бой. В Эртуалане я сражался с куда более опасным врагом, чем любые другие враги империи, с косностью и невежеством, а потому позвольте показать вам для начала то место, где вкус и аромат победы вас искренне порадует, как и та юная луртиара, которая её одержала. Поверьте, вы не останетесь равнодушным.

Проехав под аркой, император уже через пять минут заёрзал в своей карете на мягких подушках, принялся крутить носом и вскоре не выдержал и спросил Нира, стоявшего на широкой подножке:

— Чем это так вкусно пахнет? Этот запах ни с чем не сравним.

Его клеврет, стоявший на другой подножке, проворчал:

— Мой император, это самая строго охраняемая тайна Эртуалана. Меня этот запах сводит с ума уже целую неделю, но кого я ни спрашивал, все только разводили руками. К тому каменному зданию, из которого доносится этот запах, ведёт большая дорога. Прикажете направиться туда немедленно?

— Разумеется, — ответил император, — я очень заинтригован.

Через несколько минут кортеж был на месте. Здоровенные дубовые ворота были распахнуты, на громадном, мощёном камнем дворе стоял огромный белый шатёр, а перед ним стояли нарядно одетые работники шоколадной фабрики и ослепительно красивая Иника с Легерадом по правую руку. Шоколатье держала в руках серебряный поднос с шоколадной императорской короной, внутри которой были сложены горкой её самые лучшие конфеты. Император, одетый в белоснежный хитон, из под которого выглядывали белые кавалерийские сапожки со шпорами, увидев шоколадную корону, спросил:

— Что это, прелестное дитя?

Иника широко улыбнулась:

— Это императорский шоколад, мой император, и шоколадные конфеты. Отведайте этого лакомства с дороги.

Клеврет тут же посунулся вперёд и нацелился отломить зубец у шоколадной короны, но Иника его предостерегла:

— Не святотатствуйте, ничья рука, кроме нашего императора не может касаться короны. Лучше возьмите любую конфету.

Император расхохотался:

— По делом тебе, Белтерад, юная луртидара попала в точку. Не тебе есть это лакомство, но ты можешь попробовать конфету.

Белтерад положил в рот одну, разжевал её и тут же ухватил сразу штук пять своей большой и крепкой ладонью, бормоча:

— Мой император, это что-то невероятно вкусное. Прелесть!

Император отломил шоколадный зубец, положил его в рот и через несколько секунд удивлённо спросил:

— Что это за чудо, прелестная красавица?

— Горький императорский шоколад, мой император, — торжествующим голосом ответила Иника, — позвольте показать вам всю продукцию моей шоколадной фабрики. Но первым делом я хочу предложить вам маленькую чашечку горячего шоколада. Это очень изысканный и благородный напиток, который вам непременно понравится.

Иника отдала поднос мужу, взяла поднос поменьше, с изящной чашкой и маленьким кувшинчиком, налила в неё горячий шоколад и, сделав книксен по-редийски, подала императору. Из шатра, где на столах было выложено множество шоколадных изделий и конфет, император вышел только часа через полтора шумно отдуваясь и сразу же отправился на склад готовой продукции, перед которым стояло полсотни пустых фургонов. Убедившись в том, что шоколада изготовлено много, он широко заулыбался и сказал:

— Мастер Иника, я покупаю у тебя весь шоколад.

— Благодарю вас, мой император, но я не обычный мастер, я шоколатье, мастер по изготовлению шоколада. — Ответила девушка.

После этого император, который безропотно согласился платить за шоколад именно столько, сколько сказала Иника, пристально посмотрел на абертара и приказал ему:

— Садись рядом со мной Нир и покажи мне весь свой город. Ты оказался прав, в нём действительно выиграна великая битва. Хотя я и не осматривал цеха этой фабрики, Иника так подробно мне обо всём рассказала, что я уже понял, это самый настоящий дар Богов.

Улицы Эртуалана были прямыми и широкими, я тротуарами, отделёнными от дороги не менее широкими, чем они, газонами с зелёными бордюрами и цветочными клумбами, за тротуарами тянулась ещё одна полоска газонов, на которых росли уже довольно высокие фруктовые деревца, а за ними шла зелёная изгородь. Была ранняя, но тёплая весна, а потому сквозь прутья кустарников были видны добротные, красивые и большие дома с приусадебными участками, надворными постройками и огородами. На каждый дом был отведён участок площадью в четверть гектара. Чуть ли не через дом вплотную к газону стояла какая-нибудь лавка либо трактир. Жители города стояли на тротуаре и кланялись императору. Одеты горожане были нарядно и весьма богато. Глядя на них он спросил:

— И все они бывшие рабы?

— Да, мой император, — ответил Нир, — сейчас они свободные граждане, которые не привязаны больше ни к какой другой земле, кроме той, на которой стоят их дома. Они работают как в поле, так и на многочисленных фермах и прочих предприятий. У каждого есть повозка и две, три верховых лошади. У некоторых, у тех, в семьях которых больше работников, по семь и даже по десять. Так им быстрее добираться до места работы. Эртуалан большой город и пешком не находишься. Чтобы обойти его весь, со всеми фермами, его окружающими, и многочисленными предприятиями, понадобится минимум два месяца. Поэтому лучше скажите, какие фермы и предприятия вы хотите увидеть в первую очередь. Поймите, мой император, их очень много, четыреста восемьдесят три. Не все такие большие, как шоколадная фабрика Иники, есть такие, где работает всего десять человек, но и на них производят немало продукции самого высокого качества, причём такой, которую на Редии ещё не видели никогда. Посланник Богов рассказал мне и Хулусу об очень многих вещах и о том, как их изготовить, а уже мой друг и моя правая рука придумал, как их можно изготовить, но тот же шоколад без Валента Карта никто не смог бы изготовить, как и многое другое.

Император задержался в Эртуалане на пять дней. Больше всего его интересовали шорные мастерские, обувная фабрика, мануфактура по производству очистителей воды и картриджей, а также все те предприятия, на которых изготавливался провиант для армии. Повсюду он требовал увеличить объёмы производства и сходу приказал наместнику провинции отправлять в Эртуалан не только всех рабов, но и колонов, чтобы те становились ремесленниками. Вечером пятого дня решилась моя судьба. Для императора в самом центре города, в его парковой зоне, занимавшей восемь тысяч гектаров, но несколько на отшибе, была построена роскошная вилла, куда Тенуриз пригласил под вечер Нира для серьёзного разговора по мою душу и спросил:

— Абертар Маренис, что ты можешь сказать о своём рабе Валенте, про которого все говорят, что он посланник Богов?

— Он мой раб только по стечению обстоятельств и воле Богов, мой император, — со вздохом сказал Нир, — на самом же деле он сын богатого луртидара из какого-то другого мира, которого Боги забрали оттуда и перевезли на своём небесном корабле сначала в свои заоблачные чертоги, а затем в наш мир. Он видел Редию с огромной высоты маленьким шарикам, парящим в темноте космоса среди звёзд и других планет, чем полностью подтвердил догадки некоторых учёных. Он говорил с Богами и те дали ему поручение, прийти в наш мир рабом и научить редам тому, чему его самого научил отец. На мой взгляд Боги поступили с ним очень жестоко, полностью лишив памяти о своём мире и облачив в одну только верхнюю рубаху раба и меховую безрукавку. Именно в таком виде я его и увидел на берегу Имриса без сознания. Мои слуги положили его в фургон и поскольку он был в одеянии раба, заковали в кандалы его руки и ноги. К вечеру он очнулся, я приказал его накормить, но не вся наша пища была для него безопасна. Он отравился нашим луком и весь его ужин оказался на траве. После этого он долго пил воду и очищал желудок. Наутро я велел накормить его куда более плотно, чем всех остальных своих спутников, ему расковали ноги и он дошел пешком до моего поместья. В дороге он ни разу не осквернил дороги даже плевком, Хулус наблюдал за ним всё время, и, вообще показал себя очень достойным и умным человеком. Валент за время пути изучил наш язык и не проявил никакой агрессии. К тому, что стал рабом он отнёсся спокойно и в тот же день, когда прибыл в поместье, показал своё искусство езды верхом и стрельбы из лука, чем заслужил себе должность пастуха козьего стада, того самого, из молока которых мои сыровары изготавливали розовый сыр. Он уже в первый день поразил нас всех своей проницательностью и это благодаря ему мои козы сначала стали давать чуть ли не вдвое больше молока, а вскоре сделал так, что теперь всё их молоко идёт на изготовление мягкого сыра. Потом он научил нас всему остальному, чем теперь так славится в империи Эртуалан. Так Валент Карт, будучи всего лишь рабом, фактически создал этот город ремесленников и таких мастеров, каких нет больше на всей Редии. Не знаю, как вы, мой император, но самым великим из всех его достижений я всё же считаю розовые сыры и устройства для очистки воды. Впрочем, каждое новое дело, которому научил нас Валент Карт — великое чудо. При этом каждый раз выяснялось, что мы могли бы и сами до многого догадаться, но нет, потребовался посланец Богов, чтобы я смог ездить верхом и смело пускать коня в галоп не рискуя свернуть себе шею. Да и про его сапоги ничего плохого не скажешь.

Император выслушал своего абертара с насмешливо ироничной улыбкой и, лёгким взмахом руки отметая всё прочь, спросил:

— Что ты можешь сказать о его амулетах, Нир?

Мой друг решительно возразил:

— Это не его амулеты, мой император, это амулеты Богов. Их у него четыре. Самый маленький, который он носит на шее, это глаза и уши Богов. Прямоугольный амулет размером с небольшую книжицу, лечит его, а иногда и некоторых других людей, но далеко не всегда. Валент не властен ни над одним амулетом. Самый длинный амулет, это фонарь Богов, а самый массивный — голос Богов. Когда он выполнит все поручения Богов, мой император, они скажут ему, куда идти. Он отправится туда и ночью направит в небо целый столь света. Тогда за ним прилетит небесный корабль богов и поднимет его, взявшись за этот луч, в небо. Амулеты Богов невозможно снять с него, мой император, да мы и не пытались, ведь это же амулеты, на которые нельзя посягнуть без риска навлечь на свою голову гнев Богов.

Император снова отмахнулся, на этот раз презрительно:

— Гнев Богов меня не очень-то страшит, абертар Маренис, я император и потому практически равен Богам. При жизни, а что будет потом, меня не очень-то беспокоит. Кто-то на Суде Богов выскажется в мою пользу, кто-то против, но в конечном итоге прав окажусь я, а не какой-то их посланник, который мог и не доплыть до берега. Моя забота о процветании империи будет оценена намного выше. К тому же мне сдаётся, что твой раб лукавит. Он ведь вроде бы сказал, что сделал для нашей империи всё, что было поручено ему Богами?