Долгая дорога домой

АЛЕКСАНДР АБЕРДИН

ДОЛГАЯ ДОРОГА ДОМОЙ

Часть первая "Звёздный ред-куар"

Глава 1

Космос-полковник Валент Карт

Под утро Валенту приснился ещё один способ, как можно раздобыть денег. Много и сразу, причём на совершенно законных основаниях. Во сне всё выглядело блестяще, комар носа не подточит. Он создает акционерное общество, объявляет подписку на сотню акций, обещая ровно через год выдать каждому акционеру по килограмму необработанных алмазов, выплачивает полностью долг, покупает на собранные деньги космический грузовик и отправляется на нём на Редию. Предварительно он закупает оружие, амуницию и снаряжение для отряда численностью в три тысячи человек, больше в гражданской космический корабль типа "Аргонавт" не влезет, берёт на борт десять толковых инструкторов и стартует через частное коммерческое космическое кольцо. Когда Валент проснулся, все его мечты развеялись, как утренний туман в горной долине Имриса под лучами солнца, где его возвращения на Редию вот уже почти семь лет безуспешно ждали друзья, и в бессильной ярости застонал.

Во-первых, он не сможет зарегистрировать акционерное общество, если не положит на стол в регистрационной палате подробный план всего того, чем оно будет заниматься. Для этого ему придётся предать огласке большую часть того, на что наложен военными властями Земли наложен гриф "Строго секретно". Во-вторых, без утверждённого плана ему не разрешат объявить подписку и собрать деньги, хотя у него есть даже не сто, а все триста килограммов прекрасных, совершенно прозрачных алмазов без единого изъяна, вот только находятся они очень далеко и забрать их оттуда непросто.

Три недели назад Валенту Карту исполнилось сорок два года, из которых одиннадцать лет он провёл далеко от Земли, на планете с красивым и звучным название Редия, звёздные координаты которой контрразведка военно-космического флота так и не смогла из него вырвать, хотя и старалась. Психотропные средства на него после Редии не действовали, а к пыткам контрразведчики прибегнуть не рискнули, но после того, что ему пришлось пережить в том мире, и это заплечных дел мастерам ничего не дало бы, ведь он был уже не тем юным космос-лейтенантиком, пилотом, который во время первого самостоятельного, условно-боевого вылета оказался невесть где, почти у чёрта на куличках, а точнее за три с половиной тысячи световых лет от Земли. Это восемнадцать лет назад его можно было запугать. Сейчас же даже самые изощрённые пытки были пустой тратой времени и контрразведчики поняли это сразу, едва Валент, спустившийся с борта боевого космического корабля, попал в их застенки.

Он был худощавым, но хорошо развитым физически мужчиной среднего роста, с лицом и телом покрытым множеством шрамов, которые, тем не менее, были когда-то зашиты умелой рукой и не уродовали его. Самым странным и удивительным был круглый шрам над его переносицей, похожий на шрам от пулевого ранения, но раз он был жив, то его оставила не пуля. Вот только из-за длинного, от бедра до щиколотки, и широкого шрама на левой ноге он прихрамывал при ходьбе, но при этом не утерял ловкости и подвижности. Валент Карт покинул Землю чуть ли не тщедушным военным пилотом, а вернулся отличным бойцом, способным постоять за себя даже со скованными руками и ногами. Контрразведчики это хорошо почувствовали на себе, когда стали давить на него сверх всякой меры. Двоих даже пришлось комиссовать из космофлота. После того, как тебе сломали позвоночник, ты уже никогда не станешь прежним бойцом, а они служили в контрразведке самыми обычными охранниками в военной тюрьме, которым в базарный день грош цена за пучок.

Впоследствии это привело к тому, что на Валента было совершено несколько, точнее восемь, нападений и всякий раз нападавшим доставалось куда больше, чем ему, хотя шрамов на его теле от этого только прибавилось. Вообще-то то, о чём он когда рассказывал своим друзьям, точно таким же рабам-гладиаторам, на Редии, было пустыми мечтаниями. Военный космофлот Земли никогда не позволит ему вернуться в этот мир, населённый почти точно такими же людьми, как и земляне, чтобы он после этого остался полностью независимым. Для того, чтобы сделать Редию подмандатной территорией и создать на ней крупную военно-космическую базу, вояки не то что из шкуры вон вылезут, наизнанку вывернутся. Ещё бы, ведь это была планета земного типа, населённая точно такими же людьми за исключением того, что всего одна паршивая пара хромосом не давала людям Земли и Редии иметь потомство без предварительной генетической операции, между прочим довольно простой.

Поэтому Валент Карт лез из шкуры вон, чтобы раздобыть денег, выплатить долг, который на него навесили, купить самый дешевый космический корабль, что не являлось проблемой, и отправиться на Редию, как независимый космонавт-исследователь, вот только чуть ли весь военно-космический флот Земли все семь лет ставил ему палки в колёса. Убить его вояки не могли по одной единственной причине, ведь это именно он был первооткрывателем свободного прыжка сквозь космос к самым далёким звёздам. Карт-прыжки сделали звёзды ближе и доступнее, а немногие друзья и родственники Валента, в случае его внезапной гибели от несчастного случая, обязательно раскроют всю подноготную этой грязной истории, о которой на Земле знают очень немногие, но вынуждены молчать. Не мог рассказать о своих злоключениях на Редии и сам космос-полковник Карт.

Правда, теперь он был космос-полковником запаса и к тому же военные психиатры признали его чуть ли не сумасшедшим, а точнее написали в его личном деле, что он психически неуравновешен, одержим навязчивыми идеями и склонен к агрессии. В общем Валента выставили полным психом, но при этом буквально насильно заставили читать лекции по теории карт-прыжка в Военно-космической академии в Форт-Стюарте, куда он был обязан являться дважды в неделю. Хотя космос-полковник Карт в своей жизни совершил всего два карт-прыжка, почему-то больше никто не смог так хорошо разобраться в этом сложном деле. На расстояние в пятьсот световых лет могли совершать карт-прыжки сотни тысяч пилотов, на тысячу — пара тысяч, а вот на полторы уже считанные единицы и практически никто на расстояние свыше полутора тысяч световых лет. О том, чтобы отважиться совершить карт-прыжок на три с половиной тысячи лет, не шло и речи. Ни один пилот не мог представить его мысленно.

Уже только благодаря чтению лекций Валент давно мог стать миллионером, но космофлот спеленал его целой кучей подписок о неразглашении военных тайн, как младенца, но что самое неприятное, он был должен ему прорву денег за утерю особо ценного флотского оборудования. Им были две железяки, одна здоровенная и чертовски сложная — кольцо космического старт-финиша, с помощью которого космос-полковник мог добраться до Редии за каких-то три часа, другая тупая и на редкость подлая — робот-смотритель кольца. Первую космофлот оценил в двести пятьдесят миллионов евро, боевой космически корабль класса "Торнадо" стоил в десять раз дешевле, а вторую в двадцать пять, но Валент был готов заплатить за этого предателя и сексота контрразведки пятьдесят, лишь бы не выключая сунуть его в доменную печь, чтобы тот понял, что это такое, восемь лет рабства, при том, что из них пять он был гладиатором в зверинце императора Тенуриза и просто чудом остался в живых. Да, но ещё три года он прожил на Редии свободным человеком и сражался с солдатами Кеофийской империи и ещё как сражался.

Вообще-то робот был не виноват, ведь он подчинялся специальной программе и теперь если друзья космос-полковника живы, то только благодаря тому, что вся верхняя часть долины реки Имрис накрыта силовым куполом диаметром в двадцать пять километров. Так что на робота он злился больше по инерции и поскольку уже сумел выплатить сто семнадцать с половиной миллиона евро долга, то лет через двадцать получит полную свободу и независимость от военного космофлота Земли. Тогда ему будет принадлежать и кольцо космического старт-финиша, установленное на Редии, причём немаленькое, диаметром в четыреста двадцать метров, и всё, что находится в его немалых складах вместе с роботом-смотрителем. Космофлот сделал всё, чтобы этого либо не случилось никогда, либо произошло как можно позже. Командование не смотря на самый категорический отказ Валента передать им координаты Редии, всё ещё надеялось на успех и с точки зрения военных дело того стоило. Ещё бы, эта планета могла дать ему прекрасных рекрутов для космодесанта.

Это потому, что Редия была населена людьми находящимися на высокой ступени развития. В этом мире уже начался такой исторический этап, который можно было охарактеризовать, как раннее Средневековье. Рабов почти повсеместно сменили колоны, но рабство ещё существовало. Науки и ремёсла были развиты настолько, что люди на научились варить отменную сталь, из которой ковали оружие и доспехи. К тому же численность населения этой в общем-то благодатной планеты уже превысила полтора миллиарда человек и "втащить" редов, таково было самоназвание редийцев, в современность, не составляло особого труда. Главное навязать им договор о присоединении к Земле, что с их императорами, царьками, князьями и прочими вождями не составляло особого труда. Эта публика могла ради собственного блага и несметных богатств продать и отца с матерью.

Космос-полковнику запаса Карту было запрещено заниматься какой-либо другой трудовой деятельностью, кроме чтения лекций в военно-космической академии и обучения всех желающих боевым искусствам редийских варваров. Правда, в чуть ли не бесконечный перечень того, чем ему было запрещено заниматься, не были включены бои без правил, самый жестокий и кровавый вид спорта на Земле. Относительно лекций Валент сразу же сказал, что согласен читать их только по десятикратной ставке профессора в звании космос-генерала космофлота, что ежегодно приносило ему три миллиона евро. Занятия в школе боевых искусств "Редийский Дьявол", приносили ему ещё полтора миллиона евро в год и огромное моральное удовлетворение потому, что в неё тайком пытались проникнуть сотрудники контрразведки, а он их безжалостно калечил после семи, восьми занятий, едва только вычислял, кто они такие на самом деле.

Все остальные деньги для выплаты долга космофлоту, то есть шестьдесят семь миллионов евро, космос-полковник Карт по прозвищу Редийский Дьявол, заработал на арене, сражаясь раз в месяц с самыми злобными и опасными мордоворотами не только Земли, но и ещё шестнадцати миров, с которыми были установлены дипломатические отношения и в том числе с таоланцами, с которыми ему когда-то так и не удалось повоевать. Хотя с другой стороны как раз именно благодаря его свободному карт-прыжку Таолан потерпел поражение в этой войне. Уже через два года после того, как Валент Карт улетел на своём космическом корабле незнамо куда, после тщательного изучения всех записей системы видеоконтроля, учёные смогли проникнуть в тайну свободного прыжка космос-лейтенанта Карта, но никто до сих пор и не понял, как ему удалось улететь так далеко.

Валент неоднократно предлагал командованию пойти на компромисс, он открывает тайну сверхдлинных прыжков через космическое пространство и обязуется обеспечить заключение союзного договора с Верховным правительством Редии ровно через три года, после чего на этой планете всё-таки появится военно-космическая база, а военный космофлот отказывается от мысли фактически поработить этот мир точно так же, как это было сделано с Эгеланом и Номрадом. Ему отвечали на это резким отказом, хотя Правительство Земли уже заключило точно такие же договоры с пятью независимыми мирами. Правда, только потому, что они могли дать решительный отпор любым притязаниям Земли и её военного космофлота.

Зато Эгелану и Номраду была уготована на первый взгляд счастливая, но на самом деле незавидная судьба подмандатных территорий, а фактически колоний Земли. Да, их обласкали как только смогли, но они не были хозяевами в своих собственных мирах и этот факт тщательно замалчивали. Всё подавалось под соусом опеки развивающихся миров, хотя на самом деле речь попросту шла о их бесконтрольном грабеже, при котором большая часть денег оседала в карманах высших военных чиновников. Поскольку попасть на эти планеты можно было только по линии военного космофлота, то жители свободной и демократической Земли ничего не знали, как не знали об этом в незаконных колониях. Хорошо уже то, что эгеланцев и номрадцев, а они были человекоподобными гуманоидами, привечали на Земле и не истребляли в их родных мирах, как когда-то индейцев.

Может быть Валент не упорствовал бы так яро, не родись он на Номраде и не проживи там до шестнадцати лет, пока его родители, отработав по контракту двадцать лет, не вернулись на Землю. Из-за его упрямства и нежелания дать космофлоту поработить ещё один мир, они и все его друзья попали в список неблагонадёжных граждан и были ограничены в правах. Никто из не знал, откуда он вернулся одетый в дикий, варварский наряд и к тому же весь покрытый шрамами, но все догадывались чего именно добивается. Номрадеры, так насмешливо называли тех землян, которые, погнавшись за большими деньгами, улетели на Номрад, чтобы работать там на рудниках и приисках, всячески выражали Валенту поддержку, а кое-кто даже тщательно прятал от контрразведчиков инфодиски, на которых была записана вся правда о Редии, а также о Эгелане и Номраде. Космофлот боялся разоблачения, как огня, но на Земле руки у его военной контрразведки всё-таки были коротки.

Если бы инфодиски хранились в квартирах друзей и родственников упрямого космос-полковника, то их давно бы выкрали, но те заложили всё на хранение в банковские сейфы, принадлежащие неизвестно каким адвокатским конторам и если кто-то погибнет при невыясненных обстоятельствах или внезапно умрёт, чего при развитие современной медицины быть не могло, разразится страшный скандал. Вот тогда точно полетят головы, а пока что, прикрывая свои делишки целой кучей законов о военной и государственной тайне, командование космофлота скрежетало зубами, но было вынуждено держать своих псов на коротком поводке, хотя те давно уже изошли желчью и ни о чём так не мечтали, как о расправе над строптивым лейтенантом.

Валента не раз пытались подкупить. Сумма отступных уже была доведена до ста миллиардов евро и ему был предложен пожизненный, наследуемый пост генерал-губернатора Редии, но он упёрся, так как не хотел предавать своих друзей из Куарата, спасших ему жизнь, а затем бежавших вместе с ним из императорского зверинца. К тому же он побратался с ними и был посвящён в тайны касты воинов, после того, как прошел обряд инициации и стал одним из ред-куаров, самых свободолюбивых и гордых людей Редии. Поэтому Валент и мечтал как можно скорее расплатиться с космофлотом, чтобы после этого как угодно, хоть с боем, отправиться на Редию с грузом оружия, которое поможет его друзьям разгромить сначала полчища императора Тенуриза, а затем накостылять по шее всем остальным правителям и заключить с Землёй союзный договор от имени Верховного правительства этой планеты. Именно об этом они мечтали в застенках.

Валент встал с кровати и горестно вдохнул. Во сне у него всё получалось так гладко, но реальности была совсем иной. Вчерашняя победа над Майором Громом, гориллобразным великаном из космодесанта, бой с которым длился пятнадцать раундов, принесла ему десять миллионов евро, но восемь из них заграбастал себе космофлот и кто-то из военных чинов теперь купит себе либо шикарную космояхту, либо роскошную виллу на одном из тропических островов. Ничего, зато он ещё на один шажочек стал ближе к цели. Лишь бы у его друзей хватило терпения. Четыреста девяносто квадратных километров в плодородной долине, большая часть которой покрыта вечнозелёным лесом с множеством дикого зверья, могли прокормить не то что каких-то шестьсот двадцать семь мужчин и женщин, а раз в пятьдесят больше народа, но они же такие нетерпеливые. Им всё дай сейчас, а не через десять лет, как он когда-то пообещал. Смогут ли они ждать его добрых тридцать лет, вот вопрос, так вопрос?

Подойдя к холодильнику, Валент открыл дверцу и достал из него закатанный в фольгу лоток с саморазогревающимся завтраком, бросил его на небольшой стол и пошел в угол комнаты, в крохотную гигиеническую кабинку принять душ. Для того, чтобы уложиться в военную пенсию, в эти жалкие тысяча двести евро, она у него была урезана ровно в десять раз, он вынужден ютиться в комнате площадью в двадцать квадратных метров, в которой даже не имелось окна. Правда, это и к лучшему, никто не бросит в неё бутылку с зажигательной смесью или того хуже, гранату. После вчерашнего боя он чувствовал себя паршиво. Майора Грома явно накачали боевой химией по самые брови, а потому ему пришлось переломать этому громиле все кости, прежде чем тот окончательно вырубился.

В результате досталось и ему, и если космодесантника тут же отправили в самый лучший госпиталь, то Валент, переведя деньги, тут же сел в такси и попросил водителя лететь к нему домой кратчайшим путём. Хорошо, что тот оказался его поклонником и, посмотрев на него сочувственно, сначала завёз Редийского Дьявола в травмпункт таксопарка, где роботерапевтическая машина залечивала его мышцы и связки добрых три часа и это не стоило ему ни цента. Парень очень удивился, когда увидел, в каких условиях живёт кумир миллионов, если не сотен миллионов землян, который выступает только на одной арене, в Колизее Центрального парка. За это жители Нью-Йорка его обожали, хотя он никогда не давал интервью журналистам, но охотно расписывался на чём угодно.

Серая, безликая и невзрачная комнатушка действительно больше походила на камеру, чем на жильё прославленного, непобедимого рукопашного бойца. В ней даже не висело на стенах ни одного чемпионского пояса, а ведь Редийский Дьявол завоевал их двадцать семь штук. Все они были проданы на аукционах, а деньги пошли на погашение долга. В дальнем, правом от входа углу стояла гигиеническая кабинка размером метр на метр, слева от неё находился книжный шкаф с секретером. Неподалёку, возле левой стены располагалась даже не кушетка, полутораспальный топчан с пластиковым покрытием под кожу и шкаф, а напротив маленький обеденный столик с кофеваркой и рядом с ним простенький, четырёхкамерный холодильник. В общем это было весьма неприглядное жильё. На вопрос таксиста, почему так происходит, Валент нахмурился и ответил так:

— Парень, если не хочешь поссориться с военной контрразведкой, забудь о том, что ты видел здесь. Пойми, так нужно, а чтобы ты не считал меня конченым придурком, вот тебе от меня на память. — Он достал из секретера плакат-постер, сделал на нём дарственную надпись и с грустью вздохнул — Поверь, я не жлоб какой-нибудь. Просто у меня очень много долгов, которые я обязан оплатить сам, без чьей-либо помощи, иначе кое-кому не смогу взглянуть в глаза.

Взяв из его рук плакат, таксист покрутил головой:

— Понятно Редди, они тебя чем-то крепко повязали и не дают вздохнуть полной грудью. Поверь, если с тобой что-то случится на арене, на улице или в этой душевой кабинке, я подниму всех пилотов Нью-Йорка и тогда эти суки узнают, как мы умеем сражаться. Я отслужил в космофлоте пять лет и хорошо знаю её контру. Если ты под колпаком контры, то значит ты отличный парень, Редди.

Вспоминая вчерашний разговор с таксистом, Валент грустно улыбнулся. Да, господа военные хватили лишка, вцепившись в такой огромный кусок. Глотка у них явно намного шире шеи, но ведь и она может лопнуть. Уже каждому младенцу давно известно, что расходы на оборону неоправданно велики, а боеготовность космофлота при этом осталась на прежнем уровне. Всем ясно и то, что под эгидой секретности и военной тайны командование космофлота постоянно проворачивает какие-то делишки, набивая свои собственные карманы, но при этом делает всё, чтобы никто не смел соваться к ним хоть с какими-либо проверками. Поэтому не исключено, что контрразведка, найди он внезапно деньги, попросту постарается убить его, хотя сделать это им будет нелегко. Что же, в таком случае он подведёт своих друзей и не оправдает высокого звания мерад-куара, то есть старшего военного вождя боевого отряда всадников.

После горячего душа наскоро залеченные мышцы перестали ныть и Валент, выйдя из кабинки, упал на пол и принялся энергично делать отжимания, после чего встал в стойку на руках и отжался так ещё раз двадцать, пока не услышал трезвон дверного звонка. Дверь, а вместе с ней вся стена, отделяющая комнатушку от коридора, была очень мощная и могла выдержать даже очередь из крупнокалиберного пулемёта. Встав на ноги, полковник громко крикнул:

— Минуту, сейчас оденусь!

Быстро одевшись, он подумал: — "Кого это черти принесли чуть свет? Неужели эти идиоты взялись за старое? Да, зря я рассказал им о Редии так много, но ведь и ничего не говорить тоже было нельзя". Подойдя к двери, он включил экран. За дверью стоял мужчина немного старше него на вид, одетый в форму коммунального служащего с нашивкой электрика, который сразу же сказал:

— Мистер Карт, я дежурный электрик, мне нужно проверить розетки в вашей квартире. Одна из них точно искрит.

Так оно и было, а потому Валент открыл дверь и буркнул:

— Входите, это вон та, угловая. Что, создаёт помехи?

Мужчина вошел, плотно закрыл за собой дверь, хитро улыбнулся и достал из чемоданчика такой прибор, при виде которого у космос-полковника чуть глаза на лоб не вылезли. Это был небольшой, но мощный генератор ЭМ-импульса. Всё так же улыбаясь он включил его, после чего желчным, насмешливым голосом сказал:

— Ой, кажется в вашей квартире сгорели все незаконно установленные подслушивающие устройства и видеокамеры. Ладно, это не мои проблемы, а тех, кто их устанавливал.

После того, как странный электрик включил ЭМИ-генератор, в комнате действительно запахло сгоревшей проводкой и тотчас включился воздушный фильтр. Валент резким голосом спросил:

— Кто вы? Отвечайте, а не то я вышвырну вас из квартиры вместе с вашим ЭМИ-генератором. Вы знаете, что только что нарушили целый ворох законов Земли?

— Представьте себе, мистер Карт, я ничего не нарушал, — весёлым голосом откликнулся электрик, — а теперь позвольте представиться, я Слав Смокер, руководитель отдела журналистских расследований информационно-вещательного холдинга "Си Эн Эн" и у меня к вам есть деловое предложение стоимостью в двести семьдесят пять миллионов евро. Раз уж вы одеты, нам самое время сматываться отсюда, иначе через пять-семь минут сюда вломится дюжина контрразведчиков с электрошокерами наперевес и наша сделка не состоится. Поэтому, парень, хватай документы, оружие, если оно у тебя есть, и бежим наверх по пожарной лестнице. Там нас поджидают три бронированных флайера с отрядом частных охранников на борту.

Услышав, что речь идёт о двухстах семидесяти пяти миллионах, Валент Карт позабыл обо всём на свете. Рванувшись к кушетке, о рывком поставил её на бок и быстро открыл небольшой сейф, в котором лежал кейс-липучка со всеми его документами, деньгами и ценными вещами, а это были налобная, кожаная плетёная повязка мерад-куара, каменный медальон на кожаном ремешке и браслет из клыков и когтей тхарша, редийского хищника, похожего на земного волка, но размером с тигра. Схватив кейс, он бросился к шкафу, достал из него куртку космопилота и форменную бейсболку. Теперь контрразведчики, если и появятся на крыше стасорокаэтажного жилого дома для небогатых работяг, поостерегутся стрелять в него из боевого оружия. За убийство полковника, пусть даже и находящегося в запасе, любого из них запросто поставят к стенке и тут уже никакое заступничество не поможет. За такие дела в космофлоте карали безжалостно.

Через несколько секунд, промчавшись по длинному коридору, они уже бежали наверх. Квартира располагалась на сто двадцать шестом этаже и путь к флайерам был неблизким. Слав Смокер оказался хорошим бегуном, он мчался впереди перепрыгивая сразу через три ступеньки в очень высоком темпе. Валент не отставал от него ни на шаг, так как понимал, что контрразведчики, которые постоянно держали его под колпаком, нагрянут очень быстро и оставалось только гадать, успеют они нырнуть в флайер раньше, чем они прилетят, чтобы не дать ему встретиться с журналистом. Он только потому не давал никому интервью, что не хотел усложнять себе жизнь, но сейчас всём могло обернуться по иному.

Закон "О правах журналистов на журналистское расследование", наделял их чуть ли не прокурорскими полномочиями и горе было тому человеку, который попытается воспрепятствовать журналисту, взявшемуся разгребать какое-нибудь дерьмо. Тут даже сам президент Земли поднимет руки и поспешит откреститься от кого угодно, лишь бы не попасть под удар журналистской критики, а её сила была такова, что в отставку уходили не только президенты, но и заявляли о своём самороспуске политические партии, создававшиеся и завоёвывающие авторитет порой десятилетиями. По этому закону журналист, если он чувствовал реальную угрозу для себя и своего источника, запросто мог нанять хоть целую армию частных охранников.

Правда, когда речь заходила о военном космофлоте, то этого было мало. Контрразведка имела на вооружении не только тяжелые бронефлайеры-истребители, но и лёгкие атмосферные крейсеры, вооруженные крупнокалиберными плазменными пушками. Правила же у них были очень жесткими — никаких правил, когда речь идёт о безопасности жизни и репутации высших военных чинов космофлота. Поэтому перестрелять частных охранников, а потом обвинить их в попытке заговора и мятежа против конституционного строя, им ничего не стоило. Если преступление совершено не против офицера космофлота, то значит никакого преступления не было совершено вовсе, а потому, предчувствуя именно такой поворот событий, Валент на бегу вполголоса сказал журналисту:

— Эй, мистер электрик, попридержи лошадей. Дай мне первому выйти на свежий воздух и оглядеться.

Слав Смокер пропустил его вперёд, до выхода оставалось всего каких-то три этажа, и с опаской в голосе спросил:

— А ты уверен, что тебе не сделается там дурно? Пойми, я нахожусь при исполнении служебных обязанностей и поэтому со мной нужно разговаривать очень вежливо.

— Можешь на это даже не надеяться, электрик, — огрызнулся Валент, — тем, с кем мы скорее всего встретимся, на это насрать. Они сначала убивают, а потом не долго думая обвиняют людей в государственной измене и так было уже не раз. Стрелять в меня они точно не посмеют, ведь на мне надета, пусть и не полностью, военная форма, а это трибунал и встреча со стреляющим взводом. Космопилоты и космодесантники не те парни, которых можно убивать ничего не боясь и они это знают. За мою смерть мои товарищи отправят на тот свет не одну сотню этих господ. В космосе ведь часто случается так, что какой-нибудь отсек на корабле возьмёт и разгерметизируется, да ещё при этом в борту образуется здоровенная дыра. Ты мне лучше вот что скажи, электрик, у тебя хватит сил взвалить себе на плечи человека три, четыре, каждый из которых потянет на центнер?

— Четверых я вряд ли на себе утащу, парень, но троих смогу, — с улыбкой ответил журналист, — ты что же, хочешь изготовить из любителей свежего воздуха и прогулок по крышам живой щит?

— Вроде того, — ответил Валент Карт, — так, мы уже возле двери и она, как ты видишь, закрыта, а это означает, что за дверью нас уже ждут. Стань сюда, сейчас я постараюсь подобрать ключ и как только позову тебя, выбегай ни о чём не думая.

Слав Смокер послушно встал за железобетонной несущей конструкцией, а мерад-куар, сделав полшага назад, нанёс по стальной двери столь мощный удар ногой, что та вылетела наружу, как после попадания в неё пушечного ядра. Возле надстройки на крыше небоскрёба уже стояла группа захвата из девяти человек, численность которой сразу же сократилась на двух рослых, плечистых контрразведчиков, одетых в гибкие, но очень прочные чёрные боекостюмы. Над домом, на высоте в сорок метров парил атмосферный крейсер, орудия которого были нацелены на флайеры. Возле них беспомощно переминались с ноги на ногу злые, как черти, сотрудники охранного агентства "Центурион", на лицах которых были надеты маски. Против столь мощной флотской плазменной артиллерии, которая своими выстрелами запросто снесёт этажей пять, они были совершенно бессильны.

Обрадовались они только тогда, когда стальная дверь напротив них, до которой было метров тридцать, с оглушительным грохотом вылетела из стальной коробки, ударила прямо по центру группы захвата и отшвырнула чуть ли не к ним под ноги двоих типов, которые держали в руках "консервный нож" — устройство для сноса дверей и проламывания стен. Вслед за этим из дверного проёма вышел не такой уж и громадный парень в чёрной пилотской куртке с изящными золочёными эполетами космос-полковника на плечах и форменной чёрной бейсболке Её козырёк украшали накладные, позолоченные дубовые и лавровые листьями, называемыми в космофлоте салатом, а над ним красовался "космический краб" — золотая эмблема военного космофлота Земли, но это был не обычный пилот, а сам Редийский Дьявол, рукопашный боец необычайной силы.

Оба силовика военной контрразведки не долетели до них без малого каких-то пять метров и рухнули на гидроизоляционное покрытие крыши вырубленными наглухо. Центурионы были опытными ребятами, а потому мгновенно ринулись вперёд, подхватили потерявших сознание контрразведчиков и мгновенно отступили к центральному флайеру. Соорудив из незадачливых волкодавов живой щит, они моментально достали из салона флайера ручной ракетомёт, в который уже была вложена достаточно мощная зенитная ракета, отчего командир атмосферного крейсера сразу же почувствовал себя крайне неуверенно. Его пушки ещё не были ни на кого из людей нацелены, а центурионы уже взяли на прицел лично его и потому теперь вся надежда была на остальных волкодавов. Валент, прислушавшись не поднимается ли по лестнице вторая группа захвата, вдруг с удивлением обнаружил, что ими даже и не пахнет, а потому, посмотрев на давних знакомых, покрутив головой и недоумённо спросил:

— Джо, какой идиот держит тебя в контрразведке? Тебя же не украсть послать, ни посторожить поставить.

Майор Джозеф Лейбович насмешливо рассмеялся:

— Валент, слишком велика честь отправлять к тебе сразу две группы волкодавов. Куда бы ты не собирался, забудь о всех своих планах, парень. Ты сейчас полетишь с нами, а этот телевизионный болтун останется с носом. Кстати, спуститься вниз вы всё равно уже не сможете. Вверх летят и жужжат от радости две дюжины самонаводящихся гранат, которые каждого, кто попробует направиться вниз, нашпигуют осколками размером с палец.

— А никто и не собирается бежать вниз, — ответил Валент Карт насмешливо, — я вас сейчас здесь, прямо на крыше, отметелю.

Командир специального отряда улыбнулся:

— На этот раз у тебя ничего не выйдет, Редийский Дьявол. Мы не станем с тобой драться, а всего лишь так стреножим, что ты после этого неделю пошевелиться не сможешь.

Сказав так, майор молниеносным движением сорвал с пояса два чёрных, а потому незаметных на его боекостюме, цилиндра и из них вырвались мощные электрошокеры, которые впились в грудь космос-полковника и ударили по нему электрическим разрядом такой силы, что смогли бы убить и слона. Это было ещё не всё. Ещё четверо волкодавов из контрразведки космофлота проделали то же самое и Валента затрясло так, словно в него воткнули с десяток мощных пневмоперфораторов. В воздухе сразу же запахло не только озоном, но и горелой кожей. Пилота всего так и выгнуло, он нелепо взмахнул руками но каким-то чудом остался стоять на ногах и после нескольких судорог замер, склонив голову. Контрразведчики поначалу ничего не поняли, но через несколько секунд Валент поднял голову, разлепил мигом пересохшие до белой шелухи губы и с трудом сказал:

— Ничего не скажешь, Джо, это больно, но признаться, — Валент коснулся пальцем шрама на лбу и усмехнулся, — укусы редийских огненных пиявок всё же будут гораздо больнее. Помнишь, ты удивлялся, когда увидел на моём теле помимо этого ещё тридцать круглых шрамов? Ты ещё принял их за пулевые ранения и всё удивлялся, как мне не снесло голову. Это их отметины и, представь себя, я прошел испытание даже не вскрикнув, а теперь, ребята, ловите мою плюху.

В следующее мгновение центурионы увидели, как умеют сражаться мерад-куары Редии. Резко наклонив тело вперёд, Редийский Дьявол превратился в бумеранг, который сначала полетел влево, отчего двоих волкодавов швырнуло к ним под самые ноги, чем они воспользовались без малейшего промедления, а потом вправо, чтобы каким-то совершенно непонятным образом швырнуть ещё одного здоровенного типа в дверной проём. После этого раздался крик:

— Слав, цепляй его к себе на спину и выходи наружу.

Слав Смокер именно так и сделал, так как уже слышал снизу неприятное, тревожное жужжание. Космопилот, который и в самом деле не мог похвастаться большим налётом часов, между тем вырубил ещё двоих контрразведчиков и те полетели ещё дальше, к двум другим флайерам, а в следующую секунду к ним присоединились ещё двое и вот на атмосферный крейсер нацелилось уже три ракетомёта, а это грозило гибелью всему его экипажу. Это на скорости в пять тысяч километров в час атмосферные крейсеры, похожие на остриё копья длиной в девяносто метров и шириной в пятьдесят, которые отличаются ещё и редкостной маневренностью, почти невозможно поразить с земли. Зато в таком положении зенитные ракеты непременно угодят в их артиллерийские погреба и тогда обломки разлетятся километров на десять, но и улететь командир крейсера тоже не мог.

Ему только и оставалось надеяться, что майор Лейбович и двое оставшихся на ногах волкодавов сумеют каким-нибудь образом завалить Редийского Дьявола, который насолил контрразведке ещё и тем, что отказался учить её агентов какой-то особой системе боевых единоборств. Надежды, увы, не оправдались. Сначала неизвестно почему взлетел вверх один волкодав, потом второй рухнул лицом вниз и вот уже сам Джо Лейбович, которого все считали непререкаемым авторитетом по части боевых искусств, как-то странно задёргался в руках космос-полковника Карта, Да, не зря он выбрал себе боевое имя Редийский Дьявол. Именно дьяволом этот парень и был. Семьдесят восемь боёв за шесть с половиной лет и ни одного поражения. Более того, его ученики теперь ничуть не хуже него громили всех, кого только не выставляли против них, но при этом категорически отказывались выступать против своего прославленного сенсея, говоря, что, это противоречит нормам этики ред-куаров, это раз, и что нужно быть конченым идиотом, чтобы выйти против мерад-куара.

Поэтому, махнув рукой, командир крейсера рывком бросил пятитысячетонную машину вверх и вправо, так как у него не было на борту больше ни одного десантника, а его никто не учил сражаться с такими монстрами. Гадая, где же находится эта загадочная Редия, на который самый обычный землянин превратился в такого бойца и почему стал таким сильным, он полетел на базу. Там его ждали теперь крупные неприятности, но он ещё не представлял себе, что у всех тех господ, перед кем он был обязан вытягиваться во фрунт, они будут куда как крупнее. Хотя этого ещё никто не знал, над военным космофлотом земли стали сгущаться не просто грозовые тучи. На него надвигался торнадо просто невиданной мощности, который грозился разломать все его так тщательно выстраиваемые бастионы и разбросать множество народа по космическим каторгам особого режима.

Зато об этом можно было легко догадаться глядя на злорадную улыбку Слава Смокера, больше похожую на оскал. Он уже получил санкцию генерального прокурора и тот насмешливо сказал, что готов подписывать ордера на арест день и ночь без сна и отдыха.

Глава 2

Фантастическое предложение "Си Эн Эн"

В штаб-квартиру холдинга, владеющего сотнями средств массовой информации, флайеры летели с открытыми дверями, в которых постепенно приходили в себя от сильного потока воздуха, бьющего в лицо, волкодавы. Тем самым центурионы предупреждали контрразведку, что в случае чего их коллеги погибнут первыми, а поскольку никто из них не вызывал огонь на себя, то его и не открывали. К тому же сами флайеры контрразведки находились под прицелом тяжелых флайеров полиции и те постоянно оттесняли их от гражданских летательных аппаратов. Делали они это жестко, буквально нанося удары в борт. В общем в воздухе над Нью-Йорком царила такая кутерьма, что было странно, как это ещё ни один флайер не врезался в какой-нибудь небоскрёб. Ещё удивительнее было то, как центурионы не выронили ни одного из контрразведчиков, а каждый из них весил по центнеру с лишним, но пока что всё было в порядке.

Из всех девятерых силовиков военной контрразведке в сознании находился один только майор Лейбович, но лишь потому, что его держал за шиворот Валент, а он мог "отключить" его в считанные доли секунды. Джо понимал это и потому даже и не помышлял о том, чтобы вызвать огонь на себя. Он прекрасно знал, что теперь его ждут крупные неприятности, но вместе с тем всё же надеялся на лучшее, если Слав Смокер действительно станет копать очень глубоко. В этом случае его начальство будет думать только о том, как им самим спасти свои собственные шкуры, которые непременно захотят натянуть на свои тамтамы гражданские власти планеты. Тем не менее, мысленно готовясь к допросу "с пристрастием" в стенах холдинга, он, вывернув голову чуть ли не на сто восемьдесят градусов, кричал:

— Валент, не делай этого! Не говори Славу ничего, не отвечай на его вопросы. Пойми, он не станет доводить этого дела до конца и всё ограничится, как всегда, десятком, других стрелочников, а самые главные воры, которые близки к президенту и его администрации, даже не почешутся. Неужели ты этого не понимаешь, Валент?

— Джо, а мне на это плевать! — крикнул в ответ пилот — Для меня самое главное расплатиться с космофлотом, купить себе пусть даже и убитого в хлам аргонавта и отправиться на Редию. Ты дурак, Джо, и засранец, которому на всё плевать. Знаешь, я не держу ни на кого зла за то, что я три года был рабом у одного урода, а потом пять лет сидел в клетке и через каждые три дня сражался на арене не на жизнь а на смерть, хотя всё могло сложиться по другому, не сиди на базах космофлота в штабных креслах такие твари, какие в моё время окопались на Марсе. Я согласен стерпеть боль от того, что в том аду погибло столько моих друзей. Знаешь, меня даже не бесит то, что уже здесь, на Земле, я шесть с половиной лет выходил на арену, а против меня выпускали мордоворотов с одной единственной задачей — убить строптивого пилота. Меня куда больше волнует другое. Мои друзья семь лет ждут от меня помощи, а я вместо того, чтобы повести их в бой и сковырнуть эту вонючую коросту, императора Тенуриза Отважного, был вынужден выплачивать тот долг космофлоту, которого не существует в природе. Твоя вонючая контора получит его до последнего евро, Джо, и не сегодня, так завтра всю вашу банду воров разгонят. Мне на всё это плевать, майор, главное всё равно заключается в том, что я скоро буду свободен и на оставшиеся деньги смогу сделать то, что обязан. Реды и тем более ред-куары никогда не станут рабами космофлота, который давно уже живёт своей собственной жизнью и поверь, ему плевать на безопасность Земли.

Майор Лейбович умолк. Зная, что Валент номрадер, он прекрасно понимал, что он имеет в виду. Через полчаса флайеры чуть ли не на полной скорости влетели в ангар и за ними немедленно с грохотом закрылись бронированные ворота. Последовало экстренное торможение и Слав Смокер громко спросил майора Лейбовича:

— Джо, вы что-то там говорили на счёт того, стану ли я копать глубоко или нет? Так вот, друг мой, стану и вы сами удивитесь, как глубоко я стану копать, и как высоко взлетит всё то дерьмо, которое попадёт на штык моей лопаты. Поверьте, если оно угодит в рожу президента, то и на его арест тотчас будет выписан ордер. И знаете почему? Да всего лишь по одной причине, ваш космофлот уже не может защитить сам себя! А теперь спросите себя, лично вам нужен такой космофлот, боевые космические корабли которого летают на честном слове и голом энтузиазме их командиров и членов экипажа? Если вы, майор, точно такая же жадная и беспринципная сволочь, как его командующий, то вам на это наплевать. Поэтому поверьте, я тайком пробрался в квартиру полковника Карта только по одной причине, это единственный человек, который даст показания против этой банды ворюг, аферистов и казнокрадов. Валент, я прав?

Космос-полковник угрюмо ответил, опуская своего пленника:

— Мистер Смокер, всё зависит от вашего начальства. Вы сделали своё предложение, я его принял, но оно пока что ещё ничем не подтверждено и мне неизвестны многие детали. Поймите меня правильно, я не могу принять от вас ни цента, если это приведёт к нарушению моей договоренности с командующим космофлотом. Он сказал мне шесть с половиной лет назад следующее: — "Хорошо, мерзавец, как только ты выплатишь космофлоту двести семьдесят пять миллионов, ты свободен." Я спросил его: — "Вы даёте мне честное слово?" И он ответил — да, я даю тебе честное слово.

Руководитель отдела журналистских расследований изумлённым голосом воскликнул, всплеснув руками:

— Валент, неужели вы поверили этому жадному скоту? Да, он даже на Страшном суде будет врать и изворачиваться.

Космос-полковник, лицо которого из-за шрамов казалось маской, натянуто улыбнулся и, словно бы брезгливо, отмахнулся:

— Знаю и мне на это наплевать. Как только долг чести будет уплачен, я освобожусь и тогда меня уже ничто не остановит. Неужели вы думаете, что это такая уж большая проблема захватить космический корабль с грузом стрелкового оружия? Поверьте, для меня это не составит никакого труда и если командующий космофлотом меня обманет, то тем самым он просто подставит под удар охрану нужного мне космопорта. Нет, я, конечно, постараюсь никого не убивать, но покалеченных будет немало. Впрочем, для земной медицины это такие пустяки, вырастить человеку новую ногу или руку.

Майор Лейбович заметно побледнел:

— А ведь он говорит правду, Слав. Если вы действительно отважитесь на то, чтобы свалить президента, то мы, пожалуй, добавим несколько слов к показаниям Валента. Поверьте, после этого кое-кто предпочтёт пустить себе пулю в лоб. Вообще-то я не испытываю к полковнику карту ненависти, Слав. Это моя работа и я просто выполнял приказ своего начальства, но всё же скажу — этому парню пришлось пройти через такой ад, что я такого даже врагу не пожелаю, но если честно, то почёл бы за честь отправиться вместе с ним на Редию.

— Даже не надейся, Джо, — проворчал полковник, — там, узнав про то, откуда ты и почему моим друзьям пришлось ждать семь лет, тебе сразу же будет предложено пройти испытание огненными пиявками, а это для тебя верная смерть. Если ты хотя бы скривишься от боли, то я тебя тут же прикончу и это даже не будет убийством.

— Господа, давайте пройдём в лифт и спустимся в бункер полной защиты, — поспешил сказать журналист, — нас там уже ждут.

Возле каждого контрразведчика стояло двое крепких центурионов. Их лица, когда они сняли маски, были Валенту хорошо знакомы. Эти парни, невзирая на боль, прошли полный начальный курс обучения куар-лон-такру, боевому искусству куаров. Для того, чтобы они продолжили его изучать, требовались огненные пиявки в количестве тридцати штук на человека, а их у него и одной не было. Только они могли наделить человека чуть ли не сверхъестественной силой, выносливостью и почти полным безразличием к боли. Между тем слова майора запали ему в душу. Валент не относился к контрразведчикам с какой-то особой ненавистью, но в своё время сказал, что не станет учить никого из них куар-лон-такру, в котором довольно неплохо преуспел, и вышибет дух и серьёзно покалечит каждому из них, кто попытается проникнуть в его школу тайно.

Своим ученикам он также запретил учить их, поскольку был должником военного космофлота, а потому всё, что было связано с теми людьми, которые навесили на него гири этого неправедного долга, являлось теперь для него нечистым, подпадающим под требования запрета арун-танач. Поэтому, приходя в аудиторию, чтобы прочитать очередную лекцию, он повязывал на глаза чёрную, полупрозрачную ленту, которая смазывала лица курсантов. Космос-полковник никогда не здоровался с ними, не отвечал ни на чьи приветствия и не отвечал на вопросы, но свои лекции при этом читал так, что даже последнему идиоту становилось понятно, как именно нужно сконцентрироваться на цели своего прыжка. Всё это сильно отдавало мистикой, но так оно и было. Только так и можно совершить свободный прыжок.

Через три минуты они из громадного ангара, в котором кроме тех трёх флайеров, на которых прилетели, не было больше ни одного летательного аппарата, спустились на лифте в вниз, прошли по длинному, извилистому коридору и оказались в просторном холле. Там Слав Смокер участливо спросил Валента:

— Полковник, может быть вы сначала посетите медпункт? У нас тут стоит самая лучшая модель роботерапевтической машины. Вам ведь сегодня крепко досталось от этих господ, а если учесть, что вчера вы ушли с арены шатаясь, то мне вас искренне жаль.

Валент раза три энергично пустил по мускулатуре "волну", улыбнулся и отрицательно помотал головой:

— Нет, Слав, всё нормально. К тому же если у вас стоит действительно хороший медицинский агрегат, то ему обязательно захочется заняться моей шкурой всерьёз. Давайте сначала покончим с нашими делами, а потом, если ваше приглашение останется в силе, то я, пожалуй, заберусь в раковину. Знаете, мне ведь так и не было предложено глубокого лечения средствами военной медицины, а гражданские жестяные лекари, которые были мне доступны, значительно уступали даже далеко не самым лучшим куарским колдунам.

Журналист положил ему руку на плечо и улыбнулся:

— Валент, вы даже не представляете себе, насколько серьёзным и хорошо продуманным будет предложение "Си Эн Эн". Пойдёмте, а то мы заставляем ждать не только её президента, но и Генерального прокурора планеты. Хотя если честно, то они подождали бы ещё несколько часов, но лично я доволен вашим отказом. Мне не нужна в кадре смазливая рожа красавчика-пилота. Для нашей общей цели куда больше подойдёт суровое лицо ветерана, иссечённое шрамами. Так, кажется я не в меру разболтался, господа. Следуйте за мной.

Пройдя через холл слегка наискосок, довольно большая группа людей вошла через автоматические разъехавшиеся перед Славом Смокером толстенные двери в ещё более просторный зал. Он был обставлен, как роскошная гостиная. Старинная деревянная мебель, большие диваны и кресла, здоровенный овальный стол посередине, тёмно-синий купол потолка с крохотными лампочками-звёздами и в глубине, на противоположной стене портрет какого-то седого, худощавого старика-ковбоя с седыми усиками. Прямо перед входом космос-полковника встречало полторы дюжины нарядно одетых, но очень строгих на вид мужчин и женщин, лица которых были Валенту Карту совершенно незнакомы. Когда же они представились ему, то у него голова пошла кругом, так как это были не только босс холдинга и Генеральный прокурор, но и самые крупные политики Земли. Как только обмен приветствиями был закончен, Генеральный прокурор суровым тоном громко заявил:

— Полковник Карт, три месяца назад ко мне в кабинет буквально вломился этот специальный прокурор от телевизионной журналистики и огорошил меня следующим известием. Оказывается вы вернулись не с необитаемой планеты, где одиннадцать лет за каким-то чёртом сражались не на жизнь, а на смерть с дикими животными, а из довольно развитого мира, населённого точно такими же людьми, как и мы, земляне. Причём людьми на столько удивительными, что командование космофлота решило во что бы то ни стало прикарманить этот мир явно с далеко идущими целями, а именно, для того, чтобы набрав там в космодесант побольше рекрутов, хорошенько промыть им мозги и затем совершить на нашей планете если не государственный переворот, то точно нечто подобное. Мистер Смокер был настолько поражен этим, что побоялся идти к своему руководству и прорвался прямо ко мне. Он предоставил мне более, чем убедительные доказательства и тогда уже я вызвал к себе мистера Реджинальда Персиваля и тот, как и я, тоже пришел в ужас. Полковник, разрешите мне предъявить вам для опознания один наряд. От того, что вы скажете по его поводу, зависит если не жизнь, то точно свобода мистера Смокера, ведь всё, что он мне говорил, может оказаться всего лишь очень тонкой политической игрой командования космофлота и я не хотел бы выступить с глупыми и ничем неподкреплёнными заявлениями.

Вслед за этим двое мужчин подкатили платформу с колёсиками, на которой была установлена самая обычная примерочная кабинка. Как только шторки были раздвинуты, Валент Карт широко заулыбался, так как увидел свой наряд мерад-куара, пусть и не самого высшего ранга, пошитый из замши, нубука, лаковой кожи и короткого рыжего меха степного волка-калсума. Наряд висел на плоском манекене, который даже был подпоясан широким ремнём с парными, по сабельному выгнутыми, тяжелыми и длинными, до пола, мечами-кайларами. Шагнув вперёд, Валент снял со спины кейс-липучку и попросил:

— Вы позволите мне переодеться? Это мой настоящий мундир.

Генеральный прокурор облегчённо вздохнул:

— Да, конечно, полковник, о, простите, господин мерад-куар.

— У ред-куаров нет господ, они все равны меж собой, поэтому называете меня просто мер-Валентом, господин Генеральный прокурор. — сказал Валент — Всё, что рассказал вам мистер Смокер, правда, хотя, конечно, глубины всей правды на Земле не знает никто, но я донесу её до вашего сведения, господа, если вы выполните одно моё условие. Оно очень простое, все земляне должны знать о том, что у них есть почти родные братья в нашей галактике и что редов с планеты Редия хотели поработить точно так же, как поработили без их ведома народы Эгелана и Номрада. Поверьте мне, я родился и вырос на Номраде и хорошо знаю, о чём говорю. Любой номрадер, если ему позволят сказать правду, скажет вам то же самое. Военный космофлот Земли практически отнял у номов планету, а их самих поработил, хотя это и называется совсем по другому.

Войдя в кабинку, космос-полковник задёрнул шторки и через секунду наружу полетела сначала его бейсболка, затем чёрная форменная куртка с золочёными эполетами, а потом и вся остальная одежда, кроме нательного белья. Через минуту он вышел широко и радостно улыбаясь. Наряд мерад-куара был незамысловат — простая рубаха без воротника, длиной до середины бедра, пошитая из песочного цвета тонкой замши. Поверх неё на Валенте была надета удлинённая бригантина из толстой, но мягкой, некрашеной кожи, не сшитая и не стянутая по бокам ремешками. Никаких стальных бляшек на бригантине не было, зато на ней были нашиты аппликации из нубука и лаковой кожи, которые явно имели какой-то особый смысл. Так оно и было, по мерад-чактару можно было узнать всё о том мерад-куаре, который он носил. Откуда он родом, скольких врагов сразил и чем ещё отличился в своей жизни, командуя отрядом всадников.

Расшитая нубуком и лаковой кожей зелёного, тёмно-синего, бордового и чёрного цвета кожаная бригантина была подпоясана широким и толстым кожаным, коричневым ремнём с квадратной стальной пряжкой. Из-под рубахи были видны просторные штаны из весьма толстой, но мягкой некрашеной кожи, заправленные в поршни с мягкой кожаной подошвой, пошитые мехом наружу, которые были стянуты перехваченными крест на крест ремнями. На высоком лбу космос-полковника красовалась повязка, связанная из узких полосок рыжей, коричневой и чёрной кожи, на шее висел, спускаясь на грудь, каменный медальон, а на правом бицепсе был надет браслет из десятисантиметровых клыков. На поясе висели оба меча, вложенные в ножны. Сняв ножны с мечами с пояса, он протянул их президенту холдинга и с поклоном сказал:

— В доме друзей мне надлежит сидеть за столом без мечей, мистер Персиваль. Возьмите моё оружие и положите на самое почётное место. Оно отняло жизни многих славных воинов, о смерти которых я глубоко сожалею, и сохранило мою, но именно этими мечами я снесу с плеч голову мерзавца, называющего себя императором Тенуризом Отважным, хотя Солнце Редии — Одвин, ещё не видел большего труса.

Реджинальд Персиваль с поклоном взял из его рук тяжелые, по семь с половиной килограммов каждый не считая ножен, мечи и понес их к портрету Теда Тёрнера, висевшему на стене, под которым имелась широкая мраморная доска. Все вошедшие в подземную гостиную люди, включая пришедших в себя контрразведчиков, последовали за ним и Валентом, который, переодевшись, сразу же стал совершенно другим человеком. Его шаги сделались скользящими, он весь подобрался, а движения мерад-куара стали плавными и тягучими, словно густой мёд. Положив на мраморную полку один меч, мистер Персиваль повертел в руках второй, покрутил головой и вознамерился было обнажить клинок, но к нему быстрыми шагами подошел мерад-куар Валент Карт, встал на одно колено и, покорно склонив голову, негромким, но на редкость строгим голосом сказал:

— Мистер Персиваль, если вы обнажите Пэйсарна, то должны снести мне голову за то, что я оскорбил ваш дом каким-то недостойным поступком. Как мне кажется, я ничего подобного не делал.

— Что вы, мер-Валент! — воскликнул президент холдинга — У меня и в мыслях ничего подобного не было. Я просто хотел взглянуть на клинок. Понимаете, я коллекционирую холодное оружие.

У Слава Смокера от слов космос-полковника пробежал по спине холодок. В них не было никакого наигрыша и сказаны они были очень серьёзно. Так мог сказать только тот человек, который действительно был готов во искупление дурного поступка подставить свою шею под меч в знак того, что он искренне раскаивается в содеянном. Этот Валент Карт, публичную жизнь которого он все три месяца изучал очень тщательно и даже засылал молодых журналистов на его лекции под видом курсантов, и раньше казался Славу человеком не от мира сего. Теперь же он окончательно убедился в том, что видит перед собой не космопилота и прекрасного рукопашного бойца, а отважного воина из совершенно иной эпохи, причём воина особого.

Валент быстро поднялся и улыбнулся:

— Тогда держите ножны, Реджинальд. Сейчас вы увидите хищный оскал Пэйсарна. — с шелестом вынув очень толстый, не менее пятнадцати миллиметров, клинок и увидев, что тот покрыт какими-то бурыми, чёрными и синевато-зелёными пятнами, мерад-куар болезненно скривился — Брат мой Пэйсарн, крепко же тебе досталось. Ну, ничего, я наточу и отполирую тебя заново, — после чего широко улыбнулся, — Реджинальд, если у вас есть при себе носовой платок или кусок любой другой ткани, перевяжите ей рукоять вот здесь, возле яблока, и Пэйсарн отнесётся к вам, как к другу. Если вы того захотите, то даже сможете им немного поработать. Только учтите, в его теле бьются два золотых сердца и потому он может запросто вырваться у вас из рук. Все минувшие семь лет их не было слышно, так как я приказал им затаиться, но сейчас вы сможете их услышать. Они, конечно, звучат совсем не так, звучит сердце человека, но поверьте, биение золотых сердец Пэйсарна не оставит вас равнодушным. Это очень хороший меч, как и его родной брат Зуарон. Не знаю, поверите ли вы, но я могу разрубить кайларом пополам даже здоровенного быка и представьте себе, вовсе не за счёт силы. Это сделает Пэйсарн, кайлар моей правой руки. И как только вы смогли определить, что именно он моё самое главное боевое оружие?

Быстро достав носовой платок, Реджинальд Персиваль перевязал им рукоять, обтянутую кожаным круглым шнуром:

— Мер-Валент, вы относитесь к своему боевому оружию с уважением истинного, а не показушного, рыцаря. — взяв в руки тяжелый куарский кайлар, который был похож на фальчион с клинком ромбического сечения, мистер Персиваль, высокого роста широкоплечий мужчина лет сорока, слегка качнул клинком и все услышали шелестящий звук, а затем приглушенное, двойное "цок-цок" — О, да ваш Пэйсарн заслуживает золотых ножен, усыпанных бриллиантами и изумрудами, благородный мер-Валент. Я никогда не держал в руках ничего совершеннее этого меча. Бьюсь об заклад, что и сталь у него на редкость хороша, раз её не смогли покрыть раковинами какие-то кислоты. Вы позволите мне услышать его истинный голос, мой друг? Знаете, как большой ценитель холодного оружия, я всегда ношу с собой маленький серебряный молоточек и, поверьте, умею быстро находить точку перкуссии на любом мече, даже самом ржавом и ужасном на вид. Увы, но сегодня уже практически невозможно найти хороший клинок, но это явно сказано не про Редию и тамошних кузнецов.

Подняв левой рукой тяжелый меч, держа его за плоское стальное яблоко двумя пальцами, мистер Персиваль быстро достал из внутреннего кармана своего светло-бежевого, дорогого пиджака серебряный молоточек длиной меньше ладони, и стал тихонько простукивать им клинок вдоль хищно выгнутого, неглубокого дола. Точку перкуссии он действительно нашел быстро и трижды стукнул по ней, каждый раз всё сильнее. Первый звук был сонным, но очень певучим, второй уже бодрее, а третий звонким и радостным, чистым и удивительно вибрирующим. Вместе с тем в тишине подземной гостиной послышался также отчётливый, свистяще-шелестящий звук, которые издавали в круглом канале два золотых шарика диаметром в восемь миллиметров, которые, вопреки закону всемирного тяготения, сами собой поднялись вверх к прямой крестовине. После этого с ещё более громким звуком два золотых сердца устремились вниз и снова раздалось громкое "цок-цок", а кайлар дёрнулся вниз, но рука у мистера Персиваля оказалась крепкой и он удержал меч. Валент озадаченно клацнул зубами и от неожиданности издал рычащий звук:

— Аррх! Берл-Реджинальд, да ты просто прирождённый колдун боя на мечах! О, простите, мистер Персиваль, это вырвалось невольно, но вы своим серебряным молоточком заставили золотые сердца Пэйсарна взлететь вверх. Появись вы с ним в Куаране, вас усадили бы в паланкин и возили из одного сэйрада в другой, чтобы вы пробуждали им от спячки сердца всех кайларов. Отныне я ваш должник.

Спрятав серебряный молоточек с витой рукояткой, мистер Персиваль легко перебросил меч в правую руку, отступил на несколько шагов назад и принялся с отменным мастерством проделывать кайларом сложные фехтовальные движения. Меч буквально пел в его руке, а Реджинальд Персиваль радостно улыбался, но конец этому положил его подчинённый, который похлопал в ладоши и сказал:

— Прекрасно, Реджи, но за мер-Валентом тебе всё равно не угнаться. Ты хороший фехтовальщик, а он, к твоему сведению, воин, причём, поверь мне, воин очень голодный, хотя и до жути вежливый и терпеливый, в отличие от нас, так что вложи меч в ножны и пойдём к столу. Думаю, что у тебя ещё будет время поговорить с нашим другом на эту тему не раз и не два. Мы ведь только начали работать. Вы, господа, — обратился он к контрразведчикам, — уже только по составу находящихся здесь лиц должны понимать, что вас всех лично я рассматриваю, как свидетелей, которые должны подтвердить, что наш доблестный космофлот обошелся с полковником Картом совсем не так, как он того заслуживает, а попросту по-свински. Поэтому вы теперь сидите в одной лодке вместе с нами и рулевым же в ней будет не кто-то, а космос-полковник Валент Карт. Между прочим, это благодаря ему военному космофлоту удалось заставить Таолан сложить оружие, хотя преимущество было на их стороне, вот только никто не поблагодарил его за это, пусть и совершенно случайное, открытие.

Майор Лейбович шагнул вперёд:

— Мистер Смокер, я вынужден с вами согласиться. Мы дадим показания, но у меня есть к вам просьба, вы не могли бы дать нам возможность во что-нибудь переодеться?

Через пятнадцать минут все наконец сели за стол, причём переоделись в гражданское не только контрразведчики, но и центурионы, которые тоже чувствовали себя в своих боёвках неуютно. Нетерпение Валента достигло наивысшего предела, но он был не смотря на это совершенно невозмутим и вместе со всем сел за стол, чтобы плотно позавтракать. Во время завтрак все молчали, хотя чуть ли не каждый взгляд был обращён на чуть ли не доисторического воина, сидящего за столом с несомненным достоинством. Он ел неторопливо и всем своим видом показывал, что еда ему понравилась, чтобы даже по такому пустяковому поводу не обидеть хозяина дома. Вскоре с завтраком было покончено, Валент Карт, прижав руку к груди, молча поклонился и как только симпатичные официантки убрали со стола пустую посуду и подали всем отличный кофе, Слав Смокер сделал ещё одно весьма странное, но точно не неожиданное заявление:

— Господин Ван Доннер, дамы и господа, я попрошу вас об одном одолжении. Будьте добры, забудьте обо всём, о чём мы говорили вчера вечером во время установочного совещания. Космос-полковник совсем не тот человек, за которого мы его принимали. Он вовсе не парень со странностями, который встал в позу только потому, что является ярым номрадером и готов с оружием в руках сражаться с идиотами, навязавшими Эгелану и Номраду кабальный и бесчестный договор, который является позором для нас всех. Примите как объективную данность то, что мерад-куар Валент Карт давно уже не наш соотечественник, хотя всё ещё и остается биологически землянином, но и это скоро пройдёт. Кто же он такой, дамы и господа? Поверьте, я нисколько не удивлюсь если вскоре выяснится, что мы сегодня завтракали с Верховным правителем Редии, единственным благородным защитником которой он сегодня предстал перед нами и если дело обстоит именно так, то я первый стану его союзником и помощником. Этот парень больше ни о чём так страстно не мечтает, как о возвращении домой. А вот теперь, уважаемые дамы и господа, я прошу вас задуматься вот о чём. Читая лекции в космической академии, обучая искусству куар-лон-такра и сражался на арене боёв без правил с самыми опасными бойцами из семнадцати миров, в том числе частенько даже с роботами-андроидами, уже выплатил более трети своего долга военному космофлоту Земли, который тот высосал из пальца. Почему, спрашивается? Он что, конченый идиот? Простак редкостной породы? Нет, мер-Валент всего лишь самый обычный мерад-куар, каких, как я подозреваю, на Редии тысячи, который прошел через какое-то очень серьёзное испытание и поклялся быть честным и благородным рыцарем, защитой и опорой своим людям и, если вы позволите мне домыслить некоторые обстоятельства жизни этого человека — то возможно, что и идеалом для каждого из них...

— Не надо идеализировать Куарат и мерад-куаров, мистер Смокер, — смущённо улыбнулся Валент, — поверьте, среди мерад-куаров хватает и дураков, и жадных до чужого добра жлобов, и откровенных идиотов, не способных понять самые простые вещи, но в одном вы действительно правы, им всем свойственно благородство и если у тебя хватит смелости вызвать любого из них на поединок и обезоружить болвана, то он обязательно склонит перед тобой голову, после чего выслушает всё, что ты ему скажешь, причём прилюдно, и тогда уже ред-куары решат его судьбу, а мы не жестокие варвары. О, простите, что я перебил вас, мистер Смокер. Невольно вырвалось.

Слав Смокер, широко улыбаясь, поклонился:

— И тем не менее я прав в главном, дамы и господа. Наш глупый и неуклюжий план подкупить благородного мер-Валента никуда не годится. Это будет для него оскорблением и он его не примет. А теперь, Реджи, слушай меня очень внимательно. Я меняю условия сделки. Вернувшись с Редии, Валент Карт первым делом вызвал на свой космический корабль начальника военно-финансовой службы базы космофлота Марса вместе со взводом спецназовцев и когда тот явился, вручил ему внушительного размера контейнер доверху наполненный очень крупными алмазами. Именно бриллиантами редкостной красоты, изготовленными из них, теперь похваляются перед женами богатейших людей планеты жены и дочери высшего звена командования нашего бескорыстного космофлота. Мой источник в космофлоте, который продал мне варварский, как он сказал, наряд пропавшего лейтенанта, а также кое-какие материалы его дела, сообщил, что космос-полковник Карт за свободу Редии готов заполнить такими алмазами главный трюм боевого космического корабля класса "Торнадо" через три года после его возвращения на эту планету. А это, Реджи, две с половиной тысячи кубометров. Я не предлагаю тебе купить алмазы на такую сумму, но думаю, что какое-то количество мер-Валент сможет тебе предложить прямо сейчас. Ты выплачиваешь ему их полную стоимость прямо сейчас, твои финансисты первым делом переводят часть денег на счета военного космофлота, только не на благотворительные, он любит побираться, а на основные, с которых оплачиваются закупки, и твои юристы привозят сюда бумагу за подписью командующего космофлота космос-адмирала Бредли.

Легонько хлопнув ладонью по столу, Генеральный прокурор Роберт Ван Доннер решительно сказал:

— Я сам отправлюсь к Ною Бредли и вырву из него вольную для мер-Валента Карта, друзья мои.

Ему возразил министр юстиции Дэвид О'Хара:

— Бобби, лучше тебе этим не заниматься. Лучше меня с этим всё равно никто не справится. Главное, чтобы деньги были переведены с личного, а не корпоративного счёта. Приватная сделка.

— Дамы и господа, зная стоимость редийских алмазов, я готов купить их на сумму в один миллиард евро. — поспешил сказать президент холдинга — Это будет двести пятьдесят тысяч картатов и поскольку сделку мы оформим, как приватную, то налог окажется минимальным, так как все алмазы будут огранены и проданы с благотворительной целью. Сразу после этого, мер-Валент, я подпишу с тобой контракт, по которому ты в прямом эфире, в прайм-тайм, ровно по три часа в сутки будешь рассказывать всем людям на нашей планете о том, каким ветром тебя занесло на Редию, как ты умудрился попасть там в рабство, а потом освободиться и стать мерад-куаром. Каждые двадцать минут ты будешь делать десятиминутный перерыв на рекламу и твой рассказ должен быть очень подробным. Мне нужно от тебя, друг мой, чтобы телезрители минимум неделю не отрывались от экрана. Также будет очень хорошо, чтобы ты не стеснялся крепких выражений и лирических подробностей, если это не запрещено для мерад-куара кодексом чести, в данном случае это вполне допустимо для телевидения, а если ты ещё и согласишься пойти на ментоскопирование, чтобы наш компьютер создавал позади тебя соответствующую голографическую картинку, то это и вовсе будет отличное шоу, за которое холдинг выплатит тебе ещё пятьсот миллионов евро только за авторские права за твою телевизионную повесть в прямом эфире. Роялти ты также получишь из расчёта сорока пяти процентов от объёма продаж прав показа на других каналах и инфодисков для домашнего просмотра. Слав, ты совершенно прав, только так и не иначе мы сумеем не навредить нашему другу. Это будет честная сделка.

От услышанного у Валента зашумело в голове. Он даже и не мечтал ни о чём подобном. Вежливо поклонившись, он прижал руку к сердцу и дрогнувшим голосом сказал:

— Берл-Реджинальд, я почту за честь поведать о своём возмужании в твоём доме, — после чего заулыбался, — поверь мне, более словоохотливого мерад-куара на Редии ещё не рождалось. Если я буду иметь время на подготовку, то думаю, что мой рассказ займёт дней сорок, но захотят ли люди слушать мою болтовню столько времени?

— Захотят, мер-Валент, если ты сначала пообщаешься с недельку с нашими сценаристами. — успокоил его президент холдинга — К тому же нам нужно будет хорошенько разогреть публику и что самое главное, привлечь к твоей телеповести рекламодателей, но учти, до тех пор, пока Дэвид не привезёт тебе вольную, подписанную Ноем Бредли, ты будешь находиться в этом подземном убежище, как и все остальные присутствующие здесь господа. Именно они способны сломить гребет тому чудовищу, которое вскормила Земля.

Джозеф Лейбович, одетый в штатское, поднял руку:

— Мистер Персиваль, будет куда лучше, если до той поры, пока жители Земли не узнают обо всём из рассказа Валента, вам всем не покидать убежища. Поверьте, в военном космофлоте немало здоровых сил, в том числе и в контрразведке, а потому если дать ей такую возможность, то после того, как несколько десятков человек предпочтут застрелиться, чем угодить на самые страшные военные каторги. После этого она сама вычистит его ряды от предателей, кооррупционеров, отъявленных мерзавцев, дураков с погонами на плечах и просто трусов. Если вы выберете такой сценарий развития событий, то можно будет сделать так, что и космофлот не будет опозорен навсегда, и люди, наконец, смогут облегчённо вздохнуть.

Генеральный прокурор метнул в него пронзительный взгляд:

— Майор, мне почему-то кажется, что вы знаете того парня, которого следует пригласить сюда, чтобы он познакомился с нами.

— Их несколько, господин Генеральный прокурор, и один из них начальник отдела тайных операций специального назначения, а попросту диверсий в тылу врага. — сказал Джо — Хотя Билл Дубровски и не мой начальник, я его прекрасно знаю, мы начинали службу вместе. Есть ещё несколько офицеров среднего командного звена, которые спят и видят во сне, что им отдали приказ о тотальной зачистке. Да, кое-кому из руководителей контрразведки придётся уйти из жизни не по своей воле, в общем прольётся кровь, кое-кто из генералов захочет поднять мятеж, но поверьте, жертв всё равно будет в десятки раз меньше, если действовать обычным путём. И начинать придётся не с кого-то, а с президента Кларка, он дитя космофлота и его детище на политической арене, а потому в данной ситуации будет очень опасен, но если начать с разговора с Биллом, то всего за месяц всё изменится.

— Кто с ним должен поговорить? — спросил Генеральный прокурор и усмехнулся — И, главное, где? Я готов рискнуть, майор.

— А вот как раз рисковать и не надо, господин Генеральный прокурор, — улыбнулся контрразведчик и пояснил, — Билли мой старый друг и знает меня, как полностью аполитичного офицера, который даже не голосует ни на каких выборах и слепо исполняет все приказы начальства. Именно поэтому меня с первых же дней приставили к Валенту Карту и это я несколько раз подкладывал этому парню одну свинью за другой. Идея с долгом также принадлежит мне. Валент, извини, но меня просто бесила твоя беспроглядная тупость, а таких дураков, каким ты был все эти семь лет, мне не жалко. Если бы ты вместо того, чтобы возвращаться на марсианскую базу прилетел на Землю и поднял бы восстание против всевластия космофлота, толка было бы намного больше, но тебе вздумалось поиграть в благородство. Ты, верно, напрочь забыл о том, что присягал на верность Земле, а не большим дядям с генеральскими и адмиральскими погонами. Поэтому я и был к тебе столь безжалостен, хотя и знал, что ты прав. Теперь о вашей встрече с Билли Дубровски, господин Генеральный прокурор, если вы дадите мне возможность позвонить ему, то он явится сюда в одних трусах и сам шагнёт в кабину сканера, чтобы вы могли ему доверять. Мне будет достаточно сказать ему всего несколько слов.

Валент Карт развёл руками:

— Увы, но такая мысль пришла мне в голову после того, как я уже дал честное слово мерад-куара командующему. Правда, при этом у меня хватило ума обезопасить Редию и Куарат тем, что уже через полторы недели я смог, оторвавшись от твоих людей, добраться до одной адвокатской конторы, сесть в кресло ментоскопирования и записать всё, что со мной происходило в вашей конторе вплоть до того дня, когда мне удалось договориться о сумме выкупа. Если эта запись может чем-либо вам помочь, господин Генеральный прокурор, то она со мной. — тут Валент усмехнулся — Джо и его банда так и не смогли догадаться, что этом кейсе лежат не одни только мои знаки отличия.

Генеральный прокурор улыбнулся и кивнул, доставая из кармана аппарат специальной правительственной связи:

— Майор, этот звонок никто не сможет отследить. Вызывай сюда своего друга. Мне нравится твоё предложение.

Джо Лейбович взял аппарат, похожий на обычный телефон космической связи, быстро набрал трубку и вскоре сказал:

— Терминатор, руби хвосты и срочно двигай в Большую Говорильню. Войдёшь в неё под видом разносчика пиццы и скажешь, что ты принёс заказ для Кэт, секретарши Слава Гробокопателя. Тебя проверят самым тщательным образом и спустят в унитаз. Там, где ты вынырнешь, для тебя уже подготовили разделочный стол и большой нож, чтобы отрубить голову рыбе, которая давно уже сгнила. Её нужно хорошенько выпотрошить, почистить и приготовить какое-нибудь съедобное блюдо, от которого с гарантией никого не стошнит. — закончив инструктаж, он вернул телефон и с улыбкой заверил всех: — Через полчаса максимум, уважаемые дамы и господа, Терминатор Билл Дубровски будет сидеть за этим столом. Думаю, что он давно уже готов начать самые решительные действия в том направлении, о котором я вам рассказал. Не тот это парень, чтобы закрывать на всё глаза и тому подтверждением несколько смертей, которые произошли при самых безобидных обстоятельствах, но при этом умерли самые алчные и наглые воры из числа военных интендантов и финансистов. Представьте себе, к моему другу не ведёт ни одна ниточка и даже более того, все эти господа погибли по своей собственной инициативе на глазах у множества свидетелей. Как он это сделал, я не знаю, хотя меня и учили тому же самому. Наверное, он просто гений в области проведения тайных операций, а ещё он точно такой же псих, как и Валент, но если честно, то и у меня в этом плане не всё в порядке с головой и только поэтому я стал злым гением вашего гостя.

— Ну, спасибо тебе, Джо, — проворчал мерад-куар, — более опасного врага у меня никогда не было, хотя на Редии я в них никогда не испытывал недостатка, но ты затмил их всех. Тебе бы ещё изучить куар-лон-такр и пройти посвящение в куары, вот тогда тобой можно будет пугать кого угодно, даже огненных пиявок.

— Я ведь тебе уже сказал, почту за честь, — улыбнулся Джо, — мне давно уже душно на Земле. Хочется чего-то острого и забористого, как и некоторым твоим ученикам, Валент.

Глава 3

Горький кофе с мочой

Прошло сорок три дня, прежде чем Валент, одетый в наряд мерад-куара, сел перед телекамерой в типично редийское раскладное кресло, изготовленное из кожи и деревянных планок, в каких обычно сидят за дружеским столом в куар-дахтане — крестообразном шатре кочевников Куарата, или по обе стороны от входа в часы заката и начал рассказывать о своих злоключениях на Редии, обретении друзей и настоящего дома, а вместе с тем и о своей долгой дороге домой, но не на Землю. Эта планета ведь даже не была его родиной. Поэтому своим домом он давно уже считал бескрайние степи Куарата, а семьёй свой военный клан, сложившийся совершенно невероятным образом. О том, кто такой космос-полковник Карт и что он совершил в действительности помимо того, что завоевал двадцать семь чемпионских поясов в жестоких боях без правил, на Земле знало множество людей.

То, что пилот военного космофлота Земли, ставший на далёкой Редии за одиннадцать лет самым настоящим доисторическим воином-варваром, причём военным вождём отряда численностью в шестьсот двадцать семь воинов, в котором было поровну мужчин и женщин потому, что женщины ред-куаров сражались наравне с мужчинами, было разрекламировано так широко, что в назначенный день в девятнадцать часов по времени западного побережья Северной Америки у телевизоров собралось огромное количество. Людям мало того, что хотелось посмотреть на своего современника, превратившегося на какой-то дикой планете в самого настоящего варвара и потому ставшего непобедимым рукопашным бойцом, так ещё и хотелось услышать, что он скажет в отношении военного космофлота Земли, в котором, благодаря его показаниям, была проведена тотальная чистка.

В результате этой чистки его командный состав сменился полностью, ушло со своих постов более двух третей старших офицеров и была не просто уволена, а загремела в тюрьму добрая половина младшего комсостава и чуть ли не четверть рядовых космодесантников. С такими потерями в личном составе космофлот Земли ещё никогда не сталкивался, но как это ни странно, военные космолётчики и космодесантники оставшиеся в строю, заявили, что его боеготовность в результате резко повысилась. Дело даже дошло до того, что набор курсантов в лётные и космодесантные военно-космические академии был сокращён на тридцать процентов, а правила приёма резко ужесточились и космофлот ввёл обязательное глубокое изучение памяти и чтение мыслей абитуриентов с помощью ментосканера.

Свыше тридцати пяти миллионов человек находились в настоящий момент под следствием и вопрос был только в том, на какой срок они будут осуждены за тяжкие и особо тяжкие преступления. Зато весь остальной личный состав космофлота, а это почти сорок миллионов человек, ликовал и был готов поднять космос-полковника Карта на щит, но он за всё это время так ни разу и не увидел над головой синего неба. После того, как застрелился в своём кабинете глава военной контрразведки космофлота, его примеру последовало восемьдесят семь человек, занимавших самые ответственные посты, а вслед за этим застрелился ещё и сам президент планеты Земля, было немудрено, что чистка прошла так стремительно и коснулась буквально каждого, кто рассматривал свою должность, как бездонную кормушку.

Не удивительно, что уже через пять дней после начала Большой чистки Эгелан и Номрад коренным образом изменили свой статус, стали независимыми союзными планетами и на Земле снова заговорили о создании Звёздной Федерации дружественных миров. Имя виновника всех этих событий было на слуху у каждого человека, вот только за эти сорок три дня контрразведка раскрыла уже двести семнадцать заговоров с целью убийства космос-полковника Карта. К этому он отнёсся с философским спокойствием, сказав однажды:

— Человек смертен, а смерть от руки тайного врага для воина так же почётна, как и во время битвы. Мне здесь больше не жить, а на Редии этим ребятам придётся здорово попотеть, чтобы завалить меня.

Зато за это время он обрёл новых друзей и множество поклонников. Валент был бы погребён под бесчисленным количеством писем, доходи они до него, но их не спускали в подземное убежище, зато каждое, после тщательной проверки на сюрпризы, было прочитано и журналисты холдинга "Си Эн Эн" отвечали на них по просьбе кумира множества людей, а также злейшего врага едва ли не в несколько раз большего числа граждан планеты Земля. Однако, не смотря на это, если бы Валент Карт выставил свою кандидатуру на выборах, то мог бы их выиграть, но он об этом даже и не помышлял, как не ставил перед собой задачи стать Верховным правителем Редии. Он был также категорическим противником того, чтобы им стал кто-либо из мерад-куаров. Их он насмешливо называл ленивыми варварами, для которых на Редии нет "зверя" страшнее самой обыкновенной лопаты.

Находясь в подземном убежище, когда-то построенном на двухсотсорокаметровой глубине на случай термоядерной войны, Валент не скучал. Первые две недели он находился в отличной компании, которую, впрочем, уже тот же день покинули контрразведчики, которые ушли вместе с Терминатором, назначенным Генеральным прокурором временным главой контрразведки, потом министры и политики, зато остались все центурионы, а вместе с ними Реджинальд Персиваль и Слав Смокер. Правда, уже через две недели под землю спустилось уже двадцать семь контрразведчиков-волкодавов во главе с командиром, майором Джо Лейбовичем и тот прямо с порога поторопился огорошить космос-полковника Карта таким заявлением:

— Валент, хотя мне по прежнему хочется задушить тебя за редкостную тупость, вся моя команда отправится на Редию потому, что ты романтически настроенный, благодушный идиот и без нас тебе не навести в этом древнем курятнике порядка. Твои огненные пиявки никого из нас не пугают. — посмотрев на центурионов, число которых увеличилось втрое, он насмешливо спросил — Ну, а вы, толпа повёрнутых на мордобое кретинов, что скажете? Вы тоже летите со своим недорезанным сенсеем на эту планету или вас зря сюда пропустили? Учтите, если вы намерены прошвырнуться в этот дикий мир, посмотреть на него и вернуться обратно, то там я вас всех и перестреляю, как свору трусливых шакалов. — ответ он получил в столь резкой и нелицеприятной форме, что сразу же заулыбался — А вот это совсем другое дело. Что же, тогда давайте приступим к тренировкам.

Однако, Валент занимался не только тем, что стал повышать уровень боевой подготовки центурионов и тренировал команду Дракона Джо Лейбовича. Помимо этого он ещё и учил берл-Реджинальда Персиваля, как нужно затачивать кайлары, а также рассказывал всем своим многочисленным слушателям, что они означают для каждого ред-куара. Попутно он рассказывал уже одному только мистеру Персивалю, кто такие берл-кайлары — колдуны боя на мечах, у которых на лбу, над переносицей, не один, а четыре круглых шрама, расположенные один над другим и учил его безмолвно, не моргнув глазом, терпеть самую сильную боль. Реджинальд решил бросить на Земле всё и отправиться вместе с ним на Редию вместе со своим серебряным молоточком, чтобы стать там великим берл-кайларом, хотя всё то, что рассказывал ему Валент, попахивало бредом и отчасти серой.

А ещё мерад-куар по несколько часов в день работал со сценаристами, режиссёрами и художниками информационно-вещательного холдинга, готовясь к тому, чтобы от первого лица рассказать о своих то ли приключениях, то ли злоключениях на Редии и Земле. Он провёл в кресле ментосканера в общей сложности семьдесят восемь часов и благодаря этому вспомнил всё, что произошло с ним и даже то, о чём предпочёл бы больше никогда не вспоминать, так живо, что сейчас, когда сидел в складном кресле перед небольшим столиком, на котором стоял кожаный, прокопчённый дымом множества костров чайник с холодным зелёным чаем, словно бы вернулся в свою молодость. Напротив него сидело в студии несколько десятков слушателей, а позади них был виден на экране рыжий, кожаный куар-дахтан с распахнутыми настежь резными дверями, изготовленными из кости, рога и стали.

Отпив из кожаной пиалы пару глотков терпкого, душистого чая, жаль что это был земной, а не редийский зелёный чай, Валент улыбнулся. Ещё на одном экране он видел эфирную картинку и на ней как раз показывался двадцатисекундный рекламный ролик-заставка, предваряющий его, как объявлялось в нём, автобиографическую телевизионную повесть-мемуары от первого лица с картинами, извлечёнными ментосканером из его памяти. Вместе с ним шел ещё и двадцатисекундный отчёт и как только его изображение пошло в эфир, космос-полковник улыбнулся, отчего лицо у него покрылось из-за многочисленных шрамов неровными складками, и поприветствовал многочисленных, судя по цифрам на информационном табло, телезрителям:

— Добрый вечер, уважаемые дамы и господа. Вот и наступило время большого бла-бла-бла и тро-ло-ло, как любит говорить мой наставник Сарройтар Копчёное Ухо, то есть время честного и правдивого дахтан-норшада, разговора за жизнь. Хотя мне вроде бы не нужно представляться, я всё же это сделаю. Итак, меня зовут Валентин Николаевич Карташов. По национальности, хотя о ней на Земле почему-то давно уже не принято говорить, я русский, но родился на Номраде в марте месяце две тысячи триста пятьдесят седьмого года и первые шестнадцать лет своей жизни провёл на этой планете. Именно этим и объясняются некоторые не совсем понятные, на первый взгляд, факты всей моей дальнейшей биографии. Для того, чтобы понять это, нужно быть, как я, мои сёстры и наши родители номрадером. Или эгеладером, но уже в куда меньшей степени, так как Эгелану всё же повезло несколько больше, чем Номраду и номам. Думаю, что вы поймёте всё после того, как выслушаете историю моей жизни до конца, а сейчас, как обычно мы видим это в книгах, идёт:

Пролог

Номрад наша семья покинула через месяц после того, как мне исполнилось шестнадцать лет. Признаться честно, мне совершенно не хотелось уезжать из Лильерана, большого, шахтёрского города в котором я родился и вырос, ещё больше мне не хотелось покидать эту чудесную планету с невыразимо красивыми лиловыми восходами и бордовыми закатами. А ещё я страшно боялся полёта-прыжка длиной в сто двадцать семь световых лет и Земли, которую видел только в кинофильмах, но куда больше всё-таки людей, живущих на этой планете. Мне было очень горько расставаться с друзьями, большая часть которых были номами и номинами. Это вообще отдельный разговор. Номы, которых я считаю точно такими же людьми, хотя они отличаются от нас даже по своей физиологии и лишь внешне похожи на землян, удивительный народ. Добрые, радушные, очень доверчивые и на редкость жизнерадостные. Больше всего мне всегда нравилось смотреть в их удивительные золотисто-зелёные глаза с кошачьими зрачками, которые никогда не лгут и всегда излучают дружелюбие.

Это из-за них я так ненавижу некоторых землян, но только тех, которые до недавнего времени считались чуть ли не становым хребтом военного космофлота Земли. Да-да, я говорю о тех чернокожих землянах, а точнее о неграх, которые уже добрых два с половиной столетия рассматривали космофлот как свою наследственную вотчину и их в нём служило немало, свыше сорока процентов. Из школьного учебника истории мы все знаем, что когда-то негров угнетали и что четыреста с чем-то лет назад они даже были рабами. Потом их всячески третировали и это называлось расизмом, но вы не представляете себе, какие дикие выходки позволяли эти черномазые, злобные обезьяны в отношении номин, особенно совсем юных. Говорят, что этих животных, когда они напьются, приводит в невероятное возбуждение их алебастрово-белая кожа. И тем не менее этих скотов, которые насиловали юных номин, что уже противоестественно, всё же с какой-то просто кошмарной настойчивостью направляли на Номрад.

Вот мне очень хочется всё же услышать, знали вы, жители Земли, о том, что эти мордатые, жирные громилы творят на Номраде? Пока что я не получил на это ответа. Среди моих друзей-номов были три номины, которые стали жертвами изнасилования и ни один из тех ублюдков, кто это сделал, не понёс наказания. Космофлот откупился и ещё пригрозил семьям моих друзей такими карами, что им было лучше молчать. Как, впрочем, и нам, номрадерам. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему после того, как я в девяносто третьем году первым же своим ударом оскопил Криса Додсона, знаменитого Чёрного Геракла, красу и гордость космодесанта, больше ни одна черномазая обезьяна из зверинца космофлота так и не вышла против меня? Если бы правила боёв без правил разрешали убивать на арене, то я вырвал бы его сердце без малейшего сожаления, но сначала это животное испытало все те мучения, которые я ему причинил.

Наверное это моё признание вас покоробило и вы считаете меня чудовищем, диким варваром. Ваше право, возражать не стану, но всё же скажу, я вовсе не расист и у меня есть друзья как с совершенно чёрным цветом кожи, так и с более светлым, но это всё нормальные люди, такие же работяги, какими были мои родители и почти все они номрадеры. Более того, у меня было немало чернокожих учеников и никого из них я не третировал. Если, конечно, они не служили в контрразведке космофлота, которую по приказу его черномазого командующего сделали моим врагом, причём врагом очень опасным. Зачем я вам обо всём этом рассказываю? В первую очередь за тем, чтобы вы поняли самое главное, в истории моей жизни большую роль сыграли как раз именно негры, которые ещё совсем недавно служили в космофлоте. Позвольте сразу же сделать оговорку, таковы далеко не все темнокожие земляне. Нормальных мужчин и женщин среди них всё-таки больше и к ним я отношусь с большим уважением.

Но только не к тем мразям, которые либо служили в космофлоте, а точнее его разворовывали, либо и по сию пору сидят на шее у Правительства Земли, а по большому счёту на вашей собственной шее, ведь это вы платите налоги. Они же только плодятся, как навозные мухи, жрут, пьют, хулиганят и ни хрена не делают. А зачем? Им и так живётся неплохо. Вы же до сих пор считаете, что белые люди перед ними в чём-то провинились. И знаете что я вам скажу, земляне? А то, что уже очень скоро они станут вашей самой большой головной болью. Самую малую их часть, примерно семь процентов, которая приватизировала когда-то армию, а затем и военный космофлот Земли ждут самые страшные военные тюрьмы и каторги, откуда сейчас толпами вывозят невинно осуждённых чёрными военными трибуналами белых и желтолицых космолётчиков и космодесантников, а вместе с ними номрадеров и эгеладеров, но остальные-то триста с лишним миллионов ленивых, толстых обезьян останутся на свободе.

С Земли уже улетают на Номрад и Эгелан десятки тысяч людей, продавая на вашей планете всё. Мои родители и обе старшие сестры тоже собираются вернуться в Лильеран, к своим друзьям-номам. Они ведь за двадцать шесть лет так и не прижились на Земле, хотя и вернулись на ту территорию, которая когда-то называлась Россией. Почему, спросите вы? Да, всё из-за них, из-за негров, которые то и дело крадут у них скот, а полиция ничего не может с этим поделать сама и не разрешает моему отцу, нашим зятьям и моим племянникам пристрелить парочку, другую самых отъявленных негодяев. Хуже того, уважаемые, теперь, когда гражданские лица получили право покупать большие транспортные космические корабли, все нормальные мужики, у которых яйца отлиты из ружейной стали и об них можно сломать ногу, станут колонизировать планеты в далёком космосе потому, что во время этого дахтан-норшада я расскажу им о том, как совершать сверхдлинные прыжки через космос.

Вы, наверное, будете поражены, но для этого всего-то и нужно большое стартовое кольцо под кормой, а на своей носовой части космический корабль может нести их хоть десять штук. Для гиперпрыжка масса не играет особой роли. Ну, и что с вами, добропорядочными гражданами, сделают негры, когда их будет больше пятнадцати процентов? Кстати, сейчас этих обезьян всего три и четыре десятых процента, а это уже больше пятисот миллионов бездельников, но после того, как половина людей улетит от них с Земли, вас ждут крупные неприятности. Вот теперь и думайте сами, уважаемые земляне, что с ними делать? Лично я, думая об это, заранее наотрез отказался ввозить их на Редию в качестве рабов. У нас там просто не хватит надсмотрщиков, а ни в каком другом качестве они вообще никому не нужны. Слава Богам Дня, что это ваша, а не наша проблема.

Вы, наверное, уже возненавидели меня за то, что я, будучи точно таким же человеком, как и вы, называю вас землянами. Извините, но так оно и есть, я больше не землянин. Вот уже почти пятнадцать лет я редиец, то есть ред-куар, и моя настоящая родина это даже не Номрад, который я по-прежнему люблю, а Редия. Увы, но за исключением тех двух лет, что я учился в школе, Земля не сделала для меня ничего хорошего, зато причинила массу неприятностей, но я вовсе не считаю вашу планету ужасной и земляне мне очень нравятся. Просто мне пришлось пройти полный курс обучения в военно-космической академии, а это ещё тот гадюшник и я просто обязан хотя бы вкратце рассказать вам о том, какие нравы в ней царили в то время.

В школе мне на первых порах пришлось тяжко. В первую очередь потому, что по сравнению с другими землянами я был дохляком и тут всему виной то, что коэффициент силы тяжести на Номраде ноль восемьдесят семь. Это там я был сильнее своих сверстников, но только не на Земле. А ещё я совсем не умел драться, но и это полбеды, меня быстро научили этому делу. Главная причина всех моих бед заключалась в том, что у моих родителей было три тысячи гектаров земли и мясомолочная ферма на двенадцать тысяч коров и бычков, настоящее двадцатиэтажное чудо техники. Они ведь работали на Номраде шахтёрами, добывали джезказганит, из которого выплавляют рений, причём оба были маркшейдерами и потому на Землю вернулись миллионерами и занялись в свой родной город Чадан в Саянах. Там ещё за семь лет до возвращения они купили землю и к моменту нашего возвращения уже была построена новенькая ферма, на которой, увы, работало шестьдесят сельскохозяйственных роботов.

Отец был бы и рад взять на работу людей, но те, кто хотели и умели работать в нём, как в работодателе, не нуждались, а шесть сотен негров, живших в Чадане, не нуждались в работе. Поэтому я жил на ранчо, а в школу прилетал на своём спортивном флайере, привезённом с Номрада, за что меня сразу же возненавидели. В моём классе училось семеро негров и каждый имел машину, но флайер ведь намного круче. Думаю, что на своё пособие они смогли бы купить себе и флайеры, вот только получить права пилота это не то же самое, что сдать экзамены на водительские права. У меня они были уже в двенадцать лет и потому я ещё и подрабатывал после школы пилотом летающего такси, чтобы иметь столько карманных денег, сколько мне требуется. Вот за это чёрные одноклассники меня и ненавидели, а все остальные ребята поначалу просто считали слабаком.

Да, мне было трудно привыкать к земной гравитации и первое время я даже задыхался по ночам, но потом как-то втянулся и после того, как был пять раз избит неграми, но ни разу не пошел жаловаться и всякий раз, приходя в школу первым делом бросался на них неумело размахивая руками и ногами. Во время восьмой драки на негров вместе со мной дрались уже четыре русских парня и две девушки, тоже русские. Они потом мне так и сказали, что я прошел испытание чёрной помойкой. Через час мы все семеро были в полицейском участке, а ещё через полтора мировой судья оштрафовал каждого из нас на сто евро, что было очень неприятно для моих новых друзей, но я достал из бумажника банковскую карточку и сказал судье:

— На моём счёте двадцать восемь тысяч евро, спишите их все авансом, чтобы могли тренироваться на этих трусливых подонках каждый день. Когда деньги закончатся, я внесу ещё семьдесят тысяч.

В этот же день всех семерых моих врагов перевели в другую школу, а на следующий день я снова подрался, но уже один на один с Егором из-за того, что предложил одной девушке прокатиться со мной на флайере. Я же не знал, что это его девушка, но мы всё равно стали друзьями. Так что школа была единственным светлым пятном в моей земной жизни и космофлот не дал мне её закончить, как всем остальным моим одноклассникам. Всё из-за того, что я родился в марте месяце и потому, как только мне исполнилось восемнадцать, меня уже на следующий день загребли в космофлот. Я ведь был для чёрного космофлота номрадером, а стало быть злейшим врагом и, вообще, пушечным мясом, с которым не принято считаться.

Так, чисто для расширения вашего кругозора. Процент гибели номрадеров в космофлоте самый высокий хоть среди космолётчиков, хоть среди космодесантников. Так во всяком случае было. Есть и ещё одна статистика. Процент гибели среди чёрных в космофлоте во время войны самый низкий, он близок к нулю. Зато очень много чёрных офицеров гибнет на космических кораблях из-за самых разных аварий, приводящих к разгерметизации отсека. Летит себе космический корабль в межпланетном пространстве и, вдруг, бац и кусок борта улетает в космос, а вслед за ним отправляется в вечный полёт пять, шесть офицеров. Иногда даже космос-генералы погибали и потом их трупы с вылезшими через рот лёгкими, они же не могут погибать стиснув зубы, орут от страха, подогу разыскивали в космосе, чтобы с почётом похоронить на Арлингтонском кладбище.

Зато теперь ни одна смерть номрадера не осталась неотомщённой, чему лично я искренне рад. В космофлот Земля призвала меня со всеми воинскими почестями, а именно, вместо того, чтобы предоставить мне возможность самому явиться в полдень на призывной пункт и выбрать, где служить, в космодесанте или в лётном составе, за мной в десять утра было послано целое отделение военной полиции. Угадайте с трёх раз, какого цвета были рожи у этих мордоворотов? Да, так оно и было — чёрные и жутко злорадные. На меня надели наручники и на виду у всех друзей зашвырнули в камеру флайера, который тотчас полетел прямиком в Нью-Йорк. Флайер летел со сверхзвуковой скоростью, а я даже не сидел в противоперегрузочном кресле и потому меня из него вынесли. В общем я только чудом не умер.

После часового пребывания в раковине меня голого заставили пройти через заполненный множеством людей зал в огромное помещение, где я предстал перед толстой, мордастой тёткой. Эта особа была чуть-чуть светлее, чем жлобы из военной полиции, но ненависти ко всем белым в ней было раз в двадцать больше. Глядя на меня, как крокодил на кусок мяса, это животное прорычало:

— Имя, фамилия, дата рождения. — я вежливо представился чин по чину и она принялась тыкать толстыми, словно сардельки, пальцами, унизанными кольцами с драгоценными камнями, в клавиши, после чего протянула мне лист пластика — Идите вдоль зелёной линии, курсант Карт и никуда с неё не сворачивайте. Это ваша дорога в ад.

Взяв в руки карточку, я увидел на ней свою физиономию и надпись вверху курсант лётной военно-космической академии города Нью-Йорка Валент Карт и двенадцатизначный номе с буквой "N" на конце, что означало — номрадер. Доказывать этой жабе с рожей цвета чёрного кофе с тремя каплями молока, что я Валентин Карташов, а не Валент Карт, было бессмысленно и я, почесав свои гениталии, сказал:

— Капитан Джоан Роулинг, до встречи в космосе.

Негритоска зашипела, как змея, а я пошел в ад, который назывался Космическим Гарлемом. Через пару секунд она прорычала:

— Запомни, белый червяк, в ближайшие десять лет ты со всеми своими красными потрохами принадлежишь военному космофлоту Земли, а он принадлежит нам, людям с чёрной кожей.

Что правда, то правда, именно так дело и обстояло до некоторых пор и на Земле имелось очень много людей, которым это совершенно не нравилось. Семьдесят процентов курсантов в Нью-Йоркской лётке было тогда неграми, но никто, повторяю, ни одна чёрная обезьяна не обучалась пилотированию космических истребителей и всех остальных космических кораблей, совершающих гиперпрыжки. Их всех обучали пилотировать одни только флайеры, а это примерно то же самое, что и езда на велосипеде, но половина курсантов и этого не могла освоить. Зато они умели пить спиртное и жрать наркоту и только наша медицина не давала им подохнуть. На счёт того, что я шагаю прямиком в ад, негритоска в общем-то была права, но она не учла только одного, я был не таким уж и простым номрадером, а номрадером очень хорошо подготовленным к службе в космофлоте.

Целый день меня мурыжили в приёмной комиссии, хотя смысла в этом не было никакого. Космофлоту и без того достался уже полностью готовый пилот атмосферного крейсера, которого переучить на пилота космического корабля дальнего действия было два пальца обсосать. Просто эти уроды делали всё, чтобы я попал в казарму лётки после ужина, когда в ней соберутся все чёрные жеребцы. Поэтому, едва войдя в кубрик на тридцать человек, я сразу же заявил:

— Господа, я номрадер. Хуже того, я номрадер из шахтёрской семьи и потому умею изготовить мощную взрывчатку из чего угодно и если вы опустите меня, то этой же ночью я подорву себя и вас всех. Поверьте, взрыв будет очень мощным и никто не выживет. Относительно же того, что вам непременно захочется меня убить за это, я скажу так, Валент Карт собственность космофлота на ближайшие десять лет и к тому же уже готовый пилот в отличие от вас, тупоголовых идиотов. Поэтому если вы меня убьёте, то вся лётка, курсант за курсантом сядет в кресло ментосканера, после чего вы сами знаете, что произойдёт. Рано утром, стоя у стены, все виновные в моей смерти посмотрят в глаза стреляющего взвода.

Как и говорил мне мой отец, это избавило меня от самого страшного, что могло со мной случиться. Зато всё остальное я получил по полной программе, то есть тычки, удары в спину и всё прочее. В ответ же ни одна из этих обезьян не получила от меня ни одного толкового совета и даже более того, помогая получше изучить секреты пилотирования флайеров всем остальным парням, я пару раз мимоходом, в присутствии этих обезьян сказал о таких вещах, о которых в общем-то говорить не следовало. Из-за этого семеро курсантов во время учебных полётов попали в катастрофы, а один даже погиб. Так что толковые советы бывают разными, а номрадеры, к вашему сведению, в отличие от номов страшно мстительный народ. Тут мы дадим фору даже ред-куарам с их обычаем кровной мести.

Больше всего в лётке меня поразило то, что часть курсантов закончила её в звании капитанов, а некоторые даже сумели купить себе майорские эполеты. Как офицерам им была грош цена, а как пилоты флайеров они были смертельно опасны для своих. Из тех двадцати трёх обезьян, которые учились в одной группе со мной, ни одна не стала пилотом атмосферного крейсера. Зато мы, семеро парней других рас, то есть двое белых, трое китайцев и двое индусов, вышли из её стен хотя и просто космос-лейтенантами, зато почти готовыми пилотами и нас отправили на лунную базу, чтобы мы прошли там стажировку. Признаться честно, там тоже всем заправляли негры.

В космофлоте от них нигде не было житья. Что такое негр в космофлоте? В первую очередь это вор. Что он ворует? Всё подряд, не брезгуя ничем. Лишь часть из украденного можно было чуть ли не открыто переправить на Землю и продать в виде дешевого сырья. Да, но на любом космическом корабле есть масса приборов, электронную начинку которых никому вроде бы не продашь. О, не тут-то было, негры продавали её нам, пилотам, и никуда не денешься, купишь, если хочешь жить. Вы думаете так они относились к одним только учебным кораблям? Не тут-то было, с боевых кораблей эти жадные скоты также воровали всё, что попадётся под руку. В первый же день, когда я снял пилотскую куртку и бейсболку, чтобы умыться, у меня украли звёздочки с погон. Хорошо, что салат на козырёк мне ещё не полагался, он стоил в пять раз дороже звёздочек.

Так вот, я их через полчаса выкупил у заместителя командира группы стажеров. Командир был белым, но пресмыкался перед своим чёрным заместителем. Ему оставалось отслужить всего полгода и провались он пропадом, этот чёрный космофлот. Тем не менее я всё же прошел эту проклятую стажировку, которую мы называли чистилищем, и меня отправили на марсианскую базу как раз через три недели после начала войны. По-моему это была договорная война, так как она продлилась, насколько мне это теперь известно, всего два с половиной года и в результате таоланцы так ни разу не добрались до главных планет Земли, а земляне до владений Таолана. Закончилась же она сразу после того, как десять бомбовозов вынырнули из подпространства в полутора миллионах километрах от Таолана и тот тут же выкинул белый флаг и запросил мира.

Правильно, если бы бомбовозы отбомбились по планете термоядерными бомбами, то Таолану тут же пришел бы конец. Обо всём этом я узнал только через одиннадцать лет, а тогда, в две тысячи триста восемьдесят первом году, прибыв на Марс, попал обстановку сумятицы и сплошной неразберихи. Потолкавшись три часа в штабе, я дал взятку, двести евро, какому-то полупьяному капитану в засаленном мундире, сел за компьютер, сам определил себя в Пятую эскадрилью прикрытия, оформил документы и поехал в Долину Аргир, окруженную со всех сторон горами Нереид и Харид. Это место на Марсе считалось самой жуткой дырой из-за окружающих долину гор. Черномазое офицерьё, окопавшееся на базе, опасалось залетать в горы на флайерах, а подниматься выше пяти километров над поверхностью флайерам было категорически запрещено. Так что в горах можно было спокойно устроить небольшой склад.

Там за мной закрепили истребитель "Торнадо", мощную боевую машину, которую мне одному, так как пилота-сменщика для меня, сосунка, не нашлось и я принялся приводить космолёт в порядок. К этому времени я уже усвоил главную космофлотскую мудрость, не хочешь платить чёрным, воруй у них всё, что только сможешь и хорошенько прячь. Краденое можно было всегда обменять на нужные тебе детали, приборы и узлы, а потому я тут же принялся взламывать тайные склады господ офицеров и вывозить всё на флайере в горы. База "Аргир" имела мрачноватый вид. Плоская, каменистая равнина, в центре которой был построен купол пятикилометрового диаметра, окруженный прямоугольными зубцами пятиэтажных ангаров, в которых стояли космические корабли разного типа. На расстоянии в четыре с половиной километра от базы стояли космические кольца гиперпространственного старта-финиша, причём большие, километрового диаметра, с которых отправляли даже транспортники.

Работал я не спеша и очень тщательно, а уходя не только запирал ангар на все мыслимые и немыслимые запоры, но ещё и минировал все подходы к своему кораблю, о чём сразу же всем заявил во всеуслышание и даже продемонстрировал, на что способны мои зажигательные мины. Убить не убьют, но хорошенько поджарят. У меня их сразу же стали покупать десятками, так что я даже немного поправил свои финансовые дела. Свой "Торнадо" я решил вывести из ангара не раньше, чем через четыре месяца, но так уж вышло, что через полторы недели меня вызвали в штаб.

Вот там-то мне и сказали, что я должен срочно доставить кольцо на Беттию, третью планету звезды Лаланд. Командир базы, оглядев меня с головы до ног, остался мною вполне доволен и брезгливо объяснил мне, что для такого сопляка, которому предстояло совершить первый самостоятельный прыжок это как раз то, что надо. Работы всего на пять часов. Нужно совершить прыжок с поверхности Марса до орбитального кольца, спуститься на поверхность в указанном квадрате и сбросить там кольцом, стандартную "Четвёрку". В качестве носителя использовался малый транспортный космический корабль типа "Скаут", посудина из разряда ни на что не годных. Пилоты презрительно называли её "Окорок" из-за корпуса, похожего на свиной окорок с торчащей из него стальной трубой с круглой пилотской рубкой на конце, хотя и большой, но из-за оборудования тесной и неудобной.

"Окорок" на котором я должен был совершить свой первый гиперпрыжок, уже висел в стартовом кольце, так что мне было приказано срочно заменить внезапно заболевшего пилота. Не видя подвоха, я взял бланк с полётным заданием, молча козырнул и вышел из кабинета командира базы, здоровенного чернокожего типа лет тридцати пяти, с презрительной физиономией и эполетами космос-полковника. Наверное он получил это звание сразу же по окончанию лётки. До обеда было ещё три часа, есть мне хотелось уже сейчас, а пожрать мне точно не дадут даже за свои собственные деньги. Поэтому я выругался и пошел на стоянку флайеров кружным путём и хоть в чём-то мне повезло. По пути мне попалось два торговых автомата и купил в них чипсы и банку кока-колы, хоть какая-то еда, но перед вылетом мне ещё полагалась чашка крепкого, чёрного кофе, которую, по традиции, подавал пилоту капитан-инженер кольца.

Вот тут я хочу сказать пару слов тому парню, который мне подложил свинью. Капитан Джемс Армстронг, ну ты и мудак. Твоё счастье, ублюдок, что ты находишься так далеко от Земли, а не то я тебе так набил бы морду, чтобы ты запомнил это до последнего дня своей жалкой, ничтожной жизни мелкого пакостника и конченого козла. Именно из-за этого смазливого ублюдка я и угодил чёрт знает куда. Точнее из-за его чашки кофе. Подонок, ты посягнул на самое святое, что только есть в космофлоте. Это то же самое, как приговорённому к смерти дать сигарету, набитую вместо табака вонючей паклей. В общем знай, мерзавец, я поручил двоим ребятам разобраться, почему ты так сделал и если выяснится, что ты участвовал в этой подставе добровольно, то тебе достанется по полной программе.

Ни о чём не подозревая, я долетел до семнадцатого кольца, пристыковался к переходному модулю и через минуту вылез из стальной трубы. В помещении командного пункта стартового комплекса уже устали материться из-за того, что "Окорок" вот уже час с лишним висит в стартовом кольце, а пилота до сих пор нет. Поэтому меня буквально схватили за шиворот, я ведь тогда всё ещё оставался дохляком, и зашвырнули в другую трубу, чтобы я забрался в кабину флайера, который должен был доставить меня на корабль. В нём сидел этот урод, капитан-инженер Армстронг. Через три минуты флайер пристыковался к пилотской кабине и мне уже не нужно было ползти по трубе. Достаточно было всего лишь скользнуть в неё и я уже сидел в пилотском кресле. Капитан сердитым голосом проворчал:

— Кретин, где тебя только черти носили. Ладно, сиди, я сейчас протестирую корабль, подам тебе кофе и через десять минут ты вылетишь из кольца, как сопля из ноздри моего папаши.

— Капитан, полегче с соплями, — огрызнулся я, — это посудина не моя, это раз, меня полчаса назад отловили в штабе, когда я пришел туда за бланками, и командир Сандерс пинком загнал меня в эту консервную банку. Так что я ни в чём не виноват.

Капитан заорал на меня ещё громче:

— А мне плевать на твои трудности, засранец! Из-за тебя я пропущу начало трансляции футбольного матча. Понял? — Через пятнадцать минут, видно у него что-то незаладилось, капитан Армстронг, никогда не забуду его гнусную рожу с тоненькими усиками, просунулся в пилотскую рубку и прорычал: — Бери свой кофе, но смотри, не начни хлебать раньше, чем я отстыкуюсь от этого корыта, стыковочный модуль понемногу травит воздух и тебе нужно подождать минуты три, пока атмосферное давление повысится.

Как раз это я уже и сам почувствовал. Снимать пластиковую крышку с чашки было небезопасно, она и так вздулась, так что кофе запросто мог оказаться на моей физиономии. Даже не попрощавшись ублюдочный капитан-инженер полетел вниз, а я стал дожидаться, когда атмосферное давление повысится и я смогу хотя бы выпить большую чашку кофе перед стартом. Между прочим, в стартовом флайере очень приятно пахло отличным кофе. Этот запах проник и в пилотскую кабину. Поставив чашку на специальную подставку, я поёрзал в кресле и протянул руки к пульту. Мне ведь тоже предстояло нажать на несколько кнопок и щёлкнуть полудюжиной переключателей, чтобы улететь с Марса на Беттию. Это была не первая моя чашка кофе перед стартом, да и сам старт, если посчитать их все, получался двадцать шестым, но впервые я стартовал находясь в кресле пилота один и рядом со мной не было инструктора.

Через три минуты, когда начальная фаза предстартовой процедуры была пройдена, я снял с чашки пластиковую крышку и сделал большой глоток кофе. Боже, как же мне сделалось дурно, когда мне в рот попала эта едкая, горькая жидкость, остро пахнущая мочой, в которую превратил мой кофе этот ублюдок. Меня сразу же скрутило пополам и стошнило. К счастью всего лишь глотком той мерзкой гадости, которую я проглотил, но что самое страшное, машинально отбросив от себя чашку, обе мои руки, коснувшись пульта, поменяли все сделанные ранее настройки и что самое страшное, согнувшись буквально пополам, я нажал головой на большую, круглую, даже ещё не загоревшуюся зелёным светом кнопку "Старт". По идее корабельный компьютер должен был тотчас прервать процедуру, но не тут-то было. Он только и сделал, что включил аварийную сирену и стал бубнить мне в уши картонным голосом:

— На борту корабля нештатная ситуация. Пилоту рекомендуется немедленно покинуть рубку. Повторяю, опасность, покиньте рубку.

Глава 4

Полёт вслепую в компании с Железным Негром

Перед Валентом вспыхнул красный транспарант с белой надписью — "Перерыв на рекламу". К нему быстрыми шагами подошел Реджинальд Персиваль, пожал руку и весёлым голосом сказал:

— Молодец, честно говоря, я боялся, что ты смягчишь тон, говоря про чёрных, ленивых бездельниках. Валент, не забудь, нам нужно хорошенько макнуть их мордой в дерьмо. Мне сообщили, что за последние десять минут нам позвонило свыше восьмидесяти тысяч человек и компьютер определил — девяносто три процента позвонивших благодарят тебя. Парень, мы ведь с тобой улетим на Редию, а они останутся здесь. Хватит политкорректности и толерантности по отношению к этим скотам. Поэтому припечатай их ещё несколько раз.

Пожав плечами, космос-полковник ответил:

— Реджи, я всего лишь скажу им то, что уже сказал однажды.

Через несколько минут Валент снова сел в кресло и продолжил свой рассказ, прерванный рекламой:

— В себя я пришел тотчас, как только уткнулся лбом в кнопку и услышал щелчок. Не обращая внимания на тот бред, который нёс ботовой компьютер — как я покину пилотскую кабину, когда "Окорок" окутало облако гиперплазмы, а стартовое кольцо, ротор которого набрал обороты и закручивал её вокруг корабля, уже было невозможно остановить? Всё, что я мог сделать, этого громко прохрипеть:

— Парни, вы можете остановить ротор?

В ответ я услышал горестный вопль:

— Как? Пока тебя не вышвырнет неизвестно куда потому, что все настройки ты уже сбил, он не остановится. Парень, мужайся, скорее всего при входе в подпространство твой корабль превратится в рой осколков и через восемь минут они полетят по орбите вокруг Солнца. Поговори с нами, парень. Как тебя зовут, мы ведь так и не познакомились. Не молчи, нам тут тоже очень хреново.

— Поговорить? — разозлился я — Хорошо, я поговорю с вами. Эта сука, которая нассала мне в кофе ещё там? Хотя нет, не думаю, я же видел, как он полетел куда-то вперёд, а не вниз. В общем так, этот капитан Армстронг, вонючая шестёрка черножопых козлов, специально насыпала в мой стартовый кофе какой-то горькой гадости и ещё нассала в него и это явно сделано по приказу какой-то черномазой твари. Парни, пилоты, друзья мои, не пейте больше никогда стартового кофе. Не берите в руку чашку, поданную продажными тварями — инженерами старта, а если возьмёте, то выплесните его им в рожу. Командир Сандерс, ты чёрный, спесивый ублюдок, а не командир. Ты и твои прихвостни только что убили ещё одного номрадера. Не радуйся, тварь, нас в космофлоте немало и один из номрадеров сделает так, что ты вылетишь в открытый космос вместе наворованным тобой добром. Хорошо, если бы это произошло в тот момент, когда ты будешь трахать в своей каюте какую-нибудь чёрную шлюху из числа тех, которых вы, вонючие ниггеры, продвигаете за это по службе. Я вас всех проклинаю и вот что сделаю, чёрные, жирные свиньи. Я не сдохну, я выживу и вернусь, а теперь пошли вы все на **й, я лучше подумаю, что мне делать. Эй, вы, продажные твари, сколько времени осталось до старта? Точнее до моей смерти по вашей вине.

— Шесть минут восемь секунд, — ответил мне кто-то, — зря ты так, парень. Может быть капитан Армстронг в чём-то и виновен, но только не мы. Поверь, мы даже не знаем кто ты, чтобы желать тебе зла.

Забегая вперёд, я хочу сказать вот о чём. Каждый гиперпространственный старт дело довольно открытое и гласное. За ним обычно наблюдает множество пилотов, свободных от вахты и всяких там хозяйственных работ. Мы, белые пилоты и номрадеры, ведь ещё и подчищали за каждой чёрной свиньёй её дерьмо. Так что как я узнал впоследствии, свыше полутора сотен пилотов всё видели и слышали, а потому сначала в морду инженерам старта было выплеснуто в отместку за мою гибель немало чашек кофе, а потом братья пилоты и вовсе заявили, что они сами будут отправлять своих друзей в гиперпространство. Командование космофлота сначала встало на дыбы, а потом поняло, что после происшествия на семнадцатом кольце марсианской базы "Аргир" они могут остаться без пилотов из числа бледных вонючих червяков, косоглазых образин и чёрных недоносков.

Таковых в космофлоте было большинство и пара сотен хорошо выдрессированных обезьян положения не спасала. Поэтому помимо боевых вылетов и боевых дежурств, была введена ещё одна вахта, для нашего брата-пилота самая главная — стартовая и предстартовая чашка кофе вернулась, причём с довеском. Теперь в космофлоте стартующему в гиперпространство пилоту другой пилот, отпив глоток кофе и накрыв его пластиковой крышкой, подаёт ещё и ореховый кренделёк, но о нём я скажу чуть позже. Вместе с этим пилоты, наконец, были полностью и повсеместно, на всех военно-космических базах освобождены от хозяйственных работ. Пропасть же между нормальными людьми ниггерами в космофлоте только углубилась. Если в гиперпространство должна была стартовать потомственная чёрная обезьяна, то все пилоты стартовой вахты моментально впадали в спячку и из своих нор выползали инженеры стартового кольца, о чём я с удивлением узнал, когда вернулся с Редии не на Марс, а на Землю. Ну, а тогда я чуть ли не со слезами на глазах выкрикнул:

— Вот и замечательно, значит и не узнаете, я отключаю аудиосвязь и провалитесь вы все пропадом, скоты!

Сказав так, я отключил связь и стал лихорадочно соображать, что я могу сделать. Так, в момент старта, как только корабль вылетает из облака гиперплазмы, он ещё целых пять секунд находится в релятивистском пространстве. Как вообще отправляют корабли в подпространственный прыжок? Тремя способами, из кольца старта в кольцо финиша, по гиперпространственному тоннелю, способному пройти сквозь любую звезду и, вроде бы, даже через чёрную дыру. По гиперлучу, который возникает между гиперплазменным "фонариком" и стартовым кольцом. Так как раз и прокладывают первые трассы. А как их прокладывают? Да, очень просто, тупо стреляют "фонариками", они же маленькие, всего два метра в диаметре, по мишеням, то есть по планетам и даже не по ним самим, а по их гиперплазменному следу в подпространстве, а его оставляет, летя в космосе, даже дробинка.

Что происходит во время старта? Стартовая команда задаёт вектор, который соединяет два кольца и вслед за этим задаёт уже корабельному компьютеру генератора гиперплазмы время работы. Один световой год это минута, а потому до Беттии восемь минут хода. Плюс минус полминуты никакого рояля не играют. Едва только гиперплазменный кокон корабля учует плазменный след, он тотчас бросается за планетой в погоню и как только сталкивается с электромагнитным полем планеты, компьютер тут же отключает генератор гиперпространственной плазмы. Гравитационное поле стремится притянуть к себе корабль, а электромагнитное оттолкнуть и в результате он просто выходит на круговую орбиту на высоте от пяти до пятнадцати тысяч километров. Так что остаётся только спуститься на планету.

Так, Валент, — сказал я себе, — а теперь думай. Что у тебя есть ещё? Правильно! Верньеры выставления вектора и точно такой же экран определения курса, как и внизу. Все космические корабли в известной степени независимые, они только в силу традиции летают от кольца к кольцу, но ведь возможен ещё и полёт вообще без кольца финиша. Из ста гиперплазменных фонариков семьдесят, семьдесят пять потом "отзываются", а это лучше, чем один шанс из тысячи.

Так, всё внимание на экран, Валент, — говорил я себе, — ты ведь всегда любил астрономию, и в школе, и в лётке у тебя были по ней самые высокие балы. Ты же знаешь наперечёт все звёзды, которые лежат в сфере радиусом в пять тысяч световых лет. Ты можешь лететь только вперёд, максимальное отклонение, конус в пятнадцать градусов, на большее ты без поворота стартового кольца не способен. Думай, Валент, что ты можешь найти впереди? Так, прямо по курсу имеется свыше полутора сотен звёзд из них только две это желтые карлики солнечного класса. Быстро выбери одну. Правильно, звезда Риверы. Одинокая, чуть больше Солнца, имеет планетную систему. Валент, если ты сумеешь нацелиться на неё, ты спасён!

Да, легко сказать, до Риверы три тысячи пятьсот семь световых лет и её можно разглядеть только в самый мощный электронный телескоп. Курсовой экран здесь точно не помощник, а потому нужно включить голографический экран, хотя ты всего лишь увидишь в результате упрощённую компьютерную модель Звёздной Сферы. Зато привязанную к той точке в Солнечной системе, где ты сейчас находишься. Подумав так, я включил его, но не стал выключать курсовой экран и принялся рукой быстро "снимать" ненужные мне звёзды, загораживающие путь моей пока что только мысли к звезде Риверы. Попутно я переключал режимы и выставлял вектор курса, поначалу грубо. Курсовой навигационный экран был стрелкой моего мысленного компаса, а голографический, подчинённый бортовому компьютеру, своего рода визиром и мне чертовски повезло, что в него была закачана полная Звёздная Сфера, можно сказать профессиональная, составленная на основе новейших данных.

На самом последнем этапе прокладки курса наугад, я до максимума увеличил разрешающую способность курсового экрана, на котором в общем-то было просто чёрное пятно и стал аккуратно, но очень быстро совмещать орбиту третьей планеты только потому, что она имела примерно такие же размеры, как и Земля. А вот здесь, братья-пилоты, поставили ушки топориком. Как вам это давно известно, гиперпространственным пилотом может стать только тот человек, который влюблён в астрономии. Только он способен преодолеть панический страх перед гиперпрыжком. Спрашивается, почему? Да, только потому, что лишь человек прекрасно разбирающийся в астрофизике способен понять, что в гиперпространстве каждый небесный объект это зона пустоты, дыра и потому космический корабль, находящийся в гиперпространственном тоннеле, на своём пути воткнётся не в звезду, чёрную дыру или облако антиматерии, а в пустоту.

А теперь переходим к главному. Разрешающая способность самых совершенных навигационных радаров такова, что на расстоянии свыше полутора тысяч световых лет мы видим на экране одну только дырку от бублика, то есть пустоту и то, что находится позади нужной нам плоскости. Самым великим благом нашего века я считаю то, что учёными были разработаны методы точного определения расстояния до звёзд и их планет. В тот день, когда я совершил первый в истории не только Человечества, но и всех остальных звёздных народов свободный и к тому же сверхдальний прыжок, я "сидел" на отличном навигационном радаре новенького звёздного кольца, а вот курсовой экран у меня был дрянь. И тем не менее я совершил первый прыжок, а потом точно таким же макаром вернулся не на семнадцатое кольцо марсианской военной базы "Аргир", а на высокую орбиту Земли, отчего у всех глаза вылезли на лоб. К тому времени последний "Окорок" уже лет пять, как сунули в печь на переплавку.

Так что мне нужно было просто увидеть то, чего я физически не мог увидеть, но был в состоянии представить себе, третью планету звезды Риверы. Между прочим, она была ещё даже толком не найдена, но астрономы говорили, что скорее всего на расстоянии в сто пятьдесят три миллиона километров от Риверы имеется планета земного типа. Главное, что мне было известно точно, это плоскость эклиптики Риверы, но компьютер выдавал совсем иное положение и потому я, вспомнив статью в "Астрономическом вестнике" за май месяц, изменил явно устаревшие данные на новые. С помощью бортового компьютера, который в то время так же был хреновым навигатором, я быстро смоделировал новую плоскость эклиптики планетной системы и определил на ней наиболее возможно место нахождения орбиты третьей планеты. Проложи я курс на полмиллиона километров левее или правее и всё, конец, меня занесёт чёрт знает куда.

Поэтому я мысленно нацеливался точно на центр планеты, так как знал, что гиперпространственная деривация сыграет свою роль и подкорректирует курс, перенацелив вектор с пустоты к месту уплотнения гиперпространственной плазмы, окружающему любой космический объект. Как только это было сделано, я стал совмещать зелёный крестик с реальным изображением, а попросту с чёрным пятном на экране. А теперь, братья-пилоты, замрите и не дышите. Когда вы будете делать то же самое, отрешитесь от всего и полностью доверьтесь интуиции. Пусть она, ориентируясь на модели объектов, нарисованных голографическим проектором, нацелит ваш космический корабль. Поверьте, это не сложно. Целиться из ружья, пуля которого летит строго по прямой, очень просто. Вы наводите мушку точно на цель и затем совмещаете её с целиком. Военная наука создала множество различных видов прицелов, но вы должны забыть о них.

Вообще-то меня в тот момент выручило то, что я почти два года прожил в Саянах, подружился в школе с Егором, заядлым охотником, и поскольку имел флайер то мы часто летали с ним на охоту. Вот он-то и научил меня стрелять целясь не обычным образом, а прицеливаясь по стволу. Мы охотились на глухарей, зайцев, косуль бродя по перелескам и по лесу, а потому те могли выскочить откуда угодно. Поэтому стрелять нужно было глядя одновременно на добычу и ствол ружья, давая волю рукам и своей интуиции. Именно так, полностью доверившись интуиции, я и проложил тогда курс на Редию, а через одиннадцать лет, два месяца и семнадцать дней вернулся на Землю.

Теперь, когда я рассказал вам об этом, братья-пилоты, и вы сможете совершать гиперпространственные прыжки даже на куда большие расстояния. В самые ближайшие дни я закончу работу над тренажером. Это будет, разумеется, какое-то жуткое убоище, точнее его эскизы, но технари быстро доведут тренажер до ума и полёты в гиперпространстве станут такими же простыми и обыденными, как и полёты. Договоренность с новым командующим космофлотом уже достигнута и лётки откроют двери для всех желающих лететь куда угодно. Главное брать с собой с десяток новых, раздвижных колец старта, а финишировать вы сможете где угодно. Это станет возможным довольно скоро, а сейчас мы вернёмся в прошлое, а тогда время таяло с неприятной быстротой, по моему лицу градом катил пот, но утирать мне его было некогда. Мои пальцы с молниеносной быстротой мелькали над пультом и порхали по клавиатуре компьютера. За четырнадцать секунд до пинка под зад, я ввёл новые данные в бортовой компьютер и через три секунды услышал:

— Данные нового курса введены в память. Даю отсчёт для повторного старта в ручном режиме. Десять, девять, восемь...

Дождавшись, когда компьютер скажет "Старт", я ударил кулаком по зелёной кнопке и остаточная сила инерции мягко вдавила меня в кресло. Прошла минута, вторая, третья и я понял, что старт произошел удачно, вот только правильно ли я всё рассчитал? Через три тысячи пятьсот семь минут я узнаю это. Облегчённо вздохнув, я затребовал у бортового компьютера:

— Эй, Бортовик, расскажи-ка мне что это за посудина и что находится в её трюмах. Я космос-лейтенант Валент Карт. Вот мой опознавательный жетон пилота третьего класса, дружок.

Вложив большой, прямоугольный жетон, который был к тому же ещё и микрокомпьютером с моим личным делом, а также электронной записной книжкой, миниатюрным электрошокером, однажды спасшим мне жизнь и даже зажигалкой, я вскоре услышал:

— Сэр, согласно записи в бортовом журнале космический транспортный корабль "Скаут " бортовой номер сто тридцать один дробь сорок девять стартовал с полностью загруженными трюмами. Стоимость всех грузов составляет сто семнадцать миллионов восемьсот тридцать тысяч три евро, но на самом деле трюмы абсолютно пусты. С корабля снято также всё дорогостоящее трюмное оборудование и трюмы в настоящий момент разгерметизированы, но я могу закачать во все щели мастику и продуть их. В таком случае, сэр, вы сможете совершить посадку на планете, имеющей атмосферу земной плотности, но если её плотность будет больше на пятнадцать процентов, вам не хватит расходной массы для манёвра торможения. Сэр, предупреждаю, если я создам на корабле нормальное атмосферное давление, то вам не хватит воздуха до конца полёта. Его запас ограничен. Ещё меня беспокоит незаконно установленный механизм в трюме, назначение которого мне неизвестно. Какие будет приказания, сэр?

У меня тотчас отхлынула кровь от лица и я побледнел от ужаса. Это был рейс в один конец. Не поставь я компьютер в столь щекотливое положение, он бы меня вообще не стал бы ни о чём предупреждать. Я спокойно, в штатном режиме, долетел бы до Беттии, сгрузил с корабля кольцо и при первой же попытке совершить манёвр "выход-заход", мина, подложенная в трюм, разнесла бы "Окорок". Похоже, что таким образом эта черномазая свинья, командир Сандерс вознамерился украсть что-то очень ценное и списать эту кражу на меня. Вот ведь тварь! Подумав, я приказал бортовому компьютеру:

— Бортовик, покажи мне все отсеки трюма начиная с того, который находится за задним люком обитаемого отсека.

Трюмовых отсеков было восемнадцать и все оказались абсолютно пустыми. В них даже была снята со стен обшивка. Чёрное ворьё единственное чего не стало делать, это полностью уничтожать корабль. Их расчёт был прост, как фигура из трёх пальцев. На Беттии имелась атмосфера в три раза плотнее, чем на Марсе. Поэтому атмосферное давление почти прикончит "Окорок" при спуске, а как только я отстыкуюсь от кольца и вылечу из него, сразу же сработает мина. Черномазые обезьяны всё же не продумали свой план до конца, а может быть просто поленились затащить мину вглубь корабля. В общем её можно будет сбросить при подлёте к планете, но в таком случае я потеряю ещё какое-то количество воздуха и после того, как мы вместе с бортовым компьютером просчитали все варианты, выяснилось, что больше двенадцати часом мне оставаться на орбите нельзя.

Вообще-то в реале я должен совершить всего один виток вокруг планеты и на втором заходить на посадку, чтобы после неё у меня осталось хотя бы три часа на раздумья. На борту корабля не было ничего, кроме стандартного недельного запаса продуктов, составляющего НЗ на одного космопилота, но и из него черномазые воры вынули всё, что им приглянулось. Так что еды у меня было всего ничего, четыре пачки галет, пятилитровая канистра с водой, двести грамм сушеного мяса и стограммовый кусочек сала. Ну, и плюс к этому пакетик с чипсами и банка пепси-колы. А теперь позвольте сказать мне несколько слов про ореховый кренделёк, который вместе с предстартовой чашкой кофе, переданной одним пилотом другому в пилотскую кабину, а они даже на самых больших космических кораблях маленькие, тесные и всегда вынесены вперёд, почти одиннадцать лет был в космофлоте самой ненавидимой ниггерами традицией.

Шила в мешка не утаишь, а потому уже очень скоро все пилоты базы "Аргир"знали о том, что командир Сандерс не только ворюга, но ещё подлец и убийца, который отправил на верную гибель совсем ещё молодого номрадера, космос-лейтенанта Карта мало того, что голодного, так ещё и приказал нассать в его кофе и капнуть в него раствора вилекса, который добавляли в спирт, чтобы мы, белая, косоглазая и прочая шваль, его не пили за неимением у нас других спиртных напитков и покупали у обезьян пойло по космическим ценам. Как я это и предсказал, Исайя Сандерс сдох, как собака. Все номрадеры очень мстительный народ и я не исключение, но мстят они только адресно и до жути изощрённо. Между прочим, я поступаю также.

Когда эта сволочь летела через четыре года с Альберты на Землю в компании точно таких же подонков и чёрных шлюх с офицерскими погонами, в разгар оргии, которую они устроили в самой роскошной каюте фешенебельного военно-пассажирского космолайнера для комсостава, в момент выхода из подпространства на орбите Земли, произошла разгерметизация корпуса. Более того, без какого-либо взрыва из корпуса сама собой вывалилась здоровенная плита и по орбите, обгоняя космолайнер, полетела прямиком к планете развесёлая компания чёрных обезьян вместе с десятками контейнеров украденного этим мерзавцем у всех остальных землян добра. Так они все и сгорели, войдя в плотные слои атмосферы и это, как было потом объявлено космофлотом официально, "трагическое событие", немедленно назвали салютом в честь лейтенанта Карта, который, надеясь неизвестно на что, совершил карт-прыжок в гиперпространство и скорее всего погиб в космосе мучительной смертью от удушья.

Причём погиб голодный, выпив последний глоток воды, так как обезьяны разграбили его НЗ. Пилоты на базе "Аргир" быстро всё разузнали. Капитан-инженера Армстронга, шестёрку командира Сандерса, хотели убить сами инженеры старта, но он уже на следующий день смылся и его следы где-то затерялись. Ничего, ещё не вечер, ублюдок, мои братья-номрадеры тебя найдут и ты ещё выпьешь своё ведро мочи пополам с вилексом без малейшей примеси кофе. Даже в том случае, если они найдут тебя на смертном одре. Они ведь, вдобавок ко всему, ещё и инженеры-стартовики, на которых из-за тебя ополчились пилоты. Правда, уже года через два ненависть пилотов к инженерам сошла на нет и хотя стартовые вахты для пилотов никто не стал отменять, это было небезопасно, первыми в пилотскую кабину всегда входил инженер старта, забирал из неё контейнер с НЗ и оставлял свежий. Обезьян к НЗ в космофлоте больше не подпускали сами же обезьяны с большими звёздами на погонах боясь бунта.

После этого, пожав руку инженеру, в кабину забирался гиперпространственный пилот и напутствующий пилот, просунувшись в неё, демонстративно снимал с большой кофейной чашки пластиковую крышку, отпивал глоток только что сваренного по индивидуальному заказу своего собрата, собиравшегося совершит карт-прыжок, кофе. После этого он доставал из нагрудного кармана запакованный в бумажный пакет с моей улыбающейся рожей, набитой через трафарет, ореховый кренделёк, протягивал его пилоту и говорил:

— Парень, съешь этот номрадский ореховый кренделёк за нашего брата, пилота Валента Карта. Там, где он сейчас находится, ему такого угощенья точно не подадут.

И было без особой разницы, что напутствующим пилотом был безусый лейтенант с десятком карт-прыжков за плечами, а в пилотском кресле устраивался поудобнее матёрый космический волк, космос-полковник с седеющими висками. Он брал чашку, потом кренделёк и отвечал такими словами:

— Спасибо, брат (или сестра), я съем твоё угощенье в память о лейтенанте Карте и пусть его карт-прыжок завершится успешно.

Обезьянам такого угощения никогда не предлагали, да они от него и сами отказались бы. Все, кто не их круга, даже отважные чернокожие парни, были для них швалью, отбросами, которые нужно топтать, да только вот с топтанием вышла заминка. Семь бунтов за первый же год войны заставил этих скотов прикусить языки. На Земле обо мне в то время мало кто знал, зато с Номрада в космофлот, в адрес пилотов, тысячами тонн отсылались изотермические контейнеры с номрадскими ореховыми крендельками, которые так любят и номы, и люди. Командование космофлота было в ярости, но ничего не могло поделать. Шла война и кому-то нужно было выводить боевые космические корабли в подпространство. Вскоре тысячи пилотов стали анализировать всё то, что я делал в течение тех шести минут и в конце концов через два года и три месяца был совершен второй карт-прыжок и вскоре война закончилась, а традиция осталась.

Между прочим, ещё ни одна обезьяна так и не отважилась совершить карт-прыжок, хотя это совсем не сложно, нужно просто знать и любить астрономию и астрофизику, полностью доверять учёным и ничего не бояться, а они все в глубине души трусы. Вот и удивляйтесь теперь, почему это Валент Карт так ненавидит вонючих ниггеров. Нет, вовсе не за то, что они трусы, я и сам иногда трясусь от страха. Всё объясняется совсем другим. Все эти обезьяны, среди которых между прочим, встречается немало белых, но это уже совершенно особый разговор и люди совсем другие, патологические негодяи и подлецы. Была бы у меня возможность купить у правительства лицензию на отстрел самых отъявленных чёрных скотов, то я, пожалуй, отправил бы на Редию своих друзей, а сам занялся этим делом. Сажать их в тюрьмы точно такая же глупость, как и выплачивать им пособие.

Единственное что вы, земляне, можете сделать, это создать для них колонию на какой-нибудь красивой и мирной планете, вывезти их всех туда от мала, до велика и оставить там лет на сто или даже больше, но я боюсь, что они там передохнут уде года через три. Ну, и туда им дорога, сказал бы я, но это решать уже вам. Вы вырастили и взлелеяли их в течение минимум пятнадцати поколений и как мне кажется, у них уже выработались гены лени, воровства, насилия и преступного образа жизни, так что просто взять и перестрелять их всех было бы и проще, и надёжнее. Есть ещё один способ, чисто русский. Так наши предки когда-то морили тараканов в избах. Посреди зимы они собирали всё съестное, открывали в избе настежь двери и окна и сваливали на три дня к соседям. Изба быстро выстужалась и тараканы, чтобы погреться, все забирались в печку и там замерзали. Это очень простой и что самое главное, надёжный и гуманный способ.

Вот и вам нужно взять всё ценноё и свалить с Земли лет на двадцать. Когда вы вернётесь, все эти ленивые свиньи, которые никогда не станут работать, к тому времени передохнут с голоду. А ведь я знаю множество других примеров. На той шахте, где работали мои родители, вкалывало человек шестьсот парней из Африки. Вот это были парни, так парни. Вы бы только видели, как они месили держиморд из военной полиции и черномазых космодесантников из планетарных войск на Номраде. Причём в превентивном порядке. Шахта работает в три смены, а потому они создали народную дружину и просто патрулировали по городу. Нормальные космодесантники, не обезьяны, ходили по городу в одиночку, в мундирах с орденами и медалями и их никто не трогал потому, что максимум, чего от них можно было ждать, это обычной драки в баре из-за девушки. Но на них никогда не наваливались всей толпой, они же были нормальными парнями и номрадерки охотно отвечали им взаимностью, а номрадеры прекрасно понимали, что девчонка сама сделала такой выбор.

Зато чёрная шваль передвигалась по городу только толпой рыл в тридцать и всегда на трёх-четырёх больших флайерах, причём с одной единственной целью, точнее с двумя, избить до полусмерти посетителей какого-нибудь бара и если повезёт, то изнасиловать юную номину, тело которой было ещё нежным, мягким и податливым. Если белый номрадер подымал руку на вонючего ниггера, то это считалось чуть ли не мятежом. Наши темнокожие братья в этом смысле были в привилегированном положении и смело пускали в ход ножи, кастеты и стальную арматуру А однажды, когда ниггеры изнасиловали девочку-номину прямо в баре, они взяли штурмом тот полицейский участок, где спрятался этот ублюдок вместе со своим отделением, прихватили собой ещё троих полицейских, тоже негритосов и утащили их в шахту. В общем четырнадцать мерзавцев подыхали очень долго и у них теперь самая глубокая могила, хрен кто её когда найдёт. Так что, уважаемые, есть две категории чернокожих людей, обезьяны, выведенные в Северной Америке и Европе, и обычные люди, точно такие же, как и мы все, и их гораздо больше, чем ленивых скотов.

Да и не все выходцы из той же Северной Америки сидят на пособии и все минувшие столетия любой ценой мечтали пробраться в военный космофлот. Вот только они все почему-то стремятся убраться от своих чернокожих братьев в колонии, а в самой Африке очень часто убивают ленивых ублюдков, которые не хотят работать, но при этом не дают никому жить спокойно и они там не селятся. Я однажды читал, что лет триста назад на Земле была безработица, но сейчас-то её нет и в помине. А ну-ка посчитайте, сколько народа зазывают на Землю из других миров только потому, что на заводах и фабриках не хватает рабочих рук? Все ваши колонии ещё не доросли до того уровня, чтобы обеспечивать себя полностью и потому вокруг каждого города на Земле стоит по два, три десятка стартовых колец и через час с каждого уносятся в космос транспортники с товарами и прибывают с других планет корабли с металлами и другим сырьём.

Даже у такого недомерка, как "Окорок", длина которого составляет всего триста восемьдесят метров, а поперечник в средней части сто двадцать, трюм имеет объём два с половиной миллиона кубических метров. Вот только у меня за спиной кроме вакуума не было больше никакого груза. Положение моё было паршивое. Впору выть и биться головой о что-нибудь железное, чтобы убиться насмерть, но тут я вспомнил, что мой "Окорок" летит не один, а пристыкован к космическому кольцу старта-финиша и воспрянул духом, ведь у в его основании, из-за которого оно было похоже на букву греческого алфавита, называемую Омега, имелся огромный склад, жилой отсек на пятьдесят человек и командный пост. Вспомнив об этом, я спросил:

— Бортовик, ты можешь связаться с Бортовиком кольца, чтобы я запросил у него помощь? Там ведь есть всё, что нужно человеку для жизни, причём не одному, а целой команде из пятидесяти человек.

Компьютер ответил:

— Слушаюсь, сэр, — и через несколько секунд обрадовал меня — я установил связь с космическим кольцом гиперпространственного старта-финиша. На связи находится робот-смотритель Зет семнадцать пи триста одиннадцать. Он готов говорить с вами, сэр.

Включив экран, я повеселевшим голосом сказал:

— Зет Семнадцатый, я космос-лейтенант Валент Карт. Считай мои идентификационные данные с ботового компьютера транспортного корабля. Мы стартовали, но летим не на Беттию, а на планету звезды Риверы, которая находится за три тысячи пятьсот семь световых лет от Земли. На борту моего корабля сложилась критическая ситуация. У меня нет воздуха, воды и продуктов питания. У меня вообще ничего нет, мой корабль полностью разграблен. Ты можешь пополнить через систему стыковки мои запасы? Парень, пойми, я по сути на грани гибели, а соответственно можешь погибнуть и ты.

— Запрос принят, космос-лейтенант Валент Карт, — ответил мне робот-смотритель, — связываюсь с базой. Как только я получу ответ на ваш запрос, немедленно доложу вам о решении командования.

Мне захотелось заорать от возмущения, но все роботы настроены воспринимать интонацию голоса и потому с ними нужно разговаривать вежливо. Поэтому трижды глубоко вздохнув, я принялся спокойным, уравновешенным тоном вразумлять тупое железо:

— Зет Семнадцатый, мы находимся в подпространственном тоннеле и долетим до нового пункта назначения только через пятьдесят восемь часов сорок пять минут. Поэтому ты ни при каких условиях не сможешь связаться с базой. Единственная твоя возможность с ней связаться, это я, а для того, чтобы ты мог послать вместе со мной запрос, мне всего-то и нужно, что не умереть от недостатка воздуха. Его у меня на борту в обрез. В трюмах вакуум. Бортовой компьютер может залить дыры мастикой, но в них нужно будет тогда надуть воздуха, а это два с половиной миллиона кубических метров. Открыв люк позади обитаемого отсека и включив обогреватели, я ещё смогу какое-то время продержаться, хотя будет очень холодно, но помимо этого на борту корабля ещё находится мина, которую нужно обязательно сбросить на орбите, а это потеря воздуха. Если я попытаюсь сесть с дырявыми трюмами, то корабль попросту разрушится в атмосфере и ты сгоришь вместе с кольцом и его складами и всем что в них есть. Будь добр, просчитай всё и соотнеси с тем приказом, который в тебя вложен. Думаю, что тогда ты поймёшь, что я твоё единственное спасение.

Подробно объяснив железному сторожу, что может произойти уже довольно скоро, я умолк. Роботы соображают быстро и потому уже через десять секунд этот урод выдал мне:

— Мне не угрожает разрушение, космос-лейтенант Карт. Перед спуском я перейду в отсек повышенной безопасности и даже в том случае, если кольцо старта-финиша будет разрушено полностью, я всё равно уцелею и буду функционировать, как и прежде.

— Возможно, — согласился я, — но тогда ты не выполнишь приказ командования космофлота и не создашь дополнительную позицию линии обороны, а сейчас, между прочим, идёт война. Что ты на это мне скажешь, Зет Семнадцатый?

На этот раз железяка думала минуты две, пока не ответила:

— Вложенный в меня приказ гласит — создать на планете Беттия в квадрате сто сорок три дробь ноль восемь, куда вы должны меня доставить, планетарную позицию старта-финиша гиперпространственных космических кораблей, способных входить в кольцо класса четыреста двадцать. Если вы не летите на Беттию, космос-лейтенант Карт, значит это вы, а не я, нарушили приказ командования космофлота. В мои функции не входит арест нарушителей приказа, но я должен противодействовать дезертирам. Вы — дезертир и потому единственное, чем я могу оказать вам противодействие, это отказать вам в доступе к припасам, находящимся на складах кольца.

Этим он меня доконал и я заорал:

— Ты что, издеваешься надо мной? Ты не робот-смотритель, Зет Семнадцатый, ты просто тупой железный негритос. Придурок, тот корабль, на котором мне приказали доставить тебя на Беттию, заминирован предателями. По документам на нём чего только нет, но на самом деле его трюмы пусты.

Робот отключился и я понял, что влип в такое дерьмо, из которого мне будет очень трудно выбраться. Чтобы перебить стоявшую во рту горечь, я открыл банку кока-колы, отпил небольшой глоток, прополоскал рот и выплюнул напиток. Только после третьего раза мне удалось приглушить горечь и я сделал ещё пару глотков, после чего съёл полтора десятка чипсов, так как меня мутило от вилекса, но вовсе не он был сейчас моим самым главным врагом, а холодный трюм и черномазые ворюги. С холодным трюмом всё ясно. Вакуумные уплотнители обезьяны содрали со всех люков специально, но они не могли хоть как-то повредить механизмы главного трюмового шлюза и Бортовик сможет заполнить все щели мастикой. Вакуум это прежде всего космический холод, но куда большую опасность представляла из себя мина и поэтому я попросил бортовой компьютер:

Покажи мне ту бомбу, которую мне подложили на борт.

Тот вывел её изображение на экран. Обезьяны поставили её прямо посередине главного терминала трюма. Это была бандура размером с двухсотлитровую и когда я осмотрел её со всех сторон, то облегчённо вздохнул. Ниггеры есть ниггеры, они считают всех остальных людей тупыми идиотами, а себя великими умниками. Плюс к этому они все ещё и жадные жлобы. Бомба была самопальная и до безобразия примитивная, а потому вместо компьютера, который стоит денег, на ней был установлен куда более дешевый приёмник спецсвязи. Расчёт был примитивен. Как только кольцо будет установлено, стартовую позицию накроет силовое поле и я, чтобы вылететь наружу, должен подать кодированный сигнал. Облетев стартовую позицию, чтобы влететь в кольцо, я должен буду снова подать сигнал и тем самым подорву себя сам. Усмехнувшись, я спросил:

— Бортовик, из трюма ушел уже весь воздух?

— Нет, — услышал я в ответ, — давление упало на шестьдесят процентов, сэр. Вы хотите, чтобы я залил все щели?

— Ни в коем случае, — ответил я Бортовику, — только щели главного шлюза, а все остальные люки меня не волнуют. Кстати, насколько понизится температура воздуха?

Компьютер быстро всё посчитал и ответил:

— Сэр, я приступил к заливке щелей главного шлюза. Это займёт четыре минуты двадцать секунд. За это время давление упадёт ещё на четыре процента и после того, когда я повышу его до нормального, температура воздуха составит плюс одиннадцать градусов Цельсия, но мне уже сейчас нужно повысить давление до пятидесяти процентов.

— Ты будешь делать заливку в один слой? — спросил я и немедленно пояснил свою мысль — Лучше сделать сначала предварительную заливку, а уже потом основную, повышая давление воздуха.

Бортовой компьютер подумал и согласился:

— С точки зрения сбережения воздуха это действительно лучше, сэр, но тогда вы не сможете открыть главный шлюз. У меня не хватит мастики, чтобы снова заделать все щели во второй раз.

Отмахнувшись, я нервно сказал:

— Это ерунда, Бортовик, лишь бы у меня была возможность выйти в трюм, а все остальное это уже мелочи. Всё равно я не собираюсь брать на борт ничего крупного и потому смогу обойтись аварийным шлюзом. Подними давление до девяноста процентов от нормы и открой мне проход в служебные помещения корабля и в трюм. Мне нужно разминировать "Окорок". Заодно посчитай, на сколько мне хватит воздуха при таком сценарии, который разработали.

Глава 5

Неожиданные результаты

Вице-президент планеты Земля, который был одним из тех ведущих политологов, которые не только обслуживали Демократическую Партию Земли, но и входили в Администрацию президента, едва узнав от Генерального прокурора, что тот замыслил, решил, что настало время откреститься от прежней политической линии, навязанной всем политическим партиям чёрным космофлотом, и заняться, пока не поздно, не только Большой Чисткой в космофлоте, но и радикальными политическими реформами. В первую очередь реформированием социальной системы планеты. Точнее было принято решение раз и навсегда отказаться от неё и перестать кормить бездельников. Не хочешь учиться? Иди работать чернорабочим, они тоже нужны. Не можешь прокормить детей? Отдай их в детский приют. Там или в приёмных семьях из них воспитают настоящих граждан, а не ленивых скотов. Не хочешь работать? Тогда подыхай с голода!

Впрочем, нет, подыхать с голода ниггерам как раз никто не собирался разрешить, так как в то самое время, когда шла Большая Чистка, был разработан пакет законов, который навсегда запрещал бродяжничество в черте города, попрошайничество и тунеядство. Для таких граждан были настежь открыты двери множества наспех созданных трудовых лагерей, где к работе их будут приучать не только голодом, но и физическими наказаниями и всё только потому, четырнадцати с половиной миллиардам давно уже трудящихся надоело кормить полмиллиарда потомственных бездельников, которые к тому же нагло заявляли о свои правах. В следствии этого Земля второе столетие стояла на грани колоссального социального взрыва и целый ряд таких политиков, как вице-президент, только и ждал того момента, когда он произойдёт, чтобы направить его энергию в куда более мирное русло и не дать Человечеству уничтожить себя.

Общество на Земле могло согласиться с тем, что невозможно избавиться полностью от жуликов, воров и хулиганов. Вся эта ловкая и хитрая братия в конце концов всего лишь балансировала на тонком канате, протянутом над пропастью, которая называлась тюрьма или каторга. Именно туда они в конечном итоге попадали и ещё никто не сумел избежать этой участи. Наказание за преступления, наконец, стало хотя бы в отношении этой категории преступников неотвратимым. К тому же самые отпетые воры и мошенники, не говоря уже о хулиганье, как правило работали. Все, кроме ниггеров и немногим им подобных представителей других рас и этносов.

Общество давно уже не хотело мириться с другим, с гнилым наследием двадцать первого века, взращённым тогда в основном в США, Европе и частично в некоторых других странах. Оно не хотело больше терпеть всех этих закоренелых, потомственных бездельников и дармоедов. Продувная бестия и прожженный политикан Джон Кеннеди, между прочим потомок того самого клана Кеннеди, член которого был в двадцатом веке президентом США и был убит был убит в одна тысяча девятьсот шестьдесят третьем годы в городе Даллас, умыв руки в крови президента Земли и истеблишмента космофлота, решил, что самое время начать вместе с Большой Чисткой ещё и революционную реформу всей политической системы планеты Земля и её первой целью стала социальная система, кормившая бездельников.

Современная медицина дала людям возможность жить ничем не болея, иметь идеальные, без малейшего изъяна, тела, довела среднюю продолжительность жизни уже до ста семидесяти лет и была готова увеличить этот срок вдвое. А зачем? Для того, чтобы какой-то ленивый, наглый ублюдок, который мало того, что ведёт совершенно аморальный, безнравственный образ жизни, так ещё и требует к себе пристального внимания жил не сто семьдесят, а все триста сорок лет? Надо сказать, что эти мерзавцы представляли из себя крайне неприглядное зрелище для всех остальных законопослушных и не слишком законопослушных, но в то же время вполне адекватных и вменяемых граждан Земли. Хуже того, они им уже смертельно надоели, как, впрочем, и всевластие их полностью противоположным по социальному статусу, но родственных по крови и духу, тождественных по аморальности чернокожих сестёр и братьев. Как одни, так и другие были вирусом, болезнью Человечества.

Решение положить конец как одному, так и другому было принято хотя и довольно широким кругом людей, но всё же тайно. В первом случае в подземном убежище холдинга "Си Эн Эн" были проведены слушания в куда более расширенном составе и на них выступил не только космос-полковник Карт, но и офицеры контрразведки. Сразу после этого началась операция "Большая Чистка". Во втором случае, чтобы приступить к Социальной Чистке, в качестве сигнального выстрела также было решено использовать выступление чуть ли не по всем каналам телевидения космос-полковника и бывшего раба, ставшего мерад-куаром, Валента Карта. Его самого было решено ни во что не посвящать, чтобы ненароком не испортить ему репутацию. Этого нельзя было допустить ни в коем случае, иначе та великая цель, которую уже наметил Джон Кеннеди, не будет достигнута.

Космос-полковнику ещё предстояло лететь на Редию, с которой президент Земли мечтал заключить не просто союзный договор, а буквально породниться с этим миром даже не смотря на то, что Человечество этой планеты находилось на куда более ранней ступени развития. В этом не было ничего страшного, ведь если не допускать культурной экспансии и ограничиться только научно техническим развитием, то редийцы ни в чём не проиграют. Поэтому Джон Кеннеди решил, что после того, как он вместе со своей полностью обновлённой администрации загонит ниггеров трудовые лагеря и тюрьмы, ничто не помешает ему выиграть президентские выборы, которые состоятся через три года, чтобы остаться в президентском дворце на следующий десятилетний срок, а потом переизбраться ещё три раза и только после этого уйти из политики зная, что ты сделал великое дело.

Для того, чтобы его мечты сбылись, требовалась самая малость, к тому времени заключить такой договор с Редией, чтобы всем сразу стало ясно — два мира стали одним целым. Однако верхом его мечтаний было, чтобы космос-полковник Карт стал там каким угодно Верховным правителем — императором, главным колдуном, хоть самим Господом Богом, но только с одной оговоркой, согласился дать космофлоту мерад-куаров в качестве военных вождей отрядов космодесанта. Вот тогда-то он сможет заявить о том, что это вовсе не земляне должны учиться ред-куаров, а они сами обязаны стать их прилежными учениками. Будучи по образованию всего лишь юристом и политологом, Джон Кеннеди без каких-либо подсказок понял, что Валент Карт стал тем, кем он стал, не только благодаря своему знакомству с ред-куарами, а в первую очередь из-за того, что его искусали огненные пиявки, от которых презрительно отмахнулись вояки.

Только благодаря им он обрёл совершенно фантастические физические и психические способности, а раз так, значит Редия должна стать планетой ред-куаров. Всё остальное население должно либо примкнуть к ним, как обязательно примкнёт часть землян, либо отправиться строить свои собственные империи, царства и королевства на других планетах, похожих на их родной мир. За то, что они так тяготели к науке и технике в отличие от ред-куаров, им воздастся сторицей, вот только рабов и колонов им заменят роботы. А вот быт, нравы, культуру и обычаи Куарата нужно будет бережно сохранить и лишь отчасти дополнить техническими новшествами. Едва "прикоснувшись" к их миру, а попросту прочитав отчёт, составленный для бывшего командующего космофлотом, президент Кеннеди сразу понял, с кем он вскоре будет иметь дело, с обществом сплошь состоящим из наследных рыцарей, которых так сейчас не хватает Земле для того, чтобы всегда доминировать в своей части галактики.

Лишь опираясь на благородное рыцарство не знающее страха и упрёка, Земля сможет вести за собой другие звёздные народы. Большего уже никто не сможет им предложить, а раз так, то пусть у всех рыцарей ред-куаров будет родной дом, в котором ни один, пусть и самый алчный, бизнесмен не сможет потревожить травинку даже в том случае, если под ней сложены все сокровища Вселенной. В плане президента Кеннеди была всего лишь одно слабое место — Валент Карт не хотел становиться на Редии никем. Он мечтал только об одном, сделать генетическую коррекцию, вернуться домой, к своей жене, чтобы пасти каких-то тарбанов, скакать верхом на быстроногом куарате и предаваться любовным утехам в куар-дахтане, а жена будет каждый год рожать ему детей — сыновей, будущих мерад-куаров, и дочерей, которые станут женами мерад-куаров из других кланов.

Для того, чтобы сломить упрямство этого невысокого и не такого уж мощного парня, президент Кеннеди, совершенно не похожий на свои парадные портреты с белозубой улыбкой, одетый в неброский костюм синевато-серого цвета, в первый же вечер пришел в студию, сел на раскладное кресло и внимательно слушал искренний и незамысловатый рассказ Валента Карта, а в конце подошел и сказал:

— Мерад-куар мер-Валент, меня зовут Джон, Джон Кеннеди, и я, благодаря вам и мистеру Персивалю, стал президентом Земли без каких-либо выборов. Позвольте пожать вам руку.

Валент оторопело заморгал:

— Мистер президент, я рад знакомству с вами. Говорят, что вы с первых же минут поддержали инициативу Генерального прокурора.

Президент кивнул и испустил страдальческий вздох:

— Мер-Валент, если вы думаете, что мне было приятно обслуживать эту банду хапуг, то сильно заблуждаетесь. Честно говоря, я хотя и не верил в то, что можно хоть что-то изменить, ведь эта зараза пропитала своей гнилью все слои общества, всё же мечтал об этом, а тут ваш и мой ангел-хранитель Слав Смокер копнул так глубоко, что увидел внизу Преисподнюю, но не струсил и бросился в бой. Мне было бы просто непростительно не воспользоваться такой возможностью. Поверьте, о том же самом мечтали многие куда более серьёзные и глубокие политики, чем я, но Фортуна почему-то улыбнулась мне. Так что едва сообразив, о чём идёт речь, я тут же присоединился к этому, фактически заговору против всевластия негодяев. Вы даже не представляете, что вы сделали. Вы бросили вызов такому чудовищу, которое считало себя неуязвимым и потому беззастенчиво грабило всех землян без исключения. Командование космофлота не смогло сломить вас в застенках контрразведки, а убить в них не решилось, так как это моментально привело бы не только к бунту военных, но и восстанию номрадеров, а их сотни миллионов. После этого, живя практически в тюремной камере, читая лекции в ненавистной вам нью-йоркской военно-космической академии и ежемесячно сражаясь с самыми настоящими монстрами, каждому из которых было приказано вас убить, вы сделали нечто немыслимое. Вы заставили большую часть офицеров и обычных сотрудников военной контрразведки переосмыслить свою жизнь. Вы их попросту перевербовали и как только в тот день, когда к вам пришел с предложением Слав Смокер, они окончательно убедились, что вы не какой-то там непримиримый, упрямый номрадер, а человек, целиком отлитый из легированной стали, майор Лейбович и его парни приняли окончательное решение. Понимаете, мер-Валент, без помощи космос-полковника Терминатора Билла Дубровски пролились бы реки крови, но мы не смогли бы добраться до всех негодяев, ведь огромное их число никогда не числилось в списках космофлота и все они сейчас заключены под стражу в секретных тюрьмах, а это свыше пятидесяти миллионов человек. Их имена не были известны никому раньше, а раз так, то они так и сгниют заживо даже не представ перед судом военного трибунала, как их чёрные подельники. Поэтому, мер-Валент, я вам очень благодарен за всё, за то, что вам удалось в своей жизни сделать. За то, что вы совершили первый карт-прыжок, за то, что вас не сломила участь раба, за то, что вы стали мерад-куаром и вернулись домой, но более всего за то, что вы сумели побороть свои страх и боль, и каким-то чудом, ещё не зная ничего о куаринге, нашли в себе силы победить огненную пиявку и это не она превратила вас в ходячий труп, а вы высосали из неё все силы и этот кровосос отпал от вашего лба высушенной шелухой. Только благодаря этому вам и удалось доказать таким парням, как Терминатор Бил Дубровски и Дракон Джо Лейбович, что в мире ещё есть настоящие рыцари и пусть вас не смущает, что Джо называет вас дурнем даже большим, чем величайший из всех простаков — легендарный воин древнегерманского эпоса Зигфрид. Он говорит вам это в лицо только потому, что восхищён вами как я и мой новый друг Билли. Который, между прочим, тоже отказывается возглавить космофлот, но я сломлю его упрямство. Надеюсь, что с вашей помощью. Мер-Валент, хотя мои слова и прозвучат выспренне, планета Земля, земляне и лично я, мы все, перед вами в неоплатном долгу.

После слов президента Валент удивился по настоящему:

— Но как? Откуда вы узнали о моём поединке с огненной пиявкой, мистер президент? Я ведь никому не рассказывал об этом.

— Джон, называй меня просто Джон, мер-Валент, — улыбнулся, пожимая космос-полковнику руку ещё раз, — я пришел сюда только с одной целью, обрести друга, внимательно слушая его рассказ, а потом, сразу же после твоего возвращения отправиться на Редию и побыть там пару недель с другой, куда более важной целью. Я тоже хочу победить огненную пиявку, но даже ради этого не стану тренироваться ни под чьим руководством. Пойми, я не воин, а политик и мне это всё не нужно. Меч это твой удел, а моё оружие — слово.

Валент крепко сжал руку президента Кеннеди:

— Джон, я тебе верю. Ты был совершенно искренним со мной и я чувствую в тебе такую силу воли, какая есть не у всякого мерад-куара. Ты хитёр, как старый лис, и дьявольски умён, но чёрт меня подери, все дегган-куары такие. Дегган-куары это наши колдуны-целители, но они же ещё мыслители, и, если хочешь, то и политики, стоящие за нашими спинами и при этом ехидно хихикающие. А ещё они наши наставники. Им тоже не занимать ни хитрости, ни коварства. Они никогда не берут в руки оружия, но так сумеют заболтать врага, что он сам воткнёт себе меч в брюхо. Эти ребята даже не умеют скакать верхом на куарате. Им обязательно подавай пару спокойных коняг и двуколку, но обязательно с тентом над головой и мягкими подушками под задницей. Ты из их числа, Джон, я это кожей и всеми своими даггами, ну, круглыми шрамами от огненных даггенарий, чувствую. Ох, даг-Джон, скажу честно, мне что-то стало жутковато от всего того, что ты задумал, но ты, похоже прав. Да, как раз именно рыцарского духа, который ред-куары высасывают из даггенарий людям не хватает больше всего. А я ведь действительно болван, раз до сих пор так этого и не понял. Что же, выходит мой наставник не зря так ехидно хихикал, когда я поднимался по лестнице борт корабля. Этот хитрый пройдоха знал наперёд, с чем мне предстоит столкнуться и даже назвал почти точный срок моего возвращения на Редию.

Президент Кеннеди внутренне похолодел:

— Ты читаешь мои мысли, мер-Валент?

— Нет, я их только чувствую, даг-Джон, — отрицательно помотал головой мерад-куар, — читать мысли и делать не только это, умеют лишь дагген-куары. Да, теперь я понимаю, почему Сарройтар Копчёное Ухо усмехался и хитро щурился, когда слушал мои разглагольствования о том, что все ред-куары лодыри, а те реды, которые строят свою великую империю, стоят на верном пути. Джон, неужто ты считаешь, что мы как раз и есть то самое лекарство, без которого нельзя исцелить Человечество? Но как же так? Мы, ред-куары, все сибариты и бездельники. Правда, мы ещё умеем неплохо сражаться.

— И это лекарство, мер-Валент, вовсе не горькое, — улыбнулся хитрый и прозорливый политик, — наоборот, оно сладкое и пьянящее. Что же, парень, я рад, что мне не пришлось откручивать тебе яйца. Да, кстати, не обращай никакого внимания на то, что сегодня номрадеры при поддержке полиции, контрразведки и космодесанта ввалили, говоря по-русски, обезьянам звездюлей. Это наши, земные внутренние дела и мы покончим с ними задолго до того, как первые рыцари ред-куары во главе со своими мерад-куарами прилетят на Землю, чтобы учить своих неразумных братьев таким простым и бесхитростным, но столь сложным для понимания истинам. Вот кому я точно никогда не разрешу отправиться на Редию, так это черномазому и прочему отребью. А теперь извини меня, мер-Валент, но мне нужно срочно отправиться в свой офис. В эти минуты, как верховный главнокомандующий, я обязательно должен быть в штабе, но завтра мы снова увидимся и пока ты не закончишь свой дахтан-норшад, я буду каждый день приходить в эту студию, чтобы послушать его.

После того, как закончилось первое выступление Валента Карта на нескольких сотнях телевизионных каналов холдинга "Си Эн Эн", буквально на всей территории планеты на улицы городов вышли возмущённые толпы чернокожих граждан, которые из поколения в поколение сидели на шее у государства, ничего не делали, но при этом требовали, чтобы все уважали их гражданские права и ежегодно увеличивали им пособие. Чуть ли не стройными колоннами, вооружившись чем попало, в том числе огнестрельным и даже плазменным оружием, они ринулись громить телевизионные компании холдинга, позволившего так бесцеремонно, причём чуть ли не в матерной форме, поливать их грязью. Вот тут-то и началось самое интересное. Всегда лояльно настроенная по отношению к ним, такая толерантная и политкорректная полиция на этот раз принялась не просто избивать их. Полицейские снайперы, а также снайперы космофлота и в том числе контрразведки, при этом вели ещё и прицельный огонь по каждому, кто стрелял из ружей, пистолетов и плазменных лучемётов.

Стрельба велась специальными разрывными пулями исключительно на поражение, а потому головы и грудные клетки чёрных стрелков разносило в кровавые клочья. Но и это ещё не всё, из боковых улиц вышли отряды самообороны, в которых руководящую роль играли номрадеры, и начали с неописуемой жесткостью избивать бунтовщиков не бейсбольными битами, а стальными прутьями и при этом некоторых из них били так, чтобы сразу же размозжить голову и отправить на тот свет. Побоище было кровавым и жестоким. Наглым, ленивым скотам, банды которых терроризировали население множества городов, наконец дали жестокий и беспощадный отпор. Во всех действиях полиции, спецслужб и отрядов самообороны чётко прослеживалось единое организационное начало, так как одновременно с этим побоищем начался штурм абсолютно всех притонов.

Вот там действовал в основном исключительно космодесант и контрразведка и речь шла только о тотальном уничтожении главарей, криминальных офицеров и всей криминальной пехоты за исключением одних только молокососов, но и их калечили без малейшего сожаления. Даже на ночной половине планеты ниггеры, как выразился Валент, в ходе его первого трёхчасового выступления, которое сопровождалось множеством воссозданных компьютером и снятых хроникёрами кадров, решили громко заявить свой протест. Вот они и допротестовались. Хорошо спланированная акция имела своей целью тотальную зачистку и продлилась восемнадцать часов. В результате свыше полумиллиарда даже не люмпенов, это ведь одно из определений пролетариата, а форменных изгоев были изолированы от остального общества, а их дети в возрасте до десяти лет, взяты планетарным государством под своё особое попечение. Дети начиная с десятилетнего возраста были определены в специально созданные учреждения для малолетних и юных преступников и рассортированы по возрасту.

Такими были предварительные итоги Большой Чистки в военном космофлоте, но это было только начало, так как на Земле чуть ли не десятки научных коллективов приступили к выработке новой политической модели глобального доминирования планеты Земля на основе совершенно новых идеологических доктрин. Пока что им было приказано осмыслить роль истинного рыцарства, исполненного подлинного благородства и наделённого помимо огромной физической силы ещё и совершенно особыми чертами характера, кажущимися многим фантастическими потому, что они стали психическими свойствами. Это были: необычайно развитое чувство сопереживание; полное неприятие лжи и обмана; совершенно добровольное и бескорыстное служение высшим идеалам добра и справедливости; тотальное неприятие подлости; личная скромность, нестяжательство и неприхотливость в быту, стремление к самопожертвованию и что самое главное, полное отсутствие тяги к власти.

Валенту об этом не было ничего известно и один из неназванных советников нового президента как-то раз задавал ему буквально такой вопрос: — "Мистер президент, вы, часом, ничего не попутали? Это каким же нужно быть идиотом, что сделать все эти правила не просто чертами характера, но ещё и превратить их в психические свойства личности?" Немного подумав, Джон Кеннеди ответил: — "Да, этого будет маловато. Ничего, время у нас ещё есть, так что мы обязательно придумаем ещё что-то из той же оперы". Как только президент Кеннеди вышел из студии, к полковнику Карту подошел широко улыбающийся майор Лейбович, одетый в повседневный мундир офицера военно-космического флота с несколькими небольшими, разноцветными розетками на левом лацкане, которые свидетельствовали о внушительном иконостасе наград, протянул ему лист пластика и сказал:

— Валент, прочитай, это недолго, там всего три с половиной страницы, и скажи, что ты по этому поводу думаешь. Это мысли президента на счёт твоей редийской банды беспечных бродяг. Он постеснялся давить на тебя и попросил отдать это тебе, а для меня, как ты знаешь, нет удовольствия большего, чем насыпать тебе соли на хвост. В общем прочитай и скажи честно, что лично ты думаешь о всей этой галиматье. Увы, но по другому я сей текст назвать не могу. Совесть не позволяет, хотя если честно, какая совесть может быть у человека, прослужившего в контрразведке двадцать пять лет?

Дракон был, как всегда, в своём амплуа, вызывающий и дерзкий, не верящий никому на слово и, как ему самому казалось, циничный, но это ему только казалось. Таким он хотел представать в чужих глазах, чтобы сразу отбить охоту говорить с ним по душам. Валент Карт взял лист прозрачного электронного пластика и сжал его нижний уголок. Тот побелел и он принялся читать тезисы президента о том, какими на его взгляд качествами, пропитавшими человека до мозга костей, должны обладать рыцари мерад-куары. Быстро прочитав всё до конца, он сложил лист тонкого, жесткого пластика в несколько раз и тот превратился в серебристую пластину размером в банковскую карточку. Положив карточку в потайной кармашек своего широкого ремня, который не был отягощён кайларами, Валент пожал плечами:

— Это ещё мягко сказано, Джо. Скажем так, для пацана не старше десяти лет, который ещё находится под покровительством бабки и только-только начинает задумываться, а не удрать ли от неё на куарате в горы, чтобы найти там свою даггенарию, сгодится. Хотя знаешь, бабки ведь уже лет с трёх объясняют своим внукам, что такое быть ред-куаром, отмеченным дагеннарией и что означает звание рангом повыше — мерад-куар, так что даже для такого ребёнка этого мало. Тут ведь ни слова не сказано о том, что каждый проступок, совершенный умышленно, карается десятью годами заточения яме, которую ты сам же должен себе вырыть, если на месте стоянки не найдётся старая. А за любое преступление наказание только одно — смерть, но такое случается крайне редко. Хотя ты и называешь меня дураком, поверь, как раз дураков в Куарате нет, они давно уже закончились, а новыми ни один клан обзаводится не хочет. Вообще-то я тебе так скажу, Кодекс Чести Куарата будет малость побольше, чем твоя Библия. В нём расписан чуть ли не каждый шаг ред-куара, но только тот, который ведёт его прямиком в гнездо огненных пиявок-даггенарий. Джон только что сказал мне, что хочет стать дагген-куаром. Он интуитивно почувствовал, что это означает, Джо, и не намерен сворачивать с избранного пути. Если он сделает это, парень, то останется правителем Земли до самой смерти, а дагген-куары живут долго. Для них двести лет это только полный расцвет сил. Да, но Джон ведь станет не простым, а Верховным дагген-куаром, о пришествии которого сказано в древних преданиях. И, представь себе, я это почувствовал, да, это почувствовал бы любой мерад-куар из числа тех, кто не смотрит на мир глазами жены. Честно говоря, меня это немного пугает, но вместе с тем радует.

Дракон Джо Лейбович пристально посмотрел в серые глаза Валента и с сомнением в голосе спросил:

— Ты это серьёзно, про то, что огненные пиявки могут призвать к себе клятвопреступника, Валент? И что они с ним сделаю? Съедят?

Мерад-куар отрицательно помотал головой:

— Если бы всё было так банально, Джо, то оступившиеся и осознавшие это мерад-куары не состригали бы себе головы кайларами, словно ножницами. Подумаешь, напасть, быть заживо съеденным даггенариями. Это было бы просто искуплением грехов. Дело обстоит намного хуже. Если ты, совершив грех, как ты говоришь, клятвопреступления один раз, не уйдёшь из жизни немедленно сам, а скроешь это, то всё, ты встал на кривую дорожку и после третьего преступления, причём какого-нибудь особо мерзкого, к тебе прилетит кровавый посланник и ты, весь покрытый кровью, которая станет сочиться из твоих пор, сбросив с себя одежду, побежишь к ближайшему гнезду огненных пиявок, но там твой путь только начнётся. Они слижут своими язычками с тебя кровь, а потом впрыснут в тебя кое-что похуже, чем огонь жизни, и ты побежишь к ближайшему вулкану, чтобы влезть в его кратер и стать огненным демоном чтобы страдать вечно.

Майор Лейбович скептически хмыкнул:

— Валент, кто-то из вас двоих явно бредил. Или ты, рассказывая мне эту сказку, или тот парень, который поведал тебе об огненных демонах. В то, что какая-то редийская летающая пиявка, которой ты не дашь высосать из себя кровь, вспрыснув в тебя какие-то токсины, тем самым что-то изменит в тебе, я ещё могу поверить, но только не в это. Такая трансформация, которая превращает человека в огненного демона, способного жить в вулкане, невозможна. Ты просто сравни температуру человеческого тела, его химический состав и вулканическую лаву. Так что всё это сказки и не более того.

— Джо, то же самое сказал Сарру и я, — улыбнулся Валент, — но тот лишь хихикнул, как всегда. Когда мы, два года спустя покинули зверинец императора Тенуриза, как следует поблагодарив его приспешников за оказанное нам гостеприимство, то колдун первым дело повёл нас в Диларские горы, к вулкану Рыдающий Дилар. Там он показал мне сначала отпечатки босых ног на базальте, он оплавился в тех местах, где ступала нога Дилара, а потом, поднявшись наверх, я увидел его самого и ещё троих огненных демонов.

Майор набычился, но затем обмяк и спросил:

— Ты это серьёзно?

— Серьёзнее не бывает, Джо, -вздохнул Валент, — дождись той части моего рассказа, в которой будет упомянуто это наше путешествие по Куарату, и ты увидишь собственными глазами, что огненные демоны это реальность, а не выдумка и они страдают.

Дракон Джо Лейбович поёжился и спросил:

— Валент, кто же они тогда, эти даггенарии, щедрый дар природы людям или всё-таки её проклятье? Зло или благо?

Мерад-куар твёрдо сказал:

— Лично я считаю, что огненные пиявки это огромное благо не только для Редии, но и для Земли. То что они делают тебя сильнее раза в три, это всё мелочи жизни, как и то, что после этого Кодекс Чести Куарата становиться для тебя чем-то вроде справочника по техники безопасности при проведении горных работ, где не так чихнул и всё, авария неизбежна. Он всего-то и делает, что призывает тебя быть нормальным человеком и жить не только для того, чтобы набить своё брюхо, бухнуть и всласть покувыркаться с девочками на мягкой постельке, но он и не делает тебя чьим-то верным слугой, хотя и налагает некоторые обязанности. Чтобы стать ред-куаром, вовсе не требуется обладать какими-то особыми душевными качествами. Нужно только суметь стерпеть нестерпимую боль в самом начале процедуры и сдержать свои эмоции, а попросту дикий страх и ужас, которые непременно охватят тебя. В степи этому учат с детства и потому куары с малых лет стремятся во всём походить на своих отцов и старших братьев. Женщине не обязательно быть ред-куарой, но я не видел в степи ни одной, у которой на лбу не было бы отметины. В общем это не смертельно, хотя я бы не советовал никому искать даггенарию предварительно не подготовившись к встрече с ней. Только откровенный мерзавец и подонок не может призвать её к себе и только очень мудрый дагген-куар, вроде нашего Сарройтара Копчёное Ухо может вызвать огненных пиявок сам, если кого-то нужно посвятить, сначала в истинного воина, ред-куара, а затем в мерад-куара, где угодно и в любое время суток. Сарр, между прочим, офигел, когда узнал, как я заработал свою отметину на лбу.

— Так, парень, а теперь, давай, быстро объясним мне, что из себя представляет огонь жизни и что он делает с самым человеком, да к тому же землянином? — взволнованно спросил Джо — У меня сложилось такое впечатление, что всё дело именно в нём, но ведь медики брали твою кровь на анализы и ничего в ней не обнаружили. Ты точно такой же человек, как и все остальные, но вместе с тем обладаешь какой-то совершенно феноменальной силой и ещё чем-то помимо неё. Для меня это всё чрезвычайно важно.

Валент нахмурился и проворчал:

— Знаешь, Джо, однажды я точно так же пристал с расспросами к Сарру и даже, не выдержав его ехидных ухмылок, треснул его чайником по лысой башке изо всех сил. Он, конечно, в долгу не остался, мигом заставил меня пересчитать лбом все столбы в нашем большом куар-дахтане, но я своего добился, заставил его говорить со мной серьёзно, а не какими-то идиотскими иносказаниями. В общем этот старый хрыч сказал мне, что ни одному дагген-куару не дано постичь истинный смысл огня жизни, не говоря уже про таких долбаков, как мы, мерад-куары, что меня, между прочим, очень оскорбило. Если верить этому старому жулику, а он, когда это ему нужно, соврёт и недорого возьмёт, то только один Верховный дагген-куар сможет разобраться в этой загадке природы. Но я всё же думаю, что если взят с собой десяток, другой толковых учёных, то они и сами смогут во всём разобраться. Редия ещё молода и люди на ней не успели создать науки, способные дать ответ на все вопросы. Там даже я казался гением, так что настоящие учёные смогут во всём разобраться.

— Такие у нас уже есть, Валент, — кивнул Джо, — сегодня они сидели в зале, но увидев, что президент Кеннеди захотел с тобой поговорить, ушли. Ничего, ты с ними ещё познакомишься. Послушай, Валент, а почему у колдуна вашего клана такое прозвище?

Мерад-куар заулыбался:

— Это потому, что он в детстве однажды играл в снежки без шапки и отморозил себе правое ухо. Бабушка Сарройтара намазала ему ухо жиром и поставила в изголовье жаровню с углями, вот с той поры он и привык так спать. Всегда ставит на ночь справа от себя жаровню с углями, даже в самую жуткую жару, когда дышать нечем.

Попрощавшись с Джо Лейбовичем, Валент отправился в свою квартиру, предоставленную ему в небоскрёбе холдинга. Все вещи, которые он когда-то привёз с Редии, кроме алмазов, находились там, а их было немало и потому квартира была обставлена, как куар-дахтан записного кочевника. Даже кровать в ней стояла куаратская, широкая и удобная раскладушка изготовленная из кости, рога, металла и кожи. Современной были только туалет, ванная и кухня, но и там тоже хватало куаратских вещей. В эту пятикомнатную, как и любой другой куар-дахтан, квартиру обычно приходило много гостей, в том числе и девушек, но ни одна не осталась в ней на ночь. Как это ни поразительно, но Валент хранил жене верность так, как никакой другой мужчина. Он даже не заговаривал с девушками первым и никогда не делал им комплиментов. С замужними женщинами мерад-куар вёл себя более раскрепощёно, но был с ними необычайно вежлив, отчего те с укоризной посматривали на своих мужей.

В этот вечер друзья дали ему возможность побыть одному и потому у Валента имелась возможность задуматься над словами президента Джона Кеннеди, но ещё больше над его мыслями, в который пусть и совсем немного, но он всё же проник, и особенно над его эмоциями. Про всё вместе можно было сказать только одно, искренние радость и восторг, крепко замешанные на цинизме и практической смётке. Точно такими же циниками, к тому же ещё и до жути насмешливыми и вредными, а вместе с тем существами чрезвычайно рациональными, были все без исключения дагген-куары. Нет, они не руководили повседневной жизнью ред-куаров, это было излишне, но постоянно направляли клан в нужном направлении.

Иногда два клана, а в них не было семейно-родового принципа построения, сталкивались на одном и том же пастбище и тогда происходило нечто похожее на Мамаево побоище. Мерад-куары, а вслед за ними рядовые ред-куары выясняли, кто сильнее и поддаться было никак нельзя. Вообще-то проигрывал всегда реально более сильный и стойкий клан. Это он покидал пастбище, оставив его более слабому физически и проигрывающему в воинском мастерстве клану, после чего либо ред-куары начинали зло критиковать своего мерад-куара за то, что того вышибли из седла, либо он брал прочную хворостину и начинал гонять ред-куаров, а их дагген-куар, который во время чуть ли не всеобщей драки попивал пиво вместе со своим коллегой, язвительно всех подзуживал. Похоже, что одни только куараты понимали, какого рожна надо дагген-куарам. Все остальные принимали всё за чистую монету и потому разбор полётов обычно длился дней пять, после чего все ред-куары месяца два только и делали, что тренировались в железном бое на роговых мечах и рукопашных схватках.

Когда Валент столкнулся с этим фарсом в степи впервые, то вместо того, чтобы сражаться с мерад-куаром другого клана, хохотал над обоими колдунами так, что едва ли не впервые в жизни заставил их смутиться. После этого, не щадя самолюбия колдунов, он объяснил как своему коллеге, так и всем ред-куарам, что два лысых жулика специально свели их в долине Розовых Скал, чтобы проверить боевую выучку. Пока он разглагольствовал на тему иезуитской хитрости, колдуны только посмеивались, но вскоре им стало не до смеха, так как на них накинулись бабульки. Всеобщую драку за красивое, удобное, просторное пастбище звёздный мерад-куар заменил первыми в истории ред-куаров военными манёврами, к которым подключились ещё полторы сотни кланов. Однако, посмотрев на хитрую физиономию Сарройтара, Валент понял, что колдун предвидел и это.

Глава 6

Пустая кладовка — самый короткий путь в рабство

Доклад бортового компьютера об экономии воздуха на этот раз был куда более утешительным. После того, как я принял решение не открывать главный шлюз, чтобы выбросить из трюма бомбу, эта проблема передо мной уже не стояла. Тончайшие, меньше волоска, щели это одно дело, а настежь распахнутые ворота высотой в пятьдесят и шириной в девяносто метров — совсем другое. Пока Бортовик занимался своим делом, я обшарил пилотскую рубку и выяснил, что хотя ниггеры разграбили её чуть ли не полностью, кое-что, а точнее заначки того пилота, который летал на "Окороке", они всё же не нашли. Поэтому мне досталось в награду за сообразительность и смекалку: бутылка коньяка, стальная фляжка ёмкостью в литр, заполненная коньяком, пять плиток шоколада, палка сырокопчёной колбасы, аптечка-компьютер космодесантника в прочном стальном корпусе, причём заряженная, тесак космодесантника в массивных ножнах с набором инструментов и ремнём, ручной лучемёт в стальной кобуре с вечным источником питания для подзарядки батареи и, о чудо, лёгкий защитный термокомбинезон с дыхательной маской.

Вскрыв тайник, расположенный под пилотским креслом, и достав из него это богатство, я чуть было не прослезился. Хотя если честно, тот пилот, который сядет в пилотскую кабину моего истребителя, найдёт в нём целых три тайника, причём заполненных намного лучше, но ведь космические корабли класса "Торнадо" это же совсем другой разговор, в их обитаемом отсеке запросто поместится человек двадцать, а то и все двадцать пять. Поставив кресло на прежнее место, я первым делом съел немного сала, галету, два кусочка колбасы и выпил грамм сто пятьдесят коньяка с шоколадом и кока-колой, превращая все три компонента во рту в шоколадный ликёр. Так мне удалось полностью избавиться от горечи во рту и постоянных позывов к рвоте. После этого я быстро натянул поверх повседневного тёмно-синего мундира и пилотской чёрной куртки с минимумом нашивок и жиденькими погонами оранжевый термокомбинезон и подпоясался.

Таскать тяжелый лучемёт не требовалось, отстреливаться на борту "Окорока" не от кого, а потому я не стал вешать его на пояс, да и тесак тоже снял. В его массивных ножнах и рукояти имелись фонарики. Тот, который помощнее, в ножнах, пригодился мне сразу же, как только я покинул пилотскую рубку и вошел в крохотный, всего сто сорок квадратных метров, обитаемый отсек. Черномазые разграбили его полностью. Они демонтировали и вынесли с корабля все шесть холодильников для продуктов, забрали всё оборудование с корабельного камбуза и даже уволокли обе цистерны с водой, малую с питьевой и большую с технической, для стиральной машины и душа. Содрали со стен весь пластик, а с потолков светильники. Эти жадные скоты даже входные двери и те демонтировали и уволокли. В общем обитаемый отсек превратился в железную коробку и единственное, чего они не тронули, это системы отопления-охлаждения и жизнеобеспечения, иначе космический корабль не смог стартовать.

В технических помещениях я увидел то же самое. Корабль был разграблен полностью, вплоть до трюма, из которого ниггеры вытащили все трюмовые механизмы и даже лифты. Думаю, что у них на это ушло не менее двух месяцев. Как же я проклинал этих чёрных вонючих скотов в те минуты. Вот кому нужно было объявить войну и сражаться с ними до полного уничтожения. Бомба, к которой я добрался часа через три, была собрана самым тупым из всех ниггеров и для того, чтобы обезвредить её, мне было достаточно просто взять и сорвать радиостанцию с идиотской железной бочки, доверху залитой зертексом, самой мощной, но и самой капризной и ненадёжной взрывчаткой. Боюсь, что она даже не взорвалась бы, но я всё же её на всякий случай разминировал. Зато тот ниггер, который продал командиру Сандерсу бомбу, меня очень порадовал своим необычайно щедрым и полезным подарком, который он оставил в трюме для меня.

В качестве взрывателя этот идиот решил использовать ничто иное, как специальную переносную радиостанцию, оснащённую к тому же системой опознавания "Свой-Чужой" вместе с сумкой. Когда подручные этого черномазого минёра сгружали бочку, то поставили её на ремень сумки, а тот не обратил на это внимания и воткнул в зертекс детонатор и подсоединил его к уже включённой радиостанции. Приподнять край тяжеленной бочки и забрать сумку он побоялся, а я нет. Вытащив ремень, я повесил сумку через плечо и повеселел. Теперь я мог в любой момент выйти за пределы защитного купола и Железный Негр ничего не сможет поделать. Если планета Ривера Три находится на указанной мною орбите и имеет биосферу земного типа, то я смогу на ней раздобыть себе чего-нибудь пожрать. Мне ведь, хочешь не хочешь, придётся провести на ней дней двадцать, как минимум, чтобы подготовиться к обратному полёту, что нужно будет начать делать ещё на орбите.

Возвращаться на марсианскую базу "Аргир" для меня будет смерти подобно. Меня там тут же пристрелят, а потому начнут выяснять, куда я мог сбагрить "украденное". Значит лететь мне нужно прямиком на Землю, а для этого я должен точно рассчитать обратный курс, повернуть стартовое кольцо в нужном направлении и дождаться того часа, когда "Окорок" окажется в "окне прыжка", но до того мне придётся перезарядить наружный корабельный генератор гиперплазмы, а это без внешних источников питания займёт минимум две недели, если не больше. Я ведь ещё не знал, как обстоят дела с термоядерным реактором и основными системами корабля. Впрочем, не думаю, что ниггеры осмелились сунуть туда нос. Если мой "Окорок" стартовал, значит он был технически исправен. Попробуй ниггеры открутить хоть что-то, влияющее на безопасный старт, прыжок и полёт, корабль запросто мог бы взорваться прямо на базе, а это, как ни крути, вполне сравнимо со взрывом термоядерной бомбы.

Радуясь, что ниггеры не посмели свернуть голову ни одному прибору в пилотской рубке, а лишь выгребли из неё все полезные, но малосущественные пилотские инструменты и прочую нужную мелочёвку, злобно разграбив контейнер с НЗ, я вернулся в неё и сразу же занялся делом. Пилотская рубка космического грузовика "Скаут" это стальной шар диаметром в шесть метров, который битком забит аппаратурой. В этом полуметровой толщины шаре имеется четыре круглых дыры. Одна, двухметрового диаметра, позади пилотского кресла с толстенной диафрагмой люка, ведущего в трёхметровой длины тамбур, а из него в обитаемый отсек. В тамбуре мне теперь и придётся спать, а не то из кресла я точно встану калекой.

Вторая дыра метрового диаметра расположена справа и также закрывается стальной диафрагмой, но уже двойной. Это люку стыковочного модуля, его нельзя открыть ни снаружи, ни изнутри. Для того, чтобы покинуть пилотскую рубку, слева находится ещё один аварийный люк, но уже с откидной крышкой, также очень толстой и прочной. Четвёртое отверстие диаметром в метр восемьдесят находится впереди и слегка смещено вниз. Оно забрано почти метровой толщины бронестеклом и к тому же ещё и закрывается перед гиперпрыжком четырьмя сегментными выгнутыми бронешторками. Это иллюминатор, но прямо перед ним находится курсовой экран и главная панель управления. Когда я стану заходить на посадку, то из пола "вырастет" штурвал, курсовой экран поднимется вверх, а главная панель, разделившись на две половинки, раздвинется и встанет справа и слева от моих рук, чтобы я мог переключать режимы.

Практически на всех космических кораблях, за исключением истребителей, даже на самых больших, почти двухкилометровых тяжелых кораблях-базах, имеющих в поперечнике восемьсот метров, стартующих с колец-тысячников, пилотские рубки практически одинаковые. Они лишь немного больше размером, но всегда в пилотской рубке сидит только один гиперпространственный пилот. Когда-то в двадцатом веке на американских летающих крепостях была такая должность — Чарли-на-хвосте, кормовой борт-стрелок, полностью отрезанный от всего остального экипажа. Нас же, гиперпилотов, называют в космофлоте Джонни-на-носу и мы тоже отрезаны от остального экипажа, если он, конечно, имеется. По штатному расписанию на борту моего "Скаута" должно было находиться шесть человек трюмной команды. Ребята, ау, где вы? Их не было и мне об этом никто не сказал, а иначе я сразу же заподозрил что-то неладное.

Хотя "Скаут" это на редкость несуразный кораблик, его ведь не зря прозвали "Окороком", у него чуть ли не самый лучший обзор среди всех остальных кораблей. У "Торнадо" гораздо хуже, но это ведь космический истребитель, а не грузовик, и он предназначен для боя в космическом пространстве вблизи планеты. Главная задача космических истребителей — вовремя раздолбать орбитальное кольцо, которое притащит на себе вражеский корабль. "Скауты" предназначены в том числе и для таких операций, а потому неплохо вооружены и когда я стал проверять техническое состояние и боеготовность своего корабля, то убедился, что все его плазменные пушки и пусковые установки ракет в полном порядке. В том числе четыре десятидюймовки, установленные на пилотской рубке. Вот они-то как раз и могли мне вскоре пригодиться в моей "маленькой войне" с Железным Негром.

Термоядерный реактор корабля находился в идеальном состоянии, а вот танки с расходной массой маневровых реактивных двигателей были пусты на две трети. Зато танки маршевых реактивных двигателей были заполнены под завязку, но я не мог их включать, так как позади них находилась опора кольца. Все главные системы корабля тоже были в порядке, так что если я смогу раздобыть себе на той планете, к которой лечу, еды, то всё будет отлично. Из лучевика я легко завалю даже динозавра, но мне нужно будет поломать голову над тем, во что набрать воду. По всей видимости придётся изготовить несколько бурдюков, а это — время. Соли у меня также не было ни грамма, но лишь бы нашлось мясо, его можно будет хорошенько прожарить или закоптить без соли. Хуже всего дело обстояло с биохимическим определителем, а он ведь в рубке имелся. Без него я не смогу определить, что можно есть, а что нельзя, но у меня теперь имелась аптечка-компьютер космодесантника, коробочка размером с половину стандартного листа на прочной стальной цепочкой, которую я сразу же повесил, как и универсальный жетон, он был трое меньше размером, к себе на шею, так что если съем что-то не то, она меня вылечит.

Как и мой жетон, аптечка толщиной в три сантиметра, тоже содержала в себе массу полезных вещей. Открыв бериллиевотитановую крышку, я нашел внутри пять пакетиков хирургических ниток, четыре кривые иголки, чтобы зашивать раны, два тонких скальпеля, раскладной плоский, тонкий, но мощный пинцет, тонкие медицинские ножницы, десять пакетиков с искусственной кожей, десять пакетиков с жидким антисептическим пластырем и вечную медицинскую салфетку для обработки ран. Да, аптечка космодесантника, штука замечательная, а когда я прочитал инструкцию, то и вовсе обрадовался. Запаса лекарств в ней, если не издеваться над собой слишком усердно, хватит минимум на год "лесной" жизни. Хирургическими инструментами я научился пользоваться ещё на Номраде, а в лётке из нас, пилотов, так и вовсе готовили ещё и фельдшеров, так что не пропаду.

Как цепочку аптечки, так и цепочку столь же универсального опознавательного жетона, в космофлоте за что ни возьмись, всё имеет несколько функций, я укоротил так, чтобы они не слетели с меня и оказался прав. Забегая вперёд, только эти предмета экипировки любого космодесантника и ещё то, что редийцы, страшась гнева Богов, даже с мёртвых никогда не снимают амулетов, висящих на шее, спасли мне жизнь, причём не раз. Тогда я ни о чём подобном не думал. Мне просто было нужно, чтобы они не болтались на груди. Убедившись, что всё в порядке, я снял с кресла сиденье и спинку с мягкой обивкой, устроил себе ложе и лёг спать. Немногим менее, чем через двое с половиной суток старина "Скаут" вышел из гиперпространства и к моей невообразимой радости полетел по круговой планете, имеющей характерный бело-сине-зелёный цвет, что могло означать только одно, она является планетой кислородного цикла.

Теперь осталось выяснить только одно, входит ли эта планета в список планет земного типа, биосфера которых для человека безвредна. Планету увидел не только я, но и Железный Негр, который немедленно связался со мной и командирским голосом приказал:

— Пилот Карт, чтобы избежать обвинения в дезертирстве, вы должны совершить посадку на этой планете в выбранном мной районе. Она не входит в список планет, известных военному космофлоту и потому может представлять интерес для его командования.

— Баш на баш, Зет Семнадцатый, — ответил я, — ты обеспечиваешь меня всем необходимым, а я совершу посадку там, где ты скажешь.

Робот нагло соврал мне:

— Пока мы находимся на орбите, это невозможно сделать, пилот.

Это было для меня полной неожиданностью. Роботы не люди и по своей собственной инициативе не врут, но если им прикажут, то будут брехать, как шелудивый бездомный пёс. Космический корабль стоял в кольце, словно новогодняя ёлка, а не был надет на него, как хула-хуп. Кольцо было состыковано с ним четырьмя длинными, телескопическими стыковочными штангами, внутри которых находился гофрированный переходной тоннель. Все четыре стыковочных модуля находятся на уровне пилотской рубки и до любого из тех, которые находились в передней трети корабля, я мог бы добежать по прогулочной галерее за две минуты и если бы это железное животное того захотело, то обеспечило мне все необходимым. Если робот Зет Семнадцатый, а это был андроид двух с половиной метров ростом, этого не сделал, значит таков был приказ. Моя номрадерская натура сразу подсказала мне — роботу приказано уничтожить меня, если я каким-то чудом останусь в живых после взрыва. Подумав, я усмехнулся:

— Железный Негр, ты врёшь как самый последний ниггер в космофлоте. Так что поищи дураков в другом месте. Между прочим, тупой негритос, все самые главные системы моего корабля, в том числе и система антиабордажной обороны, исправны и к тому же у меня имеется мощный лучемёт. Так что добро пожаловать ко мне на борт и запомни, я совершу посадку там, где захочу.

На это Железный Негритос злорадно ответил:

— Этого не произойдёт, пилот Карт. Без моей помощи ты вообще не сможешь совершить посадку на этой планете. Она обитаемая и населена разумными существами, которые уже строят не только города, но и морские суда. Планета заселена неравномерно. Поэтому ты должен совершить вокруг неё не менее двадцати витков, чтобы я выбрал такое место, где эти разумные существа не живут. Они могут оказаться нашими врагами. После посадки я окажу тебе содействие.

Нет, скорее все эта железная скотина хочет меня сразу после посадки уничтожить, чтобы забраться в корабль и отправиться на марсианскую базу. Этот робот-андроид наверняка не хуже меня знал, как совершить гиперпрыжок в обратном направлении, а это дело в общем-то несложное. Грохнуть робота не такое уж и сложное дело, главное не повредить аппаратуру стартового кольца. Что же, если так, то значит я отстрелю башку Железному Негритосу, иначе он не даст мне возможности стартовать к Земле. Он просто заблокирует кольцо и я не смогу управлять им из пилотской рубки. Приняв такое решение, я насмешливым голосом сказал:

— На двадцать витков даже и не рассчитывай, свинья железная. После пятого витка я захожу на посадку, после чего будем действовать строго по инструкции и не забывай, как только корабль зависнет на антигравах, ты отстыкуешься, иначе я врублю маршевые двигатели на полную мощность, после чего сломаю маневровыми двигателями стыковочные штанги, но ты этого не увидишь, основание кольца расплавится минуты за две. Тебе ведь известно, какова температура газов, вырывающихся из маршевых двигателей? Так что начали облёт.

Через пять витков мне стало ясно только одно, планета была немного больше и тяжелее Земли, больнее будет падать, если что, и имела три континента. Один огромный, больше Евразии, похожий на горбатую снежную бабу с наклонённой вниз головой, если смотреть на неё в профиль, второй тоже очень большой, размером с Азию и третий, самый маленький, но всё же больше Северной Америки. Больше ничего я так и не смог увидеть с помощью своего радара, но зато хорошо осмотрел Звёздную Сферу с помощью мощнейшей оптики кольца, что было для меня сейчас намного важнее. У меня и мысли не возникло, чтобы задержаться на этой планете. Железный Негритос уже после третьего витка выдал мне квадрат посадки и даже соизволил нарисовать карту. Это была большая горная долина-плато, ромб которой находился в районе горба Снежной Бабы ближе к океану. Со стороны океана возвышались громадные горы. В них упирался один острый конец ромбы, а второй оканчивался возле четырёх ступенчатых, скалистых террас, так что робот сделал хороший выбор.

Долина имела в длину девяносто три километра, в ширину шестьдесят семь и вспучивалась девятью пологими холмами. На вершине того, что находился в самом центре, Железный Негр обозначил крестом место посадки. Вот там-то я его и похороню, причём он ничего не сможет мне сделать, так как я посажу корабль на соседнем холме с плоской вершиной, находящемся всего в пяти километрах и этот холм был на треть выше. Более того, вокруг него имелось ещё четыре холма, но чуть подальше. Таким образом я в любом случае смогу нацелить на шлюз в основании стартового кольца свои плазменные пушки, каждая из которых имела индивидуальный компьютер наведения и тут даже бортовой компьютер ничем не сможет мне помешать, да он и не станет этого делать. Бортовик не был искином. Это был просто очень мощный компьютер без каких-либо тараканов в голове, не то что мой главный враг — Железный Ниггер.

Хотя это был мой первый самостоятельный полёт, корабль я решил сажать в ручном режиме. На четвёртом витке я вышел на нужную мне орбиту, на пятом лёг точно на курс, а в самом начале шестого, открыв иллюминатор, стал плавно снижаться и сделал ещё два витка, прежде чем вошел в атмосферу. Две трети иллюминатора мне перекрывало кольцо сорокапятиметровой толщины, но мне-то нужно было смотреть вниз. На нужную мне долину я заходил по очень пологой траектории, но не смотря на это вскоре видимость резко ухудшилась и я даже был вынужден включить светофильтры. От кольца уходили вверх и вниз струи плазмы, но зато в результате меньше нагревалась обшивка пилотской кабины. Скорость снижалась быстрее, чем я рассчитывал, а это означало, что атмосфера плотнее земной. Уже через две минуты я включил антигравы и "Окорок" стал впятеро легче, отчего скорость стала снижаться ещё быстрее.

Вскоре я вошел в плотный, толстый слой облаков и видимость стала нулевой, но на прозрачном экране я отчётливо видел схематическую картинку со всеми данными снижения. Всё проходило штатно, вот только когда я пробил четырёхкилометровый слой облаков, то чуть не ахнул от удивления. Вся горная долина была сплошь покрыта толстым слоем снега и я даже не понял, есть в ней леса или нету. Скорость была уже минимальной, меньше сорока километров в час и через две минуты после выхода из облаков я завис над холмом и сказал:

— Эй, ты, железная обезьяна, отстыковывай передние штанги и немедленно разворачивай кольцо, иначе через тридцать секунд я врубаю маршевые двигатели на максимум.

Робот Зет Семнадцатый молча выполнил мой приказ и уже через несколько секунд я увидел голубовато-серое небо. Голубой цвет неба это хорошо, первый и самый главный признак наличия кислорода в атмосфере. Утро в над долиной было в самом разгаре и теперь лишь бы у меня начался вместе с ним удачный, а не ещё один тягостный и мучительные день. Прошло три минуты и Зет доложил:

— Пилот Карт, кольцо выставлено строго по вертикали, начинайте спуск, до поверхности планеты триста двадцать семь метров. Площадка для установки стартового кольца удовлетворительная. Ожидается незначительная просадка грунта. Поэтому до окончания установки я не смогу отстыковаться. Будьте готовы включить маневровые дюзы по моей команде, если это потребуется.

Дюзы мне включать так и не пришлось. Вершина холма слегка сплющилась, из основания кольца были выпущены якоря-буры и через десять минут присмиревший, но наверняка не успокоившийся Железный Негр отстыковался, а я включил маршевые двигатели на самую малую мощность и вылетел из кольца так, словно мой корабль появился внутри него в результате прибытия из подпространства. Как только кольцо встало на холм, автоматически включился генератор силового поля и огромный участок долины был накрыт голубоватым куполом. Мой корабль купол пропустил без малейшего возражения, так как он был оснащён системой опознавания "Свой-Чужой". Пролетая на скорости в семьдесят пять километров над бескрайним снежным простором, я невольно облизнул пересохшие губы. Воды у меня оставалось не больше стакана и пить я хотел просто зверски.

Облетев силовой купол слева, я влетел под него и через четыре минуты опустился на холм с плоской вершиной. Грунты были плотные и "Окорок", днище которого было плоским, прочно встал на все свои восемь посадочных лап. Когда я выключил антигравы, корабль немного просел, но просадка была ничтожно малой, всего тридцать шесть сантиметров. На мне уже был надет оранжевый комбинезон и мне осталось лишь лёгкий защитный шлем, он же дыхательная маска, которая была оснащена газоанализатором и потому я мог определить, можно дышать местным воздухом или он меня прикончит. Однако, сначала мне нужно было разобраться с Железным Негром и я решил первым вызвать его на связь:

— Ну, что ты мне теперь скажешь, Зет Семнадцатый? Как ты видишь, я установил кольцо, как это и положено любому пилоту. Теперь твоя очередь доказать мне, что ты не предатель и готов к сотрудничеству. Вот и ответь мне, как ты это будешь делать?

Ниггер он и есть ниггер, каким бы он не был, живым из костей, плоти и крови, или изготовленный из стали и чёртовой прорвы других материалов. Вы можете мне возразить, сказать, что робот не может быть нигером. Ещё как может, если приказы в его башку вложили другие ниггеры, причём особо злобные, в чине от космос-майора и выше. Впрочем, никто, кроме космос-сержантов, командиров учебных групп в лётке, так громко и яростно, брызжа слюной в лицо, не выкрикивал мне в лицо оскорблений вроде "Вонючий белый ублюдок" и тому подобных. В старом космофлоте было заведено такое правило, чем выше чин, тем больше лоска и тем больше презрения к белым червякам под ногами чёрных героев. Как раз эти господа и отдавали всем приказы, а потому мне было очень интересно знать, на какую ещё хитрость пойдёт Железный Ниггер? Через несколько секунд он ответил мне елейным голосом:

— Благодарю вас за хорошо выполненную работу, пилот Карт. Вы можете подняться ко мне и забрать платформу-антиграв с продуктами, водой и напитками, тёплой одеждой, инструментом и двумя дьюарами сжиженным кислородом. Температура снаружи минус семь градусов по Цельсию, воздух пригоден для дыхания, а атмосферное давление точно такое же, как на Земле на уровне моря. Через тридцать секунд вы сами сможете окончательно убедиться в том, что я настроен по отношению к вам лояльно и благожелательно.

И действительно через тридцать секунд шлюз открылся и из него выплыла платформа-антиграв нагруженная припасами для меня, вот только я всё же не поверил в искренность Железного Негра и нацелил на шлюз все четыре плазменные пушки, выведя их на такую мощность, чтобы выстрелами нельзя было повредить стальное основание кольца со всем его оборудованием, но снесло голову роботу. После этого я, мечтая о лучшем исходе своего короткого путешествия, стал к нему готовиться и первым делом поел колбасы с галетами, съел полплитки шоколада и выпил последнюю воду. Прицепив на пояс справа стальную кобуру с лучемётом, слева ножны с тесаком, повесив через плечо радиопередатчик, с помощью которого мог отдавать команды не только бортовому компьютеру, но и всем четырём компьютерам управления огнём плазменных пушек, я вышел из пилотской каюты, добрался до самого конца технического отсека и стал спускаться вниз по лестнице аварийного спуска. Все корабельные лифты, увы, спёрли жадные черномазые воры, готовые украсть всё, что угодно даже в том случае, если не смогут продать.

Через десять минут я вошел в тамбур и открыл люк. Через несколько секунд у меня над бровями загорелись зелёные огоньки, которые заполнили все квадратики. Ни один не горел даже оранжевым, а не то что красным. Значит и вода здесь тоже была для меня совершенно безвредной, как и большинство продуктов питания животного и растительного происхождения, а совсем уж откровенные яды я и сам умею определять по запаху и на вкус. Этому я научился ещё на Номраде, а затем продолжил изучать эту науку в Саянах с Егором, когда мы летали на охоту. Перед тем, как покинуть корабль, я включил компрессор комбинезона и слегка надул его, чтобы было теплее и меньше разряжались батареи в подошвах бахил. Только после этого я стал спускаться вниз и вскоре встал на прочный снежный наст. Пройдя под днищем корабля, от которого всё ещё тянуло теплом, я вскоре стал спускаться по пологому склону.

Между подножием двух холмов лежала совершенно ровная ложбина. Белизна кругом была просто ослепительная. Из-за силового купола облака сделались синеватыми и только два объекта, серо-стальной, местами буроватый, весь в пятнах ржавчины космический корабль и красновато-золотистое кольцо старта финиша разнообразили теперь совершенно белый, без единого пятнышка, пейзаж. Вскоре я спустился со своего холма и пошел к холму Железного Ниггера. Пройдя по ровной поверхности ложбины метров двести пятьдесят, я совершенно неожиданно для себя провалился сквозь снежный наст и рухнул в воду. Эта мерзкая железная сволочь перехитрила меня! А я, наивный глупец, даже и не подумал о том, что через эту горную долину обязательно должна протекать река. Спустись я на триста метров пониже и полети на полсотни километров быстрее, лавируя между холмами, то сдул бы снег на огромном пространстве.

Нет, я этого не сделал и в результате угодил в полноводную горную реку с очень быстрым течением. Наст, как же я идиот не догадался сразу! После мощного снегопада, а точнее прямо во время него наступила оттепель и там, где река текла между двумя холмами, образовалась под толстым слоем снега, который вскоре прихватило морозцем, полынья. В неё-то я и угодил. Силовое поле под водой превращается в сеть с крупными ячейками, но она меня вскоре пропустит. А что потом? Суп с котом! Надо грести к берегу, а не дожидаться этого самого потома. И я погрёб, энергично работая ногами, благо мог хоть что-то видеть, но потом, внезапно, ушел под лёд и почти тотчас попал в сильную струю, которая бросила меня в сторону. В следующее мгновение я ударился головой о камень и очнулся только тогда, когда вместе с мощным потоком воды полетел вниз в толстой струе первого водопада. На мгновение я увидел впереди что-то буровато-зелёное.

После этого я снова потерял сознание и уже не помню, как спустился по каскаду водопадов вниз и сколько времени плыл. В моём шлеме было восемь воздушных клапанов, а потому минимум два были над водой и я не задохнулся. Автоматика комбинезона сработала великолепно, я надул в него воздуха и меня не увлекло потоком на дно и не разбило об камни. Не знаю, сколько я был без сознания, но думаю, что не меньше пяти часов. Во всяком случае когда я очнулся, то вода была намного теплее и хотя голова у меня так и раскалывалась, я сначала поднял голову, а потом перевернулся на спину, повертев головой, увидел, что сверху светит солнце, а справа от меня метрах в двухстах виднеется берег. Хотя я находился в воде, пить мне хотелось просто неимоверно, вот только напиться я не мог, так как тут же потерял бы плавучесть и утонул. Между тем я ощутил, что сила тяжести здесь больше, чем земная. Минимум процентов на пятнадцать.

На марсианской базе генераторы искусственной гравитации были установлены не повсюду. Во всяком случае в ангаре, где я реанимировал свой истребитель вместе с двумя техниками, которых вызывал время от времени, их не было и потому я несколько ослаб. Здесь же сила тяжести сковывала меня, словно цепями, да тут ещё дикая жажда и сильнейшая головная боль. До берега я доплыл в полуобморочном состоянии часа через полтора, проплыв ещё невесть сколько километров вниз по реке и, наконец почувствовав под собой дно, принялся выползать из воды. Лучше бы я этого не делал, а открыл лицевой щиток шлема, выпустил воздух и сдал назад, на глубину, где вода хоть чуть компенсировала бы местную гравитацию. Тогда я точно не попал бы в рабство в первые же часы пребывания на Редии.

Нет, как раз именно так я не сделал и принялся тупо ползти к берегу, чем и привлёк к себе внимание мерзавца Нира Талга Марениса, кеофийского луртия, то есть без пяти минут луртидара, но я лучше сразу буду давать пояснения. Луртий, зажиточный землевладелец, луртидар тоже землевладелец, но уже богатый и к тому же шевалье или кавалер. У меня в ушах так шумело, что я даже не слышал, как эта сволочь, возвращавшаяся с небольшим обозом из города в своё поместье, увидев меня приказал всем остановиться и направился вместе с несколькими колонами ко мне. Его присутствие я почувствовал только тогда, когда, слегка приподняв голову, увидел перед собой метрах в десяти его ярко-рыжие сактары, обувь наподобие мокасин, отчего собрался с силами и с глухим стоном поднялся на руках и встал на колени. Хотя у меня всё плыло перед глазами, я всё же увидел перед собой незамысловато одетого типа в грязно-синем плаще, который держал в руке обнаженный, длинный прямой меч.

Вот тут бы мне и надо было выхватить лучемёт и пришить его, но я вместо этого поднял руки к голове и откинул вверх лицевой щиток, после чего помахал в знак приветствия правой рукой и прохрипел пересохшим от жажды ртом:

— Привет, я друг. Я не причинную вам вреда.

Нир Талг Маренис, верзила с фигурой как минимум боксёра среднего веса, в общем битюг на голову выше меня ростом, радостно заулыбался и весёлым голосом воскликнул:

— Слава Богам Заката, это не какое-то водяное чудовище, а человек! Хотя одет он странно и неказист, как раб, всё равно сгодится.

Всё, что мне тогда говорили, я недавно услышал заново и потому хотя в то время ни черта не понимал, всё равно буду давать полный перевод. Заодно я стану в дальнейшем находить всему земные аналоги, чтобы не вдаваться в лишние объяснения, но если кому захочется узнать, как те или иные вещи называются на редийских языках, а я изучил их пять, то этому человеку нужно будет купить словари. Ничего не поняв из сказанного Ниром, но видя его улыбку, я тоже попытался изобразить на лице нечто вроде улыбки, а он в четыре прыжка подскочил ко мне и звезданул меня мечом, повернув его плашмя, по уху, отчего я вырубился основательно и надолго. Очнулся я в сумерках от того, что мне в лицо плеснули воды. Открыв глаза и увидев перед собой смутную фигуру и деревянный ковшик, я схватил его руками и стал жадно пить холодную, чистую воду. С каждым глотком ко мне возвращалось восприятие действительности, а она оказалась чертовски поганой и до жути зловещей и неприятной.

Во-первых, меня заковали в кандалы, причём как руки, так и ноги. Во-вторых, с меня сняли всё до нитки и снова ограбили, забрав то немногое, что у меня имелось. В-третьих, на меня надели какие-то вонючие тряпки, а точнее холщовую рубаху длиной ниже колен с рукавами до середины предплечья и жилет из овчины. В-четвёртых, ноги мои были босы, а земля между тем была не очень-то тёплой, да и температура воздуха понизилась градусов до четырнадцати. Единственной радость было то, что меня посадили всё-таки не на голую землю, а на какой-то тюфяк и прислонили спиной к большому колесу повозки, собранному из досок, дали вволю напиться, после чего сунули в руки большую миску, в которую была налита пшенная похлёбка с кусками мяса и бросили на колени полкраюхи хлеба и две луковицы. Вот только ложки не дали, но я и этому был рад.

После того, как я напился, голова у меня болела не так сильно, хотя я и ощущал слабость во всём теле. Повозки, а я насчитал их восемь штук, были поставлены квадратом. Одна была самым настоящим домом на колёсах и возле ней сидел в деревянном кресле Нир Талг Маренис, который с удивлением крутил в руках то радиоприёмник в сверхпрочном корпусе, то лучевик, то тесак космодесантника и ни до чего не мог добраться, так как и оружие, и моё средство связи были настроены только на меня и потому больше никто не мог ими воспользоваться. Вот тут-то я и почувствовал на своей шее тяжесть аптечки и идентификационного жетона со всеми прочими полезными дополнениями. Между мною и Ниром было метров пятнадцать и горящий костёр. Сверля его ненавистным взглядом, я очистил луковицы и, отламывая куски ржаного хлеба, принялся не спеша пить похлёбку, подталкивая хлебом куски мяса и время от времени кусая луковицу.

Еда показалась мне необычайно вкусной, но она и в самом деле была недурна. Не спеша поев, я тщательно вытер миску кусочками хлеба и показал знаком тому дородному, хорошо одетому мужику, который дал мне поесть, что хочу пить. Тот пожал плечами и сказал:

— Вода не похлёбка, её не жалко, хлебай сколько влезет, бледнокожий. — протягивая мне ковш, он спросил по-тирнейски — Откуда же ты родом, раб? Да, чувствую, что ты не понимаешь меня. Интересно, где живут люди с такой белой кожей? Может быть на востоке Куарата? Ладно, не буду даже гадать попусту. Когда выучишься говорить по-кеофийски, раб, тогда и поговорим, если ты не загнёшься. Хотя выглядишь ты ухожено, очень уж ты слабый, словно ребёнок, а в поместье господина Нира Марениса надо много работать, чтобы каждый вечер получать такую миску похлёбки, раб.

Ничего не поняв из сказанного, я выпил ещё один ковш воды, лёг на тюфяк и свернулся калачиком. Боже мой, меня ограбили, заковали в кандалы и я, судя по всему, угодил в рабство. От этого мне стало так тоскливо, что я чуть было не заплакал, но всё же сдержался. Поначалу я чувствовал себя неплохо, но примерно через полчаса у меня стал жутко болеть живот, а во рту с каждой минутой усиливалась горечь. Похоже, что я чем-то отравился. Нужно было срочно предпринимать экстренные меры, чтобы не загнуться на этой планете в первый же день. Встав на четвереньки, я отполз от тюфяка, искусственно вызвал позыв к рвоте и извергнул из себя содержимое желудка, после чего на четвереньках пополз к бадье с водой, жадно выпил два ковша и снова отправился к тому месту, где оставил ужин. Наверное местный лук мне категорически противопоказан. Желудок я промывал трижды и всякий раз с громко матерясь от боли. Нир всё ещё сидел возле затухающего костра и безмолвно смотрел на угли. Подойдя поближе, он поинтересовался у кашевара:

— Хулус, ты что, отравил моего нового раба?

— Что вы, господин, он ел ту же похлёбку, что и все, — торопливо ответил кошевар, — наверное наша пища для него непривычная. Не волнуйтесь, оклемается. Похоже, что он не дурак, раз хлещет столько воды и выблёвывает её. Очищает желудок.

— Ладно, посмотрим, — проворчал Нир, — если раб не сможет идти, Хулус, размозжишь ему голову дубинкой, снимешь одежду и закопаешь труп. Мне не нужны в поместье доходяги.

Хулус, который был у Нира надсмотрщиком и кашеваром, усмехнулся и стал успокаивать этого ублюдка:

— Не беспокойтесь, хозяин, ваш новый раб может быть не так силён, как вам хотелось бы, но он хорошо сложен, у него целы все зубы, а сила в нём обязательно прибудет. Со временем, но я сделаю всё, как вы приказали, хозяин.

Мне же в тот момент было невдомёк, что завтра днём решится моя судьба и хотя буря в желудке после промывания улеглась, я лёг на тюфяк на этот раз лицом к колесу, а спиной к публике. Как только болтовня и хождение в маленьком обозе, в нём ехало всего восемнадцать человек, не считая Нира, прекратились, я активировал аптечку и первым делом сделал анализ крови. Всё было именно так, как я и думал — отравление растительным алкалоидом. Что же, местный лук мне категорически противопоказан. Аптечка сама выбрала нужные лекарства и сделала инъекцию. Через пять минут я спал и проснулся с наступлением рассвета. Все остальные реды спали, причём только я и ещё четверо рабов с медными ошейниками на шее снаружи. Остальные храпели в кибитках. Сутки на Редии были на полтора часа больше, а я не привык спать подолгу. Мой организм уже немного восстановился и потому я смог встать и дошел до воды вполне уверенной походкой. Выпив ковшик воды, я сделал несколько энергичных приседаний и вернулся на свой тюфяк, чтобы посидеть и подумать.

Глава 7

Кто выжил в лётке, тому не страшно рабство

Первым проснулся и выбрался из фургона, крытого кожей, в котором спал с женщиной, Хулус. Ночью, в свете костра, я не очень-то разглядел редийцев, но сразу же понял, что они очень похожи на людей, пахнут, как люди, говорят как люди, и такие же жестокие и безжалостные, как часть людей, то есть, как ниггеры из космофлота, а они, как ни крути, тоже люди. Правда, редийцы не были чернокожими. Ещё ночью я понял, что их кожа темнее моей, а я в последние годы ни разу не загорал и был до безобразия белым. Именно из этого мне и следовало исходить. Вчера Хулус и Нир, их имена я запомнил сразу же, как и ещё несколько слов, не очень-то возмущались моей бледной физиономией, но при этом смотрели на меня, как командир Сандерс на любого гиперпилота, то есть как на вещь, а не на человека и именно из этого следовало исходить.

Что же, мне предстояло теперь сравнить, что хуже, рабство на Ривере Три или пять лет обучения в лётке, где все ниггеры относились к нам, как скотам, как к грязи под ногами. Верите нет, но с их стороны я ни разу не увидел ни одного сочувственного взгляда, не говоря уже про что-то более конкретное. Больше всего их бесило то, что на банковском счету у каждого из нас имелось немало денег и они были обеспокоены только тем, чтобы выкачать их из нас. А ещё каждый из них от мала до велика только и мечтал унизить грязную, ленивую обезьяну и дать ей пинка, толкнуть в спину или подставить подножку, бить нас кулаками им запрещалось, но до тех пор, пока кто-нибудь не выдержит и не замахнётся на ниггера рукой. Вот тогда начиналось такое, что не приведи Господи. Тут же вызывался наряд полиции, писался рапорт и такому парню доставалось на орехи так, что в медсанчасть его отправляли на носилках.

Мне почему-то сразу показалось, что на Ривере Три рабов не истязают так, как в лётке, иначе они не смогут работать. Пока Хулус ходил до ветра, я внимательно рассмотрел повозки. Одна, командирская, в которой ехал Нир, была хотя и шикарная на вид и прочная, являла собой жалкое зрелище — тяжелая, неуклюжая и очень примитивная. Чего стоили одни только колёса без спиц, правда, с железными шинами. Выше "ватерлинии", то есть платформы, это был симпатичный деревянный домик на колёсах, с окнами, забранными витражом. Вторая была точно такого же размера фургоном с кожаным верхом, а шесть остальных — шестью крытыми парусиной фургонами длиной метров в восемь. Они были на треть больше. Приглядевшись к ним повнимательнее, я догадался, что Нир помещик.

Вскоре вернулся Хулус. Он был одет в просторные штаны из серой ткани, красную просторную рубаху, поверх которой на нём была надета кожаная бригантина со стальными бляшками, и обут в грубые, неказистые, короткие сапоги. На широком поясе у него висели справа чёрные ножны с длинным, прямым мечом, а слева кинжал побольше тесака космодесантника в красных ножнах с бронзовыми накладками. Роста в нём было минимум метр девяносто пять, но Нир вымахал ещё выше, под два метра пять сантиметров, и я со своими метр восемьдесят два, наверное, казался им чуть ли не пигмеем. А сила тяжести на Ривере Три была минимум на пятнадцать процентов больше, так что на первых порах мне придётся тут туго. Памятуя о том, что космофлотские ниггеры терпеть не могут пристальных взглядов, я рассматривал этого коротко стриженного, весьма симпатичного смуглого верзилу украдкой, из-под полуприкрытых век.

Мне в глаза также бросилось, что на шее у Хулуса висит сразу три массивных медальона, явно выставленных напоказ и я понял, что правильно сделал, повесив аптечку и универсальный жетон на шею. Их с меня даже не пытались сорвать, иначе на шее и подбородке остались бы следы. Вспомнив про жетон, я положил на него руку и, незаметно для верзилы, включил его запись. Хулус, отлив, слегка размявшись достал меч и немного помахал им, после чего растолкал рабов, спавших неподалёку от меня и приказал им разжечь огонь. Трое пошли за дровами в ближний лесок, а четвёртый сгрёб палкой прогоревшие угли, бросил на них несколько пучков травы и стал раздувать. Через несколько минут костёр разгорелся и рабы установили над ним треногу с большим котлом, в который налили воды. Наконец проснулся его величество Нир и соизволил выбраться из своего дома на колёсах и сойти на грешную землю. Небожитель,

* * *

дь.

Из фургона Хулуса тотчас выбралась молодая красотка, одетая в длинный хитон серо зелёного цвета и серебряным амулетом на шее, вежливо поклонилась, что-то негромко сказала и поднялась в домик. Похоже, что прибраться и приготовить этому уроду завтрак, так как над из круглой, керамической трубы вскоре повалил дым. Вода в котле вскипела и Хулус стал засыпать в него из мешочков какие-то сухофрукты, бросать травы и сушеные лепестки, отчего воздух наполнился очень приятным ароматом какого-то местного взвара. Из фургонов стали выбираться все остальные мужики. Рослые, все выше меня, крепкие и довольно молодые. Они были одеты куда как попроще помощника Нира, но лучше рабов и все коротко стрижены. Первым делом они подходили к хозяину, кланялись и приветствовали его, а тот сдержанно кивал им в ответ и коротким жестом велел отойти. Ясное дело, что они были его колонами, а если учесть, что у каждого на поясе висел короткий меч и на всех были надеты бригантины, то ещё и его личной гвардией, так что сочувствия от них ждать не следовало.

Рабы в отличие от них были кудлатыми и бородатыми, но одеты получше, чем я, причём гораздо. Они щеголяли в портках, длинных холщовых рубахах, поверх которых были надеты длинные жилеты из овчины, но при этом имели нательные рубахи и короткие постолы. Один я выглядел совершенно неприглядно и был закован в кандалы. Правда, только у одного раба на нее помимо медного ошейника висел ещё и бронзовый, красивый амулет в форме орла, распростёршего крылья и именно этот раб несколько раз ободряюще улыбнулся и кивнул мне. Вскоре Нир удалился в свою хибару, откуда сразу же послышалось громкое женское хихиканье, а Хулус малость посуровел лицом, но его пассия уже через пару минут выскочила и он снова подобрел и достал из своего фургона сначала раскладной столик, а потом съестные припасы и посуду. В каждую миску он положил по четвертинке хлеба, четвертинке головки сыра и снова две луковицы.

Рабы тем временем разливали взвар по литровым кружкам, а колоны, взяв миску, подходили к ним. Поглядев на это, я пружинисто и бодро поднялся на ноги, но не сдвинулся с места до тех пор, пока Хулус не усмехнулся и не махнул мне рукой. Для меня в это утро было сделано исключение. В мою миску кашевар положил половинку килограммового круглого хлеба, четвертинку сыра, большой ломоть варёного мяса и две луковицы, которые я сразу же вернул ему и вежливо поклонился в порядке благодарности. Надсмотрщик только криво усмехнулся. Взяв из рук раба с амулетом кружку, я сказал:

— Благодарю, приятель.

Тот удивился:

— Похоже, парень, что ты сказал Ортану спасибо?

У меня хорошо развиты способности к языкам и я, выделив в его словах самое существенное, с дружеской улыбкой ответил, легонько стукая себя кружкой по груди:

— Я, Валент, сказал Ортану спасибо, приятель.

Раб заулыбался, а я отошел к своему тюфяку и, видя, что никто не спешит, сначала принялся изучать взвар. На вкус он был кисловато-сладким и не показался мне ядовитым. Выпив три глотка, я принялся жевать в сухомятку хлеб, мясо и сыр. Съев немного, я выждал десять минут и сделал анализ крови. Аптечка выдала своё обнадёживающее резюме — "Здоров. Причин волноваться нет". Облегчённо вздохнув, я быстро прикончил завтрак и выхлестал взвар, в котором все сухофрукты превратились в тонкую взвесь. После этого я ополоснул кружку и миску водой и отнёс их Хулусу чистыми, чем снова немало удивил его. Ткнув меня пальцем в грудь, он спросил:

— Так ты всё-таки говоришь по-кеофийски, раб, или нет?

Догадавшись, о чём меня спрашивают, я ответил по-кеофийски:

— Нет.

Пристально посмотрев мне в глаза, Хулус проворчал:

— Ступай, раб.

Вернувшись на своё место, я скатал холщёвый тюфяк, сел на него и принялся обматывать кандалы на ногах сухой травой. Там, куда меня занесла река, уже наступила весна и сквозь сухую траву пробивалась зелень. Не знаю почему, я ведь тогда ещё ни хрена не понимал, о чём говорили Нир и Хулус, но мне показалось, что меня заставят идти пешком, а железные кандалы быстро разобьют мне ноги в кровь. Надсмотрщик Нира это приметил. После завтрака в каждый фургон впрягли по две пары здоровенных, неторопливых коняг. Тут я сделаю пояснение. Кони Редии довольно похожи на коней Земли, но крупнее и имеют рост в холке больше двух метров. Пока их запрягали, я аккуратно обмотал сухой травой кольца кандалов и был готов к пешему путешествию, но тут ко мне подошел Хулус и два колона. Держа в руках чёрную верёвку, сплетённую из конского волоса, он спросил:

— Пойдёшь в кандалах сам или без них, но на верёвке?

Указав пальцем сначала на одно, а затем на другое, я сам задал ему вопрос вместо ответа:

— Кандалы? Верёвка?

— Хм, да ты сообразительный парень, раб, — пробормотал удивлённый Хулус, — явно стараешься выучить кеофийский. — после чего подтвердил мою догадку — Это кандалы, в них больно ходить, а это верёвка. Ты её не порвёшь. Она очень прочная. Что выбираешь?

Естественно я кивнул надсмотрщику:

— Я выбираю прочную верёвку, урод.

Хулус громко расхохотался:

— Снять с него кандалы. Посмотрим, какой из него ходок.

Хотя на мои плечи и навалилось лишних почти пятнадцать килограммов, если считать вес ручных кандалов, я был неплохим ходоком. Вскоре обоз тронулся в путь. В фургонах ехали все, кроме меня. Впереди ехал фургон Хулуса. Четвёркой лошадей правила его подруга, а справа и слева от неё два здоровенных лба с копьями и щитами. Сам Хулус сидел в кресле сзади и от нечего делать держал в руках верёвку, конец которой был привязан к цепи. Чтобы мне было удобнее идти, я забросил цепь с привязанной к ней верёвкой за шею, натянув на неё жилет и ухватился за неё руками, чтобы хоть как-то контролировать ситуацию. Дорога, на которую мы выехали, была широкой, мощёной тёсаным камнем, с двумя давно наезженными колеями. По ней прошли пешком десятки миллионов человек и выгладили её ногами, так что ступать было не больно. Позади меня грохотал колёсами дом Нира, а за ним ехали все остальные фургоны.

Редийцы ехали в фургонах, а я весь день шел пешком с утра и до вечера. Чтобы не свалиться на дорогу без сил, после полудня мне пришлось воспользоваться аптечкой и та дала мне какой-то мощный допинг. Ну, а Хулус решил не терять времени даром и учил меня разговаривать на кеофийском языке, который на слух весьма похож на английский, но только на слух. Язык я учил очень тщательно, а кашевар был неплохим педагогом и потому к вечеру у меня в мозгах наступило хоть какое-то прояснение. На все вопросы, которые стал задавать мне вечером после ужина надсмотрщик Нира, я отвечал коротко — нет, не знаю и не понимаю. Подошедшему хозяину он негромко сказал, отведя того в сторону метров на пять, но я всё же расслышал:

— Господин, ваш новый раб оказался весьма неплох. Он не очень силён, но зато невероятно вынослив. Больше всего меня поразило даже не это, а то, как быстро он учится разговаривать на кеофийском языке. Полагаю, что он был когда-то либо дворянином, либо жрецом.

Ниро отмахнулся и брезгливо сказал:

— Хулус, меня не интересует, кем он был раньше. Теперь он мой раб и будет на меня работать, как и все остальные рабы и колоны. Ты лучше подумай, к какой работе его приставить. Если он действительно такой выносливый, как ты говоришь, то пусть идёт пешком до самого поместья. Это только укрепит его тело. Корми его получше.

А до поместья от того места, где мы снова заночевали рядом с дорогой, было ещё сто сорок километров с лишни, то есть полные семь дней пути. Хулус, повинуясь приказу Нира, действительно кормил меня, как на убой, но только вечером и утром. За всё время мы ни разу не сделали привала в полдень. Редийцам было хорошо, они всю дорогу ехали. Коняги двигались довольно медленно, а потому при необходимости каждый мог спрыгнуть с фургона, отбежать от дороги, справить нужду и догнать обоз. Мне же приходилось терпеть до самого вечера, так как оросить имперскую дорогу считалось преступлением. Зато за эту неделю я окреп физически и что самое главное, довольно неплохо изучил язык Кеофии. Хулус всё время пытался выпытать из меня, кто я такой, но у меня имелась теперь шикарная отговорка, короткая и непробиваемая — "Не помню".

Кроме своего имени — Валент Карт, я не помнил ничего, хоть ты убей меня. Уже через три дня весь словарный запас Хулуса, а это всего три с половиной тысячи слов, перекочевал в мою голову. Не рассказав ему о себе ничего, я ловкими наводящими вопросами выведал у надсмотрщика, что его зовут Хулус Ферн Тагис, ему сорок шесть лет, он родом из города Тирота, что на побережье Сулиарского моря, и что он был до сорока лет моряком, но скорее всего всё же пиратом. Узнал я кое-что и Нире. Этот ублюдок был весьма богатым луртием, имел большое поместье с тридцатью пятью тысячами гектаров земли, на него работало две с половиной тысячи колонов и сто сорок четыре раба, я стал сто сорок пятым. В своём поместье он выращивал рожь, пшеницу, различные фрукты и овощи, а также имел большие стада коров, свиней и коз. Ещё он имел лучшую во всей Гистагии сыроварню и четыре раза в год отвозил в столицу Кеофийской империи, в Тинадтикар, сыры своего изготовления, многие из которых покупали к столу императора Тенуриза Отважного, за что тот его привечал.

Со слов Хулуса я узнал, что луртий Нир Талг Маренис человек богобоязненный, высокообразованный, прекрасный воин и мудрый командир полка тяжелых всадников народного ополчения, очень хороший хозяин и к тому же человек строгий, но добрый и справедливый. Для колонов он отец родной, а к рабам относится заботливо, но только в том случае, если они трудолюбивы и исполнительны. Ленивых скотов, бунтовщиков и подстрекателей к бунту он не щадит и казнит их, как это и положено, без малейшего промедления, но такое случается крайне редко. Если раб работает хорошо и предан своему хозяину, то он не только получает поблажки, но и может стать в его поместье колоном. В общем мне очень сильно повезло, что я стал рабом этого ангела во плоти — луртия Нир Талг Марениса и потому должен просто визжать и прыгать от немыслимого счастья.

Утром девятого дня моего пребывания на Редии обоз въехал в большое и красивое поместье Нира, которое я смог увидеть только издалека, так как рабам сразу же приказали топать на Рабский двор. Это была самая настоящая тюрьма, огороженная высокими, мощными стенами, в которых, к моей неописуемой радости, имелись квадратные окна размером метр на метр, перегороженные вертикальными стальными прутьями. Рабский двор был внутри в общем-то невелик, квадрат двести на двести метров с большим бассейном, который окружали каменные ванны, и высоко бьющим вверх фонтаном посередине. Вода была практически дармовая, так как к поместью, расположенному в предгорье, был подведён акведук. Над всеми четырьмя углами возвышались караульные башни, а по плоской крыше двухэтажной тюрьмы прогуливались, отгороженные от Рабского двора высоким каменным парапетом, над которым возвышался частокол прутьев, лучники с очень недоверчивыми физиономиями.

В общем более предрасположенной к побегу тюрьмы невозможно придумать. Да, стены имели в толщину метр, да, тяжелые ворота были двойными, с площадкой досмотра посередине и над ними возвышалась пятая караульная башня. На первый взгляд всё выглядело солидно, вот только стены-то были не из гранита или базальта, а из какого-то ноздреватого тёмно-рыжего камня, а потому вмурованные в них прутья это так, пустячок-с для очень настойчивого и терпеливого человека. В общем я сразу же нацелился на побег, но сначала решил хорошенько изучить местные условия и окрепнуть физически, а потому был настроен на ударный физический труд во имя кармана того ублюдка, который решил, что раз я выползаю из реки на берег, то уже всё, только поэтому являюсь его рабом. А ещё я решил, что мне нужно будет совершить парочку каких-нибудь подвигов, чтобы хоть раз побывать в поместье и забрать свои вещи. Нир часто вертел в руках моё орудие и радиостанцию, но так и не смог их вскрыть.

Когда мы доехали до поместья, Хулус выбрался из фургона и, держа в руках верёвку, повёл меня на Рабский двор лично, чтобы проследить за тем, как меня станут окончательно превращать в раба. Едва мы оказались внутри двора, по которому бегало с полсотни ребятишек в возрасте от двух-трёх до семнадцати лет, он первым делом приказал снять с меня ручные кандалы и повёл на вещевой склад. Там мне подобрали по росту и выдали: исподние портки и нательную рубаху из серовато-белого полотна, холщовые штаны, неказистые, но весьма удобные постолы высотой чуть выше щиколоток, новенький длинный, меховой жилет, а также два полотняных полотенца, две пары портянок, два холщовых полотнища, сшитых из двух кусков каждое, две кружки, литровую и пол литровую, четыре миски одна другой меньше, кувшин для воды и два холщовых мешка, один чтобы всё сложить, а второй поменьше, заплечный.

Хулус отвёл меня к фонтану, к одной из каменных ванн с проточной водой, где приказал искупаться и переодеться во всё новое. Прекрасно понимая, что за отказ буду, как минимум, жестоко избит, я покорно разделся и залез в ванну. На меня тут же уставилось множество любопытных глаз. Лицо и руки у меня уже загорели, а вот тело было белым, хотя всё в разводах грязи. На бортике ванны лежало несколько рогожных мочалок, а также стояло три горшочка с голубовато-серой моющей пастой из голубой глины, пепла и небольшого количества мыла. Мылся я долго, с час и всё это время Хулус терпеливо прогуливался рядом, жуя вяленное мясо. Когда я выбрался из каменной ванны, он удовлетворённо кивнул и сказал:

— Это хорошо, что ты чистоплотный. Господин не любит грязных, вонючих скотов, но учти, мыться можно только вечером, после ужина. Вот тогда плескайся, хоть до утра, но через час после рассвета ты в любом случае отправишься работать. Пойдём, я покажу тебе то место, где ты будешь теперь жить. Если ты умный человек, то не задержишься в рабах надолго, если дурак, проживёшь там до старости.

Жить до старости, если я не совершу побег, мне предстояло в каменном мешке размером три на пять метров, в котором стояла лежанка с тюфяком, набитым какими-то листьями, над ней висела полка, возле окна стоял стол, перед ним табурет, а в углу, справа от входа, стоял сундук и над ним висела деревянная вешалка. По периметру всего двора располагались на первом этаже всякие складские помещения и мастерские. На уровне пола второго этажа располагалась широкая, метров пять, деревянная веранда с навесом. Некоторые комнаты были поменьше, их было немного, а все остальные вдвое больше, в них жили семейные пары рабов. Точнее все семьдесят два раба имели жен, а многие так ещё и детей, которые до пятнадцати лет не знали ничего, кроме Рабского двора. Впрочем, раз в пять дней их выводили на целый день на прогулку, но кроме ближайшей рощицы они всё равно ничего не видели. В общем этим детям вряд ли кто-нибудь стал бы завидовать, но я так думаю, что рабы всё же были довольны.

Во всяком случае Хулус ходил вокруг меня гоголем и явно ждал моего восхищения, но его не последовало даже тогда мы вошли в мою комнатку. В ней он сел на табурет, велел мне сесть на лежанку и суровым, непререкаемым сказал:

— Сегодня ты отдыхаешь, Валент Карт и вечером тебя последний раз покормят за счёт господина. С завтрашнего дня ты начнёшь отрабатывать свой хлеб, пшено, мясо и всё остальное. Парень ты, как я посмотрю, выносливый, но Боги обидели тебя силой.

Надсмотрщик над рабами сделал паузу. Меня так и подмывало сказать ему, что боги обидели меня умом, а не то я перестрелял бы их всех на дороге, запасся харчами, местной одеждой и пошел бы вверх по реке к своему кораблю, но я промолчал, а он продолжил:

— А ты, как я погляжу, человек сообразительный и скорее всего умеешь делать что-то особенное, так как руки у тебя не покрыты мозолями. Вот ты мне и скажи, чем ты можешь быть полезен господину?

Не долго думая, я ответил:

— Господин Хулус, я могу ухаживать за скотиной.

Надсмотрщик нервно дёрнулся, видно хотел ударить меня, но сдержался и вместо этого насмешливо спросил:

— Ты же ничего не помнишь.

— Да, это так, господин Хулус, я ровным счётом ничего не помню и всего лишь знаю некоторые вещи. Например то, что меня зовут Валент Карт. Также я знаю, что могу ухаживать за скотиной.

— Ты видел нашу скотину? — быстро спросил держиморда — Какая она из себя? Как выглядит и что ты о ней знаешь?

Горестно вздохнув, я отрицательно помотал головой:

— Я ничего не помню. Может быть видел, а может нет. Просто я знаю, что с этим делом справлюсь без особого труда.

— Пасти коров и бычков тебе будет не по плечу, — задумчиво сказал Хулус, — со свиньями тебе тоже не совладать. Разве что с молочными козами, но они очень дороги. За каждую потерянную козу спрос будет весьма велик. Жизнью заплатишь, если загубишь хоть одну. Ты готов отважиться стать козьим пастухом?

— Хищные животные в округе есть? — быстро спросил я — От моих рук и не одна коза не пострадает, но я не могу нести ответственность за то, что какую-то из них загрызёт клыкастая тварь.

Надсмотрщик сосредоточенно кивнул:

— Такое бывает, раб, но у тебя будет пять пастушьих овчарок, которые и козам не дадут разбежаться, и горных волков отгонят, матёрые псы, но с ними тебе нужно будет ещё подружиться. Три месяца назад они одного пастуха из людишек господина насмерть загрызли, но он скорее всего сам во всём виноват. Ещё у тебя будет мощный лук и кинжал. Тебе его будут выдавать поутру, а вечером ты будешь его сдавать и не дай того Боги, если ты попытаешься украсть хоть одну боевую стрелу. Сразу же на кол сядешь. Ещё у тебя будет конь. Ты верхом ездить умеешь или тоже не помнишь?

Вспомнив, как ездил верхом Нир, кавалерист хренов, я невольно ухмыльнулся. Ездить верхом я умел, причём не просто ездить, а скакать. У отца на ранчо был небольшой табун и он быстро научил меня этому делу. Тем более, что наши лошади были не чета редийским тихоходам, которые, как я подозревал, не знали, что такое галоп. К тому же Кеофийской империи ещё не изобрели стремена. Поэтому я пожал плечами и спросил вместо ответа:

— А это что, такая уж большая сложность? Конечно умею, господин Хулус. Единственная проблема, это ваши луки. Стрелять из лука я умею, но вряд ли смогу натянуть тетиву боевого, хотя если мне будет дозволено, то почему бы не попробовать? Вдруг смогу натянуть?

Надсмотрщик сердито нахмурился:

— Раб, как-то всё странно получается. То ты ничего не помнишь, то ты, оказывается, умеешь делать то, о чём не помнишь. Почему?

Пожав плечами, я невозмутимо ответил:

— Не вижу в этом ничего странного, господин Хулус. У меня есть такое подозрение, что я очень сильно ударился обо что-то головой и поэтому потерял память. Когда я пытаюсь что-то вспомнить, то вижу позади себя одну только беспроглядную темноту. Когда же вы спрашиваете меня о чём-либо, что я умею делать, то моё тело само вспоминает, что для этого нужно делать. Поэтому будьте уверены, если я сяду верхом на коня, то не свалюсь с него. И взяв в руки подходящий мне по силам лук тоже сумею сделать меткий выстрел.

Тут я тоже не врал. Стрельбе из спортивного лука я начал учиться ещё в двенадцать лет на Номраде и к шестнадцати годам выиграл добрых три дюжины наград. Там же я научился стрелять сидя верхом на механической модели лошади. У Егора, моего друга, тоже имелось семь охотничьих луков и четыре мы с собой на охоту брали всегда. Правда, то были такие луки, которых реды и в глаза не видели. Мои слова почему-то задели Хулуса за живое и он зло сказал:

— Хорошо, пойдём посмотрим, что ты за лучник. Ошейник раба для тебя уже готов, так что скоро ты сможешь выходить с Рабского двора. Господин очень добр и через каждые десять дней даёт тем рабам, которые хорошо работают, день отдыха. Оставь всё здесь и пошли в медницкую мастерскую.

Мы спустились по широкой лестнице вниз и отправились в медницкую мастерскую. Кузницы на Рабском дворе не было, но трое рабов, мастеров по меди, изготавливали не только ошейники рабов, но и медную посуду, которую потом лудили оловом. Реды уже знали, что соли меди ядовиты. Там я, прежде чем вставить шею в специальный станок, взял в руки ошейник шириной в дюйм и толщиной в три миллиметра, луженый изнутри, и прочитал на нём надпись, выбитую на меди стальными чеканами на кеофийском языке:

— Валент Карт раб луртия Нир Талг Марениса.

Надсмотрщик чуть из штанов не выпрыгнул:

— Ты что, умеешь читать?

— Не знаю, господин Хулус, — насмешливо ответил я, — просто мне показалось, что именно это должны означать эти знаки.

Сначала раб-медник вложил в станок ошейник, затем я засунул в него свою шею и через пять минут моё рабство обрело законную силу Кеофийской империи. Пока что оно не казалось мне столь уж ужасным, а ублюдок Нир после командира Сандерса кому угодно покажется лапушкой и зайчиком, белым и пушистым. Мы вышли через двойные ворота наружу, но направились не к поместью, а наискосок, к небольшому военному лагерю. В нём на громадном манеже как раз тренировались кеофийские кавалеристы, причём в полном боевом облачении, вылитые византийские катафрактарии в чешуйчатых, причём вооруженные длинными топориками. Однако, меня куда больше заинтересовало то, что посередине манежа находилось нечто вроде трассы для соревнований по конкуру, правда, препятствия на ней были невысоки. Редийские лошади были плохими прыгунами.

Хулус подвёл меня к начальнику манежа, здоровенному вислоусому и носатому мужику лет пятидесяти. Узнав о том, что я умею ездить верхом Клеут даже икнул от неожиданности, но быстро с собой справился и удивлённым голосом спросил меня:

— Послушай-ка, тщедушный раб, ты не смерти ли себе ищешь? У нашего господина не забалуешь. Если ты расшибёшься насмерть, то спрос будет в первую очередь с меня.

Вместо ответа я попросил:

— Я вижу там у вас пасутся свободные лошади, господин Клеут. Не могли бы вы дать мне их любимое лакомство, чтобы я выбрал себе коня, подружился с ним, а потом оседлал?

От моего вопроса глаза у Клеута мигом сошлись в пучок и он, минуты две глядя на кончик своего длинного носа только сопел, но потом рубанул воздух ладонью и прорычал:

— Эй, вы, бездельники! Быстро принесли сюда сладкие стебли и упряжь. Этом мозгляк хочет вас чему-то научить.

Человек десять прохлаждающихся парней лет тридцати и старше моментально пришли в движение. Мне быстро принесли холщовую сумку с толстыми стеблями растения, похожего на сахарный тростник, я надел её на себя и пошел к лошадям. За мной потянулась толпа народа. Когда мы приблизились к лошадям, то мне сразу же приглянулся на редкость красивый и статный вороной жеребец. Он был мало того, что самый крупный, так ещё и выглядел намного живее всех остальных валухов. Именно к нему я и направился, зато все остальные редийские кавалеристы встали, как вкопанные и принялись громко, с надрывом в голосе, восклицать:

— Господин Клеут, зря вы разрешили рабу выбрать коня. Смотрите, раб идёт прямо к Ферамору. Убьёт он его.

Спасибо, что подсказали мне имя этого красавца. Отмахиваясь от остальных коней, я поманил Ферамора за собой и стал скармливать ему сладкое лакомство. Когда он слопал три стебля, я сорвал несколько пусков сухой травы и принялся массировать его шкуру, время от времени давая откусить ему тростника. При этом я ласково разговаривал с ним и никуда не спешил. Хорошенько почистив малость подзапылившегося коня, я немного побегал с ним взапуски, после чего, взяв в левую руку недоуздок и крепко ухватившись обеими за гриву, я с разбега взлетел на коня и принялся нарезать круги по большой поляне. Для Ферамора я был пушинкой, недоуздок на нём был прочным и хотя удила не рвали ему рта, хорошо выезженный, но строптивый конь почему-то слушался меня. Наверное пожалел. Подъехав к тому месту, где на изгородь повесили сёдла, я соскочил вниз и сказал:

— Нормальный конь, добрый и ласковый. Зря вы на него наговаривали. Сейчас я его оседлаю и покажу, как умею скакать.

Выбрав самый чистый потник, хоть до этого на Редии доросли, я набросил его на Ферамора и принялся седлать. От уздечки я отказался наотрез. Раз конь мне послушен, зачем его мучить? Когда жеребец был осёдлан, я скормил ему предпоследний стебель тростника, ухватился за луку седла и уже с большим трудом взобрался на него. На бегу мне было легче это сделать. Сразу после этого я добился искомого, вороной красавец пустился в лёгкий галоп и мы трижды объехали полосу препятствий, а потом поскакали по ней, преодолевая один барьер за других. Ферамор был отлично развит физически и обладал неплохой прыгучестью. Ему лишь требовался всадник, у которого были куда более грамотные учителя, чем редийские кавалеристы. А ещё этому молодому жеребцу просто нравилось быстро скакать и прыгать в высоту. Подъехав к вытаращившим глаза кавалеристам и Хулусу, я сказал с более, чем двухметровой высоты.

— А теперь, господин Хулус, позвольте мне показать вам, как я стреляю из лука. На скаку я, наверное, не стану этого делать, точнее вы мне этого никогда не позволите.

— Раб! — требовательно воскликнул Клеут — Немедленно расскажи мне, как ты сумел совладать с Ферамором и заставил его скакать галопом, да ещё преодолевать препятствия?

— Не знаю, — затянул я свою любимую песню, — я не помню, как меня учили скакать верхом. Я просто умею это делать, вот и всё.

Клеут побагровел от злости, так как услышал в моих словах лёгкую издёвку, но мне на помощь пришел Хулус:

— Оставь раба в покое, Клеут, его... он ударился головой о что-то и потому полностью потерял память, но его руки и ноги помнят обо всём, что он умеет делать больше, чем голова. — после чего спросил с недоверием в голосе: — Раб, неужели ты в самом деле умеешь стрелять сидя верхом на коне? У нашего господина есть сотня конных лучников, но они не отличаются особой меткостью. Во всяком случае уступают мне по всем статьям, когда я стреляю стоя.

— Я не помню, господин Хулус, — уже с откровенной издёвкой ответил я надсмотрщику, — но, кажется, должен уметь.

Вообще-то я умел стрелять и на полном скаку, но при этом никогда не знал, куда полетит стрела. Зато если конь двигался рысью, то пусть и не в яблочко, но в саму мишень попадал через раз. Неподалёку находилось стрельбище и мы пошли к нему. Редийские катафрактарии к тому времени спешились и было не совсем ясно, кто из них, лошади или всадники, вымотались больше. Во всяком случае лошади на траву не попадали и я понял, что кавалерия на Редии это не самый главный род войск. Зато гладя на этих плечистых мужиков, среди которых не было никого, кто был одного роста со мной, все минимум на полголовы выше, я сразу сообразил, что под их меч лучше не попадаться. А вот к этому мне было не привыкать. Все без исключения ниггеры военного космофлота, с которыми судьба сводила меня нос к носу, были выше меня ростом и намного сильнее. Ничего не поделаешь, ведь меня зачали, выносили в чреве и родили на Номраде, где я жил до шестнадцати лет при пониженной силе тяжести, вот и уродился в итоге таким задохликом.

Почти стасемидесятикилометровая прогулка пешком хорошо накачала мои ноги и потому мне было не трудно держаться на Фераморе без стремян. В общем я был без пару годков римлянином, у которых образцом мужской красоты считались толстые бёдра. Тем не менее мне пришлось спешиться и повести коня в поводу. Стрельбище было конным и потому большим. Мишенями служили мешки, набитые опилками. Их я насчитал двенадцать штук. По приказу Клеута принесли несколько луков и колчанами со стрелами. На вид луки выглядели очень серьёзными, но на деле оказались ещё круче. Тетиву первого, самого мощного на вид, я смог лишь слегка оттянуть и взял другой. Он тоже оказался для меня туговат и только третий, ещё более изящный, оказался мне по руке и я, пусть и не без труда, сумел натянуть тетиву, после чего выпустил из него стрелу просто так, не целясь ни в какие мишени, но с таким расчетом, чтобы получить представление о мощности лука, после чего стал отсчитывать шаги.

А лук-то оказался весьма мощным. Стрела улетела на двести сорок восемь шагов. Соответственно на Земле, если я не ошибся с коэффициентом силы тяжести, она улетела бы на двести восемьдесят пять метров. Когда я выдёргивал из земли стрелу, надо мной пролетела ещё одна, которая улетела на все триста пятьдесят шагов. Это выстрелил из лука, причём не из того, который я взял в руки первым, Хулус. Решил, видите ли, утереть мне сопли, подонок. Теперь, зная мощность лука, я взял в руки колчан с двумя дюжинами стрела, они были не слишком тяжелыми, повесил его на луку и поскольку как ремень, так и сам колчан, изготовленный из дерева, были прочными, используя его как подножку, легко вскочил в седло и будничным тоном сказал:

— Первый номер программы стрельба на скорость.

Повесив колчан за спину и укоротив ремень так, чтобы было удобнее выхватывать стрелы, я слегка размялся и, немного отъехав назад, приготовился стрелять. Сразу пятеро человек, включая Хулуса и Клеута, уже вооружились луками и наложили стрелы на тетивы, чтобы в случае малейшей опасности превратить меня в подушечку для иголок. Не обращая на них внимания, я принялся выпускать стрелу за стрелой и вскоре их было в воздухе уже восемь штук. Да, за эти несколько дней я окреп физически, раньше я держал в воздухе только семь стрел и безнадёжно проигрывал в этому упражнении Егору, зато стрельбы у меня не смотря на огромную дистанцию получилась ещё и прицельной, я каким-то чудом поразил четыре мишени, из-за чего редийские кавалеристы принялись глухо ворчать, мол мне просто повезло, пока на них не окрысился Клеут и не надавал им тумаков.

Молча взяв третий колчан и надев его на себя ещё тщательнее, я поехал к мишеням и мстительно остановился в ста двадцати метрах от них. Отчего начал материться уже Хулус, но я, остановив Ферамора, который только-только разогрелся и потому то и дело всхрапывал и нетерпеливо переступал с ноги на ногу, ему скакать хотелось, принялся не очень быстро, но методично поражать все двенадцать мишеней справа налево, выпуская по каждой по две стрелы. Мат надсмотрщика от этого только усилился, а Клеут принялся отпускать затрещины всем, кто только подворачивался ему под руку, громко ревя при этом от гнева и выкрикивая:

— Ленивые твари! Посмотрите на этого мозгляка, я его соплёй насмерть зашибу, а он мало того, что держится в седле, как влитой, так ещё и стреляет из лука, как сам Бог Солнца. Жаль, что он раб, а не то я вас заставил бы носить его на руках, паршивые ублюдки. — как только я закончил стрельбу, а это было дело не простое, мешки хотя и были большими, всё же стояли на расстоянии десяти метров один от другого, Клеут взревел: — Подать сюда четвёртый колчан, а ты, раб, покажи нам своё умение в стрельбе на скаку! Вынуть стрелы.

Результат я показал отличный. Из двадцати четырёх стрел в мишени не попали только шесть. На Номраде я, конечно, стрелял бы получше, да и на Земле тоже, но только в том случае, если бы в моих руках был современный лук. Однако, редийский композитный лук с роговыми вставками на "животе" и какими-то чертовски прочными сухожилиями на "спине" тоже был очень мощной машиной и проигрывал современным лукам только в системе прицеливания. Впрочем за шесть лет я выпустил из разных луков в самых различных условиях столько стрел, что они мне были не очень-то и нужны. Да и стреляя из боевого редийского лука я вовсе не собирался показывать этим захребетникам всё, на что способен. Не смотря на то, что я действительно не хотел никому и ничего доказывать, мне просто хотелось стать пастухом, подъехав к крайней правой мишени я всё же не выдержал и маленько хихикнул из лука, наложив на тетиву сразу две стрелы.

Выстрел я произвёл навскидку, но не смотря на это обе стрелы вонзились в мешок точно посередине. Если бы это был Нир, то несварение желудка ему было бы обеспечено. Попроси дать мне ещё две стрелы и получив их немедленно, хотя и с приглушенной руганью, я проехал ещё метров сто, развернул коня и пустил его быстрой рысью вдоль мишеней. Доскакав до первой, я выпустил подряд две первых стрелы и так доскакал до самого конца, после чего вернулся, отдал лук ничего не понимающему Хулусу, взял все колчаны и поскакал собирать стрелы. Делал я это не спрыгивая на землю, а свешиваясь, держась за луку, почти до коротко скошенной травы. Когда я шел к конюшне, держа Ферамора в поводу, Клеут злым голосом прорычал:

— Раб, ты зря оскорбил воинов господина. Теперь ты нажил себе злейших врагов в их лице.

Усмехнувшись, я вяло махнул рукой:

— Ой, да, какие они воины, так земледельцы, которым надоело ходить пешком и захотелось покрасоваться перед бабами. Настоящие воины несут службу в армии вашего императора Тенуриза Отважного и как раз они-то надо мной просто посмеялись за такую неуклюжую стрельбу. Думаю, что лучники вашего императора, в отличие от меня поднимают в воздух все пятнадцать стрел и каждая находит свою мишень, но и моя стрельба не так уж плоха. Во всяком случае они точно не надавали бы мне за неё подзатыльников.

Хулус ворчливо спросил меня:

— Раб, ты что, воин, чтобы говорить так про кавалеристов нашего господина? Смотри, это ему может не понравиться.

Пожав плечами я ответил:

— Может быть воин, а может полководец, господин Хулус, я этого не помню, но точно знаю, что стрелять из лука я начал ещё в детстве и то, что я вам показал, это ещё далеко не всё. Так я как, могу рассчитывать на место пастуха или нет? Правда, я ещё не видел тех коз, которых мне придётся пасти. Может быть они меня сразу убьют.

Глава 8

Раб-козопас Кеофийской империи

Редийские козы оказались довольно крупными животными и были почти в два раза больше земных, но зато были весьма покладистыми, хотя и очень пугливыми животными, склонными к панике. По словам главного козовода Нира Марениса для того, чтобы сберечь поголовье коз, которые давали до сорока пяти литров молока за три дойки, утреннюю, полуденную и вечернюю, козы должны почувствовать, что они находятся под надёжной охраны человека, который их любит и заботится о них. Поскольку на Редии мне было пока что больше некого любить, то я сразу же об этом так и сказал:

— Господин Лагеус, я тот, кто им нужен. Кроме коз мне тут некого любить, но я обещаю вам, что не стану злоупотреблять вашим доверием, если оно будет мне оказано, и у них не появится двуногих, говорящих козлят. Поверьте, этого точно не будет.

Над моей шуткой минут десять ржали все, кто находился рядом и услышал её. После этого старый Лагеус сразу же сказал:

— Хулус, ты знаешь, как наш господин дорожил девятым стадом и как он был огорчён гибелью этого идиота Киннека. Думаю, что этот парень не станет тайком делать вино из ягод дикого винограда. Собаки ведь только поэтому его и порвали. Горные волки тоже любят дикий виноград, особенно когда его ягоды начинают сами по себе скисать в сильную жару. Потому-то они на него и набросились, что от него исходил запах пьяного в дымину волка.

Надсмотрщик пожал плечами и неуверенно пробормотал:

— Господин Лагеус, этот раб за сегодняшний день озадачил меня уже столько раз, что его дальнейшая судьба видится мне весьма туманно. Поймите, когда я расскажу обо всём нашему господину, он может принять и какое-то иное решение в отношении него.

— Раз так, Хулус, то иди немедленно к Ниру и обязательно передай ему, что его раб Валент Карт мне полностью подходит. Как мне уже доложили, он отлично держится в седле, причём умеет скакать в отличие от иных двуногих, безрогих козлов быстро, куда лучше их всех стреляет и ты только посмотри, как на него смотря мои красавицы, а это для меня самое главное. Козочки чувствуют, что Валент о них позаботится ничуть не хуже меня, но ты же знаешь, что я не могу покидать поместья. Да, вот ещё что, Хулус, скажешь Ниру, что скорее всего только с этим парнем девятое стадо вернётся на Скалистое пастбище, а раз так, то уже скоро наш император снова сможет получать к столу свой любимый розовый сыр. — надсмотрщик поклонился главному козопасу чуть ли не в пояс и с пробуксовкой сорвался с места, а старик сказал мне: — Каждое стадо коз, Валент, это несколько лет кропотливого труда. Моего труда. Козы живут долго, по пятьдесят, пятьдесят пять лет, но только тогда, когда в козьем стаде царят тишина, покой, мир и порядок, а это зависит от пастуха, который обязательно должен быть один и собак у него должно быть не больше пяти. Коз же в стаде ровно семьдесят голов и на всё стадо приходится всего два козла. С козочками ты должен быть нежным и ласковым, зато козлов можешь колотить столько, сколько тебе вздумается. Это только пойдёт им на пользу. Они всё равно живучие до ужаса и им ничего не сделается, так что смело охаживай их палкой по бокам. Им это даже нравится. Будут бодрее. На счёт собак не волнуйся. Они преданы козочкам, как никто другой, ведь это их сосцы кормят щенков молоком. Так что если ты понравился козочкам, они уже посматривают на тебя с интересом, так что понравишься и им, а сейчас цепляй на себя сумку с солёным козьим печеньем и ступай к ним. Начиная с завтрашнего дня ты начнёшь приучать их к своему жеребцу, а его к ним, но за него сильно не беспокойся. Коням нравятся козы, зато они их побаиваются и пройдёт не меньше недели, прежде чем мои любимицы смогут отправиться на заветное Скалистое пастбище, на котором растёт совершенно особая чай-трава.

Почесав макушку, я вежливо спросил:

— Господин Лагеус, может сначала дождёмся господина Хулуса? Вдруг он принесёт другой приказ относительно меня?

— Ерунда, — отмахнулся старик, — Нир сделает так, как я сказал, а иначе император ещё долго не увидит своего любимого лакомства, а его запасы уже подходят в хранилище сыров к концу.

Пожав плечами, я молча взял протянутую какой-то женщиной, очень красивой молодой смуглянкой, кожаную сумку и перелез через дощатую стену загона к козам. Они с одной стороны хотели получить от меня лакомство, а с другой хотя и смотрели на меня с любопытством в глаза, всё же побаивались. Немного подумав и почему-то вспомнив, что страусы боятся тех, кто выше них ростом, я взял и встал на колени. Представьте себе, это помогло. Сначала одна козочка с тихим блеянием подошла ко мне и получила крепкое, как камень печенье, а затем, словно плотину прорвало и через десять минут я раздал все тёмно-коричневые, блестящие печенья, которые козы даже не грызли, а гоняли по рту языком. После этого я не стал выбираться из загона, а направился к первому козлу, к тому, у которого рога были размахом метра в полтора и завивались аж пятью витками. Меня очень заинтересовали слова старика на счёт козлобития.

Бить этого козла палкой я поначалу не с стал. Вместо этого я присел на корточки и принялся энергично массировать ему бока ребром ладоней. Козёл тонко заблеял от удивления, расставил пошире ноги, закинул голову и громко, переливчато заурчал от удовольствия, чем привлёк к себе и мне всех остальных коз и что самое главное, второго козла. Тот растолкал козочек, приблизился и, вдруг, принялся легонько бодать своего старшего товарища рогами в бок, точнее постукивать. Так продлилось минут пятнадцать, пока я не велел своему пациенту повернуться ко мне другим боком, что тот сделал с величайшей радостью. Затем, на пару со старым козлом, я стал массировать бока молодого козла. Картина была точно такая же, а вот козочек крепко стукать ребром ладони было нельзя, они от этого слишком уж болезненно вскрикивали, а потому я поднялся и принялся легонько похлопывать их ладонями сразу по обоим бокам.

Козочки также запрокидывали головы, но не урчали, а посвистывали. В загон осторожно, крадучись, вошел старый, седой Лагеус и также стал нежно, но в то же время довольно энергично похлопывать вторую козочку. Я тем временем пригласил следующую. Ещё через несколько минут по взмаху руки старика в загон вошло ещё несколько человек, так как козы окружили нас толпой. Те из них, которых мы уже помассировали, высоко подпрыгивали со всех четырёх ног вместе с козлами и радостно блеяли. На массаж одной козы уходило в среднем десять минут, после чего она сама отходила и её место занимала следующая. Так как в загон вошло помимо нас двоих ещё двенадцать человек, то мы вскоре покончили с этим делом и все козы, которые до этого момента выглядели довольно сонными, разом повеселели и дружно направились к кормушкам. Мы тихонько, чтобы не мешать им, покинули загон и старик сразу же накинулся на меня:

— Валент, почему ты решил, что коз нужно хлопать ладонями по бокам и зачем это нужно делать? Они очень не любят, когда кто-то дотрагивается до их шерсти, особенно когда они линяют. Тогда они становятся особенно нервными и впечатлительными.

— Не знаю, — затянул я свою песню, — я ничего не помню о своей прошлой жизни. Ударился головой и всё забыл. — после чего поскрёб макушку и сказал пожав плечами: — А что, это так трудно догадаться, что если козлы становятся веселее, когда их колотят палкой по бокам, то значит козам просто нужен более лёгкий массаж? Очень многие животные отзывчивы к массажу, а также к стрижке шерсти, её вычёсыванию и купанию, и многим другим процедурам. Это ведь так просто. У меня складывается такое впечатление, что вы, реды, недавно занимаетесь разведением коз. Или я не прав?

Старик нахмурился и спросил:

— А резвее ты не ред? На ред-куара ты совсем не похож, хотя чистокровные ред-куары не такие смуглые, как мы, южане.

— Я не помню, кто я такой и откуда, господин Лагеус, — ответил я и с горькой усмешкой добавил, — у меня складывается такое впечатление, что моя жизнь началась всего лишь девять дней назад. Когда меня начинают спрашивать о чём-то, у меня начинает сильно болеть голова. Да, я умею делать что-то такое, о чём ничего не помню, но об этом вспоминают мои руки и ноги, но не я сам. Наверное я не случайно и не просто так умею обращаться с животными. Простите меня, господин Лагеус, можно я сяду где-нибудь в уголке и посижу с закрытыми глазами. Сегодняшний день дался мне нелегко и поэтому у меня очень болит голова. Мне нужно немного успокоиться.

Старик озабоченно спросил:

— Может быть мне позвать лекаря, Валент?

Внутренне ликуя о того, что мне удалось выдавить из этого старого хрыча, которого интересовали одни только козы, слезу, я сказал:

— Помощь вашего лекаря мне не нужна. Мне нужно просто немного посидеть в сторонке и перевести дух. Можно я отойду к тому дереву? Я ведь всё равно буде у вас на виду.

В полусотне метров от загона с его любимых коз рос большой, раскидистый редийский дуб, в тени которого, прикинувшись доходягой, страдающим от упадка сил, я хотел посидеть и понаблюдать за тем, что будет дальше. Хулус почему-то задерживался и это меня сильно тревожило. После разговора со стариком я понял, мне нужно обязательно пробиваться в пастухи. Главный козовод кивнул:

— Хорошо, Валент, ступай, а я всё же прикажу, чтобы тебе принесли зелёного чая. Или тебе больше по нраву красный?

— Понятия не имею, о чём вы говорите, господин Лагеус, — ответил я и тяжко вздохнул, — в первые же минуты, как я начал осознавать себя, меня накормили похлёбкой с мясом, хлебом и луком. Похлёбка и хлеб были вкусными, лук вроде тоже, но именно им я очень сильно отравился и насилу смог очистить желудок. Отравление не было смертельным, но не сделай я так, то болел бы дня три. Поэтому если мне принесут чай, то я сначала попробую его, а потом скажу, можно ли мне его пить или он для меня ядовит. Что одному реду в радость, то другому смерть. Вы, уж, простите меня, господин Лагеус, что я вам об этом сказал, но так оно всё и есть.

— Нет, за это мудрое изречение тебе вовсе не стоит извиняться, Валент, — задумчиво промолвил старик, — погоди минуту, сейчас под то дерево поставят для тебя раскладной стул без спинки, чтобы ты мог прислониться к нему спиной, и ступай. Тебе принесут оба напитка, они одинаково хороши. Посиди там и отдохни, а я постою здесь и посмотрю на своих красавиц. Благодаря тебе они повесели и у них появился аппетит. Так они скоро снова начнут давать помногу молока.

"Ну, да, конечно, кроме козьего молока, тебя, старый сучок, больше ничто не интересует." — подумал я и с видом побитой собаки поплёлся к дереву, внутренне радуясь, что главный козовод никак не нарадуется на своих коз. Если это стадо для него действительно такое важное, то мне удалось найти себе непыльную работёнку, которая может привести меня в поместье на разведку. Но и без неё в любом случае пасти коз, это тебе не камни ворочать при повышенной силе тяжести. Тем более мне, урождённому номрадеру и потому несчастному задохлику и недомерку. Что же, если мои жизненные обстоятельства сложились таким образом, то есть я стал на Редии рабом, что всё же лучше, чем быть рабом чёрного космофлота, самое время пускать в ход всю номрадерскую хитрость, а она всеобъемлющая и знает великое множество приёмов противодействия ниггерам.

Плюхнувшись на раскладное кресло, я негромко, но мучительно застонал и откинулся спиной на дерево. Вместе с креслом мне принесли из большого каменного здания, стоявшего неподалёку, изящный резной столик, а следом две большие кружки с чаем, холодным, зелёным и горячим, красным. Делая вид, что мне очень хреново, я попробовал сначала красный чай, он был для меня, похоже совершенно безвреден, а потом зелёный. Тот и вовсе привёл меня в восхищение, так как моя аптечка сразу же показала наличие в моей крови полезных биогенных стимуляторов, которые она охарактеризовала, как "Благотворное воздействие", но я постарался не выдавать этого. Вложив в ухо горошину динамика, я сел так, чтобы видеокамера жетона захватывала старика и настроил её так, чтобы она усиливала звук.

С мучительной гримасой похлёбывая чай, от которого у меня чуть ли не мигом прошла усталость, прищурившись, я внимательно наблюдал за стариканом, одетым в белую, длинную тогу с золотым шитьём понизу. Он был высокого роста, статен и худощав. Уже очень скоро я узнал, что Лагеус родной дядя Нира и воспитал его после смерти родителей. Их прикончили восставшие рабы. Что же, если он пошел в них, то я очень даже понимаю тех рабов. Ни о чём, кроме того, как бы мне грохнуть Нира, я в то время не думал, но как все мстительные номрадеры был расчётлив и терпелив. Вскоре прибежал запыхавшийся Хулус, который, увидев меня сидящим в кресле под большим деревом, да ещё с одной кружкой в руках и второй на столе, на пару минут лишился дара речи, потом потряс головой и тихо зашептал, но я у моего жетона был очень чувствительный микрофон:

— Господин Лагеус, наш господин был в шоке, узнав, что этот раб держится в седле ничуть не хуже, чем гвардеец императора и к тому же мастерски стреляет из лука. Я рассказал ему обо всём, что вы приказали и господин сказал, что он растерянности. Обстоятельства таковы, что через три месяца в столицу нужно будет везти не только выдержанные, но и молодые розовые сыры. Наш господин очень надеется на этого раба. Его послали ему сами Боги.

Старый хрыч чуть слышно проворчал:

— Видно так оно и было, Хулус. Ты только взгляни на моих козочек, они никогда не были так резвы и веселы. Поэтому слушай меня внимательно, болван. По отношению к рабу ты будешь проявлять строгость, но больше на словах и только в разумных пределах. Не давай ему забыть, что он раб, не выделяй среди остальных, но тем не менее делай поблажки. У меня такое предчувствие, что этот раб сослужит нам огромную службу. Нужно как-то заставить его сделать то, что принесёт нам пользу. Надеюсь, что у тебя хватило ума понять, что этот раб не из числа обычных бродяг. Лишь бы к нему не вернулась память, но похоже на то, что удар Нира был настолько силён, что он отшиб ему её навсегда. Раб недавно пожаловался мне, что когда его заставляют что-то вспомнить, у него начинает очень сильно болеть голова. Это хороший признак, а раз так, то ты обязан сделать так, чтобы голова у него никогда не болела. Понял?

— Понял, господин Лагеус, — кивнул редийский Малюта Скуратов, — если вы займёте раба чем-нибудь ещё на час, то я успею предупредить всех, кого нужно, на Рабском дворе, а потом объясню колонам, что с ними будет, если они расскажут рабу, как тот был захвачен в рабство. Ему все, кого ни спроси, будут говорить одно и тоже, наш господин купил его у проезжающего мимо офицера за триста, нет, лучше двести сатернов. Он же был очень слаб.

Старый хрыч тихонько хихикнул и кивнул:

— Именно так и сделай, Хулус, и вот что ещё, если на него сегодня или в ближайшее время положит глаз какая-то рабыня, а он этого вполне достоин, не вздумай противиться, если у них что-то сладится. Он ещё очень молод и я так думаю, что природа своё обязательно возьмёт. К тому же рабу пришелся зелёный чай, а ты знаешь, как он повышает мужскую силу, так что имей это ввиду. На Рабском дворе ещё остались такие? Я редко интересуюсь тем, что там делается.

Хулус озабоченно зашептал:

— Троих молодых рабынь не так давно выгодно продали, господин Лагеус, а завтра должны увезти на невольничий рынок ещё пятерых, но я прикажу, чтобы их попридержали. Может он с какой и слюбится. Дело ведь молодое, они все нетронутые красавицы и кроме того я скажу кому надо, что одной из семенных пар рабов сегодня крупно повезёт, если их дочь сумеет понравиться новому рабу. Э-э-э, но мы ведь не знаем, что взбредёт ему в голову, когда девушка скажет, что невинности её должен лишить наш господин.

— Прикажи оставить всех пятерых и чтобы в их сторону никто из твоих скотов даже смотреть не смел, — злобно прошипел старик, столь добрый к козам, но при этом совершенно равнодушный к людям и добил меня такими словами, — даже если Ниру придётся освободить из рабства все пять семей по очереди, да к тому же дать им земельный надел и построить новый дом, нам обязательно нужно будет сделать так, чтобы у этого раба родился ребёнок от нашей рабыни и это не беда, что четыре других также станут свободными и получат дом и земельный надел. Только тогда он будет привязан к нам навсегда, а с этим могут возникнуть проблемы. Ты ведь не хуже меня знаешь, что от ред-куаров у редин далеко не всегда рождаются дети. Хотя этот раб очень сильно отличается от этих светлокожих великанов, у него с ними есть что-то общее и мне непонятно, почему он так слаб? Что же касается первой брачной ночи, то Нир обойдётся на этот раз без неё. Обойдётся Ксанной или какой-нибудь другой рабыней из числа её служанок. Об этом даже не беспокойся, я сам с ним поговорю. Поэтому сегодня ты будешь ночевать на Рабском дворе. Это на тот случай, если какая-то юная рабыня добьётся успеха и ты срочно понадобишься ей, чтобы объявить красотку женой раба луртия Нира Талга Марениса сроком на три месяца, если она не зачнёт ребёнка быстрее и не станет уже его постоянной женой. Ступай и сделай всё, как нужно, а я подожду, пока раб придёт в себя и поговорю с ним ещё какое-то время. Он очень сведущ не только в воинском деле, но ещё и в животноводстве, а потому не исключено, что он даст нам немало толковых советов. Я сам привезу его к тебе, а ты распорядись, чтобы сегодня вечером всех рабов не только хорошо накормили, но и дали им по кружке пива. Заодно сделай так, чтобы остальные рабы берегли новичка от любых напастей. Ладно, не тебя мне учить. Иди и исполни всё, что я тебе приказал, награда будет высока.

Хулус раболепно поклонился и сказал:

— Не извольте беспокоиться, господин Лагеус. Всё будет сделано так, как вы приказали, я немедленно этим займусь.

Главный надсмотрщик умчался со скоростью ниггера, которому посчастливилось спереть с космического корабля какой-то особо ценный прибор. Выслушав этих моральных уродов, я задумался. Мне предстояло освободить из рабства пять семей, как минимум, а также сделать свободными пять своих временных жен. Что же, это уже неплохо, но я ведь могу ещё и подсобить им каким-нибудь хорошим делом. На ферме отца я много чему научился такому, до чего на Редии додумаются только через сотни, а то и тысячи лет. Раз так, то надо для начала осмотреть животноводческий комплекс Нира. Не думаю, что он построен по всем нормам и правилам современного животноводства на Земле. Допив чай, я посидел её пять минут, встал и всё ещё вялой походкой, хотя мне хотелось прыгать, пошел к козловоду. Тот по-отечески улыбнулся мне, а я поклонился и попросил:

— Господин Лагеус, запахи доносящиеся оттуда, манят меня. У вас там, наверное, стоят коровники. Можно на них взглянуть?

— Коровники? — удивился Лагеус — Ты, наверное, имеешь ввиду навесы для коров и бычков. Да, они находятся именно там. Мы сейчас поедем туда и я тебе их покажу. Эй, Мегарс, вели подать мне повозку, да, побыстрее, день уже клонится к закату. — после чего с улыбкой добавил — Валент, ты назначен пастухом девятого стада.

Так я стал рабом-козопасом Кеофийской империи. Неподалёку, метрах в тридцати от Лагеуса, околачивалось десятка полтора народа и это были не рабы и не крестьяне-колоны, а люди среднего возраста и помоложе сортом повыше. Двое парней, на которых были надеты доспехи древнеримского типа, такие, как мне помнится, назывались лориками, были вооружены луками. Глядя на них я сразу понял, что они телохранители старого хрыча и не ошибся. Через несколько минут подали повозку и это был не гроб Нира. Изящные высокие, под два метра, колёса с точёными спицами, подрессорена, высокие сиденья с мягкими подушками и кожаным навесом для двух пассажиров, запятки для телохранителей и козлы для кучера. В общем настоящее чудо, чуть ли не спортивный флайер о двух конях. Телохранители помогли подняться в неё Лагеусу, забросили в неё меня и запрыгнули на запятки. Один, для вящей убедительности, положил мне мозолистые от ежедневных упражнений с мечом руки на плечи и мы поехали.

Как я и предполагал, животноводство на Редии находилось чуть ли не в зачаточном состоянии. Зато чёрные коровы и быки, похожие на земных, давно вымерших туров, меня порадовали. Даже молодые бычки имели вес тонны под полторы, а быки-осеменители и вовсе тянули на все две с половиной. Вымя у коров тоже имело внушительные размеры. Этот скот разводили не только ради навоза и мяса, но и чтобы получать молоко. Одно было плохо. В стадах, каждое голов под триста, вся скотина содержалась вперемешку, загонялась на ночь в отдельные загоны, а навесы были крохотными и поэтому никаких коровников я не увидел. Свинарников, кстати, тоже. Свиней размером чуть ли не с одноместный флайер, также выводили на пастбище и они были поджарыми, словно волки. В общем для меня, как для сына потомственного животновода, подавшегося на Номрад только ради того, чтобы обзавестись своей собственной фермой, работы было непочатый край, но наглеть раньше времени я не стал.

Под вечер меня привезли на Рабский двор. Хулус не стал показываться мне на глаза, но несколько рабов смотрели на меня с затаённым страхом в глазах, хотя я и улыбался им. Совсем по другому на меня смотрело пятеро девушек лет семнадцати, восемнадцати. Их взгляды были такими умоляющими, что моё сердце невольно дрогнуло. Они стояли прямо напротив ворот перед фонтаном. Подумав, что у каждой из них есть отец и мать, братья и сёстры, которым очень хреново в рабстве, я направился прямо к ним, выбрал ту, которая была на вид постарше, взял за руку и поставил рядом с собой, весело сказав:

— Ты будешь моей первой женой, — после чего, расставив девушек в порядке старшинства, объявил им вполголоса, — ты будешь второй, ты третьей, ты четвёртой, а ты пятой. Марш по домам. Ведите себя хорошо и терпеливо ждите своей очереди. Понятно?

Три девушки радостно заулыбались и закивали, а четвёртая почему-то пригорюнилась и плаксиво спросила:

— Валент, а почему я последняя?

Вот даже как, девушки уже знали моё имя. Молодец, Хулус, исполнительный слуга, умеет угодить хозяину. Улыбнувшись, я всё так же вполголоса успокоил девушку:

— Потому что ты самая молодая и тебе ещё нужно подрасти. Всё, красавицы, шагом марш по домам, а я пойду знакомиться со своей женой. — но сделал это намного раньше, так как сразу положил руку на талию девушки и спросил её — Как тебя зовут, моя красавица?

— Экалана, — робко ответила девушка, — а ты, правда, решил взять меня в жены, Валент?

Широко улыбнувшись, я решил, что настало время немного поборзеть, а потому обнял девушку, поцеловал ей и сказал:

— Конечно правда, Лана, — после чего повернулся лицом к башне, сунул два пальца в рот свистнул и громко крикнул пристально наблюдающему за мной лучику: — Эй, ты, дятел, немедленно найди господина Хулуса и скажи ему, что Валент Карт, раб луртия Нира Талг Марениса, выбрал себе жену и просит его это засвидетельствовать. — слово дятел я произнёс по-русски и на родном же языке добавил — Пошевеливайся, вонючий ленивый ниггер!

Что означали мои последние слова местный эсэсовец не понял, зато смысл первой части усёк мгновенно и мгновенно исчез из вида, а девушка-рабыня, повеселев, спросила меня:

— Валент, значит уже завтра, после того, как наш господин возьмёт меня сегодня ночью, ты станешь моим мужем?

В ответ на это я заявил громкий и решительный протест:

— Экалана, ничего подобного не будет. Твоим первым мужчиной буду я и мы оба будем молить Богов, чтобы ты зачала в нашу первую брачную ночь. Если господин решит сделать это вместо меня, то пусть тогда будет твоим мужем он, а не я. Так принято там, где я родился и вырос. Так будет и здесь потому, что мне легче умереть, чем окончательно потерять честь и достоинство. — уже шепотом я добавил — Извини, девочка, но ты будешь моей женой всего четыре месяца, после чего получишь свободу, землю, дом и кое-что ещё, как и твои родители, но уже не от Нира, а от меня лично. Всё, теперь молчи и не говори ни слова, пока я тебе не разрешу. Ты уже моя жена. Понятно?

Девушка, глаза которой были полны изумления, тихо шепнула:

— Да, муж мой, без твоего разрешения я не промолвлю ни слова.

Через несколько секунд я слышал язвительный вопрос Хулуса:

— О какой это ещё части и достоинстве ты говоришь, раб?

Резко развернувшись и заслонив собой девушку, я зажал в кулаке идентификационный жетон и, будучи готовым в любую секунду превратить его в мощный электрошокер, сурово ответил:

— О той чести, и о том достоинстве, которыми обладает по воле Богов каждый человек, Хулус. Я был рождён свободным и вырос свободным, но из-за чьей-то подлости лишился памяти и стал рабом. Не смотря на это душа моя всё равно свободна. Ты что-то хочешь возразить мне? Пожалуйста, у тебя же есть меч. По законам Кеофийской империи как раб, я обязан иметь жену, а по законам моей родины, если мужчина лишил девушку невинности, то он обязан на ней жениться, но в том случае, если она не зачнёт ребёнка за три месяца, что определится на четвёртом, то значит Боги не благословили их брак. Если же мужчина откажется жениться, то он должен умереть. Я готов умереть от твоего меча прямо сейчас, но это не факт. Хотя я намного слабее тебя, думаю, что скорее всего умрёшь ты, после чего меня убьют твои лучники, которые на нас смотрят. Если же ты убьёшь меня, то умрёшь завтра и вот почему. Уже сегодня вечером особые козы господина Лагеуса, дающие розовое молоко из которого изготавливают особый сыр для императора, его приятно удивят, а я, как тебе это известно, назначен пастухом этого стада и поверь, под моим умелым присмотром, эти козы будут доиться, как и прежде. Ты не думал о том, Хулус, что именно от этого зависит благополучие луртия Нира Талга Марениса и благожелательное отношение к нему со стороны императора? Мои слова ты уже слышал, теперь я хочу слышать, что скажешь ты, Хулус, человек, благополучие которого полностью зависит от луртия Нира Талга Маренис. Говори всё, что ты думаешь, не стесняйся, я не обижусь. Можешь даже оскорбить меня так, как тебе заблагорассудится, я смою позор своей собственной кровью, а может случиться и так, что и твоей тоже и тогда буду счастлив на небесах.

Свою речь я произнёс очень тихо, чуть ли не шепотом, причём всё время наступая на Хулуса, а тот при этом пятился назад и мы дошли почти до ворот. Наконец он остановился и злобным, свистящим шепотом сказал мне с испугом в голосе:

— Да, ты сумасшедший, раб. — я недобро осклабился и он моментально пошел на попятную — Ладно-ладно, успокойся, Валент. Всё будет по твоему, но учти, если ты не сдержишь своего обещания, то твоя смерть будет очень мучительной. Об этом я позабочусь.

— Не сомневаюсь в этом, Хулус, — усмехнулся я, — но советую тебе запомнить на будущее, когда я снова стану свободным, то найду тебя где угодно. Вот тогда ты познаешь, что такое настоящие страдания, а теперь, пока я раб, быстро отвечай мне, каторжник, — при этих словах смуглый надсмотрщик малость побледнел, — какими правами я наделён, как пастух особого императорского стада. Только не вздумай мне врать. На враньё у Валента Карта особое чутьё.

Когда человеку приказано что-то исполнить под угрозой смерти и ты об этом знаешь, на него можно давить сколько угодно. Хулус должен был исполнить всё то, о чём я уже сказал. По всей видимости судьба Нира, а точнее благосклонность к нему императора, действительно в значительной степени зависела от поставок какого-то розового сыра. Поэтому-то он и оказался невольным заложником суровых жизненных обстоятельств, а я это знал и мог теперь этим пользоваться сколько угодно. Разумеется, если не буду давить на него слишком сильно, я же не дурак. То, что мне повезло с козами, это просто улыбка Фортуны, зато всё остальное является всего лишь вопросом времени и моей куда более высокой компетенции в области хотя бы того же животноводства. Даже моих немногих знаний и навыков хватит на то, чтобы повысить рентабельность хозяйства Нира. Хулус собрался с силами и нехотя, явно под моим нажимом сказал:

— Валент, здесь и в поместье ты точно такой же раб, как и все, зато на Скалистом пастбище ты будешь единственным хозяином. Ты даже вправе убить каждого колона живущего на земле господина, если он посмеет посягнуть на его коз и их молоко. Оно, кстати, белое, но сыр из него почему-то получается розовым. Запомни это, Валент.

— А ты, Хулус, хорошо запомни всё, что я сказал тебе ранее и послушай, что я скажу тебе ещё. Ты теперь сидишь со мной в одной лодке, а она плывёт по бушующему морю. Ты, Хулус, гребёшь, а я сижу на руле и направляю путь лодки и мне ничего не стоит нацелить её на рифы. Ты ведь моряк, Хулус, а потому прекрасно знаешь, что это такое. Поэтому Нир Ниром, а ты отныне будешь делать только то, что прикажу тебе я и поверь, никуда ты от этого не денешься потому, что уже завтра утром я найду, чем ещё обрадовать старого хрыча Лагеуса. Ты в моих руках, а не я в твоих, и это от меня теперь зависит твоя жизнь. У тебя есть выбор, либо ты со мной сотрудничаешь и тогда мы, возможно, станем друзьями, или пытаешься сопротивляться моей воли. Хулус, ты раз в десять сильнее меня, но я в сотню раз умнее тебя, хитрее, изобретательнее, а уж знаю о природе вещей так много, что Ниру это и не снилось, но что самое неприятное для тебя, я просто чудовищно мстительный человек. Так что подумай над моим предложением, Хулус Ларон Торвис. Да, кстати, помалкивай о том, о чём мы тут с тобой так мило беседовали. У меня необычайно острый слух и я слышал твой разговор со стариком от начала и до конца. Если ты станешь тайно сотрудничать со мной, то не пожалеешь, я ведь могу тебя так возвысить в этом поместье, что ты и сам удивишься.

Взгляд надсмотрщика сделался заинтересованным:

— Это как же ты, раб, можешь возвысить меня?

— Очень просто, Хулус, — улыбнулся я, — сделав тебя куда более значительной фигурой. Ты ведь был на каком-то купеческом корабле когда-то старшим корабельным плотником, вот я тебя и сделаю у Нира главным строителем коровников, свинарников и овчарен для коз, а это совсем другая плата, ведь тогда и от тебя будет зависеть благополучие Нира. Но здесь ты оставишь своего человека, который без твоего разрешения рта не откроет и мизинцем не пошевелит. Этот придурок, который считает себя луртием, просто не знает ещё, кого он ударил по голове мечом. Запомни, Хулус, со мной ты многого добьёшься.

Н-да, Редии было ещё далеко до Земли и люди на ней были по сравнению с хозяевами космофлота наивными младенцами. Хулус не стал откладывать дела в долгий ящик, сглотнул слюну и шепнул:

— Хорошо, я согласен, говори, что нужно сделать.

— Пока самую малость, дружище, Хулус, — ответил я, — вели подать сегодня помимо обычной похлёбки ещё и отварной говядины, мне нужно внимательно рассмотреть ваше мясо и понять, что оно из себя представляет. Думаю, что оно всё-таки неважного качества и тогда я смогу его значительно улучшить. Завтра мы начнём действовать.

Посмотрев на меня удивлённо, Хулус сказал:

— Вообще-то говядина у господина Нира довольно жесткая, хотя и вкусная. Поэтому рабы не очень обрадуются, но зато они смогут отложить её на завтра, чтобы съесть днём. Правда, я одного себе не представляю, как нашу говядину можно сделать жирной и сочной?

У меня сразу же отлегло от души и я шепнул:

— Рад это слышать, Хулус. Значит завтра ты станешь великим и непревзойдённым мастером по строительству коровников, но сегодня тебе нужно будет сделать вот ещё что, дождись вечерней дойки коз, а они сегодня днём хорошо набили брюхо и удой обещает быть знатным, убедившись в этом сходи к Ниру и расскажи ему о том, что я тебе сказал про свои честь и достоинство. Пусть призадумается на ночь глядя. Всё остальное ему скажет старик. Завтра тебе нужно будет находиться рядом со мной и как только я подам тебе знак, ты скажешь своё веское слово старшего корабельного плотника, но мы ещё успеем об этом поговорить утром. И запомни, я всё буду делать так, чтобы два этих осла, дядя и его племянничек, ни о чём не заподозрили. Для меня сейчас главное хорошенько во всём разобраться, а потом я решу, как мне следует поступить дальше. Ты же в любом случае в накладе не останешься, Хулус, и с теми знаниями, которые я тебе передам, будешь в этой вашей империи нарасхват. А теперь сделай всё то, что ты должен сделать и, вообще, веди себя естественно, но уже сегодня начинай мысленно готовиться к своему возвышению.

Хулус едва заметно кивнул:

— Через полчаса вернутся рабы и я объявлю, что Экалана отныне твоя жена. Обо всём остальном я говорить не стану, но ты можешь уже сегодня переспать с ней. Ладно, посмотрим что из этого выйдет.

Вскоре Хулус обвенчал нас у фонтана и сказал всем рабам, что сегодня их накормят до отвала. На крышах зажгли даже не факелы, а здоровенные бронзовые светильники и в наступающих сумерках рабы стали выносить на веранду из комнат длинные столы и табуретки и лишь мы с Экаланой вынесли свой небольшой столик и приставили к остальным, составленным в ряд. Девушка уже успела познать, что такое ласки землянина, но до самого главного дело у нас пока что не дошло, но и этого вполне хватило, чтобы она тесно прижималась ко мне. Снизу поднялись "официанты" с большими носилками, на которых лежали хлеб, мясо, овощи и фрукта, а также были принесены котлы с мясной похлёбкой. Она была со свининой, но помимо неё была ещё и подана говядина. Нас обслуживали отдельно и мне специально принесли отварную говядину от разных частей туши.

Вообще-то я и без того уже догадался глядя на бычков, похожих на скаковых лошадей, что говядина тут излишне постная. Что же, тем лучше. Это позволяло мне заняться завтра сельскохозяйственным ликбезом. Увидев отварную говядину, рабы действительно не слишком ей обрадовались, она была вкусная, но жесткая. Зато когда на столы стали выставлять кружки с пивом, сразу же повеселели. Большую часть продуктов со стола я сразу же утащил в нашу с Экаланой комнату, а после ужина попросил её привести родителей. Отец девушки оказался уже знакомым мне медником, его звали Теолад, а мать, Нерсия, работала в амбаре и ворочала мешки с зерном наравне с мужиками. Труд, конечно, каторжный. Помимо Ланы у них было ещё трое мальчиков и старшему из них должно было скоро исполниться шестнадцать лет, после чего его тут же продали бы, но теперь вся семья ценой временного замужества их дочери обретала свободу, но они ведь были рабами и потому не знали свободы, хотя и стремились к ней, а я хотел сделать их жизнь безбедной.

Медник это не та профессия, которая позволит Теоладу хотя бы просто прокормить семью. Поэтому велев всему семейству сесть на лежанке, мы с Ланой сели напротив и я строгим голосом спросил:

— Тео, ты хочешь, чтобы твоя семья никогда не бедствовала?

Рослый мужчина лет под сорок закивал и выпали:

— Да, я только этого и хочу, Валент. — помедлив он добавил — я ведь сын свободного гражданина империи.

— Тогда слушайте меня внимательно, дорогие мои временные родственнички. Ровно через четыре месяца ваша дочь станет свободной гражданкой империи, получит от Нира земельный надел и дом, а от меня небольшой, но очень доходный бизнес. Какой именно, я ещё подумаю. Тео, я обратил внимание, что ты обменял пиво своих мальчиков на яблоки, ещё одну кружку отдал за два куска мяса, а сам пил и одной вместе с Нерси. Это хорошо. Уже завтра вы все будете свободными людьми и переедете в деревню, которую я ещё не видел, но краем уха слышал, что дома в ней хорошие, только до своего поля идти далеко. Вместо того, чтобы селиться в деревне, Тео, вы поселитесь рядом со скотным двором. Он у Нира громадный, так что место там найдётся. От земельного надела ты откажешься и скажешь хозяину, что не станешь ковыряться в земле, которая в его хозяйстве в большой цене, и займёшься совсем другим делом, станешь откармливать бычков для получения мяса особого сорта, такого, за который император станет платить бешенные деньги. Попробовав ваше говядину, которую я приказал подать к столу специально, чтобы никто ничего не заподозрил, мне сразу стало ясно, что она никуда не годится. Так что ты на откорме бычков будешь очень хорошо зарабатывать, а теперь у меня вопрос к тебе, Нерси. Скажи мне, много ли ржи и пшеницы выращивают колоны?

— Девать некуда, — с горечью в голосе ответила женщина, — мы на току замучились пересыпать его. Оно же в мешках преет, вот нам и приходится его то и дело рассыпать и просушивать заново. В амбарах лежит зерно ещё позапрошлогоднего урожая, прошлогодний поэтому не продавали, а скоро будет новый и всё потому, что наш господин держит очень много мясного и молочного скота. Навоза в поля вывозится много, вот земля и родит хорошо.

Улыбнувшись, я успокоил несчастную женщину:

— Не волнуйся, Нерсия, как раз зерном вы и будете кормить скотину, но особым способом, о котором не должны ничего рассказывать. Это не последний наш разговор, друзья мои.

Глава 9

Курица несущая золотые яйца

Вечер и начало ночи у нас были восхитительными. Мои ласки до ужина очень понравились Лане, так что она едва дождалась, когда её родители и братья, озадаченные моими словами, ушли. После этого я сделал всё, чтобы не отвратить девушку в дальнейшем от секса, ей ведь ещё предстояло найти себе настоящего мужа. Постоянного, не то что я, и нарожать ему кучу детишек. Вообще-то только в постели с Ланой я понял, насколько даже юные редийки сильнее меня физически. Она чуть не раздавила меня, сжимая в объятьях и наставила мне кучу синяков, но я всё равно был счастлив. Засыпая в моих объятьях, девушка со слезами на глазах спросила:

— Валент, неужели у меня действительно не будет от тебя ребёнка и я не стану твоей навсегда?

— Увы, да, — ответил я девушке с грустью, — но разве это самое главное, Лана? Для меня куда важнее то, что твои родители согласились стать богатыми людьми без земли, но со своим бизнесом, благодаря которому они нигде не пропадут. Как я уже это понял, землю крестьяне купить могут, но только не у своего хозяина и если у них будет для этого достаточно денег. Тебя я тоже научу такому делу, что тебе никогда не понадобится ковыряться в земле, хотя я считаю это занятие чуть ли не самым благородным в этом мире. Просто есть такие виды деятельности, которые намного выгоднее. Поверь, за четыре месяца я обязательно для тебя придумаю что-нибудь особое.

Девушка уснула, а вскоре уснул и я, гадая, к чему бы её пристроить. Утром я проснулся ещё до восхода солнца, оделся и лёг рядом с женой. Нет, ну, действительно, по законам Кеофийской империи она ведь стала моей женой, хотя мы оба были рабами и носили на шее медные ошейники. С первыми лучами солнца, а окно нашей комнаты выходило на восток, к нам ввалился Хулус. Чисто выбритый, зато я был уже почти бородат. Дверь не имела запора и потому я не мог ему ничем воспрепятствовать. Посмотрев на меня, он ухмыльнулся:

— Ты что, вот так и спал всю ночь, Валент?

— Издеваешься? — усмехнулся я — Просто у меня нет привычки спать подолгу. Ты чего припёрся, проверить, что девушка лишилась девственности и всё моё семя находится в ней? Так что ли, Хулус?

Мой редийский подельник нахально осклабился:

— А как же, именно за этим я и явился. Ты раб, она тоже рабыня, а потому вы должны не только работать на своего хозяина, но ещё и рожать для него детей, чтобы он становился ещё богаче.

Коротко хохотнув, я ответил:

— Хулус, Нир разорится, если станет каждые четыре месяца отпускать на свободу очередную девушку, а перед тем её родителей. Своих у него осталось всего четыре, так что скоро придётся покупать новых, остальные ведь слишком молоды, а девственные рабыни, как я понимаю, стоят немалых денег. Отвернись, я разбужу жену.

Главный надсмотрщик послушно отвернулся, а я растолкал Лану, закутал её в холщовую простыню и усадил на колени. Хулус быстро осмотрел вторую, увидел всё, что ему было нужно для доклада, усмехнулся и весёлым голосом сказал:

— Укладывай свою соню, пусть спит дальше и пошли вниз, на кухню. Надо поговорить. За неё и её родителей и братьев не волнуйся. Сегодня в полдень наш господин сам явится сюда, чтобы с них в его присутствии сняли ошейники рабов, переплавили медь в бронзу и отлили из неё браслеты свободных граждан. Экалана переберётся их этой комнатушки в большую комнату родителей, так что весь их скарб достанется вам, а им будет выделен новый, вместе с землёй и домом.

Уложив сонную девушку в постель, я негромко сказал:

— Хулус, скорее всего они не станут брать у Ниро землю, а дом попросят построить для них не в деревне крестьян. Ладно, как раз именно этим мы сейчас и займёмся сразу после завтрака.

Едва мы спустились во двор, мой напарник негромко доложил:

— Валент, как ты и обещал, вечерний удой был очень хорошим, не таким, как прежде, но и не хуже. Главное, что молоко было отличного качества и из него уже начали изготавливать сыр. Более того, его зёрна сразу же порозовели. Нир, когда я к нему вечером заявился, только что не плясал от радости. Когда же я рассказал о нашем с тобой разговоре, точнее о той его части, о которой он должен был знать, он в лице переменился. В общем он даже не приказал, а попросил меня стать твоей тенью и делать всё, чтобы ты и дальше колдовал над его козами. Между делом я спросил у него и старого Лагеуса, что они думают на счёт того, если ты сделаешь наших быков толстыми и упитанными. Сейчас они только и годятся для того, чтобы на них землю пахали, но таких и без мясного стада хватает с избытком. Честно говоря, я даже не ожидал, что их рожи так вытянутся. Намекнул я им и о том, что ты, дескать, сокрушался, будто для этого нужен хороший корабельный мастер и сказал, я как раз именно он и есть. Они, конечно, не поняли, как можно связать одно с другим, я, в общем, тоже, хотя и не подал виду, но после утренней дойки мне велено доставить тебя прямо в усадьбу, в Зелёную ротонду, а теперь давай, рассказывай ты, что намерен делать и почему Теолад и Нерсия откажутся от земельного надела. Землёй каждый раб грезит, Валент.

— Всё очень просто, Хулус, — ответил я, -тебя я научу строить самые лучшие коровники, свинарники и овчарни, а их так отбирать, кастрировать и откармливать бычков, что их мясу цены не будет, но этого секрета они не выдадут никому. Кстати, Нир может заставить их рассказать ему, как они откармливают скотину?

Корабельный мастер задумался, помолчал минуту и ответил:

— Думаю, что ему это будет не под силу, Валент, да он и сам не станет этого делать. В империи очень строгие законы на счёт мастеровых людей, а это дело, если оно не связано с возделыванием земли, именно под закон о мастеровых людях и подпадает. По нему никто не вправе заставить мастера выдать секрет своего успеха. Тут так, или покупай товар, или проваливай. Дело же, как я понимаю, заключается в следующем, берётся мускулистый бык и через три месяца мастер Теолад превращает его в толстого с жирным, сочным мясом.

Хулус был далеко не так глуп. Усмехнувшись, я сказал:

— Как раз такими будут все быки Нира, старина, а мастер Теолад станет выдавать на гора мясо нежнейшее, с тонкими прослойками жира, которое будет таять во рту. Кстати, мастер Хулус, ты разбираешься в чертежах? Умеешь видеть в рисунке на пергаменте готовый корабль или какую-то отдельную его часть?

Корабельный мастер опешил:

— Так я того, Валент, как раз именно это и делал, пока не позарился на большие деньги и не угодил по глупости на ту купеческую галеру, которая на самом деле оказалась пиратской. Если бы я с неё вовремя не сбежал, то быть бы мне каторжником.

— Вот и замечательно, тогда пошли позавтракаем, потом мне не мешало бы побриться и пойдём на скотный двор. Посмотрим на моих нечаянных спасительниц, которых я теперь буду пасти, но надеюсь, что всё-таки недолго. Хотя как знать.

Услышав про бритьё, Хулус недовольно проворчал:

— Валент, раб, если он не прислуживает в усадьбе, должен быть космат и бородат, так что Нир непременно рассердится.

— А мне именно это и надо, чтобы он рассердился, Хул, — тихонько рассмеялся я, — вот мы и посмотрим, насколько он жаден.

Мой напарник засмеялся погромче и шепнул:

— Ты просто не представляешь себе, насколько он падок на деньги, но надо отдать ему должное, когда надо, никогда не скупится. Между прочим, идти тебе не придётся. Снаружи тебя ждёт твой уже осёдланный Ферамор, а меня другой жеребец. Только ты будь добр, не скачи, как угорелый, давай поедем на рысях.

Мы позавтракали, потом в караулке брадобрей побрил меня ни разу не порезав, и вышли с Рабского двора. Хулус держался в седле очень даже неплохо и через какое-то время мы всё же перешли на галоп, хотя и проскакали им всего с километр. Утренний удой был даже лучше вечернего и я немедленно продегустировал молоко, выпив его целую кружку, после чего сделал анализ крови и удивился, так как компьютер выдал — "В крови определено высокое содержание антиоксидантов животного происхождения, оказывающих благотворное воздействие на ваш организм". В общем с этими козами что-то было не так и мы с Хулусом и ещё несколькими скотниками забрались к ним в загон, где два часа делали стаду массаж. После этого козы моментально бросились к кормушкам, но мне это уже стало надоедать и я решил в самое ближайшее время разгадать эту загадку.

Массаж никак не может повлиять на выработку молока. На молокоотдачу да, как коров, так и коз, да кого угодно, хоть слониху, нужно доить нежно. Тут дело было в чём-то другом. Со скотного двора мы направились в усадьбу. Это был целый комплекс красивых зданий, которые я увидел издали. Зелёная ротонда стояла на отшибе и нас в ней уже ждали, Нир и Лагеус, одетые в белые тоги у одного поверх, красной, а у другого синей шерстяной рубахи и в цвет им, обутые красные мягкие мокасины, возлежащие на мягких оттоманках, и полдюжины лучников, вставших неподалёку от круглого сооружения с колоннами. Нам было предложено присесть на мягкие табуреты, но когда я рассказал о том, что такое настоящая мраморная говядина, подробно обрисовав, как она выглядит, да ещё и сказал, что срок её "изготовления" из быка, чемпиона Редии по бегу на длинные дистанции составляет всего три-четыре месяца. Оба уже чрез три минуты сидели, подавшись вперёд и вперив в меня свои взоры, их рты были полуоткрытыми, но добил я их вот каким вопросом:

— Господа, ответьте честно себе и мне вот на какой вопрос. Во дворце императора вам подают говядину намного лучше той, которую получаете вы, или она лишь немного лучше качеством?

— Э-э-э, Валент, — замямлил Нир, — я не вкушал блюд с императорского стола, но для самых высокопоставленных особ там предпочитают подавать всё же свинину. Говядину закупают для армии.

Улыбнувшись, я сказал:

— Господин Нир, господин Лагеус, если вы того пожелаете, то вы сможете поставлять к столу императора Тенуриза Отважного, — тут же мысленно добавив: — "Чтоб он ей подавился!", ещё не зная, как возненавижу этого реда, — говядину такого качества, что самая лучшая свинина моментально станет пищей рабов, хотя вы её и так нам даёте.

Нир со вздохом проворчал:

— Надо же куда-то девать туши, раз мы продаём одни только копчёные окорока, да и то лишь задних ног, где сала побольше.

Лагеус чуть ли не возмущённо воскликнул:

— Ты что же, Валент, предлагаешь забивать скот здесь, а потом везти его в ледниках в столицу? Но повара императора предпочитают закупать скот живьём и забивать его прямо во дворце, хотя нашему императору это не нравится.

— Ну, и дураки, раз они так делают, — отмахнулся я, — тем самым они сокращают дни его жизни. Нет ничего вреднее, чем парное мясо, это по сути медленно действующий яд, который сокращает жизнь человека лет на двадцать пять, а то и все тридцать. Про то, что таким мясом можно вообще отравиться насмерть, я уже молчу. Тушу забитого животного нужно сначала охладить на льду, а уже потом подавать на кухню. Это же простейшая истина и я поражен, что вы этого не знаете. Сколько дней от вашего поместья, господин Нир, до столицы, если через каждые два часа пускать лошадей лёгкой рысью?

Вспомнив, сколько мы ехали, Нир проворчал:

— Тут дело не в рыси, Валент, — "Отлично", подумал я, ты уже не называешь меня рабом, значит загорелся, — если переправляться через Имрис по новому мосту, где за каждую повозку берут не такую уж и маленькую плату, а не ехать вдоль реки, делая большой крюк, то можно и шагом доехать за четыре дня.

— Три дня, господин Нир, как раз столько нужно, чтобы мясо дозрело до идеальных вкусовых кондиций, но учтите, мясо наивысшего сорта стоит в десять раз обычной сочной и жирной говядины, которую будут у вас с огромным удовольствием покупать мясники в столице. — безапелляционно заявил я, рубанув рукой воздух и насмешливым голосом добавил — Заодно вам уже не нужно будет искать покупателей на рожь и пшеницу. Скорее вы станете сами закупать зерно, если захотите заниматься только производством мяса.

Лагеус резким жестом заставил меня умолкнуть:

— Поместье Эртуалан и так занимается только поставками сыров и мяса, Валент, но ты уязвил меня в самое сердце, сказав, что мы сможем сделать свою говядину сочной и жирной.

— Не вы, господин Лагеус, а те мастера доводки мясного скота, которых я обучу после того, как докажу вам, что на всей Редии не найти мяса вкуснее, чем мраморная говядина. На это уйдёт четыре месяца, но тут есть одна проблема. Сам я не смогу изготовить все нужные приспособления. Тут нужен человек, который хорошо сведущ в корабельном деле, а это не я, так что думайте господа.

Хулус только и ждал этого момента:

— А тут и думать нечего, мой господин, я ведь корабельный мастер. — повернувшись ко мне, он спросил: — Что тебе требуется, мастер Валент? Ты только объясни мне это на пальцах и я сначала вычерчу все чертежи, а потом либо сам изготовлю, либо найду мастеров на стороне, если на то будет воля нашего хозяина.

— Раз найден ответ и на этот вопрос, то решено, Валент, — хлопнул себя по тощим ляжкам старый хрыч, — приступай к работе вместе с Хулусом, но не забывай о наших с тобой козочках. Пока что именно они главное богатство и гордость поместья Эртуалан. Приступай к работе. В том, что ты обучишь своим умением наших людей, нет ничего необычного. Не я же с Ниром буду крутить быкам хвосты. Но я так понял тебя, хотя ты этого и не сказал мне мастер-наставник, что ты намерен первым делом обучить этому ремеслу родителей своей жены. Хорошо, пусть будет так. Через четыре месяца всё станет ясно, но учти, Валент Карт, ты раб, хотя раб совершенно особый, и от этого тебе никуда не деться, а чтобы тебе не было обидно, то моё тебе слово, если ты докажешь нам свою полезность, то через четыре месяца будешь жить с женой в отдельном доме, а через пять лет сможешь начать зарабатывать деньги, чтобы выкупить свободу себе, жене и детям. Думаю, что ты сможешь сделать это быстро, поскольку ты умён и не смотря на своё беспамятство обладаешь очень большими знаниями. А ты, Хулус, будь при Валенте и лови каждое его слово. Да, вот ещё что, найди себе достойную замену, чтобы не дай того Боги снова не случился бунт рабов. Второго такого я уже не переживу. Ступайте, мастера, и помните, всё в ваших руках.

А вот этого я даже и не ожидал услышать от этого старого засранца, как и не ожидал того, что Нир станет кивать в такт его словам. Мы встали, поклонились и пошли к своим лошадям. Поместье и вообще, всё хозяйство Нира было очень большим, а потому без них нам никак нельзя было обойтись. В тот же день мы приступили к работе и первым делом я попросил освободить соседнюю большую комнату, где разместился наш Хулом кабинет. Пока что временный. Для начала мы в тот же день вчерне спроектировали для Теолада и Нерсии в их присутствии большой дом и откормочную ферму на сто быков, но участок выбили под него такой, чтобы он мог построить вторую точно такую же. На следующий день мы всей командой, я с женой и Хулом, а также всё семейство свободных граждан, которым была возвращена фамилия Вартарус, отправились к мои козам. Обоих лошадей мы также завели в загон и целую неделю проводили там с утра и до самого обеда, то есть до двух часов дня.

Всю вторую половину дня мы работали в кабинете. В числе прочего Вартарусы ещё и спешно обучались грамоте. Хул притащил мне книгу, редийскую грамматику, она была рукописной, и я освоил её за три вечера. Бывший корабельный мастер, ставший по глупости сначала пиратом, затем беглецом и в конце концов надсмотрщиком над рабами и главным надсмотрщиком потому, что умело разруливал сложные ситуации, загорелся моей идеей, вытащить животноводство поместья Эртуалан на качественно новый уровень. К счастью всё необходимое для этого имелось, ведь в поместье даже изготавливали комбикорм из отрубей, его давали только козам, а уж крупорушки в нём и так имелись. Когда я сказал, что кастрированных быков Вартарусы будут кормить хорошо распаренной дроблёной и давленой пшеницей с добавлением других ингредиентов и поить пивом, а те постоянно будут висеть на широких лентах едва касаясь копытами деревянного пола и им нужно будет регулярно делать массаж они удивились.

Мой подробный рассказ быстро настроил их на рабочий лад как и то, что они при этом наймут себе десятерых работников в помощь. В деревне колонов свободных рук хватало и только поэтому Нир и организовал обучение людей воинскому мастерству, которым хотели заниматься немногие. В основном это были рукастые мужики и потому когда Нир пообещал им заплатить за новый дом, откормочную ферму и все подсобные мастерские шесть тысяч сатернов, те возвели его за двадцать два дня, что и не мудрено, ведь на стройке с утра и до вечера работали восемьдесят человек, которые получили за это столько, сколько зарабатывали в лучшем случае за полгода. Говядина живым весом стоила пятьдесят веладов в лучшем случае, а средний вес быка был тысяча двести рафтов, которые я буду называть килограммами.

Для того, чтобы откормить сорок быков до нормальной кондиции и шестьдесят с целью получения мраморного мяса, требовалось за три месяца вместе с закупкой скота сто пятьдесят тысяч сатернов, цифра гигантская, но... Один килограмма жирной и сочной говядины стоил уж полтора сатерна живым весом, а при откорме быков в станке по предложенным мною технологиям привес составит минимум тонну, но что самое главное, резко улучшится качество мяса. Уже только мясо высшего сорта полностью окупит все затраты с лихвой. Основной упор делался на шестьдесят бычков, у которых привесы будут ещё больше и это будет уже мраморное мясо, которое ни в коем случае нельзя продавать по цене дешевле, пятнадцать сатернов за килограмм говядины на кости, разделанной на полутуши. Для этой цели Хул по моим эскизам спроектировал отличную бойню с огромным ледником. Льда в округе заготавливали достаточно и с ним не было никаких проблем, только покупай.

Нир безропотно отпускал в кредит всё, что требовалось Вартарусам, причём без процентов, ведь когда я подробно рассказал ему, какой будет новая бойня и объяснил, как именно будут забивать на ней быков, чтобы те не мучились и не отравляли мясо адреналином, он сразу же дал на её строительство добро. На следующий день была отобрана сотня бычков размером с самого крупного земного племенного быка, к счастью редийские быки не имели бешеного темперамента, но и смирными и покладистыми козочками они тоже не были. Их завели в мощные станки, основательно напоили пивом и кастрировали, после чего начался заключительный этап их жизни. В то время я давно уже пас коз и охотился на волков вместе с Ланой, Хулом и двумя волконосами, попутно качаясь по часу, полтора, чтобы поскорее окрепнуть физически. Иногда Хул учил меня фехтованию.

Когда семейство Вартарусов, наняв двадцать, а не десять человек приступило к работе, я в свою очередь, проводя каждый день на Скалистом пастбище десять часов, сумел разгадать причину козьего недомогания. Всё было очень просто, коз и не только их одних, но даже людей, донимали крохотные паразиты, личинки крохотных мошек. Уж если эту напасть было трудно заметить, то что тогда говорить о существах тоньше волоса и длиной всего в миллиметр? К тому же их укусов человек не чувствовал, но башка у него болела так, что спасал только очень горячий компресс, но его-то козам, коровам, быкам и свиньям не поставишь. Окуривание жилых и нежилых помещений сернистым дымом надолго избавляло людей от мошек, а самым мощным инсектицидом оказалась настойка редийского лука на воде, а ещё лучше на спирту, который на Редии гнали уже в полный рост преимущественно в медицинских целях.

Выяснил я и то, что делало сыр розовым. Это была вовсе не чайная трава, а местный эндемик, быстрорастущий кустарник, веточками которого время от времени к концу четвёртого месяца я уже был полностью готов к тому, чтобы перевести всех козочек девятого стада на дворовое содержание и перестать пасти их. Всё совпало так, что к концу четвёртого месяца, когда стало окончательно стало ясно, что Боги не одобрили мой брак с Экаланой, из-за чего она часто плакала последние дни, но тем не менее грезила свободой и своей новой профессией, а я тайком научил её делать отличные сырокопчёные колбасы, от вкуса которых Хул, который всё так же тайком нашел мастера и тот изготовил две больших мясорубки с колёсами полутораметрового диаметра, чтобы приводить в движение шнеки, пришел в восторг. Он же построил на чердаке своего дома маленькую коптильню. Дело стало только за колбасным цехом, а о сбыте можно было и не думать.

Самым пикантным оказалось то, что кустарник на Скалистом пастбище, который его заполнил бы полностью не прикажи когда-то Лагеус выпасть там коз, оказался природным заменителем нитрита натрия и я, сжевав однажды полкило терпких веточек, убедился в том, что он ещё и совершенно безвреден. Если не считать того, что был к тому же очень сильным вяжущим средством и им лечились от медвежьей болезни. Высушенный и прокаленный в духовке, а потом перемолотый в порошок, он превращался в прекрасный пищевой краситель красного цвета, консервант и усилитель вкуса, а потому местные серые, рубленные колбасы рядом с колбасами моей жены выглядели самым настоящим убожеством и были отвратительными на вкус. Так что не смотря на то, что Лана теряла меня, как любовника, она обретала секрет производства таких сырокопчёных, горячекопчёных и варёнокопчёных колбас, которые пришлись бы по вкусу и на Земле.

В назначенный день мы привезли двоих пьяных от пива со спиртом и потому сонных бычков, один из которых вообще не мог ходить, так ослабли его ноги, а второй почти разучился на новую бойню и я показал Ниру и Лагеусу как нужно вскрывать быку артерию, чтобы кровь вытекла из него и он постепенно ушел из жизни. Когда оба быка были мертвы, их подняли за задние ноги полиспастами, закрепили их на расчалках и освежевали. Работники бойни уже недели две тренировались на обычных быках, которых я забивал и всякий раз повара удивлялись необычайно красивому, нежно-розовому, а не багровому цвету мяса. Уже один только вид круглых, как шарики быков, вызвал оторопь у хозяев поместья Эртуалан. Мягкое, жирное и сонное мясо им также очень приглянулось. Хитро улыбнувшись, я сказал:

— А теперь, господа, коронный фокус мастера Карта, прошу проследовать за мной. — мы прошли в соседнее помещение, где стояли огромные дубовые чаны тёмно-красной жидкостью, прозрачной, как вино и терпко пахнущей, куда были опущены четвертинки туш, а я пояснил — В этих чанах мясо будет выдерживаться три часа, после чего его перенесут на лёд и охладят. Дегустировать его мы будем завтра в обед, когда ваши повара, господин Нир, изготовят из него различные мясные блюда, но я уже сейчас вижу, что забой можно начинать. Тем не менее мы всё же не станем торопиться потому, что Боги не любят тех, кто спешит. Они любят людей неторопливых и обстоятельных, а поскольку мне всё же нужно хоть чем-то вас порадовать сегодня, моя пока ещё жена, но скоро свободная гражданка, так как Боги так и не даровали нам ребёнка, хотя я трудился над этим каждую ночь, хочет показать вам ту продукцию, господин Нир, которую вы отправите в императорский дворец вместе первой партией говядины высшего сорта и мраморной говядины. Это будут эртуланские деликатесные колбасы, каких император не получит больше ни от кого, кроме вас. Моя же бывшая жена передаст секрет их изготовления своим детям.

Нир неприязненно скривился:

— Нет, уж, этой гадости я есть не стану. В молодости, сопровождая императора в походе против ред-куаров, я целых два месяца давился этой гадостью и возненавидел колбасу.

Вперёд выступил Хулус:

— Мой господин, как вы знаете, я отличный повар и умею даже из плохонького мяса приготовить вкусное блюдо. Мне довелось побывать в четырёх десятках портов Старого Света и я так вам скажу, уж, каких только деликатесов мне не доводилось пробовать, ничего подобного, что может сравниться с колбасами мастера Экаланы, приготовленных по рецептам мастера Валента и её собственным, не припомню. Поэтому дозвольте ей показать их вам, а вы, взглянув на них, сами решите, достойны они нашего императора или нет.

Лагеус задумчивым голосом сказал:

— Наш император любит колбасы. Он говорит, что это самая лучшая пища, так как только они и ещё окорока не портятся по две, три недели. Нир, нам стоит на это взглянуть.

— Три недели? — воскликнул я — А шесть месяцев не хотите? Сухой сырокопчёной колбасой можно будет голову проломить, она же крепкая, словно древесина, но вкуса своего всё равно не потеряет. Будьте в этом полностью уверены господа.

В итоге нас всех троих пригласили в Чайную ротонду, стоящую на полпути к здоровенной вилле Нира и даже подали нам экипаж. Мы приехали туда первыми и я аккуратно нарезал все колбасы и разложил их на большом, круглом мраморном столе. Вскоре пришли Нир и Лагеус с женами, а также здоровенный детина, Олив, сын хозяина. Минут десять они восхищённо ахали, разглядывая колбасные палки разного размера, удивляясь тому, какой красивый цвет они имеют на срезе. Рядом с каждой тарелкой стояла дощечка, на которой было написано название колбасы и сообщалось, какая она, острая, чесночная или с мягким вкусом. Потом началась дегустация и через пять минут вся нарезка была съедена даже без хлеба. Особенно Лагеусу понравилась варёно-копчёная колбаса называющаяся "Нежная". Он сам нашел её по срезу и принялся трескать вместе со шкуркой, приговаривая:

— Мастер Валент, я в жизни ничего подобного не вкушал. Госпожа Экалана, я хочу покупать такую колбасу к своему столу каждый день. Когда вы сможете начать её изготавливать:

— Но мой господин, у меня ещё нет колбасного цеха.

Сердито зыркнув на племянника, старик проворчал:

— Итак, слово за тобой, Нир.

Тот развёл руками и вздохнул:

— Право же, дядя, я даже не знаю, что сказать. Госпожа Экалана Карт, сколько у вас есть этих чудесных колбас?

Лана повеселела и ответила:

— Триста пятьдесят килограмм, мой господин, но ту колбасу, для которой я сама придумала рецепт, в столицу лучше не отправлять. Она даже на льду хранится все две недели, её нужно кушать сразу. Я и изготовила её думая прежде всего о пожилых господах, для которых нужна мягкая пища с нежным вкусом.

Лагеус Клеан Маренис добродушно сказал:

— Вот и хорошо, госпожа Экалана Карт, сейчас мы отправимся туда, где вы жили прежде, и там вы станете свободной гражданкой, а колбасный цех вам построят очень быстро. Вы и глазом моргнуть не успеете потому, что наш император, увидев ваши колбасы, прикажет продавать их только ему. Он самый щедрый, но и самый взыскательны покупатель. Впрочем, вы легко сможете ему угодить.

Через два часа Лана мало того, что была свободна, так Кассама её ещё и одела, как зажиточную горожанку. Она прекрасно понимала, что с такими талантами девушка мигом найдёт себе спонсора, а раз так, то за неё нужно ухватиться покрепче, так как вилка между отпускной ценой и розничной была установлена в сорок процентов, а эти колбасы Нир пообещал продать императору по очень высокой цене, так как прекрасно изучил его натуру и умел с ним торговаться. Во всяком случае он всё-таки заставил того платить за молодые розовые сыры столько же, сколько и за зрелые, хотя вызреть они могли только в штольне, пробитой под его сыроварней. Жена Нира повезла её в новый дом родителей, а меня два редийских деятеля захотели тут же подженить снова, но я горестно вздохнул и попросил:

— Господин Нир, может быть дадите мне хоть три дня передышки? Женитьба от меня никуда не уйдёт, как и все четыре девушки, каждая из которых ждёт своей очереди.

— Валент, неужели ты так в себе уверен? — с удивлением спросил Нир — Но ты же явно не ред-куар. Только им Боги не дозволяют брать в жены первую попавшуюся им на глаза редину. Хорошо, я не стану тебя торопить. Тебе, верно, надо собраться с мыслями и хорошенько подумать, каким делом займутся родители твоей следующей жены.

— А тут и думать нечего, — сказал я, — если вы заинтересованы в производстве розовых сыров, то я могу сделать так, что семья Миломены зальёт вас нужным для этого козьим молоком. Более того, коз они при этом даже не будут пасти. Козочки слишком робкие и пугливые существа, чтобы отправляться на пастбище даже под защитой такого пастуха, как я, уж вы мне поверьте.

Нир так и застыл с выпученными глазами и открытым ртом, а его дядя накинулся на меня, как коршун, схватил за плечи и затряс:

— Что ты сказал, Валент? Но как, ведь я же бился над этим всю свою жизнь! Как ты мог за четыре месяца проникнуть в эту тайну Богов? Валент, это действительно очень важно. Нир, да очнись же ты.

Худой старик, силы в котором было, как в молодом гризли, больно сжимал своими сухими, костлявыми пальцами мои плечи и мотал меня, как тряпочную куклу, хотя я уже довольно сильно окреп и даже прибавил в весе за счёт мускулатуры. Я взвыл от боли:

— Господин Лагеус, не трясите меня так! Больно!

Тот выпустил меня из своих клешней и извинился:

— Прости меня, Валент.

Малость побледневший Нир упавшим голосом сказал:

— Да, это действительно очень важно, Валент. Хорошо вызревший сыр, это лакомый деликатес, а вот молодой лучшие лекари империи признали лекарством от целой дюжины болезней. Ты действительно сможешь помочь нам увеличить его производство?

— Стопроцентной гарантии не дам, — ответил я, — но вероятность этого очень высока, примерно сто к трём. Три это фактор непосредственного вмешательства Богов. Все чертежи уже готовы, так что Хулус может приступать к работе. Для каждого молочного стада нужно будет построить отдельную овчарню с большим выгоном с валунами, чтобы козочки могли на них греться и им было где порезвиться. Они должны находиться под наблюдением трёх человек, желательно чтобы это были самые ласковые женщины весь день, а это трудно, значит женщин должно быть шестеро. Самым главным делом будет заниматься семья моей второй жены. Они вместе с нанятыми работниками будут приготавливать для коз специальные корма. Вот и всё.

— Так просто? — удивился Лагеус и кивнул — Да, больше всего молока козочки дают тогда, если живут в доме. Нир, у нас всего десять стад коз. Как только Валент выберет себе новую жену, ты освободишь из рабства двенадцать семей. Десять семей поселятся в домах, рядом с которыми будут построены дома для козочек. Они очень любят детей и охотно играют с ними, а работников новые граждане империи себе наймут. Лишь бы козочки давали много молока для розового сыра. Две семьи станут приготавливать корма и только одна, как я понимаю, будет владеть секретным рецептом, превращающим их по воле Богов в совершенно особый корм. Хулус, друг мой, немедленно приступай к работе. За сколько дней ты сможешь всё построить?

Мой редийский друг ответил:

— За четыре месяца управлюсь.

— Так долго? — удивился старик — Но почему? У тебя ведь столько строителей, целых восемьдесят человек. Они что плохо работают?

Хулус отрицательно помотал головой и ткнул в меня пальцем:

— Нет, они работают отлично, их просто мало. Пусть вам это, мой господин, лучше объяснит Валент.

Не дожидаясь разрешения говорить, я сказал:

— Господин Лагеус, под каждой овчарней с выгулом надо будет вырыть котлован глубиной три метра, чтобы устроить дренаж. Копыта козочек должны быть всегда сухими, чтобы они не болели копытной гнилью. Козы много пьют и много мочатся, так что без этого нельзя.

Нир понимающе кивнул:

— Хулус, завтра на работу выйдут все мужчины.

— А мясо в столицу кто повезёт? — улыбнулся я с ехидцей.

Мой поработитель, который начал мне мало-помалу нравиться, громко расхохотался и воскликнул:

— И здесь ты тоже прав, Валент. Хорошо, Валент, Хулус я не стану вам мешать. Если людей будет не хватать, найму у соседей.

Следующий полдень был самым волнующим в моей жизни, хотя я и стал на Редии рабом. Для меня это был самый важный экзамен в моей жизни. В этот день я сам должен был понять, научили ли чему-то полезному меня мои мать и отец. На Номраде они буквально бредили своей новой фермой, ради которой стали номрадерами и к тому же маркшейдерами, горными мастерами. Если по вечерам в других семьях смотрели телевизор, то мы всей семьёй обсуждали, какой будет наша ферма. Смешно сказать, но седлать коня и скакать верхом я научился задолго до того, как увидел лошадей. С помощью механического коня-тренажера. В нашем доме была масса литературы по животноводству и ещё в детстве я знал, как должна быть устроена маленькая, обычная, а не современная ферма. То, что я подрабатывал воздушным таксистом, объяснялось только тем, что мои лётные права разрешали мне пилотировать скоростные флайеры и потому раза три в неделю я просто отвозил пассажиров за три, четыре тысячи километров от дома и к ужину всегда возвращался домой.

В поместье жило свыше двухсот человек дворян — стариков, мужчин, женщин и детей. Далеко не все они были родственниками Нира. Их жизнь была для меня закрыта, но этим объяснялось то, что в поместье помимо домовых кухонь, имелась отдельная, очень большая и к тому же похожая на дворец из белого мрамора. Именно туда было доставлено охлаждённое мясо. В присутствии полутора сотен мужчин и женщин, главный рубчик мяса сначала нарубил для главного повара своим огромным мясницким тесаком несколько десятков стейков с косточкой из окороков быка откормленного обычным способом в станке, но не совсем обычным кормом. Главный повар ахнул, схватил два самых больших стейки и бросился их готовить на рашпере, а это было любимое блюдо редов. Он сразу же сказал, что в жизни не видел такого сочного, мягкого и нежного мяса с прожилками жира. А ещё такого красивого и душистого. Ну-ну.

Остальные повара, их было дюжины две, набросились на рубщика, требуя себе куски мяса для других блюд, отчего я только махнул рукой и захихикал. Дядя Нира, глядя на меня, громко рассмеялся и погрозил мне пальцем. Через несколько минут кухня наполнилась вкусными ароматами. Господа дворяне путались под ногами у поваров и давали им советы. Те от них яростно отбивались, что такое мясо запороть, как нефиг делать, а потому пусть все советчики идут лесом и не мешают профессионалам. Через сорок минут всё было готово к тому, чтобы снять пробу, народ встал наизготовку, но тут произошло нечто неожиданное, Лагеус, лакомившийся тонкими ломтиками колбасы сорта "Нежная", Нир наколол на изящную, двузубую серебряную вилку ломтик "Пикантной", зычным голосом рявкнул:

— Заканчивайте с этими блюдами и снесите их в холодную комнату. Вечером отравите их на двор рабов, чтобы они задумались. Несите сюда особую, императорскую мраморную говядину. — Изошедшие слюной дворяне поместья Эртуалан, начали было возмущаться, но Лагеус расхохотался: — Господа, мы пригласили вас не для того, чтобы вы сняли пробу с мяса высшего сорта. У нас имеется кое-что и получше этой чудесной эртуаланской говядины.

Когда рубщик отхватил от окорока первый стейк, я налетел на него, словно голодный волк на кобылу, схватил здоровенный овальный кус мяса толщиной в три сантиметра, положил его на серебряный поднос и представил на обозрение Ниру, Лагеусу и главному повару. Мясо было красивого красного цвета с белой каймой жира толщиной в сантиметр, полтора, всё испещрённое жировыми прожилками. Повар испуганно заморгал, всплеснул руками и буквально простонал:

— Господа, я глазам своим не верю. Что это такое? Как столько жира таким красивым узором попало в мясную середину.

Радостно заулыбавшись, Нир пророкотал довольным голосом:

— А это, мой дорогой Люстиур, секрет семейства Вартарусов. Они одни владеют им, так что подружись с ними, чтобы мы раз в неделю имели у себя на столе блюда из такой говядины потому, что каждый день её может вкушать только наш император. Господа, чтобы вам было легче ждать блюд из императорской мраморной говядины, которые нам подадут в Овальную ротонду, госпожа Экалания Карт приготовила для вас совершенно особые закуски.

Мы прошли через парк в большую ротонду, имеющую в плане форму овала. Там на огромном мраморном столе уже стояли тарелки с колбасной нарезкой и моя бывшая жена, одетая уже в дворянское платье, да к тому же с украшениями на шее, в ушах и волосах, ждала гостей. Её дебют был великолепен. Как и вчера возле каждой тарелочки стояли деревянные таблички. Колбасу дворяне поместья слопали в пять минут, мне и Хулу тоже досталось несколько кусочков, после чего ожидание продолжилось и всё это время Лану разрывали на части. Заказы на неё посыпались, как из ведра. Потом в ротонду были внесены кресла, затем большие тарели с разными видами блюд и Тир, подведя меня к столу, пригласил всех остальных. Я сидел между ним и Лагеусом, а за ним сидел Хулус, которого впервые в жизни пригласили к господскому столу. Сидела за ним и Лана, а рядом с ней главный повар и его сын, который смотрел на неё таким взглядом, что мне сразу стало ясно, какая задача перед ним поставлена отцом.

Глава 10

Конец Рабского двора

Бойня двое суток работала днём и ночью. Нир решил пойти ва-банк. Он собрал в округе все фургоны-морозильники, тридцать две транспортные единицы, шесть загрузил молодыми и зрелыми сырами, остальные эртуаланской и императорской мраморной говядиной, в каждый фургон впрягли по три пары самых резвых жеребцов и обоз помчался в столицу Кеофийской империи, в город Тинадтикар, в сопровождении сотни конных лучников и конного отряда дворян. В столицу также отправилась Кассама, Лагеус с женой и двумя дочерьми, сыновей у него не было, а также моя бывшая жена вместе со своим женихом Элиардом Декан Коросом. Он был дворянином и для того, чтобы жениться на Лане, должен был получить разрешение от императора. Поехал в столицу и Хулус Ларон Торвис, главный строитель ферм, чтобы получить там дворянский патент, но уже не из рук императора, для этого существовал секретариат.

Перед выездом старина Хул носился по окрестностям, как голодный волк, собирал народ, но большая стройка в поместье Эртуалан должна была начаться только после их возвращения. Откладывалась также моя женитьба на Миломене Кагерарис, но я каждый день брал с собой её отца Илура, мать Зейлу и трёх сестричек Лину, Эту и Фанию на Скалистое пастбище, где они тишком занимались заготовкой побегов миртуса — редийского красного вереска, который считался самым страшным врагом земледельцев. Его корневая система была просто огромной и покрывала собой практически всё Скалистое пастбище. Козы его не столько съедали, сколько вытаптывали, но побеги этого растения, цветущего постоянно, с ранней весны до начала зимы, вырастали за три дня. Вооружившись садовыми ножницами, Кагерарисы, не забывая играться с козочками, которые после того, как я избавил их путём окуривания сернистым дымом от паразитов, сделались втрое веселее и давали молока в полтора раза больше, стригли миртус.

Собранный "урожай" побегов миртуса они укладывали в холщовые мешочки и сносили в фургон, чтобы вечером развесить веники в сухом, хорошо проветриваемом, деревянном амбаре на жердях. Амбар был постоянно заперт на замок и Хулус так застращал всех самых любопытных колонов Нира, что тем обходили его десятой стороной. Ещё бы, ведь речь тут шла о драгоценном розовом сыре. Экстракт миртуса нужен был мне не только для приготовления главного компонента корма, но и для других целей. Похоже, что с его помощью я также мог получить ещё и розовое сало. На самом краю поместья Эртуалан находилось большое, мелководное, воды по колено, озеро, сплошь заросшее сладким, но не сахарным тростником, который тоже было ещё то растение. Он рос даже зимой, в самые "лютые", минус пятнадцать градусов по Цельсию, морозы.

Получить из него сахар было невозможно, сам не знаю почему, но зато его толстые, в три сантиметра, стебли, прекрасно силосовались, но их для этого нужно было сначала плющить, а затем рубить на куски длиной в пять, семь сантиметров. Для этого редийцы и без меня соорудили весьма остроумный агрегат с вальцами и режущим барабаном с выгнутыми ножами. Силосные ямы в поместье были капитальные, с бортами и днищем из дуба, но стоять рядом из-за ядрёного духа, было весьма затруднительно. Лично я выдерживал этот запах спокойно, а вот у Хула уже через пять минут начинали слезиться глаза. Козы трескали силос, в который я добавлял экстракт миртуса, за милую душу. Ели силос и все остальные животные и даже лошади. Но самое удивительное растение был конечно миртус, и я даже дал бутыль с его спиртовым сиропом, без спирта сироп быстро кристаллизовался, лекарю, выпив при нём грамм сто, чтобы он испытал его в качестве лекарства при самых разных заболеваниях.

В общем все десять дней, что Нир отсутствовал, мне было чем заняться. В числе прочего я узнал от Ортана, который несколько лет бродяжничал, сбежав из армии императора, как попал в поместье. В нескольких километрах от того места, где я выбрался на берег, горная и бурная река Имрис, протиснувшись между двух стенок каньона вырывается на равнину и поворачивает направо и в него впадает река Лагартия, вдоль берега которой тянется Длинная дорога в столицу. Через каньон переброшен мост императора Сальвуса, который возвышается над рекой на сотню с лишним метров, а потому заметить меня с него в ревущей реке было невозможно. Если бы я не вылез на берег, то через десять километров доплыл бы до города Имригара, а ещё через семьдесят до Альтариза с его Новым, платным мостом. Лагартия и равнинный Имрис судоходные реки и мне ещё повезло, что я не попался на глаза речникам. Тем меня просто проткнули бы острогой.

По словам Ортана от Лагартии до Каскадных водопадов нужно идти по пустынному, безлюдному каменистому плато свыше девятисот километров и это ещё полбеды. За ним лежали совершенно дикие, никем толком неисследованные горы, кишащие хищниками, самый страшный из которых был горный куарат. Это был зверь столь же красивый, сколько и опасный. Судя по описанию Ортана, который видел однажды небольшой отряд ред-куаров, которые ехали на прирученных горных куаратах, а также его неуклюжих, но в общем-то приличных рисунках, сделанных графитовым карандашом, это была помесь росомахи с горностаем, только с телом длинной в три с лишним метра и высотой в холке метр сорок, длинной, мощной шеей и большой, красивой головой с круглыми ушами. Сила, выносливость, быстрота и свирепость этого хищника превосходили все мыслимые пределы. В общем в горах, кроме как искать смерти, делать больше нечего, ведь не зря же туда в древние времена не совались даже ред-куары. На мой вопрос, кто такие ред-куары, Ортан ответил со вздохом:

— Дикие варвары с востока, которые носятся по огромным просторам верхом на куаратах по всему Куарату. Они очень сильные, абсолютно бесстрашные, но при этом благородные, и, как я думаю, они просто уступили нам весь Западный Куарат, хотя принято считать, что империя его отвоевала, вот только почему-то никто не упоминает ни об одной битве. Знаешь, Валент, увидев однажды ред-куаров вблизи и посмотрев на их огромные, парные кайлары, это у них мечи такие, хотя и обоюдоострые, но слегка изогнутые, я тебе так скажу, они опрокинут и обратят в бегство любой легион империи, а нашу тяжелую конницу просто разорвут в клочья и мне непонятно, зачем наш император, а до того его отец вынашивают мысли о войне с ними и готовятся к ним. Ред-куары когда-то провели линию, обозначили её каменными турами и сказали редам: — "Там ваша земля, здесь наша. Живите и ничего не бойтесь, мы вас не тронем, только не лезьте к нам. Убивать мы вас не станем, но в плен захватим, продержим пять лет в рабстве, а потом привезём на границу всех, кроме тех, кто захочет остаться". Так оно всегда и происходит. Император десятки раз посылал на разведку большие отряды тяжелой конницы. Всё, каждый раз, заканчивалось одним и тем же. После полуночи совершенно бесшумно налетали ред-куары и захватывали в плен всех. Сопротивляться было бесполезно. Через пять лет пленников привозили к границе, где их ждали лошади и те, кто хотел вернуться, возвращались, но многие оставались с варварами. Они кочевники, быть у них в рабстве сплошное удовольствие, ведь к пленным они относятся, как к детям. Те, кто оставались, принимали решение быстро и после нескольких месяцев подготовки вызывали огненную пиявку и та впивалась им в лоб. Это у них испытание такое. Говорят, что человек при этом испытывает дикий ужас и если он дрогнет, то его убивают. Такое случается редко. Зато те, кто прошел это испытание, становятся ред-куарами. При это их сила увеличивается раза в два, а то и во все три, Валент. Ред-куары невероятно сильные и жизнь у них лёгкая, приятная и вольная. Одежду они себе шьют только из замши, кожи и меха, живут в больших, крестообразных кожаных домах и кочуют по Куарату вместе со стадами полудиких коров. Они у них будут даже покрупнее наших. Я ведь только потому и убежал из своего легиона, что хотел добраться до Куарата и стать там ред-куаром.

Так я впервые услышал хоть что-то о ред-куарах, а также об огненных пиявках, странны насекомых длиной в десять сантиметров, у которых передняя часть тела и четыре крылья алые, а остальное это тело самой настоящей пиявки, только ярко-оранжевого цвета. По словам Ортана отогнать от себя огненную пиявку очень легко, нужно просто повернуться к ней спиной и она сразу же улетит. Огненные пиявки встречались на всей Редии, даже на островах, но только реды Куарата как-то приманивали их к себе. Обычно огненная пиявка, посмотрев в глаза человека, улетала сама, но после этого можно было подхватить красную горячку, от которой на теле проступали кровавые пятна и человек испытывал сильную боль. Лечение было только одно, ледяная вода. Поэтому если ред встречался с огненной пиявкой, то тут же от неё отворачивался и та улетала. Всё это мне показалось очень странным, а рассказ об огненной пиявке и красной горячке напугал.

Ещё больше меня напугало то, что если ты не прошел испытания огненной пиявкой, она сводила тебя с ума и превращался в дикое, кровожадное чудовище в облике человека, обладающее огромной физической силой. На таких сразу же начиналась охота и их безжалостно убивали, пока они не натворили бед. Мне очень хотелось стать сильнее физически, но на такой риск я идти не хотел и сразу же постарался забыть об огненных пиявках, но они в поместье к счастью не залетали. Зато меня заинтересовали ред-куары и особенно их благородство. По словам Ортана, они никогда не мучили и не убивали своих пленных, а пять лет рабства были для них просто длинным отпуском. Он узнал об этом от одного из бывших пленников и потому так загорелся идеей стать ред-куаром, но вместо этого угодил в рабство и был рабом вот уже девять лет. Восемь он провёл у Нира и уже скопил почти половину нужной суммы, чтобы выкупить себя, жену и детей.

На одиннадцатый день Нир вернулся вместе со своими спутниками в поместье и сразу же послал за мной людей. Его поездка оказалась более, чем удачной. Молодые и зрелые розовые сыры помогли ему добиться аудиенции у императора и если бы не колбасы Ланы, то она продлилась бы максимум три минуты. Как только Нир поставил перед императором большой резной ларец из кости, открыл ему и вспомнил про то, как он мучился, давясь гнусной колбасой, Тенуриз немедленно сказал, что всех остальных визитёров примет завтра, велел подать вина и принялся дегустировать колбасы, а вскоре потребовал, чтобы ему была представлена моя бывшая супруга. Та прихватила с собой Элли и коротко поведала историю своего замужества, а также ловко ввернула несколько слов о том, что благодаря этому её отец теперь мастер откорма быков и только ему одному ведом секрет производства императорской мраморной говядины, а также эртуаланской говядины, достойной стола Богов.

Элиард, между прочим повар ничуть не хуже своего папаши, немедленно подтвердил это и заодно попросил у императора разрешения взять в жены бывшую рабыню, а ныне мастера-кулинара. Вслед за этим в тот атриум, где император принимал подданных, было внесено серебряное блюдо с колпаком и Тенуриз увидел, что такое мраморная говядина, отчего у него так потекли слюнки, это же был стейк с косточкой, что он немедленно принести в атриум жаровню с углями, все необходимые специи и принялся сам готовить его по-солдатски. Стейк был такой большой, что его хватило на всех. В процессе приготовления мяса Нир прочитал императору лекцию о том, что быков нужно забивать не ударом молота по голове, а вскрывая сонную артерию и затем мясо должно обязательно охлаждаться на льду.

Кассама и Лагеус ему поддакивали, а потом все сели за стол и уже через несколько секунд император сказал, что ничего подобного он не ел за всю свою жизнь. Он так раздухарился, что не поленился отправиться на мясной двор, чтобы посмотреть на четвертинки туш, обёрнутые белыми, полотняными лентами. Так была упакована по моему совету императорская мраморная говядина. Порадовался император и тому, что ему преподнесли в дар полтонны колбас. Лана тут же рассказала, какие из них должны лежать в прохладе и быть съедены в течение двух недель, а какие следует повесить сушиться. Слуги императора записывали каждое её слово. Рассказала она и о том, что некоторые колбасы "поседеют", но от этого не станут хуже, а также объяснила, что главный их враг крысы, которые будут стремиться проникнуть в ту кладовую, где они будут висеть. Посмотрев на эртуаланскую говядину, император лишь выразил сожаление, что её привезено так мало, приказал и это мясо заложить в ледник.

После этого начались торги и они оказались весьма прибыльными. Некоторые сорта колбас ушли по цене даже большей, чем мраморная говядина, а она была оценена в двадцать пять сатернов за килограмм. Эртуаланская говядина пошла по цене пять сатернов, а средняя цена колбас вышла на круг семнадцать и в итоге доход составил один миллион семьсот двадцать три тысячи сатернов. Откармливать быков зерном и выпаивать их пивом оказалось даже выгоднее, чем изготавливать розовые сыры. Попал в переплёт, то есть на приём к императору, и Хулус. Тенуриз спросил, в чём причина и Лагеус сказал, что он построил новый коровник специально для откорма быков в станках, а также бойню, в которой ни одна туша не касается земли и буквально всё идёт в дело. Император сразу же сказал Хулу:

— Решено, ты будешь строить такие коровники по всей империи.

Мой друг поклонился и с достоинством ответил:

— Разумеется, мой император, если хозяева поместий станут их заказывать, вот только пойдут ли они на это. Господин Тир Маренис человек большого ума и знает, на что деньги следует тратить, а на что нет. Иные луртии тратят их на всяческие глупости, но только не он и я не думаю, что их небрежение к своему хозяйству должно покрываться деньгами из императорской казны.

Против этого император ничего не смог возразить но сказал:

— Хорошо, Хулус, преобрази поместье Эртуалан, а я года через два приеду и посмотрю на него вместе с некоторыми абертарами. Нир, мой старый друг, на этот раз из столицы ты вернёшься абертаром, а через три года станешь членом сената.

Абертар в Кеофийской империи был по сути дела графом. Выше стояли только имперские наместники, которые правили провинциями и возвышение Нира произошло только благодаря розовому сыру, мраморной говядине и, что самое главное, — колбасам. Император приказал Лане создать специальный сорт колбасы — "Солдатская", которую было бы удобно укладывать в кожаный ранец для продуктов, а Ниру — построить большой цех для их производства, на что отпустил из казны сто тысяч сатернов. Вот этим меня и огорошил абертар. Чего-то подобного я как раз и ожидал. На подворье Теолада все три месяца интенсивно откармливалось ещё и шесть боровов, а десять дней назад я заколол одного, хотя сала на нём было меньше, чем три пальца. Зато оно имело яркий кремово-розовый цвет даже без замачивания в растворе миртуса. Усмехнувшись, я сказал вполголоса:

— Господин Нир, на одной колбасе долго не проживёшь, а потому извольте взглянуть вот на это, — положил перед ним на стол, а разговор на этот раз состоялся в его кабинете, три аккуратных куска розового сала, — и отведайте, каково розовое сало на вкус. Думаю, что оно очень долго не испортится, если, конечно, не держать его на солнцепёке, но и это ещё нужно проверить. А ещё в солдатский ранец с провизией должен входить красный сыр и специальные солдатские хлебцы, которые, если их завернуть в мокрую ткань и подержать над костром, превратятся в большой ломоть хлеба. Что вы на это скажете?

— Из какого молока будет изготавливаться красный сыр, надеюсь не из козьего? — быстро спросил Нир — Кто станет сыроваром, я уже знаю. Скорее всего отец твоей третьей жены.

— Из самого обычного, — ответил я и положил на стол небольшую головку простого сыра, который месяц лежал в слабом, тёмно-красном от миртуса рассоле. Это, так сказать, прототип настоящего красного сыра, но я гарантирую, что даже он не испортится в солдатском ранце. Я видел у Хулуса солдатский ранец и мы сможем сделать так, что в каждый поместится ровно тридцать дневных солдатских пайков, каждый упакованный отдельно и разделённый на три части: лёгкий завтрак, обед и плотный ужин, причём всякий раз солдат получит ещё и кружку вкусного мясного бульона. Это не сложно будет сделать.

Нир покрутил головой, вздохнул и спросил:

— Валент, мы действительно сможем это сделать?

Кивнув, я ответил ему с лёгкой улыбкой:

— Сможем, господин Нир. Повозиться придётся только с хлебом.

— Забудь о хлебе, Валент, — сказал абертар, — сухарная повозка, в которой везут ещё лук и чеснок, сопровождает каждый отряд, а тридцать пайков это будет даже много. Вполне хватит двенадцати. В армии императора именно за этот срок обоз догоняет даже самый быстрый легион пеших воинов. Ты мне лучше вот что скажи, Валент, какой бы ты дал мне совет относительно рабов?

— Самый простой, господин Нир, — сказал я со вздохом, — освободить их всех и, не давая земли, дать каждому хорошее дело. Если вы действительно хотите поставлять провизию в армию, то их будет у вас для этого дела мало, а никакие другие, пока не увидят, что не в земле счастье, ни на какую свободу не согласятся.

Нир Маренис широко заулыбался:

— Именно так я и хотел поступить, Валент. Что же давай к этому готовиться. Как абертар, я могу забрать себе все свободные окрестные земли, а если стану покупать рабов целыми семьями, то смогу купить их по самой низкой цене. Благодаря тебе деньги на это есть. Странно как-то получается, Валент, на вид тебе не дать больше двадцати пяти лет, а зрелостью своих суждений ты можешь посрамить иных мудрых старцев из окружения нашего императора. Будем действовать так, сначала выполним всё, что было намечено ранее, в потом двинемся вперёд. Не будем торопиться, как ты говоришь, Валент, и вот ещё что, тебе я не могу вернуть свободу, раньше, чем через пять лет, но ты отныне будешь жить и одеваться, как луртий. Мне пришлось рассказать императору, что я нашел тебя на берегу реки босого, одетого только в одну рубашку раба и меховую безрукавку. Ты был очень слаб, но быстро пришел в себя и сам, как это и рекомендовано, пешком дошел до моего поместья ни разу не осквернив дорогу даже плевком, чем доказал своё здоровье, покладистость и уважение к империи. После чего стал давать такие советы, что отказаться от них мог только глупец. Года через два или чуть позже, император приедет в поместье Эртуалан, чтобы посмотреть, во что оно превратится благодаря тебе и Хулусу. Что будет с тобой потом, мне неведомо, я не прорицатель.

В кабинете кроме меня и Нира, сидели в креслах его дядя, Хулус и Лана. Эти слова были сказаны больше для неё, чем для меня и я понял, что мне следует не то что бы поговорить с Ниром начистоту, на что он, судя по всему, надеялся, а просто объяснить ему, чтобы мои вещи он спрятал как можно дальше и никому не показывал. Мою догадку подтвердил Лагеус, который сказал:

— Хулус, друг мой, вели отпустить рабов со всех работ и жди нас на их подворье, а я отвезу Лану в дом её родителей.

Как только они вышли, Нир сказал мне:

— Валент, я должен объяснить тебе кое-что...

Улыбнувшись как можно дружелюбнее, я перебил его:

— Не нужно ничего говорить, Нир, начиная с того момента, как выплыл из какой-то реки, я помню всё. Вы поступили так, как это сделал бы любой свободный гражданин империи согласно приказа императора, который гласит: "Если сводный гражданин поймал бездомного бродягу, то ему надлежит обратить его в рабство и держать при себе до тех пор, пока тот не откажется от привычки к бродяжничеству и не заработает денег на выкуп себя из рабства". Ничего не поделаешь, таковы ваши законы. Хотя по-прежнему ничего не помню о том, кто я такой, кое-что мне удалось вспомнить. Не уверен в этом полностью, но я, кажется, побывал в небесной обители Богов. Они одели меня в какие-то странные одежды, повесили на шею и на пояс свои амулеты, а потом посадили в небесную лодку и показали мне Редию с такой огромной высоты, что она казалась маленьким шаром. Потом мы спустились вниз, почти к самой поверхности и Боги высадили меня посреди снежной пустыни. Сделав всего несколько шагов по снежному насту, я провалился и упал в воду. Это была река с очень быстрым течением, но у меня на голове был надет такой шлем, который не пропускал внутрь моего оранжевого одеяния, которое сразу же раздулось, воду. Течение было очень быстрым, а потом я сильно ударился головой об камень и потерял сознание. Первый раз я очнулся тогда, когда падал вниз внутри огромного водопада, а второй, когда плыл чуть ли не по середине широкой реки. В горах, где меня высадили Боги, было довольно холодно, но когда я очнулся, то не увидел на реке льда и вода в ней была гораздо теплее. Мне очень хотелось пить, но если бы я открыл шлем, то тут же утонул. Амулеты Богов утащили бы меня на дно. Поэтому я встретил вас, но вы оказали мне не совсем ласковый приём и всё, наверное, из-за моего оранжевого, почти красного одеяния. Вы наверное, подумали...

— Нет, как раз этого я и не подумал, хотя сначала принял тебя за речное чудовище, — перебил меня Нир, — понимаешь, Валент, я нашел тебя в семнадцатый день месяца Фиурины, Богини, покровительствующей землевладельцам и, чего, уж, там греха таить, тем, кто имеет во владении рабов. Богиня Фиурина никогда не была в списке тех Богов, которых я почитаю более всего и именно поэтому был в тот день в пути. Хотя если мы, реды, будем отмечать празднованиями дни всех Богов, то работать будет некогда. Так что я решил, что тебя мне послали сами Боги и, как теперь выяснилось, оказался прав. Ты ред, Валент, но, похоже, что из какого-то другого мира, а теперь скажи мне, ты хоть что-то помнишь о том, что тебе говорили Боги?

Ничего иного, как соврать, мне не оставалось и я сказал:

— Увы, Нир, помню. Какая-то ослепительно красивая Богиня с высокой причёской и удивительно светлым, буквально светящимся лицом, одетая в хитон небесно-голубого цвета, сказала:

— Ты сын фермера, Валент Карт, так там, где я жил, называют луртидаров. Я поручаю тебе научить редов тому, что ты знаешь и умеешь благодаря науке отца, а память обо всём остальном я у тебя пока что отниму. Реды не должны знать того, что знаешь ты. Поэтому, Нир, я знаю довольно много о животноводстве, несколько меньше о переработке всего того, что оно даёт и ещё меньше о земледелии, а о садоводстве и вовсе ничего не знаю. Да, я такой же ред, как и вы, но я, наверное, всё-таки из другого мира, но раз Боги меня сюда перенесли, значит так было нужно и поэтому, хотя мне и было обидно, что вы ударили меня мечом и сделали своим рабом, у меня нет к вам никаких претензий. С волей Богов ведь не спорят.

— Тем не менее, Валент Карт, я прошу у тебя прощения за тот удар. Мне очень за него стыдно и я рад, что ты не держишь на меня зла. Суровые законы империи запрещают бродяжничество и я был обязан так поступить. А теперь поговорим вот о чём, наш император человек очень сложный для понимания. Он почему-то хочет бросить вызов ред-куарам, хотя те нас ни разу не побеспокоили. Свободной земли и в Редиарте сколько угодно, но столицу империи ещё пятьсот тридцать лет назад перенесли на Куарат, куда за полторы тысячи лет до того времени переселились реды и стали тут ред-куарами. К твоему поясу было прицеплено два амулета, которые явно были оружием Богов и я очень боюсь, что это оружие попадёт в руки императора и потому не знаю, что мне делать. Если я тебя отпущу, то буду наказан не только я, но и все те люди, которые мне дороги. Их могут не только продать в рабство, но и казнить, а мне за то, что я отпустил столь нужного раба, точно пронзят грудь мечом. У меня так же есть такое подозрение, что император через два года захочет выкупить тебя у меня и твоя судьба может оказаться незавидной. Он станет обязательно выяснять, откуда тебе ведомы такие знания, а услышав о том, что тебя перенесли в наш мир Боги, пойдёт на всё, лишь бы ты сам подарил ему оружие Богов. Поэтому я хочу спросить тебя, как нам следует поступить, чтобы обезопасить и тебя, и нас? Все амулеты и одеяния Богов находятся в этом сундуке. Ты можешь забрать их.

Подойдя к сундуку и открыв крышку, я поманил к себе своего, теперь уж точно, спасителя и стал показывать вещи:

— Вот это, Нир, оружие Богов, которое может метать молнии такой силы, что они пробьют стены вашего дома, а самого здоровенного быка зажарят, но дыра в нём образуется такая, что в неё можно будет засунуть голову. К счастью это оружие слушается только меня, но его всё равно нужно надёжно спрятать. Это одежда Богов, которую можно не стирать полгода и она всё равно будет чистой и пахнуть свежестью. Её я тоже не возьму, как и эту защитную одежду. Мне хотелось бы взять эту обувь, она очень удобная, но я и этого не сделаю. Вот этот амулет — голос Богов, но мне рано их вызывать. Да, они и сами вызовут меня с помощью моего самого малого амулета. Один запоминает всё, о чём я говорю, и, как я думаю, Боги с его помощью видят всё и слышат меня, а второй — амулет здоровья. Единственный амулет, который я всё же возьму, вот этот. Это кинжал Богов. Всё остальноё, Нир, я прошу вас спрятать как можно дальше. Вы недавно сказали при Лане, что на мне была надета только рубашка раба и меховая безрукавка. Это же самое должны говорить все, кто был в том обозе.

— Не волнуйся, — сказал Нир, — кроме меня тебя видел только Хулус, с которым ты уже успел подружиться, и четверо лично преданных мне парней. Они не проболтаются. Это они переодели тебя в фургоне Хулуса и даже его жена тебя не видела.

Сложив все вещи обратно, я прицепил тесак к поясу и мне сразу же сделалось на душе веселее. Благодарно поклонившись Ниру, я сказал ему с весёлой улыбкой:

— Господин Маренис, давайте поступим так. Вы будете хранить мои вещи до той поры, пока Боги не призовут меня туда, где смогут забрать на свой небесный корабль. Всё, что мы наметили с Хулусом, будет исполнено. В том числе император получит от вас самые лучшие солдатские пайки, вкусные, питательные и очень полезные для здоровья. Ещё я постараюсь создать для них какие-нибудь лекарства. Это всё не оружие, так что никакого греха в этом не будет. Боги лишили меня памяти только потому, что я знал что-то об очень мощном оружии, а они любят редов и не хотят, чтобы они гибли напрасно, из-за прихоти какого-то человека, пусть даже и императора. Когда в поместье Эртуалан заявится император, всё будет так, как решат Боги, но он не узнает от меня ничего, кроме того, что увидит собственными глазами. Так что готовьтесь, мы с Хулом уже завтра начнём преображать ваше поместье. Жаль, что я не помню во всех деталях, каким было поместье моего отца, но могу вам сказать честно, если не считать того, за пределами усадьбы царит самый настоящий кошмар, то оно намного прекраснее. Особенно меня поразили в нём ротонды. Это нечто такое, чего я точно никогда не видел. Теперь моя задача заключается в том, чтобы и всё остальное соответствовало усадьбе.

Нир робко улыбнулся и попросил:

— Валент, можно мне подержать в руках кинжал Богов?

— Запросто, — ответил я, достал тесак из массивных прямоугольных ножен с хамелеоновым покрытием, достал из круглой, длинной ребристой рукояти пятисантиметровой длины цилиндр бритвы, закрыл крышку и протянул ему рукоятью вперёд, — только будьте осторожны, лезвие у него чрезвычайно острое.

После этого я достал из-за пазухи аптечку, выпустил цепочку на всю длину, сел в кресло и принялся, глядясь в неё, как в зеркало, бриться. Редийские бритвы мне уже изрядно надоели, а эта ультразвуковая бритва не только сбривала каждый волосок, но ещё и массировала кожу лица. Нир с восхищением смотрел на чёрный, матовый клинок с радужной кромкой лезвия и зазубренной сдвоенной пилой с мощным электроприводом, которая брала прочнейшую сталь. Клинок не был стальным. Тесаки космодесантников изготавливали из каких-то сверхпрочных сплавов и они были многофункциональными. Ещё бы, ножны были шириной в мою ладонь и толщиной в два сантиметра, хотя толщина клинка была всего шесть миллиметров. Вот теперь у меня имелась целая куча инструментов, тонкий, гибкий электронный бинокль-пластина и даже небольшой, но мощный микроскоп и лазерный спектрограф. Ох, чего только не натолкали в тесак инженеры из военного ведомства и большую часть этого добра я ещё не изучил.

— Ты бреешься? — удивился Нир возвращая мне тесак — Удивительными вещами пользуются Боги. Интересно, а кинжал богов сможет перерубить редийский меч? Наверное, сможет.

— Без особого труда, — ответил я, пряча бритву, — но давайте не станем портить ваш меч. Лучше я его вам его заточу с помощью ножен кинжала богов. Поверьте, Нир, во-первых, ваш меч будут самым острым на Редии, а во вторых, если сталь у него прочная, то вам уже больше никогда не придётся его точить. Меч, заточенный точильным камнем Богов, это страшное оружие. Другой точно такой же, он перерубит, словно хворостину, но сталь должна быть очень хорошей, иначе заточка не получится максимально острой и долговечной.

Нир моментально оживился и бросился к стойке с оружием, с которой взял два меча и кинжал. Положив их на стол, он с гордостью сказал, указывая на один из них:

— Это меч моего отца. Он погиб из-за того, что доверил одному мерзавцу присматривать за рабами, а тот стал их нещадно истязать и всего за четыре недели дело дошло до бунта. Мне тогда было девять лет, Валент, и с тех пор я стараюсь быть по отношению к рабам как можно более человечным, вот только с тобой обошелся очень неласково, о чём сейчас сожалею.

Вынув меч с клинком длиной в девяносто сантиметров, я не был им очень-то впечатлён, но теперь-то мне известно, что самая лучшая сталь не имеет никакого рисунка, как ты её не полируй. Этот меч был очень хорошо отполирован. Когда я приложил точильное устройство, которое не столько затачивало лезвие, сколько уплотняло его силовыми полями пусть и малой площади, зато огромной напряженности и тем самым меняло структуру металла, на ножнах загорелся не зеленовато-желтый и не зелёный, а ярко-синий индикатор, отчего я причмокнул губами и ошарашено промолвил:

— Обалдеть можно, Нир. Вы только посмотрите, что показывает точильный камень Богов. Это очень хорошая, да, что там, просто великолепная стали и результат будет превосходным.

Мой пленитель-спаситель-благодетель застенчиво улыбнулся:

— Неужели? Но эта чёрная, как ночь, сталь Богов всё же прочнее.

Отложив меч, я взял тесак, вложил его в точильное устройство и насмешливым голосом сказал:

— Ну, и что мы видим? Всего лишь густо-синий огонёк, только не забывайте, Нир, это сталь сваренная Богами, а ваш меч изготовил ред, а не Бог. Так что ваши кузнецы знают в этом деле толк. Вы видите на лезвии тонкую радужную кайму? Это означает наивысшую степень остроты. Если на этот кинжал сядет муха, то она развалится на две половинки под собственным весом. Бьюсь об заклад, что на вашем мече тоже появится сверкающая кайма.

Вернувшись к прерванному занятию, я снова установил меч отца Нира, о котором когда-то подумал плохо, вертикально, приложил к нему точащее и опресовывающее приспособление ножен и медленно провёл им по всей длине клинка сначала по одной, а потом по второй режущей кромке. Как я и предполагал, на режущей кромке, как и на тесаке, появилась золотисто-радужная кайма не толще волоса, но что самое удивительное, металл миллиметра на четыре вдоль всего лезвия потемнел и клинок сделался миллиметра на три уже. Восхищённо глядя на него Нир, а он всё это время стоял затаив дыхание, спросил:

— Валент, это что же, меч моего отца превратился в меч Богов?

— Что-то очень близкое к этому, Нир, — пробормотал я, — давайте-ка проведём натурный эксперимент, ради которого можно пожертвовать каким-нибудь плохоньким мечом. С помощью точильного камня я его быстро найду среди ваших клинков.

Через несколько минут такой нашелся. Точильный камень Богов возмущённо замигал красным цветом, а ведь это был весьма дорогой меч, причём с серым узором на клинке. Сначала его держал в руках хозяин и я далеко не самым сильным ударом отрубил тесаком его кончик, после чего взял в руки и Нир Маренис перерубил меч в куда более широкой части пополам, после чего возмущённо фыркнул:

— Сегодня же прикажу отвезти обрубки этого дерьма тому кузнецу, который выковал сей, так называемый, меч.

— И тем самым вы укажете кому-то на то, что владеете таким оружием, которого нет больше ни у кого, — сказал я, — лучше пусть это останется вашим секретом. Давайте я заточу вам кинжал и ещё вот этот меч, а потом вы подумаете, чьи мечи нуждаются в заточке точильным камнем Богов, и они также станут острее и прочнее. Нир, кинжал богов обладает одним очень полезным свойством. С расстояния в несколько метров он практически не виден на мне, так как сливается с одеждой и я не стану никому показывать, что он из себя представляет. Поверьте, я бы предпочёл оставить его в сундуке, но у него имеется скрытая в ножнах цепочка и я могу повесть его на шею вместе с остальными амулетами. Будет тяжеловато, но я думаю, шея от этого не переломится. В кинжале Богов имеется много очень нужных мне приспособлений и инструментов, с помощью которых я смогу сделать немало полезных вещей. Правда, пока тут не появится император, я всё же буду носить его на поясе.

Вскоре мы отправились на Рабский двор, где Нир объявил рабам о своем решении, немедленно дать свободу всем, кто хочет получить от него не земельный надел, а с моей помощью стоящее дело. Тем, кто хочет "сесть" на господскую землю, было предложено ждать до следующей весны, но таких не нашлось. Вторым пунктом шло — четыре девушки станут свободными только после того, как каждая из них побудет четыре месяца моей женой. Таким было повеление императора. Правда, как раз эти красотки именно этого желали больше всего, так как имели перед своими глазами живой пример — Экалану, которая мало того, что заполучила в свои руки такой бизнес, благодаря которому была представлена императору, так ещё и мужа-дворянина и сама также стала дворянкой, то есть по-редийски луртиарой, причём уже сейчас очень богатой. Три девушки получили также вот ещё какой бонус, госпожа Кассама забирала их к себе в обучение.

Мне же досталась в жены вторая девушка семнадцати лет от роду, а всего же я должен был стать мужем как минимум восьми красоток и что самое любопытное, три девушки, которых продали, а точнее сдали в аренду в соседнее поместье, так как они были очень заботливыми няньками для детей рабов, в срочно порядке возвращались в поместье Эртуалан. Помимо жены я получил от щедрот Нира ещё и прекрасный дом о двух этажах с подворьем, конюшней на три жеребца, шикарной пароконной двуколкой, тремя слугами-колонами, а моим соседом стал Хулус. Ему построили рядом второй дом и вот что характерно, оба дома находились в черте хозяйской усадьбы и это были очень добротные и красивые дома. В свой новый дом я поехал в двуколке вместе с Миломеной Кагерарис. Там нас ждала уже вся её семья, а также Хулус и Тевирия, его жена, так что мы отпраздновали наше "бракосочетание" ужином с вином.

Самым большим подарком было, что с нас сняли рабские ошейники и заменили их витыми бронзовыми браслетами наполовину свободных людей. На следующий день я проснулся очень поздно, часов в одиннадцать утра. На этот раз меня никто не стал тревожить никакими проверками. Мила оказалась замечательной девушкой, очень страстной и решительной, но я довольно сильно окреп и потому отделался куда меньшим количеством синяков. Родители Милы и её сёстры временно поселились у нас. На пастбище отправился вместо меня Илур, которого очень полюбили мои козы, а вместе с ним в качестве снайпера один из дворян, конных лучников. Поэтому я сразу же отправился к Хулу и мы приступили к работе. Наступила всего лишь середина лета и времени до холодов было вполне достаточно.

В поместье работало почти шестьсот строителей, а потому уже через три недели построили первую козью овчарню с выгоном и это было на редкость красивое сооружение. Козочкам она очень понравилась ещё и потому, что вместе с полуметровым слоем дёрна на выгон было перенесено четверть гектара козьей травы, короткой, но такой жесткой и упругой, что её даже козы не могли вытоптать. Щипали они её не очень охотно, по-моему просто из принципа, а потому куда больше проводили времени возле богатых кормовых столов, где для них готовили деликатесы целых три семейства во главе с Илуром Кагерарисом. Он был козьим шеф-поваром. Корм для коз развозили в четырёх больших, на три тонны, пароконных кормосмесителях. Два кормоприготовительных комплекса с небольшим цехом по изготовлению премиксов были построены на неделю раньше и потому мастера по приготовлению козьего корма уже успели набить руку.

После этого каждый день вводилось в строй по одной овчарне и вскоре их уже стояла целая улица. Козье молоко полилось чуть ли не рекой, но что самое главное, козам, каждая из которых имела персональное тёплое и уютное место, не грозила никакая опасность. Доили их в отдельном зале, большом и светлом, куда они сами прибегали, чтобы получить из рук доярок и дояров своё самое любимое лакомство — солёное козье печенье. Попутно строилось ещё десять овчарен с домами и подворьями, так как подрастали молодые козочки, а в следующем году снова ожидался приплод. Всё молоко, которое надаивали от коз, шло на производство знаменитых розовых сыров, для чего была построена новая сыроварня, капитальное каменное здание и пробивалась в известняке ещё одна штольня под землёй. В поместье строились также, но уже совсем на отшибе, свинофермы, а на другом конце — молочные и откормочные фермы.

На производство мраморной говядины "село" ещё три семьи бывших рабов. Хозяйство не смотря на то, что вошло в зиму, а это самый тяжелый этап в животноводстве, приносило очень большую прибыль как людям, так и хозяину. Нир скупал рабов десятками семей и многих чуть ли не принудительно "сажал" на землю, объясняя, что всю продукцию у них будут покупать на месте. Поэтому всего за два года поместье Эртуалан превратилось в крупную сельскохозяйственную компанию, в которой работало двенадцать тысяч человек. Нир Маренис стал крупнейшим поставщиком мяса и сыров в столицу, но что самое главное, провианта в армию. Мне всё-таки удалось заменить армейские сухари на разбухающие на пару хлебцы, хотя для этого и пришлось пойти на определённую хитрость.

То, чего легко добивались в двадцать четвёртом веке, было весьма затруднительно произвести где-то то ли в пятом, то ли в седьмом, я ведь не историк, чтобы судить об этом. Для того, чтобы хлебец, твёрдый, словно козье печенье, превратился в большой ломоть хлеба, пришлось изготовить ещё и медный, луженый изнутри, уплощённый и слегка выгнутый солдатский котелок с пропарочным лотком. Налил в него на треть воды, подвесил над костром, закрыл крышкой и жди, когда ломоть хлеба её поднимет. Потом настрогал в него солдатской копчёной колбасы, всыпал специальной распаренной крупы, налил снова воды, довёл до кипения, вот тебе и полный котелок вкусной каши, а к ней свежий хлеб, кусман розового сала в пол ладони, такой же брусок красного сыра, а к ним пара луковиц и головка чеснока.

Император был в восторге и в сухарных повозках везли теперь ещё и маленькие мешочки с распаренной крупой. К сухарным повозкам добавились также водяные, которые представляли из себя положенную на бок бочку с краном с угольно-серебряным фильтром, который очищал до кристальной чистоты даже самую мутную воду и к тому же обеззараживал её и делал слегка розоватой и очень вкусной. К тому же она стала ещё лекарством от желудочно-кишечных заболевания и солдаты уже не мучились животом. Точно такие же фильтры покупали себе зажиточные граждане, заботящиеся о здоровье. Так что приезда императора я ждал с некоторой опаской. В то, что он положит на меня глаз, я был полностью уверен.

Глава 11

Очень болезненное решение проблемы

Нир, с которым мы давно уже перешли на ты не смотря на разницу в возрасте, он был на восемнадцать лет старше меня, очень обиделся, когда я потребовал медников срочно изготовить мне рабский ошейник, да ещё искусственно состарить его и к тому же переоделся в одежду раба, которую было трудно найти в Эртуалане, уже ставшем городом с населением в девяносто семь тысяч человек, очень красивым и богатым, наверное самым богатым в империи. Правда, посопев немного, он всё же согласился со мной и махнул рукой:

— Твоя взяла, Валент. Ты, как всегда, прав.

— Увы, и ах, Нир, — улыбнулся я, — пойми, если он проехал мимо полгода назад, значит точно что-то замыслил и через месяц жди беды. Поверь, этот тип намерен запрячь меня в работу таким образом, чтобы я осчастливил его как минимум оружием Богов, а я даже если бы и знал, что оно из себя представляет, не стал бы этого делать.

Вот ведь как всё совпало, через месяц должно было исполниться ровно три года, как я попал на Редию, и в этот же самый день в Эртуалан должен был торжественно въехать император Тенуриз, для чего даже была специально проложена новая, совершенно прямая дорога и построена триумфальная арка, словно этот хмырь болотный одержал над кем-то победу. У меня к этому времени дела сложились таким образом, что я попрощался со своей десятой женой-рабыней, а поскольку все эти полгода терзался сомнениями, оставил ей дом, а в придачу к нему отличную мануфактуру по производству солдатских и офицерских сапог. Кожу ведь надо было куда-то девать. Помимо этого в Эртуалане производили также пуговицы, пряжки, конскую сбрую со стременами, отличные сёдла, не чета прежним и многое другое.

Любая продукция, произведённая мастерами города, расходилась на ура во всей империи, а ведь я всего-то и делал, что изготавливал простенький макет изделия, а всё остальное доводил до ума Хулус и несколько башковитых парней. Редийцы и без меня прекрасно освоили очень многие ремёсла, так что я всего лишь в "массовом" порядке вносил в этот мир идеи новых, нужных и полезных всем и каждому вещей. На Земле они были известны тысячелетиями, а на Редии до них просто не додумались, как, например, до седла-вестерн, подбитого мехом, с жестким и довольно большим ленчиком, подпругами и широкими стременами, благодаря которому кавалеристы теперь смело пускали лошадей в галоп. Это было единственное изделие, предложенное мною, которое могло использоваться и всё шире использовалось в военных целях вместо прежних сёдел, больше похожих на тюфяки с мягкой, ремённой лукой, из которых вылететь — раз плюнуть. Кроме них армия не получила больше ничего, если не считать прочные и удобные кожаные сапоги, провиант и системы водоочистки со сменными картриджами, которых хватало минимум на полгода.

Именно это обстоятельство и внушало мне тревогу. Мы сидели с Ниром в маленькой, уютной ротонде, стоящей позади храма, который он построил в честь Богини Фиурины, и пили холодный зелёный чай. Мой друг смотрел на меня с тоской во взгляде и то и дело вздыхал. Ему было неприятно видеть меня в одеянии раба, но я был прав, мне нужно было привыкать к этой роли и я пришел к нему в это утро только для того, чтобы попросить его приютить меня в своём доме. Иника, моя последняя жена, которую я покинул сегодня утром, безутешно рыдала, ведь мы могли оставаться вместе ещё целый месяц, но я был непреклонен. К своим женам я относился точно так же, как к подружкам во время обучения в лётке. Там действовало строгое правило, даже если небо обрушится на землю, курсант всё равно отправится на субботу и воскресенье в город. Внезапно я услышал за своей спиной взволнованный голос Хула:

— Вот вы где! А мы вас уже обыскались.

— Это ты обыскался, — проворчал Лагеус, — а я тебе сразу сказал, что они, скорее всего, в Малой ротонде. Вал, мальчик мой, у Хула для тебя есть очень неприятные новости.

Вяло махнув рукой, я с тоской в голосе сказал:

— Догадываюсь какие, дядя Лагеус. Наверное, кто-то из друзей Хула при дворе императора, послал с нарочным весточку, что император намерен вытрясти из меня секрет вундервафли.

Мои друзья уже знали, что так я называю чудо-оружие. Оба вошли в ротонду, подсели к столику и Хулус проворчал:

— До чего же ты догадливый, Валли. Такой догадливый, что мне тебя порой задушить хочется. Хотя прошло уже три года, ты ведь так и не обрёл силы даже десятилетнего ребёнка, а тебя, скорее всего, ждут самые настоящие пытки. Хуже того, парень, ты по-прежнему упрямо отказываешься сбежать.

— Чтобы подвести под меч императора двух своих самых лучших друзей, Хул? Никогда в жизни. Да и тебе может не поздоровиться, парень, а у тебя двое маленьких детей. Поэтому будет, что будет. Боги не выдадут, свинья не съест и хватит об этом.

Лагеус пристально посмотрел мне в глаза и тихо сказал:

— Валент, друг мой, у тебя есть только один способ спасти свою жизнь не рискуя нашими, но тут тоже есть риск.

— Какой, дядя Лагеус, — уныло спросил я, так как подтвердились мои подозрения, — попросить Богов, чтобы они забрали меня отсюда? Так это они уготовили мне какое-то очередное испытание.

— Именно про это я говорю, мой мальчик, — сказал Лагеус, — Боги не дали мне сына, но послали тебя. Поначалу я очень завидовал твоему уму, но потом полюбил, как родного сына и ты мне так же дорог, как Нир, мои дочери и внуки. Мальчик мой, ты должен обязательно стать ред-куаром. Именно это испытание ниспослано тебе Богами. Да, я знаю, ты очень страшишься этого, но послушай мою историю. Как ты знаешь, я был на двенадцать лет старше Талга и меня когда-то, ещё при жизни отца нынешнего императора, влекла к себе карьера военного. Я был командиром сотни конных лучников, когда нашему полку было приказано отправиться на разведку в Элерийскую степь и пройти как можно дальше на восток. Три с половиной недели мы петляли по степи сбивая со следа ред-куаров, но в конце концов они нас выследили. Точнее просто дали нам забраться в их владения поглубже и однажды ночью налетели со всех сторон. Они пронеслись через наш лагерь, как тени и захватили в плен всех, кроме меня потому, что я только что закончил обход и лёг спать не вместе со всеми, а под коновязью и как только услышал слабые вскрики своих боевых товарищей, то вскочил на коня и обнажил меч, чтобы сразиться, но кто-то в темноте засмеялся, стеганул моего жеребца по крупу и он поскакал в степь прочь от лагеря. Через два с лишним часа, уже светало, я вернулся к лагерю и увидел, как старики, женщины и дети деловито собирают всё, что осталось в нём. Хотя у меня в руке был меч, они смотрели на меня с улыбками и выглядели очень приветливыми. А потом ко мне прилетела огненная пиявка и подлетела к моему лицу. Все ред-куары радостно закричали и захлопали в ладоши, но я немедленно отвернулся от неё и повернул коня. Даггенария, так они называются на самом деле, пожужжала и улетела, а ред-куары огорчённо вздохнули. Через пару минут подъехала двуколка, в которой сидел пожилой, совершенно лысый дагген-куар и с укоризной сказал: — Ну, что же ты, Лагеус, ты ведь мог одолеть её и стать истинным сыном Богов, а всё твоя глупая мечта стать великим воином. Кому они нужны, эти дурни, размахивающие железками? Возделывать землю, выращивать скот и кормить людей, вот самое благородное дело на свете, а воевать и убивать ни в чём неповинных людей это преступление, мой мальчик. Ладно, тебе сейчас соберут в дорогу всё, что нужно и двое наших балбесов, которые тоже большие любители размахивать мечами, проводят тебе до границы. Всех ваших мы приведём к границе ровно через пять лет день в день и ты о них не беспокойся, Все они живы и здоровы, а если кто-то захочет присоединиться к нам, то лишь по воле Богов. Мы к себе никого не зовём, насильно в плен не захватываем, но всех, кто пересекает границу и упорно стремится проникнуть вглубь наших владений, задерживаем. Так что у твоих товарищей появилась прекрасная возможность посмотреть, как мы живём. О них есть кому позаботиться и потому тебе нет нужды волноваться о их судьбе, а теперь запомни, что я тебе скажу, мой мальчик. Ты очень отважный паренёк душа твоя чиста, хотя тебя нельзя назвать таким уж невинным человеком, а руки не обагрены кровью. Поэтому твоя даггенария прилетит к тебе ещё раз. Укус её кажется очень болезненным только первые несколько секунд и тебя охватит ужас, но если ты переборешь свой страх и бросишь ей вызов, мысленно скажешь: — "Тебе меня не испугать ни болью, ни наваждением. Я сильнее тебя и потому тебе меня не сломить". И ты сразу же почувствуешь облегчение и великую радость. Первая победа над дагеннарией самая сладостная, это ведь малое испытание истинного человека на прочность, твёрдость характера и силу духа, а второе ты пройдёшь уже в степи, сынок, но ты можешь сделать и иной выбор. Тебе решать. Мне действительно собрали в дорогу всё необходимое и даже навьючили двух лошадей и указали дорогу. Едва я, даже не попрощавшись, уехал, как, словно из-под земли, справа и слева от меня выросли два могучих, огромных куарата. На шее одного, который побежал справа, сидела прекрасная, но очень сердитая юная девушка, которая метала в меня из своих огромных глаз молнии, а слева её отец, могучий воин, который каждой клеточкой своего тела излучал такую мощь, что я невольно подумал: — "И с такими воинами хочет сразиться наш император? Да они же нас отшлёпают, как детей". Они всё время следовали рядом со мной и не говорили ни слова. Через трое суток мы были на границе и за это время, глядя на эту прекрасную, юную, но грозную Богиню степей, я влюбился в неё без памяти, но не посмел сказать ни единого слова, а возле высоченного каменного тура, сложенного из громадных глыб, которые ред-куары принесли к этому месту на своих плечах, из глаз девушки брызнули слёзы и она ускакала прочь. Вот тогда-то её отец и сказал мне: — "Болван, моя дочь специально дала тебе ускакать потому, что полюбила тебя в ту же секунду, когда увидела, как быстро ты вскочил на коня. Не знаю, чего стоит любовь ваших девушек, но моя Лэури любила бы только тебя одного и так, что ты стал бы равен по силам Богу". Мои глаза заполнились слезами и я сказал в ответ: — "Но я ведь прогнал свою даггенарию, твоя дочь никогда не стала бы женой простого реда". Вздохнув, отец девушки покрутил головой и усмехнулся: — "Да, вы, реды городов и каменных дорог, ничего не чувствуете. Стоило тебе только позвать даггенарию, как она тотчас явилась бы. Ладно, всё уже в прошло. Езжай домой, парень, а ведь ты смог бы стать не просто мерад-куаром, а дагген-куаром, иначе старый Визенрад не приехал бы на тебя посмотреть". Когда я вернулся в лагерь и рассказал обо всём, кроме своего разговора с дагген-куаром и отцом прекрасной Лэури, меня отдали под суд, но судьи не нашли в моих действиях состава преступления. Тем не менее, службу в армии я оставил, хотя и только через двенадцать лет. Трагически погиб мой младший брат и я вернулся Эртуалан. Теперь ты понимаешь, мой мальчик, почему я женился так поздно. Больше двадцати пяти лет я тосковал по прекрасной Лэури и проклинал себя за то, что не обратился к ней с вопросом. Она бы мигом объяснила мне, что я должен сделать. Рассказываю же я тебе об этом вот почему, Валент. Через три недели в Тинадтикар приедет целый отряд из ста двадцати ред-куаров, которые, как поговаривают, станут на пять лет рабами нашего император и я догадываюсь, почему. Император отложил все свои дела и собирал в Старом Свете, да и в новых провинциях империи тоже самых могучих воинов, выбирая в основном тех, которые не моргнув глазом перережут горло ребёнку, и таких набралось немало, девять с половиной тысяч. Среди них немало отъявленных преступников. Ред-куаров, насколько я знаю, поселят в специальной тюрьме, пристроенной к зданию императорского цирка, и на его арене будут теперь происходить не спортивные состязания и бои гладиаторов, в которых всё насквозь фальшивое, и кровь, и смерть, если они не убивают раба, приговорённого к смертной казни, а настоящие смертельные бои между лучшими воинами империи и ред-куарами. Поэтому, Валент, ты должен одержать победу над даггенарией, стать ред-куаром и после этого не просто отказаться работать на нашего императора, но ещё и как-то его оскорбить и унизить. Тогда тебя обязательно отправят на арену цирка, чтобы тебя казнили ред-куары. Наш император не только жесток, но ещё и очень хитёр. Единственная наша проблема, это как нам так замаскировать круглый, узорчатый шрам в виде лунки, который останется от укуса даггенарии, чтобы император его не увидел. Вот над этим нужно будет хорошенько подумать. За всё остальное я не волнуюсь. Даггенария наделит тебя такой силой, что рядом с тобой уже наш друг Хул станет слабаком. К тому же ты возьмёшь с собой всё оружие Богов. Кинжал Богов повесишь на цепочке на талию, она ведь такая прочная, что наша сталь её не берёт, а к ней прицепишь метатель молний. Под рубахой раба и безрукавкой их будет невидно, но перед тем ты ещё здесь расскажешь Тенуризу о своей встрече с Богами, так что он побоится снять с тебя амулеты силой и постарается найти причину, чтобы казнить тебя руками ред-куаров. Вот им-то ты и должен будешь показать свой круглый шрам. После этого ред-куары немедленно заберут тебя к себе, мой мальчик.

О том, что император может грохнуть меня каким-то другим способом, я даже и не подумал. Меня куда больше интересовало совсем другое и потому я спросил:

— Дядя Лагеус, как замаскировать шрам, это для меня не проблема. Проблема заключается в другом, где найти даггенарию? Они облетают Эртуалан десятой стороной. Месяца два назад, в самый разгар зимы, люди видели чуть ли не стаю даггенарий, которые летели по направлению к нашему городу, а потом, словно в стену упёрлись, и полетели куда-то через реку.

Лагеус пристально посмотрел на меня и спросил:

— Что ты собираешься сделать с шрамом, Валент? Я вот уже больше часа думаю над этим и ничего умного в голову не пришло.

Сняв с шеи аптечку космодесантника, я открыл крышку и показал друзьям своё медицинское богатство:

— Это набор юного хирурга, который Боги вложили в амулет здоровья. Как вы видите, здесь есть два скальпеля, ножницы, пинцет и все они изготовленный из чёрной стали Богов. Тут есть всегда влажная салфетка, чтобы очищать раны, она не впитывает в себя кровь, а превращает её в коричневый порошок, который легко вытряхивается из неё и потому практически вечная. Это иглы и нитки, чтобы зашивать раны, специальное желе, чтобы их заживлять, а вот это кожа Богов. Она нужна для того, чтобы залечить самые сильные ожоги, но я не думаю, что на арене императорского цирка меня станут поджаривать. Да, теперь я понимаю, зачем Боги снабдили меня всей этой медициной. Дядя Лагеус, с её помощью кожи Богов я легко смогу скрыть шрам. Сейчас я тебе это покажу. Вот, смотри, — я показал Лагеусу небольшой шрам на левой руке, — это мне оставила отметину небольшая капля олова. Сам понимаешь, тратить на такую пустяковую болячку кожу Богов или какое-то другое их лекарство я просто постеснялся. Это совершенно не тот случай.

Достав пакетик длиной в двенадцать, шириной в четыре сантиметра и толщиной в три миллиметра, в котором находилось полтора квадратных метра искусственной кожи, я настроил тонкий пластиковый фильер на ширину в десять миллиметров и вытянул из него пятнадцать миллиметров этого биоматериала кремово-розового цвета. Мне пришлось наложить три кусочка, чтобы кожа в этом месте сделалась ровной. Первые десять минут заплатка ещё выделялась на моей загорелой руке, а потом потемнела. Никаких следов шрама не было видно. Этот "пластырь" сделал мою кожу ровной гладкой.

— Лагеус возмущённо сказал:

— Но ведь тогда ред-куары не смогут узнать в тебе своего собрата, Валент. Этот способ не подходит. Закрой свой амулет.

— Как бы не так, дядя, — усмехнулся я сорвал искусственную кожу и быстро прилепил её старику над левой бровью, где у него виднелся небольшой, белый шрам, — ты можешь теперь умываться, даже почесать это место, только не сдирай кожу в ближайшие три недели, а потом она к тебе так прирастёт, что ты её сможешь отодрать только с кровью и мясом. Поэтому на счёт шрама на лбу я не волнуюсь. Меня волнует совсем другое — где взять хоть одну даггенарию?

Махнув рукой, дядя Лагеус ворчливо сказал:

— Сама явится, Валент. После того, как вернулся из Элерийской степи, я стал наводить справки о ред-куарах и через несколько лет узнал, что любой человек может вызвать даггенарию и сделать это совсем не сложно. Нужно просто мысленно бросить ей вызовы, но ни в коем случае не оскорблять и она обязательно прилетит. Обо всём остальном ты и так знаешь. Если ты негодяй и мерзавец, но тщательно это скрываешь от людей, то даггенария наделит тебя великой силой Богов, но при этом отнимет у тебя разум. Ты не такой, Валент, ты, конечно, очень эмоциональный и вспыльчивый человек, но ты очень хорошо умеешь себя контролировать, хотя не это главное. Ты чист душой, мой мальчик, и хотя по своей натуре воин, никогда не причиняешь вреда тем, кто этого не заслужил, но самое главное, твои руки чисты, ты не убийца и не насильник. Поэтому...

— Тебе незачем меня уговаривать, дядя Лагеус, — перебил я старика, — ради вас и ваших близких я готов бросить вызов всем даггенариям, ведь вы на Редии заменили мне мою семью. — достав из ножен тесак с лезвием длиной в сорок сантиметров, почти меч, я положил его на стол — Поэтому не станем откладывать этого дела. Надеюсь, что даггенарии не заставят себя долго ждать, а гормональная перестройка моего организма произойдёт быстро и к приезду императора я наберусь сил, но он об этом ничего не узнает.

Старый, мудрый и добрый дядя Лагеус усмехнулся:

— Ох, уж, мне эти мудрёные словечки, которых ты нахватался у Богов, мой мальчик. Но я, как это ни странно, понял, о чём ты сказал. Да, силы в тебе прибудут очень быстро и уже к завтрашнему утру ты сможешь скрутить Хула в козий рог, если и вовсе не стереть в порошок. Впрочем, с друзьями ред-куары так никогда не поступают. Они вообще ни перед кем не выставляют напоказ свою силу. Мужество и силу воли — да, но только не физическую силу и воинское мастерство. А теперь мысленно представь себе даггенарию, поприветствуй её и так же мысленно брось ей вызов. Поверь, она прилетит.

Даггенарий я видел только нарисованных Хулом. Он очень хороший художник. Поэтому мне было не так уж и сложно представить себе это странное и непонятное летающее существо, вот только когда я закрыл глаза, то увидел перед своим мысленным взором десятка три даггенарий, улыбнулся с закрытыми глазами, и мысленно сказал:

— Я приветствую вас, мои маленькие огненные судьи. Во мне нет ни капли страха перед вами. Летите ко мне, хоть все вместе, раз я вас вижу такой большой толпой. Я вызываю вас на поединок. Испытайте же меня в нём и мы узнаем, достоин ли я скакать по степи верхом на куарате? В том, что я достоин, у меня нет никаких сомнений, а вы уверены в том, что сможете победить меня? Ну, попробуйте сломать меня и я докажу вам, что номрадеры это очень крепкие ребята. Да, Боги не дали нам большой физической силы, но разве в ней всё дело? Вам ни за что не сломить меня, мои огненные судьи.

Мысленно высказавшись так, я замер с закрытыми глазами и представил себе, как будет происходить наш поединок, но несколько иносказательно. Даггенария стала огненным великаном, а я худощавым, мускулистым, но всё-таки хрупким на вид юношей, таким, как я прилетел на Землю. Мы состязались в борьбе на руках и я, сцепив зубы, не дал огненному великану опрокинуть мою руку. Глядя в его сеющиеся огненный глаза, я мысленно говорил ему: — "Номрадеры не сдаются, их невозможно сломить. Их можно только убить. Физическая сила ничто — сила духа всё. Делай всё, что тебе угодно с моим телом, но ты не сломишь моего духа. За мной стоит Номрад, моя настоящая родина, мои друзья номы, а их миллиарды и я их никогда не предам, ведь они мои друзья. Мою руку поддерживает мой отец, а вместе с ним миллионы таких же номрадеров, как и он. Мы давно бы объявили Земле войну, но эта планета тоже наша родина, а мы не хотим проливать кровь невинных. Если номрадеры кого и убивают, то только кровавых, обезумевших от своих низменных страстей ублюдков, но разве вы не делаете то же самое с редами? Вы сдёргиваете с тех из них, кто давно уже является чудовищем, маски и тогда реды и даже ред-куары убивают их без малейшего сожаления и угрызений совести. В моём мире вас нет и потому мы вынуждены искать иные пути, чтобы воздать по заслугам преступникам. Я номрадер, а потому ненавижу всех кровавых ублюдков и хотя не убил ни одного из них, месть всегда переполняла меня. Вот и подвергните меня суду за это, но вам меня всё равно не сломить".

Не знаю, сколько времени прошло, дядя Лагеус сказал мне потом, что чуть больше двух часов, прежде чем я поднялся из кресла, вышел из ротонды, сделал несколько шагов в сторону от дорожки, мощёной камнем, и, выпрямившись во весь рост, встал, как в строю, по стойке смирно. Причём проделал всё это с закрытыми глазами, но ни разу не оступившись и не дрогнув. Открыв глаза, я увидел стайку огненных даггенарий которые, образовав в воздухе круг в полметра, летели к ротонде через парк. Они тихо жужжали в полёте шелестели крылышками. Когда до меня им осталось лететь пять метров, даггенарии остановились и ко мне полетела из самого центра огненного круга одна. У даггенарий большой рот, четырнадцать миллиметров в диаметре, окруженный крохотными желтыми зубками, в котором шевелятся огненно-алые язычки, и почти такие же большие глаза. Огненная судья подлетела ко мне и стала пристально смотреть мне в глаза, а я улыбнулся ей и мысленно спросил: — "Ты готова к поединку со мной? Лично я готов, а раз так, то начинай".

Не знаю, слышала меня эта маленькая огненная бестия, но она метнулась ко мне, вонзилась в лоб прямо над переносицей и передо мной мгновенно разверзся огненный ад, который я мало того, что увидел воочию, так то яростное пламя, которое вспыхнуло передо мной, ещё и принялось терзать меня так, словно меня поставили перед дюзой ракетного двигателя. Хуже того, изнутри меня тоже охватил огонь. Мне стало нечем дышать и я почувствовал, как горят все мои внутренние органы. На мгновение меня охватил ужас, огонь это всегда неприятно, а когда горишь ты сам, но только на мгновение и к тому же не в самом сознании, а за его пределами. В общем это был подсознательный ужас, я рассмеялся и громко спросил:

— И это всё? Жги меня сильнее, моя маленькая огненная красавица, это даже не боль. Ну же, постарайся как следует.

В следующее мгновение я понял, что это был пик боли, но в том-то всё и дело, что я не ощутил этот огненный ад, как боль, хотя с треском сгорели мои волосы, почему-то пузырилась кожа и послышались какие-то шкворчащие звуки, на что я махнул рукой:

— Но это же не серьёзно. Должна быть настоящая боль, а это всего лишь проекция боли в моё сознание.

Как только я это сказал, огненный ад погас, я снова увидел парк с ещё голыми ветвями деревьев и нечто вроде скрученного, иссохшего лепестка, скользнув по моему носу, всё осталось от огненной пиявки, упало мне под ноги. Сначала мне сделалось легко и приятно, после чего на мои плечи навалилась утроенная тяжесть, но я собрался с силами, сделал глубокий вздох, расправил плечи и с грустью посмотрел на остальных даггенарий. Увы, но я, кажется, убил одну из них совершенно того не желая. Посмотрев на даггенарий, я прошептал:

— Простите меня за то, что я убил вашу подружку. Я не хотел.

Даггенарии возбуждённо зажужжали и стремительно умчались прочь, а присел на корточки и протянул руку к небольшому, желтовато-белому кокону, но он вспыхнул и сгорел. Горестно вздохнув, я с трудом встал и в следующее мгновение во мне стала нарастать сила. Она прибывала пульсирующими толчками. Мои друзья приблизились и я увидел, что они чем-то не то что бы испуганы, но сильно взволнованы. Улыбнувшись, я грустным голосом сказал:

— Успокойтесь, всё прошло нормально, я выдержал это испытание и стал ред-куаром. Уже сейчас во мне прибывают силы, одно плохо, совершенно того не желая, я убил даггенарию. Очень жаль. Всё произошло так быстро, что я не успел толком ничего прочувствовать.

— Быстро? — удивился Нир — Парень, да ты боролся с ней не меньше трёх часов. Взгляни на небо, время близится к полудню.

Включив часы на своём жетоне, которые мне удалось настроить на редийское время, я действительно убедился в том, что было три минуты второго. Покрутив головой, я вздохнул:

— А мне показалось, что прошло всего минуты две. Вы не расскажите, как всё выглядело со стороны?

— Ужасно! — воскликнул Лагеус — Мальчик мой, ты сражался с ней с яростью куарата, хотя ни разу не пошевелился и не издал ни звука, а только сильно сопел носом. Я бы даже сказал гневно. Твои глаза были закрыты, но лицо побагровело так, словно ты подхватил красную горячку. Все жилы у тебя на руках, шее и лбу вздулись, и сделались толстыми, словно верёвки. Огненная пиявка, как мне кажется, высасывала из тебя кровь и раздулась так, что её брюшко сделалось величиной с кулак Хулуса. Вот теперь я понимаю, почему даггенарий называют ещё и пиявками. Она стала полыхать пламенем и буквально рычать, но потом ты стал каким-то непостижимым образом высасывать свою кровь и она в конце концов превратилась в сморщенный стручок и отпала от тебя. Знаешь, Валли, я не раз слышал рассказы парней, побывавших в гостях у ред-куаров, которые присутствовали при подомном испытании. Некоторые вскрикивали и потом умолкали, другие издавали стонущие звуки, но крайне мало было таких, кто вздрогнул, потом бросился бежать и вопить от боли. При этом ни одна даггенария не высасывала крови из человека больше нескольких капель и ни одна не умерла. К тому же это испытание обычно длится максимум четверть дневного часа. — Внезапно дядя Лагеус спросил меня с улыбкой — Ты, наверное, проголодался? Пойдём в дом.

— Нет, сначала мне надо заняться маскировкой. — Ответил я и решительно шагнул в ротонду, где принялся изучать свой лоб.

Точно над переносицей у меня появилась не такая уж и глубокая лунка, очень похожая на шрам от пули весьма немалого калибра, аккуратный и вовсе не безобразный. Шрам был чуть светлее моей физиономии. Глядя на себя в полированную крышку аптечки, я заклеил его тремя кусочками искусственной кожи и он стал совершенно невидим. После этого мы пошли к вилле Нира и с каждым шагом я чувствовал, как во мне продолжает прибывать сила. Обедали мы вчетвером, после чего я всё же решил, что мне не мешает вздремнуть. Мне была отведена на вилле, где я давно уже стал своим, лучшая гостевая комната. Завалившись спать, я уснул так крепко, что проснулся только утром завтрашнего дня, причём очень рано. Стараясь не шуметь, я тихо оделся-побрился-умылся, выскользнул из большого, многолюдного дома и отправился будить Хулуса, удивляясь тому, как мне легко дышится и двигается. По-моему мои силы увеличились раза в три, хотя я за минувших три года осень сильно окреп физически.

Правда, из-за того, что мне пришлось всё это время жить и работать при повышенной тяжести, причём в числе прочего заниматься ещё и физическим трудом, я и без того был сильнее многих землян. Это было легко определить, ведь я выжимал штангу весом в триста килограмм, которая на Земле весила бы двести шестьдесят. Самое главное, что я не сорвал себе здесь сердце и оно у меня работало, как мощный плунжерный насос. Зато я стал на четыре сантиметра ниже. Произошло сжатие межпозвоночных дисков, но пока я спал, снова вытянулся в длину и даже прибавил в росте один сантиметр. Фигура у меня сделалась куда более массивной и коренастой, но тяжеловесом я всё же не выглядел. С быстротой передвижения у меня был, конечно, напряг, хотя мои бёдра были такими же мощными, как и у профессионального футболиста, вот только бегать так же быстро, как в юности, на Номраде, я на Редии не мог. Зато здорово скакал верхом.

Сделав крюк, я обошел свой дом стороной и, неожиданно для себя, с небывалой лёгкостью перемахнул через живую изгородь высотой в полтора метра. У меня сразу же сделалось от этого радостно на душе, я больше не был доходягой. Хотя я и был сильнее многих землян, моя последняя жена Иника легко укладывала меня на лопатки и могла запросто взвалить себе на плечё и отнести в спальную. Хул так и вовсе когда мы торопились, мог подцепить меня за пояс двумя пальцами и играючи забросить на Ферамора. Он был очень силён физически, а ещё умел прекрасно фехтовать и мастерски сражался без оружия в руках, но и ему понравились некоторые боевые приемы землян. Тихо войдя в дом друга, я направился прямиком на кухню, развёл в печи огонь и принялся стряпать завтрак для себя и Хула, его жена снова была в положении и её уже замучил токсикоз. Несколько раз я даже делал ей аптечкой уколы. Ничего, через пару недель она должна была родить ещё одного мальчика. Так сказала моя аптечка.

У Ланы, моей первой жены, было уже два сына. Она была счастлива с Элли, вот только слишком уж сильно им командовала, но тот лишь добродушно посмеивался. Он был замечательным парнем и хотя это был брак по расчёту, быстро полюбил эту чудесную девушку, которую я, между прочим, научил довольно многим женским секретам, взятыми на вооружение землянками. Некоторые особо циничные редийцы, а мужики везде одинаковы и на работе если о чём говорят, то только о пьянке и бабах, так и говорили, что они и сами отдали бы мне своих жен на пару месяцев в ученицы. Им, видите ли, было завидно, когда парни, взявшие в жены моих подружек, за кружкой пива или кубком вина рассказывали, как им хорошо с ними ночью. Император тоже офигевал, когда каждые три с половиной месяца, в чём был виноват исключительно Нир, молодые луртии просили его разрешения взять в жены бывшую рабыню, которая стала хозяйкой мануфактуры, производящей на редкость полезные и нужные всем его подданным вещи. Уезжая из столицы и точно зная, сколько всего у меня будет жен, он оставил секретариату распоряжение выдавать их вместо него.

Моя последняя то ли жена, то ли подружка Иника и вовсе стала хозяйкой фабрики, производящей редийский шоколад, так как я не поленился осенью первого же года собрать сотню корзин крупных красных ягод миртуса, в которых под тонким слоем мякоти пряталось тонкокорое семя с горьковатым, тёмно-коричневым, маслянистым содержимым внутри, имеющим сильный шоколадный запах. Шоколад паршивого качества я получил уже первой же зимой, после чего долго работал над его улучшением. Странно, но реды почему-то не обращали на миртус никакого внимания. Зато я ранней весной выпросил у Нира пятьдесят гектаров земли, накопал на Скалистом пастбище корневищ и высадил их в валках, огороженных досками. В прошлом году был собран большой урожай ягод миртуса, кроваво-красный сок с мякотью которых полностью заменял его веточки, а ядра семян после даже не обжарки, а элементарного прокаливания в духовых шкафах шли под пресс для получения миртусового масла, которое, как и масло какао, было твёрдым, но куда более ярким, персикового цвета.

Последние три месяца шоколадная фабрика находилась на "военном положении" и работала в тестовом режиме. Иника, которая работала на ней за полгода до того, как лечь со мной в постель, уже знала, что будет её хозяйкой. Это была удивительная девушка, высокая, сильная, с дерзким характером и уже в то время, когда она была моей "официальной" женой, причём единственной, которая отказалась снять со своей очаровательной шейки рабский ошейник, была предметом вожделения многих молодых луртиев. Шоколатье из неё получился просто великолепный и уже сейчас она сама, без какой-либо подсказки с моей стороны, изобрела десятка два самых разных сортов шоколада, даже пористый. Между прочим, редийский шоколад будет всё-таки получше земного, вот только я был уверен в том, что мне не удастся им подсластить императора, хотя он и был большим любителем сладкого. Не тот это человек.

Иника не держала в секрете шоколад только от семейства Маренисов, но оно даже и не собиралось выдавать его кому-либо раньше времени, чтобы не прогневить императора. Пусть уж лучше этот шоколад будет императорским, чем им всем достанется от него на орехи. Поэтому-то с той поры, как на шоколадной фабрике началось производство шоколада, самой большой трудность в котором была упаковка. Для плиток шоколада и конфет приходилось сначала изготавливать из длинных, высушенных листьев тростника сначала плотные циновки, потом проклеивать их крахмалом, а уже затем изготавливать коробочки. Самые дорогие сорта конфет и шоколада заворачивали ещё и в тонкую, полупрозрачную бумагу, которую привозили из Старого Света. Зато количество продукции на складе постоянно увеличивалось. Император любил, чтобы всего было много и сразу. А ещё он любил перепродавать лучшие товары и потому был самым крупным оптовиком, но взимать налоги при этом не забывал.

Так или иначе, пока я готовил завтрак, все мои мысли крутились вокруг него. Вскоре я увидел, как отправилась на свою фабрику в коляске Иника. На её шейке уже не было медного ошейника и, увы, но свято место не бывает. Рядом с коляской скакал Легерад, парень лет двадцати пяти, сын управляющего усадьбой, в которой жила теперь уже просто девушка на выданье. Инике явно нравились его ухаживания, но я всё же думаю, что она нравилась Легги всё-таки больше, чем её фабрика, о которой как раз он точно ничего не знал. Шоколад и шоколадные конфеты ели только ночью и под одеялом. Шутка, конечно, но совсем недалеко ушедшая от правды. Вскоре сверху спустились Хул и Тевирия, которую он бережно придерживал за талию. Сняв с шеи аптечку, я подошел к жене своего друга и строго сказал:

— Протяни мне руку, Теви.

— Валли, может быть не нужно? — забеспокоилась та, — Ты изведёшь на меня все свои лекарства. Чем будешь тогда лечиться сам?

Молча приложив аптечку к её руке, я успокоился только тогда, когда она выдала свой вердикт — "Состояние матери удовлетворительное, плод совершенно здоров. Сделана инъекция общеукрепляющих препаратов. Аптечку нужно срочно заправить водой". Облегчённо вздохнув, я поцеловал Тевирию в щёку и легонько потрепал за ушко, после чего весёлым голосом поприветствовал:

— Доброе утро, Теви, сейчас ты почувствуешь себя лучше, а мне только и нужно, что сунуть лекаря Богов в воду.

— Валли, я и так чувствовала себя хорошо, — облегчённо вздохнула жена Хула и повела носом, — ой, как вкусно пахнет. Пожалуй, Хул, я позавтракаю с вами. Извини, милый, но Валли всё же готовит лучше, чем ты. Или это я говорю так из-за беременности. Она меня измучила.

Мы позавтракали, поговорили о всяких мелочах, после чего я снова проверил состояние здоровья Тевирии и поскольку оно не внушало никаких опасней, сказал:

— Хул, сегодня ты начнёшь меня избивать так, как только умеешь. Научиться за месяц фехтовать я не сумею в любом случае, зато драться стану намного грамотнее. Теви, не волнуйся за меня.

— Я всё знаю, Валент, — улыбнулась редина, — от меня у Хула нет секретов, а я не расскажу о твоих секретах даже под пытками.

— Типун тебе на язык, — сердито проворчал я в ответ, — мне только не хватало, чтобы моих друзей из-за меня пытали. Уж лучше я всё расскажу этом идолищу поганому, но так, что он не сможет укусить меня за задницу. Кстати, Хул, молнии Богов, как и их голос, я не стану забирать с собой. Они останутся у Нира и дяди Лагеуса. При этом я сделаю так, чтобы Нир, он мужик более решительный, смог воспользоваться метателем молний.

— И правильно сделаешь, Валент, — сказал Хул, — про кинжал Богов ты можешь всегда сказать, что это фонарь и кому какое дело, что он такой длинный. Богам виднее, каким должен быть их фонарь. Когда ты его раскладываешь его нижнюю часть и включаешь, свет из него бьёт такой яркий, что в море его можно увидеть и за тридцать километров, если ты заберёшься с ним на верхушку мачты. Ну, что же, тогда мы пойдём, душа моя. Старина Хулус обязан научить абордажному бою своего лучшего друга, благодаря амулету Богов которого ты смогла, наконец, родить мне двух сыновей, амулет даже в этом не ошибся, и я скоро стану отцом третьего парня.

Глава 12

Император в шоколаде

Редийский абордажный бой это не банальный мордобой и не философия, это искусство, вот только это искусство полностью нацелено на то, чтобы не убить, а вырубить врага самым простым и эффективным способом, затрачивая при этом как можно меньше сил. В Старом Свете — Редиарте, как и в Новом, строилось много крупных купеческих судов и военных кораблей. В своём подавляющем большинстве это были парусно-гребные посудины длиной от шестидесяти до ста тридцати метров, причём рабов на них было не найти. Все моряки без исключения, даже на купеческих судах, были прекрасными солдатами, которые обучались своему ремеслу с двенадцати лет. Хулус родился и вырос на императорской верфи, но помимо того, что он стал судовым мастером, был ещё и отличным воином, участвовавшим в двух с половиной дюжинах морских сражений, а это были ещё те побоища, но по нему этого не было заметно.

На Редии строились, если ориентироваться на историю Земли и Древний Рим: триремы, квадриремы, пентеры, гексеры, септеры, эннеры и даже громадные децимремы. При этом редийцы крайне редко не применяли метательные машины по одной единственной причине, они не были дураками. У них имелись на вооружении требучеты, способные метать снаряды весом до двухсот пятидесяти килограмм на расстояние в полторы сотни метров. Вот только зачем, когда можно лихим манёвром сблизиться с кораблём противника, забросить на него мощные кошки, быстро убрав вёсла сблизиться и ринуться в бой, причём практически рукопашный. За мёртвого гребца выкуп ведь ни с кого не слупишь, а за капитана купеческого судна или командира военного и подавно. Всё это происходило только потому, что Редиарт поделили между собой семь крупных государств и ещё четыре, тоже крупных, имелось на Сенеборе. На суше ожесточённых войн давно уже не велось, зато в море война шла постоянно и давно уже превратилась в довольно выгодный бизнес, так как морские перевозки были насущной необходимостью для всех одиннадцати государств.

Вокруг Редиарта и Сенебора было немало больших островов, а на них довольно-таки процветающих колоний, из которых в Метрополии что только не везли. Нападать на колонии было опасно, многие из них развивались по тысяче лет и более, а потому были многолюдны и хорошо защищены как раз именно мощными метательными машинами, а каменная глыба весом в двести килограммов была очень опасным гостинцем. Пристать же к берегу корабли с довольно большой осадкой, от шести до десяти метров, могли только в портах. К тому же лучники не имели недостатка в стрелах, зато в море совершались нападения даже на целые караваны купеческих судов. Убивать гребцов не имело никакого смысла. Иначе кто потом встанет на вёсла, чтобы судно можно было отогнать в свой порт? Поэтому-то за добрые тысячу двести лет и было создано искусство абордажного боя в довольно тесном замкнутом пространстве купеческого судна или боевого корабля, причём боя такого, чтобы противник не был искалечен.

Хулус владел всеми приёмами такого боя и был очень опасным противником. Раньше мы могли проводить только неконтактные поединки. Этот жизнерадостный битюг мог одним не просто ударом, а тычком лишить меня жизни. После моего поединка с даггенарией всё изменилось. Теперь я был значительно сильнее него, но он-то был опытным, испытанным во многих абордажных боях и искушенным бойцом, а я так, ни рыба, ни мяса и те три, четыре десятка приёмов рукопашного боя, которые были мною весьма неплохо отработаны, не имели какого-то особого значения. Хул всегда опережал меня на несколько шагов и я ещё только думал, как мне провести очередную атаку, а он уже был готов отразить её своей встречной контратакой, так как всегда работал на опережение. Хотя я и был сильнее, его удары сбивали меня с ног и поделать с этим ничего было нельзя.

Мой учитель мог нанести мощный удар любой частью тела, головой, локтем, коленом, но самыми страшными были удары его кулаков, особенно если учесть, что на руки Хулус надевал тяжелые боевые цесты гребцов, перчатки, отставляющие открытыми на пальцах один сустав, пошитые из толстой, жесткой кожи с бронзовыми кругляшками. Рукой в цесте этот злодей пробивал доску толщиной в четыре сантиметра, но вырубить меня так ни разу и не смог. Да, я пропускал его плюхи с удручающей регулярностью, но зато как держал удар. При том, что я был ниже ростом, чем мой учитель, моя сила была ровно в полтора раза больше. Он без напряга поднимал штангу весом в четыреста двадцать килограммов, я же легко справлялся со снарядом весом в шестьсот тридцать килограммов.

Выносливость у меня и вовсе стала феноменальной. Наши занятия проходили в большом каменном амбаре при закрытых дверях с утра и до ночи. Хулус подвесил в углу амбара к балкам полтора десятка полуметрового диаметра брёвен длиной в два метра и когда падал от усталости, велел мне идти и избивать деревяшки. Занятия проводились очень интенсивно и за месяц он превратил меня во вполне приличного гребца-первогодка. Во всяком случае в третьем ряду я мог смело идти на абордаж, так как бойцы первого ряда были получше Хулуса, чего он и не скрывал. Корабельный мастер на боевом корабле человек значимый, офицер, и потому в бою его прикрывало тридцать опытных гребцов. Главное ведь было быстро отправить команду в нокаут, заделать все дыры, приковать захваченных в плен гребцов к вёслам и отправиться в путь, изменив курс. Вообще-то это была вполне разумная тактика. Мой друг трижды побывал в плену и всякий раз его выкупали очень быстро. Заламывать цены у редов не принято.

В результате я научился более или менее прилично драться как на дистанции, так и в ближнем бою. Абордажный рукопашный бой, как зрелище, не представляет из себя ничего впечатляющего. Это нырки с пируэтами, когда боец наносит удары ногами сразу по нескольким противникам, удары кулаками без замаха по основным болевым точкам, короткие тычки, подсечки и броски, а вот удушающих приёмов и захватов нет вообще. Пока ты будешь проводить такой приём, тебе так настучат по голове, что ты вырубишься гораздо раньше. Бой на верхней палубе довольно сильно отличается от боя внизу. В нём гораздо больше финтов и обманных движений, но его я изучал мало. За месяц я только и научился вертеться чёртом, лягаться, как строптивая кобыла, да ещё бодаться, словно козёл, ну, и плюс к этому наносить удары без замаха и уклоняться от них тогда, когда это возможно. С Хулусом эти номера проходили крайне редко. Если он решил ударить тебя в лоб, то именно по лбу ты и получишь.

За три дня до прибытия императора мы прекратили тренировки, чтобы с моего тела и лица сошли все синяки и ссадины. Несколько раз мне приходилось залечивать раны с помощью аптечки, но искусственную кожу я берёг и потому на груди, руках и на бёдрах у меня появились первые, пока небольшие шрамы. Внешне я изменился мало, но после того, как стал ред-куаром во мне произошли большие внутренние перемены. Если раньше мне хватало для того, чтобы восстановить силы семи часов сна, тут всё понятно, с моей мощной иммунной системой землянина иного быть и не могло, то теперь я спал всего пять с половиной, причём прямо в том амбаре, где тренировался. Кроме этого мои мозги стали лучше соображать, обострились все органы чувств и что самое главное, моя память также улучшилась, что позволило мне дать моим друзьям ещё пару десятков советов.

Нир и Лагеус приходили в спортивный амбар каждый день, чтобы помочь Хулусу, так что кое-чему я научился и у них. Хотя о фехтовании не шло и речи, Лагеус научил меня нескольким приёмам, с помощью которых безоружный человек мог выбить, а то и вовсе отобрать меч даже у очень опытного воина. Это, между прочим, были приёмы, принятые в сугубо офицерской среде. Они были весьма простыми, но очень эффективными. Жаль только, что времени на разговоры у нас практически не было. В один из последних дней Нир принёс мне лучемёт и я достав массивный, угловатый пистолет с ребристым стволом, в который запросто влезал мой указательный палец, набрал на компьютере код опознавания и сказал:

— Нир, возьми метатель молний за рукоять и это оружие Богов обретёт нового хозяина. Так мне будет спокойнее за тебя.

Ответ был очень категоричным:

— Ты с ума сошел, Валент! Пойми, один в поле не воин. Если я метну в кого-либо молнию, то против нас бросят легион, а то и несколько. Поэтому если дело до того дойдёт, я не стану даже обнажать меча Богов. Пойми меня правильно, если будет такая необходимость, то я лучше сам, добровольно, отдам себя в руки правосудия, лишь бы не пострадали жители Эртуалана. А именно это и может произойти, но только в случае мятежа. Законы империи строги, хитроумно составлены, но они обязательны даже для императора. Не он их принимал, и не ему их изменять. Поэтому забирай метатель молний. Когда он вложен в футляр, то совершенно не похож на оружие. Скажешь, что это голос Богов, а их фонарь нужен, чтобы указать путь кораблю Богов, он же бьёт вверх на несколько километров. Пойми, хотя за исключением глаза Богов все остальные амулеты у тебя довольно большие, это всё-таки амулеты Богов и император сможет снять их с тебя только с мёртвого. Если слуги Тенуриза попытаются тебя убить, смело пускай в ход оружие Богов. Что бы тебя не отравили, я дам тебе солдатский ранец с провизией, котелок и то устройство для очистки воды, которое благодаря тебе тоже запущено в производство. Так что у императора останется всего лишь один способ расправиться с тобой, это казнить тебя, как раба, замыслившего мятеж на арене цирка. Поэтому будет лучше, если ты станешь с завтрашнего дня носить амулеты Богов на виду. Вот, держи, — Нир протянул мне широкий, стальной, растягивающийся пояс браслет, через который я мог пропустить очень прочный тросик из какого-то наносплава толщиной в миллиметр и длиной в пятьдесят метров, с помощью которого мог спуститься вниз держась за ножны и рукоять тесака, а также подняться наверх, так как в комплект входил ещё дротик-кошка и мощный электрический подъёмник — О них уже распустили столько сплетен, что у Тенуриза голова кругом пойдёт. Валент, пойми, так будет лучше, а настоящий голос Богов и их одежду тебе лучше спрятать где-нибудь в усадьбе самому, а ещё лучше подальше от Эртуалана, в горах.

Да, Нир был полностью прав и я достав из ножен дротик длиной в двадцать сантиметров, отсоединил тросик, откинул боковую крышку ножен, и, пропустив его через другое отверстие, продел в отверстия каждого звена стального пояса. Катушка тросика самоспасения была устроена таким образом, что им можно было пилить не только деревья, но и гранит, а также толстые стальные прутья, но их можно было пилить и вибропилой самого тесака. Надев пояс поверх новенькой рубахи раба, я потуже затянул его на талии и прицепил к нему кобуру с плазменным лучемётом и аптечку, оставив на шее один только глаз Богов, который выставил всем напоказ. Меховая безрукавка прикрывала остальные амулеты и я, подумав, решил и её заправить под пояс, чтобы меньше натирать себе бока и поясницу.

В этот же вечер я отвёз в горы сундук со своим добром и тщательно его там спрятал в тайнике, который выплавил скале лучемётом и привалил здоровенной глыбой, которую перед этим отодвинул от неё. Рано утром, тщательно замаскировав свой тайник, я вернулся в усадьбу. В ней уже шустрили люди императора и потому я перебрался на Рабский двор, превратившийся в перевалочный пункт. Выкупленный Ниром рабы жили в нём по два, три дня, прежде чем им предоставлялось жильё и работа. Когда я туда вошел, там не было ни души и даже по крыше не прогуливались стражники. Для меня была подготовлена большая комната с письменным столом, заваленным моими старыми, неуклюжими набросками и эскизами. Обстановка в ней была убогой, но жить мне в ней оставалось недолго. "Разведка" донесла, что как сам император, так и всё его окружение очень озадачено тем, что в руки Нира попал не просто какой-то там раб, а посланец Богов и он даже построил красивый храм в честь Богини Фиурины.

Судя по всему Тенуриз хотел получить намного больше, чем вкусное мясо, колбасы, солдатский паёк, системы водоочистки, удобные сапоги и сёдла для своей кавалерии. При этом гнева Богов он боялся куда меньше, чем их амулетов и всё гадал, как ему от них обезопаситься. Больше всего ему понравилась идея с деревянной колодкой, надетой мне на шею, кандалов на ноги и мощного дубового кресла, к которому меня надобно приковать. Только в таком случае он сможет поговорить мо мной по душам, не рискуя попасть под удар какого-нибудь амулета. Из-за этого он задержался на пять дней и в итоге я был вынужден провести на Рабском дворе, по большей части в своей комнате, целую неделю, но не в грустном одиночестве. Ко мне приходили мои бывшие жены, причём не только для того, чтобы рассказать о их последних достижениях, но и побыть со мной в последний раз наедине с совсем иной цель. Хулус уходил с Рабского двора только на ночь. Тевирия родила ему ещё одного сына и он был счастлив.

Навещали меня и Нир с Лагеусом, причём открыто, а также другие мои друзья. А потом в Эртуалан приехал император и началась потеха. Впервые мой жетон висел не на моей шее, а был тщательно спрятан под одеждой Нира так, чтобы его объектив был постоянно открыт, как и микрофон, поэтому я смог сначала всё услышать, а затем ещё и рассмотреть. Император был высоким редийцев одного возраста с Хулусом и Ниром, импозантный и величественный красавчик, вот только взгляд у него был слишком уж пристальным и вороватым. Не слишком-то отважный Тенуриз был весьма умён и понятлив, тут ему нужно отдать должное. Он буквально всё схватывал на лету, а ещё отличался благоразумием и первое, что сделал пару ещё месяцев с лишним назад, это построить лагерь для своего огромного обоза не доезжая десяти километров до нашего города. Там его и встретил абертар Нир Талг Маренис со всем своим семейством, луртидарами и луртиями. С императором прибыл наместник провинции Имрисия.

Дальше с императором поехали всего две сотни сопровождающих, среди которых насчитывалось сто двадцать императорских гвардейцев-кавалеристов. Первое, на что обратил внимание император, это на триумфальную арку и насмешливо спросил:

— Триумфальная арка? Зачем? Нир, друг мой, я вроде бы не одерживал здесь никакой победы, так как не посылал сюда своих легионов. Она очень красива, но мне кажется, что ты зря потратился.

Мой друг ответил с достоинством и весьма остроумно:

— Мой император, вскоре вы убедитесь, что назначив меня абертаром, вы послали меня в бой. В Эртуалане я сражался с куда более опасным врагом, чем любые другие враги империи, с косностью и невежеством, а потому позвольте показать вам для начала то место, где вкус и аромат победы вас искренне порадует, как и та юная луртиара, которая её одержала. Поверьте, вы не останетесь равнодушным.

Проехав под аркой, император уже через пять минут заёрзал в своей карете на мягких подушках, принялся крутить носом и вскоре не выдержал и спросил Нира, стоявшего на широкой подножке:

— Чем это так вкусно пахнет? Этот запах ни с чем не сравним.

Его клеврет, стоявший на другой подножке, проворчал:

— Мой император, это самая строго охраняемая тайна Эртуалана. Меня этот запах сводит с ума уже целую неделю, но кого я ни спрашивал, все только разводили руками. К тому каменному зданию, из которого доносится этот запах, ведёт большая дорога. Прикажете направиться туда немедленно?

— Разумеется, — ответил император, — я очень заинтригован.

Через несколько минут кортеж был на месте. Здоровенные дубовые ворота были распахнуты, на громадном, мощёном камнем дворе стоял огромный белый шатёр, а перед ним стояли нарядно одетые работники шоколадной фабрики и ослепительно красивая Иника с Легерадом по правую руку. Шоколатье держала в руках серебряный поднос с шоколадной императорской короной, внутри которой были сложены горкой её самые лучшие конфеты. Император, одетый в белоснежный хитон, из под которого выглядывали белые кавалерийские сапожки со шпорами, увидев шоколадную корону, спросил:

— Что это, прелестное дитя?

Иника широко улыбнулась:

— Это императорский шоколад, мой император, и шоколадные конфеты. Отведайте этого лакомства с дороги.

Клеврет тут же посунулся вперёд и нацелился отломить зубец у шоколадной короны, но Иника его предостерегла:

— Не святотатствуйте, ничья рука, кроме нашего императора не может касаться короны. Лучше возьмите любую конфету.

Император расхохотался:

— По делом тебе, Белтерад, юная луртидара попала в точку. Не тебе есть это лакомство, но ты можешь попробовать конфету.

Белтерад положил в рот одну, разжевал её и тут же ухватил сразу штук пять своей большой и крепкой ладонью, бормоча:

— Мой император, это что-то невероятно вкусное. Прелесть!

Император отломил шоколадный зубец, положил его в рот и через несколько секунд удивлённо спросил:

— Что это за чудо, прелестная красавица?

— Горький императорский шоколад, мой император, — торжествующим голосом ответила Иника, — позвольте показать вам всю продукцию моей шоколадной фабрики. Но первым делом я хочу предложить вам маленькую чашечку горячего шоколада. Это очень изысканный и благородный напиток, который вам непременно понравится.

Иника отдала поднос мужу, взяла поднос поменьше, с изящной чашкой и маленьким кувшинчиком, налила в неё горячий шоколад и, сделав книксен по-редийски, подала императору. Из шатра, где на столах было выложено множество шоколадных изделий и конфет, император вышел только часа через полтора шумно отдуваясь и сразу же отправился на склад готовой продукции, перед которым стояло полсотни пустых фургонов. Убедившись в том, что шоколада изготовлено много, он широко заулыбался и сказал:

— Мастер Иника, я покупаю у тебя весь шоколад.

— Благодарю вас, мой император, но я не обычный мастер, я шоколатье, мастер по изготовлению шоколада. — Ответила девушка.

После этого император, который безропотно согласился платить за шоколад именно столько, сколько сказала Иника, пристально посмотрел на абертара и приказал ему:

— Садись рядом со мной Нир и покажи мне весь свой город. Ты оказался прав, в нём действительно выиграна великая битва. Хотя я и не осматривал цеха этой фабрики, Иника так подробно мне обо всём рассказала, что я уже понял, это самый настоящий дар Богов.

Улицы Эртуалана были прямыми и широкими, я тротуарами, отделёнными от дороги не менее широкими, чем они, газонами с зелёными бордюрами и цветочными клумбами, за тротуарами тянулась ещё одна полоска газонов, на которых росли уже довольно высокие фруктовые деревца, а за ними шла зелёная изгородь. Была ранняя, но тёплая весна, а потому сквозь прутья кустарников были видны добротные, красивые и большие дома с приусадебными участками, надворными постройками и огородами. На каждый дом был отведён участок площадью в четверть гектара. Чуть ли не через дом вплотную к газону стояла какая-нибудь лавка либо трактир. Жители города стояли на тротуаре и кланялись императору. Одеты горожане были нарядно и весьма богато. Глядя на них он спросил:

— И все они бывшие рабы?

— Да, мой император, — ответил Нир, — сейчас они свободные граждане, которые не привязаны больше ни к какой другой земле, кроме той, на которой стоят их дома. Они работают как в поле, так и на многочисленных фермах и прочих предприятий. У каждого есть повозка и две, три верховых лошади. У некоторых, у тех, в семьях которых больше работников, по семь и даже по десять. Так им быстрее добираться до места работы. Эртуалан большой город и пешком не находишься. Чтобы обойти его весь, со всеми фермами, его окружающими, и многочисленными предприятиями, понадобится минимум два месяца. Поэтому лучше скажите, какие фермы и предприятия вы хотите увидеть в первую очередь. Поймите, мой император, их очень много, четыреста восемьдесят три. Не все такие большие, как шоколадная фабрика Иники, есть такие, где работает всего десять человек, но и на них производят немало продукции самого высокого качества, причём такой, которую на Редии ещё не видели никогда. Посланник Богов рассказал мне и Хулусу об очень многих вещах и о том, как их изготовить, а уже мой друг и моя правая рука придумал, как их можно изготовить, но тот же шоколад без Валента Карта никто не смог бы изготовить, как и многое другое.

Император задержался в Эртуалане на пять дней. Больше всего его интересовали шорные мастерские, обувная фабрика, мануфактура по производству очистителей воды и картриджей, а также все те предприятия, на которых изготавливался провиант для армии. Повсюду он требовал увеличить объёмы производства и сходу приказал наместнику провинции отправлять в Эртуалан не только всех рабов, но и колонов, чтобы те становились ремесленниками. Вечером пятого дня решилась моя судьба. Для императора в самом центре города, в его парковой зоне, занимавшей восемь тысяч гектаров, но несколько на отшибе, была построена роскошная вилла, куда Тенуриз пригласил под вечер Нира для серьёзного разговора по мою душу и спросил:

— Абертар Маренис, что ты можешь сказать о своём рабе Валенте, про которого все говорят, что он посланник Богов?

— Он мой раб только по стечению обстоятельств и воле Богов, мой император, — со вздохом сказал Нир, — на самом же деле он сын богатого луртидара из какого-то другого мира, которого Боги забрали оттуда и перевезли на своём небесном корабле сначала в свои заоблачные чертоги, а затем в наш мир. Он видел Редию с огромной высоты маленьким шарикам, парящим в темноте космоса среди звёзд и других планет, чем полностью подтвердил догадки некоторых учёных. Он говорил с Богами и те дали ему поручение, прийти в наш мир рабом и научить редам тому, чему его самого научил отец. На мой взгляд Боги поступили с ним очень жестоко, полностью лишив памяти о своём мире и облачив в одну только верхнюю рубаху раба и меховую безрукавку. Именно в таком виде я его и увидел на берегу Имриса без сознания. Мои слуги положили его в фургон и поскольку он был в одеянии раба, заковали в кандалы его руки и ноги. К вечеру он очнулся, я приказал его накормить, но не вся наша пища была для него безопасна. Он отравился нашим луком и весь его ужин оказался на траве. После этого он долго пил воду и очищал желудок. Наутро я велел накормить его куда более плотно, чем всех остальных своих спутников, ему расковали ноги и он дошел пешком до моего поместья. В дороге он ни разу не осквернил дороги даже плевком, Хулус наблюдал за ним всё время, и, вообще показал себя очень достойным и умным человеком. Валент за время пути изучил наш язык и не проявил никакой агрессии. К тому, что стал рабом он отнёсся спокойно и в тот же день, когда прибыл в поместье, показал своё искусство езды верхом и стрельбы из лука, чем заслужил себе должность пастуха козьего стада, того самого, из молока которых мои сыровары изготавливали розовый сыр. Он уже в первый день поразил нас всех своей проницательностью и это благодаря ему мои козы сначала стали давать чуть ли не вдвое больше молока, а вскоре сделал так, что теперь всё их молоко идёт на изготовление мягкого сыра. Потом он научил нас всему остальному, чем теперь так славится в империи Эртуалан. Так Валент Карт, будучи всего лишь рабом, фактически создал этот город ремесленников и таких мастеров, каких нет больше на всей Редии. Не знаю, как вы, мой император, но самым великим из всех его достижений я всё же считаю розовые сыры и устройства для очистки воды. Впрочем, каждое новое дело, которому научил нас Валент Карт — великое чудо. При этом каждый раз выяснялось, что мы могли бы и сами до многого догадаться, но нет, потребовался посланец Богов, чтобы я смог ездить верхом и смело пускать коня в галоп не рискуя свернуть себе шею. Да и про его сапоги ничего плохого не скажешь.

Император выслушал своего абертара с насмешливо ироничной улыбкой и, лёгким взмахом руки отметая всё прочь, спросил:

— Что ты можешь сказать о его амулетах, Нир?

Мой друг решительно возразил:

— Это не его амулеты, мой император, это амулеты Богов. Их у него четыре. Самый маленький, который он носит на шее, это глаза и уши Богов. Прямоугольный амулет размером с небольшую книжицу, лечит его, а иногда и некоторых других людей, но далеко не всегда. Валент не властен ни над одним амулетом. Самый длинный амулет, это фонарь Богов, а самый массивный — голос Богов. Когда он выполнит все поручения Богов, мой император, они скажут ему, куда идти. Он отправится туда и ночью направит в небо целый столь света. Тогда за ним прилетит небесный корабль богов и поднимет его, взявшись за этот луч, в небо. Амулеты Богов невозможно снять с него, мой император, да мы и не пытались, ведь это же амулеты, на которые нельзя посягнуть без риска навлечь на свою голову гнев Богов.

Император снова отмахнулся, на этот раз презрительно:

— Гнев Богов меня не очень-то страшит, абертар Маренис, я император и потому практически равен Богам. При жизни, а что будет потом, меня не очень-то беспокоит. Кто-то на Суде Богов выскажется в мою пользу, кто-то против, но в конечном итоге прав окажусь я, а не какой-то их посланник, который мог и не доплыть до берега. Моя забота о процветании империи будет оценена намного выше. К тому же мне сдаётся, что твой раб лукавит. Он ведь вроде бы сказал, что сделал для нашей империи всё, что было поручено ему Богами?

Нир поспешил сказать:

— Да, мой император. За день до вашего прибытия я долго беседовал с ним и он со мной попрощался, сказав: — "Нир, я сделал всё, что было поручено мне Богами и теперь буду ждать, что они мне скажут. Поэтому давай на всякий случай попрощаемся".

Выслушав моего друга Тенуриз криво усмехнулся:

— Тогда я его у тебя забираю. Если этот Валент Карт посланник Богов, что ещё не доказано, то продавать его, как обычного раба, нельзя. Надеюсь ты не против, абертар Маренис?

Нир ответил вполголоса:

— Нет, я не против, мой император, тем более, что Валент мне и сам сказал, что вы его непременно заберёте в Тинадтикар. Вы позволите мне самому сказать ему об этом и дать ему в дорогу солдатский ранец с едой? Ведь это именно он посоветовал сделать его таким, какой он есть сейчас и вы остались этим очень довольны.

Тенуриз чуть шевельнул рукой и сказал:

— Я не запрещаю тебе этого, Нир. Можешь даже сказать своему рабу, что в столицу он поедет в отдельном фургоне, а не пойдёт пешком. Завтра утром ты поедешь вместе со мной, мой лучший абертар и я лично введу тебя в Сенат. То, что ты сделал, заслуживает наивысшего моего одобрения и тебя ждёт заслуженная награда, а вот Хулус Ларон Торвис, как это ни печально, оказался прав. Ещё ни один луртидар не вызвался перенять твой опыт, да и наместник провинции тоже всё время ворчит. Ему не нравится, что простолюдины в твоём городе живут столь зажиточно, что им завидуют некоторые луртии.

— Мой император, они много работают и производят такую продукцию, от которой в восторге прежде всего вы. Если на то пошло, то пусть наместник возьмёт и сочтёт все те налоги, которые выплачивают в казну жители всей остальной провинции, которые к тому же он не может собрать вовремя, и сравнит их с налогами, которые добровольно, без напоминаний, день в день платят в казну жители Эртуалана. Лично я эти расчёты уже сделал и так скажу вам, мы платим в три с лишним раза больше, тридцать миллионов сатернов против восьми с половиной, хотя число работников у нас в восемнадцать раз меньше, но даже не это главное. Мой император, эртуаланцы в минувшем году закупили во многих городах и провинциях империи товаров на пятьдесят семь миллионов сатернов и при этом очень часто платили вперёд, за ещё не произведённый товар и с этих денег в казну империи было выплачено ещё свыше четырнадцати миллионов сатернов налогов, а потому вашему наместнику, прежде чем ворчать, стоило бы подумать головой. Как и прежде, мой император, Эртуалан готовит мужчин к возможной войне с внешним врагом и потому у каждого бывшего раба дома есть доспехи для него и его коня. Когда вы призовёте нас под свои знамёна, то Эртуалан выставит отряд тяжелой кавалерии численностью в восемь тысяч всадников. Зато во всех остальных городах провинции и поместьях вы с трудом наберёте всего три тысяч всадников и это будет лёгкая кавалерия, да плюс к этому ещё тысяч пять пехотинцев с таким низким уровнем подготовки, что лично мне, глядя на них, хочется взять и кого-нибудь повесить потому, что это форменное безобразие. При первой же встрече я не только выскажу это всё вашему наместнику, но ещё и плюну этому тупому завистнику и ябеде в морду. Он даже не удосужился поинтересоваться, почему это Эртуалан был построен так быстро? Вы не спрашивали меня об этом и я молчал, но теперь скажу. Вчерашние рабы, такие, как мастер Теолад, мраморной говядиной которого вы так довольны, не копил деньги в кубышке, а вкладывал их в развитие других предприятий, передавая большую часть своей прибыли мне и назначал столь низкие проценты, что мне, право же, неловко. Мы дали работу почти четырём сотням тысяч человек из пяти провинций, и все они также уплатили налоги в казну в сумме ещё сорока двух миллионов. Вот кто такие зажиточные граждане Эртуалана. На сегодняшний день, мой император, я должен ремесленникам и земледельцам моего города триста семьдесят шесть миллионов сатернов, которые пошли на строительство города и всех его предприятий, а из них ведь в казну было выплачено налогов на сумму в шестьдесят девять миллионов, но не здесь, а во множестве других городов империи. Про то, что я вложил в его строительство ещё двести семнадцать миллионов, мой император, я вообще не хотел говорить, но вы меня вынудили. С этих денег в казну империи тоже были выплачены налоги. На каждый сатерн, взятый взаймы у ремесленников и земледельцев, мною выписан вексель и они используют эти векселя в расчётах между собой точно так же, как и серебряные сатерны с вашим ликом потому, что знают, я никогда их не обману, иначе опозорю вас, мой император.

Рожа у Тенуриза стала не просто задумчивой, а несколько испуганной, ведь если он вздумает турнуть Нира из его собственного в полном смысле этого слова города, то казна будет должна почти шестьсот миллионов серебряных сатернов или шестьдесят миллионов золотых дегасатернов. Это была наша самая хитрая уловка. Юристов и в том числе банковских адвокатов в империи хватало, только в нашем городе их поселилось свыше полутора сотен и они стали чуть ли не самыми главными помощниками. Если они явятся в имперское казначейство и начнут там трясти бумагами, то императору очень сильно не поздоровится, но что самое главное, Сенат будет на стороне эртуаланцев. Большинство сенаторов уже было подкуплено щедрыми дарами. В общем я не удивился, когда услышал смущённый писк:

— Нир, друг мой, поверь, ничего этого я не знал, а когда увидел триумфальную арку, то подумал, что ты с жиру бесишься.

— Мой император, я не, конечно, не голодаю и не бедствую, но в тратах стеснён куда больше, чем многие великие мастера моего города. Ещё раз прошу прощения за то, что я вам об этом сказал, но мы действительно всю свою прибыль вкладывали в развитие и дальше Эртуалану расширяться уже некуда. По площади он достиг своих предельных размеров и теперь будет только увеличиваться в числе жителей и все они будут трудиться на благо нашей империи.

Император зло оскалился и прорычал:

— Так ты говоришь, мой друг, кое-кого надо повесить? Да, ты совершенно прав, причём за яйца на главной площади столицы провинции. Нир, благодарю тебя за славную победу, одержанную над скопищем тупых идиотов. Ты воздвиг триумфальную арку из мрамора, а не из крашеного дерева, которой было бы вполне достаточно для того, чтобы ею ознаменовать въезд в новый город, не зря. Отныне твой город будет под особым моим попечительством и я уменьшаю налоги на тебя и всех его ремесленников и земледельцев на тридцать процентов сроком на двадцать лет. Это мой вам подарок, а теперь ступай и скажи Валенту Карту, что завтра утром он отправляется в столицу. Прости, Нир, но я не обещаю тебе, что отнесусь к нему с должным уважением. По-моему он плутует, говоря о том, что ему больше нечего сказать.

Разумеется я плутовал, но только до тех пор, пока не стал ред-куаром. Ровно с того момента Тенуриз со всеми своими военными приготовлениями стал для меня чуть ли не большим врагом, чем даже чёрный космофлот Земли. Тем не менее слова этого надменного типа меня насторожили. Он явно собирался любой ценой выдавить из меня нужные ему технологии военного характера и самое пикантное заключалось в том, что я как раз в них был дуб дубом. Животноводство, а также переработка животноводческой продукции это моё. Тут я мог блеснуть и знаниями, и эрудицией, если, конечно, не копать глубоко. Про то, как делают шоколад я знал также не по книжкам, поскольку друг нашей семьи, как и мы, номрадер, как раз был шоколатье и даже жил в Южной Америке, где в отличие от отца купил большую плантацию какао и построил шоколадную фабрику, на которой я бывал несколько раз. Миртус и какао отличаются друг от друга, как небо и земля, но ядра косточек миртуса почти точная копия какао-бобов, только гораздо выше качеством, так что я не сильно-то мучился.

Сёдел у меня было шесть штук и я прекрасно знал, как они устроены, так что тут тоже нечему удивляться, я всего лишь, как умел, нарисовал седло в разобранном виде, а всё остальное довёл уже Хул и несколько мужиков, которые были и без меня отличными шорниками. Сапоги я тупо содрал со своих космобутсов, только придал им вид кавалерийских сапог древности и объяснил, что такое сапожная колодка и для чего она нужна. Всё остальное также было сделано уже без меня и теперь в Эртуалане на второй обувной фабрики изготавливали женские и мужские туфельки, туфли, ботинки, сандалии и даже детскую обувь. Установки для очистки воды это вообще детский сад, тут было главным объяснить, что угольные фильтры задерживают любую грязь. Да и всё остальное, чему я научил редов сначала поместья, а потом города Эртуалан, нельзя называть чем-то выдающимся. Вот если бы на Редию попал человек двадцатого века, вот тогда другое дело. Вот он бы дел натворил.

Поэтому если честно, то я ничем не мог помочь Тенуризу, но что самое главное, не желал этого делать, но судя по всему мне следовало сказать, что мне известны военные технологии, но он их от меня никогда не получит. Как это сделать я ещё не знал, над этим нужно было подумать. А пока что Нир вышел из виллы, вскочил на коня и поскакал по дорожке к своему дому. По дороге его перехватил Хул и он отдал ему мой жетон. Мой друг поскакал прямиком к Рабскому двору, но не к воротам, а сначала к моему окну и только после этого въехал во двор и направился ко мне. Вскоре приехал Нир и привёз мне ранец, бочонок для воды и два больших кувшина вина, чтобы я не скучал в дороге, мы попрощались и мои друзья ушли.

Вскоре на Рабский двор приехало десять гвардейцев императора. Наутро во двор загнали большой деревянный фургон с решетками на окнах, внутри которого имелась лежанка и даже маленькая печурка, дрова в которую закладывались снаружи. Гвардейцы забрали все мои почеркушки, внимательно осмотрели содержимое ранца, попробовали, каково на вкус вино, набрали в бочонок воды и я забрался в фургон. Заковывать они меня не стали и к амулетам даже не притрагивались, хотя и ощупали всю остальную мою одежду. Сев за стол возле окна, я бросил последний взгляд на построенный при моём активном участии город. Мне было грустно покидать Эртуалан. В нём оставалось очень много людей, с которыми я за эти три года очень сдружился, но что самое главное — девять девушек, которые были моими женами, а также Нир, Лагеус, Хулус и члены их семей.

Впереди меня ждал город Тинадтикар с населением в четыреста с лишним тысяч человек и встреча с императором Тенуризом Отважным, который был теперь вдобавок ко всему ещё и весь в шоколаде, но хотя шоколад ему даровал я, ничего хорошего мне ждать от него не приходилось. Да, это так, но в столице моего прибытия дожидался целый отряд ред-куаров, с которыми я мечтал встретиться как можно скорее. О том, как бы понравиться им, чтобы поскорее подружиться, я даже и не помышлял. Скорее я начну издеваться над ними и высмеивать, как дикарей и варваров, а они ничего не смогут с этим поделать, ведь я же их брат, точно такой же ред-куар, как и они, только с другой планета. Мне было совершенно непонятно, за каким чёртом они влезли в эту клетку, но видно на то была причина. Что же, разберёмся.

Глава 13

Жесткая проверка

Дорога в столицу заняла почти две недели. Тенуриз по какой-то причине не торопился домой и мне это было непонятно, ведь судя по разговорам, которые до меня доносились снаружи, он очень радовался, что в его зверинец добровольно прибыл целый отряд ред-куаров и ему не терпелось посмотреть на то, что они из себя представляют, как воины. Гвардейцы императора не были настроены на то, чтобы сразиться с ними в поединке, но говорили об этом исключительно шепотом. Зато все те отморозки, которые ехали в императорском обозе, бахвалились, кто как мог и обещали изрубить воинов Куарата в капусту. В том, что им удастся это сделать, лично я сомневался. По слухам рабами Тенуриза сроком на пять лет согласились стать то ли сто двадцать, то ли сто восемьдесят воинов в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет, которых заранее обозвали сопляками те господа, которых императору собирали по всей империи.

Несколько я видел некоторых из них, это были шкафы ростом под два с половиной метра. Не знаю как мои собратья, но я рядом с ними действительно мог показаться карликом. Рожи у них были злодейские и они постоянно искали, с кем бы им подраться, вот только в драку против гвардейцев почему-то не лезли. Те посматривали на них настороженно, исподлобья и следили за каждым движением. Я всю дорогу внимательно наблюдал за всем происходящим, переходя от одного окна к другому. Мною никто не интересовался. Еды мне также никто не предлагал и я питался тем, что находилось в моём вместительном солдатском ранце. К счастью продуктов в нём было на три недели, имелся даже шоколад, а когда у меня закончилась вода, то я отдал бочонок и мне принесли его наполненным водой доверху, вот только она была мутной и неважно пахла. Вот тут-то мне и пригодился фильтр для очистки воды. Без него мне было бы туго.

На каждой стоянке меня выводили справить большую и малую нужду. Конвоиры меня не боялись, так как знали, что я не обладаю большой физической силой. Про меня даже распустили слухи, что мои жены меня частенько колотили, а я не мог им ответить потому, что таких слабаков ещё свет не видывал. Между прочим, ко мне был приставлен целый отряд из тридцати двух моих будущих тюремщиков и я уже знал, что буду посажен в специальную камеру, которую соорудили лично для меня прямо в подвале императорского дворца, на самом нижнем, пятом, этаже. Один из тюремщиков, которого звали Теберс, пыточных дел мастер, похвалялся: — "Из этого подземелья раб нашего императора точно не докричится ни до каких Богов, да и врёт он про то, что является их посланником. Ничего, когда я им займусь, он быстро выложит всю правду про то, кто он и откуда".

Все тюремщики были мужиками лет сорока, высокого, под два метра, роста и очень крепкого телосложения, раза в два гире меня с огромными банками туго накачанных мышц. Их было легко отличить по чёрной одежде и цестам на руках, но судя по тому, как они двигались в тех лагерях, где мы останавливались на ночь, я бы не сказал, что вижу перед собой мастеров абордажного боя. Это были просто излишне перекачанные мордовороты и таких я в своей жизни повидал в космофлоте немало. Естественно, что все они были ниггерами. Нормальные бойцы куда больше уделяли внимание не накачиванию мышц, а тренировкам и вырубали их быстро и жестко, хотя и не были номрадерами. Эти ребята были того же сорта, вот только не думаю, что я со своим месяцем интенсивных тренировок представлял из себя для них хоть какую-то угрозу. В общем признаюсь честно, мне стало страшно. Не то что бы я испугался до смерти, но быстро понял, что ничего хорошего меня в императорском застенке не ждёт.

Холёные, но звероватые на вид тюремщики посматривали на меня насмешливо, но в то же время оценивающе. Единственное, что меня радовало — они боялись моих амулетов. Вот тут они сразу же начинали противоречить самим себе, так как часто обсуждали между собой, что могут представлять из себя амулеты Богов. Они пугали моих тюремщиков, но не очень сильно. Кто-то убедил их, что из-под земли мольбы рабов до ушей богов не долетают. Иные в это верили, иные нет, а Теберс так и вовсе сомневался, что мои железки, как он их называл, являются амулетами Богов. Угрожать они мне не угрожали, но, находясь на приличном расстоянии, перешептываясь, чуть ли не делали ставки, через сколько дней они смогут меня сломать. Странное дело, но я их за это даже не ненавидел. Такая у людей была работа.

Своим новым местом работы они были очень недовольны, так как Старый подвал императорского дворца имел дурную славу. По нему, якобы, даже днём бродили приведения. Как я понял из их разговоров, первоначально дворец стоял невысоком холмике, а его парк был невелик. Императору Ровелусу это не нравилось. Он приказал усилить фундамент, облицевать четыре этажа камнем и насыпать в центре города Тинадтикар высокий и широкий холм-постамент для дворца, облицованный камнем. Попутно были снесены все ближайшие здания. Так что вместе с этим выросла ещё и мощная крепостная стена с бойницами, вдоль которой были построены галереи, а также множество подземных складов. Когда всё внутреннее пространство двора было засыпано сначала камнями, а потом землёй, наверху был разбит парк и построен новый дворец, который возвышался над городом. В него с четырёх сторон света вели каменные мосты-пандусы. Так что император, прогуливаясь по периметру парка, мог любоваться прекрасными видами и смотреть с высоты сто двадцать метров, как внизу копошатся, словно мухи, его подданные. Небожитель!

Вскоре мы приехали в Тинадтикар и мало того, что въехали во дворец по Западной дороге, так ещё и объехали его по кругу и уже за Северной дороге мой фургон повернул к дворцу. Таким образом мне удалось заснять практически весь город, лежащий внизу, как на ладони. Большой императорский цирк располагался в северной части города, на острове, стоящем посередине реки, между двумя мостами, с которых можно было съехать на большие площади перед ним. Увидел я и большую, П-образную пристройку к нему, в которой поселили ред-куаров, вот только их самих разглядеть так и не смог. Глухие стены пристройки были высокими, метров двадцать. Всё было точь-в-точь, как на рабском дворе и даже поверху прогуливались лучники. Мне сразу же захотелось туда и поскольку кричать было бессмысленно, я завопил мысленно: "Ребята, я уже здесь! Скоро меня бросят на арену, как раба-мятежника, чтобы вы меня казнили. До скорой встречи, братья, я буду ждать её с огромным нетерпением". Почему я так сделал? В первую очередь потому, что подумал, будто ред-куары обладают псионическими способностями.

Такие мысли меня одолевали уже не в первый раз, хотя в себе я никаких псионических способностей не ощутил, да их у меня и в зачатке никогда не было. У землян их нет, а вот у номов имеются, но, к сожалению, слишком слабые, чтобы они могли превратить свою мысль и силу воли в оружие. Поднимаясь на Императорский холм, якобы насыпанный Богами, по мосту, я внимательно рассматривал Тинадтикар. Это был очень красивый город, но меня его красоты не интересовали. Когда фургон повернул направо, а весь кортеж поехал прямо, я очень обрадовался. Это позволяло мне хорошо изучить город, чтобы знать, куда бежать. В итоге я заснял его практически весь, за исключением тех поперечных улиц, которые загораживали здания. Его планировка с главными улицами-лучами отходившими от центра, для побега была очень удобной — выбрался из овального здания цирка, добрался до моста и шпарь себе до крепостной стены.

Вскоре, проехав по тенистой аллее, фургон въехал в арку и остановился в маленьком дворе. Мне было приказано оставить в нём солдатский ранец и всё остальное и выйти наружу. Перед прибытием в Тинадтикар я плотно поел, слопав оставшуюся солдатскую колбасу, сало, сыр и шоколад, так что ближайшие сутки вполне мог провести без еды. Первым делом меня заковали в кандалы, навесив их на руки и на ноги, после чего всего ощупали. На этот раз, понимая, что в подвале будет скорее всего холодно и сыро, я надел стальной пояс поверх меховой безрукавки. На правом бедре и меня находилась кобура, пристёгнутая к нему широкой, но тонкой лентой, сплетенной из чёрных волокон, изготовленных из какого-то наносплава, который был намного твёрже и прочнее стали. К левому бедру точно так же спереди была пристёгнута аптечка, а сбоку тесак.

До моих амулетов тюремщики не дотрагивались, но попытались проверить на прочность стальной пояс, но у них их этого ничего не вышло. Мало того, что он и без того был очень прочным, так сквозь него был пропущен ещё и сверхпрочный тросик. Убедившись в этом, они повели меня внутрь и мы стали спускаться по лестнице, устроенной вдоль стен квадратной в плане шахты. В тот момент я не испытывал каких-то особенных чувств. Всё, кроме сомнений, осталось позади, а вот как раз их у меня не было. Была одна только уверенность в том, что раз я стал ред-куаром, то императорские застенки меня не сломают, иначе грош цена и огненным даггенариям, и всем остальным ред-куарам Куарата. Поэтому я шагал вперёд спокойно и бесстрастно.

В самом низу имелся большой, ярко освещённый масляными лампами холл с пятью дверями, две были справа, а две слева, но меня повели к пятой, стальной, которая располагалась в каменной стене напротив. В холле, обставленном, как гостиная, в нём имелось даже два было тепло и сухо, да и воздух оказался свежим, по всей видимости работала вентиляция. За большой стальной дверью находился тамбур и вторая дверь, а вот уже за ней главная достопримечательность дворца — большой, пыточный зал, так же ярко освещённый. Мне далее постоять в нём и осмотреться. Шестеро рядовых тюремщиков, которых возглавлял Теберс, стояли с каменными лицами и хранили молчания, зато этот тип щерился, посмеивался и потирал руки. Да, ничего не скажешь, пыточных инструментом и приспособлений в этом зале было немало, но больше всего меня заинтересовал беломраморный подиум на колёсиках, на котором стоял роскошный, резной письменный стол и удобное мягкое кресло.

У меня мелькнула мысль: — "Неужели этот подонок прикажет пытать меня в своём присутствии? Да, он просто больной!" Скользнув безразличным взглядом по любимым игрушкам Теберса, я презрительно сплюнул ему под ноги и, насвистывая, направился к ещё одной двери. За ней находился коридор с шестью камерами. Как и всё в подвале, они были новенькими, ещё никем не опробованными. Мне грубым окриком велели остановиться рядом с первой, той, что находилась справа. Мощная стальная дверь, глазок с поворачивающейся шторкой, небольшое окошко кормушки с полкой, ещё одно точно такое же окошко внизу. В верхней части двери, справа и слева к ней были приделаны две подставки, на которых стояли масляные светильники со стёклами. Всё было новенькое, изготовленное совсем недавно, максимум полгода назад. Что же, мне выпала честь обновить особую императорскую темницу. Дверь в камере открывалась наружу. Наверное для того, чтобы узник не спрятался за ней и не напал внезапно на тюремщиков. На металл император велел не скупиться и потому дверь выглядела очень солидно. Кованная, с мощными петлями и здоровенными заклёпками. Она была хорошо смазана и не скрипела. Как раз именно такой была и вся Кеофийская империя.

Двое тюремщиков грубо втолкнули меня в камеру, дверь захлопнулась и я оказался в полумраке. Через два небольших отверстия в камеру проникал желтоватый свет масляных светильников, так что я смог её разглядеть. Маленькая, всего три с половиной на три метра размером. Справа от стены широкая дубовая лавка-лежак толщиной сантиметров в тридцать, собранная из двух мощнейших брусьев и поставленная на стальную основу. Такую в руки не возьмёшь и по башке ей никого не треснешь. На лавке лежала в место матраца большая охапка соломы. Прямо напротив двери, над каменным постаментом возвышалась чаша, в которую из короткой трубки лилась струйка воды. Слева от неё к стене был приставлен массивный каменный лоток, по которому вода стекала в каменный толчок. В общем камера была не такой уж и ужасной, но в ней было прохладно и сыро. Окошко в двери открылось и тюремщик окликнул меня:

— Раб, повернись и просунь руки в окошко.

Всё понятно, кандалы на меня надели не заклёпывающиеся, а с замками. Поэтому тюремщики боялись, что я их сниму с себя и превращу в весьма опасное оружие. Сами они при себе никакого оружия, кроме цест на руках, не имели. Молча повернувшись к двери, я просунул руки и с меня сняли ручные кандалы. Снова послышался окрик:

— Сядь на пол и высунь ноги.

Вместе с ножными кандалами с меня сняли ещё и простенькую кожаную обувку. Мстительно лягнув за это чью-то ногу, оказавшуюся в пределах досягаемости, я быстро убрал свои ноги из окошка, встал, подошел к лавке, расстелил поровнее солому, лёг и, повернувшись на бок, принялся рассматривать на экране жетона, размером шесть на девять сантиметров, столицу империи, город Тинадтикар. Времени до вечера было достаточно, ещё целых восемь часов. Сутки на Редии имели продолжительность двадцать пять часов тридцать минут и реды, поступили весьма оригинально. Они разбили сутки на дневное и ночные часы, а потому у них было четырнадцать дневных часов по шестьдесят минут, и четырнадцать ночных — по сорок пять. Наверное для того, чтобы ночь казалась им длиннее.

Поэтому я, ложась спать в редийскую полночь и вставая в начале первого дневного часа, на самом деле просыпался не в семь утра, а в пять часов двадцать пять минут. Рабов реды кормили дважды в сутки, в час утра и в четырнадцать часов дня. Рабочий день у них начинался в два часа утра и длился одиннадцать часов с часовым перерывом на отдых в местный полдень, с восьми до девяти дня. Если ты припас что-то из продуктов во время ужина, сытного и весьма объёмистого, то мог в это время ещё и перекусить. Так все и делали. Внимательно рассмотрев город, я поднялся с лавки и не смотря на то, что пол был шершавым и холодным, приступил к тренировке, яростно нанося удары головой, руками, ногами, локтями и коленками в пустоту. Так длилось до тех пор, пока с лязганьем не открылась верхняя дверца в двери. Мне принесли ужин и я подошел к двери. На стальную полку тюремщик поставил большую деревянную миску с каким-то вонючим варевом, причём холодным, положил полкраюхи осклизлого, липкого и тоже вонючего хлеба и две гнилые луковицы.

Понюхав похлёбку, сваренную из гнилого пшена и тухлого мяса, потыкав пальцем в хлеб, из которого торчали какие-то то ли верёвки, то ли ботва, я широко заулыбался. Ребята начали давить мне на психику не по-детски, а всерьёз и начали с того, что решили меня хорошенько травануть. Естественно, что мне это не понравилось и я резким взмахом руки отправил свой ужин в коридор, причём сделал это прицельно. Деревянная миска резалась в живот тюремщика и вонючая похлёбка залила его чёрный мундир, а я взревел:

— Подонок, жри сам это вонючее варево вместе со своим императором и дружками. Проклинаю тебя и заклинаю Богов, пусть они сделают так, чтобы ваши дети, внуки и правнуки, а вместе с ними все ваши потомки вплоть до пятнадцатого колена, ели такую похлёбку и проклинали вас, подонков и грязных ублюдков, и вашего императора! Чтоб ты, скотина, переломал себе ноги, когда будешь в следующий раз спускаться в этот подвал. Жалкое ничтожество, животное!

Дверца с громким лязгом захлопнулась и снаружи раздался хохот и вместе с ним громкие проклятья обляпанного вонючим варевом тюремщика. Оставшись доволен своим резким демаршем, я напился воды и лёг на топчан так, чтобы на неё была нацелена моя левая нога, заранее откинув створки фонарика с тремя мощными ксеноновыми лампами и принялся ждать тюремщиков. Не думаю, что они захотят простить мне такое поведение. Через полчаса я услышал, как они тихо открыли дверь, ведущую в коридор и чуть слышно открыли запоры. Резко открыв дверь, шестеро мордоворотов хотели было влететь в камеру, но им в лицо ударил такой мощный поток света, что они резко отпрянули назад. Дверь камеры с грохотом захлопнулась и снаружи сразу двое или трое человек истерично завопили:

— Мои глаза! Этот проклятый раб выжег мне глаза своим амулетом! Убейте немедленно эту гнусную сволочь.

В ответ на это я громко захохотал:

— Получили, ублюдки? Будете знать, как травить посланника Богов. Не волнуйтесь, у меня с собой глаза и уши Богов, так что они всё видят, подонки, и вам это припомнят на Суде Богов.

Никаких глаз, конечно же, я своим фонарём выжечь не мог, но часа полтора у тех из моих тюремщиков, кто попал под луч фонаря, будут прыгать перед глазами солнечные зайчики. Выпив вместо ужина довольно неплохой воды, я потренировался ещё пару часов и решил лечь спать. Если меня и дальше будут морить голодом, то лучше не расходовать зря энергию. При наличие воды я запросто могу поголодать пару недель без особого ущерба для здоровья, а после этого посмотрим. В самом крайнем случае буду выбираться из подземной тюрьмы не дожидаясь голодной смерти и пробиваться к ред-куарам с боем, а там посмотрим. Утром мне подали такой завтрак, что ужин по сравнению с ним мог показаться утончённым и изысканным. В деревянную миску было брошено несколько кусков червивого, всё в дырках, мяса, воняющего тухлятиной и полголовки гнилого и тоже червивого сыра, а хлеб был похож на коровью лепёшку, но вонял куда отвратительнее. Однако, самым вонючим был горячий взвар.

Тот тюремщик, который принёс мне завтрак, быстро сунул всё внутрь камеры, захлопнул дверцу и радостно заржал. Приблизившись, я отломил кусок хлеба, помял его в пальцах и залепил им глазок, после чего достал тесак и мелко покрошил им свой завтрак, включая гнилые луковицы, после чего залил его чёрным, словно дёготь, взваром, быстро соорудил из соломы, штанов и безрукавки подобие спящего себя и встал наизготовку рядом с дверью. Для вящей убедительности я даже стал негромко, чуть в сторону, храпеть и посвистывать носом. Моя уловка удалась на славу. Тюремщик чуть слышно открыл дверцу и заглянул в камеру. Вот тут-то деревянная миска с тошнотворной дрянью и была надета на его рожу. Он с диким рёвом отскочил, а я с пучком соломы отправился к рукомойнику отмывать кружку от той чёрной дряни, которую мне налили в неё. Пить из кружки было гораздо удобнее, чем ловить струю ртом или из ладоней.

Вечером мне подали на ужин совершенно несъедобный хлеб и восхитительную похлёбку с эруаланской говядиной, в которую было мелко накрошено луковицы три-четыре. Дверца захлопнулась всё так же молниеносно. Громко хлюпая и чавкая, я аккуратно перелил похлёбку в кружку, а минут через десять перестал делать вид, что я ем похлёбку. И на этот раз я тоже залепил мякишем ту дырку, которую проколупал кто-то из тюремщиков в первом, уже окаменевшем большом комке. Громко стукнув пустой деревянной миской по стальной полке, я быстро и практически бесшумно опрокинул в неё ядовитую для меня похлёбку. Тюремщик, который чуть слышно, но напряженно дышал за дверью, быстро открыл дверцу и миска с довольно-таки горячей, жирной похлёбкой врезалась ему в живот, отчего он яростно завопил и принялся проклинать меня, а заорал ещё громче:

— Отравить меня решил, подлец? Ты у меня дождёшься, тварь!

Хлеб вылетел следом и второй тюремщик, громко хохоча, захлопнул дверцу, а я вымыл кружку и лёг на своё жесткое ложе и принялся от нечего делать мастерить соломенную куклу. Всякий раз, когда к моей камере кто-нибудь крадучись подходил, я включал свой фонарь. Источник питания в ножнах тесака был мало того, что почти вечный, так ещё и очень мощный, но куда мощнее был тот, который находился в кобуре лучемёта и им я тоже мог воспользоваться. На следующий день мне не подали ни завтрака, ни ужина. Четвёртый день моего заточения я тоже остался без завтрака, но в полдень в мою камеру вломилось восемь тюремщиков, глаза которых были завязаны тонкими, чёрными шелковыми повязками, которые навалились на меня всем скопом и выволокли меня из камеры.

Держа за руки и за ноги они притащили меня в пыточную и усадили там на массивное деревянное кресло и надели на шею и руки тяжеленную дубовую колодку. Сделано это было для того, чтобы я не мог дотянуться до амулетов Богов. Вдобавок к колодке они прикрутили меня цепью к креслу на уровне живота и приковали к нему ноги, после чего подкатили ко мне мраморный подиум с письменным столом и креслом. Вскоре в пыточную вошел нарядно одетый в алый, расшитый золотом наряд император. Он величавой походкой прошествовал к своему месту и воссел за стол. Несколько минут он молча разглядывал меня, а потом насмешливо спросил:

— Раб, так ты и есть посланник Богов?

Не спеша отвечать, я внимательно разглядывал Тенуриза и не находил в нём ни одной приятной черты. Император чуть заметно шевельнул рукой и в мой бок с силой врезался кулак, затянутый в тяжелый цест, а Теберс угрожающе прорычал мне в ухо:

— Отвечай, раб, когда наш император задаёт тебе вопрос!

— Пошел вон, козёл, — невозмутимо сказал я палачу, — ты у меня допрыгаешься, животное. Вот увидишь, я надену тебе на шею что-нибудь такое, что тебя с этой хреновиной в землю закопают.

Император решил проявить настойчивость:

— Раб, я повторяю тебе свой вопрос. Ты посланник Богов?

Криво усмехнувшись, я развязным тоном поинтересовался:

— А тебя что, это не устраивает чем-то? Ну, так успокойся, Боги послали меня не к тебе, а ко всем редам.

— Я так не думаю, раб, — нахмурился император, — иначе Боги не высадили бы тебя из своего небесного корабля почти в центре Нового Света. Нет, они послали тебя именно ко мне, но ты почему-то решил, что смеешь утаить от меня то, что тебе поручено Богами передать именно мне, императору Тенуризу Отважному.

— Это ты отважный? — громко рассмеялся я — Да, ты трус, Тенуриз, каких ещё свет не видывал. Трус, подлец, а ещё вдобавок ко всему неблагодарная свинья. Да, вот ещё что, с чего это ты решил, что я раб? То, что я добровольно согласился надеть одежду раба и позволил меднику нацепить на свою шею этот ошейник, ещё ни о чём не говорит, Тенуриз. Зато тем, что ты лично не снял его с моей шеи и вместо того, чтобы поселить в покоях для гостей, ты нанёс Богам оскорбление. Ты неблагодарная скотина, а не император после этого. Мне напомнить тебе, что я сделал для твоей империи?

Император набычился и подался вперёд:

— Раб, ты сделал только то, что тебе было поручено Богами, но при этом решил поиграть со мной и отказался передать главное, секреты того оружия, которое сделает Кеофийскую империю непобедимую, а потому ты недостоин ни свободы, ни того, чтобы я принимал тебя в своём дворце с должными почестями. В твоих же собственных интересах немедленно заняться делом и обучить моих мастеров, изготавливающих оружие для империи, всему тому, что тебе известно.

— Да, ты ещё и дурак, Тенуриз, — усмехнулся я, с какого это перепуга ты решил, что Боги послали меня на Редию именно за этим? Нет, болван, ты глубоко заблуждаешься. Редия, на радость Богам, живёт в мире, если не считать постоянный мордобой на море, но таким образом реды просто ведут товарообмен, ведь в этом участвуют все одиннадцать крупных игроков, которые поделили между собой три континента, кроме двенадцатого. Ред-куары никогда не участвуют ни в каких морских грабежах и сварах. Поэтому рано или поздно товары, произведённые в Эртуалане, попадут в руки редов из всех одиннадцати империй, каждая из которых имеет ничуть не меньшие права на мировое господство, да вот беда, Боги сделали так, что все одиннадцать империй по силам равны между собой и потому вспомни-ка, Тенуриз Трусливый, когда произошла последняя более или менее крупная битва? Не помнишь, ничего, я тебе напомню, триста сорок восемь лет назад и с тех пор Кеофия живёт в мире со своим северным соседом Мевралией. Обе империи даже успешно торгуют друг с другом. То, что ред-куары уступили вам без войны, которую ваши историки пытаются высосать из пальца, небольшой кусок своих владений не делает Кеофию выше всех остальных империй. Вы просто были ближе других, а потому сначала организовали несколько колоний на побережье, а потом двинулись дальше, а когда зашли слишком далеко, то ред-куары прочертили линю перед носом ваших предков и сказали им: — "Дальше ни шагу, это наша земля". Так что успокойся, никакого оружия ты от меня не получишь. Твоя империя ничуть не лучше других, чтобы Боги выделили её таким способом. Богов интересует совсем другое, они хотят, чтобы на Редии царил мир.

Император недобро посмотрел на меня и проскрежетал:

— Ты лжешь, раб. Все минувшие три дня я приносил жертвы в храмах всем Богам и ни одна не была отвергнута. Боги покровительствуют мне и моей империи, а ты нарушаешь их приказ.

— О всемогущие Боги, вы только полюбуйтесь на это ничтожество! — весело закричал я и добавил — Тенуриз, ты просто идиот. Вместо того, чтобы принять как следует посланца Богов и накормить теми блюдами, которые он, то есть я, тебе дал, хотя Боги меня ничему не учили специально и даже более того, отняли у меня большую часть памяти, но оставили все знания, какие я получил от отца, благородного луртидара из другого мира, ты приказал меня кормить всяческим дерьмом, а один раз и вовсе отравить вашим луком. Вчера же и сегодня мне даже похлёбки из гнилого мяса и протухшего сыра не давали. Интересно, где эти уроды только брали всю эту тухлятину? Поэтому все твои жертвы были напрасны, Тенуриз. Ты зря потратился. Могу сказать по секрету, единственный народ на Редии, который может называть себя избранным Богами, это ред-куары, но им то мировое господство, которым ты грезишь, даже даром не нужно. Они не только благородны, но и мудры, в отличие от тебя.

Своими словами я задел Тенуриза за живое. Он прорычал:

— Благородство ред-куаров, как и их сила, мужество, отвага и воинское искусство, сильно преувеличены, раб. Если ты и дальше будешь упорствовать и не сделаешь того, что поручено тебе Богами, не научишь моих мастеров ковать столько же совершенное оружие, как и те сёдла, не говоря уже обо всём остальном, то ты убедишься в том, что ред-куары тоже могут быть палачами. Ты, похоже, очень хочешь что-то выторговать у меня, раб, за то, что обязан отдать даром, но из этого у тебя ничего не выйдет. Я оставляю тебя наедине со своим лучшим мастером боли и явлюсь сюда за окончательным ответом ровно через трое суток. Если ты решишь, что с тебя уже достаточно, тебе будет всего лишь сказать об этом. Приступай, к своей работе, Теберс, покажи этому ничтожному червяку своё мастерство. Он богохульник и своими речами оскорбил прежде всего Богов.

Император встал из-за стола, одарил меня ненавидящим взглядом и также степенно, как и вошел, удалился, а я понял, что сейчас меня подвергнут таким истязаниям, по сравнению с которыми драки в школе, а также все издевательства в лётке покажутся мне невинными забавами. Тюремщики, их было в пыточном зале девять мордоворотов, деловито откатили подиум подальше и один спросил:

— С чего начнём, Теберс? Может с дыбы?

— Нет Малферий, — возразил мастер боли, — этому рабу ещё могут понадобиться руки, чтобы учить наших мастеров. Поэтому давайте поместим тело в станок и слегка растянем его, после чего вы сделаете ему лёгкий массаж. Сильно не усердствуйте и не ломайте ему костей и особенно рёбер, а я посижу, посмотрю на него. Что-то он подозрительно спокоен, парни, поэтому будьте осторожны, не прикасайтесь к его амулетам. Тот свет, который он испустил из фонаря Богов, это скорее всего не единственное, на что они способны.

В это утро я, словно предвидя появление императора в темнице, затянул стальной пояс на теле посильнее, под меховой накидкой поверх рубахи. Сопротивляться мне пока что не имело никакого смысла. К креслу подтащили поближе станок, хитроумное устройство на котором человека можно было распять, как на косом кресте. Меня извлекли из дубового кресла, вставили мои руки и ноги в стальные захваты, закрепили их и растянули так туго, что у меня на моих конечностях чуть не лопнула кожа. Как спереди, так и сзади меня можно было бить, сколько угодно. Прежде, чем начать избивать меня, тюремщики сорвали с меня меховую безрукавку, а затем холщовую и нательную рубаху. Делать было нечего и я напряг мышцы, пока не в полную силу, а слегка. Полностью я напрягся только тогда, когда Малферий широко размахнулся и въехал мне со всей своей дури с левой руки по печени. Раздалось глухое "Бум-м-м".

Двухметровый верзила зашипел от боли и принялся трясти рукой. Одарив Теберса злым взглядом, он проворчал:

— Теберс, ты, кажется, говорил, что этот раб слабак? Раз так, то попробуй-ка ты его ударить. Тело у него, крепче камня.

— Это тебе только так кажется, Малферий, — зевая ответил подручному палач, — бей резче и посильнее стискивай кулак. Ладно, занимайтесь рабом, господа, а я пойду немного вздремну.

Заплечных дел мастер ушел, а ещё один тюремщик, нанося мне сзади удар по почкам, также отбив себе руку, проворчал:

— Тело у этого раба действительно, словно высечено из гранита. Пожалуй, я намотаю на руки бинты под цесты, а то так недолго себе все кости переломать. Он, хитёр, напрягается во время удара.

Сменяя друг друга, тюремщики попарно избивали меня до самого вечера. Боль, конечно, была очень сильная, но я старался встретить каждый их удар полным напряжением мышц, а потому уже часа через три они перестали бить меня в полную силу и мне стало полегче. Я же в свою очередь не чувствовал особого упадка сил и когда происходила смена, а также иногда во промежутках между ударами, полностью расслаблял тело. Странно, но каких-то очень сильных повреждений они так и не смогли мне нанести, зато из-за множества ссадин почти весь мой торс был окровавлен. Это немного сбивало с толка моих мучителей. Похоже, что став ред-куаром, я всё же обрёл помимо физической силы ещё кое-какие полезные способности. Так, в частности, кровь из меня не вытекала ручьями, а лишь чуть-чуть сочилась, а ещё прямо в процессе избиения мои ссадины сами собой быстро заживали, но чёрт побери, как же я устал. К счастью к одиннадцатому дневному часу устали, а попросту вымотались, и мои мучители. Тяжело дыша, они махнули рукой на всё и стали раскручивать болты и я сказал:

— Да, ребята, хреновую вы выбрали себе работу. Не думаю, что избивать невинного человека, который принёс Кеофии так много пользы, это самое приятное занятие на свете. И всё из-за чего? Из-за того, что какое-то трусливое ничтожество вслед за своим папашей, тот вообще был чокнутый идиот, вознамерилось пойти войной на ред-куаров. Ребята, Боги любят этих гордых и весёлых детей степей и гор Куарата, они восхищаются ими, а ваш император — драный козёл.

То, что я сказал, не привело моих тюремщиков в восторг. Они стояли передо мной тяжело дыша. Их мощные мускулы подрагивали, а цесты были в крови. Между прочим моей, а я стоял перед ними на негнущихся ногах и усмехался, хотя по моей физиономии съездили раз десять кожаными кастетами с бронзовыми бляшками. Малферий пристально посмотрел на меня и угрюмо спросил:

— До камеры сам дойдёшь, Валент, или нам придётся нести тебя?

— Как-нибудь сам доковыляю, — ответил я, — это ещё не самое страшное, что может случиться с человеком.

Только двое тюремщиков, раздетых, как и я, по пояс, пошли за мной следом. Один при этом прихватил с собой мою безрукавку и разорванные рубахи. Когда передо мной его товарищ открыл дверь камеры, он вложил мне в руки мои разорванные вещи и сказал:

— Скоро я принесу тебе еду, Валент, на этот раз никакого подвоха не будет. Без обид, мы на службе и выполняем приказ.

Входя в камеру, я услышал возмущённый вопль Малферия:

— Да, пошел ты к чёртям, Теберс! Этот мелкий парень будет покрепче каждого из нас, вот мы и вымотались, пока ты спал. О, Боги, и за каким только чёртом я согласился пойти на эту службу? Всё, Теберс, если ты хочешь заняться посланцем Богов, пытай его без нас. Да, вот ещё что, хотя мы избили его в кровь, он нам слова плохого не сказал, когда мы вынимали его из станка. Тебе же, Теберс, случайно наступи на ногу, так ты визжишь из-за этого, как резаный и напоминаешь про это потом целый год, а то и все два. Осточертело мне это всё!

— Осточертело? — возмущённо воскликнул Теберс — Тогда проваливай с императорской службы и возвращайся в свои каменоломни, чтобы работать там за гроши. Я тебя здесь пригрел, проявил к тебе и твоей семье милость, а ты смеешь мне говорить такие слова. Если завтра не покаешься, прогоню со службы вон.

Марферий в долгу не остался:

— А ты меня своей милостью не попрекай, Теберс. Свои пять лет на императорской службе я ещё три года назад отслужил, а потому офицерское звание имею. Ты мою семью не кормил и мне мой император жалованье платил за то, что я самых опасных врагов империи конвоировал и по лесам убийц выслеживал, а в кнутобои к тебе не нанимался. Поэтому завтра смену сдам и сам уйду со службы. И так на ней лишка пересидел вместе со своими парнями.

Взяв эти слова на заметку, я бросил своё рваньё на лежанку и направился к воде. Кружка была на месте. Вволю напившись и слегка переведя дух, я снял с себя штаны вместе с исподними портками и принялся отмывать тело от крови, которой из меня вытекло совсем немного. Лишь в двух местах холщовые штаны были испачканы кровью. Силы быстро вернулись ко мне и я, надёргав ниток, достал из аптечки, которую так и не пустил в ход, швейную иголку, включил свет и быстро сшил все куски и смог одеться. Вскоре открылось окошко и мне даже раньше времени принесли обильный ужин не в одной, а двух мисках. Во второй лежало мясо, красный сыр и четыре больших груши. Наклонившись к окошку, я негромко сказал:

— Если Малферий ещё здесь, позови его.

— А куда ему деться? — удивился надзиратель — Мы же на сутки заступили. Завтра в три часа сменимся. Валент, ты, того, сыр и мясо в соломе припрячь, чтобы завтра вечером съесть если что.

Каменотёс пришел минут через десять и хмуро буркнул:

— Чего тебе, Валент? Я только что прилёг.

— На том свете успеешь выспаться, — огрызнулся я, — ты, насколько я это понял, не просто каменотёс, а цельный бригадир, Марферий?

Верзила засопел и сурово пробасил:

— Есть такое дело, но я ещё и каменных дел мастер. Нас в Главной имперской тюрьме целая бригада надзирателями над особо опасными преступниками и охотниками на убийц работает. Надоело, конечно, но семьи надо кормить, а они у нас большие.

Улыбнувшись, я загадочным голосом спросил:

— А не хотел бы ты свою собственную каменоломню иметь, Марферий, чтобы добывать в ней довольно-таки белый мрамор?

Голова каменотёса появилась в окошке:

— Это как ещё? Я бы не против, но где найти мраморную гору?

— Раз так, иди раздобудь мне лист пергамента или бумаги, перо и чернила, бугай, я нарисую план и черкну пару строк своему другу.

Когда я рыскал по горам к северо-западу от Эртуалана, то однажды нашел как раз именно то, о чём сказал каменотёс — мраморную гору, покрытую толстым слоем дёрна и поросшую кустарниками. Завозить камень было дешевле с уже работающих карьеров, чем разрабатывать свой, но если дело, начатое мною в Эртуалане станет расширяться, то белый, как снег, мрамор обязательно понадобится людям для изготовления декора. Вскоре пришел каменотёс, вошел в камеру, я быстро поел и, первым делом нарисовав карту и маршрут к мраморной горе, написал письмо Ниру, дяде Лагеусу и Хулу, в котором сказал, что всё у меня хорошо и через несколько дней меня скорее всего казнят. Вытаращив на меня глаза, Марферий спросил:

— Чего же в этом хорошего, Валент, в смерти-то?

Пожав плечами я невозмутимо ответил:

— Для тебя и любого другого человека ничего, а для меня это возвращение в свой мир. Если я ещё не всё сделал, то Боги не дадут никому меня убить и скажут, что я должен делать дальше.

После этого мы проговорили часа четыре и расстались если не друзьями, то точно приятелями. Для Марферия и его двадцати трёх друзей моё предложение было просто сказочным. Мрамор в той горе был старым и совершенно белым, а когда я подробно описал её, каменных дел мастер, который хорошо знал своё дело, сразу же сказал что мраморная жила там должна быть очень мощной, а белый мрамор ценится на всей Редии очень высоко. Было решено, что две трети караула свалит уже завтра, а раз так, то Теберсу придётся уродоваться со мной одному. Марферий, скрежеща зубами от злости, сказал:

— Ни один надзиратель теперь тебя и пальцем не тронет, Валент.

Глава 14

Казнь по приговору императора

Из-за того, что я не стал корчить из себя потерпевшего, весь следующий день у меня был не просто выходным, а прямо-таки праздничным. Утром Марферий со своими каменотёсами, вот почему они были такими здоровенными амбалами, специально задержался для того, чтобы объявить главному палачу о том, что он выходит в отставку вместе со всеми своими парнями по той причине, что они отслужили на этой должности, на которой год засчитывается за два, как на войне, вместо пяти целых семь лет и три месяца. Перед этим надзиратели рассказали коллегам, что не смотря на то, что они отбили себе все руки, когда лупцевали посланника Богов, то предложил им хлебное дело, разрабатывать мраморную гору, находящуюся на территории владений его друга и потому они продают всё и отправляются туда немедленно. В четвёртой смене работали парни помоложе и уже не каменотёсы, а лесорубы которые немедленно отправили ко мне делегата и я настрочил ещё одно письмо.

Уйти со смены так просто они не могли, но тем не менее высказали Теберусу всё, что они думали раньше, думают теперь, а также поделились с ним своими мыслями о том, что будут рассказывать про такую гниду своим внукам. Не забыли они сказать несколько слов в адрес тех советчиков, которые решили, что посланца Богов куда легче сломать, чем подольститься к нему. Минувшим вечером я честно рассказал Марферию, что страшнее рогатки ничего не смогу изготовить для императора, но и ту вряд ли, так на Редии нет резины, а каменотёс передал мои слова сначала сменщикам, а потом ещё и личному палачу и мастеру боли императора. К Главной имперской тюрьме он не имел никакого отношения, хотя и носил чёрный мундир. После жуткого скандала, узнав ещё и о том, лесорубы, которые отработали на опасной и полной смертельного риска работе свои положенные пять лет тоже выходят в отставку, он с истошным воем убежал из тюрьмы.

Мне тут же притащили вина, шоколадных конфет, которые я посоветовал отнести детям и женам, и стали расспрашивать, есть ли рядом с Эртуаланом леса со строевой древесиной и я сказал, что у моего друга Нира всё есть, в том числе и лесные угодья. В общем день прошел замечательно, но зато на следующий день за меня всерьёз взялся уже сам Теберус. В Главной тюрьме он смог договориться только с новичками и теми надзирателями, которым осталось служить по году и меньше. При этом они были чуть ли не инвалидной по сравнению с прежними и мало чем могли ему помочь. Даже к дубовому креслу он прикручивал меня сам. Пытки этого придурка были незамысловатыми, но зато очень болезненными. Он знал место нахождения на теле человека нескольких десятков нервных узлов и ковырял их крючками и иглами. Крови снова было немного, но зато с меня сошло семь потов и несколько раз я рычал от боли, но всё же не визжал, как свинья, которой дали тяжелым сапогом под зад.

После его пыток я не смог самостоятельно встать с дубового кресла и четверо молодых, трясущихся от страха надзирателей отнесли меня в камеру и, едва затащив в неё, тут же выбежали. На этот раз я заранее снял с себя обе рубахи и безрукавку. Полежав пару минут на холодном полу, я приложил к руке аптечку и она вколола мне обезболивающие, общеукрепляющие и другие препараты, усиливающие мою и без того мощную регенерацию. Только поэтому я смог подняться и поскольку аптечка "сказала" мне: — "Требуется интенсивная разминка.", я принялся её делать и через два часа был в полном порядке. Потом мне принесли вполне сносный ужин и я завалился спать, но сон мой был тревожным и мучительным, а утром я и вовсе проснулся в холодном поту и у меня жутко болела голова, но завтрак и кружка горячего, сладкого красного чая быстро привели меня в порядок. Раны, нанесённые мне Теберусом, местами ещё кровоточили. Я разделся по пояс и ждал, что истязания продолжатся, но этого не случилось, а в полдень произошло и вовсе нечто неожиданное, в подвал спустился император собственной персоной.

Перед этим вторая "инвалидная" команда надзирателей, глядя на меня с немым ужасом в глазах, через силу выполнила свои должностные обязанности. Точнее я сам сделал всё, что они сказали, оделся, прошел в пыточный зал, Теберуса там не было, сел в кресло и дал им возможность приковать руки и ноги, после чего меня известили, что сейчас вниз пожалует сам император, подкатили подиум и моментально смылись. Император пришел мрачный и угрюмый. Судя по тому, что разговор должен был происходить с глазу на глаз, речь шла о чём-то очень важном, причём для него, а не для меня. Когда Тенуриз посмотрел на меня, я вежливо ему поклонился, но говорить ничего не стал. С моей физиономии ещё не сошли синяки и ссадины, но они не выглядели слишком уж страшными. Несколько минут император молча разглядывал меня, после чего обиженно спросил:

— Почему ты был со мной так непочтителен? — не знаю почему, но мне стало неловко и я, глубоко вздохнув, понурил голову и ничего ему не ответил — Стыдишься? Что же, значит капитан Фергерс, который буквально пробился вчера после обеда ко мне с боем, был совершенно прав. Ты способен перенести без стона любую боль, но только не надругательства над собой, а пытаться накормить тебя гнилой, несъедобной пищей, это одно из них. Что же, тогда мне вполне понятно твое поведение Валент Карт, посланник Богов. Так ведь?

Решив, что дальнейшее хамство ни к чему хорошему не приведёт, я решительно мотнул головой и со вздохов сказал:

— Так, ваше императорское величество. Хлеб может быть чёрствым, но он останется хлебом. Мясо может быть сколько угодно жестким, пусть даже это будет солонина пятилетней давности, но оно не должно быть протухшим. Похлёбка может быть жидкой, но не из гнилой крупы. Даже рабов нужно кормить съедобной пищей, а не травить их. Мне давали в дороге несколько раз мутную, отвратительную воду, но у меня был фильтр, после которого она становилась чище родниковой и потому я не возмущался. Здесь же, в вашем застенке, мне давали такую еду, которую не станет есть ни одна собака. Поэтому прошу простить меня за мои слова. Во мне говорило моё возмущение.

— Хорошо, Валент Карт, ты прощён. — сказал император — В том числе ещё и потому, что ты очень странным образом отнёсся к тем людям, которые подавали тебе по приказу моего верного слуги гнилую, вонючую и несъедобную пищу. На этот раз он переусердствовал. Ответь мне, почему ты написал в своём письме на имя Нира Марениса и Хулуса Торвиса, что Марферий Фергерс отличный парень и твой добрый приятель? Он действительно достойный человек, герой империи, который в одиночку убил семерых редов, сбесившихся после укуса огненной пиявки и превратившихся в кровожадных чудовищ. Как это нужно понимать, как подкуп?

Отрицательно помотав головой, я возразил:

— Нет, ваше величество. Марферий к тому времени уже поскандалил с вашим мастером боли и сказал, что он выходит в отставку, а то насмешливо предложил ему снова отправляться в каменоломни и работать там за гроши. Вот я и вспомнил про ту мраморную гору, о которой когда-то сказал Ниру, но тот лишь развёл руками и объяснил, что мрамора в Новом Свете и так добывается много. Когда я рассказал о том, какой это мрамор, капитан Фергерс сразу же загорелся. Он мастер каменного дела и сказал, что старого мрамора, который большую прочность и хорошо полируется, а именно он идёт на изготовление скульптур и дорогого декора, как раз и не хватает.

— Да, я знаю это, Валент. — сказал император и спросил: — Почему ты обращаешься ко мне не мой император, а ваше величество?

Усмехнувшись, я ответил без тени смущения:

— Ваше императорское величество, вы не мой император, я ред из другого мира, перемещённый в ваш богами. Просто так принято обращаться к императорам там, где я родился и вырос.

— Значит ты помнишь о том, каков твой мир? — с усмешкой спросил император — Почему же ты о нём не рассказываешь?

Не долго думая, я произнёс несколько фраз на русском, английском, немецком и испанском языке, после чего с улыбкой сказал:

— Эти слова я сказал на нескольких языках моего мира, ваше величество, но я даже понятия не имею, как выглядят те реды, которые на них говорят. У меня сохранилась только формальная память, но не личностная. Например у вас вилки с двумя зубцами, а я привык, чтобы они были с четырьмя и даже пятью и таких расхождений между Редией и моим миров немало. Поймите, я родился и вырос в огромном поместье, мой отец очень богатый луртидар и мне с детства знаком труд на ферме. Поэтому я умею скакать на лошади лучше, чем ваши кавалеристы и хотя не помню, как выглядят наши лошади, почему-то знаю, что они быстрее ваших и прыгают выше. В моём мире всё легче, чем в вашем и поначалу мне было тяжело, но то, что ваш мир тяжелее, быстро развило мою силу и я сделался гораздо сильнее, чем был прежде. Между прочим, отлично стрелять из лука я тоже научился в своём мире потому, что тренировался с детства. Зато я понятия не имею, как выглядят наши луки и, поверьте, они, скорее всего, всё же отличаются от ваших потому, что мне всегда приходится стрелять навскидку, а не тщательно прицеливаясь. Так что не только о наших луках, но и ни о каком другом оружие я не имею ни малейшего представления. Всё дело в том, что я не изготовил своими руками ни одного лука, ни одного меча или копья. Зато я десятки раз ремонтировал и полностью разбирал сёдла, а также изготовил несколько штук своим руками. В общем я только и мог предать редам, что свой личный опыт, всё то, чему научился у своего отца.

Император, который на этот раз был одет не так вычурно, на нём была надета поверх красной рубахи без воротника синяя тога, кивнул головой и после небольшой паузы согласился:

— Звучит вполне логично, Валент. Но скажи мне, неужели ты действительно разговаривал с Богами? Скольких ты видел и кого? Ты, вообще, знаешь имена наших Богов?

— Ваших? — притворно изумился я — Скорее, уж, это наши Боги, хотя и это не так. Боги это высшие существа, которые правят многими сотнями, если не тысячами миров. Ночью на небе видно бесчисленное множество звёзд и очень многие из них похожи на ваше солнце, на Одвин. Вокруг них летают планеты и некоторые имеют воздух, воду, леса и животных, а есть и такие, на которых живут люди, вы себя называете редами, а мы людьми, но, как видите, я ничем не отличаюсь от обычного реда, разве что не вышел ростом. Правда, я встречал редов, которые были даже ниже, чем я, но это ничего не значит. На том небесном корабле, на котором Боги перенесли меня сначала в свои небесные чертоги, а потом в ваш мир, я видел шестерых Богов, трёх мужчин и трёх женщин. Они были очень красивы, но что самое удивительное, их лица светились изнутри. В небесных чертогах я видел намного больше Богов, но только издали. Там-то Боги мне и вручили свои амулеты. Моей одежды, когда я очнулся на их огромно небесном корабле с садом внутри, нам не было. Боги одели меня в длинную тунику серебристого цвета. Когда же я очнулся в реке, то на мне была надета холщовая рубаха раба и меховая безрукавка, но Боги меня заранее предупредили, что мне придётся какое-то время побыть рабом.

Врал я, конечно, а точнее фантазировал, просто мастерски, но император Тенуриз проглотил всё не моргнув глазом. Как только я умолк, он насмешливо кивнул головой и спросил:

— Неужели Боги не дали тебе для защиты ничего, кроме своего фонаря, который светит так ярко, что у тех, кому его луч ударил в глаза, потом полчаса плыли светящиеся круги перед глазами.

Дальше врать было уже опасно и я недовольно проворчал:

— То амулет, который висит у меня на шее, может ударить человека или животное маленькой молнией. Это не смертельно, но человек может на несколько секунд потерять сознание, а потому оружием глаза и уши Богов назвать нельзя. Так, детская игрушка. Ещё этот амулет способен выбросить из себя крохотный язычок пламени, чтобы разжечь костёр, а больше он ни на что не годен. — вздохнув, я принялся жаловаться на жлобство Богов — Я просил дать мне какое-нибудь оружие, но Боги сказали, что на Редии и без того слишком много оружия и что без него этот мир станет ещё прекраснее. Во всяком случае они очень на это надеются и сказали мне, что Редию ждёт великое будущее и только поэтому велели мне научить редов таким вроде бы простым вещам, которые сделают их жизнь ещё приятнее.

— Что, так и сказали, Валент? — усмехнулся император — А они не сказали, как ты сможешь вернуться домой?

А вот это был вопрос с подковыркой. Похоже на то, что Марферий был вчера почти полностью откровенен с Тенуризом и сделал всё возможное, чтобы тот изменил своё отношение ко мне. В принципе я на такой поворот событий не очень-то надеялся, но всё же держал такой вариант в уме, когда разговаривал с ним и всячески проявлял благородство, хотя мне очень хотелось набить ему морду. Удары этого битюга были особенно чувствительными, у меня внутри от них всё так ёкало. Он же мне чуть было почки не отшиб своими пудовыми кулачищами. Поэтому состроив угрюмую гримасу, я проворчал:

— Если я сверну себе голову по собственной инициативе или глупости, например затею с кем-нибудь драку сам, без малейшей на то необходимости, то смерть моя будет окончательной и бесповоротной. Только поэтому я был всегда осторожен и не лез на рожон, хотя многое меня и бесило иногда...

— Почему же ты тогда оскорблял меня, своих надзирателей и даже швырял в них миски с тухлятиной? Ты ведь как раз и лез на рожон.

— Что касается вас, ваше величество, ту всё просто, — признался я с сокрушенным видом, — вы просто отдали бы приказ казнить меня и тогда сработало бы второе правило Богов — если я буду казнён по чьему-либо приказу, то моментально перенесусь в свой мир. А с надзирателями всё было просто. Они издевались надо мной, а я, в отместку, швырял в них миски к тухлой или отравленной похлёбкой и нас при этом разделяла стальная дверь. Когда же они не выдержали, то я просто ослепил их фонарём Богов, а он действительно очень мощный. Его свет видно за тридцать километров и это по нему небесный корабль Богов сможет найти меня.

На лице императора появилась зловещая улыбка и он спросил:

— Значит казни на арене цирка ты не боишься, Валент?

Отрицательно помотав головой, я решительно заявил:

— Не боюсь, ваше императорское величество. Если моя миссия закончена, но моя жизнь на Редии завершится на арене цирка, где казнят рабов на потеху публики, то я просто вернусь домой, где меня ждёт награда Богов. Если моя миссия ещё не исполнена до конца, то Боги найдут способ, как отвести от меня смертельный удар. Поэтому я если чего боюсь, то смерти по неосторожности. Позавчера, после того, как капитан Фергерс и его парни измолотили меня всего до крови, я, вдруг, понял, что с самого начала и до конца Боги защищали меня и они напрасно так старались. Вот тогда мне и стало стыдно за своё поведение, ведь я мог не выводить из себя ни вас, ни их. Вы были далеко и потому я, услышав, что Марферий решил выйти в отставку, чтобы хоть как-то загладить свою вину, предложил ему стать хозяином мраморного карьера с огромными запасами камня. Признаться честно, ни о каком подкупе я даже и не думал. Просто сделал так, как приказало мне сердце что ли. А может быть того пожелали Боги, что я не стал бы оспаривать. Тем более, что вы сами назвали капитана Фергерса героем империи, о чём я даже и не догадывался.

Император сложил руки на груди и минуты три внимательно смотрел на меня буквально не отводя глаз, после чего сказал:

— Признаться, капитан Фергерс весьма удивил меня, когда сказал, что ты не в состоянии дать мне того, что мне требуется для укрепления моей армии и что свидетельством этого является твоя готовность выйти на арену цирка против заведомо более сильных противников, которые тебя непременно убьют.

В ответ на это я мысленно усмехнулся: — "Ага, как же, нашел дурака. Если что-то пойдёт не так, я дюжиной выстрелов из плазменного лучемёта разгоню всю твою армию, дядя. Ты просто никогда не видел, с каким грохотом взрывается плазменный шар размером с мой кулак, а он таким становится уже на расстоянии в сотню метров. Это если вывести лучемёт на полную мощность. А на минимальной я всего десятью выстрелами выжег в гранитной скале нишу для своего сундука". На деле же я сказал ему совсем другое:

— Всё так и есть, ваше величество. Боги хранят меня.

— Интересно, а как Боги отнесутся к тому, что тебя казнят, как ты говоришь, их любимцы, ред-куары? — ехидно спросил император и чертовски недобро ухмыльнулся — Сегодня я разговаривал с их предводителем и сказал ему, что некий раб, знающий очень много, который вёл себя самым неподобающим образом, хотя до этого сделал очень много полезного, заявил что он посланец Богов, храним ими и не боится ничего и никого, в том числе и ред-куаров. Представь себе, Валент, он сказал мне в ответ, что если этот раб лжец и своей ложью оскорбляет самих Богов, то он падёт от руки самого слабого из всех его воинов. Эти ред-куары мои добровольные рабы сроком на пять лет, Валент Карт, и я намерен им доказать, что слухи о том, что они непобедимые воины не отражают действительности. Тем самым будет положен конец спору, который длится вот уже более пяти столетий. То, что они захватывают в плен отряды моей конной разведки, ни о чём не говорит. Не сегодня, так завтра я найду способ, как победить их и тогда они склонят головы перед Кеофийской империей и присоединятся к ней, после чего если не я, то мой сын или внук объявит себя императором всей Редии, чтобы были уничтожены границы, навсегда исчезло рабство и, представь себе, люди стали жить точно так же, как в том городе, который был построен благодаря твоим советам. Они были очень мудрыми, но что самое главное, своевременными. Тому, что ты действительно посланник Богов, я нахожу совсем другое подтверждение. Они отдали тебя в руки того луртия, который надлежащим образом воспринял все твои советы, а это были очень толковые советы и ни один не привёл к краху и никого не разочаровал. Даже твои самые невероятные, на первый взгляд, предложения, которые вызывали поначалу у всех оторопь, были успешно реализованы и принесли прекрасные плоды. Пройдёт ещё два, максимум три года и перед абертаром Ниром Талгом Маренисом встанут коленопреклонённо самые богатые луртидары и будут просить его научить жить и вести хозяйство по новому. Это произойдёт только в том случае, если будет доказано, что ты действительно посланник Богов. Ты согласен доказать это, выйдя на арену, как раб осуждённый на смерть за оскорбление Богов, Валент Карт? Если ты действительно посланник Богов, то это действительно можно выяснить только на арене цирка. На трибунах будут сидеть все члены Сената и если произойдёт чудо, а я не верю в то, что ты выполнил всё, для чего Боги направили тебя на Редию и к тому же мне ясно, что все твои действия направлены на возвышение, а не на разрушение Кеофии, то это послужит для них сигналом. Всех проблем произошедшее чудо не решит, скорее всего мне придётся ещё долго бороться с упрямством ред-куаров, не желающих воссоединиться с Кеофией, ведь все они вышли из неё, но в этом как раз нет ничего страшного. Меня называют Отважным вовсе не потому, что я сразил своим мечом какое-то чудовище, а потому, что я открыто заявил однажды ред-куарам, что заставлю их присягнуть на верность Кеофийской империи. Только тогда Кеофия сможет навести порядок не только на суше, но и на море.

Мне стало ясно, что я попал в свои собственные силки. Уж коли предводитель команчей сказал, что в том случае, если я не посланец Богов, то меня тут же размажет по всей арене самый слабый из всех его воинов, то моё дело было дрянь. Доставать из кобуры лучемёт и стрелять в арену — навредить самому себе и, что самое главное, всем тем людям, которые были мне дороги. Хотя с другой стороны если я стану сражаться без оружия, голыми руками и у меня в правом кулаке будет зажат мой сверхпрочный жетон с электрошокером, то мне будет достаточно просто вырубить этого воина и тогда... А что произойдёт тогда? В общем всё зависело от предводителя команчей и от того, сумею лия я как-то намекнуть ему, что я тоже ред-куар и меня нельзя спускать в унитаз потому, что я им ещё пригожусь. Жаль, что среди них не было дагген-куара. Тот наверняка смог бы прочитать мои мысли. Широко улыбнувшись, я тряхнул головой:

— Я согласен, ваше императорское величество. Если вы дадите мне всего три дня, чтобы с моего тела сошли все синяки, то этого будет более, чем достаточно. Поймите меня правильно, мне вовсе не хочется предстать перед Сенатом и ред-куарами побитой собакой. Боюсь, что они тогда сочтут меня слишком слабым для поединка, а мне вся эта волокита ни к чему. Вы дадите мне на это время?

Тенуриз улыбнулся и вальяжно кивнул, встав с кресла и спустившись к подиуму, он подошел ко мне поближе и спросил:

— Ты можешь освободиться от этих цепей, Валент? Вчера я долго разговаривал с Марферием и в числе прочего спросил, не являешься ли ты лазутчиком ред-куаров? Это был, конечно, совершенно несерьёзный вопрос, ведь ред-куары не имеют даже малейшего понятия обо всём том, о чём знаешь ты, но ответ капитана Фергерса поразил меня вот чем. Он сказал, что ударами кулаков смог бы вышибить дух из любого ред-куара и в доказательство, надев цест, пробил кулаком дубовую столешницу толщиной в десять сантиметров. Марферий уже не раз имел дело с редами, которые превратились не в ред-куаров, а в чудовищ и убил нескольких именно ударом кулака. Он сказал, что в момент каждого его удара твоё тело делалось каменным и был нужен тяжелый молот, чтобы достичь цели, сломить тебя. Пытая тебя Теберс чуть не впал в панику, так как ничего не мог понять. Твоё тело было совершенно расслабленным, он терзал твои нервные узлы, а ты только обливался потом и изредка свирепо рычал, но мускулов не напрягал. По словам Теберса после этой пытки любой другой человек лежал бы пластом месяц и, скорее всего, стал бы калекой. Поэтому он считает тебя не посланником Богов, а одним из них и сейчас занят тем, что приносит им искупительную жертву. Валент, не суди его строго, он выполнял мой приказ. А теперь докажи мне, императору Тенуризу Отважному, что ты действительно посланник Богов. Разорви цепи, освободись и я сам препровожу тебя в покои для почётных гостей Кеофийской империи. Если Боги с тобой, то они помогут тебе.

С грустным видом посмотрев на обычные цепи, какие были на кандалах, я вздохнул и попросил этого психа, вынашивающего планы о мировом господстве, причём подозрительно романтические и потому кажущиеся совершенно несбыточными:

— Ваше величество, отойдите, пожалуйста, на несколько шагов назад. Кто его знает, куда полетят звенья, когда Боги включат меня.

Император поспешно отошел, а я, как учил меня Хул, резкими движениями стал рвать цепи одну за другой. Они лопались с жалобным звоном, а некоторые звенья действительно отлетали весьма далеко. После этого я деловито открутил пальцами, словно пассатижами, болты, сложил все железки на деревянное кресло и сказал:

— Ваше величество, я не держу зала даже на Теберса, хотя честно скажу, терпеть его пытки было очень трудно и если бы не амулет Богов, который способен лечить меня. Он помогает всем редам. С его помощью я исцелил жену своего друга Хулуса и она после того, как у неё дважды случались выкидыши, благополучно родила ему трёх сыновей. Вы выглядите вполне здоровым, ваше величество, но всё же позвольте мне проверить амулетом здоровья, так ли это.

Тенуриза, который выглядел совершенно спокойным, моё предложение сразу же заинтересовало и он сказал:

— Хотя я чувствую себя хорошо, Валент, у меня иногда бывают приступы. В молодости, когда я отправился на восток искать встречи с ред-куарами, я заболел там степной лихорадкой и меня исцелил от неё их колдун и знахарь. Тем не менее иногда я испытываю недомогание. Приступы не очень сильные, но ощутимые и выводят из себя.

Отстегнув аптечку от бедра, я попросил императора заголить правую руку и приложил её к ней. Через несколько секунд щёлкнула, открываясь, крышка небольшого экрана и я прочитал вслух:

— Неизвестная форма лихорадки. Делаю полный анализ. — ещё через минуту аптечка сообщила — Препарат составлен, делаю инъекцию. Для полного выздоровления необходимо сделать ещё восемь инъекций. Наилучшее время для повторных инъекций утро, обед и вечер за полчаса до еды. — убирая аптечку, я сказал: — Ваше величество, через три дня вы забудете о степной лихорадке навсегда.

— И получу ещё одно, ничуть не менее убедительное подтверждение того, что ты посланник Богов, Валент, но это убедит только меня, может быть ещё несколько человек, но не Сенат. — с грустью в голосе сказал император — А далеко не всем сенаторам пришлись по нраву те перемены, которые произошли в Имрисии. Для некоторых сенаторов Эртуалан стал костью в горле.

Вторая беседа императором только всё осложнила. До неё всё было просто и ясно — вот он, злодей, император Тенуриз — жестокий, умный, хитрый и коварный, который хочет завоевать Куарат. Теперь я узнал о его видах на мировое господство и цели вроде бы были благими, стереть все границы и покончить с войной на море, но для этого он хотел подчинить себе ред-куаров. Они тоже оказались хороши. Их предводитель взял и заявил, что запросто может казнить человека, оскорбившего Богов. Можно подумать, что Боги, существуй они на самом деле, сами не смогут с ним разобраться. Вот и доказывай после этого, что ты не верблюд. Во всяком случае в тот момент я подумал так: — "Ладно, с ред-куарами я вскоре встречусь, а вот император это ещё та проблема. С ним нужно вести себя поосторожнее". Но не смотря на это понимал, что сложности могут возникнуть как раз не с императором, я ему был нужен в качестве то ли аргумента для сенаторов, то ли, в качестве оружия, а именно с ред-куарами.

Вместе с императором я вышел из зала пыток, в котором мне здорово досталось, и увидел в большой гостиной всю команду своих надзирателей во главе с капитаном Фергерсом и примерно столько же гвардейцев. Надзиратели были одеты уже по-гражданке, в разноцветные штаны и куртки, поверх которых на них были надеты бригантины со стальными накладками и все имели на поясе мечи и кинжалы. Наверное на тот случай, если бы я повёл себя неспортивно. Хотя они вели себя тихо, кое-какие звуки до меня всё равно доносились. Каменотёсы и лесорубы облегчённо вздохнули и заулыбались. В присутствии императора я переоделся во всё новое. Увидев мой торс, весь покрытый синяками и ссадинами, Тенуриз покрутил головой.

После этого мы поднялись наверх и там я расстался с командой отважного капитана Фергерса. Он уже был представлен Ниру и тот, прочитав оба моих послания, сдал в аренду как лес, так и мраморную гору. Император действительно довёл меня до моих покоев, где мы попрощались. В них меня ждал Нир. Тенуриз хотел сам снять с меня ошейник раба, но я воспротивился, сказав, что он ещё нужен, чтобы произвести впечатление на сенаторов. В покоях для меня уже была приготовлена горячая ванна с ароматными настоями и я первым делом снял с себя уже осточертевшие амулеты, побросал их в воду, разделся и залез в неё. Горячая вода делала своё дело, я лежал в ванне и разговаривал со своим другом. Мой первый вопрос был таким:

— Нир, как тебя приняли в Сенате?

Мой друг-абертар со вздохом улыбнулся:

— В двух словах не расскажешь. Общее настроение в Сенате по отношению к Эртуалану более, чем благожелательное, почти восторженное. Скажем так, императорский шоколад всем понравился, но не всё так просто. По отношению ко мне Сенат разделился пополам. Одна половина возмущена огромными, как они полагают, заработками моих людей и считает, что они захотят большего, а вторая так и говорит, что им как раз и нужно дать возможность зарабатывать ещё больше. Слава Богам, что я послушал тебя и даже не стал пытаться выкупить у императора землю. Первое, что я сделал в Сенате, это выступил с большой речью о земле, которую мы написали все вместе. То, что все земли без исключения являются собственностью империи, а наш император только передаёт их в управление абертарам, луртидарам и луртиям, чтобы они передавали их в аренду крестьянам и создавали все условия для земледелия, животноводства и различных ремёсел, в первую очередь вызвало восторг у императора. На землю в Кеофии кто только не покушается, даже зажиточные крестьяне и те хотят её выкупить, чтобы потом продать и уехать в город. В законе же, как ты это прекрасно знаешь, этот вопрос прописан из рук вон плохо и я прервался для того, чтобы глава гильдии адвокатов Эртуалана зачитал все двадцать четыре статьи, которыми они предлагают дополнить свод законов империи. Это вызвало бурные споры, но император, а я и раньше тебе говорил, что он всё схватывает на лету, сходу одобрил инициативу наших законников и даже не поморщился, когда речь зашла о выплате компенсаций за улучшения, сделанные на земельном участке. Он приказал передать статьи в своей секретариат и продолжить работу там. После этого я продолжил выступление и объяснил всем, что земля Редии принадлежит одним только Богам, и боги даруют её не отдельному человеку, а всем людям и если кеофийцы решили, что иметь над собой императора это самое большое благо для них, то никто, кроме него не может распоряжаться землёй. И ты знаешь, Валент, хотя я в это не очень-то верил, твоё предложение подействовало и остудило многие горячие головы. Тем более, что я сказал им, как ты и посоветовал, что все войны происходят только по одной причине, ради захвата и присвоения чужих земель, а всё остальное это лишь попытки замаскировать свои истинные намерения. Свободную куплю-продажу земли я также назвал одним из самых бескровных, но в то же время циничных способов ведения войны. Особенно если крестьянина, луртия, луртидара или абертара будут специально подводить под банкротство. В общем первое чтение закона о земле прошло успешно и когда он будет принят, то мои эртуаланцы будут им надёжно защищены от любых посягательств. Император в восторге от нашего закона. Наместники некоторых провинций ведь до чего уже дошли, начали шантажировать его и требовать себе автономии. Теперь нашему императору будет чем им ответить. Хотите автономии? Собирайтесь все вместе и голосуйте. Сколько наберёте голосов, со столькими людьми и уходите куда угодно с кеофийской земли. Когда я сказал об этом, в Сенате минут десять стоял просто дикий хохот. Смеялся и хлопал в ладоши даже император, но, потом встал вопрос о том рабе, благодаря советам которого был построен город Эртуалан, который уже стали называть в народе милостью Богов, то есть о их посланце, Валент, о тебе и вот тут уже весь Сенат встал на дыбы. Никто из сенаторов не считает тебя посланцем Богов, мой друг. Тебя называют самородком и гением, умнейшим человеком Кеофийской земли и гордостью империи, но тебе отказано только в одном — называться посланником Богов. Мне-то уже было известно, куда тебя препроводили, ведь сразу из дворца императора я направился вместе с ним в Сенат, где мы находились до полуночи. Как только сенаторы подняли бучу, стали свистеть и топать ногами, перед ними выступил император и сказал, что ты помещён в темницу и тебе предстоит пройти через такие суровые испытания, которые обычный человек перенести не сможет. После того, как император встретился с тобой в первый раз, он тут же явился в Сенат и рассказал сенаторам о том, что ты мало того, что отказался есть тухлятину, так ещё и был очень дерзок со своими тюремщиками, а один только вид этих парней, которые помимо этого ещё и уничтожали в Новом Свете свихнувшихся от укуса огненной пиявки редов, которые превратились в тарбер-куаров, кровожадных людоедов, заставил их притихнуть. — Нир громко расхохотался — Глядя на этих великанов кто угодно устрашится. Через сутки, во время утреннего заседания все сенаторы снова были на месте и император рассказал им о том, что даже капитан Малферий Эрад Фергерс не смог своими кулаками выбить из тебя ни звука, сенаторы замолчали и уже никто не посмел даже пикнуть. Самое же главное произошло вчера. Главный специалист по пыткам, лица которого никто не видел, он выступал сидя за ширмой, рассказал сенаторам о том, каким именно мучениям он тебя подверг, но так и не смог вырвать из тебя ни одного стона. По его словам одной десятой доли того, что выпало на твою долю, заставило бы кого угодно, даже любого ред-куара закричать от невыносимой боли. Валент, неужели всё так и было? Как ты смог выдержать пытки этого чудовища:

Болезненно сморщившись, я махнул рукой:

— Нир, он никакое не чудовище. Просто у империи есть враги, и из них кому-то нужно во что бы то ни стало вытрясти всю информацию, вот он занимается этим. Признаюсь тебе честно, если бы я мало того, что не был тем, кто я есть, так ещё и не имел какой-то особой подготовки, которую скорее всего всё-таки имею, то визжал бы от боли так, что меня услышали в Эртуалане. В общем я только время от времени чувствовал боль, но вовремя брал себя в руки потому рычал, словно куарат, если не страшнее.

— Тот человек сказал и о твоём рычании, которое приводило его в ужас, — вздохнул Нир, — ты действительно необычный ред, Валент. Завтра утром состоится ещё одно срочное заседание в Сенате.

— На котором император расскажет о том, как я на его глазах разорвал кандальные цепи, а потом исцелил его от застарелой степной лихорадки. Кстати, это опасная болезнь или так, что-то вроде простуды? Хотя на это как раз не похоже. Амулет здоровья назначил вашему императору трёхдневный курс лечения, целых девять инъекций. Дядю, как ты помнишь, он исцелил всего тремя уколами и только одной Тевирии было прописано четыре.

Мой друг сердито заворчал:

— Про Лагеуса, он для меня второй отец, Теви и нашего императора я ничего не скажу, а вот то, что ты расходовал амулет здоровья на меня, Кассаму и других наших близких и друзей, я тебе так скажу, зря ты это делал. Когда-нибудь амулета здоровья не хватит тебе самому, а ты выполнил на Редии ещё не все поручения Богов.

— А вот тут ты не прав, — возразил я другу, — ты думаешь зачем я засунул амулет здоровья в ванну? Это ведь не простая железка, к тому же тяжеленная, это лучший в мире лекарь, изготовленный самими Богами. Не знаю, уж, как его заправляют лекарствами Боги, но с моей помощью он сам находит их и всасывает. Вот и сейчас он скорее всего вобрал в себя какие-то нужные ему вещества из этой воды. Ты будешь смеяться, Нир, но даже из сока редийского лука, а это в твоём мире для меня чуть ли не самая сильная отрава, он выделил полезные вещества. Поэтому пусть и не всё, что требуется амулету здоровья, но очень многое я ему всё же даю. Некоторые вещества он и вовсе берёт прямо из моей крови и не спрашивай, как он делает из них лекарства. Мне это неизвестно. Боги сказали мне, как пользоваться амулетом здоровья, но не объяснили, как он устроен и что находится у него внутри, кроме их хирургических инструментов. Вот, полюбуйся, если хочешь, как он отреагировал на эту ванну.

Достав аптечку из воды, я включил её в режим диалога. С сухим щелчком открылась крышка, которая была подогнана так, что в закрытом виде её было практически не видно на верхней, лицевой стороне, сантиметровый толщины контейнер находился снизу, загорелся экран размером восемь на пять сантиметров и я прочитал вслух:

— Из раствора получено двенадцать нужных компонентов. Для приготовления из них жизненно важных медицинских препаратов, требуется двести миллилитров крови, после чего аптечку следует снова положить в тот же раствор ещё на полчаса. — усмехнувшись, я сказал: — Видишь, снова требует от меня крови. Придётся давать.

Положив левую руку на широкий бортик ванны, я приставил аптечку к предплечью нижним краем. Из неё выдвинулся маленький, хромированный кровезаборник прямоугольной формы на гофрированной, полупрозрачной трубке диаметром в пять миллиметров. Он быстро нашел артерию и кровь потекла в аптечку, которой, на этот раз, ей почему-то потребовалось больше обычного. Через пять минут всё было закончено и я бросил "железного" вампира в воду. Дождавшись, когда "амулет" закончит свою работу, я выбрался из ванны, в которую пришлось долить горячей воды. Синяки на мне заметно побледнели и приобрели сернисто-желтый оттенок. Через полтора часа в покои явился Белтерад и сказал, что я и Нир приглашены к его императорскому величеству на ужин. Перед ужином я пролечил Тенуриза ещё раз, потом мы долго беседовали, а на утро он объявил в Сенате, что через несколько дней на арене цирка состоится Божий Суд и что Боги сами покажут, кто я такой, самозванец или их посланник. В чём это будет выражено, император говорить не стал, но высказал уверенность, что доказательства будут предъявлены скорее всего такие, что каждому ослу станет ясно, кто я такой на самом деле.

Глава 14

Издевательство над Божьим Судом

Узнав о Божьем Суде, из Эртуалана в столицу примчался Хулус и захотел меня срочно потренировать, но я отказался наотрез и предложил ему вместо этого оттянуться во дворце императора, пока есть такая возможность. Тот после курса лечения прямо-таки похорошел собой, но при этом стал относиться ко мне ещё более настороженно и надменно что ли, в общем я так и не понял, какого рожна ему ещё надо. На "выздоровление" мне дали десять дней и не смотря на рабский ошейник разрешили в любое время дня и ночи выходить из императорского дворца и гулять по городу. Что мы и делали втроём. Для поездок нам даже были выделены три поездки с вооруженной охраной и кучерами, так что я смог немного изучить Тинадтикар, но на тот остров, поднимающийся над водой метров на двадцать, где стояло огромное здание цирка с новым зверинцем для добровольных рабов императора — ред-куаров, я демонстративно так ни разу и не заехал, чтобы потом не было никаких разговоров о сговоре.

Сенат после того, как император приговорил меня к Божьему Суду на арене его цирка, сразу же присмирел. К таким делам на Редии относились очень серьёзно. Десять дней пролетели быстро. Единственное, что я сделал, готовясь к божьему суду, это объяснил императорскому портному и обувщику, какие штаны и мокасины на толстой кожаной подошве спилом наружу мне нужны. Штаны и мокасины мне пошили из некрашеной кожи отличные. Бойцовские портки были просторными, прочными и не стесняли движений, а мокасины с мягкими накладками на щиколотках и ахилле, прочно фиксировали голеностоп. На одиннадцатый день, плотно позавтракав, я со своими секундантами отправился к четырём часам утра на остров Тинад, в императорский цирк, на трибунах которого могло поместиться двадцать тысяч человек. Мощёная камнем арена было размером раза в два с половиной больше стандартного футбольного поля.

Под толстыми каменными плитами покрытия был настелен мощный дощатый пол, а под ним располагался огромный, высокий трюм с подъёмными механизмами, что давало возможность сооружать на самой арене всё, что угодно, даже здоровенный бассейн для сражений с морскими хищниками. Арена представляла из себя идеальной формы эллипс длиной двести пятьдесят метров и шириной в сто пятьдесят, который был окружен двенадцатиметровой каменной стеной с множеством дверей и окон. Мощные, дубовые двери, окованные железом, некоторые из которых были очень большими, вели в самые разные помещения, в том числе и в настоящие зверинцы с хищниками. За циркульными же арками окон, находившихся на высоте в девять метров, располагались квартиры служителей цирка.

По большой оси эллипса, напротив друг друга, располагались двое самых больших, двустворчатых ворот высотой в семь и шириной шесть метров. Посередине южной трибуны, сразу над каменной стеной, размещалась ложа императора, а вокруг неё ложа Сената. В день божьего Суда только они и были заняты, а сам он должен был проходить на двенадцатиметровой высоты деревянном ринге размером тридцать на двадцать метров, приставленном вплотную к ложе. От императорской ложи ринг был отгорожен бордюром высотой всего в тридцать сантиметров. По обе стороны от ринга также имелись небольшие трибуны для представителей сражающихся на нём бойцов. Когда мне всё подробно расписали, то я подумал было, что император после моего лечения чокнулся и потерял рассудок. Но Хулус проворчал:

— Не волнуйся за него, Вал. Те ред-куары, с которыми он как-то смог сговориться полтора года назад, дали ему клятву, что во время всех тех поединков, которые будут происходить на арене цирка, с его головы не слетит ни один волосок. Поэтому они будут сидеть на своей трибуне всем отрядом при всём вооружении, то есть со своими небольшими, но очень мощными луками, так что если ты сбрендишь и бросишься на императора, то они мигом пронзят тебя стрелами, а они у них, скажу я тебе, тяжелые, наполовину стальные.

Наш разговор происходил в помещении, куда нас препроводили сразу же, как только мы приехали. Пожав плечами, я снял с себя всё, кроме подштанников, натянул штаны из очень прочной кожи, заправил их в мокасины и стянул ремнём, после чего надел стальной пояс с тесаком, аптечкой и лучемётом. Жетон висел у меня на шее несколько ниже, чем обычно. Кроме той одежды, которая была на мне, я не имел больше никаких вещей и в тот момент не имел ни малейшего понятия, как сложится моя дальнейшая судьба. Всё зависело только от одного, сумею я вырубить элетрошокером того бойца ред-куара, которого выставит против меня их предводитель. Или же он убьёт меня раньше. О таком исходе я старался не думать и потому, когда меня позвали на выход, соскочил со стола и широко улыбнулся:

— Парни, вы сможете занять на нашей трибуне самые лучшие места. Всё равно кроме вас двоих никому не удалось достать билеты на этот самый ответственный в моей жизни матч. Пойдёмте.

Нир и Хул, одетые в белые хитоны, пошли за мной следом и мне почему-то стало весело. Наверное потому, что от общения на Редии со столь высокими людьми я и в самом деле стал чувствовать себя посланником Богов. Вскоре какой-то неизвестный мне ред-куар развенчает меня, если и того не хуже. Всё, что я мог ему противопоставить, это не такую уж и большую физическую силу, весьма поверхностное представление об абордажном бое и электрошокер, который я со злости вывел на полную мощность. Вдруг мне посчастливится извернуться и попасть его искрой в своего противника. Одновременно с нами из других ворот, распахнутых настежь, вышел отряд ред-куаров. О них я только и знал, что их прибыло в столицу девяносто семь человек. Достав пластину-бинокль, я нацепил её на нос и посмотрел на этих парней. Они все были молоды, но глядя на них я сразу понял, что это очень опытные воины, да и росточком они тоже удались на славу, не говоря уже о том, что имели очень внушительную мускулатуру.

Одетые только в замшу и кожу, с двумя огромными мечам на широком поясе, они при этом не выглядели плохо защищёнными. И к тому же я знал от Лагеуса, что мгновенная реакция, гибкость и ловкость это куда более надёжная зажита в бою, чем тяжелые доспехи. Даже от стрелы не увернёшься только тогда, когда их выпущено сразу несколько сотен, а такое бывает не часто. Бросив на ред-куаров беглый взгляд, я лишний раз убедился в том, что дела мои плохи. Если я сдёрну со лба кожу, тем самым только сделаю себе же хуже, а на то, что мне удастся вырубить электрошокером кого-либо, надежды не было никакой. От цест я отказался по одной только причине, они не дали бы мне воспользоваться жетоном-электрошокером. Он должен быть зажат в голой руке, иначе просто не сработает, в отличие от тесака и лучемёта, которыми я мог пользоваться в перчатках. Оно и понятно, ведь это была всего лишь детская пугалка.

На ринг я поднимался хотя и бодро, всё же с тяжелым чувством, но старался не подавать вида и насмешливо улыбался. В основном только из-за своей молодости, мне ведь не было на тот момент и двадцати девяти лет и хотя я три года провёл в рабстве, присутствия духа не потерял. Да я не терял его и в лётке. Лёгкой, бесшумной походкой я выбежал на ринг и встретился глазами с высоким, широкоплечим ред-куаром в возрасте за пятьдесят лет, с загорелым лицом, который направился ко мне. За ним строем по пять человек поднимались сосредоточенные молодые парни повыше него ростом с совершенно непроницаемыми, каменными лицами. Меня они, словно не замечали и если их предводитель направился к центру ринга, как и я, то они тотчас стали занимать свои места на трибуне. Вежливо, но не слишком глубоко поклонившись, я повернулся к императорской трибуне, так же поклонился и неспешной походкой пошел к предводителю команчей, которые начали меня потихоньку бесить.

Мы сошлись в центре практически одновременно. Дядька, на голове которого красовалась меховая шапка, похожая на скифскую, у которого на поясе не было мечей, один только кинжал, посмотрев на меня, усмехнулся. Ума не приложу, как я не показал ему в ответ язык? Просто каким-то чудом сдержался. Зная, что сейчас к нам подойдёт император, в тот момент, когда предводитель был готов что-то сказать мне, я взял и повернулся к нему боком и выпрямился. Ростом я ему был чуть выше подбородка и очень сильно уступал в ширине плеч. Дядьке ничего не оставалось делать, как повернуться вслед за мной. Император подошел к нам через полминуты высокий, величественный и строгий. Тенуриз в этот день был одет в пурпурную тогу с золотым шитьём, под которой виднелись такого же цвета кавалерийские сапожки внизу и синяя рубаха вверху. Подойдя он сказал:

— Сейчас, Валент Карт, свершится Божий Суд и нам всем станет ясно, кто ты такой, просто очень умный, не по годам мудрый раб или же действительно посланник Богов. Сарройтар, каково твоё решение?

— Прежнее, император Тенуриз, — мрачно промолвил предводитель команчей, которому я мысленно корчил рожи, — сейчас на это ристалище выйдет самый слабый, по сравнению со всеми остальными, воин и сразится с твоим рабом. Если этот раб сумеет его вырубить с помощью того оружия Богов, которым, как я понял, они наделили его для защиты, то значит он тот, кем себя называет. Если нет, то твой раб умрёт и смерть его будет не из лёгких.

— Ой, только не надо меня пугать, дядя! — невольно вырвалось у меня — Ничего не скажу, ты привёл с собой рослых парней, только учти, ристалище деревянное, так что если кто-то у них приложится к нему лбом или затылком, грохоту будет очень много.

Сенаторы, который спустились вниз, чтобы разглядеть нас получше, тут же разразились радостными криками и даже принялись свистеть, а Хулус закричал во всю мощь своей глотки:

— Вперёд, Валент, за твоей спиной весь Эртуалан, парень!

Одни только ред-куары молчали. Император поднял руку, крики стихли и он, слегка кивнув головой, подвёл итог:

— Да будет так.

Повернулся и ушел, а я снял с шеи амулет, надел цепочку на запястье и прикрепил его, словно петлёй, после чего повернулся к ред-куару, стоявшему от меня в трёх метров, демонстративно выпустил вверх разряд, дохленькую молнию меньше метра в дину и проворчал:

— Эта штука, дядя, быка мигом убивает, но реды будут покрепче быков. Тем не менее она и самого сильного из твоих воинов вырубит.

Повелитель команчей снова усмехнулся и скомандовал:

— Лилайле, сразись с этим недомерком и сверни ему шею!

— Что? — возмущённо завопил я, пятясь назад — Женщина? Ты хочешь выставить против меня женщину? — увидев девушку лет двадцати двух, я и вовсе взъярился — Да, ты рехнулся, степной чёрт! Я никогда не буду драться с девушкой, почти ребёнком, и с женщиной тоже. Или выставляй против меня любого из твоих громил, или ты у меня сейчас сам узнаешь, каковы из себя молнии богов. Ты потом неделю сесть не сможешь, так я поджарю тебе ими задницу.

Вопил я, надо сказать, громко, изо всех сил, так что меня услышали все. Девушка, сидевшая где-то чуть ли не в середине, но очень уж быстро спустившаяся вниз, с грохотом сбросила с себя пояс с мечами и так же быстро выскользнула из своего кожаного чактара, так называлась эта очень прочная, хотя и всего лишь кожаная броня, и, оставшись в кожаных брюках с меховыми поршнями и замшевой рубахе, плотно прилегающей к телу и потому обтягивающую её красивую, полную грудь, бросилась ко мне. Ред-куар, в свою очередь, бросился улепётывать от меня, а я погнался за ним, истошно вопя:

— Стой, беспредельщик старый! Я так не договаривался!

Хотя удирал он очень быстро, я бы непременно его догнал, но меня остановила девушка, поставив передо мной с правой руки шлагбаум, который был нацелен мне точно в кадык. Мгновенно набычив шею, так как поднырнуть под её руку просто не успевал, я попытался проложить себе путь силой, но Лилайле перевела свой удар в захват и швырнула меня на дощатый пол, обитый бычьими шкурами спилом кверху. Так что грохоту наделал как раз я, причём перевернувшись в воздухе грохнувшись спиной, а уже через мгновение мне пришлось резко перекатиться, так как на меня была нацелена её нога. Вскочив на четвереньки, я рванул от этой дикой степной кошки, что было сил и вскоре вскочил на ноги. Ред-куара попыталась сделать подсечку, но я её перепрыгнул, развернулся в воздухе спиной и, отбегая от неё задом, опустив руки и поигрывая плечами, принялся увещать:

— Моя прекрасная юная госпожа Лилайле, я ни за что не позволю себе поднять на вас руку. Поэтому давайте прекратим это недоразумение и дайте мне возможность самому выбрать противника из ваших собратьев. Пусть он вооружится тогда хоть четырьмя мечами. — стремясь перевести всё в шутку, я весело гаркнул, убегая от этой дикой кошки спиной вперёд: — Два возьмёт в руки, один в зубы, а четвёртый вставит в зад! Но с вами, прекрасная юная госпожа я драться не буду.

— Значит ты умрёшь без боя! — заявила Лилайле под громкий хохот уже ред-куаров и их подбадривающие крики.

Девушка была настроена очень серьёзно и резко ускорилась, а я, встречая её удары то головой, то туловищем, продолжал бег по кругу спиной вперёд. Сказывалось то, что в школе я куда чаще играл с ребятами в футбол на позиции арбитра, а судьи в этом виде спорта бегают очень быстро. Лилайле же была не самой лучшей бегуньей, но всё равно успевала догонять меня и отвешивать такие плюхи, что я несколько раз делал обратное сальто-мортале, но куда чаще вертелся волчком в партере, как учил меня Хул, но по ногам её не бил. Вместо этого я резко вскакивал и снова удирал от этой фурии. Всё это время стоял дикий хохот, а я орал, как оглашенный:

— Эй, ты, старый хрыч, забери от меня эту взбалмошную девицу! Последний раз прошу, прикажи ей от меня отстать и выставь против меня лучше двух своих самых здоровенных лбов! Это же не Божий Суд, а форменной издевательство. Не оскорбляй Богов, гад!

Увы, но мои вопли только распаляли девицу и она с завидной неутомимостью налетала на меня, проявляя просто фантастическую ловкость, когда наносила удары то руками, то ногами, но больше всего меня поражала всё-таки их сила. Не скажу, что они были мощнее, чем у Хулуса или Марферия, я даже не всегда напрягал мышцы в полную силу, но с катушек меня сносили очень часто и в один прекрасный момент мне это просто осточертело. Встретив животом, напряженным так сильно, что мои мышцы, кажется, заскрипели, удар ноги и отлетев метра на три назад, взял в правую руку жетон и замедлил бег. Водя им перед собой и постреливая вверх молниями, отчего в воздухе сильно запахло озоном, я предупредил Лилайле:

— Осторожно, девочка, эти молнии только выглядят, как жиденькие прутики. На самом деле они очень мощные и если хоть одна угодит в тебя, то ты точно не обрадуешься, свалишься замертво.

Увы, Лилайле меня не послушалась и странное дело, её лицо было совершенно спокойным во время этой яростной потасовки, в которой я принимал участие только в качестве быстро убегающей боксёрской груши. Она восприняла мои слова всерьёз и принялась делать обманные движения, но я всё время был начеку до тех пор, пока ред-куара не подпрыгнула вверх так, словно была птицей и просто взлетела. При этом она нанесла мне мощнейший удар в голову, который я хотя и встретил с напряженной шеей, всё же не смог при этом устоять на ногах и завалился на бок, а девушка из степей Куарата, сгруппировавшаяся, чтобы ловко приземлиться, совершенно случайно попала под удар электрошокера и громко вскрикнула. На ринг мы упали практически одновременно. Я, в принципе, как ни в чём не бывало, а вот она, что называется, замертво, ничком. Встав на колени, я перевернул её на спину и принялся трясти за плечи. Её голова безвольно моталась и мне почему-то сразу стало ясно, что Лилайле мертва, но я всё же прикоснулся пальцами к её шее, чтобы проверить пульс, он не прощупывался и я закричал:

— Девочка моя, что же ты наделала! Милая, я же не хотел!

К нам бросились бегом император, старый хрыч, выставивший девушку против меня в этом дурацком поединке, Нир и Хул. Именно они подбежали первыми и Нир спросил:

— Вал, ты можешь что-то сделать?

— Буду пытаться сделать всё, что можно, — ответил я стал отстёгивать аптечку от бедра, — буду молить Богов.

— Бесполезно, — возразил мне ред-куар, — Лилайле мертва, я вижу это по её глазам. Её душа уже на небесах.

Отстегнув аптечку, я прорычал:

— Хул, выброси этого старого идиота с ринга.

Ред-куар тут же окрысился:

— Но-но, полегче, я может и старый, но не идиот, посланник Богов. Занимайся своим делом, если ты знаешь, как вырвать юную редиану из когтистых лап самой Смерти. Она тебя отблагодарит за это.

Не очень-то прислушиваясь к его болтовне, я одним рывком разорвал на девушке охристую замшевую рубаху, затем кожаный, подшитый тонкой тканью лиф со шнуровкой и приложил к верхней части её груди аптечку, ты практически моментально выдала своё резюме: — "Срочно сделать искусственное дыхание и применить дефибриллятор.", и даже показала, как её нужно положить на тело контейнером вниз. Секунд тридцать я с бешенной интенсивностью делал массаж сердца и искусственное дыхание, после чего, раздвинув груди девушки, положил на её загорелой, сильное тело с гладкой кожей аптечку и сильно придавил. По углам немедленно приподнялись и выдвинулись пластины дефибриллятора. Последовал разряд, Лилайле дёрнулась всем телом и слабо застонала, а аптечка известила меня: — "Сердечная деятельность возобновлена. Требуются терапевтические инъекции успокоительных и поддерживающих тонус сердца препаратов". Ред-куар положил мне руку на плечо и сказал:

— Всё, посланник Богов, дальше я сам всё сделаю.

— Пошел вон, лекарь хренов, — огрызнулся я, — моё лечение ещё только началось. Хул, да вытолкай ты его наконец в шею.

— Пусть остаётся. — сказал мой друг и крикнул: — Эй, вы, девушка жива, принесите что-нибудь, на чём вы отнесёте её к себе.

Взяв аптечку в зубы, я запахнул на теле ред-куары разорванную рубаху, положил её девушке на живот и стал разрывать на правой руке шнуровку толстых, кожаных наручей. Обнажив ей руку, я приложил аптечку инъекторами и та сделала несколько инъекций подряд. После четвёртой Лилайле пришла в себя, хватилась за рубаху и рывком села. Посмотрев в большие, карие глаза, я насмешливо спросил:

— Ну, что, допрыгалась, егоза? Говорил же я тебе, держись от меня подальше. Вот, пришлось тебя с того света вытаскивать.

Девушка, изумлённо глядя на меня, спросила:

— Я что, была мертва, а не потеряла сознание?

— Мертвее не бывает, — ответил я вешая на шею жетон и, сунув под нос ей аптечку, добавил, — если бы не этот амулет здоровья Богов, то тебя уже унесли с этого помоста и стали бы готовить к погребению.

Ред-куара одним рывком поднялась на ноги и тут же надела поданный ей кем-то чактар. Вскочил на ноги и я, а вслед за этим произошло нечто совсем уж неожиданное. Лилайле, дождавшись, когда я прицеплю аптечку к поясу, обняла меня, поцеловала и сказала:

— Посланник Богов, всё произошло именно так, как предсказал дагген-куар нашего племени Сарройтар. Я побывала в объятьях самой Смерти, но меня спас человек, которого прислали на Редию Боги. Теперь я буду твоей женой, Валент Карт.

Дагген-куар сделал рукой властный жест и сказал:

— Император Тенуриз, этот раб не просто посланник Богов, он ещё и небесный ред-куар. Взгляни на его лоб, тебе ничто не кажется в его лице необычным и в то же время знакомым?

Император стал пристально вглядываться в меня и через пару минут нехотя сказал довольно мрачным голосом:

— Хотя его глаза очень редкого, серо-голубого цвета, они очень похожи на глаза ред-куара, Сарройтар, но это ни о чём не говорит.

— А это тебе о чём-то скажет, — спросил дагген-куар.

Передо мной что-то ярко вспыхнуло, завоняло горелой плотью и лоб у меня отчаянно зачесался. Вместе с тем я так и обмер, так как это явно был пирокинез. Так я получил первое доказательство того, что дагген-куары обладают нешуточными псионическими способностями. Потерев пальцами лоб, я нащупал шрам, а посмотрев на них, увидел жирную, чёрную сажу и глухим голосом проворчал:

— Мог бы и не припаливать мне лоб.

Император спросил меня дрожащим от ярости голосом:

— Когда и где произошла твоя встреча с огненной даггенарией?

Не долго думая я соврал уже далеко не в первый раз:

— Ваше величество, эту отметину на лбу я получил от одного из Богов в их небесных чертогах. После этого боги сделали так, что её не стало видно, только поэтому я и смог выжить на Редии.

Вслед за этим Нир громко хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул удивлённым голосом:

— Так вот в чём всё дело! А я-то всё время гадал, мой император, как Валент умудряется так быстро набираться сил. Он же поначалу был слабее пятилетнего ребёнка, но всё же как то смог идти пешком с утра и до вечера семь дней подряд.

Сарройтар улыбнулся и довольно ехидным голосом спросил:

— Император Тенуриз, разве это тебя удивило больше, чем то, что полтора года назад я приехал в повозке к одной из твоих приграничных крепостей и попросил, чтобы её мерад-куар срочно вызвал тебя? Как ты думаешь, зачем я собрал самых лучших молодых воинов из сорока трёх кланов и разрешил сестре одного из них присоединиться к нам? Неужели ты думаешь, что только ради того, чтобы потешить твою гордыню? Нет, от даггенарий некоторые из дагген-куаров уже знали, что на Редию прибыл посланник Богов, который учит всяким премудростям редов, живущих в каменных ломах ездящих по каменным дорогам. Валент Карт небесный ред-куар и теперь настало его время учиться у нас потому, что нам у него учиться нечему.

Император от неожиданности попятился назад и воскликнул:

— Разве ты дагген-куар, Сарройтар? Но ведь ты сказал, что повелеваешь всеми кланами Западного Куарата!

— Император Тенуриз, как таковых у нас нет ни повелителей, ни предводителей, но есть совет Старейших дагген-куаров, в который я вхожу, который и принял такое решение. — улыбнулся дагген — Так что если тебе будет так легче, то продолжай меня называть, как тебе будет угодно, но этот ред-куар сделал всё, что ему поручили Боги, то есть научил твоих подданных всему, что он знает и теперь уже мы будем учить его, хотя лично мне почему-то очень хочется его задушить. Так, а теперь я, пожалуй, могу снять эту проклятую шапку.

Так Сарройтар и сделал, выставив всем напоказ свою совершенно лысую, испещрённую тремя десятками круглых шрамов и татуировок вокруг них, увидев которые я тут же присвистнул:

— Ни чего себе башка! Старый, да она же у тебя на мухомор похожа. Да-а, повезло тебе, мухи, наверное, за километр облетают.

На Редии, как и на Земле, тоже росли мухоморы, только с зеленовато-синими шляпками с красными пятнами. Как только я "отомстил" Сарройтару за поединок с Лилайле, мне сразу же стало легче на душе, а тот заскрипел зубами и меня немедленно что-то больно кольнуло в зад. Старый жулик припёк мне левую ягодицу, а я злорадно засмеялся в ответ. Все остальные ред-куары, чтобы не расхохотаться, зажали рты руками. Сенаторы, которые до этого столпились возле нас, почуяв приближение "грозы" стали быстро возвращаться на свои места. Император Тенуриз был в ярости. Сверля взглядом нас обоих, он несколько раз вздохнул и громко сказал:

— Сарройтар, ничто не изменилось. Ты спрашивал, как я буду тебя теперь называть? Я отвечу. Отныне ты командир отряда бойцов и вы все как были моими рабами, так ими и останетесь на ближайшие пять лет, только срок этот начнёт отсчитываться с сегодняшнего дня. Показывая нам своё воинское искусство и мастерство, вы станете сражаться группами и поодиночке с самыми лучшими воинами Кеофийской империи. Некоторые из них, настоящие герои империи...

— И мы будем щадить их, император Тенуриз, — вставил своё слово дагген-куар, — а если кому и будет нанесена травма, то я того исцелю. Поверь, у меня хватит на это и сил, и умения.

Гневно сверкнув глазами, император продолжил:

— Другие же преступники и отъявленные мерзавцы...

— Этих мои воины покарают, император Тенуриз, — снова подал голос Сарройтар, — а если кого оставим в живых и не станем калечить, то знай, на такого человека был возведён кем-то поклёп.

А вот эти слова императору понравились и он кивнул:

— Да, будет так, Сарройтар, а теперь, Валент Карт, слово за тобой. Ты отправишься со мной во дворец, чтобы стать там свободным редом и ещё одним моим абертаром, или останешься со своими братьями ред-куарами, ведь ты не только посланник Богов, но ещё и небесный ред-куар. Право выбора за тобой.

Состроив унылую физиономию, я постучал себя пальцем по лбу и глубоким вздохом искреннего сожаления сказал:

— Ваше императорское величество, эта отметина заставляет меня сделать выбор, а не мой разум. Знай я наперёд, что встречусь с таким дагген-куаром, то лучше бы сбежал и скрылся на каком-нибудь острове, но если он говорит, что теперь ред-куары станут меня учить, то значит такова воля Богов, которой я не могу противиться. Поэтому я присоединяюсь к своим собратьям и одному из них придётся со мной теперь помучиться. Для меня будет великой честью, сражаться с вашими лучшими воинами на этой арене и я буду беспощаден к тем, кто потерял человеческое достоинство и превратился в негодяя.

Император выслушал меня то ли с искренним, то ли с показным сожалением, кивнул и громко сказал:

— Да, будет так, воля Богов свершилась. Сними с себя ошейник раба и изготовь из него какой-нибудь амулет, Валент Карт. Обязательно приду посмотреть, как ты сражаешься. А теперь оставьте нас, мне нужно сказать этому ред-куару несколько слов наедине. Они не предназначены для ваших ушей. Нир, Хулус, вы проводите посланника Богов до его новой обители. — мы остались на ринге одни и император негромко спросил меня: — Валент, ты знал, что всё произойдёт именно так? Ответь мне честно, иначе тебе несдобровать.

Посмотрев в глаза реда, в котором я так и не смог разобраться, я развёл руками и честно признался:

— Ваше величество, поднимаясь на этот помост, я уже приготовился к смерти и если честно, то не очень-то верил, что Боги перенесут меня домой. Им ведь по большому счёту нет до меня никакого дела и потому я не слишком-то обольщаюсь на их счёт. Пять лет сражаться на этой арене ежедневно рискуя жизнью, что-то не очень похоже на награду. Тем более, что я сын луртидара, а не воина.

— Пожалуй ты прав, Валент, — согласился император, — но Богам ведь виднее, что для нас награда, а что наказание. Ступай, парень, я не держу на тебя зла, а вот Сарройтару почему-то не завидую.

Мне только и оставалось что вежливо поклониться. Император повернулся ко мне спиной и направился прямо к выходу из ложи. Сенаторы также стали покидать цирк через свои выходы из сенаторской ложи и я остался на помосте один и задумался. К воротам хотя и колонной по пять, но не в ногу шли молодые здоровенные парни и одна очень красивая и отважная девушка, которая пригрозила мне, что станет моей женой. Это после таких-то побоев? Вид у них был грозный и внушительный, но я насчитал всего девяносто шесть человек. Один, наверное, кашеварил. Что мне это всё давало? Пять лет жизни в императорском зверинце плюс ежедневные сражения с самыми здоровенными мордоворотами империи, а то и того хуже, с куда более опасными тарбер-куарами. Хотя император и хотел выглядеть добрым дядей, мне почему-то в это не верилось. Не тот был человек Тенуриз, чтобы обращать внимание на всяких там рабов и абертаров.

Уже одно то, с какой лёгкостью он был готов присвоить рабу звание гражданского генерала, настораживало. То, что этот тип с такой лёгкостью отпустил меня к ред-куарам, объяснялось просто. Во время первого избиения мне не задавали никаких вопросов. Теберс занимался этим лично. Он ведь не просто меня пытал, а всякий раз требуя от меня признания в том, что я скрываю от императора важную информацию, на что получал один и тот же ответ: — "Всё, о чём я знал, уже построено и работает, принося империи пользу". Думаю, что Теберс сказал об этом своему боссу, а поскольку Нир преподнёс ему шикарный подарок — закон о земле, то он решил воспользоваться мною, как козырным тузом, чтобы переиграть Сенат.

Свою лепту внёс Сарройтар, который с жутко надменным видом заявил, что не мне чему-либо учить ред-куаров и что по воле Богов это они будут учить меня. Его трюк с сжиганием искусственной кожи у меня на лбу с помощью пирокинеза, между прочим, моей ягодице досталось намного сильнее и она сильно болела, был очень впечатляющим. Мечтая как можно скорее добраться до своей комнатушки, я продолжал анализировать ситуацию. Перспектива торчать в зверинце меня не устраивала, к побегу я в принципе был готов, так как в числе прочего тайком заснял видеокамерой жетона большую карту Куарата, на которой западная часть и береговая линия были изображены очень подробно, а то, что лежит от линии разграничения на восток, лишь намечено в общих чертах. Подробного плана города у меня не было, но я мог его нарисовать и объяснить, куда надо двигаться. Лучше всего было совершить побег летом и поплыть вниз по реке с камышинами во рту, если, конечно, ред-куары умеют плавать.

В добросердечие императора я не верил и уже понял, чего он добивается — найти самые эффективные способы противодействия ред-куарам, то есть попросту научиться их убивать. Думаю, что за пять лет они сумеют подобрать ключи. Пока что я знал только одно, Лилайле была прекрасным рукопашным бойцом и только то, что я ловко удирал от неё, спасло мне жизнь. Плюс к этому ещё и мой жетон-электрошокер. Брось я ей вызов и она быстро проломила бы мою защиту, а все свои удары девушка наносила очень расчётливо, нацеливая их в болевые точки. Вообще-то на меня очень благотворно подействовали пытки Теберса, то что я стал ред-куаром и моя аптечка, как это ни странно. Благодаря этому комплексу я сделался почти нечувствительным к боли. Во всяком случае ред-куаре ни разу не удалось заблокировать мои мышцы и потому я не утерял подвижности, хотя и был избит её самым капитальным образом. Вот она смогла бы добиться куда большего успеха, чем Малферий со своими парнями.

Итог моих размышлений был в общем-то неутешителен. Если мы останемся тут на пять лет, то где-то рядышком нас всех, рано или поздно, похоронят. В то, что император отпустит ред-куаров я почему-то не верил. Оставшиеся в живых ему ещё пригодятся в качестве заложников в той войне, которую он обязательно развяжет против степных кочевников. Поэтому бежать нужно как можно раньше, не дав врагу никакой ценной информации хотя бы о степени своего воинского мастерства и физической подготовки. Так-то оно так, вот только ред-куары дали императору клятву, а это дело очень серьёзное, но с другой стороны Сарройтар, как и я, тоже ведь врал Тенуризу напропалую. Раз так, то скорее всего кочевники тоже были горазды на всякие военные хитрости. В любом случае они были моими единственными настоящими союзниками на Редии. Нир, Лагеус, Хул и все, кто мне был дорог, являлись всего лишь моей ахиллесовой пятой, а потому и я должен быть хитрым и предусмотрительным.

Скорее всего император не случайно отправил их проводить меня. Нир уже стал его абертаром, а вскоре станет и Хул, которому император наверняка поручит строить новые города по типу Эртуалана и перестраивать уже имеющиеся. Для того, чтобы успешно воевать с варварами, ему потребуется в первую очередь мощная экономика и к тому же тогда он сможет практически без войны "пристегнуть" к себе все остальные империи. Это сделает за него совершенно новая экономическая модель общества, которая будет построена на идеях классового сотрудничества и имперского патернализма. Вот тут-то я и подброшу Хулу несколько идей относительно хотя бы пара и использовании продуктов переработки нефти, то бишь керосина, в качестве топлива для примусов. Как-никак я всё же изучал в школе историю и физику, а потому помню опыты, впервые поставленные Героном. Думаю, что этот парень найдёт толковых учёных. Мои друзья ждали меня внизу, возле широкой лестницы, а ред-куары уже прошли через ворота внутрь здания цирка. Я сразу же спросил:

— Хул, Тенуриз ещё не подкатывал к тебе?

— Нет, — ответил он, — я же всё время был рядом с тобой.

— Скоро подкатит, — сказал я, — и предложит тебе должность в столице и звание абертара. На меньшее не соглашайся, а когда начнёшь работать, то сразу закладывай три, четыре новых города в разных концах Нового Света но с таким расчётом, чтобы до каждого ты мог доскакать за трое суток. Для этого тебе придётся построить на каждой из дорог почтовые станции с эстафетами, чтобы там всегда была наготове надёжные лёгкие кареты и свежие лошади. Подъехал, сменил лошадей и мчишься галопом дальше. Города надо будет строить по кругу и первые три ты заложишь километрах в двадцати от столицы, чтобы разгрузить её от лишнего народа. Потом прочертишь большой круг, используя имеющиеся дороги. Будешь время от времени навещать меня здесь, а я стану подкидывать тебе новые идеи. В одном из городов-спутников тебе нужно будет сразу же создать конструкторское бюро с производственными мощностями и собрать в нём самых лучших учёных и изобретателей.

Хулус расплылся в довольной улыбке:

— И школу при этом центре развития науки и техники. Понял, Валент, как только вернусь во дворец, сразу же сяду за стол и начну расписывать всё в деталях. Кстати, ты забыл сказать, города нужно строить там, где к ним можно подвести акведуки, чтобы устанавливать в нужных местах, как на шоколадной фабрике, водяные колёса. Заставить воду молоть не только муку, но и приводить в движение другие машины, была просто великолепная идея.

— Есть сила помощнее воды, Хул, — ответил я, — пар, а потому сегодня же пришли мне сюда бумагу, карандаши, перья и чернила. Надо подкинуть вашему императору ещё что-нибудь от щедрот Богов, а паровую машину ваши мастера за полгода такую сварганят, что она воду куда угодно сама подаст. Главное, ребята, чтобы вы прочно сидели в седле, а потому, Нир, производство паровых машин ты заберёшь в свои руки. Вот тогда я буду за вас спокоен. Кроме вас и жителей Эртуалана меня больше ничто так не тревожит.

Глава 16

Знакомство с ред-куарами

Со своими друзьями я простился возле входа в подземную галерею, ведущую в тот зверинец, который был пристроен к зданию цирка. Прямоугольное отверстие в каменном полу размером двенадцать на шесть метров, закрывалось многотонной стальной плитой, усиленной мощной решеткой снизу и замощённой гранитными плитами сверху. Она опускалась вниз на толстых стальных цепях, уходящих в отверстия на потолке и поднять её снизу было невозможно. Возле неё я и пожал руки Ниру и Хулусу, а как только стал торопливо спускаться по широкой лестнице, загрохотали цепи, вскоре раздался громкий стук и "дверь" вот уже третьей тюрьмы, к которую я угодил на Редии, захлопнулась за мной. Подземный переход был освещён масляными светильниками и я пошел по нему, с грустью думая от превратностях судьбы и всех тех невзгодах, которые выпали на мою долю исключительно по вине чёрного космофлота Земли, этого скопища воров, негодяев и отъявленных мерзавцев, рядящихся в тоги героев.

На Редии я уже встретился с многими элементами того же самого, но в куда меньших объёмах. Даже в Сенате, хотя среди сенаторов было не так уж и много совершенно бескорыстных людей, здравомыслящие граждане преобладали над откровенными хапугами, но тоже были в известной степени мздоимцами. Это успешно доказал Лергус, который фургонами отвозил из Эртуалана в столицу и в поместья сенаторов подарки. В денежном виде взяток он предусмотрительно не давал. Это строго каралось законами Кеофийской империи, зато на презенты, даже если они были очень дорогими, смотрели сквозь пальцы, но только если их не было слишком много. Хитрецов в империи хватало с избытком, имелось в ней немало подлецов, но в целом она выглядела вполне благополучно. Во всяком случае восстания рабов были довольно редки, не смотря на то, в ней бытовало право первой брачной ночи, зато луртий или луртидар был обязан сделать невесте шикарный свадебный подарок, что несколько смягчало ситуацию и не делало её особо мерзкой и циничной.

В империи случались вещи и похуже. Чего только стоила одна обязательная продажа девушек, которым исполнилось семнадцать лет, если они не нашли себе мужа на "родном" Рабском дворе. Зато если луртий покупал целую семью рабов и "сажал" её на землю, то скидка устанавливалась в размере семидесяти процентов и этот закон сумел протолкнуть через Сенат как раз император Тенуриз, не смотря на то, что поначалу большинство сенаторов были настроены категорически против. Хотя я не выезжал из Эртуалана, а столицу видел мельком, у меня сложилось впечатление, что жить в Кеофийской империи можно было очень даже не плохо, если ты, конечно, нашел себе такую луртию, луртидарию или абертарию, в которой всеми делами заправляет нормальный, вменяемый человек, а не самодур. В этом смысле на Земле большинству людей, если они не загремели в космофлот, жилось намного лучше, но и на Редии также царил порядок, а благодаря закону о запрете бродяжничества, так и вовсе покой. Тут императору нужно было отдать должное. За этим делом следили строго.

А вот о том, как жили кочевники, я мало что знал, но со слов Лергуса выходило так, что бездельниками и сибаритами ред-куары были знатными. Во всяком случае не перетруждались. Всё остальное было для меня сплошной загадкой, как и разговоры о их благородстве, но лбы они, похоже, были ещё те, раз даже Лилайле оказалась практически одного роста со мной. При этом я несколько раз слышал, что некоторые парни тихо говорили про неё — "Молодец, малышка". Наверняка остальные девушки были выше ростом этой не слишком смуглой красавицы с довольно коротко стриженными, чуть ниже плеч, тёмно-русыми волосами и огромными карими глазами. Когда я разглядел девушку немного внимательнее, то понял, что ей не больше восемнадцати лет. Это меня возмутило особенно сильно и я собирался высказаться по этому поводу немедленно. Пройдя по подземному переходу метров восемьдесят, я добрался до второго лестничного марша, освещённого солнце и когда поднялся, оказался на самом краю большого двора размером лишь немного меньше арены.

Парни уже разошлись по своим жилищам и потому у меня было несколько минут, чтобы осмотреть двор. По сути это был небольшого размера парк с бассейном и фонтаном посередине, перед которым имелась площадка длиной на всю ширину двора, а это добрых полтораста метров, и шириной метров семьдесят пять. В длину двор, огороженный высоченной, метров двадцать пять, стеной, имел все двести сорок метров. Толщина стены была метра четыре, не меньше. За тренировочной площадкой к ней были пристроены с двух сторон помещения, слева жилые в три этажа, справа склады. Поскольку меня никто не встречал, то я первым делом стал осматривать тренировочную площадку. По краям, справа и слева, были установлены какие-то тренажеры, а в середине имелось пустое пространство для единоборств, причём это был невысокий, сантиметров двадцать пять, деревянный помост, обитый, как и ринг, бычьими шкурами спилом кверху.

На него я не стал подниматься, а обошел по краю, попутно тронув рукой несколько здоровенных деревяшек, и вошел собственно в парк с газоном из козьей травы, на которой мне немедленно захотелось полежать. Удержавшись от этого, я дошел до бассейна с высоким бортиком, лёг на него животом и так как до воды было близко, то окунулся в неё с головой и даже по самые лопатки. Под водой я энергично потёр рукой лоб, чтобы смыть копоть, после чего резко вынырнул и, услышав голоса ред-куаров, направлявшихся к бассейну, перевернулся с живота на спину. Мою ягодицу тут же пронзила боль от пирокинетического ожога, но не очень сильная и я сел, но чтобы не показаться невежливым, тут же встал. Квартиры ред-куаров располагались в пристройке под северной стеной и потому были освещены солнцем. Энергично встряхнувшись, я пригладил волосы. На мне всё ещё был надет ошейник раба. Чтобы его снять, я просунул под него пальцы, сильно напряг мышцы шеи, резко дёрнул руками и разорвал медную полосу. В следующий момент я услышал насмешливый возглас:

— Что, не можешь сидеть? Будешь в следующий раз знать, как оскорблять своего дагген-куара.

К бассейну подошли мои будущие соратники. Они уже успели переодеться и теперь на них были не боевые кожаные штаны и чактары, а куда более лёгкие, просторные портки из крашеной замши и рубахи навыпуск с короткими рукавами, но без пуговиц, в общем как наши майки, просторные и удобные. Была среди них и Лилайле, которая весело улыбалась глядя на меня. Слова дагген-куара задели меня за живое и я резко ответил:

— Не волнуйся, лысый, я свой зад уже через несколько минут залечу, но вот как ты будешь лечить свою тощую задницу, мне неизвестно, а она обгорит у тебя ничуть не меньше, если не больше моей.

Сарройтар подбоченился и насмешливо фыркнул:

— Твой амулет Богов не оставляет следов на коже, Валент Карт.

Тот плазменный лучемёт, который спрятал в пилотской рубке "Окорока" неизвестный мне пилот, помимо того, что был мощным ручным штурмовым оружием офицера космодесанта, имел ещё одну функцию. Его можно было переключить в режим бластера и настроить плазменный луч так, что попав в дерево, он его просто слегка обуглит, если, конечно, не "греть" больше секунды, двух. Увеличив температуру, можно поджарить мясо, а если вывести на максимум, то расплавить металл, ту же медь или сталь. Поэтому, хищно оскалившись, я достал лучемёт, перевёл его в режим "горячего" бластера и поскольку на стенах не было никого из надзирателей, смело выстрелил в бассейн, отчего вода под лучом закипела и забурлила от пара.

— А вот это ты видел? Так что как только перед моими глазами мелькнёт твоя голая задница, я отплачу тебе той же монетой, злобный колдун. Ты просто не представляешь, насколько я терпелив и злопамятен. Так что будь теперь осторожен — я тебя предупредил.

Вперёд вышел здоровенный парень и строго сказал:

— Шутки в сторону, Валент Карт. У нас не принято так разговаривать с дагген-куарами. Поэтому попридержи язык.

Засунув лучевик в кобуру, я сузил глаза и спросил:

— Даже тогда, когда они тащат в логово врага юных девушек и потом выставляют их драться против здоровенного лба в смертельном поединке? В том мире, где я родился и вырос, его коренные жители, номы, относятся к юным девушкам с трепетом и не подвергают их жизнь опасности. Так вот парень, я — номрадер, человек принявший обычаи и нравы номов. Как и номы, номрадеры далеко не всегда имеют возможность защитить юную номину и иногда подлецы и мерзавцы, происходящие из моего народа, причиняют им страдания. Номы подневольный народ, они не имеют право на месть, но за боль и мучения номин мстим мы, номрадеры и мстим так, что от одних только рассказов о том, что мы делаем с такими уродами, у некоторых слабонервных землян случаются обмороки. Сарройтар, теперь ты понимаешь, какое оскорбление ты, возможно, невольно, нанёс мне? Для меня немыслимо поднять руку на женщину. Я так воспитан.

Дагген-куар невозмутимо ответил:

— Таким было твоё испытание, небесный гость. Не я приговорил тебя к Божьему Суда, а император, но нам нужно было во что бы то ни стало спасти тебе жизнь и Лилайле согласилась на это добровольно. Слава Богам, всё обошлось, хотя она и побывала в объятьях Смерти. Теперь всё позади и я рад, что ты вернул её к жизни.

— А мне плевать на твою радость! — крикнул я зло — Мало того, что ты мог прочитать мои мысли, так я тебе об этом ещё и кричал во всю глотку. Что тебе стоило выставить против меня хоть двух своих воинов с мечами? Всего лишь сказать два слова — Лилайле, назад, и махнуть рукой. Поэтому не жди от меня ни уважения, ни почтения.

Ред-куары глухо заворчали, а дагген поднял руку:

— Тихо, я должен объяснить этому недомерку, что в противном случае он был бы уже мёртв. Валент, для того, чтобы читать мысли, обращённые ко мне, я должен не стоять посередине арены, а сидя в полумраке сосредоточиться и максимально напрячь все свои силы. Поэтому ты не прав, пришелец со звёзд, у меня не было иного выбора.

Пристально посмотрев на того парня, который первым одёрнул меня, я покрутил головой и сердитым голосом сказал:

— Ты прав только в одном, я действительно пришелец со звёзд, а теперь слушайте меня внимательно. Своим оружием я мог бы наделать множество бед и остаться на свободе, но предпочёл вместо этого три года быть рабом, зато нашел в вашем мире друзей и ради них перетерпел сначала жестокое избиение, а потом и пытки. Поэтому сейчас ты, — я ткнул защитника Сарройтара пальцем в грудь, — пойдёшь, возьмёшь свои мечи и ваш колдун полюбуется на то, как далеко ты их сам зашвырнёшь. Лилайле словила разряд в грудь, прямо в сердце, а тебе он угодит в одну или обе руки. Не бойся, от этого ты точно не умрёшь, зато вам станет ясно, что прав я, а не ваш колдун.

Все замерли и в парке мигом установилась тишина, в которой мелодично шелестели струи фонтана. Парень вздохнул и быстрой походкой пошел в своё жилище, а я направился к помосту для поединков. Ред-куары и дагген пошли вслед за мной. Поднявшись на помост, я повернулся к ним лицом. Оно у меня в тот момент было сосредоточенным и угрюмым. Для того, чтобы убить человека мечом, хочешь не хочешь нужно либо рубануть его им, либо проткнуть, а сделать это совершенно незаметно, невозможно. Особенно если ты сосредоточил всё своё внимание на оружие противника. Убить врага мечом мгновенно можно только в одном единственном случае, если ты стоишь напротив него, причём недалеко, в пределах досягаемости, он также вооружен мечом и тот, как и твой собственный, покоится в ножнах. Тогда ты молниеносно выхватываешь свой меч и разделяешь его на две части, но если ты не можешь достать врага, то будь спокоен, тебе придётся позвенеть с ним клинками.

Ред-куар, в котором было росту где-то два метра тридцать сантиметров против моих метра восьмидесяти двух, нацепил на себя только пояс с мечами. С нахмуренными бровями он нехотя поднялся на помост и я немедленно сказал ему:

— Обнажи мечи и иди ко мне навстречу.

Парень с невероятной быстротой выхватил сначала один, затем второй меч, а они у него были здоровенными, и принялся быстро работать сразу двумя клинками. Двигаясь ко мне навстречу и ускоряя движения, он угрюмым голосом проворчал:

— Валент, я не стану наносить по тебе удар. Ты спас мою сестру и поэтому я у тебя в неоплатном долгу.

— Зато я нанесу его первым! — выкрикнул я зло, взял в правую руку электрошокер и бросился вперёд — Чтобы доказать некоторым ослам, что тупое упрямство никогда не доводит до добра.

Если бы ред-куар размахивал мечами помедленнее или вообще держал их в руках неподвижно, то они точно не полетели бы чёрт знает куда после того, как я резко выбросил вперёд руку. Хотя рукояти мечей были обмотаны хорошо просмоленными полосками кожи, которым была придана идеальная цилиндрическая форма, он попал под электрический разряд. Мало того, что этот здоровенный парень в итоге выбросил свои мечи сам того не желая, так его ещё и выгнуло в дугу и он плашмя ляпнулся на помост. Правда, далеко не с таким грохотом, как я проделал это десятка три раз. Этот был собран из толстых брусьев. Так как ред-куар издал громкий стон и непослушными пальцами скрёб кожу, опасаться за его жизнь причин не было. Быстро приблизившись, я встал возле него на колени и сказал:

— Расслабься, ничего страшного не произошло. Сейчас я приведу твои руки в порядок. Это просто временный паралич.

Парень затих, а я принялся сгибать и разгибать его правую руку, мышцам которой позавидовала бы любая горилла. Лилайле встала на колени с другой стороны и, разминая левую руку, спросила:

— Диарон, тебе очень больно?

— Нет, Лила, я просто не чувствую своих рук, — вздохнул брат девушки, которая посмотрела на меня с мольбой во взгляде.

Не смотря на это я принялся выговаривать парню:

— А теперь, Диарон, представь себе весь тот ужас, который испытала Лилайле, когда электрический разряд моего электрошокера угодил ей в грудь и заставил её сердце остановиться. А также мой собственный ужас и мою боль, а они были ещё страшнее.

Отстегнув аптечку, я выпрямил его правую руку, приложил к ней и та определила сильный болевой шок, который заставил организм выработать какие-то токсины, на нейтрализацию которых потребовалось целых четыре инъекции. Только после этого Диарон радостно заулыбался и сказал сестрёнке:

— Лила, ты просто не представляешь себе, как мне легко и приятно стало. — Повернувшись ко мне, он кивнул — Спасибо тебе, Валент, это было для меня самое серьёзное испытание. С первого раза я его не прошел, но постараюсь подготовиться ко второму получше.

Рывком поднявшись на ноги, я буркнул:

— Его не будет, Диарон. Вы живёте в мире, где на вас не оказывают воздействие такие мощные электромагнитные поля, как на моей планете. — в порядке доказательства я ткнул себя электрошокером в живот, отчего все мои мышцы дико напряглись, а пятки стали выбивать чечёточную дробь, но я терпел секунд пять, после чего сглотнул слюну и объяснил — Это убило бы любого из вас, ребята, а со мной, как видите, ничего не случилось. Поэтому никаких экспериментов с электрошокером больше не будет. — всё ж я решил уделать распоясавшегося колдуна окончательно, а потому встал перед девушкой на левое колено, сложил руки на правом и взмолился — Прекрасная Лилайле, прости меня за то, что я причинил тебе такие страдания. Убей меня, только не держи на меня зла за мою ошибку.

Девушка коснулась рукой моих моментально высохших волос и нежным, воркующим голосом сказала, забирая себе моё сердце:

— Но ты же ни в чём не виноват, Валент, я случайно угодила под удар молнии твоего амулета защиты.

— Ещё как виноват, Лилайле, ведь я мог убежать с помоста вниз и там ты меня ни за что не смогла бы догнать. Поверь, я очень быстро бегаю и ты часов через шесть свалилась бы без сил, а у меня их хватило бы на то, чтобы ещё столько же время гонять по арене Сарройтара, жаля его пятки самыми слабыми молниями. — взяв руки девушки в свои, я нежно поцеловал их и встал, после чего сердито рыкнул на даггена — Надеюсь, ты понял, наконец, свою ошибку?

Тот развёл руками и со вздохом неохотно признался:

— Теперь понял.

— Тогда пойдём куда-нибудь и поговорим, а я, заодно, залечу свой зад. — сказал я — Но учти, твой рано или поздно тоже пострадает.

Не выдержав, я всё-таки рассмеялся. Мои собратья тоже облегчённо рассмеялись. Странное дело, но никто не принёс Диарону его мечей, но в тот момент я ещё не знал, что к кайларам у ред-куаров относятся с огромным уважением и никто не имеет права взять в руки чужой меч, если его об этом не попросил хозяин оружия. Лилайле тут же схватила меня за левую руку и огорошила такими словами:

— Валент, у каждого ред-куара в этой каменной крепости есть свой отдельный каменный дахтан, но их для нас было построено здесь всего девяносто семь штук. Ты возвратил меня к жизни и потому она твоя и теперь я должна стать твоей женой. Поэтому я сейчас отведу тебя в свой каменный дахтан и первым делом накормлю.

Резко затормозив, я снова встал перед этой очаровательной и такой непосредственной красавицей на одно колено, сложил руки, но, глядя на этот раз в глаза, твёрдо и решительно заявил:

— Нет, моя прекрасная Лилайле, это не произойдёт так быстро. Ты сначала должна хорошо меня узнать, чтобы решить, нужен тебе такой муж, как я, или нет. Относительно моей любви к тебе не волнуйся, моё сердце уже принадлежит тебе, но я сначала должен рассказать тебе, как прожил все минувшие годы, а потом доказать, что достоин тебя. Не бойся, бежать отсюда мне некуда. Поэтому сегодня я посплю на траве, а завтра скажу своим друзьям, чтобы они привезли мне походный шатёр. Точнее два, второй побольше размером, чтобы в нём мы могли поместиться всем отрядом. Хотя Сарройтар и говорит, что мне нечему вас учить, это не так.

Диарон положил руку на плечо своей сестрёнке и шепнул:

— Лила, этот ред-куар со звёзд прав. Ты должна подождать. Тем более, что он уже сказал, что будет твоим мужем.

— Хорошо, Диар, я подожду, — вздохнула девушка и улыбнулась мне широко и открыто, — Валент, тебе не нужно ничего доказывать мне. Ты очень смелый, отважный и ужасно сильный воин, только чуть-чуть неуклюжий, но мой брат научит тебя сражаться.

Снова поцеловав руки, я встал и мы продолжили путь. Возле "квартиры" даггена мы остановились и Сарройтар представил мне всех членов отряда. Первым ко мне подошел высокий атлет лет сорока, который, широко и дружелюбно улыбнулся:

— Валент, меня зовут берл-Заоран, я берлад-куар, колдун железного боя этих отважных молодых куаратов и отец многих кайларов. Мне выпала честь стать отцом и твоих. Как только я хорошенько изучу все твои привычки, манеру движений и всё прочее, то немедленно начну строить для тебя такие кайлары, что ты ахнешь, взяв их в руки.

Передо мной предстали все ред-куары и назвали свои имена, после чего Сарройтар велел им готовиться к завтрашнему бою, который должен был состояться в четыре часа дневного времени. Он завёл меня в свою пятикомнатную квартиру, то есть куар-дахтан, вот только комнаты в ней были не одинакового размера и она не была крестообразной в плане. Прямо по середине находилась квадратная прихожая размером шесть на шесть метров с четырьмя дверями. Двери справа и слева, вели одна на квадратную в плане кухню с круглой чугунной печью посередине, площадью в тридцать шесть квадратных метров, а вторая в своего рода такой же большой кабинет. В обоих передних комнатах были четырёхметровые потолки и большие окна, затянутые вместе стекла какой-то довольно толстой, но весьма прозрачной плёнкой. Имелись окна и в двух следующих, продолговатых и потому ещё больших по своим размерам комнат. Одна была спальной, а вторая чем-то вроде гостиной с множеством больших, пухлых подушек по периметру. Вот в неё-то меня и завёл Сарройтар, сказав:

— Пока Лилайле приготовит тебе обед, я залечу тебе задницу. Ну, как? Сильно болит мой огненный пинок, Валент?

Презрительно скривившись, я высокомерно ответил ему:

— Ты понятия не имеешь, что такое сильная боль, Сар, а что касается твоей помощи, то это моя задница и я залечу её сам.

— Что, вообразил себя знахарем? — Ухмыльнулся дагген.

— Знахарь здесь ты, причём дикий и дремучий, — язвительно ответил я колдуну-псионику, — а я, к твоему сведению, дипломированный армейский фельдшер, у которого имеется универсальная аптечка космодесантника. Поэтому открой глаза пошире и смотри, как залечивают ожоговые раны просвещённые звёздные ред-куары.

Положив несколько подушек на устланный коврами пол, я повернулся к свету, снял с себя жетон, приспустил штаны и сфотографировал ожог третьей степени диаметром в два с половиной сантиметра, который ужасно саднил. Без двух, а то и всех трёх слоёв искусственной кожи точно было не обойтись. В комнате всё же было темновато и я, включив большой фонарь на треть мощности, нацелил его в потолок. Её тотчас залило белым светом. От этого даг-Сарройтар испуганно заморгал и втянул голову в плечи, а я лёг на подушки, положил перед собой аптечку, открыл контейнер и взял в руки салфетку. Энергичными движениями я очистил место ожога от обугленной кожи и крови. Для этого мне пришлось сделать ещё несколько снимков, а когда дело дошло до чистого мяса, несколько раз промокнул его салфеткой и нанёс тонкий слой биогеля, чтобы остановить кровотечение.

На самом последнем этапе я всё же нанёс не три, а всего два кусочка искусственной кожи, так как на четвёртой фотографии увидел, что и этого будет вполне достаточно. Боль моментально утихла и я, с силой хлопнув себя по обожженной ягодице, насмешливо сказал:

— Вот так-то, дядя, и никакого шрама даже не предвидится, но на будущее, уважаемый даг-Сарройтар, запомни. Если ты посмеешь припалить задницу хоть кому-либо из моих новых друзей, то твоя собственная пострадает впятеро сильнее и залечивать её себе ты будешь сам. Ожоговые раны самые паршивые. Их труднее всего лечить, а все остальные, какие наши парни заработают на арене, мы будем залечивать вдвоём. У меня с собой всего семь с половиной квадратных метров искусственной кожи, но это наш неприкосновенный запас для самых тяжелых случаев. Настоящим хирургическим ниткам я замену уже нашел, с ними проблем не будет. Огнестрельных и осколочных ранений не предвидится. Остаются одни только резаные раны, это пустяки, и колотые, с ними я тоже справлюсь. На моём счету семьдесят полостных операций разной сложности, в том числе и на сердце, и не надо мне напоминать про то, что все они были сделаны на биоманекенах, а не на живых людях. В любом случае самое главное, что ни один не загнулся. Самое сложное, это лечение переломов, но я и с ними справлюсь. Лишь бы не было черепно-мозговых травм.

Дагген пристально посмотрел на меня и спросил:

— Валент, неужели твои познания в целительстве столь велики?

— Велики? — да я всего лишь дипломированный военный фельдшер, а не врач, даг-Саррбойтар. В мою задачу входит наскоро подлатать покалеченных и пробитыми пулями парней, чтобы они не загнулись до прибытия настоящих врачей со всей их медицинской техникой, но поскольку к нам они не прилетят, то я буду очень стараться, чтобы наши пациенты после моих операций были, как новенькие. Самое главное, что у нас есть вот эта умная аптечка, которая сама умеет находить нужные для лечения редов лекарства. Так что я думаю, что теперь и тебе придётся учиться у меня очень многому. Хотя нет, всем ред-куарам, а не только тебе, и нечего на меня зыркать, в глаз дам.

Дагген коротко хохотнул:

— Самое время тебя покормить. Пойдём.

— Угу, самое время посмотреть, чем вы тут собираетесь меня кормить, а то ведь так недолго и дуба врезать, — огрызнулся я и немедленно пошел на попятную, — Сар, мне можно есть всё, кроме редийского лука. Никакой другой отравы я для себя пока что в вашем мире не нашел, но это вовсе не говорит, что её нет.

Мы прошли на кухню, выйдя через дверь, хотя проще было перемахнуть в неё через окно, занавешенное полупрозрачной тканью, через которую, однако, в кухню не проникали запахи, а Лилайле уже жарила на одной сковородке аппетитное на вид мясо, а на другой тушила овощи. Сунув в неё нос, я убедился, что лука в них не было и попросил девушку никогда его мне не предлагать, а вот сладковатого редийского чеснока добавить побольше. Положив аптечку, открытую, как книга, я первым делом принялся вытряхивать грязь из вечной медицинской салфетки. Сарройтар, глядя на мои мучения, спросил:

— Может быть нам постирать этот лоскут?

— Ни в коем случае, это её моментально убьёт. — возразил я и стал объяснять — Это специальная очищающая салфетка, даг-Сар. Когда я вытряхну из неё всю грязь и сложу вдвое, то накрою ей всё что лежит в контейнере и прижму крышкой. Ты не смотри, что крышка такая тонкая, всего полтора миллиметра толщиной. Она жутко прочная и сложно устроена. Моя аптечка, словно живой организм, она даже думать и говорить умеет. Когда я закрою её, она окончательно очистит эту медицинскую салфетку и восстановит её лечебные свойства.

Дагген-куар широко улыбнулся и кивнул:

— Понял, тогда подбрось свою волшебную салфетку в воздух и я почищу её своим, даггенским способом. Не бойся, на пол она не упадёт. Могущественные дагген-куары способны поймать взглядом даже такого обалдуя, как ты, Валент Карт, так что доверься мне.

Не веря своим ушам, я подбросил салфетку в воздух, а дагген поймал её телепатически и принялся трясти так, словно её вставили в какой-нибудь вибростанок. При этом пыль и вся грязь струйкой улетали в деревянное ведро с очистками, а дагген-куар широко улыбался и подмигивал мне. Улыбнувшись ему в ответ, я сказал:

— Мне доводилось уже видеть такое на Номраде, даг-Сар. Номы точно таким же образом заставляют бумажных кукол ходить и летать, правда, только бумажных. Они не очень сильные телекинетики. А теперь колись, старый степной чёрт. Телепатия, то есть чтение мыслей, пирокинез, которым ты подпалил мне зад, телекинез, с помощью которого ты так ловко вытряхнул грязь из салфетки. Что ты умеешь делать ещё, применяя свою псионическую силу. Только не ври мне.

Лилайле немедленно повернулась и строго сказала:

— Валент, ред-куары никогда и никого не обманывают. Нам не позволяют это делать наши наставники — огненные даггенарии.

Указав пальцем на даг-Сарройтара, я насмешливо сказал:

— Лила, это относится только к тебе и всем остальным нашим друзьям. Этот старый жулик, умеет врать, так, что ему позавидует любой ниггер из высшего комсостава космофлота. Он, наверное, как и я, тоже убил свою даггенарию во время испытания, но я-то этого точно не хотел, а вот как над этой огненной крохой издевался даг-Сар, мы наверняка никогда не узнаем. Он нам об этом точно не расскажет.

Лилайле испуганно вскрикнула, а дагген невольно отпрянул от меня и салфетка чуть было не упала на деревянный пол. Поймав её, я и сам расстроился, а потому спросил:

— Я сделал что-то предосудительное, даг-Сар?

— На взгляд Лилайле да, но только не на мой, Валент, — ответил кочевник, — Лила, не волнуйся, этот недомерок и сам не захочет стать дагген-куаром. Он прирождённый воин и вождь, а потому станет особым мерад-куаром и уже очень скоро.

Девушка подбежала ко мне и прижалась к моей груди:

— Валент, ты правда не захочешь становиться дагенн-куаром. Понимаешь, им запрещено жениться. — вздохнув, она добавила — Они утешители вдов и потому никогда не имеют настоящей семьи.

— Так значит в том, что я убил огненную даггенарию не содержится состава преступления? — спросил я — Мне было её очень жаль.

Сарройтар отодвинул от меня девушку и сурово спросил:

— Как это произошло, Валент? Даггенарии прилетели к тебе с разных сторон или с какой-то одной?

Закрыв аптечку, я прицепил её на пояс, сел на трёхногий табурет у окна и подробно рассказал обо всём, что со мной произошло. В самом конце своего рассказа я сказал печальным голосом:

— Мне было очень больно, когда я увидел, как свернувшийся лепесток вспыхнул и исчез. Больно и до слёз жалко эту кроху. Поверьте, я не желал ей зла и всего лишь сказал, что номрадеры никогда не сдаются, их невозможно сломить. Их можно только убить. Физическая сила ничто — сила духа всё. Ещё я сказал ей, что она может делать с моим телом, всё, что угодно, но всё равно не сломит моего духа. К тому же это ведь была не настоящая физическая боль, а всего лишь её проекция на моё сознание и я это понял сразу, а потому стал неуязвим для даггенарии, но я над ней не насмехался, даг-Сарройтар.

— Успокойся, Валент, — улыбнулся мудрый колдун, — твоя даггенария не умерла, а всего лишь переродилась и теперь где-то неподалёку от её улья сейчас быстро вырастает ещё один. Она стала в нём царицей и сейчас стремительно увеличивается в размерах, а её подруги и даггенарии из других семей возведут над ней маленькую крепость, похожую на вулкан высотой метра в четыре. Уже через пять месяцев и четыре дня она станет совсем взрослой и тогда к тебе прилетят все тридцать её огненных воительниц, чтобы ты прошел через второе посвящение. Если ты выберешь путь даггена, то обреешь голову наголо и тридцать даггенарий оставят на ней свои отметины. Сразу скажу тебе, парень, тебе суждено стать великим даггеном и вот почему. Сильные даггены испытываются всего три четверти часа. Очень сильные — в течение часа. Могущественные, как я, в течение полутора часов. То, что твоё испытание длилось три с лишним часа, находится уже за пределами моего понимания. Это удел великих даггенов, но путь даггена не для тебя. Ты воин и вождь, Валент, а потому для того, чтобы стать Большим мерад-куаром, должен за эти пять месяцев научиться в совершенстве владеть кайларами. За месяц же до посвящения, ты должен жениться на Лилайле. Думаю, что четырёх месяцев ей вполне хватит, чтобы понять, что ты из себя представляешь, но я предупреждаю тебя, Лила, твой муж будет не таким, как все остальные ред-куары. Точно так же, как и я, он сможет хитрить с врагами и вводить их в заблуждение, а когда потребуется, то и соврёт не моргнув глазом, но это будет ложь во спасение нас с тобой, всех наших друзей, всех ред-куаров, всего Куарата и даже огненных даггенарий и я очень счастлив, что Большим мерад-куаром стал этот пришелец со звёзд. Ты нахмурилась, моя девочка? — улыбнулся дагген и поторопился успокоить Лилайле — Не волнуйся, ред-куарам твой муж не сможет соврать никогда, как и своим друзьям редам. Великая даггенария никогда не позволит ему этого сделать. А ты, нахал, запомни, даггены, особенно могущественные, указывают путь, каким должны следовать все ред-куары, а вы, мерад-куары, должны их по нему вести.

— Обязательно, запомню, дедушка Сусанин, — ухмыльнулся я, вспомнив героя из древнего русского эпоса, — а ты не забывай, что я гиперпилот космического корабля, который сумел за шесть минут проложить путь сквозь звёзды от Марса до Редии, причём практически вслепую, наугад и к тому же первым среди миллионов пилотов, у которых опыта куда больше у меня. Поэтому как только я стану мерад-куаром, ты будешь согласовывать со мной каждый метр предстоящего пути потому, что я не поведу людей через те гибельные места, где как нефиг делать свернуть себе шею. Пойми, даг-Сар, я номрадер, а потому всегда выбираю такой путь, на котором не переломаешь себе ноги и ещё я умею терпеть и выжидать.

— Всё это очень полезные качества, Валент, — рассмеялся колдун и больно треснул меня по лбу чем-то невидимым, — но быть скромным и вежливым со старшими и особенно с даггенами, тебе не помешает.

Потерев лоб рукой, я насмешливо показал ему язык:

— Не дождёшься, колдун! Сначала научись внимательно слушать тех, кто знает больше тебя, а потом заявляй свои требования. Так, по-моему всё уже готово, даг-Сарройтар. Может быть мы пообедаем и потом соберёмся в парке, где я расскажу вам свою историю хотя бы вкратце? Думаю, что вам всем нужно как можно скорее узнать, кто я такой, откуда прилетел, а то мне все эти сказки про Богов уже так за всё это время надоели, что я скоро точно начну богохульствовать, а это не есть хорошо. Боги могут обидеться и отвернуться от меня, а они пока что мне ко всём благоволили.

Сарройтар немедленно нахмурился:

— Сегодня ред-куарам будет не до тебя. Завтра им нужно будет дать первый бой воинам императора. Они должны подготовиться.

Посмотрев на него с иронией, я усмехнулся:

— Ты хочешь, чтобы я научил тебя, как запудрить ему мозги? Ну, так слушай. Завтра он пригонит на трибуны толпы народа и ты скажешь ему, что перед тем, как начать состязания, нужно выработать правила их проведения и расписать на бумаге от а до я, чем ты и станешь заниматься с теми людьми, которых он для этого выделит. А объяснишь ты это очень просто, выведешь на арену весь отряд, кроме Лилайле, и скажешь ему, что мы не палачи, чтобы убивать всех подряд и что начинать надо с разминки, а самая лучшая из всех разминок, это абордажный бой, но у нас нет цест, которые хорошо сидели бы на руке. Причём таких, которые отправляют человека в нокаут, а не убивают его, словно муху. В общем неделю на подготовку я тебе могу смело гарантировать, а пока будет длиться вся эта канитель с доставкой в столицу боевых гребцов, вы покажете императорским воякам, какого веса тяжести могут поднять и отбросить от себя могучие ред-куары. Поверь, императору это обязательно понравится.

Дагген пристально посмотрел на меня и его губы растянулись в довольной, насмешливой улыбке:

— Ох, и хитрая же ты бестия, Валент. Откуда ты узнал, что ред-куары большие мастера по части швыряться каменными глыбами?

— Мне это стало ясно сразу же, как только я посмотрел на вашу тренировочную площадку. — ответил я Сарройтару — На ней лежит немало таких тяжестей, которые только для того и пригодны, чтобы швырять их. Думаю, что если ты скажешь императору, что его мордовороты недостаточно сильны и докажешь ему это, то он не станет торопиться бросать в бой свои главные козыри, то есть силачей.

На том мы и порешили. Блюда, приготовленные Лилайле, были очень вкусными, вот только мясо было жестким и к тому же мои собратья ели привезённую с собой солонину. После обеда, а за стол сели не мы одни, я несколько часов подряд рассказывал о том, как попал на Редию. Свой рассказ я начал с того момента, когда мне стало ясно, что гиперпрыжок может закончиться моей гибелью. О космофлотовских страстях я решил пока что ничего не говорить. Мой рассказ о том, что я никакой не посланник Богов, а всего лишь человек из другого мира, которому пришлось совершить сверхдальний гиперпрыжок через космос и что в горах на западе, в неприступной горной долине стоит на холме мой космический корабль, не привёл никого в изумление.

Реакция ред-куаров была такой: — "Что же, если реды плавают на огромных кораблях по морю, то почему бы звёздным редам не плавать на ещё более огромных кораблях по космосу?" К тому, что я собирался научить редов ещё и приводить в движение машины силой пара, они тоже отнеслись спокойно. Зато я сам пришел в изумление, когда узнал, что все мои новые друзья умеют читать и писать, а потому каждый ведёт путевой дневник, чтобы не забыть о чём-то в будущем, а ещё чтобы после их смерти внуки и правнуки знали, кем они были. Вот тебе и дикие варвары. В Кеофии подавляющее число граждан были безграмотными и даже не умели прочитать своего имени. Да и по множеству других вопросов, но это выяснилось позднее, ред-куары также обошли всех остальных редов весьма значительно.

Для меня нашлась кое-какая одежонка и спать я лёг не во дворе, а в "гостиной" нашего дагген-куара, чтобы рано утром заняться "изобретательством". У Сарройтара нашлась бумага, карандаши, перья и чернила и даже чертёжные инструменты, они покупали их у купцов, пристававших к берегу в нескольких местах, которым продавали меха, золотой песок и самородки, драгоценные камни и лечебные снадобья. Поэтому ничто не помешало мне приступить к работе. Вскоре в "кабинет" даггена пришла Лилайле, а он сам вместе с парнями отправился морочить голову императору. В восемь часов дня ко мне в гости заявились с двумя фургонами припасов Нир и Хулус, который уже сказал Тенуризу, что готов начать преображать Кеофию и что я, как и прежде, буду его консультировать. Может быть поэтому, а может потому, что ред-куары посрамили своей силой записных силачей, император согласился с доводами Сарройтара и кровавые поединки были на время заменены спортивными состязаниями, но только на время.

Часть вторая "Большой мерад-куар"

Глава 1

Большое посвящение

В отряд ред-куаров я влился легко и естественно, словно вернулся домой, на Номрад, в нашу большую и дружную компанию. Вот только если там я был "середнячком" по своему росту и физической силе, то в зверинце даже Лилайле была на полсантиметра выше меня ростом, что вызвало у ребят оглушительный хохот. Да и физически все они были сильнее меня, но зато никто не мог так напрячь свои мышцы, что об меня ломались деревянные тренировочные мечи. Сарройтар нашел общий язык с императором и как-то сумел ему объяснить, что он всего лишь колдун, но никак не военный вождь, не мерад-куар и что им вскоре стану в отряде я, а раз так, то без меня во главе отряда, он может даже и не мечтать, что мы будем сражаться в полную силу. В порядке доказательства, он вызвал тридцать огненных даггенарий посвящения и те прилетели с востока, причём из самого центра континента, пожужжали вокруг меня и стремительно умчались обратно. В общем император согласился, тем более, что я пообещал ему подбросить новых идей для дальнейшего развития экономики.

Хулус, как я и говорил, после того, как вручил императору свой план, стал абертаром и заложил сразу три города-спутника рядом со столицей. Уже через три месяца он показал в Эртуалане Тенуризу первые пять паровых машин разной величины. Одна из них закачивала воду в огромную водонапорную башню, снабжавшую питьевой водой весь город. Раньше воду в неё подавали из Имриса по временному деревянному акведуку с помощью громадной нории, но это была не моя идея. Теперь та вода шла на полив, а вода с гор, которая текла по старому, но капитально отремонтированному акведуку, лоток которого был увеличен вдвое, плунжерный насос поднимал на высоту в семьдесят два метра, откуда она под давлением подавалась по медным, луженым изнутри трубам в дома и на все предприятия города, в котором, как и в столице, имелась канализация и очистные сооружения, расположенные далеко за городом.

В Эртуалане спешно строилось первое машиностроительное предприятие, пока что небольшое, к которому я имел весьма опосредствованное отношение. Вообще-то император был очень удивлён, что я продолжал консультировать его абертаров. Зато я получил возможность тренироваться по десять часов в день. Правда, когда я надел на руки специальные цесты с толстыми крагами, мои собратья меня чуть не поколотили, крича, что так я никогда не почувствую своих кайларов. Спор разрешился очень просто. Взяв с ледника тушку молочного поросёнка, я дал в руки Диарону скальпель, я велел ему разрезать им кожу не коснувшись при этом мышц. Какая там кожа, он и сам скальпель-то едва держал в руках, после чего я сказал:

— Вот и прикуси язык, умник. Не моя это работа, махать мечами, когда я стану вашим мерад-куаром, зато даже Сарройтар не сможет так прооперировать тебя, чтобы твои мышцы остались такими же сильными, но что самое главное, срослись связки и сухожилия. А для этого мне нужны такие пальцы, которые не будут убиты в хлам.

Да, перчатки меня здорово выручали, они уберегли мои руки, что первой оценила моя Лилайле. В эту девушку я влюбился с первого взгляда, но сразу предупредил, что она не скоро сможет родить мне сыновей и дочерей. Это её нисколько не смутило, как и не возмутило то, что я запретил ей выходить на арену и стал сразу же учить медицине, готовя из неё себе ассистентку. Хотя методы лечения у нашего даггена были весьма специфическими, мы сразу же стали работать в паре. Даже в рукопашных боях воины получали травмы, но как только кого-либо приносили в медсанчасть на носилках и перекладывали на операционный стол, я немедленно прекращал тренировку и мы приступали к операции. Аптечку мы пускали в ход крайне редко и чаще всего для того, чтобы вылечить воинов императора. Наши с Сарройтаром воины попадали на операционный стол раз в двадцать, если не больше, реже и с куда менее тяжкими травмами.

Зато битюгов императора мне несколько раз приходилось буквально вытаскивать с того света и они возвращались в строй уже через пару месяцев. Поэтому рядом с медсанчастью у нас имелась ещё и две больничные палаты для выздоравливающих. Уже через месяц, когда боевые единоборства без оружия были в полном разгаре, я подбросил Сарройтару такую, весьма неожиданную, идею, сказав ему:

— Сар, ерунда какая-то получается. Я через три месяца женюсь, а наши парни что, так и будут маяться в одиночестве?

Тот быстро спросил меня:

— Что ты предлагаешь? Пойми, это сборный отряд. В него вошли самые лучшие молодые воины из многих кланов.

— Создать свой собственный клан, Сар, а для этого нам в первую очередь надо найти парням таких девушек, которые влюбятся в них и не то что уйдут вслед за ними в степь, а даже в жерло вулкана прыгнут. — С задумчивым видом ответил я колдуну-псионику — Законы империи, пока мы числимся рабами, на нашей стороне, а с проблемой нежелательной беременности ты как-нибудь и сам справишься. Детский сад нам здесь точно не нужен. Это тебе не степь, а зверинец.

— Хорошая идея, — согласился Сарройтар, — я завтра же поговорю с императором. Думаю, что он не будет возражать.

— Нет, Сар, — сказал я с улыбкой, — разговаривать с ним на эту щекотливую тему буду я, а не то этот хитрый жук моментально выставит тебе целую кучу неприемлемых требований. Пойми, я специально не спешил говорить об этом ни тебе, ни ребятам.

На следующий день, во время очередного "спортивного поединка", меня пригласили в ложу к императору. Тот как раз надеялся, что боевые гребцы какой-то прославленной галеры наконец-то одержат хотя бы одну единственную победу. Мы вместе посмотрели, как наши ред-куары, на руках у которых были надеты мягкие, тренировочные цесты, одного за другим укладывали на каменные плиты арены самых прославленных боевых гребцов. Ну, эти хотя бы сумели продержаться пять раундов по десять минут. Огорчённо вздохнув, император повернулся ко мне и с детским упрямством сказал:

— На суше будет по другому. Так о чём ты хочешь поговорить?

Коротко поведав императору о своих планах, я сказал:

— Ваше величество, это не обязательно должны быть рабыни. Мы с Сарройтаром не станем возражать, если дочери луртиев и луртидаров также станут занимать свои места на трибунах, а потом смогут познакомится и пообщаться с нашими воинами. Ещё я прошу вас разрешить им покидать цирк после окончания поединков и совершать поездки на колясках по городу. Так молодые люди смогут лучше познакомиться и тогда их брак будет не только прочным, но и счастливым, но что самое главное будет сделан первый шаг к сближению граждан Кеофийской империи и Куарата.

Мои слова заставили императора задуматься. Несколько минут он молчал, мысленно взвешивая все за и против, после чего спросил:

— Дети, как я понимаю, родятся у них не скоро, так ведь?

— Так, ваше величество, — кивнул я, — цирк не то место, где можно растить и воспитывать детей, но разве это что-то меняет?

Тенуриз снова умолк на несколько минут, пока не спросил:

— Валент, зачем ты обратился ко мне с такой просьбой? Никак не могу понять что именно, но что-то меня в ней настораживает.

— На то есть три причины, ваше императорское величество, — ответил я с улыбкой, — первая такова — после этого нас уже никто не станет считать злобными чудовищами из степи. Вторая — я скоро стану мерад-куаром этого отряда и мы с Сарройтаром решили создать на его основе новый клан. Третья самая серьёзная, таким образом я просто хочу обезопасить своих людей от мести со стороны некоторых ваших военачальников, а она вполне возможна и тут даже вы будете бессильны. Напасть на диких варваров, которые, правда, все обучены грамоте и каждый по вечерам пишет историю своей жизни для потомков, это одно дело, а вот напасть на отряд воинов, которые взяли в жены дочерей луртиев и луртидаров — совсем другое. Это попахивает изменой империи. Вы пообещали выплатить ред-куарам огромную награду за пять лет фактически рабства, но нас не интересуют деньги, а ведь именно они как раз и могут стать главной причиной внезапного нападения со стороны военных. Поэтому мне нужны именно такие гарантии, так как никаких других вы не предоставили.

Всё-таки император нашел в себе мужество согласиться:

— Да, кроме моего честного слова, вас не защищает больше ничто, а всё остальное, о чём ты говоришь, Валент, легко подстроить и весь позор потом так или иначе падёт на меня. Хорошо, я согласен с тобой и твоим советником, юный мерад-куар, будущий глава нового клана. Уже завтра новость о том, что дочери луртиев и луртидаров смогут выбрать себе в жены воинов степей Куарата, будет распространена по всей столице и ближайшим городам, а теперь ступай, Валент, кажется, троим парням срочно требуется твоё искусство хирурга. Да, кстати, ко мне обратились с просьбой лучшие военные хирурги. Осмотрев тех парней, которых ты прооперировал, они пришли к выводу, что им такие знания в области медицины неведомы.

— Присылайте их в наш лагерь, ваше величество, только не толпами. — с улыбкой сказал я императору — Дело хорошее, заодно они посмотрят на наши с Сарройтаром хирургические инструменты. Они, конечно, не те, которые я могу извлечь из амулета здоровья Богов, но тоже весьма неплохи, ведь их изготовил великий берлад-куар, сам берл-Заоран. Но и я тоже постарался, подсказал ему их форму.

Через три дня для девушек и сопровождающих их суровых матрон была выделена специальная трибуна и наши парни, прежде чем вступить в очередную рукопашную схватку, стали сначала представляться им. Император, подумав, придал этому делу чуть ли не статус государственной важности и назначил огромный калым за каждую невесту, а потому родители девиц в возрасте от семнадцати до девятнадцати лет чуть ли не палками гнали их в цирк. Смотрины продлились чуть больше месяца, но первые девушки отважились выйти замуж фактически за узников уже через каких-то две недели и вот что удивительно, ни одна из них не отказалась стать ред-куарой, а после того, как огненная даггенария прилетела к последней девушке, Лилайле надоела моя постоянная занятость по вечерам. Она явилась в кабинет Сарройтара, где я корпел над бумагами, ухватила меня за шиворот и под громкий смех наших друзей утащила в свой дахтан. Так я женился в десятый и последний раз. Лилайле к тому времени знала, что у меня в женах побывало девять девушек-рабынь.

Знала она и то, что каждая из них получила от меня отличный, грамотно выстроенный, по части технологий и маркетинга, бизнес, который укреплялся и ширился с каждым днём. На следующий день мы отпраздновали одну единственную свадьбу на всех и на ней присутствовали очень многие мои друзья из Эртуалана. Император не посмел возразить Сарройтару, который и определил тот день, точнее вечер, когда Лилайле смогла загнать меня в стойло. К тому времени она уже стала неплохой медсестрой, хотя как раз помощников во время операций, а оперировать раненых нам приходилось практически каждый день, вполне хватало. Когда мне приходилось делать сложные полостные операции, некоторые из военных хирургов даже забирались на стремянки, которые ставили вокруг операционного стола. Медицинского сканера у меня не было, но его с куда большим успехом заменял мне дагген-куар, способный видеть сквозь металл и дерево, а не то что мышцы. Сарройтар с каждым днём набирался не только опыта, но и медицинских знаний, вложенных в мою голову гипнопедическим аппаратом в лётке. Они нам очень пригодились.

И всё-таки я должен сказать, что только благодаря фантастическим способностям Сарройтара на хирургическом столе не умер ни один воин императора или наш собственный воин. А по вечерам мы писали вместе с ним толстую книгу по медицине, точнее писал дагген или Лилайле. У них почерк был намного лучше. Колдун из степи также снабжал её красивыми и очень точными рисунками, зато я служил им обоим в качестве "источника вдохновения", а на следующий день, с утра, несколько молодых врачей переписывали всё, а профессиональные художники рисовали иллюстрации. Поскольку в космофлот гребут всех подряд, в том числе и девушек, то в этом фолианте, который за пять лет сделался очень толстым, имелись разделы посвящённые акушерству и гинекологии. Несколько раз мы с Сарройтаром даже спасали рожениц, делая кесарево сечение и тогда я пускал в ход живую кожу. Её мы экономили и тряслись над каждым квадратным сантиметром, как какой-то Кощей над своим единственным яйцом.

Так что мои друзья вскоре поняли, почему я так берегу свои руки, а между тем я всё больше и больше совершенствовался в бою на деревянных кайларах, а берл-Заоран внимательно наблюдал за моими тренировками. Учили меня также сражаться и без оружия и вот что удивительно, лишь первый месяц я тренировался подолгу. Потом во мне что-то изменилось и на то, чтобы в совершенстве освоить новый приём, у меня стали уходить буквально считанные минуты. Сарройтар посмеивался и говорил по этому поводу так:

— Наша заступница, Великая даггенария, подрастает и набирается сил, малыш. Жди того дня, когда у тебя установится с ней связь и тогда ты станешь не просто мерад-куаром, мерад-куар-даггеном.

Куда больше моих собратьев всё же удивляло то, как за эти пять месяцев возросла моя сила. Да, они надсмехались надо мной и называли меня белоручкой, но даже наш главный великан Диарон, парень просто чудовищной силы, попав в мои тиски, не мог выдержать больше трёх минут. Удар у меня тоже сделался очень сильным что с правой, что с левой руки, что с обеих ног. Вскоре берл-Заоран выковал мне кайлары, которым сам дал имена — Пэйсарн и Заурон. Только тогда, когда я взял их в руки, мне полностью открылись все те приёмы фехтования, которым меня научили. Между тем, хотя сталь мечей ред-куаров была такова, что я мог придать им максимальную прочность, мы решили пока что не делать этого. Зачем, спрашивается, заранее раскрывать секрет нашей хотя и не единственной, но зато самой многочисленной вундервафли? Мы решили приберечь его, как и мой лучевик вместе с тесаком, до лучших времён, то есть до тех, когда нам понадобится вся наша боевая мощь.

Объяснялось это весьма просто. "Доброжелатели" изо всех сил вдували в уши императора, что нас ни в коем случае нельзя отпускать в степь и если мы не согласимся осесть и поселиться в столице, то только наша смерть обезопасит империю от нашествия варваров. На хрен она нам сдалась бы, эта империя. Тем не менее император хотя и не принял решения, он вообще колебался до последнего дня, всё же не гнал "советчиков" в шею. Кодекс Куарата я вызубрил назубок ещё в первую же неделю и потому сразу понял, мы пробудем в зверинце ровно пять лет и ни дня больше. Как мы оттуда улизнём, с боем посуды или нет, дело уже двадцатое, нас в любом случае никто не сможет остановить. Важно было другое, сдержать своё слово. Даггены давно уже думали о том, что им нужно отправить такой отряд в империю, чтобы он раз и навсегда доказал редам, что им нечего даже мечтать о победе, но решились на это только из-за меня.

Произошло это следующим образом. За два года до моего второго посвящения, к берегам Куарата пристало кеофийское купеческое судно, хозяин и капитан которого давно тайно торговал с ред-куарами и на этот раз решил похвастаться перед ними новым седлом со стременами, благодаря которому мог не только скакать на своём жеребце галопом, но и поднимать его на дыбы и лихо преодолевать препятствия. Так ред-куары узнали, что в быстро строящемся городе Эртуалане мыкается раб по имени Валент Карт, которого называют посланником Богов, принесшим на Редию новые знания. После этого дагген-куары мигом собрались, провели совещание и решили направить на переговоры Сарройтара, как самого молодого могущественного из них. Правда, "юноше" уже стукнуло к тому времени сто семь годков, но для даггена это действительно ещё чуть ли не молодость, но тут надо сказать, что реды вообще долгожители и некоторые спокойно доживают до ста сорока, ста пятидесяти лет, а потому называть Сарройтара стариком я бы никому не посоветовал. Жуликом, лодырем, пожалуйста, на это он не обижается, но только не стариком.

Дольше всего дагген-куары мараковали над тем, отправлять в столицу девушку, которая должна стать моей женой, или нет. Сарройтар настоял на том, что нужно поступить только так и не иначе. Если мной заинтересуются огненные даггенарии, то это будет для меня самой лучшей приманкой. Ох, и хитрые же бестии, эти дагген-куары, но я им благодарен. Так что всё остальное прошло, как по писанному и мой мысленный вопль был услышан Сарройтаром, которому для телепатического сканирования действительно требовались особые условия. Зато сидя в своём крохотном чёрном, круглом шатре он мог запросто беседовать с другими могущественными дагген-куарами, а также получать нужные нам разведданные, но не так часто, как хотелось бы. Уже через два месяца после того, как Хул начал работать, в империи была установлена шестидневная рабочая неделя и рабочий день продолжительностью в восемь часов. Коснулось это нововведение и нас, правда, у воинов рабочий день на арене был пятичасовым.

Поэтому каждое "воскресенье", которое в Кеофии назвали тенудейкат, то есть что-то вроде Тенуризова дня, мы получали увольнительную, коляску двух гвардейцев при полном вооружении в качестве сопровождения, кучера и отправлялись веселиться. Единственное, что от нас требовалось, это надевать на себя просторные, светло-зелёные тоги поверх одежды ред-куаров, а у нас даже наши жены носили мужскую одежду, но на женский манер, с большим клапаном сзади, а не с ширинкой спереди. Денег с собой Сарройтар прихватил целых пять сундуков, а потому наши жены покупали себе самые дорогие украшения, парфюмерию, косметику и мыло. Ткани их уже не интересовали, хотя всё необходимое для рукоделия, а также посуду, особенно стальную, они покупали, причём западали только на то, что произведено в Эртуалане. Ещё они покупали кожи, замшу, нубук и лайку опять-таки эртуаланской, самой лучшей, выделки. В моём родном городе ведь собрались самые лучшие мастера и всё потому, что их там ценили чуть ли не на вес золота и предоставляли все возможности для работы.

Став ред-куарами и узнав от своих мужей целый ворох тайных знаний, юные кеофийки прониклись духом степи с первых же недель и вот почему. У ред-куаров женщина точно такой же воин, как и мужчина, а потому каждая замужняя дама имеет кайлары, только они изящнее мужских и носят женские имена. Мужчина выполняет всю работу вне дома. Охотится, пасёт скот, доит коров, заготавливает топливо, поднимает тяжести, собирает и разбирает дом, грузит его на громадную повозку-двуколку с колёсами диаметром в два с половиной метра, в которую впрягают четвёрки самых быстроногих полудиких быков, заботится о скоте и даже таскает в дом воду. Женщина хозяйка в доме, но у муж и там помогает ей всем, чем только может, но помимо этого у неё есть ещё и родители мужа, которые не только занимаются воспитанием детей, но и помогают юной хозяйке, чьё слово в семье закон, а если что не так, то поварёшкой по лбу, но такого никогда не бывает. Ред-куара ведь тоже имеет свою хранительницу и, чего греха таить — судью, огненную даггенарию.

Там, где не живут ред-куары, даггенарии большая редкость и они выполняют в тех местах обязанности "санитаров" человеческого общества, жалят тех мерзавцев, которые переступили черту и шагнули много дальше, то есть жестоких убийц, которые отняли жизнь нескольких человек, садистов и ещё насильников, для которых это стало смыслом жизни. Странное дело, но Сарройтар, когда я рассказал ему о Теберсе, только пожал плечами и сказал мне: — "Валли, у парня такая работа. Надо же кому-то заниматься этим". Так что я был прав, когда махнул рукой на то, что он меня всего исковырял своими иглами и крючками, особенно сильно поработав над моими руками, отчего они обрели огромную силу и даже сейчас, когда они огрубели после сражения в арене боёв без правил, способны выполнять тонкую работу не хуже прежнего. Да, огненные даггенарии это самое большое благо Редии. Их природу ещё предстоит изучить учёным, ведь они природные телепаты и пирокинетики, более того, они ещё и самые настоящие пироморфы — существа огня. Не смотря на это между ними и людьми уже тысячелетиями существует симбиотическая связь.

Более того, огненные даггенарии дают ред-куарам, причём только молодым женщинам не старше пятидесяти семи лет, таков на Редии предельный возраст деторождения совершенно волшебную огненную нить, которая в десять раз тоньше волоса. Берл-Заоран изготовил для девушек сотни стальных шпулек и каждой по паре машинок для наматывания этой волшебной, иначе про неё не скажешь, огненной нити. Ред-куаре не составляет никакого труда мысленно сосредоточится, вызвать огненную даггенарию и попросить её отдать свою нить. Та разворачивается к ней своим гибким хвостиком, выпускает нить, она приклеивается к шпульке и девушка начинает быстро крутить ручку машинки. Десять минут и на шпульку намотано несколько сотен метров тончайшей нити ярко-оранжевого цвета, а дальше начинают работать технологии ред-куаров. Моя одежда не кажется на первый взгляд надёжной защитой, но это не так.

На самом деле это весьма мощная броня. Не знаю, устоит ли она против плазменного лучемёта, честно скажу, таким образом я свой мерад-чактар не испытывал, но его не берут стрелы, мечи и копья, не говоря уже о том, мои рубаха, штаны, обувь, а вместе с ними нательная рубаха и подштанники также невозможно порвать и я очень рад, что все мои вещи сохранились. Особенно рад я тому, что ко мне вернулись мои славные кайлары Пэйсарн и Заурон. Над ними, конечно, поиздевались, но они изготовлены из чертовски прочной стали, да к тому же видно хранимы Богами, раз их не пустили в переплавку. Так вот, даже мои мечи, которые были заточены когда-то заточным устройством ножа космодесантника и он сам не могли разрубить мой мерад-чактар и это действительно так и есть.

Смешно сказать, но в таком отсталом мире как Редия, к тому же у "варваров-кочевников", имеются технологии превышающие возможности Земли конца двадцать четвёртого века. Секрет же прочности моей одежды очень прост. Она трёхслойная, а мой мерад-чоктар так и вовсе пятислойный. Ред-куары умеют так работать с кожей, как никто другой. Подготовкой кож занимаются мужчины, а шитьём одежды — женщины. Они берут два куска кожи или замши, накладывают друг на друга и делают выкройку. После этого верхний кусок снимается и на нижний специальным устройством наносится сетка из огненной нити, причем очень плотная. Когда это сделано, накладывается верхняя половина и выкройка проглаживается специальным агатовым утюжком. Два куска кожи не просто склеиваются, они свариваются намертво и их уже не разорвать, но это только начало. Для того, чтобы сшить рубашку, также применяется специальное устройство, своеобразный сварочный аппарат в виде большой и толстой иглы из рога со стеклянной чашечкой на конце, в которую влетает огненная даггенария и сидит там столько, сколько нужно молодой ред-куаре, чтобы пошить что-то из одежды и обуви.

В тот день, когда Лилайле попала под удар электрошокера, на ней били надеты простые лиф и рубаха. Почему я точно не знаю, но Сарройтар клялся и божился, что он тут не причём, хотя как раз из него, как не старайся, ничего не вытрясешь. Всё обошлось и слава Богам. В любом случае я говорю это лишь потому, чтобы вы поняли, как только девушки, а многие из них были из старинных родов луртидаров, вышли замуж за сыновей мерад-куаров, а если уж быть предельно честным в этом вопросе, за молодых княжичей, хотя князья в степи вкалывают наравне со всеми, они все стали чуть ли не самым ярыми ред-куарами. Своим родителям и близким они не спешили объяснять, кто их мужья и с кем они породнились, а также рассказывать, что новый клан по возвращению в степь станет в Куарате чуть ли не правящим только потому, что в него вошли сыновья мерад-куаров девяносто четырёх кланов-прародителей и одно это определяет всё остальное. Это было наше тайное оружие и последнее средство давления на императора Тенуриза, Сенат и всех абертаров.

Меня они называли не иначе, как звёздным ред-куаром и рассказывали им о моих успехах и талантах, хотя они, конечно были весьма скромны. Как ни крути, но я ведь был тогда всего лишь молодым пилотом-номрадером, не хватающим звёзд с небес, но и моих весьма скромных познаний хватило, чтобы запустить в Кеофии большие и многообещающие процессы. Наш клан с нетерпением ждал того дня, когда даг-Соррбайтар и берл-Заоран скажут, что я готов к второму посвящению. Люфт, как я понял, был плюс-минус неделя, но не позднее. К тому времени я настоял на том, чтобы девушки начали изготовлять для себя и своих мужей не только даггеновые перчатки-цесты, но вместе с ними также латы из даггеновой кожи и что самое главное, шлемы с гребнями на голове и прозрачной защитой для глаз для боёв с особо опасным противником, а это время рано или поздно настанет. Поначалу же мы довольно часто сражались в самой обычной, а не специальной боевой одежде и потому получали ранения.

Вам покажется это глупым, иметь практически неуязвимую броню, которая к тому же сама собой заделывала все царапины и порезы в верхнем слое, но поступать иначе было нельзя, мы не хотели раскрывать всех наших козырей раньше времени. В противном случае нам никогда бы не удалось бежать из зверинца. К урочному дню я стал довольно неплохим воином, хотя и понимал, насколько низок мой уровень по сравнению с остальными моими парнями. Девушки к тому времени тоже начали тренироваться, но на арену их никто не собирался выпускать. К счастью никто, даже Лилайле не помышляла о том, что она может выйти против кого-то с оружием в руках, а потому мне не пришлось никому и ничего доказывать. Вот в такой обстановке я и подошел к тому дню, когда произошло моё второе посвящение.

Миновали весна и лето, наступила осень и деревья стояли одетые в золото и багрянец. Из-за того, что огненные даггенарии прилетали в зверинец даже ночью, лучники выходили на его стены крайне редко, а увидев огненную кроху, тут же прятались. Посвящение состоялось возле фонтана, где собрались все члены нашего отряда. На мне были надеты одни только плавки, которые я сам пошил из чёрной замши. Тридцать огненных даггенарий прилетели с востока сами, но я уже за шесть часов до захода солнца знал, что сегодня состоится моё посвящение. От нетерпения я, кажется, даже подпрыгивал и очень обрадовался, когда прилетел этот маленький огненный рой, который мне захотелось обнять и прижать к груди. Даггенарии не стали долго ждать, сразу же окружили меня со всех сторон и вонзились мне в шею, плечи, руки, торс и ноги до самых щиколоток. Меня моментально охватил восторг и я погрузился в океан огня, но он не сжигал меня и не причинял никакой боли, а лишь принёс мне радость.

Вынырнув из океана, я увидел перед собой огненную женщину, одетую в золотые одежды. Она мне улыбалась, но ничего не говорила и я тоже молчал. Через несколько минут она исчезла и наступила полночь. Моё посвящение, которое началось в первый ночной час, продлилось целых семь часов, чего ещё никогда не случалось. На этот раз огненные даггенарии, присосавшиеся ко мне, тоже раздулись, но стали размером не больше женского кулачка и потом стали медленно опадать, а когда их гибкие брюшка достигли прежнего размера, оставив на моём теле тридцать отметин, покружили вокруг моей головы и улетели домой. Всё это время мои мышцы то чудовищно, буквально со скрипом, вздувались то опадали. Временами меня трясло, как в лихорадке, но я не издал ни одного звука и всё время дышал ровно и размеренно, хотя порой мои жилы вздувались так, что были готовы лопнуть и я весь багровел от прилива крови. Когда всё закончилось, мой мудрый наставник даг-Саррбойтар поинтересовался:

— Валент, может быть тебе того, нырнуть в бассейн?

Чувствуя себя превосходно, я отмахнулся:

— Вот ещё глупости, я и так чувствую себя великолепно.

Так в Куарате появился новый клан Сыновья Большой Даггайны, а я стал ещё одним мерад-куаром степи по прозвищу Сухой Валент. Первой ко мне подошла Лилайле, поцеловала и протянула мне даггеновую одежду мерад-куара. Она ещё не имела всех тех нашивок, которые имеются на ней сейчас. Потом меня треснул по затылку Сарройтар и громко рассмеялся, после чего поздравили все остальные члены клана и мы отправились в большой шатёр, поставленный на тренировочном помосте, чтобы отметить это событие торжественным ужином. Начиная со вчерашнего вечера никто из нас не только не ел, но и не выпил даже глотка воды. Наверное в том числе и поэтому я смог выдержать так долго, ведь меня поддерживали все мои друзья, точнее вся моя семья. Отныне я не то что бы читал мысли каждого из них, но чувствовал, ежесекундно ощущал их присутствие, а они точно так же были ментально соединены со мной. А ещё я теперь был ментально связан с Большой Даггайной.

Великая огненная даггенария не была разумным существом в полном смысле этого слова, не являлось сообщество огненных даггенарий и коллективным разумом. Ничего подобного нет и вряд ли такое возможно. Зато огненные даггенарии, а вместе с ними их царицы, которые никогда не покидают своих крепостей, главной из которых стала Большая Дагайна, имели тесную связь со всеми людьми Редии и больше всего нуждались только в одном, чтобы на этой планете всегда царил мир, чтобы люди не устраивали на ней ожесточённых кровавых войн и не гибли десятками и сотнями тысяч неизвестно во имя каких целей. Это их не просто ослабляло, но и убивало, хорошо, что хоть не цариц, существ почти вечных и неуязвимых. Огненные даггенарии вовсе не относились к редам и особенно ред-куарам с излишней строгостью. Они если кого и карали, то только нелюдей. Правда, иногда подхватывали красную горячку те из редов, которые подолгу смотрели в глаза даггенарий, но так и не решались стать ред-куарами, но это был уже побочный эффект.

Ред-куары, в свою очередь, создали такой Кодекс Чести Куарата, который накладывал на них множество ограничений и потому всех их от мала до велика можно записать в благородные рыцари. Нестяжательство, уважение к страшим, любовь ко всем редам без исключения, забота о слабых, нежность по отношению к детям и женщинам, вера в то, что в каждом человеке есть добро, великодушие и что самое главное — полный, тотальный запрет на убийство даже своего злейшего врага. Исключение было сделано только в отношении явных нелюдей, тарбер-куаров, а также в отношении точно таких же нелюдей, на которых указал могущественный дагген-куар, а эти ребята в таких случаях не ошибаются никогда. Большая Даггайна и меня наделила точно таким же даром проникать в глубины сознания человека и давать ему оценку, так как я стал мерад-куар-даггеном. Точнее я моей помощью она сама сканировала сознание отъявленного мерзавца и затем выносила свой вердикт, который я не мог оспорить.

Во время ужина Сарройтар весь так и подпрыгивал на своём кожаном кресле от нетерпения, но всё же дал на возможность спокойно поесть и выпить вина. Когда же ужин закончился, он ухватил меня за шиворот, утащил в свой дахтан, завёл в дахтан-кодар — нечто вроде гостиной и комнаты для игр, если в доме есть дети, усадил на подушку напротив себя, велел зажечь фонарь и приступил к тестам. Для начала он положил на ковёр большое бронзовое блюдо, с несколькими предметами на нём, подвесил передо мной пучок пакли и рыкнул:

— Немедленно зажги.

Насмешливо фыркнув, я снял с шеи жетон, поднёс его к пакле и включил крохотную плазменную зажигалку. Пакля вспыхнула.

— Не так, тупой болван! — возмутился дагген-куар.

Пепел от пакли ещё не упал вниз, как с блюда подлетел вверх деревянный шар величиной с его кулак и больно ударил меня по лбу, после чего рикошетом угодил точно в лоб Сарройтара, чему я очень сильно удивился. Мне ведь именно этого хотелось в ту секунду и всё получилось именно так, как я того пожелал. Дагген рассмеялся:

— А вот это уже совсем другое дело, Валли. Значит ты всё-таки стал мерад-куар-даггеном. Ладно, всё остальное, если того захочет Большая Даггайна, в тебе рано или поздно само проявится. Во всяком случае я уже доволен тем, что ты стал телекинетиком.

Позднее выяснилось, что кроме того, что я мог усилием воли поднять предмет не тяжелее трёх килограммов, каждый из моих кайларов был втрое тяжелее, и привести его в движение, во мне не прибыло больше никаких псионических способностей, но и это довольно часто выручало меня в бою. Зато я стал ещё сильнее физически и сравнялся в силе даже с Диарном, но всё же главным моим "оружием" была мгновенная реакция, ловкость и ещё скорость и то, что мои удары были чуть ли не быстрее пули. Через сутки после того, как я был посвящён в мерад-куары, на арене цирка начались уже совсем другие бои и начались они фактически с казни. На арену была выведена вооруженная до зубов банда из семнадцати человек, и относительно пятнадцати я получил от Большой Даггайны категорический и жесткий приказ — уничтожить без малейшего сожаления. Меня не устраивало то, что наш "дебют" должен был стать кровавым и я подозвал к себе Сарройтара, которому приказал объяснить парням, что они должны стоять, смотреть и больше ничего не делать. После этого я подозвал служителя арены и сказал, что это будет мой бой и что двоих оставшихся в живых преступников надобно отправить на галеры.

Обнажившись по пояс, я ринулся в бой. Мне противостояла самая настоящая банда грабителей и убийц, состоящая из профессиональных солдат, причём пехотинцев, то есть мастеров боя на мечах, но даже то, что им удалось двенадцать раз достать меня своими длинными мечами, ничего не изменило. Не думая больше ни о чём, кроме приказа Большой Даггайны, я сам напал на них и за каких-то четверть часа убил пятнадцать редов, закованных в доспехи, а двоим просто набил морды, притащил за волосы к императорской арене и заставил их поклясться, что отныне они будут служить ему верой и правдой и не поддадутся ни на какие уговоры. Император, подумав, подарил им жизнь, но велел для начала хорошенько выпороть и уже потом отправить на одну из боевых галер. Мои ранения не были серьёзными и потому Сарройтар просто заклеил их какой-то своей мастикой, забинтовал, я оделся и сражения продолжились, но уже совсем другие, с такими воинами, к которым у нас не было претензий. Мы победили.

Глава 2

Вторая встреча с Теберсом

Дни складывались в недели, недели в годы и вот, не успел я и глазом моргнуть, как прошло пять лет с момента моего прибытия на Редию. Мы уже больше года в полную силу сражались с лучшими солдатами империи и при этом делали всё возможное, чтобы они не гибли от нашей руки. После пяти часов сражений на арене я иной раз по пятнадцать стоял вместе с Сарройтаром и другими военными хирургами возле операционного стола. Хотя мы сражались в обычных кожаных доспехах, преимущество было на нашей стороне. Ред-куары гораздо сильнее физически, чем лучшие воины Кеофии, выносливее, обладают молниеносной реакцией и феноменальной ловкостью и к тому же они намного лучше фехтуют, причём сразу двумя длинными, тяжелыми мечами. Поэтому для нас главной задачей было, вырубить своего противника, но при этом сохранить ему жизнь и не покалечить, так что опасных ран мы старались никому не наносить, но такое тоже случалось. Зато на нас нападали с дикой яростью, стремясь только к одному — убить. За смерть каждого из нам была назначена очень высокая награда и многие воины хотели её получить, но мы не держали на них зла и всегда сражались предельно расчётливо и спокойно.

Время от времени против нас выпускали пойманных и приговорённых к смерти бандитов и убийц, которых долго тренировали и натаскивали на бой с нами. Многих из них мы убивали, некоторых оставляли в живых и императору не оставалось ничего поделать, как заменить им смертную казнь либо каторгой, либо службой в армии под строгим надзором. Иногда в цирк и вовсе привозили форменных чудовищ — тарбер-куаров, причём по два, три десятка сразу, но довольно редко. Вот это были самые страшные наши враги, так как они нас ненавидели, как никто другой и бросались в бой с дикой яростью, а их физическая сила была зачастую больше, чем у любого из нас. К тому же они всё же не теряли рассудок полностью и не теряли прежних навыков владения оружием. От них-то мы чаще всего получали самые тяжелые ранения. Если бы не наша выучка и спаянность, если бы не постоянная готовность прийти друг к другу на помощь, то многие из нас сложили бы головы на этой арене уже в первый год.

Больше всего меня поражало то, что император, который в общем-то не так уж и часто наблюдал за нашими поединками, так желал нашей смерти. В том, что мы в первую очередь стремились "захватить" своих противников в плен, причём не требуя, чтобы они сдавались, а просто вырубая, не было ничего удивительного. Этого требовал от нас Кодекс Куарата. Поэтому, обезоружив и отправив в нокаут очередного верзилу, каждый мой воин первым делом вскидывал его на плечо и мчался в наш "тыл", где ред-куары не мешкая отправляли бедолагу в лазарет, перед которым с него стаскивали латы и он попадал в руки врачей, которыми руководил Сарройтар. Иногда мне приходилось выходить из боя, чтобы срочно сделать какую-нибудь сложную операцию. Так что я был просто поражен, когда, бросая взгляд на императора, благодаря Большой Даггайне читал его мысли, а они, увы, были полны ненависти к нам. Да и очень многие воины тоже ненавидели нас ничуть не меньше, причём даже после нескольких операций, благодаря которым они не стали калеками.

Как только на арене начались настоящие бои, мы перестали отправляться по выходным дням в город. Это стало попросту небезопасно, а ведь мы никому не желали зла и хотели только одного, доказать редам Кеофии, что им нас никогда не одолеть. Поначалу против нас выставляли отряды численностью в девяносто пять воинов. Потом их увеличили до ста тридцати, а к концу года и вовсе до двухсот пятидесяти и для них стало делом чести не отступить перед нашим натиском. О, Боги, кого они против нас только не выставляли кроме лучников и тяжелой конницы. Мы же все сражались в пешем строю. Подчас воины императора были с головы до пяток закованы в стальную броню, а мечи у них и вовсе оказывались привязаны к латным перчаткам ремнями, что я считал полным идиотизмом, но применение тяжелых рыцарей вскоре было признанно неэффективным. Пробовали кеофийцы использовать против на фаланги, вооруженные длинными копьями, но мы быстро рубили их на дрова невзирая даже на длинные острия копий и окованные сталью древки.

Самым неожиданным решением мне однажды показалось то, что против нас выпустили целое стадо быков, закованных в латы, причём быков огромных и чем-то очень рассерженных. В тот день арена уже через пять минут была залита их кровью, а мы впервые показали, что такое настоящая сила удара, когда ред-куар перерубает быка вместе с доспехами пополам. Особенно император был поражен тем, что мой шурин, ухватив здоровенного быка за задние ноги, стал убивать им остальную бешено ревущую говядину. Отбивная из него получилась знатная, в передней части этого быка потом не нашлось ни одной целой кости. Эту говядину мы отказались есть наотрез и туши быков, после того, как мы их освежевали, утащили с арены. Несколько десятков раз на нас выпускали медведей, львов и волков, причём голодных. Некоторые шкуры, снятые с них, мы пустили в дело, выделали их и они служили нам в качестве меховых покрывал на кроватях. Травили на также огромными боевыми псами, убивать которых лично мне было особенно жалко, но поскольку быть загрызенными ими насмерть не хотелось, то приходилось. Псы, как и люди, тоже сражались с нами до последнего вздоха.

В общем первый же год серьёзных боёв показал нам всем, что остальные три с половиной года будут ничуть не лучше, если не хуже, но в то же время постепенно наметились кое-какие перемены к лучшему. Некоторые воины перестали нас ненавидеть. Произошло это после одного, довольно типичного случая. Сарройтар, как врач и военный хирург, прогрессировал на глазах и концу первого года боёв сделал вместе с берл-Заораном очень нужное и важное изобретение, специальную костяную иглу, которая с помощью огненной даггенарии, сидевшей в стеклянном гнезде, сшивала ткани, сосуды и связки куда лучше самых современных медицинских шовных материалов. С её помощью мы могли сшивать не только самые тонкие сосуды, но и нервы. Так вот, одном из поединков я по чистой случайности отрубил молодому командиру легиона, причём абертару, правую руку выше локтя. Немедленно скрестив мечи над головой, я заорал:

— Всем прекратить поединок! Мечи в ножны! Парни, дайте мне возможность спасти вашему командиру руку. Поверьте, я ему её пришью и через пару месяцев он снова будет в строю, а иначе он навсегда останется одноруким калекой и виноваты будете вы.

Над цирком установилась тишина, в которой раздался крик:

— Но как ты это сделаешь? Это ведь не то же самое, что зашить рану. Рука отрублена и этого уже не поправить.

— Молча ...! — выругался я в ответ, хотя вопрос был задан самим императором — Поэтому я и прекращаю поединок.

Парню лет тридцати, который с изумлением смотрел то на меня, то на свою отрубленную руку, всё ещё сжимающую меч, уже перетянули жгутом обрубок. Мои братья подхватили его на руки, я подобрал отрубленную руку с мечом и мы бегом умчались с арены. Операция продлилась семь с половиной часов и прошла успешно. Этот ловкий тип, которого звали Северус Квент Таглос, между прочим успел довольно сильно распороть мне ногу, но я, предоставив Лилайле возможность зашить мне рану и даже заклеить её искусственной кожей, не смотря ни на что приступил к операции. Наутро, чуть прихрамывая, я пришел в его палату. Северус лежал на удобной постели укрытый одеялом, а его рука, на которую был наложен лубок, покоилась поверх него. Он уже проснулся и смотрел на неё с изумлением. Подойдя поближе, я положил меч, вложенный в ножны, ему на грудь, сел на табурет и с весёлой улыбкой поинтересовался:

— Как твоё самочувствие, генерал Северус? Хорошо спал?

Добровольная сиделка приподняла его за плечи, а вторая подложила ещё две подушки. Генерал Северус Квент Таглос улыбнулся:

— Благодарю вас, милые дамы, — положив руку на свой меч, которым доставил мне немало хлопот, парень вздохнул — смотрю на свою руку, Валент, и удивляюсь. Она уже должна быть захоронена в земле, а я стать гражданским человеком. Если ты не в состоянии держать в руке меч, то тебе не легионом командовать, а бесцельно слоняться по своему поместью. Неужели ты спас мне руку, генерал Валент? Я смотрю на неё и мне что-то не верится в такое чудо.

— А ты пошевели пальцами и сам увидишь, — ответил я с насмешливой улыбкой, — Кость была перерублена чисто, без осколков, так что мы с даг-Сарройтаром вставил тебе в неё четыре платиновых штифта и сшили кости меду собой огненной нитью, а потом, последовательно, сшили каждый сосуд и нерв. Под занавес сшили твою шкуру и как ты видишь, ногти у тебя розовые, значит кровоснабжение полностью восстановлено. Рука будет первое время побаливать, но уже через неделю ты должен начать давать ей нагрузку и через пару месяцев всё будет в полном порядке, это я тебе гарантирую.

Улыбнувшись, я уколол Северуса в кисть руки иголкой и он, даже не поморщившись, наконец, отважился пошевелить пальцами и, радостно улыбаясь, сказал мне:

— Спасибо, Валент, я твой должник. Мне бы не хотелось в тридцать лет остаться одноруким калекой.

— Вот и прекрасно, Северус, — ответил я генералу, — только я тебя прошу, будь в следующий раз поосторожней, береги руки. Они ещё понадобятся тебе, чтобы обнимать жену. Да, вот что ещё, шрама у тебя на руке не останется вообще, так что хвастаться им ты не сможешь, но в этом месте она будет прочнее, чем любая другая часть твоего тела. Огненные нити даггенарии останутся ведь в тебе навсегда.

Сиделки отобрали у генерала меч и принялись его кормить, а я сидел и разговаривал с ним о всяких пустяках. О вину, лошадях и городах-спутниках, которые уже были построены рядом с Тинадтикаром, и, как говорили люди, были даже красивее неё. За этим разговором нас и застал император, который вошел в палату вместе женой Северуса и тремя сенаторами. Встав, я вежливо поздоровался с ним и удивился, в тот момент он не испытывал ни ко мне, ни к моим воинам никакой ненависти, но зато был очень признателен за то, что мне удалось спасти парню руку. Положив руку мне на плечо, он спросил:

— Как же ты делал эту операцию не смотря на то, что у тебя у самого была ранена правая нога и рана была весьма серьёзной?

— Мелочи жизни, ваше величество, Лилайле быстро мне её заштопала и я уже почти не хромаю. Это была далеко не самая серьёзная рана, так что я не обращал на неё никакого внимания.

Покрутив головой, император вздохнул:

— Валент, что же вы за существа такие?

Пожав плечами, я невозмутимо ответил:

— Ваше величество, мы самые обычные ред-куары, каких кочует по Куарату несколько десятков миллионов. Просто мы будем малость покрепче остальных редов, и если бы вы, жители городов, не шарахались от огненных даггенарий, то тоже стали бы точно такими. Только вам тогда придётся забыть о том, что такое подлость, обман, вражда, ненависть, войны, стяжательство, несправедливость и я очень надеюсь, что рано или поздно на Редии будут жить одни только ред-куары и никто из прежних редов в результате посвящения не пострадает.

Отрицательно помотав головой, император сказал:

— Думаю, что такого никогда не произойдёт. Огненные пиявки налагают на редов слишком уж много ограничений практически ничем, кроме физической силы это не компенсируя. Реды могут смириться с тем, что они являются рабами более богатых и сильных людей, но они никогда не смирятся с тем, чтобы стать рабами огненных пиявок. К сожалению они практически неуязвимы, особенно их царицы, а потому их невозможно уничтожить. Это стихия, с которой мы, реды, к счастью, научились бороться и потому большая часть обитателей нашего мира свободна от их владычества.

От таких слов мне стало грустно и я, разведя руками, сказал:

— Отчего же, ваше императорское величество, вы можете легко уничтожить большую часть огненных даггенарий, причём вместе с их царицами. Для этого вам нужно всего лишь устроить всеобщую бойню и перебить друг друга и тогда большая часть этих милых крох умрёт в страшных страданиях. Правда, ред-куары всё равно уцелеют, так как они не будут участвовать в этой войне. Неужели вам так трудно понять столь простую истину? Огненные даггенарии не зло, а величайшее благо этого мира, они порождение Богов и не желают редам зла, а то, о чём я сказал, всего лишь делает людей куда счастливее, нежели вы думаете и мы находимся здесь только потому, чтобы доказать вам одну простую истину. Вам никогда не одержать над нами победу. Мы сильнее и сплоченнее вас, а потому отразим любое ваше нападение. Точнее захватим в плен столько ваших солдат, сколько вы их против нас пошлёте. Поверьте, Куарат огромен на его просторах, которые много раз пройдены нами из конца в конец, с лихвой поместятся все обитатели этого мира и немалая их часть присоединится к нам. Причём чем интенсивнее вы будете готовиться к войне и чем более строгие приказы отдавать, тем больше будет тех, кто захочет стать ред-куаром. Это неизбежный итог той войны, о которой вы мечтаете. Мы никогда не станем нападать на вас, и тем более ред-куары никогда не склонят головы перед Кеофией. За нами огромная, бескрайняя территория, о которой вы не имеете никакого представления, а ваш Новый Свет, так называемым "завоеванием" которого так гордится Кеофийская империя, это всего лишь четыре процента наших владений и вы допущены на эти земли вполне сознательно.

Император посмотрел на меня с грустью и проворчал:

— Валент, ты ведь не из нашего мира, ты перенесён сюда Богами всего каких-то неполных пять лет назад и сделал так много добра для Кеофийской империи. Ты и сейчас продолжаешь его делать, но стал при этом даже большим ред-куаром, чем твои воины.

— А по другому и быть не могло, ваше величество, — ответил я с печальным вздохом, — такова была воля Богов, передать редам знания, а потом всем сердцем возлюбить моих собратьев, которых я никогда не видел, и научиться от них всему, что они знают. Поэтому я прибыл на Редию уже будучи звёздным ред-куаром и стал здесь мерад-куаром, чтобы через четыре года увести свой клан в степь. Там и решится окончательно моя судьба. Это мой путь, ваше величество, и я иду по нему с лёгким сердцем, без малейшего сомнения и без каких-либо усилий. Моя задача доказать вам, что от ред-куаров Кеофии не исходит никакой угрозы и что всякие военные приготовления против нас это пустая трата времени, сил, средств и труда множества редов.

Мой выспренний тон не понравился императору. Он не любил, когда другие люди брали на вооружение его манеру говорить, то есть изрекали истину в последней инстанции. Поэтому я вежливо попрощался с ним и удалился, чему Тенуриз был весьма рад. Между тем я почувствовал, как в его душе поднялась волна негодования. Император, как и вся высшая аристократия Кеофии и помыслить не могла о том, чтобы стать ред-куарами. Это было для них смерти подобно. Одно дело знать, что если ты перейдёшь все границы то огненная даггенария тебя покарает, и совсем другое вызвать её, пройти через суровое испытание и после этого стать "праведником" и уравняться в правах с плебеями, а для некоторых господ даже очень богатые луртидары всё равно именно ими оставались, ведь они ковырялись в земле.

Так что на императора было кому давить и помимо военачальников. Тенуриз постоял у кровати Северуса ещё пару минут и удалился, а я занялся своими делами. Через два часа нам нужно было выходить на арену, а потому мы с Сарройтаром приступили к медосмотру, хотя вчера по сути наши парни не сражались. В этот день нам решили преподнести сюрприз в виде прочных сетей-накидок со свинцовыми грузиками. С этой напастью мы разобрались быстро и через час в сети были упакованы наши противники, после чего мы добрых полчаса гадали, сможет хоть кто-нибудь освободиться или нет. После неудачи с сетями против нас выпустили воинов, облачённых в доспехи типа чешуйчатых римских лорик, но вооруженных глефами, которыми они орудовали очень сноровисто и ранили восемнадцать наших бойцов. Метровой длины широкий, слегка выгнутый клинок на двухметровой стальной рукояти, оказался самым эффективным оружием против ред-куаров. Императорские солдаты взяли нас в кольцо и мы поначалу никак не могли перейти в контратаку.

Хуже того, мы только и могли, что отбивать удары сразу двух, трёх глеф и минут двадцать соображали, как нам переломить ситуацию. Обезоружить воина с глефой в руках крайне трудно, а ринуться в атаку — невозможно. Забросить же нескольких своих бойцов противнику за спину и вовсе было нереально, но мы всё равно нашли выход, подняли глефы ударами мечей вверх и все вместе совершили одновременный подкат в ноги. Дальше всё пошло, как по маслу. Воин, которому перерезали хоть латеральное, хоть медианальное подколенное сухожилия, на ногах стоять не может. Главное при этом не перерезать подколенную артерию. Именно это вы и сделали за несколько минут, после чего отобрали у отряда численностью в двести восемьдесят бойцов глефы и хотя сами также получили ранения, первым делом развернули прямо на арене полевой госпиталь. Костяными иглами со стеклянными гнёздами для драгенарий взяли в руки не только мы с Сарройтаром и Лилайле, но и берл-Заоран ещё с полутора десятком девушек, а все остальные туго бинтовали раненым воинам ноги.

Между прочим, это был первый звонок, говорящий о том, что вскоре наше положение ухудшится. Так оно и случилось уже через несколько месяцев. За состязаниями на арене императорского цирка внимательно наблюдали в том числе и кузнецы, кующие оружие и доспехи. В конечном итоге на вооружение был принят довольно дорогой и сложный в изготовлении кольчужно-ламинарно-чешуйчатый доспех, который в первую очередь защищал верхний плечевой пояс, тазобедренную часть тела и конечности, особенно стопы и кисти рук, колени и подколенную часть ноги, а также локти. Впрочем, надев на него достаточно мощную ламинарную бригантину или бахтерец без рукавов, а также куда более надёжный шлем и защиту для шеи, воин оказывался очень хорошо защищённым для боя с любыми другими врагами империи. Изменились и глефы, которые с первых же минут доставили нам немало неприятностей, как и сама тактика боя с нами.

Два воина вооружались глефами, оснащёнными захватами, ими они должны были фактически обезоружить ред-куара, а третий — мясник, снести ему голову с плеч. Едва уловив такие мысли, Сарройтар сразу же предложил стачать из воловьих и медвежьих шкур такие кожаные доспехи, которые хотя и будут уступать по прочности настоящим даггеновым доспехов, всё же не сделают нас жертвенными животными и мы этим срочно занялись. Однако, вовсе не это стало главным итого первого года серьёзных сражений на арене цирка. Однажды утром Сарройтар примчался ко мне чуть свет и заорал:

— Валент, вставай, тебе нужно срочно забраться в мою конуру и пообщаться с Большой Даггайной. Ты помнишь того парня, который тебя когда-то пытал?

— Помню, его зовут Теберс, — ответил я.

— Звали, — фыркнул дагген, — теперь он наполовину тарбер-куар. Похоже, что он зациклился на своей вине перед тобой и не знаю, уж, как, вольно или невольно, вызвал даггенарию. Она хотела посвятить его в ред-куары, а этот болван так накрутил самого себя, что застрял на полпути. На вид он вылитый тарбер-куар, но ни на кого не кидается и не смотря на это его решили отдать нам, чтобы мы его грохнули, чего, как ты понимаешь, делать нельзя. Всё бы ничего, но я понятия не имею, как можно завершить его посвящение. Поэтому и пришел к тебе, может быть Большая Даггайна подскажет тебе что-нибудь.

Забравшись по совету своего наставника в его маленький шатёр, я принялся мысленно вызывать главную из всех цариц огненных даггенарий Редии. Она откликнулась быстро. Никакого общения, подобного тому, как люди беседуют друг с другом, у меня с ней никогда не было. Ни здравствуй, ни прощай, ни как твои дела. Вместо этого Большая Даггайна посылала мне эмоции и зрительные образы. Теберс в них предстал мне маленьким мальчиком, потерявшимся в страшном лесу, но мальчиком готовым дорого продать свою жизнь, а я должен был взять его за руку и вывести из этого леса. В тёмном шатре я пробыл часа два, потом позавтракал и мы вскоре отправились на арену, чтобы в очередной раз вломить чертей лучшим воинам императора, которые, пройдя через жесткое сито естественного отбора, сражались с нами всё более умело и уже без прежней ярости, зато хладнокровно и осмысленно. Императора в его ложе не было, а потому не он, а распорядитель боёв объявил, что в самом начале поединка ред-куары должны уничтожить чудовище — тарбер-куара.

Кем он был в прежней жизни распорядитель не сказал. Попросив ребят быть наготове, я снял с себя пояс с мечами, обнажился по пояс и направился к центру арены, гадая, как мне справиться со всеми теми страхами, которые заполнили сознание Теберса. А он, надо сказать, был парнем за два метра роста и к тому же атлетом лишь немного поизящнее, чем Марферий. Его привезли на арену в прочной стальной клетке и к тому же вооружили мечом. Бывший мастер боли был одет в свой чёрный, изодранный мундир. Лицо его сделалось багрово-фиолетовым, а глаза налились кровью так, что даже белков не было видно и к тому же черты лица сделались совершенно звериными, прямо оборотень какой-то. Про физическую силу я и вовсе молчу. Теберс, баюкая в руках меч, сидел на полу, но внутри клетки имелась стенка-поршень и когда дверь-задвижка была поднята, его стали выдавливать наружу. Трибуны, заполненные, как всегда, до отказа, взревели. Реды разразились громкими проклятьями, криками и свистом. Поток звуков ударил моему старому знакомому в уши и он вскочил на ноги.

Перекричать этих идиотов было невозможно, а Теберс начал метаться от страха и размахивать мечом. Обстановка резко усложнилась, но делать было нечего и я бросился вперёд. Парень, считавший себя виноватым чуть ли не во всех моих несчастьях, став пусть и всего лишь наполовину ред-куаром, обрёл очень большую физическую силу, ловкость, молниеносную реакцию и быстроту. В общем он встретил меня, как врага и как я не старался обезопасить себя, нанёс мне мечом удар и располосовал мне ногу от шейки бедра до щиколотки, причём как-то умудрился мне рваную, до жути кривую рану. Боль я давно уже научился купировать полностью, но когда вслед за этим Сарройтар нанёс по моей ноге пирокинетический удар, чтобы остановить кровотечение, невольно взвыл, но это длилось недолго. Метнувшись к Теберсу, я перехватил руку с мечом, а даггенар ударил по его ногам и к тому же вырвал из его руки меч и ред рухнул на колени. Крепко обняв его, я закричал ему в ухо:

— Тебби, это я, Валент! Я жду тебя, брат, иди ко мне. Посмотри по сторонам, видишь яркий свет, там стою я, иди ко мне.

— Валент, — простонал он, — я так виноват перед тобой. Убей меня. Мне невыносимо больно.

— Всё нормально, Тебби, ты не сделал мне ничего плохого, иди ко мне, парень, ты просто заблудился в темноте. — всё так же громко крикнул я ему, но уже телепатически и Большая Даггайна послала в его душу мощную волну тепла и заботы — Ты очень устал, братишка, но ты уже дома. Сейчас я отнесу тебя домой, а ты пока усни. Когда ты проснёшься, всё будет совсем по другому.

Тело нового ред-куара обмякло и он провалился в глубокий, безмятежный сон, а я встал, поднял его на руку и понёс к братьям. За моей спиной раздались возмущённые, негодующие крики, а вслед за этим к нам побежало десятка три каких-то идиотов. Правая нога меня едва слушалась и я не шел, а ковылял, да к тому же представлял из себя лёгкую добычу этих стервятников с искаженными от ненависти рожами. Вот тут-то Сарройтар впервые вступил в бой. Дагген не стал их увещевать и встретил мощными пиро и телекинетическими ударами. Нет, к ним не летело никаких огненных шаров. Просто у них под доспехами вспыхивала на груди или животе кожа, а под ней сгорал жир. Телекинетическими же ударами он ломал им рёбра и берцовые кости. Бил он хотя и не в полную силу, тем не менее очень жестоко и болезненно. На помощь то ли каким-то тюремщикам, то ли ещё невесть кому из огромных ворот выбежали воины императора и вот тут наши воины мгновенно сорвались с места и показали, что такое скорость. За какую-то секунду до того, как до меня добежали первые меченосцы, на них обрушился град мощнейших ударов.

Как выяснилось позднее, это был какой-то отряд карателей из Старого Света. Его численность составляла триста сорок редов в возрасте тридцати пяти, сорока лет и Сарройтар отдал мысленный приказ не слишком-то с ними церемониться, но и не обнажать мечей, а потому парни просто на бегу сняли ножны с мечами с пояса. Кайлар, как вы видите, весьма похож на японскую катану, только шире неё, его ширина восемьдесят пять миллиметров почти по всей длине и лишь в последней четверти он слегка сужается. Этот меч к тому же массивнее и намного тяжелее. Его ножны, выкованные из стали, обтянуты даггеновой кожей, очень жесткой и прочной, а потому если не обнажать кайлар, то он превращается в такую дубину, которой можно проломить всё, что угодно. На этот раз никто из наших с Сарройтаром воинов не собирался играть в благородство и кроме того некоторых из карателей он приказал ликвидировать, а потому на их головы обрушились удары такой силы, что никакие шлемы не выдержали бы.

За каких-то десять минут мои братья ликвидировали четверть отряда во главе с командиром, а всех остальных попросту искалечили и на этот раз они уже не несли никого на носилках в госпиталь. Это не было наказанием за неспортивное поведение. Это было возмездие за то, что они творили раньше в тех районах империи, которые считались спорными, а потому народ там то и дело восставал. В общем с отрядом карателей было покончено, а поскольку они попали в руки пусть и наших учеников, но всё же не в наши, то я не думаю, что кто-либо из них вернулся из госпиталя обратно на службу. Распорядитель боёв "отважно" выбежал на арену догнал меня у ворот и принялся громким, визгливым требованием требовать объяснений:

— Куда ты несёшь это чудовище? Его нужно уничтожить!

Сарройтар принял из моих рук Теберса и я ответил:

— Заткнись, этот парень стал ред-куаром и теперь он наш брат, а за то, что те уроды, которых сейчас приводят в чувство мои парни, хотели напасть на меня, причём на совершенно безоружного, никто из них не получит медицинской помощи. Лечите их сами. Да, кстати, там будет немало трупов, так вот что я тебе скажу, все они были без пяти минут тарбер-куарами, поэтому пусть император не очень-то о них сожалеет. Всё, на сегодня больше никаких боёв, иначе все они будут происходить точно в таком же духе. Мои парни перекалечат дубинами всех и никого мы с Саррайтаром в строй возвращать не станем, а вся вина будет возложена на тебя. Понятно?

Распорядитель несколько раз молча открыл и закрыл рот, потом шумно выдохнул, кивнул и с готовностью сказал:

— Понятно, генерал Валент Карт.

Когда вопли избываемых дубинами карателей стихли, замолк народ и на трибунах. Кеофийцы народ сообразительный, а потому поняли, что сегодня они увидели совсем не тех ред-куаров, которые сражались на арене ещё вчера и потому притихли. Парни вернулись и мы молча отправились в наш зверинец. Кое-как я доковылял до операционного стола, снял с себя обувь, штаны вместе с подштанниками, забрался на него и лёг на бок. Для Теберса Сарройтар приказал поставить кушетку прямо на тренировочном помосте, раздеть его догола, надеть замшевые подштанники и оставить спать так. Осень была тёплая и к тому же день выдался солнечный. Как только этот парень уснул, цвет лица и его черты сразу же сделались нормальными. Вернувшись ко мне, дагген очистил мою рану салфеткой и приступил к операции, которая продлилась больше двух часов. Он хотел заклеить мне ногу искусственной кожей, но я запретил и позволил лишь слегка намазать её заживляющим гелем и туго перебинтовать.

С операционного стола я встал самостоятельно. Аптечка накачала меня прорвой лекарств и Лилайле тут же принялась "купать" её в стеклянных сосудах с самыми разными растворами химических веществ и настоями лекарственных трав. К тому времени мы нашли все нужные для неё компоненты лекарств. Из госпиталя я отправился к Теберсу, мы с Сарройтаром сели раскладные кресла и принялись ждать, так как уже поняли, что второе посвящение, на этот раз уже в воины, должно произойти очень скоро. Часа через три прилетело несколько дюжин огненных даггенарий и все лучники моментально убрались с крыши куда подальше. Хотя этих огненных крох прилетело так много, Теберсу нужны были только пять. Мы с моим другом и наставником переглянулись, рассмеялись и достали ножи.

Сделав на левой ладони надрез, я накрыл её правой, дождался, когда крови натечёт побольше и подставил руку даггенариям, чтобы они могли вкусить того лакомства, за которым прилетели, а это была кровь даггена. Огненные крохи подлетали по три, четыре штуки за раз и каждая выпивала несколько капель нашей крови. Когда напилась последняя, огненные даггенарии устроили нам целое воздушное представление. После того, как с моей ладони взлетела последняя кроха, надрез на руке сам собой затянулся и не осталось не то что шрама, а даже следа. Между тем пять даггенарий опустились на тело Теберса. Две спереди на плечи, третья на грудь под яремной впадиной, а ещё две на ноги чуть выше колена, где и оставили пять своих отметин. Наш новый брат при этом даже не проснулся и мы стали гадать, где бы его поселить. Ред-куару был нужен свой собственный куар-дахтан и мы, подумав немного, решили построить хотя бы один настоящий, такой, в котором живут все нормальные ред-куары.

Всё необходимое у нас имелось, но самое главное, бычьих шкур было даже с избытком и все они лежали на складе уже выделанные, а потому мы сразу же приступили к работе. К пятому ночному часу, то есть за два часа до полуночи, Теберс спал в своём новом доме. Утром мы с Сарройтаром пришли будить его. Открыв глаза, он спросил:

— Валент, где я?

— В своём доме, братишка, — ответил я новому другу, — ты теперь не просто ред-куар, а воин, член нашего маленького клана Сыновей Большой Даггайны. Если у тебя уже есть жена, то ты должен позвать её за собой в степь. Нет, не беда, ты не долго будешь оставаться холостым. У жен моих воинов есть сёстры, а встречу с ними нам недолго организовать. Поверь, какой-нибудь из них ты обязательно понравишься, парень. Про то, что с тобой было раньше я тебе забыть не предлагаю, но теперь ты ред-куар, а это куда больше, чем сила родственной крови, ведь ты один из сыновей Большой Даггайны, которая появилась на свет благодаря одному балбесу, сдуру севшему за штурвал не своего космического корабля. Не знаю, имели Боги отношение к тому, что я сумел таки долететь до Редии, но на самом деле они меня к вам точно не посылали специально. Пойдём к столу, брат, моя жена приготовила тебе вкусный завтрак и за ним я тебе всё расскажу.

Выслушав мой рассказ, в чём-то печальный, в чём-то смешной, Теберс пристально посмотрел мне в гласа и сказал:

— Теперь мне всё понятно, Валент. Хотя ты и сам проложил курс от какого-то Марса до Редии, тебя точно послали в наш мир Боги. Ну, что же, брат, я готов сражаться за Куарат.

Усмехнувшись, я спросил:

— А может сначала научишься держать в руках деревянный кайлары и дождёшься того дня, когда берл-Заоран вооружит тебя твоими собственными, которым он даст имена героев прошлых лет?

Вежливо поклонившись мне, Теберс ответил:

— Ты прав, мерад-куар. Сначала мне нужно обрести оружие ред-куара, а уже потом доказать императору, как он не прав. Да, Валент, относительно жены. Она была у меня, но теперь я для неё умер, как умер и для двух своих дочерей, но они уже вышли замуж.

Скандал с императором случился уже через три часа. Нет, крика не было. Мы разговаривали спокойно, не повышая голоса, но тем не менее очень жестко. Тенуриз требовал, чтобы мы вернули ему Теберса, причём сказано это было в очень категоричной форме, мол в противном случае он применит силу. Внимательно выслушав его, усмехнулся и спокойным голосом сделал ответное заявление:

— Ваше императорское величество, с точки зрения элементарного здравого смысла я сейчас должен сказать вам нет, развернуться и уйти, чтобы дождаться того момента, когда вы примените против нас так называемую силу, но я так не сделаю. Позвольте мне объяснить вам, что мы находимся здесь по своей собственной доброй воле и только потому терпим дикие выходки некоторых ваших военачальников, что дали вам слово. Вы тоже дали нам слово и пообещали, что мы сможем жить в вашем зверинце по своим собственным законам, обычаям и правилам, которые чуть ли не втрое старше Кеофийской империи. Теберс не просто ред-куар, вчера он был посвящён посланницами Великой Даггайны в воины, а потому ваша власть на него уже не распространяется. Если вы попытаетесь применить против нас силу или принудить меня каким-либо другим образом отдать вам моего брата, то тем самым вы нарушите данное вами обещание, которое мы рассматриваем, как клятву в храме Бога Солнца Иратрида. Соответственно вы тем самым освободите нас от нашей собственной клятвы и мы немедленно отправимся домой. Вы, верно, думаете, что сможете остановить наш маленький отряд. Поверьте, это не так, мы пройдём сквозь вашу армию, как иголка сквозь холстину. Вы, верно, плохо себе представляете, что это такое отряд ред-куаров численностью почти в двести всадников, которые несутся во весь опор на могучих куаратах. Да, их нет сейчас у нас, но вы даже не представляете себе, как быстро они примчатся в то место, где мы их будем ждать. Кстати о куаратах, ваше величество, они не ред-куары и убивают каждого, кто встал у них на пути, зато убить куарата, облачённого в боевые доспехи из даггеновой кожи, не удастся никому, даже другому куарату. Поэтому, ваше величество, наш брат останется с нами, а когда получит кайлары, то вы сможете увидеть, каким воином стал ваш слуга Теберс. Так что вы ему ничего не посмеете сделать. Он член нашего клана.

Император глухо зарычал и выкрикнул мне в лицо:

— Валент, с чего ты решил, что я собираюсь с ним что-то сделать? Я всего лишь хочу, чтобы он вернулся на службу.

— Снова стал мастером боли? — фыркнул я насмешливо — Так он как раз именно из-за этого стал ред-куаром, ваше величество. Теберс призвал огненную даггенарию, чтобы та его покарала, но Большая Даггайна вместо того, чтобы приказать своей посланнице убить его, как это пусть и не часто, но всё же иногда случается, посвятила его в ред-куары, но он не понял этого сразу и застрял на полпути. Вчера утром я пришел к нему и вывел из тьмы к свету. Почти шесть часов Теберс спал и к нему за это время прилетело ещё несколько дюжин огненных даггенарий и пять из них сделали своё дело, посвятили этого парня в воины ред-куаров. Поэтому на его теле сейчас уже шесть отметин, а не одна. Так что забудьте о том, кем он был прежде, а я постараюсь сделать так, чтобы Тебби не применял своих навыков мастера боли во время тренировочных сражений на арене, в которых мы по мере сил пытаемся повысить мастерство и боевые качества ваших воинов. Увы, но как бы мы не старались, они не станут такими, каким вскоре станет Теберс. Такова воля Богов.

Крыть императору было нечем и он от меня отцепился. В этот день мы провели четыре не слишком ожесточённых поединка, в ходе которых всего лишь обезоружили своих противников. Новая тактика ещё нуждалась как в большом количестве глеф, так и специальных доспехах, а потому следующие четыре месяца были довольно спокойными. Жена отказалась от Теберса. Помимо своей основной профессии он был ещё и богатым луртидаром и потому куда больше устраивал её в качестве покойника. Зато за него захотела выйти замуж одна из сестёр жен моих парней, которая тоже мечтала стать княгиней степи. Всё правильно, наш клан таким и был, княжеским, кого не хлопни по плечу, тот обязательно окажется князем. Наш новый брат уже через два месяца обрёл свои кайлары, а вместе с ними облегчённый даггеновый чактар, крытый медвежьим мехом и шлем в виде медвежьей шапки. В таком необычном виде он и вышел вместе с нами на арену, чтобы поразить императора своим искусством фехтовальщика и огромной физической силой.

Глава 3

Возросшая мощь империи

Вообще-то за всё то, что я сделал для Кеофийской империи, ред-куарам следовало бы меня предать какой-нибудь изощрённой и очень мучительной казни. В первую очередь за то, что всего за каких-то неполные восемь лет она сделала огромный шаг вперёд по пути технического прогресса. За три месяца до дня окончания нашего добровольного рабства, в императорском зверинце против нас выставляли таких воинов, что глядя на них мне становилось не по себе. И не только мне, но и всем моим друзьям и в первую очередь Сарройтару. Увы, но я породил на свет практически машинное производство, а уже оно произвело как очень надёжные, высокопрочные доспехи, так и смертельно опасные для нас виды оружия и это были не одни только глефы, но и мощные, хотя и миниатюрные, рычажные арбалеты, которые можно было перезарядить всего за пять секунд.

Длиной всего в пятьдесят два сантиметра без приклада, пятизарядный, снабженный расположенной сбоку кулисой с эксцентриком и оснащённый мощным, стальным, W-образным луком с тремя блоками и ползуном на редкость хитрой конструкции, новый имперский арбалет спокойно посылал стограммовый болт на расстояние в триста двадцать метров. Поразительно, но именно так оно и было. Правда, нужно было отдать должное императору, он лишь показал нам свои новые арбалеты, но его солдаты так ни разу и не применили их против нас в сражениях на арене. Тенуриз и рад был превратить нас в ёжиков, да мне удалось его отговорить и произошло это таким образом. В последний месяц лета, который на Редии был посвящён Богине Одирии, отвечающей за урожай и благоденствие крестьян, двадцать пятого числа, мы, как всегда, вышли на арену. На наших чактарах из медвежьих шкур, осталось уже совсем мало меха. Его состригли глефы солдат императора. Они все были исполосованы, но держались.

На наших лицах также было немало шрамов и они от этого превратились в маски, но нас и таких любили наши жены, которые к тому времени стали отличными воинами. Правда, на арену мы их всё равно не выпускали. Они были нашим секретным оружием и их время ещё не пришло. Шрамами были покрыты и наши тела, а потому дочери Кеофии, ставшие к тому времени настоящими ред-куарами, горели желанием хорошенько проучить наших врагов. Мы молча прошли по подземному переходу, поднялись по лестнице наверх и встали перед запертыми воротами. Через пару минут огромные ворота со скрипом отворились и мы увидели, что из ворот напротив на арену выехали странного вида повозки, обитые стальными пластинами и утыканные длинными шипами, прямо-таки какие-то боевые машины.

Сарройтар каждое утро и в начале ночи, а иногда и в полдень, проводил телепатическую разведку окрестностей, а потому мы уже знали, что это за трёхступенчатые броневики с бронефургоном позади, в котором находилась четвёрка быков. Впереди, в самой нижней ступеньке повозки лежало три арбалетчика, позади них ещё трое должны были стрелять сидя, а трое последних — стоя. Увидел дагген и арбалеты, которые подробно описал мне, а также узнал, что сегодня нам пока что их просто покажут в деле во время стрельбы по ростовым мишеням. Поэтому я ещё рано утром также предпринял меры и смотрел на все приготовления с насмешливой улыбкой, а между тем против нас выставили целых пятьдесят таких повозок и у каждого арбалетчика имелось с собой по сотне болтов длиной в ладонь. Помимо этого за ночь прямо напротив императорской и сенаторской трибун было возведено из деревянных щитов укрытие для нас и подошедший ко мне распорядитель с вежливым поклоном сказал:

— Генерал Карт, его императорское величество просит вас подняться к нему в ложу, чтобы вы посмотрели оттуда на наше новое оружие. Прикажите своим воинам спрятаться за этой стеной. В ней сделаны прорези, чтобы они могли все видеть. После этого вы сразитесь с тремя отрядами из восьмого гвардейского легиона. Это ваши старые противники, которые недавно получили новые доспехи.

Слегка кивнув, я негромко сказал:

— Даг-Сар, пошли посмотрим, что они ещё придумали.

Хотя в ложу всегда приглашали только меня, не было случая, чтобы Сарройтар остался внизу и император к этому уже привык.

Мы прошли через стальную дверь во внутреннее помещение цирка и поднялись на лифте. После дежурных приветствий мы сели на своё место и Тенуриз насмешливым голосом с издевкой сказал:

— Валент, то, что вы сейчас увидите, положит конец с одной стороны всем нашим сомнениями, а с другой — вашей гордыне.

Пожав плечами, я насмешливо ответил:

— Загад не бывает богат, ваше величество. Поживём, увидим, что представляют из себя ваши бронированные тележки. Мне, во всяком случае, они не кажутся опасными.

Император негромко рассмеялся и махнул рукой. Как только наши воины встали за деревянной, обитой стальными пластинами стеной с узкими прорезями, забранными такими же бронещитками, только с просверленными в них дырочками, на арену с нашей стороны вынесли мишени. Это были искусно вырезанные деревянные куклы, одетые в одежду и чактары ред-куаров. Более того, они даже имели сходство с каждым из нас. Их установили на расстоянии в сто пятьдесят метров от деревянных бронемашин, прозвучали звуки боевой трубы и арбалетчики открыли по нашим деревянным копиям весьма беглый и что самое главное, меткий огонь. С первых же секунд я и Сарройтар, а вместе с нами император и люди из его окружения достали подзорные трубы. Их изготавливали уже два с лишним года, но наши были получше кеофийских. Берл-Заоран был не просто кузнецом, но ещё и учёным очень большого ума и потому быстро разобрался в оптике. В результате нам открылось печальное зрелище.

Болты летели точно в цель по очень пологой траектории. Угодив в лоб или грудь деревянного манекена, они вонзались, более, чем наполовину, а их шеи, руки и ноги от колена и ниже, пробивали насквозь. Удары были очень сильные и если бы не мощные столбы позади манекенов и массивные помосты под их ногами, то они рухнули на спину. Мне сразу же стало ясно, что стальные доспехи они тоже пробьют, а вот относительно даггеновой кожи такой уверенности не было. А ещё мне совсем не понравилось то, что темп стрельбы был очень высок и огонь был снайперски точным и лишь некоторые болты пролетели мимо. Император злорадно улыбался и легонько постукивал себя кулаком по колену. Он уже чувствовал себя победителем, но я собирался в самое ближайшее время утереть ему нос, причём довольно жестко. Когда стрельба закончилась, центральные повозки поехали вперёд и затем, повернув направо и налево, вернулись назад и убрались с арены, а император насмешливо спросил меня:

— Что ты на это скажешь, Валент?

Повернувшись к нему, я пожал плечами и проворчал:

— Весьма опасное оружие, ваше величество, вот только мне непонятно, как вы заставите ред-куаров стоять на одном месте? К тому же мне не совсем ясно, на что вы надеетесь? Насколько я понял, каждую такую повозку толкает четвёрка быков, а быки это такие животные, которые панически боятся куаратов. Как вы думаете, что произойдёт, если быки услышат рёв голодного куарата?

Император иронично улыбнулся и ответил:

— Представьте себе, господа, ничего страшного в этом нет. Никаким куаратам этих быков не испугать. Как не испугать им моих отважных арбалетчиков, которые сейчас перед вами предстанут. — Через пару минут из ворот вышел целый батальон арбалетчиков с вскинутыми кверху арбалетами — Валент, поверь, эти воины не боятся ничего и никого, и их у меня уже не одна тысяча. Так что ред-куарам придётся склонить голову перед мощью Кеофийской империи и всё благодаря тому, что с твоей помощью мы освоили машинное производство.

Повернувшись к Тенуризу, я сложил подзорную трубу, засунул её в карман, махнул рукой и снисходительным тоном сказал:

— Полноте вам, ваше императорское величество, реды Кеофии никогда не были и не будут хозяевами на Куарате. Вам подарили эти земли на западе вовсе не под страхом смерти, а только ради того, чтобы начать сотрудничать с вами, но вы от этого отказались. Поймите, разогнать ваших арбалетчиков мне не составляет никакого труда. Посмотрите лучше на восток, но только не бойтесь огненные даггенарии никого не станут убивать, они всего лишь очистят арену.

С востока к цирку быстро приближалось огненно-алое облако, увидев которое император побледнел. Через несколько секунд оно неподвижно зависло над цирком на высоте в полкилометра и не смотря на то, что ярко светило солнце, окрасило арену в алый цвет. Облако было раз в пять больше цирка. Ещё бы, ведь Большая Даггайна направила в столицу империи чуть ли не десять миллионов своих огненных крылатых воительниц. Несколько тысяч алых крох устремилось вниз. Ред-куары, широко улыбаясь, вышли из-за укрытия, сняли с левой руки цесты и, полоснув по ладони кинжалом, принялись угощать огненных даггенарий своей кровью. Они садились им на плечи, головы и даже лица, но это ни у кого не вызывало страха. Подлетело пара дюжин даггенарий и к нам с Сарройтаром, а поскольку мы поднялись в ложу без оружия, то нам пришлось вскрыть себе ладони телекинетическим ударом, чтобы напоить огненных крох своей кровью.

Все остальные даггенарии принялись стремительно кружить вокруг арбалетчиков, а это означало, что уже через полчаса, час у них начнётся красная горячки и им придётся провести в ванне с холодной водой дня три, а то и все четыре. Поэтому их строй моментально сломался и они со всех ног бросились прочь. Трибуны замерли от ужаса и над ареной повисла зловещая тишина, в которой было отчётливо слышно тихое, мелодичное и тонкое жужжание. Как только последний арбалетчик выбежал за пределы цирка, чтобы броситься в реку, огненные даггенарии улетели и алая туча поднялась на высоту в семь километров. Указав пальцем вверх, я насмешливо сказал:

— Ваше величество, арбалетчики продемонстрировали нам, насколько они преуспели в своём деле, а наши защитницы показали им, кто на Куарате настоящий хозяин. Если вы думаете, что сможете вторгнуться в наши пределы, то подумайте ещё вот о чём. Наши дагген-куары способны отвести от границы вглубь территории всё живое, вплоть до мышей и хомяков, а огненным даггенариям ничего не стоит сжечь в степи всю траву и кустарники, всю листву на деревьях и создать защитный пояс шириной в три тысячи километров. Природа от такого пала быстро оправится, ведь корни уцелеют, но смогут ли ваши легионы пересечь выжженную пустыню, если на них к тому же будут днём и ночью нападать огненные даггенарии и доводить людей, а вместе с ними лошадей и быков, до красной горячки.

Император оторопело вытаращил на меня глаза, но его смущение длилось недолго. Приосанившись, он горделиво хмыкнул:

— Валент, я охотно поверю в то, что ваш колдун каким-то образом сумел затащить в самый центр Тинадтикара целую тучу огненных пиявок и натравить их на моих солдат. Это лишь говорит о том, насколько он могущественный и умелый колдун, но пять с половиной тысяч километров в ширину и три тысячи в глубину, это уже бравада. На это не хватит сил всех колдунов Куарата и я сомневаюсь, что хотя бы половина огненных пиявок сумеет вернуться в свои гнёзда. Ты с одной стороны большой любитель недоговаривать, а с другой склонен к преувеличениям и часто выдаёшь желаемое за действительное. Поэтому ваша сегодняшняя демонстрация ещё ни о чём не говорит.

— Возможно, ваше величество, — улыбнулся я в ответ, — во всяком случае вы не сможете загнать на эту арену больше ни одного солдата с арбалетом в руках, чтобы начать, наконец, убивать нас с большой дистанции. — в ужасе убегая с арены, солдаты бросали свои арбалеты где попало и я, демонстративно подняв руку, выбрав один из них, с ещё не взведённым луком, заставил его полететь в ложу, взял, осмотрел, вынул один болт и протянул императору — Отличная работа, ничего не скажешь. Все детали унифицированные и взаимозаменяемые. Особенно хороша стрела, ваше величество, но я бы не назвал это оружие смертельно опасным для ред-куаров. Поверьте, мы не дураки, чтобы смиренно подставлять себя под выстрелы ваших снайперов. Пожалуй, мы спустимся вниз и подождём, когда с арены уберут манекены, столь искусно изображающие нас, а вы лучше задумайтесь над моими словами. Куарат никогда не покорится Кеофии. Даже не мечтайте.

— Посмотрим, — угрюмо сказал Тенуриз, — ступай вниз, Валент, и приготовься к бою. Сегодня он будет для тебя особенно тяжелым.

Согнув длинный наконечник болта тремя пальцами, я бросил его под ноги императору и мы покинули ложу. Уже внизу Сарройтар озабоченно поинтересовался:

— Ты действительно считаешь, что это оружие не столь опасно?

— Подумай сам, даг-Сар, — ответил я другу, — скорость полёта болта, выпущенного из имперского арбалета составляет примерно сто метров в секунду, а на его перезарядку уходит пять секунд. Вот и прикинь теперь, сможем ли мы, уворачиваясь от болтов, добежать за пятнадцать секунд до повозок и перевернуть их кверху дном. Думаю, что вполне сможем, но здесь, на этой арене, мы больше не увидим ни одного арбалетчика. Зато когда покинем зверинец, нам нужно будет быть очень внимательными, чтобы не попасть в засаду, то есть не приближаться к кустарникам и прочим зарослям.

Сарройтар весело ухмыльнулся:

— Да, ты прав, Валёк, это не самое страшное, что они придумали.

У меня на это счёт было совсем другое мнение:

— Как раз это оружие и есть для нас самое страшное, Сар. Понимаешь, для того, чтобы подготовить стрелка из лука, нужны года, а стрельбе из арбалета можно обучиться за несколько месяцев, но не это главное. Как поступают ред-куары, когда в Куарат вторгается легион? Они впрягают в повозки самых резвых быков и отводят стариков и детей как можно дальше, а весь свой скот разгоняют. Обычный ред ни за что не приблизится к степному быку или корове ближе, чем на сотню метров, зато небольшой отряд конных арбалетчиков перестреляет всех быков и коров целого клана за несколько минут. Их же повозки, а они теперь не только у арбалетчиков похожи на танки, не по зубам куаратам. Думаю, что Тенуриз намылился пустить против нас свои новые, тяжелые, бронированные дивизии и я не удивлюсь, что некоторые, самые большие повозки, будут приводить в движение уже не быки, а паровые машины. Они будут выдвигать вперёд на триста, пятьсот километров сотни легионов, чтобы те сразу же строили крепости и надеются таким образом захватить весь Куарат. Поэтому нам нужно будет после побега преподать им суровый урок.

Мой друг быстро спросил:

— Как ты намерен это сделать, мерад-куар?

Огорчённо вздохнув, я решительно махнул рукой:

— Сразу после побега мы помчимся не на восток, а на юг, чтобы от берегов Сеанорского моря помчаться на север, попутно врываясь во все их военные лагеря. Задерживаться мы в них не станем, как и не станем причинять им слишком уж большой ущерб. Наша задача будет намного проще, продемонстрировать им, что ни мы сами, ни запакованные в даггеновую кожу куараты практически неуязвимы. Города и деревни мы будем при этом обходить стороной. Нам незачем пугать людей из-за какого-то упрямого обормота.

На арене прибрались за каких-то десять минут и мы нестройной толпой встали перед воротами, которые заперли на все засовы. Бежать с арены, как всегда, было некуда. Через несколько минут открылись ворота напротив и из них сомкнутым строем вышел наш очередной противник. Это был отряд численностью в триста двадцать воинов, все, как один, можно сказать, ветераны. Глядя на этих парней я озадаченно клацнул зубами, сдвинул шлем-шапку набок и почесал голову. Против нас выставили даже не средневековых рыцарей, а нечто совсем иное. В своих новых вороненых доспехах они были куда больше похожи на космодесантников в тяжелых боескафандрах. Воины выходили из ворот не спеша, а потому я мигом нацепил на нос свой электронный бинокль-пластину и стал их внимательно разглядывать.

Больше всего меня поразило то, что новые доспехи, судя по всему, были изготовлены из очень плотной трёхслойной кольчуги мелкого плетения, к которой были прикреплены явно литые из стали, а затем прокованные бронещитки, закрывающие все самые уязвимые места и части тела. Шлемы у них были "глухие", овальные, с тонкими дырочками на забралах, но явно расположенными так, что это создавало хороший обзор. Судя по тому, как туго была натянута на их телах кольчуга, а бронещитки плотно прилегали к телу, оба защитных слоя, жесткий и гибкий, составляли одно целое вместе с прочным кожаным комбинезоном и бандажи на локтях, щиколотках, груди, плечах и шее являлись ещё и замками. Хуже всего было то, что по два коленях и носках массивных бронебутс, а также по одному на локтях, пятках, бёдрах, плечах, груди, а на голове так и вовсе по девять штук, располагались длинные, сантиметров двадцать, гранёные острые шипы. Позднее выяснилось, что они имелись также на спине и ягодицах, что полностью исключало броски через себя или бедро.

Чёрные Кактусы, выйдя на арену, прошли вперёд метров пятьдесят и встали полукругом, причём первый ряд воинов опустился на два шипа правого колена, выставив вперёд глефы длиной в три метра. Сразу позади них присели в боевой стойке, слегка приподняв свои глефы, второй ряд бойцов, а за ними третий. Все вместе они образовали ощетинившуюся глефами стальную стену, за которой поодаль друг от друга встало с полсотни самых высоких воинов. Они держали в руках длинные шесты с нанизанными на них небольшими дисками в верхней части. Поначалу я не понял, что задумали наши противники, пока они не надели на верхнюю часть шеста кольца с прикреплёнными к ним стальными цепочками, к которым были подвешены шипастые ядра. Увидев их, я негромко сказал ребятам:

— Парни, внимание, оружейники императора изготовили боласы и его солдаты сейчас применят это оружие против нас. Они раскрутят шестами над головой стальные ядра с шипами до бешеной скорости и как только мы приблизимся, метнут их в нас. В умелых руках болас летит на расстояние в сто пятьдесят метров. Поэтому нужно либо пригнуться, либо, что гораздо труднее, поймать кольцо, раскрутить шары посильнее и запустить в них. Поэтому наступаем медленно, не спеша.

Едва мы двинулись вперёд, болеадоры сразу же стали раскручивать свои боласы. Глефы тоже претерпели изменение. Они, как и доспехи, также были воронеными, но не иссиня-чёрными, а сероватыми. Похоже, что в империи освоили цементацию стали, а то и придумали что-то получше. Вскоре выяснилось, что это было второе. Помимо цвета изменилась и форма клинков глеф. Одни стали обоюдоострыми мечами длиной около метра, а вторые "двузубыми вилками" с заточкой по бокам. Их щель была шириной в толщину кайлара. Пройдя вперёд метров десять, мы обнажили мечи, но не ускорились, как всегда, а продолжали наступать медленно, зорко поглядывая на кеофийских болеадоров. Когда до противника осталось полтораста метров, прозвучала команда и болеадоры с огромной силой метнули в нас свои снаряды. Сделали они это весьма прицельно, но мы отреагировали вовремя, рванулись вперёд и присели. Взметнулись вверх десятки мечей и мои друзья сумели перехватить и ловко усмирить некоторые бешено вращающиеся боласы.

К тому времени я уже весьма преуспел в телекинезе и потому сумел последовательно перехватить три боласа и метнуть их в нашего противника. Тут же выяснилось, что солдаты восьмого легиона прекрасно умели делать глефами то же самое, что проделали мы кайларами. Правда, не смотря на это семь боласов всё же врезались в них, но не причинили особого вреда. Понимая, что боласы будут швырять в нас и с близкого расстояния, мы минут пятнадцать находились на линии эффективного огня и приземляли их перед собой. Только после того, как боласы закончились, мы перешли в наступление и вот тут-то выяснилось, что чёрная имперская сталь это нечто очень прочное. Поняв, что мы только зря будем зазубривать клинки, я приказал сделать пять шагов назад, вложить их в ножны и перейти на дубинки. Раз доспехи очень трудно, да, что там, практически невозможно разрубить кайларами, значит надо настучать противнику по голове.

В то время, как императорские солдаты норовили снести каждому из нас голову или, сблизившись, вонзить острый шип в грудь или живот, точнее куда попало, мы, ловко уворачиваясь, дубасили их от всей души. Попутно мы ещё и связывали их цепями боласов. То Сарройтар, то я исправно подтаскивали их к месту побоища. Чертей мы ввалили этому отряду знатных, но при этом наши потери ранеными составили одиннадцать человек. Не скажу, что они были тяжелоранеными, но каждый нуждался в срочной операции. Наш противник отделался в основном переломами рук, ног и рёбер. Хотя мы и могли это сделать, башку никому никто проламывать всё же не стал. После получасовой передышки, во время которой в строй вернулось трое парней, мы снова ринулись в бой и на этот раз потеряли ранеными уже семнадцать человек. Это нас всех жутко разозлило и в третьем бою мы ломали руки и ноги просто нещадно, без малейшей жалости и всё потому, что солдаты метили преимущественно в шею.

Поскольку в ходе трёх боёв мы все получили ранения, то я сказал распорядителю боёв, радости которого не было предела, что мы берём себе двухдневный тайм-аут. Как ни противился этому Сарройтар, но я всё же заточил точильным камнем Богов наконечники кайларов и десять сантиметров клинка сверху и снизу. Кром е этого я приказал всем надеть новые доспехи, которые были, кроме оставшихся прежними чактаров, весьма похожи на имперские, поскольку также плотно облегали тело и были сплошь изготовлены из трёхслойной даггеновой кожи. Особенно красивыми были наши шлемы с гребнями, одновременно похожие на шлем гонщиков на открытых спортивных флайерах и ахейские. Зато теперь шея каждого ред-куара была закрыта горжетом, на который сверху опускался шлем со стальным каркасом внутри, по которому хоть колом бей. Когда мы на третий день вышли на арену экипированные таким образом, зрители поначалу ухмылялись, но стоило им убедиться, что даггеновую кожу невозможно разрубить глефой, настроение у них резко испортилось.

Вообще-то я зря затачивал острия кайларов. С того момента, как императорские солдаты получили новые доспехи, мы полностью перешли на дубины. Это было самое надёжное средство борьбы, когда тебе приходится отбиваться сразу от трёх здоровенных мордоворотов, вооруженных глефами. В связи с тем, что мы перешли на дубьё, наш противник сменил "вилки" на цельные клинки. Бои сразу же сделали вдвое ожесточённее, ведь если раньше мы, чтобы не заполучить себе лишние ранения, проявляли чудеса изворотливости, то теперь запросто могли отбить удар рукой или ногой. Зато теперь мы уже не получали ранений, как прежде и отделывались одними только синяками. У каждого из нас был такой мышечный корсет, что сломать кому-либо руку или ногу стало делом нереальным. Мы также перестали ломать противнику конечности и рёбра. Вместо этого, обезоружив какого-нибудь вояку, мы просто отправляли его в нокаут. Поединки сделались ещё более ожесточёнными, но их результат был всегда предрешен и это не удивительно.

Против нас чуть ли не каждый раз выставляли новый отряд и в основном получалось так, что ни один из них не сражался против нас больше четырёх, максимум пяти раз. Нас же подменить было некому, а умирать на этой проклятой арене никто не хотел. Мы все мечтали вырваться с неё и зажить нормальной жизнью, то есть завести детей и мирно пасти скот, а я так ещё добраться до Земли сделать себе генетическую операцию, без которой мне не светило стать отцом детей Лилайле. Вот потому-то мы и были неуязвимы для врага, а именно так нам и следовало относиться к тем, кто выходил сражаться против нас шесть раз в неделю по три раза в день. Почему-то все солдаты императора непременно хотели убить каждого из нас, хотя мы не убили ещё ни одного из этих идиотов. А сколько сложнейших операций мы сделали с Сарройтаром? И ведь это были не одни только солдаты, офицеры и генералы. Довольно часто нас просили прооперировать какого-нибудь кеофийца и мы никогда не отказывались.

Благодаря тому, что я когда-то стал в лётке дипломированным фельдшером и гипнопед закачал мне в голову массу знаний по медицине, она получила в империи наибольшее развитие. Тот учебник, который мы писали два года, стал в ней самым главным и единственным, не говоря уже про то, что мы накатали ещё и учебник по фармакопее на основании той информации, которую я сумел-таки выудить из компьютера медицинской аптечки космодесантника. В нём, как я в конце концов выяснил, имелся порт ввода-вывода информации и он сопрягался с моим жетоном, на экран которого выводилась виртуальная клавиатура. В общем с горем пополам мне удалось вытрясти из аптечки свыше полутора тысяч рецептур, основанных на том натуральном сырье, которое было доступно мне на Редии. Так что и в этом плане я оказал редийской медицине огромную услугу. Вот только нам никто и никаких услуг не оказывал, а также категорически запрещал это делать моим друзьям.

Тем не менее они находили способы, чтобы обеспечить нас всем, о чём я их просил. Хорошо, что нам требовалось не так уж и многое. В основном сталь самого лучшего качества и всё то, что заказывал берл-Заоран, а ведь это именно он раскрыл кеофийцам секрет выплавки нержавеющей стали, из которой были изготовлены наши хирургические инструмента, включая все те, которые мы подарили военных хирургам. Так как они не были ред-куарами, то не могли использовать самые лучшие шовные материалы, но я нашел, чем их заменить. Да и операции они теперь делали под общим наркозом и получили мощные болеутоляющие средства и даже антибиотики. Поэтому спустя почти пять лет медицина была в Кеофийской империи на высоте, особенно по сравнению с прежними годами, но всё же куда больших успехов ей удалось достичь в области сельского хозяйства и производства. Стальные колёсные плуги, бороны, культиваторы и прочий сельскохозяйственный инвентарь теперь значительно опережали ту историческую эпоху, в которой я застал Кеофию.

Пусть ещё не повсеместно, но в трёх десятках городов производство уже стало машинным. Кеофийские товары сделались самыми лучшими на всей Редии, но что самое главное, несколько крупных военных кораблей и купеческих судов были оснащены паровыми машинами и их скорость существенно возросла. Если раньше галера шла со скоростью пятнадцать километров в час, то теперь скорость увеличилась почти вдвое. Подавляющее большинство изобретений кеофийцы сделали сами, но самые главные всё-таки с моей подачи, но всё же моя заслуга была даже не в этом, а в том что благодаря мне был построен город Эртуалан, с которого началось преображение Кеофии. Мои друзья часто присылали мне с оказией письма и я читал их вслух жене, Сарройтару и Заорану, но они лишь улыбались и говорили, что в Куарате ничего этого делать не нужно.

Порой меня это бесило, но когда я начинал горячиться, мне быстро объясняли, что жить в каменном городе это одно дело, а быть кочевником и отправляться туда, куда тебе захочется, совсем другое. От множества же вещей, таких, как та же мясорубка, керосиновая лампа или примус никто между прочим не отказывался, как и от многих других нужных и полезных в быту вещей. В том числе и от стальной посуды из нержавейки, которая всё-таки была лучше кожаной, если, конечно, речь не шла о зелёном чае. Лучше, чем в кожаном чайнике его больше ни в чём не заваришь. Шоколад тоже нравился всем без исключения, вот только он попадал к нам редко и благодаря невероятным ухищрениям моих друзей. Тенуриз в этом плане был просто неблагодарной свиньёй и ограничивал нас буквально во всём. Этим он доводил меня до белого каления, но беситься было делом совершенно бессмысленным, так как именно этого он и добивался.

В последние же полгода моим друзьям и вовсе было запрещено как навещать меня, так и делать хоть какие-то передачи. Больше всего по этому поводу возмущался Теберус. Ему было стыдно за то, что как ко мне, так и к ред-куаром кеофийцы относятся таким безобразным образом. На то, что нас отпустят из зверинца честь по чести, надежды не было никакой, а потому я загодя, ещё за два года до окончания срока нашего рабства предпринял соответствующие меры. Прямо по центру нашей жилой пристройки, в дахтане Сарройтара мы стали аккуратно делать чёрный ход наружу и попутно соединили все дахтаны между собой дверными проёмами, заложенными каменными блоками, а поскольку к нам в "гости" никто не заходил, то сделать это было не так уж и сложно. Извлечённые из наружной стены камни мы измельчали и спускали в канализацию, а потому никто так ничего и не заметил. Не выходя на террасы, все ред-куары могли незаметно спуститься с вьюками на первый этаж и покинуть зверинец.

Как ж всё-таки удачно вышло, что здание императорского цирка построили на острове посреди широкой и полноводной равнинной реки Лагартии. Это давало возможность шести проводникам незаметно привести нам наших куаратов. Они просто войдут в воду выше по течению реки далеко за городом и, высунув из воды одни носы, приплывут к нам в вечерних сумерках никем незамеченные. Ни разу не видя в глаза куарата, я уже отлично изучил повадки этого огромного хищника, лучшего друга каждого ред-куара. Все пять лет, что я находился вместе со своими друзьями в зверинце, для меня тренировали огромного, молодого, могучего самца, которому я дал древнерусское имя Витязь, которому он полностью соответствовал. Для всех девушек и Нейры, жены Теберса, также были подготовлены могучие куараты, но не молодые самцы, а самки. Естественно, что и у старины Тебби тоже был свой куарат, о встрече с которым он мечтал точно также, как и я, а вместе с нами все наши девушки.

Куаратов невозможно не любить, хотя в природе это самый опасный хищник, встреча с которым не сулит ничего хорошего. Если, конечно, ты не ред-куар. Куарат одновременно похож на росомаху и горностая. Как и у росомахи, у куарата более короткое, плотно сбитое и мощное тело с длинным мехом, который кажется коротким из-за размеров этого животного. Длина куарата от носа до кончика хвоста семь с половиной метров, а длина тела от мощной, широкой груди до крупа — около четырёх. Высота в холке невелика, в среднем метр пятьдесят пять, но мой Витязь был выше — метр семьдесят три. При этом у куарата очень мощная шея и большая голова с огромными, умными карими глазами и круглыми ушками. Голова у куарата точь-в-точь, как у горностая с умилительной мордашкой, но его клыки заслуживают всеобщего уважения. От росомахи куарату "достались" мощные, широкие лапы с длинными пальцами и внушительными когтями, огромная сила, быстрота и невероятная выносливость. От горностая же, более длинные шея и хвост, очаровательная мордашка, любопытный характер и просто какая-то щенячья игривость.

Окрас у куарата также очень похож на горностая. Летом он трёхцветный, со светло-коричневым верхом, белым брюшком, грудью и горлом и чёрным кончиком хвоста. Зимой куарат белоснежный, с чёрным кончиком хвоста. Куараты невероятно чистоплотные животные, которые очень любят купаться. Они вместе с тем ещё и очень быстрые животные и средняя скорость для них сорок километров в час, но при этом они в течении трёх, четырёх часов могут нестись со скоростью девяносто пять, сто и даже в сто десять километров в час. Как и горностаи, для того, чтобы оглядеться, они садятся на задние лапы, встают вертикально и вытягивают и без того длинную шею, чтобы с высоты почти в шесть метров посмотреть на степь. Отдельно нужно сказать об уме куаратов. Пожалуй, это почти разумные существа, обладающие своим собственным языком. Куараты полноценные члены семьи каждого ред-куара, а потому куар-дахтан имеет в плане форму квадрата размером восемнадцать на восемнадцать метров.

Для куаратов в нём предусмотрено четыре угловых площадки с деревянными помостами, над которыми зимой обязательно натягивается кожаный тент. Холода и ветра куараты не боятся, а дождь просто обожают. Куараты живут подолгу, сто двадцать лет для них не предел, а потому ред-куар связан со своим куаратом пожизненно и вот что удивительно, взрослея вместе с ред-куарами, куараты идут по жизни вместе со своими старшими братьями и сёстрами. Когда я был принят в отряд, то для меня, по требованию Сарройтара, в клане Диарона и Лилайле уже на следующий день было принято решение пригласить в него молодого, свободного самца. Отец и мать моей жены, взяв с собой её Нуриару, отправились в горы и там именно та придирчиво выбирала себе супруга. Свободные куараты кочуют по Куарату вместе с ред-куарами и часто приходят в клан, чтобы пообщаться с куаратами и ред-куарами. Им всегда рады и для них не жалеют ни мяса, ни молока, не говоря уже о том, что их тут же начинают врачевать даггены и расчёсывать дети и женщины.

Витязь, едва Нури обратила на него внимание, моментально вскочил на ноги и помчался с ней в клан. Этому мохнатому парню очень понравилась перспектива стать младшим братом не простого, а звёздного ред-куара. Поэтому, как и я, он усердно тренировался все эти пять лет. А я всё это время слушал рассказы Сарройтара о нём и мечтал однажды сесть в седло, которое крепилось не на спине, а на основании шеи, чтобы обнять своего Витька и потом не расставаться с ним уже до самого конца жизни, чтобы не раз и не два пройти весь Куарат вдоль и поперёк. При этом не просто пройти, а ещё и вести за собой свой слан, который назывался Сыновья Большой Даггайны. К тому, что мы с Сарройтаром решили основать новый клан, причём по сути дела правящий, в степи отнеслись спокойно по двум причинам, я стал первым Большим мерад-куар-даггеном, это раз, воины этого клана взяли в жены дочерей луртиев и луртидаров, это два.

Поэтому уже через полгода родители всех наших воинов, а их отцами были младшие братья мерад-куаров всех самых древних, а потому самых главных кланов, собрались вместе и стали готовиться к новой роли. Всем в Куарате давно уже было ясно, что только мы, молодые воины, добровольно отправившиеся в Тинадтикар, сможем предотвратить нашествие кеофийцев на степь. Как мы это сделаем никто не знал, но в нас верили. Верили ред-куары и в меня. Хотя Сарройтар и говорил, что ред-куарам нечему у меня учиться, это было далеко не так. Между прочим, многозарядные арбалеты появились в Куарате года на три раньше и мы с берл-Заораном разработали их вместе, как и мощные блочные луки, а вместе с ними даггеновые доспехи, полностью закрывающие тело куарата от носа до кончика хвоста. Их лапы при этом были обуты в специальные перчатки с шипами на подушечках и стальными чехлами для когтей, так что на пару с ред-куаром, вооруженным длинными кайларами, они представляли из себя куда более грозную силу, чем тяжелые легионы императора. Уже очень скоро мы должны были продемонстрировать нашу мощь Тенуризу и доказать ему раз и навсегда, что со степью нужно договариваться мирно, чтобы торговать, а не воевать.

Глава 4

Горячие проводы

Ровно за десять дней до нашего освобождения из рабства император покинул Тинадтикар и уехал в инспекционную поездку. Днем раньше он честь по чести расплатился с нами за все пять с лишним лет рабства, выдав каждому воину, включая меня и Теберса, по внушительного размера бочонку с золотыми монетами, а также одарив благовониями, ювелирными изделиями, драгоценными тканями и прочими редкостями, включая шоколад. Его каждый из нас получил по два больших ящика и если честно, то только он, парфюмы, ювелирка и кое-что по мелочам нас заинтересовали. Всё остальное барахло, включая золото, мы сложили на деревянном помосте. Последние десять дней мы уже не сражались. Гостей к нам не пускали, а потому мы всё это время занимались упаковкой больших кожаных вьюков, с которыми нам предстояло стремительно покинуть зверинец. Относительно нас императором было сказано, что мы должны быть отпущены в полдень. Для того, чтобы мы могли убраться из империи, нам должны были подогнать большие фургоны, запряженные шестью быками.

Никаких других распоряжений он своей администрации на наш счёт не давал, но тем временем у нас завелось в империи столько врагов, что этого и не надо было делать. Отъезд императора они восприняли, как прямое указание уничтожить нас. Поэтому в цирк стали тайно доставлять по ночам бочки с бензином, в которые к тому же было натолкано ветоши и затаскивать их наверх. Там их аккуратно расставляли по всему периметру, пряча за высоким парапетом и за десять дней их натаскали туда свыше пяти тысяч штук. Мы все это время тоже без дела не сидели. Чтобы быть во всеоружии, я заточил кайлары и все кинжалы так, что они стали острее бритвы. Даггеновые доспехи были подогнаны, а вьюки, каждый весом по полторы сотни килограммов, тщательно уложены. Из продуктов питания мы брали с собой только шоколад. К юго-востоку от Тинадтикара находился небольшой, но очень высокий горный массив. Вот там-то уже две недели и скрывались среди скал наши куараты.

В нашу последнюю ночь, ведомые шестью опытными проводниками, они с наступлением вечера спустились в предгорья и в сумерках, избегая дорог и огибая города и посёлки, бесшумно помчались к столице. За два часа до полуночи они вошли в реку и поплыли к нашему остров. За полчаса до полуночи мы стали покидать зверинец, неся на себе тяжеленные вьюки. Первым вышел Сарройтар, а я покинул его за три минуты до того, как вниз посыпались деревянные бочки. Крадучись добравшись до воды, я первым делом шепнул на ухо своему самому преданному другу:

— Витязь, мальчишка, вот мы и встретились. — Навесив на огромного, самого крупного в нашем отряде, куарата оба вьюка, которые под своим весом моментально ушли под воду, я сел в седло с удобной жесткой спинкой, вставил ноги в стремена и, будучи по шею в воде, негромко скомандовал: — Уходим, ребята, проплываем под мостом и как только над цирком поднимется пламя, выждав, выбираемся на набережную и не спеша двигаемся к дворцу.

Витязь, мощно работая под водой ногами, быстро поплыл вперёд. За ним бесшумно плыла Нури. Мои даггеновые доспехи не были герметичными и поэтому уже через несколько секунд я почувствовал, как по телу струится холодная вода, но это было всё же лучше, чем кровь, вытекающая из глубокой раны. Никем не замеченные, мы проплыли под мостом, ярко освещённом фонарями. По нему ехали повозки и кареты, прогуливались жители города и те его гости, которым не спалось. Во многих окнах цирка горел свет. В семь часов три минуты ночи в небо взметнулся огромный язык пламени. Это загорелись десятки тонн бензина, а вслед за этим раздались оглушительные взрывы. Мы заполнили взрывчаткой моего изготовления и наглухо закупорили несколько ёмкостей, установив их возле фонтана, вот они и рванули. Все арбалетчики, которые выстроились в нескольких помещениях цирка возле окон, выходивших в зверинец, бросились наутёк, а я, хлопнув рукой Витька по шее, громко скомандовал:

— У-у-рн р-рвых арра-арра!

Что в переводе с куаратского означало — на берег, братишка. Мой самый большой друг поднял голову над водой и ответил:

— Лу-у-рр барр арра Валл-ле — понял, старший брат Валент. — Повернув к набережной, он стремительно рванулся вперёд и через несколько секунд, выбравшись на прибрежное мелководье, вытянулся во всю свою длину, уцепившись окованными сталью длинными когтями за парапет и подняв над ним свою большую, но чертовски очаровательную и милую голову, чтобы удивлённо сказать мне — Улл-лур лалли рред арра — здесь ходят какие-то человечки.

Тотчас послышался истошный женский визг и мужской крик:

— Что это ещё за наваждение?

В следующее мгновение Витёк свечкой взмыл вверх и, присев на задние лапы, замер на парапете. Быстро оглядевшись, я увидел, что на набережной прогуливается немало народа. Справа и слева от меня на парапет взлетали, словно ракеты, другие куараты. Большинство народа тем временем смотрело не на реку, а на высоченные языки пламени, поднимавшиеся над зверинцем, который был прекрасно виден с этой стороны реки. Высунувшись из-за шеи Витька, я громко крикнул, чтобы объяснить им ситуацию:

— Уважаемые жители Тинадтикара, позвольте мне, генералу карту, обратиться к вам, чтобы сделать маленькое разъяснение. Как вы знаете, мы, ред-куары, пять лет были заточены в зверинце и были вынуждены сражаться с вашими сыновьями и братьями. Сегодня в полдень мы должны были отправиться домой, в родную степь, но поскольку император находится в отъезде, несколько сенаторов и его генералов решили, что нас не следует отпускать. Поэтому они затащили на стены, окружающие наш Рабский двор, множество бочек с бензином, сбросили их вниз и подожгли, чтобы сжечь нас в нём за живо. Нам их намерение не понравилось и потому мы решили оставить вашему императору всё то золото, которым он с нами расплатился, гори оно синим пламенем, и вернуться домой, в степь. Поэтому будьте так добры, уступите нам дорогу. Никого из вас мы даже пальцем не тронем, что бы вы не делали. Прощайте и помните, как друзьям каждому из вас в степи будут искренне рады, но если кто-то из вас вздумает пожаловать туда с оружием и недобрыми намерениями, то обязательно задержится в степи на пять лет. Прощайте.

Хотя передо мной стояло не более полусотни человек, я всё же счёл своим долгом сделать такое заявление. Тинадтикарцы и без моей просьбы отбежали подальше от парапета, а потому нам не составило особого труда спуститься с него, построиться в колонну по три и рысцой направиться по ярко освещённой набережной в сторону следующего моста, чтобы свернуть на довольно широкую улицу императора Кеоклиара. Между тем, не смотря на полночный час, в сторону горящего цирка бежало немало зевак и все они испуганно вздрагивали, увидев огромных куаратов с сидящими на их шеях ред-куарами, позади сёдел которых свисали большие вьюки. Как с нас, так и с наших мохнатых друзей струями стекала вода. Вообще-то с куаратов её стекало больше. Они же дольше находились в воде. По каменным мостовым дробно цокали стальные шипы их обувки. То и дело самки куаратов громко спрашивали своих наездниц о всяких пустяках, но всё же куда чаще о том, когда их, наконец, угостят волшебным лакомством, которое называется шоолл-лар. Один из громко матерящихся тинадтикарцев, который смотрел на зарево, удивлённо крикнул мне:

— Генерал Карт, неужто я не ослышался? Куараты просят шоколада? Послушайте, они что же у вас разумные существа?

Прежде, чем ответить, я громко прорычал по-куаратски:

— Р-р-ругвурр арра-арра, что означало — стоять, братишка, — после чего ответил, — читать и писать мой Витязь не умеет, но вы знаете, любезнейший, он будет поумнее многих генералов императора.

Горожанин, одетый в домашний халат и комнатные тапочки, кивнул, огорчённо махнул рукой и громко сказал:

— Генерал Карт, я очень сожалею о том, что вас пять лет держали взаперти, а под конец хотели уничтожить. Прошу вас, генерал, в сотне шагов отсюда находится моя шоколадная лавка, позвольте мне хоть чем-то загладить вину тинадтикарцев перед ред-куарами.

Вскоре торговец шоколадом и в самом деле не пожалел открыть для нас не только свою лавку, но и склад, а потому наши куараты не только попробовали это лакомство, о и ещё заполучили себе по довольно большому ящику шоколада в дорогу. И вот что интересно, возле лавки моментально собралась большая толпа и жители Тинадтикара, пустив по кругу "шапку", собрали немало золота, чтобы оплатить это угощение. К лавке прискакало несколько десятков стражников, вооруженных арбалетами, но только для того, чтобы не дать воякам напасть на нас с тыла. Только через час с лишним, когда в зверинце всё выгорело дотла, мы тронулись в путь. На набережной собралось к тому времени немала народа. Хотя над городом вовсю сияли звёзды и было за полночь, известие о том, что кто-то хотел сжечь заживо ред-куаров, но они вышли из огня живыми и невредимыми, сели на своих куаратов и покидают столицу, пробудило ото сна множество народа и нас провожали тысячи людей.

Тинадтикар мы покинули без особых проблем, но поразив немалое число императорских солдат и офицеров тем, что наши куараты были, как и мы, облачены в доспехи из даггеновой кожи. Не думаю, что во всей империи, а в этом городе к тому времени уже знали, что наши кожаные доспехи будут попрочнее, чем стальные. Выбравшись на оперативный простор, мы съехали с дороги и помчались прямым курсом на юго-запад. Вообще-то не очень прямым, так как мы объезжали стороной города и деревни. В девяноста шести километрах от столицы лежал огромный девственный лес. Если на его краю ещё селились люди, то вглубь лишь изредка забредали охотники. Вот в него-то мы и устремились, чтобы через полторы сотни километров, выехав на большую поляну, ещё затемно сделать привал. У Сарройтара не было своего собственного куарата и потому он сидел за спиной одного из наших проводников, с которыми мы ещё не познакомились.

Как только мы спешились, наш дагген сразу же установил свой маленький чёрный шатёр и залез в него. Ему нужно было провести разведку на очень большом расстоянии, а потому он призвал к себе несколько даггенарий, чтобы взглянуть на столицу и её окрестности их глазами. На это должно было уйти немало времени, а потому я приказал встать лагерем, расседлать куаратов и снять с них шлемы, а также защиту из-под хвостов и между задних ног. Три десятка самцов во главе с Витязем отправились на охоту, а с полсотни самок, взяв в зубы здоровенные кожаные вёдра, под руководством Ниры отправились за водой. Ещё несколько дюжин самцов и самок пошли в лес по дрова. Мы же стали разбивать лагерь с такой целью, чтобы запастись впрок копчёным мясом и солониной. Даже самка куарата вполне способна нести на себе помимо девушки полтонны груза на своём загривке, а такие ребятишки, как мой Витёк, так и вдвое больше.

Так перегружать своих братьев и сестёр мы не собирались, но оставаться голодными тоже не хотели. Шоколад куаратам очень понравился, они вообще любят сладкое, поэтому мы первым делом позавтракали им сами и скормили по паре килограммов этого изысканного лакомства своим любимцам. Стащив с головы Витька даггеновый шлем и увидев его умильную рожицу, я сразу же полез к нему "целоваться". В жизни не видел ничего более очаровательного, чем эта красивая, хотя и громадная, больше, чем у самого крупного кадьяка, мордашка. Слопав шоколад, мой мохнатый братишка, который был на семь лет моложе меня, огляделся вокруг и отдал приказ своим подчинённым. Те уже также полакомились шоколадом и потому моментально бросились в лес. В самом маленьком самце было весу тонна двести. Самки были немного изящнее, но и их вес был больше тонны. Сила же у куаратов была такова, что даже самка могла запросто притащить на своём загривке быка. Поэтому беспокоиться о них не имелось никаких причин.

Как это и положено мужчине, я стал разбивать небольшую, двухместную палатку. Все остальные ред-куары, включая Сарройтара, считали дикостью пускать на это кожу, но я настоял. Лето уже заканчивалось, а с юга нам придётся двигаться на север и устраиваться на ночлег в сугробе было бы просто глупо. Поэтому, применив власть, я буквально заставил своих друзей изготовить из тонкой даггеновой кожи палатки размером три на четыре метра и теперь с улыбкой смотрел, как на опушке вырастает палаточный лагерь. Нам ведь придётся находиться здесь добрую неделю, пока мы не заготовим впрок мясо. Наши жены тем временем распаковывали хозяйственные тюки и доставали из них примусы и посуду. Примусы у нас были отличные, эртуаланские, большие и надёжные. Их ёмкости для керосина были квадратными, с выдвижными ножками, они укладывались вместе с запасной канистрой в тонкостенный бронзовый, луженый изнутри, куб, который можно было использовать в качестве котла ёмкостью в тридцать два литра, чтобы вскипятить в нём воду для хозяйственных нужд или для того, чтобы искупаться.

Имелись у нас также небольшие водоочистители со сменными картриджами. Их нам доставили наши друзья ещё три с лишним года назад, так как знали, что в будущем нам предстоит тяжелый и опасный рейд. Увы, но ехать на восток по дорогам спокойно и беспечно, нам точно не дадут. Более того, у меня не было уверенности даже в том, что мы сможем задержаться чуть ли не в самой гуще огромного леса, чтобы запастись в дорогу мясом. Тем не менее лагерь я приказал разбить капитальный, но ничего лишнего из тюков не доставать. Только кожаные мешки для мяса, соль и приправы, а ещё складные походные столики. Вскоре палатка была установлена и Лилайле принялась обустраиваться в ней, начав с того, что стала надувать матрац из тонкой, но воздухонепроницаемой кожи. Вот над этим моим "изобретением" никто не смеялся. Первыми вернулись наши "дровосеки" и мы обнажили кайлары. Впрочем, я свои снял и повесил в палатке, ведь у меня имелся тесак, а он в этом плане был намного удобнее.

Пока мы рубили дрова, чтобы коптить мясо, из леса пришли наши водоносы и рассказали, что в нескольких километрах течёт река, но там нет удобного места для лагеря. Ещё через час вернулись охотники. Витязь притащил на загривке здоровенного лесного быка, как и ещё несколько наших мохнатых братьев, но это было не единственное, чем они нас порадовали. Охотники принесли также несколько оленей и здоровенных свиней. Мы принялись свежевать их добычу и разделывать тушу. Кишки нам были нужны для изготовления колбас, зато всё остальное, включая кости и головы, с удовольствием съели куараты, после чего побежали к реке, пить воду и купаться, хотя на них были надеты даггеновые доспехи. Наши жены стали готовить нам завтрак и как только в воздухе запахло варёным мясом, из своей конуры немедленно выбрался Сарройтар, для которого я уже не только установил палатку рядом с нашей, но и надул матрац. Сразу же направившись к нему, я строгим голосом спросил:

— Чем обрадуешь, Сар?

И протянул ему большую плитку шоколада. Впившись с неё зубами, даггенар сначала набил рот шоколадом, прожевал его и только после того, как проглотил, широко заулыбался:

— Всё нормально, Валёк. Эти ослы послали за нами в погоню пять больших отрядов тяжелой кавалерии с арбалетами, но ни один не двинулся в нашу сторону. Хотя на лапах у куаратов надеты эти твои шипастые башмаки и была ночь, когда они сошли с дороги, никто так и не понял, куда мы направились. Так что мы можем спокойно заняться провиантом. В цирке никакого пожара не произошло, но зато из-за золота там все передрались. Огонь в зверинце был такой сильный, что эти болваны так до сих пор и не нашли нашего чёрного хода. Взрывной волной обрушило не только все наши каменные дахтаны, но и его, но рано или поздно он всё равно будет обнаружен. Пока что же некоторые господа никак не могут взять в толк, как это нам удалось выбраться из этой огненной ловушки. Нужно отдать должное жителям Тинадтикара. Все те пять конных отрядов, которые бросились за нами в погоню с рассветом, они проводили в путь не только бранью, но и забросали отбросами, а некоторые почтенные дамы даже не постеснялись выплескивать на них содержимое своих ночных горшков, да и сами горшки тоже швыряли в этих вояк. Так что первым делом они поспешили к реке, отмываться. В императорском дворце стоит жуткий крик, а один из сановников, увидев огненную даггенарию, так и вовсе сразу же завопил: — "Господа, это государственная измена! Попомните моё слово, наш император их всех отдаст под суд!" Так что твоя операция, как и наша, увенчалась успехом. Весь Тинадтикар возмущён тем, что нас попытались убить. Может быть изменим наши планы?

— Ни в коем случае, — рассмеялся я в ответ, — в Кеофии имеется куда больше генералов, которые считают, будто они смогут завоевать Куарат, чем ты думаешь и все они муштруют солдат в передовых крепостях. Сами крепости мы штурмовать не станем, но по территории военных баз и лагерей, разбитых вокруг них проедем. Поверь, Сар, император будет выжидать до последнего дня и только после того, как мы отправимся в степь, начнёт дрючить генералов, но не за то, что они бросили свои легионы против нас, а за то, что не смогли поймать. Ладно, хорошо уже то, что они не напали на наш след сразу. Это даёт нам возможность хорошенько подготовиться к поездке на юга. Ты когда-нибудь был на море? Купался в солёной воде?

Сарройтар ухмыльнулся:

— На нескольких, Валент, но ты знаешь, купаться в море это, на мой взгляд, величайшая глупость.

Вскоре нас позвали к столу. Так, совместного завтрака на лесной поляне началась наша свободная жизнь, полная тревог, хлопот и приключений. Почти десять дней нас никто не тревожил, что позволило нам снять с себя и куаратов доспехи. Всё это время мы занимались заготовкой мяса, сладких луковиц дикого чеснока, кореньев чарлака, которые весьма неплохо заменяли редийский картофель, орехов и ягод, а потому к морю отправились не с пустыми руками. По пути на юг мы несколько раз спешивались неподалёку от деревень и я вместе с несколькими парнями ходил к луртиям за покупками. Нас интересовали только соль, сахар и керосин. В нас сразу же узнавали тех самых ред-куаров, которые сбежали из столицы, но не боялись и охотно продавали нам всё, что мы просили. Через восемь дней мы перевалили через горный хребет и оказались в субтропиках, в высоком, вечнозелёном лесу с множеством плодов. Куараты, обладавшие тончайшим нюхом, безошибочно определяли, какие из них съедобные, а какие нет, мои друзья тоже хорошо это знали, но я снимал пробу с каждого очень осторожно и нашел ещё парочку, которые мне ни в коем случае нельзя было есть, чтобы не отравиться.

Вечером девятого дня мы добрались до берега Сеанорского моря и оказались на чудесном пляже с множеством высоченных пальм в том месте, где в море впадала бурная горная речка. Места окрест были совершенно дикие и безлюдные. На побережье Западного Куарата находилось всего лишь десятка три городов и они не были соединены меду собой дорогами. Все они шли только вглубь континента и ни одна вдоль берега, что существенно упрощало нашу задачу, но, прежде чем двинуться дальше на юго-восток вдоль берега моря, я предложил своим друзьям хотя бы на недельку забыть обо всём. Поэтому, соскочив с Витязя, я первым делом снял с него вьюки, расседлал, вытряхнул его из доспехов и, раздевшись до одних плавок, которые пошил заранее, повёл его купаться. Через несколько минут мы плескались в тёплой воде и вскоре к нам стали по очереди присоединяться все остальные мои друзья. Витьку понравилось купаться в морской воде, но ещё больше это понравилось ред-куарам и даже Сарройтар, повздыхав, разделся и присоединился к нам.

Палатки мы поставили чуть ли не затемно, а всеми остальными делами занимались уже утром. Потом была не одна, а целых четыре недели беспечного отдыха, полного моря, солнца множества фруктов и неги. Мы их заслужили и они требовались нам для того, чтобы окончательно прийти в себя. Уже на третий день сначала все парни, а потом и наши жены щеголяли в купальных плавках и своих кожаных лифах, подшитых тонким полотном. Загар мало по малу маскировал шрамы, которые покрывали наши тела затейливой вязью. На девушках они если имелись, то только от даггенарий. По мере того, как ослепительное, жаркое южное солнце с утра до вечера покрывало наши мускулистые тела шоколадным загаром, скрывая хотя бы для взгляда издали шрамы, оттаивали наши души. Нет, они не зачерствели и не огрубели, но их всё же застудили своими ненавидящими взглядами зрители, наблюдавшие за тем, как с нами раз за разом не могли ничего поделать превосходящие нас по численности отряды и потому они покрылись коркой льда, который быстро растаял.

Сделало своё дело и ласковое море, а вместе с ним наш лучший друг и наставник Сарройтар, которые на пару размягчили наши шрамы и они сделались не такими жесткими и грубыми. Хотя нет, море имело к этому весьма опосредованное отношение. Куда больше мы должны благодарить за этого нашего мудрого дагген-куара. Он велел нашим женам пройтись по берегу и собрать как можно больше нитевидных, фиолетовых водорослей. Мы же в это время копали себе в белоснежном песке глубокие песочные ванны. Потом наши любимые тщательно обёртывали нас мокрыми водорослями, затыкали уши, укладывали в песочные ванны и засыпали песком так, что снаружи оставались только брови. Такие процедуры нам отпускали дважды в день по часу, полтора и именно они сгладили наши шрамы. И плюс к этому мощнейшая целительная энергия, которую на нас изливал наш друг, учитель и куда более лучший целитель, чем я, хотя и без диплома.

Поначалу Сарройтар ворчал, но потом, принюхавшись к морю, водорослям, песку и всему прочему, заявил, что мы проведём здесь не меньше трёх недель, если и того не больше. В общем он будет врачевать нас до тех пор, пока не испортится погода. У меня не было против этого никаких возражений. С юга наш путь всё равно лежал на север, где мы должны будем упереться лбом в ледяные торосы Северного моря и зиму. Только после этого мы повернём сначала на восток, а затем на юго-восток и помчимся к родному стойбищу, где нас будут ждать утеплённые на зиму куар-дахтаны и родня. Вот там-то по весне и будут сыграны наши свадьбы и это станет чуть ли не самым великим событием за всю историю Куарата. Еще бы, столько девушек из благородных семей вышли замуж за молодых княжичей из степи. До этого дня нужно было ещё дожить, а пока что мы только и делали, что принимали песочные ванны с водорослями, купались, загорались и то и дело удалялись в свои палатки, которые теперь стояли поодаль одна от другой в тени вечнозеленых деревьев.

Речка с кристально чистой, прохладной водой протекала рядом, фруктов на деревьях созрело множество, а в окрестных лесах хватало оленей и кабанов. Поэтому никто из нас, даже наши куараты, не перетруждались, но к концу четвёртой недели небо затянули свинцовые тучи, стал моросить нудный дождь, а море посерело и начало штормить. Таким был сигнал природы, что нам пора отправляться в путь и мы быстро собрались в дорогу. По пути на восток нам предстояло обойти пять городов и добраться до шестого, большого города, порта, крепости и военной базы, то есть до двурогого мыса Арговад, по имени которого был назван этот оплот Кеофийской империи. Арговад был хорошо защищён как с моря, так и с суши. Именно от него шла на север Пограничная дорога, соединившая двадцать семь крепостей, построенных в двадцати пяти километрах от границы с Куаратом. Как к этому городу, так и ко всем остальным пяти из Нового Света были проложены отличные дороги и все переваливали через Сеанорский хребет. Города были построены как раз напротив перевалов.

Хотя прибрежные города были построены ещё лет четыреста назад, кроме как охотой, ни земледелием, ни животноводством их жители не занимались. Правда, у них были сады и небольшие огороды. Это были типичные портовые города-крепости за высокой каменной стеной с численностью населения в тридцать, сорок тысяч человек и исключение составлял только Арговад со стадвадцатитысячным населением. В них жили военные моряки и пехотинцы, а также рыбаки и корабельных дел мастера со своими семьями. На Сеанорском хребте имелось немало небольших ледников, откуда в города доставлялся лёд и потому из них вглубь материка ежедневно отправляли фургоны с мороженой рыбой. Мы, между прочим, тоже ловили рыбу, только занимаясь подводной охотой. Куараты очень любили её, вот только нырять за ней не умели, зато все ред-куары не только прекрасные пловцы, но и отличные ныряльщики, ведь задержать дыхание на семь, восемь минут никому не составляло особого труда.

Как только наш отпуск на море закончился, мы поднялись повыше в предгорья и со средней скоростью направились к мысу Арговад, стараясь держаться от берега на расстоянии в десять, пятнадцать километров. Дороги мы пересекали в глубоких сумерках, когда по ним уже никто не ехал. На побережье пока что не знали, что мы подались к морю. Через семь суток, города отстояли один от другого на довольно большом расстоянии, мы добрались до места за час до полудня. Движение по Пограничной дороге было не таким интенсивным, как по всем остальным, хотя она и была вдвое шире, что и понятно, это ведь была по сути дела рокада, военная дорога вдоль линии фронта, хотя такового не было. Глядя на крепость со склона отрога, я снял с головы шлем и почесал затылок. Теберс, ехавший слева от меня, насмешливо поинтересовался:

— О чем задумался, Валент? Неужто хочешь пошуметь?

— Тут не очень-то пошумишь, — со вздохом откликнулся я и указал рукой на крепостные стены, — высота метров пятьдесят, не меньше, широченный ров и ворота заперты наглухо.

— Все правильно, — ответил он, — я бывал здесь несколько раз. Это ведь не такой уж и маленький полуостров. От Северной стены до порта восемнадцать километров будет и крепостная стена возвышается вдоль всего берега. К Арговаду проведено с гор семь подземных водопроводов и никто не знает, где они проходят. Припасов в нём хватит лет на десять, а гарнизон прекрасно обучен. Как ты сам видишь, на пять километров от крепостной стены срублены все деревья и кустарники, а поверху установлено множество метательных машин и крепостных арбалетов. Поэтому крепость считается неприступной.

Внимательно вглядываясь в ровное поле перед крепостной стеной через электронный бинокль, я вскоре нашел то, что искал, самые далекие отметины от падения каменных снарядов и стрел. Расстояние было очень большим, свыше четырёхсот метров. Ухмыльнувшись, я веселым голосом сказал:

— Штурмовать Арговад мы не станем, но всё же чуток шумнём. Ребята, я оторвусь от вас на двадцать метров вперёд, так что ко мне не приближаться. Обо мне не беспокойтесь, я остановлюсь на пятьдесят метров дальше, чем они способны выстрелить. В общем посмотрим, что станет делать комендант крепости. Сар, поднимай в воздух наших маленьких крылатых помощниц.

Словно лавина или камнепад мы обрушились вниз по склону и были отчасти похожи на нечто каменное, так как наши доспехи имели рыжеватый, светло-коричневый цвет и маслянисто блестели. Небо прояснилось и стояла солнечная погода. На крепостной стене нас заметили ещё тогда, когда мы спускались наискосок по склону к дороге. Только что наверху никого не было и вот уже множество солдат заняли свои места возле метательных машин и тяжелых крепостных арбалетов. Не обнажая мечей мы вылетели из леса, домчались до дороги и двинулись по ней к крепости. Куараты восприняли всё правильно, как шутку и потому весело задавали шутливые вопросы типа: — "А сможешь ли ты взобраться на эту стену вместе со старшим братом и вьюками? Наверное нет, она же совсем ровная". Ответы были таким: — "Почему нет" Она же сложена из камешков и между ними есть щели, в которые могут вонзиться мои стальные когти". Вот тут куараты не шутили. Они обладали феноменальной способностью подниматься вверх по скалам, лишь бы они не имели отрицательного уклона.

Штурмовать крепость нам не было никакой нужды, а потому я, подъехав на безопасное расстояние, поднял вверх прозрачное забрало, изготовленное берл-Заораном из дюжины слоёв тонкого, закалённого стекла, он был прекрасным стеклодувом, и совершенно прозрачной плёнки. Её он делал из бычьего пузыря. Все слои были склеены между собой тончайшими огненными нитями и потому пуленепробиваемое забрало имело золотистый цвет, но было совершенно прозрачным. Точно такие же "очки" закрывали глаза куаратов. Достав подзорную трубу, я, широко улыбаясь, принялся внимательно разглядывать защитников крепости. На меня смотрели через подзорные трубы десятка два офицеров и о чём-то переговаривались. Наконец один из них повернулся и отдал приказание. Несколько солдат сразу же принялись менять угол возвышения одного из огромных арбалетов и вскоре явно доложили, что готовы выстрелить по мне. Офицер кивнул и что-то снова приказал. Солдаты сразу же отвели арбалет чуть в сторону, офицер махнул рукой и здоровенное копьё полетело в мою сторону.

Прицел солдаты сбили капитально и оно вонзилось в землю хотя и на той линии, на которой я стоял, но двенадцать метров левее меня. Попросив Витька подъехать, я выдернул стрелу-копьё из земли, воткнул вертикально и повесил на него небольшой кожаный мешочек с пятью сотнями сатернов серебром и запиской: — "Отличный выстрел, господа офицеры. Вы прекрасно несёте службу. Выпейте за наш счёт вина". После чего помахал рукой защитникам крепости, они помахали руками нам и я не спеша поехал в голову отряда. Дорога чуть ли не от самой крепости, плавно извиваясь, поднималась вверх. Мы подъехали к крепостным воротам на расстояние в полкилометра и потому смогли услышать громкие, одобрительные крики. Как только я возглавил колонну и куараты шагом тронулись в путь, за нашими спинами заскрипел опускаемый подъёмный мост, но мы даже и не подумали попросить их увеличить скорость и были полностью правы.

Вскоре из крепости галопом вылетел крупный белоснежный жеребец и через несколько минут, промчавшись мимо нашей колонны, меня нагнал одетый в новенький офицерский мундир, но не в доспехи, средних лет мужчина. Его лицо мне сразу же показалось знакомым. По-моему я однажды оперировал его колено. Оно было почти полностью раздроблено кем-то из наших парней, но нам с Сарройтаром удалось его сложить, склеить и сшить все связки, сосуды и нервы, а также соединить двумя штифтами верхнюю часть большой берцовой кости этого парня. Попросив Витька остановиться, я поднял в знак приветствия правую руку и широко улыбнулся. Офицер также поприветствовал меня и с обаятельной улыбкой представился:

— Генерал Карт, я эргедант Велорис Бастенс, командую в Арговаде десятью сентарнами тяжелой пехоты. Счастлив и безумно рад, что вы решили взглянуть на нашу крепость. Генерал, я ваш вечный должник. Когда я, не чувствуя своего изрядно избитого тела лежал на операционном столе и глядел, во что превратилось моё колено, то уже даже не мечтал о том, что вам удастся спасти мне ногу, а сейчас верите, даже не хромаю и у меня на колене не осталось ни одного шрама. Трети парней из моей первой сентарны здорово тогда досталось от ваших парней, хотя мы их тогда изрядно покромсали глефами. Эх, да что же это я говорю о таких глупостях, ведь всё в прошлом, Валент, и вы, наконец, едете домой, — резко повернувшись назад, Велорис взял в руку седельные сумки и протянул их мне, — друг, здесь наши подарки. Мы последние два с лишним года часто ныряли с лодок на Западной отмели и Сеанорское море кое-чем нас одарило. В этих сумках жемчуга и коралловые веточки для ваших жен. Извини, Валент, но для вас, ред-куаров, самых благородных воинов, у нас ничего нет. Кроме слов признательности. Это просто здорово, что вы к нам заглянули. Значит нам не нужно будет выглядывать в море то купеческое судно, которое плывёт к берегам Восточного Куарата и гнаться за ним.

Честно слово, я чуть было не прослезился, услышав эти слова. Жемчуг и кораллы не Бог весть какое богатство, но когда для тебя достают их те парни, которые так ожесточённо сражались с тобой, но после того, как ты исцелил их раны, они не держат на тебя зла, они приобрели для нас огромную ценность. Взяв седельные сумки, я растерянно улыбнулся и огорчённо вздохнул:

— Как жаль, Велорис, что мы не можем сделать ответный дар прямо сейчас, но он обязательно последует, друг мой.

— Почему это не можем? — насмешливо спросил меня подъехавший Сарройтар, который сидел за спиной Алхората, дяди Лилайле, и засунул руку в свою сумку — Ещё как можем. Вот, держи это, эргедант Велорис Бастенс. Как знать, может быть красный глаз спасёт от смерти множество защитников этой крепости. — дагген протянул полковнику Бастенсу алый стеклянный шарик диаметром сантиметров в пять и оранжевый кисет с алым кожаным шнурком — Носи его в этом мешочке на шее, парень. Если когда-либо на вашу крепость нападёт враг и силы будут слишком неравными, хотя какого чёрта, пусть это будет даже маленький отряд пьяных в дымину пиратов, которых вы решите не убивать, но проучить как следует, поднеси красный глаз к лицу, посмотри на него, сконцентрируйся, что есть сил, и вызови Великую Даггайну, сыновьями и дочерьми которой являются все члены нашего клана. Она сразу же отзовётся и ты почувствуешь это. Вот тогда-то ты и попросишь, чтобы она прислала своих огненных воительниц. Поверь, против них не сможет устоять никто. Они прогонят прочь кого угодно, а поскольку воды здесь хоть залейся, то им будет не сложно вылечиться от красной лихорадки. Относительно всех, кто находится в крепости, парень, можешь не волноваться. На них огненные даггенарии лихорадку насылать не станут. — вложив красный шарик в кисет, Сарройтар повесил его на шею полковнику Бастенсу и добавил — Когда надумаешь стать ред-куаром сам и того же захотят твои люди, Велорис, сначала поговори с Великой Даггайной. Это раньше, когда её не было, огненные даггенарии были бестолковыми и глупыми, а потому у них далеко не всегда всё получалось так, как надо. Теперь, когда благодаря Валенту она, наконец, появилась на свет и с каждым днём становится всё мудрее, всё изменилось. Да, если тебе захочется просто поболтать с таким непостижимым существом, как царица всех цариц и повелительница огненных даггенарий, то учти, чем чаще ты это будешь делать, тем больше вероятность того, что ты рано или поздно станешь дагген-куаром. В тебе есть способности к этому и ты будешь последним дураком, если не станешь их развивать.

Неожиданно для нас всех Велорис схватил Сарройтара за руку и прижался к ней лбом, сказав нашему даггену:

— Спасибо, учитель, я именно так и поступлю, но не сейчас, а позднее. Из-за Сеанорского моря последнее время приходят тревожные вести. Над нашей империй, кажется, сгущаются грозовые тучи, а потому я должен оставаться в строю. — выпрямившись, он посмотрел в ту же сторону, куда смотрел я, а мой взгляд был обращён на ещё одно моё "изобретение" — гелиограф, установленный на высокой башне, с которого велась передача, что заставило Велориса проворчать — Чёртовы бестии! Валент, боюсь, что за Сеанорским хребтом вам устроят засаду. Этим ослам всё неймётся доказать императору, что они в состоянии победить ред-куаров. Прощайте, друзья.

Улыбнувшись, я успокоил полковника:

— Не волнуйся, Велорис, мы даже не станем их колотить за это. Прощай, друг, и помни, ред-куары могут жить не только в степи, но и в городах, а дагген-куары иметь жен и нормальные семьи, что бы по этому поводу не говорили всякие отсталые типы.

Полковник Бастенс поскакал к крепости, в которой он командовал без малого пехотной дивизией, ведь в пехотной сентарне насчитывалась целая тысяч одних только солдат, которыми руководило двадцать пять офицеров. Мы же наконец двинулись на север. Сарройтар с Алхоратом ехали справа от меня, а Теберс слева. Именно он задумчивым голосом негромко сказал:

— Похоже на то, Валентин, что твоя наука вышла далеко за пределы Кеофийской империи и где-то есть типы, которые очень не хотят, чтобы она и дальше развивалась так стремительно.

Пожав плечами, я усмехнулся:

— А ты что, думал, что будет по иному? Нет, Тебби, на Редии и помимо Тенуриза хватает умников. Поэтому уже очень скоро ему будет уже не до нас, но мы всё равно сделали своё дело. Благодаря нам он имеет самую лучшею армию на планете, а учитывая то, что очень многие эргеданты и даже эногеданты прошли через зверинец, они уже усвоили, что врага нужно не убивать, а захватывать в плен, как это всегда делали ваши моряки. Лишь бы его враги не изобрели порох, а всё остальной можно будет пережить.