Записки адвоката. Драконье право

Теперь наступил черед ответчицы. Быть может, другая женщина на ее месте растерялась бы или расплакалась, но моя боевая клиентка не собиралась опускать руки, намереваясь драться до последнего. Воочию увидев судебный процесс, она преисполнилась возмущения. Кроме всего прочего, гномы крайне редко лгут, поэтому откровенное вранье ее несказанно бесило.

Ральдина Ранссон буквально в нескольких предложениях сообщила свое видение ситуации.

— Я ему все прощала, даже то, что он по бабам шлялся, — возмущенно басила она. Неизменная соломенная шляпка с розочками на ней смотрелась настолько нелепо, что это даже было по-своему красиво. — Я его сыночка выкормила, вырастила, а теперь он ишь какую пакость задумал! Не для того я сто восемьдесят лет с евойным папашей прожила, чтоб теперь меня на улицу вышвырнули, как собаку какую! Да никакой он не увечный, справный мужик был, и к нам с сестрицей несколько раз наведывался в гости. Могу вам сказать, что вел он себя как мужик, а не как какая-то развалина беспомощная! Да и молодой он совсем был, еще и трехсот не исполнилось, а вы баете "беспомощный". Да какой же он беспомощный, ежели в кузне работал до самой смерти?

Судья, слушая гневную речь ответчицы, что-то рисовала в блокноте. Хоть бы вид сделала, что ее это интересует!

— Этот поганец хоть бы богов побоялся! Я ж ему вместо матери была, а теперь ишь как заговорил! — закончила свой рассказ моя клиентка, потрясая внушительным кулаком в сторону истца.

Судья не потрудилась задавать вопросы, предоставляя это представителю истца, который тут же насел на ответчицу.

— Так что же, для вас сестра была важнее мужа, раз вы его бросили и уехали? — патетично вопросил он.

Но мою клиентку было трудно сбить с толку.

— Сестра хворала, а муж здоровенький был! — заявила та, подбоченившись.

Сколько он не бился, иного ответа не получил и в конце концов отступился.

Выслушав взаимные претензии сторон, мы перешли к допросу свидетелей. Со стороны истца вызвали его невесту и соседку наследодателя.

Обе они почти слово в слово повторяли, как покинуто мыкался по дому Перальс Ранссон, как бессовестно его бросила жена. Правда, они несколько путались, когда именно он заболел, а соседка вообще перепутала, какая сторона тела у него отнялась.

Впрочем, судья старательно не обращала внимания на подозрительные неточности.

Нашими свидетелями были также соседи покойного.

Почтенная Аральда Паркиссон относилась к той благословенной категории старушек, которые все видят и все обо всех знают. Ее цепкий взгляд казалось, мог проникать сквозь предметы.

На мой вопрос, что ей известно о деле, она бойко сообщила.

— Жена у Перальса ей-ей святая, и дите его вырастила, и все его выкрутасы сносила. Он, бывалоча, Ральдину, женку свою, и поколачивал. Да и погуливал покойничек немало, особливо как женка к сестре ейной уехала. Соседка, Торина, привечала его ночами. Так что неча пенять, что Ральдина ему плохой женкой была. И ты, балбес молодой, — презрительно глянула она на истца, — Богов бы побоялся! Нешто Тюр тебе такое спустит!

Надо думать, истца менее всего волновал гнев высших сил, значительно сильнее его тревожили материальные вопросы.

— А каково было состояние здоровья вашего соседа? — поинтересовалась я у свидетельницы.

— Да ну, нешто мужик к бабе на постой пойдет, коль он немощный совсем? Раз по бабам ходил, да молотом махал в кузне, то, стало быть, справный он был. — Прозаически ответила свидетельница.

Я спрятала улыбку. Да уж, интересная картинка вырисовывается.

Безусловно, бабуля могла бы многое порассказать, но основное она уже сообщила.

— Можете быть свободны. Пригласите следующего, — попросила судья.

В зал, покачивая бедрами, вплыла пухленькая молодая гномка.

— Скажите, пожалуйста, в каких отношениях вы были с господином Перальсом Ранссон? — Начала я с самого главного.

Свидетельница покраснела и принялась наматывать на палец высветленный локон.

— В близких отношениях. Очень близких. — Тихо проговорила она, явно стараясь не смотреть в сторону моей клиентки.

— Правильно ли я понимаю, что вы состояли в интимной связи? — уточнила я.

— Да, — подтвердила она, опуская глаза.

— Я протестую, ваша честь! — вскочил с места представитель истца. — Какое отношение это имеет к пренебрежению ответчицей своими обязанностями по уходу за супругом?

— Вы хотите сказать, что беспомощный инвалид мог бегать к любовнице, как только жена выходила за порог? — Язвительно парировала я. — Полагаю, в постели с любовницей он ни в какой помощи не нуждался.

— Ведите себя прилично, представитель ответчицы! — Тут же нахмурилась судья.

— Прошу прощения, ваша честь, но свидетельница, как весьма близкое к наследодателю лицо, может достоверно рассказать, был ли он так беспомощен, как утверждает истец. — Не сдавалась я.

— Хорошо, спрашивайте, только будьте корректны! — определилась судья.

В случае удовлетворения иска мы точно обжалуем данное решение, поэтому теперь Гул'дан по возможности скрупулезно соблюдала требования процесса, чтобы не давать лишних зацепок для апелляционной жалобы.

— Скажите, в каком состоянии находился Перальс Ранссон в последние месяцы перед смертью? — Обратилась я к свидетельнице, ободряюще ей улыбаясь.

Кажется, она всерьез опасалась, что моя клиентка повыдерет ей косы за посягательство на покойного муженька, но согласилась явиться для дачи показаний! Чисто гномья сознательность.

— Да в обычном. — Пожала плечиками она, явно приободрившись. — Заходил дважды в неделю, на слабость не жаловался. Говорил, что рука левая немного немеет, еще шутил, что меня надо держать обеими руками, а то к молодому сбегу... Вот и все!

— Говорил ли он вам, что плохо себя чувствует, что сын ухаживает за ним? — уточнила я.

Она всплеснула пухлыми руками, унизанными кольцами.

— Да какой уход? Сын его раз в месяц приезжал — денег у отца попросить.

— Благодарю вас, у меня нет больше вопросов. — Бодро сообщила я.

— У истца будут вопросы? — судья вопросительно взглянула на его представителя.

— Конечно, ваша честь. — Откликнулся тот и буквально засыпал свидетельницу вопросами. Впрочем, без особого успеха: если уж гном или гномка что-то решили, то их ни на миллиметр с места не сдвинешь.

— Говорил ли вам господин Перальс, что скоро разведется с женой и женится на вас? — Задал он провокационный вопрос.

Я напряглась: это ведь широко распространенная лапша, которую женатые мужчины всех рас развешивают на ушах влюбленных женщин. "Ах, дорогая, я скоро разведусь с женой, и мы будем так счастливы вместе". И неважно, что "скоро" понятие растяжимое и, как правило, никогда не наступает. Зато если свидетельница ответит утвердительно, это будет весомым доказательством, что наследодатель действительно собирался разводиться.

Но свидетельница тоже не лыком шита и самым наглым образом обманула этот хитрый расчет.

— Нет, — уверенно заявила она, — Перальс жениться никогда не обещал. Он мне так сразу и сказал, мол, жену люблю и она у меня золото. Только... темперамент у нее не тот. А он был мужчина-огонь!

Она мечтательно зажмурилась, видимо, вспоминая некоторые проявления этого самого огня. На мою клиентку было страшно смотреть: ее раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, хоть после смерти мужа она узнала, как он ее любил и ценил (жаль, обычно такие признания можно выдавить из мужчин только под пыткой!). А с другой, он ее за глаза называл практически фригидной...

Тем временем представитель истца судорожно искал, к чему бы придраться. Видимо, он не рассчитывал на такую патологическую честность покойного. Впрочем, среди гномов встречается и такое.

— Вопросов больше не имею. — Наконец кисло сообщил он.

Завершающая часть судебного рассмотрения промелькнула мгновенно. Судья огласила материалы дела, весьма флегматично выслушала дебаты и отбыла в совещательную комнату.

Через полчаса она огласила решение: требования истца удовлетворить, ответчице отказать. Жаль, что обоснования таких выводов не прозвучало. Судья вправе не печатать сразу весь текст, а лишь сообщить суть, а через пять дней изложить его полностью.

Мы вышли, стараясь не обращать внимания на буйное торжество истца, который крутил дули мачехе и нецензурно ее обзывал. Разумеется, дежурный милиционер куда-то отлучился (как всегда в нужный момент!), так что приструнить хулигана было некому.

Оставалось вполголоса объяснить клиентке порядок и сроки апелляционного обжалования и договориться, что через неделю она заглянет ко мне с готовым решением, а я к тому времени обдумаю аргументацию жалобы.

На этом мы попрощались и я побрела к выходу, чувствуя себя донельзя уставшей и расстроенной. Разумеется, исход дела можно было предвидеть заранее, но никто не любит проигрывать. Ладно, это еще не конец, посмотрим, чем все закончится.

С этой мыслью я вышла из здания и замерла, забыв отпустить дверную ручку.

Возле суда меня поджидал сюрприз: Шемитт, который нежился в солнечных лучах, опираясь на капот машины. Он радостно улыбнулся и шагнул вперед, явно не сомневаясь, что я встречу его с распростертыми объятиями.

А я стояла, как приклеенная, не зная, злиться, огорчаться или радоваться его неожиданному появлению.

Надеюсь, он не додумается пылко меня поприветствовать? Под окнами суда это определенно неуместно!

Судя по хитрой улыбке, Шемитта подмывало именно так поступить. Видимо, догадавшись, что рискует получить по голове портфелем (и к йотуну сдержанность!), он галантно поклонился и поцеловал мне руку.

Горячие губы дракона обжигали кожу, от усталости и неожиданности кружилась голова... Признаюсь, раньше подобные фокусы на меня еще как действовали, но теперь не оставалось сил ни на пикировки, ни на буйные страсти.

— Добрый день, Шемитт. Что ты здесь делаешь? — прохладно поздоровалась я, как будто встретила шапочного знакомого.

Откровенно говоря, очень хотелось обратиться к нему на "вы", но как-то нелепо так обращаться к любовнику.

— Встречаю тебя, — с улыбкой ответил наглый дракон.

— И зачем же? — приподняла брови я в деланном недоумении.

— Ты полагаешь, стоит разговаривать об этом здесь? — поинтересовался Шемитт с ленивой усмешкой и указал глазами на автомобиль.

Я досадливо прикусила губу, но не стала спорить. Здесь не место для сцен.

— Хорошо, поехали, — согласилась я, позволяя усадить себя в машину.

До моего дома доехали молча: у меня сильно разболелась голова, а Шемитт всецело отдался процессу вождения.

Звуки и яркий свет били по нервам ножом, а от мысли, что сейчас придется что-то объяснять Шемитту, к горлу подкатывал ком.

Наконец машина остановилась, и Шемитт помог мне выйти. Он встревожено заглянул мне в лицо, но ничего не сказал, только обхватил за талию, поддерживая без слов.

В тот момент мне было все равно. Даже умиротворяющий вид мамочек с колясками, которые расположились у подъезда и хвастались своими чадами, нисколько не улучшил моего настроения. Хотя обычно малыши настолько умилительны, что поневоле расплываешься в улыбке...

Оказавшись наконец дома, я жестом пригласила Шемитта проходить и отправилась в ванную. Смыла косметику, тщательно умылась холодной водой, и плевать на внешний вид.

Хотелось, чтобы меня просто оставили в покое. Я посмотрела в зеркало на свое бледное лицо и решила, выслушаю Шемитта и постараюсь спровадить. Все равно он не оставит меня в покое, раз уж явился.

С этой мыслью я вышла из ванной и направилась в гостиную.

Он мерил шагами комнату, но при моем появлении замер. Огненные глаза казались теплыми и ласковыми, на губах играла нежная улыбка... Как будто он никуда не пропадал!

— Зачем ты приехал? — Опустившись в кресло, устало поинтересовалась я.

— Ты не рада меня видеть? — ответил он вопросом на вопрос, садясь на диван напротив.

— Почему же? Рада. — Я пожала плечами и поморщилась, поскольку от этого неосторожного движения боль в голове усилилась.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросил Шемитт, заметив мою гримасу. — Ты как-то странно себя ведешь. Тебе плохо?

— Голова болит, — призналась я, потирая висок.

— Посмотри мне в глаза. — Велел он, осторожно взяв меня за руку.

От ладоней дракона исходило умиротворяющее тепло, хотелось закрыть глаза, прижаться к ним щекой и мурлыкать, как кошка на подоконнике...

Не знаю, сколько я так просидела, но пришла в себя от заботливого вопроса Шемитта.

— Вот и все. Тебе лучше?

Голова действительно больше не болела, хотя усталость все равно брала свое. Лекарство тут только одно: как следует выспаться.

Пришлось судорожно подыскивать нейтральную тему, потому что огненные глаза Шемитта были так близко, что хотелось сгореть в них без остатка.

Он так и не выпустил моей руки.

— Да, спасибо. Надо же, не знала, что драконы умеют врачевать! — С преувеличенным энтузиазмом произнесла я, борясь с неуместными желаниями.

— Совсем немного. Но я рад, что получилось. — Улыбнулся Шемитт, осторожно провел кончиками пальцев по моему лбу, щеке, шее...

— И все же, зачем ты приехал? — отшатнувшись, повторила я.

Улыбка сбежала с губ дракона, и он посмотрел на меня неожиданно серьезно и строго.

— Я просто хочу быть с тобой, — спокойно сказал он, как само собой разумеющееся.

— И ты так долго об этом раздумывал? — вырвалось у меня.

— Послушай, я дракон, и у меня своя жизнь, своя работа. Но ведь у тебя тоже! Разве это помешает нам быть вместе, если мы этого хотим?

Отведя взгляд, я рассеянно погладила ворсистую ткань кресла...

От Шемитта пахло веточками сосны, разогретыми на солнце капельками смолы и ароматным дымком — так знакомо, что слезы наворачивались на глаза. В моей гостиной он казался инородным телом, чужой и одновременно такой близкий...

За последние дни я свыклась с мыслью, что между нами все кончено, а теперь он вдруг переворачивает с ног на голову. Впрочем, он ведь не замуж меня зовет! А остальное давно решено. Пусть на кухне сердито гремит кастрюлями Нат (он терпеть не может Шемитта), пусть я всегда буду на втором месте после драконьих дел, пусть Шемитт своеволен и непредсказуем, как лесной пожар...

Подняв взгляд на него, я улыбнулась.

— Ты останешься на ночь?

Его ответная улыбка получилась откровенно хищной...

И жизнь потекла своим чередом. Торопливая суета будней сменялась выходными, которые я проводила у Шемитта. Мы избегали встречаться у меня, так как Нат никак не мог смириться с таким поворотом и опустился до мелких пакостей вроде "случайного" пятна на рубашке дракона. О причинах домовой не говорил, отделываясь односложным "я не нарочно", во что верилось с трудом. Конечно, это изрядно огорчало, но пришлось смириться.

Мы с Шемиттом объездили вдоль и поперек Вилийские горы, несколько раз летали на охотничий остров, ходили в гости. Разумеется, в его пещере я тоже потихоньку обживалась, притом обошлось без споров, кому мыть посуду и почему разбросаны носки.