Вот в эдаком духе и шушукалось теперь все Управление. Но это не столь важно, это так, к слову...
— За двое суток, прошедших с момента вашего отсутствия, в Верхнем Ра-Туссе произошло: убийств — три, из них на бытовой почве одно, уличных грабежей — пять, все — в темное время суток, случаев мошенничества — десять. Изнасилование — одно. Пропал один человек. На перекрестке улиц Дверной и Бочарной столкнулись две телеги. Лошадь, запряженная в одну из них, испугалась чего-то и понесла. Столкнувшись с другой лошадью, опрокинула ее вместе с возом. Лошадей из-за полученных травм пришлось добить и отправить к мяснику, оба возницы отделались ушибами.
— Сколько преступлений раскрыто? — Поинтересовался господин Нариа, постукивая пальцами по столу.
— Убийство на бытовой почве раскрыто — жена златокузнеца мужа из ревности отравила. Дело передано в мещанский суд. Из уличных грабежей раскрыто два, трое грабителей застрелены при попытке к бегству. Пойман один фальшивомонетчик.
— Изнасилование?
— Раскрыто... — Докладчик помялся. — Только странное оно какое-то...
— Потом расскажешь. А кто пропал?
Офицер сверился с записями.
— Девица Лианн шестнадцати лет отроду. Вышла вечером гулять, а обратно не вернулась. Родителей у нее нет, живет у тетки, та только к концу следующего дня о пропаже племянницы заявила. Дело ведет старший сирэ Макольм Эрениа.
"Вначале девицы у нас помирали, теперь пропадать начали. Тенденция, однако!" — раздраженно подумал старший полицейский. Он сидел спиной к окну, выходящему на Эс-Керт, и опускающееся за горизонт солнце сквозь распахнутое окно сушило его длинные, намного ниже лопаток, густые волосы — предмет особой, надо сказать, гордости. Хоть это и не очень солидно для столь уважаемого человека, но господин Нариа по праву гордился своими волосами необыкновенного бледно-золотистого оттенка (такого редкого, заметим в скобках, в экваториальной стране, где большинство жителей — смуглы и черноволосы), можно сказать, холил их и лелеял. До появления королевы Дрейк и госпожи Хелависы он был единственным блондином на весь Таварр.
Ладно, это к делу не относится, просто мы, кажется, немного отвлеклись...
— С пропавшей девицей Лианн попозже разберемся. Портрет составили?
— Так точно.
— Портрет мне на стол, вместе с рапортом офицера-следователя. Теперь давай про изнасилование. Что в нем странного-то?
— Будет исполнено. — Согласно кивнул офицер. — А странное вот что. Жених изнасиловал свою невесту.
— М-да-а... — Согласился господин Нариа. — Не сдержал порыва страсти?
— Выходит, что именно так, господин почтеннейший дьюк. Пришел к ней домой, когда одна дома была. Вначале тихо-мирно ворковали, потом... Ну, она, конечно, с ним заигрывала, но в рамках. На корсете шнуровка чуть распущена, ножка за ножку закинута, а юбка повыше подобрана. Женщина, что с нее возьмешь, сплошное кокетство. Вот и, видно, парень решил, что это ему прямые намеки, на кровать ее завалил, невзирая на крики и сопротивление, ну и...
— Понятно, — проворчал господин Нариа. — А она, значит, ничего подобного и в мыслях не имела?
— Имела, господин почтеннейший дьюк, но только после свадьбы. Воспитание строгое, семья богобоязненная, да и жених был парень приличный. Сейчас девчонка в слезах, родители с двух сторон в шоке, парень у нас в подвалах. О свадьбе, ясень день, не может быть и речи. Говорят, что мать ее от самоубийства с трудом удержала. За священником послали, для душевного успокоения.
— А жених себя как ведет?
— Вот уж действительно парочка так парочка, господин почтеннейший дьюк. Реакция у обоих одинаковая. Он пытался в камере голову о стену разбить! Двое стражников с трудом его утихомирили, пришлось в госпиталь перевести и ремнями к кровати привязать. И главное, если невеста понятно, с чего, то жених...
— Суда и наказания боялся? — Подкинул вопросик старший полицейский. — Чего ж тут странного тогда?
— Вот в том-то и дело, что, понимаете, не похоже. Он себя так ведет, словно его... — Адъютант замялся, подбирая определение. — Словно совесть мучает. Сильно, чуть не до исступления доводит. Знай орет в госпитале, что осознал, мол, и покаялся, и рвется прощения у нее просить. Мол, не хотел он, случайно вышло, затмение нашло, и все такое.
— Может, и вправду затмение, и в самом деле совесть... Если иных фактов не обнаружится, закрыть и передать дело в суд, — распорядился старший полицейский. — А вы мне, старший сирэ, лучше доложите свои соображения вот по какому поводу...
Он встал из кресла и собственноручно закрыл окно, задернув полупрозрачную шторку.
— Вы мне скажите, — раздраженно продолжал он, повернувшись обратно, — что, собственно говоря, посмели мне принести? Это сводка по Верхнему городу за три дня? Это сводка по всему Ра-Туссу за неделю! За неделю, старший сирэ, по обеим частям города! Причем главная доля всех преступлений должна приходиться на Нижний! А вы мне говорите про Верхний! Объясните мне, старший сирэ, почему у нас стремительно растет уровень преступности даже в приличных кварталах? И что же тогда творится в маргинальных?
— Не могу знать... — Растерянно пробормотал офицер.
— Почему? Как это происходит? Три дня назад по Верхнему у нас было пять случаев мошенничества за двое суток! И лишь два убийства и изнасилования в неделю, между прочим! А теперь норма перевыполнена втрое! Пока меня не было, может быть, вы распустились и стали хуже работать? Или причина в ином?
— Не знаю... Господин почтеннейший дьюк, такое впечатление, что люди словно озлобились. Ожесточились... Я не знаю.
— Я тоже не знаю. Но мне это мало нравится, старший сирэ. Поверьте мне, мало... И уж тем более поверьте, что я непременно доищусь до причин происходящего. Идите, вы мне пока не нужны.
Отпустив докладчика, господин Нариа углубился в размышления. Может быть, эта избитая фраза не слишком удачно характеризует то состояние, в которое погрузился полицейский, зато если в нее вдуматься, то окажется, что она очень хорошо позволяет представить себе ситуацию. Размышления клубились над господином Нариа, как мутные клубы тумана, они смыкались над его головой, подобно морским волнам, и колыхались, точь-в точь как волны от брошенного в воду камня.
Это была излюбленная манера мыслить полицейского. Когда со всех сторон тебя окружают массы кажущихся несопоставимыми фактов, когда ты не видишь связующих цепочек между ними, когда их так много, что ты попросту от бессилия тонешь в них — расслабься и какое-то время поплыви по течению. Не бултыхайся и не барахтайся — только наделаешь ошибок и этим привлечешь к себе акул. Но нырни в эту жидкую, текучую, колеблющуюся среду, сроднись с ней, прочувствуй ее — и тогда, возможно, неким шестым или седьмым чувством, интуицией или "третьим глазом" увидишь заветную ниточку, что проходит сквозь все неподъемные массы, скрепляет их, соединяет...
И приводит где-то там, вдалеке, или наоборот, совсем под твоим носом, к единому знаменателю. К некоей отправной точке — или наоборот, точке, в которой сходятся все разрозненные обстоятельства. К точке — концу, или точке — началу. Смотря откуда разматывать клубочек.
А в том, что он имеет дело именно с клубком, господин Нариа был убежден непоколебимо.
Потому что в совпадения он не верил.
Список необъяснимых, абсолютно нелогичных смертей — отправный пункт, с которого начались все эти "отклонения от нормы". Затем резкий скачок вверх бытовой преступности, небывалый прежде разгул уголовников в Нижнем Городе, поразивший даже его, досконально знавшего историю королевства. Затем аналогично непостижимое помрачение его собственного рассудка — иначе как можно объяснить, каким образом он мог допустить такую безумную эскападу, как ночное пьяное шествие за синим тюльпаном во главе с самой госпожой Хэлли, да еще и отпустить ее одну НА ТУ СТОРОНУ! Девушку, подругу королевы и министра короны... Только за это, если по совести, его следовало бы отдать под суд. Счастье еще, что с ней там ничего не случилось...
"Впоследствии могут доложить" — всплыло в послушной тренированной памяти. Этот намек королевы господин Нариа тоже присовокупил ко всем прочим странностям. И продолжил методичную их классификацию.
В нормальном состоянии он никак не мог допустить подобной истории — раз. В нормальном состоянии он не стал бы стрелять в младшего вахтенного офицера, да и тот бы не посмел произнести подобной наглости — это уже два, любезные господа, вам еще не надоело? Вышколенность в своих людях господин Нариа воспитывал лично. И за каждого из них мог поручиться... До последнего момента.
Искривленное в нахальной усмешке лицо вахтенного офицера, бросающего, пусть и вполголоса, оскорбление в адрес девушки. И его собственные пальцы, как в дурном сне, жмущие на оба спусковых крючка арбалета. Он не лгал, когда говорил королеве, что не сожалеет об убийстве.
Еще одна загадка, не имеющая решения. Все случилось мгновенно, неожиданно и без малейшего повода. Без каких-либо предпосылок, как по воле злого Случая.
"Озлобились люди" — вспомнил он слова старшего сирэ. Озлобились... Озлобились...
Резкий всплеск преступности...
Загадочные смерти...
Клубочек начал катиться по второму кругу.
Господин Нариа раздраженно вскочил с кресла, и край его длинных волос смел со стола разбросанные там и сям в беспорядке листки.
День давно близился к концу. Хотелось отдохнуть, а вообще, честно говоря, хотелось просто уехать домой, бросив дела на подчиненных, а дома затопить камин и блаженно опуститься в кресло со стаканом золотого крепкого вина. Мало найдется трудоголиков, способных пахать без морального отдыха после таких перипетий сюжета, и господин Нариа себя к ним отнюдь не причислял. Как любому нормальному, живому человеку, ему очень хотелось отдохнуть.
Но стремительное течение событий не позволяло делать себе таких поблажек...
— Так, значит, его пропустили за Стену, хотя он не предъявлял никаких документов?
— Так точно. Его и его спутника.
— Их еще и было двое? Ну-ка, ну-ка... Очень любопытно. Значит, начальник стражи сам доложил о своем проступке?
— Полагаю, он побоялся, что за него это сделают другие, господин Нариа.
— Осторожность — это похвально. А вот халатность — наказуемо. Но я не понимаю, вы что, вконец обленились, докладывая мне о таких мелочах?! Сами уже разобраться не можете?
— Начальник КПП счел нужным направить доклад по инстанции высшего порядка, с пометкой "синий тюльпан". Дело в том, что он утверждает, что эти люди назвали ваше имя. Они сослались на вас, господин Нариа.
Начальник полиции уже слишком устал — тюрьма, прием у королевы, да плюс выход на работу — а потому был зол и раздражителен. Докладывая, старший сирэ (тот самый, неофициальный адъютант господина Нариа) чувствовал, что находится в одной клетке с голодным ледниковым тигром. "Белокурый зверь", как иногда звали господина Нариа собственные подчиненные, в таком состоянии был способен на все.
Нет, в самом деле. Действительно на все.
К тому же сейчас господин Нариа замолчал, и это было как раз страшнее всего.
Старший сирэ мысленно взмолился Эссалону.
Господин Нариа вновь начал постукивать пальцами по столешнице.
Старший сирэ почувствовал, что потеет.
Температура пота сравнялась с температурой знаменитых ледников Селинианского Гишемина. Тех самых, где до сих пор в изобилии водятся мреши и упомянутые только что ледниковые тигры.
Дождавшись, пока подчиненного проймет окончательно, начальник полиции заговорил. Медленно, демонстративно еле сдерживая ярость.
— Старший сирэ, вы отлично знаете, сколько у меня работы, вы понимаете, как я устал и в каком состоянии в данный момент нахожусь. Невзирая на это, вы отважились прийти и морочить мне голову совершеннейшей ерундой. На вас это не похоже. Выкладывайте, что еще натворил этот ваш... — Он бегло перелистнул поданные бумаги. — Черный Менестрель? Кроме того, что элементарно заморочил головы стражникам, чтобы зачем-то смыться из города?
— Господин почтеннейший дьюк, вот доклад чиновника низшего ранга Лонг-Фэнга из пригородного селения Римгезы. — Адъютант подал еще одну скрученную в свиток бумагу. — Эта парочка — Менестрель со спутником — отметилась и там, причем весьма странным образом...
Господин Нариа нехотя принял бумагу.
По мере прочтения рапорта его черты лица все более и более обострялись, а ноздри длинного, слегка загнутого носа стали раздуваться, как у почуявшего след шаркана. Вначале неохотно взявший донесение, теперь он вчитывался в него, даже отчеркивая ногтем некоторые строчки. Быстро дочитав документ, господин Нариа коротко спросил:
— И это вы называете странным? Где сейчас автор? — И потряс в воздухе свитком.
— Чиновник низшего ранга...
— Короче!!!
— Может быть доставлен в течение трех часов, — быстро прочастил адъютант.
— Немедленно, экипаж за ним, быстро!!!
— Будет сделано!
Старший сирэ ударил правой ладонью по груди, развернулся на каблуках и мгновенно испарился, даже забыв второпях прикрыть за собой двери. За ними послышались громогласные приказания, и всего двумя минутами спустя господин Нариа увидел в собственное окно полицейскую карету с колоколом, под пронзительный звон выносящуюся со двора. Расторопности его подчиненные, во всяком случае, за два дня растерять не успели.
Мелочь, а радует, однако...
На Эс-Керте неумолимо снижалось солнце, и одновременно с его медленным падением на полицейского накатывалась лютая усталость. Не в силах самостоятельно бороться с ней, он плотно запер двери и вновь открыл заветный тайник, достав оттуда стеклянную бутылочку без маркировки, наполненную желтовато-коричневым порошком. Спохватившись, спрятал ее обратно и однократно дернул рычаг, вмонтированный в пол рядом с креслом. Где-то внизу прозвенел колокольчик, и явившемуся на зов адъютанту — "Вконец забегался сегодня!" — было приказано принести воды.
Растворив в стакане воды один наперсток шерника (разумеется, предварительно проследив, чтоб адъютант плотно закрыл за собой дверь), господин Нариа тщательно взболтал получившуюся взвесь и, зажмурившись, единым духом опрокинул в рот.
"Дрянью бодрящей" это зелье Черный называл не зря.
Но заряда бодрости теперь хватит минимум на три дня. Через них как раз грядет выходной, который он проведет в беспробудном сне у себя дома. Его не смогут привести в чувство даже военные барабаны, предвещающие начало собственной казни, зато теперь...
Зато эти два дня он проведет без сна в едином глазу. А значит, надо сделать эти два дня максимально результативными.
Чтоб убить время до доставки "чиновника низшего ранга", господин Нариа сходил на пару мелких допросов, насмерть перепугав "клиентов" одним своим появлением, в результате чего один сознался в ограблении овощной лавки, а другой — аж в хулиганских действиях, связанных с порчей чужого имущества и доброго имени, выраженной в измазывании дегтем ворот симпатичной, но неприступной соседки. Отправив первого под конвоем в мещанский суд (там свои предварительные камеры имеются), а второго с ходу приговорив к двадцати ударам плетью завтра утром на площади Рыданий, господин Нариа устроил смотр подвалам (которых многие обыватели, даже знатные, боялись почище тюрем, в том числе и знаменитого Синего Острога), нашел кучу мелких недостатков, сделал массовый выговор "подвальным чинам", всем сразу, оптом...
