Пехотинец на мгновенье остолбенел, смутился, но затем решительно надвинулся на тщедушного Степана и жестко, глядя глаза в глаза, тихо на русском языке сказал:

— Погоди елозить, танкист, и слушай меня внимательно.

Глаза пехотинца прожгли Криволапова до самой печенки. Того моментально охватил ледяной страх, сердце сдавило обручем. Руки и ноги онемели, сделались непослушными. Степан, бледнея и задыхаясь, жадно хватал воздух ртом. Он понял, что ему пришел конец. Это русские гэбэшники.

А зал в это время с новой мощью подхватил второй куплет:

— Что солдату снится на привале?..

Степан опомнился от сиюминутного шока и хотел вскочить. Но лапища пехотинца так сжала ему кисть, что у него выступили слезы на глазах, он вскрикнул от боли. Однако его крик потонул во всеобщем ликовании фронтовиков.

— Тише, тише, щегол! — прозвучал бас над его ухом. — Еще дернешься, и ты будешь размазан по столу, как клоп, за которым ты гоняешься по ночам, засыпая на Клингельхоферштрассе.

— Кто вы? Что вам от меня надо? — заикаясь, чуть не плача, перейдя на русский язык, промямлил Криволапов.

— Лично от тебя — ничего, танкист. Успокойся, — здоровяк отнял свою руку от его руки. — Нам нужен твой майор. Понял? Твой майор, Франц Ольбрихт. Запомни и передай ему следующее. Ему грозит опасность. Друзья хотят ему помочь. Он должен выйти с нами на связь. Встреча состоится здесь, в ресторане. Мы будем его ждать в любой день в вечернее время. Запомнил? Повтори.

— Майору грозит опасность. Друзья хотят ему помочь. Встреча здесь в любой день вечером, — потупив голову, не глядя на пехотинца, тихо промычал Степан.

— Смотреть в глаза, ну!

Криволапов задрожал и невольно поднял голову.

— Запомни! — жестко добавил гигант. — От нас нигде не скроешься. Мы тебя достанем везде, если надо. А теперь, — он слегка хлопнул Степана по спине — тот закашлялся от услышанной угрозы и хлопка, — продолжай пение, крестоносец. И смотри у меня, не чуди! — сказав так, пехотинец спокойно поднялся со стула и скрылся за дверью кухни, перед этим пригнув голову.

Степана лихорадило, руки дрожали. Чтобы никто не заметил его гнетущего состояния и не пристал с расспросами, он обхватил голову руками и прикрыл глаза. Кроме этого, он боялся поймать еще раз пронзительный взгляд русского атланта. Он боялся услышать еще раз этот громоподобный голос. Только когда прозвучали последние слова мелодичной песни Хельги:

Что солдату нужно на привале?

Торопит отпуска он срок.

Чтоб свою невесту в тихой дали

Поцеловать он смог! —

и отпускники бешено зааплодировали фронтовой певице, он немного опомнился, поднял голову, зверовато огляделся. На него никто не обращал внимания. Сержанта-пехотинца в зале не было.

Первая мысль, которая появилась у него, была 'Бежать!' Но, подумав, он сказал себе:

'А куда? Нет, это плохой вариант'. Вторая мысль — 'Напиться и забыться'. Этот вариант он также отмел. 'Пусть идет так, как есть. А там посмотрим, — остановился он на третьем варианте. — Мне ничего пока не угрожает. Время покажет, когда надо линять'.

— Элизабет! — взвизгнул Степан. — Пива две кружки! И быстрее! Schnell! Schnell! Schnell!

Глава 18

Сентябрь 1944 года. Берлин, бульвар Унтер-ден-Линден.

Пивной ресторан 'Папа Карло'. Первая встреча Франца Ольбрихта с сотрудниками Смерша

Майор Ольбрихт спокойно воспринял сообщение о том, что с ним хотят встретиться русские диверсанты. Местом встречи они предложили вечерний ресторан. Он согласился и через несколько дней зашел туда на ужин, взяв с собой Степана. В ожидании заказа он думал о своих спасителях. В том, что ими будут русские, он почему-то не сомневался. Он также ожидал развязки действий и со стороны 6-го отдела внешней разведки службы безопасности рейха. Слежку офицеры SD прекратили, но информацию о нем собирали. 'Значит впереди встреча с Шелленбергом. Бригаденфюрер что-то задумал, выжидает. Можно ли его использовать в своих целях? Скорее можно, чем нельзя. Впрочем, что гадать на кофейной гуще. Это я ему нужен, а не он мне. Время покажет, как себя вести. Но где русские? Почему их долго нет?' — Франц недоуменно посмотрел на Криволапова.

В это время появилась Эльза и радушно водрузила на их стол заказанные блюда. Степан заерзал, его глаза заблестели от вида дымящейся обжаренной колбаски с картошкой и капустой и вспотевшего бокала баварского Starkbier. Он не сдержался и сделал несколько жадных глотков пива.

— Степан! Где русские, о которых ты говорил? — выдавил сердито Франц, не обращая внимания на мужиковатое поведение водителя. В этот раз для Ольбрихта главной была встреча с русскими, а не обучение денщика манерам поведения в присутственных местах.

Криволапов смахнул пену с губ, вытаращив глаза, извиняюще промямлил:

— Должны подойти, господин майор. Этот держиморда не обманет. Он такого страху нагнал, сами увидите, — вспомнив о русском богатыре, Степан вобрал голову, заскулил: — Давайте лучше поужинаем, потом поздно будет. Что у них на уме? — с этими словами он развернулся на стуле и потрогал автомат, висящий на спинке. Убедившись в сохранности оружия, оскалился. Глаза потемнели.

— Ты смотри, не вздумай стрелять! — бросил грозно майор, уличив боевое настроение Криволапова и зная его несдержанность. — Профи в два счета с тобой разделаются, вякнуть не успеешь. Подстрелят, как суматошного рябчика.

Степан обиделся, уткнулся в тарелку.

— А насчет ужина ты прав. Пока он не остыл, нужно есть, — добавил уже миролюбиво Франц и пододвинул ближе блюдо. Его глаза потеплели. Приготовленный шницель имел классическую золотисто-оранжевую хрустящую корочку и торжественно лежал посредине большой тарелки рядом с жареным картофелем. Ольбрихт взял вилку в левую руку, в правую — нож и аккуратно отрезал кусочек натурального телячьего шницеля, с аппетитом стал есть.

Со стороны было заметно, что майор и сержант проголодались и зашли в ресторан прямо с дороги, чтобы поужинать. Об этом явно говорили не только их завидный аппетит, но и форма, которая не была безукоризненно чистой для посещения ресторана. Суточная щетина обоих также подчеркивала их поспешность попасть в заведение до того момента, когда будут еще свободные места. Однако сегодня не предполагалось выступление фронтовых певцов или артистов, поэтому к восьми вечера ресторан не был полностью занят. Из патефона лилась танцевальная мелодия. Возле бара бестолково суетились молодые немки с ярко накрашенными губами и в дефицитных капроновых чулках. Подвыпившие отпускники, приглашая их на танец, вели себя развязно, порой по-хамски. Но девушки не сопротивлялись, позволяли себя лапать и целовать.

— Это он, — утвердительно сказал старший лейтенант вермахта, сидя боком к залу в открытой представительской кабинке.

— Ты не ошибся, Медведь? — спросила офицера Инга с коротко подстриженными и уложенными светлыми волосами, одетая в черное вечернее платье с глубоким вырезом-декольте. На ушах девушки переливались золотые сережки с маленькими бирюзовыми камнями под цвет глаз.

— Нет, Сирень, не ошибся, — тихо добавил Михаил. — Твой выход. Когда начнут танцевать, пригласишь его. Ты не забыла, как надо себя вести, что говорить? — Миша смотрел на Ингу строгими, внимательными глазами. 'Главное — не бойся, я рядом, всегда помогу', — говорили они.

— Нет, не забыла, — девушка слегка дотронулась тонкими красивыми пальцами до руки старшего лейтенанта, — будь спокоен, Медведь. Я выполню задание, — пальцы Инги подрагивали и были совершенно холодными. Это сразу заметил Михаил. Он быстро налил в рюмки коньяк и почти приказным тоном сказал: — Бери, выпей для храбрости, — сам взял рюмку и в три глотка выпил алкоголь. Инга выпила половину. Скривилась.

Вновь заиграла музыка. Поставили пластинку великолепного и популярного певца Руди Шурике с известным мировым шлягером 'Вернись'. На площадке сразу появились танцевальные пары.

— Ни пуха ни пера, — тихо на русском языке произнес Михаил.

— К черту! — ответила с бравадой девушка. Выпрямившись, слегка покачиваясь, словно подвыпившая дама, она продефилировала к дальнему столику, стоявшему рядом с кухней. Подойдя, обратилась к Ольбрихту несколько дрожащим голосом:

— Господин майор, пригласите даму на танец.

Франц оторвался от еды и посмотрел на Ингу. Перед ним стояла стройная, с удивительно нежными чертами лица, очень молодая, даже, можно сказать, юная блондинка.

Он не собирался танцевать в ресторане. Танцы не были в его плане на сегодняшний вечер. Он ждал встречи с русскими агентами, с каким-то верзилой, который спас его во время покушения и о котором со страхом рассказал ему три дня назад Степан. Однако отказывать даме в танце он считал свинством, элементарной невоспитанностью. Тем не менее он ответил отказом:

— Извините, фрейлин, — Франц поднялся со стула и сбросил с шеи салфетку, — в мои планы не входят сегодня танцы. Я здесь прямо с дороги, почти что с фронта и боюсь своим видом создать вам неудобства.

Но девушка проявила настойчивость в своем решении. Она игриво повела плечом и, наклонившись над столиком, якобы случайно, не устояв, оперлась рукой о его край, тем самым обнажив белоснежную, выступившую из декольте грудь, и воркующим голосом произнесла:

— Мне стократ будет приятнее танцевать с таким мужественным фронтовиком. Не отказывайте даме. Это неприлично, майор.

Глаза Франца вспыхнули от услышанного порицания, от близости притягательной незнакомки, говорившей с ним на превосходном немецком языке с прибалтийским акцентом.

Степан также оторвался от еды. Он отложил хлебную корку, которой макал жир с тарелки, вожделенно уставился на девушку.

— Хорошо, я сдаюсь, — согласился нехотя Франц. Он не любил, когда его уговаривают, тем более женщины. Он поправил китель, ремень и жестом указал Инге идти вперед на площадку.

Первый куплет песни они танцевали молча, приноравливаясь друг к другу, слушая великолепное пение Руди об ожиданиях девушки своего возлюбленного, ушедшего на войну. Затем пошел припев:

— Ты вернись, ожиданьем томлюсь. Ведь ты для меня — сама жизнь, — пел Руди.

'Какой проникновенный текст', — подумал Франц, танцуя с настырной незнакомкой. Он, зачарованно вслушиваясь в слова и пение популярного певца, даже не заметил, как напарница прильнула к нему. А почувствовав ее грудь, он не отстранился, но и не прижал ближе девушку к себе. А Руди Шурике с каждой нотой, с каждым словом без спроса лез в душу майора-романтика.

— Плачет сердце мое. Я люблю тебя, обречен. Будет трудно пусть, но для нас для двоих это к счастью путь. Потому и прошу: ты вернись... — пел Руди.

В этот момент Инга заговорила. Франц вздрогнул, лицо окаменело, змеевидный шрам натянулся, побагровел. До него через музыку дошли произнесенные слова незнакомки.

— Это мы вызвали вас на встречу, — произнесла девушка тихим, но четким голосом. — Пожалуйста, не оглядывайтесь, танцуйте, ведите себя естественнее. Улыбайтесь, — добавила она, видя, как майор оторопел, сжался, стал каменным в лице.

— Кто вы? — прохрипел Франц, с трудом сдерживая волнение, возобновив танец. — Кто за вами стоит? Англия? Америка?

— Берите выше, майор. Советский Союз!

— Я так и знал! — заскрипел зубами Франц. — Что вам от меня надо? Что вы хотите сказать? — в порыве чувств Франц, не желая того, сильно прижал к себе Ингу, пальцы впились в хрупкое тело.

— Осторожнее, майор, — возмутилась Инга. — Вы раздавите меня, возьмите себя в руки. Франц разжал объятия.

— У меня мало времени, майор. Танец скоро закончится, — продолжала говорить девушка. — Поэтому слушайте и не перебивайте. За вами охотится английская разведка. Мы упредили их покушение на вас. Но дальше без совместных действий мы не сможем гарантировать вам безопасность. Мы предлагаем вам сотрудничество. Это в ваших интересах. Мы можем взаимно снабжать друг друга информацией. А то, что мы из России и у нас самые серьезные намерения на ваш счет, вы сейчас убедитесь. Посмотрите налево в сторону дальней кабинки. Только внимательнее. Продвигайтесь в танце туда ближе. Узнаете лицо сидящего офицера?

Франц бросил мимолетный взгляд, куда указала девушка, и побледнел. Его руки вновь до боли сжали Ингу. Она даже вскрикнула:

— Осторожнее, майор, я все же девушка, а не пулемет, — на глазах у нее выступили слезы.

— Зачем он здесь? Я узнал этого негодяя.

— Этот негодяй спас вашу Веру и дочь Златовласку, — с обидой вырвалось у Инги. — Они поэтому живы.

— Этого не может быть! — Францу стлало трудно дышать, у него учащенно забилось сердце. — Она умерла у меня на руках! — почти вскрикнул он и остановился.

— Нет, майор. К счастью, она выжила, — твердо и убедительно парировала Инга. — Продолжаем танцевать. Не стойте. На нас смотрят пары, — девушка сама повела в танце слегка очумевшего Франца, возобновила разговор. — Судьба Веры и дочери в ваших руках. Но об этом завтра. Встретимся в дальнем углу парка 'Тиргартен' в стрелковом тире в семнадцать часов. В это время там мало народа. Договорились?

— Хорошо, я подойду... — с глубоким вздохом произнес Франц. — Это так неожиданно. Это новый поворот судьбы.

— Танец закончен, майор. Забудьте все обиды. Мы стоим посредине танцевальной площадки. Проведите меня к столику. И будьте благоразумны. Не теряйте головы и не делайте глупостей. Вы же разведчик.

— Черт! — выдавил негодующе Франц. Второй раз русская женщина указывала ему, как надо себя вести. Тем не менее он не противился. Придерживая Ингу за руку, подвел к столику, где сидел Михаил.

— Спасибо за танец, — сухо произнес он, не удостоив Ингу более теплых эпитетов.

Глаза немецкого майора были устремлены на Михаила. Они излучали недоверие и враждебность и готовы были его испепелить.

Медведь тоже смотрел на врага в упор, правая рука касалась кобуры. Когда Инга и Ольбрихт подошли к столу, он быстро поднялся, представился:

— Оберлейтенант Ганс Клебер.

Франц кивнул головой, сдерживая эмоции, бушевавшие в груди, ответил:

— Майор Франц Ольбрихт, рад знакомству, — и тут же, не подав руки, круто развернувшись, ушел.

Глава 19

Сентябрь 1944 года. Берлин. Парк 'Тиргартен'. Вторая встреча Франца Ольбрихта

с сотрудниками Смерша

На следующий день майор Ольбрихт, переодевшись в гражданский костюм, прихватив трость — подарок генерала Вейдлинга, вышел из дома. Надежный 'Вальтер' лежал в кобуре с левой стороны груди. До встречи с русскими оставалось полчаса. У подъезда его ждала машина.

Верный Криволапов натирал до глянца темно-серые бока 'Хорьха'. Увидев майора, он прекратил работу и, быстро открыв дверь, пригласил садиться.

— Нет, — отказался Франц, — я пройдусь пешком, здесь недалеко. Через час жди меня на площади Большая Звезда возле колонны 'Победа', это на улице Восточно-Западная Ось. Знаешь, где это?

— Знаю, господин майор. Я неоднократно проезжал мимо этой колонны. Она в центре парка 'Тиргартен'.

— Я смотрю, ты уже освоился в центре Берлина.

— Стараюсь, господин майор.

— Спасибо за вчерашний вечер. Мне показалось, что без тебя я не дошел бы домой. Водитель заулыбался, теребя в руках ветошь.