— Твою мать... убили?
Таша промолчала.
Впрочем, и так было ясно: одного упоминания этого факта ей хватило с головой.
— Тот самый некромант?
Она кивнула.
— Но кто он? Зачем?! И почему похитил Лив, а не тебя?
— Я не знаю.
Джеми мотнул головой в такт собственным мыслям.
— И ты всё равно погналась за похитителями? Не зная, за кем, без третьей ипостаси? До того почти не выбираясь из дома?
— А что ещё мне оставалось делать?
— Но это же... глупо!
Глядя в его потрясённые глаза, она лишь усмехнулась с горечью.
— Ты хоть понимаешь, что было бы, если б святой отец...
— Если честно, я об этом не думала. Я просто должна была что-то сделать. И предпочитала верить, что всё не может закончиться плохо. Настолько плохо, во всяком случае. — Таша склонила голову набок, пресекая дальнейшие расспросы. — А мне правильно показалось, или принцессы-оборотни для тебя к порождениям Мирк не относятся?
Джеми, всё ещё глядя на неё в потрясении, моргнул.
Глубокомысленно почесал нос.
— Ваша власть — от Богини, — ответил он отстранённо. — Дочь королей порождением Мирк быть не может.
Потом отвернулся, явно желая поразмыслить над всем, что услышал; а дочь королей смотрела на огонёк светильника, и в зрачках её плясал золотистый свет.
Забавно, думала Таша. Порой и оборотнем быть нет нужды: люди сами обернут тебя тем, кем им надо. И своё отношение к тебе — в зависимости от этого.
И правда забавно.
Почти...
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ПО ТУ СТОРОНУ ЖИЗНИ
'Мальчик с виду, он стоял перед исчадием преисподней, перед тварью, что мог породить лишь самый изощрённый кошмар, перед лицом смерти — и не боялся её.
Дракон, сильнейший демон Бездны. Воплощение тьмы, сама тьма. Дракона нельзя убить, ибо Дракон не живёт; он есть столько же, сколько есть зло, и убить его нельзя, ибо убийство — его же монета. Оружие Дракона не изменит своему создателю: оно обернётся против того, кто его держит.
Тьму не изгонишь тьмой. Рассеять мрак можно только светом.
Ликбер отсчитывал мгновения.
Он прошёл через страшные опасности и невыразимые страдания. Он прошёл через собственные страхи и кошмары. Он прошёл через пространство и время, через жизнь и смерть, через все препятствия, что расставили на его пути — и никому не дано его остановить.Пусть на стороне врага силы, которыми он повелевать не может, тот не сможет одолеть его.Пускай могущество врага стократ больше, и видел он то, что не может привидеться в самом жутком кошмаре — ему не дано победить.
У врага нет власти над ним. Потому что его душа — свет.
А чистая душа имеет силу, какую зло не может даже представить.
'Прости меня, Лина. Прости, пожалуйста.
Я не вернусь домой...'
Ликбер улыбнулся.
Воздел руки и произнёс всего одно слово:
— Закройся'.
Тихое хныканье, послышавшееся позади, заставило Ташу дёрнуться. Она далеко не впервые читала про последний подвиг Ликбера, но всякий раз увлекалась так, что погружалась в историю с головой.
Заложив страницу пальцем, Таша встревоженно подскочила к кроватке сестры: прямо с книгой в руках.
— Что, Лив?
Та не ответила, плача, размазывая кулачками слёзы.
Таша тоскливо взглянула на часы. Пять... когда же мама вернётся? Хотя да, до Нордвуда путь неблизкий...
— Опять сон страшный? — Таша потянулась за платком. — Это только сон, стрекоза. Их нет на самом деле. Нет монстров и чудовищ.
Лив, наконец отняв руки от лица, посмотрела на неё.
С недоверием.
Маленькая Лив не впервые видела кошмары. Во снах её почему-то часто преследовали монстры и чудовища. А ещё — какой-то страшный чёрный человек и его страшные чёрные собаки. Про него она не один раз лепетала, просыпаясь в слезах.
Хорошо хоть он ей уже с полгода не снился...
— Их нет, — повторила Таша, вытирая сестре слёзы. — Правда-правда.
Всего лишь маленькая невинная ложь для успокоения ребёнка.
— Давай я тебе лучше сказку расскажу, — бодро предложила Таша, комкая в ладони мокрый платок. — Про что хочешь?
Лив взглянула на неё исподлобья. Угрюмо шмыгнула носом.
Поколебавшись, ткнула пухлым пальчиком в обложку 'Сказаний Аллиграна'.
— Пло лошадку?
Таша мельком опустила взгляд на пёструю картинку:
— Хочешь сказку про эту лошадку?
Лив утвердительно кивнула.
Мда... вряд ли сказка про антилопу шэдвар сможет навеять сладкие сны.
Не зря же эту зверушку назвали в честь самых гиблых болот Аллиграна, где её впервые и обнаружили.
— Ладно, будет про лошадку. Только ты ложись и глаза закрывай, хорошо?
Лив кротко откинулась на подушку, вытянув руки поверх одеяла.
— Жила-была... жил-был единорог, — тихо начала Таша, присев на корточки рядом с кроватью. — Жил он в светлом и уютном лесу, и было у него много друзей. Мишки, белки, кролики... но вот однажды решили они все вместе сходить в гости к единорогам, которые жили в заповедной альвийской роще. Собрались и отправились в путь. Долго ли шли, коротко ли, не знаю, но в конце концов пришли они в Лесное королевство. Встретили их радостно альвийские единороги, и...
Таша смолкла, прислушиваясь к мерному посапыванию сестрёнки.
Неслышно встав, положила книгу на стол и вышла из детской.
Если честно, она не знала, как закончить эту сказку. Антилопа шэдвар действительно относилась к роду единорогов, но её рог разветвлялся пустотелыми отростками, на ветру издававшими чарующие звуки. На их переливы слетались пичужки и сбегались мелкие зверьки, завороженно слушая, обступая антилопу всё теснее, а потом...
А потом они узнавали, что антилопа шэдвар была плотоядной.
Таша выбежала на террасу, и промозглость капельниковского* ветра не замедлила прокрасться под рубашку. Ноздри щекотнул запах весны и талого снега.
— Пап!
Альмон выглянул из сарая, отирая пот со лба, вопросительно глядя из-под косматых бровей.
— Я погуляю немножко, ты скоро закончишь? За Лив надо присмотреть.
Взгляд отца потеплел. Как всегда, когда он слышал о младшей из его дочерей.
Сердце Таши вновь сжала невольная обида.
— Иди. Присмотрю.
Вздохнув, она побежала обратно в дом: одеваться.
Ну, во всяком случае, так подумает папа...
* * *
— Святой отец, вон он, вон! Я же говорил!
— Джеми, тише. Вы разбудите Ташу.
Она открыла глаза, лишь сейчас осознав, что заснула в кресле — но вместо кресла обнаружила себя в кровати, заботливо укрытой одеялом.
Опять Арон позаботился...
— Уже, — зевнула Таша, выходя из спальни. — Впрочем, такой вопль и мёртвого разбудил бы.
Дэй и свежеиспечённый рыцарь стояли у входной двери. Заслышав Ташин голос, одновременно обернулись: Джеми — взбудораженный, Арон — сама невозмутимость.
— Твоё высказывание недалеко от истины, — с каким-то мрачным юмором откликнулся дэй. — Взгляни.
Таша осторожно высунула голову за порог.
Сироп жёлтого света волшебной лампадки растекался по земле, растворяясь в гуще ночной тьмы. Сквозь дыры в перекошенном частоколе угадывалась белизна Топи: пушица, казалось, светилась во тьме кладбищенским сиянием...
Нет. Не казалось.
Таша не сразу поняла, что ей не мерещится зеленоватый огонёк. Он походил на пламя свечи, но пламя это было холодным, зловещим, неестественно спокойным.
Мерцающим не среди пушицы, а над ней.
— Арон, это...
— Да. Это висп.
Огонёк мигнул, миг спустя загоревшись совсем в другой стороне.
— Но... я думала, его нет... сейчас ведь часто ездят мимо Белой Топи, и... и...
Таша глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки.
— Это же просто легенда, — уже спокойно сказала она. — Сказка, которой пугают детей. Разве нет?
Джеми обеспокоенно прокашлялся.
— Ты даже не представляешь, сколько тварей оставили нас в покое только потому, что устали. И тысячи лет назад погрузились в спячку. Сами. Забились в ущелья самых высоких гор, в расселины самых глубоких озёр... в самые непроходимые болота. И там уснули. — Мальчишка недобро смотрел на огонёк; кольцо на его руке поблескивало слабым фиалковым светом. — Но порой кто-то будит их. Случайно или намеренно. Эти твари очень чувствительны к магии, они её... слышат. Как колокольный звон. А, проснувшись, вновь уснуть они могут нескоро. И просыпаются всегда злыми... и голодными.
Таша отступила от порога, попятившись вглубь дома.
Да уж, отменное место мы подыскали для ночёвки...
— Но пока мы туда не пойдём, нам ничего не грозит. А мы ведь ни за что туда не пойдём, да?
Она честно пыталась уточнить это без испуга, но голос всё равно дрогнул.
— Несомненно. Однако лучше не искушать судьбу. — Арон решительно прикрыл дверь. — Кто знает, на что способен висп, даже если просто видеть его.
— Святой отец, я не думаю, что...
— Джеми, магистр целебной волшбы тоже знал, что здесь ему ничто не грозит. Однако результат нам известен.
— Думаете, это был висп?
— Учитывая, что именно висп прославлен в легендах как обитатель Белой Топи, вряд ли он уступит право первой ночи другой нечисти, если она здесь и есть.
Таша гнала от себя искушающую мысль выглянуть в окно, чтобы проверить, не исчез ли колдовской огонёк.
Хотя бы потому, что надеяться на это было бы довольно глупо.
— Да что он вообще такое, этот висп? — беспомощно спросила она.
— Увы, но это один из самых малоизученных видов нечисти. Никто из тех, кто отправлялся его изучать, не вернулся. А после двадцати пропавших без вести магов у остальных желание иссякло. — В том, как Джеми развёл руками, читалась та же беспомощность. — Остаётся опираться на легенды и домыслы.
Легенды Таша читала. Кто-то утверждал, что виспы — души умерших, не обретшие покоя. Некоторые писали, что виспы стерегут некие спрятанные в болотах сокровища: регулярно побуждая иных идиотов проверить, так ли это.
К сожалению, никогда не возвращавшихся.
— А зачем ему люди?
— Может, просто топит в своё удовольствие. Но, скорее всего, он их это...
Джеми выразительно клацнул зубами.
И пускай Таша понимала, что кушать хочется всем, это мало утешало.
— В любом случае встреча с ним не сулит ничего хорошего, — подвёл черту Арон, удостоверившись, что дверь надёжно заперта. — Джеми, на тюфяк. Таша, в кровать.
— А ты куда?
— Таша, ирония здесь неуместна. Нам предстоит ранний подъём и долгий путь. Я отдохнул, теперь ваш черёд отсыпаться.
— Вот Джеми пусть и отсыпается. — Таша решительно опустилась в кресло. — А я не позволю тебе бдеть в одиночку.
Безнадёжно махнув рукой, Арон сел на стул, устало откинувшись на спинку. Поняв, что победа за ней, Таша удовлетворённо свернулась калачиком под пледом.
Вскоре ритм маятника уже дробил ровное сопение Джеми на вдохи и выдохи.
Не спать, строго подумала Таша, поймав глаза на желании слипнуться.
— Мне кажется, или твоё отношение к братьям изменилось?
Арон нарушил тишину мягким шёпотом. Заставив Ташу скосить на него удивлённый взгляд.
С другой стороны, в том, что он поднял эту тему, не было ничего удивительного.
— Ну... как выяснилось, когда Джеми не вредничает, он довольно мил.
— Алексас тоже... мил.
Таша помолчала.
Глядя в его глаза, сейчас отливавшие незабудками.
...я понимаю, что вам хочется ему верить...
— Мил, — наконец подтвердила она. Всё тем же шёпотом. — Когда не настраивает меня против тебя.
Арон встал. С задумчивой отрешённостью подошёл к печи.
Снял что-то с полки.
Лёгким касанием притушив светильник, дэй накрыл его сверху фигурным колпаком-абажуром. Бережно закрепил, щёлкнул — и тот стал медленно проворачиваться.
По стене, просеивая ночной мрак, поплыли сквозь тени колючие золотистые звёзды, лучистые солнца, тонкие юные месяцы...
— Когда мы встретились, я увидел очень светлого человечка, — вдруг сказал Арон. — Маленького, беззащитного, брошенного во тьме на краю пропасти. Идущего вперёд просто потому, что надо идти, не зная, что будет делать, когда дойдёт. И я попросил тебя о помощи, будучи для тебя никем. Незнакомцем, который мог обернуться врагом. Но ты помогла мне... и доверилась мне.
Он стоял, опершись на стол. На лице его лежала тень, и лишь пристальный взгляд сиял отражённым золотом.
А Таша смотрела на него в ответ.
В непонимании.
— В тебе так много такой светлой, такой правильной любви к жизни... ты сама этого не знаешь. Ты радуешься ей даже сейчас, даже в той тьме, которой тебя окружили. Цветам. Бабочке на ладони. Тому, что вкусно. Не тонешь в прошлом, не уносишься в будущее, а ровным огоньком горишь во мраке. Светлым и радостным, здесь и сейчас. Ты сильна, и это сила не сжатого кулака, но прохладного ручья жарким днём. И когда я смотрю на тебя... — не отводя взгляд, он присел рядом с её креслом. — Я вижу, каким удивительным и прекрасным, каким чистым может быть человек.
Она смотрела на него.
Теперь — не снизу вверх.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Чтобы ты не сомневалась во мне. В том, что ты для меня значишь. — Арон накрыл своей рукой её ладошку, лежащую поверх пледа. — Одна из самых великих вещей на свете, основа всех самых прекрасных чувств... доверие. Ты подарила мне это. Своё доверие, свою душу, свой свет. И только в этом свете я понял: когда-то я что-то забыл. А теперь — вспомнил.
Он повернул её руку ладонью вверх, и в их пальцы, пробившись сквозь мрак тёмной комнаты, лёг узорный свет золотистого солнышка.
Время замерло. Мир с его страхом, болью и холодным мраком исчез.
Мир сузился до одной комнатки, где плыли сквозь мягкую темноту звёзды и можно было держать солнце в руке.
Хочу остаться здесь, вдруг поняла Таша. Здесь, в этом сейчас.
Не думать, не помнить: ни о чём...
— Нет. Я не сомневаюсь. Но я сомневалась... раньше. И не доверяла тебе. Ты же знаешь.
Она прошептала это одними губами. Осторожно, тихо, так тихо, чтобы не разбился хрупкий хрусталь тишины.
Зная, что он всё равно услышит намного больше того, что она скажет.
— Это неважно. Важно, что теперь веришь. И я обещаю оправдать твоё доверие. — Синеватое сияние в его глазах было чистым, как ключевая вода. — Я не брошу тебя, Таша. Я буду с тобой, пока нужен тебе. И уйду лишь тогда, когда ты захочешь.
'Что ты для меня значишь'...
Она не знала, кто она для него. Не знала даже, кто он для неё. Не знала.
И не хотела знать.
Ведь так ли это важно — загнать чувства в примитивные рамки банальных слов, загнать отношения в примитивные рамки привычных условностей, которые зачем-то выдумали люди, обожающие на всё вешать свой ярлычок?
— Обещаешь? — просто спросила она.
— Клянусь.
Они вместе смотрели, как просеянное сквозь резьбу абажура солнце уплывает во тьму.
А потом он отпустил её руку и встал.
И с кукушкой, вдруг прокричавшей 'три часа ночных', в их маленький мир ворвалось время: растягивая его, расширяя, затягивая туда ночь, болото, прохладу ночи...
...и Джеми, лежащего на тюфяке.
Который, вдруг перестав сопеть, повернулся и вскочил.
— Что? — Таша резко и настороженно вскинула голову.
