Учился в школе Эдик плохо, так как не занимался вовсе. Если на перемене успевал сделать домашнее задание, получал пять — высшую оценку, нет — два. Затем шла простая арифметика, пять плюс два, разделить на два, равно — три, его общий балл аттестата об окончании школы.
Каким образом поступил институт, не понято. Первые два курса учился невероятно плохо, за что и вылетел из него и был призван армию. Когда отслужил, Эдик восстановился на второй курс, и тут ... началось нечто непонятное, он вгрызся в науку как клещ в собаку. Я часто замечал, как он сидит на скамейке у столовой в гордом одиночестве, обложившись учебниками, затем, рядом с ним начали появляться студенты, вскоре его окружали буквально толпы. Невероятным образом он заканчивает экстерном третий курс, затем четвёртый, к пятому догнал свою группу.
— Я потрясён твоей логикой. Наверное, ты прав, мы не люди, но нам, почему-то сложнее это осознать, чем тебе, — искренне говорю я.
— Логика здесь не причём, просто я где-то в стороне от себя и от вас, — улыбается в густые брови Эдик.
— Тогда это просто, шизофрения, — шучу я.
— А кто-то знает, что есть, шизофрения? — пронизывает он меня глубоким взглядом. Мне первый раз в жизни становится неуютно под его взглядом.
— Лучше об этом не знать, — бормочу я.
— Кому как, по крайней мере, из всего необходимо извлекать пользу, — Эдик нежно гладит Катю по рыжим локонам, девушка едва не мурлычет. — Если я абстрагируюсь от всего, то начинаю видеть интересные вещи, — говорит он, — Допустим Риту я воспринимаю как матёрого питбуля, а вы словно драконы из фэнтези.
— Кто ты, Эдик? — отпрянул я от него. Для меня это откровение, оказывается, я никогда не знал своего друга. Определённо, люди, существа непредсказуемые и, внезапно вспоминаю изречение Пастуха из моего сна: "Человек — страшное существо".
— Твой друг, — ласково улыбнулся он.
Отбрасываю в сторону страхи, в последнее время стал мнительным, проще на жизнь надо смотреть. А вообще, чему быть, тому не миновать, завтра формирую свой отдел. Компания вырисовывается просто чудненькая, кому скажи: два дракона, оборотень и весьма необычный человек.
Некоторое время разговариваем, пытаемся понять перспективы новой работы, Эдик не вмешивается в разговор, надеюсь, как обычно, проанализировав наши умозаключения, выдаст нечто своё.
Передо мной опустилась непростая задача, разобраться, на чьей я стороне. Белов Леонид Фёдорович мыслит глобально, ему необходимо сохранить равновесие в мире, его Ассенизаторы вычищают скверну из наших городов. Он не остановиться ни перед чем, у него нет друзей и врагов, а есть ЦЕЛЬ, мы все ходим под его прицелом. А единственный ли он Шеф? Кто над ним? Смутно догадываюсь, есть такие силы, способные стереть в порошок даже воспоминания о человеке. А нужно ли такое Равновесие? Может это Застой? Что будет, если получится уничтожить всё Зло? А вдруг Борьба это скачёк в развитии? Новый этап в эволюции. А вообще, Зло можно уничтожить физически? Наверное, да! Ведь удалив раковую опухоль, организм расцветает. Вся проблема в метастазах, с этими надо бороться. Метастаз души — вот главная задача, душу необходимо лечить, но вначале надо вырезать заразу!!! Теперь подумаем о драконах. Очевидно, они могут резко склонить чашу весов, и непонятно на чьей стороне они будут. Вот здесь кроется большая загадка, в каком лагере нахожусь я, что собой представляет генерал и куда повернёт Катя. Видимо придётся поговорить с Пастухами, они пасут души в Отстойнике Вселенной и являются хранителями тайн мироздания.
Почти восемь, прощаюсь с Эдиком и Катей, Рита изъявляет желание посмотреть на тренировку. Так как она без пяти минут сотрудник государственной безопасности, я не возражаю.
В зале уже тренируются, не сразу узнал Алексея. Он сам подходит к нам, внимательно оглядывает Риту. Девушка, почувствовав на себе его жгучий интерес, скромно опустила взгляд и зарделась как школьница младших классов.
— Наша будущая сотрудница, Рита, — представляю её.
— Спортивного костюма нет?— улыбнулся Алексей.
— Я просто посижу. Можно? — у девушки ещё сильнее вспыхивает на щеках румянец.
— Да, пожалуйста, — скользнул по ней взглядом Алексей, смотрит на меня, — разомнёмся
или на сухую?
Поединок на сухую, без разогрева мышц, считается высшим пилотажем. Понимающе улыбаюсь, выхожу на середину зала. Вначале обмениваемся лёгкими ударами, он без труда отводит мои выпады, я — его. Затем напирает на меня как танк, движения становятся стремительными. Справляюсь, контратакую, ловит меня на блок, подсекает, падаю на татами, зажимаю ногами в "ножницы" его пятку, переворачиваюсь как крокодил со своей жертвой, пытаюсь применить болевой приём. Алексей невероятным образом выворачивается из смертоносного рычага, одновременно вскакиваем на ноги.
— Неплохо, — с радостью говорит он и молниеносно наносит разноуровневую двоечку руками и делает разворот на удар ногой. Эти приёмы я знаю, как бы падаю вниз и кручу "хвост дракона". Он подпрыгивает, легко уходит от подсечки, в воздухе контратакует. Сбиваю его полёт жёстким блоком, он падает на спину, крутнувшись в сторону, ловко выпрыгивает на ноги.
— Однако, — удивляется он, — в спортивном каратэ ты преуспел? Что ж, размялись, теперь перейдём к боевому разделу.
У Алексея меняется стойка и взгляд. В глазах уже нет добродушия, лишь, холодный расчёт и во взгляде появляется что-то волчье, жуткое и страшное. Не дожидаясь его атаки, пытаюсь провести чисто боксёрские удары, знаю, они достаточно эффективные. Алексей блокирует нападение весьма странным образом, его блоки трансформируются в удары без обязательного ухода, как это обычно происходит в спортивном каратэ. Он перестаёт бить ногами выше пояса, а руками ниже груди, никаких прыжков, и практически постоянная атака. Начинаю сильно потеть. Мне не понятна его техника. Любой мой выпад гасит встречным ударом, всё предельно коротко и резко. Внезапно его кулак с хрустом входит в солнечное сплетение, в следующее мгновение чувствую сильный толчок в шею и, хотя продолжаю стоять на ногах, я в нокауте.
— На пятках попрыгай, — словно сквозь вату слышу добродушный голос, — а ты молодец, минуту продержался.
— Что это было? — я пытаюсь рассмотреть инструктора сквозь чёрную пелену, застлавшую глаза.
— Сразу хочу заметить, это не каратэ. Обещаю, научу, — он хлопает меня по плечу. — Ещё хочешь потренироваться?
— Сначала на пятках попрыгаю, — смущённо пробормотал я.
— Это правильно, — благодушно соглашается он, — дома холодный компресс на ногу поставь.
Конечно, я безусловно расстроился, но когда продолжил тренироваться всё же понял, что выгодно отличаюсь от прочих учеников, в их среде мне равных нет.
В десять тренировка закончилась. В раздевалке душно, окна запотели, я отжимаю насквозь мокрое кимоно.
— Где так научился драться? — спрашивает один из оперативников.
Его вопрос мне не льстит, я привык побеждать, а в поединке с инструктором носился по татами, как дранный кот от разъярённой домохозяйки. Нет, приложу все усилия, но ситуацию поменяю в корне, и даже зубы скрипнули.
Рита терпеливо дожидается у входа. Выхожу, она грустно улыбается: — Чуть-чуть тебе не хватило.
— Ерунда, — бодро отмахиваюсь, — ещё не вечер, и на нашей улице будет праздник, ты согласна, Ритуля?
Показывая сахарные зубки, она смеётся и сейчас такая хорошенькая, что не удержался, обнял её за плечи. В это мгновение я совершенно забыл, что она беспощадный оборотень.
— Алексей великолепен, таких бойцов не встречал, — искренне говорю я.
Рита прижимается ко мне, лукаво заглядывает в глаза, на лице как обычно разливается румянец. Поглядываю на неё, какая она всё-таки скромная девушка.
— Сегодня папы нет дома, на ночь на чай не зайдёшь? — мило улыбается она.
— Нет, Рита, — словно трезвею я, — завтра тяжёлый день, надо отоспаться, в следующий раз.
— Как скажешь, — огорчается девушка, её грудь судорожно вздымается, она густо краснеет, затем смущённо добавляет: — Ты неправильно всё понял ... просто посидеть, поговорить. А давай пройдёмся набережной, такой чудесный вечер, тёмный, звёзд почти невидно, — она неловко поправляет свою вязаную шапочку.
— А почему бы и нет, — я удобнее перекидываю спортивную сумку через плечо.
— Я люблю ночь, день — не очень. Особенно море нравится, такое чёрное, глубокое и корабли на рейде. В детстве с папой и мамой часто приходили на Приморский, сидели на лавочках, смотрели на огоньки в море, а зимой лебедей кормили. Ты знаешь,— оживляется она, — мы как-то спасли нырка. Представляешь, измазался нефтью, лежит на заснеженном берегу, его заливают ледяные волны, он уже почти погиб. Папа прыгает вниз, берёт его в руки, а у нырка шея падает, он почти мёртвый. Бегом на такси, дома принялись отмывать от нефти, нырку это не нравится, даже пытается клюнуть, а глаза совсем белые. Затем его укутали, положили на пол, а утром папа свежую кильку принёс. Пытаемся накормить, а нырок не ест. Что делать? Я думала, уже не спасём его. Знаешь, что папа придумал? — Рита с непонятным восторгом заглядывает мне в глаза.
— Нет, — улыбаюсь я.
— Он налил в ванную воды, посадил нырка на край и бросил кильку в воду. Рыбёшка, как живая, вильнула в сторону, и наш нырок бултыхнулся следом. Вот таким образом его некоторое время кормили, затем из рук стал есть. Забавный, как пингвин переваливается на перепончатых лапах, а глаза порозовели и такой важный, Стёпкой назвали. Всю зиму у нас жил, окреп, по весне поехали к морю, выпускать. Как не хотелось с ним расставаться! Но, там ему лучше. Он с ходу нырнул и показался очень далеко от нас. Я едва не расплакалась, так обидно было, он даже не попрощался с нами. Но, знаешь, нырок делает большой круг, и гребёт почти к берегу, затем вновь уплыл море. Все же решил с нами попрощаться, — смеётся Рита.
— Благодарный, — улыбаюсь я.
— Мы потом часто приходили на берег, пытались его увидеть. Но там нырков уже была целая стая.
— А я собаку, в Херсонесе, из колодца достал, — неожиданно вспоминаю я, — свалилась и воет как очумелая. Народ собрался, глаза закатывают, причитают, так им жалко, но лезть боятся, кобель здоровый. Пришлось мне спускаться, куртку обвернул вокруг руки, пёс меня увидел, забился в угол, скалится. Только подхожу к нему он моментально кидается, я ему куртку в пасть, скрутил кобеля и выволок наверх, затем отпустил, он шарахается в сторону, косится на меня, и, как пьяный, под улюлюканье довольных людей, дёрнул по дороге из Херсонеса.
Рита смеется, жмётся ко мне, незаметно её обнимаю, идём по набережной, вдыхаем морской воздух и нам так хорошо. Затем просто стоим, смотрим на огни. Неожиданно Рита приподнимается на цыпочки, обвивает руками шею и целует меня в губы. От неожиданности не сопротивляюсь и отвечаю на поцелуй. Её губы тёплые и мягкие, слегка солоноватые от морских брызг. Мы уединяемся на затерянной, в густых зарослях, скамейке и в порыве страсти вцепились друг в друга.
— Пойдём ко мне домой, — буквально изнемогает Рита. Я уже готов бежать за ней хоть на край света. Внезапно, словно наяву вижу встревоженные глаза Стелы, током пронзает сердце, в ужасе отпрянул от девушки.
— Извини, Рита, — я облизываю пересохшие губы, — не стоит. Не хочу тебя обманывать, себя. Не скрою, ты мне нравишься, но есть некоторые обстоятельства, — перед глазами возникает насмешливое лицо Стелы.
— У тебя есть девушка? — сникает Рита.
— Да что ты говоришь?! В общем ... да, — тихо соглашаюсь я.
— Ладно, проехали, — она встаёт вся такая раскрасневшаяся, лицо смущённое, пальто расстёгнуто, на рубашке оторваны пуговицы. И тут мой взгляд выхватывает обнажённую грудь с ослепительно ярким соском, со стоном отворачиваюсь.
— Извини, — буркнул я.
— Не извиняйся, — она нервно заправляет грудь в лифчик, застёгивается, повязывает шарфик, — сама виновата, губы раскатала, — голос от обиды дрожит, ещё чуть-чуть и она расплачется.
Ощущаю себя предателем, негодяем. Зачем поддался мимолётному влечению, ей дал надежду, и чувства к Стеле запятнал. Хотя, с дочкой генерала я встречался совсем немного, может, она ко мне и вовсе равнодушна. Но это, допустим, с её стороны, а вот мои чувства к ней достаточно определённые. Её светлая улыбка меня полностью покорила и воспоминания о ней заставляют сердце замирать.
— Я провожу тебя.
— Не стоит, Кирюша, — взгляд у девушки затуманен, лицо окаменело, — пожалуй, я пройдусь по скверикам, люблю гулять ночью, я же говорила, день для меня слишком яркий.
— Так, время сейчас неспокойное, — пугаюсь за неё.
Она облизывает алые губы: — Знаю, — спокойно говорит, над её телом возникает призрачный силуэт питбуля.
— Хорошо, завтра к девяти к отделу, при себе имей паспорт и трудовую книжку, и ещё, Ритуля, прости меня, но я хочу сам в себе разобраться. Пожалуйста, не наделай глупостей. Ты мне обещаешь?
Она некоторое время молчит, страшная аура гаснет, девушка с болью произносит: — Ты прав, вот и отец мне говорит, контролируй чувства. Ладно, поехали домой, что-то гулять расхотелось.
Она вяло хватается под руку, тащится за мной. Троллейбус почти пустой, сидим рядом, она избегает смотреть в мою сторону. Некоторое время молчим, но вот она поворачивается ко мне: — Странно, раньше парни меня вовсе не привлекали, даже испытывала отвращение к их ухаживаниям, более того, я их призирала, а вот встретила тебя и ... поплыла ...
— Не начинай, Рита, мы коллеги, а всякие служебные романы к добру не приводят.
— Поняла тебя, — она вздыхает, но в глазах загорается упрямый огонёк, — будем с тобой коллегами, а там как пойдёт, — многообещающе заявляет девушка.
— Вот и отлично, — обнимаю её за плечи.
Троллейбус как всегда ползёт медленно, натужно гудит двигатель, изредка вспыхивает электрический разряд от переключения контакторов, освещая фиолетовым сиянием кабину водителя.
В салоне работает лишь дежурное освещение, полумрак. Воспользовавшись этим обстоятельством, сзади целуется молодая пара, на боковом сидении пытается сохранить равновесие пьяный мужчина, в центре троллейбуса немолодая пара сосредоточенно смотрит в чёрные окна, а впереди, на изодранном вандалами сиденье, подпрыгивает грудастая мадам. На полу лежат увесистые кошёлки, в руках женщина держит огромный букет красных гвоздик, по-видимому, у неё сегодня День рождение, отмечали на работе, теперь едет домой. Но похоже, её там никто не ждёт, лицо грустное и растерянное.
Остановки пустые, но троллейбус всегда останавливается и терпеливо ждёт несколько минут, затем лязгают дверцы, вновь с гудением едет по пустынной дороге. Сейчас больше одиннадцати, в это время Севастополь словно вымирает.
На одной из остановок бесшумно проскользнул высокий парень с бледным до синевы лицом. Он прилично одет, на нём стильное пальто, в руках дипломат и, словно воздух сгущается под его взглядом, Рита напрягается, вопрошающе косится на меня и тихо шепчет: — Он не человек.
— С чего взяла?
— Я всегда это чувствую.
— Тоже оборотень, дикий?
