The Immortality

Судорожно хватая воздух ртом, она обливала щеки колючей ледяной водой, повторяя как мантру глупое слово "нет", пока окоченевшие пальцы не посинели. Вены тут же отозвались привычной болью.

Перепуганная Лекси уже собиралась выломать хлипкую дверь ванной комнаты, когда Лилит вышла и безмолвной тенью принялась одеваться.

— Ради всего святого объясни, что происходит! — завопила блондинка вне себя от негодования. — Куда ты собралась?

— Darling, позвони, пожалуйста, Белянину. И дай мне телефон Энн.

— Зачем?

— Хочу с Виком встретиться.

— С Виком? — тупо переспросила Лекси. Единственно возможной причиной свидания с мальчишкой виделся ни к чему не обязывающий секс, но он не вязался ни с Беляниным, ни с нынешним состоянием Лилит. — Совсем сдурела? — спросила она, набирая номер капитана.

— Надеюсь, — искренне ответила Лилит.

* * *

Никогда "Undead" не собирался в столь экстремальном порядке, и побросавших все дела музыкантов очень раздражало отсутствие Энн. По телефону она требовала немедленно приехать в гараж, но сама появилась лишь через час.

— Извините, что опоздала, — Энн сбросила пальто и, отдышавшись от быстрого бега, упала на кушетку.

— Что за пожар? И где Вик? — спросил Джон.

— У Вика депрессия. Его к Лилит не пускают. Но это дело десятое, — Энн сделала паузу. — Через месяц сначала в Хельсинки, а спустя неделю и в Москве пройдут концерты памяти Алекса. Нас пригласили. Причем на оба. Нужно выбрать песню из репертуара "Sacrament". Вот список пока не занятых, — она вынула из рюкзака распечатку и протянула Леше. — Выступать будут все монстры, начиная с "Nightwish" и заканчивая "Apocalyptica". "Истерика", естественно, сыграет "Я умираю за твою любовь". Лилит к тому времени должна поправиться.

— А "Razorblade" уже занят? — спросил Серж.

— Да, — разочаровано ответила Энн, — ее сразу "HIM" застолбили.

— Жаль.

Двери гаража распахнулись, впуская Вика. Зрелище он представлял собой жуткое — ввалившиеся щеки, потухшие глаза, одежда висела на нем, как на вешалке.

— Привет, — сухо поздоровался он и уселся в углу прямо на пол.

Без особого энтузиазма ребята поздоровались, они глядели на гитариста с опаской и больше не скрывали неприязни. Но Вик этого не замечал, он словно пребывал в вакууме запрограммированным на определенные действия роботом и обретал способность мыслить лишь при упоминании имени Лилит.

— "Пленник" занят? — не раздумывая, спросил он, узнав о предстоящих выступлениях.

Леша несколько раз пробежал глазами список, но самой тяжелой и жестокой песни, которая гадким утенком выбивалась из романтичного репертуара "Sacrament", не нашел.

— Нет.

— Значит будем играть его.

— Вик, ты разве не понял, почему "Пленника" никто не берет? — искренне удивилась Энн. — Она ведь пророческая! Хотя газеты пишут об аварии, но музыканты-то знают, как Алекс умер. Подумай о Лилит в конце концов!

— Ну и что, — недобро улыбаясь ответил Вик. — Зато песня хорошая.

— Ты — монстр! — в сердцах вскричала Энн. — Зачем делать человеку еще больнее из-за тупой мести. Это детство, Вик, и подлость.

Никто не хотел вмешиваться в перепалку, хотя у Леши кулаки чесались съездить Вику по физиономии. Он сдерживался только ради Энн, девушка непременно встала бы на сторону брата, но перспектива поссориться с ней Лешу не прельщала. Маленький огонек влюбленности давно перерос в огромное пламя, тщательно сдерживаемое страхом отказа.

— Чем орать, как бешенная собака, лучше по телефону ответь, — саркастически заметил Вик и кивнул в сторону сумки Энн, которая прыгала на месте от виброзвонка.

— Я еще не закончила, — пригрозила она и, достав мобильный, вышла из гаража, чтобы стены не давили сигнал.

Разговор был недолгим, но поверг Энн в смятение. Никогда Лилит не звонила сама, да еще и справляясь о Вике. Нерешительность ее голоса тревожила еще больше.

— Вик, — вернувшись в гараж, Энн выглядела обескураженной, — сейчас Лилит приедет. Она про тебя спрашивала.

— С чего бы это? — нарочито спокойно отозвался он.

Радость и страх перемешались во взрывоопасную смесь. Вик жаждал встречи, но только теперь понял как сильно боится смотреть ей в глаза.

Лилит вышла из машины в соседнем квартале, чтобы немного пройтись пешком. В голове бушевал хаос, сталкивая ужас догадки и понимание причины. Отрывочными кадрами мелькали перед глазами воспоминания о предчувствиях и стыд за действия. Неужели она оборвала жизнь Алекса, хоть и не своими руками? Неужели казавшаяся чрезмерной осторожность могла спасти? У дверей гаража Лилит остановилась в нерешительности и несколько минут боролась с желанием убежать, только бы не убедиться в правоте. По сравнению с оглушительным чувством вины туманное незнание казалось панацеей. Но она все же вошла.

— Ребята, можно нам с Виком остаться наедине? Ненадолго.

Музыканты без вопросов вышли на улицу и припали к опасной на холоде жести дверей, чтобы не пропустить ни слова. Энн от волнения принялась грызть ногти и Леша впервые осмелился взять ее за руку.

— Все будет хорошо, — прошептал он на ухо девушке, сжимая пальцами холодную ладошку.

— Я надеюсь, — ответила она и сама прижалась спиной к его груди.

Лилит стояла напротив Вика, рассматривая его будто в первый раз. Вглядываясь в изящные черты, она невольно вспомнила романтичное представление Лекси о силах Зла. Демонов действительно легко принять за Ангелов, только эта ошибка очень дорого стоит.

— Зачем? — коротко спросила она.

Глаза Вика расширились, красивое лицо искривилось гримасой ужаса. Он почувствовал, как что-то большое и тяжелое упало сверху, расплющив по полу.

— Что? — пытаясь унять дрожь, он опустился на стул и спрятал нервно дергающиеся руки в карманы.

— Я знаю, что это сделал ты.

— О чем ты, Лил? — прохрипел Вик изменившим в самый ответственный момент голосом.

— Так меня называют только друзья. Тебе не позволено.

Лилит казалась спокойной, уверенной и... жестокой. Она не ошиблась, об этом говорили дрожащие губы Вика и порывистые жесты, но более всего выдавали глаза, наполненные Страхом.

"Ты не можешь этого знать, — мелькнуло в его голове. — Никто не может знать. Я все зачистил". Проклятым идолом в памяти возникло лицо Алекса с закрытыми глазами. Ступни вспомнили мягкость его тела, кожа лица сжалась, как бывает лишь от грима, а горячие пальцы ощутили холод ключа.

— Зачем ты убил Алекса? — Лилит сделала шаг вперед, и Вик дернулся на стуле от ее фигуры, как от приближающейся стены со смертоносными шипами.

— Ты что? — он попытался придать голосу твердости, но из груди вырвался отчаянный визг. — Это не я! Как ты можешь...

— Я все знаю, — карающей тенью Лилит подошла вплотную и присела на корточки. — Ложь не спасет. Ничто уже не спасет. На записке твой почерк. Она на экспертизе и подтверждение неминуемо. Я не хочу говорить с тобой через прутья камеры. Будь честен. Мне важно знать ЗАЧЕМ.

Вик увидел звезды, мелькающие перед самым лицом. Дурманящее ощущение высоты топило не в облаках, но в тучах. Маленькая оплошность. Что мешало ему воспользоваться принтером? Как он мог, не оставив ни одного отпечатка пальцев, попасться на такой глупости? Идея записки — злорадного смешка над гибелью врага, возникшая в последний момент, оказалась и его гибелью.

— Да... — прокричал Вик, вскочив со стула. У него не осталось ни сил, ни желания отпираться. Да и зачем? Разве не она пинала его безразличием, подталкивая к отчаянию? Кто истинный виновник казни — палач, поднявший топор, или отдавший под суд инквизитор? — Ты... — прохрипел он, и Лилит отшатнулась от горящих яростью глаз. — Ты не должна была принадлежать ему...

— Вик, ты болен, — опасливо отступив в сторону произнесла Лилит.

— Болен? Не-е-ет, — с язвительной усмешкой протянул он. — Я жил мечтой подарить тебе счастье. Сделать настолько счастливой, чтобы ангелы завидовали и падали с небес к твоим ногам, потому что так любить могут только Богов! И что я получил? Насмешку и высокомерие. Думаешь, занимаясь с тобой любовью, я не замечал презрения? Ты отдалась мне так, словно подачку бросила! На, мол, пока я добрая, но больше не проси. И я принял этот плевок в душу, как самый драгоценный дар жизни! — он схватил ее и так сильно впился пальцами в плечи, что Лилит вскрикнула. — Тебе сейчас больно, да? Как же! У принцессы любимую куклу отобрали, какая несправедливость! А я рад, понимаешь? Я счастлив, что сделал тебе больно, что вызвал хоть какие-то эмоции!

Истерзанная его словами и напуганная до немоты Лилит не сумела удержать скопившиеся слезы, и они робкими струйками скользнули по щекам, солью обжигая искусанные губы. Нет страшнее муки, чем оправдать врага. Острый клинок безысходности, отравленный чувством вины, вспорол еще не зажившие швы ран. Лилит вся сжалась от страха перед разъяренным тигром, который все еще сжимал ее плечи крепкими лапами.

— Пусти, пожалуйста, — тихо попросила она, слизав с горячих губ соленую смесь слез и крови.

Робкие слова резкой молнией прожгли мозг Вика, он разжал пальцы и, осознав ужас своей речи, упал перед ней на колени.

— Прости, прости меня!

Преданным псом он валялся в ее ногах и целовал сапоги, повторяя мольбу сквозь всхлипы раскаяния. Лилит не остановила его, она потерялась в липком сиропе воспоминаний, мысленно перекраивая события на новый лад. Не случившаяся жизнь представлялась серым месивом, в котором не было ни заснеженного Хельсинки, ни захламленной квартиры с немигающим ликом Юрки69, ни твердых поцелуев, от которых болели губы. Если бы она смогла прокрутить назад прошедший год, она, не раздумывая, променяла бы свое счастье на его потерянную жизнь. Только бы знать, что Он все еще дышит сигаретным дымом за сотни километров. И быть несчастной до счастья, радоваться этому до слез.

Из-за стен гаража доносились шорох и крики. Лилит знала, что Энн с друзьями пытаются проникнуть внутрь, но их удерживают, заламывая руки за спину. На них не наденут наручники, им лишь не позволят остановить друга и брата от признания, которое смягчит наказание. Спрятанный во внутренний карман пальто диктофон слабо вибрировал, высунув голову микрофона за лацкан.

Двери открылись, впустив не только лавину морозного воздуха. Двое в форме подхватили Вика, вдруг осознавшего предательство. Он вырывался, падал на колени, моля о прощении, а Лилит глядела на него завороженной куклой, лишенной каких-либо эмоций. Она вздрогнула и пришла в себя, лишь когда, лязгнув затвором, захлопнулась дверь передвижной клетки. Хруст снега под колесами перемешался с криками Энн, от которых у Лилит заложило уши — столько ужаса вырывалось из загнанной в тупик сестринской души.

— Скажи, что это неправда! Скажи! — сквозь рыдания и гнев закричала Энн, влетев в гараж. Она бросилась к Лилит, как мать, лишившаяся ребенка, бросается на похитителя. Даже Леша не смог удержать казалось бы хрупкую девушку.

— Скажи мне! — она схватила Лилит за лацканы пальто и со всей девичьей силы тряхнула.

Не ответив, Лилит подняла на Энн взгляд, заставивший девушку отступить. Сила сдерживаемого крика и слабость измученной души смотрели на Энн темнотой отрешенности. Лилит выглядела воплощением утраченной жизни, фигурой безмолвия, живой статуей, лишившейся голоса, вырвав себе горло. Никогда еще Энн не видела человека, которого можно было бы с уверенностью назвать "живым мертвецом". Она отошла в сторону, пропуская Лилит к выходу.

— Твой брат из множества дорог, лежащих перед ним, видел лишь одну, — сказала Лилит, обернувшись у порога. — Она оказалась тупиком. Не повторяй его ошибок.

— Я знаю, — одними губами прошептала Энн и в бессилии опустилась на пол, шурша оборками длинной черной юбки, которые легли вокруг траурным покрывалом.

Осторожно, стараясь не наступить на подол, Леша подошел к девушке.

— У нас все будет хорошо, — прошептал он ей на ухо и сильнее прижался грудью к дрожащей спине.

— Да, — так же шепотом ответила она, поцеловав его ладонь. — У НАС.

* * *

Приехав в "Невский", Лилит упала на диван и закрыла глаза. Лениво ползали бестолковые и пустые мысли. Она удивлялась, что приехала в клуб, а не в квартиру, хотя ни говорить, ни видеть кого-либо совершенно не хотелось. Тихо играющая музыка раздражала. Даже жить было скучно, грустно и незачем. Закинутые на спинку ноги затекли, но это не заставило Лилит пошевелиться. Она слышала, как один за другим подходят друзья и садятся на диван напротив. Их взволнованное дыхание бесило Лилит больше, чем заунывная плавность "Dead Can Dance" из динамиков.

— Он признался? — после долгого молчания не выдержала Лекси.

Лилит утвердительно качнула головой.

— Вот черт! — в сердцах воскликнула блондинка и откинулась на спинку дивана. Она так надеялась, что догадки Лилит ошибочны и проклинала себя за упрямство. Сколько раз подруга просила оградить "Undead" от "Истерики", сколько раз предупреждала о неприятностях. Но кто мог предположить, что "неприятности" окажутся трагедией. — И что ему грозит?

— Скорее всего психушка, — усмехнулась Лилит и села на диване, разминая онемевшие ноги. — Он абсолютно невменяем. Я такой истерики еще не видела. Он кричал что-то нечленораздельное про любовь, про то, что Алекс был помехой. Я даже испугалась, что он и меня пришьет прямо в гараже.

— Хорошо, что Энн не такая, — протянула Ника и, встретив обвиняющий взгляд Лестата, передернула плечами. — Думаешь, не заметно, что она дышать ровно в твоем присутствии не может.

— Не-ет, — протянула Лилит. — Энн — совсем другое дело. Бедная девочка не могла поверить. Она так хотела услышать от меня, что все это ошибка. По крайней мере, ее ... — девушка не смогла произнести имени Вика, — ... этот псих не втянул. Хоть на что-то ума хватило.

— Лил, а что теперь с "Undead" будет? — осторожно вставила Лекси. Она теребила завязку кружевной блузки, и каждое порывистое движение пальцев говорило о понимании неуместности вопроса, но Лекси привыкла моментально просчитывать возможные последствия. Работа такая.

— Насколько я знаю, — ответил Лестат, — половина песен написана Энн. Если она не уйдет, группа не распадется. Без второй гитары они проживут, "Nirvana" вообще из трех человек состояла. Главное, чтобы "Undead" не отказались от памятных концертов.

— Это понятно, но... — Лекси вопросительно посмотрела на Лилит. Она знала, что одно слово подруги кирпичом, вынутым из основания опоры, способно развалить еще неустойчивую лестницу группы к вершине. Не выдержит "Undead" разрыва с покровителями, даже если найдутся новые продюсеры.

Это понимала и Лилит. Отогнав навязчивую апатию, она заставила себя вернуться к реальности, в которой все еще оставалась музыка. Не только ее музыка. Будто впервые Лилит оглядела "Невский", скользнула взглядом по лицам друзей, и внезапная, невероятная в своей простоте мысль громом ударила в голову. Пусть жизнь — игра в поддавки с Дьяволом, тогда как Бог терпеливо ждет смерти, чтобы подарить, наконец, обещанный Библией покой. Пусть она проиграла многое и едва не пошла ва-банк с карточной мелочью в руках. У нее есть козырь — сильный, обнадеживающий, спасший. И отбирать его у других она не вправе.