Рожденный бескрылым. Рожденный летать.

— Ну, прятаться здесь негде, да и времени у тебя немного будет. По моим прикидкам, встреча состоится часа через два.

Эти два часа я провел, слоняясь по крепости, не находя достойного занятия. Меня удручала унылость этого места, столь удивительная среди пробуждающегося весеннего мира. С холодом и какой-то странной бессмысленностью стен, окружавших меня, не сравнился бы ни один город из увиденных мной. Нет, я прекрасно понимал, что сравнивать заставу и город смешно, здесь все и должно быть строго, по-военному... вот только не то меня угнетало, не военная строгость, а именно уныние — исходящее непонятно откуда, и ощущаемое на самой грани сознания... Астрал был чист как первый снег, и нельзя было свалить мое настроение на беспокойство Эфира... Я не мог понять, что было причиной, и это раздражало больше всего...

Приход Кариана я воспринял как спасение.

— Халийцы согласились, — обрадовал он меня. — Встреча состоится на нейтральной территории, на природе. Пойдешь вместе с моими подчиненными... Я останусь здесь. Да, и про костюм не забудь, должен все же посол отличаться от собственных телохранителей.

* * *

Мы вышли на поляну одновременно — я с одной стороны, и высокий человек, уже немолодой, хоть и не старик — с другой. Наблюдатели остались чуть позади — так, чтобы, если что, успеть прийти на помощь. Впрочем, если халийцы и в самом деле такие замечательные воины, в бою телохранители мало чем помогут.

Костюм я все же натянул, но меч оставил при себе, в равной мере из-за нежелания отдавать его и опасения за свою жизнь.

— Вы посол халийцев?

Высокий человек поморщился.

— Вы за семьдесят с лишним лет не смогли даже запомнить, как зовут ваших противников. Халиа мы, Халиа...

— Прошу прощения, я не знал.

— Не важно. Империя хотела разговора... что же вы предложите на этот раз? — халиа говорил спокойно, но я видел, что на самом деле эмоции переполняют его.

— Мы хотим мира...

— Мы хотим его не меньше вашего. Убирайтесь — и будет мир.

— Мы не можем просто уйти.

— А как вы можете уйти? Зигзагом? — съязвил посол. — Если хотите мира — уходите.

Кариан рассказал в общих чертах, что нужно выпытать у посла, но я не знал, как вывести его на эту тему — и решил вести разговор естественным путем.

— Мы просим только...

— Старая песня! — вдруг завелся посол. — Свободный проход, свободная торговля... Мы отвечаем: нет! И ответим так, хоть умирать будем.

— Но почему?

— Недолюдям нет места среди нас!

— Недолюдям? Чем мы хуже вас?

— Долбаная империя, долбаные идиоты с повышенным самомнением... — забормотал посол. — Мы — не вы. Почему вы не можете этого понять? Неужели, чтобы признать, что мы — даже не дальние ваши родственники, нам нужны длинные уши, или маленький рост и фигура поперек себя шире, или что еще?

— Не обязательно...

Меня начинал раздражать этот разговор, пора было приступать к делу.

Я посмотрел прямо в глаза халиа, собираясь подчинить его и узнать все, что надо, но тот, встретившись со мной взглядом, вдруг вскрикнул и отпрянул.

— Ты один из нас? — выкрикнул он. — Как такое возможно?

— С чего ты взял? — ответил я. И только тогда понял, что халиа прав.

Ни в его вопросе, ни в моем не было ни слова лорандийского, а между тем, переход на другой язык я почти не заметил — таким естественным он был.

— Теперь ты понимаешь? — спросил посол на том же самом языке. — Но почему ты служишь нашим врагам, почему ты предал нас?

Сердце в моей груди забилось часто-часто. Кажется, я нашел разгадку своего прошлого... пусть не до конца.

— Я не знаю... — ответил я честно. — Пять лет тому назад я потерял память... И не помню, что было со мной до того.

— Пять лет назад произошла битва в Терпилае... мы потеряли там многих, очень многих...

— Пять лет... Я слышал об этой битве, но мне не пришло в голову связать даты... Но как ты узнал, что я — из вашего народа?

— Посмотри мне в глаза, — попросил меня халиа.

Я удивился, но исполнил его просьбу. Глаза казались обычными, человеческими... почти. Зрачки — вот что отличалось. Идеально круглые у человека, у халиа они были неровными, как будто бы рваными, с изодранными краями... совсем немного, если не присматриваться, не заметишь.

— У тебя — так же, — сказал посол, видя на моем лице понимание.

— Мне нужно зеркало...

Я огляделся вокруг. Только лес, голые стволы деревьев, грязь да кучки снега... Телохранители стоят сзади и не то совсем не интересуются разговором, не то просто не слышат.

Зеркала нет, зато есть меч...

Я выдернул эльфийский клинок из ножен, и поднес к глазам. В узкой полоске гладкого металла между лезвием и орнаментом отразились два широко открытых серо-зеленых глаза... с неровными, будто рваными, зрачками. Последнее сомнение испарилось.

Я — халиа. Вот только почему безмолвствует память?

— Как тебя зовут? — спросил посол. — Я Каларс.

— Флей.

Он чуть нахмурился.

— Флей... это имя для эльфа, не для халиа. Кто дал его тебе?

— Учитель... Я не помнил своего прошлого имени. Так значит, я — халиа... Вот откуда и навыки, и странные сны...

— Ты сказал, что потерял память... Расскажи, что ты помнишь?

— Пытки... боль...

И я рассказал ему все, всю свою историю, не обращая внимания, что совсем не знаю этого человека... а то и не человека даже. Когда я упомянул о мече, Каларс попросил:

— Покажи.

Я продемонстрировал пару ударов, хотел продолжать, но вмешались телохранители.

— Флей, что вы делаете? — спросил один из них. После певучего языка халиа имперский показался грубым и неприятным.

Я оглянулся. Наблюдатели стояли, недоуменно разглядывая меня. Каюсь, за время разговора я совершенно про них забыл. Да и нужны ли они мне?

— Знаете, ребята... Возвращайтесь на заставу. Честное слово, я и сам прекрасно разберусь.

— А если с вами что случится? Кариан же с нас шкуру снимет!

— Не случится... — я добавил в голос совсем немного власти. К счастью, в такой ситуации много и не нужно. — Правда.

Они мне поверили.

— Пойдем к нам, — предложил Каларс. — Ты сможешь закончить свой рассказ по пути. И, быть может, в родном краю твоя память вернется...

Я кивнул:

— Веди.

XXVI.

— Как ты убедил их? — спросил вдруг посол. — Я же видел, эти имперцы не хотели уходить.

— Я ведь рассказывал... в тот же день, когда я потерял память, во мне пробудились странные способности.

— Быть может, я прослушал... Продолжай.

Я пересказал коротко историю своей ссоры с мистиками. Рассказал и о нашем главном отличии.

— То есть, как энергетический вампир, но при этом без вампиризма, — Каларс почему-то глубоко задумался. — Это очень похоже...

— На что?

— Не думаю, что это имеет к тебе отношение... — проговорил он, чуть помолчав. — Рано делать такие предположения.

— Ну... ладно. У меня есть вопрос: ты называл лорандийцев недолюдьми — почему? Чем мы так от них отличаемся, кроме формы зрачков?

— Ну... физиология... немного другой метаболизм. Живем в полтора раза дольше, и взрослеем соответственно. Ну, и... у нас не может быть общих детей с имперцами.

— Как? Даже эльфы...

— Придется признать, что мы отстоим от имперцев даже дальше, чем эльфы.

— Все удивительнее... — пробормотал я себе под нос. — Теперь я могу смотреть на эльфов свысока. Но отличия в строении организма сами по себе не делают нас лучше.

Каларс посмотрел мне в глаза, словно отыскивая иронию. Но я был серьезен.

— Что ж... — проговорил он. — Если ты действительно ничего не помнишь... Я расскажу.

Он остановился и замолчал, позволив лесной тишине окутать нас. Спустя несколько мгновений он заговорил.

— Этому не поверил до сих пор ни один имперец — им стыдно признавать собственную неполноценность... Дело в том, что мы — последние из Древних.

Я замер. На мгновение я прикрыл глаза, лишь чтобы удостовериться, и тут же открыл. Слова халиа были кристальной истиной. Два потрясения в один день: сначала оказаться не человеком, затем — Древним...

Я верил послу. Но я хотел узнать больше. Каларс, понимая это, продолжил.

— История нашего народа хранится в архивах, там есть и очень древние времена... Но важнее то, почему мы оказались в таком упадке, ведь предки наши когда-то правили миром.

Халиа снова зашагал, я последовал за ним. Впереди, за кронами деревьев, блестели здания из белого камня.

— Так почему же это случилось? — задал, наконец, вопрос я.

— Тысячу четыреста лет случилось так, что мир разделился на два альянса, один из которых возглавляли Арлайи, второй — Халиа, наш народ. Территория Арлайев и союзников занимала... примерно всю нынешнюю Империю, за исключением крайнего юга, степей и пустынь, да тех земель, за которые мы деремся сейчас. Нам же принадлежал западный материк и небольшая часть этого. Союзников, и с той, и с другой стороны, было много... мелкие страны, всевозможные расы. Каждый разумный в этом мире принадлежал к тому или другому альянсу. Нынешние "великие" имперцы тогда были всего лишь кланами варваров. В принципе, они меньше всех пострадали в той войне, и, надо сказать, по чистой случайности.

Да, нетрудно догадаться, случилась война. И не было в ней победителей.

Дело в том, что в один и тот же день маги двух стран изобрели два заклинания. Равно сложных, равно смертоносных.

Наши волшебники научились вызывать землетрясения на расстоянии. Локализованные и убийственно мощные. Не выдерживало ни одно здание, не выживал ни один.

В руках противника оказалась... просто смерть.

— Кого ты привел, Каларс? — окликнул нас часовой у ворот. Я помотал головой, вырываясь из плена истории.

— Блудного сына, Кир, — ответил посол. — Этот человек оказался одним из пропавших без вести воинов.

— Не может быть! — лицо Кира выразило удивление. — Как ты его нашел?

— Он сам расскажет, если захочет. Ты не против, Флей? — при звуках моего имени Кир удивленно приподнял брови.

— Сначала — твой рассказ, — потребовал я.

Тяжелые створки ворот раскрылись, мы вошли в город, и Каларс продолжил повесть о делах полуторатысячелетней давности.

Я не смотрел по сторонам, не замечал удивительной архитектуры зданий вокруг меня, не видел зеленых — и это ранней весной — растений на клумбах. Все мои мысли были во власти рассказа.

— Маги Арлайев изобрели смерть в чистом виде — их заклинание просто уничтожало все живое в какой-то области, не задевая неживого. В день изобретения оба заклинания были применены. И наступила смерть...

Народы Халиа и Арлайи были уничтожены практически полностью — ведь чародеи в первую очередь наносили удары по соперникам-магам. Союзникам, впрочем, тоже досталось... Не осталось ни одного развитого города, великие народы скатывались в варварство...

— Но как вы смогли выжить?

— Выжил всего один город, несколько сотен человек, и ни одного мага среди них. Нас спас... спирит.

Что-то колыхнулось в моей душе с этим словом.

— Как он спас вас? — спросил я.

— Спирит защитил нас от смертоносного заклинания Арлайев... Это подробно описано в летописи: "...когда уже казалась неминуемой смерть, когда яркая голубая вспышка возникла в небе, затмевая солнце, и стала опускаться... На городскую площадь вышел юноша, целитель до того, и воздел руки к небу — и смертоносное заклинание погасло, а юноша упал без сознания. И город был спасен..." Когда юноша пришел в себя, он попросил называть его "спиритом", посланником... вечного Эфира. А потом он ушел...

— Что-что? — ошеломленно проговорил я.

— И, по летописи, у него были фиолетовые глаза... — произнес Каларс, не замечая ничего вокруг. Как будто случайно, он поднял взгляд... и вновь побледнел. И закончил слабым голосом:

— ...как у тебя, Флей.

У меня всегда были серо-зеленые...

Я, путаясь в рукавах посольской одежды, схватил меч. Мучительно долго он вылезал из ножен... убийственно медленно.

Но вот, наконец — меч в руках... Дрожащими руками я поднес его к лицу — и увидел глаза... Мои — и не мои. Фиолетовые... как лесная герань, как аметист... как Эфир.

И вдруг, мгновение спустя, фиолетовый цвет пропал, глаза снова стали прежними.

И посол тоже видел эту метаморфозу.

— Спирит... — произнес он благоговейно.

На мгновение мое сознание будто раздвоилось...

"Тысячу четыреста лет назад жил человек, очень похожий на тебя".

"Похожий. Но ведь не я".

"Конечно, не ты. Он был первым посланником Эфира, ты — второй. Второй спирит".

И я поверил себе.

Третье потрясение за день. Третий удар по измученной и без того психике.

Я уже не замечал, что говорит Каларс, как он созывает людей...

Я вспоминал. С каждой секундой рвались слои памяти, поднималась наверх память истинная... Память пяти, десяти, тридцатилетней давности.

* * *

...Всю свою жизнь я был воином, всю жизнь я учился сражаться — с самого рождения. Как и многие другие вместе со мной, и до меня, и после меня. Как завещали наши предки, тысячу четыреста лет назад выжившие в изменившемся мире.

Кривой плоский меч — почти такой же, как подарок эльфов, лишь, может, не зачарованный — был моей любимой игрушкой. Танцы в спарринге — любимой игрой.

Двадцать семь лет я учился, каждый день посвящая тренировкам, оттачивая тот самый стиль, который пугал Империю больше, чем все пушки, вместе взятые, и должен был продолжать обучение и дальше...

У меня не было имени, потому я и не мог вспомнить его, сколько ни пытался: халиа дают имя своим детям лишь по достижении совершеннолетия — двадцати семи лет. Я не успел получить имя. Просто не успел.

Случилась битва в Терпилае. Та самая, с которой вернулся один из ста. Та самая, после которой Наблюдатели умерили аппетит.

Мы проиграли эту битву, но проиграли достойно... Имперцев было много больше, и среди них были маги — народ же халиа, памятуя о великой войне, погубившей мир, не использовал магию в принципе. Но было и еще кое-что, что погубило нашу армию и, в частности, меня — одного из лучших бойцов, несмотря на молодость, назначенного командиром отряда.

И, вспомнив об этом кое-чем, Флей стиснул зубы, а безымянный солдат-халиа крепче схватился за меч... Перед его глазами стояло прошлое.

XXVII.

— Я ухожу! — выкрикнул Флей. Непонятно откуда взявшийся лед прозвучал в его голосе.

Вокруг него собралось много людей — нет, не людей, халиа... хотя... для него они и должны быть людьми. Должны быть.

Флей уже знал, о чем попросит его посол. Ему даже не нужно было закрывать глаза, чтобы понять это... Вместе с воспоминаниями пришло что-то новое... теперь он видел то, о чем и не мечтал раньше... Нечто подобное он испытывал и раньше, в наркотическом угаре — но лишь подобное: тогда было просто больше силы, теперь же сама эта сила была другой.

— Я прошу тебя, спирит... — халиа мог бы не продолжать, но спирит дослушал до конца. — Останься с нами. Ты нужен нам.