Женская верность

— Для этой цели были у неё загодя причислены к простолюдинам верные ей люди. Поселились они в нашей глухомани, и вроде Москва недалече, и звука лишнего нет. Отправила она своего сына к ним. Да жить велела, ничем от местных не отличаясь. А на случай своей погибели, чтобы род не затерялся, велела кликать его потомком тюрков, так и в церковных книгах прописать, Тюрютиков был бы тапереча по пачпорту. Вот от него и ведётся наш род. А потом батюшка Василий, свёкор мой и твой дед, значит, тоже в церковных книгах вычитал, что испугались церковные служители цегой-то, и далее линию рода велено было записывать как Родкины. Вот он взял себе эту фамилию, когда был отправлен в наш приход. Ну а там и меня своему сыну Тихону сосватал.

-Ой, ну все уши прожужжали. В самом деле, сколько можно? — Тамара сонно пробормотала ещё что-то и тут же ровно засопела, будто не просыпалась.

-Мам, может и правда, выйдем в коридор?

-Нет, щой-то у меня душа зашлась. Хватит, пока я помирать не собираюсь. Будет время — доскажу, ну али Кулинка.

Вагон все так же мерно покачивался, сонное дыхание заполняло купе. Немного поворочавшись, уснула и Устинья. Не спала только Елена, пытаясь уложить в голове и принять душой всё услышанное от матери.

Жить по-другому

Илья слез с мотоцикла, протёр тряпочкой фару, поправил тент над сиденьем коляски. Вот и транспорт свой, и квартира благоустроенная двухкомнатная, а теперь вот из Москвы телевизор приедет. Настроение взлетело к небесам! До прихода поезда ещё оставалось время, и Илья с удовольствием ловил на себе завистливые взгляды мужиков. "Урал" — мотоцикл большой и тяжёлый, сорок пять лошадей в упряжке! Он ещё раз обошёл своего любимца и прислушался к вокзальному эху. Ага, прибывает поезд из Москвы! Представил, как радостная Томка усядется на высокое заднее сиденье и держаться будет не за ручку, а обхватит его руками, хмыкнул и направился к перрону.

Надёжно упакованный телевизор со всеми предосторожностями поместили в коляску. Туда же положили связку книг, которые Петр купил для Ильи.

-Надька думала своего Петра отправить вас встречать, всё-таки на машине сподручнее, но он на работе, срочный заказ, — волновался Илья, не зная, как распределить приехавших.

-Да ладно, забирай свою жёнушку, и езжайте. Главное, телевизор доставь в целости, — улыбнулся Пётр, которому порядком надоела и московская суета, и дорожная теснота.

Тамара огляделась вокруг. Вокзал маленький, не то что в Москве. Да и ехать на заднем сиденье мотоцикла не очень-то хотелось. Надька как барыня, на машине! А разве она хуже? Вон, в Москве, аж Пётр заметил, так мужики на улицах на неё поглядывали! А Илюшка, Илюшка-то чего раскукарекался?

-Томка, ну чего ты? Давай подгребай к мотоциклу! А я помогу нашим чемоданы до остановки донести да в автобус посажу. А то неудобно, мы как баре, а им тащись...

-Да иду я, иду! — запрокинув голову, Тамара шагнула к мотоциклу.

Илья с удивлением взглянул на жену, но в руках у него был тяжёлый чемодан, и он поспешил догонять родственников.

В один из дней, прикинув, что после отпуска Тамары и покупки телевизора с деньгами у Илюшки туго, Акулина, прихватив с собой сумку с продуктами: картошка, квашеная капуста, кусочек сала да кулёк конфет для девчонок, направилась в гости, заодно посмотреть как телевизор показывает. Старалась подгадать так, чтобы все были дома. Но застала только Илью. Он то пытался читать книгу, то ходил от одного окна к другому. Вслед за Акулиной пришла из школы Наташка.

-Слышь, малый, Тамара, видать, на работе задерживается. Леночку-то из садика кто заберёт?

-Садик под окном. Сейчас схожу.

-Пап, я сбегаю.

-Давай, я в окно посмотрю.

Наталья привела Леночку. За окном стало темнеть, а Тамара всё не возвращалась. И тут уж не до телевизора. Акулина из принесённых продуктов приготовила ужин, накормила детей. Илья есть отказался.

-Ладно, пора мне. Устишка из утра придёт, Наташку в школу соберёт, Леночку в садик.

-Угу. Давай, тётушка.

Выйдя из подъезда и оглядевшись по сторонам, Акулина заметила, как на противоположном углу дома остановилось такси. А из такси вышла Тамара. Только из отпуска, денег ни копейки...

-Здравствуй, тётушка. Ты от нас?

-Откуль ещё?

-Как там мой? Поди бесится?

-Ну ить переживает. Да и девчонки нервничают.

-Вот и на работе задержаться нельзя! Я же там не в игрушки играю! — она вздёрнула голову, поправила причёску.

-Ну что ж? Работа и есть работа. Ладно, пойду я, вставать мне рано. Да и твои тебя заждались.

С этого дня Тамара всё чаще задерживалась на работе. На ужин — то, что приготовит Устинья, она приходила рано утром, когда Илья и Тамара ещё были дома, чтобы собрать и отправить в школу Наташку, которая училась со второй смены, а вечером забрать из садика Леночку. Как-то сами собой из дома исчезли уют и покой. Обычным делом стали вечерние перебранки, а потом и Илья стал приходить сначала слегка навеселе, а потом всё пьянее и пьянее.

Как-то утром, когда Илья уже ушёл на работу, а Тамара ещё возилась у выхода, Устинья не вытерпела:

-Тамара, меж вами будто чёрная кошка пробежала. Никак случилось що?

-Да ничего не случилось. — Тамара распрямилась, застегнув на ноге сапог: — Сами видите, то пьяный, то всем на свете недоволен.

-Тома, так ведь ты домой-то почитай только ночевать приходишь.

-Ну, бывает, задерживаюсь на работе. Так я и повышение получила, и премии постоянно выписывают.

-А дети? Ты об них подумала?

-Подумала. Две девчонки. Их одевать надо и вообще... хочу, чтоб лучше меня жили.

-Твоя-то жисть чем плоха?

-А что в ней хорошего? Пальто третий год ношу. Сапоги старые. Ни одного путёвого платья нет! А я молодая, мне и в театр, и в ресторан сходить хочется. А тут только пьяная Илюшкина рожа. Ладно, мама, опаздываю уже, — и выскочила за дверь.

От такого разговора на душе Устиньи остался нехороший осадок.

Вечер был тёмный, холодный. "Волга", уже не в первый раз подвозившая Тамару, остановилась за углом её дома. Захлопнув дверку, осмотрелась по сторонам. Домой идти не хотелось. Очередной скандал не обещал ничего хорошего. Топтаться на улице холодно и глупо. Она брела к своему подъезду и чувствовала, как отвратителен ей их грязный тёмный подъезд, зелёные кухонные панели дома и пьяная Илюшкина рожа. А запах? Водочный перегар и квашеная капуста с луком. Однако дома девчонки. Да и куда идти? Подъездная дверь, подхлёстнутая ветром, больно ударила её по спине. В полумраке подъезда, аккуратно ступая по замусоренным ступеням, не спеша поднималась домой с заранее заготовленным объяснением, где была. Стучать не хотелось, но в замке с внутренней стороны был вставлен ключ. Закрыла на мгновенье глаза, глубоко вздохнула, расправила плечи. Но ведь, если бы не Николай Фёдорович, она могла бы и в самом деле корпеть по вечерам на работе, так что это не совсем уж и враньё, да и... В этот момент ключ с внутренней стороны двери тихонько повернулся: "Мам, проходи". Тамара вошла и удивлённо прислушалась к тишине.

-Папа пьяный спит. Бабушка уехала. А я тебя жду. Слышу, кто-то у двери шебуршится, подумала ты. Тамара разулась и сапог, выскользнув из рук, ударил каблуком об пол.

-Тише, папа сильно злой. И сильно пьяный. Леночка спит, — Наталья забралась под одеяло.

Тамара разделась и тихонько прошмыгнула в детскую комнату. Ночь провела рядом с Леночкой. Дремала на короткой и узкой детской кроватке, чутко прислушиваясь к пьяному Илюшкиному сопению и бормотанию. Наконец рассвело. Она встала, вышла на кухню, включила чайник, присела у стола. В утренней тишине звонко скрипнули пружины панцирной сетки, послышались шлепки босых ног. Натолкнувшись на дверной косяк, Илья чертыхнулся. Тамара сжалась. Внутри кипела обида, злость и страх.

-Что, сука, явилась! — прохрипел Илья. Откашлялся и, наклонившись к крану, стал пить воду. Маленькая кухня заполнилась водочным перегаром. Напившись, с трудом распрямился. Рывком сбросил со стола посуду.

-Убью-ю-ю суку! — он шагнул к ней сжав кулак, под ногами хрустнул осколок разбитой посуды.

— У, стерва!

Тамара зажмурилась и в тот же миг почувствовала сильный удар по лицу, затылком ударилась о стену. В глазах потемнело. Она попыталась вскочить, но сильный толчок бросил её обратно.

-Папа, папочка, не надо, не надо! — босая, с растрепавшимися косичками, Наташка стояла в дверях кухни.

-Спи иди. Мы... мы... м... марш! — ещё не протрезвев, Илья с трудом ворочал языком.

-Не надо! Леночка боится! Мама всю ночь рядом со мной спала. Папа, папочка!

-У... — он, видимо, хотел что-то ещё сказать, но посмотрел на пол, увидел растекающуюся из-под ноги красную лужу. — Тьфу! — плюнул, и, оставляя на полу кровавые следы, пошёл в комнату.

Схватив пальто, Тамара выскочила на лестницу. Голова кружилась и гудела, но оставаться дома она боялась. Холодный ветер, завывая где-то на чердаке, долетал до самого низа и хлопал разбитой входной дверью. Щёлкнул дверной замок. Уйти? Уехать? Дома остались дети. Тамара плотнее запахнула пальто и присела на корточки у двери, чутко прислушиваясь к происходящему за ней. В квартире было тихо. Оставалось ждать, пока придёт Устинья. Этажом выше хлопнула дверь. Тамара поднялась и сделала вид, будто замыкает дверь. По лестнице заухали тяжёлые, неровные шаги.

-Здорово, соседка!

Но ответить она не успела. Подъездное эхо подхватило раздирающий кашель мужчины. Опухшее лицо, мятая одежда и всё тот же отвратительный запах перегара. Уже не обращая внимания на продолжавшего кашлять соседа, Тамара закрыла лицо руками. Ей хотелось бежать, бежать без оглядки. Туда, где трезвые мужчины не воняют перегаром и (пальцы пробежали по распухшему глазу) не бьют женщин.

-Чегой-то ты, девка? — Устинья кое-как поднялась по лестнице и уже решила отдышаться, как увидела свернувшуюся в комок под дверями невестку.

Тамара отняла руки от лица и поднялась.

-Матерь Божья! Ну-ка, отойди в сторонку, а то кабы сдуру ещё не добавил. — Устинья поняла всё без слов.

Тамара шагнула в сторону. Обиды на Илью не было. Была злость на себя. Чего ждала? Надо о себе и детях думать. А она...

В этот момент на стук Устиньи Илья открыл дверь. Он немного пришёл в себя.

-Хватит, мать, на неё работать. Пусть сама дом и хозяйство ведёт. Чтоб знала, почём фунт лиха.

-Ой, малый. Хучь ты и сын мне, а скажу тебе, что счас не ты, а водка в тебе говорит. Проспись, а там как решите, так и будет, — говоря всё это, Устинья тихонько оттеснила Илью в комнату. Тамара быстро оделась, плеснула в лицо холодной водой.

-Наташа, я возле подъезда буду ждать, собирай Алёнку.

Утро только начиналось, один за другим из подъезда выходили жильцы, и Тамара крутилась то так, то эдак, пытаясь скрыть распухшее от слёз и удара лицо. Куда деться самой? Как быть дальше? Она ещё не знала. Наконец дочери вышли.

-Мам, бабушка велела передать, что Леночку из садика заберёт. Днём у нас будет. Папа на работу собирается. Мам, пойдём, а то он сейчас выйдет, — поёжилась Наташка.

-Пошли. — Тамара приподняла воротник, будто прикрываясь от холода, и направилась к садику. Подождала, пока Наташка отвела Леночку в садик, потом проводила её в школу. Что теперь? Идти на работу в таком виде невозможно. Не идти тоже невозможно. И вообще идти некуда. Стало жалко себя, своих детей и почему-то Илью.

Но ведь о чём-то она думала, когда в первый раз как бы невзначай очень близко наклонилась возле Николая Фёдоровича. О чём думала? Думала, что ничего не получится. А что должно было получиться, и сама не знала. Вот и получилось, как будто само собой. Позвонить? Конечно, позвонить! Позвонить на работу и сказать, что болеет. От этой мысли стало легче. Хоть один вопрос решила.

Возле телефонной будки никого не было. Гудок, второй...

-Ало? — Она и хотела, чтобы Николай Фёдорович взял трубку, и не надеялась, рано, до начала рабочего дня ещё почти полчаса. — Ало? Говорите, вас не слышно!

-Это... это я... — голос предательски задрожал. Нет, ничего просить и плакать она не будет. Что она, побирушка? Слёзы и сопли капали на воротник. Она шмыгнула носом.

-Тома? Тамара! Ты где? Ты меня слышишь?

-Слышу. Коль, Николай Фёдорович, я заболела. — Сопли опять предательски текли вместе со слезами. Платка с собой не было, и она опять шмыгнула носом. — Можно, я сегодня на работу не выйду? — Провела рукой по глазам: — И завтра...

-Ты где? Слышь? Где? Я сейчас машину пришлю.

-Ой, нет. Нет! — Терпеть больше не было сил. Она заплакала горько, навзрыд.

-Где тебя искать? Томочка, где?

-У "Баджея" в телефонной будке. Только машину не надо.

-Я сам, слышишь, сам подъеду. Только никуда не уходи. Слышишь? Не уходи!

В трубке раздались гудки. Она огляделась вокруг. Желающих звонить не было. Лучше тут постоять. Надо как-то привести себя в порядок. Заплывшие от слёз глаза. Нос натёрла. Косматая. Кому такая нужна? Хоть бы маленькое зеркальце и платочек. Руками пригладила волосы. Постаралась перестать плакать. Глубоко вздохнула. Но ведь она и не собиралась ничего для себя выпрашивать! Теперь уж будь что будет! Потерявши голову, по волосам не плачут.

У обочины дороги остановилась служебная "Волга". Тамара сжалась. Сейчас выйдет водитель. Срам! Но из машины торопливо выскочил сам Николай Фёдорович. Без пальто, в одном костюме. Огляделся вокруг. Пошёл в одну сторону, в другую... "Уедет", — испугалась Тамара.

-Я тут, — приоткрыла дверцу телефонной будки.

Усадив её на заднее сиденье, достал платок, попытался вытереть ей нос...

-Сейчас отвезу тебя в служебную гостиницу. Мы туда командированное начальство селим. Как только освобожусь — подъеду.

Она кивнула. На душе сразу стало легче. В машине тепло. Холодный ветер не лезет за воротник.

Николай Фёдорович пересел за руль. Машина рыкнула и тронулась.

Гостиница представляла собой небольшое строение, сразу за входом в которое находился коридор с несколькими дверями и красной ковровой дорожкой на полу. Их встретила ухоженная, полная, приветливая женщина.

-Нина Ивановна, вот у человека сложные жизненные обстоятельства. Моя личная огромная просьба к вам: накормите, обогрейте. Я чуть позже подъеду. — Он отвёл женщину в сторону и то ли дал денег, то ли что-то сказал. Тамара не разобрала.

-Хорошо, хорошо. Не волнуйтесь. Всё будет в порядке.

-Коль, Николай Фёдорович?

-Я быстро. Ну, сама знаешь, дела.

-Я не о том. Там девчонки мои...

-Они сейчас где?

-В школе и садике.

-Значит, время есть. Я вернусь, и мы всё обсудим. Не волнуйся. Всё будет хорошо. Я тебе обещаю. Веришь?

Она кивнула. Но и вправду верила.

Ванна была тёплой, с пушистой пеной. Пахло цветами и чем-то незнакомым. Белый кафель на стенах сверкал чистотой, не то что дома — тёмно-зелёные стены и унитаз рядом с ванной.

-Я тут вам махровый халат принесла. Можно?

-Да, да. Спасибо. Я сама.

-Ну что вы! Это моя работа. Самый маленький выбрала. Мужские все, да и размеры не на худеньких, — улыбнулась Нина Ивановна, вешая халат на блестящий золотистый крючок. Дома гнутый гвоздь в стене. А халат — старый, рваный, ситцевый.