С момента бегства, — по-другому не назовешь, — леди Элфорд в имение, Михаэль пустился во все тяжкие: клубы, бега, ставки, женское общество. Ночь смешалась с днем в один круговорот, темные круги под глазами были единственным возмущением против такого образа жизни. Сам граф делал вид, что вельми доволен.

— Как провел день?

— Спал.

— Как провел ночь?

— Разве ты не знаешь, где я был?

Это был самый содержательный разговор Брайна и Михаэля за последние две недели. Граф избегал встреч с графом, делая вид, что ему попросту некогда; он так же избегал любых упоминаний о трусихе леди Элфорд.

Она подумала, он бросится следом? Подумала, что нужна ему более чем для флирта от скуки? В какой-то момент он действительно походил на безумца и преследовал старую деву, но просветление настало, слава Богу. Ее наряды больше не раздражали, ее волосы больше не околдовывали, и глаза не плели веревки к его сердцу.

Дурное настроение вскоре пройдет — это хандра от душных летних дней, и ничего больше, зато он свободен от дурного вкуса и необъяснимого притяжения. Почти. Пока еще невозможно избавиться от мыслей о ней. Всегда неприличных. Похотливых, развратных. Он давал своему телу то, что оно требовало. Почти. И ошибся. Тело приняло подачку и попросило еще, только уже конкретно: ЕЕ.

Этой ночью он тоже был у Матильды, и чем занимался? Спал аки праведник, даже позиция сзади не помогла. Нет, все, конечно, свершилось, но после тело не отдыхало умиротворенно, а ныло, звало, требовало.

Лорд Блэкберн и леди Элфорд? Губы графа растянулись в презрительной улыбке. Где роковые женщины? Перевелись? Кто в здравом рассудке представит рядом его и эту старую деву? Кто поверит, что с ней он проделает все то, о чем часто фантазирует в последнее время?

И даже если бы он и согласился, и возбудился, что маловероятно, она бы грохнулась в обморок, едва увидев его без одежды. И другой вопрос: не упадет ли он сам, увидев без одежды объект своей страсти?

У него не было ни одной некрасивой любовницы, ему завидует половина Лондона, когда видит с Матильдой, вторая половина Лондона завидует Брайну, когда приходит его черед провести с ней время. И променять все на леди Элфорд?

Она правильно сделала, что уехала в имение. Лондон закончил свадебный переполох, и отловить холостяка ей вряд ли удалось бы, и скука имения ей больше к лицу. Там некуда будет носить пестрые наряды, которые выпячивали маленькую грудь на обозрение, словно предлагая попробовать.

— От леди Элфорд не было вестей?

— Вы с ней друзья, ты и скажи.

— Я получил от нее письмо два дня назад, — сказал Брайн, наливая себе стаканчик бренди, — но думал, вдруг, доставили новую почту?

— Это была бы слишком частая переписка: по письму каждые два дня.

— Нам есть, что обсудить.

Граф с подозрением посмотрел на брата. Неужели он прав и наблюдает сейчас первые ростки безумия? Что у него общего с этой, с позволения сказать, леди, которая не считает зазорным переписку незамужней девушки с неженатым джентльменом?

— И что же?

— Хм, друзья не раскрывают тайн.

— О чем вы пишете в этих чертовых письмах? — насупился граф.

Брайн развернул газету, уткнулся в нее, ограничившись насмешливым взглядом вместо ответа, потом как бы невзначай спросил:

— Почему бы тебе не наведаться в имение?

Граф изогнул правую бровь.

— Почему я должен наведываться в ее имение?

— Я имел в виду БлэкбернХауз.

— Я там был совсем недавно.

— Разве управляющий не писал тебе о разногласиях с одним из арендаторов?

— С Чарли Гиббонсом? Едва ли это серьезно, — отмахнулся граф. — Чарли — упрямец, но слишком хороший кузнец, чтобы его терять, а Том молод и горяч, и пока не пользуется таким уважением, как предыдущий управляющий, но они разберутся.

— Предыдущий управляющий пытался нас обокрасть, — вздохнул Брайн, — и если бы не твое своевременное вмешательства... Эх, тебе бы точно пришлось жениться на леди Элфорд ради ее денег.

Граф забрал газету у брата.

— Ты думаешь, мое вмешательство необходимо?

— Как знать, — Брайн вернул газету, — я просто предположил.

Граф поднялся, прошелся по кабинету, достал и вернул обратно на полку книгу, не обратив внимания на название. Приняв решение, обернулся к брату.

— Не знаю, чем это закончится, но я благодарен тебе.

— Все закончится отлично, — Брайн отложил вчерашнюю газету в сторону, — проблема пустяковая.

— Я сейчас не о Чарли Гиббонсе.

— Я тоже. Не забудь посмотреть под большое дерево.

— Мне реально не до дерева. То, что я хочу, гораздо выше.

— Как знаешь.

У Михаэля были дела поважнее, чем бессмысленный спор: только поздно ночью он прибыл в БлэкбернХауз. Официальный визит в соседнее имение автоматически переносился на завтра, но какого черта окна там светили так ярко? Он стоял возле ЭлфордХауз, и думал, кто он, чтобы противиться притяжению? И кто он, чтобы, поддавшись этой силе, взобраться на второй этаж без сподручных средств?

По наитию, он подошел к большому дереву напротив окон леди Элфорд. Дом погрузился в сумрак с полчаса назад, но ноги споткнулись о лестницу.

— Спасибо, братец, — пробормотал сам себе, и вскоре оказался в комнате леди, которой предпочел столичные развлечения.

В комнате догорала свеча, ветер из открытого окна нежно развивал прозрачный балдахин над узкой кроватью, и дыхание сладкой музыкой завораживало. Михаэль приблизился, глядя, как зачарованный, на сбившуюся сорочку и оголившиеся женские икры.

Ей не шла эта сорочка, она пыталась скрыть то, что скрывать от него не должно. На ней может быть одежда ночью, если это его рубашка. И женщина может спать так безмятежно, но рядом с ним.

Он почувствовал возбуждение, и не было сил противиться ему. И желания противиться не было. Странная, непонятная женщина. Он возненавидел ее, когда леди Элфорд выставила его и мисс Синклер за дверь, когда появилась в Лондоне на балу у маркиза Торнтона, когда умудрялась появляться на всех светских раутах, где бывал он, когда везде таскала за собой Уинслоу, когда была так хороша на свадьбе сестры, когда губы ее ответили на его поцелуй.

Он понял, что увлечен, когда она упала в саду и взгляд ее был растерян, когда с иронией пикетировала его фразы, когда их руки соприкоснулись в вырезе платья, и цвет глаз ее из зеленого перешел в малахитовый, когда она дерзко назвала его имя на свадьбе своей сестры.

Он понял, что взбешен, когда после бала нашел ее без сознания и она не приходила в себя более трех часов, а потом потянулась к нему с именем Джед.

Он понял, что все еще ненавидит ее, когда она сбежала от страсти, скрылась в имении, бросив его одного.

Он понял, что готов простить ее, так как сейчас в ее постели не было никакого Джеда.

Он понял, что мог убить, если бы застал ее с мужчиной.

Он понял, что испытывает слишком сильное притяжение, чтобы прекратить охоту.

Он не знал, сколько времени провел, сидя на полу, возле ее постели, наблюдая за сном леди Элфорд. Она часто крутилась и Михаэль с жадностью рассматривал ее в нескольких ракурсах, и даже в его любимом.

Первые лучи осветили небо, выгоняя. Он поднялся, бросил еще один взгляд и понял, что не уйдет просто так. В конце-концов, ее покой стоил ему бессонницы. Он сожалел, что не увидит лица леди Элфорд, когда утром она обнаружит свою старомодную сорочку разорванной на полу.

Граф позволил себе несколько часов сна, отогнав навязчивые мысли о покинутой им обнаженной женщине. Ему понравилось ее тело. Стройнее, чем думал первоначально, аппетитней, чем представлял в последнее время, и желанней, чем признавался себе. Ему понравилась его женщина. Его, даже если она вздумает сопротивляться.

Он навестил ее днем, мастерски преодолев барьер в виде дворецкого.

— Миледи занята, милорд, — ответил Хокс. — Не велено никого пускать.

— Вот как? — Граф бесцеремонно зашел в дом. — И чем же, позвольте узнать?

— Она... Батюшки! Она не так давно уехала.

— Уехала?

— Да, потому и пускать не велела никого. Пока ее нет.

— Наверное, вы опять что-то перепутали, милейший, — возразил граф. — Я напишу записку леди Элфорд.

— Я передам, милорд.

— Благодарю, — граф снял перчатки. — Пока кто-то передаст леди Элфорд записку, обожду ее в гостиной.

— Ваша светлость!

Граф сделал несколько уверенных шагов, обернулся, глядя на дворецкого.

— Она в доме, не так ли?

Тот кивнул, обошел графа и стал в дверях.

— Вне зависимости от того, доложите вы о моем визите или нет, я все равно увижусь с ней.

Дворецкий развернулся на каблуках, открыл дверь в гостиную и громко объявил:

— Лорд Блэкберн!

— Скажи ему...

— Интересно послушать из первых уст, — оборвал ее граф, зайдя в просторную гостиную. Он непринужденно опустился в кресло напротив хозяйки имения. Она явно не была довольна визитом и если и хотела дать отпор, сдержалась из-за племянника: тот крутился на софе подле нее, с любопытством переводя взгляд с одного на другого.

— Меня уже успели снабдить лапшой, что вы сильно заняты и что вы уехали. Пожалуй, оставалось выслушать последний вариант, что вы приболели, чтобы заподозрить, что вы не рады меня видеть. Отдавайте более четкие инструкции в следующий раз.

Мэри вспыхнула, но гордо вздернула подбородок.

— Я действительно просила говорить все это графу? — спросила дворецкого.

— Нет, миледи.

— Вот видите!

Дворецкий продолжил:

— Этот ответ относился ко всем оным, кто бы пожелал нанести вам визит. Лорду Блэкберну, если он вдруг появится, что невероятно, но все же, вы просили сказать, что исчезли и не явитесь ему в ближайшие двести девятнадцать лет, и что он может найти вас, только если умудрится переродиться. Но вы знаете, что его там нет и быть не может и вы бы ему не советовали попадаться вам на глаза. Это почти дословно, миледи, и еще...

— Хватит, Хокс, — остановила Мэри.

Дворецкий поклонился и удалился распорядиться о чае. Повариха, услышав имя гостя, засуетилась и вынула из духовки свежие булочки с корицей.

— Как чувствовала, что такой гость будет, — похвалила сама себя. — Да и хозяйке не помешает сдобного съесть, совсем исхудала из-за этого графа.

— Почему ты уверена, что ее худоба из-за лорда Блэкберна? — удивился Чарльз Энси, главный конюший.

— Хватит обсуждать хозяйку! — прогремел дворецкий. — И чтобы вы знали, в Лондоне большую часть времени леди Элфорд проводила с лордом Лэнгли.

— Лицемер! — возмутилась повариха. — Ты сам думаешь, что причина того, что миледи так хорошеет — граф, иначе не строил бы из себя дурака и не впустил его!

Дворецкий проигнорировал обвинение, приказав поторопиться с булочками, и вернулся на свой пост. Он знал, что булочки графу понравятся, как знал и то, что леди Элфорд нравится граф. Такой мужчина сумеет удержать их хозяйку и никогда не позволит, чтобы она стала прежней.

Все слуги молились об этом, благословляя двойное падение леди Элфорд. И Билли, наконец-то свободно чувствует себя в этом доме, и Джесс больше не волнуется за мальчишку. Тот совсем осмелел, преследует миледи и вынуждает то выслушать его детскую болтовню, то, наоборот, притихнет, обнимет ее и просит рассказать что-нибудь. Сегодня вот до прихода его светлости миледи рассказывала мальчику сказку.

— Так что дальше? — нетерпеливо спросил Билли, съев три булочки с вкусным чаем. — Что там дальше?

Чуть помедлив, Мэри сказала:

— А что может быть дальше? Все как обычно. Принцесса вышла замуж за принца. Все счастливы.

Билли нахмурился, чмокнул ее в щеку, взял одну булочку и соскочил с софы.

— Я лучше пойду, из-за графа ты покраснела и растерялась. Там не было никакой принцессы.

— Как не было?

— Ты рассказывала о лягушке. Принц и лягушка. Забыла, я же говорил.

— Ну, вот! Лягушка оказалась принцессой.

— Тогда ты пропустила самое интересное, как с нее слазила зеленая шкурка!

— По-твоему, это самое интересное в сказке?

— Ну, да, не свадьба же.

После того, как мальчик убежал, Михаэль не удержался от смешка.

— Надо же, я заставляю твое лицо менять цвет.

— Я лучше сниму шкурку с лягушки, чем соглашусь с этим.

— Да мне и не нужны доказательства, — улыбнулся граф, закинув ногу на ногу. — Достаточно вспомнить твое пунцовое личико в доме Уинслоу, когда я тебя поцеловал, и когда ты, ответив на мои поцелуи, вдруг поделилась своей эротической фантазией.

— Это не было эротической фантазией!

— Ну, конечно, было. Когда ты заставила меня представить тебя в огромной ванне, в пене, со следами от моих поцелуев...

— В моей фантазии о ваших поцелуях не было и слова!

Граф резко поднялся, подошел к двери, закрыл ее, остановился напротив Мэри. Она смотрела на него со смесью страха и... ожидания. Он не привык разочаровывать леди.

— Ты права, сладкая, — Михаэль склонился над ней, — забудем о пустых разговорах и перейдем к практике.

Она вырвалась, быстрым шагом направилась к двери. Он остановил ее, оттесняя к стене, и пригвоздил предупреждающим взглядом: сопротивление бесполезно.

— Вы не можете удерживать меня силой.

Показалось, или всхлипнула? Показалось. Просто растерянна и сама страшится страсти, которая вспыхнула между ними. Он самодовольно улыбнулся, приблизил свои губы к ее.

— А вот этим? — взял ее дыхание в плен. — Этим смогу?

И снова прошелся в миллиметре от ее губ, и снова отступил, дразня. Секунду она беспомощно смотрела на него в упор, потом улыбнулась и... он не верил... прикоснулась к его глазам. Граф смиренно прикрыл ресницы. Пусть думает, что сама принимает решение, хотя, видит Бог, у нее не было выбора.

Другая ее рука прикоснулась к его голове, прошлась ласково по прядям, замерла. Он открыл глаза, позволив увидеть себя без привычной маски холодности, и попросил. Он. Попросил.

— Прикоснись ко мне.

Он видел, она поняла, чего именно он ждет от нее. Сомнение мелькнуло в потемневших озерах, но желание уже выплеснулось, оно было неудержимо, как и его.

Ее рука опустилась вдоль его тела. Прикоснулась. Мало! Хотел большего! Сдержав стон удовольствия, приказал. Он. Приказал.

— Сильнее.

Она послушно надавила на его член, их взгляды соприкоснулись. Желание. Страсть. Обоюдная. Сейчас.

— Еще.

Она покорно подчиняется. Влажная ли она? Он хочет проверить, но заставляет себя ждать, чтобы не ошибиться, чтобы она наверняка раскрылась для него. Но она раскрывает его, пуговица за пуговицей, пока не выпускает его на свободу.

Он задирает подол ее платья, погружаясь в вырез панталонов.

— Влажная, — шепчет удовлетворенно. — Для меня.

Их руки двигаются в одном ритме, взгляды и дыхание неразрывны. Она прогибается, пытаясь еще больше приблизиться, насаживается на его пальцы.

— О, Боже, — всхлипывает. Теперь наверняка всхлипывает, он уверен. И снова: — О, Боже!

— Ты путаешь имена, сладкая, — он смеется ей в губы, — я не так свят.

Она не слышит его и повторяет: