Перебранка вызвала повышенный интерес остальных. Постепенно они взяли недожаренную козу в кольцо. Не на шутку осерчав, Гарет грудью кинулся прикрывать ужин от расхитителей.
— Уставились, что волки голодные! Сказано — не готово. О, и дармоед тут же вертится. — Любопытствующий Дар, топтался сбочку. — Я ж видел, как ему господин Соль здоровенный кусок от козочки откромсали.
Первым расхохотался Лерн, за ним остальные. Даже Роберт зауѓлыбался.
Решение принято, все что свершится — свершится завтра. Сегодня был последний, беззаботный (какой уж он там беззаботный!) вечер.
В другой жизни — будто и не с ним было — остались пышные разгульные застолья в севера и утонченные трапезы востока; сладкое, густое вино и танцующие полуобнаженные женщины. Жалел ли Роберт? Иногда, легким флером проносилось мимолетное сожаление. Не о еде, разумеется, там, вдалеке остались часть его, осталось понимание, остался чужак, иноверец, нареченный враг — Тафлар, с которым Роберт мог обсуждать вещи, о каких никогда не заѓикнулся бы со своими.
Гарета взяли в кольцо, обложили, можно сказать. Тот в отместку переманил на свою сторону Марка. Теперь они вдвоем крутили вертел, чтобы равномерно прожарилось со всех сторон.
— Ты не христианский рыцарь, ты — Анхримнир помощник злокозѓненного Локи, — рыкнул Хаген, усаживаясь прямо в траву. Все уже расселись. Дальше перепалка пошла снизу вверх.
— Кого это господин Хаген поминает? — шепотом спросил Дени у Соля.
— Язычников. Первый — повар богов. Второй — сам бог хитрый и злой.
Ждать ужина, впрочем, оставалось не долго. Жаркое наконец, сняли с распорки. Гарет как всегда протянул нож Роберту.
— Дели сам. Что ты каждый раз церемонию из чепухи устраиваешь? — отговорился тот.
Старик хмыкнул, но, орудуя ножом, тихонько прошелся, в том смысле, что вот собрались в лесу благородные господа, да и одичали враз, стоило 30 лье от дома отъехать.
Коза все ж была не маленькая. За первой порцией приправленного луком и диким чесноком мяса, последовала добавка.
Первым взмолился умеренный в еде Соль:
— Все! Больше не могу.
— Да я уже отрезал, господин Соль.
— Отдай Дени, он всегда голодный.
— Не отдам! Этот свиненок успокоится только, когда на первом куске сидеть будет, а последним давиться.
Черный заречный лес загораживал полнеба. Из-за него выползала ручка гигантского ковша из семи звезд. Рядом раскорячилась буква 'М'. Тафлар называл ее Касиопеей и еще как-то, Роберт забыл. К полной луне подкрадывалась тучка...
Лежать бы так и лежать, глядя в черное расшитое звездами небо, да слушать неспешную беседу у костра. Сейчас Хаген с Лерном начнут вспоминать свои сражения. Грает будет поддакивать тому и этому. Потом загудит Марк. Он воевал в отряде Раймунда Тулузского, ходил на Эдессу, вернулся как раз к началу штурма Иерусалима. Только Соль в такие разговоры никогда не вступал.
Однако привычное течение беседы сбил нахальный мальчишеский голос:
— Я про войну слушать не хочу, господин Гарет. Я лучше спать пойду.
— Чем это тебе, свиненку, рассказы про войну не нравятся? — не на шутку рассердился старик.
— И не свиненок я. Меня мессир граф в пажи определил.
— Это он поторопился. Поторопился. Я вот сейчас встану и уши тебе оторву за непочтение.
Кряхтя и отдуваясь, старик начал подниѓматься с валежины.
— Гарет, — окликнул его из темноты голос Соля, — пусть его. Не хочет слушать, не заставляй.
— Да что же это, господин Соль? О чем же нам тут говорить, чтоб свиненка, то есть, извиняюсь, пажа голозадого позабавить?
— А ты сказку расскажи.
— Не знаю я сказок. Что я вам, нянька?
— Ни одной? И в детстве не слыхал?
— Сколько себя помню, мне сказывали, как оружие содержать, сбрую чинить, за конями смотреть, потом — как молодому графу нужным быть. Разве... как от нечисти обороняться. Только ерунда то.
— Не увиливай, расскажи! — встрял Лерн. — Это ж так интересно. Представь: приехали мы в... неизвестный замок, — Лерн суеверно не стал упоминать Барн. — А там — ни хозяев, ни слуг — одна нечисть: альвы, тролли, лешие, привидения. Что делать?
— Креститься!
Компания дружно захохотала. Ничего не скажешь, Гарет удачно срезал острого на язык барона Геннегау.
— Дени, ты, песнь о рыцаре Роланде слышал? — спросил Лерн, когда все отсмеялись. — Родич Карла Великого. Его саѓрацины заманили в горы и убили. Карл вернулся и саѓрацин положил. А тела Роланда и его друзей отвезли на родину и похоѓронили в Бле.
— Я читал, — неожиданно вступил в разговор Соль, — повесть о короле бриттов Артуре. Он прославился многими подвигами, собрал все земли на острове под свою руку...
— Так во всех сказаниях: жил, жил, мечом махал, — сварливо перебил Дени, — махнет раз — замок падет, махнет другой — соѓседнее королевство.
Гарет стремительно, без всякого кряхтения прыгнул в сторону мальчишки. В темноте далеко разнеслась звонкая оплеуха.
— Еще слово поперек вставишь — утоплю, сопливец, не посмотрю, что паж.
— Вы не правы, юноша, — как ни в чем не бывало, продолжил Соль. — Не все обстояло гладко в королевстве бриттов. Один из рыцарей, побратим, почти приемный сын Артура влюбился в королеву.
— Эка невидаль, — хохотнул Лерн.
— Влюбился наповал и все свои клятвы забыл.
— А король, чего? — несмело спросил Дени, косясь на Гарета.
— А король явил благородство: отпустил их с миром. Только после того как они ушли, королевство развалилось, и сам Артур пал в бою.
Неожиданное молчание воцарилось на поляне. Ночь под звезѓдами. Длинная дорога без конца. Их объединило общее устремление и общая печаль. Может, о несовершенстве мира? Ни один из этих закаленных в сечах, продубленных горестями людей, не ответил бы на вопрос, что на самом деле их свело и удерживает вместе.
Молчание, впрочем, продлилось не долго.
— Я слышал похожую историю, — пророкотал Хаген. — Только короля звали Бранн — Ворон, да и не король он был, а вождь язычников. Точно, была у него неверная королева и двенадцать рыцарей. А чтобы они не передрались за трапезой, кому первый кусок достанется, Бран усадил их за круглый стол. Так и сидели кругом. Все оказались равны, и Бран — первый среди равных.
— У нас тоже король считается первым среди равных.
— Не равняй их и нас, Роберт, — откликнулся Соль, — У нас король признает себя равным потому, что силенок у него маловато. Своим доменом только и правит, попробуй он сунуться например в Блуа, или вон к родственникам Лерна в Генегау — от него только перья полетят. А формула — так, компромисс.
— В предании бриттов могущественный король уравнял с собой в правах своих вассалов. Да не на словах — по-настоящему. Даже проѓтивится не стал, когда равный у него жену увел.
— Но, господин Соль, как же так? Взять и жену отдать! Так не бывает, — пискнул Дени.
— Конечно, не бывает. Но, наверное, должно быть. Разве не лучше отпустить женщину, если любишь ее и видишь, как она мучается рядом с тобой из-за любви к другом?.
— А король Марк Тристана убил. Он тоже его жену, то есть королеву любил. Я жонглеров слышал. Они консоны исполняли и песнь о Тристане и Изольде. Женщины плакали. — Дени опять встрял, несмотря на реальную угрозу новой затрещины.
— Говоришь, убил Марк Тристана? — Роберт поднял голову, посмотрел в сторону Дени. Узкое личико мальчишки пылало от жара костра, да и от давешней оплеухи, поди. Глаза блестели. — Скажи, господин паж, тебе самому какая история больше нравится: про короля бриттов или короля Марка?
— По душе — конечно про короля Артура, а по жизни... свою жену просто так никто не отдаст.
— Марк, а ты что скажешь? — принялся раздувать пламя дискуссии Лерн.
— Не слышал я таких сказок. Мне в детстве больше про Лиса рассказывали, — тактично ушел от ответа бывший послушник.
К разговору о любви и неверных женах больше не возвращались. Такие темы как-то не были приняты в их кругу. Сегодня их подѓбил несмышленый Дени, а может феи колдовали над затерянной в бескрайних лесах полянкой.
Спать пока никто не собирался и чтобы поддержать разговор, Лерн предложил придумать Марку родословную. Но тот категорически откаѓзался, мол, спутаюсь, и все вранье наружу выйдет.
Сам Лерн приходился двоюродным племянником графу Геннегау. Пожалуй, только Соль мог с ним поспорить родословием. Тот возводил свой род аж к римлянам.
— Господин Гарет, — почтительно обратился, снедаемый любоѓпытством Дени к своему мучителю, — а мессир Роберт происходит от Шарлеманя?
— Нет.
— А от кого? — въелся Дени.
— От графа Роберта Сильного, который Париж от викингов отстоял. Ты вон лучше у Хагена расспроси от кого он свой род ведет.
— Я и так знаю. Он говорил.
— Ну, и от кого?
— От панталон.
— Чего!!? — взревел Хаген.
Следующую реплику Дени подал из дальних кустов. От костра его сдуло:
— Господи Хаген, вы же сами мне говорили, что от панталон происходите.
Роберт первым сообразил в чем дело и покатился со смеху.
— Погоди, Хаген, да постой, тебе говорю! Все равно его в темноте не догнать, только о кусты обдерешься, да шатры повалишь.
— Я этого клопа провансальского придавлю, когда поймаю!
Роберт поднялся и примиряюще положил руку на плече Хагена.
— Я свидетель. Ты при мне говорил мальчишке, что по прямой происходишь от славного конунга Рагнара Кожаные Штаны. Говорил?
— Ну, говорил.
— Парень с трудом перешел с южного лангедока на северный лангедол. Еще путается, но суть уловил правильно. Не находишь?
Роберт все же отодвинулся от вспыльчивого барона подальше. Тот задумался, сохраняя на лице зверскую мину. Быстро соображать барон Больстадский не умел, но и злопамятным не был.
— Эй, паж недорезанный, выходи. Бить не буду!
— И в костер не забросите? — голос Дени едва доносился с дальнего конца полны.
— Нет. Я лучше тебе расскажу, кто был мой предок.
Дени бочком подобрался к развеселившейся компании.
— Садись, — Хаген указал место у костра и начал просвещать рыжего пажа.
Утро заполнило поляну холодным плотным как белая кошма тумаѓном. Костер беспомощно трепетал, освещая исключительно самого себя. Благо, лошади отозвались на свист, прибежали плотной группкой.
— Ишь, жмутся к людям. Забоялись, — констатировал невидимый Гарет.
Собирались на ощупь, почти не разговаривая. Не торопились. Куда спешить в такое утро?
То тут, то там раздавалось бряканье, всхрапывали кони. Из тумана, окружившего костер желтой мерцающей сферой, высунулся Дени, протянул руки к огню, погрелся немного и сгинул. Гарет и Марк закрепили на рогульках поперечину с подвешенными на ней кусками недоеденной вчера козы и отошли. Дени выѓнырнул тут как тут и отхватил своим шабером кусочек.
В плотном как молоко тумане водились лесные духи. Один на грани видимости пошевелил космами и заворчал голосом Хагена.
Туман не охотно отступал под лучами жалкого осеннего солнца, оставляя на металле и гладкой коже испарину. Плащи обвисли, пропитавшись холодной влагой. Когда сборы закончились, люди потянулись к костру. Белеѓсые полосы растянуло по краям поляны, запутав с пожухлой травой.
С завершением завтрака не торопились. Решили дожѓдаться, когда широкое разделенное на дюжину рукавов русло реки, станет просматриваться полностью.
Благо, сегодняшняя переправа не походила на предыдущую. Артачившиеся поначалу кони, едва замочили ноги и на закатной сторонке пошли веселее.
Роберт выехал вперед, как всегда делал на опасных участках. В арьергард отрядил Хагена. Непосредственной опасности вроде не было, но само место, отмеченное столькими душегубствами, заставляло быть начеку.
Беспокойство всадника передалось коню. Он всхрапывал, прядал ушами и поддавал головой. Перегнувшись через высокую луку, Роберт похлопал животное по шее. Сзади раздавался равномерный топот коней его отряда.
Держась на северо-запад, они ни сегодня — завтра выйдут на Барнскую дорогу. Осталась последняя возможность предупредить товарищей и потреѓбовать — пусть уходят. Он один пойдет в замок. Если там тихо — вернется к Критьену. Если беды происходят оттуда — скорее всего он погибнет, но постарается захватить с собой на тот свет как можно больше врагов. Это — его квест.
На Бенедикта напали человек пятнадцать. Будем считать их — мобильным отрядом. В их отсутствие замок должны охранять еще сколько-то вооруженных людей. Итого — двадцать с небольшим. А нас всего семеро, вернее шесть с половиной. Хотя, приблудыш и за половину не сойдет.
Но ведь не послушаются!
Приказать? А кто он им? Командир? Знаменитый рыцарь? Влиятельный вельможа? Нет — друг, попавший в беду и нуждающийся в помощи. И никто из его друзей не хочет понять, что он не может принять такую помощь. Не может позволить им погибнуть вместе с собой.
Черной волной накатила давно знакомая тоска. Захотелось крикнуть Тому на верху: 'За что?'
'А ни за что' — ответит Он голосом светского аббата Гинкмара. Когда — то они вместе бегали по закоулкам замка в Блуа, придумывали себе подвиги, которые совершат, став рыцарями, и страны, которые завоюют. Действительность превзошла любые ожидания: один стал изгоем, другой по доброй воле отвернулся от мира рыцарских потех, но так и не стал настоящим священником.
Еще Голос напомнит о смирении. Смирение — альфа и омега всех наставлений. Смирись и забудь. Если не можешь забыть — просто смирись. Делай ежедневно одно и тоже: ешь, пей, ходи по нужде, разговаривай, двигайся, спи — и смирение придет само как усталость от жизни.
— Роберт, — Соль, оказывается, уже некоторое время ехал рядом. Тропа стала шире, две лошади уже могли пройти бок о бок. Только редкие ветки задевали по ногам.
— Что случилось?
— У тебя лицо нехорошее.
— Сойдет и такое. Я не девица.
— Могу поспорить, ты опять начнешь нас отговаривать. — Соль понизил голос почти до шепота.
— Ты что ясновидящий?
— Значит, угадал — констатировал граф Альбомарский.
— Я не могу вести вас на погибель.
— Знаешь, я рад, что нет настоящей войны. Там бы ты мне приказал — я выполнил. Тут мы вроде как на прогулке, и приказать мне жить или умереть, ты не можешь.
— А попросить?
— Я твою просьбу отклоняю. Остальные, кстати, тоже. Кроме Гарета конечно. Ему ты приказать можешь. Только мне сдается, в данном случае он пойдет против твоей воли.
— Ты их успел опросить?
— Не далее как вчера, когда Вы, граф, почивать отправились. Правда, я и вопросов-то не задавал. Само получилось. Так что, тебе от нас не отвязаться. Можешь даже не начинать.
Досада смешалась с неожиданным облегчением. Но Роберт тут же подумал с укором самому себе: очень удобно, когда все решается помимо тебя. И ты, вроде, ни при чем. Невинен!
Он не любил таких ситуаций.
— Ты не убедил меня, но вижу, спорить бесполезно.
— Значит, наши планы не меняются?
— Меняются, но только в деталях.
— Если не секрет, кого это коснется?
— Тебя, — тихо отозвался Роберт, — его, — мотнул головой в сторону примостившегося за спиной Дара. — И еще Дени.