— Умер Гостомысл, как мор... — начал было говорить молодой воин по правую руку от их главного, но тот его оборвал.
— Мы теперь здесь сели, наша то земля. Не нравится — вояка усмехнулся, — прогони.
— И прогоним! Мы... — Юрка тоже вступил в разговор, но его оборвал я.
— Так, не знаю, что вы там себе думаете, но свою землю мы защитим. У вас есть неделя, семь дней, подумать, да в порядок себя привести. Вас поход вымотал, а мы не звери. Потом или по Законам нашим живите, или проваливайте. Но если нарушите наши Законы — будете наказаны. Я все сказал.
— У вас свои законы — у нас свои. А наказать, — опять недобро усмехнулся военный, — наказывайте, если сможете.
Делегация повернулась, и направилась в лагерь, где суетились пришлые, военный оставил часового у мостика со "своей" стороны заводи. Мы тоже развернулись, и пошли назад.
— Неделя — не много ли? Как бы не набедокурили... — дед осмысливал разговор, — А то если по лесам шастать начнут, да грабить и разорять нас — не справимся. Даже если переловим — охранять кто будет?
— Да и сам понимаю, что много, — я вздохнул, помогая закрепить засов на воротах, — но сам посмотри — у них там народ реально поляжет, если не отдохнут. А так может присмотрятся, да и дальше переговоры продолжим. Пока границы в лесу мы не определили — законы все равно только в нашей крепости действуют. Ну, разве что про лосей, да про грабежи и насилие — тут я готов их везде куда дотянусь, карать, по всей строгости Уголовного кодекса.
— Как теперь быть? — Кукша тоже "переваривал" непривычную ситуацию.
— Пока будем наблюдать, а там посмотрим. Посты усилить, теперь два человека днем, два ночью.
— Надо по Уставу каждые шесть часов менять, по два человека, восемь на день, раз в два-три дня дежурить каждый будет, — прикинул Кукша.
— Нормально, дозорным главное сигнал подать, а не атаку отбить, если эти, — я махнул в сторону, — вдруг на стену полезут. Зачем-нибудь...
— Надо что-то громкое, сигнал давать, — дед опять дал дельную мысль.
— Колокол выльем, Кукша! Определи, кто у нас в первую смену будет, подбирай так, чтобы один взрослый и один мелкий был. Пусть книги записные возьмут, да ко мне, на инструктаж. Надо бы узнать побольше об этих пришлых...
Три дня нам дали примерную картину нашего положения. У нас под стенами поселился то ли притон, то ли бомжатник, то ли лагерь беженцев. Хотя, скорее все-таки второе. Пришлые мужики, понукаемые вояками, начали разбредаться по окрестностям, и тащить себе в лагерь все, что не приколочено. На второй день мы опознали в досках, из которых они мастерили свои хибары, нашу промывочную машину с болота, и все сараи, которые мы там организовали. Вышли опять на переговоры — и опять были посланы. Мол, если твое имущество, что ж ты его не охраняешь? А раз не охраняешь — значит, не твое вовсе, а первого, кто его нашел. Я еще раз пригрозил, что воровство у нас карается, на что был послан вторично. На утро нашли разобранным мост через ручей. Проинструктировал дежурных, что если кто вдруг сунется к лодкам — стрелять на поражение. Ночью проснулись от дикого крика — таки нашелся смелый, полез на лодки. Дежурил Кукша, он его и приголубил из винтовки. Грабители подошли в составе группы из пяти человек, одному из них он и прострелил в ногу еще на подходе к нашим плавсредствам. Остальные рисковать не стали, ушли, захватив с собой раненного.
А дальше началось еще хуже. Пришлые выламывали и вырубали парой топоров лес на месте стоянки, загадили все, что можно и нельзя, разукомплектовали сено, которое мы для лосей оставили на поляне в лесу. Теперь к людям на стене добавился еще и парный патруль днем, который на лыжах пытался сдержать устремления пришлых разграбить окрестности. Несколько раз были стычки — в патруль ходили пацаны и мужики, включая меня. В стычках никого не убили, так, отпугивали выстрелами. Все они проходили по одному и тому же сценарию. Мы шли, например, на разработки соли, там была наша пара сараев, заставали там с десяток человек, которые уже вытаскивали из строения лотки для выпаривания, разбирали на лесоматериалы сарайчики. Четыре-пять выстрелов в землю в быстром темпе приводили нападавших в чувство, ими обычно командовал один военный, он и уводил людей. Мы пытались забрать то, что не украли пришлые, и тащили в крепость. Помимо прочего, кто-то пытался проникнуть в крепость, об этом узнали по окровавленным тряпкам, оставшимся на колючей проволоке. Мы закукливались, сосредоточившись на обороне крепости.
Так прошло шесть дней. Я собрал совещание:
— Граждане! Пришло время подвести итоги. Что у нас по численности пришедших? Половозрастной состав? Кто руководит? — задача подсчета входила в обязанности наблюдателей на стене.
— По тому, что мы видели, там сорок-пятьдесят семей. Всего народу двести-двести пятьдесят человек. Точнее не подсчитаем. В основном — мужики, взрослые дети, старше десяти на вид, баб меньше, стариков, маленьких детей, совсем мало, или они в землянках своих сидят и не высовываются, — Зоряна сводила итоги всех наблюдений, поэтому сейчас докладывала, — военных шесть человек. С семьями трое, двое помоложе, у самого главного по нашим наблюдениям семьи нет тоже. Лошадей у них штук десять, коров пяток, овец два десятка.
— По ущербу, который они нанесли?
— Ничего, что было снаружи крепости, у нас читай не осталось, — констатировал дед, — даже соль выгребли из кормушки лосинной, и сено. Да еще и на поля наши засматриваются. Свои хотят вдоль Перунова поля делать.
Я выгнул бровь.
— Размечали пару раз, выжигать будут, — дед поделился наблюдениями, — мы так тоже раньше размечали.
— Понятно. С кем-нибудь поговорить удалось?
— Нет, никто кроме воинов с нами не разговаривает. Если кто пытается заговорить — дружинники сразу пресекают, а сами больше лаются, — Юрка вступил в разговор.
— Кстати, они мужиков своих не вооружают? Только шесть с оружием ходят?
— Да, у мужиков только колья да топоры, но и тех только три. Там из воинов самый опасный с луком — ловко он с ним управляется, — Кукша прояснил ситуацию с мобилизационным резервом пришлых.
— Народ, как думаете, уйдут они? — я постучал костяшками пальцев по столу.
— Нет, не уйдут. Иначе бы силы не стали тратить на землянки, навесами бы обошлись, — дед ответил за всех.
— А почему они крепость нашу не испугались? — Юрка впервые за больше чем год не чувствовал себя в безопасности.
— Думают, скорее всего, что мы или варяжская стоянка, или для торговли место, — прояснил дед вопрос, который мучил и меня, — сам посуди. Полей тут немного, для крепости такого размера, значит, торговля тут есть, иначе, как они думают, нам не прокормиться. А торговля — или вроде Ладоги крепость, или варяжская стоянка, или мурманская. Они такие делают иногда, для зимовки. Пришлые же видят, что нас немного, тоже посчитать успели, по головам, еще в первую встречу, думают, мы тут зимовье охраняем. Опять же лодки наши они видели, значит, мы по весне уйдем. Они так считают.
— Примем это за основную версию. Значит, они просто тупо ждут, когда мы сами уйдем...
— А загадили все — чтобы побыстрее, значит, от запаха мы убежали, — подала писклявый голосок Смеяна.
Все грустно посмеялись, это несколько разрядило обстановку.
— Значит так, завтра пять пойдем на переговоры. Этому главному, как его там зовут, скажем, что отныне считаем их во власти наших Законов. И будем пресекать их поползновения согласно Административному и Уголовному кодексу. Мы тут с дедом поработали малость, теперь у нас есть пули, которые сильнее чем деревянные, но хуже чем чугунные. Магазины по десять патронов, винтовки под них мы переделали старые, десяток штук получилось.
— Зачем? — искренне удивился Кукша.
— А затем, что убивать их вроде как не хочется, но вот пули те больно бьются, любую охоту отбивают рамсить.
— Чего? — все обратили ко мне непонимающие взоры.
— Спорить, говорю, после тех пуль не хочется. Это болезненные боеприпасы, но не убойные, травматические такие называют. Они еще и тупоконечные, кувыркаются сильно, поэтому стрелять только с двадцати-тридцати метров и ближе, иначе и не попадешь, и эффекта нужного не окажешь. Кстати, про эффект, на Перуново поле они ходили?
— Один раз. Потом десятой дорогой обходят, не суются. Снег чуть сошел, идолов они рассмотрели, — дед по мое просьбе ходил на поле, проверял, — по краю в основном, в лесу бродят.
— Вот так, значит, не суются, — я повторил слова за дедом, — я подведу итог. Раз они считают, что мы тут на зимовье, и с идолами нас не связывают, то думают, до нас их сделали, а старые идолы — и сила старая, мощная, лучше такое не трогать. Верно? Верно. Значит, ждут они нашего отъезда или прихода подмоги. Ну, тех кто нас тут на зимовье оставил, потому и остерегаются. К лету поймут, что мы тут одни, а значит начнут более активно наседать на крепость, поджечь могут, или на штурм пойти. Соберут воины мужиков своих с дрекольем и топорами, и насядут с разных сторон. Тут нам и амба придет, то есть конец — от атаки с четырех сторон, да еще если пожар начнется, мы не отобьемся. Значит, до лета нам кровь из носу надо их или выгнать, или под себя подмять.
— Жалко их, детей особенно, — Зоряна подала голос, — дальше пойдут и сгинут все...
Все замолчали, прокручивая эту мысль в голове. Их действительно было жалко. Хоть и напоминал их лагерь бомжатник, но не по своей воле же они сюда пришли, а мор привел, как дед вычислил. И бомжатник — это по моим понятиям, да наши тоже уже привыкли в тепле и порядке жить, а по местным меркам обычный лагерь переселенцев. Наверно, так еще тысячу лет народ расселяться будет, я и мои люди просто предъявляем к ним слишком высокие требования.
— А если под себя подомнем, то кем они будут? — задал резонный вопрос Юра, — вольными или зависимыми?
— Такую толпу зависимых мы не прокормим да и охранять не сможем, — сразу предупредил дед.
— А вот это и впрямь проблема. По нашим законам других людей в государстве, кроме гостей, не бывает. Надо думать...
— Те, кто под нас пойдут, пусть в крепости живут, — высказал мысль Кукша, — не зависимые и не вольные. Мы их на работы определим, а кормить будем за выполнение работ тех.
— А остальные? Те, кто не пойдет?
— Пусть валят на все четыре стороны, — отрезал Кукша, — нечего наш лес портить!
— А и то верно, — дед почесал бороду, — нам соседи тут, особенно такие, не очень нужны.
— То есть, нас появится группа, или как там, категория крепостных, — забавно, я о такой трактовке этого слова никогда не думал, — то есть те, кто к крепости относится. И шагнем мы, в соответствии с заветами Карла Маркса, из рабовладельческого строя, не обижайся, Юрка, прямо в феодализм. Пятилетку за три года, от рабовладельческого строя до феодализма — за два месяца, жесть! Ленин бы в Мавзолее перевернулся...
Народ пялился на меня, не понимая о чем я веду речь. А я все думал о том, что в данный момент для пришлых важнее — сохранение свободы личной, или хлеб насущный. Если первое — то можно ждать и последней отчаянной атаки на крепость, если второе — то как строить отношения между населением крепости и новоявленными крепостными. Дворянство вводить? И как делить дворян? Я — понятное дело, монарх. Дед и остальные Игнатьевы — великие князья, то есть родственники монарха. Бывшие рыбаки — герцоги. Или "не-великие князья"? Какой-то бред, получается. Надо думать, причем всем. Тут с налету не решишь, решение должно быть выверенным, чтобы потом не менять правила игры в процессе, а то и до первой антифеодальной революции недалеко... Кому понравится, если обещают одно, а потом переиначивают на свой лад? Тут народ простой, бежать на Дон, с которого выдачи не будет через несколько сотен лет, не станут, сразу петуха красного пустят. И пойдут прахом все наши усилия, вместе с нами. Надо выиграть время...
— Ладно, народ. Предлагаю выделить время и разработать изменения в Конституцию, которая внесет крепостных в Законы. Разработать законы, порядок установить, который потом долго менять не придется. На это нам — неделя, но пометку сделать, что законы о крепостных если и изменятся, то только лет через пять, тоже надо, вдруг еще что-то выяснится, о чем мы сейчас не подумали. Это первое. Второе, нужна гуманитарная миссия, то есть подкормить их надо, чтобы народ, которые не военные, видели, что у нас есть что им предложить. У нас как с едой?
— Запасы чуть не на три года, да на двадцать человек. Ты сказал, что с запасом делать надо, на всякий случай. Значит, шестьдесят человек на год, до лета — сто двадцать прокормим, если с нами считать.
— Это по нашим нормам, — я урезонил деда, — миссия-то гуманитарная а не из разряда "отдам последние штаны". Поэтому на пришлых норма половинная, но зерно и картошку посчитать так, чтобы мы могли со следующего урожая всех прокормить.
— Поля надо еще делать, даже если от крапивы да конопли откажемся, и высевов для животины, — дед достал бумагу и начал считать, — еще три раза от того, что есть. Если же живность тоже кормить, а она у нас плодится, то надо вчетверо, а то и впятеро от существующего.
— Кстати, мы ж в этом году делянку делали, где поплотнее сажали? Как там урожай? — я давно обратил внимание, что очень уж тут редко сажают, не похоже на те поля из будущего, которые я видел, вот и направил группу научную попробовать посадить рожь, овес, ячмень поплотнее, раза в два.
Дед порылся в записях, Толик, что входил в эту научную группу, побежал за своими. На стене крепости у нас сейчас были Обеслав и Агна. Через полчаса разобрались, сажать плотнее можно, урожай от этого больше, сорняки забиваются полезными растениями.
— Вот значит и посчитай с расчетом на плотную посадку, видишь, как хорошо получилось?
— А кто раскидывать будет? У меня-то рука уже набита под старую посадку... — дед вздохнул, за столько лет действительно не переделать набитую руку.
— Машина будет, насадка для трактора, кто ж еще? — Кукша даже удивился, — Сделать новую, да и сажать ей, придумать ее только надо.
— Дело говоришь, сядем, придумаем с Буревоем, — дед после моих слов малость воспрял, а то уже я смотрю себя в душе обвинил в невозможности посадки по новому, ответственный у нас дед — значит прикармливать будем их половиной порции от наших привычных, причем горячего варева. Животину пока не трогайте, консервами обойдемся, кухню только полевую, ну, перевозную, сделать надо. Расскажу как, там вроде просто. Теперь по тем, кого конкретно кормить будем...
— Детей сначала надо, мелких и тех, что постарше. И матерей, если кормящие есть. Потом -остальных баб, и потом, если останется — мужиков, — моя супруга заделалась феминисткой.
Ее мысль сначала была не совсем понята. Как так, делить, да еще и баб вперед? Даже нашим бабам такое пока в диковинку. Никто не спорил, но по лицам читалось полное непонимание. Зоряна развернула мысль:
— Вы подумайте, придет мужик, который лес рубит, домой. А там жена накормленная, дети сыты, да еще и завтра тоже обещают покормить. Как мужик на нас посмотрит? Да и бабы-то не дуры, за детей они любого порвут, а ночью-то глядишь, и начнут на мужиков давить, чтобы значит в крепость переселиться.
