Из Терний

— Получается... это вроде бы как дань предкам? Ваш, листартов, обычай — от отца к сыну, и всё?

— Вовсе нет. Во-первых, по наследству — не значит по крови. Меч каждого листарта, что не ушёл из воинства, не предал, после его смерти передаётся следующему. Но главное — таких уже не делают, а где раньше делали, того мы не знаем. Да, они большие и тяжёлые... но попробуй, подержи.

Прежде, чем Терилун успела переспросить, Мэй выверенным движением извлёк лест из-за спины и протянул ей.

— Но я...

Он был прямо перед ней — богатырский меч выше неё самой по длине, а по толщине кое-где толще её руки. Казалось, одно неверное движение Мэя — и девочку сметёт этим чудовищным осадным тараном, разрубит пополам, пусть даже к ней была обращена тупая сторона без лезвия. Но подержать...

— Не за рукоять. Просто протяни руки и возьми, как вязанку дров.

Терилун послушно встала, вытянула руки перед собой ладонями вверх и зажмурилась, ожидая, что вот-вот их лишится. Мэй медленно, бережно начал опускать клинок. Сначала удивила поверхность — прохладная, но не мертвенно ледяная, какую ожидаешь от куска железа. Удивительно гладкая. Потом стало тяжело. И ещё тяжелее. Мышцы напряглись на всю свою накопившуюся за день горячую мощь и уже не казались такими уж всемогущими. Вот-вот, вот-вот под непомерным грузом прогнутся локти, порвутся плечи, всё разлетится на куски...

Терилун открыла глаза. Ничего не происходило. Не рвалось, не разлеталось. Было тяжело — но пальцы надёжно лежали на приятном на ощупь металле, и даже ноги не дрожали от ноши. А Мэй сидел рядом, уже не держась на рукоять, лишь улыбаясь, глядя на меч в руках девочки, меч размером с неё саму.

— Ишь, накачалась, — одобрительно цокнула Алгаэа. На кострище занялся наконец, потрескивая, слабый огонёк.

— Вот почему они нам так дороги, — продолжил Мэй, когда лест уже вновь покоился у него за плечами, а Терилун разминала затёкшие запястья напротив. — Будь такой меч из железа или даже из самой лучшей шайянской стали, никто его и поднять бы не смог, не то чтобы сражаться. Даже листарт. Поэтому не будет лестов — не будет и листартов. Но пока они есть, и даже те из простых людей, к кому они каким-то образом попадают, не решаются выходить с ними на бой. Мы же сами заботимся о них, как можем. Вот, видишь кромку? — Мэй указал на лезвие меча — оно сплошь было из другого, более тёмного материала; в трёх местах от него отходили, опоясывая остальной клинок, три такие же тёмные полосы. — Это и есть сталь из Шайи, острей и крепче не найдёшь: шестнадцать стальных листов сковывают вместе, пока не сделают один, и из него-то получается лезвие. А в Ламино их уже наплавляют на лесты — тот металл, что внутри, не плавится, даже гнуться не начинает. И так раз в несколько лет — как ни хороша сталь, от самых страшных ударов и она поддаётся. Гляди, сколько на моём уже зазубрин, впору историю писать. Зато клинок цел.

— Хорошо ты сегодня рассказываешь, Мэй. — Не дождавшись своей очереди говорить, Сид устроился на плаще у костра и теперь грел руки у набравшего силу огня. Алгаэа, в своей скудной одежде как будто не замечающая ночных заморозков, всё же подсела к нему и тоже молча начала греться. Терилун вдруг снова поразило, какие разные они были: насквозь прожжённая загаром и ветром, вёрткая, будто из одних сухожилий сделанная шенаи — и бледный великан-листарт, с виду похожий на величественного смирного буйвола, но с этой манящей искоркой ума, души, чего-то невообразимого в глазах.

— Не каждый день встречаешь гостей из столь дальних краёв. Но знание — великая ценность, а ценности лишь ворам в ночи достаются даром. За этим мой рассказ. Теперь ты, сударыня, расскажи: какова она, страна, куда мы держим путь?

Мэй был другим — снаружи, несмотря на окладистую светлую бороду, похожим на Сида, но другим. Сид восхищал своим молчаливым спокойствием, невозмутимостью великана пред лицом карликов, а когда говорил, обходился всегда краткими, простыми словами, которые, однако, Терилун вряд ли смогла бы повторить. Мэй, напротив, говорил много, порой витиевато, порой чересчур торжественно; временами непонятно было, всерьёз он только что сказал или тонко пошутил, — но всё равно, впечатление складывалось по-своему внушительное. К тому же, Терилун замечала, что не только его ученик Риц, но и Сид относится к нему с большим уважением, а безбашенная Алгаэа за три дня ни разу не обратилась к Мэю напрямую, будто стеснялась или боялась чего-то. Всё это явно было не без причины. После происшествий в Ламино Терилун пока что опасалась вновь "открываться" Цвету, видеть вглубь него, — но ей казалось, что Цвет Мэя будет однородным и властным, как у Ласа.

— Я сама не так много знаю, на самом деле. — "Но больше, чем некоторые", — подумала Терилун, вспомнив о "многожёнстве в Суо". — Мы с Ласом пришли из провинции Касталлари, но из другого города — до столицы дойти не успели. Там всё было почти так же, как у меня на родине, в Согри, только дома немного другие. Совсем другие, чем у вас, конечно!.. Я слышала, раньше это была часть Эспадена, прежде чем... всё произошло.

— Да что произошло-то, объясни толком! — бросила Алгаэа. Мэй посмотрел на неё снисходительно, с улыбкой:

— Сударыне не приходилось бывать там, куда заходили мы с Рицем. Расскажи ты. Раз уж у нас сегодня вечер весёлых историй.

Риц оторвал взгляд от огня и оглядел собравшихся вокруг — удивлённо, почти испуганно, живо напомнив Терилун её саму в первые дни путешествия.

— А что это... А. Но я рассказывать-то не большой мастак, учитель. Больше слушать.

— Знаю.

— Ну ладно, что тогда... Если слишком на север зайти, или на восток — уже просто так не пройдёшь. Там туман, густой. Не знаешь, куда идти — не разберёшься. И ночевать в нём нельзя — что бы там ни говорили, просто чувствуешь: нельзя. — А потом, повернувшись к Алгаэа, как будто извиняясь: — Ты бы поверила. Сама увидишь.

— Увижу — поверю. — И улыбнулась: "нет уж, дудки".

— Мы пару раз с учителем переходили через такой. Вроде бы ничего сначала, а потом голова так начинает болеть, даже ног своих не видно...

— И призраки, призраки, да?..

Все разом с удивлением обернулись к Терилун. И Риц, Риц тоже.

— Ты... вы... разве никто не видел их? Призрачные города, людей из других слоёв времени... никто?

Никто.

— Вот видишь. О землях, куда мы направляемся, ты знаешь больше нашего, как я и говорил. — Мэй развязал свой заплечный мешок и достал свёрток со скудным ужином, как будто заканчивая разговор. Риц молча и вновь виновато посмотрел на Терилун — ну, не видел, что тут поделаешь. Сид даже не повернул голову, будто не заметил. Алгаэа сидела рядом с ним, улыбаясь — чему-то своему, наверное. Не может же это быть так уж смешно?.. Летающие тени, призрачные стены домов и странная округлая башня среди них... Выходит, это тайна, о которой знают лишь немногие? Или обман, из тех, что уже случались за время путешествия, когда всё оказывалось вовсе не тем, чем казалось — а чем, не всегда получалось и выяснить? Вот когда Лас пришёлся бы кстати — всё расставил бы по полочкам, всё объяснил. И можно было не поверить, подумать, что он снова ведёт какую-то свою игру, — всё равно стало бы спокойней. Но Ласа не было. Терилун огляделась по сторонам — нет, ни следа его, как будто нарочно спрятался, как тогда в Миэ: а ну-ка, посмотрим, как сама управишься! Было, правда, множество других людей — их девочка прежде как будто не замечала, ограничив внимание тесной компанией у костра. Были коренастые, нечистоплотные наёмники из Эль-Тэйра с короткими мечами и топорами. Были более опрятные, но почему-то тоже не вызывающие доверия мечники из Шайи с их изогнутыми, покрытыми причудливым узором клинками. И были другие шенаи. Их Терилун знала поимённо: вот высокая, с огромными голубыми глазами Вейлени сосредоточенно несёт ворох веточек к огню, а вот неугомонный Янсаэй встал и отошёл от костра размять ноги. И если присмотреться или, лучше, взять и пройтись вслед за Янсаэем меж очагами, всё будет то же: каждого — по имени, по повадкам, по характеру. Как так получилось? Ни слова друг другу не сказали — будто специально всю дорогу друг друга избегали, хотя времени и сил на праздную болтовню вправду было немного. И вот, на исходе третьего дня, под сухим горячим ветром с заката вдруг выяснилось, что их что-то важное объединяет. Что-то глубокое. Терилун уже думала, не оставить ли осторожность последних дней, не погрузиться ли полностью в Цвет, чтобы во всём разобраться, — но тут Алгаэа снова подала голос, и в следующий миг все прочие мысли были уже далеко.

— А, кстати, Сид. Покажешь Терилун свою штуковину?

Алгаэа посмеялась собственной грубой шутке, и Сид тоже улыбнулся, а потом развязал висящий на поясе рядом с ножнами кошель.

— Смотри.

На широкой ладони листарта лежало нечто похожее на вынутый из реки круглый камень-голыш, совершенно чёрный, с отполированной до блеска передней гранью. С боку к нему крепилось несколько камушков поменьше, слегка напоминая торчащие из-под панциря черепашьи лапы.

— Погоди, это же...

Сид не без удивления несколько секунд глядел на Терилун, пока та пыталась вспомнить.

— ...да, точно! Это часовник из Эспадена! О нём в моей книге есть... ну, то есть, в книге Ласа. Там маленькие жернова крутятся внутри, и всегда можно узнать, сколько время, да?..

— Поразительные познания, сударыня, — не преминул похвалить Мэй. — Но тут кое-что другое. Сид, покажи.

Сид протянул к камню вторую руку, дотронулся до грани между "лапок" — и в глубине, под стеклом, зажглись будто с две дюжины крошечных свечей. Колдовских свечей, с ровным, зловещим оранжевым огнём, складывающихся в нездешние таинственные письмена.

— На самом деле — да, это тоже часовник. Но я видел эспаденские — они тяжёлые, неудобные, и нужно постоянно крутить в них колёсики, сверяться с рассветом и солнцем в зените.

— А здесь... получается, не нужно?

— Никогда. Но в чужих руках он работать не будет — были уже желающие. Этот часовник только для листартов. Отнести его на несколько шагов в сторону, и огни погаснут.

— А что это за знаки?

— Наше древнее письмо. Сейчас мы пишем общей грамотой, но когда-то была другая — "руннар". Меня научил кое-чему тот, от кого он мне достался. Вот это значит "девять и двенадцать частей от шестидесяти, пополудни". Весь день делится на двадцать четыре деления — двенадцать до полудня и столько же после.

— Так много! Зачем столько? У нас всего восемь — и хватает. Всё равно почти никто точно не знает, когда кончается один и начинается другой.

Сид поднял глаза к полному звёзд и огненных бликов небу.

— Наверное, в этом вся суть. К чему беспокоиться о точности того, что не можешь измерить?..

Все умолкли на миг — даже Алгаэа, кажется, прониклась задумчивой тишиной.

— А это что такое?

Терилун указала на второй ряд символов, зажёгшийся только что под первым — ярко-голубой, он не походил уже ни на какие свечи.

— Странно. Они появляются иногда... в особенные моменты. Во время боя, или... странно. Это тоже цифры — увеличиваются, а потом снова падают, до ничто, и тогда строка исчезает. И ни у кого, кроме листартов, не работает, как и всё остальное. И этот тонкий писк, слышите? Его почти не замечаешь, но он тоже приходит и уходит вместе с голубыми руннар. Как будто измеряет что-то — но никто за всё время не смог даже предположить, что именно...

Терилун широко раскрыла глаза.

— Подожди. Ты же не хочешь сказать, что эта... коробочка сама что-то чувствует и нам показывает? Ладно ещё, жернова со временем, но такое...

— Вполне возможно, вполне, — вновь вмешался Мэй, который теперь сидел поодаль, поглаживая клинок своего леста. — Этот часовник — наследие старого Даргаса. А он был знаменит и не такими чудесами, пока не пал.

— Стойте, а эту историю я знаю. Был Даргас, третий город в "треугольнике" вокруг Степи, но потом вдруг... что?

— Не просто "город", а последний город салмиров. Он ушёл в туман. Говорят, вскоре после того, как его завоевал последний единый властитель Вольных земель. Было это семьдесят одну луну назад. Никто из здесь собравшихся тогда ещё не родился. Но я за свою жизнь видел столько оставшихся от Даргаса чудес, что в остальные охотно верится. Во всё, что рассказывают — и гораздо больше. В вечный огонь, не гаснущий ни днём, ни ночью, в дома целиком из стекла и стали, огромные, словно горы, в бьющие без промаха стрелы с живым пламенем внутри...

Терилун по очереди посмотрела на Мэя, Сида, Рица. На тронутых пламенем костра лицах трёх листартов читалось почти одно и то же: смешанная с грустью гордость за что-то, чего никто из них даже не застал. Терилун и Алгаэа переглянулись — и в этот момент, кажется, сблизились больше, чем за все прошедшие дни. Шутливо поднеся палец ко рту, шенаи протянула девочке сухарь. Та взяла — но тут же вспомнила, что хотела сделать до этого. Положила еду в карман платья, вытерла руку от пота и потянулась к часовнику, который задумавшийся Сид так и держал на ладони. Секунду не было ничего, а потом строчка голубых символов будто сошла с ума, начала бешено меняться и рябить под захлёбывающийся писк изнутри. Терилун не знала ни одной из этих древних закорючек — но они узнали её.

Ночи к западу от Степи были чёрными, непроглядными, гуще даже, чем серое покрывало Терний. Ступишь шаг — и не знаешь, что тебя ждёт: твёрдая земля или невидимая во тьме бездонная пропасть. Прежде Терилун засыпала вскоре после наступления темноты, точь-в-точь как птица с наброшенным на клетку платком. Но сейчас глаза будто сами собой открылись навстречу небу в частых крупинках звёзд. Было холодно. Всё под небом укрывала чернота, но в костре тлели несколько угольков — казалось, в их свете можно было что-то разглядеть. Заколдованными горами спали вокруг люди, чужие, неотличимые, даже в мире Цвета слившиеся в одно мирное, дремлющее море. Стараясь никого не разбудить, Терилун поднялась на ноги и медленно пошла меж потухших огней, чувствуя вокруг дрожание случайных снов, смешавшиеся ароматы умиротворения и тревоги. Девочке казалось, что в последнюю пару дней она где-то сбоку, почти неуловимо, кроме оттенка ощущала ещё и запах Цвета... или как его называл автор письма Ласу — "эфир"? Иногда сладкий, манящий, иногда неприятно отдающий металлом, а иногда просто аппетитный — но всегда вместе с Цветом, как будто заставляя его меняться, говорить больше, чем прежде. Сейчас, в темноте, запахи вышли из тени, заполнили воздух, будоражащие. И сколько же всего в них было. Терилун казалось, что она стоит перед множеством открытых дверей: потянешь за ручку — увидишь сны любого, а может, и больше, чем сны. Что до шенаи, у них "дверей" не было вовсе, и видения уже сейчас явились непрошенные, прозрачные, как льдинки, наслаиваясь друг на друга. Но был и другой запах. Резкий, знакомый, но отдалённо, как будто это и не он был, а просто похожий. Не спящий. Терилун оглянулась по сторонам: глаза почему-то совсем не привыкли к темноте, и дорога обратно к своему костру потерялась в ночи. Но тот запах, что не давал покоя, оставался отчётливым, указывая дорогу. Терилун пошла за ним, уже совсем вслепую, каким-то чудом не натыкаясь на спящих. И чем ближе — тем тревожнее, тем больше растерянность и пустота внутри. Снова так: в один миг кажется, что видишь всё, и знаешь всё, и можешь всё, а потом сразу же...