1940hr

— Конечно, Василий Афанасьевич, вылетел лично на Анкару и Константинополь. Ох и пострелял — вволю. Ты бы видел, что за ад там творился — почти тысяча бомберов и две тысячи штурмовиков, бомбили так, что там города за взрывами и пылью не видно!

— Ну молодец, — он явно был где-то не в нашей части, — нас подняли по тревоге. С приказом — захватить Константинополь и Анкару, ты как там, оставил хоть чего?

— Оставил, оставил. Только будьте аккуратнее и при первой же возможности — вызывайте поддержку с воздуха, не рискуй солдатами понапрасну!

— Хорошо, хорошо. Через час, собственно, все уже прыгать будут. Я сейчас в ВКП.

Воздушный командный пункт. Один из наших Антеев, переделанный под оперативный штаб, кружащий на недосягаемой для артиллерии высоте, высоко над полем боя. Превосходная связь — со всеми в радиусе прямой видимости связь по УКВ без ретрансляторов и дополнительных узлов перехода сигнала. Штаб ВДВ располагался в двух таких самолётах — основной и резервный, обычно резервный выполнял роль самолёта-ретранслятора для увеличения дальности связи по УКВ, самой простой и чёткой, бесперебойной, надёжной.

— Принято. Я на аэродроме на Корсике, прилетел с штурмовки. Ад уже закончился, но над полем боя будет кружить больше ста штурмовиков, с заправкой и перезарядкой в воздухе. И пара сотен вертолётов окажут вам поддержку. Задачу, я думаю, объяснять не нужно. Главное — постарайтесь не испортить архитектуру, всё-таки поле боя — историческое место, столица византийской империи...

— Ладно, постараемся.

Через полчаса я услышал отборный мат в шлемофоне. На этот раз Василий Афанасьевич уже был над Константинополем — ключевым местом боя, и охреневал от масштабов воздушного сражения. Небо заполонили наши бомбардировщики и штурмовики, которые ожидали запроса на поддержку с земли. Фактически, за один день мы уничтожили всю связь внутри турции — этим занялись диверсанты, уничтожили крупные железнодорожные узлы, систему связи, в том числе и экстренную, уничтожили крупные радиопередатчики — радиостанций и военных, ликвидировали ключевых людей для организации хоть какого-нибудь сопротивления — всего чуть больше двух сотен персон из среднего и высшего комсостава турецкой армии. В общем, ситуация, в которой оказалась эта страна, была критической даже без ухватистых ребят с пулемётами. Одна беда — армия в турции была крупной. Такой, очень немаленькой, это не десять-двадцать дивизий, их было куда больше... Поэтому начиналась война. Война, на которую я отвёл максимум — неделю. Но чует моё сердце, выковыривать бармалеев придётся намного дольше, просто для нас сейчас главное — захватить и удержать проливы. А так же захватить и создать мощную линию обороны от атаки со стороны европы, то есть стран оси. Вот захватом Василий Афанасьевич и занялся, тем временем, когда бомбардировочная армада закончила свои действия, в дело уже вступила транспортная армада. И вот тут мы развернулись во всю ширь моей души. Дело в том, что транспортников я наклепал намного больше, чем любых других самолётов — А-12 — около пяти тысяч машин, Антеев — четыреста двадцать, и наконец, АН-124 — четыре десятка машин. Транспортная мощность зависела от скорости и грузоподъёмности, то есть чем быстрее, тем лучше. В этом показателе лидировал АН-124, конечно же, с его крейсерской скоростью под девятьсот пятьдесят километров в час. Прямо в зад ему жарко дышал Антей с его шестистами пятюдесятью километрами крейсерской скорости и увеличенной до ста тонн грузоподъёмностью, ну и А-12 — самый массовый советский транспортник, как и корсиканский, имел грузоподъёмность всего двадцать пять тонн и крейсерскую скорость в четыреста восемьдесят километров в час.

Транспортники советского союза я не хотел трогать, а без них... Нда, пришлось дать берси своё согласие на задействование советских машин. Тут всё относительно просто — А-12 мог садиться в чистом поле, тогда как более тяжёлым машинам нужны были хорошие аэродромы, которых у турции было не так уж и много. Именно с захвата и удержания таких аэродромов мы и начали свою экспансию.

Я перебежал в новую боевую машину — мой личный вертолёт-штурмовик. Белый Медведь ждал меня на вертолётной площадке, тут было две сотни таких вертолётов, и все они были готовы к вылету. Но мой личный отличался от них. Во-первых — это орудие. Под носом была установлена турель с миниганом и спаренным с ним автоматическим 40-мм гранатомётом. Во-вторых — вспомогательное оружие — пилоны с ракетами выдвижные, ракеты соответственно в пространственных бункерах внутри фюзеляжа. По бортам, прямо рядом с кабиной пилота, установлены две пушки ГШ-301, с особой системой охлаждения и пространственными бункерами — по сто тысяч патронов на ствол. Ну и на закусочку — в хвостовой части было установлено оригинальное устройство для сброса управляемых заградительных мин, с двадцатью тысячами мин внутри. Мины противопехотные, и при правильном использовании — ужасное оружие, способное компенсировать невозможность вертолёта быть везде и сразу. Два блока по четыре противотанковые кумулятивно-осколочные ракеты — это тоже серьёзное подспорье в бою.

Вот такой вот монстрик и ждал меня, по сути, он являлся продолжением темы штурмовика, на котором я только что отлетал, и предназначался для непосредственной поддержки танков в наступлении — уничтожении противотанковых средств противника, пехоты, лёгкой бронетехники.

Я забрался в вертолёт и расселся в кресле. Было невероятно хорошо — войну я любил. Воевать на летающей технике — любил ещё больше. Хотя и танковый бой мне знаком, но вот вертолёты — моя прелесть. Прежде всего потому, что они повторяли возможности имперских штурмовых спидеров, в отличие от самолёта — не были зависимы от скорости и не нуждались в множестве заходов. При броне моего белого медведя — ему не страшны пулемёты и даже артиллерия противника. Пора дать кое-кому просраться!

* * *

*

Полёт до врага был долгим, ведь крейсерская скорость вертолёта невелика. Может быть, стоило сменить технику прямо там? В общем, пока летел, узнал последние новости и успел поговорить со многими людьми. Прежде всего — позвонил Сталину. Он поднял трубку в своём кабинете:

— У аппарата.

— Здрасьте, товарищ Сталин. Это Иванов, — тут же представился я, — спасибо за Василия Афанасьевича. Мы начали активную фазу операции в Турции.

— Харашо. Докладывайте, когда что-то интересное будет. Я уже приказал войскам в крыму действовать по плану, утверждённому с товарищем Рокоссовским.

— Так точно! Я лично слетал на штурмовки в первой волне, могу сказать, что особой стойкостью турки не отличились, но чтобы выковырять их из всех щелей — понадобится время. В любом случае — проливы уже не контролирует враг, а вопрос захвата — вопрос времени. Наша, корсиканская ПЛ, уже нанесла серию сокрушительных ударов по турецкому и немецкому флоту, потопила восемь надводных и девять подводных кораблей.

— Маладцы, — сталин, как мне кажется, нахмурился, — новости есть?

— Новости... Пожалуй, пока ничего экстраординарного и внепланового. Зато нужно поговорить за войска. Товарищ Глазунов сейчас командует захватом аэродромов Турции, мы рассредоточили все свои транспортные мощности, перебрасываем предельное количество сил на северную часть турции, которой угрожают нашествием немцы. У вас есть свободные тяжёлые танки?

— Нэт, всэ тяжёлые танки сейчас на вес золота под москвой. Могу выделить только то, что было оговорено.

— Хорошо, мои транспортники уже начали подниматься в воздух, через четыре часа Глазунов должен взять под контроль ключевые аэропорты, и через шесть — начаться ввод мотострелковых частей. Я приказал в первой волне отвезти туда триста танков и полный артдивизион, сорок тысяч солдат, кого смог найти. Но нужно примерно двести тысяч, чтобы захватить турцию — страна большая.

— Главное — проливы, — напомнил Сталин, — Зымой, когда нэмцы замерзать начнут, я смогу выделить вам несколько дивизий, но не раньше наступления сильных холодов.

— Есть. Тогда мои люди выполняют план вплоть до пункта пять — создание укрепрайонов и фортификация ключевых точек для контроля местности, уничтожение артиллерии и техники противника. И ещё вот какой вопрос — нужны мне будут православные священники, да побольше. Нужно вернуть в лоно церкви соборы Константинополя, как и весь город. Окрестить, как полагается, а то там мусульмане уже мечеть свою построили, испоганили такое хорошее место...

— С этим проблэм не будет. Ваши помощники уже собрали целую делегацию от церкви со всей утварью, они вылетят сразу, как будет безопасно.

— Что ж... в таком случае следующий доклад — по факту выполнения пятого пункта плана.

* * *

*

Бой на вертолёте очень сильно отличался от штурмовки на самолёте. Десантники очень активно пользовались своими рациями и штурмовикам приходилось постоянно пикировать на врага, засыпая его снарядами — несмотря на полную неожиданность, турецкие военные в городе окопались знатно и мешали взять под контроль Константинополь. У нас было маловато людей, но их нехватку компенсировала воздушная поддержка. И вертолёты, что кружили над городом. Турки пытались пойти в контратаку при поддержке танков, но были быстро уничтожены вертолётами. И засели в домах, откуда их выковырять было сложнее. Я дал приказ бомбить дома, в которых засел враг — подставлять ВДВ не хотелось. Если в занятых домах и есть гражданские... что ж, не успели убежать. Кто не успел — тот опоздал.

Я же вклинился в этот водоворот уличных боёв сразу, сходу, атаковав большой четырёхэтажный дом, в котором засел враг. Вернее, половину дома, выжившую после бомбы, явно полутонной. Враг установил пулемётные гнёзда в окнах, откуда хорошо простреливал перекрёсток и прижимал к земле десантников, но моё появление спутало врагу все карты. Я пролетел прямо над крышами домов и с дистанции в пару километров атаковал дом двумя противотанковыми ракетами, которые влетели аккурат в окна, из которых били пулемёты. Наши ракеты, к слову, не летели по спирали, вращаясь, они управлялись на всём протяжении полёта рулями, поэтому двумя прямыми росчерками влетели и взорвались внутри, на время затихло, но потом, когда десантники ломанулись через перекрёсток к врагу, по ним снова ударили, на этот раз из пистолет-пулемётов. Я уже подлетел на дальность выстрела и открыл огонь из минигана, аккуратно простреляв окна, из которых по нашим бил враг. А потом и автоматическим гранатомётом клацнул, зависнув над площадью. Враг снова затих, дал для верности ещё две ракеты в окна и начал снижаться, благо, место было. Открыл дверь десантного отсека — парни поняли всё правильно и забежали ко мне. Выглядели они колоритно — городской камуфляж на стальных нагрудниках, тяжёлых и неудобных, но уже потрёпанных пулями. В руках — автоматы, куча запасных магазинов к ним, когда шесть человек залезли в десантный отсек, я взмыл в воздух и опустился уже на полуразрушенную крышу, вернее, завис над ней. Мужики вылезли и тут же побежали штурмовать здание.

* * *

*

Труднее всего было тем, кто впервые участвовал в такой массовой войне. Одним из таких людей был Василий Антонович Грушин, он же пилот штурмовика. Грушин отдавал себе отчёт — их готовили почти на убой. Штурмовики действуют в зоне максимального противодействия, и даже если кабина бронирована, всё равно, шанс умереть — один из самых высоких. Но поддержка была нужна — кто как не кружащий на высоте штурмовик Грушина может помочь солдатам на поле боя там, внизу, спикировав на врага и ведя огонь из всех орудий? Под крыльями были подвешены две пушки калибра 30мм, именно с их помощью штурмовик вёл свой бой. Недостаточная по сравнению с 37-мм пушкой мощность компенсировалась скорострельностью — весь боезапас в триста снарядов на ствол уходил одной длинной очередью, которая выкашивала противника. Ну и в качестве совсем уж левой нагрузки под фюзеляжем установили сверхскорострельный шестиствольный пулемёт, тоже ведущий курсовой огонь по противнику.

Грушин прошёл очень короткую подготовку. Призвался в армию в ноябре сорокового — уже год, как он в войсках. Был годен в лётчики, прошёл начальную подготовку. Сначала У-2, потом У-3, он же пилотажный двухместный самолёт — превосходнейшая машина, в которую Грушин влюбился с первого полёта. Прекрасная по всем характеристикам, да ещё и берущая на борт двух человек в тандемной кабине и груз. И, наконец, ему выделили личный самолёт, закреплённый за ним. Новейший штурмовик ИЛ-10, модификацию ИЛ-2, с более совершенным вооружением — двумя пушками и скорострельным пулемётом. Появление систем дозаправки и дозарядки в воздухе сделали главным оружием второго удара — артиллерию. Взлетал то он с подвешенными НАР — по четыре ракеты под крылом, но после первого, мощного удара, улетел, зарядил пушки и начал штурмовать.

В группе с ним были хорошие ребята, так же, как и грушин, пилоты, набранные и обученные в спешке. Справедливости ради, грушин мог бы заметить любому, кто упрекнёт его в непрофессионализме, что тренировки были крайне интенсивными, проходили практически всё свободное время и во время трёхмесячной практике он совершал по три-четыре учебных вылета в день. Топлива и моторов явно не жалели! А превосходная У-3 (она же в миру ЯК-18), на которой он освоил пилотаж и все приёмы штурмовика? Так что налёт у пилотов был, причём, приличный, даже по мере обычной советской авиации.

В шлемофоне зазвучал голос командующего воздушной группой:

— Группа Грушина, запрос на поддержку в квадрате восемь-шесть-три, выход на цель по курсу девяносто два, цель — танк.

— Грушин, приказ принял, — пилот отозвался, — как приняли?

— Работайте, — ну всё, закончились тихие минуты и пришла пора атаковать.

Грушин отвернул и примерился, как бы сподручнее зайти на цель. Целью была обычная уличная ситуация — танк на улице города, который сдерживал продвижение десантных войск. Старая чешская машина, похожая на БТ, вся группа штурмовиков зашла на цель и первым отстрелялся командир группы, поймав цель в прицел. Отстрелялся из всех орудий — две тридцатимиллиметровки и ещё скорострельным пулемётом добавил — разлёт пуль накрыл область вокруг танка, пристрелив парочку турков. Следующий штурмовик вёл огонь уже по засевшим туркам, следующий, следующий... После отстрела они, полегчав на целых две тонны боезапаса, резко уходили влево, сделав бочку над домами и взмыв в воздух.

Солдаты на поле боя радостно приветствовали штурмовики, которые как стая орлов спикировали на преградивший путь танк и осыпали его бронебойными снарядами, превратившими его в решето — хватило бы и десятка, а не почти трёхсот, которые развалили танк до состояния металлолома. Зато вместе с танком были уничтожены засевшие турецкие солдаты, коих выцелил последний штурмовик и дал очередь по зданию, занятому двумя пулемётчиками. После очистки ПТО, можно было пускать вперёд собственную машину — БМДшка, урча двигателем, ждала за углом здания решения вопроса. И его решили.

Применение в таком стеснённом месте, как город, артиллерии, было очень и очень затруднено. Бои шли за каждую улицу. Стоило штурмовикам улететь, появился вертолёт, который пролетел вдоль улицы. Вертолёт пролетел впереди и, поймав очередь из пулемёта, осыпал здание гранатами из флангового АГ, при этом пулемёт под его кабиной дал длинную очередь по окнам дома, одним росчерком накрыв турецкие позиции. Гранатомёт вёл огонь точно, забрасывая гранаты в окна. Пулемёт продолжал свою работу — повернувшись вперёд, он осыпал врага целым ворохом пуль, выметая начисто всех врагов. И, наконец, когда враг уже практически был разбит, вертолёт подлетел к дому в конце улицы — там была обустроена позиция. Это был единственный вертолёт, вооружённый двумя пушками, которые дали длинную-длинную очередь по зданию в конце улицы. Туда же ударил и пулемёт, здание оказалось под таким плотным обстрелом, что противостоять ему казалось невозможным. Снаряды и пули летели нескончаемым потоком. Наконец, когда этот ад закончился, с пилонов сорвались четыре противотанковые ракеты и влетели точно в окна здания, взорвавшись внутри. Из здания и без того уже шёл дым и из окон вырывалось пламя, весь фасад напоминал скорее лунный пейзаж, поскольку состоял из следов от попадания снарядов и пуль. Вертолёт очень, Очень впечатлил десантников, сидящих на броне БМДшки. Их машина не стала тратить снаряды и продвигалась дальше по улице, расталкивая брошенные машины и всякий мелкий городской мусор.