1940hr

Начальник цеха процедил сквозь зубы:

— Ладно, с этим разобрались. Спасибо.

Такое ощущение, что он мне одолжение сделал. Не очень то я и рвался ему помогать, но что поделаешь, план нужно выполнять. И я его выполнил — балки были сварены на пять сплюсом. Тут даже придраться не к чему — всё сделал на совесть так, что строго по науке и даже более того.

Я всё понимаю, индустриализация в самом разгаре, планы стоят явно завышенные. И надо же было мне на спор отправиться сюда... что ж, назвался груздём — полезай в кузов. Хорошо ещё, выход на собственную корпорацию был, да прихватил свой сварочный аппаратт.

Качество сварки не оставляло сомнения — балки фермы крыши цеха хотели стягивать болтами, но я предложил сварить. Сварной шов получился гладким, плюс грунт, крыша словно монолитная, так и не скажешь, что это не отливка, а сварка из кучи разнообразных балок. Начцеха посмотрел на балки под потолком и не стал проверять, хотя справедливости ради, я их даже отполировал. Об этом знали все, хотя чесали затылки.

* * *

*

Утром своего единственного выходного дня поднялся с дивана в омерзительнейшем настроении. Ну и эксплуататоры же эти коммунисты, пашут люди как рабы на галерах. И главное — над всем этим витает дух коммунизма, который похоже вселился в партактив. Людей, которые вместо работы чешут языками про преимущество соцстроя и вообще, по мнению большинства заводчан, дармоедов. Неслучайно — им, партийным, и привилегии, и возможности карьерного роста, тогда как обычный пролетарий упирается в глухую стену — даже начцеха должен быть членом партии, иначе... могло быть иначе, но шансы на это исчезающе малы. Если только талант какой.

Машина, на которой я ездил на работу, была неброской — старенький фордик модели "А". Можно сказать, развалюха. Ну, конечно, под капотом у неё было восемьдесят лошадок, да и ходовая поприличней, чем у форда, но, тем не менее, этот ретро мне был чужд. Машина стояла под окном, поскольку жил я на первом этаже — прямо рядом с кроватью, можно сказать. Встал, потянулся, огляделся — всего одна комната, зато сколько удобств. Жаль только, что жить приходилось в рабочем общежитии, но зато по договорённости с местной администрацией — один в четырёхместной комнате. Я сделал ремонт, поверхностный — паркет, стены оклеил новенькими обоями с розочками и сердечками, кровать вместо металлического ужаса — классическая, с балдахином... ну и пластиковые окна, конечно же. Уютно, что ни говори. Ещё бы интернет провести — и можно жить. Вещей у меня практически не было, с собой.

Я задумался и начал общаться:

— Берси, как внедрение?

— На данный момент я внедрил семьдесят восемь тысяч МП в разные отрасли производства.

— Ты поподробнее скажи, а лучше скинь мыслеобраз.

Ох, Берси кинул. Отлично кинул — я узнал образ типичного рабочего "из наших". Это мужчина средних или даже юных лет, который устроился на какой-либо завод, тут смазано воспоминание. Мои рабочие фактически работали идеально. Это были МП, в основном — работали токарями, сварщиками, прочими рабочими. И работали, надо отметить, хорошо, честно и правильно, за что были любимы начальством. Есть им практически не нужно было, жильё... бросали кости где попало, большинство ночевало прямо на заводе без какого-либо вреда для себя, многие работали сверхурочно, тратя на "сон" четыре часа в сутки — собачью вахту. Или наоборот, работали круглосуточно, "спали" по четыре часа раз в два дня.

Благодаря такой работе деньги у нас были. Многим из моих пролетариев уже пришло предложение вступить в партию — те предложение быстро отклонили, им работать нужно, а не слушать на партсобраниях про неизбежную победу коммунизма. Группировка Берси, безусловно, потратила огромное количество сил и средств на то, чтобы интегрироваться в советскую промышленность — уже четыре месяца как мы арбайтен по стахановски делаем. Год на дворе сороковой, некоторых из моих людей даже пытались расстрелять. Но те внезапно исчезали, так никого и не поймали. Хотя слежку за органами НКВД это не отменяло.

Я задумался. Зачем я вообще в это ввязался? Зарекался же лазить по мультивселенной — толку с этого себе я не получу, разве что в плане соцэксперимента или дауншифтинга... Ладно, вечер утра мудренее. Я потянулся и решил, что раз сегодня выходной, пора выходить. Из тени. В мою комнату постучали.

— Войдите.

Заглянул сосед. Соседом был Василий Холщов, умный мужик, он осмотрелся:

— Богато живёшь, сосед, — присвистнул.

— Как работаю, так и живу, — в тон ему ответил, — что хотел?

— Тут мужики собираются пивка попить, ты с нами?

— Не, у меня сегодня ещё дел невпроворот, — отказался я, — хотя пивка... я подошёл к высокому, стоящему у стены холодильнику, открыл обе дверцы, которые поддались с тихим звуком и посмотрел, — у меня для вас кое-что найдётся. Держите, — достал литровую бутылку без этикетки, — пивко. И вот ещё... — пакет с мелкой засушенной рыбкой, килограмм, наверное, не меньше, выпьете за меня, если не забудете.

— О, спасибо, — Вася взял бутылку и пакет, — может всё-таки с нами? — он с подозрением посмотрел на холодильник, всё-таки такие в СССР точно не выпускали.

— Не, работа, вот вечером освобожусь.

— Вечером нельзя, нам завтра к семи, обещал же Николаич уши оборвать, если будем во хмелю.

— Тогда да, не судьба, — развожу руками.

Нда. В голодный год я иногда подкармливал своих соседей. Кому тушёнки полкило, кому вон, пивка с рыбкой. Я собирался начать активную деятельность фаза интегрирования уже прошла, теперь пошла фаза поднятия наверх. Да, мы рассчитали всё, сначала нужно интегрироваться в советское общество, потом — подняться наверх, сделать это можно и быстро, по производственной линии. Мои люди, МП Берси, уже поднимались по карьерной лестнице благодаря своему трудолюбию. Благодаря исключительной трудоспособности и дисциплине им удалось добиться многого и сейчас, фактически, пришла пора из сварщиков прыгнуть в директора завода. Предприятие, на котором я тружусь, абсолютно не подходит — свой собственный завод я собирался строить сам, естественно, под бдительным оком местных товарищей. Главное теперь — правильно выбрать местоположение своего заводика. Ну и выбиться в директора — это сложнее, чем можно подумать.

Путь мне представляется только один — выйти на прямой контакт с верхушкой страны советов и обрисовать ситуацию. И этим займётся... Берси. Да, я хоть и обладаю своеобразными талантами, лично в пасть ко льву не полезу, лучше, если это будет МП. Для начала — просто МП.

Какая интрига сейчас разворачивается в кремле — я не знал, лишь догадывался. Берси позвонил Сталину, лично, используя устройство-коммутатор на проводе телефона. Естественно, одноразовое и самоуничтожающееся, но факт остаётся фактом. К линии подключиться было несложно, сложнее — организовать всё...

* * *

В кабинете первого секретаря партии, товарища Сталина, великого и ужасного одновременно, снова зазвонил телефон.

— Алло? — сказал он с чётким грузинским акцентом.

— Товарищ Сталин, вечер добрый. Вам удобно сейчас говорить?

— А кто это?

— Меня зовут Иван Иванович, не обращайте внимания. Я по очень важному вопросу и у меня есть очень важная информация...

* * *

На улицах Москвы было необычайно свободно. Серьёзно, улицы построили такие, словно пассажиропоток двадцать первого века вот-вот хлынет, вместо этого — пустые улицы. Люди непуганые ходят по дорогам, по крайней мере, у обочины, и плевать хотели на легковые автомобили, которые здесь должны ездить. Кошмар? Нет, реальность. Больше всего на дороге мне встречалось грузовиков — собственно, за всё время, пока я ехал, мне на пути встретилось две легковые машины и десятков пять грузовых. Поэтому моя машина, кстати, выглядела несколько необычно на полупустых московских улицах — это был мощный паккард, сделанный по последней американской моде, естественно, переделанный. Под капотом прятался турбодизель в восемьсот лошадиных сил, который легко разгоняет полуторатонную машину до двух сотен. Но я ехал медленней, всего сто двадцать, что по местным меркам уже может считаться лихачеством. Приехать в кремль меня, после сессии переговоров с Берси, уговаривал Сталин. Что-что, а выходить на контакт Берси умеет и уже через несколько дней переговоров лично, персонально с вождём, мы установили более-менее плотный контакт. Я знал, что Берси не подведёт, но всё равно, он не идеальный переговорщик. Нужна Сила, чтобы понять...

Из-за вызова к Сталину пришлось оформлять отгул на работе, что негативно сказалось на отношениях с моим непосредственным начальником, который хоть и был недоволен, но вынужден был дать отгул — я отрабатываю и так по две-три нормы, числюсь лучшим работником и настойчиво приглашают в партию.

Что я знаю про установленный контакт? Берси начал с того, что переговорил по телефону, потом дважды встречался со Сталиным, в первый раз — натурно продемонстрировал наше происхождение, во второй раз — выдал ему пару книжек для лёгкого чтения. История второй мировой войны, официальная версия. Со всеми правками и изменениями грядущего. От настоящего там почти половина, но всё же, убедительно сказано было.

Несколько дней товарищ первый секретарь переваривал полученную информацию, после чего второй раз встретился с Берси, обсудили информацию. Сталин попытался взять Берси на понт, не получилось. Москва довоенная меня удивляла и огорчала одновременно. Экономически неразвитая, столица по сути, аграрной страны, кое-как натянувшей промышленный сюртук, но оставшейся аграрной. В подобном настроении я и ехал. Хотя... это как сказать, я, я ехал в сопровождении охраны, в целях собственной безопасности и во избежание всяких неприятностей, которые мне могли устроить местные. Кортеж состоял из трёх машин ЗИС-115. Большой лимузин с мощной защитой, в передней машине была укреплена броня и установлен миноискатель, в обеих — передняя и задняя, по два бойца и ещё один пулемёт вместо заднего места — в случае опасности он поднимался наверх и мог отстреливаться от вероятного агрессора. Поэтому мы ехали как танковая колонна, защищённые от всего.

Однако, Сталин решил сделать свой ход — а именно, кортежу преградил путь кордон из НКВДшников, преградили не просто так — два грузовых автомобиля ЗИС-5, стоящие впритык друг к другу перегородили дорогу. Я их сразу не видел, сидел на пассажирском сидении и наслаждался атмосферой. К слову, атмосфера была очень уютная. Салон по образу лимузинов двадцать первого века, если быть точным — копия салона моего любимого майбаха шестьдесят второй модели. Белый салон, матово-белый потолок с подсветкой, три монитора — два персональных и один по центру. В таком салоне я расслабился и ленно поглядывал за окно машины. Камеры показывали на монитор преградившие путь машины. Берси разогнал кортеж до восьмидесяти и мы протаранили два захара, между ними ещё и цепь была. Однако, результат предсказуемый — восемь тонн бронелимузина против пары тонн веса захара, цепь выдержала, а вот рама нет — захары отлетели вбок, вслед за ментами, что преградили путь кортежу, стрелять мы не стали.

Решили показать себя? Или понты кинуть, или поставить на место? Что ж, пусть теперь сами знают своё, а я своё знаю, мне и на нём хорошо. Кортеж продолжил плавно двигаться в сторону кремля. По меркам сорокового года машины образца сорок седьмого, да ещё и с тонировкой, тихие и быстрые, выглядели франтовато. Ещё более, чем ныне находящиеся в ходу и привычные в стенах кремля ЗИСы. Мы подъехали к заднему ходу — через ворота, парадный вход, въезжать — моветон. Хорошо, что я протестировал свои машины на предмет царапиноустойчивости и столкновение не покорёжило головной автомобиль. Думаю, Сталину уже доложили о произошедшем. Первыми из сопровождающих машин вышли МП моей охраны. Несмотря на стоящую жару, они были в обычных костюмах, но вот дела — при оружии. АК-9 с бесшумными патронами, смотрелись в руках охраны очень гармонично. Поэтому когда пять мужиков с автоматами рассредоточились, заметно было, как напряглись люди при оружии, находящиеся тут же, и видимо, встречавшие меня. Учитывая провокацию во время перемещения в кремль, можно было ожидать чего угодно, Берси проделал хорошую работу, вот только чётко поставить себя ещё нужно. Поэтому вышел я, только будучи спокойным за свою безопасность и главное — за то, что в кремле не решатся устраивать провокации или ставить меня на место отрядом НКВД. Устраивать перестрелку они вряд ли решатся. Я пошёл чуть позади, в клещах своей охраны, которая держалась на порядочном удалении, метра два-три, но всё же, было заметно, что это они следуют за мной, а не я за ними.

Однако, вскоре перед нами выросла охрана Сталина и начался типичный конфликт, они потребовали сдать оружие, Берси ответил тем же... пришлось мне вмешаться:

— Берс, возвращайся в машины, я сам разберусь дальше, — хлопнул одну из МП по плечу, — не нужно сопровождать меня.

— Как скажешь, — охрана развернулась и пошла на выход. Ох, ну и безопасность — ни обыска, ни металлоискателей... колхоз, да и только. Дальнейший путь я проделал уже с людьми из охраны Сталина, которые сопроводили меня до кабинета. Охрана была в обычной форме НКВД, без каких-либо особых отличий от остальных чекистов. Они остановились перед проходной, пропустив меня. Тут сидело несколько человек, которые ожидали приёма у вождя народов. Э, нет, так дело не пойдёт, я что, буду ждать в числе прочих? А, знаю. Берси? Подь сюды!

Через пять минут в приёмную ввалился мужчина в строгом костюме и с автоматом в руках, за ним его брат-близнец, слегка только отличающийся по телосложению от шварцнеггера. И так восемь раз, вся моя охрана на выезде, кроме снайперов.

— Были проблемы? — спросил я мысленно.

— Да, небольшие. Никого не убивал, спят.

— Отлично. Посмотрим, как дальше будут реагировать.

Восемь мужиков с автоматами, да ещё и непонятного происхождения, при полностью вырубленной охране ведомства Власика заставили товарищей малость поторопиться и уже через три минуты невзрачный секретарь пригласил меня в кабинет, из которого вышел, держась за сердце, какой-то человек в костюме. Я зашёл, осмотрелся, улыбнулся хозяину кабинета:

— День добрый. Вы хотели со мной пообщаться? — спросил я.

Что можно сказать о великом и ужасном? Пожилой грузин, правда, прокуренный кабинет и правда, меня немного мутило от запаха местного табака. Сталин на это внимание не обращал, пришлось помочь себе справиться с головокружением от ароматов и удерживать позитивную мину. Сталин посмотрел на меня молча, после чего, с отчётливым акцентом, спросил:

— И что здэсь происходит? Кто эти люди за двэрью кабинета, о которых мне жалуются уже?

— А, не обращайте внимания, — отмахнулся я, — решили посидеть со мной, чтобы мне не было так скучно. Я так понимаю, вы уже связывались с моим секретарём, верно? — не дав ему ответить, — отлично, значит вводную часть можно опустить. Вы хотели встретиться со мной лично, верно?

— Вэрно, — немного раздражённо ответил грузин, — вы наглый человек, знаете?

— Знаю. Такое уж у меня положение, что приходится игнорировать мелкие неудобства окружающих.

— Присаживайтэсь, — он махнул рукой на стул, — я так понимаю, вы подчёркнуто игнорируетэ политику...

— Не то чтобы игнорирую... — я задумался, — просто я человек иного государства и иной системы. Поэтому не хочу устраивать взаимные споры и претензии, тем более, что плюрализм, принятый у нас, в вашем государстве не одобряется. Всё, что мне могли бы сказать коммунисты уже давно опробовано, изучено и проанализировано моими людьми, сделаны выводы. Не вижу смысла впустую спорить о теориях.

— Хорошо, очень хорошо, — не стал возмущаться Сталин, — я и не собирался агитировать вас вступать в партию, в ней такому человеку, как вы — не мэсто. Нэ обижайтесь.

— Не обижаюсь. Тем более, что регулярно отклоняю предложения вступить в партию, — я улыбнулся.

— Предложения? — Сталин был слегка удивлён.

— Я так понимаю, информацию о моей личности мой секретарь вам не передал? Уже три месяца я работаю сварщиком на заводе на окраине Москвы. Ударник, лучший работник, местный партактив меня уже задолбал приглашениями в партию.

— Хорошо, изучим, — мягко сказал Сталин, словно спокойный перед рывком тигр, — насколько я понимаю, вас здесь человек сто?

— Двадцать восемь, включая мою охрану и меня, — без тени сомнения соврал я.

— Хорошо, и что же вы хотели, путешествуя сюда?

— Просто развеяться, посмотреть, что здесь да как... не буду вам парить мозг теорией мультивселенной и прочим... да, в качестве развлечения для меня. Давайте перейдём к делу, товарищ Сталин, лично поболтать можно будет и потом.

— Вэрно, — Сталин поднялся, — нам нужно много чего, мы готовы заплатить золотом за большинство ваших тэхнологий...

— Боюсь, об этом речи не идёт, — развёл я руками, — не в обиду вам, но на местном оборудовании и с местными рабочими создавать что-то уровня моей корпорации — это абсолютная фантастика, причём, ненаучная.

Сталин вздохнул, видимо, и не ожидал, что будет легко.

— И что же вы хотите?

— Я прибыл чтобы развлечься, в какой-то мере. Естественно, моё предложение вам простое как три рубля — я буду директором какого-нибудь заводика. Как вы посмотрите на такую идею?

Сталин подумал:

— Что вы хотите от нас?

— Территорию и свободу от различных проблем с НКВД и партией. Мне не нужны православные коммунисты, рабочих я смогу набрать сам, поскребу по сусекам... Я в свою очередь готов оказать вам некоторую техническую помощь. Стоить это вам ничего не будет, обычный советский завод.

— И что вы хотите производить?

— Что-нибудь. Мы занимаемся всем. Я бы предложил авиационный завод, вместе с соответствующим конструкторским бюро.

Сталин подумал, посмотрел на трубку и ответил:

— Так и быть. Я выделю вам место, если от вас будет толк — можете считать, что вам оказано доверие. Задание партии и правительства выполнять обязуетесь?

— Кхм. Какие именно задания?

— Скажем, выпуск обязательного количества продукции.

* * *

Началось всё не с самолётов, а с строительной техники. Авиазавод решено было поставить на юге от Москвы, в районе Домодедово-Люберцы. Где-то как раз между этими двумя пунктами. Когда я приехал впервые на территорию, которую нам отвели под авиазавод, даже сплюнул от досады — это было даже не чисто поле, а холмы какие-то с остатками леса. Место на берегу реки Пехорки, было очень симпатичным для отдыха, но никак не для установки завода. Когда я приехал на место на военном внедорожнике, то заметил место — Берси оперативно огородил стройку — площадка три на три километра. Площадка была занята тяжёлой и сверхтяжёлой техникой моей компании. Я насчитал восемь бульдозеров Т-1000, пять тяжёлых экскаваторов, восемнадцать сверхтяжёлых самосвалов...

Остановлюсь на них поподробнее — это были Белазы, длиннобазные и глубококузовные. Изначально мы взяли БелАЗ-75710, удлиннили его на девять метров и вместо сброса назад сделали боковую разгрузку. Так что из сверхтяжа он превратился в супертяжеловеса — грузоподъёмность восемьсот тонн, а глубокий кузов как нельзя лучше подходит для перевозки вынутого из земли грунта. Именно эти самосвалы, снабжённые мощными электродвигателями и прожекторами на кабине, вывозили грунт со сносимых нами холмиков и обслуживали не менее скромные экскаваторы. Площадка строительства уже была перепахана, её постепенно срывали и готовились сделать из неё настоящий завод Абстерго. По договорённости со Сталиным, я выполню определённый план по производству самолётов, соответственно, чем быстрее будет создан завод, тем лучше. Поэтому Берси, понимая срочность, торопился и не терял зря времени — МП работали круглосуточно, как и техника, уже два дня не прекращалась гигантская стройка.

Мало кто ожидал настолько быстрого начала работ, но препятствовать не стали — находился наш заводик рядом с небольшой деревенькой и вряд ли местные были рады тому, что под носом у них постоянно жужжит и шумит техника. И тем не менее, один вид гигантского самосвала заставляет задуматься многих и многих. Монструозные белазы сплошным потоком вывозили грунт — тут всего пара километров до ближайшего лесочка, где его и сваливали прямо на траву — года не пройдёт, грунт устаканится и там будет новый холм. Меняем ландшафт, что ни говори.

Машина объехала стройку, после чего я, не вылезая, решил не рисковать и поехал обратно. С завода я ушёл, вернее, официально уже не работал. Зато товарищ Сталин и чекисты прикладывали все силы, чтобы узнать, кто я и на кого работаю, не удивлюсь, если по старой памяти начнут шпионаж мне вешать.

* * *

Пока суд да дело, я окунулся в жизнь советского союза, Москвы тридцатых годов. И надо сказать, понимаю, почему фотохроники этого времени очень редки — не потому, что фотоплёнки не хватало — просто не фотографировали. Нечего. Москва тридцатых это такое захолустье, что только держись. Честно, уж на что я не скромный человек, и то умерил аппетиты. И заодно — начал планирование и постройку жилых комплексов под рабочих моего завода. Рабочие от Берси могут занимать только один завод из промзоны, на остальные логично было бы поставить местных, чтобы НКВДшники не создавали проблем. Опять же, мне проще организовать жильё, чем...

В общем, дело встало так — жить людям было просто негде. И я начал рыть различные варианты, которые могли бы решить главную проблему. Тут было проще не придумаешь — на заводе планировалось три тысячи рабочих мест, я исходил из числа в десять тысяч, значит строить нужно было на пятнадцать. Тут очень помог опыт советского строительства и проектирования ЖК, микрорайонов в целом, а не отдельного здания. По сути, комплекс состоящий из десятков домов. Проектов было много, честно говоря, у меня глаза разбегались, поэтому без лишних слов я выбрал проект ЖК. Девятиэтажные здания с угловатой крышей, и таких вот зданий было нужно под сотню. Согласовывать строительство оказалось несложно. Помнится, читал я как-то рассказ ильфа и петрова о том, как американец, приехав в СССР, захотел построить небоскрёб. И построил, вот только рабочие и крестьяне не оценили и быстро разобрали здание себе на дрова и материалы. Мораль сей басни была очевидна, мы от неё отталкивались — любое наше начинание не оценят по достоинству и сделают из него фарс, а то и вовсе захотят разобрать весь завод по винтику себе на гаражи. Образно выражаясь.

Но хлебнув горя с рабочими общежитиями, где люди живут чуть ли не на головах друг у друга, плотнее, чем в казармах, я решил просто — нужно строить ЖК. С его постройки и должно начинаться строительство завода.

* * *

Первой ласточкой был директор электромеханического завода. Ближе к полудню к КПП большой стройки подъехал автомобиль. Кстати, дорогу мы уже проложили из бетонных плит, поэтому подъехать по дороге, по которой шли самосвалы, труда не составило. Директор подождал меня на КПП, что было уже нонсенсом, по моему скромному мнению. Когда мимо проезжал кортеж гружёных самосвалов — он даже вылез из машины и выматерился, смотря, как гигантские машины, в три человеческих роста, с характерным звуком мощного электромотора проезжают мимо. Да, тут не в бирюльки играем! За КПП директор краем глаза увидел всю работающую технику, и было этой техники — дофига, мягко говоря. Экскаваторы, огромный бульдозер, который сносил завалы земли и расчищал путь для новой дороги... Забор, которым огородили стройку, был железобетонным, самостоящим, щелястым, так что посмотреть между секций забора труда не составило. Увиденное заставило его надолго потерять дар речи.

Поэтому, когда я подошёл к директору, он был, что называется, уже разогрет и готов ко всему.

— Добрый день, — обратился я к мужчине. Был он одет в пальто и шляпу, последний писк американской моды. Щегловато, по меркам СССР. Значит, вырядился ко мне приехать посмотреть.

— Добрый, — он резко обернулся, — а вы...

— Иванов, директор пока ещё не созданного завода гражданской авиации. А вы...

— Рулев, — мужчина активно пожал мне руку, — директор электромеханического завода. Железнодорожники мы, здесь, недалеко. А я как услышал, что рядом завод строится — сразу к вам. С соседями, так сказать, познакомиться...

Я кивнул:

— Хорошо, Виктор Михалыч, будем знакомы. Я пока ещё строюсь, — кивнул на большой проём, за которым шумела тяжёлая техника, — планирую построиться к зиме.

— К зиме? Эк вас угораздило, — он улыбнулся, — до зимы не успеете. Зима близко.

— Успеем, — отказался я, — у нас уже всё есть, здания поставить какие-никакие, да станочный парк... и можно будет работать. А у вас как работа, идёт?

Пока я говорил, вышел Берси и вынес две чашки горячего шоколада, я взял одну и протянул Рулеву.

— Извините, что на площадку не приглашаю, там шумно и грязно.

— Ничего. Спасибо, — он взял в руки чашку с логотипом уже "Московского Завода Гражданской Авиации" — МЗГА. Отхлебнул, улыбнулся: — сосед, у тебя же стройка в самом разгаре, верно? Не подсобишь рабочими. А то у меня ремонт нужен, крыша кое-где протекает... мы в долгу не останемся, обещаю.

— Отчего же нет, — задумался я, — выделю бригаду. Что там сделать то нужно?

Минут пять я выслушивал его жалобы на плачевное состояние собственного завода, свежепостроенного, наспех, с тройным опережением. Сэкономили, суки, на всём — на бетоне, кирпичах, кровле, короче, тут капремонт нужен, а не по мелочи... Я задумался и решил удовлетворить просьбу. Пока мы говорили, отдал распоряжение Берси и через двадцать минут мы подошли к грузовику.

Вернее, к пяти грузовикам, что стояли в ряд. Два из них имели кузова-кунги, два — крытые тентом кузова, ещё один вёз в кузове всяческие стройматериалы, трубы, доски, тонны три швеллеров... Это были небезызвестные автомобили краз, лаптёжники, тяжёлые грузовики-десятитонники. Перед ними выстроились строго по-военному рабочие. Выглядели МП одинаково — синий комбинезон, морда кирпичом. Я обратился к ним и Берси одновременно:

— Собрали всё?

— Так точно!

— Когда можете приступать?

— Немедленно!

— В таком случае... — покосился на директора электромеханического, — приступайте к работе. И да, возьмите побольше металлоконструкций и два-три сварочных аппарата, и ещё одну машину с дизель-электростанцией. И цистерну топлива. Переходите в подчинение товарища Рулева, до окончания работ. Постарайтесь пошустрее там.

Кортеж машин выехал — Кразы ехали за Газиком директора завода и без труда тащили всё необходимое. Я решил сделать ещё больше и поехал сам, взяв дополнительно две машины. Одну нагрузил металлическими швеллерами — по опыту сварщика я знал, что лучший способ исправить чьи-то косяки — это приварить что надо куда надо. Чтобы потом не было претензий. Вторую машину забил МП, платформами-рабочими. Рабочих рук набилось в кузов целых сорок рыл, так что когда разгружали, директор электромеханического не мог поверить в такое счастье.

Здание заводика у него было новым, но и правда, нуждалось если не в ремонте, то полной перестройке.

* * *

*

Оставалось только поражаться, насколько быстро всё было сделано. Казалось бы, я лично мотался по всем соседним предприятиям и даже в Москву, делал ремонты и подкидывал соседним предприятиям станки, оборудование, металлопрокат... всего за три месяца, пока строился мой завод и жилищные комплексы — целый заводской город из восьмидесяти крупных ЖК, за эти три месяца я раздал больше ста станков серии ДИП, сотню тонн различного проката, и даже две легковые машины ГАЗ-АА. И всё это — абсолютно бесплатно, чем привлёк внимание на самом верху и не только — на завод уже приезжали НКВДшники, которые получили отлуп ещё на КПП. Их попросту не впустили. Злые как черти, они начали махать наганами под носом у охраны — пришлось товарищам из Москвы их лично приезжать и забирать из изолятора.

МЗГА вырос как гриб после дождя осенью — огромные здания новостроек по пятнадцать-двадцать этажей привлекали внимание всех в округе — не заметить их было сложно, даже в Москве высотных зданий по пальцам пересчитать. А тут такие мощные, высоченные и главное — весьма симпатичные. Дороги сделаны аккуратно, асфальтированное бетонное покрытие, с подогревом на зиму. Забор — три метра, бетонный, глухой, огородил и жилые комплексы, и заводские здания. Сам завод... сам завод удивлял даже меня. Шесть высоченных ангароподобных зданий длинной под двести пятьдесят метров — сборочные цеха, проектируемые сразу под размерность тяжёлого транспортника или авиалайнера. Пять зданий поменьше, вернее, приземистей — три этажа, внутри — просто таки царство чистоты и уюта. Когда я осматривал готовый объект он напоминал мне операционную. Здесь располагались в три этажа станки — мощные бетонные столбы удерживали динамические нагрузки. Отдельно был прокат и штамповка, отдельно — металлорежущий цех, в котором были установлены самые разные станки, токарные, винторезные, прецензионные... нужно отметить особо, что в станках я не был ограничен никак, поэтому масштаб производства заблаговременно запланировал тройной по сравнению с изначальным планом работ — больше трёх тысяч рабочих мест только на резке металла. И на каждом станке, если работа по-военному, в четыре смены, по четыре человека или робота-Берси.

Да, от ЧПУ я частично отказался. Стояло два токарных центра с ЧПУ, высокороботизированных, но больше всего робототехники было в первом сборочном цеху. По сути, там и было царствие роботов.

Привычная по любому заводу Абстерго картина — огромные роботы, маленькие роботы, средние роботы-манипуляторы, роботы-краны под крышей, на рельсовом ходу, которые могли перемещаться по всему цеху и перемещать тяжёлые заготовки между рабочими местами... четыре конвейера вдоль всего цеха, рядом с каждым с двух сторон — роботы и рабочие места для их снабжения материалами.

Робототехника обеспечивала феноменально быструю и точную сборку сложных механизмов. В частности, это был цех механической сборки, и предназначен он был для сборки двигателей для авиации.

Всё. Финиш. Тут был собственный аэродром с одной полосой и вертолётные площадки. Всё, больше мне ничего не надо. Берси спросил:

— Шеф, ты не думал, какой самолёт мы можем выпускать в таких вот условиях?

— Любой, берс, абсолютно любой...

— Ну... да. Точно. Но нам нужно выпустить что-то, Сталин дал задание. Нужно его оправдать. Лично я проработал различные варианты советского и иностранного авиастроения и уверен, что сейчас нам нужно что-то вроде ИЛ-12 или ИЛ-14 в пассажирских перевозках и АН-12 в транспортном варианте...

— Быть посему. Строим две дюжины. Прежде всего — мне хочется иметь собственный самолёт, поговори по этому поводу со Сталиным.

— А сам? Я то сообщу, но ты тут главный, вот и звони, — пошёл на попятную Берси.

Я взял телефон и набрал номерок. Через минуту мне ответил вождь народов.

— Алло.

— Товарищ Сталин? Это товарищ Иванов. Да, тот самый наглец. Завод построен, мы ставим на поток две машины. Товарищей Илюшина и Антонова, пассажирский и транспортный самолёты. Очень хорошие характеристики, и как нельзя лучше подходят к сегодняшнему дню.

— Отлично, — ответил почти без акцента Сталин, — когда ждать результатов?

— Скоро. Инженеры только собираются, но вся проектная документация у меня есть, в том числе и все подводные камни уже выявлены. Я хотел у вас попросить пару вещей.

— Слюшаю? — когда он расслаблен, за речью не следит и чувствуется сильный акцент.

— Мне для оперативного решения проблем нужно авиасообщение. Собственное, самолёты для этого сделаем, аэродром на заводе есть, осталось только решить ряд организационных вопросов. Снизу это сделать никак не можно — много проблем, поэтому прошу вас выделить нам соответствующее разрешение, позывные, номера бортов...

— Присылайте список своих самалотов, сдэлаем, — улыбнулся он в трубку, судя по голосу, — сколько и чего вам нужно?

— По поводу снабжения завода материалами — это мы решим с наркоматом. По поводу самолётов — десять бортов, два вертолёта, восемь самолётов, шесть пассажирских, два транспортных.

— Куда вам столько? — удивился Сталин.

— Для сотрудников и материальных ценностей. Доставка инструментов, материалов, готовой продукции к месту — затратное дело. По ухабам вести точное оборудование — я не буду. Ни за какие коврижки. Да и я привык иметь личный самолёт и дипломатический паспорт.

— Абайдётесь без паспорта, — протянул Сталин, — а вот самолёт делайте. Заодно и мне покажете, я приеду посмотреть.

— Хорошо. Машины будут готовы через неделю, приезжайте, будем рады показать всё.

* * *

В одном ЖК размещалось около пятисот квартир разного размера — одна, две, три комнаты. И конечно же, все удобства — светло, сухо, чисто, тепло. По умолчанию в каждую квартиру кровать, стол, шкаф, кухонные принадлежности, люстра, жалюзи вместо штор, холодильник. Радио. Милый радиоприёмник с изумрудно-зелёным корпусом и надписью "Авиатор" на решётке динамика. Радио так же было проводное, и громкая связь во всём доме.

Под ванной стоял мощный проточный водонагреватель. Чтобы снабдить весь комплекс жилья водой пришлось повозиться, но выход я нашёл в создании собственной системы водоснабжения. Берси организовал глубинное подземное водохранилище. По сути, тепло, свет, горячая вода, электроплиты и даже электрочайник на кухне, всё это было своим, созданным на заводе. Берси не составило труда создать штампы и отштамповать изделия, собрать их на роботизированной линии и в результате мы имели полностью и неплохо обставленные квартиры. В каждой квартире помимо всего прочего имелись книги, самая разная литература, которую мы собрали по разным букинистическим магазинам. В шкафах, завёрнутые в чехлы из бумаги, висели новенькие комплекты рабочей безразмерной униформы, прямо таки въезжай и живи. Никаких препятствий.

Именно это всё я выучил, когда лично поехал искать работников, которых можно было бы обучить на второй ранг завода. Да, помимо непосредственно железок и механизмов мы должны были производить много что, в том числе и отделочные материалы для салона, и аэродромное оборудование... и даже обучать собственных пилотов. Берси без труда возьмёт на себя учебный центр, который занимал большое и красивое здание между заводом и жилым районом.

Решил я поискать таланты, с утра пораньше взял кортеж из всё тех же щегольских ЗИСов. Берси заранее договорился о распределении к нам отличников из ВУЗа и местных путяг. Сразу восемьсот юных дарований должны были получить билет в будущее в лице моего авиастроительного завода.

Поэтому сейчас мой кортеж ехал к основному донору технических кадров для моего завода. Да, мне нужно совершить чудо — почти за год воспитать из них настоящих профи, и заняться вплотную лётной подготовкой личного состава. За неимением гербовой пишут на туалетной.

Выпускной был не таким, как в России. Да, без торжеств и пьянок, но речи тут двигать любили — мой кортеж въехал как раз к концу длинной речи местных партийных деятелей, когда студенты уже устали слушать и с вымученными лицами хлопать в ладошки. Что ж, Хьярти начинает жечь!

Директор, сам устав от долгого размусоливания, без лишних предисловий передал слово "директору крупного авиазавода". Я взобрался на трибуну как Ленин — на броневик. Вид при этом имел лихой — пиджак расстёгнут, без галстука, физиономия успешного миллиардера, знающего себе цену.

— Ну что, зелень, думаете, что вы всё выучили и всё знаете? — резко начал я, — нихрена подобного. Вам всем ещё учиться и учиться, чтобы стать настоящими профессионалами. Я сразу скажу так — мне на завод нужны люди, люди талантливые, люди трудолюбивые. Мы не работаем по три смены подряд, да и по две тоже. Мы не жмём из людей все соки, у нас строжайше запрещена любая штурмовщина. Хорошее дело не может быть сделано сверх плана или быстрее, чем то запланировано, хорошо дело сделано только тогда, когда сделано точно так, как и запланировано, так, как запланировано и так, как надо. С точностью часового механизма! — огорошил явсех.

Трибуна была самопальной, за спиной моей висел какой-то лозунг, рядом вымученно улыбались и вращали глазами люди в пиджаках, некоторые с лычками-наградами... Я продолжил:

— Мы создаём самолёты. Лучшие самолёты. И вот что я вам скажу — если вы хотите делать дело — добро пожаловать на мой завод. Но если у вас амбиции в попе свербят, хочется выполнить дело быстрее, чем положено, выпендриться перед товарищем Сталиным и наобещать ему с три короба, сделать три самолёта вместо двух, то вам точно не ко мне. Я знаю, о чём говорю! Всё лето я помогал соседним заводам с ремонтом. Знаете, почему? Потому что они все были построены с опережением сроков! Рабочие сэкономили время, делая своё дело халатно. Экономили на материалах, вместо положенных ста заклёпок ставили восемьдесят, везде, где я побывал — картина схожая. Из этого следует только один вывод — дело можно сделать хорошо, сделав его медленней, чем запланировано. Или сделать плохо, с опережением графика. Вы инженеры и должны понимать, что каждый механизм работает так, как запланировано. А если у вас двигатель крутится на нерасчётных оборотах, значит он хреновый. И плевать, что он даёт больше мощности — значит изнашивает детали, значит, жрёт топлива больше, чем запланировано.

Поэтому сейчас прошу желающих записаться на мой завод. Никаких преференций от партии вы не получите, никаких трудовых подвигов мы не совершаем, выпендриться не получится. Мы просто делаем самолёты. Делаем хорошо, и хорошие самолёты. Мои секретари готовы принять заявления в устной и письменной форме, — махнул я рукой, — поэтому милости прошу на Московский Завод Гражданской Авиации. Если есть вопросы — мы находимся за пределами Москвы в ближнем Подмосковье, к заводу идёт шоссе которое сейчас асфальтируют, работникам полагается жильё, трёхразовое питание. При МЗГА работает учебный центр, который занимается повышением квалификации. Настоящим, а не групповой сдачей экзаменов. Мы заинтересованы в настоящих профессионалах, готовых посвятить всю свою жизнь, отсюда и до доски гробовой, созданию самолётов, — я решил подсластить пилюлю, — зарплата рабочего на заводе — минимальная четыреста рублей, обучающиеся получают стипендию, расходы на канцтовары и прочее компенсируются. Но сразу предупреждаю, я не собираюсь терпеть лодырей, бездельников и особенно — деятельных рационализаторов, которые только и думают, как меньше работать и побольше зарабатывать. Обратной стороной такой милой и социально-положительной картинки является строжайшие требования к работникам. Я не собираюсь держать у себя никого, и нарушителям дисциплины грозит увольнение. Вернее, "перевод на менее ответственную должность", то есть уборщиком, с лишением рабочего общежития и всех привилегий. Вопросы есть? Зададите их моим секретарям.

Моя речь произвела эффект взорванной бомбы... зажигательной — шуму было полно — студенты гомонили, а директор местного вуза поглядывал на меня так, словно я смертник. Ещё бы, такое сказать, да в сороковом то году, когда все рабочие буквально в состоянии войны за урожай и миллионы тонн угля и стали. Однозначно, расстрел.

Я только улыбнулся ему и наблюдал за тем, как студенты толпой ринулись к моим машинам, у которых их ждал Берси в лице четырёх секретарей. Каждому студенту выдавали бланк, в котором ему нужно только выделить галочками пункты, пунктов много. Бланки были отпечатаны на хорошей, плотной бумаге, золотом был вытиснен логотип завода — крылья и треугольник Абстерго между ними. Уже этот отпечатанный явно на толстой белоснежной бумаге лист с золотым тиснением — подкупал.

* * *

На завод прибыли МП Берси. Полторы тысячи первоклассных рабочих со всего СССР. В цеху началось изготовление собственного авиапарка. Первые самолёты завода делались одновременно с вселением в ЖК жильцов и стартом учебного центра. УЦ был сделан в лучших традициях моего времени — мы не пожалели деньги на проекторы, аудитории, наглядные модели, учебные классы с оборудованием. УЦ наполнился голосами студентов, которые только-только кончили вуз и вместо работы получили новую парту, только теперь их учили настоящим образом. Берси пояснял каждому теорию, их учили работать на станках. И, как выразился Берси, учил до тех пор, пока они не смогут без подсказок сверху по чертежам собрать самолёт мирового уровня.

Постепенно начал формироваться партактив, но я его задавил в зародыше — у нас тут не трибуна и мне не нужны партийные органы на заводе. Поэтому две девочки-комсомолки были уволены, а я напомнил всем студентам, что мы здесь делаем самолёты. А кто хочет заниматься политикой — мы абсолютно свободных взглядов и не против. В нерабочее время могут хоть ходить по улицам и прославлять царя, мне плевать, главное — чтобы на работе делали самолёты, а не политику!

Жаркое выступление было встречено глухим непониманием, но уволенные комсомолки никакой жалости у меня всё равно не вызвали. Я строг. Сразу говорил же...

Выкат первого самолёта из сборочного цеха произошёл совсем не торжественно — двери сборочного цеха открылись и из него выехал уже готовый самолёт, который тянул низенький гусеничный тягач.

Как я и говорил, нам нужно четыре самолёта транспортных, четыре пассажирских. Для перемещения других самолётов в том числе — первым самолётом завода стал пассажирский ИЛ-18. Но и тут Берси подсуетился — вместо ТВД установили электромоторы с реактором в хвостовой части, остов самолёта выполнили полностью из титанового сплава, дефицитного нынче алюминия не пожалели на обшивку. Поэтому самолёт выглядел намного привлекательнее американского дедушки — Дугласа. Дуглас... этот самолёт сыграет свою роль, в том числе и на моём заводе, но сейчас я был всецело поглощён этим самолётом. Знаю, что Берси тут накрутил — внутри роскошный салон, как на президентском лайнере, уютные рабочие места, мощная радиостанция, РЛС, и самое главное — восемь выдвижных точек обороны, одна с 23-мм спаркой в хвосте, два скорострельных минигана по бортам, ещё шесть точек по всему самолёту. В случае чего он и ракетами ближнего радиуса огрызнуться сможет. Безопасность — превыше всего.

Высотность у него была чудесная — до двадцати-тридцати поднимался легко, дальше воздух слишком разреженный. Хотя скорость вращения винтов на магнитном подвесе огромна, ограничена только нагрузками на наноматериал, из которого изготовлены лопасти винтов. Скорость самолёта так же прекрасна — он достигал восьмисот километров на высоте восьми кэме.

Одет самолёт уже был в ливрею МЗГА — белоснежно-белый с синими полосами и узорами, на хвосте красовался красный флаг, на борту надпись "Московский Завод Гражданской Авиации" и логотип.

Красота, да и только. Именно для таких эмоций я здесь — кто бы подумал, но меня реально радует это. Я в расстроеных чувствах решил посетить салон и уже через пару минут взобрался по спущенному трапу, который самолёт возил с собой. Внутри отделка как в моём лимузине — роскошно, но не слишком пафосно. Уютно. Ближе к кабине пилота располагался главный отсек, тут было всё, к чему я привык на своём "борте номер два", с поправкой на время. Бар, кухня, диваны, кресла, столы, спальные места, кресла — производства УЗГА, только чуть-чуть доработанные. Большие, мягкие, глубокие, с вибромассажём, подголовником и уютными подлокотниками. Относительно большие иллюминаторы и множество мониторов, складывающихся наверх, к потолку салона.

Душ, туалет, кухня...

Осмотрев свою новую персоналку, я остался доволен и решил пока что не использовать её. Тем более, что завтра приедет Сталин, значит, нужно сделать все самолёты остальных серий уже сегодня. Они в производства. Когда я закончил осмотр и доработку своего, из сборочного цеха выехали пять остальных самолётов. С транспортом мы не выпендривались и их роль взяли на себя обычные АН-12, четыре АНа и один ИЛ-12 выехали из сборочных цехов. Они тоже были одеты в ливрею нашего завода. Красивая ливрея.

И, наконец, вертолёты. Вертолётов было ровно два — персонально-пассажирский МИ-2 и гигант "Левиафан". Левиафан своим видом мог бы шокировать кого угодно — размером с современный нам широкофюзеляжный боинг, даже больше, скорее напоминает АН-225, поставленный на четыре винта, этот гигант был взят из подпространства без сборки. Цельным куском, только лопасти подсоединили и всё.

Я знал, что Сталин поначалу очень недоверчиво отнёсся к вертолётам и только постфактум после их широкого распространения начал торопить разработчиков, но и тогда дело стояло на мёртвой точке, изменилась ситуация только после войны во вьетнаме, когда американцы наглядно продемонстрировали преимущество вертолётов над авиацией в деле тактического десанта.

Поэтому Левиафан, как козырную карту, я держал у себя — на местных технологиях даже простой вертолёт вроде МИ-1 сделать сложно. Но можно. Путь в небо у этих машин долгий...

Мишку я взял неспроста — мне он приглянулся. Слегка переработал редуктор и получился уже готовый к работе вертолёт, у меня их в загашниках три сотни найдётся, мне же нужен единственный на электрическом ходу, реакторный. Машина эта надёжная, безопасная, и главное — с хорошими подъёмными характеристиками. Вполне подойдёт, чтобы перемещаться минуя грязь и снег. Теперь у меня, можно сказать, карт-бланш на использование авиации в личных целях. И я собираюсь его использовать весьма и весьма активно. Пассажирские ИЛ-12 моего завода будут возить не только и не столько меня, сколько высокопоставленных сотрудников — наличие персонального самолёта и лимузина в грузовом отсеке существенно изменит отношение ко мне среди различной партийной шушеры.

К приезду Сталина особо не готовились, хотя программа показа у нас была. И программа эта была широкой, заметить нас легко — целый район высотных жилых зданий, плотно скомпонованных... Кортеж товарища Сталина приехал в одиннадцать утра, первым делом его остановили на внешнем КПП и проверили наличие Сталина и заодно — осмотрели машины на предмет опасных вещей. Нервировали этим Власика ужасно — солдаты с автоматами осмотрели машины с помощью зеркал, под днище заглянули, проверили документы даже у Сталина, после чего под негромкие грузинские шутки пропустили товарищей. В этот момент как раз на посадку заходил после облёта завода ИЛ-12 нашего завода. Самолёт не заметить трудно, но всё внимание Сталина было приковано к огромным по местным меркам домам, да ещё и пёстро раскрашенным. Над главной проходной висела светящаяся вывеска с названием завода, тут их пропустили без остановки и товарищи попали в мой маленький уютный мирок. Из-за ограниченности территории нам пришлось отказаться от идеи сделать улицы, парк, многое другое... Сразу за проходной был жилой квартал, слева и справа от шоссе — по тридцать пять домов, которые были заселены далеко не полностью. Двадцать этажей по шестнадцать квартир на каждом — всего десять тысяч квартир, учитывая, что некоторые были двойными-тройными или занимали сразу два этажа. В общем, приехавшие к нам инженеры были не то что довольны — они жили как при наступившем коммунизме. Представляю себе чувства человека, переселившегося из коммуналки в собственную квартиру, хоть и сорок квадратных метров, полагавшихся новичкам, а всё равно, шик.

А дальше пошла непосредственно экскурсия. Нет, никто не отменял рабочий и учебный день в связи с приездом начальства — никому никто даже не говорил про это. Машины Сталина остановились около входа в крупное заводское здание, где производились основные системы самолётов, большая часть. Тут резали из заготовок гидравлику, электрику, создавали основные элементы моторов и электрики, даже своё производство проводов было.

Сталин вышел и поспешил на завод, я вышел ему навстречу и встретились мы на проходной.

— Добрый день, — приблизился я, — как добрались?

— Нормально, — хмуро ответил вождь народов, — дорогу вы сделали?

— Да, есть такое дело, — кивнул, — ну что, хотите посмотреть, как мы здесь обустраиваемся?

— Нэ откажусь, — вождь с прищуром посмотрел на меня.

Приехал он без сопровождения своей золотой орды, что было правильно. Мы прошли в цех, где Сталина, по-моему, схватил удар, так как он за всё время прохода по цеху, ни слова не вымолвил. Посмотреть было на что — белоснежно-белый пол, стены, новенькие и высококачественные станки, рабочие — исключительно в рабочем комбинезоне, унифицированного внешнего вида, все работали быстро и молча. В цеху было шумно, начали экскурсию мы с металлорежущего цеха. Однако, Берси сам с собой говорить привычку не имел, поэтому МП работали безмолвно. Некоторые скользили безразличными взглядами по Сталину и не отвлекались от работы ни на мгновение. Выглядело это... перфекционист бы удавился от осознания собственной неполноценности — выглядело это идеально. Идеально ровно были расставлены станки, стружка и прочее не летели по сторонам — всё оперативно собирали в пакеты или оставляли уборщикам. Всё работало с эффективностью хорошо отлаженного механизма. Мы были в большом цеху — почти триста метров в длинну и пятьдесят в ширину, и тут, в основном стояли металлорежущие станки. На полу были разлинованы проходы большими оранжевыми полосами, под потолком двигался кран, который перетаскивал станки прямо над головами рабочих.

Сталин прошёл молча, в полной тишине. Я же разорялся:

— В металлорежущем цехе происходит создание всех систем самолёта — тормоза, гидравлика, двигатели, шасси, механика. Большая часть производится в черновом варианте объёмной штамповкой и поступает сюда, где уже их доводят до прецензионной точности. После чего детали уходят дальше — закалка, нанесение покрытий, покраска. В качестве основного мы взяли двигатель АШ-82, двухрядную модификацию двигателя М-62 и А03 — дизельный авиационный мотор.

— Дизельный? — впервые спросил Сталин.

— Именно. Авиационный дизель — штука сложная, но нам удалось здесь его создать. Мощность двигателя четыреста лошадей в крейсерском режиме и пятьсот — на взлётном.

— Этого мало, — отрезал Сталин, — с такой мощностью — как вы собрались летать?

— Двигатель потребляет двести двадцать грамм на киловатт-час мощности. Восемьдесят второй потребляет четыреста грамм авиационного, а не дизельного топлива. На данный момент А-03 — самый экономичный двигатель в мире. И останется таким ещё очень и очень долго. Создать то мы можем любой двигатель, вопрос лишь в том, могут ли товарищи из гражданского воздушного флота его обслуживать? И есть ли для него топливо и масло? Даже для А-03 нужно масло значительно лучшего качества, чем то, что производится в СССР.

— И где вы его брать собрались? — возмутился Сталин, — с вас производство масла для двигателей.

— Да, подумал, уже предложил товарищам. Однако, не встретил понимания и организую производство на нашем заводе. Товарищ Сталин, прошу, выделите нам ещё территории. Мы не умещаемся на таком компактном пятачке земли, тут один аэродром с жилым комплексом три четверти пространства занимают. Завод уж очень тесно расположен.

Сталин подумал и кивнул:

— Ещё сто квадратных километров можете брать себе. Тем более, что вы умеете организовывать производство. Давно этим занимаетесь?

Я только пожал плечами:

— Давненько. Мне принадлежит больше половины всех производств России, треть промышленности Германии и четверть — Японии.

Сталин задумчиво покусал мундштук своей трубки, которую держал то в руках, то в зубах, но не закуривал — кристально-чистый цех отбивал желание мусорить.

Я решил показать двигло и пошёл в сторону сборочного конвейера, где Берси-МП собирали двигатель.

На стапеле стоял он, родимый. Созданный энтузиастом в Германии и перевезённый на наш завод А03, великолепный четырёхсотсильный авиационный дизель. Товарищ Сталин с интересом осмотрел мотор. От местных он отличался существенно. Берси попросил у меня слово и решил сам рассказать про двигатель товарищу Сталину:

— Двигатель А-03 создан российским специалистом в Германии в начале нулевых годов. Это классический авиационный поршневой V-образный мотор объъёмом шесть литров и мощностью четыреста лошадиных сил. В наше время поршневые авиамоторы редкость и в основном представлены компактными моделями, устанавливаемыми на лёгкие самолёты. Собственно, всё дальнейшее развитие этого класса двигателей закончилось в сороковых годах и дальше речь уже шла про газотурбинные, турбовинтовые и реактивные двигатели. В наше время поршневой мотор — анахронизм, однако, нельзя не отметить, что создан он был удачно и в нужное время — время когда правительство немного уняло свою паранойю по поводу неба и либерализовала воздушное законодательство. Спрос на частные самолёты небольшой мощности возрос за три года почти в сто пятьдесят раз, поэтому авиационный дизельный двигатель относительно высокой для четырёхместного самолёта мощности и крайне экономичный, пользовался огромной популярностью. Двигатель имеет дублированные системы топливной аппаратуры, каждая из которых работает на свой блок цилиндров. Эффективность нашего мотора немного ниже ввиду отсутствия управляющей электроники, компьютера, но всё же, он на данный момент — идеальный вариант для гражданских пассажирских и грузовых перевозок. С мотором А-03 решено наладить выпуск самолётов малого грузового класса, предназначенных для чартерных, то есть персональных перевозок. Масса двигателя — триста шестьдесят три килограмма, при мощности в четыреста лошадиных сил и шести литрах объёма — это превосходные показатели. Моторесурс двигателя — тридцать тысяч часов, до капремонта — три тысячи часов. Это в три раза лучше аналогичных советских двигателей.

— Я уже понял, что ваши моторы надёжные, — хмуро сказал Сталин, — почему? Что вы применили?

— Они хорошо спроектированы, просчитаны, каждый серийный двигатель собран с качеством демо-образца. Ну да вы и сами видели, как их производят. Здесь нет никаких огрехов проектирования, производства и сборки, за это ручаемся.

— Нэ много ли на себя берёте?

— Почему много? В наше время этот двигатель выдержал самое суровое испытание — рынок. А ведь с ним конкурировали лучшие американские и европейские производители. И всё равно, не смогли создать более экономичный и надёжный двигатель. Сотни тысяч моторов работали по всему миру. Их даже устанавливали на автомобили и один оригинал — на мотоцикл. Отработавшие свои часы двигатели обычно отправлялись либо в переплавку, либо на вторичный рынок, где их охотно покупали для лодочных и глиссерных моторов, перебирали и они ещё столько же работали, считаясь самым надёжным вариантом. Так что в своих двигателях мы уверены.

— Ладно, здэсь я всё увидел, — Сталин развернулся ко мне, — я хочу посмотреть, как живут ваши рабочие, товарищ эксплуататор.

Сказано это было шутливым тоном. Я улыбнулся и кивнув, пригласил всех обратно по цеху, в сторону наших жилищ.

Но в первую очередь мы прошли в учебный центр. Двадцативосьмиэтажное здание, возвышавшееся между заводом и ЖК, было заполнено студентами — больше тысячи человек уже. На входе с охраной Сталина возникла заминка, металлодетектор обнаружил оружие и пришлось отключать тревожный режим вручную. Зато дальше...

Перед нами предстал полноценный институт, не хуже лучших зарубежных. Вернее, лучше лучших зарубежных. На первом этаже высокие потолки, пластиковые окна, большая столовая, в которой как раз скоро собирались обедать студенты. Столовых было восемь, обедали по очереди в каждой, постоянно, с двенадцати до восемнадцати часов. Сталин лично решил посмотреть, чем кормят студентов и обнаружил, что сегодня у нас на обед была рыба — тунец под маринадом, нажористый борщ, морская капуста — источник Йода, и очаровательный стейк из свинины.

Сталин спросил:

— Это по какому случаю банкет?

— Учёба для студента — всегда праздник, — улыбнулся я, — обычный обед. Я не могу стимулировать своих людей деньгами, так хоть кормлю вволю.

Думаю, среди моих студентов достаточно людей, у которых уже всё узнали чекисты — хавка была такой каждый божий день. Стратегические запасы продуктов на Марсе настолько большие, что их невыгодно хранить и лучше просто скормить кому-нибудь. Например, этим голодным студентам.

После мы пошли посмотреть на учебный процесс. Второй, третий и дальше этажи были очень похожи. Огромное количество различных кабинетов, аудиторий, в которых профессор-Берси в разных ипостасях вёл у студентов лекции. Аэродинамика, продвинутая математика, физика, проектирование... Сталин остановился только в классе практических занятий на третьем этаже, где были установлены станки и модели двигателей. Тут было симпатично — в зале были установлены десятки станков, токарные, винторезные, универсальные, все они работали, судя по горящим лампочкам, а вот студентов не было. Иосиф Виссарионович зашёл и спросил:

— Что это за аудитория?

— Это кабинет практических занятий. Именно здесь студенты на практике применяют полученные этажами выше знания. Во всём УЦ таких кабинетов пять, этот самый маленький.

Сталина привлёк небольшой настольный токарный станочек. Он его покрутил, посмотрел, пощёлкал тумблерами и даже запустил, остановил...

— Интэресно у вас тут. И зачем тратить станочный парк на учебные нужды, когда можно обучать людей уже на заводе?

— Нет, ни в коем случае. На заводе уже рабочие, здесь — студенты. На заводе он может ошибиться в совсем крохотной мелочи, которую сам не заметит, ни приёмка — в результате рухнет самолёт, погибнут сотни человек. На моём заводе будут только профессионалы, прошедшие полный курс подготовки, студентов к станкам подпускать нельзя. Это слишком ответственное дело.

— Как знаете, — хмуро ответил Сталин, — могу я посмотреть на студентов?

— Да, у них через пять минут обед начнётся, набегут...

Я не ошибся, через несколько минут коридор заполнился голосами и мы с чекистами очень ловко вписались в толпу. Вместе со Сталиным. Толпа студентов шла обедать, гомонили, спорили о чём-то профессиональном. Ближе к столовой толпа рассосалась и мы с высокими гостями вышли из учебного центра, оставив громадное здание позади. Товарищ Сталин изъявил желание посмотреть на условия жизни студентов. Сказано-сделано.

И вот тут снова пришлось переходить на цифры — мы зашли в квартиру, обычную не заселённую двухкомнатную квартирку в жилом комплексе. Сталин осмотрел всё — рабочее место, шкаф, включил радио, подёргал жалюзи...

— Здэсь кто-то живёт?

— Нет, это чистовая отделка. Типовая, все остальные пятнадцать тысяч квартир точно такие же.

— А эсли проверю?

— Пожалуйста. Куда зайдём?

Мы зашли в другую квартиру в другом доме, напротив, Сталин обнаружил абсолютно такую же площадь, и таких было много. Я ответил ему:

— Заселено только полторы тысячи из пятнадцати тысяч квартир. В основном тут двухкомнатные и однокомнатные холостяцкие, есть и более роскошные апартаменты. В отдельном здании.

— Это для кого же более роскошные? Сами там живёте?

— И я в том числе. Это для топ-менеджмента, то есть высшего руководства завода. Начиная от начцеха и дальше, — я подошёл к окну и показал на большое круглое здание, — вон то, круглое. Каждый этаж — отдельная квартира, десять комнат, роскошные апартаменты. Пока заселено только две квартиры — я и начгар, со временем, когда из этих студентов подрастёт пополнение, некоторые из них будут жить там.

— Ладно, вам это нэ кажется нэсправедливым? Обычные работники в двухкомнатных, а начальство — в роскошных апартамэ-энтах? — спросил с прищуром Сталин.

— Ничуть. Когда-то советский союз развалился, — надавил я на больной мозоль Сталина, — Когда-то, когда писатели хотели получать деньги, рабочие хотели больше зарабатывать, студенты хотели лучшего будущего, видные деятели искусства тоже думали, что смогут жить лучше. Нехватка мотивации, человеческую природу нельзя победить. Пробовали коммунисты, природа их самих размазала тонким слоем и продолжила победное шествие по планете. Больше хотели все, включая верхушку партии. Какой смысл им жить на казённой квартире, ездить на казённой машине и трындеть про победу коммунизма смеющимся и злящимся от пропаганды натёршей мозоль на умах?

— Не совсем вас понимаю, товарищ Иванов, — хмуро ответил Сталин, — то, что вы нэ коммунист видно сразу, но почему вы так к ним относитесь? — Сталин был рад меня послушать, поэтому я не жалел слов, тем более, что умел говорить:

— Абсолютно спокойно отношусь. Сами посудите, коммунизм — это идеология. Идеология — это представления конкретного человека о добре, зле и том, как всё должно быть устроено. Сколько людей — столько и идеологий. Сейчас господствует идеология Ленина-Сталина, у меня тоже есть свои представления о добре и зле, у вас тоже. С вашей точки зрения я — ужасный эксплуататор. С моей — эксплуататор вы. Сами посудите — я глава мегакорпорации, на которую работают миллионы людей, десятки тысяч заводов, буржуй. Причём самый жирный из всех.

С моей точки зрения работать человек должен не больше восьми часов в день при пятидневной неделе — иначе это эксплуатация, пусть даже и добровольная. С моей точки зрения работодатель не имеет права убеждать в чём-либо работника — это превышение должностных полномочий и навязывание "правильного" мнения. С моей точки зрения... список можно продолжать долго. Суть одна, мы разные люди из разных эпох, у нас разные взгляды, — Сталин смотрел сухо и колко на меня, пока я это говорил, — идеология это религия. Хотите верьте, хотите нет, или наоборот, религия — это идеология. Это Вера в то, что является злом, а что добром. Чем комсорги, комиссары и прочие отличаются от батюшек, миссионеров, попов? Мне на заводе не нужны миссионеры и партактив, рабочие должны делать самолёты, а не политику. Если у рабочего свербит в попе показать, какой он из себя правильный — значит это типичный карьерист.

— Но зачем вы выгнали перспективных работниц...

— Вы про тех двух? Вместо учёбы они начали занимать рабочее время всякой чепухой и отнимали у людей время. Время, которого и так слишком мало осталось, чтобы выучить всё и стать профессионалами. Вы знаете, почему мало. Мне не нужны миссионеры. Давайте будем абсолютно честными — вы на мой строгий взгляд тот ещё эксплуататор и тиран. Но я не возмущаюсь этим, вас ситуация заставляет таким быть. И ваша личная история, и опыт. Я для вас — буржуй и рассадник идеологической заразы. Но мне и это до фонаря, есть только одна система в мире, которая обеспечивает возможность жить без революций и волнений — это та, при которой каждый волен верить во что угодно. Коммунизм, демократию, хоть в зелёных человечков с альфа-центавра. На мой взгляд, вы делаете в этом огромную ошибку...

— Поясните, — резко отрубил Сталин, — какую ошибку? Подробно!

Я пожал плечами:

— Карьеристы. Как вы думаете, сколько в коммунистической партии коммунистов? Я отвечу — всё меньше и меньше. Потому что Ленин и иже с ним разделили людей на правильных и неправильных. Своих и чужих, социально близких и социально чуждых. В результате этого идея коммунизма была мертворожденной. Люди, все, и демократы, и сторонники монархии, и даже нацисты, получали корочки КПСС. И ходили на собрания, и слушали эти стареющие и несменяющиеся говорящие головы десятилетиями. Партия из коммунизма превратилась в государственную машину, очень негибкую, догматическую ещё больше, чем любая религия. Красная аристократия сгубила партию очень быстро, прогнило изнутри всё очень быстро. Потому что вы и ваши предшественники, и ваши последователи, всегда делили людей на правильных и не очень. Результат — сгубили сами себя. Коммунизм — это политика, но вместо этого это стал просто набором догм и символики для "правильных", своих, людей.

Даже сейчас поверхностный анализ моих специалистов говорит о том, что не менее тридцати процентов партии — карьеристы, которым плевать на коммунизм как таковой, главное — карьера. Полближе к кормушке забраться и всем рылом в неё окунуться, радостно хрюкая. Когда всё начнёт рушиться — девяносто девять процентов партии просто порвёт свои партбилеты и уйдёт по своим делам уже под триколором.

— Вы говорите обидные вещи, — тихо сказал Сталин, — но правдоподобные. Я не могу не замечать подобных людей. И всё же, зачем вы комсомолок выгнали?

— Поймите, коммунизм — как Вера в бога. Со своими непререкаемыми догмами и понятиями о добре и зле. Вот только если библия говорит о вечных проблемах, то эксплуататоры не пережили эпоху дикого капитализма и к восьмидесятым годам этого века — уже выродились как класс. Рабочие могут верить во что угодно — в будду, перуна, бога, аллаха, заратустру, коммунизм, демократию, монархию, но если они вместо того, чтобы учиться делать самолёты читают молитвы, то мне такие не нужны. Если их убеждения не мешают работе — могут быть убеждены в чём угодно и делать что угодно. У меня тут завод, а не церковь или партийная организация. Во избежание конфликтов на политической почве рабочим запрещена политика. Полностью, могут быть убеждены в чём угодно, но агитация запрещена строжайше.

Сталин задумался:

— Думаете, сработает? За что тогда работать будут? Денег вы им заплатить не можете.

— Могу устроить их жизнь. Квартира побольше, личная машина, опять же, продуктовый паёк очень сытный. Ради этого и будут и учиться, и работать. У меня ещё тринадцать тысяч свободных квартир, это почти тридцать-пятьдесят тысяч человек населения. Возможность карьерного роста — вот что людям нужно.

— А с комсомольцами вы плохо поступили.

— Знаю. Я их предупреждал, они подписали документ, что на территории завода обязуются следовать правилам. Они их нарушили.

— Ладно, — Сталин махнул рукой, видимо, просто много вывалил на него информации, — пусть будет так, главное, чтобы вы дело сделали. Нам нужно до пяти тысяч самолётов с указанными вами характеристиками. Нужны они нам ещё вчера, ГВФ уже требует дать им ваш лайнер в пользование.

— Будет, — пожимаю плечами, — сейчас производственная мощность — сто самолётов в год, но это с учётом только своих производств, без подключения каких-либо иных заводов....

Мы поехали на лифте вниз и продолжили разговор уже в машине Сталина. Закончили его, когда машина подъезжала к аэродрому. Я почти не заметил, как мы перемещались... Сталин вышел, я следом. На рулёжных дорожках стояли наши Илы и Антошки. Антошки произвели на Сталина впечатление:

— Какова грузоподъёмность?

— Двадцать тонн коммерческой нагрузки. Или девяносто десантников, — мы прошли мимо и под крылом Антохи, — характеристики нашего немного отличаются, но в его конструкции использованы редкоземельные металлы. Намного дороже золота, поэтому и стоимость — как у сотни обычных самолётов.

Сталин кивнул и мы вышли к Илюше. Илья был окрашен в такой же белый цвет. Сталин с любопытством его оглядел, посмотрел трёхстоечное шасси, поднялся по трапу в пассажирский салон. Я следом — у ильи был автобусный салон, два ряда по два кресла у бортов.

— Летающий автобус, — прокомментировал это Сталин, полностью подтвердив мои мысли, — зачем вам четыре таких?

— Три. Понадобится, чтобы перегонять команды к месту работы — командировки бывают часто, а так же для отдыха сотрудников. Я не намерен терять несколько дней на поездах, поэтому дешевле будет организовать отпуск сотрудников в тёплых краях и отвезти их туда на самолёте.

— Отпуск? — Сталин улыбнулся, — до отпуска дожить нужно.

— Это точно. Ну ничего, я прихватил с собой свою яхту, в случае чего — мои ребята с удовольствием отдохнут на борту, путешествуя по морю. Или речную прогулку на яхте устроим — в России много рек, грех не спуститься по волге или Лене на корабле...

— Как знаете, — пожал плечами Сталин, — красиво тут, уютно.

И он был прав. Пассажирские места были более-менее хорошо устроены, в салоне достаточно просторно.

— Что это за самолёт? Кто изобрёл?

— Ильюшин, ИЛ-12. Самолёт хороший, был выпущен в сороковых, на базе бомбера. Прослужил он недолго — поршневые двигатели быстро ушли в историю на фоне развивающихся газотурбинных, дающих большую мощность. Поэтому моторы Ила — АШ-82 — быстро стали архаичными. Хотя... это как посмотреть. АН-2, антоновский биплан, летает до двадцать первого века, и похоже на пенсию даже не собирается. Восемьдесят лет в строю!

— Нэ без причины, я думаю?

— Да, он самолёт тридцатых. Классический биплан, простой как топор и дешёвый. Самолёт сельскохозяйственной авиации, а в крестьянском деле более совершенные машины не нужны. Главное чтобы был прост, дёшев и надёжен, а скорость абсолютно не важна. Главное чтобы с деревенского аэродрома взлетел, у АНа разбег при взлёте маленький, почти с места в небо поднимается...

— Учтём, — ответил Сталин, — пошли посмотрим твой самолёт.

Когда мы зашли в мой персональный самолёт, Сталин осмотрел абсолютно всё. Диваны, кухню, санузел, в бар заглянул... ещё бы, не самолёт — летающий дворец! Я молча следовал за ним, как и чекисты, которым можно про меня знать. Их Берси держит на особом контроле.

Осмотрев всё, Сталин пришёл к выводу:

— Хороший самолёт. Надёжный?

— Надёжней не бывает. Я летаю на электромоторах, поэтому отказ двигателя — это крайне редкое явление. Пока ещё ни разу не происходил. Силовой каркас из титановых сплавов, обшивка утолщённая из сверхпрочного алюминиевого сплава. Самолёт крайне надёжен, и что странно, в случае чего он может спуститься вниз на парашюте.

— Что? — не понял Сталин, — какой парашют.

— Да, в нём есть многокупольная парашютная система, как раз над нами. Если самолёт потеряет в полёте крылья, откажут двигатели, или что-то в этом роде — он просто спустится вниз на парашюте. Эта система появилась на лёгких самолётах, но мы смогли приспособить её под лайнеры и личные самолёты. Скоростные разделяются на секции, а этот — может целиком на парашюте спускаться.

— Мнэ нравится. Сдэлайте такой же, если вам не трудно.

Зная про то, что Сталин побаивается самолётов, я удивился. Но кивнул:

— Сделаем, товарищ Сталин. Хотя постойте, такой же, или будут пожелания? Расцветка, салон?

— Точно такой же, — ответил Сталин уверенно, сидя на диване, — мнэ нравится.

— В таком случае, товарищ Сталин, можете взять эту машину. Я себе ещё сделаю, а этот — первый самолёт нашего завода.

По идее, Сталин должен доверять, ведь просьба была удивительной и я не успею, в случае чего, поставить прослушку или взрывчатку. Можно сказать, из своей тарелки положил. Сталин кивнул, ухмыльнувшись в усы:

— Полэтаем? Гдэ тут пилот?

— Товарищ Сталин, предлагаю полетать на другом транспорте. Самолёт хорош всем кроме одного — он может садиться только на подготовленном аэродроме с бетонированной полосой. Я предлагаю опробовать вертолёт...

* * *

Как я и ожидал, вертолёт на Сталина не произвёл никакого впечатления. Хотя я старался, лишь когда мы уселись спереди, а чекисты — сзади, Сталин не без опаски спросил:

— Мы точно нэ упадём?

— Точно. Эта техника даже для нашего времени сверхнадёжна. Конкретно эта машина, а не вертолёты в целом.

— Что за слово такое — вэртолёт, — недовольно буркнул он.

— Между прочим, его придумал ваш сын, Василий, — ухмыльнулся я в ответ, — в те годы, когда наши военные ещё не верили в вертолёты и товарищ Сталин пытался всеми силами наладить их производство.

* * *

Полёт вертолёта над Москвой на высоте пятисот метров был эпичным. Мы обогнули садовое кольцо, пролетев над крышами домов. Сталин, обычно побаивающийся авиации, постепенно привык и с интересом смотрел вниз, на проплывающие под нами крыши домов. Вёл машину я, тоже наслаждаясь этой прогулкой. В тихом салоне через полчаса полёта я завёл разговор, и начал с небольшой лекции:

— У вертолётов тяжёлый путь в небо в советском союзе. Это напрямую связано с механизмом принятия решений, зависящим от верхушки партии и этой самой постаревшей верхушки. Первые вертолёты у нас появились даже раньше американских, но дальше идёт различие. В СССР правительство просто не придавало значения жужжащим в небе геликоптерам, как их тогда называли, в США тысячи энтузиастов бросились строить свои конструкции. Война в Корее проложила вертолётам США путь в армию, в СССР партийные бонзы просто проигнорировали это. Не от плохой жизни — просто им было трудно воспринять что-то новое. Возраст. А дальше случилась война во вьетнаме — США очень активно использовали вертолёты и добились впечатляющих результатов. Тактические десанты, вывоз раненых прямо из джунглей, где ни один самолёт не сядет, атака с вертолётов пулемётами и управляемыми ракетами, вертолёты-штурмовики... После этого в СССР начали буквально пинками нагонять отставание от Америки в области вертолётостроения. Хотя и было сделано это поспешно, военные всё равно не верили вертолётам. Тогда в семьдесят девятом СССР начал воевать в Афганистане...

— Прэдставляю рэзультат, — хмыкнул Сталин, — в Афганистан соваться — глюпо, если только полностью истреблять местных афганцев.

— Точно подмечено. Война превратилась в такое же болото, как Вьетнам для американцев. Но главное в нашей теме — военные полюбили вертолёты. Только они могли высадить солдат в горах, самолёты не могли вести бой в такой местности, горы слишком опасны для них. Самолёты не могли приземляться, высадить людей можно было и с парашютом — при этом оповестив всю округу о этом факте. Но забрать людей обратно — не мог ни один самолёт, это удел вертолёта. Они вывозили раненых и убитых, наносили удары по моджахедам, сопровождали колонны, обнаруживая и уничтожая засады... видите, как хорошо видны люди внизу? Для самолёта это критично, а мы можем зависнуть на месте, — я подал рукоять назад и чуть сбавил газа, вертолёт встал на одном месте над площадью, — вообразите, что у меня в руках сверхскорострельный пулемёт, а под нами город врага. Самолёт пролетит так быстро и маневрируя, что не успеет ударить точно, вертолёт... с вертолёта можно отстреливать противника как в тире, с высоты.

Сталин выглянул, посмотрел по сторонам, кивнул:

— Согласен. Удобно.

— Но самое главное — противотанковые ракеты. Они имеют свои ограничения по дальности наведения, поэтому ударить ПТУРами с самолёта практически невозможно. А вот вертолёт — это главный враг танка. Он может зависнуть и навестись, выстрелив ракетой по танку. Я уже молчу про то, что в нашем двадцать первом веке весь десант перевели на вертолёты. Созданные нами машины могут поднимать до четырёх танков — пятьдесят тонн каждый. И до четырёхсот человек, и главное — он может забирать эти силы с поля боя. Это открывает возможность вплоть до переброски целых дивизий по воздуху в течении дня на несколько тысяч километров.

— Такие быстрые действия должно быть оправданы?

— Да, чем быстрее, тем меньше враг сможет приспособиться. Германия недавно демонстрировала эту тактику в своей манере.

— Вертолёты нам нужны, — ответил Сталин, — но свои, а не ваши. Вы, как бы хорошо ни производили, используете не наши технологии и производить вашу технику мы не сможем.

— Именно для этого я и обучаю студентов. Чтобы получить людей, способных производить лучшие в мире самолёты. Точно, спокойно, тихо, без шума и нервов, профессионально. Как мои профи.

Сталин кивнул, мы пролетали над крышами домов и видели совсем не самую приятную картину. Иосиф Виссарионович спросил:

— На сколько хватит бэнзина?

— Тут электромотор и реактор. Так что можем летать лет сто без посадки.

— Нэ окажете ли мне маленькую услугу, довести до дачи.

* * *

Сталин попросил остановить лопасти, только тогда вылез из вертолёта. Судя по виду, полёт дал ему немалый заряд адреналина, который делает тело легче, мысли чётче... Он улыбнулся вполне искренне:

— Товарищ Иванов, ми обдумали визит и рэшили, что вы заслуживаете довэрия. Поэтому я буду рад когда-нибудь снова посетить ваш завод, — я выбрался вслед за Сталиным и мы встретились перед носом вертолёта, — товарищ Иванов, просите, что хотите. Предлагайте.

Я задумался.

— Товарищ Сталин, я полагаю, что проблема вертолётов и многие другие выросли из одной главной. Небо над СССР закрыто и монополизировано за государством. Я считаю это неправильным, небо, как и любая другая среда, является территорией СССР и перемещение по ней должно быть доступно для граждан. Россия — самая большая страна в мире, в которой мало дорог, поэтому, что называется, сам бог велел развивать авиацию как транспорт. После мировой войны рост пассажиропотока будет такой, что советские инженеры устанут создавать всё более и более вместительные самолёты. Тот же ИЛ-12 будет в производстве всего несколько лет, он только начал эксплуатироваться, а уже устарел, так как не мог поднять даже полусотни пассажиров. Поэтому я считаю, что необходимо установить другие правила пользования небом, которые не будут ограничивать граждан во владении самолётами, вертолётами и любым другим транспортом.

— А ви не боитесь, что этим воспользуются наши враги?

— Маловероятно. ПВО никто не отменял. К тому же достаточно выделить гражданам нижний эшелон, где никогда не появляются крупные самолёты. Рынок — штука неумолимая, товарищ Сталин, спрос рождает предложение, рабочие, производящие гражданские самолёты могут делать и военные. Развитие этой отрасли сейчас зависит не от реальных потребителей, а от бюрократической машины. Это делает всё авиастроение зависимым от мнения нескольких людей. Как показывает практика, они могут и ошибаться, в этом случае страдает не их репутация — а вся страна.

— И гдэ мы возьмём столько самолётов? Нам уже достаточно растраты средств на всяких летающих блох!

— Вы не правы. Стоимость двигателя, скажем, зависит от количества в серии. Чем более массовый мотор или самолёт, тем он дешевле, гражданская, общая авиация, требует новые самолёты постоянно, и придирчиво осматривает их, люди выбирают лучшего. Проще говоря, гражданская авиация — мотор развития отрасли, именно она движет отрасль вперёд. Гражданский потребитель более придирчив к качеству, и если он сможет подавать в суд на некачественный товар — это заставит производителя делать самолёты не для галочки и красивой статистики, а для людей. Я убеждён, что это сможет переломить ситуацию в авиастроении.

После войны можно будет невозбранно распродать населению истребители, сняв с них всё оружие и установив менее мощные и более долговечные двигатели. А то к концу века советские машины этого времени останутся как кости мамонтов — либо в земле, либо в музеях. А в небе над Кубинкой будут летать Локхиды, Боинги, каталины, и прочие американские машины, которые коллекционеры бережно хранили десятки лет...

— Ми подумаем, — хмуро ответил Сталин, — Но как вы собираетесь контролировать границу?

— Только радиолокаторами. РЛС — единственный способ обнаружения.

— Вот, — Сталин выразительно улыбнулся, — ладно, мы склонны подумать над вашим предложением. Если ви уверены, что это на пользу советскому народу, это ещё не значит, что оно дэйствительно так, — расслабленно сказал Сталин, — как ви правильно заметили, с вэртолёта удобно атаковать пулемётом. Но что если это будет нэмец и стрэлять будет по нашим гражданам?

— Не думаю, что полёты над городом вообще когда-либо будут осуществляться, — пожал плечами, — товарищ Сталин, я бы предложил выделить для полётов отдельную территорию вдали от границ. Скажем, самая большая и плохо освоенная территория СССР — Урал и Сибирь. Всерьёз заселяться она начала только после эвакуации промышленности из европейской части России... Когда там нашли нефть — она стала весьма развитой территорией...

— Нэфть? — Сталин уцепился за это, — нэфть нам очэнь нужна! Гдэ?

— Самотлор... — я задумался, — Сибирь. Нефтяной бассейн, крупный. Мои люди уже ведут разработку месторождения в Сибири, строят нефтеперерабатывающий завод. Производство бензина для наших машин как минимум.

— Развэ бензин для ваших машин — главное? — Сталин удивился.

— Нет, конечно, но сырую нефть мне не продали, а наши едят только девяносто восьмой бензин. В советском союзе в ходу сороковой, октановое число намного ниже...

Сталин кивнул:

— Харашо. И всё-таки сообщите координаты, наши люди начнут разработку месторождений.

— Мы уже установили насосы, думаем что делать — трубопровод, или везти в железнодорожных цистернах. Я склоняюсь ко второму варианту.

* * *

*

Ох, и тяжёлый же был день. Говорить пришлось много, но главное — я принял ряд стратегически важных решений для себя. Во-первых — Берси начал активно застраивать территорию, увеличивая завод в пять раз. Вместо шести сборочных цехов с одним заводом мы строим ещё десять сборочных ангаров и увеличиваем мощность завода.

Второе — на юге от завода, за аэродромом, принято решение строить нефтехранилища. Два миллиона тонн сырой нефти и пятьсот тысяч тонн нефтепродуктов, а так же перегонный завод.

Строительство осуществляет Берси при помощи огромных подземных сооружений из железобетона, герметично закрываемых и заполняемых инертными газами...

Рядом приняли решение построить зернохранилища со стазис-камерами — их наполнить моими запасами, общая мощность — двадцать миллионов тонн продовольствия. В первую очередь — тушёнка. Тушёнка говяжья у нас в стратегических запасах расфасована в пятилитровых банках. Там же имеется пять тысяч тонн консервированной рыбы, и восемь миллионов тонн готовых продуктов — каши с мясом. В основном это гречка с говядиной.

И последнее — на лендлиз надеяться бесполезно. Как минимум — в вопросе авиации. Сейчас на наш аэродром прибыли несколько самолётов СССР для сравнительных испытаний, И-16, чайки...

Берси предложил создать самостоятельно самолёт, взяв за основу две машины — Мустанг и Аэрокобру. Вот только мы их существенно переработали. Лично я потребовал более мощного вооружения — один пулемёт и две пушки НС-23 с сотней снарядов на ствол. Да, вместо кучи пулемётов лучше установить пушки. Изменили профиль крыла, пересчитали аэродинамику и изменили геометрию хвостового оперения. Самолёт получил вместо жидкостного воздушное охлаждение и больше всего напоминал ЛА-9 пятидесятых годов. Управление двигателем — одной рукоятью, вместо принятых здесь кучи различных ручек — автоматика-с. Двигатель — чуть изменённый АШ-82ФН.

* * *

Ох, сколько же с этим всем проблем! В который раз уже сталкиваюсь с тем, что мне нужно буквально против всех людей работать. И вот сейчас, когда я приехал на автобазу, столкнулся с глухим непониманием. Собственные самолёты постоянно требуют транспорта наземного, для обслуживания. С аэродромной техникой у нас на заводе было всё нормально, но вот в целом по союзу...

Пришлось доставать телефон и звонить. Забрался в салон вертолёта, сел...

— Сухов у аппарата! — голос товарища Сухова трудно с кем-то спутать. Да, Сухов, но не тот революционер, а другой. Тоже коммунист, но уже московский.

— Это Иванов. С аэродромной техникой беда, выделять шасси отказываются.

— Я им дам отказываются, — он аж задохнулся от злости, — у нас...

— Я знаю, знаю, — прервал я его, — знаю, что у вас тяжёлая ситуация. И тем не менее. Единственное, что я могу вам предложить — строить шасси с нуля.

— Товарищ Иванов, это маловероятно. Автозаводы под завязку загружены и они просто отказываются брать на себя эту работу. Сверху их прикрывают, поэтому хрен мы что добьёмся. Тут ситуация более сложная, чем просто отсутствие шасси...

— Да, в курсе уже. Тогда у меня единственное предложение — производить самим. Возьмём под свой контроль производство шасси для аэродромной техники.

Товарищ сухов помолчал.

— У меня нет возможности, и так уже все резервы выскребли.

— Возможности будут. Я могу подсобить оборудованием и людьми, достаточно для строительства автозавода. Нам нужна мощная и большая техника. Серийные грузовики просто не выдержат такой нагрузки.

— Ладно, — вздохнул Сухов, — организуем как-нибудь... в армии то всё в порядке...

— Но естественно, не за просто так, — добавил я, — единственное моё требование — чтобы рядом с моим авиазаводом был организован авиаклуб.

— Господи, мелочь то какая, — отмахнулся он.

— Не мелочь. Авиаклуб мы снабдим и самолётами, и полосой, и всем остальным. Нужно официально всё оформить и организовать.

— Без проблем. У нас как раз рядом пара клубов закрывается, переведём личный состав к вам...

* * *

Мой завод рос и ширился. И постепенно во весь рост встала проблема досуга. До сих пор досуг был организован просто — сотрудники тусовались в квартирах, обычно выбирался один с наибольшей квартирой, брали в столовой хавки, и устраивали танцы. Заодно я ознакомиолся с местным репертуаром. Был он очень скромным, прямо так скажем. Лично мне из ретро симпатичен был только Френк Синатра. Постепенно пришло предложение по линии УЦ — организовать клуб. И за это дело Берси взялся со всей ответственностью. Совсем рядом за месяца возводились огромные эллинги, строились бетонированные полосы, техники и рабочих было за десять тысяч единиц. То есть яблоку упасть некуда. В таких условиях я начал думать, как организовать клуб для своих рабочих, досуг нужен был...

На ум приходила только одна идея — построить здание по типу ночного клуба, с рестораном, кафе, танцполом, и главное — сценой для театра и выступлений, кинозалами. Кино как вид общественного досуга я любил особо. Шёл сентябрь-месяц сорокового года, весь мир следил за ситуацией в Европе, от товарища Сталина регулярно сваливались задания советской промышленности. Узнав о неизбежной войне и её сроках, он начал готовиться намного активнее и сразу завернул бесперспективные проекты, нажав на наиболее вероятные направления развития.

С утра придя в кабинет, я заметил за дверью, рядом с секретарём, двух мужчин в партикулярном платье. Проще говоря, в костюмах. Оба выглядели весьма важными, один уже с сединой, второй — наоборот, молодой, но на вид активист. Это говорило его смелое, бросающее вызов окружающим, лицо с голубыми глазами. Красавчик.

Оба ожидали меня в приёмной. Приёмная была большой, с гранитной плиткой на полу и хрустальными люстрами, исключительно казённо-возвышенного, почти кремлёвского вида. На глубоких двухместных диванчиках развалились мои гости. Берси про них ничего не сообщал — значит ничего интересного. Однако, я ошибался. Похоже, это был сюрприз. Ко мне сегодня пожаловал товарищ Ведищев, инженер из НАМИ. Он поднялся и представился — это был пожилой специалист:

— Товарищ Иванов, позвольте представиться, Ведищев, а это мой коллега Звягинцев, мы из НАМИ. Нам очень интересны ваши последние опыты в автомобилестроении...

Я застыл и задумался.

— Простите, но о каких опытах вы говорите? Мы никаких опытов не ставим.

— Ну как же, товарищ Сталин рекомендовал нам обратиться по поводу двигателей А-03, — даже удивился Ведищев, — и сообщил, что у вас есть много интересного. У нас как раз происходит очень большой переполох...

— Представляю. И в чём причина?

— Ох, — пожилой человек только смахнул пот со лба. Я пригласил их в свой кабинет, включил кондиционер тумблером и установил температуру в двадцать градусов. Стало заметно прохладнее — под потолком шесть выходов кондиционера, они перегоняли воздух только так. Мои собеседники конечно удивились, но Ведищев продолжил ту же речь:

— Товарищ Иванов, — я сел за большой стол, пригласил жестом их сесть рядом, вид кабинета был тот ещё — длинный Т-образный стол, пара телефонных трубок на столе, панорамное окно с видом на лётное поле за спиной, — у нас, откровенно говоря, большие проблемы. Товарищ Сталин поручил нам за три месяца представить два новых проекта и обратиться за советом к вам...

— Вот значит как... — Сталин сделал свой ход, не напрямую, так через этих людей хочет вытянуть у меня секреты. Ну ничего, мы ещё поиграем, — что ж, пошли. Посмотрите кое-что...

Я поднялся, мы вышли из кабинета. На лифте спустились на первый этаж и пошли пешком в сторону большого пятиуровневого подземного гаража, заставленного самой разной техникой и машинами. Гараж был под аэродромом. В первой же секции стояли представительские автомобили. У инженеров глаза полезли на лоб:

— Это откуда такое богатство?

— Это моё, персональное богатство. Я человек не бедный. Итак, если вам конечно интересно, это Крайслер Империал. Одна из лучших машин Америки. Восьмицилиндровый двигатель в сто тридцать пять лошадиных сил. Под капотом мы установили собственный двенадцатицилиндровый авиационный дизель, дефорсировав его до трёхсот лошадиных сил. Это позволило удовлетворить параметрам шумности и мощности, тяги на нижних оборотах и максимальной скорости до ста двадцати километров. До сотни разгоняется, правда, за тридцать пять секунд.

— Это же очень хорошо! — не понял моего сомнения Ведищев.

— Хорошо — это за три с половиной секунды. Но спорткары в следующем зале. Так, тут восемнадцать крайслеров, можете брать себе один, для изучения. Дарю.

— В смысле — дарю?

— Документы выправит мой секретарь, это подарок. Рекомендую обратить внимание на тормозную систему и усилитель руля. Но в условиях советского дефицита лучше не шиковать. Ладно, поехали дальше, — махнул рукой, — вот, обратите внимание сюда. Я рекомендую вам обратить внимание на военные грузовики повышенной проходимости и гражданские машины на газогенераторах. В первую очередь вот такие вот красавцы...

— А это...

— Это грузовой автомобиль. А-051, аэродромный топливозаправщик. Производства нашего предприятия, — мы подошли к классическому ГАЗ-51, окрашенному в синий цвет, — это наиболее перспективный грузовик на данный момент. Агрегат на базе американского нижнеклапанного крайслера, слегка доработанный, шасси весьма отработано по надёжности. Хотя иногда и требует ремонта и обслуживания. Берёт на борт две тонны горючки помимо полутонны цистерны. Две с половиной тонны.

Газон выглядел нарядно — на борту цистерны написано "Огнеопасно", шланг и компрессор топливной аппаратуры... я с улыбкой посмотрел, как Ведищев со своим коллегой опробовали машину из салона. Посидели на месте водителя...

— Здесь раздельные кресла, два места пассажиров спереди, салон низкогерметичен. То есть щелей в нём конечно нет и летом и зимой ездить можно без тёплой одежды...

Инженер выглянул:

— Товарищ Иванов, что вы хотите за этот прототип?

— Немного, — отмахнулся я, — чтобы вы помогли мне оформить все выпускаемые нами автомашины официально.

— Что ж... это приемлемо.

— Ладно, пошли дальше.

Путь наш шёл через целые подземные залежи машин и грузовиков, пикапов и кабриолетов, топливозаправщиков и передвижных электростанций... и привёл нас путь к последнему моему экспонату. Семь стоящих в ряд тягачей АТ-Т... та же кабина, что и у газона, но вместо колёс — гусеницы.

— Вот, товарищи, что бывает при противоестественном спаривании танка и грузовика. Гусеничный аэродромный тягач тяжёлый, ГАТТ. По прозвищу гусь. Четыреста лошадиных сил, способен буксировать любую артсистему советского союза, даже самую тяжёлую. Способен пройти по непроходимым болотам. В кузове может тащить до пяти тонн груза по полному бездорожью, или гаубицу с полным расчётом в кузове. Кабина бронирована от пуль и осколков.

Товарищи только рты разинули:

— Но как же износ гусениц? Далеко ли он уедет...

— Далеко. Проблему износа решает применение износостойких сплавов с применением осмия и прочих редких металлов, качественное легирование и закалка. Семь тысяч на одной паре спокойно прокатятся. В условиях нашего бездорожья гусеничные тягачи — самое то для артиллерии, тракторов, бездорожья, да и просто народного хозяйства. Там, где вся остальная техника в грязи тонет. Аэродромные тягачи снабжены исключительно резинометаллическими гусеницами, специально для условий аэродрома...

Берси вывел все три машины — Крайслер, грузовик и тягач.

Товарищи уже и не знали, как меня благодарить. Я остановил их:

— Не спешите, товарищ ведищев, вот разработаете своё на базе этой техники — вот тогда и будете ходить королём. А сейчас... сейчас я прошу меня простить. У меня дела.

* * *

Так о чём мои мысли были из-за визита людей из НАМИ? О, очень простые, я подумал о том, что нужно изредка премировать своих людей автомобилями. И сделать это было проще, чем казалось — Берси подвёл к проходной УЦ тридцать машин. Это были новенькие копии крайслера "Империал", по нынешним меркам машина... это как мерседес S-класса в двадцать первом веке. Хотя нет, скорее даже как майбах — мало кто видел эту роскошь, ещё меньше тех, кто мог её видеть вблизи и потрогать. Редкие звери. Поэтому когда после занятий толпа студентов высыпала из института, их встречали тридцать машин, установленных в рядочек. Я взял в руки мегафон и сообщил вышедшим:

— Товарищи студенты! Ваше обучение продолжится до лета следующего года. Но вижу, подстегнуть вас нужно уже сейчас. Я промолчу про то, что вкладываюсь в вас не просто так, а с надеждой, что уже со школьной скамьи будет понятно, кто из вас сможет пойти вверх.

Студенты высыпали всё больше и больше, я продолжил, подождав:

— Поэтому я решил подарить тридцати лучшим ученикам этого года автомобили Крайслер Империал. Выпущены весной этого года на американском рынке, самые современные и роскошные автомобили на сегодняшний день. Такого даже у верхушки партии нет. Помимо теории нужно будет сдать практику на отлично, только тогда вы сможете претендовать на получение машины! Призы будут отданы в новый год лучшим ученикам.

Шум, гам, а я разворачиваюсь и иду обратно к своей разъездной тачанке...

* * *

*

Гордость. Пожалуй, я испытал гордость за хорошо сделанное дело, когда после приземления в аэропорту Ленинграда мой самолёт встал в ряд с многими другими Илюшами моего завода. Сразу три десятка илюш стояли тут на стоянке, рулили, готовились ко взлёту... в эфире постоянно кто-то что-то говорил. Самолёты были оборудованы мощной по этим временам радиостанцией и хорошо работали на линиях флота. Я вышел из самолёта. Погода была... типичная осень. Двадцатое октября, прохладно, но солнечно. На аэродроме граждане грузились в илюшу. Было их немного, но они были. У трапа стоял молодой бортмеханик и он же следил за пассажирами. Они зашли, бортмеханик убрал трап, который тут же увезли два мускулистых, жилистых мужика в рабочей одежде. Я же стоял чуть поодаль и наблюдал за процессом. На посадку пошёл антошка. Сел, подрулил к нам и открыл аппарель, из него выехал автомобиль. Мой личный, персональный ЗИМ. Машина с чуть увеличенным клиренсом и полным приводом. Асфальт тут был только в городе.

Я поскорее забрался в лимузин и из его окна уже наблюдал за тем, как взревели двигатели илюшки, как он пошёл на руление и полосу...

Красиво, что ни говори. Мой ИЛ-18 выглядел франтом среди просто красивых. И совсем уж в сторонке жались сирые и убогие — старый авиапарк ГВФ, в основном это были вариации на тему "Сталь", причём уже старые, и даже несколько Ли-2. Наши же... Илюши имели примерно такую же дальность, но качество было несравнимо лучше. Я вспоминаю случай трёхнедельной давности, когда в наркомате устроили натуральную истерику по поводу того, что в нашем самолёте провода полностью упакованы в ПВХ и подписаны для удобства — такого в советском союзе не было никогда, даже в последние дни союза. Проще выпустить провод и отчитаться, чем ещё маркировать его. Тут же... нет, у нас как в операционной. Но жопорукие механики ГВФ могли угробить что угодно — уже несколько самолётов сели с отказавшими двигателями и гидравликой — пришлось наорать на тех сраных крестьян, что обслуживали технику. Никак не возьмут в толк, что это не дубовые моторы двадцатых, тут нужна чистота, точное следование инструкции. Неукоснительное.

В общем, проблемы были. В первую очередь потому, что не в коня корм, советские механики не могли нормально обслуживать настолько сложную технику. Про нарушения в области применения расходников, масла, я вообще промолчу. Дошло до того, что наш дизель пытались смазывать местным маслом. Заглох навсегда, механика за вредительство в лагеря. И правильно, это хорошо, что летел с почтой, а если бы людей вёз? Самолёт разбился, пилот жив остался, только травмы. Лет на пять приземлили его...

В общем, вроде посмотришь — кровавый тиран Сталин держит народ в страхе. А посмотришь на эти крестьянские рожи, которые могут технику убить просто по незнанию и срать хотели на инструкции и правила — так и тянется рука к нагану, расстрэлять одного, чтобы сотня других поняла, что за такое бывает.

Колхозничанье с техникой как правило проходит по статье "вредительство". Гребут не всех, но широким фронтом, чтобы не расслаблялись. И только тогда механики начинают читать инструкции — не из прилежности, а из страха быть расстреляными или что намного более вероятно — получить лет пять лагерей. Это такой курорт для тех, кто не смог работать на более-менее сложной работе и захотел халтурить.

В Ленинграде у меня были неотложные дела. Товарищ Сталин, понимая, что избежать трагедии блокады не удастся, захотел сделать хоть что-то превентивно. Попытки воевать с финнами оказались неудачными — те предпочли лечь под Гитлера и ножки раздвинуть, чем обменять часть территории, близкую к Ленинграду. Ситуация была хуже некуда. Больше всего огребли не финны, а неудачливые красные командиры. Огромная машина советского союза получила втык и была вынуждена откатить на исходные позиции, а Гитлер в который раз убедился, что эти русские — колхозники, а не солдаты.

В Ленинграде жило много видных людей, учёных, всех их заблаговременно под разными предлогами вывозили из города, в основном — на новое место работы. Заниматься нам приходилось всем. Конкретно сейчас вождь народов позвонил мне по телефону и изложил свой хитрый грузинский план по поводу того, как можно улучшить ситуацию в Ленинграде при попытке блокады. Можно заранее создать крупные запасы продовольствия и снабжать жителей мы сможем, сбрасывая с самолётов продовольствие. Естественно, запасами занимался Лаврентий Павлович, а вот самолёты... самолётами уже я. И сейчас мой лимузин подъехал к ленинградскому горкому партии, где меня уже встречали товарищи. Берия выглядел очень презентабельно, странный грузин. Круглолицый, лицо немолодое, уже побитый жизнью мужчина без своего пенсне. Рядом с ним стояли местные товарищи. Берию я лично не знал, хотя знал, что он у Сталина на хорошем счету. Наблюдение Берси не подтвердило каких-либо конспиралогических теорий по его поводу. Товарищ Берия доверия заслуживал. А вот его приближённые — не особо, это касалось не всех, но многих. Мой лимузин остановился как раз напротив входа. Товарищ Берия протянул руку и представился:

— Берия, Лаврентий Павлович.

— Иванов, — я улыбнулся и пожал протянутую руку, — ну что, товарищи, пойдёмте туда, где можно говорить.

Вокруг нас кипела жизнь. Люди шли по своим делам, люди были заняты своими проблемами. Берия кивнул и мы двинулись в здание. Там же расположились в большом, красивом по местным меркам кабинете. Достал откуда-то папку и пенсне, водрузил пенсне на нос. При этом все остальные нас покинули. Товарищ Берия спросил:

— Сталин доводил до вас свои планы по поводу Ленинграда?

— Было дело, — я сел напротив, — моя часть касается военно-транспортного самолёта большой вместимости и авиадесантирования грузов.

— Отлично. Я надеюсь, — он поднял на меня взгляд, — эти самолёты у нас будут?

— Будут, — пожимаю плечами, — по количеству только пока всё туманно. Когда введём все стапели, транспортными самолётами могу вас если не завалить, то насытить точно.

— Да... товарищ Сталин считает, что немцы не возьмут Ленинград, вместо этого взяв его в осаду. Захват заводов будет невозможен — сами взорвём, оставив им пепелище вместо города. Тогда они применят тактику осады...

— Скорее всего, — кивнул я, — имею мнение, что авиадесантирование продовольствия и прочих припасов должно применяться намного шире. Это открывает прекрасные возможности по снабжению войск. Мы можем выбросить по двадцать тонн груза с машины.

— Не говорите Гоп, товарищ Иванов, — усмехнулся Берия, — пока не выбросили. Вернёмся к непосредственной проблеме. Если вы не против.

— Да, конечно.

— Помимо Ленинграда мы испытываем ряд трудностей по многим направлениям. Которые мы никак не успеваем нагнать по техническим соображениям. Я прошу вас поделиться своей тяжёлой техникой и людьми для реализации ряда проектов...

— Без проблем. Одолжу вам моих стахановцев и тракторы.

— Судя по тому, что мы видели, это трактор размером с дом...

— А, вы про Т-1000? Бульдозер. Двести тысяч лошадок, четырнадцать тяговых электродвигателей, триста пятьдесят тонн веса.

— И грузовики тоже. С экскаваторами. Сколько они керосина то жрут?

— Ноль. Реактор холодного синтеза, — отмахнулся, — главное ведь не это. Если уж мы заговорили про глобальные проекты, то извольте рассмотреть, — я достал из портфеля книжку и протянул Берии, — в целях презентабельности делаю книги.

Берия взял книгу и открыл. Почитал, полистал. Белые плотные глянцевые страницы и красивые, сочные картинки. И посмотреть было на что. Он посмотрел всё, пробежавшись глазами по заголовкам — я ему не мешал.

Закрыл, закрыл глаза и задумался.

— Масштабно.

— Мы только так и работаем, — развёл я руками, — в наше время до екатеринбуга идёт линия маглева. Маглев я вам обещать не могу — ещё не ваш уровень технологий... но за неимением гербовой...

— Хорошо, мы обсудим это с товарищами. Но в чём причина?

— Грядёт война. В СССР проблема — плохо развитые территории. Незаселённые территории. Самым логичным мне кажется устроить массовое переселение из зоны боевых действий и будущей оккупации вглубь страны основного крестьянского населения. Чтобы противник не имел возможности эксплуатировать и убивать советских крестьян.

— Это нереализуемо. По крайней мере, пока что. Крестьянство — крайне косное общество, они плохо относятся к советской власти и подобное вызовет бунт.

— А ещё крестьяне крайне привязаны к земле. Давайте говорить прямо, советское правительство они воспринимают как нового хозяина. Который обещал им свободу и землю, а в результате отобрал и то и другое, окончательно. Поэтому и бунтуют. Поэтому злы. Они бы и рады работать в колхозах, да только если помимо этого своё хозяйство было. Двадцать лет пропаганды не изменят тысячелетних, въевшихся в основу культуры и генома, догм и традиций. Скорее это внешняя среда, никак на внутреннюю не влияющая. Поэтому разрядить эту обстановку военно-принудительными методами нельзя, можно только попытаться подавить. Закончите как Батый с Наполеоном — русского мужика не переломить такими мелочами, как репрессии.

— Однако же они легко повиновались религии, — сверкнул своим пенсне Берия, — товарищ Сталин предупреждал, что с вами сложно...

— Отнюдь. Я наиболее честен и прост, как чугунный лом. Потому что мне хитрость не нужна, я и так Всё могу.

— Да ладно? — Берия усмехнулся, — так уж и всё?

— Почти всё.

— Воду в вино превратить тоже?

— Могу.

Ну и правильно. Не буду объяснять тонкости молекулярной манипуляции, оставлю только само чудо, взяв графин, потряс его и водица превратилась в вино. Отменное грузинское вино. Налил Берии стаканчик, сам взял:

— Длинный грузинский тост с вас, я национальностью не вышел.

* * *

Если не вдаваться в подробности, то в книжке были описания проекта, по которому большую часть населения западных областей СССР следует эвакуировать с началом войны в недельный срок ближе к уралу и в прочие малозаселённые регионы России. Уже там мы сможем развернуться и жить...

Не последним в этом плане была идея постройка грузовой железной дороги — первой трёхполосной, две полосы в одну сторону, одна в другую. Смысл трёхполоски тут пока ещё не поняли, но я разъяснял его в тексте — во время войны как правило дороги работали в одну сторону активнее, чем в другую. Правая полоса от нас, то есть от Москвы на Ёбург, левая — из Ёбурга в Москву, а третья — блуждающая, которая могла работать в любую сторону, фактически давая возможность удвоить транспортную мощность без изменения режима работы дороги. При этом пустые и полупустые вагоны шли обратно по одной полосе, гружёные — по двум другим. И наконец, это давало возможность перевозить негабаритные грузы, потому что у двухполосной дороги допустимые габариты в три раза больше. Сцепить два поезда вместе жёстко никто не мешает. Это позволяло перебрасывать железной дорогой уже технику, авиацию, турбины, небольшие подводные лодки, прочие негабариты...

Остро встал вопрос противовоздушной обороны. Лаврентий Павлович выдал мне документ, по которому следовало, что в СССР наметилось заметное отставание от ведущих мировых держав в артиллерии ПВО ближнего и дальнего радиуса. Поэтому войну наша ПВО выдержать не могла — немцы могли бомбить наши города. С этим нужно было что-то сделать, так дальше нельзя. Сейчас на вооружении состояли малокалиберные артиллерийские орудия, едва ли способные эффективно приземлять немецкие самолёты и в особенности — бомбардировщики.

Собственно, мои предложения сводились к постройке железной дороги, а вот зенитками они сами занимаются, я тут не при чём!

* * *

Если уж развлекаться на второй мировой войне, то по-полной. Серьёзно, развлекаться нужно уметь, и одно из развлечений — занозу в попец Гитлера вогнать. А именно — построить крепость. Это я нашёл смешным, на что даже испросил разрешение у Сталина, и мы приступили к строительству наземного и подземного уровня крепости. Строить собирались зимой, но сразу из сверхпрочных материалов. Крепости тут ещё состояли в ведении РККА и фактически, находились в боевой готовности, хотя уже уходили в прошлое. Причины просты, конечно же, превосходство средств разрушения над средствами защиты. Я же решил построить крепость под Вязьмой, крупную такую. Квадратную, километр на километр, высота стен — тридцать-сорок метров из фортификационного бетона пятиметровой толщины. Да со всеми добавками и усилениями, принятыми в нашем двадцать первом веке — взломать такую крепость не получится. Гитлер и многие другие получат ложный сигнал об эффективности этого вида и будут тратить дохрена денег на строительство крепостей.

Строительство крепости начал Берси, с того, что залил гигантский фундамент бетоном. Карьерно-грунтовые самосвалы оказались тут как никогда кстати — мы вырыли под Вязьмой натуральный котёл, залили его бетоном, начали прокладывать шахты, для последующего устройства из них подземного бункера. Всего комплекс занимал десять квадратных километров над землёй и требовал огромных трудозатрат. Над стенами возвышались орудийные башни — через каждые двадцать метров шла башня с пушкой калибра 152мм, либо пулемётом. Капонирные орудия, так сказать, хорошо защищённые от огня противника и хорошо автоматизированные. В общем, получилось что-то очень простое — серый квадрат, увенчаный короной из бойниц. Очень просто, внутри этого серого квадрата — большие запасы продовольствия, топлива, боеприпасов, медикаментов, в общем, всё для снабжения армии.

Это была одна из тех строек, которые я лично не контролировал — проект полностью разработал и воплощал Берси. Я только просмотрел его мысле-отчёты о проделанной работе...

* * *

Тем временем Илюши брали на себя больше и больше пассажиров. К чести нового флагмана гражданского воздушного флота следует заметить, что он обладал неплохой по нынешним временам дальностью — две тысячи километров, скоростью и конечно же, безопасностью и комфортом. После войны, естественно, в другом варианте истории, Илюши были созданы, потому что на ум советским пилотам не приходило ничего лучше, чем дуглас скайтрейн. Этот самолёт восхитил советских пилотов и техников своим совершенством, качеством сборки и изготовления всех узлов. Дуглас предопределил концепцию самолётов ИЛ, которые развивались исключительно в тени своего старшего американского собрата. И по его образу и подобию.

Техники, впервые открывшие люки Илюхи, удивлённо хлопали глазами, ибо ничего больше им не оставалось — сразу становилось понятным, что без тщательного изучения здесь ничего не поймут.

ИЛ отличался от находящихся в эксплуатации Дугласов, хотя команду обслуживания в основном перегоняли именно от дугласов к Илюшам. Во-первых — в нём не было тросов и тяг — исключительно гидравлическое управление всеми системами. На самолёте было установлено странное и удивительное электрооборудование — аварийные турбины, вспомогательный дизельный генератор для запуска и аварийной работы систем. Количество приборов у пилота было даже больше, чем у Дугласа, при этом многие из них были объективно симпатичнее. Авиагоризонт — сделан в виде шарика с электрическим управлением. Радиовысотомер вместе с обычным барометрическим альтиметром... Не говоря уже про совсем непривычную ночную подсветку — стробоскоп, крылья, мощная фара на передней стойке шасси.

Кресла пилотов были уютными, глубокими, с двойным ремнём и боковой поддержкой. Сидеть в таких было одно удовольствие — не говоря уже про регулируемость кресла и руля по всем направлениям.

Оценили новые самолёты и граждане — о них пока ничего не было сказано, ни о их проектировании, ни о вводе в эксплуатацию. Однако, что есть то есть.

Но всерьёз товарищи из ГВФ загрузились, когда в серию пошёл одномоторный лёгкий самолёт с дизельным четырёхсотсильным двигателем. Он мог брать на борт только полторы тонны груза. Внешне был полной копией Цессна Гранд Караван... Поначалу пилоты плохо понимали, зачем им этот самолёт... фактически, он был похож на те же самолёты тридцатых, вроде "Сталь", но самое главное отличие — Караван летал на дизельном топливе. Летающая полуторка поначалу удивила многих, однако, в пилотировании она оказалась очень удобной, и неприхотливой к полосам — работала как на лыжном, поплавковом, так и на внедорожном шасси. "Караван" стал постепенно поступать в эксплуатацию. Первые девять машин поступили в авиаклуб МЗГА, двадцать машин — в РККА.

Ситуацию прояснил только прилетевший вместе с самолётами директор МЗГА. Молодой, харизматичный мужчина так красочно расписывал экономичность и простоту управления, что не оставлось ни малейшего сомнения — это именно то, что нужно. Вот как раньше жили, не имея летающих полуторок?

Гранд Караван стал главной темой сезона осень-зима сорокового года. Всего до декабря было построено восемьсот самолётов, которые поступали в основном в армию, и в основном — для работы по десантированию небольших партий груза, или вывоза раненых. Или перевозки пассажиров.

Караван стал приятным сюрпризом для Сталина, который ничего такого не планировал. Поэтому появление сразу большого количества этих простых и неприхотливых самолётов позволило снять острую проблему нехватки самолётов местных авиалиний, протяжённостью по двести-триста километров. Караваны скоро стали едва ли не самым массово применяемым самолётом для полётов в соседние с Москвой города — Тверь, Тула, Воронеж, Владимир...

Наконец, Караван был новогодним подарком товарищам из партии — персональный членовоз, приспособленный под четыре пассажира. Просторный. Небыстрый — всего триста километров в час, да и по дальности всего две тысячи километров, но этого вполне достаточно для большинства перелётов административного толка.

По документам он числился как "административный самолёт" — такого класса в СССР до сих пор не было, поэтому от ГВФ, а именно, товарищ Сухов, позвонил и спросил, что ж это за зверь то такой...

— Товарищ, Административный — значит персональный. Он предназначен для перемещения административного персонала по ежедневным нуждам.

— И чем он тогда отличается от обычного?

— На нём меньше мест, более комфортная отделка, за счёт этой экономии веса увеличена дальность и безопасность, отказоустойчивость. Базовая модель имеет дальность тысячу километров, берёт на борт двенадцать пассажиров, административная — две тысячи, но уже на четырёх пассажиров.

— Хорошо, с этим согласен, — Сухов вздохнул в трубку, весьма шумно, — вопрос в том, как мы их будем эксплуатировать? Персональные самолёты администрации пока что не положены.

— Да как хотите. Можете персоналки держать в режиме воздушного такси, чтобы возить чинуш из города в город, можете приписать борта к конкретным людям. Это уже ваши организационные проблемы.

Сухов задумался. Да, подобной практики пока ещё не было — руководство партии, которому невместно иметь персональные самолёты — летало на обычных. В кремле имелась специальная эскадрилья, обслуживающая высших лиц государства, укомплектована она была Дугласами, поэтому...

Впрочем, одного взгляда на наши самолёты достаточно, чтобы понять, что это уровень повыше, чем у Дугласов, однако, консервативные люди не собирались менять хорошее на лучшее.

Справедливости ради, замечу, что дуглас ДЦ-3 — это правда один из лучших самолётов, которые мне доводилось видеть и пилотировать. Прост и эффективен, всё в нём сделано хорошо, грамотно. Да и в целом, силуэт серебристого дугласа в небе на фоне белоснежных облаков — вот и вся романтика полёта... Дугласы лично я любил, искренне полагая, что эти самолёты ещё долго будут эксплуатироваться. Мне лично не хотелось, чтобы они вообще уходили на пенсию, будучи идеальными летающими грузовиками малой тоннажности.

Поэтому я не проталкивал свои самолёты в кремлёвский авиапарк, всех вполне устраивал ДиСи-3.

Странно всё-таки. Проще, когда сам эксплуатируешь свой самолёт — сейчас же по сути отдал его в ГВФ и всё, от них ни ответа ни привета. Никакой мотивации работать в этом направлении дальше — словно в воду канули самолёты!

Ситуация мне не нравилась, но поделать было нечего. И я задумался над тем, как устроить жизнь тех пяти тысяч человек, что переехали на наш завод. Да, их количество росло с каждым днём — сытный по местным меркам паёк студента, обучение, персональная квартира каждому студенту — вот уже и студенты всех своих друзей сагитировали перевестись к нам. По сути, все годные выпускники авиационных вузов сорокового года — переехали ко мне. Конечно, не всем удалось закрепиться, кое-кого пришлось отшить из-за коммунистической гиперреактивности.

Среди прибывших были и информаторы Берии, и даже пара немецких шпионов, которые исчезли в первый же день работы. Их закатали в бетон фундамента строящегося нового завода. Просто на удачу.

Тем временем, зима подбиралась, количество текучки у меня увеличивалось — приходилось регулярно держать связь с Берией, который и работал напрямую со мной. Например сегодня, сижу я в кабинете, думаю, что буду делать завтра — поехать в Москву, подцепить какую-нибудь девушку, или слетать в тёплые края — Австралию. Сидел, думал, ничего толкового не придумал, мысли мои прервал звоночек от Лаврентия Павловича. Поднял трубку:

— Алло?

— Это Бэрия, — прозвучал голос в трубке, — вы заняты, товарищ Иванов?

— Если считать мысли про отпуск занятием — то да, — зевнул, — чем могу быть полезен?

— Это вы рано расслабились, товарищ Иванов. Все работают как проклятые, в поте лица, а у вас на заводе тишь да гладь. Непорядок!

— Конечно непорядок, — хмыкнул я, — у нас тут работа как работа, а за заводской оградой какой-то бедлам творится. Короче, товарищ, давайте перейдём к делу. Вы уже решили по поводу строительства новых продовольственных запасов Ленинграда?

— К сожалению, так просто это не решишь. Товарищ Сталин мне сегодня сказал, что до вероятного начала войны осталось шесть месяцев.

— А, да, — я посмотрел на календарик на столе, — сегодня же двадцать второе...

— Нам приехали ваши грузовики. Ну что тут можно сказать, помимо того, что это фантастика? Как вам вообще в голову пришла идея создать такой самосвал?

— Взял советский БЕЛАЗ, чуть-чуть его удлиннил и получился вот такой вот грузовик, — пожал я плечами.

— Хорошо, — Берия наконец-то решил перестать говорить о всякой чепухе и перешёл к главному, — товарищ Иванов, товарищ Сталин поставил передо мной задачу в кратчайшие сроки создать эффективный реактивный двигатель. Естественно, я напряг этим делом всех спецов, хотелось бы, чтобы вы тоже поучаствовали...

— Недальновидное решение.

— Что? — Берия был удивлён, — и это говорите мне вы?

— Да, я. Создать двигатель до середины войны вы не сможете всё равно. То есть на результаты войны он никак не повлияет. Тут нужно начинать даже не с заводов, а с поиска новых ресурсов, металлов, их добычи, очистки, что до сих пор даже немцы ещё не смогли сделать... вы понимаете, какой гигантский пласт промышленности нужно сдвинуть?

— Понимаем, — буркнул Берия, — это приказ Сталина.

— Недальновидный приказ, так ему и скажите. Немцы, увидев в воздухе наши реактивные самолёты, сами вложатся в развитие реактивной техники. У них уже есть работоспособные прототипы, а у нас только примитивные образцы с окислителем в баках. Проще говоря, мы дадим толчок развитию подобной техники у врага, но не успеем за ним, потому что у них больше ресурсов, денег, накопленного опыта... Куда лучше развивать реактивную отрасль параллельно традиционным моторам, причём традиционные до окончания войны точно будут господствовать. К тому же разработка должна вестись в тайне. В тайне должен быть сам факт разработки, а в небо наши движки нужно поднимать либо когда враг сам начнёт их применять массово, либо когда будет готов работоспособный, нормальный образец, а не экспериментальная модель, работающая двадцать-тридцать минут до выхода из строя.

Берия помолчал:

— Обосновать сможете?

— Легко. У немцев уже есть двигатели, но слишком низкий ресурс и высокая аварийность. Поэтому они не будут ставить их на технику до конца войны, или пока не доведут до ума. У Бриттов тоже тема разрабатывается. Если я сейчас подниму в воздух реактивные бомберы и истребители — противник немедленно начнёт финансирование этих самолётов в ускоренном режиме. Уж простите, но в СССР нет ни одного завода, кроме моего, который способен выпускать реактивные двигатели. Всё дело в точности обработки, строжайшей дисциплине и глубокому пониманию сути выполняемой работы. Большая часть рабочих даже высокой квалификации по меркам реактивной авиации — "ниже среднего".

— Завуалировано назвал наших рабочих полным...

— Не завуалировано. Прямо говорю, спроектировать что-то сложнее я могу, станки дать могу, а дальше всё и застопорится, потому что рабочие не смогут сделать, а что сделают — будет жопоруко обслуживаться. Нет у людей культуры обращения с техникой. Хотя это смотря как посмотреть, есть и светлые пятна на этом тёмном фоне.

Лаврентий продолжил за меня:

— Именно поэтому к технике предъявляется особое условие — простота.

— Всё никак не забудешь жалобы? Да плевать я хотел, я сделал нормальные самолёты. Нормальные, Дугласу ещё лет десять до такого уровня точности и качества. А что их обслуживают немытыми руками и кое-как, словно гвозди обухом топора забивают — это уже их проблемы.

— Понимаю, — пошёл Берия на попятную, — что у вас с транспортом?

— Транспорт готов.

— Хорошо, товарищ Иванов. Вопрос простой — можно ли переоборудовать ваш самолёт в бомбардировщик?

Ох, опять...

— Товарищ Берия, переоборудовать в бомбардировщик можно что угодно, хоть воздушный шар. Вопрос только в том, что самолёт не будет соответствовать параметрам живучести и будет легко сбит противником. Оно вам нужно, рубить молотком и забивать гвозди топором?

— Дальних бомбардировщиков современного уровня у нас просто нет. Товарищ Сталин уверен, что они не понадобятся, но всё же, тщательно изучил этот вопрос. Вопрос такой — сможешь создать бомбардировщик на своём заводе?

— Смочь то смогу, ты обрисуй, для чего и как применять...

— Стратегический бомбардировщик, для нанесения ударов по особо важным объектам противника. Нам нужна хотя бы одна эскадрилья с самолётами прикрытия.

— Ну... надо подумать, — кивнул я, — что-нибудь соображу.

— Соображай. К весне представишь.

— Да зачем к весне? Послезавтра приезжай, принимай эскадрилью. Сейчас шепну своим, чтобы поработали.

— Иванов, ты... — Берия хотел было выругаться, — большой молодец, — нашёлся он, — у тебя уже есть?

— Чертежей то дофига, сборка займёт некоторое время. Но тут тоже ничего фантастического...

Ну правда. Я положил трубку и уже знал, какой именно самолёт будет производиться. На мысленном полотне появлялись чертежи, планы, расчерчивались особенности конструкции и поставки. Нам нужно создать бомбардировщик, топливозаправщик и истребители сопровождения — всё унифицированное. Бомбардировщик — ТУ-85. А это десять-пятнадцать тонн бомб. Топливозаправщик — десять-пятнадцать тонн горючего, и наконец, истребитель. Этот уже в ходу и испытывается.

Я как раз начал работу по тандемным лопостям саблевидной формы. Скорость это позволяло поднять знатно, как раз для нашего нового самолёта. Илюша под номером четырнадцать. Думаю, товарищу Ильюшину Сталин напихает задач и без моего участия. Поэтому не стоит волноваться.

На основе обычного мы хотели сделать ещё один, скоростной самолёт с более мощным двигателем и скоростью до шестисот километров в час.

Что ж, теперь можно опробовать решения на бомбардировщике. Итак, ТУ-85 — отличный дальний бомбер. Хорошо себя показавший на испытаниях, но не пошедший в серию из-за перехода на более перспективные, чем поршневые, двигатели. Единственным логичным выходом мне казалось применение на нём ТВД аналогичной проектной мощности — по четыре-пять тысяч л.с.

В целом, сама идея создания собственной дальней ударной эскадрильи — положительная. Мне она нравится. Если заменим алюминиевые сплавы на титановые, добавим бронирование кабины пилотов и основных узлов для защиты их от истребителей противника, добавим защитного вооружения...

Десять пушек 23-мм — это очень мощное защитное вооружение, фрицы просто обосрутся, но по боезапасу пролетаем. Четыреста пятьдесят на ствол — это достаточно для отражения пары налётов, не более того.

Впрочем, это уже моё личное вечное недовольство. Тот же Б-25, Митчелл, имел всего двенадцать 12.7мм пулемётов. А это большая разница — как в мощности, так и в дальности, настильности, точности...

Десять пушек калибра 23мм давали надежду на то, что взять наши бомберы немцы истребителями не смогут. До появления ракет основным видом атаки был налёт истребителя и обстрел бомбардировщиков.

Поэтому, собственно, нужно точно представлять тактику применения. Мне лично ближе была тактика применения плотного строя, идущего на большой высоте — восемь-десять километров. С последующим сбросом всей бомбовой нагрузки. Перед бомбёжкой как правило бомберы снижались — иначе прицельно попасть практически нереально.

Лучшей защитой от артиллерии немцев было бы подняться на большую высоту, но уязвимая точка в лице необходимости снижения осталась. Исправить это можно введением корректируемых авиабомб.

Поскольку эти бомбардировщики изначально предполагаются как мощная ударная спецгруппа, то и вооружение их должно соответствовать лучшим стандартам, при этом не экономя денег, как для серийных бомберов. Основной калибр бомб тоже крупный, я думаю, две с половиной тонны — самое то.

А дальше Берси сделал мне выговор за то, что я сильно поспешил, обещав Берии уже послезавтра готовые самолёты. Сделать это можно только одним способом — если я лично создам все детали, чтобы он по быстрому собрал. И правда, если с штампованными деталями проблем не было — объёмные штампы и 3д-принтеры работали на ура, то многие сложные детали требовали несколько дней для производства, даже с нашими мощностями. И то, если подумать, чтобы за день сделать самолёт, нужно остановить все остальные задачи — то есть вместо потока деталей к шести самолётам одновременно весь завод должен работать на одну машину.

Так дело не пойдёт. Берси обещал разобраться с корректируемыми авиабомбами, если я разберусь с ковкой и изготовлением деталей по чертежу. И заодно укреплю конструкцию с помощью одному мне подвластных методов...

Что ж, слово дал, теперь нужно держать. Прокрутив в голове все детали, которые нужно изготовить, я пошёл в ангар и начал ваять из металла конструкцию. Хорошо иметь суперсилу. Для начала — изготовил набор фюзеляжа, самую важную часть для живучести самолёта. В основном весь набор состоял из титановых элементов, так что был прочнее алюминиевых при равной массе. Далее — создание внутренних механизмов. У бомбардировщика было много неметаллических частей...

Создание Ту-85 было едва ли сложнее, чем современного мне автомобиля. Однако, работать было приятно.

Самолёт получался очень... симпатичным.

На то, чтобы создать восемь машин ушло двадцать четыре часа, с минутами. Восемь новеньких Ту-85 ждали своего часа. По местным меркам они были огромны. Четыре газотурбинных двигателя по семь тысяч лошадей и большие крылья в относительно узком корпусе давали большую грузоподъёмность и живучесть. Баки из синтетического защитного материала, как на современных мне бомберах, и топлива заливалось дофига.

По расчётам Берси увеличение площади крыла, длинны и мощности моторов на целую тысячу лошадок позволили увеличить вооружённость. И это так — я не стал менять конфигурацию защитного вооружения, но добавил самолёту дополнительно две огневых точки, а так же установил новейшую по нынешним меркам авионику. Устройство группового управления — когда управляющие команды одного самолёта передаются на другой, по сути — делает из ведомого самолёт-дубль. И позволяет поразительно точно выдерживать строй, уравнивая между собой режимы работы двигателя и движения управляющих плоскостей.

Штурман, осуществляющий сброс бомб, снабжён инфракрасной камерой с выводом информации на небольшой экран — в ночной мгле он может видеть всё в ик-диапазоне. Это херит всю маскировку.

И, наконец, мощная радиостанция и РЛС кругового обзора, установленная в пилоне на верхушке хвостового оперения и под носом самолёта. Это позволяет контролировать через радар приближение вероятного противника.

Я сделал всё, что мог. Но Берси сделал тоже немало. Когда восемь самолётов были готовы, а я наконец-то отоспался в спальной кабине одного из бомберов, он разбудил меня. Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь. Лежу на койке, похожей на железнодорожную... гул за бортом.

— Берси, мы что, в воздухе?

— Так точно, шеф. Летим опробовать мою систему.

— Какую ещё систему?

Я встал и по узенькому коридорчику протиснулся мимо места радиста и бортмеханика, в кабину пилотов. Берси хранил молчание.

Заметив моё недовольство этим, он раскололся:

— Я разработал корректируемую авиабомбу. С наведением либо по радиоканалу, либо автономной по маячку с ик-подсветкой.

— И... — с заметным недовольством спросил я, — что ты собрался бомбить?

— Для начала — мы совершаем перелёт по маршруту МЗГА-Свердловск, пробный перелёт всей авиагруппы. Потом — проверка наведения бомб...

Я только глаза закатил и пошёл посмотреть, что там намудрил Берси. Оставил его МП сидеть в кабине пилота. Кабина была герметичной и чтобы выйти, пришлось надеть гермошлем, больше похожий на прозрачную маску с кислородным баллоном — бомбовый отсек не герметичен. Вышел туда и заметил стройные ряды бомб, уложенные в специальные кронштейны, три ряда бомб. Выглядело творение Берси... оригинально. Спереди — это были блоки по девять тонких бомб, больше похожих на НУРСы. Я не сильно ошибался — это были бомбы с реактивным ускорителем, бетонобойные. Дальше висели четыре зелёных бочонка с шестигранным хвостовым замкнутым кольцом-оперением. Это была уже осколочно-фугасная бомба, причём весьма и весьма мощная. Пятьсот килограмм.

В следующих шести бомболюках было то же самое — зелёные бочонки с мощными бомбами. Я плохо разбирался в теории свободнопадающих бомб, но судя по всему, это — простейший образец. Штыревый взрыватель — чтобы заряд не уходил на создание воронки — прятался внутри бомбы и выдвигался в боевое положение уже при падении. Пояском бомбы были прицеплены к стальному штырю, на которое нанизаны с помощью колец — при падении поясок на удалении метра от самолёта взводит взрыватель бомбы. Пока в самолёте, они не взорвутся. Судя по всему, мы уже проделали большой путь...

В этот момент, как раз, зазвонил телефон.

— Лаврентий Павлович, день добрый, — поднял трубку.

— Добрый, — Берия немного удивился, — я не понял, ты где?

— А... — задумался я, — где-то между Москвой и свердловском...

— Да что вы там, совсем охренели? Сам же сказал прилетать, забирать...

— Небольшое чп вышло, заснул в самолёте, а мой пилот увёл машины на испытания. Сейчас вернёмся. У нас тут восемь самолётов и полные трюмы бомб, если нужно что-нибудь разбомбить — только попросите.

— Не нужно ничего бомбить! — возмутился Берия, — слюшай, ты чем там вообще занимаешься?

— Участвую в испытаниях, — отмахнулся я, — слушай, бомбы только вчера спроектировали и изготовили, их нужно испытать. Просто дай цель, а мы её разнесём. Ну не знаю, может быть, нужно взорвать какой-нибудь покосившийся старый дом? Или для пробы хоть деревце снести...

Берия глубоко вздохнул:

— Испытания подобного рода проходят на полигоне в установленном порядке.

— Ладно, сами сообразим, куда бабахнуть. О, я знаю одно такое место. Скоро будем!

Ответ Берии я уже не услышал, отключился. Берия наверняка был недоволен. Я предложил Берси:

— Можешь разнести что угодно в огороженной зоне стройки нашей ЖД. Там вроде пять километров огорожено, людей нет...

— Понял.

МП подало штурвал вправо и весь клин бомбардировщиков заложил циркуляцию, вернувшись на обратный курс, и мы гудя моторами, летели в сторону стройки... Тем временем внизу разворачивалась та ещё деятельность. Пять тысяч платформ, двести сверхтяжёлых самосвалов, восемь бульдозеров, четырнадцать тяжёлых экскаваторов... нитка дороги тянулась и строилась девятью такими бригадами на девяти разных участках, причём строили они быстро — по пять километров в день, не меньше. А иногда по чистому полю и все десять кэме за день делали. Сказывалось быстрое снабжение всем необходимым. Трёхполоска выглядела немного непривычно для этого времени — три полосы, на некотором удалении, но на одной насыпи. Все дороги проходили в специальных тоннелях — насыпь была большой. Шпал как таковых у дороги не было, да и рельсы были необычными. Рельсы В1С — высшего качества, термопулотнённые, для крупнотоннажных поездов и интенсивного грузового сообщения. Шпал как таковых у них не было — рельсы стояли на лаптях — бетонных площадках-плитках. Это позволяло уменьшать нагрузки на дорожное полотно. Бесстыковый путь не проседал при проходе колеса, это улучшало экономичность хода состава. Ну и главное — максимальная нагрузка пути была на порядок выше, чем у обычного, с бетонными шпалами и рельсами типа "В" и "Т".

Под нами через полчаса появилась бригада строителей, её можно было разглядеть. В носу бомбардировщика была установлена камера, оптика, и вывод на экран штурмана. Так что сверху я разглядел этот огромный муравейник из рабочих МП — платформы буквально кишели вокруг пути, вручную таскали рельсы, сваривали их плазменными сварочными аппаратами. Лапти укладывали "вручную", если так можно сказать про роботов-МП.

За ними следовал поезд... о, этого я узнал сразу.

Вообще, с поездами в СССР было неплохо, новые паровозы производились — тут не нужно было авиационного качества. Железные дороги — единственный массово-доступный транспорт за отсутствием развитой дорожной сети.

Ладно, что-то я отвлёкся на мысли о наших тепловозах. Двухсекционный тяжеловоз 2ГТЭ118 тянул за собой длинный состав, гружёный рельсами. Когда заканчивался материал, поезд уходил обратно, к месту стройки подходил новый поезд... и всё продолжалось до тех пор, пока группы не встретятся.

Три месяца уже шло строительство, и за это время мы могли бы построить несколько тысяч километров пути, если бы не нужда в мостах, переездах, станциях для дозаправки и пересадки, грузовых терминалах в городах, подземных бункерах для хранения топлива, электрификации линии и близлежащих деревень.

Грузовая дорога должна была, по сути, соединить европейскую часть России и дальний восток. Но чтобы её не постигла судьба БАМа — великой и забытой стройки коммунизма, на пути следования создавались площадки для предприятий тяжёлой промышленности и колонизации территории беженцами из европейской части. По сути — деревни.

И вот это сильно замедляло стройку, всё это требовало постройки и обслуживания. Всё это было в том проекте, что я предложил Берии и он ещё был утверждён только вчерне, но мне не мешали.

Стандартный посёлок-станция имел от железной дороги всё — электричество, телефон, телеграф, снабжение... Обживаться мы приглашали железнодорожников и их семьи, особо ретивым выдавали премию и даже личный автомобиль-внедорожник. У меня этого добра навалом, а людям — приятный бонус к работе.

Короче, желающих было много. Но стройка была секретной, территория огроженной. Берси сбросил бомбы куда-то в район, где стройка уже прошла — по одним ему понятным координатам. Все семь бомберов отбомбились, снеся, по сути, небольшой лесочек. Будет дополнительное тестирование на бомбоустойчивость дороги. Бомбы взорвались облачками дыма и огня, после чего всё стихло. Ничего фантастичного...

* * *

Берия ожидал меня на аэродроме уже три часа — шутка ли, взял и улетел. И он тоже хорош, приехал без предупреждения, мог бы хоть согласовать. Будет ему уроком — я ему не школьник, навытяжку стоять и петь гимн, сам виноват.

Поэтому обвинений мне Берия не предъявил, не та ситуация. Все бомберы сели, я был в последнем. Спустился по трапу прямо под передним колесом шасси и посмотрел на стоящих в полукилометре людей в чёрных кожаных куртках. Берия был среди них, в пальто и шляпе, рядом стояли машины-ЗИСы. Товарищ Берия протянул мне руку и кивнул:

— Они?

— Они самые.

— Почему улетел?

— Тестировать новинку.

— Нда... — Берия на лёгком морозце раскраснелся, — и куда бросил бомбы?

— На дорогу, которую мы строли. Вернее, рядом с ней. Территория то всё равно огорожена, почти пол России покрыли уже. Так что найти её труда не составило.

— Результаты?

— С высоты в пять тысяч метров отклонение от точки прицеливания в районе метра. Бомбы корректируемые.

Берия задумался:

— А смысл?

— Вы же просили создать Особый отряд бомберов. Я так понимаю, для уничтожения заводов, газет и пароходов. Мочить всех подряд — это не наш метод. Бомбы должны поражать того, кого надо поразить. Спускаться в зону действия немецких Ахт-Ахт — самоубийство, поэтому мы и разработали высокоточные авиабомбы. Тут есть бетонобойные, фугасные... точность как с пикирования, зато высота бомбера — пять-восемь тысяч.

Берия удовлетворённо хмыкнул:

— Выдумщик. Но по делу, за такой подарок спасибо. Сложно было сделать? — он был доволен, — с наших самолётов можно бросать, или только с вашего?

— Сложно, но мы справились. Учитывая высокую точность и цену бомб, применять их по простым объектам не рекомендуется. Мы можем делать как побочную продукцию по одному боекомплекту в неделю, до начала войны накопится около двадцати БК на самолёт. С ваших бросать не получится — для этого нужна массивная аппаратура телеметрии, наведения, инфракрасные камеры, приборы управления... одни они весят полторы тонны.

— А если переставить? — не сдавался Лаврентий Павлович.

— Не получится. Только если с нуля проектировать машину, в чём я не вижу смысла. До появления реактивных машин, эта полностью удовлетворит все потребности в дальнем стратегическом бомбере.

* * *

*

Бомбардировочная эпопея происходила урывками. Вообще, ни один ведомый проект не работал по принципу долбёжки в одни ворота — просто потому, что моё личное участие не нужно постоянно, плюс рабочих рук "лишних" образовывалось под пятьдесят тысяч платформ. И вот тут уже всё было серьёзно. Поэтому я скользил от одного проекта к другому, сдал с рук на руки восемь бомбардировщиков и все изготовленные бомбы, а так же целых полторы-две тонны книг, брошюр и инструкций, чеклистов, сервис-листов, определяющих порядок действия персонала в той или иной ситуации. Всего бомбардировщик — это тонн пять бумаги, каждая деталь — полкило листов чертёжных... Так что, закончив с формированием бомбардировщика, я отправился на участок строительства железки, лично, на вертолёте. Лететь пришлось два часа, но результат того стоил. Летели мы, к слову, прямо над железкой, инспектируя проделанную работу. Шесть рельс в трёх путях протянулись широким железным шоссе на восток страны, между крупными городами, в Свердловск и Челябинск. Внизу заметили поезд — огромный по местным меркам, который тянули два электровоза 2ЭТ10 — до десяти тысяч тонн состава, двухсекционный электровоз... Это было волшебно, как по мне. Поезд шёл с востока к нам и вёз цистерны с нефтепродуктами. Я уже знал, что это — Берси решил заполнить все подземные резервуары с горючим, коих нарыл под заводом на два миллиона тонн сырой нефти и полмиллиона тонн нефтепродукта. Состав вёз дизельное топливо, которое предназначалось для авиации ГВФ.

Одним из важнейших факторов войны Берси считал беспрерывное снабжение авиации и всех частей ГСМом. Тысячи тонн дизеля, бензина и моторного масла только и ждали своего часа. Конечно, придёт время — избавимся от настолько неэкологичного двигателя, как ДВС, но пока что... это лучше, чем уголь.

Проинспектировав километров тысячу, я развернул вертолёт и отправился обратно. Пока что всё было сделано правильно. Никаких неожиданностей не было.

Топливо... что можно сказать про горючку? В условиях военного времени — страшный дефицит. Топливозаправщики на нашем аэродроме конечно работали и исправно заправляли самолёты ГВФ, но посадки для этой цели были редки и только если в других аэропортах был аншлаг, так что перенаправляли к нам редко. Но иногда садились гражданские борта, к ним выезжали топливозаправщики и делали своё дело, обо всём этом отчитывался Берси — кто, когда, сколько и чего залил.

Не успел я облететь ЖД, как зазвонил телефон.

— Алло, — голос Сталина нельзя не узнать.

— Добрый вечер, товарищ Сталин.

— Добрый, — Сталин был немного удивлён, — товарищ Иванов, товарищ Бэрия передал в авиацию ваши самолёты. Я бы хотэл узнать, можете вы ещё сделать?

— Я — могу. Но товарищ Сталин, я и так много сделал. Если я буду делать за ваших подчинённых всё, то сделаю в итоге только хуже, давая готовые ответы, — немного наставительно сказал я, — эта эскадрилья — как раз чтобы уничтожать стратегические объекты на оккупированной территории. Хотите всю стратегическую авиацию — я делать не буду.

— Я понял вас.

— Да, добавлю, что мы столкнулись с некоторым разрывом в технологиях. По меркам механиков ГВФ мои Илюши хоть и прекрасные, но очень капризные машины. И чем дальше, тем сложнее и капризнее будет авиация, потому что будет усложняться день ото дня. Тут нужно не один самолёт делать, а всю отрасль вперёд двигать, в том числе культуру эксплуатации. Тогда инженеры смогут и посложнее что-то изобретать. А сейчас — товарищи связаны по рукам и ногам, так как самая гениальная идея и выверенная конструкция будет загублена грубыми руками и нещадной эксплуатацией.

— Это ми тоже знаем, — осадил меня Сталин, — сытуация развивается так, товарищи из комитета предлагают вчерне принять ваш план по переселению населения из зоны оккупации. Начать предлагают с детей и женщин.

— Товарищ Сталин, простите, что вмешиваюсь, но разве это разумно? Дети и женщины окажутся в суровом климате, без жилья, на голой земле, тогда как мужики, годные для постройки дома, охоты, ведения хозяйства, будут либо воевать... и ещё не известно, на чьей стороне, либо просто будут убиты. Поэтому переселять нужно всех, семьями.

— Я тоже так думаю, — согласился Сталин, — ви предлагаете выделить каждой семье по три гектара земли, вэрно? Обосновать сможете?

Я задумался:

— Да, три гектара — как раз та территория, которую сможет обрабатывать отдельно взятый крестьянин.

— Это что же, деколлективизация получается? — сурово спросил вождь народов, резко изменив тон.

— Нет, это вы немного не с того конца за коллективизацию взялись. Коллективизации смысл в чём? В том, что работая с трактором, крестьяне посеют и вспашут гораздо больше в расчёте на одного работника. Но при этом если они работают на себя, то и качество намного выше. А если на общину? Проблема пастбища... потом как-нибудь расскажу про этот социальный пародокс.

— У нас на всэх не хватит тракторов, — буркнул Сталин, — и топлива тоже.

— А для обработки трёх гектар не нужен трактор. Достаточно мотоблока. Это такой механизированный плуг с мотором и навесным оборудованием. Топлива он кушает мало, прост в изготовлении, очень популярен в Китае, где маленькие поля и у наших огородников. Эффективность работы пониже, чем у трактора, но всяко лучше, чем у крестьянской лошадки. Нет, коллективизация дело в основе своей правильная, но у нас изначально было общество крестьян на своих наделах — а сломать общество нельзя. Только развить в нужном направлении.

— И ви предлагаете развивать эти, как их, блоки?

— Да, сначала блоки, а потом и небольшой трактор — должны быть у каждого. Вот тогда — начнут работать, потому что и сами могут кушать, и на рынке продавать, и государству сдавать за фиксированную цену.

— А вас нэ смущает, что сдавать они будут меньше? Спэкулировать?

— Рынок, товарищ Сталин. Рынок не позволит, какой смысл задирать цену, если по ней никто не купит? Я лично убеждён, что единственный путь советского союза, не ведущий к развалу — это сочетание рыночной и плановой экономики. Каждая в той сфере, в которой она эффективней другой. Рыночная — для мелких товаров и услуг, которые сильно зависят от спроса и от них зависит в целом удовлетворённость населения уровнем обслуживания, возможностью заработать. В тяжёлой промышленности и машиностроении — плановая экономика, потому как тут спрос статичен и редко изменяется, номенклатура товаров меняется очень редко, значимость в целом для страны крайне большая.

— Интэресная теория. Провэреная?

— Китай в восьмидесятых отказался от плановой экономики. За этим последовал огромный экономический рост. Когда страна разваливалась, только тогда партия пошла на попятную и разрешила мелкое предпринимательство, но было уже поздно. Разрыв в качестве технологий растёт, главное не качество, а привлекательность. Сами понимаете, какое мнение у советских граждан складывается о капиталистических странах, когда их товары выглядят чуть ли не как инопланетные технологии. Справедливости ради, тут тоже своих подводных камней полно, и хлебнули реформаторы горя сполна, но движущая сила в этом.

— В желании потреблять? — выругался Сталин, — всего лишь? Нэ ожидал я такого...

— Потребление — это мотивация. Деньги — универсальное мерило ценности. Дело ведь не в ярких обёртках, а в том, что они вызывают желание обладать товаром. То есть мотивируют работника, увидев красивую вещь, он бежит на работу и просит накидать ему побольше смен и подработок, чтобы заработать больше... или берёт в кредит и вынужден работать эффективнее, больше, его подгоняют пинками из банка. Такая вот естественная система мотивации и премации.

Западные страны лучше мотивировали и своих, и наших граждан. Идеология и прочее тут даже рядом не валялись, всё дело в том, ради чего работает человек. Конкретная, предметная и достижимая цель. Это, конечно, понимали и всеми силами пытались решить — хозрасчёт товарища Косыгина в семидесятых, к примеру... но до конца не довели и всё вернулось на круги своя. Иные варианты, особенно жёсткие, даже не рассматриваются. Ещё одна северная Корея нам не нужна.

— А что с сэверной Кореей? — удивился Сталин.

— Наглядная демонстрация того, что азиаты любую идею могут довести до абсурда. Идею коммунизма в том числе. Ужасная страна-лагерь с антинародной диктатурой монархо-коммунистической династии Кимов. Ваши лагеря и методы по сравнению с ихними это курорт и нега. Мы их, к слову, разбомбили недавно, лет пять назад.

— Ладно, я понял вас. Но не нужно говорить, что в совэтской экономике нет прэдпринимателей. Эсть!

— Да, пока что. После вашей смерти пришёл к власти один дурак, он то и национализировал абсолютно все средства производства. В соответствии с догмами коммунизма. Результат... страшные дефициты, перманентно блуждающие от товара к товару, быстрый рост теневой экономики...

— Я кажэтса знаю, про какого дурака вы говорите. Ничэго, он у меня ещё попляшэт. Вэрнёмся к предмету разговора. Вы сейчас гдэ?

Я огляделся. Мы летели над лесом, над железкой.

— Лечу к Москве вдоль своей железной дороги. Инспектировал.

— Инспектировали? И как? Рэзультат есть?

— Составы уже ходят, — подтвердил я, — правда, не до конечного пункта, но вдоль дороги создаются основные здания для развёртывания поселений-станций. Создаются резервы и запасы топлива и продовольствия.

— Вот, о продовольствии я и хотэл поговорить, — поддакнул Сталин, — скажите, этот ваш план предусматривает какое количество зэмли под раздачу и какое количество вложений?

Я посчитал в уме по-быстрому:

— Транспортировка по моей железке бесплатная. Электричество в поселениях вдоль дороги тоже бесплатное. Мой план основывается на авантюре товарища, о котором мы говорили только что, освоении целинных земель. Освоение началось очень бодро, первые два года урожаи были рекордные, вывозить не успевали — гнил. Потом урожайность наоборот упала до минимума — слишком невыгодно...

— И сколько центнэров пшэницы с гэктара собирал?

— Десять-двадцать центнеров. Путь это возможный, хотя и нерентабельный. На моих агропредприятиях норматив — пятьдесят центнеров с гектара. Суть не в этом, в первые годы удалось завалить страну хлебом, но дальше... не учли много факторов, поспешили, наскоком хотели всё сделать, как этот товарищ любит. Не о нём речь, по моим подсчётам в месте назначения крестьянских областей земледелие рисковое, более рентабельно животноводство, а целина — растениеводство, если перебросить людей, обеспечить их личными наделами в три гектара и начальной техникой, стройматериалами для строительства домов, материалами для посева, то они точно не будут голодать и будут активно работать на снабжение армии — ведь чем быстрее мы победим, тем быстрее они получат назад свои дома из европейской части России. При этом у них останется и три гектара на целинно-уральско-поволжских землях.

— Проект рисковый, авантюра, как вы выразились.

— Времена такие, что без авантюр никак. Нацисты же будут пользоваться нашими крестьянами и их рабским трудом, убьют многих. Я за то, чтобы вывезти гражданских из зоны боевых действий. Тут дело в чём? Нацисты прикрываются мирным населением, пока они заняли нашу деревню, мы их и разбомбить то толком не можем. Они же, не стесняясь, убивают наших гражданских вместе с военными. Поэтому наличие гражданского населения ставит нас в невыгодное положение, не убивать же своих вместе с нациками? А если будет пусто, то можно без зазрения совести мочить их артиллерией, бомбами. Не прикроются женщинами и детьми, как это обычно бывало.

— Вот это уже аргумэнт, — согласился Сталин, — думаете, нам удастся умэнщить потери?

— Двадцать семь миллионов, товарищ Сталин. Из них только семь — военные. Остальные двадцать — мирное население. В основном старики, женщины и дети. Какие ещё нужны аргументы? Не беспокойтесь, если будет провал по продовольствию, я полностью возмещу потери.

— А нэ надорвётесь? — резко спросил Сталин, — это же много продовольствия!

— Товарищ Сталин, в моём распоряжении целый континент агропланеты, про нашу урожайность я говорил уже. У меня одних только стратегических запасов — хватит, чтобы три года кормить всю землю. Уж компенсировать небольшую нехватку продовольствия для СССР в час нужды — смогу, не переломлюсь. Прикажу — доставят в лучшем виде.

— А топливо?

Я задумался.

— Товарищ Сталин, топлива мы добываем достаточно. Я должен упомянуть тут парниковый эффект. В результате сжигания громадного количества топлива в атмосферу выбрасывается углекислый газ, это ведёт к глобальному изменению климата. Планета угорает, если просто и ясно, поэтому я вообще против сгораемого топлива. Гидроэлектростанции и атомные электростанции — вот единственное наше будущее, другое — превратиться в раскалённую градусов до восьмидесяти пустыню. Поэтому завозить топливо я не буду ни при каких условиях. Лучше добыть поскорее имеющееся, чем портить вам воздух привезённым.

Сталин задумался:

— Это настолько серьёзно?

— Да, товарищ Сталин. Не беспокойтесь, запас топлива у меня имеется, да и люди товарища Берии уже работают на нефтедобыче, под Москвой два НПЗ работает, восемь — в Сибири, везём керосин и сырую нефть цистернами. И с каждым днём объёмы добычи растут, так что бакинская нефть уже потеряла своё стратегическое значение. Слишком близко к потенциальному противнику, Урал и Сибирь защищены лучше.

Сталин помолчал в трубку, я тоже. Вертолёт мерно летел над ниткой железной дороги, уходящей за горизонт, в туманную дымку грядущего... я же уже устал держать трубку у уха, Сталин похоже тоже подустал. Загрузил я его разноплановой информацией, но и обещал с три короба.

— Товарищ Иванов, ваша идэя в целом мне нравится. Но нужно снабдить поселенцев всем нэобходимым. Я надэюсь, что вы сможэте прэдставить нам упомянутые образцы техники и наладить их выпуск на заводах СССР?

— Да, с этим проблем не будет. Станочный парк дам, чертежи и образцы тоже, отапливаемые ангары поставлю за неделю — большего обещать не могу. Этого для производства достаточно. Через неделю, надеюсь, уже советские рабочие на советском заводе сами произведут нужное.

— Хорошо. И вот ещё что — нам нужно применять ваше топливо, поэтому поручаю создать вам гэнератор электричества на основе дизельного двигателя. И сдэлать это нужно уже вчэра, потому что в войсках жалуются на нэхватку электричества и переносных гэнераторов.

— Сделаю!

* * *

*

Газовые проблемы.

* * *

*

Электричество... как много оно значит? Сейчас уже мало кто понимает, что значит электричество. Это — всё! Ну серьёзно, греемся мы электричеством, производство любых товаров — требует электричества, всё от него зависит. Это самая эффективная и самая универсальная энергия.

Поэтому проблема электроснабжения в советском союзе стояла в полный рост. Я провозился наверное с час вокруг финального экземпляра генератора, который был смонтирован в агрегат электростанции. Не зря говорили, что электрификация — это советская власть минус коммунизм. Шучу.

Тут этому придавали большое значение. Запоздало, как по мне, но в основном направление правильное, электростанции — это цель номер один для гитлеровской авиации и диверсантов, артиллерии.

И наконец, следует ещё кое-что учесть — я использовал в качестве топлива сжиженный газ в баллонах. Газовые баллоны намного более взрывоопасны, однако, более экологичны за счёт лучшего сгорания газа в цилиндрах. По газу у меня сейчас много различных соображений, но с товарищами я ещё не делился своими планами.

Дело в том, что газа много можно было получить в космическом пространстве, в основном — метан. Огромное количество, но он же — крупный парниковый газ. И тем не менее, метан включён в поставляемые нами товары. Единственное преимущество метана — это его компактное сжатие и возможность автономного применения. Маленькая газовая плитка, плюс такой же баллончик, и вот уже солдат на фронте может погреться, приготовить хавку...

Поэтому газовые баллоны вошли в стандартную экипировку переселяемых крестьян — культура обращения с газом была далеко не у всех, поэтому неприятности можно было ожидать. Пластиковые оранжевые баллоны для газа под давлением производились на небольшом автоматизированном заводике под Владимиром и поставлялись во все стороны, но в первую очередь — на наши склады для военного применения.

* * *

Тем временем.

* * *

Деревня всегда была спокойной территорией. Домик стоял на холме, так что спускаться за водой приходилось по оврагу вниз, с коромыслами. Непростое дело! Дом старый, штукатуренный белой штукатуркой. Напротив него стоял сарай, по двору расхаживали куры. В сарае всегда стояла большая кадка с зерном, запах, который оно излучало, был приятным, запах зерна, дерева... Пожилой деревенский мужик, помнящий не то что революцию, но и русско-японскую войну, зачерпнул зерна жмень и бросил широким веером курам. Зёрнышки тут же произвели магический эффект — поднялось кудахтанье, куры толкались и клевали зерно прямо с притоптанной травы и земли. День стоял солнечный, было тепло и приятно. Пахло травой, ветер дул вдоль оврага, привычно задевая дома, стоящие в рядок наверху холма.

По мату со стороны пригорка Григорий Иванович понял, что очередной начальник приехал. Их здесь бывало редко, но и иногда приезжали. Почему по мату? Так проще некуда — дорога сначала уходить вниз, а потом круто вверх, по косогору. Хилые моторы большинства машин глохнут при попытке взобраться вверх, а начальство редко пешком ходит, всё больше хочет сидеть и ждать, когда их привезут прямо под крестьянски очи.

Посмеявшись, Григорий Иванович пошёл в сторону овражика и правда, в нём застряла чёрная эмка. Григорий Иванович работал водителем и хорошо в марках машин разбирался. Злые как черти, в эмке сидели приезжие люди.

Они пошли таки наверх.

И уже через пару часов, собрав вокруг себя всех окрестных мужиков, не занятых в поле, начали агитировать. Это были люди из НКВД, не всегда хорошие, но всегда злые. Старший чекист собрал всех и достал бумагу, зачитав:

— Приказ товарища Сталина. Довести до населения деревни Холмово, что в соответствии с программой освоения Урала и поволжья, проводится набор добровольцев. Всем добровольцам выделяется три гектара — тридцать соток, земли, инструмент для сельскохозяйственной обработки земли и для строительства жилья. Для закрепления права владения землёй вы обязаны не менее трёх лет прожить на ней, занимаясь сельскохозяйственной деятельностью — проще говоря, выращивая что-либо или занимаясь скотоводством.

— А хаты то наши кому отдавать собрались, — вылез самый умный мужичок.

— Ваше нынешнее имущество сохраняется за вами и по прошествии трёх лет вы сможете вернуться в свои дома. Но эти три года вы обязаны прожить на осваиваемой территории. Согласно меморандуму, после трёх лет участок переходит в ваше личное, неотчуждаемое пользование. Проще говоря, становится вашей собственностью. Переезжать необходимо всей семьёй...

— Господи, — один из мужиков вздохнул, — да что ж это такое делается то?

— Что делается? — Чекист хмуро на него посмотрел, — Ленин обещал Землю — крестьянам? Получите, распишитесь! — чекист взглянул на него очень уж выразительно, — правда, нахлебники нам не нужны, поэтому чтобы владеть землёй, вы должны её обрабатывать. Правительство готово скупать у вас любую продукцию по государственным ценам.

— Щас, разбежались. Мы на рынке больше сторгуем! — крикнул кто-то.

— Да пожалуйста, — чекист отмахнулся, — только в целях защиты прав граждан государство ввело официальные лимиты цен. Будете продавать дороже — это уже спекуляция. Лимиты ровно вдвое выше цены госзакупки. Так что всё в ваших руках. Сколько у вас урожайность с гектара? Семь центнеров? Семьсот килограмм. Одному человеку для сытой жизни нужно максимум двести килограмм зерна в год. С трёх гектар как раз можно собрать зерна, овощей, корма для скота, чтобы жить сыто. Если руки конечно не из задницы растут! Себя точно прокормите.

Шутка ли, такое щедрое предложение. Но искали подвох:

— Товарищи, а где мы жить то будем?

— А вот с жильём — беда, — чекист посмотрел на спросившего, — мы стараемся решить проблему, но главный фактор тут всё-таки рабочие руки. То есть сами приезжающие. Инструмента у нас много, у нас мужиков нет, чтобы дома поставить покрепче. А теперь главное — снабжение топливом для мотоблока бесплатное, снабжение природным газом в баллонах для кухни — бесплатное, электричество — десять киловатт на дом.

Не все поняли, чекист пояснил:

— Десять киловатт это примерно мощность ста лампочек накаливания. Вполне достаточно, чтобы и дома было светло-тепло, и ещё останется, чтобы различное оборудование работало.

Григорий Иванович решил уточнить:

— Товарищ чекист, вы скажите главное, что с нашими домами то будет? Брошенные ведь обветшают да обвалятся, а нам менять шило на мыло?

Его поддержали многие.

— Да, придётся, скорее всего, снова отстроить.

* * *

*

Эмоций было... через край. Но в советском союзе они как-то притуплялись, уходили на второй план. Всем безраздельно владела атмосфера коллективизма, а не индивидуализма. Так что личные проблемы не обсуждали, не плакались, люди работали на износ и не пестрели эмоциями, чувствами, больше было некоторое всеобщее чувство занятости. Оно охватывало всех и, по сути, не оставляло другого выбора, кроме как раствориться в нём.

Товарищи из партии и простые работяги были заняты делом, каждый на своём месте. И все работали, как муравьи в муравейнике — ни у кого не было лежбища и удобного диванчика, на котором он потягивал пиво и отсчитывал пролетающие мимо года... Под всем этим был мир. Разломанные судьбы, стоны больных и надежды юных, пьянствующие бывшие и будущие зэки и миллионы будущих жертв войны.

Я в этой пирамиде-муравейнике был не на последнем месте, но и далеко от первого. Достаточно нагл, чтобы плевать на всех, включая главного муравья, достаточно самодостаточен, чтобы не раствориться. И тем не менее, атмосфера меня захватила и понесла, как большой поток воды маленькую песчинку, так что я не удивился через месяц, обнаружив, что уже неделю я занимаюсь тем, что стараюсь максимально выжать из своего завода и своих людей, чтобы дать стране нужное.

А что нужно? Я знал это лучше Сталина. Хороший он мужик, и управленец крепкий, видно, в юности побывал под пулями — таких людей от обычных чиновников отличает особая стать. Я ей тоже отмечен, войны вёл на передовой и в тылу врага...

Эшелон летел над северным морем. Так уж получилось, что доставка груза сюда поездом затруднена — однопутная дорога, да и та захирела. А за моей спиной, клином, как птицы, летели сорок транспортных самолётов, целая армада. И это были не АН-12.

А было дело очень просто и сложно одновременно. Началось всё с того, что я понял — без мощной реактивной тяги мне не создать достаточно вместимый транспортник. И тогда родилась идея заткнуть за пояс Говарда Хьюза и создать свой собственный огромный самолёт. Но ценз на реактивные двигатели... применение их было нежелательно, но очень хотелось! Максимум, который я мог себе позволить — это применить Антей.

Антей — замечательный советский самолёт с четырьмя мощнейшими турбовинтовыми моторами — шестьдесят тонн грузоподъёмности, шутка ли? Но только этот парк сверхтяжёлых по нынешним временам транспортников дислоцировался в большом подземном ангаре, а на взлётную полосу самолёты поднимал уже лифт.

Вообще, конструкция моего аэродрома и всего завода довольно занятная — он уходил на три уровня вглубь, под новыми цехами была большая подземная стоянка самолётов, закрытая сверху сверхпрочным бетоном. В три уровня, кстати. Подземный завод, по сути, царство гигантов — самолёты, опустившиеся вниз, там и обслуживались, загружались, а поднимались на специальной площадке в начале полосы наверх. Берси заложил в проект крупнейший из имеющихся у нас самолётов, так что место было.

Антей... как много в этом звуке. Гигант, ревя моторами, очень громко ревя, двигался по небу, перевозя шестьдесят тонн грузов. И если в случае с танком это был лишь один, то с людьми — весь грузовой отсек забить можно было. Двигался он высоко, но не за пределами артиллерии — семь-восемь километров — потолок для гружёного антея. Без груза и лишнего топлива мог подняться на девять километров.

Самолётов я сделал ровно сорок две штуки — два обслуживали завод, остальные сорок — спецотряд "МЗГА-Авиа". Дал команду на сброс — открылись створки заднего люка и грузы заскользили по длинным рельсам, уложенным на полу грузовой кабины, они двигались легко. Вывалились сплошной кучей и там уже открылись парашюты, в камеры заднего вида я видел, как куполы парашютов сначала вытянулись, а потом и открылись полностью, груз ушёл. Всё небо было в точках — Сорок машин сбросили такие же контейнеры, которые усеяли куполами парашютов всё небо, с неба буквально высыпалась мана небесная. Ха.

Я эту ману небесную и в рацион пилота включил. Первоклассная говяжья тушёнка. Почти без жира и жидкости, вкуснейшая — пальчики оближешь. Золотистая банка, удобно ложащаяся в руку и консервный нож — один на ящик тушёнки. Потянулся к рации, но Берси меня опередил:

— Три-ноль-один, сброс выполнен, маяк включён. Повторяю, сброс выполнен, маяк включён!

Две тысячи тонн тушёнки и несколько килограммов специй — подарок для рабочих, что строят по приказу Сталина тракторный завод — для производства танков. Тракторный завод эвакуируется из украины с последующей модернизацией, поэтому люди оказались в Ёбурге буквально на голой земле, с одними лишь тычками от руководства вместо зарплаты. А эти две тысячи тонн мяса помогут им пережить некоторое время. По пять банок на человека — много или мало? Как по мне, человеку, очень неприхотливому и редко едящему, банка тушёнки при наличии гарнира — это на весь день хватит. И пусть это немного по сравнению со всем остальным, внизу нас ждали не только НКВДшники, но и МП Берси, которые проследят, чтобы груз дошёл до конечного потребителя, а не осел в желудке местной партийной верхушки. Им нужно для издевательства сбросить книжки с речами Ленина. Пусть покушают.

Ну ладно, не буду опускаться до такого, шальные мысли в голову лезут. Главное ведь что? Сброс с сорока самолётов в режиме дублирования управляющих каналов прошёл в полном соответствии с планом, только один контейнер запутался в стропах и свалился на землю с нерасчётной скоростью. Груз остался условно-цел, десяток банок смяло в плюшку, но за их счёт остальные самортизировали удар и даже не помялись. Это, можно сказать, успех. Обратный курс наш лежал над железной дорогой в Москву — и вот тут уже я мог с высоты полёта наблюдать проект массового переселения народа. Вдоль железки то тут, то там, были характерные поля. Такие можно увидеть в местах высокоразвитого земледелия — сетка из деревень на тридцать-сто дворов, при этом вокруг — разлинованные поля, огромные разлинованые поля. Где-то там внизу трудится и Берси, создавая из этой толпы крестьян более-менее пригодных фермеров.

* * *

*

Газеты и журналы я из принципа не читал и не собирался читать. И дело тут не в том, что они были плохи, дело в том, что они состояли из огромного количества однообразной пропагандистской массы, перемешанной со скучными деталями и сдобренной чем-то интересненьким, чтобы сразу не выплёвывали. И тем страннее было услышать от пришедшего ко мне в кабинет Никитина, старшего по цеху грубой обработки, что они скажут на обвинения, выдвигаемые против нашего завода. Вообще, у меня начал формироваться штат управляющих кадров, из вчерашних студентов. Конечно, им пришлось порядком промыть и прочистить мозги, с мылом, так что ребята были не только умные, но и трезво мыслящие. Я не сидел в кабинете круглосуточно. Из него открывался прекрасный вид на лётное поле, полосы, два Антея как раз таки готовились к взлёту. Никитин на это внимания особого не обратил, юноша сидел около стола и смотрел выжидающе на меня.

— Какие ещё обвинения? — отмахнулся я.

— Вот, почитайте. Журнал Техника Молодёжи. Обвиняют наш завод в срыве сроков и планов...

Я взял эту писульку и пролистал, пробежавшись глазами. Задумался.

— Я лично товарищу Сталину сказал, что в госплане мы не состоим и не участвуем, так что это обвинение — чистой воды фикция.

— Но...

— Но. Какие аргументы они приводят? Авиаторы взяли на себя обязательство по истребителям нового поколения. Мы их тоже произвели, но в ограниченном количестве. Нас не волнуют проблемы товарищей, которые берут на себя слишком много.

— Да, пожалуй, так оно и должно быть, — вздохнул Андрей, — мы же завод гражданской авиации. Странно, что эту деталь они опустили.

— Очередная интрига. Просто не обращай внимания. Всё на этом заводе, до последнего винтика, моя собственность. И никто кроме меня ею не распоряжается, никаких договоров я с ними не подписывал, только устно со Сталиным общался. И всё.

Никитин повеселел:

— Товарищ Иванов, раз с этим разобрались, позвольте нам поучаствовать в строительстве нового самолёта? У нас уже достаточный опыт...

— Это вы о каком? У нас много новых.

— Ну так... — Никитин сбился с ритма, — бомбардировщик. Большой четырёхмоторный... кажется...

— А, А-85? Нет, не поучаствуем, это ограниченная серия и она уже произведена, — уверенно сказал я, так как строительство уже не планировалось, по крайней мере, без особой на то причины, — товарищ Никитин, у вас есть задача, её нужно выполнить.

Товарищ выглядел, к слову, очень презентабельно. Костюм, щекастый, в очках, с интеллигентным лицом.

— Хорошо, товарищ директор, — вздохнул он, — времени остаётся много у людей, а что мы умеем делать? Самолёты. Всё есть — оборудование, материалы, почему бы и не потратить время с пользой для дела или хотя бы завода?

Я задумался. Правильно, что товарищи обратились ко мне.

— Вам нужно хобби. Инициативные разработки, которые после окончания останутся у вас. Так, самолёты мы делать не будем. Я не хочу вас ограничивать, но тратить силы на одно и то же — значит, быстрее будете уставать. До лета, июня, осталось два месяца. Если вы так хотите, я позволю вам заняться сторонней продукцией, но строго той, которая отвлечёт вас от основной работы и темы...

Андрей задумчиво, кивнул:

— Понятно. Разрешите идти?

— Нет, не разрешаю, — прервал я его поползновения на побег, — у нас на носу вероятность войны. Поэтому мы сейчас все силы бросаем на создание и отработку действия транспортной авиации. Снабжение войск во время быстрых наступательных операций — это одно, совсем другое — снабжение войск в условиях зимы, бездорожья, распутицы... Сейчас перед нами стоит ещё одна, очень непростая задача. Создать устройства для сброса грузов на воду, для военно-морского флота. Особенно это актуально для труднодоступных районов и экстренного снабжения флота на дальних рубежах. Я могу предложить что-то вроде тонущего контейнера с плавающим сверху буем, который будет светиться и одновременно с этим на нём будет крюк для вытаскивания груза из под воды.

— Товарищ директор, это задание?

— Это хобби, если так хотите — инициативная разработка. Нет, нам не нужно сбрасывать грузы морякам, но вдруг понадобится? Так же не последним пунктом идёт проблема крупного транспортного самолёта, для продажи ресурсов вероятным союзникам. Я думал взять Антеи, — кивнул за спину, — но их двигатели просто невозможно произвести. На этом технологическом уровне.

Инженер подал идею:

— Товарищ директор, я предлагаю провести НИОКР по вопросу реактивной тяги. Она обещает дать больше мощности.

— А ты думаешь, двигатели Антея поршневые? — ухмыльнулся я, — турбореактивные. По пятнадцать тысяч лошадей каждый.

Инженер застыл на мгновение, а потом выпалил:

— Да эти двигатели просто просятся на бомбардировщик! Товарищ директор, почему бы...

— Торговля, — прервал я его, — первая наша проблема — это торговля, доставка туды-сюды крупных партий груза. Я предлагаю использовать маршрут в заполярье, надо льдами, и везти поверх Европы грузы в Англию — вероятный сторонник в борьбе против Германии и Японии...

Инженер кивнул:

— Тогда выгоднее было бы использовать наш дизель А-03, но его мощность...

Да, к слову, дизельные двигатели А-03 устанавливались только на Караваны. А караваны — это административные самолёты, подготовленные только для перелёта высшего комсостава армии и руководства партии. Двигатели невероятно живучие и надёжные, пока что ни одного отказа не было. Кроме тех, что по вине эксплуатанта.

— Ладно, иди, не тем сейчас голова занята, — я поднялся.

В январе, если быть точным, то двадцать первого числа, было решено создать специальное подразделение, руководящее проектированием и постройкой десантных планеров. Что такое десантный планер? В условиях несовершенства парашютных систем это было весьма эффективное средство доставки грузов к цели. Планер обладал своими слабостями, но в целом, был весьма неплохим средством. Решали много проблем, в том числе и оперативного десантирования. Вот только у военачальников РККА в их розовых сопливых фантазиях были стремительные броски и враг, трепещущий при виде танков и самолётов, столкновения с технически-превосходящим противником они не ожидали. Эту дурь выбила война, но пока что...

Десантные планеры, впрочем, не прижились — парашютное десантирование куда эффективнее и надёжнее. Да и попасть с земли по парашютисту намного сложнее, чем сбить планер, который к тому же маневрирует разве что с потерей скорости.

И тем не менее, наше КБ в лице Берси постановило начать работы по созданию десантного планера. У ДП была ещё одна сильная сторона — приземлялись планеры в полной тишине, не издавая ни звука, поэтому противник не ожидал. Если же над головой появятся гудящие транспортные самолёты, выбрасывающие десант — это насторожит противника. Опять же, многокупольных систем ещё не существует и выбрасывать с парашютом технику тут не умеют.

Что ж, я понимал, что десантные планеры долго не проживут, понимал это и Сталин — из отчётов следовало, что эта комиссия рассчитана на срок в десять лет и потом будет распущена за ненадобностью.

Требования к планеру предъявлялись не такие строгие, как к самолёту. Это простой ящик с крыльями, который буксируется за самолётом и расцепляется с ним, садится прямо на брюхо или в лучшем случае — на шаси. Но чаще шасси сбрасывалось для лучшего планирования и садился планер на брюхо, под которым были деревянные лыжи. Скольжение по земле тормозило планер.

Десантироваться на таком не то чтобы неприятно... но я бы предпочёл старый добрый парашют. И тем не менее, задачу авиапромышленности поставили. Я же подумал, а какой прок мне с этого? Сталин, продавив это решение, по сути подсказал мне, что собирается производить десантные операции. Ну так у меня и многокупольные системы есть.

Планер полезен ещё тем, что не требует посадочной полосы — достаточно чтобы на месте посадки не было холмиков и больших камней, о которых он может распороть брюхо. На снежную целину садиться — сам бог велел.

С этим вопросом я и позвонил Берии, который подтвердил, что основное время года для применения таких средств — зима, посадка — на снег. Но Берия тут же перешёл на то, что интересовало лично его:

— Товарищ Иванов, вы можете объяснить, что произошло в Челябинске?

— Что именно, товарищ Берия.

— Не придуривайтесь!

— Я честен. Что там за происшествие то? Взорвалось что?

— Вы сбросили с неба... тушёнку. Да, товарищ Иванов, мы всё знаем.

— Удивительно, учитывая что я согласовал действия с местным НКВД, что вы узнали об этом только сейчас, — поддакнул я, — я тестировл проект сброса груза с самолёта. И в качестве цели решил помочь товарищам строителям нового танко-тракторного завода. Сбросили две тысячи тонн, шесть миллионов банок тушёнки.

— Это я уже слышал, — Берия подышал тяжело в трубку, — как вам это удалось? С чего вы сбрасывали такой груз?

— С самолётов. Антей, сорок штук. Моя личная транспортная эскадрилья, — хмыкнул я, — могут доставить две тысячи тонн на дальность в четыре тысячи километров.

Берия задумчиво побарабанил пальцами по столу:

— Слушай, а почему у нас их нет?

— Эти самолёты — это уровень уже пятидесятых годов. Огромные НИОКР по реактивной и турбовинтовой установке нужно делать, мне продолжать?

— Не надо! — Берия был недоволен, — вы спокойно их применяете, и отказываетесь делиться.

— Именно. Потому что я и так дал вам очень-очень много. Я не собираюсь быть для вас палочкой-выручалочкой, скатертью-самобранкой, которая сама всем вас снабжает. Хотите такие же — создайте, тогда я смогу официально поставить их на поток. Или выйдет намного более тяжёлый случай, чем с Илюшами, к которым механики ГВФ не знают с какой стороны подступиться. Ни опыта, ни культуры, ни возможности обслуживать турбореактивные двигатели у советского союза нет. И набрать этот опыт вы должны сами. Направление я вам подсказал, топливо дал, инструменты и станки дал, что мне ещё, вместо вас с товарищем Сталиным своих людей посадить, чтобы за вас все решения принимали?

— Ладно, спокойствие, — Берия вздохнул, — погорячился. Ты прав, да, мы и так получили столько, что не можем переварить. Товарищ Сталин сейчас цепляется за любые, любые возможности получить хоть какое-то преимущество.

— По части авиации — я могу подсказать, помочь с созданием сложных моторов советских инженеров, но давать вам полностью готовые проекты с нуля — увольте. И так ТУ-85 послевоенного образца отдал.

— Но создать мы его не можем. Товарищ Туполев уже изучил свою чертёжную документацию и признал самолёт великолепным, но произвести его...

— Да, для этого нужно совершить скачок даже не на пять-десять лет... разница между довоенной и послевоенной авиацией огромна! Я тут изучил планеры, этим я заниматься не буду, — уверенно сказал Берии, постучав пальцами по деревянному столу, — и других дел хватает. Товарищ Берия, вы в курсе что такое Ленд-Лиз?

— Да, товарищ Сталин дал мне книги, которые вы передали ему. Изданы в две тысячи двадцать второгм году.

— Было дело, товарищ Берия. Ленд-Лиз позволил США не только захватить лидирующие позиции в экономике, но и обогатиться на продаже воюющим сторонам ресурсов. Его нужно прервать. Я уже говорил со Сталиным про экономическое устройство с двойной системой, при которой государство контролирует самые важные отрасли, остальное оставляя на откуп рынку...

— Да, товарищ, было дело. Сталин мне об этом сообщил. Серьёзно вы его озадачили!

— Да, единственный шанс выиграть от войны — не дать выиграть соединённым штатам. А тут уже вариант один — самим предложить им товары, по более выгодным ценам. Мы можем поставлять в Англию и все страны антигитлеровской коалиции топливо, уголь, оружие, самолёты...

— У нас своих то нет, — возмутился Берия, — вы плохо понимаете, перевооружается всё и везде!

— Топлива у нас много. Даже без моего участия у вас уже есть стабильный поток из Сибири. Подсадить англичан на нефтяную иглу мы сможем только так.

— А вот с остальным придётся повременить. Нет у нас возможностей и ресурсов, свободных, я имею в виду. Вы лично можете и попробовать, но мы в такой ситуации более заинтересованы в покупке.

— Это да... моих запасов не хватит, — отказался я, — но и пропускать вперёд американцев как-то не хочется!

— Этим займутся отдельные люди. Не беспокойтесь.

— Я и не беспокоюсь. Товарищ Берия, меня сейчас беспокоят совсем другие вещи. Например — куда пристроить три миллиарда кубометров метана. Газ и так используется в нашей химической промышленности, для производства взрывчатки, в печах, почти триллион газовых баллончиков уже расфасовали... Это такие полуторалитровые баллоны для газовых плиток и обогревателей. Сделали пятьсот тысяч больших газовых баллонов, но покупателя найти всё равно не можем.

— Нам дайте, — ответил Берия, — если девать некуда, не выбрасывать же.

— Для вас и расфасовал. Но куда вы его пристроите? Резервное электроснабжение Москвы я уже взял на себя, у меня тут атомная станция под заводом.

— Тем более. Куда вам столько газа?

— А вам куда? Хранилищ для него нет, газ взрывоопасный, одни проблемы с ним будут. Я предлагаю поставить газовые баллоны на снабжение РККА, но не передовых частей и не сразу.

— Не беспокойтесь, товарищ Сталин исключит ситуацию с котлами, — уверенно ответил Берия, — мы уже предпринимаем меры, чтобы наши солдаты не попали в окружение к немецким захватчикам. Правда...

— Правда времени мало, ресурсов тоже, и гарантий нет никаких, — закончил я за него, — газ — самое экологичное топливо. Единственное, что я могу вам всерьёз предложить — это использовать его в качестве автомобильного топлива. Он не нуждается в сложной обработке и автомобиль на газу при высокой изначальной степени сжатия даёт высокую мощность. Только тут нужна высокая точность изготовления...

— А на танки нельзя поставить? — спросил Берия.

— Товарищ, это исключено абсолютно. Газ взрывоопасен, пожароопасен и его трудно транспортировать в военной обстановке. Газозаправочные станции — это совсем не то же самое, что плеснуть бензинчику.

— Понятно. Для стационарного применения. Почему отказались от идеи использовать его в электростанциях?

— Вот для отопления котлов ТЭЦ он подходит куда лучше, чем грязный уголь, — уверенно ответил я, — только попадание даже одной бомбы или неправильная эксплуатация уничтожат не только ТЭЦ, но и всё в радиусе пары километров. Объёмно-детонирующие боеприпасы в наше время — самые мощные и опасные из всех!

Берия согласился:

— Так почему бы и не сделать из этого газа боеприпас объёмного взрыва? Да, я прочитал про них в оговорках в вашей книге. Эффективно борется с ДОТами и достаёт противника в окопах...

— Метан — легче воздуха, для борьбы с окопами придётся использовать другую тактику. Но идея хорошая.

Я так понял, что мне придётся построить ещё одну фабрику, на этот раз полностью автоматизированную и способную покрыть потребности Ленд-Лиза, по крайней мере, для советского союза — как минимум. Бесплатная помощь им будет очень даже полезна. И без того отгружаю тысячи тонн металлов и горючки...

— Ладно, ты главное его не спускай в атмосферу, а там посмотрим, как минимум — нам нужно тепло и электричество в глубоком тылу, где немцы не стреляют. А самое лучшее — это снабдить солдат на передовой газовыми горелками и обогревателями. Лучше, чем ничего или солярку да дерево жечь!

Ха, да такое количество чистого метана навредит атмосфере критически, поэтому подобный вариант даже близко не рассматривается. Я согласился:

— Я сначала думал пристроить газ в качестве топлива для нашей железной дороги, но потом взял более экологичный вариант с электричеством. Да и снабжение деревень и городов электроэнергией — важное дело. И тем не менее, можно его использовать в газотурбинных и поршневых двигателях, даже в паровых машинах, как более экологичную замену углю. Паровозов то у нас — дохрена и больше, кто на мазуте, кто на угле. Экономически и экологически выгоднее использовать газ.

Берия удивился:

— Что ты всё за экологию так трясёшься? Тут война на носу, люди погибать будут, а тебе кустики да травка важны?

— В будущем люди будут погибать из-за плохой экологии. Война проще, чище, а в нашей ситуации нужно сразу держать природу в чистоте. Я вложил триллионы долларов в экологические проекты, чтобы исправить последствия индустриальной эпохи... Изменение атмосферы выбросами углекислых газов, метана, выхлопных газов, загрязнение водоёмов...

Берия не то чтобы сразу согласился, просто решил завернуть этот вопрос:

— Подготовь проект тендера-газовоза и топливную аппаратуру с горелками для котлов паровозов. Если удастся всё — в нашем тылу паровозы будут ходить на газу. Но их эффективность, насколько я понимаю, намного ниже, чем у ДВС?

— Да, намного. КПД хорошего двигателя — тридцать-сорок процентов, паровоза — до девяти. А вообще, шесть-восемь процентов.

Берия помолчал. Подсчитывал количество топлива, которое улетит "в трубу" и спросил:

— А быстро наладить производство тепловозов на газовом топливе ты можешь? Понимаю, что не по профилю вопрос, но всё-таки...

Я задумался. Как это должно вылядеть? Трёхсекционный тепловоз — в переднем двигатель, кабина машиниста, во втором — газовая аппаратура, электрогенератор, третий — баллоны со сжиженным метаном. И тогда можно будет нормально работать. В головной паровоз можно поставить специальные газовые многоцилиндровые двигатели. Цилиндров эдак на восемнадцать и большого объёма. Мощность нам нужна средняя — три-пять тысяч лошадиных сил. Можно взять проект 4ТЭ130, сделанный для БАМа и всунуть в него ещё одну секцию с топливом. Или сделать каждую секцию унифицированной? Газ-аппаратура-двигатель-электропередача?

Нет, куда проще и экономически выгодней сделать вагон-тендер с газом и от него шланги, по которым топливо может поступать к двигателям.

— У меня есть хороший проект, изготовлю и испытаю на своей железке, а потом будем посмотреть. Если проект удастся, подобный тепловоз у вас будет.

— Когда ожидать результата?

— Думаю, через недельку...

* * *

Железнодорожная романтика ничуть не менее романтична, чем романтика авиационная. Шум металла, запах креозота, которым пропитаны шпалы, грохот поездов на стыках и огромные, мчащиеся вдаль эшелоны с грузами... Это было чудесно. Постройкой тепловоза руководил Берси, он, собственно говоря, принял решение развернуть автоматизированную фабрику в обход моего разрешения и просто начал работу на одной из развёрнутых площадок. Вот только развернул Берси завод не в зоне доступности советских людей — в заполярье. Якутии. Людей там нет на сотни километров вокруг, а если кто и появляется — чукчи-якуты. Редко-редко. Земли по большому счёту просто брошены и забыты, изредка там пролетают самолёты, но это бывает редко.

Поскольку единственное, что потребляли рабочие, это электричество, то не понадобилось производить постоянное снабжение, пока не пошёл запуск завода. Выглядело это всё очень обычно, я бы сказал. Ну, для меня обычно — расчистили крупную площадку, очень крупную, установили ангары, не отапливаемые, но зато с осушенным воздухом настолько, что им было тяжело и опасно дышать. Берси не любил влагу, как и металлы. Ставили ангары, Берси снял с работы последние тридцать тысяч платформ и направил их на строительство завода. Внутри это было... царствие робототехники. Целый лес промышленных манипуляторов, рельсовых — ездящих под потолком, ездящих по полу роботов-транспортёров, конвейеров, а так же мобильных платформ, работающих за станками. Главное — тут наконец-то Берси развернул единственный привезённый нами с собой мощный плавильный цех, который мог отливать и проштамповывать заготовки размером с танковую башню. Литьё такого размера — дело непростое.

Первой же отливкой стала рама будущего локомотива, а дальше на его примере Берси начал работу. Я в это время руководил миссиями по сбросу продовольствия — мой авиаотряд особое внимание уделил советскому северу и дальнему востоку, где продовольствия не хватало всегда. Но и не обошёл вниманием неурожайные районы...

Ежедневно сбрасывалось около тысячи тонн грузов. Мне не жалко.

Берси отвлёк меня, только когда нужно было произвести топливную аппаратуру и газовые баки для тепловоза. Проекта было два — первый — заправка газа в один большой бак, второй — заправка газа в прочные пластиковые баллоны, армированные кевларовыми нитями. Выбрали заправку в баллоны. Сорокалитровые баллоны загружались в соответствующие ячейки. Единственный плюс — при взрыве есть вероятность, что остальные баллоны разлетятся, а не пыхнут.

Я думал. Берси уже привычно организовал всё, но это дело механическое, можно сказать. Снабжение заполярной фабрики он предполагал с помощью пары транспортных кораблей космической серии — класса Планета-Спутник. С маломощным двигателем, но очень большой грузоподъёмностью — до трёх миллионов тонн груза.

Я думал. Думал усиленно, пропуская мимо ушей всё, что происходило кроме двух вещей — завода и Локомотива.

Построенный локомотив был доставлен с помощью баржи к железной дороге и оставлен недалеко от Екатеринбурга, на одном из трёх грузовых терминалов. Трёхпутка имела множество съездов в стороны, а на конечных точках маршрута и вовсе расходилась на полсотни путей в разных частях — Депо, запасные пути, грузовые, погрузка, разгрузка, наливная станция, краны...

До сих пор всё это работало с помощью одного только Берси. По сути, он и обслуживал всю дорогу. Сейчас я снял с дороги поезда и поставил на запасной путь локомотив. С виду он был... простой. Ну правда, очень простой — лоб слегка наклонный назад, угловатый, борта — десятимиллиметровая сталь, на крыше — две турели с 23-мм пушками. Достаточно, чтобы отогнать немецкий самолёт. А учитывая, что крыш было четыре штуки, спарок было восемь, шестнадцать стволов калибра 23мм. Это уже мощь, с которой асы люфтваффе будут считаться. Знаю, бомбить поезда — это обычное дело.

Поезд был угловатый и напоминал коробку на рельсах, с небольшим бронированным лобовым стеклом, толстыми стенами — противопульная-противоосколочная броня. Газобалонный отсек — стомиллиметровая стальная защита. На борту ещё стоял датчик метана, при протечке он тут же запищит. Я кое-как засунул баллоны в ячейки — топливную систему Берси сделал очень простую. Подсоединил, перекинул предохранитель, открыл вентиль, всё, газ пошёл. Если вдруг какое ЧП — газ тут же перекроет аварийная система. В каждом из двух тендеров была и газовая аппаратура, превращающая сжиженный метан в топливо нужного давления.

Моторы... Моторы в локомотивах стояли самые совершенные на данный момент. Большие V-образные агрегаты с огромным объёмом цилиндров, высокой степенью сжатия, как у дизеля и аппаратурой зажигания, как у бензинового мотора. Рассчитаны они изначально были на применение газа, который шёл по трубкам, подключаемым к каждому цилиндру сверху. Красные армированные трубки...

Первый запуск был простым... ну как простым, я делал всё по подсказкам Берси. Забрался, сцепил вагоны, пробросил электропровода, залил масло в бак, песок, воду, вставил баллоны с газом, подключил топливные системы, аккумулятор, вспомогательные системы... И ещё десяток подобных пунктов, вроде проверки каких-то там датчиков... через десять минут, когда все четыре секции тепловоза были приведены в полную боевую готовность, запустил двигатель электростартером. Запуск сопровождался жужжанием и через неожиданно долгую паузу он пыхнул, чихнул, кашлянул, плюнул выхлопом и начал весьма громко тарахтеть, постепенно переходя в шум хорошо работающего, качественно собранного мотора... На прогрев ушло некоторое время, после чего я таки решился сдвинуть реверс вперёд, дав самый малый ход.

К моему удивлению, Берси умудрился сделать в поезде, без всяких цифровых технологий, цифровой индикатор — на цифровых лампах с проволочными цифрами внутри и простейшие системы электронной индикации. В частности, лампочки показывали, что поезд составляет все четыре секции и все подключены к магистрали. Аварийные лампы молчали и показывали, что я всё сделал вроде бы правильно.

Сдвинулся с места поезд далеко не сразу, но сдвинулся. Разгон произошёл быстро... Характерной особенностью трёхпутки были огромные земляные работы, мы старались сделать минимум участков с ограниченной скоростью, поэтому тут было только пять участков со скоростью движения в шестьдесят километров, остальная дорога имела ограничения в двести сорок километров в час. То есть можно смело выжимать все соки, с рельсов не сойдём.

Что я и сделал, тепловоз очень активно начал набирать ход и постепенно мерный стук колёс становился всё чаще и чаще. Двигатели работали штатно, никаких сюрпризов. Разогнались мы до рекордных ста восьмидесяти километров в час. Даже такой тяжёлый состав, который идёт по обычным дорогам очень аккуратно, здесь мог лететь и ничего не бояться. Мы промчались по тоннелю, мосту, и наконец, на большом участке разогнались ещё раз — сто восемьдесят три.

Изучение конструкции показало, что никаких структурных повреждений не было. Поезд легко разгонялся до этой скорости. Но, пожалуй, стоит указать в документах крейсерскую в сто двадцать километров... не стоит лишний раз провоцировать машинистов на нарушения безопасности. А там, если припрёт — выжмут и больше... Жаль только, тяжёлый, зараза, по весу он мог соперничать с самыми мощными паровозами.

До Москвы я решил ехать на поезде. Машинистом. Позвонил Лаврентию Павловичу и уточнил кое-что у Берии...

— Лаврентий Павлович, это я, Иванов, — представился.

— Слышу, ты в поезде?

— Да, веду поезд в Москву. Буду на восточной сортировочной станции через... восемь часов. Путь П-27, если хотите, можете подъехать и принять тепловоз в эксплуатацию.

— Молодец, — Похвала от Берии была неожиданно приятна, — какой молодец. Один едешь?

— Да, еду один. Быстро, сто двадцать в час. Прилечу как раз к вечеру.

— Правильно. Мне взять с собой машинистов?

— Возьмите, только кого-нибудь из НКВД. Сразу сообщаю, экипаж поезда — десять человек.

— Откуда столько? — удивился Берия.

— Ну так... один машинист, один помощник машиниста, и восемь стрелков. Я на крыше установил вращающиеся турели с 23-мм спарками. Восемь штук, для защиты от атаки противника с земли и воздуха. Немец — пугливый очень, под пушечный огонь не полезет. Пару раз шуганём, а там надо будет только стволами подвигать, чтобы они сбросили бомбы куда глаза глядят и сбежали.

Берия промолчал. Но через минуту не выдержал:

— Я у тебя просил гражданский тепловоз.

— А я его и сделал! Противопульно-осколочная броня, восемь спарок и ещё стомиллиметровая броня тендеров. Лаврентий Павлович, если враг бомбу в тендер уложит — в радиусе трёхсот метров всё разнесёт в пыль! Представляете, если атакуют поезд, стоящий на станции в городе? Везущий людей и грузы? Лучше перестраховаться, пусть даже и не на передовой, немцы иногда залетают вглубь территории противника, атакуют поезда...

Берия подумал, согласился:

— Ладно, как пожелаешь. Какие составы твой тепловоз возить может?

Я переадресовал вопрос Берси и приняв информацию, проговорил её слово-в-слово:

— Реальная мощность — два двигателя по шесть тысяч лошадиных сил, может перевозить составы до шестидесяти пятидесятитонников. Собственная масса — четыре по двести тонн.

— Немало. Запас мощности есть, тоже хорошо...

— К сожалению, основная масса поезда — броня. Он слишком уязвим для атак противника, поэтому пришлось закрыть бронёй, а тендеры сделать полностью герметичными с поступлением из них газа через клапана. Во избежание попадания огня внутрь при пожаре.

— Да, пожар — дело страшное.

А поезд то успокаивал. Особенно успокаивало тихое сидение в кресле машниста с ленностным наблюдением за тем, как огромная поначалу трёхпутная дорога превращается в тоненькую ниточку, уходящую вдаль. Природа тут очень красивая... Что я и сказал:

— Красиво тут. Спокойно так... — улыбнулся, — так бы ехал и ехал. Расслабленно.

Берия в трубке поддержал меня:

— Нда, расслабиться в нашей ситуации — это надо уметь. Что ж, я приму твои локомотивы на баланс НКВД. Насколько хватает запаса топлива?

— Так, он кушает четыреста литров газа в час. В тендере двести баллонов по пятьдесят литров, его хватит при крейсерской скорости в шестьдесят километров, на сутки пути. Всего запас — два тендера, двое суток пути. Перезарядка газовых тендеров происходит вручную или автоматически, вручную — нужно закрыть кран, снять предохранитель, извлечь баллон за ручку, в обратном порядке вставить новый. Автоматически — газ подаётся через шланг и загружается в баллоны. Тендеры на порядок более взрывоопасны, но их выхлоп экологичней.

— Так, теперь задача твоя проста — необходимо снабдить нас этими локомотивами. Хотя бы в глубоком тылу, а локомотивы — газом. Не знаю, как ты его собрался туда доставлять, но надо доставить.

— Баллоны, их я доставлю на каждую станцию, установим пару крупных заправочных станций, этого хватит чтобы дозаправиться и не встать пустым на полпути...

* * *

Вот меня некоторые вещи удивляли. К примеру, большие, реально огромные вещи. Гигантомания — странная вещь сама по себе. Когда-то люди считали, что прогресс в создании всё больших и больших механизмов и устройств, потом — их мнение радикально изменилось. Перелом произошёл годах в восьмидесятых-девяностых, вместе с развитием компьютерной техники. Машины-монстры по прежнему строились, причём, в весьма немалых объёмах, но были зажаты своей областью применения. Создание сверхширокой колеи в нацистской Германии, к примеру, рекордных самолётов-"гигантов" в СССР... всё это неспроста. Гнались за эффективностью, вся историческая действительность заставляла гнаться за чем-то большим. Более мощные паровозы, пушки, мосты, большие грузовики и самолёты... казалось бы, вся эволюция в размере. Нет, конечно же, колосс на глиняных ногах никому не нужен. По местным меркам мои "специальные" самолёты были просто колоссальными! Специальными из десантных стали Антеи, аналог антоновских транспортников. Широкий фюзеляж, просторная кабина, намного более просторная, чем у дугласов, огромная по местным меркам грузоподъёмность и дальность... и всё это — ради одной единственной цели... при своей скорости и грузе, антей по транспортным возможностям был равен примерно трём десяткам ДС-3, которые были весьма и весьма надёжными, простыми и качественными. Дугласы нравились и мне, и пилотам ГВФ, но единственное, что я мог предложить взамен них — АН-2, кукурузник.

Антонов получил за его разработку сталинскую премию — у него уже были большие наработки, после визита его на МЗГА и совместной доработки, самолёт пустили в серию. На самолёт вместо их движка поставили форсированный дизельный А03, который был намного менее требователен к охлаждению, чем воздушник, да и керосин вместо авиационного бензина кушал. Пусть и очищенный, но произвести очистку можно было на любом аэродроме.

Антоновский биплан казался в наш век на фоне стремительных силуэтов Илюш и Антош, на фоне огромного бомбера Ту-85, он же "Кувалда", казался гостем из прошлого. Удивительный разговор состоялся у меня с товарищем Сталиным, который лично услышал о том, что Антонов сделал новый самолёт и приехал посмотреть. Но когда вышедший из своего лимузина вождь народов увидел жужжащий в небе биплан, у него, казалось, дар речи пропал на некоторое время. Он подозвал к себе меня, я вальяжно подошёл. Вождь ткнул мундштуком трубки в сторону полосы, на которой рулил Ан-2 и спросил:

— Товарищ Иванов, как это понимать?

— Новый самолёт, товарищ Сталин, — улыбнулся я, — лучшая машина из имеющихся в СССР...

— Это? Это шутка такая? — он пристально на меня посмотрел.

— А что вас смущает?

— Какой-то старый этот ваш новый самолёт, — он усмехнулся, набив в трубку новый табак.

Охранники Сталина держались далеко. Я же, кивнув, ответил ему прямо:

— АН-2 — необычная машина. Очень необычная.

— Это эщё почему? — вождь начал успокаиваться и гроза, при виде которой большинство кремлёвских лизоблюдов теряют самообладание, миновала.

— Достаточно сказать, что этот самолёт служит и в двадцать первом веке. Сделать ему замену пытались практически сразу после появления, но так и не смог никто переплюнуть "Кукурузник". Даже сам Антонов его ненавидел — эта машина загубила не одно поколение лёгких самолётов... Машина необычайно проста, неприхотлива, дешёвая в производстве, простая в пилотировании... В сельскохозяйственной авиации эти критерии ключевые, поэтому АН-2 будет служить минимум сотню лет... остальные создаваемые нами самолёты устареют уже к концу этого десятилетия.

— Интэресно, почэму нэ смогли сдэлать лучше?

— Лучше смогли, а вот проще сделать — уже некуда. Мы заменили по сравнению с первоначальной конструкцией товарища Антонова, двигатель, на наш дизель. Так что он стал ещё дешевле в эксплуатации, теперь это самый экономичный цельнометаллический самолёт в мире.

Сталин вздохнул:

— Зря ехал. Впрочем, зачем вы растрачиваете рэсурсы на эти лёгкие и малэнькие самолёты?

Я ответил прямо, как думал, как есть:

— Так на их крыльях лежит основная тяжесть войны и народного хозяйства послевоенного. Именно они доставляют почту, грузы, вывозят раненых. Гигантские самолёты тоже будут нужны, но отдельно взятому подразделению доставить почту или лекарства, что-то такое, чего не хватает, вывезти пять-десять раненых, не гонять же за такой целью целый Антей. Да и сесть он в поле не сможет.

— Хорошо, сколько самолётов у вас есть? — Сталин поёжился от холода и жестом пригласил меня в машину.

— Выпустили пока только пятьсот штук. Как я и говорил, — прервался, залезая в сталинский лимузин, — их нерационально производить на моём заводе — их можно делать где угодно. ГВФ заказало ещё тысячу к лету... Мы сделали двигатели и аппаратуру, и передали производство остальных, простых частей, авиационным заводам сегодня утром.

— А мэталл? — Сталин приказал водителю трогаться и ехать к Башне, как называли здесь элитный жилой комплекс, — гдэ взял?

— Металл добыл и привёз с собой часть. Мы передали вместе с заказом прокат, по сути, вчерне обработанные детали, самые сложные. Осталось только доработать напильником и собрать вместе.

Сталин не стал закуривать, вместо этого он посмотрел в окно. Ох, и свалилось же на мою голову работы... но в целом, я был рад.

— А что с квартирами? Всэ уже раздали?

— Все до единой. В МЗГА проживает тридцать тысяч человек.

— Как с провизией?

Я задумался и кивнув, ответил:

— Есть кое-что, что я бы хотел вам показать. Мы недавно начали работу по формированию сухпайков...

Долго пояснять концепцию сухого пайка не пришлось — ну правда, в отдельной коробке было аккуратно размещено всё, что нужно человеку для пропитания в течении суток. Ни больше ни меньше, когда мы подъехали к зданию, в котором располагалась наша конспиративная квартира, она же конференц-зал, она же место отдыха вождя, туда уже привезли сухой паёк...

Сталин выглядел необычайно уставшим. Всё происходящее напоминало мне не разговор с лидером государства, а встречу друзей после работы — охрана осталась в прихожей, мы зашли. Вождь как обычно сел у большого панорамного окна с видом на завод и аэропорт, я — пошёл к бару, налил по бокалу вина и взял тарелку с бутербродами. Поставил это всё на стол и расслабился в кресле.

Вождь выглядел так исключительно для меня. Для других... для других мы оба выглядели иначе, так, что в его присутствии люди по струнке вытягивались. На меня эта аура не подействует, Сталину это нравилось. Он молча взял бокал морщинистой здоровой рукой и выпил вина, молча отсалютовав мне. Я сделал то же самое, закусили, помолчали. Бесценное время.

Сталин спокойно глядя на серебристый садящийся пассажирский самолёт, спросил:

— Что бы такое придумать, чтобы немцам жизнь осложнить?

— Всё уже придумано до нас. Выжженная земля им осложнит путь...

— Нэ об этом, — махнул он рукой, — оружие какое-нибудь, чтобы страху нагнать. БМ-13 себя отлычно обэщают показать. Есть идэи?

Я подумал вслух:

— Оружие двадцать первого века конечно может нагнать страху, но это не то. Ракеты? Возможно, возможно... Есть у меня одна идея.

Я развернул голопроектор и вывел на него только что построенные в уме образы. При этом совершенно не стеснялся пояснять:

— Для превосходства в артиллерии нам нужно в первую очередь задуматься над её структурой. Можно создать высокомобильные отряды, строящие свою концепцию на нетипичном применении артдуэли. Обязательно нужно воспользоваться созданием командно-штабных машин, всей структуры командования, вплоть до каждой артустановки. Специализированных машин для наводки артиллерии, централизированное управление стрельбой, самоходные артустановки калибра шесть дюймов — самого востребованного в войсках. Полностью автономные, способные мгновенно сняться с позиции и проделав большой переход, сходу начать обстрел врага...

— Как? Нэт, я понимаю вашу идэю, но как ви планируете создать такую артыллерию?

— Завод в Челябинске сможет. Я там почти половину станков установил. Думаю, если дополнить эти группировки мощными тяжёлыми танками, то получится крайне мощная артиллерийско-танковая дивизия. Главное, чтобы структура командования позволяла атаковать врага мгновенно, из всех стволов, и так же быстро уходить, прежде чем фрицы что-то предпримут. Благодаря самоходкам и помещению всех штабных органов на колёса и гусеницы, мы сможем этого добиться. Полагаю, идеальным оружием для них будут РСЗО — крайне мощные, но стреляющие залпами. Пришли, отстрелялись и тут же сматываются, чтобы за пять-десять минут вышли на позицию, выстрелили и убежали. Добавить им пару первых скрипок — в качестве козырного туза. Скажем, установить РСЗО калибра 300 миллиметров...

— А ви сможете такие создать?

— Да, они состоят на вооружении на аэродроме, — кивнул я.

— Нэ видел ваших машин, покажете?

— Да, но возможно позже. Это не машины, РСЗО сделаны в стационарном варианте и спрятаны под землёй. Это для самообороны в случае, если фашист близко подойдёт.

— У вас есть самооборона? И раз уж так, почему бы нэ рассказать, чэм вы защитились?

Я согласно кивнул — любопытство было уместным:

— По периметру установлены скрытые огневые автоматические точки, стена, противотанковые так же скрытые заграждения, артиллерийские башни, на крыше этого здания — РЛС, следящая за всеми самолётами на сто километров вокруг, за тем концом полосы под землёй, вернее, верхней бронеплитой, находятся восемьдесят пусковых шахт для крылатых ракет средней дальности и пятьсот установок с зенитными ракетами. По периметру установлены скрытые под землю автоматические артустановки калибра сто, пятьдесят семь и тридцать миллиметров. Они же обеспечивают и ПВО ближнего радиуса. Если фрицы прорвутся первыми их встретят ракеты РСЗО, на противоположной от нас стороне завода на первом подземном ярусе установлена наша главная ударная сила — сто двенадцатиствольных установок калибра триста миллиметров. Ракеты цельные, без выступающих стабилизаторов и продолговатые, так что ракеты весят по восемьсот килограмм и могут поразить цель в радиусе ста километров вокруг. Залп всех гарантированно уничтожит целую дивизию, даже на тяжёлых танках. Хотя хватит и десяти установок, чтобы потрепать фашиста. Термобарические ракеты выкурят их из окопов очень легко.

— Сэрьёзная сила, — кивнул Сталин, — ви думаете, будет штурм?

— Думаю, да. Будет. В тот раз остановили у самой Москвы, но тогда мы многое потеряли и много людей потеряли... В этот раз будет лучше — мы заранее наготовили оружия и боеприпасов, замедлили продвижение, но штурм Москвы будет. МЗГА встретит врага во всеоружии, нам ещё есть чем их удивить. Один только блок РСЗО может вычистить фашиста на большой площади. Но вернусь к изначальной цели... — я ткнул на машину, силуэт которой крутился над голопроектором и убрав картинку, показал новую, — вот, вот это я хочу сделать!

Это было любопытно. Сталин спросил прямо, рассматривая странную, монструозно-большую машину:

— Это что такое?

— Обманка. Гигантомания ни к чему не приведёт, поэтому лучше всего сделать обманку для Гитлера, чтобы он свои монструозные мортиры и танки строил побольше...

— Интэресно, проэкт ужэ готов? — спросил Сталин, — когда будэт готов?

— Вместе с отрядом. Главное ведь не это, а система управления и наведения. С хорошо отлаженной системой эффективность артиллерии возрастёт в разы. К сожалению, у нас только во время этой страшной войны из армии выбили всю дурь...

— Ничэго, это ми сделаем сами.

— Сами не сделаете, — пошёл я против воли всесильного вождя, — ни учения, ни чистки, не заменят реального боевого опыта. По опыту войны в Испании и Финляндии могу сказать лишь, что никак он не усваивается и умирает вместе с участниками боевых действий, если война маленькая. Отдельно взятые вредители даже подчёркнуто игнорируют полученный опыт. Даже очевидные всем внизу проблемы не решаются и не поднимаются, если это не выгодно военачальникам. Тут нужна только большая, огромная война, вбивать с силой нужно, чтобы в кровь впиталось.

Сталин был возмущён всем, в том числе тем, что его перебили, но столкнулся с совершенно спокойным и уверенным человеком в моём лице, поэтому сбавил градус недовольства:

— Вы так увэрены, что учэния бэсполезны?

— Не бесполезны, но по сравнению с настоящей войной... — Я покачал головой, — по сравнению с настоящей войной это только разминка. Опыта противостояния противнику вроде ныне угрожающих, красная армия не имеет. В войсках даже замечены широко распространённые мнения, что рабочие немцы не будут стрелять в классово-близких русских... — я покачал головой, — величайший бред, который я слышал в своей жизни. Отдельно взятые командиры приготовились воевать малой кровью и на чужой территории.

— С ними разбэрёмся.

— С ними уже разобрались. Всех перевели служить в зону будущей окупации. Вернее, активно переводим, списки таких граждан уже составлены и их всех потихоньку перебрасывают, передавая командование более разумным товарищам.

Сталин коротко кивнул.

Мы снова замолчали, думая каждый о своём. Я игрался с голомонитором, выводя на него чертежи и эскиз оружия. Боевая часть артиллерийской бригады особого назначения решено было сделать РСЗО. Вместо БМ-13, находящихся в распоряжении Сталина, это БМ-21, вполне посильная нашей промышленности. Ствольная артиллерия... тут всё и проще, и сложнее одновременно. В качестве основной нужно было сделать что-то достаточно простое, чтобы не шокировать остальных, при этом по-настоящему превосходное. За основу легче всего было взять либо ранние местные образцы, либо свои дефорсировать. Легче всего было взять уже хорошо себя зарекомендовавшую концепцию. В качестве основной пушечной САУ легче всего было использовать что-то вроде Пиона, с пушкой большого калибра и мощности. Для обороны на позиции легче всего использовать наш уже серийный образец скорострельной пушки ЗСУ-57-2, с увеличенной длинной очереди до десяти снарядов. В качестве обороны ближнего радиуса — самоходку с автоматическим магазинным 82-мм миномётом, сконструированным на основе Василька. Как показала практика, эта самоходка, да ещё и в сочетании с автоматическим гранатомётом может создать феноменальную плотность огня, утопив противника в минах, валящихся с неба. Ну и наконец, главные герои отряда — шестидюймовая гаубица на основе Мсты-С, сделанная с применением более тяжёлого бронирования и более широкого шасси — всё-таки больше уникальный образец, а не серийная машина для общей мобилизации.

Если сформировать таким образом, то главная цель достигается — максимальная ударная мощь с большого расстояния и в кратчайшие сроки. РСЗО, потом удар классической артиллерией, это всё будет эффективным средством борьбы с фрицами, главное — быстро ударить и тут же сбежать, прежде чем контратакуют. Тактику булавочных уколов можно применять постоянно, и она, чесгря, весьма полезна для изматывания противника. Наконец, самая большая ударная сила... это уже ракеты.

Я кое-что утаил от Сталина — на моём аэродроме в пусковых шахтах готовы к запуску двадцать МБР, причём три из них с ядерными боеголовками, остальные — с детонитовыми, сверхмощными. Это моя страховка на случай, если фрицы смогут пройти дальше, чем им дозволено — массированный ядерный удар по берлину, десять мегатонн в каждой из шести боеголовок, в каждой из трёх ракет... Сила взрыва должна поставить на колени вместе с Германией всю остальную европу. Но надеюсь, до этого не дойдёт и мне не придётся взрывать берлин. Город мне нравится, германию уничтожать просто жалко. Всё-таки собственничество... Я тяжко вздохнул, что тут же заметил вождь и рассказал ему чудную историю:

— Думаю, решающую роль во всём этом сыграют РСЗО и ракетные комплексы. В составе стандартного артдивизиона находится восемьдесят САУ, пятьдесят РСЗО, двадцать-сорок тактических ракетных комплексов, около ста танков и БМПТ охранения, ста машин разведки, командные пункты на всех участках — батарея-полк-дивизион. Плюс к этому нужно будет включить в их состав авиационную разведку. Насколько я знаю, её очень сильно недооценили в РККА, так что у немцев было колоссальное преимущество, как и во время первой мировой. До середины-конца войны эта ситуация была такой, пока новое поколение комсостава уже не воспитались в правильном ключе. Горбатого могила исправит, — я налил себе и Сталину ещё вина, — но если все САУ, танки, РСЗО, у меня уже есть в проекте, их заранее разработал, то ОТРК — тактические ракетные комплексы, придётся сделать с нуля.

— Сдэлаете? — спросил вождь, — может быть, направить вам товарища Королёва?

— Не стоит, сам разберусь. Опыт их проектирования у меня есть.

— Можете показать эти ракэтные комплексы?

— Запись только, — кивнул я и включил на стене большой монитор. Экран телевизора занимал практически пол стены — два метра диагональ. Поднялся и пригласил Сталина на новый диван, по моему настоянию была сформирована подборка пусков ракет, с пояснениями. Первым пошли немецкие пуски ФАУ-2, потом советские ракеты. Р-2, Р-7, Р-17, тактические ракетные комплексы с неуправляемыми ракетами — Луна... запуски Сталина очень впечатлили, особенно видео попадания этих самых ракет, которое снимали во время штурма в Аравии. Польза от ракетных ударов была большая, хотя там мы бомбили в основном крылатыми ракетами с бомберов, а не ОТРК. Рассматривали всё, от начала до конца.

Я думал в это время, как и какой комплекс можно применить против фрицев во время действия этого самого отряда. Жидкостные ракеты пролетают сразу и надолго, только твердотельные. Сталин внезапно спросил:

— А не вэликоват ли ваш дивизион с такими ракэтами?

— В самый раз. Перезарядка установки — длительная операция. В боевой обстановке нереальна. В сформированном дивизионе вполне сбалансированные эшелоны — передний — танки, шестидюймовые штурмовые орудия и зенитные самоходки, за их спинами — гаубицы, РСЗО и миномёты, ведущие обстрел через них по противнику на разном удалении. За ними — штаб, и наконец, около штаба — две ракетные бригады для точечных ударов.

— Возможно, но размер? По штату РККА артиллерии в дивизионе меньше. И калибр у неё меньше, увеличение количества замедлит их скорость реакции.

— Думаю, я смогу разобраться с управляемостью. Главное ведь — обеспечить мощь и скорость удара и отхода...

— Сформируйте свою бригаду и проверим вас на деле, — уверенно сказал Сталин, — там и посмотрим. В слэдующий раз встрэтимся через неделю, вы справитесь.

Он встал и вышел из комнаты, оставив меня одного, провожать я его как-то традиционно не стал. Ну что ж... — посмотрел на то, как на посадку заходит ещё один кукурузник, — кажется, пришло время показать реальную боевую эффективность...

* * *

Работа, которую мне поручили товарищи, была чрезвычайно важной и чрезвычайно сложной. Берси спасал, снимая вопрос наличия качественных кадров, но нужно было создать нужное количество САУ, систем, миномётов, причём сделать всё это не только быстро, но и сформировать это в готовый высокоскоростной отряд. Берси создал его, а дальше... Дальше огромная колонна въехала на территорию МЗГА, на внешнюю стоянку. Это произошло, когда я создавал запасы провизии и работал в качестве грузчика и фактически, единственным, кто здесь принимал решения. Провизия в виде бесконечных ящиков тушёнки и сгущёнки, а так же сухих пайков, упакованных в картонные коробочки. Сухой паёк фактически скопироваали с ИРП современной России, используемый довольно редко, особенно в армии. Де-юре, конечно, они на довольствии, но всё как всегда делалось по старинке. Штатные комплекты ИРП создавались на четырёх заводах и доставлялись к железной дороге на транспортной репульсорной барже, по двести-триста контейнеров провизии ежедневно. Ежедневно так же сюда привозили около тысячи контейнеров с самыми различными вещами. Склад под открытым небом был... грандиозным. Он занимал всю заводскую территорию на востоке Подмосковья — испытательный полигон, десять на десять километров, отведённых МЗГА под испытание новых самолётов и вертолётов. И тем не менее, это стало самым большим складом — на этой территории уместилось уже около двухсот тысяч контейнеров, которые образовали целые улицы, по пятьсот контейнеров в ряд, по три в высоту. И во всех них были грузы, которые выпускались нами или были нами привезены заранее. Продовольствие, лекарства, уже упакованные в полевые сумки с тщательной инструкцией, большое количество боеприпасов, и что интересно, огнестрельного оружия. Огромный грузовой терминал пополнялся каждый день, и каждый день отсюда по трёхполоске увозили грузы, но больше всё-таки было прихода. Увозили в основном сельхозинструмент, который не нужен армии, но очень полезен для колхозников, выехавших на целину.

Количество сухпая превысило десять миллионов комплектов, это не считая того, что мы привезли с собой уже упакованным — десять миллионов, которые ждали своего часа. Много это или мало? Учитывая, что каждый паёк — человеку на день, а людей в Москве много, то это буквально на пять дней автономного существования. Однако, количество жрата постоянно росло. В США мы купили кур, овец, коров и перевозили их нашим крестьянам. Кур в инкубаторах растили собственных, генетически-усовершенствованных, так что они Уже налаживали своё хозяйство. Каждый переселённый получал в собственность корову, пять поросят, десять кур с одним петухом. Богатый, можно сказать, двор, было что пожрать, да и животина имела свойство размножаться.

Короче, я руководил на заводе привезёнными с нашего большого склада грузами, которые погрузчики формировали в склад под открытым небом на дальнем заводском конце, тут была в основном собственность для инженеров МЗГА — бытовые мелочи, вещи, десятки тысяч тонн провизии, закупленные в США. Местным — местное. Правительство на это закрывало глаза. Вот тогда то к нам и подъехал мой любимый мой драгоценный, артдивизион. И выглядел он совсем не так, как можно было бы подумать — самоходок конечно было много — стандартная батарея — двенадцать стволов, полк — четыре батареи, дивизион — два полка. Итого — девяносто шесть самоходок. Восемьдесят РСЗО, батарея по десять штук. Обычные Грады 122-мм калибра, с новенькими ракетами. За ними следовала целая кавалькада машин, весьма необычного вида — командно-штабные — большие грузовики с КУНГами, электрогенераторы — с мощными дизелями внутри, самые большие штабные машины — штаба дивизиона, располагались на многоосных шасси, с высоко торчащими антеннами. Штабы полков — грузовики со стальной противоосколочной бронёй кузова... У каждой батареи помимо основной артиллерии было ещё две машины ПВО — ЗСУ-23-4, слегка доработанная и ЗСУ-57-2, для атаки по высоколетящим целям. Впрочем, они же весьма успешно заливали и атакующего врага огнём, поддерживая противопехотную оборону. Самоходные миномёты калибра 120мм. С вида обычная Вена, установленная вместо БТРа восьмидесятого на БТР-152. Кстати, о 152м — их было по одному к каждой машине, они везли экипажи техники.

Вся эта процессия приезжала и укладывалась на стоянку минут тридцать, сплошным потоком. Стало понятно, что управлять такой огромной массой машин будет нелегко. Впрочем... Для чего ещё существует распределение функционала между комсоставом? Но блин, тут же не меньше тысячи машин, причём многие весьма большие. Такая колонна растянулась на километры, когда голова колонны входила, хвост был ещё на половине пути. Скрытно такое перебросить будет проблематично...

Отдельным пунктом стало использование машин-гигантов. Гигантоманией я... страдал. Но в умеренном количестве, например, во время вывоза породы гигантские грузовики с термоядерными реакторами были просто бесценным подспорьем в работе. Конструкция содержала иттриевые матрицы в качестве сверхпрочного материала, принимающего большую часть нагрузок, очень гибкий и прочный материал. Грузовики с приставкой "Супер" вывозили до тысячи тонн груза. Внешне это было похоже на удлиннённый БЕЛАЗ, с глубоким кузовом и восемью осями, колёса тоже необычные, на гибкой пространственной сетке. Такие колёса прекрасно подходят для сверхтяжеловесов — позволяют не париться по поводу запредельного давления внутри. Гибкий материал служит меньше, чем обычное колесо машины, но по сравнению с Белазовскими покрышками, эти легче менять и обслуживать, да и стоят они на порядок меньше, защита от коррозии и абразивного воздействия присутствует. Острых углов такие колёса не боятся.

Вот такая монстромашина была просто кладезем новых технологий и, что немаловажно, на базе такой машины можно было разместить два-три танка. Но это нерационально, использовать таких монстров только чтобы таскать танки. Супербелазы возили в первую очередь мощную радиостанцию — мощность установленной в их объёмистом "доме на колёсах" радиостанции была восемьдесят мегаватт. Над кабиной установлена направленная антенна-локатор, в кузове уложена выдвижная антенная мачта, которая может подниматься на высоту до ста пятидесяти метров. На верхушке антенны была установлена РЛС кругового обзора с высокой чёткостью, панорамная камера наблюдения, а так же антенна УКВ связи. При этом огромное устройство, состоящее из шести двадцатипятиметровых секций, обеспечивало связь со спутником, с другими такими же машинами и главное — УКВ-связь всего подразделения. Она вещала невероятно чётко.

Другим, не менее, а может быть и более важным элементом информационной инфраструктуры были наушники артиллерийские. Персональная радиостанция, размещённая на поясе и подсоединённая протянутым пружинным кабелем к большим наушникам позволяла принимать сигнал на большом удалении от радиостанции, а так же наушники обеспечивали хорошую слышимость даже в режиме повышенного шума. При этом все переговоры тактического звена автоматически транслировались друг другу, а вот наверх связь была только после нажатия клавиши.

Эта весьма необычная для этого времени техника была жутчайшим секретом, но очень важной составной частью моих планов. Благодаря ним Берси может общаться с органиками, якобы через радиомашину. Собственно, в этом была вся соль — благодаря супербелазам можно мобильно разместить ту технику, которую иначе только стационарно можно размещать. Всё, что можно разместить в обычных грузовиках — размещено в обычных. Полковые радиостанции и КШМы, санитарные машины, авторемонтные... Поэтому с отрядом совершали марш сто двадцать десятитонных грузовиков с соляркой, а вот супербелаз этим загружать — нет смысла. Вдруг подстрелят? Лучше держать их подальше от фронта. Несмотря на бронированную кабину, опасность повреждения есть, прямое попадание будет для гражданской машины фатальным. На её основе Берси хотел установить кое-что ещё, и сейчас я воочию мог наблюдать за результатом его необычайных решений. На основе реакторного грузовика он создал электростанцию. Это было очень странным решением, но кузов грузовика занял целиком и полностью смотанный в барабаны армированный кабель — по три километра кабеля в двенадцати катушках. В кузове стоял трансформатор, выдающий вместо стандартных высоковольтных показателей реактора обычный ток, сто двадцать семь или двести двадцать вольт. Зачем? Ответ был прост и гениален — для работы в полевых условиях. Ну правда, ведь штаб потребляет прорву энергии, тут и освещение, и водоснабжение, а для инженерных работ нужны электропилы, многие штабные машины — КШМ, радиостанция, требуют большого количества электричества. Кто-то должен питать не только их, но и основных потребителей энергии — у нас это стали, кто бы мог подумать, электроплиты, электрочайники, тепловые пушки и обогреватели, ветродувки. По плану Берси вокруг этого грузовика должен строиться весь штаб, а в полевых условиях именно он производит электричество для полевого использования. И было для чего производить! Планы Берси трудно понять было только поначалу.

Берси создал мобильные надувные здания. Именно они были упакованы в нескольких грузовиках, и было это странным сооружением. Суть сводилась к тому, что здание раскладывалось на земле, вбивались колья, клинья, подавался воздух и здание надувалось. Дальнейшее поддержание здания производилось избыточным давлением. Давление внутри — три атмосферы, очень немало, если подумать. С помощью этой технологии он создал все штабные сооружения, их можно было развернуть полностью за тридцать минут. Всего время разворачивания штаба — сорок минут, но в бой можно было вступать в прямом смысле слова — с ходу, не останавливаясь на марше можно было получить приказ и дать залп по вражеским целям.

Остальные здания полкового и батарейного уровней — уже обычные, каркасные палатки с гибкими элементами, порой весьма немаленькими. Но главный штабной шатёр крыл всех по скорости возведения — здание площадью пять тысяч квадратов устанавливалось и надувалось за двадцать семь минут. Плюс в составе элементов Берси предусмотрел тепловые элементы — пол был сделан из толстого, в ладонь шириной, гибкого материала, похожего на спортивные маты, внутри стен — воздухопроводы, которые не позволяют влаге и холоду забраться внутрь. Изнутри при этом через вентиляцию выводится всё лишнее, в летнее время работает кондиционирование. Внутри надувного зала отнюдь не надувные столы, радиостанции, рядом столовая — такое же большое здание, в котором готовили пищу на весь отряд. Такое же здание — госпиталь, оборудованный, на минуточку, первоклассным снаряжением.

Наконец, здесь были надувные макеты военной техники — танки Т-34 и Т-26, наши самоходки, немало надувных солдат, при виде которых я начинаю подозревать, что Берси использовал опыт секс-кукол для производства. Надувные грузовики светили весьма настоящими фарами, надувные самолёты крутили настоящими винтами, так что с тридцати шагов уже трудно отличить от настоящих.

Берси создал колоссальное количество подобного материала, поэтому сейчас уже планировал, как будет их применять против немцев. Надувные пушки даже стреляли настоящими языками огня — газовый баллончик с механизмом дистанционной активации.

Но через неделю представления не произошло. Причина такого кульбита была в том, что мне направили в качестве сотрудника человека, которого Сталин хотел просто сплавить, а именно — Королёва Сергея Павловича. О его успехах Сталин не знал, но то, что он ракетчик — прекрасно осознавал. Как и то, что он нифига не враг народа, просто энтузиаст сверх меры... ну, или не сверх меры. По мне нормальный мужик, после длительного — целых шесть часов, курса лечения, он вышел на свой первый рабочий день в качестве главного конструктора ракет. И сразу же улыбка на его лице погасла, когда я передал ему задачу.

Выглядел Сергей Павлович очень молодо и очень активно, несмотря на свою полноватую конституцию, после отсидки он похудел и только сейчас вдосталь отъелся в больничной палате нашего госпиталя.

Никогда бы не подумал, но Королёв любил быструю езду. Да что там, он был лихачём, каких поискать! Это было понятно сразу. В качестве транспорта на заводе с его огромными пространствами между цехами использовали машины и мотороллеры. Последние стояли у каждого цеха — шутка ли, от дома до дальнего цеха нужно проехать двенадцать километров! Но люди у нас не лихачили. Во многом стараниями Берси, Королёв же сломал систему. На заводе делали простейший спорткар — Катерам 7 — это была мощная, маленькая классическая спортивная машина с выступающими колёсами и кузовом байдарочного типа. В основе машины была концепция максимальной простоты и мощности. Двигатель от самолёта, дизель А03, давал огромные обороты и катерам работал не хуже, чем на обычном автомобильном моторе. Авиационый имел пониженную тягу на низких, но дизельный — больше, чем бензиновый. Поэтому четыреста лошадей под капотом разгоняли маленькую машинку до трёхсот только так. С места рвало с перегрузками до четырёх жэ, как при космическом пуске, Королёв удивил меня, Берси, да и всех инженеров вообще, которые видели его, когда он вылетел на скорости под две сотни из-за цеха, разминулся с рулящим самолётом и заложив крутой такой дрифт, остановился в полусотне метров от входа в ЦУП. Это было... неожиданно. Не удивлюсь, если окажется, что ракеты он любит за то, что они Быстрые! И мощные! С восклицательным знаком, обязательно.

Королёв выглядел моложаво, легко, несмотря на фигуру, выпрыгнул из машины и пружинистой походкой зашёл в ЦУП, посетил уборную и зашёл ко мне уже причёсанным и с озорной улыбкой на губах. Я улыбнулся в ответ и пожал руку:

— Ну как, Сергей Павлович, машина?

— Чудо! Быстрая, управляемая и лёгкая.

— Концепция-с. Максимальная простота и мощность.

— Да, я заметил авиационный мотор под капотом. Да и звук у него такой, что мурашки по коже... сами сделали?

— Да, конечно. С нашим оборудованием сделать спортивные машины — легче лёгкого. Кстати, раз уж Семёрка вам понравилась — дарю.

Королёв улыбнулся мне:

— Жаль, на ней за пределами завода не поездить. Да и на дорогах страшновато, вдруг что? Это у вас тут весь завод ровный, как зеркало, даже стыков плит не заметил.

— Они есть, просто загерметизированы и выровнены. Ну что, Сергей Павлович, — я бросил взгляд на монитор, — мы запускаем спутники в космос. Вас пригласили как наблюдателя.

— А... — он осёкся, замолчал, задумался, — как? Уже в космос?

— Да, насущная необходимость в навигации и дальней связи. Выводим четыре ракеты-носителя, переделанные из межконтинентальных баллистических. По три тонны груза в каждой — два тяжёлых спутника для радионавигации.

Королёв согласно кивнул:

— Мы думали над таким применением космоса... но чтобы уже? Впервые слышу. Ладно, где эти ваши ракеты? Они должно быть огромные.

Я кивнул и пригласил его посмотреть.

Первой стартовала ракета один, крышка шахты открылась, поднялся дым, из шахты словно гигантский змей из логова, выпрыгнула ракета. Казалось, неспешно, под давлением газов, она поднялась на пятиметровую высоту. Нижняя секция с газовой катапультой отстрелилась и с помощью порохового двигателя отошла в сторону, рухнув, и с грохотом включились маршевые двигатели, обдав всю поляну за аэродромом дымом. Под ракетой появился еле заметный факел скоростной струи пламени и она начала набор высоты с характерным грохотом, поднялась и вскоре превратилась в точку на горизонте. Открылась вторая шахта, первая закрылась. Процедура повторилась, ракета выпрыгнула, грохнули двигатели и она ушла в небо, чуть склоняясь от нас в сторону. Мы видели на мониторе не только изображения, но и картинки схематичного положения ракет. Берси сам с собой переговаривался, сообщая для нас параметры полёта. Скорость, вращение, метеоусловия, высоту и дальность... наконец, первая точка достигла расчётной орбиты. Это была уже первая ступень, головная часть отстрелилась. Только вместо ядерных боеголовок на головы врага она выбросила в космос два больших спутника. Это были навигационно-информационные спутники системы "ЭРА". С аварийной системой. Я пояснил для Королёва:

— Сергей Павлович, я поручаю вам задачу. Изучите основную информацию по системе "ЭРА", "Компас-20" и "Сигнал-Ноль", после чего подготовьте презентацию для товарища Сталина и Берии. А возможно, и других лиц. Презентационные материалы — фильмы, плакаты типографского качества, макеты и образцы, вы можете получить в отделе маркетинга.

— Обязательно изучу, — согласился Берия, — но что это за ракета? Никогда не видел такого... экстравагантного способа старта.

И правда. Миномётный старт для ракет нынешних это очень и очень нереально.

— Это боевые ракеты. И они настолько секретны, что узнай про них противник, отношения у нас ухудшатся со всеми сразу. Поэтому сами понимаете, по документам на этом аэродроме нет ничего кроме посадочной полосы и завода МЗГА.

— А реально? — Королёв нахмурился.

— Огромный ракетный комплекс, под землёй пять уровней с ангарами самолётов и складами, под нами почти полторы тысячи различных самолётов, столько же единиц техники... Гигантское нефтехранилище, столько оружия, что здесь можно год держать оборону отдельно ото всех. Это такая крепость, которую даже вермахт не возьмёт без тяжелейших потерь. А взяв — тут же потеряет.

Королёв кивнул, судя по всему, рассказанное было актом доверия к нему. И он был мне благодарен. По расслабленной позе чувствовалось.

— Итак, эти системы, вкратце, что это такое?

— ЭРА — система связи. Основывается на спутниках на низкой орбите, обладающих мощными компактными ядерными реакторами — по двадцать мегаватт каждый. Всего-то тридцать телефонных линий, способных быстро соединить телефоны в любых уголках земли, даже самых укромных. Усилитель, большая антенна, следящая за выделенными частотами, ретранслятор, шифратор. Компас-20 — система навигации. Основана на вычислении интервала между принятием сигнала спутников. Требует весьма массивного оборудования, но способна показать координаты с высокой точностью. Пока что возможно только создание систем для подводных лодок и надводных кораблей, но в неограниченном количестве — то есть — можно хоть весь флот снабдить приборчиками, показывающими текущие координаты корабля с точностью до сотни метров. В бескрайнем море это очень полезно. С развитием электроники можно будет оснастить такими приборами самолёты — это уже намного приятнее и лучше. В далёком будущем не будет проблемой и карманный прибор с интерактивной картой иметь. Ладно, последняя — "Сигнал-Ноль" — поисково-сигнальная система. Способна обнаруживать на планете сигнал и передавать его координаты в центр. Будь это аварийный маяк или ещё какой способ отсигналиться. Главная задача — запрос авиационной поддержки, сигнал СОС или целеуказание. Последний пункт весьма важный, поскольку я планирую применять эту систему вместе с авиацией дальнего действия, которой нужно точное целеуказание, особенно в ночное время.

— Хорошо, понятно, — кивнул Королёв, — впечатляет. Ещё что-то добавить?

— Да, тут недавно интересовался у красноармейцев сигнальными средствами для авиации. Нетути. Ничего. Только сигнальные пистолеты, причём, архаичной конструкции. Я вообще планирую презентацию товарищу Сталину, так что...

— Понятно, — Королёв кивнул коротко, по-деловому, — мне нужно участвовать?

— Нет, дело коснётся в первую очередь тех мелочей, про которые все забывают. Сигнальные средства, дымовые, понтонные переправы, плавающая техника, подводные лодки и зажигательные авиабомбы. Но ваша задача на сегодня — изучить результат работы нашего отдела маркетинга и презентовать Сталину образцы, причём, желательно, не просто сообщить о том, что да как есть, а расписать всё в красках, на примерах...

* * *

*

Конференция у Сталина прошла без сучка и задоринки. Королёв докладывал о спутниках, а я — залез в бронескафандр, работы было непочатый край, и всё я, ведь возможности по силовой ковке у меня. Берси владел широчайшим набором инструментов, машин, возможностей, но его возможности были ограничены наукой и техникой. Мои же преодолевали эти возможности. Мы строили тоннели. Огромные тоннели, разветвлённая сеть метро, причём работал на прокладке тоннеля плазменно-силовой щит, который делал пять-десять километров в день. И сразу большой, широкий, двухпутный тоннель, а следом за ним шли бригады и машины. Устанавливали мощные перекрытия. Тоннель имел толщину почти полтора метра фибробетона, толстое и широкое основание, и под землёй шли пути.

Вообще, после того, как мы закончили сооружение подземного заводского комплекса-аэродрома-хранилища, тоннель был приоритетной задачей. И я начал работу над ней. Под землёй поезда ходили быстрее, намного, потому что давление воздуха было ниже атмосферного, а дорога была прямая, как палка, изредка только поворачивала. И то на конечных участках маршрута.

Над землёй строились новые корпуса завода, сотни ДОТов обороны, которые создавали отдельный бастион обороны Москвы с юга, а я... А я как крот, под землёй. Кто ходил по тоннелям метро, тот меня поймёт. Тут же были ещё свои особенности — тоннель был чистым, заложен глубоко — триста восемьдесят метров под землёй, уже в каменистой породе. Тоннель поражал воображение своей прямотой — он был с точностью до миллиметра ровным, уходящим вдаль. Высота тоннеля — семь метров, ширина — четырнадцать. И по нему были проложены железнодорожные рельсы, которые ставились на бетонные плиты с помощью прикрученных пяток. Тоннель мы рыли не просто так, а адресно. Берси сделал выемки в нём и строил теперь железнодорожные станции с лифтами, запасами, лестницами, системами безопасности.

Безопасность в таком тоннеле — первое дело, ведь случись что, пожар, к примеру, бежать некуда. И впереди дым, и сзади дым.

Под потолком были металлические решётки и воздухоотводы, которые бы вытянули дым и прочие лишние газы, но на них надеяться не приходилось. Вообще, идея глубокого метро пришла мне давно, очень давно, но реализовывать её раньше я не мог, маглев уже хорошо себя показал на земле. Тут же был не маглев, а поезда с обычными колёсами, но скоростные.

Гигантский тоннель соединял МЗГА и крепость под Вязьмой. Но это только начало — плазменный бур после вязьмы пошёл в сторону Севастополя. Идти ему было долго, поэтому на участке работало четыре бура, больше Берси не выделил. Но зато у нас появлялись возможности, стратегические в том числе, совершать невероятные манёвры прямо под зоной окупации фашистов. Никуда, сучата, не денутся. На линии стояло пять железнодорожных станций, для выхода на поверхность. Исключительно хорошо замаскированного выхода. Из Севастополя бур уже прошёл до Донецка, и завернул на Вязьму...

Подвижный состав этого метро — вот что главное. Это были высокоскоростные поезда с мощнейшими моторами, и выдающие скорость до шестисот восьмидесяти километров в час. А в полностью гружёном виде — пятьсот. И это при том, что сто вагонов по пятьдесят тонн...

Поезд был красив, за основу я взял уже имеющийся проект и слегка его допилил напильником. В частности — убрал из проекта некоторые детали, некоторые заменил. Для работы в метро вместо понтографов он получил боковые электросъёмные устройства, повороты тут редкость, так что поезд мог разгоняться сколь угодно, рельсы были прямые на протяжении всех полутора тысяч километров. Только лёгкий излом с кривой очень большого радиуса, позволявшей не сбавлять скорость. И несмотря на огромную инерцию, поезд мог разгоняться.

Но это скучно. Обычный локомотив с заострённым носом и стильным, прилизанным видом, обычные вагоны с внешним аэродинамическим корпусом и контейнером под ним... Не скучно было разрабатывать проект пассажирского сообщения. Вагон я взял от нашего старого пассажирского скоростняка — на пятьдесят мест, с удобными, мягкими креслами, в стиле американских и европейских междугородних поездов. Хорошие глубокие раздельные кресла с искусственной кожей — правда, очень натуральной на ощупь и по свойствам, не то что сраный дермантин... Обычный вагон ещё имел приятное освещение, уютные санузлы, хороший дизайн всех деталей, будь то обычные поручни или напольное покрытие с подогревом. Судя по длинне маршрута, идти поезду максимум два-три часа, так что одного пассажирского хватит. А вот грузовых я взял десяток, и они уже сразу начали работу, как только мы дошли до Вязьмы. Грузовое сообщение с крепостью было важным, ведь крепость это пункт обороны против гитлеровских орд. И способ отвлечь как можно больше фашистов. Её супербетонные стены не пробить никакой артиллерией и даже ядерным оружием. Ракеты, РСЗО и многочисленные гаубицы и пушки готовы были уничтожать врага без жалости. Но главное — крепость "Вязьма" имела огромные подземные запасы топлива, провизии, боеприпасов... как только мы дотянули ветку досюда, пришёл поезд с контейнерами и они по специальному лифту поехали наверх, в хранилище.

Это было оружие. Тысячи, десятки тысяч пулемётов МГ-3, а так же пистолеты-пулемёты ППШ, гранаты, гранатомёты... оружия тут было столько, что запыхаешься перечислять. Помимо имевших хождение во вторую мировую тут был автомат HK G3, относительно сбалансированной и неплохой конструкции. Воровать у Калашникова его идею я не хотел, поэтому сделал так, просто проигнорировав остальные доводы разума. Автомат как оружие ближнего боя был гораздо эффективнее пистолета-пулемёта, по всем параметрам — дальность, точность, кучность... Но их было немного, основным оружием, подготовленным для выдачи населению были всё-таки ППД.

Особняком стояли четыре контейнера с "мелкашками", как здесь называли оружие под патрон 5.56. Обычная самозарядная винтовка пистолетного калибра, способная подстрелить мелкую дичь, или врага, но не гарантированно. Дешёвая и простая, для меня, массовая. Несмотря на малый калибр, была чрезвычайно проста в обращении и надёжна. Можно было как минимум — поохотиться на фрицев, патрон пусть и простой, но убойная сила имеется. Да и не винтовочный, такой немцы использовать не смогут, и вряд ли в случае захвата мелкашки что-то нам угрожает.

* * *

Когда я наконец вылез из под земли на свет божий, меня прямо у лифта встречал человек с улыбкой на лице и хитрым блеском в глазах. Он определённо хотел меня в могилу свести! Напугал. Стоит, курит трубку и готовится дальше создавать проблемы... молодец, вождь народов, блин.

— А я всё думаю, гдэ это товарищ Иванов пропал, на земле его нету. А вы вон куда спрятались...

— И это тоже, товарищ Сталин. Не люблю весну. Грязь и влюблённые парочки портят настроение.

— Ну что же вы, товарищ, не поставили в известность мэня или Лаврэнтия?

— Секретность! — округлил я глаза, — и вообще, — я посмотрел вокруг и вдохнул чистый свежий воздух, пропахший парами бензина и моторного масла, выхлопных газов, воздух МЗГА, — у меня такой счастливый день... Запустили скоростное грузопассажирское метро. Москва-Вязьма-Донецк-Севастополь. Столько радости было...

Сталин пыхнул трубкой и покачал головой:

— Ви себе ищете работу, которая похоже вам интэресна, а не которая нужна.

— Мне именно интересная и нужна, — ухмыльнулся я, — а остальное меня не интересует. Ну что же, товарищ Сталин, радоваться надо, даже после войны советский союз будет иметь возможность путешествовать из Москвы в Крым за два часа с небольшим. Подземное расположение даёт защиту от внешней среды и возможность прокладывать линии с очень высокой скоростью движения.

— Нам бы очэнь понадобился тоннель под керченским проливом.

— Сделаю, — я пожал плечами, — там под Крымом огромная развилка с разворотом, не хухры-мухры. Депо. Можно и аппендикс к дороге приделать, только смысл в чём?

— Нэт, нэ мэтро, обычный, для машын, — Сталин ухмыльнулся, — если вы ещё не забыли, как они выглядят.

Я ответил тем же:

— Припоминаю. Забавные такие, с чёрными колёсами... ну что же, с этим проблем не будет. Но пока что я его делать не буду — это лишит Крым части оборонительной мощи. Он и так крайне хорошо природой приспособлен к обороне — всего один сухопутный перешеек. Я сейчас работаю по Крыму.

— Ми тоже им озаботились, товарищ Иванов. Что ви сделали?

— Подземное грузосообщение с базой снабжения под Вязьмой и два новых аэродрома, оба скрытые в крымских горах. Заметить их проблематично, вертолётная площадка выезжает прямо из склона горы. Внутри горы — крупный командный пункт, укреплённый, бункер на три тысячи человек. Под Крымом ещё восемьдесят бомбоубежищ.

— Нэмало, Бэрия тоже озаботился этими проектами.

Я знал, что всё это по согласованию Берии, Сталина и Берси сделано.

— Тогда про систему обороны вам, наверное, известно. Три тысячи зенитных дальнобойных орудий-шестидюймовок, сеть ДОТов на перешейке и вглубь полуострова, минные постановки в чёрном море...

Кстати, да. Берси именно что занялся вопросом Крыма, как стратегического пункта. На полуострове готовили оборонительные рубежи и активно готовили систему защиты от танков. Противотанковые ежи, бомбоубежища для гражданских лиц, укреплённые командные пункты, а граница на перешейке и вовсе была смесью ДОТов, минных полей и перепаханных окопами и эскарпами полос. Готовились к обороне и с помощью обустройства превосходных окопов с огневыми точками, траншей. Севастополь вообще превратили в Город-Крепость — помимо бронебашенных батарей и многочисленной артиллерии его защищали РСЗО "Катюша", два наших аэродрома. Сталин тоже прекрасно понимал ситуацию и подтвердил выводы Берси:

— Наличие грузового сообщения позволит нам оборонять Крым сколь угодно долго. Перебрасывать подкрепления и вывозить ранэных. Вот только почэму бы нэ проложить эту жэ вэтку в лэнинград?

Я думал об этом, поэтому ответил прямо:

— В Ленинграде тяжёлая геологическая ситуация, город на болоте. Придётся строить огромную дренажную систему, и всё равно будут проблемы. Я работаю в этом направлении, но в первую очередь решил решать стратегически-важные вопросы.

— Лэнинград стратегически-важен для нас.

— Оборону вы удержите. Да, запасы создаются... кстати о запасах, — кое-что припомнил, — как там наши крестьяне на поволжских и уральских землях? Нормально устроились?

— Да, да, нэплохо. Ваши помощники выдали им мотоблоки, инструмэнты, даже жильё, поэтому вопрос с бунтом был отложен. Работают. С паршивой овцы хоть шэрсти клок, — Сталин пожал плечами и посмотрел на небо, — ох, кажется, дождь начинается.

Мы поспешили в дом. Вылез я на аэродоме МЗГА, лифтовая площадка здесь была огромной, тридцать на сорок метров, это подъёмная платформа для грузов. Чуть поодаль от нас заходил на посадку самолёт, к нам он подъехал уже затормозив и думаю, узнав Сталина, пилот натерпелся ужаса. Самолёт развернулся на дорожку в сотне метров. Сталин спросил:

— Аэропорт у вас хороший. Давно поставили?

— Три месяца как. Не то чтобы он был правда так хорош, но достаточно комфортный.

И, кстати, да. МЗГА имел главную полосу длинной в три километра, аэропорт на большой пассажиропоток, подземные автостоянки, и аэропорт... все удобства, как говорится — тут были магазины, рестораны, грузовой терминал, большой зал ожидания, Берси всё это сделал в стиле Хеви-Метал, то есть с использованием нарочито грубых и мощных металлических конструкций — труб, швеллеров, с заклёпками и болтами с гайками. Выглядело это изнутри очень индустриально и мощно, даря ощущение покоя. Тяжёлые стальные колонны с заклёпками, над входом висел старый самолётный винт от И-16, который приветствовал всех вновь прибывающих пассажиров. Было немного неудобно поначалу из-за тотальной проверки пассажиров на металлодетекторе, просвете багажа, проверке документов... безопасность — штука сложная.

Мы сели в машину, где Сталин уже открыто мне заявил:

— Товарищ Иванов, ви конечно сделали очэнь много, но нас интэресуют совсэм другие вэщи. Сэйчас, когда эвакуация крестьян из европейской части России идёт полным ходом, ми хотэли бы, чтобы вы поработали с ними и не позволили вспыхнуть бунту. Слишком сложно обустраивать на новом месте более чем пять миллионов чэловек. Всэго их около двадцати миллионов, но ми рэшили в пэрвую очэредь эвакуировать жэнщин и дэтей.

— Нерационально. Мужики же рабочие номер один, именно их нужно в первую очередь на новое место тащить, — буркнул я, — ладно, посмотрю, что тут можно сделать.

— Харашо. Ми нэ хотим бунта, а ещё лучше — если они начнут более-менее хорошо работать и дадут стране зерно. Но как минимум — чтобы прокормили армию, а там уже нэважно.

* * *

*

Приняв от Сталина задачу, я решил, что это неплохой способ показать свою эффективность. Если таковая вообще есть. И правда, крестьянское население жило на новом месте не в лучших условиях, несмотря на основные критерии, которые мы выполнили — тепло в домах есть, земля есть, инструмент для работы есть.

Сталин укатил, ну а я решил подробнее остановиться на эвакуированных жителях и поехал сразу к своему самолёту, чтобы лично проконтролировать происходящее. Нда, люди жили не в лучших условиях и, откровенно говоря, тут было ещё очень много всего, что мы должны были сделать. Деревни складывались по традиционному для русского народа дачной схеме, с личными хозяйствами, стоящим на них домом. Дома строились очень активно, когда мы пролетали над регионом, я мог воочию увидеть множество недостроенных и строящихся одноэтажных домов. Однако, в целом, ситуация оставалась очень непростой, большая часть населения жила в основном в бараках, построенных наспех.

На аэродроме меня уже ждал внедорожник, причём гусеничный. Смысл такого транспорта стал понятен сразу — дороги здесь были Только гравийные, и нередко их просто не было. Так что на м пришлось по гравию на гусеницах ехать в деревню, где я наконец-то смог самолично всё увидеть и обдумать. Увиденное было полезно для дальнейшей работы.

* * *

*

Беда прям. Да, крестьяне — люди крайне... тупые. Они гнали на нас так, как только можно, не помогало ничего! Дело пожалуй было в том, что крестьяне считали, что всё это им даёт государство, и что оно ДОЛЖНО это делать. У людей не может даже мысли возникнуть, что какой-то Иванов свои вещи им раздаёт. Крестьяне постоянно бурлили и были недовольны тем, сколько им дают, в особо запущенных случаях ещё и обвиняли Берси в том, что он наживается на том, что присваивает себе собственность. Особо тупые ещё и называли собственность народной. Поэтому я и решил пойти с козыря, а именно — на неделю прекратил все поставки. И что тут началось! Бунт, шум, гам, винили всех и во всём, НКВДшники уже грезили массовыми расстрелами, а я — сидел среди этого хаоса и старался не мешать им спускать пар. Тактика управляемого восстания — очень полезна, чтобы выявить самых гиперактивных, и позже их укантрапупить. Я пару раз прибегал к этой тактике и успешно проводил восстание, которое спускало многолетний пар из общества. На этот раз ситуация была похожа — оружие из зоны восстания изъяли, за три дня Берси привёз по железке эшелоны с травматическим и светошумовым оружием, подготовил площадку, стянул десять тысяч платформ в полицейском обмундировании. Очень... необычный вариант брони для Берси.

Сюда же баржа доставила три тысячи бронемашин, на которых разместились МП, пришлось отгрести из запасов немного провизии и начать восстание. Рано утром у крестьян отключили свет. После чего началась самая жаркая фаза — вырезание заразы...

Смысл ведь в чём? Люди, даже если знали, что получают по доброте душевной, были абсолютно неблагодарны нам. Они считали, что им Должны помогать, выделять, и так далее. Разбаловали мы их, вот они и слетели с нарезки, начав требовать дать им больше, лучше, каждый хотел получить мотоблок мощнее, чем у соседа. При этом крестьяне показали всю, абсолютно всю свою натуру, которую я и ранее очень ненавидел. Низкий уровень культуры, крайняя страсть к халяве. Нелюбовь к тем, у кого-то есть больше, чем у него. Крестьянский менталитет, тёмная его сторона...

И как бы коммунисты не старались пропиарить своё государство как рабочих и крестьян, на деле это было государство рабочих и учёных, а крестьяне — низшая каста советского общества. Колхозников никто не любил, считая их туповатыми. Да это так и было, грубо говоря.

Сейчас же я столкнулся с типичным крестьянским бунтом, бессмысленным и беспощадным. Люди начали громить административные здания, крича антисоветские лозунги, требовали выдать им больше, сначала просто требовали жильё, потом требования стали совсем фантастичны...

И... понеслась!

* * *

*

Подавление бунта прошло без сучка и задоринки. Ему дали выдохнуться, произошли массовые протесты, крестьяне с вилами, после чего после продолжительного двухнедельного бунта бунтовщики начали искать способы вернуться к нормальной жизни. В основном выступления сводились к отмене советской власти, но никакой внятной альтернативы они не предлагали, да и не могли предложить. Закончился бунт тихо, все разошлись по своим местам, жрать что-то надо, а поросята сами себя не покормят. В общем, пересрались все страшно. Когда бунт выдохся, всё вернулось на круги своя, осталась протестная масса, особо ретивые, у котоорых от осознания собственной важности крышка сдвинулась, такими занимался Берси. И больше их никто не видел. Жертв было немного, но бунт ввиду удалённости был локальным и не перекинулся на всю территорию.

А после этого я вытащил из каждого села по старосте, которые были органом местного самоуправления и привёл их всех в большое свежепостроенное здание. Здание, огромный ангар, было построено для обслуживания подвижного состава, а сейчас стояло пустым. Тысячи квадратов отапливаемой территории, поставили столы, принесли минералку, трибуну, парты как в школе, посадили всех старост бунтующих деревень и я начал разговор. Вышел к ним лично.

— Итак, граждане, позвольте спросить, отчего бунтуем? — сходу начал, — какие требования?

Молчали. Десятки мужиков сидели за столами и молча пырились на меня, поглядывая и друг на друга.

— Ну же, не стесняйтесь. Я вас не укушу. Говорите, чем народ недоволен.

Наконец, один встал из-за стола:

— Тем, что наше себе присваиваете! Вона сколько всего раздаёте, поди и себе в карман откладываете.

— А из чьего кармана раздаём? — спросил я, улыбнувшись, — из чьего?

— Так это... — он был сбит с толку, — государственного.

— Кто вам это сказал? Ну же, говорите. Кто сказал, что инструмент, материалы, энергия, имеют какое-то отношение к государству?

Крестьянин был сбит с толку. Зашептались. Я перехватил инициативу:

— Всё это — моё. Моё, мои рабочие добыли металлы, на моих заводах, моих станках, сделали, и вам отдали. Бесплатно, заметьте. Можно сказать, по доброте душевной помочь мужикам хотел, так нет, вместо спасибо — ещё и недовольны, что мало даю.

По-моему, у них был шок. Я продолжил бить ниже пояса:

— И это русские крестьяне. Известные своей добротой и христианскими нравами, вместо благодарности за то, что я уговорил Сталина дать вам земли, снабдил мотоблоками, инструментом, скот дал, опять же, за свои деньги купленный в Америке, такое вот спасибо. Не понимаю я вас, честно говоря. Мало того, что вам бесплатно выдали землю, так ещё и всяческими инструментами снабдили. Прожить можно сыто, пусть и небогато. Живите и радуйтесь... так нет, нашлись злые языки, кому лишь бы оклеветать. И вот уже я из того, кто отдаёт вам своё, превратился в злодея, отбирающего у вас что-то... если кому-то чего-то не хватает — так и скажите. Каждому выдали одинаковое довольствие, одинаковую технику, одинаковый скот, всем поровну. Если кого забыли — говорите. Кому что не хватает?

Опять молчат. Ягнята прям, мочи нет с ними пытаться разговаривать. Но надо. Я продолжил:

— Значит так, слухайте сюда, это всё — моё. И землю вам дали по моей просьбе, и если кто-то недоволен тем, что я ему мало дал — пусть сдаёт имущество и возвращается в прежнюю хату. Других желающих — вагоны едут, будут рады. Здесь вас никто не держит.

* * *

Что такое мощь? Ладно, хер с ней с артиллерией. Я её передал в РККА, для них и подогнал. Танки — это моща! Танки — это любовь всей жизни у меня и многих других. Боевые бронированные машины, быстро ездящие по земле и уничтожающие противника и себе подобных. Танк — это серьёзно! Но в моём случае всё было куда серьёзней. Я решил создать танковую бригаду, специально для себя и выполнения особо важных задач. Да и просто, веселья ради. И начал работу.

Танк, который у меня получился, поражал воображение. Это был огромный, в четыре метра высотой и шестнадцать метров длинной, белый танк, с мощной 203-мм пушкой и огромной башней. Он превосходил Т-34 настолько же, насколько тридцатьчетвёрка превосходила французский рено ФТ-17. Закономерное развитие концепции — гусеницы шириной в метр двадцать, автомат заряжания, мощная броня. Концепция немецкого мауса, воплощённая в металла в форме классического танка. С реактором, правда. И при этом он был не просто огромен, он обладал мощным вооружением, толстенной бронёй — лоб доходил до 300 миллиметров, при этом использованные материалы делали толщину брони равной метру.

Этот мастадонт передвигался за счёт реактора и четырёх электромоторов суммарной мощностью в шестьдесят тысяч лошадиных сил. Весил он тысячу четыреста сорок тонн. Чтобы давление на грунт не превышало таковое у обычного танка, использовали широченные гусеницы, больше метра шириной. Мастадонт легко разгонялся и благодаря сверхпрочным материалам в подвеске и гусеницах прекрасно мог преодолевать большие расстояния.

Это был танк — апофеоз концепции сверхтяжёлого танка. Прочнейшая броня, мощнейшая пушка, ну и дополнительное вооружение, куда же без него. С пушкой была спарена 57-мм автоматическая пушка, в корме и бортах было по трёхлинейному пулемёту, на крыше стояла пушка калибра 30мм и стреляла в зенит, уничтожая атакующие самолёты и танки. Это уже не то, что мог бы пережить вражеский самолёт. Точность стрельбы при этом превосходная.

Гигант, прозванный Бегемотом, выехал из ворот моего завода гордо, в сопровождении мелочи. На его фоне обычные тяжёлые танки МТ4А2, похожие на закрытый бронёй Алтай, казались крошечными. Хотя и их характеристики были выше всяких похвал — без внешней навесной брони они были бронированы даже лучше немецких тигров. Их стомиллиметровое орудие стреляло невероятно точно, снайперски точно. Скоростью тоже не обделены.

Танковый взвод состоял из одного Бегемота, двух МТ4А2, если понадобится — с внешней навесной бронёй, например, перед танковым сражением, одной ЗСУ-57-2 и двух ЗСУ-23-4, одной инженерной машины ИМР и четырёх гусеничных транспортёров, мотолыг, по двадцать тонн боекомплекта в каждой, пяти грузовиков с запчастями и инструментами для ремонта машин в полевых условиях, провизией.

Танковый взвод Бегемотов — самая большая ударная сила, которую я мог задействовать без вреда для истории этого мира. Это восемь бегемотов в сопровождении четырёх ЗСУ-23-4 и десяти мотолыг. Это было уже очень серьёзно, такой громила был слишком велик чтобы просто убивать танки гитлеровцев. А вот чтобы посеять панику — самый раз. Основным всё-таки был А2, танк с тяжёлой судьбой и превосходными техническими данными. Он снабжался тысячесильным газотурбинным движком и обладал наиболее сбалансированными характеристиками из всех машин, с которыми мы имели дело. Второй был вторым после бегемота. Забавно.

Персонально для СССР, а вернее, для защиты Москвы, я клепал танчики, но это были уже Т-34-Т — тяжёлая, более мощная модификация, с пушкой калибра 85мм, почти вдвое более толстой бронёй и соответствующе мощной подвеской, трансмиссией...

Ну и наконец, самое последнее — это БМП. Боевая машина пехоты, гусеничная, сделанная на базе танкового шасси. На базе Т-34, если быть совсем точным. Двигатель убрали вперёд, в корме и центре сделали десантное отделение, два ряда сидений спинка-к-спинке, амбразуры для ведения огня наружу, и конечно же — люки для покидания машины. Две двери сзади, раскрывающаяся крыша, как на БМП, практически идеально позволяли быстро выбраться из машины. Особенно если её подобьют. Броня тоньше, чем на тридцатьчетвёрке, но всё равно неуязвима для ручного оружия — крупнокалиберных пулемётов, винтовок, прочей хрени, в том числе и осколков. Возвышалась над БМП только одна маленькая и очень узкая башенка, назначение которой никто понять не мог — пулемёта в ней не было. В ней была аппаратура наблюдения, установленная так, чтобы командир мог почти по пояс выглянуть за плоскость брони и наблюдать окружающую обстановку через большое броневое стекло. Единственным оружием транспортёра был крупнокалиберный пулемёт, которым мог управлять стрелок, он же командир машины. Единственный член экипажа помимо мехвода.

Бегемот вышел из цеха и началось формирование танковой группы. Я вынужден был отвлечься от мелких проблем и заняться непосредственно танковым отрядом, один хрен, до войны осталось так мало времени, что я уже ничего не успеваю... Но и тут я не успел — через два дня, пока я занимался вооружением и бронированием танков, фрицы напали. Для меня это было... удивительно. Был ещё не июнь сорок первого, но, судя по всему, бунт внутри страны послужил спуском для нападения — огромная армия вермахта на границе с СССР вторглась в четыре утра. РККА просрали нападение и к полудню немцы уже отбомбились по аэродромам в зоне соприкосновения с противником — большинство советской авиации было уничтожено на земле. Я понял, что дальше тянуть нельзя.

Сталин молчал, руководство молчало. Я же работал на грузовой станции... Тут, в окрестностях станции, стоял формирующийся танковый отряд — дюжина бегемотов, четыре тяжёлых танка... пришлось сделать финт ушами и вместо тяжёлых танков вытащить из рукава туз — танки А1, которые были прообразом, так сказать, и по меркам времени — напичканы новейшими, секретными технологиями по самую маковку. Берси занял места экипажа, танковая колонна готовилась к бою. Уже в шесть вечера у нас, на Урале, началась беготня и к девяти я закончил помогать с железками. Мы заправляли технику, Бегемоты вообще были реакторными, поэтому не нуждались в заправке, они взяли на буксир лёгкие танки. Весенняя распутица закончилась, лето грозило быть засушливым.

* * *

*

Ночную мглу прорезали мощные фары-прожекторы тяжёлых танков "Бегемот". Огромные машины, несмотря на электроход, двигались с непередаваемым звуком — лязг гусениц и шум электромоторов, жужжание трансмиссии, словно несколько электровозов вместе... Бегемоты сдвинулись с места, за ними по освещённой дороге на буксире шли не менее удивительные для этого времени машины. Угловатые, с большими просторными башнями, тяжёлой бронёй... А1 и А2, дюжина "мотолыг", все машины двигались постоянно, по дороге, проложенной вдоль железнодорожной магистрали Москва-Ижевск-Ё-Челябинск.

Движение на этом шоссе было устойчивым, тут постоянно ходили грузовики, возили людей и грузы. Автобусное сообщение — тоже не редкость, но на этот раз по бетонным плитам дороги ехала могущественная танковая колонна. Бегемоты заняли сразу две из четырёх полос. Через полчаса нас обогнали. Обогнал состав — железная дорога. Эшелон был гинантским — на платформах стояли танки А2 и А1, закрытые брезентом, грузовики, зенитные самоходки... Весь танковый отряд. Бегемотов в бой пускать решено было первыми, поскольку их наличие только деморализует и направит Гитлера по ложному пути гигантомании.

Поезд шёл и шёл мимо нас, я же сидел в кресле командира экипажа мастадонта. Всего здесь внутри было четыре места экипажа — мехвод, командир, два стрелка, один главного калибра, другой — второстепенного. Обе пушки главного калибра — 203 и 57 миллиметров, управлялись основным стрелком-радистом.

* * *

Война застала гражданскую авиацию советского союза и конкретно авиацию авиаклуба МЗГА во время интенсивного роста количества самолётов. На стоянках, в ангарах, подземных эллингах, стояло множество самых разных самолётов, сотни военно-транспортных антош и Илюш, но особняком среди них выделялось авиакрыло, полностью укомплектованное тяжёлыми дальними бомбардировщиками. Это были уникальные машины, совершенно не похожие на самолёты советского союза. Они были созданы в последние несколько дней, пока только две машины, которые обкатывали на земле. Сделаны они были на основе грузового самолёта Антей. Но он очень сильно отличался от привычных даже в двадцать первом веке форм. Двигали самолёт восемь моторов, с тандемными винтами, по два четырёхлопастных винта на мотор. Крылья были прямые, и на треть длиннее, чем у Антея, это обеспечивало небесному гиганту огромную полезную нагрузку — он мог поднять за раз сто пятьдесят тонн бомб, не считая прочей нагрузки, вроде держателей и устройств сброса. Самолёт мог летать очень-очень высоко, на высоте, недосягаемой для ПВО и истребителей противника — до восемнадцати-двадцати километров. Но лучше всего себя чувствовал на десяти-двенадцати километрах.

А вот дальше начиналась фантастика. Установленные на самолёте двигатели-репульсоры позволяли ему поднимать гораздо больший вес, чем обычный самолёт. Правда, при отказе репульсоров пришлось бы сбросить большую часть этого веса, но... сам факт. Самолёт без особого труда поднимал триста тонн бомб, мог бы и четыреста, но... это уже слишком для фюзеляжа.

Грузовой вариант самолёта заменял один сразу пять Антеев, правда, в отличие от них, работал на реакторе. Взлёт гиганта не требовал особо длинной полосы, потому что репульсоры позволяли оторвать его от земли раньше, чем он наберёт нужную скорость. Вертикально, правда, он мог взлететь только с грузом до ста тонн. При этом он разворачивал свои крылья вверх, винтами помогая репульсорам поднять себя наверх. Тяга у восьми двухвинтовых двигателей была огромна.

Гиганты стояли на МЗГА и когда Иванов прилетел, первым делом он заметил это творение сумрачного гения Берси. И приказал, ещё до посадки, готовить оба к вылету и загрузить пятисоткилограммовыми бомбами под завязку. А это больше пятисот бомб! Берси начал выполнять задачу. Первый самолёт загружался исключительно полутонными бомбами, обычными ОФ, второй же, по решению шефа, загружали исключительно особыми бомбами, которые мог сбрасывать только этот самолёт. Обычно бомбы класса М сбрасывались из военных транспортников, но тут была особая ситуация. Самолёт имел крепления под крыльями для двух бомб М-класса, и ещё пять мог взять в фюзеляж. Сама по себе М-бомба это огромная дура в двадцать тонн весом. Начинка её состояла из смеси множества сжиженных газов, дающих превосходный объёмный взрыв. Двадцать тонн смеси — это очень немало. Но главное, как она была распределена — М-бомба разделялась на четыре сегмента, который разлетались в стороны, выпуская за собой шлейф из газов, увеличивая тем самым область поражения в разы. Благодаря редкому газу, полученному с помощью детонита, от обычных они отличались устойчивой, быстрой вспышкой, которая сжигала всё. Надёжнее, чем простой ОДАБ. Как известно, объёмные взрывы крайне мощны, хотя не имеют осколочного действия, против одиночной цели надёжней не найти.

* * *

*

Самая первая боевая операция готовилась быстро и вылет был эпичен. Весь аэродром МЗГА с четырьмя полосами на целый час остановил гражданские рейсы и начались взлёты. Все наличные бомбардировщики, которые мы держали у себя, поднимались в воздух. Крылатая армада — два "Громилы", и следом за ним — двадцать шесть бомбардировщиков-двадцатитонников, Ту-85. И следом за ними, за нами, взлетели истребители. Это были классические истребители, по типу Мустангов, вооружённые двумя 37-мм пушками. Скорость у нас была приличная, громилы сразу начали карабкаться наверх, а я — сидел в кабине первого громилы, смотря сверху на бомбардировочную эскадру. Как и раньше, я не собирался информировать других о том, как и что я делаю. Но повеселиться хотелось — тем более, что до вступления в бой Бегемотов ещё довольно долго. Мы летели. Шум моторов успокаивал, облака остались далеко внизу, впереди было только синее небо. Я сверху наблюдал за показаниями РЛС и думал. Думал, что и где бомбить, конкретной цели у меня не было. По крайней мере, сейчас. Берси видел всё с небес, со спутников, поэтому выдал пару привлекательных целей для бомбёжки. Но больше было простых гитлеровских позиций — огромная армия, движущаяся по советской территории с некоторыми осложнениями в виде взорванных мостов и испорченной железной дороги, продвигалась в сторону Минска.

Мы с Берси вовсю обсуждали планы по строительству самолётов-спидеров, сверхтяжёлых машин со спидерным основанием, как у вертолёта Левиафан и самолётными крыльями. Берси объяснял свою идею:

— Видишь ли, шеф, один хрен мы свои технологии не передадим. А так мы гарантируем, что самолёт не попадёт в руки врага.

— То есть напичкать его ещё более секретными технологиями, чтобы враг не сбил?

— Верно. Поэтому я создал этого громилу, и планирую создать ещё более крупный бомбер. На основе транспортного самолёта.

— Но его по прежнему можно сбить.

— Это не так то просто. У самолёта мощное оборонительное вооружение, плюс высотность. Главный же фактор — это возможность нести до пятисот тонн бомб. Я хочу довести показатель бомбовой нагрузки до тысячи тонн, как у бомбер-спидера "Грач", и увеличить его ещё. Обшивку сделать кое-где бронированной из сверхпрочных материалов.

Я только пожал плечами и мысленно обдумал, как такое может летать. Конецепция сверхтяжёлого бомбера была популярна в тридцатых, но сороковые разбили её в пух и прах — с увеличением размера увеличивается и сложность конструкции, если сравнить реальную эффективность и затраты — то соотношение в сторону армады обычных бомберов, чем на несколько супертяжеловесов. Правда, тут можно сделать ставку на репульсоры и реактор, которые позволят супертяжу летать и работать. А с этой точки зрения супертяжеловес приоритетней, поскольку сейчас мы тащим триста тонн бомб. Обычных бомберов нужен десяток, а такая армада загружает инфраструктуру. Ситуация как с пассажиропотоком — чем больше на борт берём, тем выгоднее летать.

Советская дальняя авиация работала с первых же часов войны, но удары наносились хаотично по немецким позициям, это скорее забавный казус, чем реально эффективная работа дальних бомберов. Нужно было принимать решение и работать. Для начала — увеличить бомбовую нагрузку до тысячи тонн, создав более широкий и мощный бомбер. За образец можно взять транспортный самолёт. Восемь моторов? Да, есть два способа преобразовать электроэнергию в движение — электрореактивный, основывающийся на воздействии электрическим полем на входящий поток воздуха, который создаёт мощную реактивную струю за счёт резкого увеличения вошедшего воздуха — это так называемый двигатель старка, или электрореактивный воздушно-молекулярный двигатель. Второй путь — воздушный винт. Оба способа неплохи по своему и имеют свои слабости. Например, воздушный винт обладает ограниченным сроком службы и при повреждении может разлететься из-за огромных нагрузок. При этом он создаёт меньшую тягу, чем двигатель старка. Но ДС будем использовать много позже. Не сейчас, не сегодня. Сегодня — воздушные винты. Мне и нужно то по сути, только вперёд движение, а поднять бомбер в воздух могут и обычные репульсорные платформы, четыре основных, четыре резервных.

Если так подумать, то супербомбер может запороть всю программу авиастроения у западных стран, доказав свою эффективность. Просто они попытаются создать его. И потерпят неудачу, неудачу за неудачей, пока наконец не поймут, что это бесперспективно. Так же, как и супертанк. Поэтому идея была взята на вооружение и я принялся работать, прямо в кабине супербомбера, вернее, его первого прототипа...

Получалось что-то совсем уж неприличное. Ну серьёзно, чтобы уместить больше бомб, его нужно сделать больше, объёмистей. Ну ладно, возьмём антей и слегка располним его внизу, добавим ему ширины фюзеляжа, высоты. Крылья сделаем более плечистыми, плавно переходящими в фюзеляж, что ещё больше увеличит внутреннее пространство и позволит вывести все жизненно-важные системы в это пространство, между обшивкой и набором. Получается? Получается какая-то неведамая штукенция, очень похожая на ПАК ДА, она же ТУ-170. Нормально такое делать? Наверное. Вместо восьми винтов тогда остаётся поставить только электрореактивный двигатель и две широкие мощные турбины впереди, чтобы накачивали воздух по-максимуму. Только смоделировав внешний вид я ужаснулся. На его фоне даже антоновская "Мечта" выглядела младшим братиком. Приземистый дылда, раскинувший крылья изменяемой стреловидности на сто сорок метров в стороны.

Нет, это тупик. Или нет? Ладно, подумаем логически. Чем меньше поймут фрицы — тем лучше. Если добавить двигатели старка — то получится мощный самолёт, два двигателя со струёй, к слову, не горячей, но истекающей со сверхзвуковой скоростью, широким потоком, расположим выходные сопла как у Туполевского "Лебедя", получится, что монстр выпускает из основания крыльев узкую реаактивную струю.

Внутри его необъятной туши скрывался основной бомбовый отсек — сто метров в длинну, пятнадцать в ширину, размах крыльев — сто шестьдесят восемь метров. Летающий гигант отличался тем, что мог летать даже в разреженных слоях атмосферы, с любой скоростью, вплоть до нулевой, то есть зависания над целью, что гарантировало удобный сброс бомб. Бомб по расчёту должно быть тысяча двести тонн — это нагрузка, скажем, сорока Б-52.

Особенностью можно назвать низкую радиолокационную заметность. И самое главное — скорость. Самолёт мог легко достичь гиперзвукового барьера — три маха. И поддерживать эту скорость сколь угодно долго, на большой высоте, где воздух менее плотный, турбины по прежнему засасывали атмосферные газы в двигатель, самолёт не так сильно нагревался от полёта. У земли скорость ниже — иначе обшивка будет гореть. Но всё равно больше двух мах. Туповатый нос самолёта служил для лучшего запрессовывания воздушного потока в двигатели и позволял развить достаточную тягу даже на одном двигателе. Всего их два.

Но это уже совершенно не местные технологии. Вот такой монстр мне и был нужен, а вооружение... помимо тысячи тонн бомб это, пожалуй, десяток различных пушек в консолях крыла, хвосте, на носу, для отстреливания от врагов. Ну и парочка ракет воздух-поверхность. Главное, чтобы этот самолёт мог везти в своём необъятном чреве особые грузы. Изначально я создавая его проект, вспоминал концепцию летающего крана — самолёт поднимается на шасси над грузом, а дальше груз входит внутрь с помощью лебёдок, подвешиваясь в люке. И его можно сбрасывать — это могут быть как классические блоки с бомбами, так и ракетный револьвер, так и нечто более необычное. Например, несколько танков, или фюзеляж самолёта, или что-то длинное. Турбины. Баллистические ракеты. Крылатые ракеты с воздушным стартом, большой мощности. Космические ракеты. Старт на высоте в тридцать-сорок километров существенно сэкономит топливо. Ну или те же операции по гуманитарному снабжению — вместо бомб вполне реально подвесить десантируемые контейнеры с грузом.

Берси получив от меня первичный чертёж, тут же приступил к созданию основных узлов. Сборка гиганта затянется и придётся производить её в заполярье, где нет лишних глаз. И уже потом перегонять на МЗГА. Хотя бы парочку гигантов в арсенал — это заставит фашистов просраться и станет их ночным кошмаром. Но пока что мы летели на запад на не менее новаторском самолёте, несущем три сотни тонн бомб. И запад приближался, мы уже прошли границу РСФСР и летели над просторами белорусской земли. Где-то там внизу бушует война и фашисты осаждают Минск, укреплённый так, как это только было возможно. Сталин выгреб все резервы, делая из городов неприступные крепости. Минск — одна из сильнейших крепостей, вокруг города ДОТы и окопы, противотанковые ежи, огромное количество артиллерии. Первое огромное сражение будет за этот город, или уже началось? Началось. Фашисты бомбят город в условиях превосходства в воздухе, артиллерия ПВО, снабжённая новейшими стомиллиметровыми скорострельными пушками и собранная в большие батареи, стреляет постоянно. Мы поднялись ещё на несколько километров и прошли над городом. Он величественно проплыл под нами. И показались фашисты. Они были на западе от города, основные силы — в десяти-сорока километрах, обстреливали город из артиллерии. Сверху их было хорошо видно, я приказал снизиться и уложить весь груз ковром, прямо по позициям ПВО. В основном это устаревшие немецкие пушки...

Снижаться не пришлось — бомбы были исключительно самонаводящимися, но что важнее, они распределялись в полёте по горизонтали и падали одновременно, усиливая разрушительную мощь. Первая тридцатитонная кассета — шестьдесят бомб, опустошилась. Отсек открылся и убрались стопоры, бомбы вывалились вниз, самолёт замедлился до ста километров в час, чтобы прицелиться было легче. Бомбы падали отвесно и вот, наконец, достигли цели. Шестьдесят полутонных бомб — это очень серьёзно. На довольно приличной площади прогремели взрывы. Фашисты уже закапывались в землю и готовились к налёту, но нашей целью были не люди, а зенитки. Батареи взлетели на воздух и Берси направил все имеющиеся ТУ-85 на позиции нацистов.

Началась потеха — бомбардировщики летели клином и появившись над головами врага, сбросили свой груз — обычные не самонаводящиеся бомбы калибра всего сто килограмм. Опасным было только прямое попадание, но учитывая, что на позиции врага обрушился настоящий град из относительно небольших бомб, прямых попаданий было много. На это и расчёт. Прямое попадание высоко бризантной маленькой бомбы разрушительнее близкого попадание большой. В первом случае взрывная волна наиболее мощная и повреждает технику намного эффективнее. Каждый Туполев тащил пятнадцать тонн бомб — это сто пятьдесят штук. И Туполевых было двадцать шесть, они огненными линиями прошлись по позициям врага, охватив его широкой гребёнкой ковровых бомбардировок и резко разворачиваясь, уходили обратно. А мы — кружили наверху. Когда отбомбились все, пришла пора для точечного поражения. Второй блок ухнул свой боезапас — шестьдесят неуправляемых бомб летели плотной кучей прямо к немецкому штабу, в полёте они слегка разошлись в стороны из-за ветра на большой высоте и упали уже плотным пятном, разрушив крупный командный пункт. Прямое попадание такого количества бомб разнесло КП в клочья. Остальные блоки бомб мы сбрасывали последовательно на большой обоз, который фрицы везли с собой. Начали рваться снаряды, взрывались бензовозы, машины разбрасывало взрывами. Наконец, пять отсеков открылись одновременно и выбросили триста пятьдесят бомб сплошным потоком, бомбы в полёте нехило разбросало в стороны и они легли так же нестройной кучей, в разные места, почти рандомно. Второй бомбер нёс десять М-бомб. ОДАБы, которые призваны выкорчевать с корнем крупные соединения, чтобы никто не спрятался в окопах. Начался их сброс. Управляемые бомбы М-20 начали падать. Сначала только две, яркие огненные вспышки внизу подтвердили попадание. В радиусе ста метров от М-20 выжигалось всё. Мгновенный перепад температур и собственные запасы кислорода позволяли бомбе создавать вспышку пламени достаточную, чтобы человека мгновенно обугливало. Ещё одна бомба — в бывший командный пункт. Ещё одна — в колонну войск, стоящую на дороге чуть поодаль. С такой высоты не было нужды занимать точную позицию, рули бомбы позволяли почти на несколько километров её отклонять. Взрывы были чудовищно-мощными, но главное — они зажигали то, что ещё не горело — топливо, порох, взрывали снаряды, запасённые немцами и мгновенно, навсегда выводили из строя технику. Танки, драпающие с позиции, одним взрывом разбросало как детские игрушки. Огневая смесь проникла во все щели в двигатель, ствол, кабину мехвода и резким перепадом давления и температуры танк разрывало в клочья, одна сторона оказывалась оплавлена, а сила взрыва отбрасывала многотонную машину на десятки метров, заставляя кувыркаться по земле, башня вылетала из шасси ещё в начале этого действа. Наконец, последнюю бомбы уложили не куда-нибудь, а по железнодорожной станции, где немецкие войска перегружали свои военные силы на советские железнодорожные вагоны. Или сделанные по их образу и подобию — колея то разная. Взрыв одной единственной бомбы разнёс железнодорожную станцию и заставил гореть всё, что могло гореть, поезд, стоящий на погрузке, отбросило от путей на некоторое расстояние и он свалился набок, вместе с паровозом.

Мелкие старые дощатые постройки смело так быстро, словно их и не было. Вот это была сила. Сильнее только детонит-кассетные боеприпасы и термояд. Но до детонит-кассетных мы ещё дойдём, когда будет готов супертяжеловес, первый же рейс нужно укомплектовать детонит-кассетными. Шутка ли — бомба пятьсот килограмм, триста кассет с мощностью взрыва по двадцать килограмм тротила. Такое сносит всё сущее лучше ковровой бомбардировки... а если сразу вывалить тысячу тонн детонит-кассетных боеприпасов и одним плотным ковром накрыть врага на большой площади... что ж, это уже уровень почти ядерного оружия. Нужно будет наведаться в Берлин и разнести Рейхстаг... или нет, не нужно. Надо же нашим бойцам где-то расписаться на память?

* * *

Строительство самолётов-гигантов не откладывали в дальний ящик, о, нет, этой теме Иванов и его миньоны посвятили всё свободное время. В первую очередь потому, что этот бомбардировщик с той же лёгкостью мог выполнять роль обычного транспортника — гигантская грузовая кабина, почти в сто метров длинной и пятнадцать шириной, позволяла взять на борт огромные объёмы грузов. Танки Т-34 — триста семьдесят пять штук при полной нагрузке. Столько бы просто не вместилось! Но факт есть факт, Иванов посчитал расход средств и сил на самолёто-вылеты специального лётного отряда своих Антеев — один самолёт-гигант мог перевезти груз двадцати Антеев, при этом не кушал топлива, и при его спорости под 3м мог заменить вообще всю имеющуюся транспортную авиацию МЗГА. По мощности грузоперевозок, конечно.

Проекту был дан абсолютный приоритет, так что уже через три дня тысячи рабочих, тысячи станков и сам иванов изготовили первый образец. Первый, стал просто огромным шоком для местного населения — белая туша, толстая, слишком толстая, с мощным фюзеляжем, плавно переходящим в крылья... Самолёт выглядел очень грузно. Двухкилевое V-образное оперение, длинные и широкие механизированные крылья с изменяемой стреловидностью... В центре самолёта, вопреки всем канонам, находился гигантский грузовой отсек. И размеры отсека поражали воображение, а для тех, кто знал техническую сторону вопроса — поражали вдвойне, потому что для того, чтобы самолёт таких размеров не развалился в воздухе под собственной массой, пришлось пойти на самые крайние меры и использовать самые редкие и дорогие наноматериалы, создавая их в экспресс-режиме. Нос самолёта был тупым, как у космического челнока или подводной лодки, за ним находилась узкая полоска кабины пилотов. Она казалась такой крошечной! За носом — две ноздри воздухозаборников и компрессоры, нагнетающие воздух в мощные двигатели, и наконец, двигатели... Они находились в основании крыла и никак не выделялись, были спрятаны утолщении, выход воздуха с околозвуковой скоростью струи, под большим давлением, происходил из форсунок, почти половина всего крыла с задней кромки была усеяна выходными камерами. Сама по себе мощь потока была относительно небольшой, но в общем числе выход был очень широким, тогда как у классических РД — это одно единственное сопло. За форсунками стояла ещё камера смешения, в которой воздух из форсунок приобретал однородное давление, чтобы отказ одной-двух не сказался на общей тяге, там же поток рассекался так, чтобы выйти не создавая сильного шума.

Но это было не видно. Видно было — огромный фюзеляж, высотой в двадцать с небольшим метров. Высота пятиэтажного дома!

Полоса МЗГА была единственной, с которой такие монстры могли взлетать, если конечно не учитывать вертикальный взлёт и посадку. Самолёт-монстр вышел на испытания и легко оторвался от земли уже через сотню метров пробега. Двигатели издавали громкий шум, не похожий на звук реактивного двигателя, монотонный и стабильный звук гудения, словно звук воздуха, пропускаемого через трубу, усиленный в десятки раз.

Иванов был счастлив и уже подсчитывал барыши от использования Этого самолёта. После облёта, не найдя никаких отклонений от моделирования, машину решено было испытать в боевой обстановке — гигант так же легко сел на полосу МЗГА и начался процесс его снаряжения.

Бомбы-десятитонки были уложены в бомбовый контейнер — по пять штук, в два ряда. Такие кассеты подцепляли лебёдками, которые были установлены на потолке грузового отсека и поднимали, закрепляя с помощью быстрого крепления. Корректируемые бомбы для уничтожения особо важных целей — не жалели. Девятитонки, не считая тонны оболочки и устройств наведения, были изготовлены специально для МЗГА и его бомберов, ну и конечно, по заказу спецотряда бомбардировщиков, которые Сталин редко использовал. Но держал в кармане и на счету, как особый инструмент для решения задач. Спецотряд принимал участие во всех операциях и бомбил немцев нещадно, ежедневно совершая вылеты и уничтожая противника. Один самолёт уже потеряли — хорошо, что Берси заметил и пока немцы ползли к сбитому самолёту и пытались его оттащить к себе, долбанул по нему мощным ОДАБом, превратив и самолёт, и немцев, в обугленные останки.

Иванов с гордостью наблюдал за тем, как контейнеры, в которых было по сто тонн бомб, загружались в самолёт и возвращались обратно уже порожняком. Дюжина таких контейнеров и всё, вопрос закрыт.

Конечно, с стратегической точки зрения правильнее было бы нанести бомбовый удар по наступающему врагу, но Иванов хотел разозлить вермахт. Заставить его ошибаться и броситься вперёд, не думая о снабжении, спровоцировать. Тем более, что РККА уже в форсированных темпах оснащались первоклассным оружием — танки Т-26 уже полностью ушли с вооружения И-16 сохранились только в авиаклубах как пилотажный самолёт, место винтовки мосина всё чаще занимали ППШ и пулемёты ДП-27. Промышленность перевооружала армию, перевооружала активно, споро. Единственное оружие, которое Иванов не давал, а разработали сами — это крупнокалиберная снайперская винтовка. Иванов был удивлён, увидев этот шедевр тульского зодчества — винтовка с виду обычная, только под 12.7, скрывала прекрасную оптику на подобие прицела ПСО, только с бОльшим увеличением. Очень похожа на АСВК, при этом с дальностью стрельбы до полутора километров.

Другой неожиданностью стало распространение снайперских самозарядных винтовок. Что и неудивительно — ведь развитие снайперско-партизанской войны требовало огромного количества профессионально подготовленных групп, изматывающих врага. И это были снайперы, на занятой врагом территории союза действовало больше пяти тысяч таких групп. Снайперы и диверсанты, заблаговременно подготовленные. МЗГА регулярно скидывало им с самолётов провизию и патроны, а так же предметы первой необходимости для нормального выживания. Иногда те запрашивали помощь в бомбёжке, наводя бомбардировщики на крупные скопления противника...

Снайперы не наносили существенного урона вермахту, совсем нет. Но они не давали тем расслабиться и держали в постоянном нервном напряжении. В отдельных случаях уничтожение самолётов и артиллерии ПВО — позволяло отбомбиться почти без сопротивления с земли.

Но на этот раз ситуация была иная. Иванов сам сел в кабину своего гиганта, по имени Илья Муромец-2, и он же решил совершить удар, который заставит немцев просраться. И броситься на Москву, растягивая и без того растянутые пути сообщения.

А между тем, благодаря действию диверсантов и отсутствию местного населения, все коммуникации вермахта просто таки были под прицелом диверсантов. Берси уже начал грузить в Антеи коробки с минами, управляемыми и неуправляемыми, которые должны будут перебить немецкие коммуникации. Уже приготовил новые бронебойно-зажигательные патроны под крупнокалиберные снайперские винтовки, уже собрал гору маскировочных средств для устройства засад на караваны фашистов...

Гигант оторвался от полосы несколько более тяжело, и начал медленно набирать скорость, поворачивая на запад. Путь иванова лежал на Берлин.

На высоте тридцати трёх километров над городом, бесшумный, хоть и гигантский, бомбер, остался практически незамечен противником. Его бомболюки открылись, выпуская смерть и разрушения, и первая группа десятитонных бомб устремилась вниз. Их бризантное вещество — ТГА, прекрасно подходило для разрушения прямым попаданием, и падали бомбы на Берлинский кафедральный собор. Да, здание было очень красивым, можно сказать, прекрасным, но не вписалось в нацистский образ. Откуда христианские ценности у тварей, что убивают и жгут людях в печах? Правильно, быть их не может и бомбер, вместе с его хозяином, оказали церкви услугу, избавив её от необходимости стоять в таком омерзительном месте. Бомбы упали на собор практически одновременно, легко пробили крышу и взорвались уже внутри. Взрыв огромной силы мгновенно разнёс церковь, которая взорвалась так, словно была забита доверху взрывчаткой — на месте попадания бомб остался лишь щебень — огромное количество осколков разлетелось и окропило большой квартал каменной крошкой. Убитые и раненые?

Второй удар предназначался цейхгаузу — огромному музею, в котором выставлялось величайшее множество ценных и очень ценных экспонатов. Бомбы на этот раз были с зажигательной добавкой, дабы взрыв дополнился пожаром. Люки снова открылись и бомбы одна за другой, со свистом ветра, полетели вниз, вставая на боевой взвод и ожидая взрыва. Слегка покачивались их рули, распределяя бомбы так, чтобы здание музея накрыло полностью, аккуратно. Именно здесь когда-то могло бы быть покушение на Гитлера.

Первая бомба упала в геометрическом центре здания, легко проломив крышу и перекрытие верхнего этажа — только тогда, на втором этаже, она взорвалась. Взрыв десяти тонн ТГА — это невероятно серьёзно. Взрывная волна, сметая всё на своём пути, включая стены и потолок, превратила здание в руины, встретилась с другой взрывной волной и они, разошлись дальше, нанося ужасающие повреждения. Здание, построенное в восемнадцатом веке, не выдержало даже одной бомбы, уложенной в слабые места — здание рухнуло, остальные бомбы только добили рушащийся цейхгауз и в буквальном смысле заставили его взлететь на воздух, превратив стены в мелкую каменную и кирпичную крошку.

Важным местом для НАСДАП была Опера. Место главного дирижёра некогда занимал член этой партии, поэтому участь оперы была предрешена. Старое здание взяло на себя всего три бомбы, первая, пробив крышу, взорвалась в оперном зале прямо во время постановки, две другие — в важных местах конструкции, уничтожив здание полностью. Оно развалилось как карточный домик. Отброшенные взрывом колонны из колоннады покатились по бульвару Унтер-Ден-Линден и давили машины и пешеходов, безбожно портя облик прекрасной немецкой столицы, тихой и мирной, которую не касается война...

* * *

*

Ах море-море... синее море. Не было во мне морского романтика. Небесного — может быть, космического — определённо, но море — меня не привлекало и не увлекало. Правда, на данный момент морской флот — это крупнейшая и ценнейшая ударная сила, а подводный флот — лучший способ подгадить врагу, уничтожив его транспортные корабли. Доставка грузов по морю намного дешевле и эффективнее сухопутных маршрутов, именно поэтому основной грузопоток идёт в первую очередь по морю. Германия вложилась в подводный флот, помня опыт первой мировой войны, и этот флот условно оправдывал возложенные на него надежды. Крупные надводные корабли эту надежду не оправдывали, а вот подводники — эффективно били американские, английские и японские коммуникации, превращая жизнь извечных врагов немцев а ад.

На море между британцами и немцами были тяжёлые отношения, которые, как правило, выливались в проблемы международного характера — потопление судов, в том числе и нейтральных, трудно доказать. Ну врезалась торпеда, кто её выпустил? Никто не скажет.

Атлантика стала опасным местом, впрочем, немцы действовали практически везде, где были их враги. Самые совершенные на данный момент подводные лодки, вплотную подошедшие к проблеме размещения баллистических ракет!

Мало кто вообще понимает, насколько деятельность подводного флота важна, большинство людей живут романтикой, им просто трудно представить, что какой-то чёрный цилиндр, прячущийся под водой — страшнее любого красивого, утыканного пушками и ракетами, надводного корабля. Хотя бы потому, что капитан любого судна в военное время вряд ли с уверенностью может сказать, не находится ли он прямо сейчас на прицеле подводной лодки.

Морские асассины оказываются, как правило, на порядок эффективнее увешанных бронёй и оружием рыцарей.

Подводный террор, развёрнутый немцами, был огромен, и я собирался их поддержать в благородном деле поднасрать американцам — мне нужны были подводные лодки. Вот только не просто абы какие подводные лодки. Если я сам всё буду успешно делать — какой тогда в этом смысл? Нет, мне нужны настоящие монстры, на которых могли бы воевать советские моряки. Единственное допущение, которое я готов сделать — это использование реактора в качестве силовой установки. Ну и размер.

Всё равно, как ни старайся, получится привычная лодка уровня двадцать первого века. Или даже второй половины двадцатого. Но факт есть факт — Берси начал работу над этим проектом в заполярье. Людей из-за корсики не хватало на всё, пришлось изгаляться и лично лететь на завод, чтобы увидеть, как море промышленных роботов и платформ Берси, обрабатывают огромные секции подводной лодки. За основу проекта взяли проект Акула, он же Тайфун, он же просто огромный носитель баллистических ракет. Я был вынужден вникать во все тонкости и детали умственной работы Берси, который и был главным конструктором. Для начала — на лодке было установлено всего шесть ракет, противокорабельных. В носовой части установили шесть торпедных аппаратов — чтобы сразу не мелочиться, взяли калибр 650мм, который позволял реально вдарить по врагу так, чтобы он уже не опомнился. А шесть торпедных аппаратов позволяли существенно расширить возможности по крейсерской деятельности, автономной, конечно же.

Особенностью подводной лодки по сравнению со всеми привычными нам была очень хорошая обитаемость и огромные запасы для автономного плавания. США в этой войне конечно оказывали определённую пользу... но себе и своим союзникам. Думаю, самым лучшим выходом был бы разгром США от японцев, с последующим разгромом японцес советскими войсками.

Судя по тому, в каком состоянии противоборствующие армии германии и СССР.... В сорок первом моей истории германия не только не ослабла, но и набрала силы благодаря пленным и трофеям, а советская армия была деморализована и ослаблена многочисленными котлами, ошибками командования и потерями. Сейчас ситуация иная — советская армия по прежнему многочисленна, Сталин использовал время для качественного улучшения войск, так что находятся они в той же ситуации, что и в оригинальной истории. На тех же позициях, но вермахту противостоит не наспех собранная линия обороны, а тщательно и долго готовящаяся, и не армия колхозников с трёхлинейками, а армия весьма неплохо обученных солдат, которые провели не один месяц в интенсивных тренировках и огневой подготовке. Их даже обстреливали, чтобы пуль не боялись. Артиллерии было заготовлено столько, что.... Вермахт отдыхает, вокруг москвы просто непреодолимый артиллерийский барьер. Значительно лучше развита штурмовая, фронтовая и истребительная авиация — ишаки ушли в прошлое ещё до начала войны, что уж говорить про более старые образцы...

* * *

*

Вообще-то немцы переняли тактику применения парашютистов у советского союза. Тот случай, когда наши изобрели, но сами не поняли, что придумали, а умные люди поняли, что увидели и сделали себе, но правильно.

Конечно, у немецких десантников было много недостатков, но их возможность внезапно вступить в бой в любой точке — изрядно нервировала советское руководство. И поэтому немецким десантникам решили противопоставить десант советский. Вот только сразу не заладилось. Товарищ сталин начал выяснять у нас, у меня в том числе, о том, как организованы и как работают немецкие ВДВ. Получалось совсем всё кисло для нас — они представляли серьёзную угрозу, и главное — их было много. Тогда как советские ВДВ — крайне малочисленны и вообще, непонятно кому подчиняются, де-юре парашютисты то есть, но по факту... Ни одной внятной десантной операции за войну проведено не было. Сталин, вызвав в тот же день военных, начал разнос. И требование — в кратчайшие сроки...

Дальше я просто не слушал. Понятное дело, что десант — это не просто пехота, тут в кратчайшие сроки можно только обосраться. Но своё мнение я придержал до конца совещания — большинство возражений по существу товарищу сталину высказали военачальники. Я выступил только в самом конце получасового спора-совещания.

— Нет, товарищи, так вы каши не сварите. Сами посмотрите на проблемы. ВДВ как рода войск не существует, пехоту авиацией доставить можно — десантниками они от этого не станут. Потому что толку с маленькой группы пехоты в тылу врага, к примеру? Облажаются только, тут нужны проверенные, прекрасно обученные и прекрасно оснащённые солдаты, тактически грамотные. Не горлопаны, восполняющие незнание матчасти партийным задором, а настоящие крепкие ребята, готовые на практике делать дело десанта.

— Всё упирается в средства доставки, — попытался было возразить один из командиров, я даже его не знал.

— Это вы ищете причину свалить на других проблемы. Средства доставки есть, и очень неплохие. Немцам до таких ещё очень далеко, но у них есть настоящие десантные войска, прошедшие подготовку, оснащённые специальным оружием для максимальной живучести подразделения. А создать ВДВ в кратчайшие сроки мы не можем, потому что подготовить десантника — сложнее, чем солдата. Тут и парашютная подготовка, и тактическая, и нужен неплохой отбор, физическая и психологическая стойкость... которой могут похвастаться немногие.

Сталин выслушал молча моё замечание и только потом спросил:

— Какой срок вы считаете приемлемым?

— При условии максимального благоприятствования — минимум три-четыре месяца. Да и то, придётся грести в десант людей из пехоты, особенно крепких и смекалистых. Солдат, командиров, это получается, мы несколько дивизий приведём в небоеспособное состояние, чтобы собрать из лучших кадров одну воздушно-десантную.

— Хорошо, — сталин махнул рукой, — приводите в небоеспособность, лишь бы были десантники. Транспорт — с вас, товарищ Иванов. Встал вопрос — использовать опыт немцев по использованию десантных планеров, или десантировать из самолёта?

— Реально больших самолётов у нас немного и в зоне действия ПВО они не работают. Это слишком рисковано. Пехоту мы можем высаживать с средних транспортов типа А-12, по сорок десантников с машины. Что до техники... Авиадесантируемые варианты есть, по пятнадцать-двадцать тонн с самолёта. Пока что для подобного применения готовы только машины БА-64, из бронированных. На них даже крупнокалиберный пулемёт не поставить — слишком тяжёлый. Из снаряжения — тоже есть что предложить — дополнительно сбрасываемые нагрудники СН-41, которые недавно поступили в войска московского укрепрайона. Оружие — ручные пулемёты РП-41 и вводимые в обиход автоматы. И те, и другие, уже есть и в достаточном количестве, для применения в ВДВ мы их слегка облегчим, на пару сотен граммов, сделаем складные приклады, но не будем ничего менять.

— Понимаю, хорошо придумано, — сталин говорил почти без акцента и медленно, что выдавало изрядную долю задумчивости и концентрации, — но техника солдатам нужна. Поймите, десантные дивизии у нас есть, но они приспособлены под уже устаревшие самолёты и парашютные системы. Поэтому в первую очередь речь идёт про десантирование более тяжёлой техники.

Я только развёл руками:

— Транспортная мощность одного Антея сравнима с тремя дивизиями ЛИ-2. Место ЛИ-2 в нашей авиации занимает Ан-2, он же кукурузник, но обладает лучшими посадочными характеристиками, — заметил я, — поэтому тут в принципе разница слишком большая. Необходимо заново пересчитывать тактику применения воздушного десанта. И я ему отвожу роль мобильной ударной силы, способной захватывать и удерживать объекты до прибытия основных сил. Основные силы ВДВ — должны обладать предельной огневой мощью и живучестью. Поэтому, собственно, придётся отбирать самых сильных, крепких мужиков.

— С ними у нас проблем нет, — согласно ответил Сталин, — и у вас не будет. Так в чём проблема техники? Нет подходящей?

— И это тоже. Техника будет, но солдат она не заменяет ни в малейшей мере. Главное в десанте — десантники, железки разработать и сделать — это ерунда, железо не подведёт. В отличие от человека, обычно непредсказуемого. А в такой сложной миссии — непредсказуемого особенно.

Вот так было решено — воздушно-десантным войскам быть. Как отдельному роду войск, а не какой-то пехоте. Все разошлись кроме меня и Василия Афанасьевича. Тут уже берси мне подсказал, что передо мной "Дядя Вася". Сталин посмотрел на нас, после чего улыбнулся:

— Ну, вы двое друг друга стоите. Так что, товарищи, отправляйтесь на МЗГА и занимайтесь подготовкой. В контрнаступлении нам понадобятся воздушные десанты, причём крайне массовые — до десяти тысяч солдат с техникой, вот на это количество и ориентируйтесь. Подход у вас разный, поэтому договаривайтесь сами. Нам нужен результат!

Глазунов ответил чётко и по-военному:

— Будет, товарищ Сталин. Десант не подведёт.

— Надэюсь, — Сталин потушил трубку, перевернув её в пепельницу, — свободны!

* * *

*

Итак, кто же мне достался в напарники? Вернее, в союзники, потому что командующим ВДВ Сталин назначит Глазунова — об этом он уже сам сказал во время совещания. Но вот транспортную авиацию — обеспечиваю я. В кремле нас ждал кортеж из военных внедорожников типа "Т-99". Слегка переработанный российский Т-98. Десантник прежде чем влезть, осмотрел внедорожник — тэшка немного отличалась от всех ныне производящихся машин. Толстая броня, комфортный, просторный салон и большие бронированные окна. Дефицит, кстати. Сели мы, Василий тут же, чётко и по военному спросил:

— Ну и что это было? Ты ж на себя набрал столько обязательств, что... а, дело твоё.

— Не впервой, — пожимаю плечами, — давай лучше думать, как нам на-гора десять тысяч солдат привлечь?

— Ну, десять тысяч штыков у меня есть, — Василий вытянул ноги и расслабился в глубоком, уютном кресле внедорожника, который мягко и быстро мчался по улицам ночной Москвы, освещая путь впереди мощными фарами, — что за оружие ты им собираешься дать?

Выглядел он заинтересованным. По виду — так мужик чисто военный, прямой как палка и честный. Я припомнил пушки и ответил ему:

— По моей концепции ВДВ должны быть лучшими, сильнейшими, самыми стойкими войсками. Наиболее живучими и сильными в атаке и обороне. Отсюда следует, что их нужно экипировать по особому. Неавтоматическое оружие — только снайперские винтовки, всё остальное — ручные пулемёты, пистолеты-пулемёты, гранатомёты. Стальные нагрудники — пусть не очень, но от большинства осколков и прочей ерунды спасёт. Сталин требовал технику — будет техника. Самоходки и бронетранспортёры подготовить к сбросу можно. Грузовики тоже, так что проблем с перемещениями не должно возникнуть.

Слушал это Василий Афанасьевич с умным видом, а потом хохотнул:

— Ну ты и жук. Ну ладно, сделаешь, людей я обеспечу. Где их подготавливать собираешься? Мест то немного...

* * *

Подготовка десантников сильно отличалась от всего, к чему были привычны люди, выбранные для этой роли. Близ моего завода был построен военный городок. Шесть десятков зданий и сотни сооружений, которые смонтировал Берси. Работа велась круглосуточно и благодаря развитой промышленности и многочисленной тяжёлой технике — сделана была быстро. Построили аэротрубу, тренажёры для десантников, имитатор парашютного сброса, наконец, по моей иницативе, установили спуск на балке, самый длинный и большой в мире. Пришлось очень сильно постараться, чтобы его соорудить. В основе конструкции была стальная мачта высотой в пятьсот метров — балку установили поодаль от МЗГА, чтобы она не появлялась в посадочной зоне авиации. И ещё девять балок поменьше. Всё это начинало напоминать парк аттракционов. С высокой балки был проложен стальной швеллер, изогнутый так, чтобы имитировать сброс на парашюте. Десантник цеплялся к рельсу специальным устройством и катился вниз на тележке, при этом разгонялся до трёхсот-четырёхсот километров в час. Остальные балки с вилочным проходом были поддерживающими, чтобы длинный рельс не деформировался под своим весом — около земли, на высоте тридцати метров, рельс резко изгибался, уходя в сторону и десантник, изрядно болтанувшись в сторону, приземлялся уже на приемлемой скорости. Тележку для имитатора сделали управляемой.

Тем временем начали строительство второго спуска. На этот раз вместо тележки и рельса натянули трос, который шёл почти три километра над территорией учебного лагеря и крепился к многотонному бетонному блоку в зоне посадки.

Куда проще был имитатор сброса техники — сложная конструкция из толстых стальных швеллеров, высотой всего в тридцать метров и имитирующая наклонное падение на разной скорости. Этот имитатор установили в сторонке от остальных тренажёров. Мы с Берси постарались на славу — было потрачено немало сил и вот, уже на третий день я пригласил Василия Афанасьевича в тренировочный лагерь. Приехал он на чёрном ЗИСе и самолично удивляясь и цыкая зубом, забрался в тренажёры, опробовав добрую половину из всех установленных наземных. Высокую мачту на горизонте он видел, но к ней, где я его ждал, подошёл последней. Протянул руку:

— Постарались на славу. Что, уже управились?

— Да, есть хорошие рабочие, да и разработано это было заранее, — пожал крепкую руку Василия Афанасьевича, — зацените. Самый сложный тренажёр, почти над всем лагерем проходит.

— И что это такое? — он кивнул на огромную башню, около которой мы стояли. Башня была тонкая, всего десять на десять метров, сделанная из стальных труб, у основания — полых.

Я объяснил:

— Это главный наземный тренажёр. Имитатор десантирования. Наверху установлена копия десантной кабины Ан-2, поехали, покажу.

— Ну поехали, — он зашёл в лифт следом за мной. Лифт был спецефический — подъёмная платформа, огороженная лишь трубчатой арматурой. Так что Василий Афанасьевич рассмеялся, пока ехали:

— Слабые могут уже здесь обосраться.

— И правда.

Ехали мы на высоте в сотню метров, ветер бил в лицо, под ногами — пропасть. Василий Афанасьевич, насколько я знал, не раз прыгал, так что не боялся высоты. Я тоже. Мы доехали наверх, там был установлен фюзеляж АН-2. Василий спросил:

— И почему именно этот самолёт?

— Это следующий этап, перед настоящим прыжком. АН-2 — это настолько успешный самолёт, что будет летать ещё десятки лет. Зуб даю.

— И почему же? Вроде обычный...

— Невероятно прост и надёжен. Предельно прост и дёшев в обслуживании, поэтому заменить его не удастся ещё очень долго. В ВДВ — он выполняет роль самолёта для парашютной подготовки.

— Хорошо, поверю на слово, — Василий осмотрелся, когда ограждение лифтовой кабины отъехало в сторону и мы оказались внутри фюзеляжа, — а тут неплохо. О как, даже стопор есть...

И правда, дверь кабины была закрыта двумя балками с знаком "кирпич". Я пояснил:

— Открываются по команде из кабины. В данном случае — после нажатия вот этой кнопки, но только после того, как мы подцепимся. Хотите прокатиться?

Он посмотрел на меня пристально.

— Уверен?

— Да. Это самый большой и крутой в мире аттракцион, — я подвёл вручную тележку, взял укладку парашюта и предложил её Василию Афанасьевичу.

— Ну тогда одевай. Только ты следующий!

Надел на него парашютную сбрую. Это было не так то просто, парашютный комплект скопирован мною с современного и, несмотря на всё, крайне удачно сделан. Восемь ремней — на бёдрах, талии, плечах, два подерживающих вдоль тела от набедренного через плечи... Сбруя крепилась к тележке четырьмя обычными кронштейнами. Я пояснил:

— Вообще-то можно спускаться и на одном тросе, но тогда будет болтанка, поэтому сделал четыре. Внутри тележки установлены аварийные стопоры и регуляторы скорости, позволяющие имитировать порывы ветра, болтанку, разную скорость самолёта на сбросе...

— Это как?

— Сейчас, заведём двигатель, — после того, как я подцепил Василия Афанасьевича к тележке, завёл мотор. Мотор был установлен в трёх метрах от люка и давал мощный поток ветра. Наконец, последнее приготовление — дал товарищу генералу очки, плотно одевающиеся на голову. Он одел их и спросил:

— Скоро уже? А то чувствую себя дураком.

— Нет, уже всё. Ну что ж... — я бахнул рукой по крайной кнопке, — Поехали!

Стопоры открылись и тележка медленно поехала по фюзеляжу, разгоняясь, перед выходом она остановилась и резко вышла наружу. Я только слышал отборный мат.

Что ж, повторить все процедуры с собой сложности не было, так что ещё перед тем, как василий доехал, я полетел следом. И правда, это очень хороший аттракцион — сначала резкий удар ветра, а потом скорость, скорость, скорость. Земля казалось приближалась очень быстро, но скорость на спуске была до трёхсот километров в час и болтало очень сильно. Где-то на половине скорость нормализовалась на сотне и я пролетел через "игольное ушко" вилки поддерживающего механизма.

Желудок прилип к лёгким, сердце ушло в пятки, перегрузки до трёх G, немного, честно говоря. Снизившись до сотни метров, рельс пошёл прямо. Под ногами пролетал весь учебный центр с его многочисленными тренажёрами и полосами препятствий. Наконец, у самой земли, тележка затормозила и стальные тросы внутри тележки освободились, наклонно опустив меня на землю на скорости в двадцать километров в час, тележка остановилась, а я завалился на землю. Ох, как же это было круто! Всякие диснейленды с американскими горками отдыхают — там хотя бы есть твёрдые тележки, а тут — руками даже вцепиться не во что, кроме собственной одежды.

Василий стоял и курил рядом. Я отправил обе тележки со сбруей обратно, они с жужжанием поехали медленно назад.

— Ну как?

— И правда, крутая горка, — ответил он, — будь у нас такая раньше, не пришлось бы летать вообще!

— Это не самый весёлый тренажёр, Василий Афанасьевич. Есть аэротруба, вот где десантникам будет полезно побывать!

— Это ещё что за зверь?

Через двадцать минут он уже с гаканьем и гиканьем летал по аэротрубе. Ещё бы — диаметр у неё пятьдесят метров, высота — шестьдесят, при этом внизу натянута защитная сетка. Летать на потоках ветра — это и правда круто, ощущения — непередаваемые. Незабываемые. Я даже переодеваться не стал, а вот Василию Афанасьевичу предложили специальный костюм, который он одел поверх одежды и радостно летал минут двадцать, прежде чем рыбкой не нырнул в сетку и полез на выход. Я приземлился следом. Он выбрался через люк в стене и привалился к стенке...

— Ох, это просто... — другими словами, нежели матом, такие эмоции не описать.

— Теперь верите, что мы подготовим нужных людей в срок?

— Ну, парашютная подготовка налажена просто восхитительно, — кивнул он, — будь у меня это всё...

— У вас есть это всё. Или вы думаете, я для себя это всё построил? — удивился я, — Всё для десанта, коим командуете вы. Я тут только техник и авиатор.

— Спасибо, — он протянул слегка потряхивающую от адреналина руку, улыбнулся, — очень и очень хорошая новость. Спасибо. Теперь заживём... Да мы теперь можем каждого пентюха через НПП провести, это просто чудесно... — выдохнул, — пойдём. Не могу сидеть.

Ну и правильно. Я пошёл следом за Василием, который был пока на адреналине и поэтому крайне радостный и позитивный. Он осмотрел всё это великолепие, после чего спросил:

— А что по поводу оружия? Тир есть?

— Есть, тир есть. Пойдём.

— Нет, потом... хотя... пошли, хочу посмотреть на оружие, которое вы можете дать.

В тире я уже вытащил из принесённых рабочими коробов ручные пулемёты РПД, пулемёт Василию Афанасьевичу сходу понравился своим ленточным питанием и небольшим весом. Он лично отстрелял целую ленту длинными очередями по движущимся мишеням. Мишени в тире были специфические — появлялись быстро, двигались... Дальность стрельбы тут приличная, а тир был в заглублении, обложенном бетонными стенами. Поэтому стрелять тут можно не опасаясь рикошетов.

Наконец, настрелялся Василий Афанасьевич. Особенно ему понравился пистолет-пулемёт с затвором наплывающим на ствол — ультра-короткий ПП. Самым интересным для товарища оказался пистолет-пулемёт "Шелест". Изготовлен он был с интегрированным глушителем и стрелял патронами СП, с дозвуковой пулей. Поначалу товарищ оказался очень и очень скептически настроен, но стоило дать очередь, которая по звуку практически бесшумной оказалась, он удивлённо вскинул брови:

— Это как?

— Глушитель, патроны с отсечкой пороховых газов, дозвуковая пуля с минимальным звуком полёта пули. Прицельная дальность всего четыреста метров, но эффективен на двухсот-трёхсот, не больше.

— Брамит, да?

— Не, брамит это совершенно иное. Он берёт обычную пулю и блокирует газы в глушителе, в этом ПП газы даже не попадают в ствол, они запираются в гильзе. Глушитель — убирает воздух, который движется пулей по стволу вперёд. Это самый тихий ПП в мире.

— Да, странная штука.

Товарищ ещё не осознаёт, насколько он важен.

— Это самое эффективное оружие для внезапного нападения. Хотя бы потому, что позволяет диверсанту или штурмовой группе атаковать врага так, чтобы не подняли тревогу.

— Вы так думаете?

— Товарищ, — я вздохнул грустно, — вы ведь знаете, в чём главная задача десантно-штурмовых войск? Внезапность. Внезапная атака на противника, представьте, что можно снять часовых и половину личного состава, прежде чем враг вообще поймёт, что на них нападают? Да это просто бесценно. Диверсантам и штурмовикам — особенно важно.

— Ну, не уверен, но пусть будет так. А глушитель для пулемёта у вас есть?

— Есть, но не на пулемёт, а на автомат. Вернее, автомат с интегрированным глушителем, под стандартные автоматные патроны. Дальность стрельбы у него больше, — я пошёл и вытащил со дна коробки названный автомат — основанный на конструкции G33, — но шумность всё-таки намного выше, чем у полностью бесшумного ПП. Это тоже хорошее оружие для внезапной атаки. И наконец, у нас разработаны бесшумные мины для 120-мм миномёта. Представляете, какой кошмар может быть для нацистов, если внезапно в их лагере начнут рваться мины и неизвестно, откуда они летят? Падают то они отвесно.

— Это только если с близкой дистанции стрелять.

Я только кивнул. Василий Афанасьевич повертел бесшумный автомат в руках и пострелял из него, дав очередь по мишеням. Звук был, хотя не такой сильный, даже близко не стоял с обычным звуком выстрела.

Я в это время доставал самую интересную винтовку. Она имела очень футуристический дизайн и была основана на винтовке СВ-98, с обвесом из оружейного пластика, большим оптическим прицелом. Василий Афанасьевич отложил в сторону винтовку.

— Слушай, я думаю, ты уже знаешь, как это всё применять? Иначе зачем тебе столько бесшумного оружия?

— Верно. Применение подобного оружия — это отдельная тактика. Думаю, вам понравится.

— Понравится? — Василий Афанасьевич удивился, — я просто не понимаю, зачем десанту тащить столько бесшумного, если он всё равно быстро вскроется.

Что ж... у меня было что ему ответить. Тактика применения бесшумного оружия предусматривала в первую очередь тактику атаки. Но было ещё кое-что...

— Я пришлю людей, которые обучат ваших ребят для применения бесшумного оружия. Василий Афанасьевич, я думаю, следует разделить десантные войска на несколько подвидов. Если вы конечно не против.

— Смысл? — С интересом спросил он, положив на стол карабин, — чем тебя не устраивают ныне существующие?

— Смысл в тактике ведения боя и экипировке. Для внезапной атаки в тылу противника на объект — нужны солдаты, оснащённые прежде всего — бесшумным оружием, высаживаемые в стороне и марш-броском подходящие к полю боя. Можете мне не верить, но атака без звуков выстрела намного эффективнее обычной, прежде всего потому, что противник не может ни определить на слух численность врага, ни направление, ни применяемое врагом оружие. Для удержания объекта нужны солдаты, экипированные максимально тяжёлым и огневым оружием — бронекирасы, баллистические щиты, ручные пулемёты с большой дальностью ведения огня, гранатомёты и противотанковые пушки. Туда же относим и сапёров с их техникой, которые помогут солдатам по-быстрому окопаться, построить временные укрепления, баррикады, траншеи, окопы, минные поля, обустроить пулемётные гнёзда в нужных местах.

— И?

— Предлагаю разделить подготовку и десантников на три профессии. Штурмовики — оснащённые бесшумным оружием, подготовленные для внезапных диверсионных атак, чтобы противник заметил их атаку как можно позже. Проникновение на объекты противника, в том числе, захват ценных кадров или наоборот, освобождение из плена. Основные боевые группы — самые такие, амбалы, стальная кираса, ручной пулемёт или автомат с большим запасом патронов, или тяжёлая снайперская винтовка с большой дальностью и убойностью. И сапёры с их техникой. Установка мин, обезвреживание или установка взрывчатки, помощь в быстром обустройстве позиций для отражения вражеской контратаки.

— Хм... — Василий Афанасьевич задумался, — идея конечно стоящая. Но вот с первым пунктом я не уверен, нужно ли выделять их в отдельный вид?

— Обязательно. Спецподготовка у них самая тяжёлая, поэтому придётся больше всего работать с первыми. Этим займутся компетентные товарищи. Есть у меня кое-кто на примете...

* * *

НПП — начальная парашютная подготовка. На ближайшую неделю это стало самым главным, чем занимался я и Глазунов — он гонял людей просто адски. И если уже прыгавшие десантники отнеслись к аттракционам как к развлечению, то для молодого пополнения это было очень необычно. Прежде всего — работали аттракционы круглосуточно, для ускоренной подготовки обучались в четыре смены, причём Берси выполнял роль инструктора, небезуспешно. И он занял половину должностей, вторую половину — люди Глазунова. Так называемую политинформацию полностью исключили, занимались в новосозданной военной части исключительно подготовкой десанта. Проще всего было вторым, а вот я — взялся поучать первых. И тут было много работы. Для них пришлось соорудить особую тренировочную зону, в которой десантники, набранные из НКВД, обучались. Тактика штурма объекта, тактика захвата субъекта, тактика освобождения заложника, всё было в работе.

Пришлось начать буквально с нуля — с обезвреживания часовых. А дальше пошёл ад. Я только наблюдал за тем, как берси гоняет бедных людей, которые тренировались делать всё это в ускоренном темпе. Да, я лично участвовал, потому что это ускорит подготовку, а нам нужен — результат. Берси уже предложил пичкать амбалов различными стероидами и прочими стимуляторами для набора мышечной массы и их усиления. Скрепя сердцем, я выдал разрешение, так что у Глазунова бойцы росли как на дрожжах, постоянно тренируясь. От них нужно было нести в руках тяжёлый пулемёт и на себе — тяжёлую броню, не меньше. Двадцать килограмм — кираса, плюс четырнадцать — пулемёт. Шутка ли?

Бойцы, которых готовил Берси и я — профессионалы совсем другого толка. Основным их оружием был малошумный автомат на базе G3, пистолет-пулемёт "Шелест", на основе пистолета-пулемёта "Кедр". Дело было в том, что в этом случае от длинны ствола не зависела скорость пули, более длинный ствол при запирании газе в гильзе — только снижал дальность и скорость пули. Поэтому пришлось взять за основу пистолет-пулемёт, от обычного Кедра его отличал только толстый глушитель вместо тоненького выпирающего ствола. Глушитель был регулятором давления и он заглушал звук хлопка, создаваемый воздухом, который из ствола выталкивала пуля.

Ну и наконец, малошумная снайперская винтовка на базе СВ-98, сделанная для снятия часовых и охранников, в общем, очень полезная для внезапной атаки. Большинство оружия имело коллиматорный прицел и ЛЦУ, что при их относительно небольшой дальности и нужде в мгновенном прицеливании — вполне актуально. Как показал опыт, после привыкания к лазеру, боец практически мгновенно наводит оружие на близкую, внезапно появившуюся цель.

Автомат на базе G3 стреляет не совсем бесшумно, но зато практически без потери убойной силы, он выдаёт характерные звуки выстрелов, но намного тише обычного оружия, что делает его удобным массовым оружием для штурмовиков. Именно с ним и тренировались в основном.

Глазунов же выполнял задачу сталина — обеспечить как можно больше бойцов, поэтому тренажёры гонял нещадно. А через три дня, когда подъехали его ребята — начал настоящую парашютную подготовку с новыми парашютами и экипировкой — заставил бойцов прыгать. Сначала прыгали с Ан-2, потом с А-12, потом подняли в воздух для этих целей тяжёлые Антеи. Десантировалось уже в четыре потока. Причём глазунов был вне себя от счастья из-за тяжёлых транспортников! За раз прыгало сто пятьдесят человек в полной экипировке, а это очень немало. Правда, если погибать — так тоже всем, но всё-таки, дальность, скорость, компенсировали весь негатив. Прыгали все, причём по десять-двадцать вылетов в день делали, не считая около шестидесяти вылетов более мелких самолётов. А-12, просто эталонный десантный грузовоз этой эпохи. Шестьдесят парашютистов, при весьма неплохих лётных качествах.

Наконец, дошли до самой сложной части сброса парашютистов — сброса с большой высоты. Снижаться возможность есть не всегда, поэтому бывает, нужно выбрасывать людей на большой высоте. От этого страдает точность приземления, разброс существенно больше, но для тихой доставки диверсионной группы — это основной вид прыжка. В качестве носителя в данном случае логичней было бы использовать высотный самолёт, например М55 или электролёт с нашими технологиями. Я уже подвесил Берси задачку — построить десять самолётов Ан124 с электрореактивными двигателями, по двести десантников в каждом. При его скорости на высоте тридцати километров можно было не опасаться врага и его попыток сбить самолёт. Да даже заметить его — уже задача не из лёгких, потому что на таком расстоянии невооружённым взглядом разглядеть нереально.

Однако, основным самолётом ВДВ стал А-12, который обладал всеми необходимыми качествами и был тщательно изучен нашими солдатами, и уже активно эксплуатировался в ГВФ. Плюс к тому же не было пока ещё техники, которая бы потребовала более крупного самолёта.

Встал вопрос о грузовике, тут вопрос в общем-то не стоял даже. БТР-40, с увеличенным ресурсом и мощностью двигателя. Дизельный движок на сто двадцать лошадей. Этот бронетранспортёр более чем удовлетворяет всем заадчам, стоящим перед десантом — прост, живуч, может тащить за собой миномёт и расчёт в кузове, перевозить военные грузы.

Легковой автомобиль? Нужен, вообще-то, нужно было что-то такое, чтобы его применение было оправдано. Я взял обычный Луаз-ТПК, трёхколёсную полноприводную модификацию. Это был конечно тот ещё автомобиль, но он достаточно надёжен, прост, и главное — плавает, так что в экстренной ситуации позволит форсировать реку. Плюс он лёгкий, чуть больше тонны, в одном А-12 можно было набить целых десять ТПК, поверх друг друга. Приземление столь простая конструкция переживала без особых проблем. Оснастили их простыми и неприхотливыми дизельными движками...

* * *

*

Задачу Сталина нужно было как-то выполнять. И задача была предельно прямая — десантировать боевую бронированную технику в тыл противника. Но тут есть одна сложность — вывозить то её нельзя. Поэтому и технологии должны быть такие, чтобы их не жалко было отдать врагу. Ныне формируемые войска предполагалось эвакуировать после выполнения задания с помощью вертолётов — транспортно-десантных вертолётов, способных прилететь на место и забрать солдат уже после подавления ПВО противника. Да, была ещё одна возможность и сложность — использование Наших вертолётов. Вертолёт "Белый Медведь" — лучшее, что произвела наша промышленность за последние несколько лет. Вертолёт тяжелобронирован — в качестве брони использовалась слойка из графена и монолитный фуллерен из осмия. Фуллереновый пласт — вещество странное, намного менее плотное, чем монолитный металл, но благодаря ячеистой структуре — практически равен по прочности первоначальному материалу. Довольно необычный материал, его ближайший родственник — пенопласт, тоже состоит из ячеек менее прочного материала, но ячеистая структура делает пенопласт намного прочнее, тогда как та же пена в неструктурированном виде — мягкая. Тут дело обстояло ещё лучше — атомарная симметрия просто идеальна, атом к атому, соединены они были плоскостями, так, что между ними образовывались строго выверенные наноскопические связи, максимальные для этого материала.

На вид это было как тёмная блестящая поверхность, на вес и плотность — как лёгкое дерево, вроде той же берёзы, прочность — как у стали.

Ещё одним характерным качеством этого материала было распределение ударной нагрузки — если в обычном металле нагрузки расходятся практически неструктурировано, то в фуллереновом нанометалле, благодаря жёсткой сцепке атомов, поглощение кинетической энергии намного эффективнее. Это можно проверить молотком — если вдарить по стали молотком, то многие межатомарные связи разрушатся и сталь сомнётся, фуллереновый материал при ударе слегка сомнётся, но в течении минут десяти после удара вмятина исчезнет сама. Прочность на разрыв у фуллеренового монолита больше...

Именно такими плитами была сделана броня у самолётов-гигантов — я хотел защитить свои технологии, поэтому самолёты обшиты плитами, эквивалентными двухсотмиллиметровой стальной брони. Мой личный истребитель и мой личный вертолёт "Медведь" были так же сделаны из утолщённых плит фуллеренов, обычные вертолёты такого материала не имели.

Белый медведь — это ещё один вертолёт абстерго, который имел обшивку полностью из Os60-c1-200. Осмий-фуллерен графен-двухсотслойный.

Вертолёт был спроектирован когда-то давным давно на основе МИ-24, для замены его в войсках. Идея совместить бронированный транспорт и вертолёт огневой поддержки — витала в воздухе, и поэтому мы заменили в своей армии вертолёты на аналог, добавили броню и маломощный реактор ХС. Получился угловатый вертолёт — из-за того, что фулерены проще соединять гранями, а обшивка его — монолитна и передаёт кинетическую энергию удара на весь фюзеляж. Двухместная кабина, под ней — турель с пушкой калибра 30мм, десантный отсек на восемь человек, из-за реактора и оборотистого двигателя пришлось установить четыре тяжёлые, широкие лопасти, дающие отличную отдачу по весу и позволяющие двадцатитонной машине взмывать в воздух как пушинке. Два электромотора — на всякий случай, блоки жидкостного охлаждения моторов разнесены по бортам. Прямо под носом передней кабины — горизонтальный "бочонок" с мощным прожектором на сто киловатт и разведывательной аппаратурой.

Штурмовое оружие вертушки — пулемёт-пушка под кабиной пилотов — либо пушка тридцатимиллиметровая, либо пулемёт-миниган, трёхлинейный. Дело в том, что роль ганшипа в нашей армии занимала Валькирия — относительно небольшой, но тяжеловооружённый конвертоплан. Валькирия уже имела репульсорную платформу — так как слишком уязвимый несущий винт был опасен. Конечно, Белый Медведь имел лопасти из прочнейшего фулеренового материала, которые от осколков и пуль сминались, а попадание даже крупнокалиберных пуль оставляло вмятины и царапины. Последние не могли существенно изменить ситуацию — хоть целый час из пулемёта пали по винтам, хоть бы хрен. Но вот при увеличении нагрузки, нагрузка на лопасти увеличивалась, повреждения становились критичными...

Так что сделали, как я сказал — тот же Белый Медведь, только в него внесли изменения. Во-первых — он физически чуть больше, длиннее, толще, кабина вмещает уже не два ряда кресел, а четыре — два ряда по центру спина-к-спине, да по бокам. Боковая дверь только с одной стороны, со второй — установлен пулемёт в шаровой установке, позволяющий машине прикрывать высадку десанта — левым бортом к противнику, из правого выходят солдаты. К полозьям приделали устройства для подцепления груза на внешнюю подвеску, плюс в верхней части фюзеляжа была мощная лебёдка, так что вертолёт мог поднимать до пятнадцати тонн на внешней подвеске.

И наконец, установили люк для вертикального покидания машины десантниками — как раз в том месте, где был раньше выход троса, в передней части десантного отсека. Можно было свесить трос и поднимать на нём в десантное отделение людей, по одному, либо цепью, если те пристегнутся к тросу в соответствующем порядке. Это позволяет забирать и высаживать вообще где угодно.

Собственно, на этом и строилась вся идея эвакуации людей и техники — чтобы мы могли вылететь на Медведях и, насрав на ПВО противника — высота полёта у малыша до сорока пяти километров — движок оборотистый, кислорода не требует, лопасти широкие и с большим запасом тяги. Перелетаем в нужное место, садимся вертикально в зоне, где ПВО подавлено. Или доставляем десант прямо через линию ПВО, правда, я не уверен, что прямое попадание из пушки ПВО пойдёт броне на пользу... И тем не менее!

Почему я вспомнил про вертолёты? Так ВДВ — это в первую очередь вертолётный десант, а парашютный способ — вторичен. По крайней мере, в нашем времени. Но тут ситуация иная. При разработке техники я был вынужден ограничить нас возможностью по эвакуации техники вместе с людьми — оставлять немцам особо ценные образцы уж очень не хотелось. Пятнадцать тонн. Гнать Левиафан туда — ну очень не хочется, он может отбросить человека потоком создаваемого ветра на десятки метров. Его приземление — вырывает деревья с корнем, а если гружёный полностью — то вековые деревья. Репульсорные платформы лишь слегка помогают Лёве взлетать и садиться, стабилизируют...

Под брюхо наших вертолётов хотел подвесить бомбу — передумал. Расширил боезапас втрое — с двухсот до шестисот 30-мм снарядов. И главное — установил по бокам пилоны, как у МИ-24, и под ними подвесил ПТУРы и ракеты воздух-воздух. Последние имели средний радиус, по три ракеты на каждый пилон, при должном применении вертолёт сможет подавить своими управляемыми ракетами любое ПВО противника с недосягаемого для него расстояния — батареи ПВО на земле, истребители ПВО — в небе. И конечно же, пушку никто не отменял. Её на большинстве вертолётов решили заменить на скорострельный миниган — прежде всего потому, что у скорострельного больше вероятность поражения цели. Против техники нормально работали и ракеты, а под кабину установили шестистволку с темпом огня в шесть тысяч в минуту. Ну и большим боезапасом, конечно же, укладываемом в бункер между кабиной пилотов и десантным отсеком.

Я провозился с постройкой Белого Медведя последнюю неделю, но результат того стоил. Мы получили возможность использовать на поле боя машины БМД-1. Что характерно, машины имели крюки для подвески их под полозьями вертолёта — после втягивания машина поднималась и почти жёстко крепилась к вертолёту, не раскачиваясь, это улучшало стабильность полёта. Летел вертолёт благодаря хвостовому толкающему винту, поэтому ему не нужно было сильно наклоняться вперёд. БМД-1.

Эта машина была великолепна. Когда я пригласил василия Афанасьевича обкатать, он прилетел так быстро, что я удивился — быстрее своего десанта, едва из сапогов не выпрыгивал. Я, значит, сижу себе на полигоне и пристреливаю пушку БМДшки, и тут прилетает, весь в мыле, едва не притопывает сапогами.

— Эй, Иванов, вылазь! — постучал по броне.

— Да здесь я, здесь, — открыл люк мехвода, — чё стучишь, Василь Афанасьич.

— Эта машина?

— Она самая, — киваю, — зацени!

— Уже заценил. Ох, порадовал ты старика... показывай, что у тебя там!

Я недолго думая, вылез и начал рассказывать ТТХ:

— Боевая Машина Десанта, она же БМД, экипаж — два человека, в десантном отсеке умещается четыре человека, либо три тонны груза. Оснащена гладкоствольной пушкой калибра 85мм, тремя пулемётами типа ДТ, либо двумя пулемётами ДШК, крупнокалиберными. Запас хода — пятьсот километров, боекомплект — сорок выстрелов пушки, четыре тысячи патронов к пулемётам, либо две тысячи к крупнокалиберным. Так, мощность двигателя — триста лошадиных сил, проходимость сравнима с танками, скорость по пересечённой местности — сорок километров в час, на плаву — восемь-десять километров в час. Броня выдерживает попадания из противотанковых ружей и крупнокалиберных пулемётов, но не больше — внутренние противоосколочные экраны могут защитить личный состав от поражения осколками брони. Пушка позволяет бороться со всеми типами вражеских танков и самолётов — она имеет большой угол возвышения, так что при необходимости БМП может открыть зенитный огонь...

— Дай сам почитаю, — он взял у меня из рук инструкцию, но тут же захлопнул, — ты лучше скажи, этот твой лёгкий танк по одному самолёты перевозят?

— А-12 — по одному, А-22 — по четыре, А-122 — по шесть.

— Отлично. Просто замечательно!

Я заинтересовался такой энергичностью:

— А что это вы, Василий Афанасьевич, так довольны?

— Нам Сталин дал приказ, хочет проверить моих ребят в деле. Поэтому каждая машина сейчас — дополнительный шанс выжить!

— Хорошо, проверим и мы, — я согласно кивнул, — у меня есть ещё много чего интересного... Но потом.

Я припомнил вертолёты. Они ведь по наступательной мощи тоже очень даже ничего, и если после уничтожения ПВО поддержат десант огнём — это будет замечательно. Решено, я полечу с десантом и обеспечу ему успех. Естественно, полетят и вертолёты БелыйМедведь, но вылетев вместе с остальными, они будут кружить на тридцатикилометровой высоте и ждать окончания операции.

— Что штурмуем?

— Ну, чтобы не обосраться с самолётами — цель выбрали подальше, аравийский полуостров. Наша задача — захватить нефтепромыслы...

Я рассмеялся. Вряд ли Василий Афанасьевич знает, сколько я эти сраные пески аравии перепахал своими снарядами, так что...

— Чё ржёшь? — он ткнул меня в плечо, — дело крайне важное, нефть!

— Да так, просто этот ТВД мне знаком. Даже больше, чем вы можете себе представить. Не, тут придётся по-другому к делу подходить. Там свои особенности, песок быстро стачивает гусеницы, жара днём и холод ночью, борьба идёт за линии коммуникации и островки жизни в пустыне, за города. Это классическая война крепостей, тут без меня никак не получится.

И правда. Нужно построить огромный подземный нефтепровод из аравии в Сибирь и на урал. Лучше всего нефтехранилища делаются при помощи плазменного щита, в качестве огромных полостей в земле — геофронтов. Придётся много-много поработать, чтобы выкачать арабскую нефть. И тут без наших насосов и реакторов ну никак не обойдётся.

— Ясен пень, — он хмыкнул, — давай, готовься. У нас есть только десять тысяч бойцов.

— Тогда нам даже не понадобится крупный десант. По крайней мере, пока что — нужны только тяжёлые транспортники, чтобы перебросить войска.

— Как знаешь. Тяжёлые транспорты — это уже к тебе вопрос.

И правда, ко мне. Я спешно дал Берси команду переделать наших гигантов в грузовозы — благо, такая возможность есть. В самолёт умещалось двадцать танков, придётся и танки отдельные сделать, пустынные. Тут уже обычными тридцатьчетвёрками не обойтись. Да и кондиционеры, опять же.... Опять придётся притормозить темпы строительства на Корсике — а мы начали столько проектов, что остров превращается медленно в курортный и военно-транспортный рай. Хотя... Тут есть и плюс — корсика ближе.

Я задумался.

— Не, ошибся товарищ Сталин. Главное — перекрыть немцам доступ к африке и африканской нефти. В первую очередь — в Ливии, придётся повоевать, причём воевать всерьёз. А Аравия — уже потом. В пятистах километрах от берега Ливии есть остров Сардиния, ныне принадлежит лично мне. Я его захватил силами десанта, сейчас там гигантские стройки, строится огромный транспортный узел...

— Сталин мне про это говорил. Про корсику и Сардинию, думаешь, мы будем летать через весь мир за каждой мелочью? Твои аэродромы — основная база снабжения.

— Тогда и про Ливию должен был что-то решить... Там же немцы, гребут нефть...

— Нефтедобыча там есть, но относительно скромная, плюс нам достаточно пока только застопорить немецкие танкеры, это уже обещал сделать флот. Кстати, сталин говорил что-то про подводные лодки...

— Я думаю, он меня скоро вызовет и сам расскажет.

На ловца и зверь бежит. Через шесть часов после того, как поставил задачу Василию Афанасьевичу, сталин вызвал меня в штаб. Нет, он не сидел круглосуточно в кремле, хотя там была его главная рабочая резиденция. Сталин вызвал меня в генштаб, я вошёл по своему рабочему пропуску. Штаб несколько раз переносился, в результате всех переездов он укрепился в подземном бункере под Воробьёвыми Горами, на глубине трёхсот метров, укрытый многими слоями бетона. Вход и въезд в штаб был хорошо замаскирован под автомобильный тоннель. К слову, тоннель был, крупная развязка двух больших дорог. Но чуть повернув налево, можно было въехать в большие стальные гермодвери толщиной почти в метр. Под ними — большой автомобильный спуск, проложенный явно моим плазменным щитом, причём без моего ведома, и проехав ещё четыре километра вниз, мы оказывались в подземном бункере генштаба. Судя по уклону и четырём заворотам, этот бункер находился где-то в километре от тоннеля-въезда. Можно было и на лифте спуститься, тоже явно нашего производства автомобильно-пассажирская платформа.

Заехал в подземный гараж, в котором стояли машины — десятки ЗИСов и эмок, мой скромный Понтиак на их фоне выглядел тоже неплохо. Прошёлся пешочком по длинным коридорам, показал пропуск... Бункеры гитлера отдыхают по сравнению с этим — тут была весьма неплохая отделка, свежий воздух, большие пространства, тепло и сухо, чисто как в больнице. Но обстановка — почти спартанская, мебель долговечная, преимущественно из стальных хромированных труб.

Сталин был в большом зале совещания руководства РККА и РККФ, я вошёл последним, оглядел присутствующих. Около доски стоял товарищ Жуков и что-то говорил.

— А, товарищ иванов, — Сталин улыбнулся, — я уж думал, вы не приедете.

— Секунда в секунду, — я посмотрел на свои часы, — товарищи, что у вас за планы относительно Африки? Почему я узнаю всё в последний момент?

— Товарищ иванов, — сталин пыхнул трубкой, — успокойтесь. Эти планы касаются РККА в первую очередь...

— И моих баз снабжения на Сардинии. А нефть перекачать из Африки и Аравии в СССР вы тоже сами собрались? В СССР нет даже производства труб большого диаметра, не говоря уже про добывающее и транспортное оборудование такой мощности. Так что работы у меня непочатый край, и приходится снимать десятки тысяч профессионалов с работ, чтобы спешно подготовиться.

— Товарищ иванов, уверяю, для нас будет достаточно иметь собственное превосходство в регионе, а с нефтью мы сами разберёмся. Со временем будут и трубы, если понадобятся. Товарищ жуков, продолжайте.

Я сел, не спрашивая разрешения.

Жуков рекламировал идею строительства МКАДа. Да, его ещё не построили, в кольцо он предлагал объединить многие транспортные магистрали и сделать кольцо — последним эшелоном обороны города, самым стойким и самым крупным, сконцентрировав на нём безумное количество живой силы и техники. Сталин поднял вопрос на голосование, я поднял руку:

— Товарищ Сталин, разрешите дополнить идею товарища жукова?

— Да? — остальные посмотрели на меня как на смертника-идиота.

— Кольцо, как видно, очень удобная транспортная форма с точки зрения развития не только снабжения обороны, но и для автомобилистов. Уверен, в ближайшем будущем поток машин будет увеличиваться. По моим подсчётам, нормой в стране является семьсот машин на тысячу трудоспособных человек. Москва — город с особым статусом, это не только столица. Из-за всех социальных особенностей союза, в москве сконцентрированы в приказном порядке большие научные и административные мощности, производство, лучшее снабжение... Я считаю эту политику крайне губительной, но не об этом речь...

— Нет, вы развивайте мысль про политику, — вернул тему сталин.

— Ладно, скажу коротко — наши бомбёжки германии не привели к хоть какому-то снижению темпа выпуска их промышленностью товаров. Промышленность имеет диверсифицированную структуру и уничтожение одного-двух заводов и даже городов не играют никакой роли. Поставщики продукции быстро находятся новые, у каждого сборочного завода есть три-пять поставщиков каждой детали, потеря одного-двух — не мешают. Наоборот, выживший получает больше заказов и больше денег, рабочие и станки с разрушенных заводов перекупаются уцелевшими. В союзе установлена полисоцентрическая промышленная система, промышленность сконцентрирована по крупнейшим узлам и центрам, при этом обычно у сборки нет никакого выбора поставщиков комплектующих, если один завод уничтожается, всё производство встаёт. Так, например, случилось недавно на ГАЗе, тысячи шасси грузовиков скопились, потому что производство моторов временно приостановилось из-за переоснащения. Губительной же эта тактика является, потому что она порождает слои населения, более того, вбивает чёткую грань между рабочими и крестьянами, городом и деревней. Жить в деревне где-то в нецентрической стране — нормально. Никто не относится к деревенским жителям как к людям второго сорта. Жить в советской деревне — значит принадлежать к самому бесправному и малоимущему слою населения. Вечноголодному крестьянству. Москва для них — город надежд и всесоюзный рынок. Сюда едут, чтобы купить что-то, что просто не поставляется в другие города, или поставляется, но кое-как...

— Пока что это не сильно заметно, — хмуро ответил Сталин, — я понял, что про дорогу?

— Дорога ограничит рост города — это раз. Дорогу нужно проектировать сразу крупной, рассчитывая на интенсивное грузовое сообщение, грузовики массой под десять-двадцать тонн быстро раздалбывают асфальт. Это двас. Ну и наконец, помимо всего прочего движение по МКАДу должно быть безостановочным, то есть все дороги и шоссе придётся провести либо тоннелями, либо мостами. Я бы предложил тоннелями. МКАД, предлагаемый товарищем Жуковым, это аналог средневековых городских стен, со всеми социальными особенностями.

— Это понятно, — Жуков посмотрел на меня пристально, — идея именно такая, да. Плюс мы можем снабжать всю линию обороны гораздо быстрее.

— Согласен. И последнее — по МКАДу необходимо пустить железнодорожный и легкорельсовый транспорт, лёгкое метро с переходом через подземное метро, без покупки дополнительного билета. Я бы предложил использовать в этом качестве монорельсовую дорогу над основном шоссе — это сэкономит нам место.

— Товарищ Иванов, этот проект — уже ваша работа. У вас есть опыт постройки монорельса?

— Да, и большой. Сейчас у нас для Корсики строятся в массовом порядке сотни составов и десятки тысяч опор прибрежного монорельса. Мы можем без труда поставить их по окружной дороге.

Жуков только взгляд с меня на сталина переводил.

— Если у вас уже есть проект — я бы хотел на него взглянуть.

— Установка произойдёт быстро. Очень быстро, технология давно отработана, так что через неделю уже сможем открыть первый участок.

— Быть посему, — решил Сталин, — с электричеством тоже поможете?

— Помогу, конечно же. Не обеднею от пары гигаватт.

Примерно в таком ключе и закончили обсуждение плана Жукова. После этого слово перешло ко мне.

— Я не в курсе всех ваших планов относительно Африки и Аравии. Но приказ есть приказ — сниматься с места и лететь туда. Тем более — в деле участвуют мои аэродромы и острова, могли бы сообщить. Я не ваш подданный или тем более — военный, чтобы молча смотреть, как моими услугами пользуются и даже не ставят в известность. Мой план предельно прост — мы устанавливаем трубы, которые перекачают нефть под землёй из Африки и Аравии в советский союз. Это обеспечит советскому союзу тотальное превосходство над любым противником в энергетической сфере. США имеют нефтеносные страны южной америки, собственную нефть, но на евразийском континенте у нас не будет соперников. Это позволит советской экономике, конечно же, при дальнейшем активном развитии автотранспорта и нефтегазовых энергосистем, получать дополнительно солидные деньги в бюджет. Правда, тут есть и подвох... — я осмотрел их лица, военные, военачальники, — экономическая зависимость страны от экспорта сырья — ведёт к деградации промышленности, превосходству сферы услуг над сферой производства, и как следствие... В общем, мы откатимся обратно, в доиндустриальную эпоху, когда Россия гнала на запад дерево и пеньку, а бумагу, мебель и канаты — импортировала. Поэтому превосходство в контроле энергоресурсов не должно ни в малейшей мере подавлять развитие промышленности, конкурентоспособной промышленности. Товаров, способных заинтересовать не только деревенских пентюхов, но и придирчивого потребителя. К сожалению, культура подобных производств в советском союзе начала утрачиваться, поэтому я не уверен, что это не сделает СССР зависимым от продажи нефти настолько, что это страну и погубит.

— Вы правильно рассуждаете, — Сталин медленно и тихо ответил, — вернуться в дореволюционные времена никто не хочет. Ваше предложение?

— Полный запрет на экспорт нефти за пределы советского союза. Создание частной корпорации, занимающейся нефтепереработкой и продажей нефтепродуктов, причём — высококачественных нефтепродуктов. Авиационный бензин и реактивное топливо, ракетное топливо, бензин для автомобилей с октановым числом до девяносто восьми...

— Позвольте, куда столько, — один из генералитета возмутился, — у нас нет таких двигателей.

— Потому что топливо не экономите, и дорог, пригодных для движения больше сотни километров в час — почти нет. Вернее, совсем нет. Всё течёт, всё меняется, со временем скорость в сто двадцать на маршевом участке трассы будет считаться нормальной, а не безумно большой. В других странах тоже преобладают подобные тенденции, даже намного больше, чем в СССР. Оседлать волну — значит срубить денег, причём очень больших денег. Захватить монополию — значит обезопасить себя от торговых войн. Они нам санкции и эмбарго введут, мы — им. Американцы быстро исчерпают свою нефть, она не бесконечна, это не возобновляемый ресурс. И останутся у разбитого корыта.

— Хорошо, товарищ Иванов, — Сталин прервал меня, — поймите правильно, сейчас мы не испытываем нужды в углеводородах. Абсолютно.

— Но нужен стратегический запас. Я предлагаю проложить трубопровод под землёй, создать нефтехранилища и перекачать нам аравийсукую нефть. Конечно же, в условиях абсолютной секретности.

— Хорошо, одобряю, — Сталин пыхнул трубочкой и сизый дымок окутал Жукова, который с трудом подавил кашель, — но только частично. Вы очень правильно сказали про зависимость от поставок сырья. Это создаст такую слабую точку, в которую враг сможет ударить и без всякой войны нас победить. Страна деградирует и развалится сама, придётся пойти на экономические реформы рыночного толка. Ваши предложения?

Опять ко мне?

— Мне бы на своих островах наладить бизнес... впрочем, как показала практика — были бы станки, а люди, готовые делать деньги и желающие работать за станками — найдутся. В первую же неделю после воцарения меня на Корсике, нашлись люди, пожелавшие заняться производством обуви и одежды. Причём обуви — сразу мирового уровня.

Сталин улыбнулся:

— Блажен кто верует. Нет, они могут конечно развиться, но без очень большой поддержки шанс с нуля создать такое предприятие — тоже где-то в районе нуля.

— Я их поддержал, дал лучшее в мире оборудование, новые технологии, эскизы... Так что уже скоро мы будем продавать на мировой рынок спортивную, очень удобную обувь для бега. Намного удобнее ныне производящейся. Товарищ сталин, по этому поводу у меня есть ещё одно предложение, но его я выскажу после военного совещания. Мы и так слишком отклонились от темы...

— Верно. Возвращаемся. Вы предлагаете перекачать нефть в советский союз. Нужны нефтехранилища колоссального объёма. Проблемы экономического плана мы решим, что вы хотели добавить?

— Да, по этому поводу я предлагаю создать штаб войск ближневосточной группировки войск на Сардинии. Собственно, там уже строится огромный штабной комплекс. Жильём обеспечим всех. Самый экономически выгодный путь снабжения — через чёрное море, турцию, на Сардинию, и оттуда уже — в Аравию и Африку. Но...

— Но?

— Необходимо обеспечить полное владение Суэцким каналом и проливами Турции.

— Турция лежит под Гитлером, — покачал головой Сталин, — и разрываться ещё на этот фронт?

— Ну, помните вековую мечту русского народа? Да, в курсе, по поводу того, что Ленин религию недолюбливал — это его личные убеждения. Пусть лежат в мавзолее вместе с ним, а у нас сейчас это самый эффективный способ управления народом. И таковым будет ещё многие века.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно, — киваю, — достижения науки не умаляют влияния религии. И, как бы это ни было странно, не противоречат основным её постулатам о божественном происхождении жизни. Прежде всего, потому что зарождение живого из неживого в принципе невероятно, это противоречит закону природы. Другого объяснения, кроме как влияния сторонних сил — нет.

— Допустим, допустим, — Сталин вздохнул, — в таком случае — пока немцы осаждают москву, мы начнём освободительный поход на Турцию.

— На Византию. Россия не признавала захват Византии османской империи, и не вижу смысла признавать его сейчас. Толпа каких-то арабских религиозных фанатиков-сектантов, крича что-то об аллахе, набежала, изгадила древний город, и устроили там свою псевдоимперию с закосом под светскую жизнь. И это всё — у нас под носом, прошу заметить. Нет, византию нужно вернуть к жизни, а заодно выгнать турков обратно в арабские страны и установить там союзное правительство.

— Союзную республику?

— Нет, к сожалению, советская модель, как я уже говорил, имеет слишком много недочётов. В таких странах она просто не приживётся, не говоря уже про успешное функционирование. Достаточно будет обычного демократического многонационального светского государства. Или, если демократия вам претит — монархическое правительство, тоже очень жёсткая и эффективная система. А монархом сделаем.... Да, вон, какого-нибудь грека из числа православных.

По-моему, у военачальников случился разрыв мозга, причём, в самой тяжёлой форме, пока мы говорили, они молча сидели и слушали, не веря в происходящее. Сталин продолжил их добивать, обращаясь ко мне:

— Идея с монархией мне кажется более здравой. Незачем играть с народом в демократию и свободу выбора, тем более, если её всё равно нет. Тем более, там есть большое количество внутренних противоречий с Курдами, Армянами, многими другими...

— Согласен, тогда дело за малым. Традиционно, насколько я знаю, внутри турции часто происходят государственные перевороты. У меня есть профессиональные революционеры в штате, через месяц там будет очередной госпереворот, его поддержат мои люди и уже через три месяца — вопрос будет только за выбором Монарха.

— Хорошо. Наши люди нужны?

— Разве что только священники, чтобы вернуть собор святой Софии в нормальное состояние. Всякие там минареты, которые понастроили эти басмачи, мы сами разберём на кирпичи.

— Только без фанатизма. Не хватало ещё нам получить мусульманскую революцию обратно...

— Нет, с этим будем крайне строго. Всех мусульман — принудительно выселим. Это конечно некрасиво, но лучше, чем истреблять их в гражданской войне.

Сталин отпустил всех военачальников, подтвердив планы Жукова строить МКАД, а так же попросил меня оказать содействие в строительстве — прежде всего — тяжёлой техникой. Подтвердил план Рокоссовского — по захвату нефтепромыслов Аравийского полуострова. Именно он будет курировать это направление. Стоило военным уйти, сталин тут же сказал:

— Товарищ Иванов, мы вас внимательно слушаем.

— Да, по поводу этого... Я прошу вас подумать о возможности гражданам союза иметь двойное гражданство. Союза и Корсики.

— Причина? — спросил строго Сталин.

— Мне нужны люди. Очень много людей, чтобы построить и обслуживать экономику островов. Да, Корсика — маленький остров, но и я не пальцем деланый, и не такие места поднимал. С ростом промышленности возрастает нужда в, простите, гастарбайтерах. Рабочей силы со стороны, из развивающихся стран. Сейчас основной наплыв рабочих ожидается из Италии, я бы хотел этого избежать и предпочту им советских рабочих. Советским рабочим тоже не помешает вспомнить, как работают люди в условиях рыночной экономики. В том числе, если захотят, завести свой бизнес на моих островах.

— Ви хотите, чтобы наши люди обслуживали богатых европейцев? — С сомнением спросил Сталин.

— Абсолютно точно. За их деньги, прошу заметить. Рыночный курс рубля, простите, довольно низок, и поэтому я могу дать людям бОльшую зарплату и перспективы карьерного роста.

— Ми учитываем свои ошибки, поэтому нэ допустим подобного, — Сталин улыбнулся, — нэ беспокойтесь, если ви обеспечите нам абсолютное превосходство в нефти, ми можем ввести рыночную экономику хоть завтра. Потому что это просто снимет с нас все обязательства. Нэ будет нужды контролировать каждый завод, если в наших руках будет настолько мощный инструмент глобального рыночного воздействия.

— Тогда я наверное дам вам материалы про Приватизацию.

— Никакой приватизации, товарищ Иванов, ми не дураки, чтобы раздавать всяким барыгам советскую собственность. Проекты уже существуют, прежде всего, они касаются вновь открываемых предприятий и лёгкой промышленности, вопрос с нефтью, как ми можэм считать, закрыт?

— Да, перекачать её — это скорее вопрос времени. Тогда всё равно у США останется две крупнейшие нефтеносные страны — Венесуэла и Канада. Запасы нефти в Венесуэле самые большие в мире, мы лишь стабилизируем ситуацию двухполярного мира. Окончательно его оформив.

— Хорошо. Сколько вы планируете перекачать нефти?

— Ну, по моим данным, запас нефти в СССР на данный момент — восемнадцать миллиардов тонн. Собрав нефть из крупнейших месторождений аравии и перекачав её, мы получим плюс девяносто миллиардов тонн. Текущие запасы Венесуэлы, США и Канады — около ста миллиардов тонн, то есть мы примерно уравняем нефтяные мощности наших стран.

— А нет ли возможности в Венесуэле откачать?

— Нет, туда мы не протянем трубы по техническим причинам. Даже так — это будет самая грандиозная стройка в истории человечества — транспортная магистраль нефти, подземные нефтедобывающие заводы... Так же по экономическим причинам — если США будут в дефиците нефти — они могут напасть. Их не устроит нынешнее положение вещей, такой паритет как по нефти, так и по ядерному оружию, надолго установит биполярную систему.

— Вот как... Занятно. Ладно, вопрос про гражданство мы решим. Я не могу так просто отдавать вам своих людей.

— А у нас много и не поместится. Это вопрос юридического плана, чтобы граждане могли летать на острова без дополнительных документов и были уравнены в правах с местными. Гражданство я опять же, предлагаю не каждому, это не бесплатный кофе, его так просто не получить.

— Ви хотите забрать в советском союзе людей, которых у нас и так слишком мало.

— Я вас умоляю, мы уже сохранили несколько миллионов жизней. Тем более, что речи не идёт про принуждение — я никого не собираюсь удерживать силой, и уж тем более — всучивать гражданство. Получить гражданство такого райского места, как Корсика — большое достижение, я считаю. По крайней мере, военачальникам на пенсии я предложу гражданство, потому что там тепло, красиво, рядом море, горы, можно спокойно, в сытости и уюте доживать свои дни.

— Красиво, говорите? Я бы не отказался там побывать, но после войны, — ответил сталин, — Между нашими странами даже не налажены дипломатические отношения, насколько мне известно.

— Ах, да. Это вопрос времени. Мои люди слишком ценны, чтобы держать их в разных посольствах по всему миру, поэтому официальные дипломатические отношения можем подписать хоть сейчас и обменяться посольствами. Ну так что про гражданство?

— Хорошо, — Сталин сдался, — умеете вы уговаривать. Я надеюсь, вы решите все юридические вопросы? Мне сейчас этим заниматься недосуг.

— Да, они уже решены. Вопрос был лишь в разрешении. Сразу упомяну, что возможные претензии к гражданам корсики со стороны советского правосудия будут рассматриваться в корсиканском суде, если таковые граждане будут находиться на корсике.

— Тоже ладно. Если вы заберёте неблагонадёжных элементов — это будет даже лучше.

— Тогда договорились.

— Вы, товарищ Иванов, недавно хвастались, что ваш самолёт один имеет транспортную мощность дивизии дугласов. Очень хорошо, вот именно на вас я и хочу повесить транспортную операцию войск. Снимать военно-транспортные дивизии с их боевой задачи сейчас никак нельзя, они загружены полностью снабжением фронта. Так широко мы не применяли и не думали, что будем применять самолёты. Появилась нужда в крупном передислоцировании войск в Крым, на носу война с Турцией, что вы можете предложить?

— Войну с Турцией я беру на себя. Я уже объявлял войну. Да, именно я, а не правительство, и я Турков нагнул в двадцать первом веке, за девять дней. Не помогли американцы и НАТО. Не поможет и Гитлер. Тем более, улочки Константинополя уже пристреляны у моих людей, особенности местности известны, оборона разведана.

— Девять дней — это сильно, — согласился Сталин, — такое превосходство?

— Тактика такая. На этот раз мне придётся заморозить вообще все проекты, чтобы нагнуть Турцию, понадобятся все мои солдаты. В качестве союзников я конечно приглашаю вас и ваших солдат, особенно ваш флот. Всё-таки будет правильней, если весь мир будет уверен, что это исключительно ваша инициатива. Да и это очень важный политический шаг лично для вас, возвращение креста на святую софию — даст вам любовь самой ныне мятежной группы населения — крестьян.

— Согласен. Что ж, похоже, придётся вспоминать свою профессию.

Да, к слову, по профессии Сталин — священник. Вот такой вот заворот. Я только улыбнулся:

— Я бы хотел встретиться перед операцией со священнослужителями. Не знаю, как у вас, а я лично в религии вижу большое подспорье в управлении. Она задаёт нравственные приоритеты и, увы, попытка заменить её идеологией — лишь создаёт новую религию.

— Хорошо, я устрою вам встречу. Хотя нет, вместе встретимся, я как раз с ними собрался поговорить с глазу на глаз, вы будете не лишним, если имеете что-то сказать.

— Скорее спросить и предложить. Что ж, в таком случае сообщу вам свои планы...

* * *

Как перекачать целое море нефти? Ну, для начала — это чисто технический вопрос. Плазменный проходческий щит ушёл в землю и уже через час — достиг края нефтеносного слоя. Я спустился вниз в БСК и осмотрелся по сторонам — Берси проплавил внутри породы огромную полость, внутрь которой начал спускать сверху насосное и фильтрационное оборудование. А щит тем временем ушёл на глубину в километр и пошёл в сторону Советского Союза, оставляя за собой в камне ровный тоннель со слегка оплавленными краями. Чем-то похоже на тоннель метро, как по размеру, так и по качеству. Темно, холодно — теплеет на бОльшей глубине. Тут было холодно, реально холодно. И темно.

Я думал о многом, в том числе, как нам перекачать нефть в нефтехранилища в советском союзе. И пришёл к выводу — только с помощью пространственного сжатия. Делать трубы и качать нефть через пол мира — тоже можно, но гораздо легче — отбирать нефть в пространственные карманы большой ёмкости и высвобождать её уже в Советском союзе. Для этих целей у нас был грузовой тяжеловозный пространственный коллектор — мощное устройство, которое сворачивало в бублик пространственно-временной континуум и расчитано было на три кубокилометра груза. Это позволяло сделать главное — не оставить следов. После того, как проделали тоннель, начался процесс откачки нефти. Берси погрузил две платформы в нефтеносный слой и начал отбор — поначалу он шёл скучно, как будто просто обычная система закачки, но эффективность засоса была больше, чем казалась на первый взгляд. Грузовой коллектор спустили вниз, в нефтяной слой, через скважину, и в течении часа он отбирал нефть, скорость закачки, что характерно, зависела от геометрии места отбора информации.

Через три часа в коллекторы накачалось уже под миллиард тонн нефти. Это объём крупного месторождения, устройства подняли и начали новый отбор нефти.

Всё это время в Ливии посреди пустыни, чувствуя себя идиотами, окапывались и устраивались десантники Глазунова. Но тревога не прозвучала ни вечером, ни ночью, а на следующий день я выбрался из шахты, берси вытащил устройства свёрнутого пространства. Большие такие цилиндрики, внутри каждого затрамбовано по двадцать два миллиона тонн сырой нефти.

Тем временем аналогичные группы проделали шахты и откачали нефть из Аравийских месторождений — двести пятьдесят цилиндриков в общем числе. Их доставку взял на себя крупнейший наш самолёт, который вертикально приземлился посреди пустыни — нужно было видеть глаза товарища Глазунова! Цилиндры затащили и закрепили прочно в грузовой кабине. Началась операция по переправке нефтепродуктов.

Самым важным в этом был не отбор, относительно честный, а сохранение. Нефтехранилище я не мог осмотреть — оно было исключительно подземным, представляло из себя огромную такую шайбу внутри земной породы, урала. Пять крупнейших нефтехранилищ расположились по всей территории Советского союза. Проделать в породе полость — дело времени, и как только был озвучен план — щиты начали работу, проделывая многокилометровые полости внутри земной породы. Там же устанавливались насосные станции, а на поверхности — строили первоклассные НПЗ. Нефть — это не только бензин, но и пластмассы — важнейшее сырьё для всей промышленности вообще. Трудно представить, насколько широко пластмассы распространились по миру. Они везде, из них делают всё, начиная с посуды и техники и заканчивая оружием. Меня интересовали не все пластмассы, а именно те их сорта и виды, которые можно использовать в военном деле. Плюс это могло позволить сэкономить металл, в большом количестве.

Это конечно может показаться не таким уж и важным, но я уделял именно пластмассе, а не двигателям, главную роль, нефть — это сырьё для производства самых разных вещей. Газов, резины, пластика, ПВХ, полиэтилена — что вообще-то по сути одно и то же. В армии пластмассы не прижились, вернее, прижились очень слабо.

Операция прошла успешно — нефть выгрузили в нефтехранилища под советским союзом и уже через два дня я получал от товарища сталина невероятно тёплую благодарность. Тёплую — это значит, мы кушали шашлыки, причём не у него на даче, где он обычно предпочитал шашлычиться, а у меня на заводе. Вернее, рядом с заводом, в парке. Место тут было хорошее, обжитое, специальный парк с множеством гражданских объектов — чем-то он напоминал ВДНХ, чем-то — парк горького. Были детские аттракционы, кинотеатр, большая дискотека и множество магазинов. Были и шашлычные, в которых работали специально привезённые из грузии профессионалы-шашлычники. Так что здесь было более чем хорошо.

Товарищ сталин приехал вместе с Берией и просветил своего наркома относительно провёрнутой нами авантюре. Берия и Сталин сговорились на том, что вся операция останется между нами, а знающие про неё — будут молчать до конца дней своих. Кушали шашлычки и обсуждали планы на ближайшее будущее. Сталин был в очень хорошем расположении духа и спросил у меня:

— Что бы такое сейчас провернуть, чтобы повеселее стало жить, а? Нэмцы под москвой, но у нас всё хорошо, по сравнению с тем, что могло бы быть — так вообще великолепно. Негоже просто не воспользоваться своими победами...

— Мы ещё не победили, — аккуратно заметил я, — хотя да, это вопрос времени. Вариантов тут несколько — либо объявить войну Японии и атаковать их, отжав себе мирный договор и военные базы на японских островах, либо ещё что-нибудь придумать...

Сталин подумал, поковыряв кусок мяса вилкой и спросил:

— А что с американской торговлей? Ленд, этим, как его...

— Лендлизом. На данный момент они продают товары Британцам, наживаются, но советский союз в их помощи не нуждается. Я спускаю послезавтра на воду две подводные лодки, есть мнение, что они перекроют американское грузовое сообщение на двух морях. Хотя нет, японцев они громят правильно. Главное — чтобы окончательный удар и окончательную победу забрали себе мы.

— Это подло, — заметил Берия.

— Это политика, — в тон ему ответил я.

Сталин немного подумал над нашими словами и спросил:

— А когда начнётся война в Турции?

— Завтра. Но это делают профи без моего непосредственного участия. Через три месяца проливы будут под окончательным нашим контролем.

— Это очень хорошо, — согласился Сталин, — есть мнение, что пока немцы осаждают москву, я могу слетать куда-нибудь, поговорить с коллегами.

— Сейчас? — удивлённо воскликнул Берия, — Товарищ сталин, сейчас, когда столица в осаде?

— Да, именно сейчас. Покажем им, что не всё так плохо. Подразним немцев. Заодно продемонстрируем бриттам нашу военную мощь. Товарищ Иванов, вы прекрасно справляетесь с демонстрационными задачами. Можете что-нибудь предложить?

Я задумался.

— Первый вариант — это введение реактивного самолёта. Это заставит бриттов изрядно просраться. Попутно с этим я бы рекомендовал вам заключить торговые договора — нефть, газ, мы можем им продавать военную технику.

— Какой же дурак продаст свои военные секреты? — Сталин хмыкнул.

— Тот, кто уверен, что это не очень секретные секреты. В конце концов, англичане — это торгаши. Продажа оружия воюющим сторонам — это нормальный путь для развития собственной промышленности. Доказано американцами, потому что техника, что мы им дадим, скоро устареет, а деньги, за неё заплаченные — нет.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился Сталин, — тогда с реактивным двигателем повременим. У Англичан пока нет уверенных успехов на этом поприще, поэтому можно впарить им большое количество поршневых машин. Какая там у нас самая лучшая?

— Ла-5. Он же охотник на мессеров, идеальный истребитель. Хорошо вооружён, быстр, маневренен. По меркам поршня — вообще превосходный истребитель.

Сталин припомнил цифры:

— Сейчас у нас перевооружение на них полным ходом, восемьдесят процентов истребительной авиации перевели. Остальные двдцать — более редкие машины... Товарищ Берия, имеете что сказать?

К слову, тут было хорошо и уютно. Вечерело, темнело, в парке работал уличный обогрев — плитка, на которой были установлены деревянные столы, была тёплой и тёплый воздух существенно нагревал атмосферу. Вне парка, за забором — двенадцать градусов тепла, а у нас — все двадцать, и это на свежем воздухе. Товарищи расслабились, раскраснелись. Охрана сталина сидела за соседними столиками, там же где-то можно было встретить наших инженеров. Так или иначе, то, что мы здесь — не отменяло того, что это последний шанс провести пикник в тепле и уюте.

За забором осталась кавалькада чёрных машин и многочисленные проблемы советского союза. Мы наслаждались осенним вечером, пожухлой травой и запахами еды, которые казалось особенно плотно разносились по всему парку. Где-то вдалеке прогрохотала тележка американских горок, а со стороны дискотеки доносились звуки музыки. Что-то американское. Атмосфера в парке была уникальная, здесь были в основном молодые люди, сотрудники МЗГА, да и сам парк был не таким, к которому привыкли в советском союзе. Нет той монументальности, наоборот, он сделан как маленький уютный уголок. Большие газоны и деревья, узкие извилистые тропинки и искуственные ручьи смножеством маленьких мостиков через них.

— Нет, — Берия качнул головой, — это уже не моя специальность. Не разбираюсь.

— Тогда дело за вами, товарищ Иванов. Я своё решение приму, вы подумайте, какой истребитель мы можем предложить британцам.

— Истребитель и Бомбардировщик. Сифэнг — британский истребитель, ещё не выпущенный. Его наработки мы использовали в работе над ЛА-5. Именно ЛА-5, вместе с бомбардировщиком ТУ-80. Ну и помимо этого бриттам можно впарить пехотное оружие — те же самозарядные винтовки и карабины, которых у нас как грязи наштамповали. Думаю, некоторые технические решения вызовут у них зуд пониже спины. Главное — предложить дешевле американцев, а мои подводные лодки в это время под видом немцев потопят пару американских конвоев.

— Это вы хорошо придумали. И правда, истребительной техники у нас больше, чем пилотов. Больше, чем нужно.

— На то и был расчёт изначально. Собственно, в этом вся соль, если военные надавят — Черчилль согласится купить оружие у нас. У них сейчас такая жопа с оружием, что деваться собственно некуда.

— А если не возьмут?

— Возьмут, как миленькие возьмут. Парочка потопленных транспортов США и предложенная сниженная цена на топливо... я слышал, некогда не самые умные большевики решили распродать музейные экспонаты. Я потратил двести миллиардов на то, чтобы собрать по всему миру разбазаренное, вполне возможно заключить бартер и даже предложить культурный обмен.

— Неплохо... Но на кой нам эти статУи? — Спросил сталин.

— Не вам, а нам. Корсика — это туризм, это отдых. Это пляжи, горы, монорельсовые дороги и живописные пейзажи, древние руины, прогулки на яхтах и конечно же — музеи. Нам нужны экспонаты, очень нужны.

— И вы хотите набрать экспонатов в обмен на военные товары?

— Почему бы и нет? Они же не стеснялись покупать у нас целыми коллекциями музеи, за бесценок, по цене холста и камня? Пора возвращать долги. Лично я могу предложить им продукцию своих заводов, собственно, о ней и речь.

Сталин немного подумал. После чего спросил:

— Системы связи есть? Мне же нужно получать свежую информацию.

— Спутники покрыли сто процентов поверхности земли. Связь есть даже в самых укромных уголках планеты. Телефонная, текстовая.

— Тогда ладно... — Сталин немного задумался, — думаю, это расшевелит Черчилля. Правда, предлагать свой визит не комильфо, черчиль наверняка сделает всё, чтобы выставить нас просителем.

— Учитывая, что это мы хотим им продать, а не они нам — ничего страшного, — вздохнул я, — это в порядке вещей. Бизнес есть бизнес.

— Хорошо, направлю извещение через МИД, а там посмотрим. Пригласят — поедем. Не пригласят...

— Товарищ Сталин, — я внезапно задумался, — а что если перехватить японцев у немчины?

— Что? — сталин аж трубку изо рта вынул, — думай, что говоришь!

— Ну правда. Нет, они конечно не подарок, но против США воюют. Если с ними задружиться — можно продавить их победу на тихом океане, тогда рузвельту придётся бежать менять штанишки.

— У нас нет рэсурсов.

— Есть, у меня есть ресурсы. А что касается вас — мне думается, что япы как аргумент против американцев на востоке и тихом океане — самое то. Только немцы их гуляют.

— Это точно заметил. Дипломатические отношения между нами ужасные.

— Поручите это дело мне.

— Да? _ — сталин прищурился, — а у вас есть опыт переговоров на высшем уровне?

— Есть мало мировых лидеров, с кем бы я ещё не переговорил с глазу на глаз, — усмехаюсь, — за время моей работы мне приходилось в том числе и вести тайные переговоры с лидерами государств. Индией, Китаем, Японией, Кореей... — улыбаюсь, — восток — дело тонкое.

— Тогда ладно... Это бред, как по мне. Но попробовать хотя бы нормализовать отношения — стоит. Чем меньше войск нужно держать на востоке, тем лучше.

— Японцам мне есть что предложить, — согласно киваю, — они умеют и любят брать в кредит. Если они просто продинамят Гитлера и всех немецких кредиторов — это даст им огромную выгоду прямо сразу и здесь.

— В таком случае... — Сталин задумался, — а поди ж ты, складывается картинка. Только Сахалин нужен нам, и острова курильской гряды тоже.

— С этим проблема. Япы вцепятся в территории, так что не сдвинешь. Пока что могу только обещать вернуть Порт-Артур, потому что япам он не принципиален в войне с США.

— И то хлеб.... Ладно, делай что пожелаешь, в рамках разумного. Союз с Японией возможен, только при условии, что они нас так же не кинут.

— Гаранты будут.

Сталин задумался, после чего махнул рукой и вгрызся в сочный кусок мяса.

* * *

Дипломатические отношения между СССР и Японской империей были разорваны и находились в стадии частичных контактов между штабами. Именно по этому каналу была передана просьба о встрече между монархом Корсики и императором Японии. Когда бумага пришла, переведённая на японский язык, получившие её японцы долго думали над тем, что им делать. В первую очередь — у них не было никакой информации по острову Корсика — он находился где-то очень далеко и практически никакого интереса для Японии не представлял. Поэтому бумага легла на стол министру внутренних дел Японии, который уже через час передал её Императору, лично в руки, соблюдая весь церемониальный протокол. Бумага была серьёзной, и требовала держать встречу в тайне от немецкой стороны. Наверное, именно заинтригованность и желание увидеть нового человека, который так сильно досадил Германии, вызвала в Императоре и представителях высшего эшелона власти, желание встретиться. И уже через шесть часов после ответной телеграммы — в воздушное пространство Японии прилетел самолёт. Аэропорт Токио был довольно крупным для своего времени, Японцы поддерживали имидж солидной державы, поэтому здесь смог приземлиться прилетевший красивейший самолёт, который одним своим появлением вызвал жуткий интерес у всех более-менее интересующихся держав. Это был лайнер ИЛ-18, и несмотря на внешнюю простоту, он серьёзно отличался от всего, к чему привыкли авиаторы. Лайнер приземлился ночью, погода была приличной, так что обошлись без конфузов и сложностей. Илюша остановился и из его чрева по встроенному трапу вышел человек, это был небезызвестный Иванов. Его встречали трое — переводчик, два сотрудника, один из МИД, второй — лично от императора.

— Доброй ночи, — говорил Иванов на чистом японском, поклонившись строго так, как подобает монарху — то есть совсем чуть-чуть, обозначив кивком поклон, — Надеюсь, я не помешал вам своим неожиданным визитом?

— Что вы, — ответил чиновник от императора, это был один из важных аристократов Японии, — ваш визит приятен для нас.

— Что ж, это радует. Я хотел обсудить с его величеством вопросы, касающиеся экономики, особенно в свете происходящего беспредела по отношению к вашей стране со стороны западных стран. Думаю, у меня есть немало интересующей его информации.

— Я провожу вас, ваше... эм... — он замялся.

— Не стоит упоминать титулов, мой визит носит почти личный, дружеский характер.

Иванов сразу поставил себя на место, чтобы ни у кого не возникло желания посчитать, что он прибыл как продавец или союзник. Человек из министерства ещё раз поклонился и пригласил прибывшего в машину, они отправились на неплохом английском лимузине в императорский дворец. Причины такой спешки были вполне очевидны — личный приказ императора, которому сейчас союзники были очень нужны. Приехали они во дворец, где и жил японский император. Не нарушать же традицию, живя в каких-нибудь апартаментах за городом? Хотя такие тоже имелись. Иванов следовал за своими провожатыми по пятам и не зевал.

Хирохито был императором, строго следящим за традициями и в данный момент — имевшем все причины гордиться собой и своей страной. Весьма воинственной, к слову. Хирохито встречал гостя не в официальной обстановке, в качестве места встречи был выбран один из весьма уютных залов дворца. Иванов ничуть не обиделся, наоборот, ему нравилось то, что официоз опустили. Вернее, приглушили. Император ждал гостя недолго — уже через пять минут они встретились. Иванов, вернее, под другим своим псевдонимом — Хьярти Николсон, соблюдал все положенные церемонии не хуже японцев и поприветствовал японца на родном ему языке. И дальше разговор пошёл тоже на японском, переводчика погнали прочь, как лишнего свидетеля. Остался только император и подобострастный помощник министра иностранных дел. Император держал себя на высоком уровне:

— Я рад, что вы пожелали навестить японию. Но у нас весьма небольшая информация о вашей стране.

— Да, независимость наших островов молода, хотя история борьбы за неё насчитывает не одно столетие, — дипломатично ответил Хьярти.

— Вот как... любопытно. И что же заставило вас прийти ко мне?

— Санкции америки, — не моргнув глазом, абсолютно честно ответил Хьярти, — позвольте вас поздравить, на моей родине ходила поговорка — "Если США против вашей страны — значит вы всё делаете правильно". Они не приемлют никакого партнёрства с другими странами. Им нужны только вассалы. Послушные и покорные.

— Мудрая поговорка, — ответил Хирохито.

Император пока что не выделился ничем особенным. Обычный японский человек, в меру худощав, одет в военный мундир с золотыми украшательствами, на поясе — традиционный японский короткий меч. Хьярти был ещё скромнее — строгая чёрная одежда слегка непривычного кроя.

Хьярти говорил в непривычной японцу манере, совершенно другим стилем речи.

— У нас большие возможности, ваше величество. Я знаю, сейчас между вами и США зреет война. Она неизбежна, поэтому я прилетел к вам, чтобы предложить союз, который гарантирует вам победу в войне над США.

— Вы полагаете, мы не сможем победить? — император слегка разозлился.

— Нет. И у меня есть веские основания это утверждать. Экономика Японии достаточно сильна, но она не способна выдержать тяжёлое, затяжное противостояние с Америкой. У них больше ресурсов, у них более развита сфера технологий, они способны оперативно подгонять свою технику под требования ситуации и войск. В Японии тоже есть подобный ресурс, но он несравнимо меньше. По прогнозам моих аналитиков, в случае полномасштабной войны вас ждёт успех на первом этапе войны, и примерно через шесть месяцев — Американцы переломят ситуацию в свою пользу и будут давить, занимать остров за островом, базу за базой, ужимая японию по всем фронтам. Чтобы противостоять державе, имеющей колоссальные запасы ресурсов, необходимы аналогичные запасы, или пути их получения.

— Мы способны выдержать войну.

— Я осмелюсь сказать, что нет, — Николсон удивил и заинтересовал императора своей жёсткой позицией, — Если вам интересно — я оставлю вам подробный отчёт аналитиков, опирающийся на открытые и не очень, данные. Он весьма подробен, в нём описано несколько сценариев войны.

— Что ж, оставьте отчёт, — Хирохито не собирался его читать. Разве что чуть-чуть. Хьярти же перешёл к сути:

— У наших островов есть большой бизнес в советском союзе... и значительные связи. Собственно, я переговорил с несколькими дипломатами и они сообщили, что Союз рассматривает Америку как главную угрозу всему евразийскому континенту. Гитлер — уже обречён.

— Очень странное заявление. Страны оси пока что с успехом развивали наступление на советский союз, — дипломатично ответил Хирохито.

— Они заняли сожжённые деревни и разрушенные города. Местность, выжженную самими русскими. Им некем прикрыться от бомбёжек, уже успешных, и когда начнутся холода — а это совсем скоро, негде согреться. Наполеон даже взял Москву, но проиграл войну. Гитлер попал в величайшую ловушку, и она уже захлопнулась. Сдать назад он не может — только заявлять о блистательных победах и захваченных городах... Политика.

— Занятно. И вы не боитесь мне это рассказывать?

— Гитлер это понимает. Его генералитет так точно понял, что их обманули. Россия же наоборот, сохранила и свой народ, и свои ресурсы, многократно их преумножив. Сейчас они качественно превосходят вермахт в военной технике, а по ресурсам... достаточно сказать, что на территории СССР находятся богатейшие в мире залежи нефти, газа, угля, железа, и одна из самых больших плодородных земель. Основные ресурсы нашей эпохи.

Император усмехнулся:

— И они хотят заключить договор?

— Нет, совсем нет. Они не хотят, они считают это возможным, но совершенно не обязательным. Я считаю это очень правильным решением — СССР нужен рынок сбыта ресурсов и военной техники. Потребитель. Железо, алюминий, нефть, всё это они готовы вам продавать.

— Техники? — Император удивился, — они готовы продавать оружие, когда их столица в осаде?

— Именно. Столица в осаде, этот план разработали задолго до начала войны. Ещё до того, как гитлер подписал свой план "Барбаросса". Сейчас армия СССР активно перевооружается, и частично они готовы продавать свою технику. В частности — стрелковое оружие, танки, самолёты. Осмелюсь заметить, что новейшие машины СССР по характеристикам обгоняют немецкие мессершмиты, ещё недавно считавшиеся лучшими в мире. Так же в СССР, как я и говорил, есть огромные ресурсы плодородной земли. Япония этого ресурса лишена, и само собой напрашивается решение о продаже продуктов питания вашей стране.

— Это интересное предложение, — сказал Император, — и очень неожиданное.

— Как третья сторона, я бы сказал, что это решение в основном предложил я. Да, между вашими странами в прошлом было много недопонимания, столкновения интересов... Но сейчас СССР больше не нуждается в новых территориях, ему нужны экономические партнёры. Япония тоже не способна развиваться дальше определённого предела экстенсивным путём. Тем более, что этот путь уже отработан, ведущие мировые державы всё больше уходят от концепции захвата новых земель к концепции интенсивного развития собственной экономики и промышленности. Единственное, что для этого нужно — ресурсы.

Хирохито выслушал внимательно. Воинственный запал у него ничуть не убавился:

— И тем не менее, нам необходимо обезопасить себя. Что ж, я понял ваше предложение... И прежде чем принять решение, хотел бы убедиться в том, что вы мне не лжёте и советский союз может поставлять в Японию первоклассное вооружение и технику.

— Проведём сравнительные испытания образцов оружия? Ах, да, в качестве жеста доброй воли советское правительство приняло решение подарить вашей стране миллион тонн сырой нефти. Нефть отгрузят на танкерах в любое указанное вами место. Это можно сказать — гарант того, что разговор ведётся не пустыми словами.

Хирохито молча посмотрел по сторонам, вздохнул и ответил:

— Это ценный подарок. И тем не менее, я настаиваю на сравнительных испытаниях, как вы сказали. Только после этого мы сможем принять решение.

— Да, их можно будет произвести завтра. Если вы позволите советским транспортным самолётам привезти технику. Что касается войны, я готов продать вам новейшее гидроакустическое оборудование, лучше, чем есть у США, для поиска их подводных лодок, а так же взрывчатку для начинки снарядов и бомб, в любом интересующем вас количестве.

— Хорошо, — Хирохито слегка улыбнулся, — вопрос за ценой, верно? Передайте свой прайс-лист, мы рассмотрим ваши предложения.

* * *

Бессменная пара пилотов, полу-грузин Гигалаидзе по прозвищу "Дзе" и его напарник, Савис Аарон, молодой еврей, летели на север. Вообще, им всегда перепадали какие-нибудь интересные задания, начальство их всегда любило. Правда, легче от этого им не становилось, еврей и грузин летели над мурманской областью, в кабине их тяжёлого транспортника было тихо, только гул двигателей самолёта нарушал тишину. Савис готовил что-то в бортовой печке, пока Дзе почти дремал, смотря на горизонт перед собой. Летать на новых транспортниках было одно удовольствие — в кабине тепло и сухо, никакой тряски и болтанки, приборов много — здесь можно было увидеть всё, роль бортмеханика практически номинальная. Даже радиста — и того не было. Аарон достал большой пластиковый контейнер и спросил у своего напарника:

— Будешь?

— Не, — Дзе зевнул, — поспать бы. Долго там ещё лететь?

— Около часа, — Аарон уселся в своё кресло и открыл большой контейнер с картошкой фри, аккуратно уложенной внутри. Картошечка, да ещё и с сырным соусом — как раз то, что нужно в долгом перелёте.

Тем временем в десяти километрах под ними Виктор Фёдорович недоумённо осматривался по сторонам. Виктор Фёдорович — бывалый подводник, что не раз ходил к немцам на своей Щуке, и уже было готовился перевестись на "крейсерскую" подлодку, но нового назначения он не ожидал. Около дока отшвартовалась огромная на вид чёрная подлодка, размером в разы больше Щуки. Экипаж смотрел на неё как на восьмое чудо света — подлодка была не просто большой, она была Огромной. По меркам этого времени — Акула, водоизмещением под пятьдесят тысяч тонн — это нечто невероятное. ПЛ была столь большой, что к ней пришлось наводить причал на понтонах, плавучий пирс. Моряки с благоговением выстроились перед подводным монстром, длинной и размерами превосходящий многие надводные корабли. Хотя была видна только верхняя часть, легко было дорисовать недостающую картину, учитывая геометрию лодки. ПЛ была под флагом Корсики. Капитан первым зашёл на корабль, это было его первое знакомство. Поднявшись по трапу, он оказался на огромной чёрной прорезиненной поверхности. Столь огромной, что на ней можно было в футбол играть.

— Ну что, — Техник, сопровождавший капитана, улыбнулся, — нравится?

— Откуда это?

— Это наше, Корсиканское чудо. Пойдёмте внутрь. И команде пора подниматься на борт, у нас чёткое задание от руководства.

— Да, да, конечно, — Виктор Фёдорович прошёл в надстройку, которая по размерам была с подводную лодку-малютку и по не очень крутому трапу спустился вниз. Стоило ему попасть вовнутрь, челюсть Виктора Фёдоровича поползла вниз. Они оказались в прихожей, если так можно выразиться — большое помещение, с множеством гермодверей, пол был отделан паркетом, вернее, стойким пластиком, имитировавшим паркет. На стенах висели картины — репродукции Айвазовского, красиво было везде. Капитан первого ранга не мог ничего вымолвить, техник же остался невозмутим.

— У нас здесь выходной шлюз. Отсюда двери ведут во все отсеки корабля и на все палубы. Всего палуб было четыре, в такого гиганта они поместились без особых проблем. Виктор Фёдорович тихо спросил:

— А прочный корпус? Я думал, он занимает небольшой объём...

— Верно. По сравнению с внешним, прочный чуть меньше, но всего на пять процентов. Пойдёмте, я покажу вам корабль.

Тем временем в корабль стали спускаться моряки-подводники, а капитан ушёл вслед за техником, который описывал чудеса расчудесные:

— Здесь установлено десять торпедных аппаратов. Девять курсовых и один — ретирадный, в хвостовой части, предназначенный для уничтожения преследующих судов. Помимо этого... — они прошли по большому, светлому коридору, с свежим воздухом, — лодка вооружена крылатыми ракетами с радиусом действия в сто двадцать километров. Это основное противокорабельное оружие большого радиуса действия. Огонь может вестись из под воды, всего в корпусе установлено сорок две ракетные шахты. За рубкой, в задней части, установлено ещё восемь шахт с зенитными ракетами.

— А Артиллерия? — капитан был удивлён, но не шокирован.

— Нет, артиллерии здесь нет. Если враг выйдет в зону применения своих пушек — то корабль можно считать погибшим. Это подводная лодка, а не линкор.

— Я бы поспорил.

— А я нет, — техник провёл капитана на мостик, — вот, главное место вашей службы. Мы объеденили много оборудования и командных постов в один, это единый центр управления. Он же мостик, если можно так его назвать. Рассчитан на присутствие пяти человек — Капитан, командир ракетно-артиллерийской части, акустик-радист, и два командира экипажа.

— Превосходно, — ответил Виктор, — но нам понадобится время... мне не знакомы эти приборы...

— Уверяю, быстро разберётесь. Я останусь с вами в качестве инструктора и обучу всех всему необходимому.

* * *

*

Тем временем на Сардинии заканчивалось строительство авианосца на свежепостроенном кораблестроительном предприятии. Это были гигантские эллинги, частично скрытые внутри горного массива — в данном случае гора использовалась как естественное бомбоубежище. Авианосец, который строили, был по меркам времени... большим. Не колоссальным, монструозным, но очень большим и очень мощным. Но по сравнению с местными — он был просто гигантом. Авианосцы пока ещё не считались чем-то строго необходимым и военные моряки относились к ним не с таким уж пиететом. И правда, что может сделать отдельный самолёт с его то ограниченностью возможностей? Да, авианосцы усиливали эскадры и боевые флотилии, но всё же, им не придавали такого уж значения.

Даже Сталин не понял по началу, сколь важны они будут в будущем, а вот на Сардинии, республике Корсика, строился настоящий гигант-авианосец. Конечно, при его постройке пришлось очень сильно мухлевать, но это только поначалу. Потом Берси просто выгнал нахрен всех гражданских с завода и начал оборудовать уже привычную верфь тяжёлого машиностроения абстерго, проще говоря — огромный робототехнический комплекс, с сверхмощными манипуляторами, которые занимались монтажом всех систем, сваркой из листов металла готовой конструкции, всеми работами в полусобранном корабле. Вокруг корабля, стоящего на стапеле, было больше трёхсот роботов, некоторые из них были размером с руку и находились на фалангах более крупных роботов, некоторые размером не уступали большому крану. И мощностью, к слову, тоже. Темпы строительства сразу подскочили, причём, подскочили очень быстро — роботы могли за секунды переместить огромные металлические конструкции и плиты, сварить их воедино, вмонтировать внутрь сваренной конструкции все необходимые коммуникации — трубы, трубы с проводами, трубы с вакуумом, трубы с природным газом, трубы с керосином и прочая и прочая... Монтаж всего авианосца занял всего неделю. Неделю круглосуточных работ, секции корабля находились в большом колице из постоянно двигающихся промышленных манипуляторов, которые ни на секунду не прекращали работу и работали с максимальной скоростью — им не нужны были проволочки, проверки, не нужно было обедать и курить, они работали предельно точно, быстро, без малейших следов задержек. Первоначальные детали — металлоконструкции, доставляли ночью, баржей, с заводов в заполярье и собирали уже на месте. На седьмой день, после сварочных работ внутри, для которых пришлось выделить антропоморфные платформы с плазосварочными аппаратами, авианосец приобрёл свои финальные очертания. Это был огромный с виду корабль, длинной в четыреста шестьдесят метров и широкой палубой. Для взлёта предлагалось использовать паровую или электромагнитную катапульту — лишний раз не перегружая конструкцию носовым трамплином, но на всякий случай имелся и такой, только выдвижной. Огромный корабль имел выступающую надстройку, она же диспетчерская, там же и мостик. Самолёты расположились в три уровня, и изначально корабль был расчитан на реактивные самолёты первого-второго поколения, приспособленные для взлёта и посадки на палубу. Но без труда мог нести и винтовую авиацию, просто пока что приориетом сделали палубные реактивные самолёты. От известного всем американского Нимитца корабль отличали размеры, надстройка была смещена назад. Ну и конечно, мощность — имея реактор такой мощности, нет никаких проблем создать сколь угодно огромный корабль, вопрос лишь в осадке... впрочем, и с этим особых проблем не было.

Корабль-гигант вмещал двести двадцать самолётов типа МИГ-15, или сотню мигов и полсотни торпедоносцев, а так же дюжину разведчиков и самолётов других типов — штурмовики, фронтовые бомбардировщики, разведчики, грузопассажирские самолёты, вертолёты. Для последних была предусмотрена отдельная посадочная платформа. Самолёты содержались в рабочем положении на трёх палубах — верхней, средней и основной. На верхней палубе они были видны невооружённым взглядом и можно было набить побольше самолётов, под ними были две основные палубы для хранения самолётов. Там самолёты уже могли выполнять рулёжку при помощи прицепных буксировщиков и поднимались на взлётную полосу уже готовые к взлёту. Там же и происходило их обслуживание — подвеска бомб, дозаправка, перезарядка основных оружейных систем, если это требовалось, техобслуживание.

Всё было организовано более чем прилично — бомбы возились на специальных погрузчиках, подвешивались так же с помощью специального механизма, это же относилось и к торпедам, и к спецоборудованию.

Большой, нет, колоссальный корабль, был беззащитен, у него не было вооружения, кроме небольшого количества пушек АК-630, предназначенных для обороны от врага уже на дистанции пистолетного выстрела, поэтому он нуждался в сопровождающей эскадре.

На авианосец тут же начали набирать людей, в первую очередь, советских пилотов. Прибывшие группы размещались на аэродромах корсики и им выдавали специальные палубные самолёты. Корсика была зоной безопасного применения реактивной авиации, поэтому здесь можно было летать на реактивных самолётах. В советском союзе в ходу были только истребители, сделанные пока что по старым технологиям — это были самолёт ЯК-15 и Як-17, вернее, похожие на них самолёты других людей — Су-7Р и СУ-5Р, самые массовые самолёты с двигателем ВК-1Т, разработанном инженерами МЗГА при поддержке товарища королёва. Надёжность двигателей была довольно высокой, но уступала двигателям самолётов производства МЗГА — это были самолёты, уже более похожие на МИГ-15. С большим запасом топлива, по сравнению со своими младшими собратьями, с более мощным двигателем, который из под фюзеляжа перекочевал в хвост самолёта.

Уже летавшие на реактивных истребителях пилоты, прибыв на корсику, получили в своё распоряжение новейшие корсиканские палубные самолёты-истребители. Это были уже производные от МИГ-15, с менее сигарообразным корпусом, двумя двигателями ВК1ТФ, воздухозаборниками за кабиной пилота, и конечно же, складывающимися крыльями — непременный атрибут палубного самолёта. Иначе поместить на один корабль две сотни таких красавцев — маловероятно. Конечно, после переработки от двигателя осталось одно название. Это был уже более совершенный двигатель, с турбинами, мощным форсажем и большим ресурсом. Изначальные четыреста часов — тоже неплохо, но двигатель МЗГА при схожем потреблении топлива выдавал вдвое большую тягу и впятеро больший ресурс.

Самолёты, которые предстали перед лётчиками, были похожи на увеличенный МИГ-15, с угловатыми переходами между крыльями и фюзеляжем, фюзеляж не в форме сигары. Два двигателя были установлены в хвостовой части, а переход между крылом и фюзеляжем заставлял вспомнить про интегральную схему — внутри этого пространства находился боезапас орудий. Большой вес машины — десять тонн против трёх у МИГ-15, обуславливался большим боезапасом, тяга двигателей по четыре тонны каждый, делали истребитель крайне тяговооружённым. Стреловидное крыло было ещё вновинку для советских асов. Выбрали для Корсики лучших из лучших — всё-таки, им предполагалось проводить самую ответственную операцию, которая предрешит исход войны — захват проливов, а вместе с ним — выход советского союза на морской ТВД средиземного моря и последующие десантные операции.

Сталин не был дураком. Он отличался своей любовью к книгам, он много читал и часто делал пометки карандашом на полях. Его библиотека — одна из самых разноплановых и полных в советском союзе личных библиотек, там можно найти как священное писание, так и методики рассчёта реактивных двигателей. Поэтому он своевременно оценил достоинства специализированных десантных кораблей и уже строил планы по переброске войск в Италию.

Перед пилотами стоял ровный строй новейших истребителей-бомбардировщиков МЗГА. Инструкторы закончили свой инструктаж и пилоты, разбившись на пары, убежали к своим машинам. Новый самолёт был необычен. Управление газом — одна рукоятка, тогда как на Я-15 — их целых три штуки. Новые рукояти, а главное — невероятная мощность, позволявшая самолёту на полном форсаже взлетать с авианосца даже без использования вспомогательных устройств.

После переклички и получения учебных заданий над акваторией были назначены масштабные учения. Пилоты подняли машины в воздух, бешеная скороподъёмность новых машин поражала. Особенно поражала она товарищей Речкалова и Покрышкина. Эти два пилота были одними из самых любимых советской властью, что они, конечно же, не знали. Зачастую путь человека, добравшегося до вершины и сделавшего большие результаты — не самый понятный, ведь многие, обладающие не худшими способностями, чем у знаменитых героев-асов, погибают, героически или по нелепой случайности — отрикошетит собственный снаряд, или осколки сбитого самолёта пробьют кабину — и всё, смерть... Товарищи решили по другому — устроили проверку всем характеристикам, в том числе скорости реакции и умению быстро принимать решения, правильные решения, тщательно проанализировать вьевшиеся в голову стереотипы, по которым мыслит пилот. Да, стереотипы — это что-то вроде программы в оперативной памяти — они с трудом изменяются, но позволяют принимать решения практически мгновенно, не обдумывая ситуацию всем мозгом. Речкалов был забракован как дальтоник, Покрышкин — как медлительный человек, но через неделю за ними приехал ЗИС и забрал обоих из специального госпиталя на МЗГА, где им присвоили звания старших лейтенантов и передали пакеты с документами. Обоих зачислили в дивизион "Корсика" — особый дивизион, укомплектованный на островах.

Прибыв на острова самолётом, они были поражены — ни одного поршневого самолёта! Только реактивные монстры, которые способны разогнаться до шестисот километров в час, летя под углом в сорок пять градусов — обычные истребители на такое не способны, уже при угле атаки в тридцать начинают захлёбываться. А этим монстрам — хоть бы хрен!

Речкалов быстро подружился с Покрышкиным, сошлись характерами. Разными, очень разными, но если первый был полноватым, розовощёким юношей, то второй — наоборот, худощавым, с мягкими чертами лица, такими, что его издалека можно было принять за девушку. И тем не менее, и пухлячок, и милаха, были самыми эффективными воздушными убийцами второй мировой — асами истребителями.

Помимо них прибыло так же четыре сотни человек, которые обживались в общежитиях, которые им выдали. Свежепостроенных и весьма, весьма уютных.

Сейчас же, забравшись в кабину самолёта, ведущий, то есть покрышкин, проверил связь, работу закрылков, прошёлся по чеклисту запуска машины и нажал клавишу запуска. Поначалу ничего не происходило, потом движки разогнались и реактивные струи начали толкать его вперёд.

— Река, как слышно?

— Крыша, слышу нормально, — ответил голос в шлемофоне.

— Река, мы взлетаем первыми после инструктора. Готовимся. Проверь оружие, тебе то, что надо, подвесили?

— Проверил. Всё в порядке, — ответил второй.

Самолёт пополз на взлёт и резко сорвавшись с места на полном форсаже, пошёл вверх. Пилота вдавило в кресло, не спасал специальный костюм. Через несколько секунд в глазах посветлело — слева под углом почти в сорок пять градусов проплывали горы, машина резко шла вверх. Тяговооружённость почти еденица — это не шутки! На предельном форсаже тяга больше десяти тонн, то есть веса машины.

Когда все поднялись, большой истребитель-репетитор, он же местный ас с МЗГА, он же берси, начал работу. В шлемофонах всей авиагруппы из двенадцати машин зазвучал голос берси, удивительно чёткий:

— Что ж, дорогие курсанты. Вчера вы освоили основные приёмы пилотирования реактивных самолётов. Могу вас поздравить, сегодня мы переходим к новому заданию. Прежде всего, я повторю главные слабости поршневой машины — при увеличении скорости, КПД винта падает. При увеличении мощности, мотор становится слишком велик — к примеру, для создания тяги в три тонны, поршневой мотор должен весить пятнадцать тонн. На ваших машинах установлено по два двигателя массой в тонну — их тяга по четыре тонны у каждого. При увеличении высоты полёта, поршневые моторы начинают задыхаться раньше реактивных, плотность воздуха на высоте — значительно меньше, соответственно, меньше и лобовое сопротивление, и больше скорость и экономичность. Поэтому маршевый участок полёта у нас всегда на большой высоте.

Ваши машины обладают преимуществом в скорости, наборе скорости, высоте, тяге. При проведении воздушного боя следует учитывать собственные преимущества и недостатки. Не пройдёт много времени, как вы встретите в бою реактивного противника. Пока что мы будем учиться сбивать вражеские истребители. Ваши машины вооружены двумя 23-мм спарками и одной 30-мм скорострельной пушкой в носовой части. Сегодня все снаряды — трассирующие, чтобы вы могли видеть свою атаку. Начнём урок...

Группа летела на север, в сторону франции. Их сопровождал топливозаправщик. Берси продолжил речь:

Слабости поршневого самолёта очевидны — при атаке следует использовать их. В частности — лучше всего атаковать не на встречных курсах, пикируя с высоты, используя преимущество в высотности — враг будет вынужден потерять скорость, уклоняясь, вы же легко восстановите её, сразу же забрав резко вверх, но чтобы не попасть под вражеский огонь — легче всего заходить врагу в тыл или с фланга. Когда он начнёт вираж, следует учитывать его направление так, чтобы ваша спина не оказалась в прицеле врага во время его манёвра уклонения.

* * *

Бои под москвой были жаркими. Стороны обменивались артиллерийскими ударами, немцы стягивали для финального рывка все силы, что могли выгрести — миллионы людей сконцентрировались на небольшом участке и, к великому сожалению советских войск, их теснили. Каждый день фронт продвигался в сторону москвы примерно на километр, оставляя захватчикам тысячи железобетонных разрушенных ДОТов, окопы с взорванными пушками и гаубицами, остовы сгоревших автомобилей. Фронт приближался и оказался в сорока километрах от МКАДа — последней линии обороны столицы. Сталин приказал стоять насмерть, но стояли и так насмерть, только мёртвые дать отпор врагу уже не могут. Самая жаркая битва в истории человечества сжирала мегатонны снарядов и бомб, и десятки тысяч жизней ежедневно с обеих сторон. Наконец, когда враг подошёл слишком близко к МЗГА, началось. Утром двадцать пятого октября сорок первого года в бой вступила батарея защиты МЗГА — раздался звук сирены и из под бетонного бронеслоя вылезли четыре сотни реактивных систем залпового огня калибром 300 миллиметров. До врага было пятьдесят километров — предельная дальность для заряженных ракет. Три тысячи ракет нацелились на врага синхронно, техники на аэродроме не поняли, что произошло и почему включилась сирена. Батарея номер один открыла залповый огонь по врагу — почти три тысячи ракет, весьма немаленьких, с полутонными боеголовками, с рёвом и шипением, вылетели в сторону врага всего за полминуты. После этого РСЗО спрятались обратно на перезарядку, ракеты же летели огромной тучей. Когда-то военачальники пугали своих врагов тем, что за стрелами их армии не видно солнца. Немецкие солдаты, ведущие ожесточённое наступление, дивизия СС, могли видеть, что это означает на практике. И это им совсем не понравилось — поначалу солнце на востоке замерцало, искажение света от постоянно пролетавших на фоне солнца снарядов, и через несколько секунд оно погасло вовсе — облако ракет было огромным и двигалось быстро.

Немцы были хорошо оснащены и укомплектованы, но к такому вермахт их не готовил — попадания, словно ковровая бомбардировка, уничтожало всё в зоне поражения — не спасали ни окопы, ни броня — ракеты влетали в землю и покрыли несколько километров фронта нескончаемой полосой взрывов, поднимали в воздух комья земли и взрывались в воздухе, грохот взрывов слился в единый гул на целых долгих тридцать секунд, пока последняя ракета не взорвалась. Но к тому моменту враг уже был разбит наголову — колоссальный урон, нанесённый пяти километрам фронта, уничтожено больше десяти тысяч гитлеровцев, немногие выжившие поседели за считанные мгновения. Снаряды в отличие от РСЗО "Смерч" имели детонитовые боеголовки и ударная волна от их взрывов соответствовала таковой у бомбы-пятитонки. Они разносили железную дорогу вместе с насыпью, валили деревья в радиусе сотен метров от попадания и пронизывали раскалёнными осколками технику и людей. Взрывы смывали с поверхности земли всё, а термобарические ракеты сжигали врага даже в самых труднодоступных местах. Впрочем, у обычного то снаряда радиус гарантированного поражения взрывной волной больше тридцати метров и осколками — больше двухсот. Загорелся лес, несмотря на уже холодную и промозглую погоду — взрывы разметали лес в щепки и подожгли их, так что над полем боя установился плотный дым.

Для выживших немцев, которые либо успели убежать, либо видели этот ад со стороны, не попав в зону поражения, это была психологическая травма на всю оставшуюся жизнь. Оружие, с которым непонятно как бороться. От которого непонятно как защищаться. Смерть в чистом её виде.

Впрочем, факт столь мощного налёта тут же был офицерами умолчан, и не зря. Для Берси, по крайней мере, после перезарядки все РСЗО первой батареи вернулись на боевое дежурство, но внезапная и мощная наступательная операция, грозившая прорывом на стратегически важные позиции — к Одинцову, была сломлена. Сталин узнал о произошедшем уже днём, когда проснулся — военные не сочли, что вождя следует будить ради приятных новостей. Однако, когда днём он приехал в кабинет и услышал от командования рапорт об утренней операции, тут же переменился в лице:

— Что с обороной? Как они использовали эту слабость нэмцев?

Докладывающий Жуков сглотнул:

— Я взял на себя смелость и приказал воспользоваться временной дезориентацией противника и ограниченно контраступить. Были захвачены оставленные ранее позиции, практически без боя. На эти позиции был доставлен свежий артдивизион РГК, инженеры приступили к работе над возвращением позициям оборонительных качеств. Сейчас положение по потерям позволяет нам немного вздохнуть спокойнее — мы потеряли за вчерашний день три тысячи человек, немцы, без учёта налёта — девять тысяч, с учётом — около двадцати тысяч.

* * *

*

Ох, и повоевал же я! С Япами вышло довольно неплохо, честно говоря. Я ожидал худшего. Заключить союз с СССР они не могут по разным причинам, зато с Корсикой — подписали документы о военном союзе, предусматривающие в том числе и поставки военной техники и ресурсов за пол цены. Что характерно — я решил продать японцам одну из самых на данный момент совершенных РЛС, способную обнаружить американские самолёты на дальних подступах. После императора поехал с министром обороны Японии, устанавливать РЛС и проверять её действие. Показательные выступления нашей военной техники закончились на одном только показе наших винтовых истребителей, по уровню примерно равнявшихся Як-9 — одним из лучших истребителей второй мировой. Американские образцы, вроде мустангов и аэрокобр, не могли соперничать с яком по тяговооружённости, скорости, маневренности... Поэтому контракт на поставку двух тысяч тяжёлых истребителей-перехватчиков мы подписали. Хирохито был доволен как кот, объевшийся сметаной.

Но нужно было лететь обратно — там начиналась война с Турцией.

Прилетев на корсику, я осмотрелся. На своей авиабазе, было довольно уютно. В закрытых ангарах-бункерах стояли реактивные истребитеи, штурмовики ИЛ-10, весьма, к слову, совершенные, на большом аэродроме с четырьмя взлётно-посадочными так же рулились военные самолёты. Вышел я из своего административного Ил-18, после долгого отдыха в полёте и вдохнул родной воздух корсики. Если летом тут был неприемлемый зной, то осенью уже было очень и очень приятно, тепло, но не жарко, прохладно, но не холодно. Погода — само совершенство во плоти.

Я осмотрелся по сторонам. Берси отчитался о проделанной работе — больше двухсот асов из СССР были присланы на осуществление корсиканско-турецкой боевой операции и сейчас заканчивали подготовку. По аэродрому я пешком отправился в сторону закрытых, тяжелоукреплённых ангаров. Их было всего семь, таких ангаров, но им отводилась большая роль.

— Берси, подготовить бомбардировщики. Налёт по плану Дельта-ноль, штурмовые эскадрильи поднять в небо, заправщики поднять в небо, снабдить боезапасом. Подготовить машины из моего резерва. Объявляю начало военной операции, включай все наличные мощности для предельно быстрого решения вопроса.

— Есть! — звонко и мысленно отозвался берси, — военная техника в полной готовности. Бомбардировщики начнут вылет через тридцать минут, штурмовым группам объявлена боевая тревога. Подготовка эскадрильи "Туканы" в процессе. Бомбардировщики "Илья Муромец" в полной боевой готовности. Одиннадцать машин с термобарическими бомбами М-класса и бомбами ОФАБ-10000. Завершена рас...

— Берси, незачем мне давать все отчёты о проделанной работе. Я понимаю, что сейчас ты ставишь на уши всех, — к слову, со стороны казарм доносились звуки боевой тревоги, — как моя птичка, готова к вылету?

— Так точно. Ваш истребитель-штурмовик готов к боевой работе.

Я подошёл к первому из семи огромных ангаров, укрытых толстенными стальными герметичными дверьми, более того, защищёнными и от бомб, и от ядерных взрывов. Дверь медленно поползла в сторону. Ещё бы, почти пол метра стали толщина, шутка ли? Тяжёлая. Но прочная. Потому и тяжёлая.

Перед моими глазами предстал мой старый, добрый друг. Друг, которого я сделал для войны на филлипинах когда-то. Истребитель-бомбардировщик. Внешне он походил на МиГ-41С, да им и являлся по сути. Интегральная схема, на крыльях по бокам установлены две пушки ГШ-6-30 с увеличенной до шести тысяч выстрелов скорострельностью — по мощности не уступит вулкану, тому, что на тандерболте ставился. И их две, тоже плюс, при атаке создаёт просто огромное облако снарядов, которые сметают всё на своём пути. В крыльях барабанные установки с ракетами — две установки для ракет воздух-воздух, в фюзеляже — установка для ракет воздух-поверхность, которая может запускать в том числе и бомбы, и торпеды, и противокорабельные, и противотанковые ракеты. Пространственные хранилища для ракет и снарядов позволили забить этот истребитель-бомбер под завязку — две сотни ракет воздух-воздух, полторы сотни воздух-поверхность, по пятьдесят штук каждого типа, ну и шестьдесят тысяч снарядов на каждую пушку. Обе монстропушки были такими, что становилось страшно на них смотреть — в крыльях они занимали всё свободное место.

Ну и на закусочку — у самолёта было два электрореактивных двигателя, тягой по двадцать пять тонн каждый — при собственном весе машины в двадцать, вектор тяги отклонялся на углы больше девяноста градусов, то есть они могли загогулиться и дуть под самолёт, резко его остановив, и позволяли выписывтаь в воздухе такие пируэты... До пяти мах этот монстр разгонялся уверенно, к слову, тоже большой плюс ему.

Я улыбнулся, посмотрев на своего старого друга. Его покрасили, перезарядили, но он остался тем самым, которого я любил ещё со времён заварушки в азии. Забрался наверх по трапу, услужливо подвезённому моим адъютантом и сел в кресло пилота. Здесь всё было привычно и знакомо. Всё было моим, родным.

— Шеф, — напомнил мне Берси, — ваш самолёт готов, переоденьтесь в комбинезон.

— Нет, не люблю я их. И так сойдёт. Я взлетаю первым и первым наношу удар по ПВО, потом идут бомберы, а потом уже штурмовики, и высаживаем десант после завершения бомбёжки, ночью. Сообщи Василию Афанасьевичу.

— Уже всем сообщил, операция началась, десант готовится.

— Тогда я на взлёт, — перекинул пару тумблеров и дал газку, машина загудела и поползла на выход. Медленно выехал к полосе. Тут уже было столпотворение, куча бомбардировщиков рулила по аэродрому. Одному из множества аэродромов, задействованных в ударе по турции. Вдалеке готовился к взлёту топливозаправщик, АН-22, за ним стайкой следовали прикреплённые истребители. Летающий бензобак тут был как нельзя кстати — для нормального налёта на турцию придётся дозаправляться над морем. Мой же самолёт привлёк внимание многих людей. Правда, я и представить не мог, насколько прочно он засядет в голове у некоторых.

Это я про Покрышкина, который был в спецотряде истребителей-штурмовиков, он наблюдал взлёт, как раз стоя первым в очереди после меня. Я подрулил к полосе и дал полный газ — полные пятьдесят тонн тяги сделали из самолёта ракету, которая с грохотом пронеслась по полосе и в самом её конце, потянул на себя и взлетел отвесно, то есть вертикально вверх, при этом нехило так ускоряясь. У большинства пилотов, что видели это, судя по комментариям Берси, челюсти попадали и психологическая травма на всю жизнь. Я же наслаждался полётом — машина просто чудесно выдерживала самые экстремальные нагрузки. Лёг на крыло и, повернув машину в горизонтальное положение, на высоте примерно пяти километров, я полетел в сторону турции. Лететь тут было недалеко, по крайней мере, мне, с моей скоростью.

Атака на турцию началась так, как мы и планировали. Я наслаждался боем с воздуха — нужно было точечно уничтожить ключевые позиции ПВО. Тут уже вопрос за берси — самолёт слегка дёрнулся, когда ракета отстрелилась от барабанной установки и понеслась вниз. Первая пошла. Под нами была турция, проливы. Знаменитые, и весьма неплохо укреплённые проливы, которые фактически запирали Россию на чёрном море. Ракета улетела и через некоторое время пошла вторая, третья, четвёртая... И так далее. По мне открыли огонь — недалеко от кабины вспухло облако взрыва снаряда. Метко стреляют, бармалеи! Ну ничего, есть у меня одна ракета...

Ракета с детонитом угодила прямо в зенитную батарею. Мощный заряд разметал как игрушки многочисленные пушки и людей.

Сверху не было видно, что там на земле происходит. То, что я видел — кабина, прицел, свист ветра и гул двигателей, и на экране передо мной — картинка с оптики наведения, результаты налёта. И всё. Я кружил как ястреб над проливом и осыпал его ракетами, которые уничтожали позицию за позицией. ПВО было давным-давно разведано и вскрыто, вопрос был лишь за его уничтожением.

Почему я полетел один? Налёт одного самолёта — это ещё не начало войны. Это провокация — может быть, но не война. О таком просто постесняются говорить, словно сами они ничего не стоят... По поводу бармалеев моё мнение всегда было именно таким, ничего они не стоят. Хотя и я вооружён сверх меры, стойкость и мужество турецких воинов — так же легендарны, как ум британских учёных и честность банковских клерков. Через некоторое время берси подтвердил — многие позиции ПВО обезлюдели, побросали люди пушки и убежали кто куда, крича что-то про шайтана.

Два всполоха по бокам — заблокированы затенением кабины, иначе ослеп бы — и в сторону врага летит целое облако тридцатимиллиметровых снарядов, которые подняли пыль, словно кассетная БЧ. За три секунды стрельбы две установки выстреливают больше трёхсот снарядов — по одной цели действие просто убойнейшее. А они ещё рассеиваются, так что область поражения зависит от дальности. Отстрелял — облако снарядов накрыло пылью и взрывами батарею ПВО. Следующая — та же история, взлетел на две сотни метров и медленно, почти на посадочной скорости, пролетел к следующей цели, атаковав её с бреющего полёта. Вот сейчас картина совершенно иная — земля и скалы стелются под нос самолёта, вдали стоит батарея ПВО — две сотни человек, крупные и маленькие пушки. Ловлю их в прицел и выжимаю гашетку — самолёт трясёт и слышится жужжание орудий в оба уха. Почти горизонтально вдоль земли летят два огненных клинка трассеров, которые через мгновение рассеиваются и накрывают вражескую позицию. Грузовики, стоящие поодаль, снарядами развалило вообще в хлам, только взлетели куски, а снаряды прошлись по пушкам и людям, опустошив батарею. Резко даю вверх и полный форсаж — самолёт практически вертикально поднимается вверх.

Снова ложусь в горизонтальный полёт и словно сокол, выискивающий добычу своим электронным глазом, ищу следы вражеского присутствия. Точечные удары — намного эффективнее. Обычных бомб на такую штурмовку ушло бы несколько сотен, потому что точность страдает. Что ж, коридор для бомберов я проделал — к счастью, ракет тут нет, соответственно, артиллерия может бить под уклоном только на несколько километров. Пробив брешь в защите, я фактически дал возможности бомберам прорваться к турецким городам.

Конечно же, константинополь — главный город, который мы будем утюжить сегодня. В планах была столь массовая бомбардировка, что всякие там дрездены отдыхают — мы подготовили на корсике и в Крыму больше пяти миллионов тонн бомб. Причём помимо обычных — кассетные, фосфорные, и конечно же — термобарические. Посмотрев на тактическую карту, услужливо спроецированную берси, я мог увидеть самую мякотку. Ответ на вопрос "Что происходит", который наверняка сейчас засел в голове турецких военных очень крепко. С Аэродромов в крыму поднялись около двухсот бомберов, в сопровождении примерно трёхсот истребителей новых серий. В средиземном море начала действовать Акула — наша бесценная ПЛ, которая торпедировала турецкие корабли, выполняющие роль ПВО.

С Корсики взлетело больше тысячи бомбардировщиков — с четырёх аэродромов, шестнадцати полос, они взлетали до сих пор! Уже почти час прошёл... Да, час.

И вот вся эта кавалькада летела на Турцию в сопровождении реактивных истребителей — с советской стороны это "переходные" модели с классической схемой, с корсики — первое поколение. Двухдвигательные "Рысаки". И конечно же, с нашей стороны уже прилетели восемь сверхтяжёлых бомберов ИМ, которые летели на высоте сорока километров, с огромной скоростью, таща свой смертоносный груз. Но их груз — имел строго точечное воздействие, корректируемые авиабомбы, которые сбрасывались с высоты в двадцать-тридцать километров, падая точно там, где им отведено упасть. Восемь тысяч тонн бомб. Пятьсот штурмовиков ИЛ-10 с системой дозаправки-дозарядки в воздухе, сорок Туканов, пятьдесят реактивных истребителей — впереди всех, и за ними — бомбардировщики. Турбовинтовые красавцы-пятидесятитонники. Целый вагон бомб!

Налёт дополнительно поддерживали и спутниковые навигаторы, и корректировщики с земли, и беспилотники — всё для максимально точного поражения целей. Первый удар должен быть самым мощным, самым чудовищным, чтобы враг потерял ориентацию в пространстве, а дальше можно уже добивать. ИЛ-10 — хорошая машина. Живучая, хорошо вооружённая, с 45-мм пушками, которые при атаки сверху легко пробивают верхнюю броню любого танка. А две 30-мм одноствольные ГШ-301 только дополняют эту адскую эффективность скорострельностью. Ну и как забыть второго пилота, он же оператор заднего вооружения?

В общем, когда всё началось — я ринулся в гущу — не всякий раз можно увидеть этот Ад и израиль, что сотворил собственными руками. Сначала ничего не происходило, Константинополь и многочисленные укрепления вокруг него ждали своего часа и готовились к обороне, правительство не чувствовало жжение пониже спины. А потом на горизонте показались первые бомбардировщики, которые летели на константинополь. Задача стояла тяжёлая — уничтожить все военные объекты вокруг города и очистить проливы, не уничтожая памятники архитектуры. Это было непросто и большая роль здесь отводилась именно штурмовикам, а уже современные укрепления, начали бомбить. Бомбардировщики практиковали методы коврового бомбометания — выходили на цель цепью и сбрасывали бомбы, за ними шли другие бомберы, и вся кавалькада растянулась аж до италии, через всё море.

И посыпались бомбы. И завязался воздушный бой между турецкими и корсиканскими истребителями, который закончился очень быстро в пользу советских асов — реактивные машины умело уничтожали врага. Я кружил над зоной бомбардировок и решив наведаться к турецким аэродромам, полетел. Вдал полный газ и уже через несколько минут был над большим военным аэромом, со множеством самолётов, некоторые взлетали. Какой-то бармалей попытался атаковать меня в лоб — ответный залп из двух орудий, сотня снарядов, развалил его в воздухе в клочья. А потом вжал гашетку, поймав в прицел стройный ряд вражеских истребителей. Очередь длилась секунд пять — целое извержение снарядов на врага, самолёты горели, разваливались на части, поднялась пыль на всём атакованном участке. Длинный такой... Второй заход — уже на штабное здание — одна очередь — и здание насквозь прошито бронебойно-зажигательными снарядами. И опять — резко ухожу вверх. Полечу ка я обратно к своим!

Но перед тем, как улетать, я решил полностью разрядить машину. Над Анкарой воцарился какой-то воздушный ад — штурмовики летали практически безнаказанно, не считать же отдельные попытки стрелять из пулемётов серьёзным препятствием? Тем более, по любым замеченным точкам ПВО тут же ударяли другие машины — радиосвязь у нас была налажена чётко. Не меньше пятисот машин одновременно, разбившись на восьмёрки, атаковали город, вели огонь из пушек по улицам, без застенчивости сносили "вражескую" религию — мечети и минареты, которые использовали как пункты наблюдения. Не стеснялись.

Я же поддержал их, и как самый тяжеловооружённый, полностью опустошил запас. Стрелять надоело — своим "веником" я прошёлся почти по всем крупным улицам, уничтожая военные заслоны. Расстрелял длинной очередью какой-то кортеж, пытавшийся вырваться из правительственного квартала, а потом просто начали бить наотмашь бомбардировщики — одно за другим, здания, оказывающие сопротивление, уничтожались. Штурмовики постепенно выходили из строя — по разным причинам, их становилось меньше, но перезаряжались все, благодаря чему и получился такой воздушно-артиллерийский налёт. Жилые кварталы Анкары мы не трогали, тем более — всяческие посольства и прочее, но вот правительственные и военных — били без малейшей жалости. Результат — я опустошил пространственные бункеры, расстреляв дохрена целей и отправился полным ходом домой, на Корсику, прямо через италию, остальные летали в обход этих злобных фашиков. Кавалькада бомберов летела в обе стороны, прямо как настоящая воздушная дорога, один за другим, одни бросали бомбы, другие приземлялись и загружались... Стоило шасси моего самолёта коснуться бетонной полосы аэродрома, на связь вышел Василий Афанасьевич.

— Иванов! — в шлемофоне зазвучал его голос, — ты как, в порядке?

— Конечно, Василий Афанасьевич, вылетел лично на Анкару и Константинополь. Ох и пострелял — вволю. Ты бы видел, что за ад там творился — почти тысяча бомберов и две тысячи штурмовиков, бомбили так, что там города за взрывами и пылью не видно!

— Ну молодец, — он явно был где-то не в нашей части, — нас подняли по тревоге. С приказом — захватить Константинополь и Анкару, ты как там, оставил хоть чего?

— Оставил, оставил. Только будьте аккуратнее и при первой же возможности — вызывайте поддержку с воздуха, не рискуй солдатами понапрасну!

— Хорошо, хорошо. Через час, собственно, все уже прыгать будут. Я сейчас в ВКП.

Воздушный командный пункт. Один из наших Антеев, переделанный под оперативный штаб, кружащий на недосягаемой для артиллерии высоте, высоко над полем боя. Превосходная связь — со всеми в радиусе прямой видимости связь по УКВ без ретрансляторов и дополнительных узлов перехода сигнала. Штаб ВДВ располагался в двух таких самолётах — основной и резервный, обычно резервный выполнял роль самолёта-ретранслятора для увеличения дальности связи по УКВ, самой простой и чёткой, бесперебойной, надёжной.

— Принято. Я на аэродроме на Корсике, прилетел с штурмовки. Ад уже закончился, но над полем боя будет кружить больше ста штурмовиков, с заправкой и перезарядкой в воздухе. И пара сотен вертолётов окажут вам поддержку. Задачу, я думаю, объяснять не нужно. Главное — постарайтесь не испортить архитектуру, всё-таки поле боя — историческое место, столица византийской империи...

— Ладно, постараемся.

Через полчаса я услышал отборный мат в шлемофоне. На этот раз Василий Афанасьевич уже был над Константинополем — ключевым местом боя, и охреневал от масштабов воздушного сражения. Небо заполонили наши бомбардировщики и штурмовики, которые ожидали запроса на поддержку с земли. Фактически, за один день мы уничтожили всю связь внутри турции — этим занялись диверсанты, уничтожили крупные железнодорожные узлы, систему связи, в том числе и экстренную, уничтожили крупные радиопередатчики — радиостанций и военных, ликвидировали ключевых людей для организации хоть какого-нибудь сопротивления — всего чуть больше двух сотен персон из среднего и высшего комсостава турецкой армии. В общем, ситуация, в которой оказалась эта страна, была критической даже без ухватистых ребят с пулемётами. Одна беда — армия в турции была крупной. Такой, очень немаленькой, это не десять-двадцать дивизий, их было куда больше... Поэтому начиналась война. Война, на которую я отвёл максимум — неделю. Но чует моё сердце, выковыривать бармалеев придётся намного дольше, просто для нас сейчас главное — захватить и удержать проливы. А так же захватить и создать мощную линию обороны от атаки со стороны европы, то есть стран оси. Вот захватом Василий Афанасьевич и занялся, тем временем, когда бомбардировочная армада закончила свои действия, в дело уже вступила транспортная армада. И вот тут мы развернулись во всю ширь моей души. Дело в том, что транспортников я наклепал намного больше, чем любых других самолётов — А-12 — около пяти тысяч машин, Антеев — четыреста двадцать, и наконец, АН-124 — четыре десятка машин. Транспортная мощность зависела от скорости и грузоподъёмности, то есть чем быстрее, тем лучше. В этом показателе лидировал АН-124, конечно же, с его крейсерской скоростью под девятьсот пятьдесят километров в час. Прямо в зад ему жарко дышал Антей с его шестистами пятюдесятью километрами крейсерской скорости и увеличенной до ста тонн грузоподъёмностью, ну и А-12 — самый массовый советский транспортник, как и корсиканский, имел грузоподъёмность всего двадцать пять тонн и крейсерскую скорость в четыреста восемьдесят километров в час.

Транспортники советского союза я не хотел трогать, а без них... Нда, пришлось дать берси своё согласие на задействование советских машин. Тут всё относительно просто — А-12 мог садиться в чистом поле, тогда как более тяжёлым машинам нужны были хорошие аэродромы, которых у турции было не так уж и много. Именно с захвата и удержания таких аэродромов мы и начали свою экспансию.

Я перебежал в новую боевую машину — мой личный вертолёт-штурмовик. Белый Медведь ждал меня на вертолётной площадке, тут было две сотни таких вертолётов, и все они были готовы к вылету. Но мой личный отличался от них. Во-первых — это орудие. Под носом была установлена турель с миниганом и спаренным с ним автоматическим 40-мм гранатомётом. Во-вторых — вспомогательное оружие — пилоны с ракетами выдвижные, ракеты соответственно в пространственных бункерах внутри фюзеляжа. По бортам, прямо рядом с кабиной пилота, установлены две пушки ГШ-301, с особой системой охлаждения и пространственными бункерами — по сто тысяч патронов на ствол. Ну и на закусочку — в хвостовой части было установлено оригинальное устройство для сброса управляемых заградительных мин, с двадцатью тысячами мин внутри. Мины противопехотные, и при правильном использовании — ужасное оружие, способное компенсировать невозможность вертолёта быть везде и сразу. Два блока по четыре противотанковые кумулятивно-осколочные ракеты — это тоже серьёзное подспорье в бою.

Вот такой вот монстрик и ждал меня, по сути, он являлся продолжением темы штурмовика, на котором я только что отлетал, и предназначался для непосредственной поддержки танков в наступлении — уничтожении противотанковых средств противника, пехоты, лёгкой бронетехники.

Я забрался в вертолёт и расселся в кресле. Было невероятно хорошо — войну я любил. Воевать на летающей технике — любил ещё больше. Хотя и танковый бой мне знаком, но вот вертолёты — моя прелесть. Прежде всего потому, что они повторяли возможности имперских штурмовых спидеров, в отличие от самолёта — не были зависимы от скорости и не нуждались в множестве заходов. При броне моего белого медведя — ему не страшны пулемёты и даже артиллерия противника. Пора дать кое-кому просраться!

* * *

*

Полёт до врага был долгим, ведь крейсерская скорость вертолёта невелика. Может быть, стоило сменить технику прямо там? В общем, пока летел, узнал последние новости и успел поговорить со многими людьми. Прежде всего — позвонил Сталину. Он поднял трубку в своём кабинете:

— У аппарата.

— Здрасьте, товарищ Сталин. Это Иванов, — тут же представился я, — спасибо за Василия Афанасьевича. Мы начали активную фазу операции в Турции.

— Харашо. Докладывайте, когда что-то интересное будет. Я уже приказал войскам в крыму действовать по плану, утверждённому с товарищем Рокоссовским.

— Так точно! Я лично слетал на штурмовки в первой волне, могу сказать, что особой стойкостью турки не отличились, но чтобы выковырять их из всех щелей — понадобится время. В любом случае — проливы уже не контролирует враг, а вопрос захвата — вопрос времени. Наша, корсиканская ПЛ, уже нанесла серию сокрушительных ударов по турецкому и немецкому флоту, потопила восемь надводных и девять подводных кораблей.

— Маладцы, — сталин, как мне кажется, нахмурился, — новости есть?

— Новости... Пожалуй, пока ничего экстраординарного и внепланового. Зато нужно поговорить за войска. Товарищ Глазунов сейчас командует захватом аэродромов Турции, мы рассредоточили все свои транспортные мощности, перебрасываем предельное количество сил на северную часть турции, которой угрожают нашествием немцы. У вас есть свободные тяжёлые танки?

— Нэт, всэ тяжёлые танки сейчас на вес золота под москвой. Могу выделить только то, что было оговорено.

— Хорошо, мои транспортники уже начали подниматься в воздух, через четыре часа Глазунов должен взять под контроль ключевые аэропорты, и через шесть — начаться ввод мотострелковых частей. Я приказал в первой волне отвезти туда триста танков и полный артдивизион, сорок тысяч солдат, кого смог найти. Но нужно примерно двести тысяч, чтобы захватить турцию — страна большая.

— Главное — проливы, — напомнил Сталин, — Зымой, когда нэмцы замерзать начнут, я смогу выделить вам несколько дивизий, но не раньше наступления сильных холодов.

— Есть. Тогда мои люди выполняют план вплоть до пункта пять — создание укрепрайонов и фортификация ключевых точек для контроля местности, уничтожение артиллерии и техники противника. И ещё вот какой вопрос — нужны мне будут православные священники, да побольше. Нужно вернуть в лоно церкви соборы Константинополя, как и весь город. Окрестить, как полагается, а то там мусульмане уже мечеть свою построили, испоганили такое хорошее место...

— С этим проблэм не будет. Ваши помощники уже собрали целую делегацию от церкви со всей утварью, они вылетят сразу, как будет безопасно.

— Что ж... в таком случае следующий доклад — по факту выполнения пятого пункта плана.

* * *

*

Бой на вертолёте очень сильно отличался от штурмовки на самолёте. Десантники очень активно пользовались своими рациями и штурмовикам приходилось постоянно пикировать на врага, засыпая его снарядами — несмотря на полную неожиданность, турецкие военные в городе окопались знатно и мешали взять под контроль Константинополь. У нас было маловато людей, но их нехватку компенсировала воздушная поддержка. И вертолёты, что кружили над городом. Турки пытались пойти в контратаку при поддержке танков, но были быстро уничтожены вертолётами. И засели в домах, откуда их выковырять было сложнее. Я дал приказ бомбить дома, в которых засел враг — подставлять ВДВ не хотелось. Если в занятых домах и есть гражданские... что ж, не успели убежать. Кто не успел — тот опоздал.

Я же вклинился в этот водоворот уличных боёв сразу, сходу, атаковав большой четырёхэтажный дом, в котором засел враг. Вернее, половину дома, выжившую после бомбы, явно полутонной. Враг установил пулемётные гнёзда в окнах, откуда хорошо простреливал перекрёсток и прижимал к земле десантников, но моё появление спутало врагу все карты. Я пролетел прямо над крышами домов и с дистанции в пару километров атаковал дом двумя противотанковыми ракетами, которые влетели аккурат в окна, из которых били пулемёты. Наши ракеты, к слову, не летели по спирали, вращаясь, они управлялись на всём протяжении полёта рулями, поэтому двумя прямыми росчерками влетели и взорвались внутри, на время затихло, но потом, когда десантники ломанулись через перекрёсток к врагу, по ним снова ударили, на этот раз из пистолет-пулемётов. Я уже подлетел на дальность выстрела и открыл огонь из минигана, аккуратно простреляв окна, из которых по нашим бил враг. А потом и автоматическим гранатомётом клацнул, зависнув над площадью. Враг снова затих, дал для верности ещё две ракеты в окна и начал снижаться, благо, место было. Открыл дверь десантного отсека — парни поняли всё правильно и забежали ко мне. Выглядели они колоритно — городской камуфляж на стальных нагрудниках, тяжёлых и неудобных, но уже потрёпанных пулями. В руках — автоматы, куча запасных магазинов к ним, когда шесть человек залезли в десантный отсек, я взмыл в воздух и опустился уже на полуразрушенную крышу, вернее, завис над ней. Мужики вылезли и тут же побежали штурмовать здание.

* * *

*

Труднее всего было тем, кто впервые участвовал в такой массовой войне. Одним из таких людей был Василий Антонович Грушин, он же пилот штурмовика. Грушин отдавал себе отчёт — их готовили почти на убой. Штурмовики действуют в зоне максимального противодействия, и даже если кабина бронирована, всё равно, шанс умереть — один из самых высоких. Но поддержка была нужна — кто как не кружащий на высоте штурмовик Грушина может помочь солдатам на поле боя там, внизу, спикировав на врага и ведя огонь из всех орудий? Под крыльями были подвешены две пушки калибра 30мм, именно с их помощью штурмовик вёл свой бой. Недостаточная по сравнению с 37-мм пушкой мощность компенсировалась скорострельностью — весь боезапас в триста снарядов на ствол уходил одной длинной очередью, которая выкашивала противника. Ну и в качестве совсем уж левой нагрузки под фюзеляжем установили сверхскорострельный шестиствольный пулемёт, тоже ведущий курсовой огонь по противнику.

Грушин прошёл очень короткую подготовку. Призвался в армию в ноябре сорокового — уже год, как он в войсках. Был годен в лётчики, прошёл начальную подготовку. Сначала У-2, потом У-3, он же пилотажный двухместный самолёт — превосходнейшая машина, в которую Грушин влюбился с первого полёта. Прекрасная по всем характеристикам, да ещё и берущая на борт двух человек в тандемной кабине и груз. И, наконец, ему выделили личный самолёт, закреплённый за ним. Новейший штурмовик ИЛ-10, модификацию ИЛ-2, с более совершенным вооружением — двумя пушками и скорострельным пулемётом. Появление систем дозаправки и дозарядки в воздухе сделали главным оружием второго удара — артиллерию. Взлетал то он с подвешенными НАР — по четыре ракеты под крылом, но после первого, мощного удара, улетел, зарядил пушки и начал штурмовать.

В группе с ним были хорошие ребята, так же, как и грушин, пилоты, набранные и обученные в спешке. Справедливости ради, грушин мог бы заметить любому, кто упрекнёт его в непрофессионализме, что тренировки были крайне интенсивными, проходили практически всё свободное время и во время трёхмесячной практике он совершал по три-четыре учебных вылета в день. Топлива и моторов явно не жалели! А превосходная У-3 (она же в миру ЯК-18), на которой он освоил пилотаж и все приёмы штурмовика? Так что налёт у пилотов был, причём, приличный, даже по мере обычной советской авиации.

В шлемофоне зазвучал голос командующего воздушной группой:

— Группа Грушина, запрос на поддержку в квадрате восемь-шесть-три, выход на цель по курсу девяносто два, цель — танк.

— Грушин, приказ принял, — пилот отозвался, — как приняли?

— Работайте, — ну всё, закончились тихие минуты и пришла пора атаковать.

Грушин отвернул и примерился, как бы сподручнее зайти на цель. Целью была обычная уличная ситуация — танк на улице города, который сдерживал продвижение десантных войск. Старая чешская машина, похожая на БТ, вся группа штурмовиков зашла на цель и первым отстрелялся командир группы, поймав цель в прицел. Отстрелялся из всех орудий — две тридцатимиллиметровки и ещё скорострельным пулемётом добавил — разлёт пуль накрыл область вокруг танка, пристрелив парочку турков. Следующий штурмовик вёл огонь уже по засевшим туркам, следующий, следующий... После отстрела они, полегчав на целых две тонны боезапаса, резко уходили влево, сделав бочку над домами и взмыв в воздух.

Солдаты на поле боя радостно приветствовали штурмовики, которые как стая орлов спикировали на преградивший путь танк и осыпали его бронебойными снарядами, превратившими его в решето — хватило бы и десятка, а не почти трёхсот, которые развалили танк до состояния металлолома. Зато вместе с танком были уничтожены засевшие турецкие солдаты, коих выцелил последний штурмовик и дал очередь по зданию, занятому двумя пулемётчиками. После очистки ПТО, можно было пускать вперёд собственную машину — БМДшка, урча двигателем, ждала за углом здания решения вопроса. И его решили.

Применение в таком стеснённом месте, как город, артиллерии, было очень и очень затруднено. Бои шли за каждую улицу. Стоило штурмовикам улететь, появился вертолёт, который пролетел вдоль улицы. Вертолёт пролетел впереди и, поймав очередь из пулемёта, осыпал здание гранатами из флангового АГ, при этом пулемёт под его кабиной дал длинную очередь по окнам дома, одним росчерком накрыв турецкие позиции. Гранатомёт вёл огонь точно, забрасывая гранаты в окна. Пулемёт продолжал свою работу — повернувшись вперёд, он осыпал врага целым ворохом пуль, выметая начисто всех врагов. И, наконец, когда враг уже практически был разбит, вертолёт подлетел к дому в конце улицы — там была обустроена позиция. Это был единственный вертолёт, вооружённый двумя пушками, которые дали длинную-длинную очередь по зданию в конце улицы. Туда же ударил и пулемёт, здание оказалось под таким плотным обстрелом, что противостоять ему казалось невозможным. Снаряды и пули летели нескончаемым потоком. Наконец, когда этот ад закончился, с пилонов сорвались четыре противотанковые ракеты и влетели точно в окна здания, взорвавшись внутри. Из здания и без того уже шёл дым и из окон вырывалось пламя, весь фасад напоминал скорее лунный пейзаж, поскольку состоял из следов от попадания снарядов и пуль. Вертолёт очень, Очень впечатлил десантников, сидящих на броне БМДшки. Их машина не стала тратить снаряды и продвигалась дальше по улице, расталкивая брошенные машины и всякий мелкий городской мусор.

Над городом уже было много пожаров — некоторые из них тушили, сбрасывая воду с пожарных самолётов...

Летящий над ними Грушин услышал в наушниках:

— Товарищи, всем спасибо. Операция закончена. Константинополь наш. Поздравляю с окончанием, всех отличившихся ждут награды и повышения.

В ответ прозвучал стройный хор голосов, "есть!". Штурмовики и правда двинулись обратно на корсику. Путь был неблизкий, но над большой эскадрильей летел топливозаправщик с тремя постоянно выдвинутыми конусами для дозаправки. И топлива в нём было ещё достаточно. Запас топлива у штурмовика был небольшой — всего тонна, десятая часть собственного веса. Перед перелётом разблокировали дополнительные топливные баки в крыльях и расстреляли остаток боезапаса, причём не куда-нибудь, а в море. На всякий случай. После этого штурмовики косяками вились около топливозаправщиков, набрали дополнительно топлива в резервные баки и полетели на Корсику. Домой.

* * *

*

Взятие города ознаменовалось сдачей остатков гарнизона. Турки просто отступали, но наконец последний имевшийся в наличии генерал вышел с переговорами и подписал капитуляцию. Он и ещё двадцать тысяч солдат сложили оружие, большинству из них пришлось оказывать медицинскую помощь. Это уже было учтено и наши госпитали приняли раненых, после окончания лечения их ждёт пинок под зад. Откуда пришли в Византию, туда и уйдут. А тем временем на земле происходил большой-пребольшой совет. В совете принимали участие — лидеры диаспор. Хорошо вооружённого ополчения — греки, курды. И, наконец, прибыл представитель корсики. Это был, конечно же, Иванов. Он прилетел на своём штурмовом вертолёте. Большое совещание проводили в наспех приведённом в порядок президентском дворце. Охраняли их войска ВДВ. Иванов познакомиля со всеми участниками процесса, после чего прошёл за стол переговоров. Курд с Греком уже изрядно поспорили по поводу раздела территории...

— Стоять, — Иванов прервал их пикировку, — Я надеюсь, вы не забыли, кто отвоевал город? Не сомневаюсь, ваша поддержка была значимым вкладом в бой, и тем не менее, мы уничтожили всё грузовое сообщение, системы связи и огромное количество пехоты. Иначе нас бы сейчас перестреляли подтягивающиеся к столице турецкие дивизии. Поэтому вам будет дано то, что было обещано... Курдам будет выделена вся территория на юге турции — по линии границы Мерсин-Кайсери-Унье. Грекам будет отдан о четыреста квадратных километров турецкой земли. Обе стороны получают безусловное право безвозмездного пользования проливами, — прервать Иванова, говорившего на турецком, коий более-менее понимали обе стороны, никто не решился, — И ещё, мы планируем полностью избавить эту территорию от Турок. Товарищи Курды, мы не религиозные фанатики, но чтобы избежать здесь очередной войны, необходимо чётко разграничить — либо Исламский мир, либо Христианский, либо нейтральный. Все мечети и прочие религиозные объекты ислама, будут либо разрушены, либо, если представляют культурную ценность, оставлены в качестве музеев. Я попрошу вас вывезти все ваши религиозные ценности, всё, что вы посчитаете ценным.

— Больше похоже на бегство! — заметил пожилой Курд.

— Возможно. Мы разграничиваем мир чётко, у вас теперь есть довольно большая страна, по размеру как раз соответствующая количеству населения. С выходом к морю, запасами питьевой воды, неплохим климатом, хотя могло быть и лучше...

— Хорошо, — Внезапно сказал Грек, — но вам не кажется, что доля неравноправна? Мы умирали на улицах вместе с вашими солдатами, а нам всего один остров!

Иванов улыбнулся:

— Вы Греки. У вас уже есть Греция, её освобождение от нацистов — лишь вопрос времени. А у Курдов не было своей земли. Не будьте эгоистами. Мы можем отдать вам ещё небольшое количество земли на европейской части нашей территории, в знак признательности. Примерно двадцать-тридцать километров. Так же, довожу до вашего сведения... — он сделал картинную паузу, — что мы временно готовы взять ваши страны под защиту и обеспечить безопасность. Но. У нас и так мало солдат — поэтому предлагаю сформировать из уже имеющихся полков дивизии, вооружим их мы, оружия у нас много.

* * *

*

Руководство Советского Союза было далеко, высшее руководство — тем более, а вот на занятых свежеосваемых землях происходила своя, особая жизнь. Она отличалась — здесь не было войны. Да, среди крестьян многие боялись, что Москву не удержат, но многие поддерживали фронт, большинство же просто жило и работало. Тем более, что работы этой было много, очень много. Как-то сами собой организовались несколько крупных городов вдоль железной дороги, города, через которые поначалу просто вывозили урожай, через которые привозили материалы, в том числе и строительные. На новых землях образовывались крупные торговые города, первый урожай был огромным. По сравнению с прошлыми годами — так точно огромным. Работа кипела, крестьянству дали вдосталь насладиться мелким собственничеством. На полях колосилась рожь, подрастали огурчики и помидорчики, картошка — её было немало, кукуруза — она, к удивлению, росла очень и очень хорошо. Приготовление комбикормов из всех кормовых культур превратилось в мелкий местный бизнес — образовались первые частные производства. Не всё, конечно, было идеальным — первый урожай сорок первого года фактически, гнил. Это уже намеревались использовать пропагандисты, но их вовремя одёрнули. Денег хотели все, ещё больше денег, в связи с войной, хотели абсолютно все, поэтому, казалось бы, жизнь удалась — можно взвинтить цены, некоторые — и вовсе не собирались продавать урожай, который сами съесть точно бы не смогли. Но взвинтить цены не удалось, продавать по госцене никто не хотел, да и за доступную двойную наценку продать — тоже. Хотя по пути следования поездов по трёхпутной железке и образовались центры, в которые свозился урожай, где он уже продавался по доступным ценам. Некоторые к осени, понимая, что не смогут сохранить урожай, спешно от него избавлялись, некоторые — начинали активно отъедаться, факт остаётся фактом...

В общем, жизнь эвакуированного крестьянства была странной. Чем-то на взгляд Сталина они походили на ребёнка в магазине сладостей — когда разрешили брать всё, наелись конфет до опупения, до отвращения, и уже не знали, что происходит — и продавать по госцене жалко, и гниёт же. Кормили скотину — ударными темпами. Поголовье скота, особенно поголовье свиней, росло как на дрожжах — хрюшки, в условиях избытка корма, плодились очень активно, поэтому уже к осени построенных огромных свиноферм не хватало. А свиноферм было немало, они были рассчитаны на миллион двести тысяч голов, и таких было восемь штук. Почти на десять миллионов хрюшек. Отдельные оригиналы активно занялись разведением различной экзотической скотины — под Новым Измалковом начало активно распространяться разведение кроликов, в сотне километров от них, в селе "Светлое" процветал рыбопромысел. Но самая активная торговля была около города "Петербург", вокруг города было несколько заводов, что сделало его промышленным и торговым центром новой целины. Под Витязево стоял высокопроизводительный кирпичный завод. Продукция завода задавала темп строительству и особенности экстерьера — помимо классического красного глиняного кирпича здесь производился основной стройматериал — кирпичи сорта "Тёмный" и "Светлый".

Тёмно-коричневый, аккуратный, с гладкими поверхностями, слегка скруглёнными краями — совсем не похож на те поделки, что делают зэки для строек коммунизма. Кирпич этого завода ценился высоко — особенно два основных его сорта, которые производились на огромной территории, и благодаря высокой механизации — в огромных размерах. Город был построен очень и очень нетипичным для советского союза. Он, по сути, был построен по технологиям и чертежам Иванова, с нуля, при помощи его же материалов и сотрудников. Прежде всего в глаза бросались дороги и дома. Дома выглядели намного аккуратнее, чем в остальной России. Дома в городе были выполнены в единой архитектурной композиции. Хотя и сильно различались, больше всего город был похож на небольшой городок Европы, если бы не одно но — все дома в нём были из кирпича. Фасады — да, украшены, причём весьма умело, кирпич двухцветный, рельефный... Дома, тем не менее, были удивительной внешности и красоты. Не менее симпатичны были улицы города — асфальт поверх бетонных плит, дороги с полной разметкой, тротуары с плиткой, огороженные, большие чугунные красивые фонари, стилизованные под старину, и даже таксофоны, так же весьма стильно выглядящие. Город был построен в рекордные сроки, и в первую очередь — благодаря наличию кирпичного завода, производящего кирпичей примерно столько же, сколько все остальные советские заводы вместе взятые. При этом помимо обычного выпускающий и декоративные кирпичи.

Тон был задан и начались активные торги — для строительства домов приходилось покупать кирпич, а он стоил недёшево. Даже с учётом скидок как переселенцам, единственный путь снизить цену — согласиться на применение архитектуры, то есть — сотрудники администрации сами определяют, как должен выглядеть дом. Зачем? Всем хотелось иметь красивую, уютную, симпатичную деревню, а не нагромождение домов разной степени поганости — поэтому и требовали. Соглашались практически все, и поэтому активно процветало строительство. Профессия, в которой многие крестьяне, уже собравшие урожай, преуспевали — за лето были построены дома, а осень-зима — время их достройки, оснащения, отделки... Благодаря хитрости, удалось добиться того, что хотели добиться изначально — чтобы поселения выглядели Куль-Тур-Но. Не сразу, конечно, что поделать, нельзя сделать культурное поселение с бескультурным населением. А оно так и было — большинство напоминало, как это ни прискорбно признавать, колхозников в смокинге. Вроде бы и сделали всё, что нужно, чтобы поселения были аккуратными и уютными, а результат.... Какой есть результат. Нет культуры совместного проживания в городе, люди откровенно срать хотели на всё, что находится за их забором. Уборка улиц, даже мусор в урны казалось бы не кидают принципиально — только мимо. Эпоха полиэтиленовых упаковок ещё не наступила, поэтому проблемы отходов не было, но всё же, всё же, некоторые проблемы стояли очень остро.

Однако, город, носивший название дореволюционной столицы, удерживался от захламления. Да и в целом, напоминал то, к чему должны стремиться и в деревне — при тех же вводных, город чистый, уютный, улочки тщательно подметаются. Особенным шиком жители города считали парковочные столбики, отделявшие тротуар от автомобильной дороги. Да и автомобилей на такой город было довольно много, хотя большинство из них — грузовики-полуторки. Ну и нескольо тысяч машин "КИМ", которые перед самой войной запустили в серию и до сих пор широко продавали по всему советскому союзу. В Аграрном регионе продавали не простые машины, а работающие на газу — самые популярные, ввиду низкой цены на топливо. Хотя их заправка и представляла некоторые проблемы, и небольшую опасность ввиду низкой культуры использования газовой аппаратуры.

Но, пожалуй, самым необычным тружеником села и города стал поставленный на поток мотороллер. Оно и понятно — машин на всех не хватает, денег крестьянским трудом много не заработаешь. А в селе неожиданную популярность приобрёл двух и трёхколёсный транспорт. Начать хотя бы с того, что их моторы были практически идентичны моторам мотоблоков — большая часть деталей взаимозаменяема, то есть обслуживание — дешёвое.

Особую популярность приобрели самодельные, или полусамодельные варианты. Ушлые крестьяне ещё когда им выдавали мотоблоки, умудрялись сэкономить и получить в своё распоряжение двигатель, а дальше — дело техники. Два или четыре колеса, без сцепления, сваренная грубо из труб рама — вот и получался простой и предельно надёжный внедорожный мото или квадроцикл. Потом их стали выпускать серийно, под маркой мотовездеходов. Квадроциклы начали расползаться по селу — стоили они намного дешевле машины, при этом имели прекрасную проходимость в любую погоду, только по снегу не ездили, а так... К тому же такая устойчивость и хорошая тяга — крестьянам понравилась, потому как к ним подходили автомобильные прицепы, так же массово выпускавшиеся промышленностью. Тракторные уже не потянут, а автомобильный — на пониженной передаче даже с максимальным грузом. И ничего.

Естественно, обзавестись подобным транспортом хотели многие, поэтому были вынуждены продавать весь урожай, за редким-редким исключением тех, у кого с собой имелось приличное количество денег. Лучше всего жили те, кто вложился в покупку трактора — работа с его помощью была попроще, вернее, физически проще. Хотя большая часть, как уже упоминалось, культуры труда не имела и готова была пахать хоть на лошадях, среди выселенных было много неграмотных — тех, кто едва ли мог освоить любую технику.

И тем не менее, несмотря на явное недовольство со стороны партийных органов, в городах продавались и работали тракторы. На строительстве домов обычно участвовало много различной техники, но в дальнейшей сельскохозяйственной деятельности — участвовали тракторы. Самой распространённой машиной был трактор М-52. Вид он имел моднявый, по сравнению с самым распространённым "универсалом" — так особенно. Скруглённая решётка радиатора спереди, мощный дизельный двигатель и приличная тяга — чуть больше тонны. Про закрытую и почти герметичную кабину и говорить нечего — это была роскошь, доселе доступная только некоторой технике, но не сельскохозяйственным тракторам, работа которых приходилась на относительно тёплые времена года. На этот же трактор постоянно точили зуб военные — мобилизовать такую технику им хотелось ну очень — по качествам трактор не уступал будущему МТЗ-80. По конструкции был просто рекордсменом по части надёжности — немногие трактористы, которые уже набили руку на Универсале, пересели на новую машину с невероятным удовольствием. Чтобы вывести из строя М-52 нужно было очень сильно постараться. Конструкция и правда была дубовая, металла, как и сложных деталей, не жалели.

В целом, можно было сказать, что жизнь в осваиваемых территориях бурно кипела и ни на секунду не прерывалась. Далёкий гром войны доходил и до этих территорий — в виде постоянно едущих по железной дороге длинных поездов по пятьсот-тысяче вагонов с бронетехникой и военными грузами. Поезда летели на приличной скорости, с утра до ночи, каждые полчаса проходили огромные составы, везущие в москву новую артиллерию. Иногда вместе с такими поездами, вставшими на дозаправку, уезжали местные юноши — желающие постоять за родину. Но таких было немного. Всё-таки война давала возможности подняться, причём подняться очень высоко. Или сложить голову, что более вероятно, русская рулетка с пятью пулями в барабане.

Вместе с одним из таких поездов и отъехало две сотни юношей, решивших выбиться в люди, подписавших с Армией контракт, теперь уже.

* * *

Сколько их было, поездов, едущих в москву? С одного из таких военных составов сошли добровольцы, которых встретили отнюдь не хлебом-солью. Прямо на грузовой станции их практически пинками выгнали из вагонов и увели как можно быстрее от поезда — ещё бы, скоро здесь будет столпотворение. Чтобы разгрузить состав длинной в четырнадцать километров нужны тысячи людей и работа нескольких сортировочных станций. В голове состава ехали танки, снаряды — в хвосте. Тянули состав восемь газотурбовозов на газовом топливе, две четырёхсекционных системы. Главное для них, конечно же, разогнать эту махину, а дальше можно было поддерживать обороты турбин весь путь постоянными...

Очередной состав привёз необычный груз, поэтому почти-гражданских как можно скорее его отогнали. К ним доставили груз, который ожидали больше всего. Оборона города находилась под постоянными и самыми мощными ударами вермахта, всё сводилось к артиллерийской дуэли и немногочисленным штурмовым атакам в обе стороны. Больше всего город нуждался в снарядах и пушках. Под москвой уже сконцентрировались десятки тысяч пушек с обеих сторон...