Нетерпимость

— Надежда Сергеевна, откройте. Я знаю, что вы дома, — сказал Николай.

Дверь приоткрылась, и в щель он увидел искаженное страхом лицо женщины. Одновременно Николай уловил краем уха какой-то шорох на площадке этажом выше.

Решительным жестом распахнув дверь, он шагнул в квартиру, потеснив хозяйку, и закрыл ее за собой.

— Коля... — дрожащими губами проговорила женщина.

— Пойдемте, там поговорим.

Он взял ее под руку и буквально силой втащил в комнату. Надежда Сергеевна опустилась на стул.

— Зачем ты приехал? — спросила она, — Ты погубить меня хочешь? Я же просила тебя оставить меня в покое...

— Как вы можете так распускаться?! — воскликнул Николай, — Мне тоже сегодня звонили и угрожали, если хотите знать. И что? Сами полезем в петлю, если они прикажут?

— Если... Если со мной что случится, знай, я тебя не звала, ни о чем не просила... — поднимая на него гневный взгляд полных слез глаз, сказала Надежда Сергеевна.

Николай вздохнул, и стараясь придать голосу спокойствие, сказал:

— Давайте попьем чаю и спокойно поговорим. После этого я уйду и никогда больше вас не потревожу без вашей на то воли.

Оставив плачущую Надежду Сергеевну на стуле, он вышел на кухню и поставил чайник. За окном было хмуро. Сыпал мелкий дождь, и все казалось спокойным, умиротворенным, незыблемым.

'Вот так, — подумалось ему, — живет человек, уйдет человек, а за окном будет то же самое, из года в год целую вечность...'

Он налил в чашки чай и вернулся в комнату. Надежда Сергеевна продолжала сидеть на стуле в той же позе, уставившись взглядом в стол. Она даже не пошевелилась, когда он поставил перед ней чашку.

— Надежда Сергеевна, — заговорил Николай, — я переговорил с человеком из Большого дома, рассказал вашу историю, и он обещал разобраться. После этого они начали звонить вам, мне и Лене, и угрожать. Человек сегодня утром сказал мне, что вам следует немедленно прописать к себе Лену. Причем заверил, что трудностей не будет. Вам надо это сделать. Раз они начали проявлять беспокойство, значит, он что-то предпринял. Что и как нас не касается, но обратного хода теперь нет. Поймите это.

— Я хочу умереть своей смертью, — глухо сказала женщина, — Мне все равно, что будет с квартирой, с имуществом... Я хочу умереть своей смертью!

— Так не умрете вы своей смертью! — воскликнул Николай, — Неужели вы не понимаете, что раз они решили завладеть вашей квартирой, они не будут дожидаться вашей смерти десять, пятнадцать или сколько там лет, что вы еще проживете? Они помогут вам! Эти люди ждать не любят. У них там, — он сделал жест рукой в сторону сердца, — ничего лишнего. Они привыкли к своей безнаказанности, у них везде свои купленные люди и их ничего не остановит. Вы же сами рассказывали про присвоенные квартиры в вашем доме. Одна хозяйка поехала доживать в деревню, а другая пропала без вести. Пятьдесят тысяч человек в России каждый год пропадают без вести! Вы хотите стать еще одной?

Надежда Сергеевна молчала.

Николай прихлебнул чай и сказал:

— Единственный выход, чтобы они оставили вас в покое, это сделать так, как посоветовал этот человек. Я не знаю кто он, но судя по номеру служебной машины, не рядовой милиционер. Зачем же вы сами обрекаете себя на верную гибель?

В прихожей послышался звонок. Надежда Сергеевна вздрогнула и испуганно уставилась на Николая.

— Сидите, — приказал он, — я сам открою.

За дверью стояла Лена.

— Проходите, — сказал Николай, пропуская ее в прихожую, — Я пойду. Думаю, вы сами обо всем договоритесь...

12.

Николай вспомнил все это, идя по растаявшему снежному месиву и прикидывая дальнейшие планы. Надо было сходить еще в больницу и к крестнику. Он зашел было в магазин, чтобы купить фруктов, но, вытащив и пересчитав деньги, полученные от Надежды Сергеевны, вышел на Староневский и направился к троллейбусной остановке.

В ДЛТ он купил мягких игрушек. На большие денег не хватало, но ему почему-то вдруг захотелось, чтобы у каждого ребенка осталась от него что-то на память. Маленькие котята и собачата заворожили его. Было в их облике что-то неуловимо доброе. Отдельно купил еще довольно большого слоника, думая порадовать крестника.

Тот тоже, можно сказать, возник в его жизни случайно...

Так получилось, что в тот день крестил сам настоятель, как правило, перекладывавший исполнение треб, кроме исключительных случаев, на подчиненных священников.

Две женщины — одна молодая, другая постарше, появились в храме раньше назначенного времени.

— Батюшка, — обратилась к Николаю пожилая, — у нас крестного нет. Можно будет как-то помочь нам?

Николай покачал головой.

— Видите ли, крестный — это не простая формальность. Господь не навязывает Себя никому насильно, а у младенчика мы спросить согласия не можем. Мы крестим по вере родителей, но должен быть восприемник, который возьмет на себя ответственность перед Богом, что воспитает его таким образом, что когда тот вырастет, то не отвергнет Бога. Как же мы можем пренебрегать этим?

Женщины потупили взгляд.

— Вы понимаете, у нас нет достойного человека, а кого попало, мы не хотим приглашать, — вступила в разговор молодая.

— Я могу быть крестной? Я бабушка. — спросила пожилая.

— Нет. Была бы девочка — можно, но у вас мальчик, а крестный должен быть одного пола с ребенком.

На лицах женщин отразилась неподдельная печаль, и Николаю стало искренне жаль их. Видно было, что решение крестить младенца они принимали исходя не из фольклорных соображений.

— Подождите, я поговорю с батюшкой, — обнадежил их Николай, — может быть, он согласится стать крестным? Вы живете недалеко?

— Совсем рядом, — заверила пожилая женщина, — Мы ходим к вам...

Настоятеля Николай нашел в трапезной.

— Готово все? — спросил он, увидев входящего Николая.

— Да, но у них крестного нет.

— Молодцы, — хмыкнул он, — О чем они думали, собираясь крестить? Как стакан поднимать будут?

— Батюшка, это все-таки наши прихожане, — сказал Николай примирительно, — Они говорят, что не смогли подобрать достойного...

— Ну, а при чем? — перебил настоятель.

— А вы бы не согласились стать восприемником?

— Что?! — он даже поперхнулся, — Ты знаешь, сколько у меня таких могло бы быть? Отправляй их домой. Пусть подготовятся, как положено, а потом приходят. Окрестим в любое время.

Николай посмотрел в лицо священнику, вспомнил глаза ожидающих его с надеждой женщин, и неожиданно сам для себя, сказал твердо:

— Все готово, батюшка. Восприемником буду я. Мы ждем вас.

— Смотри, перед Богом ответ будешь держать, — строго посмотрев на него, сказал тот.

— Отвечу, отче, и постараюсь справиться достойно, — завершил разговор Николай и вышел из трапезной...

Теперь малышу уже шел пятый год и его радостный возглас: 'Папа крестный пришел!' радовал сердце Николая всякий раз, как он звонил в дверь ставшего для него чем-то уже родным дома. Радовалась и мать, Валентина. Растила она сына без мужа, и иногда Николай ловил на себе по-женски нежный взгляд. И душой он ощущал себя здесь дома, и Ольга Владимировна, бабушка, была с ним приветлива, а один раз даже намекнула, что они очень подходят друг другу с Валентиной. Что мог ответить Николай? Он сам это чувствовал и был бы рад обрести, наконец, свою семью. Только правду, что мешала осуществлению этих замыслов, он открыть о себе не мог, так и оставшись, наверное, для них в чем-то загадкой...

Но были зажигавшиеся радостью при его появлении глаза мальчишки, были и другие глаза, к которым он сейчас спешил, и это было самое главное в его жизни. Николай не чувствовал себя отверженным или чем-то в жизни обделенным.

Когда Николай вышел, наконец, из больницы, стало смеркаться. Сегодня пришлось потрудиться по полной программе, даже на традиционный турнир по шашкам не хватило времени.

'Ну вот, — подумал он, взглянув на часы, — к крестнику уже не попадаю...'

Николай с сожалением посмотрел на завернутого в целлофановый пакет плюшевого слоника.

'Видел бы Славка, чем сегодня мне пришлось заниматься', — подумал он.

При воспоминании о Славке, у него опять сжалось сердце:

'Бедный мой малыш. Как, должно быть, трудно любить такого, как я. Меньше всего уделяю ему внимания...'

Николай вытащил на ходу мобильник и позвонил.

— Да, Колян, — послышался желанный голос.

— Разбудил?

— Придавил маленько после смены. Все равно уже вставать пора. Я рыбы купил. Пожарю к твоему приходу.

— Ты завтра работаешь?

— Нет. Послезавтра в вечерку.

— Слушай, давай проведем, в конце концов, весь день вместе, а?

— Я-то с радостью...

По интонациям голоса чувствовалось, что Славка заулыбался.

— Нет, правда, Славеныш, — Николай тоже невольно улыбнулся, — обещаю, все дела отменю, на вечернюю службу заменюсь...

— Поедем куда?

— Решим. Главное — побудем вместе.

— Давай. Жду.

— До вечера. Не скучай.

— Пойду рыбу жарить...

Николай положил телефон в карман, и повеселевший от неожиданно принятого решения, стал спускаться в метро.

Вот и храм. Вечером он служил с неразговорчивым отцом Петром.

'Быстро освобожусь', — подумал Николай, зная, что тот любит, когда служит без настоятеля, подсократить службу. К тому же, она была рядовой. Ни праздника завтра не было, ни особо почитаемых святых.

-В темпе читай, — сказал отец Петр, благословляя стихарь, — в храме полторы калеки.

Николай сотворил поклон на горнем месте, взял часослов и вышел на солею, бросив взгляд на прихожан. В храме стояло восемь человек. Мария, Клавдея, Анна — этих он знал по именам. Три женщины и пожилой мужчина были ему не знакомы. Да еще один, кажется, незнакомый — высокий парень лет тридцати... Его он рассмотреть не успел, поскольку тот сразу же отступил в сумрак бокового придела.

Отец Петр дал возглас и Николай начал читать. Все было, как всегда...

Первый раз Николай ощутил неясное беспокойство, когда вышел на середину храма читать шестопсалмие. Он не мог понять почему, но ему вдруг стало неуютно. Как будто холодом повеяло. Он оттолкнул неприятное ощущение, но оно возникло опять, когда читал канон. Казалось, что на него кто-то пристально смотрит.

Николай окинул взглядом прихожан. Все стояли, как всегда, с серьезными лицами. Прибавилось еще три человека, да продолжал маячить в сумраке придела силуэт высокого парня. Николай заметил, что его взгляд все чаще и чаще обращается к нему. Даже на какой-то момент показалось, что он уже видел его когда-то. Даже не его, а именно этот выделяющийся на фоне слабого света от горящих свечей, силуэт...

Выходя читать 'Благо есть...', Николай бросил взгляд в придел, но парня там уже не было.

Служба закончилась быстро. Проповедовать отец Петр не стал, и объявив время начала завтрашних богослужений, благословил прихожан.

Николай приготовил жертвенник, налил воду для завтрашнего молебна и выложил синодики. Храм уже опустел, ушла свечница, Елена закрыла двери. За окнами опять пошел снег. Почти, как утром...

Николай окинул взглядом алтарь. Только что он спешил, предвкушая, что дома ждет Славка, пожаривший уже, наверное, рыбу, а тут вдруг почему-то ему расхотелось торопиться.

'Я же собирался отчистить, наконец, капли воска с солеи', — вспомнил он.

Николай взял скребок и вышел на солею. Елена ходила по храму, гася лампады и свечи.

— Ну, вот, — сказала она, подходя, — Все по домам, а ты за работу. Вот, что значит, дома никто не ждет.

— Откуда ты знаешь? — улыбнулся Николай, — А может, ждет?

— Кто? Эх, Коля, Коля. Смотрю я на тебя — трудолюбивый, обходительный. Какой бы из тебя отец мог получиться, муж. Почему ты всю жизнь один?

— Один, когда никому не нужен. А у меня сама знаешь...

— То-то и дело, что ты любому помочь готов. А семья должна быть одна, своя. Род-то свой продолжать надо?

— Все в свое время делать надо, — уклончиво ответил Николай, орудуя скребком, — Ты вон ругаешь меня, а друг один сказал недавно, что завидует. Второй раз женат уже и дети есть там и там, а говорит, что никому не нужен. И такое бывает.

— Верующий, друг-то? — поинтересовалась Елена.

— В душе, как многие говорят. Да что мы привыкли делить всех на верующих и неверующих? Кино такое смотрела в свое время? 'Берегись автомобиля' называется. Помнишь, что Банионис Смоктуновскому отвечает, когда тот спросил, верует ли он в Бога? В Него верят все. Одни верят в то, что Он есть, другие верят в то, что Его нет, и то и другое недоказуемо. Так оно и есть. Бога надо чувствовать. Сердцем. Разумом осмыслить невозможно. Мне своего друга насильно в храм привести? Ну, привел. И что дальше? Если ему Бог Себя не открыл, что я-то, грешный, ему открою?

— Ну, а что делать?

— Серафим Саровский говорил, что делать. Спаси себя, и вокруг тебя спасутся. На себя больше смотреть надо, каяться, а мы других судить привыкли, учить, как надо жить, наставлять, как будто сами уже с крылышками.

— Складно говоришь, Коль. Лучше иного батюшки. А не женишься, что монахом не станешь? Вот и проповедовал бы.

— Надо будет, Господь приведет, не переживай. Устала, небось, второй день подряд дежурить?

— Ой, правда, Коль. Молодая была, кирпичи на стройке таскала на пятый этаж — и ничего. За Автово мы строили, когда я в Ленинград приехала, — охотно переключилась Елена на другую тему, — В общежитии жили. Что у нас у кого было? А весело жили. Свадьбу, помню, играли, столы из комнату в комнату составили через коридор. Гуляли всю ночь, а на следующий день — опять на работу. И сил хватало. А сейчас? Что я делала-то тут? Свечи тушила? А уже, до подушки лишь бы дотронуться... Чай-то пить будешь?

— Да нет, пей одна. Помою сейчас солею, и домой.

Елена ушла, а Николай завершил уборку и вошел в алтарь. Он сотворил поклоны перед престолом и неожиданно, стоя на коленях, начал молиться, прося у Господа прощения за все лукавство, ложь, нечистоту, коими осквернял себя в жизни...

Послышались шаркающие шаги Елены. Николай поднялся и пошел одеваться.

— Ну, счастливо, — сказал он ей у дверей храма, — Помощи тебе Божией.

— С Богом, Коля, — ответила та, закрывая за ним дверь.

Улица была совершенно пуста. На автобусной остановке маячила лишь одинокая фигура сильно подвыпившего здорового детины с бутылкой пива в руке.

'Наверное, автобус только ушел, — подумал Николай, направляясь к остановке, — Теперь не дождешься...'

Детина, заметив приближающегося со стороны храма Николая, перестал раскачиваться, отхлебнул из бутылки и уставился на него. Николай встал поодаль и глянул в сторону, откуда должен был показаться автобус. Детина, тем не менее, сделал несколько шагов и оказался с ним лицом к лицу. Не заметить уже было невозможно, и Николай поднял на него взгляд.

— В церкви работаешь? — прохрипел пьяный, дохнув на него перегаром.

— Работают на заводе, в церкви служат, — спокойно ответил Николай.

— Батюшка? — опять прохрипел детина, с ненавистью глядя на него.

— Нет.

— Ну, твое счастье...