Квартал первый. Боец Круга Поединков

Было слышно, как медсестра прошла через комнату и, погремев шпингалетами, распахнула окно. Наблюдатель затянулся в последний раз, а потом затушил сигарету в пепельнице.

— Мэри, — произнёс он с раздражением и горечью одновременно, — вы позволите вам исповедаться?

— Боюсь, на вашу исповедь уйдёт остаток моих дней.

— Не шутите так, я бы не хотел, чтобы ваша шутка исполнилась.

— А она может?

— Конечно. В городе очень опасно, а вы находитесь в группе риска. К слову, вы слышали последние новости?

— Майор, вы забываете, что я не могу и не хочу отслеживать болтовню между мальчишками вроде вас.

— Ну тогда я ставлю вас в известность: сегодня в Старом Городе изнасиловали и убили шесть девочек подросткового возраста.

Было слышно, как медсестра пробормотала: "О боже!"

— Из людей, выживших после нападения вампиров, трое скончались в больнице, десять вследствие циркуляторной гипоксии не способны разговаривать, остальные либо не приходят в себя, либо не могут ничего вспомнить. А мисс Браун не просто выжила, она общалась с вампиром, вступала с ним в телесный контакт и, судя по её нежеланию отвечать, прекрасно помнит всё произошедшее. Идеально для проведения виктимологического анализа, если бы только мисс Браун согласилась говорить. Поэтому, Мэри, ответьте, что я должен делать? — раздался шелест бумаг. — Личности трёх из шести погибших девочек не установлены, и я не могу отправить запрос на доступ к Единому Реестру для опознания, потому что пальцы им изуродовали так, что ни о каких отпечатках и речи быть не может. А одной до нашего приезда успели выдавить глаза. И я надеюсь, что хотя бы имена остальных получится установить по сетчатке. Однако эта процедура требует времени, которого у меня нет. И как думаете, что скажут мне, когда посмотрят на фотографии жертв, которые я обязан приложить к запросу? Мне скажут, что собаки, которым оказано "высочайшее доверие", ни черта не делают. И никто не вспомнит о том, что эти траханные...

— Майор!

— ... законы связывают собак по всем лапам, — судя по скрипу кресла, мужчина встал. — Когда мы спустились в подвал, Мэри, одна из девочек, Линда Пейдж, оставалась ещё жива. Но протянула недолго, хотя реаниматоры старались как могли. Она до последнего звала отца и уже не осознавала, что происходит вокруг. Посмотрите телевизор, журналисты успели заснять всё, что испортит вам аппетит. Как думаете, это заставит Мура подумать о том, что свободы граждан надо урезать ради их же безопасности? Нет, Мэри, всё будет как с Сэнгером, — судя по шелесту, мужчина вытащил из пачки ещё одну сигарету. — Вот уж кого я точно не хотел потерять, — щёлкнула зажигалка. — Фон Юттнер говорил, что хорошо было при короле: один его указ давал нам полную свободу, и поэтому раньше жилось спокойней. Не требовались бумажки и ордера для того, чтобы зайти в домик мамаши Лидс и посмотреть, какого дьявола она прячет в подвале. Демократия если и уважает людей, то не способна о них позаботиться.

Инстинкты сжали натруженные мышцы в узел боли: человек, который прохаживался рядом, боролся с гневом.

— Вы успокоились?

— Нет, Мэри, я успокоюсь когда все, включая мисс Браун, определятся, чего им хочется: чтобы мы работали, или чтобы Военное подразделение расформировали. У государства были десятилетия, чтобы создать альтернативную организацию, так в чём дело? Лишняя статья расходов? Граждане этой страны слишком люди, чтобы выполнять наши обязанности? Или кое-кому не выгодно, чтобы электорат гиб при исполнении? Конечно, ведь когда семьи погибших поймут, что к чему, они начнут требовать кардинальных перемен в системе, приносящей многомиллионный доход. Поэтому очень удобно использовать нас, — мужчина шумно выдохнул дым. — Если бы я не был в молодости таким идиотом, я бы радовался старику Чересову. Он совал нос во все наши дела, но взамен давал столько полномочий, сколько нам требовалось. Блаженную Грету с её зверинцем поймали только благодаря ему, хотя даже с полученным карт-бланшем мы потеряли пятерых, и ваш сын...

— Пожалуйста, майор.

В голосе медсестры прозвучало нечто такое, отчего я украдкой подняла взгляд и в жёлтом, жирнящем тени свете лампы увидела двух измученных людей.

— Простите, Мэри, — мужчина тяжело опустился в кресло. — Если бы Чересов до сих пор занимал пост министра, ничего бы этой ночью не случилось, и меня бы не грызла совесть так, будто я... — вместо окончания фразы он нервно затянулся.

— Теперь вы успокоились?

— Да.

— Вы на грани нервного срыва, майор, — было слышно, что Мэри старается говорить холодно, — и выносите слишком много личного в работу, хоть я и понимаю ваши... обстоятельства. Впрочем, не скрою, я рада, что в вас ещё осталось что-то от подростка, который однажды приполз ко мне с разодранным плечом. Я рада, что вы умеете извлекать уроки из прошлого. И я рада, что вы не сгубили душу на солдафонах, монстрах, и смерть шести детей для вас столько значит. Но если вы думаете, что я позволю вам замучить седьмого, то...

— Да-да, вы правы, я виноват, — Наблюдатель шумно выдохнул. — Пять минут. Дайте мне пять минут, и я предоставлю мисс Браун вам.

— Вам хватит и минуты, чтобы довести её до нервного расстройства.

— Пять минут, — с нажимом повторил майор. — Вы позволите мне исправить то, что я сделал?

— Вы на это не способны. У вас нет семьи, и вы понятия не имеете, как надо общаться с девочкой-подростком.

Раздался вздох, а потом шелест листов и звук, с которым перьевая ручка скользит по бумаге.

— Приготовьте лекарства из этого списка, миссис Уотсворт.

— Я не имею права раздавать пострадавшим медикаменты, только если вижу, что человек действительно нуждается... тем более такие! Я бы рада, майор, но не могу.

— Это как раз такой случай: мисс Браун очень нуждается. Под мою личную ответственность, вот вам подпись в конце списка, оформим это как служебную записку. Если кто-то будет спрашивать, можете сказать, что я приставил вам к горлу нож.

— Боюсь, мне действительно поверят, а вас отдадут под трибунал. Пять минут. И будьте уверены, что я напишу жалобу генерал-майору.

Я слышала, как за Мэри хлопнула дверь — будто свет погас, и я осталась один на один с монстром из-под кровати. Раздался чуть слышный шорох, с которым Наблюдатель переместил кресло поближе.

— Посмотри на меня.

Это было ребячество, но я дёрнулась и развернулась на стуле к нему боком, оставаясь при этом в своей зародышевой позе.

— Пожалуйста.

Стул рывком повернулся вместе со мной.

От неожиданности я вскинула голову — майор внимательно смотрел на меня и хмурился, но в этом сквозило не раздражение, а какая-то жалость. Около секунды мы глядели друг другу в глаза, а потом он откинулся на спинку кресла, выскользнув из круга электрического света, взял с края пепельницы сигарету и произнёс:

— Извини.

Я засопела.

— Мэри права, мне надо выспаться. Я уже не способен держать себя в руках.

Теперь он стал тем же усталым и выжатым человеком, что и до начала допроса. Правда, я этому не верила. У всех есть плохие стороны, и я сама не подарок, но ведь не до степени наказания.

— Как тебя зовут?

Протокол моего допроса лежал в полуметре от него, поэтому я промолчала.

— Меня не интересует имя, я хочу знать, как тебя зовут.

Эти мягкие, но в то же время властные интонации, ощущение, которое подавляет, и знание того, что он майор Специального отдела Псов Иллюзиона...

По каким причинам я подчинилась?

— Кейни.

— Послушай, Кейни, — спокойно произнёс он. — Я очень устал, и у меня плохо выходят задушевные беседы, особенно с подростками, но давай попробуем договориться. Я понимаю, что ни один человек в здравом уме не захочет признаваться в том, что может быть использовано против него. И я уже перегнул палку, сказав, что могу сдать тебя в полицейский участок. Но рассмотрим ситуацию здраво. Что будет, если я приволоку тебя в дежурную часть? Лично я не получу желаемого признания, а тебя отвезут в приют, где ты отделаешься нотациями и каким-нибудь наказанием вроде общественно-полезных работ. А после этого продолжишь спокойно гулять, где и когда тебе вздумается. Чтобы подросток слушался, у него должен быть определённый уровень самосознания, и для него должен существовать авторитет. Для тебя авторитетов не существует, либо Псы с высоким званием не попадают в их число автоматически. Признаю, — в голосе Наблюдателя скользнули убедительные ноты раскаянья, — я был неправ, пытаясь заставить тебя говорить при помощи угроз. Я хотел закончить всё побыстрее, и мне казалось, что между откровенностью и перспективой отправиться в участок ты выберешь откровенность, но тебя не так легко запугать. Поэтому извини, что давил на тебя.

На роль доброго полицейского ему надо пригласить кого-то другого. Хотя бы Водянку.

— Пойми правильно, я согласен с тем, что ночью дети должны сидеть дома, — майор бросил взгляд на экран ноутбука, — но с причиной, по которой тебе лучше не покидать территорию приюта, ты уже сегодня столкнулась. Если не сделаешь из этого правильные выводы, за тебя их не сделает никто. Я понимаю, почему ты осторожничаешь: если вляпаешься, то спасать будет некому. Родственников у тебя нет, а возраст ещё не тот, чтобы друзья могли тебя вытащить. Ну и взрослые — это ведь как раз те люди, которые обязательно тебя во что-нибудь ввяжут, не так ли? Тревожность и ощущение беззащитности, пусть и успешно подавляемые — обычное явление у детей твоего типа.

Мне совсем не понравилось, куда он клонит. Нет у меня никакого ощущения беззащитности, и сплю я спокойно.

Наблюдатель миролюбиво поднял руки.

— Я не хотел тебя обидеть, Кейни. Поверь, я встречал ребят из детских домов, у которых вследствие депривационного синдрома в шестнадцать уровень развития как у десятилетних. На их фоне ты — прелестный маленький вундеркинд. И... тут Пета говорит, что ты прошла первый отборочный тур в Академию, так что у меня тем более нет оснований думать о тебе плохо. Ты уже знаешь, что произошло в городе, и знаешь, что творится последние несколько недель. Поверь, на фоне этих событий твои собственные проступки — сущий пустяк, за который вряд ли стоит наказывать. И я затеял этот разговор не для того, чтобы узнать побольше именно о них.

Я удивлённо вскинула взгляд, но майор оставался серьёзен.

— И если говорить откровенно, то есть две вещи, которые важны: во-первых, — он смотрел мне в глаза, — я рад, что ты осталась жива.

Что-то во мне сжалось, и я поспешила отвернуться.

Ч-чёрт.

Не притворяйся, будто тебе есть до меня дело.

— А во-вторых, я хочу, чтобы ты всё честно мне рассказала.

А вот и правда.

Разлепив ссохшиеся язык и нёбо, я ответила:

— Если бы я знала что-то об этих вампирах, то не стала бы скрывать.

— Конечно не стала бы, — кивнул мужчина, — тут дело в другом. Ты можешь просто не осознавать важность какой-то мелочи, а мелочью может оказаться то, что ты сидела последнюю неделю на вегетарианской диете. И... Не смотри на меня как на идиота, — он потушил окурок в пепельнице и, раскурив новую сигарету, взял стаканчик с кофе, — в моей практике были прецеденты, когда подобная ерунда играла роль. Скажем, дело о Булочнике. Ты вряд ли о нём слышала: это случилось достаточно давно. В Старом Городе есть сеть кофеен "Лейта", их особенно любят иностранные туристы, поэтому история вышла не слишком приятная.

Майор снял со стаканчика крышку и залпом допил остатки.

— В то время я ещё работал в Отделе расследований, и по приказу Чересова дело к нам перешло от полиции, которая считала, что вампир нападает только на туристов, — голос его звучал необыкновенно легко, словно мы делились историями за завтраком. — Ты, наверное, знаешь, что многие вампиры различают своего рода вкусовые оттенки крови в зависимости от того, что донор ел. С точки зрения физиологии этого не объяснить, но так уж есть. Один из наших сотрудников интересовался вампиризмом и часто копался в архивах, перечитывая старые дела. И он рассказал, что с приходом восемнадцатого века, когда в нашем городе только начал появляться шоколад — очень дорогой, к слову, его подавали только в специальных заведениях — произошла серия нападений на состоятельных людей. Когда вампиров поймали, оказалось, что дело во вкусе крови, который она приобретает после нескольких чашек шоколада с молоком. Я точно не помню, рассказал нам сотрудник эту историю до или после того, как мы получили дело о Булочнике, но идея нам понравилась, и мы уцепились за неё. До этого к нам поступило несколько заявлений о нападении от горожан, поэтому мы провели географический анализ, расспросили потерпевших о том, кто, что и когда ел, и выяснили, что все пострадавшие часто посещали "Лейту". Она славится не столько кофе, сколько свежей выпечкой, и кто-то из наших прозвал вампира Булочником. Мы поймали его на живца ночью того же дня, когда взялись за расследование, — Наблюдатель посмотрел мне в глаза. — В защиту вампира можно сказать: он нападал на людей потому, что не мог позволить себе даже коробок спичек, не то что донора. И мы просто отправили его на коррекцию.

Я промолчала.

— Всё ещё не хочешь говорить? — мужчина откинулся на спинку кресла. — Хорошо, тогда послушай кое-что интересное.

Таким тоном мистер Холдер рассказывал, что Снежный Дед дружит с волшебными зайцами.

— На самом деле, — майор прищурился и смерил меня оценивающим взглядом, — мне совершенно не обязательно отдавать твой нож на экспертизу. Я и так знаю, что кровь на нём принадлежит гулям первого поколения, а вытирали его травой, заражённой Порчей, и салфетками.

После этих слов мне стало ещё хуже, чем когда он показал мне Эйру.

Вот теперь я действительно вляпалась.

— Ночью поступил анонимный звонок о том, что на кладбище найдено тело некой... Энн Форшоу. Звонили из автомата на площади Карнштайн. Патрульный, высланный для проверки, обнаружил в десяти метрах от телефонной будки двух несовершеннолетних и служебного пса. Наблюдатель связался с напарником и попросил срочно вызвать полицейского, но тот, видимо, припоздал. На территории погоста кроме трупа женщины нашлись обезглавленные тела гулей и рядом пучки травы, испачканные кровью. После того, как приехали чистильщики, патрульный пустил пса по следу. А след вывел через Мёртвую зону обратно на площадь к тому месту, где раньше сидели девочки. То есть, ты и твоя спутница. Это если не отвлекаться на то, что у нашего пса на морде осталась спекшаяся кровь гулей, а по дороге в одном из старых мусорных баков обнаружилось порванное платье и ворох грязных салфеток. Когда ты согласилась на беседу, я послал запрос по патрульным, не случилось ли что-нибудь интересное в Кварталах. Один из них рассказал мне эту историю.

Меня душило чувство, словно я... проиграла — нет, меня разгромили.

— Как думаешь, Кейни, мне следовало начать именно с этого?

Я никчёмная дура, раз не догадалась, что если я сообщаю Псам о трупе на кладбище, то Псы обязательно отыщут там следы моего собственного пребывания. Возомнила себя самой умной.