Квартал первый. Боец Круга Поединков

Кварталы Нелюдей

Слеза — порок, закат нетлен,

И ночь черна, и светел день,

Нет чистоты, и грязи нет,

Одно и то же — тьма и свет.

Неизвестный бард с набережной Виреи в Старом городе,

XIX в.

Квартал первый.

Боец Круга Поединков.

"Say hello to the night

Lost in the shadows,

Say hello to the night

Lost in the loneliness"

Lou Gramm

Перейти к оглавлению.

* * *

Гули синие,

Плющавки пьяные,

Все бьягги голые,

А ты мне надоел.

— ... я просто хочу, чтобы ко мне относились нормально, — незнакомец подался вперёд и поставил локти на стол. — Потому что в волка я превращаюсь только раз или два раза в месяц и то по ночам.

Да-да, на старшее полнолуние, я знаю.

— Всё остальное время я вполне себе человек, — он сделал глоток пива и неряшливым движением стёр пену со рта. — Конечно, я принимаю участие в жизни своей Общины, но что в этом плохого? Нет закона, который запрещает мне делать это, как нет закона, который обязывает. Просто... уровень моего гражданского самосознания намного выше, чем у некоторых инакофобов. Они верят, что выполнили свой гражданский долг, оскорбив меня в очереди на рынке. Их никогда не хватает на что-то большее... то есть... ты меня понимаешь... какие-то аргументы, научные теории... они оперируют стереотипами, я хочу сказать. А то, что я становлюсь агрессивным перед полнолунием, так в наши дни это регулируется специальными таблетками — тот же "Стазаксезин". Принимай вовремя, и никаких проблем. Ты меня, конечно, извини, но вы, девушки, во время критических дней тоже звереете, но почему-то никто не призывает изолировать вас от общества и расстрелять.

Да ладно. Некоторые призывают.

— Взять, к примеру, моего дядю Мореля...

Что там было про дядю Мореля, я уже не слышала. Скрытые от солнца тентом, мы сидели за столиком кафе на улице Висельников, и я всё чаще переводила взгляд с собеседника на вывеску кабаре "Девочки Дракулы": распахнутый гроб, из которого выпрыгивали и танцевали канкан вампирши а-ля Бетти Пейдж. Даже при свете дня это выглядело колоритно, а насколько соответствовало содержимому, я не знаю: туда пускают только совершеннолетних. В Блад Амур ещё можно купить себе пропуск деньгами, но здесь, в центре Кварталов, работники подобных заведений отличаются удивительной законопослушностью. Ещё бы, ведь они попадают под юрисдикцию Ночного Иллюзиона, а он с законом не шутит.

— ... и вот мой дядя, переехав сюда, в Роман-Сити, сказал...

А я бы сказала, что моё состояние медленно и уверенно близится к прострации, но это будет неверно. Я больше похожа на вуки, которому психотерапевт втирает: "Вуки не существуют! Вуки не существуют! Вот вам бритва и барбитураты..." Ещё немного, и я издам этот характерный вуки-рёв, а потом оторву молодому, чтоб его, человеку руки и ноги. Я знаю, что жизнь в этом мире — не сахар, но это никому не даёт право сидеть передо мной и беспрестанно ныть. А вот чего я не знаю, так это почему мы здесь, и почему я не двигаюсь, сложив руки на животе и держа ноги коленками вместе. Мне кажется, всё дело в мерзости, которая на мне — розовое платье, отделанное кружевами.

Какое досадное недоразумение.

Каждый раз, когда я украдкой оглядываю сначала вампирш на вывеске, а потом себя, платье действует как перелом позвоночника в области шеи. Кажется, я ограничусь только отчаянным вуки-воплем.

Сидящий передо мной незнакомец опять завёл старую песенку о том, как притесняют териантропов. Да-да, я знаю, что вас притесняют, старина. Даже после того, как Серая Лига признала лиц с активной и циклической инаковостью более-менее равными в правах и обязанностях с остальными людьми; даже в большом городе, где уровень образования и толерантности, по статистике, выше.

Но я ничего не могу поделать.

Я даже тебя не знаю, ушлёпок.

Не то чтобы я равнодушна к вопросу дискриминации — напротив, у меня есть друзья среди териантропов, и я всё прекрасно понимаю, но одно дело — сидеть у Ким и слушать, как Патриция ругается на клиентов-инакофобов, а другое — слушать нытьё незнакомого оборотня. И вообще, Осенев всегда повторял, что прав и свобод заслуживают не те, у кого в полнолуние шерсть на жопе отсутствует, а кто обладает достаточной массой серого вещества, чтобы отвечать за свои поступки.

К слову, про Осенева. Я же сейчас должна быть в приюте.

Официантка поставила на столик очередную розеточку с мороженым и окинула нас умилённым взглядом. Со стороны мы, наверное, похожи на классическую картину патриархата: он говорит, она слушает. Всё дело в том, что если заговорю я, меня поймёт только Хан Соло.

Я заёрзала на месте, когда оборотень неожиданно встал из-за стола и подошёл ко мне.

— Лэй...

— Кейни, — автоматически поправила я.

— Кейни Браун, — он опустился передо мной на одно колено, и я перехватила розетку как дубину, готовясь перейти к активным вуки-действиям. — Ты такая умная и понимающая...

Вуки вообще разумные, да.

— Выходи за меня замуж!

— Ч-чего?..

— Выходи за меня.

В этот момент раздался подозрительный треск — я ещё думала о том, чтобы посмотреть вверх, а тент над нами уже прорвался, и на стол с грохотом приземлилась миссис Молвен. Несмотря на преклонный возраст, она успела сгруппироваться и совершила посадку на обе ноги, после чего знакомым движением шлёпнула ладонью учебник по истории родного края.

Я уставилась на неё, вжав голову в плечи. Мы никогда не были в хороших отношениях.

— Выходи за него, Браун, и я наконец-то избавлюсь от тебя, — визгливым голосом произнесла Молвен. Только голос не давал причислить её к мамонтам и динозаврам, которые подзадержались на этой планете.

Она засопела и ткнула в меня пальцем, словно я разговаривала на уроке.

Слишком громко думаю, да?

— Какое на сегодня домашнее задание, Браун?

Я недоумённо моргнула.

Очень резкий переход, подождите, шерсть вуки не пропускает столько информации сразу.

— В каком году к государству были присоединены наши области?

— Тысяча двести... шестьдесят третий, — ответила я.

— Кем?

— Князем Отто Варновским в Войне на Двух Реках.

— Когда был принят Закон "О статусе лиц с интегрированной инаковостью"?

— Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой.

По вопросам инаковости она меня никогда завалит. Даже Осенев не завалил.

— Кто и когда основал Культ Лунных Сестёр?

— Сибилла Свонн в девятнадцатом веке.

— Как регулируется деятельность военного подразделения организации Ночной Иллюзион?

— Министерством внутренних дел или его аналогом, нормами международного права, а также Серой полицией и Серым консульством.

Минутку, точно такие же вопросы она задавала мне на выпускном экзамене.

— Кто был избран президентом в две тысячи двадцать седьмом году?

— Александр Фремм.

— В каком году основан Роман-Сити? — миссис Молвен вытащила из-за спины древний кувшин, один в один повторяющий фотографию на обложке учебника. Мгновенье — и на меня низвергся поток воды.

— Твою ма..!

— Отвечай, Браун!!!

— Тысяча четыреста двадцать третий! Я уже сдала экзамены!!!

— Знаю, — неожиданно мягко произнесла историчка чужим голосом и начала трясти меня. — Рота, подъём!

Болтаясь в её руках, я пребольно прикусила язык.

— Да подъём, рота!!!

Меня буквально сошвырнули со стула, и очередной водопад настиг мой затылок уже на полу.

— Твою..!

Извернувшись всем телом в холодной луже, я распахнула глаза и уставилась во мрак.

— Проснулась, или тебя ещё полить?

Кое-как я различила в полумраке силуэт, вольготно вытянувшийся поперёк ближайшей кровати. Не надо иметь кошачье зрение, чтобы узнать в нём Киару, выразительно помахивающую пустым ковшиком буквально над моей головой.

Только родная сестра способна будить столь жестокими методами.

А, ну ещё ублюдок.

— Пф-ф... — я перевернулась на живот и потёрла ушибленную поясницу. — Слушай, мне такая мура снилась.

— Догадываюсь, — подперев голову рукой, близняшка произносила слова слегка невнятно. — Какая школа? Тебе уже шестнадцать, пора отвыкать.

— Меня истеричка пытала.

Оглядевшись, я поняла, что постели в спальне пустуют.

— Уже ушли, — объяснила Киара. — Если не хочешь опоздать, одевайся.

Я кивнула и сделала глубокий вдох. Мне не должны сниться такие кошмары.

Розовое платьице, чтоб его.

1.

"Осторожно! Ликантропы!"

— Знаешь, это так мило.

Рядом с выцветшей надписью кто-то маркером пририсовал злобную морду волка.

— Я согласна с тем, что на наш лагерь надо повесить табличку "Осторожно! Люди!", — задумчиво произнесла Киара, переводя луч карманного фонарика с таблички на покосившийся деревянный столб, который поддерживал ряды колючей проволоки.

— И пририсовать рядом морды миссис Клерк и Аерк, — кивнула я. — Мы не заблудились?

— Нет, конечно, — в доказательство сестра посветила на ствол дерева, которое росло вплотную к преграде, а потом на одну из его нижних ветвей, которая вела на ту сторону. — Ты вообще дорогу не запоминаешь?

— Ты сама знаешь, для меня за городом каждый раз как в первый раз. Слушай, а как бабы тут перелезли?

— Кажется, ты всё ещё спишь, — Киара отдала мне фонарик и, подпрыгнув, уцепилась за ветку. — Никак не перелезали. Они пошли в обход, там в одном месте проволока срезана. И если бы ты не возилась так долго, мы бы могли пойти тем же путём.

— Меня не тянет коротать время в их компании.

Сестра ловко забралась на дерево и спустилась уже с другой стороны. Я перебросила ей фонарик и последовала тем же путём. Сухая кора крошилась под пальцами и ссыпалась прямо в глаза.

— Слушай, с точки зрения законодательства, мы же вторгаемся в частную собственность, да? — уточнила я перед тем, как спрыгнуть на землю.

Где-то далеко в лесу раздался протяжный волчий вой.

— Даже не сомневайся. Эта часть леса принадлежит Общине.

Мы оказались на обширной прогалине — я запрокинула голову и увидела на небосводе обе луны. Старшая, прозванная Мирной, приближалась к полнолунию, а Младшая, Айна, только вошла во вторую четверть. Цвет грунта у неё специфический, но, как по мне, её совершенно зря прозвали Кровавой. Свою орбиту она проходит за меньшее время, отчего в месяц у неё бывает два полнолуния, но уже давно доказано, что её фазы влияют только на приливы и появление ментальных способностей у териантропов. Впрочем, териантропы, которые принадлежат Культу Лунных Сестёр (а таких достаточно), одинаково чтят обе луны как символы Великих Праматерей: Меллахе и Калихо.

— В общем, понятно, куда идти, — Киара высветила едва заметную тропу, которая тянулась вдоль ограды и сворачивала прочь. — Надеюсь, в этот раз Крысы спят.

Она опасалась вполне обоснованно. Год назад после завершения учебного года нас тоже вывезли на пару недель в лагерь, но во время прогулки у озера мы не понравились ребятам из фермы неподалёку, и они "пригласили" нас на массовку. Вздуть-то мы их вздули, но кому-то из вожатых приспичило сделать ночной обход, и отсутствие седьмой группы в постельках обнаружилось. Скандал, подписка о невыходе из корпуса и всё в таком духе. Массовка, кстати — это драка между двумя группами людей, местный вариант стенки на стенку.

Что касается сегодняшней ночи, то в программе один поединок, и я в нём не участвую. Наверное, это хорошо, потому что каждая драка с выродком заканчивается отключкой на пару часов и всевозможными травмами. В принципе, избиение можно закончить словами типа "Сдаюсь", "Ой, ты победил", но такое в моём словаре не предусмотрено. Джо говорит, что я слишком гордая — ну, возможно, люди много чего болтают. Например, мистер Буф, приютский психолог, не устаёт повторять, что наше с Киарой "мальчишеское" поведение — это попытка что-то там компенсировать. Что именно — не знаю, после фразы "я не выявил у вас отставания в развитии, но..." я перестаю его слушать и переключаюсь на рыбок в аквариуме. Ни одна рыбка ни разу не начала мне втирать что-то про комплекс маскулинности.

— Ладно, пока хватит, — с этими словами сестра погасила фонарик. Это разумный поступок: ещё неизвестно, волка ли мы слышали или вервольфа, а если вервольфа — то в каком состоянии его сознание? Я нисколько не умаляю наших с сестрой физических возможностей, обычный человек для нас — не проблема, но младшего ликантропа в тотемной форме нам не осилить даже вдвоём.

Наверное.

Киара почесала плечо.

По некоторым причинам, у меня нет желания это проверять.

Как только свет померк, темнота захлестнула нас с головой. В городе не всегда есть возможность обзавестись ночным зрением, но наш приют располагался на самой его окраине, и там бывало так же темно, как и здесь. Какое-то время мы стояли на месте, позволяя глазам привыкнуть, и хорал леса обволакивал нас, расцветая новыми оттенками звуков. Шелест густых крон разделился на шёпот каждой отдельной ветви, пронзительные голоса птиц рассеялись в пространстве, и где-то над головой, хлопая крыльями, пронеслась большая сова.

Как только глаза стали различать тропинку среди заросших подлеском стволов, мы с сестрой переглянулись и молча побрели вперёд, ускоряя шаг по мере того, как из темноты проступало всё больше и больше деталей. Свет обеих лун, в конце концов, неплохо освещал дорогу, а ещё лучше то, что над ней, и...

И поэтому совсем непонятно, как Киара умудрилась зацепить ветку дряхлой сосны, нависшей над тропинкой. Я успела шарахнуться в сторону, когда сверху посыпалась хвоя и шишки.

— Твою, — очень рассудительно произнесла сестра, — мать.

— Отгребла? — оскалилась я.

— Отгребла, — Киара раздражённо отпихнула колючие лапы, отчего дерево содрогнулось — прилетевший с верхушки сучок тюкнул меня в макушку.

В принципе, да, всё верно: если что-то происходит с одной из нас, то потом частенько происходит и со второй. Или, может, мы уделяем этому слишком много внимания?

Пришлось сделать остановку, чтобы сестра отряхнулась от мусора. В темноте было отчётливо видно, как она согнулась пополам и несколько раз мотнула головой, растопыренными пальцами вычёсывая хвою. Хорошо ещё, что волосы у неё относительно короткие: всего лишь до плеч. Плохо то, что цвет у этих волос цыпляче-жёлтый, какой оставляют не очень качественные осветлители. У меня, впрочем, такой же. На выпускных экзаменах мы поспорили с Джо насчёт билетов, и проигравший должен был осветлиться до блондина. Очень хотелось увидеть белокурого Джо, но в итоге Джо и весь приют узрели белокурых нас.

— Всё, идём, — Киара первая направилась дальше, на ходу вытаскивая из волос последние сосновые иглы. Мне на её месте, наверное, было бы проще: мои волосы заплетены в косички толщиной в карандаш и стянуты в узел.

— Слушай, нам ещё долго? — спросила я, массируя средним пальцем то место, куда угодил сучок.

— Всего до арены идти около часа.

— При условии, что ты не собьёшь ещё пару деревьев.

2.

Мои внутренние часы могли показывать только "Быстро" и "До фига долго", поэтому я не в состоянии сказать, через сколько времени мы вышли из леса, сбившись с пути всего один раз. В свете лун стало видно, что поляна, на которой мы оказались, сплошь поросла дикими травами, и только на арене зелень растёт не так буйно. Я запомнила это место немного другим, без аромата шалфея и чабреца, но, если подумать, каждый раз как в первый раз — что я могу помнить? Я забыла даже, что здесь хорошо видно не то что звёзды — Птичий Путь, который рассёк небо блеклой лентой.

Стоило сделать шаг, как из-под ног брызнули кузнечики, которых за бодрый стрёкот кто-то называл сверчками. Сверчки у нас не водятся, так что если я захочу пополнить скудные ряды своей совести, выбирать придётся из этих.

Идея, наверное, заинтересовала меня всерьёз — я так старательно глядела в траву, что чуть не врезалась в дозорного.

— Браун? — хрипло спросил он.

— Нет, мать твою, близнецы зла *1,— раздражённо отозвалась Киара.

Кажется, на шухаре сегодня Алекс, по крайней мере, по фигуре похож.

— Варвар, это ты? — уточнила я.

— Нет, мать твою, Конан, — он шагнул обратно в тень под деревьями.

Странно, мне всегда казалось, что у этого парня нет чувства юмора.

Вздохнув, я попыталась найти взглядом знакомых или друзей, а в первую очередь — Джо. Его здесь не может не быть: во-первых, он Судья, а во-вторых, ещё пунктуальней, чем бабушка Холдер при жизни.

— Ты идёшь? — обернулась сестра, направляясь к центру поляны. Там находилась квадратная арена площадью примерно шесть на шесть метров, огороженная эластичными лентами, столбами к которым служат каприссы — крепкие деревья с негустой кроной. Их специально посадили здесь лет сто назад и, может быть, ещё с тем расчётом, что об них будет очень здорово прикладывать противника. Или приложиться самому, но это уже сомнительное удовольствие.

Вместо ковра арены — трава, которую ещё не успели помять и всячески испохабить. Надеюсь, из неё убрали камни, мухоморы и трусики с признаниями в любви. Когда луны поднимутся высоко, здесь будет достаточно света для поединка, но уж явно не для того, чтобы смотреть, на какую солому падаешь. В общем-то, у нас есть "санитары", чья задача таскать с собой аптечку, запасы воды и помогать раненым. Сейчас они сидят в тени каприссы и курят, обсуждая последний выпуск "Pornberry". А о чём им ещё говорить? О бинтах? Вряд ли: эти ребята просто подмена и не самая удачная. Те, кто действительно способны оказать первую помощь и обычно занимаются этим на массовках, сегодня будут драться аки бравые гладиаторы. Будь у этих "гладиаторов" другой противник, я бы хлопнула их по плечу и пожелала удачи, но при нынешнем раскладе что-то желать бесполезно.

— Браун! — оклик раздался так неожиданно, что зевавшая Киара поперхнулась слюной. Я дружески хлопнула её по лопаткам.

К нам шёл чернокожий парень, высокий, худощавый, с ёжиком волос на голове. Как выразилась одна из его поклонниц, цитирую: "его лицо имело форму овала, весело прищуренные глаза — цвет пасмурного неба, а улыбка — ну просто речной жемчуг". Особенно ночью — но это уже моя версия. Я иногда подкалываю Джо, что если он хочет слиться с тенями и выследить Снежного Деда, ему надо просто не улыбаться. Джо отвечает, что не будь на мне столько синяков, я могла бы мимикрировать на стенах морга. Одевается Джо как типичный альтернативщик: широкие джинсы-карго, просторная футболка, а поверх неё клетчатая рубашка. У пояса болтается цепь с открывашкой, парой отмычек и маленьким фонариком. В ушах у Джо когда-то был пирсинг, но его вырвали в уличной потасовке, и с тех пор на мочках и хрящах только шрамы.

Некоторые драки нельзя предусмотреть.

В общем, это — Джо. Отличник, рубаха-парень и просто хороший друг. Человек именно той категории, которую любят все от мала до велика, а девочки — так особенно. Ну, то есть, все, кто не страдает расизмом ни в какой форме. По призванию и хобби Джо биолог-генетик, насколько это возможно практиковать в приюте. Бабушка Холдер всегда поощряла его увлечение наукой.

— Обычно вы приходите раньше всех. Я уже подумал, сегодня вас не будет, — Джо крепко сжал сначала Киарину, потом мою руку.

— Мне приснилось, что я в розовом платье, — призналась я, любовно поглаживая на себе футболку с Майклом Бэйли Смитом в роли вампира. — После такого нельзя вскочить и побежать.

— По-моему, очень даже можно, особенно если дело касается... — Джо запнулся, подавившись смешком, но быстро взял себя в руки. — Кстати, я надеюсь, ты сегодня будешь прилично себя вести?

Чуть что, так сразу Кейни.

— Постараюсь.

— Не верь ей, — проворчала Киара. — Вот она точно не может спокойно пройти мимо Тени.

Потому что я мечтаю набить ему морду — это моя маленькая навязчивая идея. У всех нас есть свои навязчивые идеи, я уверена. И некоторые даже навязчивее других.

— Очень постарайся, — Джо потрепал меня по плечу, — до выпуска осталось немного, и я не собираюсь ломать над тобой кости и голову.

— А я надеялась, что придаю смысл хоть чьей-нибудь жизни.

— Ваши с Тенью отношения эту жизнь очень портят, — признался Судья, увлекая нас к арене.

— У меня с ним нет никаких отношений, — я смотрела под ноги, где густая трава шелестела и обволакивала кроссовки.

— Ненависть — тоже отношения.

— Вот спасибо.

3.

На поляне собралось чуть больше полусотни человек — галдящая от нетерпения толпа, разбившаяся на маленькие подгруппки. Поглазеть на драки всегда ходят с удовольствием, даже вон ставки делают, а чтоб самим научиться и выйти на арену — это нет. Мне иногда хочется, чтобы зрителями становились только те, кто вообще хоть что-то смыслит в этом деле. Но в таком случае здесь будет от силы человек десять плюс мы с Киарой. Хотя мы не просто что-то смыслим — мы вполне хорошо дерёмся. "Вполне" потому, что до уровня подпольных арен города нам ещё расти и расти. А "хорошо" потому, что во всём приюте есть только один выродок, которому мы уступаем. Ну, один выродок и один человек: будучи Судьёй, Джо дерётся теперь редко, но эта его техника захватов и уклонений со временем почему-то становится только лучше.

Говорят, что в подростковом возрасте разница в силе между мальчиками и девочками становится ощутимой, и не чтобы я это отрицала, но... У нас, конечно, нет таких мускулов, как у Майка, он вообще танк на ножках — зато в драке мы выигрываем у него за счёт скорости и проворства. Джо отпускает беззлобные шуточки насчёт монстров и не-людей в нашей родословной, но, к сожалению, чего нет, того нет. Просто Саноте учила Киару и меня не полагаться на грубую силу.

— Вы чего такие кислые? — к нам подошёл подозрительно весёлый Брусок. То есть, Бросовик — Бросивший вызов. На самом деле, его зовут Никита. Я слыхала, что его родители были предпринимателями и погибли в авиакатастрофе, а поскольку завещания после них не осталось, добрые люди присвоили себе все деньги, а Ника выкинули в приют, оставив ему только фамилию — Сандерс. Почти то же самое случилось и с Джо, то есть, Джошуа Шекли. Его родители, Мойра и Николас Шекли, погибли в ходе какого-то научно-исследовательского эксперимента. Интерес к наукам, особенно к генетике и биологии, Джо унаследовал от них. Мне попадалось много интересных статей, написанных четой Шекли, но, вообще говоря, Джо не любит, когда я о них говорю.

Нет, не так.

Никто не любит вспоминать о том, что было до приюта. Даже я.

В общем, это Никита у нас обычно выступает в роли санитара, а сегодня будет драться на арене. И меня почему-то не покидает ощущение, что сегодня именно та ночь, когда я ввяжусь в чужую драку. Конечно, я пообещала Джо вести себя прилично, но, если подумать, в гороскопе написано, что...

Оп!

Перед моим носом щёлкнули пальцы.

— Приём, Вэмпи! — рассмеялся Ник.

— Слушай, не то чтобы мы часто собирались в последнее время, — произнесла я, мигом настроившись на нужную волну, — но тебя не было видно полгода. Ты не думаешь, что тебе сегодня просто всыпят по первое число восьмого месяца?

— Может быть, а может и не быть. На арене я не появлялся, но мы с Майком тренировались, — Ник подвигал руками так, будто подтягивался. — Джо свидетель. Если бы я не был готов, он бы меня не допустил к поединку.

Я скептически посмотрела в его открытое лицо с орлиным носом и улыбчивой линией губ.

— Видишь? Мисс Марпл тебе не верит, — хмыкнула Киара. — Давай волосы заплету.

— А, точно, я же за этим и подошёл, — спохватившись, Никита вытащил из кармана гребень, резинку и, вручив ей, отвернулся.

— Тебя надо было назвать львом, — заметила я, пока моя сестра аккуратно расчёсывала его длинную рыжую шевелюру и заплетала в колосок.

— Мне не нравятся львы, — Ник выждал момент, когда стало можно наклонить голову, и принялся бинтовать кисти рук. — К тому же, они не рыжие.

— Слушай, — задумчиво произнесла Киара, ловко перебирая длинные пряди, — возьми меня Подхватом.

— Не выйдет, ты победила в прошлом и позапрошлом поединках, — Джо похлопал её по плечу. — Правила сама знаешь: не более двух подряд.

Да, за фразу в духе "ну ты же девочка" Алекса можно избить не более двух раз подряд. Для его репродуктивной системы прошлая драка и так оказалась большим стрессом. Те, кто говорят, что Киара не умеет драться, весьма неправы — умеет, просто в отличие от меня не очень любит. Кстати, Подхваты — это те, кто в случае поражения Бруска или Принявшего вызов продолжают бой вместо него.

— Давай я буду Подхватом, — мой голос прозвучал неожиданно ровно и...

... вообще неожиданно.

Я не знаю, откуда у меня, Ника — у всех нас это безумное желание ввязываться в безвыигрышные поединки.

— Кейни, — палец Джо возник прямо у меня перед носом, — ты обещала хорошо себя вести.

— Так легально же спрашиваю!

— Эй, — легонько толкнула меня в бок сестра, — вы со Сьюзен вчера четыре раза переплывали озеро и полдня ныряли — ты не в той форме для драки.

Ну, если только немного.

— Да вы чего? У меня уже есть Подхват, — Ник повернулся к нам и ощупал косу. — Как всегда, один и тот же.

— А то, — бряцнув военными часами, ему на плечи легла рука Майка, возникшего, с моей точки зрения, из ниоткуда. — Набьём пару морд и пойдём праздновать, я кое-что припас...

— Белочка! — улыбнулась Киара.

— Которая белая и горячая? — подхватил Джо.

— А как же! — кивнул Майк. — Вы с нами, близняшки?

— Не-е-е-еа-а, — я зевнула самым некультурным образом. — Осенью в Академию, а там с этим строго. Куришь, пьёшь — пшёл на х-х-художественные курсы.

— Я бы и вам не советовала, — заметила Киара, — потому что вам осенью туда же.

— Как хотите, — стриженый наголо Майк пожал плечами, будто ему всё равно. Никита утверждает, что степень участия Майкла Смитта в делах окружающего мира обычно топчется у двух крайностей: "я сделаю все твои дела" и "мне твои дела до задницы". Может, наследственность у него такая забавная. Хотя, что он мог унаследовать от боксёра и вокалистки местной рок-группы? Отцу отбили почки, и он скончался на больничной койке — Майк не помнит его, но с детства таскает на руке старые отцовские часы. Что касается матери, то она загнулась от дозы дешёвого кокса — вот и всё. Майк Смитт примкнул к нашему "мы".

Хорошее слово "мы". Наша компания: Киара, Ник, Джо, Майк и я — лучшее, что есть в моей жизни. Нет, в ней и так хватает приятных вещей, но, пожалуй, именно благодаря этому "мы".

Неожиданно бритоголовый парень поглядел куда-то за наши спины и ухмыльнулся:

— Ну чё, Ник? Труба зовёт.

4.

С появлением Майка Джо слился с тенями — не иначе как перестав улыбаться — и появился уже на арене, где взмахами рук подозвал к себе Принявшего и Бруска.

— Пошли поближе, — произнесла Киара, вертя в руках гребень.

Работая локтями, мы без проблем нашли себе места в первых рядах у ленты, и тут моё внимание привлекли взволнованные голоса. Обернувшись, я увидела, как из леса вынырнула хохочущая компания девчонок. Вроде ушли раньше, а явились только теперь — видимо, волк, которого мы слыхали в лесу, указал им длинный путь, а сам побежал коротким. А может, они под кустами губы красили? Даже сейчас, ночью, на месте проведения поединков, все как одна с макияжем, в кофточках, юбочках, а некоторые даже на каблучках. Как можно ходить в лесу на каблуках и с голыми ногами?

Нет, даже не как — зачем? Здесь же клещи семь дней в неделю.

Мы с сестрой одеваемся подобно Джо, то есть, чтобы можно было свободно двигаться. В этой жизни никогда не угадаешь, когда надо подраться, когда побегать, а когда и перелезть через пару заборов, чтобы спасти свою задницу. А женская одежда — это маленький, тесный и неудобный нательный концлагерь.

— Группа поддержки, — констатировала Киара и отвернулась.

Тем временем рядом с Судьёй на арене остановились двое. Один из них — Ник, а второй — выродок как он есть.

Мне бы хотелось рассказать о нём покороче, но вряд ли получится. Имя у этого ублюдка почти как у моего покойного отца — Эдуард. Только по этой причине я не коверкаю его и не придумываю к нему рифмы. Но имя — самое лучшее, что есть в ублюдке... хотя, может, и не самое странное. В свете лун глаза у Эдуарда вспыхивают как у кошки, когда он поворачивает голову, оглядывая собравшихся на поляне.

Конечно, он же на целую четверть зверь.

И всего на три четверти человек. Знал бы кто, как это мало.

Волосы у него цвета скисшего молока, а глаза варьируют от травянисто-зелёного до жёлтого, когда он злится — в общем, все оттенки соплей. Джо говорит, что у Эдуарда правильные черты лица, но как по мне, правильные — это когда нос сломан и глаз подбит. Только один раз я видела Эдуарда со сломанным носом, но вспоминаю об этом каждый раз, когда вижу рубец на его переносице. Регенерация у этого ублюдка неплохая, и нюхач вполне ровный, но вот шрам почему-то остался.

Эдуард выше меня всего на пять сантиметров, но мышцы у него развиты хорошо, и сложен он на удивление ладно. Но суть не в этом. Суть в том...

Взгляд ублюдка остановился на мне.

... что друг друга мы ненавидим.

Я показала ему средний палец. Он зеркально отразил этот жест.

Не помню, не знаю и знать не хочу, с чего всё это началось. Остальные хорошо с ним ладят, особенно Джо. Но Джо способен найти общий язык даже с глухонемым инопланетянином. Что касается вышеупомянутых девочек — те писают кипятком при виде "душеньки Эдуарда" и притопали сюда только ради него. У Эдуарда классическая роль прекрасного принца, перед которой пасует всякая инакофобия, но я его не перевариваю. Быть может, дело в том, что Эдуард о`Тинд — единственный, до кого мне не удаётся допрыгнуть.

Пока я перебирала в голове все свои горести, Эдуард аккуратно снял с шеи серебряную цепочку с кулоном и спрятал в карман. А потом классическим движением стащил футболку и небрежно швырнул за пределы арены девчонкам.

Ночь огласил радостный визг.

Я сплюнула.

Ты гляди, и в наши дни это работает.

5.

Луны расположились по обе стороны от Птичьего Пути. Пора бы уже начать.

Джо похлопал Ника и выродка по плечам, что-то спросил у них, а потом оба соперника пожали друг другу руки.

— Готовы? — громко спросил Судья.

И Брусок, и Принявший согласно кивнули. Тогда Джо сделал шаг назад и бросил в траву цветок.

Это сигнал к началу боя. Очаровательно, правда? И совсем разочаровательно, когда по нему раз десять провезут кого-нибудь мордой. У нас часто спрашивают, откуда такой дурацкий обычай, почему цветок и тэ дэ, и тэ пэ. Ну, всё благодаря первой девушке-судье, она слыла не к месту романтичной особой. А вообще, есть легенда о Маргарет Грехоложнице, которая водила шашни с оборотнем и вампиром — то ли братьями, то ли просто друзьями. В один не слишком прекрасный день они решили, что хватит делить даму своего сердца, и разругались. История утверждает, что девушка положила между ними маргаритку в знак примирения. Но оборотень решил, что так она защищает вампира, а вампир, соответственно, наоборот. В общем, цветок спровоцировал драку. Что всем нравится в легенде, так это концовка: друзья остались друзьями и решили, что лучше избавиться от причины своих разногласий, чем друг от друга. Вампир высосал из Маргарет кровь, а оборотень трансформировался и сожрал её заживо.

Вот так-то.

У нас сигнальным цветком не всегда бывает маргаритка, но обычай почему-то прижился. Хотя лично я не раз намекала Джо, что надо бы его заменить чем-то менее сопливым и более практичным.

Поединки, как по мне, начинаются не более зрелищно, чем футбольные матчи: не успел почесать зад, а все уже мчатся за мячиком. Противники довольно вяло обменялись парой ударов, скорее чтобы прощупать друг друга, а не всерьёз. Кто-то из зрителей громко выругался, и я поняла, в чём дело: у нас есть примета, что раздавивший цветок выйдет победителем в драке. А раздавил его Эдуард.

Вообще-то я не верю в приметы, но сейчас почти готова пересмотреть свои взгляды.

— Элен, ты посмотри на него! — захлёбываясь восторгом, прошептала совсем рядом какая-то малолетка. — Говорю же тебе: Эдуард — это бог! Не влюбиться в него нельзя!

— Ну, да, но... Он же не человек? — ответила вторая.

— Обыкновенный ублюдок, — брякнула я, только потом сообразив, что в чужой трёп этой ночью лучше не вмешиваться.

— Ты знакома с ним?

— Ага.

Кто меня за язык дёрнул?

— Познакомь нас, пожалуйста!

Ощутив, как чья-то рука схватила меня за рубашку, я невольно глянула вниз. Рост у меня, предположим, метр шестьдесят пять, но эта малолетка доставала мне всего лишь до подбородка. Макияж как у Эльвиры *2, юбка мини, кофта с глубоким вырезом, а подо всем этим — обыкновенный ребёнок с плоской грудью и худыми мальчишечьими бёдрами.

И я не помню, чтобы видела её раньше.

— Её просить бесполезно, — презрительно фыркнула первая девчонка, кажется, Клэр из шестой группы.

— Ты по роже давно получала? — я мигом окрысилась. — Или от меня ещё ни разу?

— Да я вообще не при чём, — она быстро отвернулась и уставилась на арену.

Именно то, чего я ожидала от такого дерьма.

Майк любил называть меня мужиком и повторял мне, что женщин бить нельзя. Он считал, что женщины — это слабые существа, а все женские драки ограничиваются визгом и смешным размахиванием ладошками. Зрелище печальное, и так действительно бывает, но гораздо чаще конфликты в приюте решаются по принципу "две держат, третья бьёт". У нас достаточно тех, кто придерживается этого способа (Клэр в их числе) и тех, кто из-за него пострадал. От гематом и выбитых зубов до переломов и повреждений внутренних органов. Девочек, которые избивают других девочек, Проказа ставила на место их же способами. Я следовала её примеру после того, как меня пару раз попытались подстеречь в глухом уголке. И мне плевать, что насилие порождает насилие. Таких, как Клэр, надо задвигать сразу же подобно ящику для обуви, иначе когда-нибудь об него споткнёшься.

— Как тебя зовут? — спросила я у размалёванной девчонки, которая продолжала держаться за меня.

— Элен-Люси.

Странное имя.

— Послушай, Элен, выродок — самая неудачная кандидатура на роль прекрасного принца, — я высвободила свой рукав.

— Почему?

Зрители вокруг зашумели: кто кричал, кто свистел, но я никак не могла толком посмотреть на арену, потому что девчонка, отцепившись от рубашки, схватила меня за руку.

— Потому что.

Я же знала, что не надо ввязываться в чужой трёп.

Неожиданно Киара отвлеклась от поединка и, опёршись на моё плечо, оглядела девочку с ног до головы.

— Из какой группы?

А, точно. Если Люси не больше двенадцати, её можно прогнать отсюда пинками. Правила есть правила.

— Из шестой.

Киара вмиг потеряла интерес и отстранилась. Шестая группа — это четырнадцать-пятнадцать лет, но всё же...

— Не боишься, что кошмары будут сниться? — мрачно поинтересовалась я. Мне хорошо известно, что некоторые поединки — зрелище не для слабонервных, хотя Джо старался пресекать подобное на корню.

— Какие кошмары? — с такими интонациями Элен надо озвучивать ангелов.

— Ладно, забей, — я оставила руку в её руках и наконец посмотрела на арену.

Из носа Эдуарда текла кровь, и ради такого зрелища можно вытерпеть десять снов с розовыми платьями. Ублюдок пытался уйти с линии ударов Ника и контратаковать, но даже его врождённая быстрота пока не позволяла это сделать.

Честно говоря, я впечатлилась. Значит, Никита был прав, говоря, что тренировался.

Впрочем, мало сравняться в скорости с ублюдком — надо ещё суметь выдержать его темп в течение всего поединка.

Уйдя от удара, выродок в движении перехватил руку соперника и вывернул её — Ник пропустил кик в живот и полетел на траву. Эдуард сдал назад из зоны досягаемости, но, скорее, для того, чтобы сделать паузу и отдышаться. Видимо, последствия пропущенного удара он недооценил: сильные тычки (которыми вообще-то славится Майк) прошибали даже его защиту. Я всегда старалась бить быстро, резко и по уязвимым точкам, отчего наши драки часто напоминали шоу 'Покалечь друг друга на скорость'.

Никита вскочил на ноги, однако тут же согнулся и попятился назад. Зрители вокруг бесились от восторга. Ещё бы: кто-то дерётся с Эдуардом. То есть, кто-то дерётся с Эдуардом почти на равных. Ник действительно хорошо дрался, но с этого момента больше защищал себя, чем нападал сам.

— Сделай его! — кричала рядом Киара. — Давай!

Хотелось бы мне чувствовать то же, что и она — заразиться этим восторгом. Звериное возбуждение окружающих накатывало волной, но до мозга не доставало. Потому что этот мозг, на свою беду, слишком хорошо знал, что такое четверть-оборотень, а правильнее сказать: человек с остаточной териантропией. И уж куда лучше он знал, что такое Эдуард о'Тинд в свои неполные семнадцать лет. Это живучая мразь, которая может взять тебя измором, притворяться равной тебе или более слабой, а потом выбить из тебя дух в несколько точных ударов. Всё завит от соперника и настроения. Выродок никогда не выглядел особо опасным, но слабых давил сразу, агрессивным позволял выдохнуться, а с более-менее равными — выжидал, хотя равных ему я видела мало, да и те уже покинули наш приют. Проказа в своё время метелила на арене всех, и его в том числе, но проблема в том, что она же стала Эдуарду вергилием, а это много значит.

Девушки в экстазе признавались ублюдку в любви, ребята хором кричали прозвище Ника, потрясая кулаками... Кто из них понимал, что происходит на самом деле?

Я видела Джо, который привалился плечом к стволу каприссы и спокойно глядел на арену. Он знал, исходя из личного опыта.

Майк, который нервничал у каприссы, чуял это нутром.

Но толпа: десятки людей рядом со мной, за мной и по ту сторону арены — заразительно выла, скандировала и визжала.

— Ти-гр! Ти-гр! Тигр! — размеренные выкрики наконец достигли моего сознания. Сглотнув, я несколько раз моргнула, смахивая ненужные мысли, а потом закричала вместе со всеми звонкое "Ти!" и более мягкое, рычащее "гыр-р!".

— ТИ-ГЫР-Р-Р! ТИ-ГЫР-Р-Р!

Я — масса. Я — то, что окружает арену — жар, плоть и агрессия.

Я смотрю, как два человека дерутся, и жажду крови.

Впрочем, не я — мы.

Мы жаждем крови.

Становилось всё больше заметно, что одна рука Никите отказывает. Кроме того, он начинал уставать, а вот Эдуарду явно хотелось закончить бой побыстрее. Финтом ублюдок скользнул вокруг Ника и ударом ноги отправил его вперёд — буквально вбил в ствол ближайшего дерева.

У меня из горла вырвался рёв, когда я увидела, что мой друг сполз в траву.

Но безумие схлынуло.

Расталкивая зрителей локтями, я пробралась к углу арены — в нос мне ударил запах пота и растоптанных трав. Майк вытирал лицо Ника мокрым полотенцем, что-то ему твердя и показывая на пальцах.

— Эй, Тигра, — я сунулась между лент и повернула мокрую голову парня к себе. — Не лезь на рожон! Киара тебе сколько раз говорила расходовать энергию грамотно?

Губы Никиты что-то говорили мне — но я слышала только вопли толпы.

На арене Судья жестом подзывал к Бросившего продолжить поединок. Если он сейчас не встанет, вместо него пойдёт Майк, и всё повторится.

Ник вскочил на ноги — пошатнулся, но устоял, а потом нетвёрдой походкой направился в центр поля.

Проталкиваясь обратно к сестре, я увидела, что ублюдок отдыхает на "нашей" половине арены, подальше от своих поклонниц. Уже по тому, что он глядел на меня, выжидая, пока я окажусь в зоне досягаемости его голоса, было понятно: он пришёл сказать мне пару "ласковых". Меня трясло от злости и досады за Ника. А чтобы окончательно выбить Кейни Браун из колеи, просто дайте ей поговорить с выродком.

— Ты сегодня Подхват-отхват, Браун? — когда Эдуард заговорил, стало ясно, что он ещё не восстановил дыхание.

Ник его вымотал.

Я показала ублюдку средний палец, а потом оттянула ленту и резко отпустила — он отпрянул.

— Твоё счастье, что нет, мордастенький. Но если мне приспичит подраться, я тебя вздую.

Эдуард одними губами произнёс: "Ага" и попятился назад, где его ждали Судья и Тигр. У этого выродка уникальный талант поливать человека дерьмом при помощи самых обычных фраз. Этому его тоже обучила Проказа.

Запрокинув голову, я сделала глубокий вдох через рот. Надо успокоиться, надо успокоиться, надо...

— Ты стала бы драться с Тенью?

Раскашлявшись, я посмотрела вниз на Элен, о которой успела забыть. Она, в свою очередь, глядела на меня так, словно я обещала помочиться на эпицентр ядерного взрыва.

— Конечно.

О-о, я не бью детей, это не благородно, совсем не...

— Но он же сильнее тебя, и ты девопп... — ладонь Киары прилипла к её напомаженному ротику.

— Не делай глупостей, — предупредила меня сестра, а потом наклонилась и зашептала Люси на ухо что-то вроде: "Никаких "нутыжедевочка" с этой особой". Нет, я не слышу ничего в таком шуме и не умею читать мысли — просто отлично знаю свою близняшку.

Крепко зажмурившись, я попыталась сделать дыхательные упражнения и взять себя в руки, как учила Саноте.

Поединок продолжался, но мне было не до того. Я всё это где-то как-то когда-то уже видела, я отлично знала, как Эдуард побеждает своих соперников, и больше этой ночью меня ничем не удивить.

Или, может, мне просто не хочется этого видеть.

После воплей и криков, после слияния с толпой во мне осталась тихая пустота, и вот к ней я тянулась, вытесняя из головы неприятные мысли. Я даже закрыла руками глаза, и поэтому пропустила тот момент, когда ублюдок выбил Ника за пределы арены.

Я не знаю, как это произошло. Я знаю, что Киара резко дёрнула меня к себе, чтобы нога парня не угодила мне в лоб.

Кто-то грубо толкнул в спину, помогая сохранить равновесие. Встряхнув головой, я часто заморгала и сквозь тонкую завесу цветных пятен увидела, что Тигр валяется буквально передо мной. Точнее, пытается встать, и кровь из рассечённой брови заливает ему правый глаз. Несколько ребят из тех, что скандировали его прозвище, стоят рядом на коленях и что-то ему твердят, хлопают по плечу, пытаются помочь подняться.

Ник старался, но пока ещё не мог.

Я медленно втянула воздух в лёгкие. Задержала. А потом так же медленно выдохнула.

Он же не зря — здесь. У арены четыре стороны, но он именно на этой.

Не смотри туда, Кейни, не смотри. Это выродок тебя провоцирует.

Вдыхай — задерживай дыхание — и выдыхай.

Элен у меня под боком что-то испуганно лепетала, хватаясь за рукав моей рубашки.

Никуда не смотри, Кейни, никуда.

Вдыхай — задерживай дыхание — и выдыхай.

Я покосилась вправо. Сколько света от тех лун, а глаза Эдуарда мерцали как у кота в городской подворотне.

Не смотреть, не смотреть.

Просто дышать.

Сунув руки под мышки, я наблюдала, как Майк пытается остановить кровотечение, прижимая грязное полотенце к лицу друга. Как он оборачивается через плечо и орёт, требуя принести воды. Санитары, видимо, продолжают курить под деревом.

Элен уткнулась лицом мне в предплечье, и это сбило все мантры.

Грубо оттолкнув девчонку, я попятилась, чтобы оказаться позади Киары. Рывком стянула с себя футболку вместе с рубашкой — под ними был чёрный спортивный лифчик. Люси смотрела на меня испуганными глазами, а я тем временем с размаху нахлобучила одежду на голову и плечи сестры. Эффект неожиданности — как бы я без него прыгнула вперёд, стёрла кровь с лица Ника, а потом выскользнула на арену? Сестра способна сбить меня с ног и завязать узлом, но теперь, когда нас разделили эластичные ленты, её с хохотом удерживали зрители.

Удерживали они и Джо, который сразу бросился мне наперерез: опыт есть опыт. Чужие руки схватили его под мышки и оттащили назад.

Как хорошо, что есть зрители: на них не распространяются наши правила — им можно всё. И они любят — не меня, но когда я на арене.

Я тщательно вытерла ладонь о голый живот. Вообще, это пафосная формальность: даже кровь Бруска не давала мне права драться. Но знаете, самые приятные ощущения — не когда ты преодолеваешь соблазн.

А когда ты ему поддаёшься.

И сейчас мне так легко!

Эдуард развёл руки, будто собирался поймать меня в объятия — избить, удушить и повесить. Он улыбался мне, и я ненавидела его до такой степени, что готова была полюбить.

6.

Забудьте, это просто сравнение.

Я хотела его крови. Остатки 'мы' жаждали его крови во сто крат сильнее.

Поддайся, чтобы победить. Я знаю, фраза не про то, но мне нравится.

Саноте всегда повторяла, что "для воина главное — дух и решимость". Но если я способна выйти на поле со знанием того, что буду избита — это решимость?

Джо утверждал: кретинизм.

Мы с Эдуардом остановились друг напротив друга. Где-то вокруг нас мир захлёбывался радостными воплями.

"Тебе не нравится, что природа создала женщину иначе? — говорила Саноте, когда я пыталась утягивать растущую грудь бинтами. — Используй отличие в своих целях". Почему я вспоминаю это именно сейчас? Саноте много чего говорила, но беда в том, что в плане философии я плохая ученица.

Выродок ударил первым.

И есть ещё кое-что.

Поставив блок, я не успела выхватить инициативу и перейти в атаку.

В роду Эдуарда кроме беременных попадались кошачьи. Он тоже гибкий и ловкий. И то, что он немного устал, не даёт мне преимущества: в конце концов, вчерашний заплыв утомил меня. А сейчас мои мышцы холодны и непослушны, потому что я полезла в драку без разминки — я ощущала, что торможу, а удары ногой приходятся ниже намеченного и оказываются слабее. Но я не могла остановиться: это как лететь вниз, бежать по крутому склону.

У меня была ненависть, и она тащила меня в ад.

Я пропустила несколько ударов, но боли не почувствовала — пока. Эдуард позволил мне атаковать и кружил, стараясь сбить с толку, зайти за спину. Будь я кем-то другим, ему бы, наверное, повезло, но тренировки с Саноте позволяли мне вертеться не хуже: она изводила нас, развивая боковое зрение и реакцию. Я пыталась следить за ублюдком и не упускать из внимания ничего. Он очень любил использовать против меня одну и ту же тактику, потому что из раза в раз она срабатывала. По причине того, что... как там сказал Джо? Кретинизм?

Сначала усыплялась моя бдительность, а потом...

Эдуард не просто перебросил меня через себя — грохнул об землю, используя всю силу инерции, и никакая трава не смягчила удар. Это был первый раз, когда боль действительно добралась до сознания. Несколько долгих, мучительно бесконечных мгновений я ничего не видела и не слышала. А пока я корчилась на земле, меня вполне можно запинать до полусмерти.

Впрочем, Эдуард не спешил. Чтобы у кошки с мышкой сложилась игра, мышке надо давать небольшую фору — веру в то, что она может выиграть и спастись.

Я дёрнулась всем телом, когда кто-то полил меня холодной водой из бутылки. Было совершенно невозможно разобрать хотя бы слово в этих воплях и галдеже. Кто-то мне что-то орал, но что именно?

Открыв глаза, я разглядела пару ног, которая неспешно шагала ко мне.

Каждый раз, в каждой драке ублюдок весьма убедительно делал вид, что у меня есть шанс — надо только поднапрячься. А сам выбирал момент и отвешивал тычок. Достаточно лёгкий, чтобы я собралась, но не потеряла присутствие духа. Впрочем, пять-шесть таких попаданий — я уже не в лучшем состоянии.

Джо говорил мне, что я могла бы поучиться у Эдуарда искусству тактики и наблюдения. Набраться опыта. Потому что враги, как поговаривают в одной восточной религии — наши лучшие учителя.

Планета медленно вращалась вокруг моей оси.

Если закрыть глаза на то, что я ненавижу этого выродка, то прежде чем изучать что-то подобное, мне надо взять солидный кредит терпения. Я хочу всё и сразу.

Перекатившись в траве, я ушла от ленивого удара сверху вниз и вскочила на ноги. Голова кружилась, но не так, чтобы сильно — последствия пропущенного удара. Бывало и хуже.

Однажды Киара сказала: "Всё дело в том, что ты считаешь себя особенной, и поэтому веришь, что сможешь его победить". Видимо, это правда. Эдуард старательно поддерживал во мне ощущение, что ещё чуть-чуть — и я его достану. И не только во мне — во всех.

Иначе ему было бы неинтересно.

Этому его тоже обучила Проказа.

И я уже думала, а нет ли где-нибудь глубоко во мне психологического барьера, который сводит все мои старания в ноль?

Ночь вокруг нас испуганно взревела, но её тревога осталась за дёргающейся линией лент.

Я отступала к центру арены, подальше от деревьев — Эдуард приближался. В какой-то момент он вытер предплечьем кровь из носа и пружинисто оттолкнулся от земли.

Сгруппироваться я успевала, но удар пришёлся совсем не оттуда, откуда я ждала. Раскрытая ладонь Джо упёрлась мне в грудину, отталкивая — Судья развернулся, готовясь поймать на себя вес ублюдка, но тот успел остановиться.

Только тут я заметила, что поляна стремительно пустеет.

— Лесники пришли, уходим!!!

7.

Разбирать арену — не моё дело. Вообще всё на свете не моё дело, кроме найти Киару и вместе с ней свалить отсюда. Здесь и так все должны понимать, в каком направлении надо двигаться, чтобы покинуть зону охоты оборотней, а потом обходной дорогой вдоль шоссе вернуться в лагерь.

Я видела, как Майк и ещё какой-то парень ловко сматывают ленты и торопливо заталкивают их в спортивную сумку вместе с окровавленными полотенцами. Мне не хотелось ни окликать их, ни что-либо спрашивать: я бродила кругами и пыталась выровнять дыхание.

Тяжёлое сердцебиение делало тело похожим колокол.

Вдох через нос — выдох через рот.

Шатаясь, я повернулась вокруг своей оси, ища взглядом сестру.

Вдох через нос — выдох через рот.

Все пропущенные удары напоминали о себе болью, руки тряслись, и грохот крови в ушах взбивал мысли в кашу. Мне отчаянно хотелось закрыть глаза и посидеть без движения хотя бы пять минут. В спине от лопаток до самого копчика гудело. Правая сторона тела превратилась в сплошное нытьё. Адреналин в жилах шипел словно сода, залитая кипящей кровью.

— Ты с ума сошла!!! — Киара не ударила меня, но грубо нацепила на шею футболку с рубашкой, точно это было ярмо. Забросив мою руку себе на плечи, она обняла меня за талию и потащила в лес.

Девочки-болельщицы покидали поляну последние.

Я отстранилась от сестры на минуту, чтобы одеться и привести себя в порядок. Под ногу с хрустом нырнула старая ветка — потеряв равновесие, я отшатнулась в сторону и ушибла руку об дерево. Мимо суетливой трусцой бежали какие-то малолетки, визгливо ругаясь и паникуя скорее от переизбытка чувств, чем большого ума.

Когда я одёрнула футболку, Киары нигде не оказалось.

Наверное, ушла вперёд.

В гороскопе написано, что у меня сегодня не слишком удачный день. Если наконец-то закончить эту фразу.

Потому что я увидела того человека, которого видеть совсем не хотела.

Ладно, это кандидатура номер два.

Сказать бы, что Элен смешно ломала ножки на этих своих каблучках, но если её сейчас поймают лесники, смеяться никому не захочется. Остальные без лишних сомнений бросили эту малолетку здесь, но я же Вэмпи из Круга, и правила налагают на меня обязанность увести эту девицу подальше.

Люси очень обрадовалась мне и открыла рот сказать про "все меня бросили", но я грубо схватила её под локоть и рявкнула:

— Разувайся!

— Здесь?!

О этот взгляд ребёнка, которому отец подарил шапку из домашнего кролика.

— Да! Живо!

Обернувшись, я внимательно осмотрела тёмную стену леса, из которой мы с Киарой вынырнули каких-то полтора часа назад. Может, мне показалось, но где-то там в глубине мелькнул луч фонарика.

Я чувствовала, как Люси наклонялась расстегнуть ремешки и подобрать обувь, а когда она выпрямилась — грубо потащила её через лес.

Мне бы самой отсюда выбраться и не заплутать, а тут ещё и довесок.

В принципе, этого следовало ожидать — нет, не Элен, а того, что нам испортят веселье: зрители слишком громко кричали. Лесники обязаны следить за территорией, которая отведена оборотням под охоту, но проверки они устраивают днём, а ночью предпочитают сидеть у себя в избушке и не высовываться. Мы этим пользуемся. Не знаю, кто, когда и почему решил устроить арену именно в охотничьих угодьях, но он явно рассчитывал, что весь шум сторожа будут принимать за шум ликантропов.

Если в лагерь от обеих сторон ещё не поступило ни одной жалобы, значит, это работает. По крайней мере, нас прикрывает чужой страх перед не-людьми, и спасибо тем инакофобам, которые настояли на контроле территорий госслужащими. Если бы сами Общины следили за своими землями, мы бы так просто не разгуливали по лесу. А так оборотни приезжают сюда раз в месяц, на полнолуние Мирны, разбивают палаточный городок, ночью охотятся, а когда луна идёт на убыль — уезжают обратно. В полнолуние мы не ходим в лес, хотя при других фазах луны нам попадались ликантропы — крупные, осторожные волки. Их не слишком радовало наше присутствие, но каждый раз мы просто расходились своей дорогой. Однажды я видела их лагерь на берегу озера — это больше походило на корпоративный выезд за город. Ликантропы купались, готовили на костре, пели под гитару и сплетничали. Женщины с женщинами, мужчины с мужчинами. Детей с ними не было — только подростки, которым половое созревание принесло прыщи и способность трансформироваться. Вопреки распространённым в поп-культуре образам, оборотни — такие же клерки, продавщицы, домохозяйки, бизнесмены, студенты, учителя, пенсионеры как обыкновенные люди. Что правда, чиновников того ранга, который дозволено занимать териантропам, в их компании не встретишь, они пасутся где-то подальше от "плебса".

Кто все эти граждане в ночь полнолуния — я не знаю. Это их личное время. За наблюдение и съёмку оборотней полагается статья в Особом административном кодексе. Хотя Патриция говорит, что это не мешает множиться в интернете всяким фото— и видеоматериалам: от любительской съёмки на телефон, до художественных фотографий процесса превращения из человека в зверя или обратно.

Но сегодня не полнолуние — значит, должно быть тихо. Ну а когда совсем не тихо, лесники берут фонари, ружья и идут проверять. Я опасаюсь даже не того, что они поймают меня — я боюсь, как бы они не выстрелили чем-то таким, что териантроп перенесёт без проблем, а человек моих лет — едва ли.

Именно по этой причине я почти бежала через лес и тащила Элен за собой. Она не упиралась, но тихонько хныкала, ступая босыми ногами на хвою, листья, шишки и валежник. Ветки кустарника, которые просто хлестали меня по просторным джинсам или бессильно скребли ткань, ударяли её по голым ногам и царапали кожу.

Только моей вины здесь нет. Я и так стараюсь.

Несколько раз я сбавляла шаг и замирала — было слышно только как наши где-то впереди ломятся через лес. Больше ничего.

Ну, наши так наши.

Я позволила себе расслабиться, лишь когда догнала компанию младших ребят, которые волокли под руку девочек буквально так же, как я недавно волокла Люси. Гляди ты, не перевелись в стране ещё джентльмены.

— Можешь обуться, — я отпустила руку Элен. — И не отставай.

Она молча принялась натягивать босоножки и догнала меня буквально через пару секунд. Вот что значит школа жизни Кейни Браун. Скоро Люси начнёт быстро одеваться, быстро краситься и быстро тушить пожары.

И вообще да, я бы не отказалась сейчас от холодной воды.

Мне всё ещё было жарко — под футболкой по спине и от подмышек ползли капли пота. Половина тела слегка онемела и налилась болью — хорошо же меня сегодня швыряли. Но я бравый солдат Кейни, я обязательно дойду.

— Ой, Ксюха-а-а-а, кранты, у меня каблук сломался.

Я не знаю, кто это произнёс, но фраза вызвала целую лавину жалоб, которые посыпались со всех сторон. Мой генерал, я не заметила, как нас окружили. Мальчики сначала пытались давать дельные советы по поводу того, что в лес нужно одеваться и обуваться соответственно, но быстро спасовали перед якобы логикой. Девочки восприняли это как доказательство своей правоты и совсем развеселились, а я ускорила шаг.

Лучше заблудиться в лесу, чем слушать это кудахтанье.

Мышцы недвусмысленно намекали, что хотят слезть с костей и расслабиться. А вот Элен держалась на удивление стойко. Да-да, она поковыляла следом, и спасибо, что больше не хватала меня за руку. Хватит на сегодня нежелательных телесных контактов.

Запрокинув голову, я поискала взглядом луны, которые при большом желании ещё можно разглядеть сквозь кроны деревьев. Правда, они мне вряд ли чем-то помогут: я всё равно не понимаю, как по ним ориентироваться, а молитвы не помню — ни одной. Но делать умный вид иногда бывает полезно.

Чтобы выйти из охотничьих угодий, надо идти прямо от столба-каприссы с раздвоенным стволом. Хорошо, допустим, я так и сделала — точнее, сделала Киара, а я потом взяла её курс. Но меня сейчас шатает, и я вполне могла отшатать куда-то не туда.

И тут Элен охнула. Тихо — но очень внушительно.

Стыдно сказать, я панически заозиралась в поисках оборотня, который выл нам с сестрой по дороге к арене. Поймите правильно: оборотень действительно может стать проблемой, и...

И лучше бы я нашла его.

В паре метров от нас, сунув руки в карманы, спокойно брёл Эдуард. Футболки на нём не было — видимо, приватизировала охочая до пожрать моль — и я всем сердцем пожелала ему побольше комаров. Конечно, заражённую териантропией кровь паразиты не любят, но на тот случай, если вдруг когда-нибудь начнут: приятного аппетита.

Мы с Люси двигались немного быстрее, поэтому я надеялась, что нам удастся спокойно догнать и обогнать ублюдка, а так же все капиталистические страны. Здесь можно кому-нибудь помолиться и принести жертву, чтобы всё прошло гладко?

Под моей ногой громко хрустнула ветка.

Видимо, это значит "нет".

Насторожившись, Эдуард обернулся. И увидел, прежде всего, меня, хотя лично я считаю, что вон тот куст куда более живописен.

— Ух ты.

И не говори, придурок.

— Браун.

Падай и молись.

— Всё ещё способна передвигаться?

— По твою жизнь как на праздник.

Выродок ловко развернулся вокруг своей оси и заступил мне дорогу. От него пахло шампунем и потом.

— Жизнь или драка? — он опёрся о ствол дерева и слегка подался вперёд. — Мы с тобой ещё не закончили.

Не то чтобы я против, но моё бедное, отбитое в некоторых местах тело сейчас даст мне пинка под зад и выставит за дверь.

Я всё ещё думала над ответом, когда Эдуард слегка подался в сторону — башня на водопое. Кажется, он заглядывал мне за спину, где Элен испуганно цеплялась за мою рубашку, наматывая её на руки и смыкая. Признаюсь, я немного упустила тот момент, когда стала каменной стеной, ближайшим дубом или вездесущим столбом.

С другой стороны, это отличный момент для того, чтобы расставить всё по местам.

Обернувшись, я вытащила девчонку из-за себя и поставила перед ублюдком, который явно опешил.

— Давайте я вас познакомлю, — одной рукой крепко сжав плечо Люси, другой я указала на Эдуарда, — Элен, это выродок. Выродок, это Элен. Просьбы просящих выполнены. Можете меня не благодарить, я просто исполняла свой гражданский долг.

Сунув руки в карманы, я побрела дальше. Затылок и спина у меня зудели так, будто по ним бегал взвод муравьёв, но ублюдок не запустил мне вслед полено или сову из дупла.

— Вэмпи!

Когда он вспоминает моё прозвище, я зверею этому прозвищу под стать.

Не оборачиваясь, я помахала рукой себе за плечо. Как человек из Круга, теперь он обязан сопроводить Люси до летнего лагеря.

— И тебе всего плохого, мордастенький.

Казалось, у меня есть шанс выйти из леса с первого раза живой и невредимой. Но когда почва под ногами пошла под уклон, и я оказалась на дне непонятной лысой вмятины, стало очевидно: я заблудилась. Лес смыкал ветви высоко над головой, так что я видела только лоскутки звёздного неба — ни лун, ни знакомых созвездий.

Хорошо, только без паники.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я решила идти в обратном направлении. Очень хорошая тактика: пришёл не туда — иди обратно. В городе, конечно, я бы так не поступила, но я же не в городе, и никто не увидит этого маленького стратегического отступления.

Прищурившись, я вгляделась во мрак. Этот мрак ничем не отличался от мрака, из которого я пришла, но не факт, что был одним и тем же. Хорошо, что я, по крайней мере, не вертелась вокруг своей оси, когда притормозила.

Сначала я почувствовала себя неуютно и зябко повела плечами.

Тишина вокруг не менялась.

И тут по коже пробежал мороз.

С этим приходилось считаться.

Медленно, очень медленно я обернулась, мечтая, чтобы это оказалось просто больным воображением.

Сердце забилось чаще — я осторожно сделала шаг назад и прижалась спиной к стволу дерева. Мне стало стр... тревожно. Потому что как бы ни было здесь темно, я вполне могла различить на дне впадины крупного волка.

Или просто чувствовала его так, что глаза сами видели.

Если рассуждать логически, бояться нечего. Териантропия как болезнь прогрессирует и регрессирует в зависимости от старшего лунного цикла. Пик её обострения приходится на большое полнолуние, то есть, полнолуние Мирны, и вызывает трансформацию человека в зверя. О разных видах териантропии говорят просто что-то вроде: териантропия типа "лев" или "медведь". Причём сами оборотни называют животное, в которое превращаются, тотемным.

Короче, сейчас же не полнолуние.

Волк сделал несколько шагов вперёд и замер, рассматривая меня. В холке он чуть меньше метра.

Цикл Младшей луны влияет только на проявление ментальных способностей. Обычные териантропы подчиняются фазам Старшей и после превращения сохраняют подобие разума, которого достаточно, чтобы, как минимум, распознать человеческое существо и обойти его стороной. Но кроме обычных всегда есть необычные. Молодые и слабые в тотемной форме во всём подобны зверю, они постоянно сидят на лекарствах, и за ними присматривают собратья из Общины, но иногда Иллюзиону всё же приходится кого-нибудь из них устранять. А вот сильные достигают "симбиоза" с болезнью и способны с большими энергозатратами трансформироваться практически в любую фазу растущей луны. И сознание человека они сохраняют полностью.

Из чего следует: передо мной старший оборотень в здравом уме и твёрдой памяти. Кто-нибудь, передайте это моим коленям, у них, кажется, слабость.

На улице мегаполиса териантропа в форме зверя не встретишь. Законодательство обязало Ночной Иллюзион и Общины следить за тем, чтобы все трансформации происходили за чертой города на специально отведённых для этого территориях. Так что я не могу похвастаться большим опытом общения с мохнатыми.

Временно не мохнатые и вампиры — другой разговор.

— Доброй ночи, — произнесла я, наконец-то избавившись от оцепенения. С оборотнями в любом случае рекомендуют общаться, используя плавные жесты, поэтому я медленно кивнула волку.

Мне показалось, что зверь чуть заметно поклонился в ответ.

— Я немного заблудилась.

У меня зубы свело от того, насколько по-идиотски звучала эта фраза.

— К шоссе... — я замялась, пытаясь прикинуть, куда меня отнесло и куда должно вынести. — Это туда?

Я указала рукой во мрак.

Оборотень по-собачьи встряхнулся и медленно пошагал в лес. Остановился, посмотрел на меня — я не столько видела, столько слышала и ощущала его действия.

Гляди, Кейни Браун, это исторический момент: тебе собираются помочь. Ты говорила, что лучше встретить вервольфа, чем Эдуарда? Пора отвечать за свои слова.

Оттолкнувшись от дерева, я пошла за зверем.

В детстве дедушка Холдер читал нам сказку про Красную Шапочку, но сделаем вид, что я её не помню или у меня есть своя версия развития событий. Не знаю, нормально ли доверять незнакомому ликантропу — то есть, нормальнее ли, чем обычному человеку на улицах города? Меня должно волновать, что я тащусь за ним чёрт знает куда через лес? Или меня должно волновать то, что меня совсем ничего не волнует? Миссис Молвен, обзывая нас бесами, говорила, что наше поколение страх потеряло, а так называемая толерантность сегодня — безразличие и вседозволенность. Осенев не уставал повторять, что голова всегда должна мыслить и быть открытой для новых идей, но не настолько, чтобы мозг сдуло ветром. Только... Нет, я неправильно формирую мысль: дело не в толерантности, дело в сторонах возводимых обществом баррикад. Однажды в ответ на какую-то жалобу Проказа сказала, что если перестать с жалобным видом заглядывать в окна чужого дома и поглядеть по сторонам, то окажется, что вокруг тебя масса таких же, как ты, и с ними намного веселее. Не знаю точно, почему мы, сироты, и они, не-люди, казались Проказе одинаковыми, но что-то в её словах было правдой. Стоило заикнуться о том, что мы из приюта, и отношение вампиров и териантропов смягчалось. Словно срабатывал какой-то сигнал, и мы все оказывались в одной категории отверженных обществом.

Пару лет назад я помогала Ким с перестановкой в квартире, что на Рыжей улице в Кварталах, и вечером в гости к ней пришли соседи — чета пенсионеров-одуванчиков, которых любят показывать в рекламе таблеток для сердца. Они принесли имбирное печенье в форме зайчиков и во время чаепития так, как обычно говорят про внуков и шерстяные носки, рассказывали о своей поездке за границу. Там в буковых лесах они охотились на кроликов. Отличные старики и тоже вервольфы, кстати. На Ильмонд, зимнее солнцестояние, они через Ким передают нам с Киарой засахаренные яблоки и печенье с гвоздикой.

Осенев говорил, что у вампиров и териантропов нет естественной предрасположенности ко злу, о которой так любят говорить инакофобы, а если есть, то в тех же объёмах, что и у обычных людей. Доминирование инстинктов над разумом в некоторых ситуациях — да, имеет место, но и человек подвержен аффектам. Другое дело, что столетия непонимания, вражды и дискриминации, которая не исчезла даже теперь, заставляют не-людей настороженно относиться к людям.

Как сказал кто-то: волк волку человек, а человеку — волк.

Но это неважно, да? Потому что оборотень шумно принюхался и остановился — я рассмотрела торчащий из земли столб с белой табличкой.

— Ну ты даёшь, Кейн, — сначала я услышала голос Киары, а потом заметила её силуэт, который с поклоном отделился от дерева. — Спасибо, что помогли моей глупой близняшке.

Чуть слышно шурша подлеском, волк направился обратно в лес.

— Не хочешь ничего сказать? — на мои плечи опустилась рука сестры.

Я вздохнула:

— Прости, бабушка, пирожков у меня не осталось.

8.

— Отряд!!! Подъём!!!

Нет-нет-нет, только не это...

Свернувшись в клубочек, я укрылась одеялом с головой и попыталась удержаться в той сладкой вязкой субстанции, которую обычно называют сном.

Что угодно — только не пробудка.

Моё сознание уже начало растворяться и тускнеть, когда вопль повторился совсем рядом.

— Отря-а-а-ад!!! Подъё-о-о-о-ом!!!

Скривившись, я шумно вздохнула и застонала.

— ... какая сука завела в корпусе банши?

— Боюсь, эти заводятся сами, — голос Киары вынудил мозг шевельнуть извилинами, и вязкие пески сна сползли с меня на какое-то время.

Высунув нос из-под шерстяного одеяла, я с трудом разлепила один глаз. В спальне обнаружено движение, мой генерал — все собираются на завтрак.

— Просыпайся, Кейн, — сестра натянула джинсы и принялась застилать постель. — Ты забыла, что мы сегодня уезжаем? Надо пожрать и топать грузиться.

В любое другое утро я была бы рада предстоящему возвращению к цивилизации, но сейчас мне хотелось только спать, исключительно спать и ничего кроме спать.

Глаз медленно закрылся, и я, видимо, опять задремала, потому что в себя меня привело самое банальное тормошение.

— Он живой! — тоном доктора Франкенштейна произнесла Киара, поймав мой несфокусированный взгляд. — Просыпайся, а не то Крысы тебя изведут. И кстати, тут к тебе гость.

Я ответила типичным мычанием спящего человека, который согласен на всё, только бы от него отстали. А потом всё-таки заставила себя сесть в постели. Это ложный манёвр: при желании я могу спать сидя.

— Кейн, я тебя жда-а... — близняшка зевнула. — ...ть не буду. Всё, я ушла.

Я покивала, а затем уронила голову на руки — поза увядшего недолотоса.

Сегодня у меня типичный суп — синдром утреннего послепобоища. Не я придумала этот термин, лошадь не моя и претензии тоже по другому адресу. Меня сушило, мышцы болезненно ныли, а голова вертелась на такой стадии, когда ещё не болит, но уже готовься. То, что я хотела спать и убивать всех, кто мне мешает, можно и вовсе не упоминать как очевидные вещи.

В нос настойчиво лез запах чужого дезодоранта, который остался после соседок по спальне. Если они уже ушли, то я проспала все полчаса их утреннего марафета. Именно про таких, как я, ходит анекдот "не успел проснуться, а уже опоздал в школу".

Кое-как разлепив глаза, я увидела бледно-зелёные стены и ряд кроватей с почти одинаковым натюрмортом из косметичек, пудрениц, расчёсок и прочих орудий наведения красоты. Некоторые постели были заправлены, другие — нет, из-под подушек торчали края ночных рубашек или чего-то совсем непонятного. Мне было тошно смотреть на такую картину, но душа таяла, вспоминая миссис Клерк, которая любила надавать мамзелям по напудренным щам за беспорядок в комнате.

Минутку, Киара говорила что-то про гостя.

Повернув голову, я чуть не уползла обратно под одеяло.

На соседней кровати сидела заплаканная Элен.

— ... доброе утро, — хриплым от слёз шёпотом произнесла она.

Это шутка такая?

Я оглядела девчонку и ответила:

— Да у тебя по хлебалу размазано, какое оно доброе. Если что — это не я, что бы там ни было.

Элен ладошками попыталась стереть со щёк потёкшую тушь. Я же рискнула поменять место дислокации — чёрта с два.

Как всё болит.

Откинув одеяло, я увидела свои ноги, покрытые кроме старых шрамов ещё и свежими синяками. Самые крупные темнели на боковой поверхности правого бедра, а самый мерзкий и синий — я слегка стянула трусы — на боковой поверхности таза. Синяки красовались на правом плече, на рёбрах — в общем, там, куда меня этой ночью приложил об разные поверхности Эдуард.

Кое-как заведя руки за голову, я оттянула майку вверх.

— Что у меня на спине?

Вопрос-загадка.

— О-о, — испуганно пролепетала Люси, — огромный синяк, тебе надо в медпункт, Кейни!

— Могила.

Я рухнула на подушку.

— Мне нужно посмотреть на могилу Эдуарда, и тогда я смогу жить вечно. Его надгробная плита — это мой философский камень.

— Он со мной только поздоровался сегодня утром. И всё.

— Кто?

— Эдуард.

Вздохнув, я повернула голову к Элен. При свете дня её можно рассмотреть получше, хотя смотреть особо не на что: маленькая, костлявая, нескладная. Майк называет таких суповым набором, но я, предположим, не Майк и даже не любитель супов.

Всех супов.

Волосы у девчонки выкрашены в рыже-каштановый какой-то дешёвой краской и явно не отличаются здоровьем. Макияж размазан по лицу, но и так ясно: косметики слишком много. Руки и ноги в царапинах после прогулки по лесу, а одежда явно с чужого плеча — линялая джинсовая мини-юбка и деформированная футболка с широким воротом.

Не моё дело, но прикид слишком... бедный для наших. Волонтёры привозят нам одежду получше.

— Вытри лицо, — я повернулась к ней спиной.

— Ничего, если я возьму чужие салфетки?

— Откуда мне знать.

Осторожно свесившись с края — соответствующие мышцы спины тут же подняли вой — я двумя пальчиками задвинула под кровать грязные кроссовки, в которых бегала по лесу, и вытащила кеды — моё сокровище, купленное в секонд-хенде.

— Мы с ним вчера так хорошо поговорили ночью. Он интересный. Но сегодня утром он просто кивнул мне и всё.

Срочно нужна футболка с надписью на спине "Я не хочу это слышать".

— И ты поэтому пришла ко мне?

— Н-нет.

Я замерла, сунув ноги в приготовленную обувь. Потом пошевелила пальцами и обнаружила носки. Ага.

Хорошо, но я всё ещё ничего не понимаю в этом мире.

— Слушай, Элен, я не знаю, почему тебе надо объяснять очевидные вещи. Ему на тебя плевать. Ты ребёнок, а он избалованный выродок, которого все любят и который любит себя. И скажи спасибо, что не отхватила от его девушки звиздюлей: она очень ревнивая сука.

Натянув носки с джинсами, я приготовилась окончательно встать на ноги.

— Я не знала, что у него есть девушка, — задумчиво пробормотала Элен.

Наверное, я дёрнулась так, будто мне на голову упало что-то тяжёлое. А потом осторожно поднялась и попыталась размяться. Если я смогу, мышцы станут болеть меньше.

Да, Кейни, если.

Начнём с простых упражнений.

— Я тебе всё сказала про выродка, — произнесла я, не оборачиваясь. — Скажи спасибо, обычно я посылаю далеко, навсегда и без права на личную переписку.

Люси вздохнула:

— Спасибо.

Тишина ещё не успела повиснуть на люстрах, а Элен опять заговорила.

— Я понимаю, что он как моя кузина Бекки... Ну, вроде того, то есть... но он вовсе не кажется мне таким уж... плохим.

Я честно призналась:

— Не понял.

— Все любят Бекки, потому что она симпатичная, хорошо учится и знает наизусть кучу отрывков из Святой книги. А на самом деле она курит травку и иногда подрабатывает... этой...

Я разводила руки всё медленней и медленней, слушая её речь.

— ... забыла. Кормит на себе вампиров.

— Соской.

Обернувшись, я поняла, что Элен смотрит на меня как на матерящегося прапорщика. Уперев руки в бока, я начала осторожно поворачиваться вправо-влево.

— Соска как на бутылочке с молоком, ты о чём подумала?

Девочка шевельнула губами. И кто тут из нас испорченный?

— Сосок и соска. Так называют нелегальных доноров, — объяснила я.

Судя по прояснившемуся лицу, она меня поняла.

Я попыталась наклониться и достать до носков.

— Откуда у тебя кузина?

— Ну, я раньше жила с тётей и дядей.

Подняв голову, я ощутила боль в шее и скривилась.

Элен оттирала своё лицо влажными салфетками и, прямо сказать, хорошела.

— Ты здесь недавно? — я всмотрелась в неё повнимательней.

— Да. Однажды Ребекка... ну, Бекки, — Люси изо всех сил пыталась сохранять спокойствие, но её желание выговориться клокотало как кипяток в чайнике, — предложила мне тоже попробовать. Это было перед моим Днём рождения, ну и... мне хотелось купить себе что-нибудь. Тётя с дядей не давали мне карманных денег, потому что я... ну...

— Ты не Бекки, — подсказала я, прекрасно понимая, что она собирается мне поведать.

— Да. В общем... она им потом всё рассказала, а когда я сказала, что она занимается этим постоянно, тётя с дядей заявили, что я вру и всё прочее, — скороговоркой прострекотала Элен. — И отказались от меня.

— Они олдскульные верующие? — я стала наклоняться влево и вправо.

— Ну... да.

Та порода фанатиков, которые верят, что Однобожие — единственная истинная вера, а двуглавая роза, символ Святых Сиблингов, и полынь могут отпугнуть вампира.

Не могут.

И святой символ, даже серебряный, и освящённая им вода сами по себе — не могут, такие вещи имеют смысл и силу только в рамках религии. Мисс Келсих говорила, что в любой религии всё упирается в идею и веру, потому что бог, по мнению науки — это древнейший продукт коллективного бессознательного, такой себе эг... эгрегор, вторичный по отношению к людям. Поэтому, если человек действительно верит и действительно нуждается, то для напавшего на него и стакан воды может обернуться кислотой. А если атеист шутки ради вздумает потыкать вампиру в лицо святым знаком, то ничего не произойдёт. Хотя известны случаи, когда за такое потребительское отношение шутник получал ожог ладони. Вторичные или нет, но Святые Сиблинги, наверное, очень не любят, когда ими пользуются. Тем не менее, во всём мире люди находят спасение не только в Однобожии, но и многих других религиях, и хотя наука до сих пор не может сойтись во мнении касаемо количества религиозных эгрегоров, доминирует гипотеза Бесстужевой об одном для всей планеты. Прогрессивные верующие постепенно перешли от религиозного плюрализма к тому, что называют... не помню это жуткое слово. В общем, они считают, что Божественная Сущность едина, многолика и многовариантна, а каждая религия — это лишь способ её осознания и восприятия, совокупность способов общения и взаимодействия.

— Знаешь, вообще-то я против нелегального донорства, но один раз — это не повод выбрасывать человека за борт, — я стянула футболку со спинки кровати и выдвинула ящик тумбочки.

— Было больно и неприятно, — судя по тону, Элен вряд ли когда-нибудь попробует ещё. Проказа сравнивала первый укус с актом дефлорации: если с тобой обошлись грубо, то страх остаётся надолго. Она же советовала пинать неумелого любовника в пах до тех пор, пока мошонка не полезет из ноздрей. Только в легальных отношениях "вампир-донор" кровопьющая сторона обязана соблюдать этикет и осторожность, иначе ей придётся всё объяснять в суде или искать нового контрактора.

Я задумчиво оглядела содержимое ящика: косметика, бельё и несколько завёрнутых в целлофановый кулёк птичьих черепов. Трофеи есть трофеи.

И где-то здесь спрятана чистая майка...

Волосы пахли то ли хлоркой, то ли ещё каким дезинфицирующим средством: ночью пришлось купаться в летнем бассейне, поскольку использование душевых чревато нарушением сна воспитателей. Немного подумав, я стянула косички в низкий узел, чтобы не мешали.

Люси тем временем привела себя в порядок и окончательно стала ребёнком, но хотя бы милым. Не то чтобы я внезапно прониклась к ней тёплыми чувствами, но я прекрасно понимала, что это такое: когда хочется того, что есть у всех, но нет у тебя. Сладости, одежда, книги, журналы.

— Сколько ты уже здесь? — я со скрипом села, чтобы завязать шнурки.

— Ну... вот после окончания седьмого класса... месяц где-то, — девчонка собрала все свои грязные салфетки.

Месяц. Теперь понятно, почему её лицо мне не запомнилось.

По некоторым причинам я, Киара, Джо и остальные внимательно присматривались к новеньким и младшему поколению. Вдруг кто интересный будет. Но интересных не было, а за последние несколько лет Элен — первый более-менее взрослый новичок на моей памяти. В принципе, это можно понять: детей у нас много, и если приют ещё, может быть, и резиновый, то городской бюджет точно не бесконечен.

— Ладно, — я задвинула ящик, — пошли отсюда.

Люси тихо следовала за мной в своих стоптанных шлёпках. Прежде гастрономических подвигов мне нужна ванная комната.

Пока я пыталась смыть холодной водой круги под глазами, мой невольный собачий хвостик молчал. Но как только я стряхнула капли воды, Элен помялась и произнесла:

— А я не знала, что ты косметикой пользуешься. Мне говорили, что ты пацанка... типа буча и только качаешься.

Звук, который я издала, походил на громкое хрюканье: боль в теле просто не давала рассмеяться. Упёршись мокрыми ладошками в кафель, я кое-как выпрямилась — собственные руки оказались в поле моего зрения. Да, с мелкими шрамами, в том числе от когтей не-мертвецов, да, не тоненькие спички со страниц глянцевых журналов, но и не лапищи, как у любящего тягать железо Майка.

— Люси, во-первых, я никогда не качалась, силовые тренировки мне нужны для увеличения взрывной силы мышц, а во-вторых, твои мамонты, конечно, не могли позволить тебе знать такое, но буч — немного не то.

— А, ты... не лесбиянка? — это звучало как-то совсем странно.

Хрюкнув, я согнулась обратно.

— Нет, Элен, — помолчав, я поняла, что мне уже не смешно, поэтому добавила. — И это не обсуждается. И прекрати пороть про меня всякую ерунду. И не слушай, что говорят другие. А ещё лучше — найди себе друзей среди ровесников. Я тебе не товарищ.

9.

Наша столовая имела чудесный персиковый цвет, но я никогда не видела в ней не то что персика — даже намёка. Точно так же я не помню, чтобы окружающие её черёмухи когда-нибудь цвели, а несколько кустов барбариса — плодоносили.

На асфальтированной площадке перед стеклянными дверями толпился народ. Завтрак у нас в две смены, и я уж было подумала, что пришла ко второй, но нет, все лица знакомые. Вот наша седьмая группа, Стив, Скотт, Марти из пятой и Сьюзен из шестой, вон ребята, которые этой ночью болели за Тигра.

Отправив Элен к её ровесникам, я пошла искать своих и нашла очень быстро.

В тени черёмухи Киара и Джо играли в кошкину колыбель — занятие, требующее массу терпения, которого у меня нет, но которого хватает моей сестре. Ей нравилась игра, как нравилась она и Джо — эти двое вообще прекрасно проводят время вдвоём.

Если бы Киара не носилась со своим разбитым сердцем, как курица с яйцом, она бы заметила то, что уже давно заметила я.

А я всегда замечаю не то, что нужно. Этим утром мне следовало поднапрячь отбитые полушария и догадаться, что Судью до поры до времени лучше обходить десятой дорогой за седьмым забором. Но нет, довольная и побитая, я без лишних мыслей поползла прямо к нему.

— Ты всё-таки явилась? — Киара щурила на солнце аккуратно накрашенные глаза. Из нас двоих именно она лучше всего усвоила уроки Кимберли. Ким, впрочем, всё равно называет наш макияж атомным взрывом.

Ну, я сегодня вообще фигурирую в роли вялой панды. Никогда не говори "нет" панде *3.

— Да. Вижу, что можно было не спешить, — я остановилась и подёргала натянутые меж пальцев сестры ниточки.

— Хорошо, что ты пришла, — задумчиво произнёс Джо, не отрывая взгляд от узора. — Нам надо поговорить, ты же понимаешь?

И тут до меня дошло.

Давайте отмотаем время назад, а? Ну очень нужно.

Повернув голову, я обнаружила, что рядом стоит Эдуард.

Да уж, если панда не принимает отказов, то песец просто подкрадывается незаметно.

— Отлично выглядишь, — ублюдок коснулся пальцем своей рожи чуть пониже виска.

В зеркало я сегодня не смотрелась, но, кажется, у меня там синяк. У него, впрочем, тоже синяк и не один.

— Твоими молитвами.

— Можешь ещё что-нибудь показать? Мне интересно, как сильно я тебя отделал.

— Могу, — невозмутимо отозвалась я и показала ему средний палец сначала на правой, потом на левой руке. — Подожди, я сейчас вспомню гримасу, которой бедуины отгоняют злых духов...

Киара расхохоталась и похлопала меня по плечу.

— Что угодно, Браун, — холодно ответил выродок, — если это изгонит тебя из нашего мира.

— У меня на этом свете пожизненный, потерпи.

Эдуард бы мне обязательно что-нибудь ответил, но тут начал раздражаться Джо, который обычно не раздражается. По крайней мере, по пустякам.

— Где остальные? — засовывая верёвочку в карман, он осмотрел галдящих перед столовой людей.

— Это которые эти? — Киара указала в противоположную сторону, где шумел небольшой фонтанчик с питьевой водой. Майк, Алекс и ещё пара ребят плескались в нём как мультяшные птички: со смехом, щебетом и реагируя только на принцесс. В данном случае — на девочек, которых поливали холодной водой с безжалостной меткостью.

Слова, которые произнёс Джо, лучше опустить из видимого приличия, они всё равно не волшебные: пташки как купались, так и продолжали купаться.

— Не парься, я схожу за ними, — произнесла Киара и ленивой походкой направилась к фонтанчику.

Через пару минут мы все собрались: Джо, выродок, Алекс, Майк и я с сестрой. Вообще говоря, это почти все: не хватает Никиты, но даже с "почти" я знаю, чем всё происходящее пахнет. А пахнет оно, между прочим, как чья-то поджаренная задница.

Столовую наконец-то открыли для страждущих. Мы продолжали стоять кружком под деревом, в то время как толпа вокруг поредела и собралась перед дверями в большой пузырь, который постепенно втягивался внутрь.

— А где Тигр? — Эдуард Жопа Сердцем спросил это раньше меня, но я подумала первее. Вообще говоря, какая ему должна быть разница?

— Я вколол ему немного живчика, так что он сегодня человек-синяк, — объяснил Майк, стаскивая с себя футболку. — А что вообще случилось?

— Подумай, Тур, тебя это касается в первую очередь, — устало произнёс Джо.

— Слушай, Белый, я остаток ночи латал Тигра, — Майк успел изрядно загореть за прошедший июнь-месяц, но всё-таки на его лице виднелись следы недосыпания. Ещё один "не говори "нет" панде" в нашей славной компании.

— Ну ты тормоз, — пробормотал Алекс. — Вэмпи опять нарушила правила. Тебя не колышет, что она встряла Отхватом вместо тебя?

Тур задумчиво промакивал футболкой лицо, как в фильмах делают мужчины после бриться. Он мог с одинаковой вероятностью начать рвать волосы на груди, требуя компенсации за нанесённый мужскому эго урон, а мог послать всё к чёртовой матери. Стиль мыслительных процессов Майка похож на генератор случайных чисел. Если он почувствует себя оскорблённым, мне придётся с ним драться.

— Ты про Отхвата верно сказал, — наконец произнёс он. — Нику хорошо досталось сегодня. Я думал, бровь шить придётся, чуть не нажрался с горя, — Майк немного помолчал и поставил точку. — Мне насрать.

Никогда не говори "нет" панде. Лично я поддерживаю его решение, и без того дышать тошно.

— Смотри, ты отказался от своих претензий, — предупредил Судья и посмотрел на меня. — Но ты, Вэмпи, получишь от меня наказание. Приходи сегодня в "Ночной оплот", там поговорим. Я постараюсь придумать для тебя что-нибудь интересное.

Киара слегка прокашлялась и демократичным тоном произнесла:

— Между прочим, сегодня не только Тигр у нас человек-синяк.

Мне не хотелось, чтобы это прозвучало, однако то, чего я хочу, и то, что есть правильно — разные вещи. Правда есть правда: сегодня я далеко не в лучшей форме.

Тяжёлый вздох Джо означал "как вы меня все задолбали". Думаю, он имеет полное право вздыхать таким образом: в этом году я нарушаю правила уже трижды. Довольно много, учитывая, что из-за выпускных экзаменов Круг собирался от силы восемь раз.

— Хорошо, тогда скажешь мне, когда она не будет человеком-синяком, — произнёс темнокожий парень. — Всех всё устраивает?

Ответом ему было угуканье, кивки и негромкое "Да".

— Белый, ты какой-то затюканный в последнее время, — Майк похлопал Джо по плечу, удаляясь вместе с ним в столовую, — тебе бы выпить да бабу. Давай сегодня ночью в Кварталы, а?

Под деревом остались только я и Киара.

— Ты есть вообще хочешь? — заботливо спросила сестра. Вопрос не лишний, потому что от боли меня немного подташнивает. И в то же время я как будто голодна.

— Вроде да.

Мы поплелись к дверям уже когда на улицу стали выходить первые сытые преимущественно из младших отрядов.

Про Круг Поединков я узнала в неполные десять лет, когда во дворе спальных корпусов майским утром нашли повешенного, Джастина из выпускной группы. Пока кто-то бегал за воспитателями, вокруг дерева собралась порядочная толпа, ну и мы с Киарой не отставали. Особняком от зрителей держалась компания ребят, отличавшихся какой-то особенно уверенной осанкой — мальчиков лишь на одного-двух больше, чем девчонок. Одна из них, самая младшая, прятала лицо на плече другой — Колокольчик, я навсегда запомнила её прозвище. Если остальные дети испытывали страх, возбуждение или хотя бы удивление, то у этих на лице читалась мрачная удовлетворённость. Кажется, именно тогда я познакомилась с Саноте — она была единственной, кто смотрел туда же, куда и я. На вопрос "Кто это?" она ответила просто: "Круг Поединков". О том, что случилось с Джастином, говорили много, часто и всякое, но правду рассказала только Проказа: этот идиот изнасиловал Колокольчик и получил по заслугам.

Никто не может сказать, когда и почему появился Круг — он существовал всегда вместе с приютом и воспринимался как данность. Хорошая или плохая, но это — укоренившаяся традиция, часть нашей маленькой субкультуры, как выразился Джо, а на деле — сокрытое от взрослых сообщество, в котором любят драки ради драки. Небольшой кодекс правил, выборочная должность Судьи, определённые критерии для принятия новичков — вот и всё. Наблюдать за поединком может любой в приюте, кому исполнилось двенадцать, а вот чтобы попасть в содружество, нужно получить признание от его участников. Я бы сказала, что проще повесится, но шутка неудачная.

Ребёнком я — да и не только — воспринимала Круг Поединков не просто как группу людей, а как единую силу, с которой стоит считаться. Бойцы составляли особую элиту, занимающую в любой из наших пустячковых иерархий высшую ступень, и даже тот, кто не испытывал к ним симпатий, очень долго думал прежде, чем вставить им слово поперёк. По праву силы Круг всегда наказывал и наказывает за самые тяжкие проступки: нанесение увечий, убийство, изнасилование. Дальше каждый боец понимает обязанность поддерживать порядок по-своему: от невмешательства, до выворачивания пальцев за щипок девичьей груди или попы. После третьего предупреждения Проказа ломала запястье за домогательства. И функционирование Круга как карательного аппарата могло обращаться на него же самого: Джастин входил в Круг Поединков и почему-то считал, что это его спасёт. Бойцов было много, намного больше нынешней горстки — до сорока человек, когда я узнала он них впервые, и ещё полтора десятка ребят из Роман-Сити имели право приходить по ночам на арены для поединков. Водянка, Кластер, Пахарь, Кокс, Валюта, Суслик, Вафля, Шпунтик, Моко, Клякса, Фея, Кнут, Медуза и остальные — все ребята из Круга казались мне взрослыми, сверхлюдьми или даже монстрами. Хотя Водянка всегда была ласкова с младшими группами и учила девочек давать мальчикам сдачи. А Кокс любил прилюдно валять дурака и смешил окружающих, но всегда оказывался очень вежлив с женщинами в возрасте, даже с Крысами. По мере того, как я росла и училась, пропасть между мной и бойцами уменьшалась — уже в неполные двенадцать я видела их как вполне досягаемый уровень. В тринадцать нас с Киарой приняли в Круг, и наш социальный статус резко изменился.

В сообществе все расслаиваются по поколениям и меряться силой предпочитают со своими, хотя бывало наоборот. Старшие всегда наказывали младших безо всякого снисхождения, и в те времена получить наказание от Судьи — это был приговор. Благодаря шрамам на бедре и голени я навсегда запомнила, как два года назад нас с Киарой выставили против огромного гуля на одной из подвальных арен Кварталов.

Точнее, это то, что я хотела бы забыть, но не могу.

Проказа посчитала это отличным способом показать нам своё место и вообще — сколько мы стоим на самом деле со своими претензиями. Эффект был немного не тот (или, может, именно тот, которого она добивалась на самом деле): уже в пятнадцать мы с сестрой уверенно охотились на не-мертвецов Северного кладбища и считали это полезным занятием. Что поделать, если хочешь перебороть свой страх — повернись к нему лицом. Хотя кладбище, конечно — это не замкнутое пространство арены.

— Сомневаюсь, что Джо устроит что-то подобное, — неожиданно произнесла Киара.

Она знала, о чём я думаю. Из-за шрамов на левой руке — от подмышки до запястья — ей приходилось даже в жару носить рубашки с длинными рукавами.

Вряд ли воспитатели знают про Круг Поединков как он есть, но всегда замечают синяки и травмы, регулярно появляющиеся у строго определённой группы людей. Несколько раз нас таскали на ковёр и к директору, и к психологу, и к педагогам, но это было сделано, скорее, для галочки, чем всерьёз. На самом деле, пока мы нормально учимся, не имеем особых проблем в развитии и подаём хотя бы мизерные надежды стать добропорядочными гражданами, нас особо не дёргают. Проказа оказалась права, сказав, что ради личной свободы взрослым надо давать то, что они требуют, даже если это подразумевает ложь и заведомо невыполнимые обещания. И мы лгали много, почти постоянно.

Впрочем, если бы дедушка и бабушка Холдер остались живы, они бы нас давно раскусили.

Когда мы вошли в столовую, Джо, Майк и Алекс уже вовсю работали челюстями и о чём-то оживлённо болтали. Они, я, Киара, Ник, ублюдок — это старшее и единственное поколение нынешнего Круга, просто мизер по сравнению с тем, как было раньше. Джо говорит, что молодая кровь иссякает, но я скажу: дети растут дохляками. В содружество принимают не за победу — за наличие потенциала, за желание и готовность драться. Но нынешние сопляки предпочитают восхищённо вопить в сторонке. Итог простой: в конце августа мы разойдёмся по академиям и университетам, а Круг перестанет существовать. Мне, пожалуй, всё равно — просто странно, когда на твоих глазах всего за какие-то шесть лет умирает такая традиция.

А вот что мне точно не безразлично, так это тефтели на завтрак.

Подумать только, кто-то может не любить эту божественную еду!

Или нет, Сью опять на диете.

— Привет, я заберу, — обменявшись кивками с пухленькой девочкой, я подхватила её нетронутую порцию и пошла дальше вдоль ряда столов. Наши с Киарой места находились в конце зала, откуда уже двигался поток детворы. Стоял ненавистный мне галдёж, но зато сейчас все свалят, и можно будет завтракать в тишине.

Увлечённо жуя тефтельки, я оказалась в заторе: какой-то придурок выдвинул на проход обеденный стол, и всё никак не находился умный человек, который вдвинул бы мебель обратно. К счастью, Киара взяла на себя роль бобра — разрушителя плотин.

А я получила пинок в больную спину.

В приюте мало — ничтожно мало людей, которые позволили бы такое по отношению ко мне.

Развернувшись вместе с тарелкой, я увидела Эдуарда.

— Ты настоящий стоп-кран, Браун, — раздражённо произнёс он.

Меня, между прочим, можно обойти по второй полосе, но выродок — совсем не Шумахер.

— Это луше, шем бычь тооможом вроэ чебя, — ответила я с набитым ртом и покатала по тарелке следующую тефтелю.

Выродок шагнул ближе, и если он только попробует плюнуть мне в еду — ему не жить.

— Браун, — произнёс он, заглядывая мне в глаза, — больше не оставляй со мной свои хвостики.

Как бы мне сейчас пригодились контактные линзы с эффектом зрачка в форме неприличного жеста. И гляди на меня, сколько хочешь.

— Ну что ты, — я сунула еду за щеку, — хвосты и уши — это всё по твоей части, кисо.

Его тотемным животным был тигр, и я это знала.

И, по-моему, он просто нарывается. Оно понятно: этой ночью ему так и не удалось отправить меня в нокаут. А вообще, о каком хвосте он говорит? Об Элен что ли? Ну, я просто сделала то, о чём меня попросила маленькая девочка. Снежный Дед подобные просьбы на Новый Год выполняет пачками, и никто не предъявляет ему претензий.

— Мне хватает женского внимания, чего явно нельзя сказать о тебе, — произнёс выродок. — Тебе бы влюбить, малышка Браун. Раз или два. Как следует.

Он говорил спокойно, однако слова его означали нечто другое, и я прекрасно это понимала. Настроение у меня испортилось, а аппетит улетучился — я продолжала поглощать еду, скорее, по инерции.

Эдуард терпеливо ждал.

Я с флегматичным видом жевала.

— Что случилось? — раздался за спиной голос Киары.

Выродок перевёл взгляд с меня на неё и ответил:

— Ничего.

Но стоило ему сделать шаг в сторону, как я влепила ему в рожу тарелку с едой. Не кулак, но тоже здорово.

К сожалению, тарелка не удержалась и полетела на пол, где со звоном разлетелась на куски. Десятки лиц обернулись к нам.

Это был отличный способ привлечь внимание людей к происходящему, Кейни.

Самым нестойким оказался салат из капусты и зелени — он рассыпался по плечу, повис на вороте белой футболки и свалился вниз. Другое дело — картофельное пюре, которое налипло на лицо Эдуарда. Я смотрела ему в глаза и видела, как зелёные радужки выцвели до звериной желтизны.

Он был в ярости.

А значит, день прожит не зря.

Всё моё внимание поглотил выродок, поэтому, когда рука Джо резко опустилась мне на плечи, я дёрнулась. Судья притянул нас к себе, точно собирался секретничать или объяснять тактику нападения на команду противника. Но я не удивлюсь, если он пару раз шарахнет нас головами — для личной разрядки.

— Если вы сейчас же не прекратите, то тебе, — Джо поглядел на Эдуарда, — я отрежу яйца. А тебе, — потом на меня, — пришью их. И оторву.

Его пальцы впивались мне в правое плечо, аккурат в синяк — боль расползалась по остальным мышцам, заставляла напрягаться, нервничать. Выворачиваться.

— Ты не можешь этого сделать, — жалобным голоском ответила я, пытаясь сменить позу. — Чьи угодно — только не Эдуарда!

Судья отпустил выродка, а вот меня потащил к дверям.

— Кейни, сделай одолжение — пойди погуляй.

Он знал, что делает мне больно, и нагло этим пользовался. А я не могла ему двинуть, потому что он как бы мой друг, и потому что мне, опять-таки, больно.

— Почему я?! Между прочим, он первый начал, пнув меня в спину!

— Мне насрать, кто начал, — остановившись, Джо повернулся ко мне и медленно пожал мою руку. — Ты своё получила, так что делай, как я говорю.

У меня в ладони осталась ампула. Я сжала её — крепко, но бережно. Для меня это сокровище.

— Ладно.

И вышла на улицу.

10.

Когда Джо спрашивают, почему в Круге Поединков его зовут Белым Воином, он отвечает: "Потому что я за добро". Мне кажется, правильнее сказать: за справедливость.

А сегодня — за самого себя. Нет, я точно его допекла, раз он опустился до взяток.

На самом деле, прозвище давно прилипло к нему в одной из тех игр, которые образуются путём загона детей на одну большую площадку. Половина ролей, перепадавших Джо, традиционно считались ролями "белых людей", хотя он справлялся с ними намного лучше. Когда мы играли своей компанией, то придумывали истории без привязки к реальности и каким-то "расовым ролям" Однако Джо всё равно приходилось сталкиваться с теми, кому нравилось всячески издеваться над "черномазым": от оскорблений из-за угла до вполне конкретных требований выяснить отношения. Если бы не это, он, наверное, занимался бы только наукой. А в итоге — ссора за ссорой, драка за дракой, и Джо пришёл в Круг Поединков.

В Круге кличка обязательна. Наверное, она должна обезличивать бойцов, но чаще прикипает, как второе имя. Старшие давали нам позывные, исходя из личных соображений, которыми не всегда делились. Джо припомнили детское прозвище, Киару Могильщик прозвал Пумой, и это лучшее, что он для неё сделал. Я стала Вэмпи: Проказа говорила, что я веду себя как человек с куском тёмной души в жопе. Никита стал Тигром, Майк — Туром, Алекс — Варваром, а Эдуарда Барсук деликатно прозвал Тенью. Имелось в виду, что ублюдок есть ублюдок — только тень настоящего оборотня. Териантропия передаётся через слюну и кровь в момент пика своей активности: в ночь полнолуния, после трансформации. То есть, именно и это время териантропия сильна настолько, что может осесть в организме реципиента и, выдержав атаку иммунитета, начать первую стадию симбиоза. Иногда оборотни рождаются и у совершенно здоровых людей — до сих пор неизученный феномен, хотя некоторые считают, что это возможно, если в роду отца или матери когда-то были териантропы, а зачатие произошло при полной луне. Если один из родителей простой человек, а второй териантроп, то ребёнку переходит ослабленный вирус, который менее чувствителен к лунному циклу, даёт слабые ментальные способности и более мелкую зооформу. Но у отпрыска полуоборотня и человека болезнь настолько слаба, что не может вызвать превращения — только необратимые изменения в организме, что и случилось с Эдуардом. Это называют остаточной териантропией. Что получишь в итоге, зависит от тотемного животного: более чуткий нюх, или зрение, или обоняние, силу мышц или ловкость. Ментальные способности очень слабые, но стабильные.

В поединках выродок совершенно изменил смысл своего прозвища и не оставил в нём ничего обидного. Надо было с самого начала сказать Барсуку, чтобы давал кличку с умом, но Барсука я ненавидела чуть ли не больше ублюдка и напилась до полусмерти в ту ночь, когда впервые побила его на арене. Барсук был недалёким сексистом, расистом и всеми "-стом", какие можно придумать. Он любил говорить, что если девушка или женщина думает о чём-то, кроме кухни и пылесоса, то налицо сексуальная неудовлетворённость. Проказа, которая крутила романы со взрослыми в Кварталах (чем, к слову, вызывала ревность у Эдуарда) избивала Барсука за эти слова так, что иногда её оттаскивали и держали двое или трое. Но Барсук продолжал гнуть своё.

Почему я вспомнила про него?

Потому что выродок сказал в столовой то же самое. Просто другими словами. И Джо знал, что если меня не остановить, я поведу себя как Проказа.

Свернув на дубовую аллейку, я увидела Никиту. Он сидел вразвалку на деревянной лавке и дремал.

Понятие "личная жизнь" для меня включало объём еды, который я поглощаю ночью во время потрошения холодильника, или количество дней, в течение которых грязная одежда валяется на полу комнаты до того момента, как я соберу её и потащу в прачечную. Или, скажем, число фотографий обезличенных спецформой Наблюдателей Мрака, которые я вырезала из газет и вклеила в специальную тетрадку. Я бы никогда не чувствовала себя в глубине души странной, если бы не Киара. Мы давно привыкли: что происходит с одной из нас, то обязательно произойдёт с другой. Она когда-то влюбилась в Могильщика и не получила в ответ ничего кроме честного "Мне плевать".

Бровь Никиты перетягивала толстая полоса пластыря, один глаз подплыл, губа разбита. В общем — ещё одна панда, которой нельзя говорить "нет". Правда, я когда-то сказала. Что точно хреново и хуже некуда: когда в тебя влюбляются друзья.

Это... вроде предательства.

Я уже вытянула шею, чтобы прокукарекать, когда Тигр приоткрыл глаза и тяжело поднял голову с деревянной спинки.

— Доброе утро, — я хотела сесть на лавку с ногами, но суп быстро меня отговорил.

— Относительно доброе, — согласился Ник и стянул с длинных волос резинку. — Хотя бывало и добрее. Ты как?

— С первым блюдом, как и ты.

Я раскрыла ладонь и посмотрела на ампулу.

Мы называли этот препарат живчиком, его настоящее название я не помню, а помнила бы — всё равно не стала бы ломать язык. Живчик трудно достать: он не продаётся в аптеках, его закупают только медицинские учреждения и используют по мере необходимости. Это что-то вроде ускорителя регенерации — правда, после полной дозы лежишь пластом как овощ, и жрать потом хочется адски. Но зато тратишь в два-три раза меньше времени, чем если ждать, пока само заживёт. Этот препарат можно нелегально выкупать, но деньги нужны немалые. Мы предпочитали воровать его из нашей больницы в тех случаях, когда можно обойтись без доктора и отлежаться дома.

Сегодня я не настолько в плохом состоянии, чтобы мне понадобился живчик, так что эта ампула — действительно взятка. И одним местом чую: она мне ещё понадобится.

Сжав ладонь, я устроилась поудобнее.

— Ты почему не на завтраке?

— С ублюдком поссорилась, и Джо выпер меня из столовой.

— Без права на пожрать?

— Ну, так он не говорил, просто я его задолбала. Наверное, после второй смены пойду.

Какое-то время мы сидели молча, наслаждаясь тишиной и покоем — два пенсионера на солнышке. Эта аллейка оканчивалась тупиком, поэтому по ней пока ещё никто не прошёл. Голоса доносились откуда-то справа-сзади из-за деревьев, а здесь пели птицы, и дубовая листва изредка шелестела на ветру.

Я отключалась, то и дело роняя голову на грудь и вздрагивая. Вообще непонятно, что я тут делаю, если хочу спать. Можно пойти обратно в корпус и хотя бы полчаса...

— Завтрак у второй смены уже заканчивается, — неожиданно произнёс Ник, поглядев на часы.

Мне, конечно, хотелось ещё что-нибудь кроме тефтелей, но не слишком.

— Со мной пойдёшь?

Тигр отрицательно помотал головой, и его рыжие волосы рассыпались по футболке с изображением зомби.

— Меня после живчика мутит, — признался он. — Я бы остался в постели, но вожатая поимела мне мозг. Пришлось уверять её, что я вчера ложился спать такой же побитый... Кстати, кажется, это к тебе.

Я поглядела в ту сторону, куда указывал его замотанный пластырем палец.

И мне стало совсем хреново.

Забросив мокрую футболку на плечо, к нам шёл Эдуард.

Как мне захотелось стать маленьким пучеглазым хамелеоном или телепортироваться отсюда с дымом и треском. Или пусть меня похитят пришельцы и продадут Джаббе Хатту сдувать пыль с Хана Соло. Я теперь понимаю, каково приходится Джо: мне тоже уже надоело. Всё на свете.

Чистая рожа выродка оставалась спокойна, как морская гладь, из которой собиралась вынырнуть касатка. Нет, я не думаю, что он сейчас начнёт пинать меня ногами — он сделает это потом. По всем правилам. Как следует.

Когда Эдуард подошёл ближе, стало ясно, что глаза у него опять зелёные. Реагируя на солнечную погоду, зрачки сжались в маленькие тёмные бусины — довольно интересный фокус, хотя и не такой пугающий, как свечение в полутьме.

Из всех предметов в школе мне больше всего нравились биология и социология инаковости, и я старалась читать по этой теме всё, что нашлось в нашей библиотеке. Но одного я не понимаю до сих пор: почему волосы у этого выродка белого цвета.

Может, спросить как-нибудь между прочим? Между ударами по почкам и яйцам.

— На четвёртую ночь, считая от той, что наступит сегодня. Полночь, заброшенный мост.

Вызов на поединок. Чего и следовало ожидать.

— Да без проблем, — я с трудом поднялась на ноги, держа руку с ампулой в кармане.

Говорила же: пригодится взятка. Копчиком чуяла.

Собравшись уходить, я неожиданно остановилась, задумчиво прижала палец к губам, а потом издевательским тоном заявила:

— Знаешь, Тэдди, а пюре тебе всё-таки шло. И салат — совсем под цвет глаз.

— Бр-раун, — в голосе Эдуарда скользнул странный рокот, — не смей называть меня Тэдди.

— Как скажешь, Тэ-а-а, — шумно зевнув, я повернулась к нему спиной и зашагала в столовую.

Нельзя заставлять тефтельки ждать.

11.

В столовой не оказалось никого, кроме ужасного и коварного похитителя еды. Замотав ноги в грязно-белый фартук, он под видом поварёнка волок последнюю тарелку с нетронутой порцией в сторону кухни. О-о, я почти слышу, как тефтели рыдают и просят меня их спасти.

Хотя нет, это урчит желудок.

— Эй, пацан! Оставь-ка! — крикнула я, аккуратно вытаскивая руку из кармана.

— С какого... — увидев меня, мальчишка осёкся и сделал шаг назад.

Хорошо быть Вэмпи из Круга Поединков: все тебя знают, все тебя боятся. Только лучше этому ворюге не споткнуться вон об тот край линолеума. Чужой завтрак я рада лицезреть на разного рода плоскостях и рожах, но свой собственный — нет.

Я указала пальцем на ближайший столик, покрытый выцветшей клеёнкой. Она была влажной после недавних омовений, но поварёнок услужливо вытер её краем фартука и поставил тарелку вместе со столовыми приборами.

— К-компота хочешь? — судя по голосу, он только пытался выглядеть храбрым.

Я окинула его взглядом. Жилистый, темноволосый, со странным разрезом глаз, на вид — лет одиннадцать.

— Давай, я сегодня добрая.

Добрая я хлопнулась на деревянный стул и принялась жевать. На столе передо мной меж тем появился стакан с мутно-розовой жидкостью. Принюхавшись, я сообщила неудачливому похитителю, что это кисель, но так даже лучше. Пацан совсем осмелел и устроился за столом напротив меня. Вообще-то, я не согласна с таким раскладом: мне нравится есть либо со своей компанией, либо в одиночестве.

Но у ребёнка явно есть ко мне дело. Посмотрим-посмотрим.

Он уже открыл рот, но в этот момент...

— ЛЭЙ БРАУН!!!

Еда у меня во рту стала безвкусной и лишней.

Шаги миссис Аерк раздавались по всей столовой, а виной тому скрипучий пол, покрытый кусками линолеума будто старыми шкурами. Сама старший воспитатель была высокой сухонькой мумией за шестьдесят — довольно неплохая копия своей сестры миссис Клерк, но обе — Крысы. Я ещё могу отличить, когда человек просто строг, но Крысы представляли из себя сосредоточие сволочизма: они не принимали ни объяснений, ни оправданий, трактовали всё так, как им угодно, и у них не было не то что любимчиков — вообще воспитанников, к которым они относились хорошо.

Я бы постаралась набить рот как можно плотнее и тем самым убить двух зайцев: наесться и получить весомый повод молчать, но аппетит у меня оказался безвозвратно утерян.

Когда миссис Аерк подошла ближе, меня коснулся древний аромат духов, который плыл вокруг её хлопчатобумажного костюма. Седые волосы обе старушонки всегда собирают в сетку на затылке, но сегодня для разнообразия голову прикрывает ещё и лёгкая соломенная шляпка.

— Лэй Браун...

— Кейни, — машинально поправила я, с отвращением проглотив недожеванную еду. В пищеводе образовался болезненный ком.

— Лэй! — миссис Аерк сказала как отрезала. — Когда тебе исполнится восемнадцать, ты сможешь подать заявку на смену имени и взять себе любую кличку, которая придётся тебе по душе. Но пока тебе пятнадцать...

— Шестнадцать, — вставила я и залпом осушила стакан киселя.

— Шестнадцать вам с сестрой будет в августе пятого числа! А сейчас вам пятнадцать и по всем документам, включая твоё свидетельство о рождении, ты — Лэй Браун. Так вот, Лэй Браун, — миссис Аерк положила одну руку на стол и начала раздражённо выстукивать короткими ногтями. — И ты, Кори Лим, кстати, тоже. Автобус, — она сделала выразительную паузу, оглядывая то меня, то мальчишку, — ждёт только вас!

Можно было с этого и начать. Мы все потеряли несколько драгоценных минут, а я лично — аппетит.

Крысы — единственные в приюте, с которыми я старалась лишний раз не пререкаться. Их невозможно вывести из себя даже грубыми оскорблениями, сказанными в лицо — Проказа бы это подтвердила. Она всегда завидовала их удивительной выдержке и способности доводить человека до эмоционального истощения надменным молчанием.

Вытерев рот салфеткой, я встала из-за стола.

— Лила, — холодно добавила миссис Аерк, — сделала всем большое одолжение, собрав твои вещи вместо тебя. Так что — в автобус!

Из столовой я припустила лёгкой трусцой, наплевав на боль и всё остальное. Нужно увеличить расстояние между мной и этой стервой. Я ненавижу её.

Я ненавижу, когда кто-то говорит, что я — Лэй, а Киара — Лила.

Лэй и Лила нашли своих родителей мёртвыми новогодним утром. Лэй и Лила очутились в приюте, который после родного дома казался холодной тюрьмой. Лэй и Лила остались в полном одиночестве. Кто-то сказал, что если мы перестанем быть собой и станем кем-то другим, то всё плохое исчезнет. Сначала мы решили стать мальчиками, потому что думали: раз они не плачут, значит, им не бывает ни плохо, ни больно, ни одиноко. Психолог долго убеждал нас в обратном и почти убедил, но жить со старыми именами мы не хотели. Поэтому решили, что Лэй и Лилы больше нет.

Есть только Кейни и Киара.

Когда мы попали в подгруппу бабушки и дедушки Холдер, они приняли эти правила. И тогда всё, что случилось до приюта, мы с сестрой затолкали в картонную коробку, обмотали её скотчем и выкинули в глубокое море, где исчезает всё на свете. Это был наш стенной шкаф с ночными кошмарами и букой, который мы пообещали себе больше никогда не открывать. Там остался запах маминых волос, её белые пальцы, сжимающие ложечку с кашей, и то чувство, когда отец подбрасывает тебя в воздух, а потом ловит — чувство доверия. Там осталось ощущение родительского тепла и абсолютной безопасности, которые ныне безвозвратно потеряны. А ещё там остался мокрый от крови ковёр, холодные руки матери, тело у сверкающей ёлки, и сероглазый мужчина со шрамом на верхней губе.

Долгое время то я, то Киара выуживали что-нибудь из коробки, подстрекаемые мазохистским желанием посмоктать своё горе.

А потом оно забылось.

И не вспоминалось, пока кто-то не напоминал.

12.

У такого дерьмового автобуса оказались на редкость хорошие рессоры, что, впрочем, не возмещало отсутствия кондиционера. Как по мне, лучше трястись, чем задыхаться. Я хорошо переношу жару, холод и резкие перепады температур, но сегодня мне знобит — ощущение само по себе не из приятных. А к нему ещё добавилась боль, которая раньше была просто болью в мышцах, а теперь растеклась по всему телу. Может, у меня поднялась температура, а что точно — болела голова.

— Ты забрала мои старые кроссовки из-под кровати? — повернулась я к сестре.

— Да, я забрала все вещи, которые нашла под кроватью, под матрасом, в тумбочке, под ней, на ней и за ней, — терпеливо ответила сестра. — Тебе надо проспаться.

Пейзаж за окном, возле которого я сидела, навевал на меня только сон. Серая лента дороги, разметка, пыльная обочина, грязно-жёлто-зелёная полоса разнотравья и стена леса — эта картина лишь изредка сменялась панорамой заброшенных полей, уходящих куда-то в пасмурное небо. Цветы пестрели на них как рассыпанные по палитре краски.

— Я просила передать Джо, что у меня с выродком поединок? — тревожно дёрнувшись, я вновь приоткрыла глаза.

— Два раза. Что с тобой случилось?

— Ничего.

Не думаю, что надо рассказывать о том, как Аерк треском и хрустом распечатала нашу коробку, сорвав скотч и надорвав края. Мы с Киарой близки, но вряд ли наши отношения похожи на те нежные чувства, которые в фильмах испытывают друг к другу близнецы, бегая по лугу с колокольчиками. Мы, скорее, партнёры и собратья на поле битвы: нас объединяет и роднит прежде всего то, что мы пережили вместе. Не уверена, что внутри мы похожи так же сильно, как внешне. Джо говорит, что когда оказываемся друг без друга, то не похожи вообще. Я не хочу сказать, что у меня есть какие-то особые секреты или что я обычно рассказываю Киаре всё до последней сплетни — просто тот факт, что Крыса ткнула меня по больному месту, на самом деле — мелочь.

Мелочь, да.

— Знаешь, — задумчиво пробормотала я, стараясь быть чуть громче, чем гул мотора, — Аерк сегодня опять назвала меня Лэй.

— Старая дура.

— Вот и я так думаю.

13.

Плаун, район частных домов, напоминал рассыпанные в пыли кубики: параллелепипеды, конусы и покатые трёхгранники в роли крыш. Да, кубики и зелёные брокколи, которые на самом деле были ухоженными садами и тенистыми аллейками. Намного дальше, за бледной лентой канала, кубики складывались в многоэтажные дома, а правее — в стройные, затянутые лёгкой пеленой смога пирамиды и башни — "город жёлтого дьявола", как говорит миссис Молвен, деловой и торговый центр Роман-Сити, его денежная сердцевина, страдающая автомобильными запорами и эпилептичным морганием рекламных табло.

Автобус огибал город справа по периметру, и если поглядеть в окна на другой стороне, то можно увидеть далеко за лесами заснеженную горную цепь. Мы уже давно минули развилку, от которой на восток сворачивает дорога ещё к одним охотничьим угодьям. Ким говорила, что именно там лежат территории Общины самого редкого тотемного зверя — снежного тигра.

Осенев рассказывал, что когда в стране вводили закон об обязательном обеспечении териантропов зонами для охоты и трансформаций, разразился скандал по поводу того, что государство "раздаривает" не-людям земельные ресурсы. Люди почему-то упускали из виду тот факт, что Община платит аренду за использование земли. А потом начался другой скандал, когда последователи Культа Лунных Сестёр взялись очищать отделенные им территории. Защита окружающей среды — это один из важных пунктов их религиозной доктрины. Они вывезли тонны мусора, оставшегося после пикников горожан, и в ответ на обвинения в захвате земель отвечали: "Мы видели, для чего вам нужна эта планета. Проваливайте!".

Автомагистраль стала отклоняться от города вправо, взбираясь на возвышенность, которая простиралась к городу от западных склонов гор и заканчивалась крутым обрывом. Территория приюта лежит на её краю. Скоро должна быть развилка, и автобус свернёт в лесистый клочок земли, зажатый между обрывом и дорогой к Фольквату.

Киндервуд основал миссионер-иностранец, отсюда такое странное название и расположение. У нас любили рассказывать байки, будто главные здания раньше служили психиатрической лечебницей, но кроме младших групп никто в такое не верил. Площадь земель, отведённых для приюта, на удивление велика. Кроме учебных корпусов, столовых, медкорпуса, спортзала, зооуголка, игровых площадок и спальных корпусов есть довольно обширные площади с маленькими обшарпанными коттеджами *4 — результат чьей-то программы по адаптации сирот. Начиная с двенадцати-тринадцати лет детей по двое или по трое выселяют из дортуаров в эти дома, где всё делать приходится самостоятельно. От стирки носков до готовки. Сначала под контролем воспитателей и педагогов, потом, если справляешься, тебя оставляют в покое и навещают раз в неделю. Честно говоря, из щелей в окнах там порядочно дует, а ночной поход в туалет по деревянному полу напоминает звуковой ряд из фильма ужасов, где кто-то крадётся к спальне главного героя, но лично меня жизнь в таком доме устраивает.

Коттеджи для адаптации расположены вдоль обрыва и благодаря остаткам хвойного леса кажутся довольно обособленными друг от друга. Всю территорию Киндервуда окружает внушительная ограда из бетонных столбов и железных прутьев метров семь высотой, у въезда есть пост охраны, кое-где — камеры наблюдения, и на этом тюрьма заканчивается.

На первый взгляд кажется, что идти из приюта некуда, но это не так.

Автобусы медленно вползали в ворота и замирали полукругом на старой асфальтированной площадке. Их заказывали у частного перевозчика, и Крысы воплями напоминали, что не стоит задерживать водителей. Мне кажется, что после такой дороги они рады бы задержаться, но это только кажется и только мне.

Вывалившись на свежий воздух, я сделала несколько неуверенных шагов: в глазах от резких движений темнело.

— Эй, ты в норме? — Майк говорил откуда-то справа, но его голос доносился сквозь шум. Я вяло повернула к нему голову и неохотно пробормотала:

— Да.

Моргая и щурясь, я наконец-то смогла разглядеть его — он протягивал мой огромный рюкзак.

— Спасибо, — я забросила ношу за плечи и осталась ждать Киару, которая что-то обсуждала с Сью неподалёку от первого автобуса. Сью и её младший брат Мартин были нашими соседями, и далеко не самыми худшими — я бы сказала, лучшими из всех возможных. Мы стали не то чтобы друзьями, но добрыми приятелями точно. Пухленькая Сьюзен носила очки, платья в цветочек и периодически сидела на диетах, но свято чтила и успешно применяла на практике урок Водянки: мальчик тебя обидел — дай мальчику в рыло. Мартин и его друзья были у Сью под каблуком — точнее, под подошвой стареньких мэри-джейн.

Мимо меня, забросив на левое плечо рюкзак, а в руку взяв объёмный саквояж, прошёл Эдуард. Он обнимал за талию Мажуа — одну из самых красивых девчонок в приюте, по мнению Майка. Я бы сказала, что она просто вздорная баба, которая любит получать своё за счёт истерик, но меня никто не спрашивал. В принципе, я тоже не подарок.

Рядом с Мэж, забросив спортивную сумку за спину, шагала Рут. Она выглядела на удивление здоровой — сказывается пара недель вдали от города. Все знают про её привычку подрабатывать нелегальным донором. У нас некоторых затягивала кровавая проституция: лёгкие деньги — доступные удовольствия. Но я не знала ещё никого, кто смог нормально уйти из этого дела. Несколько ребят нарвались на плохих клиентов и были иссушены, кто-то связался с наркотиками, кто-то умер от болезней, а у кого-то возникли проблемы с сутенёром. Проказа, правда, не подхватила ничего, но её подработки не вошли в систему, да и после каждого укуса она обращалась в пап — пункт анонимной помощи — где получала инъекцию очистителя.

Кровавая проституция — одно из самых старых и самых странных подтверждений чьих-то слов о том, что спрос рождает предложение. Как в прошлом, так и теперь люди кормили на себе вампиров и брали за это деньги. Для выживания вампирам в неделю требуется не так много свежей крови, как это показывают в фильмах, Осенев говорил, что около трёхсот миллилитров — довольно мало при нынешней эффективности лекарств, стимулирующих гемопоэз. Хотя, конечно, вампир способен за один сеанс почти полностью осушить взрослого человека — было бы желание. Тем не менее, кровавая проституция продолжает быть опасным занятием не только в плане того, что там рукой подать до анемии и прочего. Вампиры сами не болеют, но могут быть переносчиками заболеваний: от простуды до СПИДа — таких зовут носферату *5. Правда, болезнь в их теле находится в латентном состоянии, вызванном тёмной душой, и, попав в живой организм, пробуждается только через несколько часов. Существуют процедуры очищения тела у вампиров, и специальные препараты-очистители, которые убивают в человеке известные и поддающиеся лечению болезни, пока они на безактивной стадии. Но людям как "жертвам" такие инъекции делают бесплатно, а вот вампиру, чтобы почиститься, надо платить деньги и объяснять, где и почему он что-то подхватил.

Ночной Иллюзион способствовал введению в стране легальных контрактов, которые позволяют донору и вампиру производить обмен крови на деньги — к ним прилагаются бесплатная медицинская помощь и страховка. Осенев говорил, что это позволило снизить уровень заболеваемости и смертности среди людей. Кроме того, для определённых слоёв населения это оказалось хорошим источником заработка: бедняки, студенты, домохозяйки, родители-одиночки, провинциалы, приехавшие в город за лучшей жизнью. Условий три: совершеннолетие, добровольность и отсутствие заболеваний, которые могут передаваться через кровь. Специальная медкомиссия проверяет психо-физиологическое состояние будущего донора и либо отвергает его кандидатуру, либо устанавливает индивидуальную норму кормления и назначает препараты для ускорения кроветворения. Юристы скрепляют договор, а государственные органы выдают обеим сторонам биометрические карточки, которые в случае чего могут подтвердить законность их отношений. Здесь уже ни один активист не может доказать, что вампиры используют какие-то ментальные фокусы, чтобы получить кровь у человека.

Впрочем, кровавая проституция как была, так и осталась, и вряд ли когда-то исчезнет.

Хотя это кажется лёгким и прибыльным занятием, а след от аккуратных укусов при надлежащем лечении заживает почти без следа, я никогда не кормила на себе вампиров. Не могу объяснить причину — просто глядя на других понимаешь, что в этом деле больше грязи, чем крови, и есть в этом что-то до чёртиков...

— О чём задумалась? — Киара наконец-то вернулась ко мне.

— Ни о чём. Что вы перетирали со Сью?

Мы двинулись по направлению к дому: нам надо пройти по аллеям и обогнуть блок основных зданий.

— Она спрашивала о продуктах для диеты — ну, обменяться, ты знаешь, — близняшка просунула большие пальцы под лямки рюкзака. — Я согласилась. Тебе всё равно перед тем, как колоть живчик, надо сытно поесть. Кстати, я всё забываю спросить: сколько у тебя денег осталось?

Облизав сухие губы, я попыталась вспомнить содержимое своего тайника.

— Знаешь, довольно много, я же из-за экзаменов почти не гуляла. А что?

— Капшто, — Киара посмотрела на меня с недоумением. — Ты забыла, что у нас будет в честь выпуска?

Ах, это.

— Во-первых, только будет, а во-вторых, я в этом не участвую. Ненавижу такие вещи.

— Слушай, аттестаты нам будут вручать только на выпуском, и никак иначе. Пропустишь — отгребёшь по полной. А мы ещё не получили ответы из Академии. Вот когда получим, на мнение Крыс можно будет насрать. Мне тоже не хочется тратить деньги на тряпки, которые я надену один раз в жизни, но это обязательно.

— Ты как всегда глас разума.

— Зато ты — его задница.

Я рассмеялась.

А вообще, надо плакать градом и матом.

Ещё одной особенностью упомянутой программы адаптации сирот является система денежного поощрения — то есть, стипендий за хорошую успеваемость. Я никогда не думала, что начну хорошо учиться, если мне станут за это платить — но училась же и закончила школу без троек. Стипендия выплачивалась небольшая, но лучше, чем ничего. В Роман-Сити работало несколько фирм, которые рассылали бесплатные каталоги, и заказать в них можно почти всё: от шоколадки до джакузи. Вероятно, это должно научить нас тратить деньги с умом, хотя те же продукты мы всё равно получали в столовой, а одежду можно выбрать из той, которую привозили благотворительные организации. Мы с Киарой предпочитали одеваться в секонд-хендах: не так престижно, зато дёшево и можно подобрать себе что-нибудь по вкусу.

Но выпускной бал, как его называли в обычных школах — это не линейка и не поход на ковёр к директору, секонд-хендом не обойтись. Кстати, о директоре. Неофициально его обязанности возложены на Джеральда Джоунза, одного из членов попечительского совета приютов Роман-Сити. У Джоунза свой бизнес в области фармакологии, и он обеспечивает нас лекарствами на все случаи жизни, так что налоговая инспекция выщипывает из его прибыли не слишком много перьев. Но бизнес есть бизнес и Джоунза мы видим в приюте только по праздникам в прямом смысле этого слова. В его отсутствие приютом заправляют Крысы. Не могу сказать плохого про Джерри: вместо чтения моралей он предпочитает угощать гематогеном и расспрашивает о качестве питания и работы воспитателей, но оставить вместо себя главными миссис Аерк и миссис Клерк — очень, очень плохая идея. Прощальным подарком Джоунза стала милая сумма денег на выпускные наряды, которые можно сшить самостоятельно или заказать по каталогу. Лишние гроши меня порадовали, но тратить их на такую хрень не хотелось.

А с другой стороны, если мы с Киарой поступим в Академию, то нам эти деньги пригодятся только через шесть лет.

— Слушай, — я рискнула задать самый животрепещущий вопрос, — ты уже решила, в чём пойдёшь на этот маскарад?

— Если честно, — медленно ответила сестра, — понятия не имею.

Когда мы подошли к дому, стал накапывать слабый дождик. Киара натянула ветровку с капюшоном и отправилась в столовую за продуктами. Пока она ходила туда-обратно и готовила обед, я вытерла пыль со всех пылящихся поверхностей и, кое-как согнувшись, помыла полы. Дом был маленький: кухня, ванная с общим санузлом и три жилых комнатки. Так как нам повезло обойтись без соседа, одну комнату мы отвели под зал-гостиную, поставив туда все книжные шкафы, драгоценную магнитолу, диски с музыкой, настольные игры и единственный торшер. Вместо кровати там стоял древний диван, который мы застелили ещё более древним одеялом. Когда зимы выдавались особенно холодные, а батареи не спасали, мы собирали все одеяла, перебирались в зал, раскладывали диван и спали вместе. Это единственная комната, которая выходила наружу только одной стеной — справа была комната Киары, слева кухня.

Вода из крана сегодня текла с ржавчиной и никак не хотела светлеть. А ещё отключили горячую, как это часто случается летом. Мне, в принципе, не страшна и холодная, но было бы здорово расслабить мышцы в тёплой ванне.

Искупавшись, я достала из холодильника стеклянный пузырёк с резиновой крышечкой. В нём осталось на дне немного розовой жидкости — вполне достаточно, чтобы привести меня в норму перед дракой с выродком.

— Сначала обед, — напомнила Киара, отбирая живчик.

Я заставила себя съесть овощи и спагетти, которые она поставила передо мной на столе. Дождь стучал в стёкла, которые не мылись с прошлого года, но лил достаточно слабо, чтобы я волновалась о протекающей крыше.

Сгрузив тарелки в раковину, я пошлёпала босиком в свою комнату, аккуратно перешагнув через половицу, которая любила защемить кожу на ступне. Намотав на мокрые волосы полотенце, Киара с ногами сидела на моей постели, одетая в одну только рубашку размера "для толстяков". В руках у неё был готовый шприц и кусок ваты, смоченный в спирте.

Мне стало немного тоскливо и, может быть, тревожно. Под действием живчика ты либо спишь, либо плаваешь между сном и явью, но потом невозможно вспомнить, что из увиденного тобой происходило в реальности.

— Я поставлю будильник, чтобы ты проснулась, когда надо, — Киара наблюдала, как я морщилась, залезая в постель.

Я молча протянула ей руку. Живчик вводится внутривенно.

Если бы не выродок, мы могли бы валяться на диване и слушать музыку, есть домашнюю пиццу или завалились бы к Джо, Майку и Нику. А так сестра остаётся в одиночестве на несколько дней.

Киара аккуратно поставила колено на моё запястье: укол болезненный, и будет не хорошо, если и дёрнусь.

— Готово.

Лекарство действовало быстро, но я помнила, как она укрыла меня одеялом.

И как снаружи шумел дождь.

14.

Эта комната и этот день всегда существовали в картонной коробке, замотанной скотчем.

Здесь всё повторялось независимо от того, участвовали ли мы в этом или нет.

Я знала, что позади осталась наполненная холодом спальня родителей, где в постели лежала мама. Её пальцы жёсткие и холодные, а опутанная волосами голова неестественно вывернута.

Одной рукой я прижимала к себе плюшевого медвежонка, другой тянула за собой Киару. На самом деле, её здесь нет — это просто воспоминание. Когда нам снится один и тот же сон, сестра идёт рядом.

На ковре остались пятна крови — в полумраке мы не видели их, но чувствовали босыми ступнями влажный ворс и старались не наступать на сырые участки. Было уже не страшно — я чувствовала только глухую, давящую на сердце тишину.

В зале стояла новогодняя ёлка. Как и в тот день, как и сотни раз потом, мы остановились посмотреть на неё. Она сверкала стеклянными боками игрушек и тонкими нитями дождика, россыпь разноцветных огоньков покрывала её пушистые ветви, уступая только рядам стилизованных под жёлтые свечи лампочек.

В этой комнате всегда тепло и очень уютно. Со вчерашнего дня в воздухе остался запах хвои и мандаринов, но теперь под ним стелилось что-то ещё.

Человек, которого мы считали отцом, лежал ничком на сбившемся, залитом кровью ковре слева от ёлки, и гирлянда озаряла его праздничным светом. Правая рука вытянута вперёд. А впереди приоткрытая дверь в комнату, где мама обычно сушила и гладила вещи.

И оттуда кто-то глядел на нас.

Воспоминания превратились в мешанину тьмы и настолько размытых образов, что я не могла придать им хоть какую-то форму. Это как сильные помехи на экране старенького лампового телевизора или поделка из разноцветного пластилина, которую кто-то скатал в один сплошной ком.

Последнее, что я помнила довольно чётко — лицо мужчины с серыми глазами и шрамом на верхней губе. Он держал меня на руках и смотрел вдаль на цепь горных вершин. Потом зимняя ночь и приют — холодные глухие здания, в которых совсем не горел свет. Они обступали нас с Киарой со всех сторон и таращились как тролли из жутких северных сказок.

Выше только серо-сиреневое небо.

И со всех сторон налетает высокий тревожный звук.

15.

Мне понадобилась целая вечность, чтобы понять, кто я и где я.

Странная трель превратилась во вполне конкретный писк будильника, который весело заливался несмотря на то, что в комнате царила темень.

Вытянув руку, я кое-как нашарила его на тумбочке и попыталась выключить предусмотренным инструкцией образом. Но это оказалось неожиданно сложно: и без того едва заметная кнопка словно убегала от моего пальца. А верещать это чудо враждебной техники стало так, словно я его лапаю.

Психанув, я схватила часы и принялась бить об стену — на третьем ударе пищание смолкло.

Наконец-то!

Прежде всего я затолкала все свои сны и воспоминания обратно в коробку, завернула её в мешок и выкинула подальше. Мне совсем не хотелось, чтобы память Лэй становилась устойчивой частью кошмаров Кейни.

Ничего этого не было. Не было. Ничего. Вообще.

Поставив будильник обратно, я включила ночник и, взбив подушку, села. Под одеялом было тепло и хорошо, а в теле ощущалась та потрясающая лёгкость, которая наступает только после хорошего сна. Значит, я выспалась. С чего бы это?

Циферблат будильника высвечивал 19:17. Я, конечно, приласкала его об стену, но время должно быть правильным: за окном почти стемнело, хотя обступающие дом сосны и без того понижают уровень освещения. Остаётся вопрос, какого же чёрта я проснулась вечером?

Некоторое время я просто скользила взглядом по комнате, собирая в кучу последние воспоминания. Стены от пола до потолка покрывали плакаты, скрывающие ободранные обои с цветами и веточками. На подоконнике пылился в горошке алоэ, а от рамы кусками отваливалась грязно-белая краска, обнажая серую древесину. В первую же осень я переставила кровать к противоположной от окна стене, как можно дальше от сквозняков, хотя не скажу, что тут теплее. Теперь одна из спинок кровати смотрит на дверь — когда мне не хочется слушать хичкоковский стон половиц, я беру по коридору разбег и запрыгиваю в постель.

Маленький платяной шкаф стоял приоткрытый, рядом валялся пустой рюкзак — значит, Киара носила вещи в прачечную после лагеря.

Лагерь, ах да.

Протерев руками глаза, я вылезла из постели и оправила безразмерную футболку, которая вечно накручивалась вокруг талии.

Теперь я помню, что у меня драка с выродком.

Сдохнуть можно от радости.

Хотя нет, сначала зарядка.

Сводя и разводя руки, я прошлёпала босиком к окну и задёрнула шторы. Слева от меня остался письменный стол, на котором кроме тетрадей и настольной лампы валялся всякий хлам: анальгетики, коробка гвоздей, топор для гвоздей, мышеловка, изъятый у малолеток порножурнал, несколько толстых цепочек для ключей — и это если не заглядывать ящики. Хотя в ящиках в основном драгоценные книги и журналы по инаковости, которые я купила за свои кровные деньги.

Отдельно на краю стола стояли фоторамка и деревянная модель биплана. На фотографии улыбались Лилия и Лев Холдер — старики-воспитатели, которые вырастили нашу подгруппу. Сначала в неё входили только я, Киара, Джо, Ник и Майк, потом добавился выродок. Согласно программе какого-то там сопровождения нас всегда окружали педагоги, психологи, социальные работники и врачи, но больше всего нами занимались Холдер. Они постоянно что-нибудь придумывали: игры в пожарников, больницу, партизан и захватчиков, воров и полицейских. Мы кормили бьягг, ходили в лес за пределами приюта, строили шалаши, пели песни, соревновались с другими подгруппами и рисовали карты. Вообще очень много рисовали, у нас до сих пор хранится кипа детских рисунков, где одни и те же предметы, пейзажи, люди нарисованы с разных сторон. Четыре года назад Холдер погибли в аварии: у дедушки схватило сердце, когда он был за рулём, и машина вылетела с эстакады на железнодорожное полотно. После похорон нас расселили по коттеджам и приставили нового воспитателя — мистера Майла. Он оказался неплохим человеком, но таких отношений, как со стариками, у нас больше ни с кем не сложилось. Ни с кем, кроме Саноте, а у меня ещё и с Кимберли.

— Ты уже проснулась?

На пороге стояла Киара в фартуке с жарящими бекон умрунами. Вместе с ней в комнату проник обворожительный запах еды.

— Ага, — я зевнула. — Доброе утро или типа того. Почему ты так рано меня разбудила?

— Потому что тебе надо поговорить с Судьёй. Ребята решили собраться в "Ночном оплоте".

Вздохнув, я легко съехала вниз в поперечном шпагате. Кретинизм и потрясающая растяжка останутся со мной до конца жизни. За растяжку стоит благодарить не Саноте, а мисс Вермонт — Вермут, как мы звали её за глаза — нашу учительницу физкультуры: она заставляла нас с Киарой заниматься гимнастикой на воздушном козле. Конечно, программа профессиональной спортсменки нам не по силам, но до простейших элементов акробатики Вермут нас дотянула. И наш вестибулярный аппарат ей за это весьма благодарен.

— Они не могли рассказать мне всё, что придумали, просто перед поединком?

— Спросишь у них. Иди завтракать.

— Ужинать.

— Как хочешь, для меня это будет завтрак, — с этими словами сестра вышла, и её голос донёсся из коридора. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально! — потянувшись влево, я заглянула в шкаф и увидела стопки чистой одежды. Обычно мы с Киарой распределяем домашние обязанности поровну — за исключением стряпни — но иногда график меняется. Например, когда кто-то из нас отлёживается после драки или готовится к ней.

Из своей комнаты я направилась в зал, где традиционно споткнулась об ковёр, повалила торшер и, включив его, кое-как замела следы покушения на обстановку. А потом подползла к магнитоле. На лицензионные альбомы у нас денег, разумеется, нет, поэтому Ким иногда нарезает нам музыку на болванки. И... ах да, весь Otep до сих пор у Майка.

— Где ты шляешься? — крикнула Киара.

Я вошла в кухню с двумя компакт-дисками в руках.

— Томми Арайа или Броди Дэлл?

— Кто дерётся с Эдуардом, тот слушает Броди, — отозвалась моя сестра. Я успела заметить, что завтрак-ужин у нас куриная грудка, рис и овощи.

С ума сойти, мясо. Это же просто шикарно.

После ужина Киара осталась мыть посуду, а я торопливо искупалась и начала перебирать одежду. Спортивные костюмы у меня не выживали, и для поединков я надевала старые майки и просторные штаны — главное, чтобы сидели на талии, а не на бёдрах. Немного подумав, я высунула руку в форточку для проверки температуры за бортом, после чего надела безразмерную шерстяную рубашку. По сути, львиная доля нашего с Киарой гардероба состояла "из разнородных мешков", как выразилась Кимберли.

Красить рожу нет смысла, и вообще, единственная причина, по которой я красилась — макияж давал мне ощущение маски. Хорошо, что я могла признаться в этом хотя бы себе. Цепи и напульсники я оставила на столе и засунула в карманы на бёдрах несколько жетонов для метро и какую-то мелочь в купюрах. Проверив на окнах защёлки и шпингалеты, я выключила музыку, погасила свет и вышла в прихожую, где меня ожидала близняшка.

Так мы покинули дом, закрыв его на все замки.

Единственным источником света нам служили оставшиеся за спиной фонари, расположенные вдоль длинной асфальтированной аллейки, которая рассекала ряды коттеджей на две половины. У некоторых домов на крыльце горел свет, у некоторых — окна.

Мне нравилось, что в тёплое время года на этой половине всегда пахнет смолой, как в лесу. Высокие сосны действительно создают иллюзию леса, а под ногами тихонько потрескивает ковёр рыжей хвои и сто раз обломанные шишки.

Мы молча шагали к обрыву.

С его стороны тоже шла ограда, но камер наблюдения здесь нет, а в одном месте, за кустами бузины и волчьих ягод, выпилены куски прутьев — таким образом можно оказаться по ту сторону. Там надо осторожно пройти ещё с десяток метров вправо, и только тогда можно найти продолбленный в твёрдой породе зигзагообразный спуск вниз. Понятия не имею, каким титаническим усилием создали его предыдущие поколения и сколько ребят сорвалось оттуда в плохую погоду просто так и по пьяни. По крайней мере, на моей памяти не было никого. То есть, никого, кто получил бы что-то страшнее открытого перелома ноги. Эта дорога считалась такой же древней, как и приют, каждый год её утаптывали десятки ног, спускаясь и поднимаясь. Впрочем, она делала несколько изгибов и только приближалась к земле. Дальше начинался отвесный склон, поэтому оставшиеся метры приходилось спускаться, цепляясь руками и ногами за прорубленные и укреплённые деревянными дощечками уступы. Внизу буйствовали заросли дикой сирени и барбариса, сквозь которые проломана извилистая тропинка. Сверху её прикрывали переплётшиеся ветви кустов, так что ночью здесь всегда нужен фонарик. Тропинка выводила к куску трубы диаметром около полутора метров — последняя кроличья нора, которая обрывалась у подножья насыпи. Взобравшись по ней на асфальтированную дорогу, ты оказываешься на окраине Плауна, некогда пригорода, а теперь одного из окраинных районов Роман-Сити. Он всегда считался социально благополучным, и, наверное, поэтому мы ещё ни разу не встретили в трубе бродяг или кого-то ещё.

Прячась от патрулей полиции, которых, впрочем, здесь немного, можно пойти на запад и через час-полтора (автобусы ночью здесь очень редки) добраться до Плаунского моста, который перекинулся через канал и ведёт в кварталы с блокированной застройкой. За ними начинаются многоквартирные массивы, которые постепенно перерастают в высотные здания. Там расположена начальная станция восточной ветки метрополитена. На метро оттуда до Кварталов Нелюдей с пересадкой — полчаса.

— Ко скольки Джо сказал прийти? — спросила я, протиснувшись в лазейку между прутьями. В полутора метрах от неё начинался крутой склон.

— К одиннадцати.

Сдвинувшись в сторону, я прижалась спиной к ограде и замерла на краю земли, которая нависала над спальным районом. Предо мной открывалась самая шикарная панорама на ночной Роман-Сити, какая только могла быть.

В блеклом небе висело зарево, и город напоминал тлеющий костёр — с той лишь разницей, что угли, напитанные электроэнергией, пылали подобно живому золоту и расчерчивали мегаполис сетью улиц, проспектов и площадей. Чем дальше к горизонту, тем более плотной и кривой становилась эта сеть — старая часть города, которую далеко на западе река разделяла на две половины. Тут и там пылали огни наружной рекламы, телевизионных вышек и линий электропередач, а далеко на юге можно разглядеть садящийся на посадку в Нео-Роман самолёт. Ближе к нам город пересекала тёмная линия канала, отражая часть золотых огней — они вытянулись по её поверхности потёками нервного блеска. Далеко справа за каналом росли небоскрёбы Нового Центра: спирали, конусы и вытянутые к небу пирамиды стекла, пластика, бетона — в их тёмной поверхности геометрически ровными прожилками горели белые окна. В небе висела Младшая луна, Старшая же скрылась за облаками.

Я с наслаждением вдохнула холодный ночной воздух, напитанный хвоей и тянущимся с Плауна дымом. Мне казалось, что город зовёт самими отдалёнными улицами и кварталами, чьи дома уже нельзя разглядеть в мешанине тьмы и огней. У него своя, особая музыка, рвущаяся в небо из тысячи источников: глоток, динамиков, моторов, сирен, сигнализаций и автоматизированных фабрик — всё это сливалось в гармоничный монотонный шум, фон всей нашей жизни.

— Знаешь, — медленно проговорила Киара. — Если я и хочу забрать с собой из Киндервуда что-нибудь на память, то только эту панораму.

— Я тоже.

16.

Красная ветка, ведущая через Новый Центр на север, в Кварталы, оказалась на удивление пустой.

— Среда, — объяснила Киара, когда мы без проблем нашли себе места в последнем вагоне.

Да, если сегодня середина недели, то любители развлечься как раз гладят белые воротнички на завтрашний рабочий день. И это хорошо: ненавижу толкучку в метро.

Зевнув, я вытянула ноги и расслабилась. Натужный вой, с которым вагоны неслись во мраке, обволакивал. Даже если бы это было возможным, болтать нам с Киарой совсем не хотелось. По мере того, как число станций до Кварталов сокращалось, состав пассажиров менялся: всё меньше стариков, всё больше молодёжи.

Миссис Молвен не уставала повторять, что "Кварталы Нелюдей" — жаргонное название, а вампиров и териантропов лучше называть "не-людьми", а правильней — "людьми с интегрированной инаковостью". Из двух вариантов все выбирали тот, что короче. Также миссис Молвен говорила, что в проектах градостроительства Северный район обозначается как "район, отведённый под проживание и застройку гражданам с ярко выраженной инаковостью". Не знаю, что градостроители имели в виду под "ярко выраженной": половина из них не узнает териантропа до тех пор, пока он не трансформируется у них на глазах. Люди и не-люди называют весь район Кварталами Нелюдей, хотя подразумевают под этим названием чаще всего развлекательную часть. Даже с учётом миграции в районе остаётся достаточно места для проживания, а цены на жильё сравнительно низкие, поэтому не обременённая стереотипами молодёжь селится там.

Видимо, сейчас именно то время, когда народ возвращается с работы домой.

Я недовольно поджала ноги, когда места для сидения закончились, и люди стали выстраиваться перед нами. Особенно много их вошло на "Флоренс Брейт" — станции, чья платформа имеет дурную славу. Три года назад с неё под состав прыгнуло около десяти подростков — не выжил никто, а машинист неделю спустя повесился у себя в квартире.

Внимательно оглядев кроссовки, я подняла взгляд и заметила вампира. Нет, не потому что он вампир, а потому что он пялился на меня в упор, что само по себе неприятно. В принципе, вампир как вампир, в пайте и джинсах. Нос с горбинкой, волосы заправлены за уши, серая кожа и круги под глазами. Женщины предпочитали прятать свою "мёртвость" под косметикой и даже запустили несколько специальных линий косметических средств, но мужчины следовали общему правилу "что естественно, то не безобразно" и ходили как есть.

В руках незнакомец держал небольшую тетрапаковскую упаковку, украшенную изображением Майлы Нурми *6 — консервированная кровь. Для вампиров вопросы стерильности второстепенны, и кто-то придумал выпускать для них кровь в формате детского сока, украшая пакеты популярными персонажами из числа якобы не-людей. По бокам помещалась информация о резус-факторе, группе крови, ароматизаторах, консервантах, разбавителях и условиях хранения. Это имело успех. На частных станциях для забора крови неплохо платили (хоть и меньше, чем можно получить непосредственно от вампира) и бесплатно снабжали ускорителями кроветворения, поэтому доноров для производства консервированной крови хватало — ещё один странный, но очень прибыльный бизнес.

Я демонстративно выставила вперёд средний палец — вампир, моргнув, отвернулся, но продолжал на нас поглядывать. Консервов вампирам недостаточно, хотя их тела без проблем "перерабатывают" такую пищу. На самом деле, им нужна энергия живого тела, и получить её можно только через свежую кровь — вот почему вампиры нуждаются в донорах. Ресурс, который они получают непосредственно у людей, во всём мире привыкли называть энерго-кровью.

Но мы с Киарой не доноры, не совершеннолетние и не кровавые проститутки.

И если этот парень продолжит на нас пялиться, бить морды я сегодня начну раньше.

17.

Иногда я ловлю себя на том, что вспоминаю и раскладываю по полочкам информацию, полученную в школе. Я вспоминаю даже то, что нам рассказывала миссис Молвен об истории Роман-Сити: расположившись по обоим берегам Эрны и её притока Виреи, он вымахал в мегаполис из посёлка лесорубов и купцов, которые сплавляли брёвна и пушнину по реке на запад. Такая глушь всегда была хорошим местом не только для ищущих заработка людей, но и для оборотней, которые в старшее полнолуние могли свободно уходить в лес.

Три века назад в горах открыли какие-то особо ценные ископаемые, и в поселение валом покатили люди и не-люди, что способствовало росту промышленного производства и разрастанию деревеньки до города. Горнодобывающие поселения ютились у подножья гор (кое-что на радость диггерам осталось до сих пор), но именно Роман стал отправной точкой в торговле: по Эрне минералы отправляли во все области страны, а по её притоку Вирее подвозили с юга фрукты и ткани. В город начали подтягиваться вампиры — смешиваясь с рабочими, они нанимались на фабрики и шахты в ночные смены и быстро заработали себе дурную славу дешёвой рабочей силы. Собственники предприятий находили беспрерывное производство и сокращение расходов весьма выгодным для себя и даже пытались уговорить короля Константина закрепить статус не-людей, что, впрочем, только способствовало росту социальной напряжённости.

Уже после гражданской войны, когда многие месторождения иссякли, а новые обнаружились значительно северней, выше по течению Эрны далеко за впадающей в неё Ирнавью и порогами отстроили большую гидроэлектростанцию, дав толчок к развитию уже другого города — Фольквата. Страну опутала сеть железных дорог, транспортное судоходство пришло в упадок, и люди потянулись на север. Фолькват стал новым промышленным сердцем, а Роман, получая от него напрямую килотонны электроэнергии, взял на себя всю тяжесть административного аппарата северных областей и продолжил разрастаться, сливаясь с пригородами. Именно в то время к нему прилипла западная приставка "-Сити", которую опускают теперь разве что в официальных документах. Однако торговая часть города на дальнем берегу Эрны, вмещавшая в себя доки, склады, купеческие дома, гильдии и конторы, пришла в упадок и опустела, чему особенно способствовали летние пожары на угольных хранилищах, прихватившие с собой несколько городских кварталов. Крупные автомобильные артерии обошли этот район стороной, вытянувшись с юга на северо-восток по правому берегу реки. После того, как по примеру других стран Серой Лиги у нас приняли закон "О статусе лиц с интегрированной инаковостью", отделённый Эрной север города власти назначили зоной проживания не-людей и таким образом сумели привлечь средства для джентрификации основной его части.

У многих этот район ассоциируется с преступностью, распутством и прочим, но на деле этого не больше чем в зонах, заселённых людьми. И уж куда меньше, чем в Ико-Вито, западе Старого Города и трущобах Байл-Амс на юго-западе. Официально проживание в Кварталах Нелюдей является делом добровольным, на практике же законопроекты пестрят множеством "но" категории "для личного блага", которые вынуждают не-людей селиться в этом красочном гетто. Только здесь имеются специально ориентированных на вампиров и териантропов объекты: больницы, детские сады, школы, нотариусы, консультационные центры и прочее. В принципе, детям-териантропам разрешено посещать обычные учебные заведения до пятого класса, но потом они обязаны перевестись в специальные школы, где кроме обычной учебной программы читают курсы о самоконтроле при трансформации, объясняют действие законов об инаковости и прочее. Что касается медицинских учреждений, то не-люди должны получать помощь только специализированных больницах. В Кварталах, к слову, достаточно простых смертных, которые живут преимущественно в крупных спальных массивах с ухоженными двориками и детскими площадками. Местами Кварталы Нелюдей было бы невозможно отличить от Старого Города и Сонного Плато, если бы не вампиры и их живые друзья, которые выгуливают собак, выходят за покупками, посещают театры, музеи и выставки исключительно в ночное время. Солнце не сжигает вампиров в пепел, как показано в старых фильмах — просто оставляет сильные ожоги, хотя тут играет роль время суток и сезон. Зимой в пасмурную погоду вампиры постарше, закутавшись до ушей, могут выходить на улицу в светлое время дня, а другие, избегая прямых лучей, неплохо переносят летние закаты и рассветы. Впрочем, учёные утверждают, что нелюбовь вампиров к солнцу в большей мере вызвана спадом ментальных способностей: это вызывает тревогу, чувство беззащитности и желание пересидеть опасные часы дома. Причём источником страхов выступает не психика, а тёмная душа, из чего следует, что бороться с солярной фобией бесполезно.

Первый урок по инаковости мистер Осенев начал словами Жака де Берже: "Было бы проще, если бы они были такими, какими их представляют". Это означает, что вампиры и оборотни отличаются от того, как их до сих пор рисуют в массовой культуре. Примерно так же, как я отличаюсь от неубиваемого героя блокбастеров. В плане физической силы не-люди не имеют особых преимуществ, и только у териантропов накануне большого полнолуния могут наблюдаться всплески агрессии и прибавки выносливости. Ментальные способности вампиров нуждаются в длительной тренировке, прежде чем станут чем-то действительно опасным. Любой из них, конечно, может пустить пыль в глаза и скрыться от одного охотника, но пустить пыль в глаза компании людей уже сложнее. Только старые и сильные умеют картинно влетать в спальню к спящей красавице, чтобы выпить её крови. И только старые и сильные могут заставить своё тело двигаться быстрее тела живого человека — но всё равно со скоростью, заметной простому глазу.

Жак де Берже пытался взглянуть на вампиров как на тех, кто представляет собой ещё один замысел природы и воплощает не "кару за грехи человеческие", а единственную альтернативу короткой жизни — бессмертие. Именно с его трудов начались полемика о том, что вечной жизни нет и быть не может, её условие — мимолётность, тогда как существование может длиться сколь угодно долго. И единственная возможная форма этого существования — вампиризм, "ибо бытие каждой смерти требует жизни, и каждой жизни требуется смерть", как сказал Иаков Торейский. Жак де Берже предложил термин "инаковость" для обозначения всего, что отличает вампиров и оборотней от обычного человека. Правда, с точки зрения современной науки, "обычный человек" — понятие размытое. Телепатию, телекинез, магические способности и прочее со временем тоже отнесли к инаковости, только отделённой (сепаратной), но её обладателей считают людьми, поскольку их организм не претерпел никаких изменений. Людей, которые могут при помощи молитв и ритуалов воззвать к эгрегору и получить от него помощь, людей, которые могут время от времени правильно растолковать карты Таро и северные руны, людей, обладающих двойным зрением — их куда больше, чем кажется. Только... как сказал Осенев, чаще божий дар путают с яичницей и наоборот: на десяток шарлатанов приходится один одарённый человек, да и тот привык объяснять всё случайностями и удачным стечением обстоятельств.

Но я отвлеклась.

Жак де Берже, будучи по образованию врачом, всё свободное от практики время посвящал Присцилле, своей неизлечимо больной дочери. В двадцать лет она сбежала из родительского дома и вернулась туда полгода спустя вампиром, избежав, таким образом, медленной смерти. В дневниках де Берже писал, что очень долго не мог принять её выбора и держал в подвале, но потом — и не в последнюю очередь благодаря младшим детям, которые по очереди кормили сестру свежей кровью — понял, что девушка не боится изображения Святых Сиблингов, не харкает кровью, читая Святые Тома, и вообще не так уж сильно отличается от прошлой себя, если не опускаться до физиологических особенностей. Так де Берже углубился в исследование центральной нервной системы и начал изучать инаковость. Конечно, сам он уделял больше внимания вампиризму, но его коллеги и друзья расширили исследования. Однако понадобилось три столетия, чтобы Николай... Николай...

— Эй, — произнесла я, пользуясь тем, что поезд остановился на станции. — Как звали чувака, который изучал девиации не-людей? Николай..?

— Жоффруа, — отозвалась Киара. — Хрена ли он на нас так пялится?

Я поняла, что она имеет в виду вампира с пакетом консерв-крови.

— Не знаю. Через одну наша?

— Ага.

Так вот, понадобилось ещё столетие, чтобы Николай Жоффруа высказал дикую для того времени мысль: психопатия и нервные расстройства, которые считались врождёнными особенностями не-людей, на самом деле приобретаются в результате бесконечного конфликта с обществом и собой. И вампиры-маньяки, оборотни-убийцы наравне с людьми-маньяками, людьми-ворами, людьми-убийцами — это те преступники, которых общество и государство создают себе сами. Как сказал кто-то: каждое общество получает тех политиков и преступников, на которых заслуживает. Это не означает, что не-люди — мученики, которых долгое время незаслуженно поливали грязью, и не отменяет статей Особого уголовного кодекса, просто требует от науки принципиально иного подхода в изучении психики не-людей и причин преступности.

Осенев неустанно повторял нам: самый страшный монстр в этом мире — Человек, всё остальное, за исключением, вероятно, духов — всего лишь его производные (может, даже духи и бог — не более чем порождения человеческого сознания). У вампиров и оборотней заводятся те же тараканы, что и у простых смертных, они очень многому научились у Людей — в их рядах встречаются сторонники спесиецизма и антиспесиецизма, террористы, религиозные фанатики, сектанты, а предвзятость у некоторых ещё круче, чем у среднестатистического человека. Чего стоил Культ Алиаты и Танхелина — видоцентрическая секта, которая объявила вампиров высшими существами, и начала серию убийств, осушая людей десятками. Серая Ассамблея не мешкая выписала ордер, и Ночной Иллюзион вырезал Культ подчистую на окраинах Фольквата. К радости инакофобов, наукой доказан один неприятный факт: вампиры плохо поддаются психокоррекции, и бесполезно пытаться превратить их в законопослушных граждан. Либо пожизненное заключение, либо смерть. Именно по этой причине вампиры выпадают из всех законов о высшей мере социальной защиты.

Киара легонько пнула меня локтём, как только поезд вырвался на выложенную красным мрамором станцию, где на стенах висели портреты Кристофера Ли в образе Дракулы. Под самым крупным лежали цветы и горели свечи.

Когда Осенев объяснял нам природу вампиров, то начал так: "Перед каждым учебным годом в ваших головах объявляют штормовое предупреждение. Я не уверен, что смогу перекричать ветер, который бродит у вас промеж ушей, так что попробую объяснить на пальцах. Вы потом прочтёте в учебниках, как это надо рассказывать умными словами, и умными словами будете отвечать на экзамене". Я даже голос и интонации запомнила: кое-что врезается в память навсегда.

Точно так же я навсегда запомнила первое и самое примитивное объяснение Осенева.

Он говорил: забудьте, что вампиры потребляют энерго-кровь — это всего лишь ресурс. Вампиризм как инаковость базируется на том, что логичнее всего считать квазидушой — тёмная душа или арума, если использовать термин Иллюзиона. Человеческое тело представляет из себя сложную самообновляющуюся систему, которая состоит из подсистем, а те из других подсистем. Суть вампирского естества — тёмная душа, уникальный аккумулятор с базовым запасом энергии. Его отличительным свойством является консервация человеческого тела — вампиры не стареют, это всем известно. Арума управляет телом как механизмом: она запускает центральную нервную, дыхательную системы и опорно-двигательный аппарат. Чем больше в ней энергии, тем больше процессов жизнедеятельности, теоретически, она может запустить в организме — вплоть до того, что вампир уподобляется живому человеку. Но это теоретически. В отличие от настоящей человеческой души, квазидуша не несёт в себе никакой информации, личностных качеств и памяти о прошлой жизни, она оперирует только тем, что сохранилось в центральной нервной системе. Поэтому вампиры менее склонны к переменам и беднее людей в плане эмоций, чувств и стремлений. Это не означает, что они злы или безвольны — просто равнодушны, хотя в современном мире благодаря процессу подражания легко включаются в существующую систему отношений и участвуют в ней не хуже живых. Некоторые учёные согласились с народными преданиями в том, что тёмная душа — это разновидность духов, мимикрирующих под человеческую личность и поддерживающих функционирование доставшегося им тела. Данную гипотезу подпитывает тот факт, что у вампиров наблюдается склонностью к психологической андрогинности и имеются две неискоренимые потребности: питаться и порождать себе подобных. А если вспомнить, что другие учёные считают духов древнейшим порождением коллективного бессознательного, то споры о природе вампиризма превращаются в погоню за собственной тенью.

Я выплелась за Киарой на платформу и вместе с разреженной толпой направилась к эскалаторам. Возле них дежурила пухленькая, но белая как мел женщина лет сорока. Когда она переговаривалась с кем-то по рации, её накрашенные губы обнажали чуть кривые клыки.

Превратить человека в вампира может только сильный вампир — сильный настолько, что ему не составит труда отдать часть своей арумы и накопленной энергии. Осенев сравнивал это с делением живой клетки на материнскую и дочернюю. После того, как часть квазидуши вместе с кровью вампира переходит в человека, должна наступить смерть. Тёмная душа подхватывает организм и обеспечивает сохранность мозга и других органов. Молодой вампир поначалу должен получать энергию от "родителя", потом начинает питаться энерго-кровью и если питается хорошо, то медленно набирает силу. Часть энергии в теле всегда тратится на поддержку 'жизнедеятельности' и консервации, всё остальное аккумулируется и может быть использовано при необходимости. Например, при регенерации — если энергии и крови достаточно, вампир может залечить любую рану, за исключением отрезанных конечностей или вырванных кусков мяса. При недостатке энергии автоматически начинает растрачиваться арума и вполне может иссякнуть (или покинуть бесполезное мясо) — в таком случае вампир превратится в обыкновенный труп. Именно поэтому с давних времён считается, что самый надёжный способ убить вампира — сжечь, или порубить на куски, или хотя бы отрезать голову и похоронить как можно дальше от тела. С головой обязательно отрезались и закапывались по-отдельности руки: бывали случаи, когда тело выбиралось из могилы, откапывало голову и прилаживало её к телу.

Вопрос о том, имеет ли право человек здоровый или неизлечимо больной стать вампиром, по числу скандалов и дебатов уже давно оставил позади вопрос об эвтаназии. Первый толчок этому дала Карина Вик — вдова с онкологическим заболеванием, которая выбила из Серой Лиги разрешение стать вампиром, потому что не доверяла государству своих детей. Конечно, родительские права у неё отобрали — вампиры нигде и никогда не имели таких прав — но позволили работать, участвовать в судьбе дочерей и оплачивать их образование. Желающих стать донорами для отчаянной матери нашлось предостаточно, так что Карина не голодала. Затем оживилась творческая богема. Писатели и режиссеры, которые охотно консультировались у вампиров по историческим вопросам, заговорили о том, что вампиризм — это шанс сохранить и пронести сквозь века память и знания, и нет ничего плохого в том, чтобы жертвовать для этого немного своей энерго-крови. "Вампиры — это сосуды, по которым кровь, наша кровь, несёт мудрость от поколения к поколению!" — авторитетно заявляла в интервью звезда немого кино Эжени Бладнот. Она не учла того, что очень немногие вампиры выдерживают хотя бы двести лет своего существования. В вампирской среде это называется "угаснуть" или "поломаться от пустоты" — момент, когда ничто в мире больше не может побудить интереса к существованию. Вампиры совершают самоубийства или просто исчезают. Проказа говорила, будто Ночной Иллюзион помогает им развоплотить аруму — что-то вроде нашей эвтаназии.

В итоге Серая Лига оказалась вынуждена поставить под контроль переход людей в категорию не-людей. Для будущего териантропа нужно нотариально заверенное согласие Общины, и заключение комиссии психиатров. Если живой человек хочет стать вампиром, не имея смертельного диагноза, внесённого Лигой в список приемлемых для вампиризма (так называемый Красный Список Свирелевой), то ему потребуются справки, свидетельство об инструктаже от Иллюзиона и предварительный договор с вампиром-обратителем и донором. Осенев говорил, что нужно очень большое желание стать не-человеком, чтобы выдержать всю эту бюрократическую волокиту. Почему-то считается, что в наш "век свободы" государство не имеет права запретить людям переходить из одной категории в другую, но не может так же позволить делать это свободно. Происхождение инаковости каждого гражданина фиксируется в паспорте и Едином реестре, и за незаконное обращение человека можно отправиться как в тюрьму, так и на расстрел.

— Я боюсь спрашивать, о чём ты думаешь, когда так долго молчишь, — пробормотала Киара, наваливаясь всем телом на тяжёлую стеклянную дверь.

Покинув метрополитен, мы наконец-то оказались в Кварталах.

— Я думаю вон о них, — кивком головы я указала на патрульных Иллюзиона, которые шагали по противоположной стороне улицы.

— Что-то их сегодня много, — Киара задержалась в тени. Ночью в развлекательной части Северного района к несовершеннолетним относятся с понятной долей подозрения. Хотя нет такого закона, который запрещал бы подросткам посещать Кварталы — только отдельные заведения.

Ночной Иллюзион часто называют государством в государствах или пятой властью этого мира, что совсем не корректно по отношению к системе, которая возникла намного раньше современных СМИ. Официально это интернациональная интервидовая миротворческая защитная и научно-исследовательская организация, которая регулируется на международном уровне Серой Ассамблеей. Возникла она четыре века назад в нашей стране как Орден Мира Миров, который занимался исследованием инаковости и борьбой с нежитью и не-мертвецами. В него стекались ведьмы, колдуны, вольномыслящие учёные, охотники за головами, люди с экстрасенсорной чувствительностью, вампиры и оборотни: принадлежность к Ордену стала для них единственным способом выжить в условиях преследований церкви. "Служи человеку, или будешь убит им". Орден по своему усмотрению заступался как за людей, так и не-людей, из-за чего имел проблемы с законом и вынужден был соблюдать осторожность в работе — с тех пор сохранилась жёсткая политика закрытости и конфиденциальности. В тысяча семьсот тридцать четвёртом году случился "Плач в Заречье", и король Маркус Славный, будучи не в ладах с верхушкой церковной иерархии, обратился за помощью к Ордену, предложив на деле доказать свою приверженность высшим идеалам. В качестве награды монарх пообещал покровительство своё и своего преемника. Конфликт в Заречье был разрешён, и хотя по углам шептались, что Орден сам насылает чудовищ, чтобы потом с ними бороться, король своё слово сдержал. В недолгом времени Великий магистр пригласил его лично ознакомиться со своими идеями, и вскоре Орден получил официальный статус, герб и возможность действовать открыто. Фактически, только под контролем и защитой монархии он развился в самодостаточную закрытую организацию, занимающуюся не только охотой, но и научными исследованиями. В письмах к своей сестре Маркус Славный писал: "Даже если я приютил дьявола, он служит мне верой и правдой. Мы называем их Наблюдателями Мрака, и пусть вид их чёрных плащей внушает детям на улице страх, те создания, которых они ловят, дабы уберечь моих подданных, во сто крат страшнее. Веришь ли, дорогая Анна, они даже избавили нас от родового проклятья, а ведь вспомни, этот злонравных дух довёл до смерти нашего дядю, крепкого малого, который умер во цвете лет". Впрочем, противников у Ордена во все времена было достаточно. Один из них, герцог Альтуин, назвал попытки поддерживать порядок и исследовать инаковость всего-навсего иллюзией и обозвал Орден ночным иллюзионом, намекая на не-людей в его рядах и на то, чьи интересны он действительно защищает. Великий магистр оказался любителем шуток и с дозволения короля вызов принял вместе с новым именем. Когда монарх умер, на престол взошёл его сын, Маркус Второй, при поддержке которого Иллюзион окончательно утвердился в стране как отдельное министерство, подчиняющееся исключительно венценосной особе. Однако историки утверждают, что именно эта щедрость в итоге подвела монархию: её противники годами распускали слухи о чёрной магии и ритуалах ордена, в которых король якобы принимал участие. Под этим предлогом в разгар войны был казнён Константин Алый, последний из королевской династии. Но это произошло потом, а при Маркусе Втором Наблюдатели стали выбираться в соседние страны, чтобы предлагать там свои услуги. Их обширные систематизированные знания, не скованные религиозными предрассудками, и умение действовать большими и малыми группами оказались более эффективны, чем услуги одиноких охотников — это дало толчок к образованию иностранных приоров, которые стали фундаментом для сети современных национальных департаментов.

Два века назад по континенту прокатилась волна революций, местами переросшая в гражданские войны — Войной Короны и Выдры звалась та, что досталась нашей стране. Лишившись королевского покровительства, Ночной Иллюзион не развалился на куски, подобно государственному аппарату, но превратился в "пережиток монархии", неподконтрольный новому правительству, а оттого подлежащий уничтожению. Однако "ручной дьявол Короны" оказался гораздо крепче, чем сама Корона, особенно после того, как под его крыло переметнулось множество дворян не-людей со своими вассалами и богатствами. Убедившись, что воевать на два фронта слишком тяжело, новая власть заключила с Иллюзионом пакт о ненападении и сосредоточилась на монархистах. Осенев говорил, что этой победы Иллюзиону не простили, а сам конфликт обострил отношения между людьми и не-людьми. Пока молодые государства корчились в котлах революций, раздельные приоры Иллюзиона укрепили между собой связь и занялись исследованиями, а также чисткой того, что всегда порождают войны.

Всё изменилось примерно век спустя, когда страны окрепли и решили основать Серую Лигу. Этот союз провозгласил благо человечества высшей ценностью и поставил перед собой цель разработать эффективные методы защиты от нежити, не-мертвецов и прочих сомнительных радостей. И первым делом Лига объявила Иллюзиону, что либо он переходит в услужение новому альянсу, либо объявляется криминальной организацией. Осенев вскользь упомянул, что единственной задачей Серой Лиги было соблюсти приличия и развязать против Иллюзиона войну, однако руководство ордена неожиданно ответило согласием и подписало унизительный Договор Дня и Ночи. Джо предположил, что с появлением танков, химического оружия и вообще переменой в методах ведения войны Иллюзион оказался в невыгодном положении, а на материке не нашлось ни одного более-менее развитого государства, которое согласилось бы оказать ему поддержку. Таким образом, чиновники Лиги распотрошили бывший орден и посадили на поводок всё, до чего дотянулись: память о том, как революция обломала зубы о шкуру "королевского дьявола", оказалась очень свежа. Но поскольку ни одно из государств Лиги не могло позволить соседу иметь свой собственный кусочек-приор этого опасного дьявола, Иллюзион объявили единой интернациональной структурой, которая управлялась всеми странами сообща. Для этого создали Серую Ассамблею, в Совет которой вошли представители государств и наиболее уважаемые члены организации. Со стороны, конечно, всё выглядело как взаимовыгодное сотрудничество во имя добра, порядка и дерьмократии, но судя по тому, каким тоном описывал это Осенев, Иллюзиону и Серой Лиге пришлось стать раком и при этом радостно улыбаться — до сих пор остаётся загадкой, как они заставили друг друга пойти на значительные уступки.

Совет Ассамблеи, по сути, задокументировал и подчинил себе уже существующую структуру, предав многие её элементы гласности. Так, официально в каждой стране приор, то есть, национальный департамент, складывается из пяти подразделений: Научно-исследовательское, Медицинское, Образовательное, Информационное и Военное. Все они имеют чёткий устав, разработанный в соответствии с нормами международного права, и если первые четыре подразделения без проблем пересели на новые старые рельсы, то Военное долго дёргали в разные стороны и грозили расформировать как угрозу государственному суверенитету. Никаких достойных альтернатив ни ему, ни Иллюзиону вообще Серая Лига разработать не смогла, поскольку из-за череды гражданских войн отстала в изучении не-людей и нежити, а присвоить себе знания, разработки и технологии организации ей по каким-то причинам не удалось. Кроме того, Военное подразделение должно контактировать с мирным населением и правоохранительными органами, и ни одно государство не желало позволить действовать на своих территориях солдатам, которые не находятся у него в непосредственном подчинении. Поэтому, скрепя сердце, в каждой стране Военное подразделение передали под контроль министерства внутренних дел или его аналога. Официально национальный департамент сам регулировал деятельность военных, а министр должен был только посылать комиссии, получать отчёты и делать замечания, но в реальности каждый брал столько власти, насколько хватало его рук и наглости. "По сути, к этому и ведётся, — сказал Осенев на внеклассном занятии для избранных, — национальные департаменты будут "национализированы", а Иллюзион разрушен. И когда каждая страна урвёт себе кусок исследовательских институтов, информационных баз и лабораторий, она обязательно отформатирует их по собственному усмотрению и заставит служить своим личным интересам, которые отнюдь не так гуманны, как всем рассказывают. Серая Лига разбежится, чтобы собраться после очередной мировой войны, когда люди на какое-то время опять образумятся. Впрочем, хотя всё к тому идёт, но идти будет долго. В каждом приоре ещё остались те, кто лично давал клятву Маркусу Славному — они старые и очень, очень гордые. Мозг современного человека, развращённого информацией, свободой и потреблением, не в состоянии осознать, что из себя представляет эта нечеловеческая гордость и насколько она не подвластна логике человеческой алчности. Не совсем та история, когда главного злодея побеждает доброе сердце, устоявшее перед соблазнами, но что-то похожее. Эти существа просто так не сдадут Иллюзион, пока живы сами, а значит, перед новой мировой у нас ещё прорва времени. Есть у Иллюзиона и экономический щит, но это вас уже не касается".

Впрочем, если изначально Серая Лига создавалась для подчинения Иллюзиона, то потом на неё свалилось всё то, о чём она так громко кричала: меры по защите людей, права и свободы не-людей, вопросы безопасности. К союзу начали присоединяться страны, в которых не-мертвецы и нежить находились под юрисдикцией религиозных орденов либо государственных служб разной степени секретности. Они рассчитывали на сотрудничество и обмен опытом с Ночным Иллюзионом, взамен открывая свои границы для экспедиций и позволяя строить на своей территории исследовательские станции. Следом подтянулись страны третьего мира, которые остро нуждались в помощи: лекарствах, технике и специалистах, способных разобраться в проблемах и предложить эффективные способы их решения. Лет тридцать назад в одной из таких республик после эпидемии чумы началось нашествие нежити, поэтому там с нуля был образован новый департамент Иллюзиона — первый после падения монархии. Не знаю, втянулось ли в него коренное население, но изначально всё создавалось переселенцами из других стран.

В каком бы положении ни находился Иллюзион, его небоевые подразделения медленно разрослись, открыли пункты анонимной помощи, специализированные больницы, занялись издательской и просветительской деятельностью. А в это время военные, официально именуемые Псами Иллюзиона (в честь ещё одного удачного оскорбления), и шагу не могут ступить без чужого разрешения. Огнестрельное оружие позволено использовать только Боевому отделу, а Отдел общей безопасности ограничен холодным — за исключением ситуаций, когда происходит что-то из ряда вон выходящее. И если в вопросах не-мертвецов, призраков, полтергейстов и нежити Псов особо не дёргают, то почти все дела, касающиеся гражданских лиц, требуют согласования с государственными службами: возбуждение уголовного дела, задержание, помещение в изолятор, допрос и прочее. Иллюзион не имеет права судить и определять меру наказания — он передаёт материалы следствия вместе с обвиняемыми в руки суда и может разве что привести в исполнение смертный приговор. Ордер на убийство выдаётся государством либо Серой Ассамблеей, если дело касается международных преступников.

Впрочем, Осенев говорил, что на практике всё не так уж плохо: во-первых, Псы нечасто имеют дело с гражданскими, поскольку многие дела расследует полиция, а во-вторых, отношения между Псами и госслужбами складываются на местах из личного взаимодействия сотрудников в процессе работы. Где-то отношения бывают натянутыми, где-то более-менее доверительными.

Осенев никогда не объяснял прямо, почему Псов Иллюзиона не распустили и не создали им на замену государственную организацию. То, что в Псах остро нуждается каждый город, совершенно очевидно, как и то, что лучше всего со своей работой справляются именно Псы. Но это больше чем тянущаяся со времён Маркуса Славного традиция, прочно влившаяся в нашу культуру: живопись, литературу, кинематограф. Просто они — другие. Есть люди, есть вампиры, есть оборотни, есть обладатели сепаратной инаковости, а есть Наблюдатели Мрака. Достаточно встретиться с ними лично, чтобы понять, насколько они отличаются.

Я не зря повторила вслед за Осеневым, что Ночной Иллюзион — это государство в государстве: в него нельзя прийти и уйти, ты либо родился в нём, либо заслужил право войти в его ряды и остаться там навсегда. Стать Наблюдателем — это как сменить веру, пол и место жительства. У Наблюдателей нет паспортов — только личный код и жетон с чипом, Наблюдатели не числятся гражданами какой-либо страны — только служащими её национального департамента. Следовательно, Наблюдатели не имеют права голосовать, вступать в ряды политических партий, обладать недвижимостью, брать кредиты в банках и заключать браки с гражданскими лицами. И сколько бы их ни погибло при исполнении, это никогда не отразится на официальной демографической статистике государства.

Сотрудники всех подразделений организации живут исключительно за чертой города в специально отстроенных жилых комплексах, где располагаются гаражи, склады, больницы, лаборатории, типографии — в общем, все необходимые объекты. И, по словам Осенева, можно даже не сомневаться, что некоторая часть ракетных комплексов страны нацелена на эти маленькие городки — просто на всякий случай. Но с момента заключения Договора Дня и Ночи никаких случаев не происходило, поэтому Наблюдатели спокойно живут в своём обособленном мире, создают семьи и рожают детей — столько, сколько позволяет Серая Ассамблея. Каждый ребёнок автоматически становится частью организации, ходит в созданные ею детские сады и школы. В плане человеческих ресурсов Иллюзион самообновляем и даже людей с сепаратной инаковостью у него достаточно.

Бюрократы ещё не лоббировали законы, которые навсегда ограничили бы право людей уходить в Иллюзион, но эта тема — вечный повод для скандалов. Потому что дорога в организацию лежит через Академию Наблюдателей Мрака, а она принимает лиц от шестнадцати (так называемый возраст ответственности) до двадцати — самый цвет нации. Вообще это учебное заведение предназначено для детей Иллюзиона, так что из числа гражданских проводится только донабор — раз в году каждая Академия забирает всего несколько сот человек. Я из личного опыта могу сказать, что условия отбора похожи на пытку: сначала тебя шманают государственные психологи и педагоги (если ты сирота, шманают с двойным усердием и обещают горы золота), и только получив от них справку, ты имеешь право обращаться в приёмную комиссию Академии. На экзамене уровень твоих знаний и физическая подготовка отходят на второй план, главное — психологический портрет, стрессоустойчивость, система ценностей и всё в таком духе. Ты должен быть именно тем человеком, который примет идеологию организации и никогда не пожелает её покинуть.

Ещё перед поездкой в приёмную комиссию Осенев предупредил нас, что в этом мире нет Наблюдателей, мирно почивающих на пенсии где-нибудь в деревне. Даже лишившись рук, или ног, или ещё чего, в роли консультантов, наставников, исследователей, составителей учебных пособий — все они продолжают работать, и нас ожидает то же самое. "В любой войне, — сказал преподаватель, — есть биомасса, которой жертвуют ради благополучия других, и Наблюдатели, добровольно вручившие себя Иллюзиону или прикованные к нему через поколения — и есть эта жертва. Вы можете считать их какими угодно героями, но запомните, что прежде всего они — цепные собаки, которые стерегут человечество. Помните девиз Ордена? "Служи человеку, или будешь убит им". Вам лучше принять это к сведению, потому что ни один правозащитник не сможет помочь вам, если вы захотите покинуть организацию".

Несмотря на это в приёмной толпились сотни людей нашего возраста. Когда мы стали в очередь к записи на военные специальности, Майк единственный додумался до простого вопроса: "Я понимаю, мы, сироты, никому не нужны, но остальные чего суются в ошейник?" Многие выходили из кабинета психолога растерянные и испуганные, у половины на лице читалось, что больше они сюда ни ногой. В общем, Иллюзион и без лоббированных законов сам защищал себя от тех, кто мог в нём разочароваться.

Перечень специальностей Академии довольно широк: военные, медики, биологи, физики, инженеры, психологи, педагоги, юристы, ведьмы, маги и так далее. Фактически, Иллюзион обеспечивал себя специалистами любого профиля, вплоть до нянечек детского сада. Но был целый ряд профессий, на которые не брали гражданских — просто потому, что там нужно впитанное с молоком понимание жизни внутри организации. Так что воспитателем в яслях я бы не смогла стать, даже если бы вдруг сошла с ума и очень захотела. Те из выпускников Академии, кто должен работать с гражданским населением, после окончания учёбы проходят аттестацию в государственных вузах.

Впрочем, сколько бы Наблюдателей ни работало в городе, у них есть одна общая черта — замкнутость. Они спокойно выполняют свои обязанности, но не более того. Никто никогда не даёт интервью, не комментирует события, не делится воспоминаниями, не выступает с публичными докладами и прогнозами, не пишет статей на конференции или чего-то ещё. Многие прячут лица, и как отдельных личностей их просто не существует. Информационное взаимодействие с внешним миром Ночной Иллюзион осуществляет через сеть пресс-агентов, в числе которых вампиры, люди и териантропы. В Роман-Сити, к примеру, вампир Освальд фон Юттнер говорит от имени Иллюзиона уже сто с лишним лет.

В каждом государстве для независимого контроля (или шпионажа) над департаментом есть так называемая Серая Полиция и Серые Консулы, набранные Советом Ассамблеи из соседних стран. Осенев говорил, что в основном они суют нос в работу Военного подразделения, и это вечная причина трёхстороннего конфликта "Иллюзион-правительство-консулы". Иллюзион не зря так защищает военных: Псы на особом счету в организации, обучать их дорого, численность невелика, а работа — самая неблагодарная. Хотя многим кажется, что в этом мире прежде всего опасны люди с сепаратной или интегрированной инаковостью — это не так. Реальную проблему представляют духи, призраки, нежить, а в особенности — не-мертвецы. Они встречаются не только на кладбищах, но и в канализациях, подвалах, заброшенных домах, стройках, чердаках и с удовольствием питаются животными, мертвечиной и людьми. Псов Иллюзиона не так много, чтобы нести постоянное дежурство, поэтому время от времени они зачищают зоны риска, патрулируют город по ночам и лишь изредка охраняют некоторые объекты. Обычно Наблюдатели не разглашают личную информацию, но в каждом городе есть свой мемориал с именами Псов, которые погибли при исполнении. И каждый год туда добавляют десяток-полтора фамилий. В Роман-Сити одна из самых известных за последние пять лет — Сэнгер.

— Прошу прощения, барышни, — сгорбленный старик элегантно приподнял цилиндр и оправил монокль на затянутом бельмом глазу, — "Лагуна духов" на этой улице или на следующей?

— На следующей, — отозвалась Киара, — вам лучше пройти до перекрёстка, свернуть направо, и от развилки, где фонари в виде скелетов с лампадами, вниз к реке.

— Премного благодарен.

Официальная история Вита Сэнгера, которую опубликовали в газетах, такова: в интернате для детей-инвалидов завёлся призрак, который проявлял физическую агрессию. Ночью он набросился на детей, а дом превратил в мышеловку: войти можно, а выйти — нет. Сэнгер и его напарник как раз патрулировали улицу, поэтому первые направились к месту происшествия. На тот момент несколько ребят уже пострадали, поэтому Вит решил войти в здание и потянуть время до приезда ковена ведьм. Призрак загадывал своего рода загадки, а за каждый неправильный ответ или слишком долгое молчание вырывал из Наблюдателя кусок мяса. Используя аптечку и стимуляторы, Сэнгер продержался около часа, пока ковен не совладал с призраком, и скончался от шока и потери крови по дороге в больницу. Его провозгласили героем, ставили всем в пример, а перед интернатом воздвигли памятник, воссоздав по рассказам детей и воспитателей тот момент, когда Вит уже без правой руки сидел, ссутулившись, перед исполинской башней из игрушек и указывал на неё пальцем, говоря: "Олдехове". Однако есть кое-что, о чём СМИ умалчивают: интернат строился как часть предвыборной кампании одного из политиков на месте нелегального кладбища, которое просто перекопали — нет ничего удивительного в том, что специфика этого места и энергетика детей вызвали призрака. Удивительно другое. Ни один призрак не "приходит" в этот мир сразу настолько сильным, чтобы причинить физический вред, а тем более вырвать кусок плоти из человека. Его сила увеличивается постепенно, и вначале он вообще неотличим от полтергейста, поэтому его легко обезвредить на ранних стадиях. Говорят, будто политик, опасаясь негативной огласки, запретил Наблюдателям совать нос в интернат — частная собственность, ничего не поделаешь. Ну и сотрудникам было велено помалкивать. Наверное, предполагалось, что всё само обойдётся — вечная проблема человеческого невежества. В итоге Псов вызвали, когда дела были хуже некуда: агрессивный призрак десятого, максимального, уровня — это не надписи на стенках и не хлопанье дверями.

Осенев сказал нам: "Если перед вами будет стоять выбор: получить пулю в висок или встретиться с таким призраком, выбирайте пулю и не прогадаете. Сэнгер знал, что идёт умирать. Кто из вас может повторить его подвиг? Я советую вам подумать об этом перед тем, как подавать документы в Академию".

Рассказы Осенева всегда пробирали до костей, и на том уроке я вспоминала арену с гулем и думала: смогу ли пройти через такое ещё раз? Только уже по своей собственной воле и не ради себя, а ради кого-то другого. Некрологи Псов иногда печатают в журналах об инаковости, я читала о том, каково приходится не только патрульным, но и работникам Боевого и Специального отделов. И всё же это не изменило решения, которое приняли я, Киара, Ник, Майк и Джо: мы будем Псами Иллюзиона. Какая разница, как там обстоят дела в других странах и на международном уровне. В реальности я вижу, что Иллюзион спонсирует пункты анонимной помощи и больницы, патрулирует улицы и вылавливает не-мертвецов, защищает права людей и не-людей, предоставляет квалифицированных юристов и бесплатные консультации, занимается издательской деятельностью и бесплатно раздаёт брошюры, не говоря уже о том, что все учебники об инаковости в нашей школе — подарок Научно-информационного подразделения. Именно в больнице Иллюзиона нас с Киарой вылечили после арены с гулем и не взяли за это ни копейки. Именно психотерапевт Иллюзиона помогал нам справиться с последствиями пережитого и ночными кошмарами. Когда восемь лет назад у нас в спальном корпусе завелись призраки, не кто-нибудь, а ведьмы Боевого отдела охраняли нас по ночам.

Всё это сложно объяснить — просто когда ты открываешь для себя изнаночную сторону жизни, больше невозможно жить на лицевой. Стоит один раз найти под собственной кроватью монстра, и всё пространство под мебелью превращается в зону риска. Не просто знание, но и понимание правды часто налагает ответственность хотя бы за тех, кто её не понимает. Мы не видим в жизни иной дороги, кроме дороги в Иллюзион. Есть только один герб и один девиз, который нас манит:

"Во мраке Снам стать Смертью не позволим".

18.

Одним из лучших способов завлечь клиентов в Кварталы Нелюдей стало использование знакомых и популярных образов: от графа Орлока и Маргариты Шопен до Нади и Лили Манстер. Если не все люди могут признать не-людей добропорядочными соседями, то уж точно многие хотят посмотреть на то, о чём только читали и смотрели в кино. Правда, некоторые порицают популяризацию таких персонажей, как Дракула Брэма Стокера: по их мнению, это создаёт ложное впечатление о вампирах. Но находятся и такие, как Александра Бладнот, популярная светская львица (точнее, летучая мышь), которая заявила, что "Лучше показывать положительную реальность на фоне отрицательного шаблона, чем пытаться впарить что-то на честном слове".

В развлекательной части Кварталов много пабов, кабаре, ресторанов, кофеен, забегаловок с фаст-фудом и магазинов, несколько ночных клубов, хостелов и гостиниц. В домах, где подобные заведения расположены на первом и втором этажах, квартиры и комнаты, как правило, занимает обслуживающий персонал с друзьями и семьями. Посетителей встречает разодетые и загримированные актёры, а кое-где (где возрастные ограничения, как правило) во время перфомансов вампиры, обладая лицензией, имеют право использовать свою ментальную силу для придания атмосфере пикантности. Улицы оформлены в соответствии с расположенными на них заведениями и в просторечье называются зонами: готическая зона, зона хай-тек, трайбл-зона и прочие. Но совершенно разные стили перетекают друг в друга настолько плавно, что не создаётся ощущения бардака, и отчасти этому помогают скверы или небольшие площади с памятниками или фонтанами. Кварталы освещаются фонарями всех мастей, неоном, яркими вывесками, а порой гирляндами огней, переброшенными над проезжей частью. Некоторые улочки закрыты для транспорта и наполнены открытыми закусочными, выставками художников и палатками торговцев, которые продают самодельную посуду, коврики, одежду, эзотерические прибамбасы, благовония, книги и журналы. В это буйство красок врезаются магистральные улицы, которые ведут из Старого Города и Нового Центра. Перекинувшись мостами через Эрну, они превращаются в старинные проспекты — Солнечный, Сумеречный и Лунный, на них расположены почти все элитные магазины, галереи, музеи, драмтеатр имени Сугробиной и кинотеатр "Береника".

Наш мегаполис второй в стране по численности легально — да и нелегально тоже — проживающих не-людей. Вампиры предпочитают крупные города, где можно без проблем затеряться в толпе, а оборотни, если не получается купить ферму ото всех подальше, разделяют их вкусы. В провинции редко встретишь кого-то из обладателей интегрированной инаковости, и хотя кварталы для не-людей есть во многих населённых пунктах, Кварталы Нелюдей — единственные в своём роде. По ночам здесь кипит жизнь, все слои общества смешиваются друг с другом: упитанные иностранные туристы в футболках и шортах на ломанном языке спрашивают что-то у компании панков, которые благодаря ярким, тщательно уложенным ирокезам возвышаются над толпой почти на полметра. Рядом проплывает одетая в тёмное платье с турнюром девушка. На перекрёстке она встречает нагруженную продуктами бизнес-леди, которая скалит клыки и спорит с кем-то по мобильному телефону. Мимо них компания бизнесменов спешит на ужин, чтобы обсудить деловые вопросы. Чуть дальше на заборчике, окружающем высаженные вдоль обочины деревья, сидит бородатый хиппи и что-то рисует в толстом альбоме. Его, в свою очередь, фотографируют две старушки-туристки в футболках с эмблемой популярной марки пива. На противоположной стороне улицы одетые в стиле этно последователи Культа Лунных Сестёр раздают листовки о защите окружающей среды и собирают пожертвования для бездомных животных.

— Кстати, — толкнула меня в бок Киара, — сегодня канун Мелета, Дня жизни.

Летнее солнцестояние. В Культе считают, что на следующий день Сёстры испили из Солнечного колодца, и Меллахе породила на свет человека и оборотня, а Калихо — тотемных зверей, поэтому Мелет — один из главных праздников в году, что-то вроде Дня рождения всех людей и териантропов.

— Жаль, что мы не сможем побывать в Сердцевине, — ответила я, — там наверняка всё украсили цветами и фонариками.

— А в "Вересковом гнезде" фестиваль неофолка, — вывернув шею, сестра посмотрела на расклеенные объявления. — Чёрт, не вовремя Нед поставил тебе поединок.

Я проследила за её взглядом и увидела, что последняя афиша заклеена розыскной листовкой.

"Помогите найти! Линда Пейдж, ушла из дома и не вернулась".

Странно.

Впереди в толпе плыл за кем-то воздушный шар, украшенный изображением Бу-Берри *7 — такие продавались в популярной сети кафетериев. Шар маячил перед нами до самого перекрёстка Висельников и 13-й улицы, где перед входом в сквер памяти Ле Фаню *8 как всегда тусовалась компания ребят, одетых в стиле сайко— и рокабилли. Несколько из них играли на гитарах и контрабасе, и перед этим импровизированным оркестром в свете гирлянд танцевала Патриция. Её ножки в украшенных зомби туфельках ступали мягко, как кошачьи лапки. А когда она кружилась, пышная юбка-солнце открывала покрытые татуировками бёдра.

Завидев нас, девушка улыбнулась и крикнула:

— Эй, близняшки, с наступающим!!!

— И тебя тоже! — ответила Киара, сложив ладони рупором, и тут же в кого-то врезалась.

— Винс! — я даже не успела придумать пару ругательств.

— Привет, Винсент! — сестра ребячливо помахала рукой. — Ты от Мойры или к Мойре?

— Я гуляю, — ответил вампир и, взяв нас повыше локтей, оттянул к стене дома, чтобы не создавать на тротуаре пробок. — А вы почему тут шляетесь?

Мы с сестрой переглянулись.

— Да будет тебе известно, дорогой друг, — обнявшись за плечи, мы поглядели на Винса, — что мы уже несколько лет тут по ночам шляемся!

— Вот и плохо.

— О-о-ой! — протянули мы хором. — Только давай без нотаций!

— Я удивлён, насколько легкомысленным растёт ваше поколение, — произнёс Винсент, заправляя за уши длинные, изрядно побитые сединой волосы. Красотой он не отличался, законсервированной молодостью тоже — на вид ему было лет сорок. Кто-то когда-то предложил время существования вампиров называть не-годами, чтобы различать жизнь и смерть, но это прижилось только во всяких официальных бумагах, где вампиры в графе "возраст" писали: год рождения, столько-то лет, год трансформации, столько-то не-лет. По крайней мере, им это казалось более уважительным, чем устаревшие "дата рождения" и "дата смерти" — как будто ты давно перестал существовать.

— Ты знаешь, какой век на дворе? — скептический прищурилась я.

— Ты читала "Скотный двор" Оруэлла?

— Я читала "Скотный двор" Оруэлла? — повернулась я к сестре. Та задумчиво облизала нижнюю губу и кивнула:

— Да, мы читали.

— "Все животные равны, но некоторые животные ровнее других" — так думают не только люди, но и не-люди, — Винсент сунул руку в карман кожаной куртки, потом в задний карман джинсов и вытащил зажигалку и пачку сигарет. Курение — довольно странная привычка для вампира, хотя, наверное, здорово, когда у тебя есть занятие на все времена.

— Ладно, Винс, — Киара почесала переносицу, — давай без моралей. Что происходит в городе? Нас не было две недели, а тут повсюду Наблюдатели.

Отсюда было видно, как несколько патрульных остановились возле Патриции и что-то спрашивают у неё, показывая фотоснимки.

— В городе стали пропадать люди, — вампир закурил, — некоторых находят иссушенными, других не находят вообще. Псы на всякий случай перемеряли зубы всем в кланах, но это никто из них.

— Хреново, — заметила я.

— Хорошо, что ты понимаешь, — Винсент выдохнул дым.

Вампирские кланы сформировались отчасти вокруг прародителя, отчасти вокруг определённых идей. Враждовать они между собой не враждовали, а иногда даже объединялись, когда находили общий язык. В отличие от териантропов, вампирам не обязательно примыкать к клану — то есть, государство не обязало. Но точно так же, как Община одного тотемного зверя оказывает своим участникам помощь и поддержку, так и клан защищает своих. Всё это, скорее, союзы, заключённые для удобства выживания в мире людей.

— Куда вы сегодня? В "Ночной оплот"? — вампир стряхнул пепел с сигареты.

— Ага, — я зевнула, — который час?

Винс оттянул мизинцем рукав и посмотрел на часы.

— Без пятнадцати.

— Вот дерьмо, мы опаздываем, — Киара дёрнула меня за руку. — Передавай привет Мойре.

Мойра фрилансер, воспитывает сына-подростка и подрабатывает донором Винсента.

— Она приглашала вас на ужин.

— Мы ужинаем, когда она уже спит.

— Приходите со мной.

— Мы подумаем, — пообещала сестра, утаскивая меня дальше по улице.

— Браун!

Я упёрлась ногами в асфальт и ухитрилась обернуться.

— Пообещайте мне не лезть на рожон и не соваться дальше "Ночного оплота", — произнёс вампир, бросая окурок в урну. Два года назад он спас нас от изнасилования и теперь не упускал случая прочитать мораль-другую.

— Ты бы ещё как Герман Манстер *9 сказал, что в этом мире много странных людей! — ответила я. — Слушай, а ты, часом, не наш ангел-хранитель?

— Ты так думаешь?

Мы с Киарой переглянулись.

— Нет, конечно, — пожала я плечами. — Мы же никому не нужны.

Одна из тех истин, с которой, вопреки поверью, можно жить.

19.

"Ночной оплот" занимал угловую часть кирпичного дома и манил издали ярко-зелёной вывеской.

Манить-то манил, но всё без толку. Я и Киара с невинным видом оттирались на перекрёстке, ожидая, пока Наблюдатели закончат спрашивать посетителей, вышедших наружу перекурить. Раньше в этом баре, стилизованном под пятидесятые, встречались вампиры и доноры, но после введения контрактов хозяин заведения, Джек Лаоре, прекратил это дело, чтобы не потерять бизнес. Вообще про Джека можно сказать: мужик хороший, но какой-то неправильный. Джек без проблем продаст бутылку текилы ребёнку, если у того будут деньги, а в напутствие скажет не есть много сладкого и слушаться маму с папой. Круг Поединков, сколько я себя помню, всегда собирался в этом заведении, и Лаоре смотрел на наш возраст сквозь пальцы, продавая и пиво, и что покрепче, а также подсказывая сутенёров и наркодиллеров. В своё оправдание он обычно говорил: "Я даю людям то, что они хотят. Разве это плохо?" Меня устраивало всё, пока мы с Киарой могли прийти сюда ночью выпить и послушать, как поёт Кимберли. Правда, теперь мы стараемся не пить, но нет-нет, а проскакивает.

Наблюдатели наконец-то закончили беседу и, спустившись по ступеням, отправились дальше. Мы честно выждали минуту, а потом торопливо забежали в бар.

Внутри оказалось темно и немного душно — в тёплом воздухе застыл давно знакомый коктейль перегара, пота, духов и дорогого табака. Всё пространство заполнял бодрый инструментальный джаз, который играла на маленькой сцене компания немолодых женщин. Кроме сцены источником света служила подсветка на полках со спиртным за барной стойкой — там хозяйничал Джек собственной персоной. Благодаря упитанности, бороде и длинным, слегка завитым усам он чем-то напоминал Снежного Деда.

В шум музыки вкрадывались оживлённые разговоры и звяканье бокалов. Поскольку от входа самая свободная дорога вела к стойке, мы направились туда.

— Кого я вижу! — отставив чистый стакан, Джек вытащил изо рта сигару. Кажется, она с ароматом рома: у Джека все сигары с каким-нибудь ароматом.

— Салют, наши здесь? — Киара не стала занимать место и просто опёрлась локтями о стойку. Я же вскарабкалась на стул.

— А как же, — Лаоре указал пальцем в угол, где был столик с угловым диванчиком. — Уже часа полтора там сидят. Только вы опаздываете.

— Мы не опаздываем, у нас на одиннадцать, — Киара задумчиво оглядела ряды бутылок за его спиной. Джек понял её мгновенно.

— Ш-што хочешь? — он затянулся сигарой. — Напиться? Расслабиться? У нас тут пара новых коктейлей есть. И — да, у ребят, — это характерное движение головой в сторону означало дела за пределами бара, — на руках партия. А Мамочка Шу просила всем передать, что у неё отличные мальчики появились.

— Всрались нам эти мальчики, — подперев голову рукой, уныло пробормотала я. — Дай мне апельсинового сока.

— А мне пива. Светлого. Которое с мёдом.

Джек выразительно поднял сросшиеся брови, будто мы отказывались от конфет на детском утреннике, и принялся наполнять бокал для Киары.

— В ваши годы пора бы интересоваться мальчиками, сёстры Браун. А я плохого не посоветую, вы же знаете. Впрочем, хотите девочек — у Мамочки и девочки хоть куда, из личного опыта говорю.

— А насчёт мальчиков? — осклабилась сестра.

— Нет, мальчики — не моё. Но у Шу нет плохих работников, это точно, — Лаоре поставил перед ней пиво. — Что, Кейни, ты на сухом законе?

— Нет, у меня драка с Эдуардом.

— Я пойду к нашим, — предупредила Киара и, подхватив бокал, нырнула в полумрак.

— Что за девочки пошли, — Джек вытащил из-под стойки пакет с соком, который обычно использовал для коктейлей. — Шить не умеют, мальчиками не интересуются — только морды им бьют. Ты бы брала пример с Патриции или Кимберли.

— Я не Патриция и не Кимберли.

— Лёд бросить?

— Нет, он вреден.

— Может, всё-таки чуток водки? Хотя нет, если Эдуард, лучше не надо. А, кстати, — Лаоре оторвал взгляд от стакана и посмотрел на меня поверх очков. — Тут вас спрашивали.

— Разольёшь, — я указала пальцем на сок.

— Не учи батю трахаться, — ворчливо отозвался Джек и резко выпрямил пакет, когда до края стакана оставался сантиметр. — Женщина какая-то приходила, уже перед закрытием, я без очков был, так что вряд ли смогу описать. Она вроде как блондинка. Вроде как ты.

Обидно, конечно, но вообще да, с точки зрения палитры, я блондинка. Правда, крашеная. Спасибо, Джо.

— И что она хотела?.. Впиши к ребятам.

— Не сомневайся... — Лаоре достал блокнотик и записал наш с сестрой заказ. — Она спрашивала близняшек Браун, мол, были сегодня, бывают вообще и всё в таком духе. Отнеси-ка своим, — он выложил передо мной приличного вида счёт. — Ты уж извини, я ответил ей, что по фамилии-имени всех посетителей не знаю, поэтому не могу помочь. И своим тут сказал не трепаться. Постоянных клиентов надо уважать, хотя если Псы или полисмены вынюхивать будут, тут другое дело. Но я как подумал: вы с Киарой сироты, спрашивать о вас некому, ваш круг общения я приблизительно знаю: трепетесь вы обо всех — дай бог. Кроме того, — вытащив изо рта сигару, он понизил голос, — у нас тут уже в городе началась эта чертовщина. Ты слыхала, наверное, да и Псов на улице тяжело не заметить.

Я задумчиво покивала, пытаясь вспомнить всех знакомых крашенных блондинок. Хотя, если кто-то не знает, что мы с Киарой бываем в "Ночном оплоте", то это явно не из знакомых. Что за чёрт?

— А она точно спрашивала нас? — на всякий случай уточнила я, спрыгивая со стула.

— Кейни, я могу назвать тебе сходу пять человек с фамилией Браун, которых знаю лично, — прищурившись, ответил Лаоре. — Но близняшки Браун — вы единственные, так что будьте осторожней на улицах, я вас предупредил. О, и кстати. Тебе явно пригодится.

Он порылся под стойкой и хлопнул рядом со счётом полоску пластырей.

— Я вчера порезался о разбитый стакан и попросил племянницу купить что-нибудь замотать. А она вот что притащила.

На чёрных полосках стилизованным белым шрифтом повторялась надпись "Fuck you". Я с хохотом взяла пластыри, счёт и стакан с соком.

— Спасибо!

Лаоре затянулся и при выдохе указал на меня сигарой.

— А насчёт мальчиков, Кейни, подумай.

Подумаю, непременно. Мне же сегодня мальчику морду бить — ну, или пытаться, что ближе к истине.

В полутьме я кое-как добралась до столика, на который указывал Джек. Там действительно собрался не только почти весь Круг Поединков, но и тройка девчонок, с которыми встречались Алекс, Майк и Ник. Поскольку сам Майк называл таких "мне же надо с кем-то спать", я не считала своим долгом помнить имена этих шушукающихся созданий.

— Вэ-э-эмпи! — ребята поприветствовали меня нестройным, но жизнерадостным хором.

— Привет, алкаши! — я оглядела столик, заставленный пивными бокалами и стаканчиками для шотов, а потом торжественно вручила счёт Джо. — Лаоре просил оплатить.

— Нет-нет, подожди, не плати, — Майки кое-как выпрямился, — Кейни, ты должна выпить с нами. Обязательно. Виски? Коньяк? Ром?

Оставшись стоять, я сунула руку в карман и сделала глоток из своего стакана. Мне даже не надо вмешиваться, и, уж тем более, бесполезно напоминать, что пить нам больше нельзя: осенью в Академию.

— Придурок, у неё же драка сегодня, — растёкшийся по диванчику Никита легонько шлёпнул сидящую у него на коленях девчонку, чтобы слезла, и потряс друга за плечо. — Вот тебе точно хватит.

— Ну так перед поединком тяпнуть — самое оно, — возразил Тур. Джо кое-как протиснулся мимо него и вылез из-за столика.

— Скажи, какую порку ты для меня задумал, и я пойду, — я залпом допила сок. — Мне ещё до заброшенного моста надо добраться.

— Сейчас пойдём вместе, — ответил Судья. — Я заплачу за вас, потом рассчитаемся.

Я кивнула.

На улицу мы вышли только через десять минут, после того как был исполнен ритуальный поход по сортирам, а у некоторых — ещё и к зеркалам. В принципе, выродок — не тот человек, на встречу с которым я стала бы торопиться, но всё равно. Мне хочется побыстрее с этим покончить и расслабиться. Или отрубиться. Или что-нибудь, только бы это нудное ожидание прекратилось.

Майк шумел как и всегда, когда прилично тяпал на грудь. Я бы, скорее, опасалась того, что он молчит: это означает явный перебор в алкоголе. Только блюющего тела нам не хватало. Но пока вот эта рыжая поддерживает его, чтобы не вилял по улице, всё нормально. Никита был ещё вполне в себе, а Джо то и дело раздражённо встряхивал головой. Так случалось всегда, когда он пить не собирался, но в итоге принимал больше обещанного.

— Хреновы алкоголики, — выругался он и протянул мне клочок бумаги. Остановившись под фонарём, я увидела фотографию небольшого гриба: грязно-белая, с розоватым оттенком ножка и студенистая красная шляпка. По форме — ну точно опёнок.

— Кровошляпка?

— Ага. Двадцать штук, Северное кладбище, ты знаешь.

— Слушай, — уставилась я на Джо. — Может, я просто куплю тебе травы у эльфов? Традиционные методы — самые безопасные.

— Это наказание. От Круга. Для тебя. Не сбор образцов.

— Ладно, спасибо, — я сунула фотографию поглубже в карман. В принципе, если потеряю — не страшно.

— Спасибо скажешь, если вернёшься с кладбища без приключений.

Мы направились вслед за остальными.

— С Северного? Очень сомневаюсь. Но всё равно спасибо. Это не то, что придумала для нас Проказа.

Даже на расстоянии трёх метров были видны рубцы на левой руке Киары, которая со смехом трясла Майка и что-то ему втолковывала. Не знаю, что оказалось страшнее: арена с гулем или последовавшие за ней дни в больнице Иллюзиона. Хирург, который накладывал и снимал нам швы, сказал, что мы очень живучие и вообще нам повезло. Но я навсегда запомнила паническую тошноту при мысли о том, что раны могут как-то сказаться на работе мышц. Что если неправильно срослось? Что если мы останемся калеками? Что если рука и нога будут плохо работать? Что если нас не возьмут из-за этих ран в Академию?

— Кстати, тебе пришло письмо о зачислении?

— Ещё нет.

Что если?

20.

В Кварталах Нелюдей работал второй в этом городе двухэтажный трамвайчик — всего четыре деревянных состава, и звали их по именам киногероинь, чьи портреты украшали бока вагонов: Лили Манстер, Надя, Тишь Аддамс (в исполнении Кэролин Джонс) и Эльза Ланчестер в образе невесты демона Франкенштейна. Выстроенную в духе неоготики кольцевую, на которой лежали рельсы, давно закрыли для других видов транспорта, и каждый турист считал своим долгом прокатиться на каждом из трамваев хотя бы раз.

Нам требовалось выйти на окраину города, к реке, а это десять минут на колёсах и ещё полчаса пешком. Эрна вдавалась в Роман-Сити с северо-востока, огибала Кварталы Нелюдей, отделяя их от северных окраин Нового Центра, и дальше текла на запад, где в неё впадала бегущая с юга Вирея. По обе стороны Виреи, а также дальше на запад раскинулся Старый Город, на севере же за рекой были доки и примыкающая к ним Мёртвая зона. Полтора века назад выше по течению от Эрны открыли на юг ирригационный канал, который теперь отделяет кварталы с блокированной застройкой от Плауна. Когда-то на их месте располагались поля, сады и фермы, образовавшиеся на месте вырубленных лесов.

Кварталы соединялись мостом с восточным берегом Эрны, откуда можно выехать на тянущуюся с юга фолькватскую автомагистраль — ту самую, по которой мы ехали из лагеря. Если я правильно помню, раньше по мосту осуществляли перевоз угля и минералов от подножья гор в доки, а потом это дело забросили. Сам мост остался и находится в аварийном состоянии. После нескольких попыток реконструкции его огородили и закрыли не только для транспорта, но и для пешеходов. Западный берег Эрны в тех местах опустел, а восточный так толком и не освоили для жилья, видимо, из-за близости восточных погостов. Дома, которые там всё-таки сумели построить, сгорели в пожаре семьдесят лет назад.

Туристов и гуляк сегодня было немного, и мы без проблем уместились на втором этаже Эльзы. Кондуктор глядел на нас недоверчиво, но поскольку Киара честно платила за всех и каждого, придраться не к чему.

Я и Майк прониклись атмосферой и, обнявшись, спели куплет из "Strangers in the Night". Несколько пожилых туристов поаплодировали, но не успели мы раскланяться, как Киара за шкирку потащила нас на остановку.

Это была наша.

Наверное, в каждом городе найдётся местечко, где стоят заброшенные дома с выбитыми окнами, не работают фонари, и тут и там свален в груду мусор — от отходов человечества до строительных обломков в виде песка, битой плитки и раздолбанных стен. Кроме Мёртвой зоны такое царит на восточной окраине Кварталов, выводящей к реке — чем дальше от центра, тем меньше жизни. Уважаемые градостроители никак не подсуетятся, чтобы избавить лиц с "ярко выраженной инаковостью" от такого соседства и начать джентрификацию. А разговоры о том, что берега Эрны можно успешно обжить и застроить, ведутся уже не один десяток лет. Безжизненные приречные улицы принято называть Клоповником, и от бедных, но жилых соседок, испещрённых граффити и набитых наркодиллерами, их отделяет только старенькая котельная и кривой пунктир бетонной стены.

От самой остановки через спящие дворики мы шли молча, даже Майк заткнулся — не иначе как стал трезветь. Здесь можно нарваться на уличную банду или столкнуться с шайкой бродяг, если свернуть не туда или просто шуметь. Так же молча мы нырнули в пролом забора рядом с котельной и оказались в Клоповнике. Несмотря на царящую разруху, тут следует опасаться только одного: не-мертвецов. Поскольку Плаун с севера защищён блокпостом Псов Иллюзиона, а до Фольквата далеко, не-мертвецы восточных кладбищ устремляются на юго-запад, переплывают Эрну и обживаются в здешних руинах. Обглоданные останки наркоманов тут находят не реже чем возле Северного кладбища. Да, и поэтому есть шанс столкнуться с Наблюдателем, который обязательно вызовет дежурного полисмена.

У Киары и Джо нашлись слабые фонарики — как раз для того, чтобы хоть немного освещать дорогу. Весь асфальт был в ямах и трещинах, не говоря уже о мусоре, и как же хорошо, что девочки-подстилки сегодня в обуви без каблука: мы почти не производим шума.

Не знаю точно, кто первый насторожился, только сначала один, потом второй луч вильнул в сторону, и мы остановились. В тусклом свете бесшумно ступала чёрная овчарка, одетая в подобие защитной формы, прикрывающей шею, спину и грудь. Смерив нас внимательным взглядом, пёс обнюхал крыльцо полуобрушенной трёхэтажки и побежал дальше.

Ищейка Военного подразделения. Их часто используют для патрулирования подобной глухомани.

Мы не сговариваясь ускорили шаг. Есть хорошая поговорка: "Псы Иллюзиона не лают" или "Псы Иллюзиона кусают молча". Родилась она из факта, что служебные собаки Наблюдателей не подают хозяевам голосовой сигнал. По словам Проказы, связь с ними поддерживает телепат-кинолог, который отслеживает при помощи маячков передвижение своих питомцев и передаёт информацию о замеченным ими странностях остальным Наблюдателям. Благодаря этому все облавы проходят тихо и эффективно.

И очень не хотелось бы, чтобы в этот раз поймали нас.

— Наконец-то, — проворчал Джо, первым выйдя на набережную — последнюю попытку как-то облагородить эти места. Хотя весь металл из Клоповника давно вывезли, здесь осталась тяжёлая литая ограда, вмурованная в тротуар и отделяющая его от пологого, выложенного бетонными плитами спуска к реке. Эрна тонула во тьме, и на том её берегу гораздо южнее мерцали огоньки Плауна.

Заброшенный мост приподнимался над водой на массивных металлических сваях и тянул к небу ряды белых пилонов, по которым во тьму восточного берега переброшены толстые пучки электрокабелей — одна из причин, по которой эту хлипкую конструкцию ещё не разобрали. Кто-то из старших ребят говорил, будто это резервное питание для блокпоста Наблюдателей, а как на самом деле, не знал никто, даже взрослые вроде Джека. Мост, к немалому удивлению, освещался на нашей половине мощными лампами, подвешенными на протянутых меж пилонами проводах. Вход и выход закрывали решётчатые ворота, на которых висели толстые цепи с замками. Перил на мосту кое-где не осталось: утащили на металлолом, поэтому вместо них натянули металлическую сетку.

— А кто лампочки вкрутил? — негромко поинтересовалась я.

— Тут после грозы кабель меняли или что-то вроде этого, — ответил Джо, — от рабочих и осталось. Ты хотела бы опять лезть их вкручивать?

— Нет.

Было видно, что у ворот моста собралась небольшая компания — наши, из приюта. Платьица Сью невозможно спутать ни с чем на свете. Поболеть пришли.

Я так тронута.

Ну а где, собственно, виновник торжества?

Виновник торжества, то есть, выродок разговаривал с кем-то на самой границе света, который давали лампы над мостом. Этот кто-то был не из приюта и явно старше. Ну или просто чуть выше и чуть шире в плечах. На нём болталась то ли ветровка, то ли кенгурушка с просторным, низко надвинутым на глаза капюшоном, так что рассмотреть лицо невозможно. А вот что вполне себе реально увидеть, так это недовольную мину Эдуарда.

Не злите ублюдка перед дракой, люди добрые.

Джо пошарил по карманам и вытащил ржавую отмычку, которую ещё предыдущие поколения приспособили под замки. Я не знаю, как получилось, что мост когда-то выбрали в роли арены — это просто традиция, которая перешла к нам от старших ребят. Мост и всё тут, а одно из правил Круга гласит, что все поединки должны происходить исключительно на аренах, которых, считая загородную возле лагеря, у нас три. Впрочем, для тех, кто любит проводить ночи в Кварталах, место подходит идеально. Я не знаю, почему мост не охраняется Наблюдателями. Если про энергопитание блокпоста — правда, то они первые заинтересованы в том, чтобы эту конструкцию не растащили металлосборщики.

Хотя откуда мне знать?

Обернувшись, я осмотрела пустые глазницы обветшалых домов.

Может быть, охраняется, а нас не трогают потому, что мы никому не нужны.

— Надеюсь, — пробормотал темнокожий парень, направляясь к воротам, — они ничего не меняли.

— Да с чего бы, — я отошла к Майку, который перегнулся через перила и всматривался в тёмную воду. Плохо ему быть не может: он не так много выпил, да и алкоголь Джек из профессиональных принципов держит у себя хороший. Тогда в чём проблема?

— Желудок чистишь?

— Да вот думаю... — медленно отозвался парень, даже не повернувшись в мою сторону. — Это белочка или топляк?

— Где?

Я проследила за его взглядом. На пологом спуске поверх полустёртых граффити и осколков стекла лицом вниз лежал бледный раздувшийся силуэт. Казалось, его прибило к берегу течением, и кроме явного маслянистого блеска на нём не осталось ничего: ни одежды, ни украшений.

— Что случилось? — на перила рядом со мной опёрся Никита.

И тут тело дёрнулось.

— Что за?.. — пробормотал Майк. — Да он живой!

Существо, которое мы приняли за утопленника, медленно вползло в воду ногами вперёд — так, будто у него в теле не было ни единой косточки И ни единого звука: ни шороха, ни плеска — до нас не донеслось. Тело исчезло во тьме реки.

— А, это плавыш, — сообразила я. — Ничего особенного.

— Кто? — повернулся ко мне Тур. — Пла..?

— Плавыш или хитка, не-мертвец, существо с полной инаковостью, — я решила объяснить подробней. — Образуется из утопленников либо из трупов, чью могилу затопило водой. Главное, чтобы вода или почва были заражены. Обычно живёт в тихих местах: заводях, болотах — на сушу почти не выходит. По крайней мере, далеко от берега. Может питаться рыбой, крысами, земноводными, но не брезгует и людьми. Почти всегда нападает на детей, реже — на одиноких купальщиков и рыбаков, иногда может напасть и на компанию женщин. Активен в сумерках и ночью. Те, что живут в городах, покрываются слизью, чтобы защитить себя от химикатов. Поскольку тело становится скользким, хватка городских не такая опасная, но у них очень острые зубы и сильные челюсти, которые практически невозможно разжать. В общем плавыш способен вырвать у человека кусок мяса.

— Ну ни хрена себе, — Майк, казалось, был поражён до глубины души. — И чё будем делать?

— Я — драться с ублюдком, а вы что хотите, — пожав плечами, я спрятала руки в карманы. Почти всех представителей полной инаковости я прекрасно знала по фотографиям. Заспиртованные тела нежити неоднократно видела в музее, а гулей и обири встречала на кладбище лично. Однако плавыш в естественной среде обитания — это что-то новое.

И есть один момент, который меня беспокоит...

— Откуда ты всё это знаешь? — спросил Ник.

— Биология инаковости, второй семестр, — рассеянно отозвалась я. — Осенев рассказывал. Странно, что не знаешь ты.

Майк хлопнул ладони мне на плечи и легонько встряхнул.

— Ты мужик, Кейни! — торжественно произнёс он. — Уважаю!

Я улыбнулась и услышала знакомый голос.

— Привет! — к нам неуверенно подошла Элен. — Что случилось?

Она пыталась быть дружелюбной, весёлой и раскованной.

— Кейни обнаружила плавыша-плохиша, — охотно пояснил Ник, забрасывая руку мне на плечи, — и теперь выступает свидетелем по делу...

— ... нелегального нудизма, — с каминной миной подхватил Майк. — Это возмутительно! Прямо посреди ночи лежать на берегу с голой жопой. Извращенец, негодяй, подонок!

Люси рассмеялась.

— Вообще, это хреново, — заметила я, — потому что в городе плавыши не выбираются в открытые водоёмы.

— Может, они с восточных погостов? — предположил Ник. — Оттуда вечно что-то лезет.

— Нет, там сухо в это время года. Если что-то заводится, то когда тают снега, так что это не молодняк. Да и вряд ли им здесь есть чем питаться.

— А что в канализации жрать-то? — удивился Майк. — Аллигаторов?

— Крыс и паразитов, — тихонько подала голос Элен. — Там много всякого.

Я кивнула.

— Вообще говоря, не вижу проблемы, — Тигр похлопал меня по плечу. — Ты сказала, что они не вылезают на сушу?

— Ну да. Они вообще довольно пугливы вне воды.

— Вот и не парься.

21.

— Эй, Вэмпи, — голос Джо раздался над головой, — у тебя будет Подхват?

Я замерла.

— Нет.

— Простая формальность, ты же понимаешь.

— Конечно.

Последние двадцать минут перед поединком я тратила на единственно полезную вещь: разминку. Когда-то с этой части моста сняли асфальтовое покрытие, потом привезли песок, вывалили и забросили ремонт к чёртовой матери. Наши ребята песок разровняли и получили не самую плохую арену для поединков. По бокам её ограничивала металлическая сетка, спереди и сзади Майк натянул пару эластичных лент.

Приняв позу бабочки, я посмотрела на реку — царство мрака, в котором где-то далеко можно различить огни автомагистрали. Лун не было видно за рваными облаками.

Интересно, я нервничаю?

То есть, из-за чего?

Мне нет дела до того, что плавыши покинули канализацию. Это может быть из-за ремонтных работ или чего-то ещё. Скажем, Наблюдатели ищут пропавших или проводят обыкновенную чистку. Да, точно, так оно и есть. Когда пропадают люди, надо искать в местах обитания не-мертвецов: кладбищах, канализации, заброшенных объектах, лесах. Это ещё Осенев рассказывал.

— Ну как, ты готова? — Киара подошла со спины и собрала мои косички в хвост. Я как самый умный кретин этого города забыла взять резинку или заколку, поэтому сестре пришлось клянчить по бабам. Вообще говоря, я рада, что она воспринимает происходящее так спокойно. Ей никогда не были понятны причины, по которым я не перевариваю Эдуарда, но теперь, по крайней мере, она не возмущается из-за того, что я не беру её Подхватом. Наши с выродком драки — это не просто поединки в рамках Круга, это узаконенная и регулируемая война. И касается она только нас.

— Как обычно.

— Я взяла одну из ленточек Сью, — близняшка затянула узел покрепче. — И сейчас завяжу тебе симпатичный бантик... Готово.

— Спасибо, бабушка, — я покосилась на Джо, который на удивление долго бездействовал, а потом встала на ноги и пошла к нему.

— ... я говорил, что мне нельзя сегодня пить!

Так, Джо опять на взводе, но поскольку это не я, всё хорошо.

— Так, подожди-подожди! — Майк поднял вверх указательный палец. — Всё, что было после второй порции, ты заказывал уже сам!

— Тебе не надо было даже начинать! — огрызнулся Судья.

— Чё случилось? — поинтересовалась я. Ребята почти виновато переглянулись, а потом Джо устало провёл рукой по глазам и признался:

— Кейн, я забыл сигнальный цветок.

Чудесно.

Я начала бинтовать руки.

Даже нет, безупречно. У нас есть я, Эдуард, место для поединка, свет, зрители, но нет цветка. Вообще, я давно намекала, что на наших с выродком поединках уместней использовать кактус сагуаро и вот, видимо, перестаралась. Хотя, с кактусом или без, но мы будем драться.

— ... эм-м-м...

Я обернулась.

— Это подойдёт? — пристально глядя мне в глаза, Люси протянула розу без шипов с маленьким красным бутоном. — Их продавали в Кварталах, и я подумала, что... может пригодиться.

— Да, спасибо, — Судья забрал у неё цветок, пока я поправляла бинты. — Давай, Вэмпи, по местам.

Выродок стоял по ту сторону арены как подпорка обеденного стола, об которую трётся голодная кошка. Кошкой в данном случае была Мажуа, которая ластилась и что-то клянчила. И безрезультатно, судя по её лицу. Мне откровенно не нравится, что ублюдок в таком плохом настроении. Незнакомец, который болтал с ним, когда мы подошли, испарился. Не иначе как с душой, хорошим настроением и деньгами Эдуарда. Я бы на его месте тоже не улыбалась, это точно.

Поднырнув под ленты, я услышала хруст.

— Эй, тут не кинотеатр, — обернулась я к Сьюзен, которая держала в руках коробку с сухим завтраком. На коробке ухмылялся Франкенберри *10.

Я сожрал вашу диету.

— Кейни, ты круче любого кинотеатра, — Сью показала мне большой палец. — За исключением "Сизарр": там сегодня крутят "Дракулу" Кополлы. Пойдёшь с нами?

— Поползу.

Это было вполне обоснованное заявление, если посмотреть на то, с какой серьёзной миной выродок перешагнул через эластичную ленту. Футболку он оставил у Мажуа, и был передо мной как на ладони, но толку от этого немного. Все свои уязвимые зоны, от яиц до ключиц, Эдуард отлично оберегает. Хотя нет, ключицу я ему один раз повредила. За это он выбил мне плечевой сустав. На том и разошлись.

— Пожмите лапы, и начнём, — устало произнёс Джо.

Повинуясь властному жесту Судьи, я неохотно протянула руки одной ладонью вверх, другой вниз. У нас с выродком никогда не было этих товарищеских обменов любезностями — мы легонько касались друг друга и переходили к делу.

Но сегодня Эдуард мягко сжал мои ладони.

— И что это было? — раздражённо поинтересовалась я.

— Грубым я буду чуть позже.

— Тень, забыл спросить, ты с Подхватом? — спросил Джо, хлопнув руки нам на плечи.

— Нет.

У выродка никогда не бывает Подхватов, как не было их у Проказы.

— Вот и ладно. Послушайте, ребята, — Судья притянул нас ближе и, обдав перегаром, по очереди посмотрел каждому в лицо, — давайте это будет последняя драка в Круге Поединков.

Я удивлённо моргнула.

— То есть?

Ублюдок глядел на Джо равнодушно.

— Без "то есть". Осталось не больше двух месяцев, прежде чем мы разойдёмся по академиям и университетам, и я хочу, чтобы в это время не было больше ни одного поединка, — вкрадчиво произнёс чернокожий парень. — Я не надеюсь, что у нас будут новенькие, поэтому давайте Круг закончится этой ночью вот на этом мосту.

Меня не то чтобы огорошили его слова — я знала, что так оно и произойдёт, но всё равно это как-то... странно.

— Чего молчите? Вы оба просто... — Джо прибавил несколько слов на жаргоне Баао, мультинационального квартала в южной части Роман-Сити. Явно что-то не лестное, но обижаться причин нет. Если подумать, для Джо мы оба друзья в большей или меньшей степени, так что ему должно быть неприятно смотреть, как мы избиваем друг друга в кашу.

Впрочем...

Мы с выродком переглянулись.

Вряд ли это достаточно веская причина.

— Ладно, начнём.

Я сделала несколько шагов назад, выдерживая дистанцию, когда Судья наконец-то бросил между нами цветок и отошёл за ленту.

Моё сердце билось часто и сильно.

Неужели это в последний раз?

Я сглотнула.

Воздух пах речной тиной.

— Скажи, Браун, — Эдуард расслабленно провёл руками по волосам. — Как ты любишь это делать?

Чего-чего?

— В каком темпе? — ублюдок сделал несколько шагов в моём направлении. — Быстро? Медленно? Нечто среднее? Может быть, тебе нужна... предварительная подготовка?

Я ощутила, как на моём лице проступает гримаса отвращения.

— Ты кошачьей мяты нанюхался, да?

— Нет, — он потёр забинтованные ладони друг о друга. — Но я подумал, что если это последний поединок, то мы могли бы сделать это как-то по-особенному.

— Надеть шляпы и совершить круг почёта по арене с гитарами, как дядюшка Пекос *11. Только я слова забыла.

— Может, — ублюдок прошёлся мимо меня, — ты любишь, чтобы твой партнёр был грубым? Резким?

Я выругалась.

— Элен!

— А? — раздалось за моей спиной.

— В следующий раз иди по Косяку Мира, — процедила я, — там хиппи продают кактусы и травку. Никаких роз, тут кое-кто перевозбуждён.

Выродок не улыбался. Если подумать, он вообще редко улыбается — на то он и выродок. Но его ленивый голос раздражал. Интересно, он помнит, что находится сейчас со мной на арене, или кошачья мята ему последние мозги выкурила?

Моргнув, я дёрнулась провести рукой по лицу — и хорошо, что только дёрнулась, иначе бы удар пришёлся по цели.

А он крут: вот так сразу метить в ухо с ноги. Удар медленный, но если не ждёшь — тебе хватит.

— Женщины любят ушами, разве нет?

Я могла бы поспорить, но вместо этого уклонялась, пытаясь уйти с линии ударов. Эдуард потерял стратегию "выждать и стукнуть" вместе с улыбкой и всем прочим. Он оттеснил меня к металлической сетке, а потом неожиданно отстранился.

— Ты расслабилась?

Я бы напала, но вопрос обескуражил.

— Ты была очень напряжена, Браун, — пояснил ублюдок, сплетая пальцы, и вытянул руки, будто потягивался. — Теперь расслабилась?

Да, я расслабилась. И собралась. Тянущее ощущение в районе диафрагмы пропало, и ему на смену пришло спокойное и уверенное тепло. Для меня существовало пространство — меньшее, чем рамки арены, потому что я не могу позволить себе налетать на преграды. Для меня существовало тело, лёгкое и в то же время напряжённое, готовое двигаться. Ноги в стойке, утоптанный песок под подошвами, руки, торс — всё это было. И был Эдуард — кулаки, локти, колени, голени, пятки и стопы, помноженные на комбинации всевозможных ударов, которые я не должна пропустить.

Впрочем, да. Удар лбом у выродка тоже хорош.

— Начинать поединок с ног — плохой тон, — мой голос был немного не мой, и я не то чтобы его слышала — мне хватало того факта, что я проговариваю слова. Я чувствовала их во рту, на языке и просто роняла наружу.

— Должен же кто-то проявить активность. Ты молчишь и не делишься своими фантазиями.

Фантазии, да?

— Их немного, — медленно произнесла я, следя за его расслабленными движениями. — Твой голеностопный сустав...

Эдуард кивнул, подбадривая меня.

— ... солнечное сплетение и затылок, — договорила я, медленно переступая в сторону, чтобы за спиной у меня осталось свободное пространство. — Как тебе? Поздравлю с Мелетом так, что на все девять жизней хватит.

Эдуард смотрел на меня, и его радужки расширялись, наполняясь звериной желтизной. Он завёлся, а такое случалось не так уж часто. Именно в тех случаях, когда я отхватывала от него больше всего.

Но на него не может влиять приближение полнолуний.

Не должно.

— Знаешь, Лэй...

Я вздрогнула и посмотрела ему в глаза — больше никуда кроме чёрных дыр в ржаво-зелёном ободе.

— ... я скажу тебе совершенно искренне одну вещь. Первый и последний раз.

Я была настороженно-напряжена, а этот ублюдок говорил расслабленно.

— Мне даже жаль, — Эдуард начал приближаться слишком лёгкими для его массы кошачьими шагами, — что ты не можешь меня удовлетворить.

Сначала я не поняла его слова — точнее, поняла неправильно после всего услышанного. Но когда он, сделав обманный выпад, чуть не въехал мне кулаком в подбородок, всё стало на свои места.

Сейчас выродок походил на прежнего себя как скала на небо. Его удары сыпались подобно ударам иглы в швейном станке — быстрые, точные, уверенные. Разница в том, он их наносил в разные точки то кулаком, то ногой, то вдруг ребром ладони. Не в его стиле захваты, которые так ценил Джо: выродок не стремился минимизировать энергию, необходимую для того, чтобы вырубить соперника. Другое дело, что наносил он урон всегда с толком, и это погружало меня в беспросветную защиту и ожидание, нарушаемое только пропущенными ударами. Тело действовало почти на рефлексах, я ещё не чувствовала боли и пыталась понять, как мне сделать что-то кроме как поставить блок и опять поставить блок. Если Эдуард и позволял себе расслабиться, то компенсировал это скоростью реакции на попытку застать его врасплох. Сегодня в нём как никогда чувствовалась школа Проказы.

И когда мне показалось, что ублюдок наконец-то раскрылся, удар ладонью в основание его носа получился куда слабее — почти мимо, потому что он успел податься назад и в сторону.

Под кулак в солнечное сплетение.

Я ощущала недовольство: удар вышел не настолько сильным, как я хотела — скорее вскользь, когда ублюдок делал выдох.

Он опытный. Успел собраться.

Расстояние между нами резко увеличилось, но я не собиралась давать Эдуарду возможность прийти в себя. Всё-таки я заслужила своё прозвище.

Голень. Ухо. Нос. Глаз. Ты будешь вспоминать меня по утрам, глядя в зеркало.

Не совсем то, о чём я мечтала, но всё же.

Ублюдок неплохо держался — даже слишком. У меня не было его скорости или силы Майка — только привитое Саноте и анатомическим атласом чутьё на уязвимые точки и способность бить в них без зазрения совести, если позволяют правила Круга.

Я разозлила выродка, а это чревато.

А что чревато, то неизбежно.

То, что во второй раз он раскрылся специально, а не от дезориентации, я осознала, когда его кулак опустился на локоть моей руки. Это было настолько больно, что я уже не могла избежать ни пинка в подколенный сгиб, ни тумака под рёбра, которые Эдуард нанёс со спины. И уж тем более — мощного удара ногой по затылку.

Попалась.

Жёлтый мир песка и электрического света, ограждённого металлом, выцвел. Сжался до маленького комочка в мозгу, вокруг которого вырос тёмный пульсирующий шум.

А потом этот шум стал громче и разделился на отдельные звуки. Голоса, грохот крови в ушах, дыхание — моё и чужое.

Сквозь пелену пятен я глядела на утоптанный песок. Рука Эдуарда удерживала меня поперёк живота от падения.

Правда, рука тряслась, но мне это уже ничем не могло помочь.

Не вполне осознавая себя, я попыталась встать на ноги.

Губы выродка оказались рядом с моим ухом. Я слышала его тяжёлое дыхание, как он втягивал воздух через нос, шмыгая кровью, и резко выдыхал через рот.

— Значит, — шепнул Эдуард, и голос его был спокоен, — любишь, когда грубо, да?

Он не без труда раскрутил меня и швырнул в ограждение — ржавая сетка под моим весом рассыпалась на куски.

Ровно одно мгновение телом владело странное чувство невесомости. Свет над мостом отдалялся.

А потом я рухнула в воду.

22.

Казалось, грудную клетку и спину вышибло к небу.

Вокруг глухо шипел чернильный мрак и пузырился холод — он мог бы привести меня в чувство, но боль тащила огонёк сознания на дно подальше от тела.

Вынырнув, я жадно заглотнула воздух. Поверхность воды омерзительно пахла тиной и химикатами — не иначе как принесло выбросы электростанции. А я ведь ещё умудрилась сделать пару глотков, когда плюхнулась. Точнее, стукнулась и только чудом не отключилась.

Ох, как же больно...

Мост превратился в нависающую массу металла, осенённую подобно нимбу полосой электрического света. Оттуда доносился нестройный хор голосов, отражаясь от Клоповника и воды звонким эхом, но я была слишком ошарашена, чтобы разобрать слова. Из мешанины боли и онемения только-только начало проступать ощущение мышц спины и ягодиц — у меня получилось собраться и подчинить единому ритму череду лихорадочных барахтаний.

И тогда что-то впилось мне в ногу и потащило на дно.

Первое, что я ощутила до нехватки воздуха — ужас. Рефлекторно заглотнув холодную воду, я заставила себя зажать нос и рот левой рукой. Нечто, похожее на человеческие пальцы, сдавливало лодыжку. Я дёргала ногой, пытаясь ударить или придавить это, но стопа постоянно соскальзывала, и удары выходили слабыми.

Окружающий холод уже начал растворяться, как вдруг то, что меня держало, содрогнулось, словно кто-то врезался в него. Раз и ещё раз.

Хватка сначала ослабла, а потом и вовсе разжалась.

Я пыталась вынырнуть на поверхность, но вместо этого только дёргалась. Инстинкт самосохранения заставлял всплывать, но в ответ на каждое движение, которое он совершал за меня, следовал тошнотворный взрыв боли.

Не помню, как я вынырнула — просто лицо вдруг оказалось на воздухе. Я давилась им, втягивала в себя, издавала странные горловые звуки и громко кашляла. Из носа у меня струилась вода, и уже где-то на границе сознания я старалась не шевелить правой рукой.

В голове медленно прояснялось, и пятна перед глазами отступали в стороны. Держаться на плаву оказалось тяжело: спина горела, левая нога превратилась в онемевшую доску, которая двигалась медленно и неохотно, а просторная одежда ощутимо сковывала движения.

Но если бы проблема была только в этом.

Я бултыхалась по другую сторону моста, и света оказалось достаточно, чтобы разглядеть тела, которые выныривали из реки и плашмя вытягивались на её поверхности. Слизкие морды таращились на меня выпученными глазами — то один, то другой синегубый рот лениво раскрывался, обнажая кривые и острые, как у щуки, зубы.

Третий, четвёртый... пятый, шестой, седьмой... восьмой, девятый...

От страха я почти перестала дышать. Стук сердца отдавался в грудной клетке болью, забивал глотку, и лишь поэтому я не кричала.

Плавыши.

Самые настоящие, мать их, плавыши.

Дёрнувшись, я чуть не ушла под воду, но удержалась.

Некогда трястись, Кейни, некогда!

Думай! Думай или сдохнешь к чёртовой матери!

Я вертела головой, оглядывая не-мертвецов. Мне казалось, что не меньше полутора десятков всплыло из тьмы под мостом. Их бледные, лишённые волос головы были впереди — медленно, почти задумчиво они начали окружать меня.

Осенев говорил, что плавыши не привыкли охотиться стаей и могут ссориться из-за добычи.

Думай, думай, думай!

Осенев говорил, что городские хоть и жрут человечину, но человек для них всё же в диковинку.

Думай, мать твою!!!

Осенев говорил, что если встретишься с плавышом, делай то, что делают люди в фильмах.

Выпрыгнув из воды, я заорала. Мне хотелось издать грозный, пугающий крик, но получился отчаянный вопль.

Тела ловко, как водомерки, скользнули прочь, но не исчезли.

Тяжело дыша, я запрокинула голову, чтобы было проще набрать воздуха для ещё одного крика. Правая рука застыла в болезненном онемении, левая нога двигалась всё медленней и медленней — держать себя на воде становилось почти невозможно. В небе надо мной ползли рваные тучи, за которыми угадывалось сияние лун. На какое-то мгновенье оно приковало моё внимание, а потом я моргнула и огляделась по сторонам.

Выхода не было.

Плавыши скользили по воде на почтительном расстоянии и явно набирались храбрости. Ещё пара минут — и они опять начнут приближаться.

Я сама не заметила, как подняла взгляд к небу. Выбеленные светом края туч манили и гипнотизировали — в них был какой-то странный смысл.

Если подумать, то уже начался Мелет, День Жизни.

Что если..?

— Великая Праматерь... — голос сорвался. Я металась между животным страхом и стыдом за собственное малодушие.

Ну же, даже наукой доказано, что это может помочь, если захотеть очень сильно.

В противном случае хоронить будут только мои объедки. Как говорила Саноте, бери и делай.

Стиснув зубы, я через силу втянула воздух в лёгкие и зашептала:

— Великая Праматерь Меллахе!

Хотя гипотеза о боге как едином для всех эгрегоре казалась мне очень логичной, с детства я привыкла к более распространённой, издавна вписанной в историю и культуру вере в Святых Сиблингов и восклицаниям вроде 'Ох, господи!', которыми не пренебрегала бабушка Холдер. У меня никогда не было собственного бога для души. Ким когда-то пыталась приобщить меня к своей религии, но в то время я уделила Культу Лунных Сестёр ровно столько внимания, сколько требовало моё любопытство.

— Калихо, сестра Великой Праматери и Праматерь животных!

Странно, как изменяется мировосприятие в критической ситуации: будто где-то в затылке разжимается пружина, давая разуму простор в выборе средств спасения. Некоторые учёные утверждали, что человек не задействует потенциал своего мозга на сто процентов, и есть в мозгу 'потайные комнаты', куда не проникает возбуждение — так не там ли рождаются боги, порождённые ужасом перед смертью? Не эти ли врата распахиваются, выпуская наружу крупицы великого эгрегора? Наши предки со своим мифологично-религиозным мировоззрением и зачатками науки куда чаще распахивали эти двери, поэтому все боги нового мира неимоверно стары — так же, как стар страх человеческий перед неведомым.

— Праматери, хозяйки вод обширных и малых... — зажмурившись, я продолжала бормотать всё, что приходило мне в голову. Быть может, наука и шагнула далеко вперёд по сравнению со средними веками, но пока человек умеет бояться, всем его божествам — быть.

Кимберли повторяла мне: главное — вера, остальное приложится.

И было бы очень, очень здорово, если бы к вере прилагалась защита.

Пожалуйста.

Мне показалось, что вода стала очень солёной: она выталкивала тело на поверхность почти безо всяких барахтаний с моей стороны. Я позволила себе расслабить левую ногу.

Сточная вонь исчезла, и воздух стал чист.

Открыв глаза, я увидела, что нахожусь за дорожкой белого света, которая протянулась по реке от берега к берегу. Надо мной сияли Меллахе и Калихо — свет каждой из лун рассеивался и образовывал на тёмном полотне неба бледные диски, вокруг которых теснились обрывки синих с бледной окаемкой туч. Обернувшись через плечо, я увидела на воде рыжеватое мерцание, которое прикрывал мне спину.

С точки зрения оптики, это невозможно.

Плавыши ныряли и выныривали, раскрывали пасти и издавали булькающие звуки, точно в глотках у них клокотала вода. Я резко выдохнула и ощутила слабость во всём теле.

Меня душил нервный смех.

Так вот что это такое: прикоснуться к Божественной Сущности. Неужели всё и впрямь вторично по отношению к материи?

Бледные тела не-мертвецов в беспокойстве сновали вдоль границ лунного света и не могли ни пересечь его, ни проплыть под ним.

Я в безопасности.

Но богини богинями, а хочешь жить — шевели ластами.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, я что есть сил погребла к берегу. Плавыши устремились следом, но движения их стали медленными, словно они барахтались в вязком киселе. Было очевидно, что на берегу они меня достанут, но если я успею вскарабкаться по плитам и перебраться через перила на набережную — я спасена.

Если.

Если они вонзят в меня зубы, мне конец.

Да, тоже если.

Мне не пришлось преодолевать эти последние несколько метров по колено в воде — она сама вытолкнула меня на сушу. И я тут же грохнулась, когда что-то с силой дёрнуло меня за штанину. Осколки битого стекла вспороли кожу, но я этого не ощущала — я видела только плавыша, который погрузил кривые зубы в мою одежду и с упорством собаки тащил обратно во тьму Эрны.

Остальные точно ящерицы выползали на берег и устремлялись ко мне с обеих сторон.

Это уже слишком.

Я подалась туда, куда тянул меня не-мертвец, и размаху вогнала палец ему в глаз, а потом здоровой ногой врезала по бледной морде раз и ещё раз — из моей штанины вырвался кусок и остался в чужих зубах.

Боль в теле мешала двигаться.

Быстрее, быстрее!

Я уже схватилась здоровой рукой за перила, когда на спину приземлилось что-то тяжёлое — потеряв равновесие, я скатилась до самой воды. Правая рука превратилась в сплошной туман боли.

Скорчившись на холодной плите, я часто дышала и пыталась не потерять сознание. Левая нога не слушалась.

Дорогу к набережной преграждал плавыш.

У меня возникла отчаянная мысль вернуться в воду и довериться Праматерям. Но когда я взглянула в небо, луны уже скрылись за тучами.

И вдруг раздался тихий звук, будто что-то упало на плиты. Ещё раз и ещё: слева, справа, впереди, а за спиной прозвучал еле слышный плеск.

Я испуганно дёрнулась, когда на меня приземлился обломок древесины. Он пульсировал энергией, которая проходила по телу волнами колкого, живительного тепла.

Среди плавышей поднялась паника. Они старались держаться от меня на расстоянии — кто-то из них пятился назад и другие просто ныряли в воду.

Тяжело дыша, я опустила голову и прижалась лбом к холодной плите. Мне казалось, что я прикрыла глаза всего на мгновенье.

23.

Этого мгновенья хватило, чтобы цепкая рука схватила меня за ногу и дёрнула во тьму зловонной воды.

Я захлёбывалась, и все попытки всплыть на поверхность погружали меня всё глубже и глубже в холод. Далеко вверху неясными бельмами колыхались пятна лун — когда я пыталась выкрикнуть имена богинь, рот и горло наполнялись горечью маслянистой воды.

Чужие пальцы старались раздробить мне щиколотку, тащили на дно и неожиданно дёрнули особенно сильно — я рухнула в пропасть и оказалась на твёрдой поверхности.

В нос и пересохшее горло вливался шершавый больничный запах — мешанина испарений дезраствора, антисептика и каких-то лекарств. Я лежала в постели, влажной от пота, и пронзительно-белый свет стирал ощущение времени. Где-то рядом в распахнутое окно проникал подталкиваемый шумом листвы свежий воздух.

То есть...

Это был сон?

Болезненно жмурясь, я рискнула приоткрыть глаза и увидела на фоне белого потолка штатив с капельницей.

— Поздравляю, Браун, на этот раз ты хотя бы соригинальничала.

С трудом повернув голову, я нашла взглядом Крестовского — маленького плешивого толстячка в очках как у братьев Стругацких. Имея от природы добродушное лицо, сейчас он изо всех сил старался выглядеть строгим: должность врача обязывала.

— Два повреждённых сустава, ушиб спины, отравление, ссадины и порезы, словно ты по битому стеклу каталась. Ну, юная барышня, что вы мне скажете?

Что я не барышня. Только Крестовскому это бесполезно говорить, он ответит что-то вроде: ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду.

Прикрыв глаза, я сипло пробормотала:

— Подралась. Потом хлебнула воды из-под крана.

Врач вздохнул.

— Вода на этой неделе действительно ужасна. Я написал Джоунзу, что водопроводные трубы надо менять, иначе будут проблемы с санэпидстанцией. Только я тебе вот что скажу, Кейни: даже такая вода не может вызвать столь сильную интоксикацию. И уж тем более, в нашей воде нет и быть не может Порчи.

Я молчала, вспоминая всё, что произошло на мосту, в реке и на берегу. Ужас кошмарного сна ощущался как затихающая боль от удара.

Убью выродка.

Я думала об этом спокойно и отстранённо.

Убью.

Сил злиться не было — не было вообще ничего, кроме наползающего как прилив покоя.

Мои руки опутывали бинты, а правую фиксировал гипс. На левой ноге я ощущала повязку. Ничего, бывало и хуже. Вот когда Эдуард выбил мне плечо — было хуже. Когда я отходила от операции на ноге, которую шили после гуля — был кошмар.

— Отвечать ты мне не собираешься, я так понимаю, — вздохнул Крестовский. — Ладно, в честь твоего выпуска и в честь того, что ты ко мне попадаешь в этом году впервые, я ничего не скажу воспитателям. Сам не хочу выслушивать от них. Пойду поговорю с травматологом, с твоей руки надо снять гипс и осмотреть её, пока ты в сознании. Да и ногу тоже. А потом, если всё будет хорошо, я вколю тебе физиоускоритель. Поспишь пару дней, и будешь как огурчик. Ты живучая.

Я тихо угукнула.

Слишком живучая, как мне говорили.

— Так, я пойду, а Киара тебя покормит. Запомни, Кейни: ты должна что-нибудь съесть.

Услышав родное имя, я открыла глаза. Крестовский укоризненно покачал головой и вышел за дверь. Я слышала, как его голос разнёсся эхом по коридору — раздался топот, и в палату ворвалась моя сестра. Не мне, конечно, пальцами тыкать, но сейчас она типичная панда, которой нельзя говорить "нет".

— Наконец-то пришла в себя, — Киара села на край постели. Левой рукой я откинула одеяло и почувствовала себя намного лучше. Ещё бы футболку сменить на что-нибудь такое же безразмерное, но сухое.

— Долго я здесь?

— Ну... мы принесли тебя двадцать второго, а сегодня двадцать четвёртое, — сестра потёрла воспалённые от недосыпания глаза. — Для таких пустяковых травм ты слишком долго была без сознания.

Я подумала, что дело, скорее всего, не в травмах.

Плавыши... Последний раз я была так напугана когда оказалась на арене с гулем.

Но я жива, а значит, я справилась.

— Когда я смогу ходить, то оторву Эдуарду башку, — сунув руку за ворот, я вытащила кусок древесины, который болтался у меня на шее, обмотанный тонким шнурком. Обломок потемнел от времени или просто впитал оттенки грязи, в которой валялся. Длина чуть больше десяти сантиметров, на одной стороне вырезан свежий символ в виде связанных северных рун. Было непонятно, пытался ли резчик окрасить их кровью, или это поверх впиталась моя собственная, но когда я провела пальцем по неряшливым пятнам, то ощутила слабое покалывание.

— Мы нашли это рядом с тобой, — задумчиво произнесла Киара. — Джо сказал, что надо оставить.

— Разве это сделал не кто-то из наших? — удивлённо посмотрела я на неё.

Сестра отрицательно качнула головой.

— Когда Эдуард выкинул тебя с моста, — говорила она неохотно, а вспоминала о том, что рассказывала с ещё большей неохотой, — мы подумали, что ничего страшного нет, хотя ты не отзывалась, когда тебя звали. А потом ты вдруг ушла под воду и не всплыла. Мы думали... — близняшка поморщилась так, словно её мутило. — Эдуард говорил, что в реку ни в коем случае нельзя прыгать. Когда раздался твой крик по другую сторону, мы увидели, что в воде полно плавышей, но они не трогают тебя и плывут вместе с тобой к берегу. Мы побежали на набережную, только эти сраные ворота, которые Джо закрыл перед поединком... Я думала, что всё, мы опоздали. Но ты лежала на плитах без сознания, а рядом валялась вот эта штука, — она указала на обломок в моей руке. — Плавыши расползлись. Ник заметил, что вокруг тебя валяются куски дерева, на которых вырезаны руны. Не знаю, кто это сделал, но магия мощная. Правда, заряженной остался только эта щепка, остальные выдохлись.

Я смотрела на символ и не знала, что сказать. У нас в приюте есть несколько ребят, которые увлекались рунологией, но вряд ли хоть один из них мог сделать такое. К тому же, судя по рассказу Киары, в то время все были ещё на мосту.

Остаётся вопрос: кто?

— Сьюзен сказала, что это связанные руны, — палец сестры, не касаясь, указал на символ, — и обе считаются защитными. Как думаешь, кто мог это сделать?

— Если один из тех, кого мы знаем, какой смысл ему прятаться?

— Без понятия. Я вначале подумала про Наблюдателей, но они бы не стали скрываться или действовать такими методами. Даже жаль, что их не оказалось на набережной.

— Кстати, — я наконец оторвала взгляд от оберега и посмотрела на капельницу, — почему я здесь? У меня же только пара вывихов.

Киара невесело посмотрела на меня.

— Ты была почти без сознания, в лёгких вода, да тебя ещё и рвало. Мы чуток откачали тебя и перетащили в Кварталы, а там ребята побежали вызывать такси. Ник сказал влить в тебя чистой воды, чтобы промыть желудок. Потом мы перевезли тебя в приют, протащили через боковую лазейку. Я думала, что промывания и активированного угля будет достаточно, но у тебя подскочила температура. А твоя правая рука после того, как ты пыталась двигать ею в воде, выглядела так, что Майк просто спасовал и сказал: в больницу. Если бы он вправил не так, начались бы проблемы с нервами.

Когда я поймаю Эдуарда, я его убью. Это не обсуждается и не ставится под сомнение.

— Теперь всё хорошо, — я спрятала оберег под футболку. — Мне очень повезло, что плавыши поссорились из-за добычи, иначе бы меня просто утащили на дно. А ещё они реально шуганулись, когда я крикнула. Помнишь, как Осенев нам на уроке рассказывал? Если вы встретите плавыша, визжите как барышня в старом ужастике.

Киара улыбнулась:

— Он ещё добавил, что если кто-нибудь прибежит вам на помощь, значит, вы действительно барышня. Слушай, я же тебе пожрать притащила.

Она подняла с пола спортивный рюкзак и вытащила из него банку с бульоном.

— Уноси обратно, — я демонстративно отмахнулась. — Мне полагаются шоколадные торты и заварной крем.

— Хрена с два, — следом за бульоном появилось картофельное пюре. — После отравления тебе только это жрать и надо. Да ты не бойся, это не из столовой.

— Ясен пень, — я не без труда села, и Киара помогла мне поправить подушку.

Кроме драки с выродком и плавышей я помнила ещё кое-что: как Меллахе и Калихо откликнулись на зов и защитили меня. Соприкосновение с эгрегором стало совершенно новым опытом в моей жизни и, я никак не могла понять, что ощущаю: удивление или стыд. Скорее, и то, и другое. Переживание настолько сокровенное, что я не могла говорить о нём вслух. Не то чтобы Киара меня не поймёт, но... Она примет это и всё. Мы не раз обсуждали с ней религии, но никогда не говорили о том, во что верит каждая из нас.

Что-то скрипнуло, и в комнату нерешительно заглянул Мартин.

— Во-от! — протянул он, подслеповато щурясь. — Я же говорил, она на ходу!

Дверь распахнулась и на пороге возникла Сью во всём своём васильковом великолепии — то есть, в великолепии цветастого платья. Под мышкой у неё была двухлитровая банка с чем-то розовым — судя по осадку, компотом.

— Салют, Кейни! — мощной рукой она втолкнула брата в палату, а потом вошла сама. — Как самочувствие?

— Норм. Может, хоть ты мне нормальной еды принесёшь?

— Вот — мультивитаминный компот! — девочка продемонстрировала стеклянную тару. — Сама варила. Отрываю от сердца.

— От желудка, — хихикнул Марти и нервно дёрнулся, уворачиваясь от кулака старшей сестры. Разница у них была в год, но казалось, что в три-четыре.

— Вы сговорились, — я откинулась на подушку. — Такое впечатление, что я при смерти.

Сьюзен поправила очки и серьёзно произнесла:

— Была бы ты при смерти, мы бы поэкономили на еде и принесли тебе стакан воды.

Это так честно, что можно даже не возмущаться.

— Но ты молодец тогда на мосту и в Эрне, чес-слово! — девочка поставила банку на тумбочку. При ходьбе её платье тихонько шуршало — не иначе как подъюбник, который нам пришлось купить, пока мы прятались в торговом центре от каких-то отморозков.

— Ты издеваешься?

— Не-е! — Сью посмотрела на меня честными глазами. — Ты отлично держишь удар, Кейни, боли совсем не чувствуешь! Тебе бы только двигаться быстрее — и тогда вообще отлично. А как ты от плавышей смылась? Слушай, да пары за глаза хватит взрослому мужику, чтоб его на утят порвали! Ты их криком спугнула, да?

— Н-ну да, в общем-то, — уклончиво ответила я. — Мне повезло.

Щупленький Марти отодвинулся от сестры ещё дальше и произнёс:

— Надо, чтобы Сьюзи Сью дала тебе пару уроков: будешь петь как она в ванной — ни один плавыш не сунется.

В этот раз девочка не стала его трогать и польщённо положила руку на сердце.

— Кстати, да, Кейн, ты обращайся, если что, — она многозначительно глянула на меня. — Я так пою — закачаешься.

Мы рассмеялись, и Киара, пользуясь случаем, сунула мне в рот ложку пюре.

— Между прочим, — заметила она, — мы уже сто лет не делали две вещи: не ходили в "Сизарр" и не устраивали пикников. Что там сейчас в "Сизарре"?

— Да всё так же, — Сью пожала плечами. — Кроме "Дракулы" смотреть нечего.

— Они собирались со следующей недели устроить показ старых слэшеров, — торопливо вставил Марти, нервно дёргая край своей рубашки. — М-может, "Чёрное рождество" или "Техасскую резню бензопилой" покажут.

Я попыталась вспомнить фильмы, о которых он говорил. Вообще, слэшеры не жалую, но по настроению можно глянуть.

— А я бы "Резню" глянула, — задумчиво произнесла Киара, — и "Кошмар на улице Вязов" первую часть, как вспомню, так ностальгия берёт.

— Это когда Майку кто-то во время сеанса положил руку на плечо? — я подавилась от смеха, но долго мне кашлять не дали. Марти неожиданно зажестикулировал в сторону двери, через которую из глубин коридора доносились голоса.

— Крестик идёт!

— Ну ладно, Браун, мы тогда узнаем, что там на неделе, — Сьюзен торопливо попятилась к выходу, — а потом днём на пикничок, вечером — на фильмец!

Мы кивнули, и ребята торопливо выскочили из палаты.

24.

Пробуждения по ночам определённо превращаются в хобби.

Я лежала с приоткрытым ртом и заброшенными за голову руками, которые затекли и почти не ощущались.

Самый кайф проснуться в такой позе да ещё и в перекрутившейся вокруг рёбер футболке. Но хотя бы кошмары не снились.

Пересохшую пасть, пожалуй, надо закрыть.

Кое-как перетащив руки на живот, я растёрла их и вылезла из постели. Электронный будильник показывал, что сегодня всё ещё двадцать восьмое — день, когда мне сняли гипс и выпустили из больницы. Я четыре дня проспала в палате под действием живчика, а вернувшись домой, искупалась, поела и опять рухнула в постель.

Удавий режим "переваривание", хотя на обед был совсем не кролик и вообще не мясо.

М-да, кажется, если я хочу мясных блюд, придётся либо идти в объект общепита, либо в супермаркет за покупками.

Открыв дверь, я поняла, что в доме темно.

— Киара!

Я заглянула в комнату сестры и в зал, но близняшки нигде не было. Зато на кухне ожидал пустой холодильник и записка "Я у ребят, если что — кричи".

Очень смешно.

Немного подумав, я ещё раз дёрнула дверцу холодильника, будто продукты в нём имели привычку прятаться, но их можно застукать на горячем. Нет, кроме томатной пасты и прочих увкуснителей еды ничего не нашлось. Зато раковину переполняла грязная посуда, которую я вымыла для очистки совести.

С одной стороны, можно пойти спать дальше. С другой — завалиться в гости к Джо и компании, у них наверняка отыщется кусочек хлеба.

Но есть и третий вариант, к которому я склонялась всё больше и больше по мере того, как тишина в доме, нарушаемая только звоном посуды, проникала в сознание. Если подумать, я так редко остаюсь в одиночестве — то есть, не просто в одиночестве, а предоставлена сама себе.

Вытирая кастрюлю стареньким полотенцем, я подошла к подоконнику, где в глиняном горшке рос фикус. Кажется, именно это дало мне возможность определиться с планами на ночь.

Закончив с посудой, я вернулась в свою комнату и залезла под кровать. Там с момента последней уборки собралось порядочно пыли, но что поделаешь. Зато место для тайника одно из самых удачных. Сам тайник располагался под половицей, которую я поддела старой пилочкой для ногтей — очень полезная вещь в некоторых вопросах поддевания. Что я могла прятать? Три вещи: деньги, нож и второй комплект ключей от дома.

Денег по сравнению с той суммой, которая у меня скопилась, я взяла немного: на мои сегодняшние планы и чтобы хватило перекусить или купить кусочек мяса. Что касается ножа — это был ветеран с клинком в форме клип-пойнт, заточенным скосом и перекрестьем. Довольно большой для моей руки, но ничего другого нет. Этот и ещё один Проказа бросила нам с Киарой, когда вытолкнула на арену к гулю. Не знаю, где она раздобыла оружие, но мне стоило большого труда уговорить её подарить ножи нам. Я не могла расстаться с вещью, которой убила первого в жизни не-мертвеца. Среди множества вариантов я выбрала для него имя Эйра, и это первая вещь, которой я доверила бы свою жизнь.

За ношение ножа можно здорово отгрести, но как по мне — лучше отгрести по закону, чем ещё хоть раз оказаться безоружной перед плавышами.

Подхватив всё необходимое, я задницей вперёд выползла из-под кровати. Левая нога была в полном порядке, а вот что касается правой руки — в ней ещё ощущался отголосок травмы. Я перетянула её куском эластичного бинта прежде всего для того, чтобы помнить и чувствовать, какую конечность нельзя напрягать. Впрочем, я иду прогуляться, так что ничего особенного меня не ожидает. Я даже могу вырядиться самым что ни на есть цивилизованным образом. Скажем, надеть майку-борцовку с рыцарями, которые говорят "Ni", свободные брюки-карго и любимые кеды. А ещё можно накраситься, что весьма рекомендуемо при визите к Ким.

Заглянув в ванную, я намочила зубную щётку и выдавила на неё немного пасты, после чего сунула в рот и прошествовала на кухню. Перевернув лист бумаги, который оставила мне Киара, я написала: "Ушла в Кварталы, если что — кричи".

25.

Кимберли работала в дневную смену продавцом-консультантом книжного магазина, а ночью подрабатывала, выступая в "Ночном оплоте". Мне казалось, что сегодня она свободна, но либо я ошиблась в графике, либо Ким в середине рабочей недели ушла гулять. По крайней мере, трубку она не берёт.

В принципе, да, когда тебе двадцать пять, тебе есть, чем заняться.

Поторчав в телефонной будке ещё немного, я отправилась на рынок. Только в Кварталах Нелюдей рынки могли работать всю ночь напролёт и пустовать днём — не все, но некоторые. В плане выбора продуктов я оставалась полным профаном и обращала внимание больше на вид по принципу "Хочу/не хочу/блевать тянет". Хорошо, что летом всё очень дешёвое, а то пришлось бы идти на выпускной в картонной коробке из-под холодильника.

Кстати, а это идея.

В итоге, сунув нос почти в каждую лавку, я купила немного фруктов и букет диких цветов, которые обычно продают старушки на окраине торгового ряда.

Думаю, Им понравится.

Если говорить о Роман-Сити, то есть ещё одна причина, по которой не-людям выделили Северные кварталы, и к этой причине я сейчас направлялась. Мне надо в Сердцевину — ту часть города, которую огородила кольцевая с трамвайчиками. Перешагнув через рельсы, следовало пройти по паутине узких мощёных улочек, где расположились преимущественно кофейни и уютные пабы. За шум и громкую музыку здесь взымался денежный штраф, о чём то тут, то там извещали деревянные таблички. Это уже не развлекательная часть района — в этих каменных трёхэтажных домах живут обыкновенные люди и не-люди, и пёстрый маскарад окружил их как яркая скорлупа.

В начале восемнадцатого века профессор археологии Михаил Навьин во время раскопок на северном полуострове нашёл следы древнего культа сестёр-рожениц. Впрочем, являются они сёстрами или матерью и дочерью, достоверно установить не удалось. Просто ни одна из последующих находок не опровергла эту гипотезу, а развившаяся на её основе неоязыческая религия лишь утвердила. Навьин отыскал каменные скрижали, на которых крайне примитивно изображены два мира: земной и небесный. Было отчётливо видно, что в небесном живут две женщины: у младшей голова волка и человеческие глаза, старшая во всём походила на человека, но глаза имела звериные, что особенно подчёркивалось веретеноподобными зрачками. В совокупности скрижали изображали такую картину: вначале земной мир был гол, и это печалило сестёр. Они окропили почву слезами и молоком из грудей, и в лучах солнца из земли выросли деревья, травы и кусты. Потом из лона младшей сестры вышли волчата и поселились в лесу, а из лона старшей — два брата-человека, оба жили в землянках и охотились, но один по ночам превращался в зверя. После смерти души оборотня, волка и человека одинаково возносились к Матерям. Находку Навьина сразу же объявили фальшивкой, призванной оправдать "богомерзких" не-людей. Наверное, археолог до конца жизни ходил бы с клеймом лжеца, если бы его коллеги и противники в совершенно независимых исследованиях не нашли подобные скрижали, наскальные рисунки и прочее.

Связь рожениц с лунами установила Шарлотта Лебон, которая вела раскопки в южной части материка и нисколько не интересовалась открытиями северного мира. До того момента, пока не нашла каменную плиту, которая в некоторой степени повторяла события скрижалей Навьина. Солнце и звёзды чётко обозначали, что Богини живут на небе, но нигде не было изображения лун, из чего Лебон сделала предположение: сёстры-роженицы и есть луны, а племена, которые почитали их, относились к оборотням с большим уважением. Если исключить стилистику и дату создания, основное отличие плиты Лебон состояло в том, что младшая из сестёр несколько раз разрешалась от бремени, давая жизнь птицам и животным, и лишь потом родила одновременно со старшей зверя, который оказался тотемным для одного из братьев. Величина и положение солнца на фрагментах плиты позволяли понять, что все события привязаны к временам года и составляют некий календарь. Шарлотта Лебон дала Богиням имена двух крупных рек, между которыми обнаружила свою находку: Меллахе и Калихо. Что примечательно, в её находках сёстры имели черты не волчиц, а кошек, и их потомки, соответственно, связаны с кошками.

Всё, что точно известно об этом древнем культе: изображения на скрижалях Навьина, плите Лебон и серии более мелких находок. Религиозную систему Культа Лунных Сестёр на их основе возродила Сибилла Свонн. У Культа нашлась масса противников, которые заявляли, что богини без бога — это смешно, и ни одна женщина не может понести, постояв на ветру. Некоторые учёные пытались доказать, что в этой системе богом является солнце, но никаких открытий в подтверждение этой гипотезы сделать не удалось. Лишь на одной каменной плите из южных раскопок солнце изображалось как священный колодец, наполненный молоком, а богини питались из этого колодца и окропляли его влагой новорождённых. Именно это позволило Свонн создать цикл Празднеств Солнечного Колеса, основанный на солнцестояниях и фазах лун между ними.

Мисс Келсих говорила, что такая религия, скорее всего, действительно существовала раньше и теперь переродилась в новом веке, поскольку эгрегор реагировал на идею о сёстрах — то есть, некая часть его порождена бессознательным древних людей, поклонявшихся двум женщинам-праматерям. Таким образом, система Свонн оказалась не менее действенной, чем вековые традиции монотеистических и политеистических религий. Здесь следует учитывать, что Культ Лунных Сестёр зародился на гребне кризиса, который наступил после завершения Войны Короны и Выдры в конце девятнадцатого века. Монархия свергнута, церковь в упадке, страна разорена — люди жаждали утешения и забытья от военных тягот, и это считается главной причиной популярности новой веры за столь короткое время. Первыми её поддержали оборотни, потом женщины-люди, которые устали от патриархального гнета и агрессивной мужской политики. Многие презрительно называли Культ бабьей верой, но как бы то ни было, именно он дал новый виток развитию отношений между людьми и не-людьми.

В поисках места, где можно забыть о войне, укрыться от недругов и внимать воле Богинь, Сибилла поднялась на север вдоль горной цепи и оказалась в городке Роман, где нашла учеников среди териантропов. А поскольку Свонн не цеплялась за предрассудки, к ней потянулись и вампиры, однако вписать их в религиозную систему она не успела, поэтому полвека спустя это сделала её правнучка Рейчел, придав тем самым религии второе дыхание.

Золотая Жрица, как называли Сибиллу, поселилась за Эрной и учила любви к деревьям, травам, животным и друг другу. В книге "Дети своих матерей" она писала, что Меллахе и Калихо не следует считать женщинами в общепринятом смысле этого слова: они — одно целое, одна Сущность, которая сотворила вселенную, они есть всё вместе и каждое по отдельности, они живут в этом мире и в то же время они и есть мир до последней пылинки. "Богини, — говорится в книге, — не засеивали почву как пахари и не рожали как самки — они воплотили часть себя в виде духов и всего живого". Сибилла неоднократно подчёркивала, что природа и земное существование имеют высшую ценность, поскольку являются воплощением Праматерей. И оборотни — это напоминание человеку о том, что он равноценная часть живого мира.

Некоторые Празднества Сибилла отмечала ночью перед своей хижиной, что дало повод обвинить её в чёрной магии. Однако Золотая Жрица говорила, что ночная тьма символизирует, во-первых, землю, в которой прорастают семена, во-вторых, чрево матери, в котором созревает плод, а в-третьих, могилу, из которой душа возвращается к богиням.

За всю свою жизнь город много раз менял облик, но кое-что в центре Северного района уже сто с лишним лет осталось неизменным, как, например, Сердцевина. От Киндервуда её закрывали небоскрёбы Нового Центра, но, может, это и к лучшему.

Иначе я, выходя на площадь с северной стороны, не испытывала бы таких сильных эмоций.

Когда-то здесь располагался квартал купцов, сожжённый в Войне Короны и Выдры. Теперь это место называли Алтарём, Площадью Сибиллы, Храмом и многими другими именами. Оно было огромно — около пятисот метров вдоль и поперёк, а в его центре вздымался пологий холм, поросший зелёной травой. Для последователей Культа Лунных Сестёр был важен не только факт, что на его вершине жила и проповедовала Золотая Жрица.

Было важно её наследие.

На холме росли два исполинских Дерева, чьи ветви простирались над площадью до первых домов и переплетались высоко над тем местом, где когда-то ютилась хижина Свонн. В ботанике они назывались ральтанами, но все знали их как Деревья Сибиллы. Кора у них бурая, гладкая, корни толщиной в человеческое тело выпирают из земли у основания стволов, а дланевидные листья с одной стороны тёмно-зелёные, с другой почти белые, как тёмная и светлая сторона лун. Одно Дерево выше — в честь Меллахе, второе, пониже — Калихо. Последний раз их замеряли три года назад — высота составляла около ста и восьмидесяти метров соответственно, а диаметр стволов — восемь и шесть. Говорят, что когда Сибилла умерла, её тело сожгли, а пепел подмешали в почву под корнями, и таким образом она слилась со своими Богинями.

Электрические фонари на площади зажигали только в Празднества, поэтому источниками света служили окна домов и сотни закрытых стеклянными колпаками свечей, расставленных на корнях Деревьев. Холм окружала кованная оградка, и возле восьми калиток всегда сидел кто-нибудь из городской общины Культа, чтобы следить за порядком и отвечать на вопросы. У них были маленькие фонарики из зелёного стекла, и благодаря этому можно безошибочно отыскать вход и выход.

На склонах холма в траве по одному или компаниями сидели люди. Кроме праздников сюда приходят в какие-то особенные для себя дни или просто по велению сердца. При этом в Храме действует негласное правило: говорить с Богинями нужно не больше десяти-пятнадцати минут, затем следует уступить место другому. А устраиваться возле самых корней, где лежат подарки и подношения — признак дурного тона.

Я нервно сглотнула.

Только теперь мне стало ясно, что за три года общения с Кимберли я прониклась этой религией куда сильнее, чем хотелось.

Странно видеть Деревья на фоне современных зданий, что подобно зрителям в кинотеатре наслоились за пределами площади. А особенно странно — на фоне небоскрёбов, горной цепью тянущихся с запада на восток за Кварталами. Трёхэтажные дома, окружившие площадь, отстраивались после войны в стиле ар-нуво и тем самым гармонировали с холмом и деревьями. В том, как Площадь Сибиллы вписали в эклектику Кварталов, было что-то гениальное, как, впрочем, и в самих Кварталах. Если в церкви обычно царит ощущение строгой святости, то здесь цвела древняя магия жизни. Именно это волнующее ощущение не позволяло превратить Храм в скопище туристов: здесь очень хорошо чувствуешь, когда тебе пора уходить и жить дальше. Даже Майк, который совершенно не религиозен, испытывает благоговение, ступая на площадь — а оттого старается бывать здесь как можно реже.

За все три года, что я хожу в Кварталы, я бывала здесь около десяти раз: впервые мы забрели сюда с Киарой из любопытства, потом приходили с Ким посмотреть на потомков Свонн — единственных, кто мог считаться верховными жрецами и проводить ритуалы на каменном алтаре прародительницы. Осенью на старые луны Солеона в нагих кронах Деревьев зажигают жёлтые фонарики в память о тех, кто возвращается к Праматерям — это стоит увидеть хотя бы раз в жизни. А на Ильмонд в ночь зимнего солнцестояния на площади проводят Огненный фестиваль: удлинение дня означает возвращение душ в колодец-солнце — их надо согреть праздничными кострами, чтобы в следующем году это тепло вернулось на землю.

Нас с детства учили не совать нос в чужую религию, поэтому я старалась приходить на площадь только по веской причине. Или, может, дело в том, что со времён Сибиллы Культ Лунных Сестёр охранялся и поддерживался Ночным Иллюзионом как ещё один способ примирить людей и не-людей. Поэтому Храм и всё, что было связано с этой религией, вызывали у меня бесстрастное уважение.

То есть, обычно — уважение.

Сейчас меня бил самый что ни на есть постыдный мандраж, а удары сердца раздавались по телу так, словно оно было пустой бочкой. Я смотрела на Деревья, и не то что история с плавышами — вообще все волнения моей жизни казались незначительными. Но в руках я теребила букет цветов, а за спиной в рюкзаке лежали фрукты — если уйду с площади и попытаюсь их съесть, то, вероятно, подавлюсь.

Перед не-мертвецами я не пасовала, так что же теперь?

Сделав глубокий вдох, я направилась к одному из фонариков у ограждений. Если богини снизошли до того, чтобы помочь спасти мою шкуру, то я имею полное право прийти и поблагодарить их.

А может, мне просто повезло, что моё приключение выпало на Мелет.

— Ты здесь впервые?

Я нервно дёрнулась, но женщина сделала вид, что ничего особого не произошло. Она сидела в траве у прохода и читала — её зрачки в свете фонарика казались огромными. Вроде бы териантроп. А по виду — типичная последовательница Культа, одетая в помесь бохо и этно стилей. На голове повязан платок, так что волос не видно, но кожа для лета казалась очень бледной — хотя не такой, как у вампиров, конечно.

Ну, Кейни, покажи, чего ты стоишь.

— Не совсем, но... — я замялась, пытаясь как-то повежливей выразить свою мысль.

— Ты впервые приходишь с дарами, хотя давно представлена Сёстрам, — женщина закрыла книгу и сделала небрежный жест рукой. — Извини, сегодня малое полнолуние, поэтому, хочу я того или нет, но я ощущаю твои эмоции.

Это нарушение моих прав или упрощение дела?

Когда незнакомка одним текучим движением встала на ноги, стало ясно, что рост у неё никак не меньше метра восьмидесяти. Я бы дала ей и тридцать, и пятьдесят лет возраста, особенно если всматриваться в глаза и линию губ, но не моё это собачье дело.

Хотя нет, стойте, если всмотреться, то она кого-то мне напоминает.

Женщина покосилась на наручные часики — слишком дорогие, чтобы вписываться в её небрежный наряд.

— Извини, у меня через сорок минут самолёт, а Ким всё нет, и я не могу покинуть свой пост, — произнесла она. — Но поверь мне, здесь нет ничего сложного. Поднимаешься на вершину, — её белый палец указал на замшелые каменные ступени, которые вели по склону холма вверх, — оставляешь дары и говоришь, почему пришла. Потом можешь спуститься ниже, сесть в траву и помолиться или просто посидеть — на твоё усмотрение. Хотя Мелет уже прошёл, обязательно поблагодари Меллахе за рождение. В общем, у нас нет никаких жёстких предписаний насчёт того, как следует обращаться к Праматерям. Единственное условие — ты должна разуться.

Это я знала, поэтому спокойно села в траву и потянула за шнурки.

— Скажите, — произнесла я, — Ким — это случайно не Кимберли о'Нил?

— Ты знаешь её? — женщина отвернулась от Деревьев и внимательно посмотрела на меня.

— Да. Я звонила ей домой около получаса назад, но трубку никто не взял, — связав шнурки кед, я затолкала носки внутрь и перекинула обувь через лямку рюкзака.

Служительница культа нахмурилась и пробормотала: "Придётся просить Патрицию", мне же она сказала:

— Спасибо.

И указала рукой на лестницу.

Камень был тёплый, будто после заката прошло совсем немного времени. Я медленно поднималась и могла поклясться, что так нервничать мне не приходилось даже на выпускных экзаменах. Слева и справа на склоне холма в полутьме сидели неясные силуэты людей — впрочем, пышное платье Патриции, выстеленное вокруг тонкой талии подобно солнцу, я узнала сразу. Окликать её не было смысла: она молилась вместе с Дереком.

Не могу сказать, сколько времени занял подъём. Когда крошечная я наконец оказалась у подножия огромных стволов, в реальности за спиной наверняка сменилась эпоха-другая. В тусклом свете зелёных свечей я увидела чужие подношения, оставленные в траве, и поспешно вытащила из рюкзака фрукты. Поскольку тратить деньги на корзину мне не хотелось, я купила большой хлопчатобумажный платок, на который выложила подарки. Они казались мне вполне приемлемыми: богиням принято дарить по сезону плоды, цветы и ветви растений.

Какое-то время я сидела на корточках, опустив голову, и размышляла о том, что полагается говорить в подобных случаях. Чувствовала я себя по-идиотски.

Если подумать, я ведь никогда толком не молилась или что-то вроде того.

... и почему женщина сказала, что я представлена Сёстрам?

Когда я выпрямилась, из роя электрических огней со стороны Эрны прилетел порыв холодного ветра, и мной овладело сонное оцепенение.

Здесь.

Я почти перестала чувствовать тело в окружающем мире: пришло Нечто и оттеснило всё на задний план. Больше всего, что я когда-либо видела или могла себе представить — настолько огромное, что я растворялась в Нём. Оно распахнулось над вершиной холма, очерченной домами котловиной площади и вообще надо всем городом — нет, Оно и было городом.

Оно было всем.

Тень Его присутствия наполнила воздух густым ароматом древесной коры и зелени.

До моего слуха доносился громкий, опадающий с небес и обволакивающий площадь шелест листвы, в котором мерещились тысячи голосов. Они повторяли моё имя хором и вразнобой.

"Лэй... Лэй... Лэй..."

Запрокинув голову, я забыла, каких богов пришла благодарить.

Мне казалось, что именно в этот момент я вижу Божественную Сущность, не прикрытую ни одной из масок-религий.

"Ты вернулась".

26.

В "Трактире вампиров" кроме работников заведения не обнаружилось никаких кровопьющих. В принципе они способны есть твёрдую пищу (если понимать под этим прожевать и проглотить), а вот с усвоением и перевариванием испытывают проблемы. Это, впрочем, не помешало возникновению в их среде субкультуры гурмэ и энофилов, которые любят корчить из себя утончённых знатоков и, пользуясь обострённым чувством вкуса, обедают в дорогих ресторанах, чтобы поделиться впечатлениями в своём блоге или на страницах какого-нибудь журнала. Участь съеденной ими еды незавидна: её срыгивают в унитаз до того, как она начинает портиться, источая неприятный запах, и промывают желудок специальным раствором. Мы с Киарой всегда считали, что такое времяпрепровождение — не более чем придурь и средство рекламы.

"Трактир вампиров" входил в категорию заведений попроще, но и сюда хаживали стрит-гурманы, которые, надо признать, составили полезную карту мест, где ночью можно поесть сытно и дёшево. Однако своим названием заведение обязано не им, а фильму "Бал вампиров" *12 и стилизовано под сельский постоялый двор, а по сути это столовая с самообслуживанием. В зале расставлены длинные столы — где нашёл свободный табурет, там и приземляйся, только посуду после себя отнеси в специальное окошко. Об этом очень красноречиво напоминало изображение трактирщицы, вооружённой палкой колбасы. Такая колбаса способна вырубить профессора — стоит задуматься.

Я могу подтвердить из личного опыта, что здесь самая вкусная домашняя кухня во всех Кварталах и самые справедливые цены. Сюда, конечно, не придёшь выпить и поговорить, но для перекусить и отправиться дальше это место подходит больше всего.

После Площади Сибиллы огни и суета Кварталов привели меня в чувство, а когда я купила поесть, стало совсем хорошо.

Теперь я потягивала томатный сок и таращилась в одну точку.

В общем, я видела...

... не суть.

Само Присутствие растаяло, но когда я покинула Сердцевину, меня не покидало такое чувство, будто я открыла важнейшую, но гениальную по своей простоте истину. Однако ни страха, ни волнения я не испытывала — только состояние лёгкой растерянности.

На самом деле, мне очень спокойно и хорошо.

За окнами "Трактира" ночь переливалась неоновыми огнями, шёл только первый час — середина "рабочего дня" по меркам Кварталов. Но хоть бы даже и начало, мне просто не хотелось домой. Мысль о сонной тишине Киндервуда навевала уныние.

Интересно, есть ли у меня какие-нибудь неоконченные дела?

Первый ответ, который приходил в голову: "Нет". Выпускные экзамены в школе — сданы, вступительные экзамены в Академию — сданы. Да, ещё не пришёл ответ, но от меня уже ничего не зависит, и осталось только ждать.

Ждать и слушать чужие разговоры.

— ... уже дней пять спокойно, — негромко произнёс мужчина, сидящий за два табурета от меня, — ещё никто не пропал, зато многих нашли.

— Половина — жмурики, другие в реанимации, — отозвался его сосед. — А ты говоришь -наладилось.

— Элис работает оператором, как раз принимает заявления о пропаже, так вот она сказала, что звонят теперь только по старым делам — нового ничего нет.

— А Псы?

Я навострила уши.

— Псы обшарили канализации и прочесали Северное кладбище — только там трупы в основном.

— Откуда ты знаешь?

— Я же полисмен. У нас в такое время тоже работы хватает, хотя дерьмо из Кварталов всегда выгребали собаки. Нам приходится иметь дела с гражданскими: опознание и всё прочее.

Поскольку их разговор тяжело не услышать, я открыла меню и стала слушать без малейших зазрений совести.

— Только знаешь, что я тебе скажу, Серж, — произнёс тот, что был полицейским. — Это дерьмо в городе случается не в первый раз. М-м, лет... десять назад, было что-то подобное. И вот точно так же вдруг началось и вдруг закончилось.

— Помню, тебя тогда сразу из академии на патрулирование отправили.

— Да многих выпустили досрочно. Так вот я тебе говорю: что бы там ни было, оно уже прекратилось.

— А причина?

— Ну, — полисмен замялся, и я мысленно дала ему пинка, — те, кто выжил и попал в больницу — те от вампиров.

— Покусанные?

— Да уж не трахнутые. Я, знаешь, что думаю: это опять какая-то из вампирских экстремистских группировок, которые себя мнят высшим видом. Собаки их тихонько вырезали, а мы делаем вид, что у нас всё хорошо. Знаешь, я вообще гляжу на этих...

Дальше я слушать не стала. Полезного всё равно не услышу, а спрашивать что-то ночью у полицейского, будучи несовершеннолетней — рискованно.

Вообще, меня заинтересовали две вещи: Северное кладбище и тот факт, что недавние события в городе происходили десять лет назад.

С Северным кладбищем всё ясно: хоть я и успела благополучно забыть, однако Джо велел мне принести ему кровошляпок, а они растут на земле, заражённой Порчей. Это погост и больше ничего. Если его недавно прочесали Псы Иллюзиона, то там ни один зомби не смеет не то что вылезти — подумать про мозг. Хотя зомби, вообще-то, не относятся к не-мертвецам, это призывная квазинежить. В любом случае, я взяла с собой Эйру, а значит, мне сам бог велел пойти за грибами.

Ну а касаемо событий прошлого...

Пока мы с сестрой были Лэй и Лилой, мы пытались узнать, что случилось с родителями и нашей квартирой. Когда мы стали Кейни и Киарой, прошлое перестало существовать. Мы не помнили родителей Лэй и Лилы, не знали причин их смерти и места захоронения — и мы сделали всё, чтобы в этом не возникало надобности. А теперь я вдруг узнаю, что десять лет назад в городе по вине вампиров умирали люди.

Хотя...

Я встала на ноги и допила остатки сока.

Мария и Эдвард Браун никогда не были родителями Кейни и Киары.

Мне плевать, что случилось десять лет назад.

Собрав свою посуду, я под бдительным взглядом картонной трактирщицы отнесла её в небольшое окошко и с чистой душой покинула столовую.

На улице было свежо и весело — точнее, люди вокруг ходили весёлыми, а меня переполняла сытость, тоска и спокойствие. За спиной на вывеске улыбался профессор Абронзиус со своим учеником — герой и его автор *13.

Пожелайте мне удачи, профессор. Я решила, что иду на Северное кладбище.

27.

— ... ты меня напугал. Откуда ты здесь?

Пёс радостно тяфкнул и продолжил вилять хвостом. А я сидела в траве и держалась за сердце.

— Больше так не делай.

Как только я перебралась через ограду кладбища, на меня налетело с облизываниями огромное мохнатое нечто, которое в итоге оказалось чёрным терьером. По крайней мере длинная шерсть на морде делала его похожим на терьера. Вообще я в собаках не разбираюсь, зато отлично понимаю, что оказалась невероятно близка к сердечному приступу и обмоченным штанам.

— Твою мать, — привалившись спиной к прутьям, я попыталась собраться с мыслями, а заодно подождать, пока тело отпустит крупная дрожь. Пёс устроился в позе сфинкса напротив меня, и только шумное дыхание отличало его от надгробных плит и памятников.

Это кладбище располагалось северо-западнее Старого Города на другом берегу Эрны. Могу предположить, что когда-то давно решение хоронить людей за рекой приняли для защиты от не-мертвецов, но это не объясняет расположенных восточнее погоста доков и Кварталов Нелюдей, пусть даже их выстроили позже. Миссис Молвен говорила, что раньше попасть из Города на кладбище можно было через остров Святой Вероники, но потом ведущий к нему мост демонтировали, и осталась только дорога через Мёртвую зону. Мёртвая зона — это полоса промышленных объектов, которая когда-то обслуживала доки: лесопилка, склады и какие-то мелкие фабрики. Все выводящие к ним улицы Кварталов застроили и сделали тупиковыми, а там, где застроить не получалось, поставили баррикады и сетку. Дома рядом с промышленными объектами заброшены, как в Клоповнике, но не столь многочисленны, поскольку именно за их счёт медленно, но верно расширяется Блад Амур.

Как с восточных кладбищ, так и с Северного в город проникают не-мертвецы. Они забираются в Кварталы и Старый Город, поэтому Ночной Иллюзион давно настаивает на том, что погост надо уничтожить. Но с момента основания города всю элиту хоронили за рекой, воздвигая склепы, памятники и прокладывая аллеи, поэтому заявление организации расценивается как посягательство на историческое наследие. Никого, по-моему, не волнует, покоится ли ещё какой-нибудь Якоб Монтескье в своём гробу или уже давно расчленён Наблюдателями как не в меру ретивый обири. При жизни последнего смотрителя кладбища, прозванного Делламорте, Псы несли еженощное дежурство у могил, но когда склеп Оливии Олкотт нашли снесённым до основания, Джордж Олкотт, предыдущий мэр Роман-Сити, через связи в министерстве вытурил посты, и теперь чистильщики примерно раз в месяц просто проводят облавы. Но Олкотт представлял из себя смесь инакофоба и дурака, хотя не скажу, что нынешний мэр умнее.

Я без лишних сомнений воспользовалась одной из их лазеек не-мертвецов — дырой в проржавевшем заборе, увешанном жёлтыми табличками "Хода нет!". Мёртвая зона внешне похожа на зону высоких заборов, вдоль которых я бежала последние полтора километра. Обычно я не появляюсь в таких местах одна, и мне было не по себе. Понятия не имею, кто и как использует территории по ту сторону стен, но сомневаться не приходится, что используют их нелегально, и это опасная часть дороги. В конце мне осталось только нырнуть ещё в одну лазейку, после чего я перебралась через ржавую ограду и оказалась на кладбище вместе со странным псом.

Покопавшись в рюкзаке, я вытащила фонарик — одна из тех вещей, которые я никогда не выкладываю. Теперь им наверняка можно воспользоваться. Эйра по причине габаритов тоже валялся в рюкзаке, но теперь я собиралась перевесить его на пояс.

— Так, давай посмотрим... — я осторожно посветила на пса — тот дёрнулся, прикрыв глаза, но остался на месте.

Вроде никаких ран, нос мокрый и холодный, а тело тёплое — он точно живой. И явно породы чёрный терьер. Знать бы ещё, как он тут оказался и что делает, на нём же ошейник, а шерсть хоть и грязная, но тщательно стрижена. Здесь, конечно, не так давно побывали Наблюдатели, но зачем им забывать собаку? А может, где-то здесь остался его хозяин, вот он и приходит? Старая добрая преданность.

— Ну-ка, — я протянула руку к медальону, полускрытому собачьей шерстью, и перевернула его. — Тебя зовут Боско, да?

Пёс громко тяфкнул, и я зашипела на него. Даже если здесь недавно всё прочесали чистильщики, лучше не шуметь.

Причину, по которой в этом мире появлялись не-мертвецы, выяснили всего тридцать лет назад: Анастасия Джокк в сотрудничестве с Иллюзионом открыла уникальный микроорганизм, который назвала Порчей. Порчу можно сравнить с болезнью, поражающей землю, воду и всё, что находится в них — можно без преувеличения сказать, она везде. Живым эта болезнь не способна причинить вреда и чаще всего оседает в латентном состоянии, но после смерти труп, если его не кремировать, становится не-мёртвым.

В основном Порча поражает тела в могилах. Нельзя сказать, что чем больше времени прошло со времени смерти, тем менее грозным получится результат — скорее, наоборот. Не-мертвецов не зря зовут не-мертвецами: подстраиваясь под материал останков, Порча наращивает плоть, вызывает мутации и запускает в теле некое подобие жизни. Одни виды порождённых ею существ питаются кровью, другие предпочитают свежее мясо, но могут перебиваться и падалью, а третьи — наоборот. Те, кто получился из тела с более-менее сохранившейся репродуктивной системой, способны размножаться. Обычно гнездо для потомства устраивается в могилах, но с тех пор, как Наблюдатели стали проводить зачистки, не-мертвецы ищут более удобные места: подвалы, канализации, пещеры или норы животных в лесу — и это ещё одна причина, побуждающая их покидать кладбища.

Осенев рассказывал, что из братских могил, которым несколько столетий, иногда выбираются монстры, образованные сращением тел — полипаги или, как их зовут в народе, клабриды. Что касается монопагов, обыкновенных не-мертвецов, то они появляются на свет по одному. Порча поражает не все тела и не сразу, вспышки эпидемии, когда поднималось всё кладбище, были зафиксированы в нашей стране только три раза. Более устойчивы перед болезнью трупы териантропов, но если Порча всё-таки пожирает их, то из гроба выбирается жуткая смесь человека и зверя — зоаморф *14. Тела животных подвергаются воздействию Порчи реже, поскольку концентрируется она в местах захоронения людей и не спешит расползаться по округе, но по соседству с населёнными пунктами вполне можно встретить не-мертвецов, образовавшихся из кошек, собак, волков, а были случаи, что и медведей. Вообще Порча может поразить любой многоклеточный организм, и, к примеру, завсегдатай наших канализаций, полипаг Крысиный монарх, образован срастанием трёх и более тел. Когда я увидела фотографию этой твари впервые, то заявила, что лучше бы в канализации жили аллигаторы. На что Осенев ответил: "Не дай бог тебе встретить в ванной полипага из аллигаторов, Браун, разве что ты грезишь Левиафаном". Видимо, случаи были.

После открытия Джокк стало очевидно, что хоронить людей в земле больше нельзя — их надо кремировать. Четыре года спустя установили, что Порчей, как правило, заражены все водохранилища, питающие города. И только десять лет назад после изобретения эффективных фильтров начали регулярно проводиться процедуры по их очистке. По статистике, в городской местности каждый десятый, а в сельской — каждый пятый человек переносит в себе Порчу. Подхватить её проще, чем насморк, но далеко не все граждане интересуются своим здоровьем настолько, чтобы сдавать анализы на безобидную для живых заразу. Тем более что процедура требует специального оборудования и особых проявителей, а это есть не в каждой больнице. Закон о регулярной принудительной вакцинации в две тысячи двадцать втором году ни к чему хорошему не привёл. Когда-то до открытия Джокк считалось, что не-мертвецы появляются из-за оскорбления кладбищ шабашами, чёрными мессами и проклятиями, что всему виной контакты с вампирами, донорство и териантропы. То есть, проблема не в мёртвых — проблема в живых, и если эту проблему решать разнообразными методами, тела будут лежать в своих могилах. Поэтому кремация, к которой всегда прибегали во времена эпидемий, в сознании людей только сейчас становится необходимостью. Серая Лига вместе с Иллюзионом пыталась начать обновление кладбищ путём эксгумации и сжигания тел, но столкнулись с бурей протеста. Кладбища вокруг столиц некоторых государств уже кремированы, и даже под самыми древними могильными плитами стоят урны с прахом, но у нас людей всё ещё хоронят в земле. А на Северном кладбище вдобавок прячут тела после разборок уличных банд и мафии, используя пустые могилы.

В общем, Порча всё равно получает необходимый ресурс — человечину.

Серая Лига внесла Порчу в список биологического оружия и запретила её использование в личных нуждах. Причиной этого стала Проклятая Война в начале двадцатого века. В то время учёные уже заметили, что основным ресурсом для образования не-мертвецов является "осквернённая" земля кладбищ. Из убитых на фронте солдат начали искусственно выращивать полипагов и монопагов, причём особенно ценили трупы териантропов, даже специально ловили и умертвляли для сырья. Выращенных не-мертвецов морили голодом от нескольких месяцев до года, а потом десятками спускали неподалёку от вражеских лагерей и населённых пунктов. Грешили этим обе стороны, но поскольку война велась на наших территориях, наше население пострадало больше всего. Осенев говорил, что оголодавший не-мертвец не остановится ни перед чем, и это сейчас современное огнестрельное оружие и военная техника позволяют разнести в клочья любую тушу, а в то время воцарился хаос. Это был второй раз, когда Ночной Иллюзион оказался втянут в войну: он не просто взялся за истребление не-мертвецов, но и взорвал лаборатории с инкубаторами у обеих сторон конфликта. На юге от Роман-Сити, где ещё два века назад стоял речной город Раунт, расположен гигантский мемориальный комплекс, посвящённый павшим: тысячи мирных жителей, тысячи солдат и сотни Наблюдателей Мрака. Километровые списки имён и фамилий, десятки памятников, а в центре комплекса три урны с прахом, на одной — герб Иллюзиона, на второй — герб страны, на третьей — эмблемы вооружённых сил. Нас туда возили несколько раз на День Скорби — впечатление жуткое, особенно если ночью на кладбище сам встречался с не-мертвецом и знаешь, что оно такое.

Но не всё так плохо, на самом деле. Лет пятнадцать назад была разработана вакцина, которая убивает Порчу в латентном состоянии. Сырьем для неё служат кровошляпки — уникальные грибы, которые буквально питаются этой заразой. В природе они растут на заражённой земле и превосходно чувствуют себя в лабораториях, где их, собственно, и выращивают на хозяйственные нужды — например, изготовление растворов, которыми орошают посевы и заражённые участки почвы, хотя это мало помогает. Поэтому я не совершу ничего ужасного, если соберу сегодня пару десятков грибов.

— Слушай, Боско, — произнесла я, перевешивая ножны с Эйрой на пояс. — У меня тут есть одно дело, и я не прочь, если ты составишь мне компанию.

Не то чтобы я боялась бродить по кладбищу одна, просто Осенев говорил, что для человека лучший помощник — это животное: оно чует не-мертвецов за километр. "Хорошо, если это будет лошадь, на которой вы сможете ускакать в рассвет, — говорил преподаватель. — Но если лошади нет, берите с собой большую собаку. Есть шанс, что она сможет вас защитить. Некоторые не-мертвецы — просто отдельные особи, не виды — настолько привыкли к тишине, что боятся громкого шума. Собачий лай — отлично средство".

И вот у меня как по заказу есть большой дружелюбный пёс.

— Потом я выведу тебя отсюда и куплю поесть.

Боско интенсивно завилял хвостом.

Кажется, мы договорились.

28.

Я осветила фонариком плиту, на которой кто-то вывел чёрной краской "Dig Up Her Bones" — кажется, здесь залегал суфлёр Майкла Грейвса *15. Надеюсь, его не съели.

Боско терпеливо поджидал меня у следующей могилы. Когда я нашла первую кровошляпку, пёс внимательно обнюхал её и теперь находил грибы с поразительной быстротой. На редкость умная псина, я теперь могу позволить себе перебирать и воротить носом. Вот принесу Джо двадцать превосходных экземпляров, и пусть что хочет, то с ними и делает. Хоть жарит, хоть маринует.

Трава на заражённой Порчей земле росла как побитая лишаем шерсть: где по колено, где по щиколотку, хотя попадались и целые острова зелени мне по грудь, но я обходила их стороной и предпочитала идти по следу собаки. Деревьев осталось мало, да и те казались полумёртвыми. Мы углублялись в кладбище, до аллей со склепами ещё далеко, но могильные камни уже напоминали ряды старых, покосившихся зубов — ну точно как челюсти плавыша. Многие могилы просели или разворочены: из некоторых выбрались не-мертвецы, а другие раскопали гули в поисках падали. Когда здесь несли дежурство Наблюдатели, работники муниципальных служб приводили захоронения в надлежащий вид, но теперь чистильщики просто зачищают территорию и оставляют всё как есть. В конце концов, это действительно не их дело.

Сегодня малое полнолуние, а Старшая луна едва начала убывать, так что было довольно светло, и фонарик я включала, только когда Боско находил ещё один гриб или у меня возникали сомнения насчёт того, что темнеет под ногами. Несколько раз из глубин кладбища донеслось карканье воронов, и это нервировало: обычно вороны сопровождают гулей — именно сопровождают, а не просто водятся на тех же кладбищах. Гули в поисках падали могут не есть несколько недель, а про птиц это вряд ли скажешь. Впрочем, лучше карканье ворона, чем уханье совы. Мне совсем не улыбается встретить стригои.

Пёс не проявлял никакого беспокойства, а значит, и меня ничего не должно волновать. Хотя когда мне попался заострённый камень, удобно лёгший в ладони, я прихватила его с собой. Мало ли, пригодится.

Вдали раздался истошный вопль.

Точно пригодится.

Навострив уши, Боско тут же сорвался с места и помчался прочь, оглашая мрак громким лаем. Я даже не успела подумать — просто бросилась следом. Осенев часто повторял, что на некоторые просьбы о помощи лучше не отзываться: либо ложные, либо помрёшь за компанию. Но со мной пёс, а он вряд ли бросится успокаивать обири, которому приснился сон про страшного Наблюдателя.

Я старалась бежать по собачьему следу, но Боско мчался быстрее меня и вскоре растворился во мраке. Пришлось включить фонарик и надеяться, что в траве нигде не притаились плющавки. Направление я определяла только по доносящемуся до меня гавканью, которое, впрочем, передвигалось вместе со мной.

Всё стало ясно, когда я вылетела на свободное от могил пространство, и луч света выхватил из полумрака гуля — прищурившись, тот оскалил короткие острые зубы. Такими зубами удобно рвать мясо и дробить кости. Нос не-мертвеца был сплюснутый, с большими ноздрями, а ушные раковины чем-то походили на уши летучей мыши. Гули отыскивают свежие могилы и тела по запаху, но обладают также острейшим слухом, а вот зрение у них слабое и глаза затянуты бельмами. Лучше всего развиты передние конечности — массивные лапы с толстыми, как у крота, когтями, которые способны выкопать яму глубиной несколько метров. И поскольку гули чаще всего роют землю, мышцы у них перестроены под вертикальные движения — сверху вниз.

Неподалёку Боско гонял меж надгробных камней ещё одного не-мертвеца.

Они нападают на человека, только когда очень голодны, а поблизости нет подходящей падали. Значит, в меню сегодня два голодных не-мертвеца...

— Спрячься куда-нибудь, — бросила я сидящей в траве Элен.

... и одна безмозглая малолетка.

Чудесно.

Я положила фонарик на край могилы так, чтобы передо мной оказалось освещённое пространство. Гуль недовольно заурчал, когда Люси поползла за могильный камень. Он не дышал в прямом смысле этого слова, но втягивал в себя воздух, чтобы чувствовать запах, и поэтому мог издавать некоторый набор звуков.

Вытащив нож обратным хватом, в левую руку я взяла камень и пошла вперёд. Времени сомневаться не было.

После того, как мы с Киарой встретили на арене своего первого не-мертвеца и отходили к психотерапевтам Иллюзиона, я будто невзначай спросила Осенева, что нужно делать при встрече с ожившей проблемой. Препод назвал это правилами выживания для цыплят.

С гулем лучше держать дистанцию на расстоянии удара. Он передвигается на четвереньках, но разница в строении передних и задних конечностей не позволяет ему быстро бегать. Да ему это и не нужно: он привык выкапывать пищу из-под земли или находить её на земле. Зато гули прекрасно прыгают в высоту, отчего способны выбраться из любой могилы. Также они способны прыгнуть на взрослого человека и, повалив его на землю, перегрызть горло. В общем, от удара их лапы уклониться намного проще, чем от прыжка.

"Если вы встретили гуля, и он не хочет от вас убегать, — говорил Осенев, — надо либо убегать самому, либо встретиться с ним лицом к морде".

Распахнув пасть, тварь издала глухой рык, а потом обрушила на меня удар обеих лап. Я отпрыгнула, а потом дёрнулась вперёд и прежде, чем гуль подобрался для новой атаки, врезала камнем и рукоятью ему по ушам.

"Не-мертвецы тем и отличаются от нежити, что реакция их тела на те или иные повреждения подобна реакции человека. И если вы зарядите этой скотине по башке или одновременно по правому и левому уху — она потеряет чувство равновесия и оглохнет".

Подавшись вбок, я перехватила нож прямым хватом и нанесла рубящий удар.

"Лучший способ — это разнести ему башку из дробовика. Но я искренне надеюсь, что вы не храните у себя ничего страшнее водных пистолетов. Поэтому ваш способ — повредить ему позвоночник или головной мозг. Впрочем, с головным мозгом у некоторых худо: не угадаете с функционирующим полушарием — будете жаловаться на том свете. Так что перво-наперво — позвоночник, потому что периферическая нервная система у них всегда работает как у живых".

Шея гуля потемнела от крови. Бугры позвонков явственно выпирали из-под серой кожи, но вогнать меж них лезвие с одного раза я не могла: не хватало опыта, да и мотающий головой не-мертвец был не лучшей мишенью. Но не успела я занести руку для второго удара, а он уже развернулся в прыжке, как делают кролики. Мне едва удалось отпрянуть от грязных когтей, и, не теряя времени, я тут же опустила камень ему на макушку. Эта скотина довольно устойчива к подобным ударам, но мне нужно совсем немного времени — зайти сбоку и рубануть по шее. Я не надеялась отсечь её с одного маха, мне надо либо попасть меж позвонков, либо сместить их. Если бы Эйра не был таким широким, можно было бы рискнуть вогнуть его в глаз, заточка с этой задачей справляется прекрасно. Но всё есть как есть, и после второго удара ножом гуль дёрнулся и обмяк, мягко осев на траву. Прицелившись, я опустила Эйру прямо в рану ещё и ещё раз, пока голова не отделилась от тела. Не-мертвецы способны залечивать даже самые тяжёлые повреждения, так что не стоит давать ему шанс.

"Если вам удалось — считайте себя храбрым цыплёнком".

Подобрав камень, я отпихнула голову подальше и осмотрелась по сторонам.

Элен пряталась, а Боско всё ещё гонял не-мертвеца между могил. Только теперь, имея возможность понаблюдать за ними, я поняла, что пёс на самом деле не даёт гулю сбежать, умело выдерживая скорость и вовремя пресекая пути к отступлению — они всё время метались по небольшому участку травы. Громкий заливистый лай при этом служил как пугалка.

Это очень странно для бездомной собаки. Даже породистой. Впрочем, нет, вряд ли он бездомный: судя по ошейнику, хозяин у него точно есть.

И тут мне в голосу пришла интересная мысль. Набрав воздуха в лёгкие, я крикнула:

— Взять!!!

Пёс тут же прибавил в скорости, прыгнул и впился зубами в шею гуля. Инерция вынесла их за пределы света, так что я схватила фонарик и устремилась следом. До меня доносилось рычание и возня, а потом всё стихло.

Крепко сжимая в правой руке нож, я осторожно приблизилась. Боско переводил дух, шумно втягивая через окровавленную пасть ночной воздух — у не-мертвеца под его лапами был перегрызен хребет в области шеи. Посмотрев на меня, пёс звонко гавкнул, а потом повернул голову к добыче.

Я опустилась на корточки и перерезала влажные, порванные клыками ткани, после чего ногой откатила голову подальше.

Теперь точно всё.

Пёс забавно навострил уши и посмотрел сначала на меня, потом на тело не-мертвеца.

— А ты храбрый мальчик, — положив нож в траву, я почесала его за ухом. — Где ты такому научился?

Боско вилял хвостом и молчал. Ладно, допустим, ему говорить не обязательно, в отличие от некоторых.

Когда я, вытирая Эйру пучком травы, подошла к могильному камню, Элен стояла на четвереньках и звонко кашляла. Ну, хоть кого-то этой ночью вырвало. В смысле, хорошо, что не меня: еда в "Трактире вампиров" всё-таки денег стоит.

— У тебя есть три попытки, — произнесла я, — чтобы убедить меня в том, что твоё присутствие здесь естественно.

Адреналин у меня ещё не схлынул, поэтому я собираюсь устроить кое-кому поучительную тёмную. Действительно тёмную, потому что фонарик лучше выключить, и без того нашумели достаточно.

Около минуты Люси громко дышала, то и дело давясь рвотой и зажимая ладонями рот, а потом чуть слышно произнесла:

— ... т-ты мне нравишься.

Икнув, она зарыдала — не заплакала, а именно зарыдала, с громкими, пронзительными звуками.

Ничего себе "нравишься".

Я села на могильную плиту и достала из рюкзака салфетки. Надеюсь, кровь гулей не попала на штаны, потому что химчистка для моего бюджета — дорогое удовольствие.

Боско подошёл к Элен и с жалобным скулежом ткнулся носом ей в щёку. Девчонка нащупала трясущимися руками его мохнатую шею и зарылась в неё лицом.

— Очень умный пёс, — пробормотала я — терьер не то фыркнул, не то чихнул.

Наверное, со стороны мы кажемся странной композицией: два мёртвых гуля, породистая собака, рыдающая в обнимку с ней девочка в хлопчатобумажном платье, и я с ножом в грязных руках.

Да, руки надо бы оттереть.

Я как раз выуживала из упаковки остатки влажных салфеток, когда совсем рядом раздалось пронзительное карканье. Обернувшись, я различила на одном из могильных камней силуэт ворона. Видимо, прилетел полакомиться падалью, ему и гулье мясо сойдёт.

Словно в подтверждение воздух наполнился хлопаньем крыльев: птицы обсели тела и вроде как даже поссорились из-за добычи. Наше соседство их совсем не смущало, хотя Боско пару раз дёрнулся прогнать их прочь.

— ... они поэтому от меня отказались, — шмыгнув носом, неожиданно просипела Элен. — То, что я кормила на себе вампира — это был просто предлог. И Бекки сделала это специально, чтобы избавиться от меня.

Я промолчала.

Люси издала странный завывающий звук, какой издают люди, старающиеся не заплакать.

— Лучше поплачь, — я как следует протёрла салфеткой меж пальцев.

— ... т-ты ж-же не любишь, когда плачут.

— Я не люблю, когда ноют. Это разные вещи.

Саноте всегда говорила мне, что если хочется плакать — лучше пойти и выплакаться, точно так же, как если хочется в туалет, то надо пойти и... И совсем необязательно кому-то об этом рассказывать. Я помню, как плакала Киара, когда Могильщик дал ей поворот-отворот, и совсем не помню, когда последний раз плакала я.

Отвернувшись, Люси покрепче обняла Боско и тихонько всхлипнула. Мне осталось только выскребать кровь из-под ногтей и думать о том, что кеды по возвращению домой придётся стирать. Знала бы, что в итоге окажусь на кладбище, обула бы старые кроссовки.

— Клэр сказала... ч-что если я познакомлюсь с Эдуардом, — заговорила Элен, и её голос звучал намного твёрже, — то обязательно полюблю его... — она шмыгнула носом. — Я думала, что так я стану нормальной... ну, если он мне понравится... Но встретила тебя.

Встретила меня.

Я молчала и не прерывала своего занятия, изредка оборачиваясь, чтобы посмотреть на пирующих воронов.

— ... ты и правда мне очень нравишься.

— Ничем не могу помочь.

Прошла целая секунда, прежде чем Люси чуть слышно выдохнула:

— ... знаю.

— Ты поэтому пришла утром в лагере ко мне пореветь?

— ... да.

Я сидела, сцепив зубы, и ожесточённо тёрла резиновые носки кед. Свою прививку от чужих притязаний я получила три года назад, когда Никита неожиданно признался мне в любви — а я-то, дура, верила, что мы лучшие друзья. С его стороны это было предательством, и я до сих пор чувствую себя преданной. Киара для меня сестра и соратник по выживанию, Саноте была наставницей, но Ник оказался первым человеком, которого я могла называть другом. Статус "друг" вообще для меня очень важен и включает такие хорошие вещи, как равенство, доверие, верность и всё прочее. Я хотела быть другом, а не какой-то ерундой вроде "девушки" или "возлюбленной". Когда Ник мне признался, я почувствовала, что меня оценили слишком низко. В итоге мы, как это говорят, сохранили хорошие отношения, но неприятный осадок остался.

— Тебе... не противно? Я правда хочу стать н-нормальной, но н-не могу...

Подняв взгляд на Элен, я ответила:

— Мне неприятно, когда незнакомые люди признаются мне в симпатиях. Это означает, что либо они меня обманывают, либо я их обманула.

— Н-нет, я имею в виду... — слабым голосом начала девочка, и я раздражённо оборвала её, чтобы расставить все точки над "ё":

— Это меня не волнует. А вот за то, что ты попёрлась ночью на кладбище... кстати, зачем?

— ... а... — она открыла и закрыла рот. — ... за тобой... я увидела тебя возле...

— Зачем?

Элен нервно пожала плечами.

— Так вот, — продолжила я, — за это я бы тебя поколотила как следует.

Если вспомнить историю Джастина-висельника, которую я никогда забыть не смогу, то через несколько дней Колокольчик вскрыла себе вены. Ей удавалось примириться со своей ориентацией, но с тем, что её изнасиловал парень — нет. Роуз и Бет наглотались таблеток после группового изнасилования — компания ребят взялась доказать им, что они просто не пробовали с настоящими "мужчинами". Лиза, Джордж, Стефан, Николло... я могла бы с ходу вспомнить десяток ребят из нашего приюта, которые наложили на себя руки.

— А ты здорово их... — всё ещё обнимая Боско, Элен одной рукой указала на тела гулей. — Где ты научилась убивать нежить?

— Теория плюс практика, — я сгребла в охапку использованные салфетки. — И гули — это не-мертвецы. Будь они нежитью, нас бы с тобой сейчас доедали.

— В чём разница?

— Не-мертвецы — это производная от человеческого тела, — я запихала мусор в целлофановый кулёк и спрятала в кармашек рюкзака, — которая формируется благодаря микроорганизмам, называемым Порчей. В функционировании некоторых систем они схожи с живыми. Вот гули, — я указала пальцем за плечо. — Чтобы двигаться, им нужна нервная система. Если бы это было не так, то уничтожить их можно было либо огнём, либо изрубив в кашу. А нежить — это одержимые духами человеческие трупы. Обычно они более сильные, более быстрые и более чуткие. Например, стригои — им хоть все кости переломай, а если они касаются тебя, то всё равно высасывают энергию. Заманивать людей, подражая совиному уханью, они могут именно потому, что в основе их природы лежит дух, который способен на ментальное воздействие.

— А вештицы?

— Нет, они одержимые, но живые.

— ... когти и зубы у них совсем не человеческие, — голос Элен прозвучал глухо.

Я посмотрела на неё, но смогла различить только бледные руки и лицо на фоне шерсти Боско.

— Странно, что ты не знаешь разницу между нежитью и не-мертвецами, а про вештиц слышала.

— Потому что вештица убила моих родителей.

Когда-то давно вештицами назвали ведьм и приписывали им такие подвиги, как поедание плода в материнской утробе, насылание порчи, неурожая и прочее. Но со временем термин отслоился от женщин с сепаратной инаковостью и стал относиться только к тем из них, кто сломился после жизненных потрясений и стал одержим. Вот они действительно пили кровь и питались человеческим мясом, больше всего их появлялось во время войн и голода, но в нашем веке они почти превратились в народные предания.

— Извини.

— Что?

— Извини, — повторила я, пряча Эйру, — мне не надо было спрашивать.

— Ты не спрашивала. Я сама сказала.

А, точно. Но мне всё равно следовало извиниться. При первой встрече она показалась мне дурочкой, а теперь оказывается, что она пережила нападение вештицы, воспитывалась мамонтами-фундаменталистами и долгое время жила с клеймом извращенца. Хотя всё это вполне совместимо с недалёкостью.

— Это было пять лет назад, когда я жила в Фольквате, — невесело произнесла Элен. — Дядя всё время повторял, что так бог наказал неверных — мои родители были другой конфессии — и что я случайно избежала своей кары за то, что я...

— Слушай, мой тебе совет: забудь всё, что говорил тебе дядя, и начни жизнь по новой, — я забросила рюкзак за спину. — И знаешь, что — пошли-ка отсюда, я уже почти все свои дела закончила, а у тебя тут дел нет вообще.

Когда мы поднялись на ноги, несколько воронов надтреснуто каркнули, но Боско грозно гавкнул на них, чтоб не суетились. Я сунула ему под нос пластиковую бутылку со срезанным верхом, в которой лежали кровошляпки — пёс мигом всё понял и начал искать.

— Почему, — я вспомнила одну вещь, которая показалась мне странной, — ты не вышла ко мне раньше?

— Не хотела показываться тебе на глаза, мне было просто интересно, что ты тут будешь делать, — смущённо призналась Элен. — Кроме того, ты полезла через ограду, а я не умею, и мне пришлось искать дорогу в обход. Там, впереди, есть место, где несколько прутьев выпало.

— Это хорошо, — пробормотала я, — потому что я бы не вытащила Боско на ту сторону, а оставлять его тут нельзя. Кстати, ты хорошо прячешься, раз я не тебя заметила.

— Пришлось научиться, — кисло отозвалась Люси. — По дороге из школы надо мной часто издевались старшеклассницы.

Что за человек, похвалишь — и то попадёшь в болячку.

Мы молча петляли за псом среди могильных камней. Мне нужны ещё шесть грибов, и перебирать как-то уже не хотелось. Я как раз срезала два, когда Люси коснулась моего плеча и прошептала:

— Смотри, там что-то есть.

Она указывала в сторону, противоположную той, куда свернул Боско. Включив фонарик, я высветила распластанное тело женщины, на животе которой, подобравшись, сидел остроухий обири — ну точно картина "Ночной кошмар" Фюссли. Круглые глазки не-мертвеца болезненно щурились на свету, а приоткрытый рот с вытянутыми, острыми клыками вместо резцов был запачкан кровью. Он был настолько худ, что его обтянутые цианозной кожей суставы оказались толще самих конечностей.

— Упырь, — пробормотала Элен.

— Ага. Они всегда напоминали мне графа Орлока, — пробормотала я и сделала шаг вперёд. — Кыш! Пошёл прочь!

Обири с сомнением наклонил голову вбок, точно не догоняя, чего от него хотят — не слишком хороший признак.

Но тут мимо нас с громким лаем промчался Боско — вытаращив глаза, упырь метнулся во мрак. Пёс не стал его догонять и, обнюхав тело женщины, жалобно заскулил. Я поняла, что мой запас бодрости ещё не исчерпан и, более того, вообще неисчерпаем в компании этого пса.

Подойдя ближе, я отдала фонарик Элен и осмотрела шею трупа. С одной стороны были чётко видны два отверстия, из которых обири пытался сосать кровь, а когда я, используя рукоять ножа, перевернула голову на другой бок, стал виден вампирский укус.

А полицейский говорил, что всё закончилось. Я не спец в подобных делах, но мне кажется, что у этого тела ещё даже трупное окоченение не наступило.

— Когда я проходила, здесь ничего такого не было, — произнесла Люси, а потом совсем другим тоном шепнула. — О боже!

— Что такое? — я повертела головой, но ничего не увидела. Даже там, куда Элен перевела луч фонарика.

— Она... здесь.

Я промолчала.

— Нет, правда.

Если Осенев говорил, что существуют люди, которые могут видеть человеческие души или отдельные их составляющие, то так оно и есть.

Было странно наблюдать за Люси, которая реагировала на перемещение чего-то невидимого. В какой-то момент она напряглась, а потом неуверенно присела на корточки и засунула руку во внутренний карман клетчатого пиджака покойницы. Там оказались водительские права на имя Энн Форшоу и биометрическая карточка донора.

Чёрт, нельзя трогать такие вещи голыми руками.

— Она хочет, чтобы её нашли и похоронили, — пробормотала Элен и спрятала документы обратно.

— Нам придётся оставить её здесь и сообщить об этом Наблюдателям, — я забрала у неё фонарик и выключила. — Идём. Если те, кто притащил её, до сих пор на кладбище, то надо убираться. Эй, Боско! Мы уходим отсюда.

По дороге к ограде я срезала недостающие грибы и получила полный комплект, пусть и не такой идеальный, как хотелось вначале. Лохматый терьер, казалось, прекрасно понимал, чего мы от него хотим, потому что бежал трусцой прямо и никуда не сворачивал, разве чтобы обойти развороченные могилы. Только один раз он неожиданно резко вильнул вправо и сделал большой крюк, огибая островок густой травы. И я услышала, как Элен пробормотала:

— Плющавка, что ли?

Вот тебе и соплячка.

Плющавки — одна из самых подлых разновидностей не-мертвецов. Порча сделала их худыми и долговязыми, а конечности вытянула в длинные цепкие плети, иногда с отростками. Плющавка обычно скрывается в зелени, на поле или под снегом и поджидает свою жертву, а потом быстро обвивает её лапами и впивается в шею. Вместо лица у неё хоботок, как у пиявки, а в слюне часто содержится паралитический яд. Обычно эти твари ограничиваются кровью, но самые голодные вытягивают спинной мозг и добираются даже до головного.

— Скажи, Кейни, — неожиданно заговорила Элен, и в её голосе звякала странная обида. — Почему ваши Богини допускают существование подобных существ?

— Ты меня с кем-то путаешь. Я безрелигиозный человек.

И это говорит та, которая не так давно тряслась на Площади Сибиллы.

— Но там, у заброшенного моста, когда ты упала в воду — ты же молилась.

Это был удар ниже пояса.

— Извини, — чуть мягче добавила Люси, — я очень хорошо чувствую такие вещи. И хорошо чувствую, когда чужой бог отзывается на молитву.

— Божественная Сущность едина, — возразила я, — и каждая религия — это путь к ней. А что касается того случая — я оказалась в довольно незавидном положении, знаешь ли.

— Хорошо, — судя по голосу, ничего как раз не было "хорошо", и девчонка продолжала гнуть своё, — тогда объясни мне, почему эти Богини допускают существование подобных тварей. В конце концов, ты же обратилась за помощью к ним, а не к Святым Сиблингам.

Я точно поколочу её сегодня.

— Это не моя религия и не моя философия, Элен, — раздражённо ответила я. — Тебе лучше пойти в Сердцевину и поговорить с кем-нибудь из Культа. Думаю, они с удовольствием объяснят своё мировоззрение. Я могу только рассказать то, что рассказывала мне Ким.

— Хорошо, расскажи, что говорила тебе эта твоя... Ким.

И тут я поняла, что зверею.

— Если скажешь так о ней ещё раз, я тебе врежу. А потом поколочу за то, что ты припёрлась сюда.

Очевидно, уверенности у Люси поубавилось.

— Извини, — пробормотала она, — но я не понимаю, правда.

— Ким сказала мне, — заговорила я со вздохом, — что все в этом мире взаимосвязаны. Одни животные поедают других, и даже хищники могут убивать друг друга из-за добычи или территории. Например, волки не ладят с рысями, а рыси — с лисицами. Но когда кто-то из них кого-то убивает, ты же не говоришь, что это происки дьявола? Человек — это часть природы, причём равная остальным частям, пусть и более... развитая. Считать, что его воля стоит выше воли всех остальных существ, значит уподоблять его венцу природы, которым он не является. В Культе Лунных Сестёр верят, что когда-то люди не употребляли в пищу мясо и считали всех живых существ своими братьями, но потом забыли об этом и возгордились. Поэтому Богини наказали их и сделали так, что тела людей после смерти начали превращаться в чудовищ и охотится на людей так же, как люди охотились на животных и оборотней. И подобно тому, как одни люди убивают ради еды, а другие — ради развлечения, так и чудовища: не-мертвецы и нежить — убивают каждые для своих целей.

— Вот как, — пробормотала Люси. — Чем-то похоже на Пятое Прегрешение.

— По-моему, во всех религиях подметили, что люди — сволочи. И кстати, — я оглянулась через плечо, — количество людей, убитых людьми, превышает число жертв не-мертвецов и нежити. По крайней мере, в Роман-Сити.

Мы наконец-то достигли ограды и вдоль неё прошли до того места, где не хватало трёх прутьев. Первым в лазейку выскользнул Боско и тут же принялся обнюхивать окрестности. После него на ту сторону перебралась Элен.

— Как ты живёшь без бога, который может помочь тебе? — спросила она, когда я просунула меж прутьев сначала руку с рюкзаком, а потом протиснулась сама.

— У меня есть я. Хреновая альтернатива, но частенько работает. Сама видела.

Это её рассмешило.

Мы торопливо пересекли Мёртвую зону и подошли к Блад Амур — кварталу, который получил своё название в честь старого и самого первого в районе борделя. Все остальные заведения создавались ему под стать и были открыты только для совершеннолетних. У меня не возникло намерений ломиться в публичный дом — нам просто надо пройти по освещённой малиновыми фонариками улице, пересечь пару перекрёстков, Солнечный проспект и добраться до кольцевой. Оттуда на трамвае до станции метро и в приют.

— Стой, — я замерла у границы света первого фонаря. — Ты не говорила, что тебя ранили.

Платье Элен с одной стороны висело клочьями.

— Он зацепил только одежду, — отозвалась она, оглядывая изуродованный подол. Я задумчиво почесала шею. Мне не хотелось, чтобы к нам кто-то прицепился только потому, что на ней драное платье. Нет, прицепиться могут в любом случае, но мне не хотелось давать лишний повод.

Подавшись обратно в тень, я скользнула в нишу с наглухо заколоченной досками дверью и начала рыться в рюкзаке.

— Иди сюда.

Люси послушно шагнула следом. Свет улиц выхватывал из теней её лицо — бледное и осунувшееся. Ей явно будет о чём подумать в свободное время.

— Вот, — я протянула ей свою клетчатую рубашку, — надень это и затяни поясом.

— Прямо здесь?

— Забей, никто же не смотрит.

Люси открыла рот возразить, но потом в смущении отвернулась — только тут до меня дошло, что смотрю я, и для неё это значимей мужчин. Мне следовало отойти в сторону с каким-нибудь характерным шумом, но в этот момент Элен закончила возню с пуговицами и стянула платье до пояса. Даже при таком освещении стало видно, что её спину покрывают шрамы. Ровные, белые, как от удара...

— Элен, — медленно произнесла я, — что это?

— Где?

— Твоя спина.

— А, это дядя... он говорил, что так я смогу очиститься. Когда у верующего греховные мысли, он должен наказывать себя или просить, чтобы его наказал кто-то другой.

Я привалилась к холодной стене и ощутила, как в груди что-то сжимается.

— Ты знаешь, — тихо спросила я, — что за подобное обращение с ребёнком сажают в тюрьму?

— Нет, — покачала головой Люси, не оборачиваясь, — я ничего об этом не знаю.

29.

— Энн Форшоу, — повторила я, постукивая пальцами по стенке телефонной будки.

— Да, три часа назад поступило заявление о её пропаже, — произнесла на том конце провода оператор. — Северное кладбище, вы сказали?

— От главных ворот направо, в глубине, ближе к Мёртвой зоне.

— Вы можете оставить свои данные? Хотя бы номер телефона.

— Э-э, простите, нет. Моя семья будет не в восторге, — я повернула голову глянуть, как там Элен. Девчонка спокойно сидела на парапете фонтана и гладила Боско.

— Хорошо, большое спасибо за помощь. Я свяжусь с дежурной частью и попрошу направить кого-нибудь из патрульных.

— Всего доброго, — я нажала на рычаг, потом подумала и набрала номер Ким. Гудки в трубке казались оглушительными и бесконечными. Привалившись к стенке, я посмотрела сквозь грязное стекло на небо. Через два часа будет рассвет, через три Кимберли просыпаться на работу... не то чтобы я хотела её будить, но я просто хочу знать, что она дома.

Дома её не оказалось.

Бросив в автомат ещё пару монеток, я набрала номер её соседей, престарелой четы вервольфов, которые посылали нам сладости.

— Доброй ночи, миссис Веджвуд, — произнесла я и помассировала уголок глаза, чтобы не размазать косметику, — это Кейни Браун. Мне жаль, что я беспокою вас в такое время, но Кимберли...

— Не беспокойся, я не сплю, — добродушно оборвала меня на том конце провода старушка. — Во-первых, у нас сегодня в гостях мисс Дюранд...

Вампирша из квартиры этажом выше, у неё живёт зловредный чихуа-нихуа-не-собака.

— ... а во-вторых, ты далеко не первая, кто звонит по поводу Ким. Она вернулась полчаса назад, но опять ушла, сказав, что через десять минут вернётся. С другом, дескать, надо встретиться. Не похоже на неё, как ты считаешь?

Да, совсем не похоже.

— Может, она влюбилась? — попробовала отшутиться я.

— Влюбилась Ким уже давно, и дело, полагаю, не в этом. Просто она всегда казалась мне девушкой очень умной. Кейни...

У меня сердце ёкнуло.

— ... ты и Киара обязаны прийти к нам на чай. Мы с Джонатаном привезли столько ягод, что я прямо не знаю, какие пироги печь.

А-а, всего-то. Ну да, недавно было старшее полнолуние.

— Спасибо, миссис Веджвуд, мы обязательно зайдём, — пообещала я. — А теперь извините, меня ждут. Спасибо вам ещё раз.

— Доброй ночи, милая... О, и с прошедшим Мелетом тебя.

— И вас тоже. Доброй ночи.

Повесив трубку на рычаг, я выскребла сдачу и вышла на улицу к Элен. Небо над площадью лениво затягивало себя лоскутами тяжёлых туч и всё же начинало светлеть, но фонари по-прежнему горели, и было довольно людно. Да уж, именно людно. Несмотря на то, что Блад Амур расположен в Кварталах Нелюдей и название имеет кровавое, работают здесь люди, меньше — териантропы. Вампиры в основном участвуют в перфомансах и прочих развлечениях. Потребности в сексе у них нет, влечения и похоти тоже, хотя женские особи при наличии специальных лубрикантов способны осуществить половой акт с живым партнёром. Что касается мужской половины... ну, истории ходят разные. Майк любит шутить на тему эрекции у вампиров. И наведываться в этот квартал, кстати — тоже.

— После Блад Амур разойдёмся, — произнесла я, садясь на парапет, и устало подпёрла голову руками. — Мне надо зайти к подруге, у неё что-то случилось.

— Понятно, — невесело отозвалась Элен. Моя рубашка на ней, перетянутая широким поясом, смотрелась почти как платье.

За нашими спинами шумел фонтан с подкрашенной в красный водой — литры бутафорской крови, посреди которых высились весьма нескромные изваяния героинь фильма "Вампиры-любовники": Кармилла, Эмма и её гувернантка *16. Скульптор показал себя большим затейником в плане композиции, но это ещё одно из самых приличных творений в этом квартале.

— А что делать с Боско? — Люси протянула руку и погладила пса по голове.

Боско... честно говоря, мне очень хотелось забрать его в приют. Редко встретишь такую умную и храбрую собаку. Если бы нам с Киарой не надо было уходить в этом году, я бы рискнула. Не знаю, правда, как бы мы его прокормили.

— Я позабочусь о нём.

Пёс вскочил и оглушительно гавкнул, а потом засуетился на месте, радостно виляя хвостом. Вздрогнув, я выпрямилась и уставилась на человека, который стоял перед нами. Элен испуганно вцепилась мне в руку.

Лицо незнакомца скрывала чёрная, абсолютно гладкая маска, сделанная из материала, похожего на непрозрачное матовое стекло. Два образующих перевёрнутую "Т" ряда мелких отверстий темнели в районе носа и рта. Голову покрывал капюшон.

— Не бойтесь, юная мисс.

— П-простите, — пальцы Люси на моей руке разжались. — Вы так неожиданно появились.

Стоящий перед нами человек был одет в наглухо застёгнутый двубортный плащ из чёрной ткани, плотной, но совершенно не отсвечивающей. Верхняя часть очень ладно сидела на теле, от талии плащ расширялся и почти достигал щиколоток. Грудь покрывала тонкая вышивка из бурых и бежевых нитей, образующая сложный симметричный рисунок. На плечах декоративные погоны, ворот переходил в капюшон, но полностью скрывал горло. Во всей фигуре вообще не нашлось ни одного кусочка голой кожи.

На ногах незнакомца, по которым Боско топтался в порыве радости, были шнурованные сапоги с крепкой подошвой. Поверх плаща — простенькая ременно-плечевая система, к которой крепились несколько подсумков и чёрные, лишённые украшений ножны с широкой саблей, чью воронёную гарду покрывала череда странных символов. Нарукавную повязку из бежевой кожи украшал серебряный жетон с гербом: широкое кольцо с гравированной надписью, поверх него треугольный щит, по его краю светлая каёмка, остальная часть тёмная, и на ней скрученная из тумана белая башня с тремя зубцами, слева и справа от которой — большой и малый полумесяцы лун. На фоне башни аналогичный ей по высоте меч, а у основания — остроухий пёс, замерший в напряжённой стойке.

Патрульный Наблюдатель Мрака.

Я ощутила, как сердце заколотилось от восторга.

Наблюдатель Мрака!

Кольцо с надписью "Во мраке Снам стать Смертью не позволим", щит, башня и луны — это герб Ночного Иллюзиона, если прибавить меч — Псы Иллюзиона, а собака обозначает отдел. В данном случае — Общественной безопасности.

— Это наш пёс, — Наблюдатель протянул затянутую в перчатку руку и погладил Боско по голове, — в прошлой операции он ухитрился отбиться от своры. Где вы его нашли?

— Да тут бегал, — и глазом не моргнув, ответила я.

Восторги восторгами, но надо бы и о своей шкуре побеспокоиться.

— Кстати, что вы здесь делаете? — голос доносился из-за маски слегка приглушённо. — Вам нет восемнадцати.

— Мама забыла дома документы, пришлось отнести ей на работу, — я указала пальцем на самый приличный из ближайших борделей. — А потом мы встретили вашу собаку. Но если вы его забираете, сэр, то я пойду вызывать такси, нам ещё сегодня в школу.

Наверное, это самая избитая в мире ложь, но ничего лучше я не могла придумать. Кроме того, я привыкла врать взрослым и делала это весьма убедительно.

— С вами будет кто-нибудь из взрослых?

— Водитель, — я сделала свои самые равнодушные глаза. — И нас встретит бабушка, если вы об этом.

— К сожалению, мне нужно на Северное кладбище, — Наблюдатель посмотрел сначала на меня, потом на Элен, — иначе бы я сопроводил вас в обязательном порядке до самого дома...

— И тогда бабушка решит, что мы кого-то убили, — неожиданно вмешалась Люси. — Нет, спасибо, сэр. Всё хорошо, правда.

Наблюдатель помедлил, а потом поднял голову, будто к чему-то прислушиваясь.

— Я связался с дежурным и попросил прислать сюда полисмена. Пожалуйста, дождитесь его и ни в коем случае не ходите по улице в одиночку.

— Конечно, сэр, спасибо, — совершенно искренне улыбнулась я. — Всего хорошего.

— И вам тоже, мисс, — он развернулся и пошёл прочь. Боско побежал рядом, лишь один раз обернувшись.

— Какая жалость, — пробормотала я, провожая их взглядом. — Я была в двух шагах от того, чтобы разжиться настоящим псом Иллюзиона.

30.

Мне кажется, вампиры заводят собак только для того, чтобы выгуливать их после заката и таким образом встречаться друг с другом. Если подумать, за хлебом им ходить не надо, рабочие графики индивидуальны, а собака — чем не повод повидаться с соседями?

Я шла через северную часть Кварталов, где располагались спальные массивы с их уютными двориками, цветущими клумбами и прочими признаками благоустроенности. В развлекательной части района вампиры терялись в толпе, но здесь они встречались гораздо чаще и странным образом ощущались — не живые люди, но... Не знаю, как объяснить.

Несмотря на то, что среди местных собачников половина оказалась людьми, меня провожали удивлёнными взглядами, как если бы я шла в кимоно с огромным ирокезом на голове и постукивала в жёлтенький барабанчик. Кварталы Нелюдей — почувствуй себя живым. Несколько собак сочли своим долгом деловито обгавкать мои ноги: может, почуяли запах гулей, а может, Боско — не знаю, мне всё равно. Я шла к Рыжей улице, по которой собиралась спуститься на юг, к дому Кимберли. Этой ночью всё покатилось к чёртовой матери, потому что я планировала сходить на Площадь Сибиллы и вернуться домой, а в итоге успела побывать на кладбище, познакомилась с боевым псом Иллюзиона, убила гуля, спасла жизнь Элен, нашла вместе с ней труп и даже пообщалась с Наблюдателем.

У меня временами очень насыщенная жизнь.

Запрокинув голову, я посмотрела вверх. Пока мы торчали в Блад Амур, ещё был шанс на хорошую погоду, но теперь небо окончательно затянуло тучами, так что рассвет не то чтобы откладывается — будет менее светлым или...

На нос капнуло. Только этого не хватало.

Меня медленно окутал невесомый шум, с которым первые капли дождя обрушились на окружающий мир: крыши домов, листву, асфальт и припаркованные у обочины машины. Тут же засуетились вампиры, торопливо прощаясь друг с другом, и со всех сторон зазвучал громкий собачий лай. До этого момента я была твёрдо уверена, что пройду всю дорогу пешком: тут всего-то час пути, но, видимо, придётся спуститься на кольцевую и сесть на трамвайчик. Не хочу мокнуть.

Теперь вопрос в том, как мне выйти отсюда?

Свернуть направо, ну да.

Направо.

По-моему, слово "право" не имеет ничего общего с "правильно", потому что заблудилась я в рекордно короткий срок: какие-то десять-пятнадцать минут. То есть, не просто заблудилась — я выбрела в глухомань, где фонари отсутствуют в принципе. Какой век на дворе? При Джеке Потрошителе, наверное, и то было светлее.

Перешагнув через мусор, растащенный ветром из перевёрнутого бака, я осмотрелась. Слева тянулся ряд недостроенных гаражей, справа высился остов пятиэтажки, о которой, судя по солидным прорехам в заборе и зарослям сорных трав, уже давно позабыли. Изломанные зубья недостроенных этажей выделялись на фоне неба подобно руинам зловещего замка. Кажется, в лучшие времена здесь планировали создать небольшой жилой комплекс. И как это спряталось в Кварталах между развлекательной частью и спальными массивами?

— Ну что такое... — я тоскливо вздохнула и поёжилась. Делать нечего: дорога есть, значит, продолжаем идти. Когда я доберусь до кольцевой, мой макияж станет гримом пьяного клоуна, а кеды превратятся чёрт знает во что. Золушка-Чейни после полуночи.

Я хотела уже отправиться дальше, когда из мрака донеслось цоканье каблуков. Сейчас совершенно не тот случай, когда этот звук мог показаться естественным, поэтому я осторожно сошла с дороги в арку ворот одного из недостроенных гаражей. Крыши у него не оказалось, так что на меня продолжало назойливо капать.

Цокот тем временем становился громче, и стало ясно, что женщина спешит. Время от времени звук обращался чирканьем и менял частоту — наверное, когда она оборачивалась. Я терпеливо ждала и, наконец, увидела её: высокая фигура с собранными на затылке волосами, в светлом платье-карандаше с закрытым горлом.

Незнакомка резко остановилась там, где я сошла с дороги и, по-звериному пригнув шею к земле, рывками втянула в лёгкие дождливую сырость. Я напряглась: только териантропов мне не хватало.

— Кейни?

Ну и ну, да я начала сдавать, если её не узнала.

— Кимберли, — я вышла из гаража, — откуда ты...

— Что ты тут делаешь, Кейни?! — Ким набросилась на меня и встряхнула. — Почему именно...

Она осеклась, а потом резко прижала меня к себе. Запах её духов и мокрой одежды смешался на вдохе.

Если бы мы встретили каких-нибудь хулиганов, то это я задвигала бы подругу за спину и строила из себя героя. Но прямо перед нами с гаражей спрыгнул тигр, рыжий, около метра в холке, и как-то само собой всё вышло наоборот.

— Клод, она здесь не при чём. Дай ей уйти.

Я знала: почти за двадцать лет териантропии Ким из-за фобий и комплексов так и не стала сильной — даже не сохраняла подобие сознания после того, как превращалась. Я знала по вскользь оброненным ею фразам, что её Община снежного тигра конфликтует с Общиной рыжего тигра. Но мне всегда казалось, что это какая-то взаимная неприязнь, а не грызня в духе мафиозных кланов. И уж тем более, я никогда не могла подумать, что окажусь вместе с Кимберли в безлюдном месте нос к носу с огромной кошкой, которая угрожающе скалится и грозится напасть.

То есть, не просто грозится.

Для прыжка места не хватало, поэтому тигр резко подался вперёд и вырос, поднявшись на задние лапы для удара.

В груди что-то раскололось.

И возникло чувство, словно по коже провели куском наэлектризованной ткани — зверь грузно шлёпнулся на асфальт, точно в последний момент налетел на невидимую преграду.

— ... давай сюда, — тяжело дыша, Ким затолкала меня вглубь гаража. — Пожалуйста, сиди тихо.

Агрессивный териантроп в тотемной форме определённо стал новой главой в моём справочнике "Куда бить, от кого убегать", поэтому я тормозила в выборе линии поведения. Сквозь липнущий к коже ливень и растерянность я ощущала дрожь горячих рук Кимберли, когда она выталкивала меня с поля боя. Сегодня малое полнолуние, и до рассвета ментальные силы Ким работают на максимуме. Только вряд ли этого достаточно, чтобы нас защитить: даже такое простое действие, как барьер, стоило ей немалых усилий. Нож у меня был заткнут сзади за пояс, но я поспешила его вытащить. Смешно надеяться, будто это поможет.

Ким встала рядом с проходом, когда раздался чужой голос:

— Я предупреждала, что бегать бессмысленно.

Наклонив голову вбок, я осторожно выглянула из укрытия и увидела силуэт в светлом плаще с зонтом в руках.

— Жанет, я ничего не знаю, — ответила Кимберли, всё ещё пытаясь перевести дыхание.

Та, которую звали Жанет, издала раздражённый звук, как если бы у неё болела голова.

— Не заговаривай мне зубы. Всем известно, что Лэйд не в доме Общины, не с Белой матерью — тогда где? Ты общаешься с ним, дорогая, ты должна знать.

— Он приходит и уходит, когда вздумается, я не видела его уже неделю.

— О-о, тогда, может, мы спросим у котёнка, которого ты там прячешь? — голос Жанет стал приторно-добродушным.

Ким прижалась спиной к стене и произнесла:

— Она не знает тем более.

Женщина перебросила зонтик с одного плеча на другое.

— Grandpa', — звук "а" в последнем слоге она томно тянула, — велел добыть информацию, Ким, или доставить кого-то к нему. Мне, знаешь, всё равно, будешь ты рассказывать или нет. Клод и Джозеф проводят тебя и котёнка к машине. Мы просто хотим поговорить.

Даже мне в моей маленькой дырявой будке стало понятно, что её "просто" — совсем не просто. Хотя подождите, она сказала "Джозеф"?

Запрокинув голову, я увидела тигра, который присел на недостроенной стене и глядел на меня как кот на мышь. Судя по спущенной лапе, он собирался тихонько спрыгнуть мне на голову.

И в этот момент его сбила громадная тень. По ту сторону блоков раздался глухой звук удара, а затем возня и рычание, как если бы сцепились два диких зверя. Не знаю, я слышала это лишь краем уха, потому что, выглянув, наружу увидела нечто куда более занимательное.

На дороге недалеко от моего укрытия стоял снежный тигр — одно из самых редких животных этого мира. Крупные размеры, полосатая окраска и голова приближали его к виду Тигров, но серый мех, длинный пушистый хвост и отчасти строение тела напоминали ирбисов, тем более что среда обитания у них почти совпадала.

— Тьенну, — Ким выдохнула это имя с облегчением. Тигр подошёл, грациозно переставляя пушистые лапы, и стало ясно, что от асфальта до холки в нём больше метра. Он был огромен, но его взгляд ощущался как взгляд человека. Я замерла, когда серая морда приблизилась к моему лицу и стала совсем по-кошачьи обнюхивать.

Странное дело, от зубастой пасти пахло кофе и сигарами.

— Она мой друг, — шепнула Кимберли, проводя рукой по загривку зверя.

Тигр покинул гараж и оставил меня в одиночестве. Не могу не признаться, выдохнула я с облегчением и сожалением одновременно.

— Становится весело, — голос Жанет совсем не выражал радости. — Тибо и Тьенну.

Может, если немного подождать, появится кто интересный? Кто-то тихонько позвал Тибо, и этот, мать его, голос... Я слышала его не так чтобы часто и совсем без удовольствия, но узнать — вряд ли когда-нибудь не узнаю. И звучание, и манеру речи: спокойную, почти безрадостную. Разговаривать так мог только...

— Лэйд! — Жанет застрекотала с проснувшимся акцентом. — Grandpa' хочет поговорить с тобой! Давай закончим эту комедию, и поедем к нам!

Выглянув из-за стены, я увидела сутулого человека в растянутой толстовке с капюшоном, натянутым почти до самого носа. По обе стороны от него, как бы охраняя, стояли снежные тигры: матёрый Тьенну и ещё один поменьше — Тибо, наверное. Зрелище для города небывалое, хоть сейчас на обложку.

— А ты шутник, Лэйд, — женщина опять перебросила зонтик с одного плеча на другое, не иначе как пытаясь стоить из себя игривую девочку, — но не териантроп. Не слишком ли ты зарываешься? Ты всего лишь человек, и поедешь с нами.

— Жанет.

Я дёрнулась: голос прозвучал рядом, и только теперь в сумерках мне стала видна фигура мужчины, который привалился к краю стены и спокойно наблюдал за происходящим. В солнечном сплетении у меня что-то зашлось от волнения и отдалось вдоль позвоночника: сила этого не-человека впечатляла. То, что он сумел так долго оставаться невидимым — тоже.

Так, я вляпалась, но пока только по щиколотку.

— Послушай, Жанет, — беспечно произнёс он, — ты действительно не понимаешь?

— Не понимаю чего? — судя по голосу, Жанет стухла.

— Всё ясно, — незнакомец поманил рукой Тибо и Тьенну — тигры послушно подошли к нему и устроились рядом на асфальте, окончательно перегородив мне дорогу.

— Итим, не надо, — тихо произнесла Кимберли, — Баст это не понравится.

— Может быть, но мне кажется, следует внести некоторую ясность. Давай, Джозеф, почему бы тебе не попробовать? Я оставил своего братца без присмотра и даже пальцем не шевельну, чтобы его защитить.

Мне кажется, я сейчас услышала ту вещь, которую предпочла бы не знать.

— Мы можем не превращать всё в театр?

Он раздражён, как мило.

— Нет, не можем, брат. Делай, как я говорю. И ты, Джозеф.

— Давай, Джозеф, — без особого энтузиазма произнесла Жанет, — посмотрим, чем нас удивит этот ублюдок.

Я сидела на корточках у самого входа, отсюда открывался прекрасный вид на то, как рыжий тигр приземлился на асфальт, промахнувшись мимо ловкой добычи, как развернулся и подобрался, готовясь к новому прыжку. Раздражённо стащив с головы капюшон, человек шагнул вперёд и остановился на расстоянии удара. Джозеф подскочил и бессильно вспорол дождь когтями, будто кто-то удерживал его на месте.

А потом раздался рёв, полный боли, и не смолкал уже ни на мгновенье.

Тигр шлёпнулся наземь и стал кататься, молотя лапами воздух. Эти лапы менялись: шкура лопалась, заплывала бурлящей слизью, отваливалась — из неё вытягивались пальцы, судорожно сокращались мышцы, проступал нижний слои эпидермиса, ручьями струилась кровь... И вой — беспрестанный вой, который становился, выше, звонче — человечнее.

Я зажала уши руками и отвернулась: слышать это оказалось выше моих сил. Но даже сквозь пальцы ор всё равно проникал в моё сознание. В нём было столько ужаса, что мои собственные нервы реагировали вспышками паники: бежать, бежать отсюда что есть сил.

Прекрати... прекрати это... прекрати!

Мне казалось, ещё немного — и вопить буду я сама. Но тут крик оборвался, и я открыла глаза. На асфальте в луже тёмной слизи лежал, свернувшись зародышем, голый мужчина. Человек в капюшоне согнулся пополам и, упершись руками в собственные колени, тяжело дышал. Секунда — и его вырвало.

Осенев говорил, что для териантропа трансформация — болезненный процесс, а насильственная — втройне. Но чтобы заставить оборотня против его воли перекинуться обратно, нужно... что-то.

Чего не может быть.

Не должно быть.

Никогда.

Только не у него.

— Доволен? — вытерев рот рукавом, раздражённо произнёс Эдуард и обернулся к тому, кого звали Итим.

Тот кивнул:

— Ещё бы. Ты молодец. Что скажешь, Жанет?

— ... ничего особенного, Джозеф слабак, — ответила Жанет, пытаясь совладать с голосом.

— Кажется, идут её братья, — Эдуард посмотрел куда-то вдаль. — Всё семейство Кардосо в сборе.

Удаляющийся цокот каблуков говорил о том, что Жанет спешно покинула поле боя.

— Чёрт возьми, в десять я должен быть на работе, — вздохнул Итим и повернулся к Кимберли. — Подожди здесь, а котёнка, — его короткий взгляд прошил меня насквозь, — лучше отправь подальше. Мы с ним потом побеседуем.

— Знаешь, что?! — голос Кимберли зазвучал с неожиданной злобой. — Если бы ты не устроил это...

— Ш-ш-ш-ш, — мужчина взял её лицо в ладони и положил большие пальцы поперёк губ. — Давай без истерик. Я сделал то, что должен был, и брат сделал то, что я ему приказал. Тебе лучше последовать его примеру.

— Проваливай! — невнятно процедила Кимберли.

Итим сделал именно то, что она ему сказала, и вслед за ним потянулись Лэйд, Тибо и Тьенну.

Подойдя ближе, Ким стиснула меня в объятиях и простояла так несколько секунд. И когда я подняла руки, чтобы обнять её в ответ, она отодвинулась и погладила меня по голове.

— Извини.

Сейчас был не лучший момент тянуть на себя одеяло, но я всё равно не могла не спросить:

— Ким, что происходит? Почему он...

— Не знаю, — прошептала Кимберли, — клянусь именем Праматери, не знаю, не хочу знать и не хочу, чтобы знала ты! Как тебя занесло сюда?!. Забудь и беги, Кейни. Беги обратно до освещённых улиц и поворачивай на запад. Хоть в Блад Амур — главное, чтобы ты была в толпе и не одна.

— Я не пойду без тебя.

— Вот глупая! Без меня ты сейчас в безопасности, — для женщины на каблуках Ким обладала немалой силой и устойчивостью. Она выволокла меня из гаража и развернула лицом в ту сторону, откуда я пришла. Всего в паре метров на асфальте неподвижно лежал Джозеф, по его обнажённой спине, ягодицам и бёдрам сползали размоченные дождевой водой потёки тёмной слизи.

— Давай! — Кимберли подтолкнула меня. — Я буду в порядке.

Я готова была спорить до победного и тащить её за собой — если бы не вопль, который прилетел откуда-то из-за спины. Отголосок чужой силы врезался в меня уколами сотен маленьких игл, и все впечатления прошедшей ночи навалились следом, отупляя.

Когда я сорвалась с места и побежала, стало ясно, что двигаюсь я легко и свободно.

Куда лучше, чем соображаю.

31.

Дождь превратился в ливень — беспокойную пелену, которая заволокла мир и заглушила прочие звуки. Я не нашла дороги обратно, зато вернулась в эру электрического света, лишь изредка сменяющуюся закоулками и арками темноты. Вокруг не было никого: ни людей, ни животных — дождь смыл их как потоп Третьего Прегрешения.

Остановившись под очередным фонарём, я попыталась перевести дыхание и собраться с мыслями. Если продолжу бездумно бросаться от одного поворота к другому, то проблуждаю здесь не один час. Мне и так начинает казаться, будто я бегаю кругами, хотя что взять с этих двориков и трёхэтажек. Они словно сошли с одного и того же конвейера — не хватает только штамповки "Сделано без фантазии".

Согнувшись пополам, я раздражённо стёрла капли воды с бровей и подбородка.

А потом почувствовала... что-то.

Сначала — как если бы мне приставили палец к позвонкам между лопатками. Потом неприятное ощущение расползлось мурашками по спине и обернулось спазмами в районе солнечного сплетения. Меня охватила не просто тревога — всё моё Я оказалось взвинченным до предела. Рывками втягивая воздух, я распрямилась и с трудом сглотнула вязкую слюну. Дождевая вода холодными змеями ползла от мокрых волос вниз по шее, ключицам, бокам — это было щекотным и очень реальным. Но мир вокруг неуловимо менялся. Сумерки за пределами искусственного света превратились в кромешный мрак, из которого доносилось равномерное постукивание чего-то металлического об асфальт.

Оно приближалось.

Оно шло ко мне.

И вместе с ним из тьмы подобно ядовитому дыму валил Страх.

Основание шеи, затылок, вдоль позвоночника — всё онемело. Ног ниже колен я больше не чувствовала. Я не понимала даже, дышу или задыхаюсь — только частый сердечный ритм встряхивал тело изнутри и напоминал о реальности.

Звук замер у самых границ света — и тогда свет погас. Ужас навалился со всех сторон.

Впившись ногтями в собственное лицо, я завопила.

И на долгие мгновения мир существовал лишь как мой собственный вопль во мраке.

Лёгкие опустели, и я втянула в себя воздух с ужасающим звуком — чья-то ладонь невесомо опустилась на лицо, подушечками пальцев изучая надбровные дуги и скулы. И, может быть, в тот момент я потеряла равновесие и просто сделала шаг назад — масса тела резко навалилась на суставы и отделила меня от окружающего пространства.

Ударив рукой по чужой руке, я рассекла кулаком дождь и воздух.

Надо бежать.

Стоило вырваться в полосу жёлтого света, как Страх отслоился от окружающего мира и остался во тьме. Он уже не был всем, но превратился в хищного зверя, который вёл на меня охоту и гнал как животное.

Я не разбирала дороги: куда важнее стало двигаться по островкам электрического света. Полосы мрака оглушали приступами ужаса — я теряла связь с окружающим миром, и лишь нырнув в конус тусклого свечения, начинала различать шум дождя и своё собственное беспорядочное дыхание.

Болело между лопаток, дышать становилось всё сложней, а эти проклятые дворы всё никак не заканчивались.

Свернув за угол, я остановилась и втянула воздух через рот. Подобно бесстрастному амфитеатру меня окружали одинаковые дома, надёжно огородившие свои мёртвые внутренности тёмными окнами и стальными дверями — я не смогла бы найти в них приют даже если бы очень хотела. Повернувшись вокруг своей оси, я внимательно оглядела двор и неожиданно споткнулась.

Падение подействовало как хорошая встряска. Левый локоть содрался об асфальт, но боль, по крайней мере, отрезвляла.

Я поняла, что лежу, перекинув ноги через тело женщины.

... секунду назад здесь ничего не было... не могло быть.

Торопливо сжавшись, я отползла подальше.

Она не шевелилась.

А мне следовало бы, но почему-то я не могла вот так просто уйти — не раньше, чем пойму, покойница передо мной или...

Я торопливо коснулась её запястья — холодное, пульса нет. Под распахнутым кожаным плащом на женщине задралась белая майка, я положила ладонь на голый живот — ледяной. Потянувшись к отвёрнутому от света лицу, я аккуратно развела бледные губы и увидела клыки.

Так и знала.

Губы под моими пальцами шевельнулись.

— А ты умная девочка.

Испуганно дёрнувшись, я прижала к груди руку и подалась назад. Женщина тяжело села, будто только что очнулась от долгого сна. У неё были короткие льняные волосы и длинная косая чёлка.

— Что тебе нужно? — процедила я и ощутила, как сильно дрожит моя нижняя челюсть.

Незнакомка склонила голову на бок, заглядывая мне в лицо, но я торопливо отвела взгляд. С каждой потугой соображать голова становилась всё тяжелей и тяжелей.

— О-о, нелёгкая ночь, — сочувствующе произнесла женщина. — Меня зовут Лал. Просто идём со мной, и всё будет хорошо.

Я не стала отвечать на это откровенно нелепое предложение и медленно встала на ноги. Но сдвинуться не смогла: меня как будто закопали по колено в песок, голень, стопы — всё онемело.

Вампирские фокусы.

Согнувшись, я с силой ударила по ногам кулаками, возвращая мышцам чувствительность, а потом сделала шаг назад.

Это плохой признак, очень плохой.

Двигаться я могла, но слабость осталась. Обычно морок слетал без следа, как только мозг получал настоящие сигналы от тела, но если ничего не менялось, то это значило: ложные ощущения создаются в самих ногах и уже потом посылаются в мозговые центры.

Мне было достаточно завести руку за спину, чтобы вытащить Эйру — именно это я и сделала. Возбуждение и адреналин очистили сознание, я приготовилась защищать себя, потому что стало очевидно: убежать мне не удастся.

— Почему ты не молишься?

Я упрямо глядела на тело вампирши, которая поднялась с асфальта и оправила длинный плащ. Куда угодно, только не в лицо, только не в глаза.

— Там, у заброшенного моста, ты замечательно молилась.

Вздрогнув, я подняла взгляд, но Лал не увидела — мощный удар по икрам сбил меня с ног. В последний момент я успела задержать дыхание и сгруппироваться перед падением на асфальт. Женщина стояла там же, где я видела её в последний раз.

Только не это.

Скорость движения вампиров, даже увеличенная за счёт тёмной души, всегда остаётся в пределах, различимых человеческим глазом. А если нет...

Если нет?

Лал превосходно морочила мне голову, искажая не только ощущение собственного тела, но и чувство времени и пространства. Не могла же она быть просто старой и сильной — это полный бред, встретить такого вампира ночью в захудалом дворике. Да ещё таким образом.

Однако её живот...

— Тебе со мной не равняться, — женщина говорила спокойно, без злости или раздражения. Вытащив из-за ворота плаща потрёпанный холщовый капюшон, она натянула его на голову и стёрла с бледного лица дождевую воду. Её потрёпанные джинсы давно потемнели от влаги и липли к бёдрам.

Стиснув зубы, я кое-как села. Эйра всё ещё оставался в моей руке.

— Откуда ты знаешь про мост?

Может, если я смогу заговорить её, у меня будет возможность? Она не имела ничего общего с тем Страхом, что преследовал меня раньше, хотя вряд ли количество шансов у меня от этого увеличилось.

— Наблюдала со стороны. Интересное вышло зрелище, хоть я боялась, что тебя съедят. Печально бы вышло.

Со стороны.

— Это ты... спасла меня, да? — мне захотелось посмотреть ей в глаза. — Те руны...

— Вот оно что.

Лал вывернула мою руку и стиснула запястье с такой силой, что пальцы разжались, выпуская нож. Я не поняла ни как она появилась рядом, ни в какой момент это началось — просто вдруг стало больно. Ноги ослабли, и я рухнула на колени. Женщина оказалась у меня за спиной, и её пальцы впились в волосы, наклоняя голову набок.

Грудь распёрло от ужаса.

— Не надо!!!

Клыки вонзились в шею, и это оказалось больно — больнее всего в мире. Я завопила и дёрнула головой, инстинктивно пытаясь вырваться из хватки челюстей. Но боль отдалась острым уколом в сердце, и вторая рука отнялась, а крик превратился в утробный стон. Лал тем временем с силой прикусила плоть, углубляя ранки, и разжала зубы.

— Я спасу тебя, даже не сомневайся.

Её холодные губы прижались к укусу, и казалось, что первым же глотком она втянула меня в себя.

Во мрак.

32.

Для этого чувства у меня нет имени.

Ещё никогда в жизни я не ощущала чего-то подобного. Оно ширилось в груди, трепетало — сладко, волнующе. Каждое движение отдавалось дрожью во всём теле, слабостью в руках и ногах, но я бежала и не могла остановиться.

Никогда.

Девушка, которую я преследовала, смеялась и петляла среди деревьев. Это была игра для неё, для меня — для нас. Мы были молоды и счастливы.

Её белое платье, тёмные волосы, движения и грация молодой лани. Я тянула к ней руки, затянутые в рукава тесного сюртука, но не могла поймать. Кружева и оборки, пряди шёлковых волос ускользали у меня из-под кончиков пальцев.

Она смеялась и убегала. А я следовала за ней.

Я любила её.

Я хотела её.

Вот как зовётся чувство в груди.

Но небо темнело, а вместе с ним задыхался в сумраке лес. И сочная зелень превратилась в изломы голых ветвей и силуэты чудовищ. Под ногами скрипел снег, а женщина больше не смеялась — плакала. Она бежала прямо, постаревшая, босоногая, в изорванном платье, и лишь изредка позволяла себе обернуться.

На смену трепету пришла холодная, оглушающая пустота, и в груди ощущалось невыносимое жжение, как если бы туда сунули кусок раскалённого железа.

Ненависть.

Я знала это чувство лучше всего на свете.

Это ненависть.

Бросившись вперёд, я покатилась по асфальту и замерла в луже холодной воды. Шея горела, из носа шла кровь, кровь сластила во рту и забивала глотку тошнотворным металлическим привкусом.

Дождь падал мне на лицо тяжёлыми каплями. С трудом приоткрыв глаза, я увидела туман желтоватого света, на фоне которого сутулилась фигура в капюшоне.

33.

Серый.

Или, может, эта ткань белого цвета?

Я лежала с закрытыми глазами, и способность мыслить возвращалась ко мне очень медленно. Ещё медленней, чем приходило ощущение собственного тела и мира вокруг него. Иногда я с трудом приоткрывала глаза, но видела одно и то же: серый полог, под которым скопился жёсткий запах дезинфицирующего раствора.

Одежды на мне не оказалось, и кожей я ощущала тёплые байковые одеяла, опутавшие меня подобно кокону. Шея болела, саднили локти, и во всём теле плыла одуряющая слабость. Я была выжата. Может, даже в более прямом смысле, чем мне казалось.

На правой руке ощущался кусок пластыря, стянувший кожу. Когда мне удавалось приподнять веки и перевести взгляд в сторону, я различала пакет с кровью, подвешенный на стойке чуть выше моей головы.

И потом долгое время — ничего. Хотя в реальности могло пройти всего несколько минут до того, как в мой маленький серый мир ворвалось искусственное освещение.

— Кажется, очнулась.

Полная женщина в одежде, напоминающей форму сестёр милосердия, откинула полог и повернулась ко мне. Я смотрела на её округлое лицо, карие глаза и тёмные, изрядно тронутые сединой волосы, но не узнавала. Впрочем, нет, мы просто не знакомы, хотя она определённо кого-то мне напоминает.

— Меня зовут Мэри Уотсворт. Как вы себя чувствуете?

Интересно, я смогу ответить?

— Нормально.

Я даже смогла солгать. Чувствовала я себя паршиво.

— Значит, будем лечить, — пошутила женщина. — Хотя все необходимые процедуры мы уже сделали. Осталось напоить вас кофе и отправить домой.

— Где я?

— В пункте анонимной помощи, конечно. Ваши друзья принесли вас сюда мокрую и обескровленную. Но вы такая крепкая девочка, что за ваше здоровье можно не переживать. Ваш рюкзак здесь, рядом с кушеткой, так что ни о чём не волнуйтесь.

Какие друзья? Почему пап? Что вообще происходит?

— Вы ничего не помните, да? — чуткие пальцы медсестры пощупали мой пульс. — Потерпите минуточку, надо проверить, нет ли у вас сотрясения...

В зрачки ударил свет миниатюрного фонарика.

— Нет, всё в порядке. Видимо, это из-за шока, — Мэри принялась освобождать меня от капельницы. — Ну ничего, всё уже позади. Я отправила образец вашей крови в лабораторию, результаты будут сегодня днём. Также я ввела вам профилактическую дозу обеззараживателя и сейчас вколю стимулятор гемопоэза. Мы, женщины, проще переносим кровопотери, поэтому вы быстро придёте в норму. Но всё равно я настоятельно рекомендую вам следить за питанием и соблюдать режим дня.

— Хорошо, — это всё, что я могла ответить.

— А теперь, — она прижала к вене кусок смоченной спиртом ваты, — согните руку... вот так. И давайте другую.

Я с трудом подчинилась. Мэри взяла с подноса одноразовый шприц, отбросила колпачок и ловко ввела иглу мне в вену.

— Может быть немного больно, мисс Браун, потерпите.

Наблюдая, как поршень сжимает бледно-розовый раствор, я пыталась вспомнить события прошедшей ночи. Лучше всего удалось воскресить в памяти Площадь Сибиллы и поход на кладбище, но всё, что случилось после Блад Амур, обернулось туманом и ускользало от сознания, предпочитая околачиваться на задворках неясными образами. Я отчётливо помнила Боско, Элен, потом смутно, как будто это случилось сто лет назад, я вспоминала Кимберли и тигров, а потом...

Боль в районе горла напомнила, что Лал тоже была настоящей.

Твою мать...

Распахнув воспалённые глаза, я неряшливо ощупала шею.

Она меня укусила!

Налетев пальцами на место укуса, я скривилась от боли.

— Тише, тише, не паникуем! — торопливо отбросив пустой шприц, Мэри взяла мою руку в свои. — Никакой паники, мисс Браун, дышим глубоко и размеренно! Слышите? Глубоко-о-о...

Под её пристальным взглядом я послушно втянула воздух в лёгкие.

— ... и размеренно. Такое бывает, это неприятно, но ваша жизнь на этом не заканчивается.

Она одобрительно кивнула, когда я шумно выдохнула и сделала ещё один судорожный вдох.

То же самое когда-то говорил Наблюдатель... Как он велел повторять?..

А, точно.

Медленно вдохнув, я плавно выпустила воздух из лёгких.

Я молодец, я справилась.

После гуля, плавышей и драк с выродком это просто царапина. В самом-то деле.

Вот и всё.

На самом деле, в глубине души я ощущала, что далеко не "всё" и ни черта не хорошо, но продолжала заталкивать это ещё дальше во тьму, куда мой внутренний взор обычно не достаёт.

Глубже и глубже.

Видимо, внешне я стала выглядеть спокойней, так как медсестра отпустила меня и поправила одеяла.

— Укус не слишком красивый, — произнесла она ободряющим тоном, — но шрамов, скорее всего, не останется. Может, мне пригласить мисс Мейвор, психолога? Она в соседнем кабинете, и у неё есть прекрасный тренинг, который поможет вам справиться с психологическими последствиями насилия.

— ... я уже проходила два года назад.

— Бедная девочка, — в голосе медсестры скользнули нотки возмущения. — Жизнь вас совсем не жалеет. Ах да, — спохватилась она, — ваша одежда. Мы высушили её, сейчас мисс о'Нил принесёт. А я пока приготовлю вам кофе. После одного кофемана остался только растворимый, надеюсь, вы не против.

Когда Мэри вышла, прихватив с собой капельницу и какой-то мусор, я с трудом перевернулась на бок и осмотрелась. Это была чистая комната без окон, где кроме моей койки вдоль белых стен стояли ещё четыре штуки — все, впрочем, пустые. Над каждой плотный навес, в изголовье тумбочка с салфетками и аккуратно сложенными клеёнками, рядом на полу — медицинская утка.

Пап изнутри я видела второй раз в жизни.

Дверь хлопнула, и в палату вошла Кимберли. Тщательно потёртый салфетками макияж расплылся под её глазами в виде тёмных кругов, а распущенные волосы после дождя стали пушистыми. Сквозь дыры на серых чулках выглядывали исцарапанные колени и старый рубец.

— Хвала Меллахе, — Ким присела на край кушетки и положила рядом стопку моих вещей, — как ты себя чувствуешь?

Ненавижу этот вопрос.

— Нормально.

Хотя, если подумать, куда более нормально, чем ещё пять минут назад. Кажется, я прихожу в себя. Интересно, я смогу одеться?

Пожалуй, нет.

Натянуть на себя одежду мне удалось только с чужой помощью. Максимум, что я смогла в одиночку: сунуть ноги в коротенькие носочки и застегнуть ширинку на штанах.

— Не вздумай извиняться, — каким-то чудом я опередила слова Кимберли, и она ответила мрачным взглядом. — Ты же не знала, что я встречу вампира, тем более на рассвете.

— Это было в любом случае...

— Неожиданно, хотя никто от этого не застрахован.

На пороге комнаты стоял молодой мужчина, смуглый и темноволосый, причём его волосы явно любили жить своей жизнью, или это просто была укладка в стиле "удар током". От нижней губы полоской шла тёмная бородка, на скуле бледнел шрам, но, в общем, этот человек имел приятную внешность. Одет он был в синие джинсы и клетчатый пиджак поверх футболки с персонажами какого-то мультика.

Мы как будто знакомы и как будто нет.

— Что ты здесь делаешь? — Кимберли явно ему не обрадовалась.

— Не могу же я бросить тебя одну после всего, что произошло.

— После того, что ты устроил, тебе лучше вообще уехать из города, — процедила Ким и отвернулась.

— Не драматизируй. Кардосо сами нарвались, — мужчина подошёл ближе и провёл рукой над её волосами. — Ты гляди, как маленький хорёк.

Улыбнувшись, он присел на корточки рядом с кушеткой. И если под словом "хорёк" он имел в виду меня, то не зря: я глядела на него зверем. Мне не нравилось, когда кто-то лез к Кимберли, поскольку это не нравилось ей. Она высокая, с каре-зелёными глазами, каштановыми кудрями и прекрасной фигурой — очень красивая, как по мне. Ухаживания воспитанных мужчин — которые, как правило, оказывались в возрасте — Ким по настроению принимала или вежливо отвергала, но наглые кобели отшивались сразу. И я частенько была в этом помощник, особенно когда меня как младшую сестрёнку пьяным шёпотом предлагали "сплавить куда подальше".

— Значит, ты — Кейни, — мужчина задумчиво поводил указательным пальцем по верхней губе. Глаза у него синие и внимательные — единственное, пожалуй, чего не касалась улыбка. Не то чтобы он глядел на меня зверем в ответ, но серьёзности в нём больше, чем показалось вначале.

— Отстань от неё, — Ким слегка пнула его ножкой — точнее, попыталась: мужчина не глядя поймал её за щиколотку.

— Не могу, она видела больше того, что я позволил бы видеть даже члену своей Общины.

— А кто в этом виноват?!.

— Тихо, — он поставил её ногу обратно, — я не сделаю ей ничего плохого. Я просто хочу поговорить, она же не чужой тебе человек, а значит, не чужая и для нас. Правильно, Кейни?

Я чувствовала себя неимоверно усталой и разбитой, но не до такой степени, чтобы кивать и поддакивать.

— Ты вообще кто? — спросила я, хотя, в принципе, у меня нашлась парочка гипотез.

Мужчина улыбнулся.

— Хороший вопрос, — он переплёл пальцы и опёрся локтями о колени. — Я Итим, второй в Общине после Белой матери. Иерархия условна, ты понимаешь: тигры — одиночные животные и не держатся стаей. Но если бы существовало что-то вроде шкалы силы для териантропов, то я занимал бы вторую позицию после Баст.

Значит, Баст — это Белая мать, глава Общины снежных тигров. Не то чтобы я не страдала любопытством, но если задница намекает, что кое-то лучше не знать — надо прислушаться к её гласу.

Судя по выражению лица, Ким тоже так считала.

— Кое в чём мы с тобой... похожи... — Итим умолк, и я заметила, как двинулись его уши, а взгляд сполз с меня куда-то в сторону: он прислушивался.

Целую секунду ничего не было слышно, а потом за дверью раздались голоса, и одна и дверных створок приоткрылась. В комнату вошла Мэри с подносом в руках: чашка и какие-то мисочки.

— Спасибо, дорогой, — произнесла она, обернувшись.

— Брат, зайди сюда! — властно произнёс Итим, даже не повернув головы. Выкрашенная в белый дверь остановилась, а потом из-за неё вышел Эдуард. Он выглядел потрёпанным и уставшим настолько, что этого не мог скрыть даже надвинутый на глаза капюшон. Его кроссовки и джинсы покрывали разводы грязи, а одно колено порвано.

— Вот кофе, шоколад и печенье, мисс Браун, — медсестра тем временем поставила поднос на тумбочку в изголовье моей кушетки. — Кофе выпейте обязательно, но я бы рекомендовала вам поесть. Кстати, дежурный Наблюдатель просит вас дать показания, когда почувствуете себя лучше.

Развернувшись, Мэри собралась уйти, но вдруг помедлила и посмотрела на выродка.

— Вы уверены, что с вами всё хорошо? — уточнила она. — Вы так бледны...

— Он очень устал, сестра, — произнёс Итим, обернувшись, — но с ним всё нормально.

— Ну, как знаете, — пожав плечами, женщина вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Я посмотрела на Эдуарда, а он — на меня.

Хуже и быть не может.

Наверное, все события этой ночи я смогла бы как-нибудь переварить и усвоить, если бы мне не пришлось сейчас встретиться с ним. Дело даже не в том, что он показал этой ночью некоторые способности — дело в том, что эти способности есть именно у него. И были всё то время, что мы с ним ссорились и дрались — от одной этой мысли в мозгу всё переворачивалось. Мне открылась новая и совершенно неприятная сторона выродка, которой мне решительно нечего противопоставить. И чувствовала я себя ужасно. Это как узнать, что полы, на которых ты стоишь, не просто прогнили — под ними колодец, ведущий в ад.

По краям ноздрей Эдуарда темнели красные разводы, а на скуле виднелся старый, жёлто-зелёный синяк.

— Это я тебя так? — рискнула я уточнить, коснувшись пальцем своего лица в нужном месте.

— Да.

— О, мне намного лучше, — я посмотрела на Кимберли, — думаю, я могу уйти отсюда.

— Кстати, по поводу моста, — неожиданно произнёс ублюдок. — Я не хотел, чтобы ты упала в воду.

Ого, по голове ему врезали, что ли?

— Да неужели?

— Если бы тебя сожрали плавыши, мне бы вряд ли записали это как победу, но точно приписали бы убийство, — равнодушно пояснил Эдуард. — Я собирался всего лишь избить тебя до полусмерти.

А, тогда ясно.

Кимберли явно хотела что-то сказать, но тут дверь тихонько приоткрылась, и в комнату заглянула Мэри.

— Прошу прощения, но Наблюдатель просит вас на пару слов, мисс о'Нил.

— Хорошо, сейчас подойду, — Ким ободряюще потрепала меня по руке и, встав на ноги, вышла.

Итим проводил её задумчивым взглядом и произнёс:

— Брат, оставь нас.

— То войди, то выйди, ты бы определился уже, — на лице выродка читалось что угодно, только не радость.

Тем не менее, он послушно покинул комнату.

— Теперь мы сможем с тобой поговорить, — мужчина пересел на кушетку, где ещё недавно сидела Кимберли, и склонился надо мной. Его рука легла мне поперёк тела на уровне ключиц, не позволяя встать, двинуться и нормально дышать. Зато и смотреть у меня получалось только ему в лицо и синие, подчерченные морщинками глаза — не самый лучший выбор, если вспомнить, что он териантроп.

— Слушай, Кейни, — произнёс Итим спокойно, но уже без прежней приязни, — я понимаю, что Лэйд белый, но не сахар, однако ты могла бы быть чуть... вежливей, что ли? В конце концов, это он спас тебя от вампира.

В груди похолодело.

— ... чего?

Так тот человек в капюшоне...

— И сделал это лишь потому, — продолжал мужчина, — что все остальные оказались заняты, а Ким буквально ползала перед ним. Он тебя, знаешь ли, очень не любит.

Я заморгала, вспоминая разбитые колени подруги.

Так значит, это... Ч-чёрт!

Меня затошнило, и я прикрыла глаза, пытаясь хотя бы на секунду отгородиться от реальности.

— Вижу, до тебя дошло, о чём я, — Итим читал всё по моему лицу. — А касаемо того, что было этой ночью... то есть, чего не было, понимаешь? Если об этом узнают те, кому знать не надо, то плохо будет и мне, и тебе, и Кимберли тоже. Ты же знаешь: трансформация в черте города, использование способностей и так далее. Ким говорила, что ты неплохо разбираешься в том, что касается инаковости, верно?

Я молчала, ощущая себя подавленной и измученной.

Быть не может, чтобы всё это происходило со мной.

— Верно, я спрашиваю? — деликатно переспросил Итим, но рука его нажала на мою грудную клетку сильнее. Открыв глаза, я с трудом просипела:

— Д-да.

Давление ослабло.

— Значит, этой ночью ничего не было?

— Ничего.

— Вот и славно. Я беспокоюсь не только за брата, но и за Ким. Не хотелось бы, чтобы у неё возникли проблемы из-за териантропии или Общины, — произнёс Итим и поспешно добавил. — В конце концов, я старший оборотень и должен заботиться о тех, кто младше.

В его голосе прозвучало нечто такое, что я даже не успела осознать — оно прошло через моё подсознание и вернулось уже готовым ответом:

— А может, потому, что именно ты её заразил?

Ким всегда говорила, что этот парень есть в Общине и довольно силён, но она с ним не общается. И глядя на то, как меняется лицо Итима — точнее, на то, каким оно стало растерянным, я поняла, что у меня вышло прямое попадание.

По больному месту.

— Это получилось случайно, — мужчина выпрямился и, сев поудобнее, привалился спиной к стене. Мне пришлось выдернуть из-под него ноги.

— Да неужели? — я начала злиться. Теперь у меня появились все основания ненавидеть этого субъекта, потому что...

— Я знаю, — Итим поднял указательный палец, будто предупреждая мои мысли, — что териантропия поломала ей жизнь. Но я и в самом деле не хотел её заразить. Я, чёрт подери, сам ещё ничего не знал, когда трансформировался впервые.

У кого-то здесь комплекс вины, и этот кто-то — не я.

— На завтрак лапша. Будешь?

— А ты язва, — он покосился на меня с усмешкой. — Разве Ким рассказывала тебе об этом как-то иначе?

Я опешила.

— Нет. Она всегда говорила, что однажды в детском лагере мальчик перекинулся, она не убежала от него и осталась с прокушенной ладонью, — я посмотрела на мужчину. — Но у меня всё равно нет повода тебе улыбаться.

— Он тебе и не нужен. Всё, что тебе надо знать: после смерти Бриджет все эти два года именно я присматриваю за Кимберли во время большого полнолуния. Ты, наверное, слышала, что заразивший и заражённый связаны между собой, так что если у кого-то и есть шанс научить её сохранять сознание, то у меня. Мы, конечно, не сразу нашли общий язык, — Итим поморщился, будто вспоминал о чём-то болезненном, — но теперь всё хорошо. Я помог Ким переехать на Рыжую улицу, и, как видишь, теперь она куда лучше ладит с собой, чем ещё пять лет назад.

Здесь сложно не согласиться. Я сама свидетель того, как постепенно под влиянием Патриции и четы Веджвуд Ким стала воспринимать свою териантропию как нечто естественное. Заразилась она в семь, впервые трансформировалась в тринадцать, но родители отказались от неё сразу после того, как узнали результаты анализов. Бабушка и дедушка воспитывали её среди людей, которые смотрели косо на любую инаковость и булавку в ухе. Итогом отчаянных попыток Кимберли доказать всем, что она не хуже обычного человека, стало то, что её, отличницу, отчислили из университета якобы за неуспеваемость.

— Ещё пару лет, думаю, и она начнёт себя контролировать, — задумчиво произнёс Итим.

Я смотрела на него несколько секунд.

Это какая-то волшебная эмпатия.

— Ты что, влюбился в неё?

Мужчина удивлённо приподнял брови.

— А если я скажу "нет", ты ответишь: "Ну и дурак"?

— Даже не сомневайся, — перевернувшись на бок, я кое-как села и почувствовала головокружение.

— Вот, возьми, — он протянул мне визитную карточку, на которой типографская машина отпечатала всего три слова и номер телефона.

— Итим Линдберг, адвокат, — я вопросительно посмотрела на него, а потом обратила внимание на принт его футболки: вооружённый револьвером пёс в костюме детектива и белый кролик.

— Я адвокат по гражданским делам лиц с интегрированной инаковостью, — спокойно объяснил мужчина, — так что если однажды станешь клыкастой или мохнатенькой, и людишки начнут тебя притеснять — обращайся. А до этого звони, если что-нибудь случится с Ким, если будут проблемы с рыжими у тебя... или у моего брата. И не говори, что ты ему не нянька.

— Ты сам сказал, — я поглядела на него поверх чашки. — Ты понимаешь, что мы с ним пересекаемся только в пределах... ну...

— Да, я знаю. Но всё же, — Итим посмотрел мне в глаза. — Он сделал тебе одолжение, сделай одолжение и ты мне.

Он мог бы и не тыкать мне по больным местам... или как раз наоборот: не мог.

Белая дверь приоткрылась, пропуская Кимберли, а за ней и Эдуарда. Но если выродок с недовольным выражением лица просто сел на ближайшую кушетку, то Ким осталась стоять на пороге.

— Итим, Наблюдатель просит тебя на два слова.

— Эй, — негромко произнёс Эдуард, — я пойду домой. Уже светло, а я устал как собака.

Как кот, но это детали.

Итим посмотрел на часы, а потом стянул с его головы капюшон. Я вдруг подумала, что ублюдок мог носить его не из-за дождя, а чтобы скрыть странный цвет волос. То есть, это логично, просто мне никогда в жизни не приходило в голову, что он может стесняться своей внешности. Я вообще никогда не обращала внимания на то, как выродок одевается за пределами Киндервуда.

— Я подвезу тебя, ещё есть время, — произнёс мужчина и протянул выродку мисочку с шоколадом. — Поешь, на тебе лица нет.

— Я...

— Лэйд, — в голосе териантропа раздались повелительные нотки. — Сиди здесь. И ешь. Пока я за тобой не приду.

Эдуард покорно взял еду и посмотрел на неё с явным отвращением. Я впервые видела, чтобы он вот так подчинялся — то есть, он слушал Судью, когда-то слушал старших ребят в Круге, Проказу, воспитателей. Но это выглядело, скорее, как кошачье "я делаю тебе одолжение". И такое безропотное повиновение выглядело фантастикой. У волков Община является стаей, и люди с остаточной териантропией иногда включаются в её иерархию. Но тигры — одиночки, разве не так?

— Слушай, — я была бы не я промолчав, — как ты его выдрессировал? Я тоже хочу.

— Я его старший брат, — на ходу улыбнулся Итим. — Выходи за меня, и сможешь им помыкать.

Эдуард пронёс шоколад мимо рта, а я скривилась — заговорили мы одновременно и одновременно умолкли, раздражённо уставившись друг на друга.

— Ну, хоть в чём-то вы солидарны, — мужчина со смехом закрыл за собой дверь.

Нам не хватало только капанья воды из крана или тиканья часов для создания атмосферы полного отсутствия разумных форм жизни в этой комнате. Боюсь даже представить, который сейчас час и что со мной сделает Киара, когда я вернусь домой. А ведь совсем не факт, что я вернусь туда скоро.

Краем глаза я наблюдала за выродком, потому что вёл он себя... странно. Сначала недоверчиво рассматривал шоколад, как какую-то излишне улыбчивую плесень, потом взял кусок и засунул его в рот. Но долго двигать челюстями выродку не удалось: он скривился, как если бы прикусил язык или попробовал что-то мерзкое, а потом торопливо схватил с тумбочки салфетки и зарылся в них лицом.

— Что такое? — не удержалась я, с чинным видом потягивая холодный кофе. — Утренняя тошнота?

Измученное выражение на лице Эдуарда сменилось раздражением. Он посмотрел на меня золотыми глазами, но салфетки ото рта не убирал. Пользуясь случаем, можно наговорить ему кучу гадостей.

— Ну, размажешь меня по стенке своим умишком? — удивительно, что я способна шутить на такие темы после того, что видела этой ночью.

— ... мне не надо особо шевелить извилинами, чтобы тебя уделать, Браун, — полупридушенно процедил выродок.

— Не льсти себе, ты всего лишь бабий любимчик.

— А ты человечья сучка.

Поговорили.

— Уж чья бы корова рычала, — заглянув в чашку, я наконец-то допила остатки кофе.

— Когда-нибудь я тебя прибью, Браун, — выродок с отвращением вытер салфеткой бледный рот.

— Тебе слабо, — я ответила издевательской улыбкой. — В этом вся причина?

Жёлтые глаза делали Эдуарда похожим на кота, который увидел движение в траве.

— Причина в том, Кейни, что ты Кейни, — ответил он, и я не поняла, к чему это было.

— О чём ты?

Выродок промолчал, и буквально тут же открылась белая дверь — в комнату вернулась Кимберли. Я не могла смотреть на её ободранные колени.

— Хорошо, что вы друг друга не поубивали, — с этими словами она села рядом со мной на кушетку. Следом за ней зашёл Итим, и можно поспорить, что наш с выродком разговор он слышал от первого до последнего слова. Если, конечно, у него нашлось для этого время и свободные уши.

— Почему ты не поел? — мужчина посмотрел на мисочку с шоколадом, которая вернулась на своё место и выглядела совершенно нетронутой.

— Потому что, мать твою, я ненавижу сладкое! — раздражённо ответил Эдуард. — И ты мог бы это помнить.

Минус десять очков старшему брату. Или нет, судя по тому, каким стало лицо Итима — минус сто. И ещё один комплекс вины в подарок.

— Извини, я действительно забыл, — он сел рядом с выродком и обнял его за плечи, — со своей остаточной териантропией ты куда больше тигр, чем я. Хорошо, заедем по дороге в "Бетс" и купим рыбный рулет.

— Никакого теста, — Эдуард устало натянул на голову капюшон. — Мясо.

— Тогда давай так, — Итим похлопал его по плечу, — у меня завтра выходной, я возьму билеты на футбольный матч, "Ангелы" против "Туканов", что скажешь?

— Джой Блу уже показал свой лучший удар.

— Как знать. Приходи ко мне сегодня вечером и оставайся с ночёвкой. Я накормлю тебя нормально, боюсь представить, что ты ешь в своём приюте, — тут Итим поглядел на Кимберли. — Ты своим ходом, я так понимаю?

— Конечно.

— Тогда мы пошли.

Через секунду дверь хлопнула, и я осталась наедине с подругой.

— Слушай, а они действительно братья? — я задала, наверное, самый насущный вопрос.

— Пожалуйста, — Кимберли измученно покачала головой, — даже не спрашивай об этом.

— Чёрт, тут и "Я просто спросила" не скажешь. Ну а что не так с шоколадом ты мне можешь объяснить?

— Тигры, как и кошки, не любят сладкое. Они не чувствуют этот вкус. Ты не знала?

— Нет, — призналась я. — Но теперь знаю и буду использовать.

34.

Я перевела тонну жидкого мыла, чтобы избавиться от макияжа "пьяный клоун после полуночи". По окончанию водных процедур в зеркале на фоне чистенькой туалетной комнаты отражалась бледная я. И если мне захочется с таким видом сыграть роль голодного вампира, меня не придётся даже гримировать: здоровый цвет лица никак не желал возвращаться.

Вытерев лицо куском белой салфетки, я внимательно осмотрела одежду. Кеды требовали долгих и основательных отношений с намыленной щёткой, зато на штанах не нашлось даже маленького пятнышка гульей крови. В крови майка, но это моя собственная. В общем, бояться нечего.

Я вышла в коридор и постучала в одну из металлических дверей, на которой висела табличка с гербом Иллюзиона. В пап-е всегда дежурил кто-нибудь из Псов в качестве охраны или чтобы принять показания у тех, кто всё-таки захочет поделиться проблемами. Не то чтобы я жаждала признаться во всех своих противоправных делах (ведь нам запрещено покидать территорию приюта без разрешения администрации), но упустить шанс поговорить с Наблюдателем — свыше моих сил.

— Войдите.

Перешагнув порог, я оказалась в небольшой комнате с бледно-зелёными стенами. Единственный письменный стол оказался завален папками, книгами и бумагами, там же стоял принтер и планшетный компьютер со съёмной клавиатурой. В офисном кресле сидела девушка без маски, в форме, почти идентичной форме патрульного, разве что без вышивки. Вместо неё светлым пятном выделялся серебряный значок в виде щенка. Я таких ещё никогда не видела.

— Доброе утро, — произнесла Наблюдатель, оторвав взгляд от экрана.

Что, уже утро? Как быстро летит время.

— Здравствуйте.

У девушки были короткие, выкрашенные в тёмный цвет волосы и веснушчатое лицо того типа, который часто рисуют озорным эльфам. Я всматривалась в него пару секунд, понимая, что видела его уже много раз.

— Водянка?

Глаза Наблюдателя расширились от удивления, а потом она улыбнулась и произнесла:

— Ты из Киндервуда?

— Ага.

Я не думала, что так скоро встречу кого-то из наших.

— Меня зовут Пета, садись, — она указала на старое то ли кресло, то ли стул, который пристроился сбоку от стола. Я решила не скромничать и села.

— Как оно... там? — вполголоса спросила девушка. На правом ухе у неё крепилось маленькое устройство, вроде наушника.

— По-старому.

Наблюдатель что-то набрала на клавиатуре, а потом повернулась ко мне.

— Я ещё кадет, шестой курс, — объяснила она, заметив, что я рассматриваю её форму. — Нас временно сняли с учёбы для обеспечения гражданской безопасности.

Щенок же, ну да, логично.

— Если хочешь поговорить с кем-то выше по званию, то...

— Нет, всё хорошо, — покачала я головой. — Просто я не знала, что так бывает.

— Бывает, но редко. Хорошо, а теперь будем говорить как полагается, — Пета щёлкнула по клавиатуре. — По закону "О работе пунктов анонимной помощи Медицинского подразделения интернациональной организации Ночной Иллюзион", ни одно лицо, обратившееся за помощью или доставленное в пап, не может быть привлечено к даче свидетельских показаний. Но, учитывая сложившуюся в городе ситуацию, мы просим вас о сотрудничестве. Вы согласны назвать свои личные данные и рассказать, что произошло с вами сегодня?

— Да.

— Хорошо. Весь процесс будет зафиксирован в бумажном протоколе и в виде цифровой аудио-записи, вас это устраивает?

Я кивнула. Пета поставила на край стола небольшое чёрное устройство с какими-то кнопочками — видимо, диктофон с возможностью записи одной-единственной дорожки.

— Отвечайте чётко и внятно, — Наблюдатель нажала кнопку и назвала сегодняшнюю дату, время и номер протокола, а потом адрес пап-а и свой личный код в Иллюзионе. Кажется, это шло вместо её имени и фамилии.

— Для того, чтобы данный протокол был действителен, нам необходимы ваши данные, — обратилась ко мне Пета. — Но поскольку документа, удостоверяющего личность, при вас нет, вы можете воспользоваться услугами Единого Реестра, пройдя идентификацию по отпечаткам пальцев и назначив время, в течение которого ваше досье будет доступно с данного ip-адреса. Вы согласны?

— Да.

Единый Реестр, как нам рассказывали в школе, представлял собой базу данных, в которой содержалась стандартная информация паспортов, свидетельств о рождении, водительских прав и кой-какая медицинская мелочь. Доступ к ней возможен только через специальную сеть при помощи особых программ, устанавливаемых на служебных компьютерах и закрепляемых за определённым рядом пользователей, которые проходили сканирование отпечатков пальцев и сетчатки. Каждая государственная служба имела своё приложение, которое в зависимости от её специфики открывало или закрывало доступ к определённым данным. Скажем, государственные больницы без идентификации собственно личности потерпевшего могли мгновенно узнать группу крови, резус-фактор и прочие особенности: наличие ВИЧ или териантропии играло важную роль при оказании срочной помощи. Теоретически, всё это должно сократить время, а как на практике — я не знаю.

Наблюдатель протянула мне печатное заявление о том, что я разрешаю доступ к информации Единого Реестра. Я вписала своё полное имя, потом потянулась к небольшому сканнеру и провела по маленькой жёлтой полосе каждым пальцем руки сразу после того, как сбоку вспыхивал зелёный диод. Пета развернула ко мне экран, на котором уже высветился герб страны. Электронный голос донёсся до меня из миниатюрных динамиков:

— Мы приветствуем вас в Едином Реестре, ваша личность успешно идентифицирована. Если вы желаете предоставить ваши личные данные представителю Военного подразделения организации Ночной Иллюзион с реестровым номером... — Пета сняла груди значок и повернула ко мне тыльной стороной, выгравированные там цифры и буквы полностью совпали с тем, что мне назвал голос, — то напишите "Да". В противном...

Я торопливо вывела две буквы на маленьком планшете. Голос умолк на полуслове и перешёл к следующей части:

— Пожалуйста, поставьте цифровую подпись в подтверждение своего решения.

Подписавшись, я посмотрела на Пету и показала ей три пальца. Она кивнула.

— Пожалуйста, — продолжал тем временем голос, — укажите время в течение которого ваше досье должно быть доступно для чтения.

Я написала как можно аккуратней: "Три минуты".

— Доступ открыт.

На экран вывелась моя фотография вместе с полным именем, датой и местом рождения, именами родителей (рядом стояла пометка "м"), текущим местом проживания и гражданством. Маленький красный таймер в углу начал отсчитывать указанное время.

— Лэй Браун, дата рождения: пятое августа две тысячи пятнадцатого года... — Пета посмотрела на меня по-новому и с каким-то укором: мне ещё не исполнилось шестнадцать, а значит, я должна пользоваться услугами Единого Реестра в присутствии либо социального работника, либо своих законных представителей.

Молитвенно сложив руки, я изобразила крысиную морду с усами и отрицательно покачала головой. Пета сдержанно улыбнулась: она понимала, почему я так себя веду, а потом показала мне два пальца и кивнула. В некоторых случаях разрешалось считать гражданина достигшим возраста ответственности, если до дня его рождения оставалось не больше двух месяцев.

Достигнув согласия, Водянка начала зачитывать данные вслух и параллельно переносить их в письменный протокол. Времени вместе с проверкой и перепроверкой это заняло как раз около трёх минут.

Сам разговор не занял много времени. Наблюдатель предложила, чтобы при допросе присутствовал медработник, но я отказалась: меня не нужно держать за ручку. Сам рассказ я упростила, выкинув причины, по которым я пошла на Площадь Сибиллы, кладбище и перепалку Общин. И уж конечно, я даже не заикнулась о посещении Мёртвой зоны и Северного кладбища — это административное правонарушение в чистом виде. Также я ни слова не сказала о том, что у меня был нож, но подробно описала Страх и погасшие фонари. Пета набирала текст, поэтому я иногда делала паузы и продолжала по её кивку. Она спросила меня об ощущениях во время и после укуса, о галлюцинациях и сновидениях, но я ничего такого не помнила.

— Я уполномочена записать ваш рассказ, — произнесла Наблюдатель, перечитывая набранный протокол. — Но может случиться так, что кто-то из старших по званию захочет поговорить с вами лично. Вы согласны на повторную беседу? По закону "О работе пунктов анонимной помощи", вы имеете право отказаться.

Мне с трудом верилось, что до меня будет кому-то дело, поэтому я беспечно ответила:

— Да нет, я согласна.

— Я хотела бы измерить укус на вашей шее, мисс Браун, и сфотографировать его. Если вы не против, то я приглашу старшую медсестру и произведу замеры.

Мне пришлось подождать около минуты, пока в комнату не зашла Мэри. Она сняла с моей шеи повязку и после того, как Пета вымеряла и сфотографировала ранки, наложила новую. Я подписалась под выползшими из принтера фотографиями, а следом за мной оставила какую-то длинную подпись и медсестра. Следы зубов часто оставались единственным способом хоть как-то идентифицировать вампира: пото-жировые железы в их коже не функционируют и папиллярные узоры почти не оставляют следов на жертве. Отпечатки пальцев и ладоней, сделанные кровью — большая редкость.

— Хорошо, — произнесла Пета, — я распечатаю протокол, вы ознакомитесь с ним и подпишете.

Принтер опять чуть слышно загудел и выдал несколько горячих листов. Плотную бумагу украшали водяные знаки и герб Иллюзиона. Я внимательно перечитала напечатанное, и поставила на каждой странице свою подпись.

— Спасибо, миссис Уотсворт, вы свободны, — обратилась Наблюдатель с медсестре. Та хотела что-то сказать, но вспомнила про диктофон и тихонько вышла из комнаты. Весьма поспешно с её стороны, поскольку Пета, расписавшись под протоколом после меня, назвала дату, время и произнесла: "Допрос потерпевшей окончен". После этого запись была остановлена.

— Никогда в жизни, — ладонь Водянки неожиданно потрепала меня по макушке, — я не узнала бы тебя, если б ты не назвала своё имя. Всё ещё собачишься с Эдуардом?

— А то, — я ощутила себя польщённой: в приюте Пета, может, и не была лучшим бойцом Круга, но для нас с Киарой являла идеальный пример того, какой должна быть девушка.

— Как там Амели и старый Пип?

— Крольчиха, — я припомнила животных из зооуголка, — умерла спустя год после твоего ухода, а кот всё ещё живёт поближе к кухне. Правда, в рукколе уже не спит: слишком тяжело допрыгнуть туда.

— Ну, хоть что-то отучило его от этой привычки, — Водянка вернулась к протоколу и скрепила вместе листы с фотографиями. — Ладно, не стану тебя больше задерживать, по тебе видно, что ты устала. Твоя подруга ждёт тебя снаружи, я провожу.

Мы вышли в пустой серый коридор, который освещало несколько галогенных ламп — завсегдатаи любой больницы.

— Можно вопрос?

— Конечно, — Водянка шагала рядом.

— Когда приходят письма из Академии? В приёмной комиссии сказали, что летом, но...

— Когда ты сдавала экзамен?

— В апреле.

— Если бы пролетела, то получила бы письмо уже в мае. Непригодных уведомляют сразу. А письма о зачислении обычно приходят с июля по вторую половину августа. Не волнуйся, — она улыбнулась мне, — ты наверняка прошла. Тебя приняли в Круг? Когда я выпускалась, вы с сестрой ещё числились в претендентах.

— Приняли.

— Тогда точно прошла. Наши всегда поступают в Академию и всегда её заканчивают. Какой отдел ты выбрала?

— Общественной безопасности с возможностью работать в Специальном отделе.

Пета сморщила нос.

— Грязное это дело, — призналась она. — Грязное и очень нервное.

— Можно ещё вопрос?

— Валяй.

— Около недели назад у заброшенного моста я видела в реке плавышей, явно из...

— А-а, не обращай внимания, — Пета дёрнула щекой, — это наши работали в канализациях, вот излишек и выплеснулся.

Славно так выплеснулся, меня чуть на дно не стянуло.

Мы подошли к двери из матового стекла, и, только навалившись всем телом на вросшую в неё стальную ручку, я поняла, что на дворе действительно утро. После ночного дождя улица осталась мокрой и серой, а воздух значительно посвежел. Небо до сих пор скрывали плотные тучи, и где-то далеко рокотал гром. Зелень на газонах и деревьях казалась ярче, а вот кирпичные дома с замшелым фундаментом, наоборот, выглядели приунывшими. Прохожих было немного, и все как один в однотонных плащах и с зонтами под мышкой. Лето у нас никогда не выдавалось особо жарким, и сейчас, ёжась на холоде, я вспомнила дождливые дни мая, когда приходилось зубрить билеты и бегать на экзамены. Воспоминания рождали неприятное чувство, поэтому я отогнала их прочь.

Кимберли сидела на бетонных перилах, чинно положив руки на заклеенные пластырем коленки. От порванных чулок она избавилась и теперь явно мёрзла. Мой рюкзак висел у неё на плече, и кровошляпки там, как я знала, измялись до консистенции зловонного повидла. При виде меня Ким улыбнулась и не без кошачьей грации соскользнула на площадку перед входом.

Тут бы я, наверное, просто ушла вместе с ней, если бы рядом не оказалось Петы. Шагнув за мной на свежий воздух, она неожиданно подобралась и вытянулась по стойке смирно.

Повернув голову, я увидела высокого человека в такой же форме, что и у патрульных, только вышивка на груди бело-серая. Чёрный капюшон низко надвинут на глаза, но маска — приподнята, потому что Наблюдатель докуривал помятую сигарету. Повернув голову к Пете, он коротко кивнул, но не произнёс ни слова. Мне стал виден его украшенный рубцом подбородок со щетиной двухдневной давности.

А также рот.

Никогда потом я не могла объяснить, откуда у меня взялось столько храбрости. Было ли дело в том, что мужчина улыбнулся мне уголками губ, или это моё больное воображение, но я шагнула к нему и, схватив край маски, резко дёрнула вверх.

Я узнала его сразу же.

Не могло быть ни сомнений, ни ошибок: это именно то лицо, что так долго хранилось в картонной коробке с прочими воспоминаниями. Время слегка состарило его, под низкой линией бровей усталость пустила в уголках глаз корни морщин, но шрам на верхней губе никуда не делся — это был он.

Он был...

Я открыла рот и двинула челюстью, готовясь произнести Слово.

А потом поняла, что не помню. В памяти зияла рана, провал — можно звать как угодно. Слово рыбкой мелькало на задворках сознания и всё время ускользало, сколько бы я ни перерывала содержимое своей головы. Я выпотрошила картонную коробку и перерыла все воспоминания Лэй, но кроме старых образов не обнаружила ничего.

Сероглазый человек напряжённо смотрел на меня и молчал, а потом осторожно взял моё запястье и потянул вниз, возвращая маску на прежнее место. Тёплый край выскользнул из пальцев, и кусок стекла встал между мной и прошлым.

— П-подождите, я знаю вас... — мне захотелось оказаться такой же простой и русоволосой, какой я была в детстве.

— Очень сомневаюсь, — спокойно ответил мужчина, разжимая пальцы на моей руке.

Я опустила взгляд и увидела серую нарукавную повязку. Украшающий её жетон во всём повторял жетон патрульного за исключением одной детали: пёс выл, запрокинув голову к зубчатому венцу башни, и вместо глаза у него горел крошечный тёмно-красный камень. Осенев говорил, что наличие повязки указывает на то, что Наблюдатель при исполнении, а её цвет вместе с эмблемой обозначают отдел. Я понятия не имела, как различаются звания, но отделы Псов Иллюзиона знала наизусть.

"Если ваша совесть нечиста, — говорил Осенев, — то бойтесь красноглазого пса больше, чем в детстве боялись старика бабая. Впрочем, даже если вы уверены в своей невиновности, не расслабляйтесь. Возможно, тарабарщина, которую вы напевали утром в ванной, вызвала дьявола в аэропорту Нео-Роман".

Красноглазый пёс — Специальный отдел. Он занимается всем, что выпадает из общей картины преступлений.

— Значит, — мужчина отвернулся и выбросил окурок в бетонную урну, — вы та мисс Браун, которая выжила после нападения вампира.

Откуда он знает?

— Я хотел бы поговорить с вами.

— Сэр, — вмешалась Кимберли, — она уже дала показания, и, кроме того, ей нужен отдых. Назначьте другой день, и я...

— Мисс о'Нил, — перебил её Наблюдатель, — в другой день может быть поздно, или у меня не найдётся времени, или будет масса других "или", которые могут не произойти, если мы поговорим сейчас. Мисс Браун?

Я не видела его лица, не видела глаз, но взгляд чувствовала прекрасно. Он оставался живым человеком из картонной коробки, и если он скажет, что ему нужно спуститься в ад, но между шестым и седьмым кругом у него найдётся время для разговора, я пойду следом без колебаний.

Голова уже начала побаливать, но я кивнула.

— Послушай...

— Всё хорошо, Ким, я не так уж устала.

Пока ещё могу ходить, не хватаясь за стены, и ноги у меня не подгибаются от слабости.

— Пета, отведите мисс о'Нил в комнату ожидания и предложите кофе или что-нибудь на её вкус, — Наблюдатель лёгким движением открыл стеклянную дверь, пропуская нас внутрь.

Я прошла за ним в кабинет, отделанный в гамме старых плюшевых медвежат: все оттенки коричневого. За счёт этого, правда, достигался малопонятный уют, а может, дело в толстом ковре на полу, на который я ступила с опаской. Единственное окно закрывала плотная штора с этническим орнаментом, поэтому в комнате оставалось темно до тех пор, пока мужчина не включил настольную лампу. Мягкий электрический свет напомнил о ночи, которая словно не заканчивалась с того момента, как я покинула дом.

На меня навалилась усталость.

— Садитесь, — Наблюдатель указал на широкий деревянный стул, который стоял спинкой к стене левее письменного стола, заваленного папками и прочей макулатурой. Как будто на дворе не третье тысячелетие с его возможностями хранения данных.

По обе стороны от входа стояли металлические шкафчики. В левом углу — умывальник и зеркало. А когда я села, то заметила у правой стены диван, обитый коричневой кожей. Такие часто показывали в иностранных фильмах, к нему не хватало только леди в шляпке с вуалью и маленького кофейного столика.

Впрочем, вряд ли меня здесь будут поить кофе.

35.

— Извини, это будет не совсем официально.

Отойдя к шкафчикам, мужчина откинул капюшон, и я увидела, что защитная маска состоит из нескольких пластин, прикрывающих кроме лица макушку, виски, затылок и заднюю часть шеи, куда любят впиваться некоторые виды не-мертвецов. Держались пластины на каком-то хитром сплетении ремней или просто тянущейся ткани — вряд ли такая конструкция защитит от серьёзного удара, скорее смягчит падение, оплеуху гуля или встречу с низким потолком.

— Или, скорее, совсем не официально.

Щёлкнув замком, Наблюдатель распахнул металлическую дверцу, а потом снял перчатки, маску и положил их внутрь. Следом в шкафчик отправилась ременно-плечевая система с подсумками и сабля. Я заметила на спине плаща и под мышками, где пришивались рукава, что-то вроде встречных складок для свободы движений.

— Но устав я нарушать не собираюсь.

Дверь открылась, и в комнату вошла Пета. Она молча оставила на письменном столе уже знакомые мне диктофон и файл с протоколом допроса, а потом повернула голову к мужчине. Они не обменялись ни единым словом, но девушка отсалютовала и вышла.

— Ты не против, что я вот так вдруг к тебе на "ты"? — мужчина ловко расстегнул ряд пуговиц на груди. — В последнее время мне приходилось много выкать на бюрократов, теперь язык не поворачивается говорить подобным образом с ребёнком.

— Всё нормально, — пробормотала я и сама не заметила, как устроилась на стуле с ногами и обняла колени, стараясь не слишком напрягать плечо и больную шею. В присутствии этого человека я ощущала себя именно тем, кем он меня назвал: ребёнком. В Наблюдателях, когда они не скрывали своего присутствия, чувствовалось что-то такое... необычное, словно они не люди, а кто-то больше, но если сравнивать с патрульным, которого видели мы с Элен, этот человек оставляет его далеко позади.

В принципе, да, Специальный отдел.

Отстегнув нарукавную повязку, мужчина стянул плащ и повесил его в шкаф. Шнурованные ботинки до колен, штаны, ремень, термофутболка с высоким воротом — всё чёрное. Чёрными или близко к тому оказались волосы, и кроме бледной, давно не видевшей солнца кожи ярким пятном могли считаться разве что шрамы и седина на висках. Несмотря на высокий рост Наблюдатель не выглядел в униформе слишком массивным, и теперь стало ясно, что у него нет дутых мышц — он широкоплечный, но, скорее, жилистый, и его руки похожи на стальные канаты, скрученные из толстых нитей. Мне почему-то вспомнилось, что Ким говорит про таких: не попадёт на обложку, потому что настоящий.

— Думаю, Пета тебе уже всё зачитала, — Наблюдатель снял серебряный жетон, — и мне нет смысла расшаркиваться.

— Да, сэр.

— Вот и отлично, — с этими словами мужчина захлопнул шкафчик и повернулся ко мне.

Когда я видела его лицо в цепочке кошмаров, это было просто воспоминание, о котором сложно что-то сказать — как найденная в книге фотография кого-то, с кем ты никогда не встречался. Но теперь передо мной стоял живой человек, и мне казалось, что ему и двадцать, и сорок, и шестьдесят одновременно. Двигался он легко, как мальчишка, выглядел как мужчина, но в его глазах и мимике сквозило что-то старческое. Волосы тщательно стрижены на висках, взгляд внимательный несмотря на явные следы недосыпания, а лицо украшено глубокой царапиной через висок до скулы.

— Стригои, — пояснил Наблюдатель. — Пытался сковырнуть маску, пока у меня на руках был ребёнок.

Я покраснела и прижалась щекой к сложенным на коленях рукам. Оказывается, я всё это время таращилась на него в упор.

Впрочем, он тоже меня рассматривал.

— Сэр, десять лет назад... — я осеклась, увидев, что мужчина отошёл к умывальнику.

— Говори.

Вода глухо застучала о металлическое дно.

— Десять лет назад в городе происходило то же, что и теперь.

— Откуда ты... — он замер, а потом плеснул водой себе в лицо. — Хотя, все об этом говорят.

— Мои родители погибли в то время. Что это... такое?

— Дело не закрыто, я не имею права рассказывать.

Будь он простым человеком, я бы, наверное, вытрясла из него душу. Но даже без формы, ссутулившись над раковиной, он оставался для меня Наблюдателем Мрака из Специального отдела.

И было в этом что-то... опасное.

— Сэр, — я набралась храбрости и продолжила, — у меня есть сестра-близнец... может, вы помните девочек-близняшек в каком-то из дел, которое вы вели?

— У меня в то время было много дел и много выездов на место происшествия. И, рискну предположить, даже несколько пострадавших с твоей фамилией. Детей тоже предостаточно. По возможности мы опрашиваем их в присутствии педагога, а потом передаём родственникам или социальному работнику. Вполне возможно, что с тобой и твоей сестрой я тоже беседовал. Такой ответ тебя устроит?

Я сжалась и покрепче обняла колени.

Разумеется, меня не устраивал такой ответ. В памяти хранилось лицо на фоне заснеженного пейзажа — почти на уровне моего лица, потому что этот человек держал меня на руках.

— Нет, — процедила я, — меня это не устраивает.

Не могу же я что-то путать...

— Извини, — мужчина провёл мокрыми руками по шее, а потом подставил ладони под ровный поток воды. — Я понимаю, тебе хотелось бы помнить лицо матери или отца, а не постороннего человека.

— Откуда вы знаете, что я не помню родителей?

— Об этом нетрудно догадаться по тому, что ты спрашиваешь.

Даже если это правда.

Даже если...

Это несправедливо.

Как он десять лет спустя может быть никем?

— Майор, вы — садист! — Мэри распахнула дверь, появилась в комнате и произнесла эту фразу одновременно. Вместе с ней в воздух прокрался запах лекарств, от которого я успела отвыкнуть. Наблюдатель опёрся об раковину и посмотрел на сестру как отпахавший три смены разнорабочий, получивший для разгрузки вагон угля и детскую лопатку.

... постойте, она сказала "майор"?

— Несколько часов назад этот ребёнок был при смерти! Какое право вы имеете...

— Мэривеза, — спокойно оборвал её мужчина, — я буду вам очень благодарен, если вы позволите поговорить с потерпевшей с глазу на глаз и принесёте мне кофе. И ради бога, никакой растворимой дряни.

— Кроме растворимого вашими стараниями ничего не осталось, это во-первых, — холодно ответила женщина. — Во-вторых, с чего вы взяли, что потерпевшая хочет с вами разговаривать? Мисс Браун, вы здесь по собственному желанию?

— Да, миссис Уотсворт, — отозвалась я. — Всё хорошо.

— Всё будет плохо, когда этот инквизитор возьмётся за вас всерьёз, — сурово возразила медсестра. — Я не для того спасла вас от одного кровопийцы, чтобы отдать другому.

Ничего себе.

— Не запугивайте ребёнка, — Наблюдатель перекрыл воду и вытер лицо полотенцем. — Кстати, что в-третьих?

— В-третьих, меня зовут Мэри, а не Мэривеза.

— Мэри, — мягко повторил мужчина. — Тогда ведите себя как Мэри, а не ворчливая фея из "Спящей красавицы".

Точно. А я-то думала, кого она мне напоминает.

— Майор, я не обязана вам подчиняться, это во-первых, а во-вторых, здоровье моих пациентов превыше всего. Эта маленькая мисс отправляется домой немедленно!

— Пожалуйста, — Наблюдатель внезапно одарил сестру приятной, почти мальчишечьей улыбкой. — Будьте милосердны, Мэри.

— Даже не думайте, что я поведусь на эти фокусы, — медсестра надменно приподняла брови. — Вам уже давно не четырнадцать, чтобы так улыбаться. Да и мне давно не... чтобы так улыбались мне.

— Вы в любом возрасте заслуживаете того, чтобы вам улыбались подобным образом.

Повисла пауза.

— Чёрт с вами, — женщина раздражённо махнула рукой. — Сколько воды утекло, а вы неисправимы. Так и быть, отправлю кого-нибудь в кофейню, а вам дам полчаса, слышали? Полчаса и не больше, после этого мисс Браун уходит домой. Кстати, я бы и вам настоятельно рекомендовала поспать. Сколько вы уже без сна? Три дня? Или четыре?

— Да, пожалуй, — рассеянно отозвался Наблюдатель и, взяв протокол допроса, сел вполоборота за письменный стол.

— Это много даже для Пса. Тем более что вы злоупотребляете стимуляторами. Я приготовлю сэндвичи.

— Нет, спасибо.

— Даже не спорьте, вы должны поесть. И не смейте мучать ребёнка, — с этими словами медсестра закрыла за собой дверь.

— Если не Мэривеза, то Мэри Поппинс, — вполголоса пробормотал мужчина и поднял на меня взгляд. — Начнём?

С первой же минуты я поняла, что имела в виду Мэри, и воспоминание о приятной улыбке этого человека растаяло без следа. Он оказался въедливым, дотошным и очень внимательным ко всему, что я говорила — все его вопросы били точно в цель, будто он знал, о чём надо спрашивать. Поскольку я поставила себе целью молчать об умолчанном ранее, мне приходилось уклоняться от ответов, тянуть резину и переводить разговор на более приемлемые темы. Пета записала мою историю как есть, но майор Специального отдела спрашивал о местах, в которых я побывала, о продолжительности, об избранных мною маршрутах и о том, что я делала вплоть до почёсывания щеки и походов в туалет. Оказалось, он прекрасно знает Кварталы и у него великолепное чувство времени — глядя на меня он вполне точно определил, за сколько минут я прохожу пару километров обычным шагом. Это пугало и нервировало, потому что я не могла отделаться фразой "два часа я гуляла по городу" без перечисления пройденных улиц. А значит, мне нечем заполнить пробелы, которые образовались на месте опущенной истории про кладбище, Блад Амур и невольное знакомство с Общинами. Просто говорить я могла, но когда мозг начал усиленно работать, придумывая отмазки, стало ясно: я устала до такой степени, что готова умереть на месте, если кто-то возьмётся это исполнить. Моё умение врать оказалось бесполезным и ответы всё чаще сводились к раздражённому "Точно не помню" или "Не знаю, не обратила внимания", и самое паршивое то, что Наблюдатель тоже начал раздражаться и совершенно этого не скрывал. Он сделал паузу только когда в комнату вошла Пета и поставила на стол тарелку сэндвичей и красный стаканчик с эмблемой кофейни. Еду мужчина локтём сдвинул в сторону, а кофе отпил, но не подобрел совершенно.

С каждым вопросом я всё больше жалела, что не ушла вместе с Ким, и понимала: вот сейчас, ещё немного — и у меня просто поедет крыша. Это совершенно чёткое и ясное ощущение расцветало в районе затылка, чуть глубже, где всё раскалывалось от боли. А самое страшное то, что я помнила: по закону я имею право прекратить пытку в любой момент. Но сказать этому человеку слово иначе, чем в ответ на вопрос, оказалось невозможно.

Второй раз мужчина умолк перед тем, как в комнату вошёл другой Наблюдатель. Вместо плаща на нём был бомбер с капюшоном, а так сапоги, брюки, маска — всё идентично. Жетон крепился к нагрудному карману. Человек принёс толстый, странного вида ноутбук, который аккуратно поставил на стол. Я не могла не заметить лицо майора: он не говорил ни слова, только смотрел на подчинённого, но едва заметная мимика была, как если бы они общались: движение бровей, уголка губ, лёгкий кивок в мою сторону. На ухе мужчины, как и у Петы, крепилось небольшое устройство, и я вспомнила, что Джо пару лет назад рассказывал мне о военных разработках для обмена мыслями — не совсем телепатия, но вроде того.

Если подумать, я действительно не замечала, чтобы Наблюдатели когда-либо переговаривались между собой.

Псы Иллюзиона не лают.

Покачав головой, человек положил на стол какой-то свёрток и вышел из комнаты.

— Ну что? — спросил мужчина и отпил ещё кофе. — Продолжим, или с вас на сегодня хватит?

— ... хватит.

Кем бы он ни был, я почти ненавидела его.

— Плохо, мисс Браун, — произнёс майор так, словно я была провалившей экзамен восьмиклассницей. — Зачем же вы соглашались на повторный допрос, если ничего не хотите добавить к сказанному?

Стиснув зубы, я уставилась на него с неприкрытой злобой.

Я не могла рассказать всю правду и, более того, уже не хотела.

Наблюдатель выдвинул один из ящиков, достал пепельницу, зажигалку и пачку сигарет, а потом с наслаждением закурил. Комната медленно наполнилась запахом дыма. На меня майор больше не обращал внимания, что-то перечитывая в протоколе. В какой-то момент он сжал сигарету зубами и положил ладонь на специальную выемку на крышке ноутбука — рядом тут же вспыхнул зелёный светодиод. После того, как вместо ладони лёг серебряный жетон, раздался тихий щелчок, и ноутбук раскрылся, одновременно с тихим шумом начав работу.

— Давайте внесём разнообразие в нашу беседу, — отложив бумаги, майор взял свёрток и аккуратно стащил шуршащий полиэтилен. — Пета успела поговорить с теми, кто вас спас, и они указали место происшествия. Вот это мы нашли именно там.

Я увидела Эйру — как если бы его воткнули мне в солнечное сплетение, а потом повернули.

— По лицу вижу, — произнёс мужчина, — что вы не просто узнаёте эту вещь — она принадлежит вам. Впрочем, я могу отправить её на экспертизу, и мне скажут намного больше. Скажем, чья осталась кровь у основания, чем её пытались затереть. Я понимаю, что перочинный нож может пригодиться даже подростку, но есть определённые, установленные законом нормы величины клинка. А это боевое оружие, которое пять лет назад было в арсенале государственной армии. Немного грубый инструмент для девочки, как по мне.

Глаза Наблюдателя оставались ещё более холодны, чем сталь Эйры.

— Хотите что-нибудь добавить к своему рассказу?

Он меня допёк.

— По этой статье меня может допрашивать только полицейский, — процедила я.

— Верно, — спокойно согласился майор. — Как и ставить вам в вину прогулки в неположенное время. Но сейчас в городе объявлено особое положение, мисс Браун. А во время особого положения специальным указом министерства мы уполномочены задержать любого гражданина, который нарушил или подозревается в нарушении любого закона, с целью передать его работникам правоохранительных органов со всеми доказательствами. У меня где-то есть заверенная копия указа, хотите взглянуть? Согласившись дать Пете показания, вы позволили считать себя лицом, достигшим возраста ответственности. А следовательно, из потерпевшей вы легко превращаетесь в обвиняемую по двум статьям: ношение оружия и пересечение границ приюта без разрешения администрации. И я больше чем уверен, как только наши эксперты исследуют клинок, прибавится, как минимум, ещё одна статья. Лично я не исключаю, что это мог быть случай самозащиты, — его голос стал на лживую толику мягче. — Если вы спасались от нежити или не-мертвеца — а я знаю, что ночью их можно встретить даже в центре города — ничего криминального в этом нет, но я обязан передать ваши показания Боевому отделу, чтобы они исследовали место нападения. И здесь я взываю к вашему гражданскому самосознанию, потому что в следующий раз на вашем месте может оказаться менее удачливый и подготовленный человек, который будет убит или тяжело ранен. А если это намеренная охота, то хочу напомнить, мисс Браун, что закон запрещает гражданским лицам заниматься подобной деятельностью без специальной лицензии.

Мне стало жарко от страха. Да, это была защита, но если я втяну сюда и Элен...

— Ну так что, перенесём нашу беседу в полицейский участок?

... нет, он просто пытается заставить меня говорить.

— Вы думаете, я не сделаю этого?

— Я думаю, это просто шантаж, — я уткнулась лбом в колени и решила, что не скажу больше ни слова в его присутствии.

Чем бы он ни грозил, что бы он ни обещал — ни звука.

И пусть подавится.

Ничего он не докажет без протокола и записи.

Дура я, раз не ушла отсюда сразу после беседы с Петой.

— ... зашла проверить, как у вас дела, и не напрасно, — раздался голос Мэри. — Майор, как думаете, если я напишу жалобу о том, что вы превышаете свои полномочия и давите даже не на обвиняемую — потерпевшую, которая не достигла совершеннолетия, что скажет ваше начальство?

Раздался вздох.

— Хочу напомнить, что согласно закону "О работе пунктов анонимной помощи" вы не имеете права что-то от неё требовать, даже если она согласилась на повторный допрос. И какого... святого вы курите?! Немедленно прекратите, это же медицинское учреждение! А рядом с вами ребёнок!

Было слышно, как медсестра прошла через комнату и, погремев шпингалетами, распахнула окно. Наблюдатель затянулся в последний раз, а потом затушил сигарету в пепельнице.

— Мэри, — произнёс он с раздражением и горечью одновременно, — вы позволите вам исповедаться?

— Боюсь, на вашу исповедь уйдёт остаток моих дней.

— Не шутите так, я бы не хотел, чтобы ваша шутка исполнилась.

— А она может?

— Конечно. В городе очень опасно, а вы находитесь в группе риска. К слову, вы слышали последние новости?

— Майор, вы забываете, что я не могу и не хочу отслеживать болтовню между мальчишками вроде вас.

— Ну тогда я ставлю вас в известность: сегодня в Старом Городе изнасиловали и убили шесть девочек подросткового возраста.

Было слышно, как медсестра пробормотала: "О боже!"

— Из людей, выживших после нападения вампиров, трое скончались в больнице, десять вследствие циркуляторной гипоксии не способны разговаривать, остальные либо не приходят в себя, либо не могут ничего вспомнить. А мисс Браун не просто выжила, она общалась с вампиром, вступала с ним в телесный контакт и, судя по её нежеланию отвечать, прекрасно помнит всё произошедшее. Идеально для проведения виктимологического анализа, если бы только мисс Браун согласилась говорить. Поэтому, Мэри, ответьте, что я должен делать? — раздался шелест бумаг. — Личности трёх из шести погибших девочек не установлены, и я не могу отправить запрос на доступ к Единому Реестру для опознания, потому что пальцы им изуродовали так, что ни о каких отпечатках и речи быть не может. А одной до нашего приезда успели выдавить глаза. И я надеюсь, что хотя бы имена остальных получится установить по сетчатке. Однако эта процедура требует времени, которого у меня нет. И как думаете, что скажут мне, когда посмотрят на фотографии жертв, которые я обязан приложить к запросу? Мне скажут, что собаки, которым оказано "высочайшее доверие", ни черта не делают. И никто не вспомнит о том, что эти траханные...

— Майор!

— ... законы связывают собак по всем лапам, — судя по скрипу кресла, мужчина встал. — Когда мы спустились в подвал, Мэри, одна из девочек, Линда Пейдж, оставалась ещё жива. Но протянула недолго, хотя реаниматоры старались как могли. Она до последнего звала отца и уже не осознавала, что происходит вокруг. Посмотрите телевизор, журналисты успели заснять всё, что испортит вам аппетит. Как думаете, это заставит Мура подумать о том, что свободы граждан надо урезать ради их же безопасности? Нет, Мэри, всё будет как с Сэнгером, — судя по шелесту, мужчина вытащил из пачки ещё одну сигарету. — Вот уж кого я точно не хотел потерять, — щёлкнула зажигалка. — Фон Юттнер говорил, что хорошо было при короле: один его указ давал нам полную свободу, и поэтому раньше жилось спокойней. Не требовались бумажки и ордера для того, чтобы зайти в домик мамаши Лидс и посмотреть, какого дьявола она прячет в подвале. Демократия если и уважает людей, то не способна о них позаботиться.

Инстинкты сжали натруженные мышцы в узел боли: человек, который прохаживался рядом, боролся с гневом.

— Вы успокоились?

— Нет, Мэри, я успокоюсь когда все, включая мисс Браун, определятся, чего им хочется: чтобы мы работали, или чтобы Военное подразделение расформировали. У государства были десятилетия, чтобы создать альтернативную организацию, так в чём дело? Лишняя статья расходов? Граждане этой страны слишком люди, чтобы выполнять наши обязанности? Или кое-кому не выгодно, чтобы электорат гиб при исполнении? Конечно, ведь когда семьи погибших поймут, что к чему, они начнут требовать кардинальных перемен в системе, приносящей многомиллионный доход. Поэтому очень удобно использовать нас, — мужчина шумно выдохнул дым. — Если бы я не был в молодости таким идиотом, я бы радовался старику Чересову. Он совал нос во все наши дела, но взамен давал столько полномочий, сколько нам требовалось. Блаженную Грету с её зверинцем поймали только благодаря ему, хотя даже с полученным карт-бланшем мы потеряли пятерых, и ваш сын...

— Пожалуйста, майор.

В голосе медсестры прозвучало нечто такое, отчего я украдкой подняла взгляд и в жёлтом, жирнящем тени свете лампы увидела двух измученных людей.

— Простите, Мэри, — мужчина тяжело опустился в кресло. — Если бы Чересов до сих пор занимал пост министра, ничего бы этой ночью не случилось, и меня бы не грызла совесть так, будто я... — вместо окончания фразы он нервно затянулся.

— Теперь вы успокоились?

— Да.

— Вы на грани нервного срыва, майор, — было слышно, что Мэри старается говорить холодно, — и выносите слишком много личного в работу, хоть я и понимаю ваши... обстоятельства. Впрочем, не скрою, я рада, что в вас ещё осталось что-то от подростка, который однажды приполз ко мне с разодранным плечом. Я рада, что вы умеете извлекать уроки из прошлого. И я рада, что вы не сгубили душу на солдафонах, монстрах, и смерть шести детей для вас столько значит. Но если вы думаете, что я позволю вам замучить седьмого, то...

— Да-да, вы правы, я виноват, — Наблюдатель шумно выдохнул. — Пять минут. Дайте мне пять минут, и я предоставлю мисс Браун вам.

— Вам хватит и минуты, чтобы довести её до нервного расстройства.

— Пять минут, — с нажимом повторил майор. — Вы позволите мне исправить то, что я сделал?

— Вы на это не способны. У вас нет семьи, и вы понятия не имеете, как надо общаться с девочкой-подростком.

Раздался вздох, а потом шелест листов и звук, с которым перьевая ручка скользит по бумаге.

— Приготовьте лекарства из этого списка, миссис Уотсворт.

— Я не имею права раздавать пострадавшим медикаменты, только если вижу, что человек действительно нуждается... тем более такие! Я бы рада, майор, но не могу.

— Это как раз такой случай: мисс Браун очень нуждается. Под мою личную ответственность, вот вам подпись в конце списка, оформим это как служебную записку. Если кто-то будет спрашивать, можете сказать, что я приставил вам к горлу нож.

— Боюсь, мне действительно поверят, а вас отдадут под трибунал. Пять минут. И будьте уверены, что я напишу жалобу генерал-майору.

Я слышала, как за Мэри хлопнула дверь — будто свет погас, и я осталась один на один с монстром из-под кровати. Раздался чуть слышный шорох, с которым Наблюдатель переместил кресло поближе.

— Посмотри на меня.

Это было ребячество, но я дёрнулась и развернулась на стуле к нему боком, оставаясь при этом в своей зародышевой позе.

— Пожалуйста.

Стул рывком повернулся вместе со мной.

От неожиданности я вскинула голову — майор внимательно смотрел на меня и хмурился, но в этом сквозило не раздражение, а какая-то жалость. Около секунды мы глядели друг другу в глаза, а потом он откинулся на спинку кресла, выскользнув из круга электрического света, взял с края пепельницы сигарету и произнёс:

— Извини.

Я засопела.

— Мэри права, мне надо выспаться. Я уже не способен держать себя в руках.

Теперь он стал тем же усталым и выжатым человеком, что и до начала допроса. Правда, я этому не верила. У всех есть плохие стороны, и я сама не подарок, но ведь не до степени наказания.

— Как тебя зовут?

Протокол моего допроса лежал в полуметре от него, поэтому я промолчала.

— Меня не интересует имя, я хочу знать, как тебя зовут.

Эти мягкие, но в то же время властные интонации, ощущение, которое подавляет, и знание того, что он майор Специального отдела Псов Иллюзиона...

По каким причинам я подчинилась?

— Кейни.

— Послушай, Кейни, — спокойно произнёс он. — Я очень устал, и у меня плохо выходят задушевные беседы, особенно с подростками, но давай попробуем договориться. Я понимаю, что ни один человек в здравом уме не захочет признаваться в том, что может быть использовано против него. И я уже перегнул палку, сказав, что могу сдать тебя в полицейский участок. Но рассмотрим ситуацию здраво. Что будет, если я приволоку тебя в дежурную часть? Лично я не получу желаемого признания, а тебя отвезут в приют, где ты отделаешься нотациями и каким-нибудь наказанием вроде общественно-полезных работ. А после этого продолжишь спокойно гулять, где и когда тебе вздумается. Чтобы подросток слушался, у него должен быть определённый уровень самосознания, и для него должен существовать авторитет. Для тебя авторитетов не существует, либо Псы с высоким званием не попадают в их число автоматически. Признаю, — в голосе Наблюдателя скользнули убедительные ноты раскаянья, — я был неправ, пытаясь заставить тебя говорить при помощи угроз. Я хотел закончить всё побыстрее, и мне казалось, что между откровенностью и перспективой отправиться в участок ты выберешь откровенность, но тебя не так легко запугать. Поэтому извини, что давил на тебя.

На роль доброго полицейского ему надо пригласить кого-то другого. Хотя бы Водянку.

— Пойми правильно, я согласен с тем, что ночью дети должны сидеть дома, — майор бросил взгляд на экран ноутбука, — но с причиной, по которой тебе лучше не покидать территорию приюта, ты уже сегодня столкнулась. Если не сделаешь из этого правильные выводы, за тебя их не сделает никто. Я понимаю, почему ты осторожничаешь: если вляпаешься, то спасать будет некому. Родственников у тебя нет, а возраст ещё не тот, чтобы друзья могли тебя вытащить. Ну и взрослые — это ведь как раз те люди, которые обязательно тебя во что-нибудь ввяжут, не так ли? Тревожность и ощущение беззащитности, пусть и успешно подавляемые — обычное явление у детей твоего типа.

Мне совсем не понравилось, куда он клонит. Нет у меня никакого ощущения беззащитности, и сплю я спокойно.

Наблюдатель миролюбиво поднял руки.

— Я не хотел тебя обидеть, Кейни. Поверь, я встречал ребят из детских домов, у которых вследствие депривационного синдрома в шестнадцать уровень развития как у десятилетних. На их фоне ты — прелестный маленький вундеркинд. И... тут Пета говорит, что ты прошла первый отборочный тур в Академию, так что у меня тем более нет оснований думать о тебе плохо. Ты уже знаешь, что произошло в городе, и знаешь, что творится последние несколько недель. Поверь, на фоне этих событий твои собственные проступки — сущий пустяк, за который вряд ли стоит наказывать. И я затеял этот разговор не для того, чтобы узнать побольше именно о них.

Я удивлённо вскинула взгляд, но майор оставался серьёзен.

— И если говорить откровенно, то есть две вещи, которые важны: во-первых, — он смотрел мне в глаза, — я рад, что ты осталась жива.

Что-то во мне сжалось, и я поспешила отвернуться.

Ч-чёрт.

Не притворяйся, будто тебе есть до меня дело.

— А во-вторых, я хочу, чтобы ты всё честно мне рассказала.

А вот и правда.

Разлепив ссохшиеся язык и нёбо, я ответила:

— Если бы я знала что-то об этих вампирах, то не стала бы скрывать.

— Конечно не стала бы, — кивнул мужчина, — тут дело в другом. Ты можешь просто не осознавать важность какой-то мелочи, а мелочью может оказаться то, что ты сидела последнюю неделю на вегетарианской диете. И... Не смотри на меня как на идиота, — он потушил окурок в пепельнице и, раскурив новую сигарету, взял стаканчик с кофе, — в моей практике были прецеденты, когда подобная ерунда играла роль. Скажем, дело о Булочнике. Ты вряд ли о нём слышала: это случилось достаточно давно. В Старом Городе есть сеть кофеен "Лейта", их особенно любят иностранные туристы, поэтому история вышла не слишком приятная.

Майор снял со стаканчика крышку и залпом допил остатки.

— В то время я ещё работал в Отделе расследований, и по приказу Чересова дело к нам перешло от полиции, которая считала, что вампир нападает только на туристов, — голос его звучал необыкновенно легко, словно мы делились историями за завтраком. — Ты, наверное, знаешь, что многие вампиры различают своего рода вкусовые оттенки крови в зависимости от того, что донор ел. С точки зрения физиологии этого не объяснить, но так уж есть. Один из наших сотрудников интересовался вампиризмом и часто копался в архивах, перечитывая старые дела. И он рассказал, что с приходом восемнадцатого века, когда в нашем городе только начал появляться шоколад — очень дорогой, к слову, его подавали только в специальных заведениях — произошла серия нападений на состоятельных людей. Когда вампиров поймали, оказалось, что дело во вкусе крови, который она приобретает после нескольких чашек шоколада с молоком. Я точно не помню, рассказал нам сотрудник эту историю до или после того, как мы получили дело о Булочнике, но идея нам понравилась, и мы уцепились за неё. До этого к нам поступило несколько заявлений о нападении от горожан, поэтому мы провели географический анализ, расспросили потерпевших о том, кто, что и когда ел, и выяснили, что все пострадавшие часто посещали "Лейту". Она славится не столько кофе, сколько свежей выпечкой, и кто-то из наших прозвал вампира Булочником. Мы поймали его на живца ночью того же дня, когда взялись за расследование, — Наблюдатель посмотрел мне в глаза. — В защиту вампира можно сказать: он нападал на людей потому, что не мог позволить себе даже коробок спичек, не то что донора. И мы просто отправили его на коррекцию.

Я промолчала.

— Всё ещё не хочешь говорить? — мужчина откинулся на спинку кресла. — Хорошо, тогда послушай кое-что интересное.

Таким тоном мистер Холдер рассказывал, что Снежный Дед дружит с волшебными зайцами.

— На самом деле, — майор прищурился и смерил меня оценивающим взглядом, — мне совершенно не обязательно отдавать твой нож на экспертизу. Я и так знаю, что кровь на нём принадлежит гулям первого поколения, а вытирали его травой, заражённой Порчей, и салфетками.

После этих слов мне стало ещё хуже, чем когда он показал мне Эйру.

Вот теперь я действительно вляпалась.

— Ночью поступил анонимный звонок о том, что на кладбище найдено тело некой... Энн Форшоу. Звонили из автомата на площади Карнштайн. Патрульный, высланный для проверки, обнаружил в десяти метрах от телефонной будки двух несовершеннолетних и служебного пса. Наблюдатель связался с напарником и попросил срочно вызвать полицейского, но тот, видимо, припоздал. На территории погоста кроме трупа женщины нашлись обезглавленные тела гулей и рядом пучки травы, испачканные кровью. После того, как приехали чистильщики, патрульный пустил пса по следу. А след вывел через Мёртвую зону обратно на площадь к тому месту, где раньше сидели девочки. То есть, ты и твоя спутница. Это если не отвлекаться на то, что у нашего пса на морде осталась спекшаяся кровь гулей, а по дороге в одном из старых мусорных баков обнаружилось порванное платье и ворох грязных салфеток. Когда ты согласилась на беседу, я послал запрос по патрульным, не случилось ли что-нибудь интересное в Кварталах. Один из них рассказал мне эту историю.

Меня душило чувство, словно я... проиграла — нет, меня разгромили.

— Как думаешь, Кейни, мне следовало начать именно с этого?

Я никчёмная дура, раз не догадалась, что если я сообщаю Псам о трупе на кладбище, то Псы обязательно отыщут там следы моего собственного пребывания. Возомнила себя самой умной.

Впрочем, тогда, в телефонной будке, я и подумать не могла, что это выйдет мне боком.

— Я мог рассказать это сразу, но мне нужно, чтобы ты поделилась всем по своей собственной воле. Так что, — Наблюдатель развёл руками, — давай подведём итоги. Во-первых, мне уже известно, что ты была сегодня в Мёртвой зоне и на Северном кладбище в компании нашего служебного пса.

Голова болела, и я могла думать только об одном: что делать?

— Во-вторых, я знаю, ты собирала там кровошляпки — двадцать штук. Они сейчас лежат вот в этом рюкзаке, я прав? И, наверное, успели измяться в кашу. Понятия не имею, зачем они нужны тебе, но спрашивать...

Что делать?

Я нервно грызла губы.

— ... в-четвёртых, я знаю, что ты убила одного из двух гулей и нашла...

Если бы только Холдер были живы! Я позвонила бы им в приют и всё было бы хорошо. Может, позвонить Майлу? Он потом наверняка расскажет Крысам, но да и чёрт с этими...

— ... Кейни.

До меня дошло, что майор что-то говорил, а я даже не слышала.

— А? — я с трудом сфокусировала на нём взгляд.

Он заглянул мне в глаза и всё тем же усталым голосом произнёс:

— Пойми одну вещь: я не собирался раньше и не собираюсь теперь ругать тебя или наказывать. Ни за то, что ты сбежала из Приюта, ни за то, что ты делала на Северном кладбище.

— А?

У меня возникло чувство, будто я вижу свет в конце тоннеля, но слишком уж это походило на поезд.

— Думаю, хватит, — за усталостью на лице Наблюдателя пряталось что-то безымянное. — Я не собираюсь доводить тебя до нервного срыва, иначе Мэри меня убьёт. Смерть гулей мне не интересна, а об остальном я знаю достаточно, чтобы понять: своим ножом ты даже не зацепила вампира. Так что, если оружие и можно считать уликой, то самой бесполезной. Давай заключим маленький договор, — майор заглянул мне в глаза, и я ощутила исходящий от него запах пота, кофе и сигарет, — история в обмен на оружие. Расскажешь всё — я отдам тебе нож. Это принципиально, я хочу услышать историю от тебя. Поговорим без записи и протокола: мне просто нужна информация, от которой можно отталкиваться в расследовании. И я готов поклясться на своём жетоне, что всё рассказанное тобой ни я, ни кто-либо другой никогда не станем использовать против тебя или твоих друзей, их даже никто не станет искать и допрашивать. Хотя не исключено, что тебе я задам ещё несколько вопросов... может быть, попрошу внести дополнение в существующий протокол.

В виске дёргало — я попыталась расслабить ноющие мышцы и в то же время понять, что потеряю, если скажу правду.

Стойте, дайте мне минутку...

Этот человек и так всё знает. В чём проблема?

Мой взгляд остановился на Эйре.

— Если дело конкретно во мне, — произнёс Наблюдатель, — я могу попросить кого-ни...

— НЕТ!

В серых глазах майора мелькнуло удивление.

— Нет, — повторил он вслед за мной.

Мы неотрывно смотрели друг на друга — я не знала, почему, но хорошо понимала одно: нельзя отпускать человека из картонной коробки.

Нельзя.

Нельзя!!!

Её саму можно выкинуть в море, а его отпускать нельзя.

Ни за что в жизни.

— Хорошо, — мужчина кивнул, — тогда я останусь здесь.

Чёрт, я что, собираюсь говорить с ним дальше?

— Кстати, ты голодна? — он передвинул тарелку с сэндвичами поближе. — У меня от недосыпания всегда портится аппетит, а тебе надо поесть.

Я открыла рот вежливо отказаться и в этот момент увидела под ломтем хлеба лист салата, сыр и ветчину.

Ох...

От этого зрелища выступила слюна и накатил не просто голод — жор, заставляющий жрать ещё и ещё, только бы задавить сытостью чувство страха.

— Давай, — мужчина поставил тарелку мне на колено и придержал пальцем. — Я клянусь, что они без сыворотки правды или чего-то ещё.

Как пахнет...

При каждом движении головы содержимое черепа прорезала молния боли, и я ощущала себя разбитым ничтожеством. У нас с Киарой не было возможности и мясо-то есть каждый день, а тут толстый кусок ветчины, один вид которого просто выбивает из-под меня почву и чувство реальности.

Но у меня же нет мамы и папы, которые вкусно накормят, тогда почему...

Почему?

Почему у меня нет...

Что-то поломалось, высвободив пружины, и руки дёрнулись к еде.

К чёртовой матери.

Сложив ноги калачиком, я поставила на них тарелку и судорожно впилась зубами в первый сэндвич. Чувствовала я себя при этом бездомным щенком, которого кто-то из жалости угостил котлетой.

— Не подавись, — чуть слышно произнёс майор.

Пережёванный кусок отдался в шее болью, но я всё-таки проглотила его и откусила в два раза меньше.

— Извини, что я накурил.

— Плевать.

Просто дай мне поесть. Помолчи. Не трогай меня. Не притворяйся таким добреньким.

Тебе же всё равно.

Вам всем всё равно.

Прижав ладонь ко рту, я перестала жевать и сделала шумный вдох — шея пульсировала болью, и мне казалось, что я вот-вот впервые за много лет расплачусь.

Ч-чёрт...

— Может, попросить Мэри приготовить тебе кофе или...

Шмыгнув носом, я отрицательно помотала головой, и следующие десять минут для меня существовала только еда. Наблюдатель деликатно переключил своё внимание на ноутбук, и само его присутствие в комнате стало менее ощутимым, или, может, я для него исчезла, что намного ближе к истине.

Вкус пищи делал малозначимым всё на свете. Я стала меньше чем человеком — тварью, раз ветчина отодвигала для меня на задний план гулей, покойницу, оборотней и тот факт, что меня едва не осушила какая-то сука.

— ... начать сначала? — спросила я, когда на тарелке остались одни крошки. Мне было стыдно смотреть в лицо этому человеку, но таких подвигов от меня никто и не требовал.

Майору понадобилась секунда, чтобы понять, о чём я.

— Даже раньше. Раз уж ты знаешь причину, расскажи, что ела в течение недели.

— Почти ничего. Немного картофельного пюре, чашку фруктового компота, потом мне вкололи физиоускоритель, чтобы прошли вывихи на руке и ноге. Вчера я съела спагетти, а сегодня ночью тушёное мясо с картошкой, — я поставила тарелку на край стола, и Наблюдатель отодвинул её подальше.

Он победил.

Теперь я рассказывала как можно подробней всё, что произошло с момента моего пробуждения, и опустила только дорогу, которой я выбралась из приюта, причины, по которым пошла на Площадь Сибиллы, свои религиозные переживания и то, что имело отношение к снежным и рыжим тиграм. Зато Кварталы, Блад Амур, Мёртвая зона, кладбище — всё, что могла вспомнить. Было неловко говорить о том, как я разделалась с гулем, но майор не комментировал и даже, как я мельком успела заметить, не улыбался — просто курил. Я рассказала ему об Элен и причинах, по которым она оказалась на кладбище, а также о том, что я думала по этому поводу. Даже Ника упомянула. Может, это не нужно, а может, придало истории логичность, не знаю. Я уже не могла остановиться и временами даже жестикулировала, когда мне казалось, что слов недостаточно. Наверное, я наговорила много чего лишнего — просто потому, что мне надо было с кем-то поделиться.

Правду говорила мисс Келсих: иногда чужому пастору исповедаться проще.

— Ты храбрый ребёнок.

Я изумлённо уставилась на Наблюдателя, но он был совершенно серьёзен.

— Ты знаешь, сколько в этом городе не то что девочек твоего возраста — вообще гражданских знают, как вести себя при встрече с не-мертвецом? Статистика показывает, что не так уж много. Поэтому я и говорю: ты храбрый ребёнок.

— Сэр, обычно я не одн... — я прикусила язык.

— Знаю, — майор затянулся. — Но я обещал не придираться, да? Ладно, у меня есть вопросы по двум моментам, мы же договорились, что ты на них ответишь.

Не помню такого, но теперь всё равно.

— Ты сказала, что видела на кладбище воронов, в этом было что-то необычное?

Я растерялась.

— Нет, сэр. Но я не знаю, что для их поведения является странным.

— Ты слышала или видела их до того, как пришла на кладбище? В городе или в приюте?

— Последнюю неделю я не так уж много дней провела в сознании, а до этого нас возили в летний лагерь, но я ничего такого не помню.

— Хорошо, — Наблюдатель задумчиво поскрёб щетину. — Теперь второй момент: ты сказала, что, наткнувшись на Лал, приняла её за пострадавшую. Расскажи мне об этом подробней. Может, ты осматривала её, проверяла пульс..? — он вопросительно приподнял брови.

Меньше всего на свете мне хотелось признаваться в аматорстве майору Специального отдела, и я недовольно заёрзала. Конечно, тогда во дворе я не играла в детектива, но теперь это выглядело совсем иначе.

— Кейни, — он посмотрел на меня снисходительно, — ты правда думаешь, что я спрашиваю для того, чтобы посмеяться над твоими умениями? Я знаю, что даже если вам в школе читали азы биологии инаковости, ты не можешь знать порядок обследования акнура.

— Кого?

— Акнур — человеческое тело, которое служит сосудом для тёмной души. Что-то вроде синонима слова "организм" для вампиров.

— На каком это языке?

— Ни на каком. Многие обозначения введены ещё Жаком де Берже, а он брал их из дневников и рассказов своей дочери. И если она называла своё тело акнуром, а тёмную душу — арума, то так оно и осталось. Всё её записи хранятся в музее Иллюзиона, а некоторые есть в печатном варианте, так что когда пойдёшь в Академию, сможешь взять в библиотеке почитать.

Ничего себе. Осенев нам ничего об этом не рассказывал.

— Но ты не отвлекайся.

— А-а, да. В общем... я споткнулась об неё, сэр. Шёл дождь, и... Если честно, — я замялась, — сейчас я даже не могу понять, как она там появилась, хотя с её способностями это должно быть легко. Вообще-то, я знаю истории о спящих красавицах, которые так ловили себе доноров, но в третьем тысячелетии в это как-то не верится, да и место не то. Сначала я пощупала её запястье, но пульс оказался нитевидным, и поскольку майка на ней задралась, я положила руку ей на живот. Ну, — торопливо принялась я оправдываться, — мне вспомнилось, что у вампиров живот обычно тёплый, потому что именно там идёт процесс усвоения крови. Если нет, то вампир либо голоден и ослаб, либо старый и очень сильный, поскольку может подолгу обходиться без пищи. У Лал живот был ледяной, хотя из-за дождя я могла что-то напутать.

— Как долго ты держала руку?

— С-секунды три.

Наблюдатель задумчиво смотрел на меня.

— Как думаешь, почему она выбрала такой странный способ знакомства?

Я задумалась, а потом пожала плечом, которое не болело:

— Понятия не имею.

— А если бы она, скажем, просто вышла тебе навстречу, что бы ты сделала?

— Убежала.

— То есть, она решила сыграть на гуманности, — майор встал на ноги и прошёлся по комнате. — Тебе не следовало об этом умалчивать. Ты понимаешь, почему?

— Н-ну, это доказывает, что Лал сильный вампир и ... наверное, старый, — неуверенно ответила я. — Но разве это не видно по её способностям?

— Когда оцениваешь вампира, нужно учитывать всё. Ментальные способности — не всегда хороший показатель: у вампиров бывает талант к тому или иному воздействию, на основании которого можно его переоценить, — майор вернулся в кресло. — Скажи, когда ты сдавала экзамены в Академии, кто-нибудь проводил с тобой тест на проверку иммунитета к ментальному воздействию?

— Да, у меня восьмой уровень из двенадцати.

— Я хочу, чтобы ты вписала в протокол информацию о температуре живота и уровень своего иммунитета.

Я кивнула и взяла протянутую ручку.

— Пиши вот здесь, на полях, и не забудь поставить свою подпись.

Пока в моей голове кипели отчаянные попытки чётко и лаконично сформулировать дополнение, Наблюдатель просматривал что-то в ноутбуке, легко скользя и постукивая пальцем по тачпаду. Когда я аккуратно отложила листы, он развернул ко мне компьютер и спросил:

— Это она?

Чёрно-белую фотографию сделали ночью в развлекательном центре, где неоновые вывески изгибались и разламывались в сияющие иероглифы, но не узнать Лал было невозможно. Даже в тишейдах, полускрытых светлой чёлкой, и капюшоне. Тот же плащ, ношенные джинсы, армейские ботинки и футболка, свисающая с левого плеча. Тот же образ, осанка, ссутуленные плечи и чуть выдвинутая вперёд голова.

— Да, — я кивнула, — она в международном розыске?

— Вроде того, — мужчина придвинул ко мне наполовину завёрнутый в полиэтилен нож. — Забирай.

Я уже протянула руку, когда меня настиг вопрос:

— Умеешь им пользоваться?

Даже поедая бутерброды с ветчиной, я не краснела так сильно.

— По сравнению с кем — с вами? — пробормотала я и моя рука опустилась, так и не коснувшись Эйры. Майор взял нож и, выпутав из полиэтилена, взвесил на ладони.

— Он тяжёлый для тебя.

— Больше ничего нет.

— Не сворачивайся в зародыша, — неожиданно произнёс Наблюдатель, когда я собралась подтянуть колени к груди. — Ты наверняка знаешь, но смотри: прямой хват, обратный...

Он перебрасывал нож из одной позиции в другую так, будто это был кусок пластика, и в движениях его руки угадывался опыт.

— На твоём ноже перекрестье, но ещё есть хват с отведённым большим пальцем, — Наблюдатель нажал на кончик гарды. — Только тебе не рекомендую: рука ещё слабая, можешь не удержать нож, если попадёшь в кость.

Я слушала его, затаив дыхание.

— Нет универсальной последовательности действий, которая обеспечит тебе победу, — продолжил мужчина, — каждая ситуация требует своих методов. Обратный хват, — он ловко перехватил нож, — даёт сильный колющий удар и особенно хорош в партере... знаешь, что это?

Я торопливо кивнула.

— Тебе не приходится выворачивать руку и смещать центр тяжести. У тебя нет шансов в ножевом поединке, но на всякий случай учти, что у обратного хвата меньшая маневренность, — майор повращал кистью, — и тебе приходится больше выставлять руку. Просто сравни, — он нанёс серию коротких ударов сначала одним, потом другим хватом.

Я наблюдала за ним с восхищением.

— Но есть и преимущества.

Эйра опять перевернулся в ловких пальцах и скрылся от моего взгляда, вытянувшись вдоль руки.

— Видишь?

— Нет.

— Именно. Есть приём, который может тебе пригодиться, — Наблюдатель придвинулся ближе, и я вздрогнула, когда рукоять ножа легла мне в ладонь, — в случае...

Майор умолк и обернулся.

Миссис Уотсворт стояла за спинкой его кресла и смотрела на нас с укором.

— Теперь я даже не уверена, — произнесла она, — что было правильно позволить вам подружиться.

— Дорогая Мэри, вы опять чем-то недовольны, — мужчина галантным жестом протянул руку.

— Да не то чтобы, — женщина вложила ему в ладонь бумажный пакет с гербом Иллюзиона, дополненным посохом Асклепия. — Жаловаться не на что: мисс Браун сияет, как ребёнок в гостях у Снежного Деда. Только мне не по душе, чему вы её учите. Но, видимо, — она вздохнула, — в наше время девочке без отца нужно уметь всё.

Откуда все знают, что я сирота?

— У персонала началась пересмена, так что я оставлю вас, — медсестра вышла из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь.

— Продолжим? — майор аккуратно положил пакет на стол и крепко ухватил мою руку с ножом. — Смотри, бьёшь вот так и вот сюда, ниже локтя.

В качестве "жертвы" выступала его правая рука — острие Эйры заплясало в миллиметре от кожи.

— Тебе это может пригодиться против стригои, поскольку у них сильно развит хватательный инстинкт.

— Думаете, у меня есть шанс? — я приподняла брови. — Это же нежить.

— Пожалуй, я бы смог перерубить ему предплечья таким ножом, а вот насчёт тебя не знаю — это честный ответ, — майор отпустил мою руку. — Энергоцепкая зона стригои — ладони, пальцы, живот, шея, лицо, а если не волочит ноги, то и стопы. Нападает он, вытянув вперёд руки и пытаясь схватить жертву, поэтому не голова, а кисти — первая цель. Когда в распоряжении только нож, делают примерно так: перехватывают и фиксируют правую руку, рубят по левой, делают шаг назад и рубят по правой — или наоборот. Можно сместиться вправо, перехватить левую руку и отрубить сначала её, потом заняться правой. Первый удар — самое главное, потому что второго шанса может не быть. Перехватывать руку надо сверху на косточках, — его пальцы сомкнулись у меня на запястье так, что я не могла согнуть кисть и даже пальцами коснуться его руки. — Если требуется оттолкнуть стригои, то удар наносится нижней частью ладони или ногой в грудину — таким образом можно удерживать его на расстоянии, но здесь важно выбрать точку соприкосновения так, чтобы он не дотянулся ртом, и чтобы не попасть в живот. Хотя обычная тактика с ним — пятиться назад по кругу. Физически стригои слабы, медлительны и сообразительностью не отличаются, но первым же касанием вызывают сильный отток энергии, отчего жертва мгновенно слабеет. После того, как отрублены кисти, надо снять голову, а потом, если требуется — ноги. Именно в такой последовательности.

— У меня всё равно нет шансов, сэр, — я подавила шумный вздох. — Даже если я отрублю ему руки, то уж голову точно нет.

— Очень надеюсь, что тебе не придётся проверять это до того, как ты закончишь второй курс Академии.

— А что вы делаете после того, как стригои порублен?

— Тела мы обычно складываем в специальные контейнеры и отвозим в наш крематорий. Если... — Наблюдатель осёкся и посмотрел на экран. — Извини.

Выдвинув один из ящиков, он смахнул туда пачку сигарет с зажигалкой, а потом достал мышь и подсоединил её к usb-разъёму. Я тем временем вернула Эйру в ножны и спрятала в рюкзак, из которого разило землёй и кровошляпками.

Какое-то время майор хмурился и с тихим стрекотом прокручивал резиновое колёсико, листая, судя по всему, изображения. Не слишком удачное начало нашей беседы сгладилось, и теперь я с интересом рассматривала его, ощущая, что все мои эмоции сменили знак с минуса на плюс. Этот человек мне понравился, и даже не потому, что вернулся из картонной коробки. И, может, не потому, что был сотрудником Специального отдела... или именно поэтому?

Я посмотрела на старые шрамы, разбросанные по его рукам.

Почему я не могу вспомнить что-нибудь ещё?

И есть ли это "ещё" в принципе?

Под моим взглядом Наблюдатель шевельнулся, выдвинул ящик и, достав сигареты, закурил. Вид у него опять стал подавленный и усталый — настолько, что следом опало и моё воодушевление.

— Кейни, — задумчиво произнёс он, — ты ведь не боишься покойников? По крайней мере, на кладбище ты показала себя очень храброй, когда нашла тело Форшоу.

— Ну, в приюте умирали ребята, так что не очень, — призналась я. — И кроме того, нам с друзьями время от времени устраивали экскурсии в морг, так что я... насмотрелась там.

А ещё почистила желудок на пять лет вперёд и две недели спала с включенным светом.

На самом деле, я не то чтобы не боялась — просто... привыкла, что ли. Да и бояться нужно не мёртвых, а тех, кто убивает. "Из всех беззащитных тварей земных мертвец беззащитней всех" *17.

— Тогда скажи, — серые глаза майора внимательно изучали меня, — как много ты знаешь девочек в возрасте от четырнадцати до восемнадцати? Плюс-минус. Из тех, которые любят гулять по ночам.

Я поняла о чём он.

— Если просто узнать в лицо, сэр, то, пожалуй, кое-кого знаю.

— Это не вполне... — Наблюдатель замялся, подыскивая нужное слово. — Не вполне этично, однако ты понимаешь, о чём я хочу тебя попросить. Даже от Псов с пометкой "Особо важно" запрос на идентификацию сетчатки удовлетворят, в лучшем случае, к обеду, потому что мы, строго говоря, негосударственная структура. Трёх девочек опознали, потому что они уже числились пропавшими без вести, осталось ещё три. Не бойся, фотографии сделаны в морге, тело и увечья остались за кадром.

Он развернул ко мне ноутбук, и я увидела бледное, оттенённое синим и фиолетовым лицо девушки. Её я точно не знала, поэтому отрицательно качнула головой. На экране возникло другое. Зелёные волосы, бритые виски, разбитая губа, каждый глаз закрыт короткой чёрной полосой, добавленной в редакторе.

Чёрт, это жутко.

— Прозерпина, если не ошибаюсь, — пробормотала я, поёжившись. — Я плохо с ней знакома, но она часто тусуется в "Ботоксе", и Пчёлка учится с ней на одном потоке. Пчёлка — клавишница Казённых чертей, их в клубе все знают. Но Прозерпина там тоже своя. Она говорила, что кто-то из её родных вращается в кругах городской богемы... я точно не помню, мы сталкивались всего раз или два.

Майор какое-то время молчал, но я подозревала, что на самом деле он отдаёт распоряжения подчинённым. По крайней мере, один раз он коснулся устройства на ухе, недовольно дёрнул уголком губ и прокрутил колёсико мышки.

В последнюю фотографию я всматривалась несколько минут и надеялась, что глаза меня обманывают.

Мне просто кажется, что они похожи.

Или нет?

Нет.

Я знала эту девочку, но чем дольше всматривалась, тем более незнакомой она становилась. Стоило моргнуть — и всё возвращалось на свои места, черты лица становились прежними, а потом пустое лицо опять становилось всё более чужим.

— Мёртвые иногда мало похожи на себя живых, — негромко произнёс Наблюдатель. — Если у тебя есть какие-то подозрения, то говори, не бойся.

Именно в этот момент я поняла, что это она.

Она и только она.

— Скажите... на ней было платье? — не знаю, хотела ли я действительно уточнить или надеялась, что глаза меня обманывают. — Платье в цветочек — любое... с цветочками, бантиками. Белые носки или гольфы и старые чёрные мэри-джейны... туфли с ремешком через стопу, а ещё очки.

— Да. Ты знаешь её?

Я закрыла глаза, а когда открыла, Наблюдатель уже отвернул от меня ноутбук.

Мы же собирались...

— Сью, — сухо произнесла я. — Сьюзен Баркер. Она из моего приюта.

Я говорила то, во что сама не верила. У нас умирали ребята, но никого из них я не знала так хорошо, как Сью и её...

— Она н-не ходит одна, — медленно произнесла я, подчиняясь внезапному озарению. — Никогда. У неё есть младший брат, Мартин, и они всегда вместе. Всегда в город они ходили вместе. Как минимум.

До меня с ознобом стало доходить, что именно я говорю. Если Сьюзен мертва, то с Марти тоже что-то случилось. С маленьким щуплым Марти, который с гордостью всем рассказывал, что его старшая сестра тоже любит играть в солдатиков.

— Кто мог быть с ними ещё? — негромко просил Наблюдатель.

— Друзья Марти, Стив и Скотт. Чаще всего они ходили вчетвером. Остальных я знаю только в лицо. Просто их дом рядом с нашим, и мы часто виделись.

— Она была твоей подругой?

Я задумалась. Была ли Сью моей подругой? Такой, как Ким или Киара — нет, мы, скорее, стали приятелями и очень дружными соседями. Сьюзен пришла к нам поздно, в одиннадцать лет, и, наверное, поэтому была такой отзывчивой, дружелюбной и очень искренней в этом дружелюбии. Её бодрости и оптимизма хватало на всех — такой человек не мог не располагать к себе. По крайней мере, меня.

— Вижу, вы были в хороших отношениях.

Я медленно сделала глубокий вдох, а потом выдох.

— Да, сэр.

Наблюдатель взял бумажный пакет, который принесла Мэри, заглянул внутрь, что-то пересчитал, а потом протянул мне.

— Только не разбей. Я попросил положить две ампулы физиоускорителя, две ампулы ускорителя гемопоэза, болеутоляющее для твоего укуса и какой-нибудь анксиолитик на тот случай, если будут проблемы со сном или тревога. Боль в сердце, которую ты ощутила во время укуса, и онемение — это вампирский морок. Иногда он закрепляется в организме и повторяется время от времени, если нервная система расшатана. Проходит сам по себе, но припадки, думаю, тебе в любом случае не нужны. Почувствуешь что-то похожее — пей лекарство полным курсом, как указано в инструкции. Если это не будет помогать, и морок будет повторяться с неизменной частотой, то обязательно обратись к врачу, он пропишет что-то более сильнодействующее. Только скажи ему прямо, что это последствия укуса, потому что сердечно-сосудистая система здесь не при чём. На, держи.

Я осторожно взяла пакет. Уставиться на этого человека круглыми глазами не позволяло только то, что глаза слезились, и приходилось часто моргать.

Раскурив сигарету, майор сунул её в рот и начал что-то печатать на ноутбуке, а потом задумался и посмотрел на меня.

— Эй, может, тебе ещё что-нибудь нужно? Ну, кроме того, конечно, чтобы я вдруг оказался твоим восставшим из прошлого братом, дядей или отцом.

Я открыла рот, но не смогла выдавить из себя ни слова.

— Хотя это, — невесело добавил мужчина, видя, как затряслась моя нижняя челюсть, — неудачная шутка.

36.

С трудом перевернувшись на спину, я смяла пальцами пригоршню косичек и уткнулась в них носом — волосы пахли сигаретным дымом, но теперь мне даже нравился этот запах. А самочувствие нет: половина шеи от нижней челюсти до ключицы пребывали в болезненном онемении. Осенев говорил, что такое бывает после грубых укусов и проходит в течение пары дней.

Натянув одеяло до подбородка, я прислушалась к доносящемуся из кухни бормотанию телевизора. Мне удалось поспать от силы полтора часа, и сейчас во всём теле ощущался озноб и слабая ломота, хотя до этого я неделю провалялась в постели. Из пап-а Ким потащила меня к себе домой и, разложив диван в зале, силком заставила лечь — всё-таки, зря я научила её делать подсечки. В итоге я смирилась и долго ворочалась с боку на бок. На самом деле, я хотела спать, я засыпала, но в самый последний момент какое-нибудь воспоминание выдёргивало меня из дрёмы, и всё начиналось по новой.

Мне удалось заснуть только после того, как я вытащила из драгоценного пакета таблетки и приняла максимальную дозу анксиолитика, указанную в инструкции. У меня уже было подобное после арены с гулем, и я знала: ждать, пока само пройдёт, бесполезно. Лекарство быстро подействовало, но даже так сон оказался кратковременным.

Кое-как встав с дивана, я оправила вязанную кофту, которую Ким дала мне вместо ночнушки и пошаркала на кухню.

— Доброе утро, — Кимберли сидела за столом в трусах и майке и помешивала ложечкой кофе с молоком. Судя по красным глазам, она не ложилась.

— Не то чтобы утро и не то чтобы доброе, — я тяжело хлопнулась на стул. — Ты не спала?

— Не хочу сбивать режим. Я взяла на сегодня отгул, поэтому завтра с утра мне на работу... если, конечно, всё будет хорошо, — с этими словами девушка кивнула в сторону телевизора.

Муниципальный канал вёл прямую трансляцию митинга на площади Варновского в Старом Городе, где у стен мэрии бесновались десятки тысяч людей с транспарантами "Долой монстров!", "Вампиров — на кол!" и всё в таком духе. Спецотряд полиции оцепил здание и выставил вперёд огромные щиты, закрываясь ими от камней, бутылок и какого-то мусора. На одной из машин, которая заглохла в бурлящем море человеческих тел, стоял человек с громкоговорителем и что-то скандировал, потрясая рукой. Сбившаяся вокруг толпа кричала вместе с ним.

Просто удивительно, сколько инакофобов живёт в этом городе.

— Для жителей Роман-Сити понедельник — день тяжёлый, но совсем в другом смысле, — говорила невидимая телеведущая. — И без того напряжённая ситуация в городе дополнилась зверским убийством шести девушек, которое произошло этой ночью в Старом Городе. По предварительным данным, акт насилия совершён религиозной сектой, которую уже давно разыскивает полиция. Неизвестные выложили в Интернет новость вместе с фотоматериалами, и она быстро облетела не только город, но и страну. Как оказалось, для некоторых жителей это стало последней каплей. В восемь часов у стен мэрии стали собираться граждане, недовольные политикой интеграции в общество не-людей и требующие репрессивных мер по отношению к последним. В городе начались беспорядки. Так, неизвестные закидали камнями несколько пунктов анонимной помощи и дежурных частей Наблюдателей Мрака, а часть митингующих двинулась в сторону Северного района. Боевой отдел Псов Иллюзиона перекрыл мосты, а так же связался с управлением метрополитена и потребовал остановить движение поездов на Красной линии — для пассажиров конечной стала станция "Градостроителей" в Новом Центре.

На экране появился мост, перегороженный чёрными бронированными микроавтобусами с гербом Иллюзиона. На передней линии с огромными щитами наперевес скучали чистильщики — рослые широкоплечные ребята в разгрузочных жилетах и чёрных спецкостюмах. Их головы закрывали шлемы и маски-респираторы. На виске у каждого был символ Псов Иллюзиона. В десяти метрах от чистильщиков переминались с транспарантами митингующие, всё пространство между обеими сторонами было забросано камнями и пустыми бутылками.

— Таким образом, — продолжала телеведущая, — удалось предотвратить беспорядки в Северном районе. Ситуация в этой части города стабильная, многие даже не подозревают о происходящем в центре. Только в детских садах и школах приостановлены занятия, и детей в сопровождении родственников отправили по домам. Учителя откровенно признались, что боятся повторения событий пятилетней давности, когда активист Луис Бонин расстрелял семь детей-териантропов в средней школе "Бенедикт". Тем временем все силы городской полиции брошены на восстановление порядка у здания муниципалитета и на улицах. Власти города убедительно просит жителей Старого и Нового Центра не выходить из дома вне зависимости от видовой принадлежности. Сегодняшний день, а так же тридцатое июня и первое июля объявлены днями траура, поэтому работа большинства заведений и предприятий приостановлена.

— Чёрт знает что, — пробормотала Кимберли и залпом осушила половину чашки. — Ты будешь что-нибудь?

— Нет, — я покачала головой, не отрывая взгляд от экрана. Там как раз появилась студия и одетая в чёрное телеведущая. Соседнее место рядом с ней пустовало.

— Как вы знаете, семью моего коллеги, Фреда Пейджа, постигло несчастье: его младшая дочь Линда стала одной из жертв сегодняшней трагедии. Фред просил передать нашим дорогим зрителям благодарность за поддержку и соболезнования, — женщина вздохнула, и камера взяла крупный план. — Буквально через пять минут пресс-агенты Ночного Иллюзиона Освальд фон Юттнер и Лидия Бёрнс в прямом эфире прокомментируют события этой ночи, а я пока предлагаю вам узнать, как и где это произошло. Об этом вам расскажет мой коллега Сэм Никсон. Сэм?

На экране появился светловолосый мужчина в серой рубашке и чёрном пиджаке. За его спиной высился один из домов Старого Города, причисленный к историческим памятникам.

— Спасибо, Клара, — произнёс репортёр и указал рукой на здание. — Здесь жила и трудилась знаменитый писатель и философ Флоренс Брейт, здесь впервые читал свою поэму "Александра" Никола Берегов, здесь собирался кружок Лунных Поэтов — этот дом был по праву причислен к списку достопримечательности и ограждён от чужих посягательств, но покой сыграл с ним злую шутку. Именно в подвале этого дома религиозная секта изнасиловала и убила шесть девочек, которые, по заверению родных и близких, никогда не имели отношения ни к каким религиозным организациям. Сейчас здание охраняется Псами Иллюзиона, их не видно, но если мы попытаемся проникнуть внутрь, нас обязательно остановят. Сотрудники организации, как всегда, не дают никаких комментариев — это совсем скоро сделает их пресс-агент — но попавшие в сеть фотографии с места происшествия, подчиняясь Эффекту Стрейзанд, уже облетели всю планету. Произведённый ими эффект невероятен: Роман-Сити и его пригороды объяты паникой так, будто самой целью данного ритуала было выбить город из привычного русла жизни.

На экране возникла зернистая картинка: полутёмное помещение с высокими потолками и кирпичными стенами, покрытыми бурыми брызгами и разводами, в которых угадывались какие-то символы. С потолка свисали цепи с наручниками и огромными крюками, а из пола, залитого спёкшейся кровью торчали колышки. Всё, что находилось между них, а так же висело на одной из цепей, было старательно размыто цензурой.

— Как можно показывать такое в утренних новостях? — раздражённо пробормотала Ким, и я взяла в руки пульт дистанционного управления, чтобы она не смогла переключить канал. Меня не пугала картинка — я думала только о том, что Сьюзен была там.

Сьюзен была там. И остальные. Всё произошло там.

Я зажала рот ладонью, стиснув пальцами собственное лицо.

Он тоже был там. И видел их.

— Кейни...

— Сью умерла в этом подвале, — прошептала я. — Дай мне посмотреть.

Рука Кимберли, тянувшаяся к пульту, просто легла на моё запястье.

— Эти фотоснимки, — зазвучал голос репортёра, — напоминают, скорее, кадры из фильмов ужасов, но увы...

— Твоя соседка, — Ким прекрасно знала про Сью и её брата. — Я приготовлю тебе какао и омлет. Ты должна поесть. Слушай, оставайся у меня, не суйся в город.

Я отрицательно покачала головой.

— Меня тошнит при одной мысли о еде. Кроме того, ты представляешь, что будет, если я не появлюсь сегодня в приюте на общем осмотре? Это если я уже не пропустила его, — я посмотрела на часы, которые показывали десять. — Ночью я оставила Киаре записку, что вернусь скоро, а уже день — это ни в какую жопу не скоро. Мне надо вернуться в Киндервуд.

— Но хоть чаю ты выпьешь?

Я попыталась представить себе вкус этого напитка во рту и поняла, что не тошнота в ответ не накатывает.

— Да, можно.

Ким поставила чайник на плиту, а потом обернулась с задумчивым видом.

— Кейни, боюсь даже спрашивать, но... откуда ты знаешь про Сью?

— Наблюдатель сказал, — ответила я, вполуха слушая репортаж.

— Это тот, с которым ты разговаривала в пап-е?

— Да. Кстати, помнишь, я говорила тебе, что из прошлого помню одного-единственного человека? Сероглазого мужчину со шрамом на верхней губе? Ну так это он.

Повисшую паузу наполнило бормотание телевизора. Кимберли внимательно смотрела на меня и, наверное, не могла понять причину моего спокойствия.

— А ты, — осторожно произнесла она, — сказала ему об этом?

— Конечно, — я привалилась к краю стола. — И он ответил, что, скорее всего, вёл дело об убийстве наших с Киарой родителей, опрашивал нас — и всё. Блин... — я неожиданно ощутила привкус старой досады. — Но это же нечестно! Как можно десять лет помнить чужого человека?

— Так же, как прожить десять лет вместе, а расстаться чужими.

Ким говорила это потому, что родители, бережно выбрав ей имя из творчества Патти Смит, в итоге отказались от неё — она не верила, что связь между людьми может быть крепкой только потому, что обозначена культурой и обществом как крепкая.

— Из прошлого я всегда помнила только его лицо, — благодаря лекарству я оставалась спокойна. — И спустя десять лет он говорит мне, что он никто. Как я должна реагировать?

— Ну, смотря чего ты хотела, — чайник на плите исторг из носика столб пара, и Кимберли принялась заваривать чай. — Например, чтобы он сказал тебе: "Люк, я твой отец"?

Это хороший вопрос. Чего я ожидала? Что он и впрямь окажется моим отцом или дядей?

Нет, глупость какая-то. Мне не нужны родители. Может быть, когда-то раньше, но не теперь. Я больше не боюсь будущего и уже решила, что стану Псом Иллюзиона. Да и, кроме того, мы с Киарой не можем быть детьми Наблюдателей: нас бы никто не отправил в городской приют.

— Ты права, — пробормотала я. — Даже не знаю, что бы я стала делать с внезапно появившимся родственником.

Или, может, правда в том, что окажись он моим отцом, всё остальное отошло бы на второй план? И что бы я тогда делала со своей жизнью?

— Вот, — Ким поставила передо мной чашку. — Сахар положи сама.

Я высыпала одну ложку и прибавила громкости на телевизоре.

— Мы, Ночной Иллюзион, хотим выразить глубочайшее сожаление по поводу смерти безвинных детей, — Освальд фон Юттнер выглядел, наверное, именно так, как и ожидалось от вампира: благородное лицо, в каждой черте чувство собственного достоинства, не граничащее, однако, с высокомерием. Аккуратные усики, остроугольная бородка, длинные каштановые локоны, пронзительные чёрные глаза и бледность, не затронутая косметикой. Он говорил свободно, чётко, с расстановкой, и я не помнила, чтобы хоть кто-то посмел перебить его во время выступления. Как пресс-агент Ночного Иллюзиона, Освальд носил чёрный мундир с эполетами, расшитый серебром и украшенный на груди гербом организации. Рядом с ним в точно таком же мундире сидела Лидия Бёрнс, старая, но всё ещё сохранившая гордую осанку. Её седые волосы аккуратно уложены вокруг узкого, располосанного морщинами лица, а взгляд тёмных глаз, опущенный к столу, лишён старческой умиротворённости. Она была человеком, и в её роду должность Голоса Иллюзиона передавалась от матери к дочери.

— Мы рады сообщить, — продолжал вампир, не обращая внимания на вспышки фотокамер и расставленные перед ним микрофоны, — что полчаса назад Специальный отдел Псов Иллюзиона при личном участии руководящего состава поймал виновников этой трагедии. Мы уверяем вас, что это не какие-то попавшие под горячую руку проходимцы — это действительно те, кто ночью зверски надругался и лишил жизни шесть несовершеннолетних девочек. По завершению всех необходимых процедур мы передадим этих людей и материалы следствия в суд. И мы уверяем вас, что если кто-то из виновных попытается воспользоваться своими деньгами или влиянием для того, чтобы избежать возмездия, то мы обнародуем все сведения: имена, фамилии, факты, улики — дабы общественность знала правду! А если потребуется, этот вопрос будет обсуждаться на заседании Серой Ассамблеи — то есть, на международном уровне.

— Большую рыбу сцапали, — пробормотала Ким.

Я вспомнила голос майора, когда он рассказывал Мэри о ситуации в городе. Интересно, если "руководящий состав", то он тоже был там?

— Кроме того, — выдержав паузу, Лидия Бёрнс дождалась внимания репортёров и продолжила, — мы, Ночной Иллюзион, выражаем своё возмущение в связи со сложившейся в Роман-Сити ситуацией. Уважаемые граждане, мы понимаем, что вы напуганы. Вместе с государственными правоохранительными органами мы усиленно работаем над стабилизацией обстановки и убедительно просим вас не поддаваться панике, страхам и провокациям. Не отворачивайтесь друг от друга в это сложное время! Мы хотим напомнить, что законом постановлено: в контексте, не имеющем отношения к анатомо-физиологическим и психологическим особенностям, все граждане этой страны должны именоваться людьми! А это значит, что когда средства массовой информации сообщают вам, что в результате неких событий погибло или пострадало некое число людей, вы не должны воспринимать слово "люди" на основании условной классификации "человек и не-человек"! Мы, Ночной Иллюзион, считаем её не слишком уместной, но понимаем и принимаем причины использования. Однако безобразия, происходящие на улицах города и под стенами муниципалитета, мы считаем бессмысленными. Да будет вам известно! — она возвысил голос. — Что две из пострадавших этой ночью девочек были териантропами! И ещё одна состояла на учёте в Государственном центре по работе с экстраодарёнными детьми!

Сьюзен. Ей всегда хорошо удавалась предметная магия, и перед выпускными экзаменами она делала для нас амулеты. Ещё она собиралась поступать в Академию на специальность ведовства и прикладной магии.

— А их палачи — люди, как раз в том смысле, который вы привыкли употреблять. Поэтому, — чуть мягче продолжала женщина, — все обвинения в адрес "не-людей", которые страдают и теряют близких наравне с "людьми" мы считаем неправомерными. Уважаемые граждане, мы живём в третьем тысячелетии, мы — цивилизованная страна, и мы не должны...

Бёрнс говорила что-то ещё, но это были формальности, которые я пропустила мимо ушей, сосредоточившись на чае.

— Твою мать! — Ким тут же прикрыла рот ладонью, будто смутившись сказанного.

— Что такое? — я попыталась отпить из чашки, но обожгла язык.

— Да нет... ничего особенного.

— Я могу помочь?

— Нет, — Кимберли встала ополоснуть посуду, а потом обернулась через плечо, — хотя... нет.

— Да говори уже!

Я знала, что иногда на неё следует надавить. Наши отношения не похожи на обычную девчачью дружбу хотя бы из-за большой разницы в возрасте. Ким однажды проговорилась, что я напоминаюнни ерт Джину, её младшую сестру, а мне после смерти Холдер и ухода Саноте не хватало кого-то, чьи советы можно со спокойной душой игнорировать. Вот так мы, наверное, и нашли друг друга.

— Белая мать попросила меня кое-что передать... Эдуарду, — неохотно призналась Кимберли, — но из-за рыжих мне было не до того, а теперь я даже не знаю, когда с ним увижусь. Ему нельзя выходить на улицу, пока в городе творится такой бардак.

Ещё бы, вот уж у кого на морде написано "не-человек".

— Я думала зайти сегодня вечером к Итиму, но теперь он не станет звать к себе брата.

Меньше всего на свете я хочу ещё хоть раз узреть выродка.

— Если просто что-то передать, то я могу, — как сложно лгать собственным голосом.

— И это последнее, что ты сделаешь в этой жизни, — девушка покивала и вытерла руки полотенцем. — Я отлично знаю, как вы друг друга "любите".

— Да нет, правда. Если просто отдать, то нет проблем, — я старалась не смотреть на её разбитые колени и говорить как можно небрежней. Я и не видела собственными глазами, как и почему Лал оставила меня в покое, но ощущала себя... виноватой.

Ким не должна унижаться перед этим ублюдком.

Не ради меня.

— Забудь, не так уж и важно.

— Эй, я ведь сделаю это для тебя, — с этими словами я шутливо отсалютовала ей горячей чашкой, — мы же друзья.

Не так ли?

— Скажи мне, как ты собираешься вернуться в приют, когда все мосты перекрыты, а метрополитен не работает? — Кимберли уселась за стол. — Ты же не потащишься через заброшенный мост на другой берег Эрны, а оттуда на юг, в Плаун?

Она что, мысли читает?

— Вообще-то, я так и собиралась. Если мне повезёт, то на том берегу я поймаю попутку или попадусь Наблюдателям и доеду, как минимум, до блокпоста.

— Ты собралась идти так далеко в таком состоянии? — Ким посмотрела на меня с ужасом. — Даже не думай, что я тебя отпущу. Ты знаешь, сколько часов займёт дорога? Не говоря уже о том, что это может быть твоим последним путешествием.

Я тяжело вздохнула.

— Мы с ребятами уже так ходили. В светлое время суток там нечего бояться: вампиров нет, не-мертвецов нет, людей нет, оборотни безобидны, но их тоже нет. Я возьму у Дерека старый скейт, и мне будет намного проще. Если повезёт, после обеда буду в приюте.

— Нет, Кейни.

Кажется, нам предстоит долгий разговор.

— Да, Ким, — твёрдо произнесла я. — Потому что если я не окажусь в приюте на общем сборе, все решат, что меня тоже порезали на куски.

37.

Заброшенный мост никто не стерёг. По крайней мере, открыто.

Около пяти минут я внимательно осматривала набережную и противоположный берег, а потом одним отчаянным рывком преодолела расстояние до первых пилонов. Меня никто не окликнул, не выстрелил в спину, тишина не была нарушена ничем, кроме звука моих шагов, но когда я, кряхтя и скалясь от боли, начала перелезать через ворота, мне отовсюду мерещились чужие взгляды. За спиной поверх рюкзака болталась сумка со скейтом, металл скрипел и грохотал — с каждым ударом сердца я ожидала, что на набережной раздастся возглас, но ничего не происходило. Я благополучно приземлилась по ту сторону заграждения и замерла, прижав ладони к холодному песку. Эхо лязга стихло, и воцарилась мёртвая тишина, в которой дома равнодушно таращились выбитыми окнами на тот берег реки. Подождав ещё немного, я встала на ноги и, бросив прощальный взгляд на Клоповник, пошла дальше. Мне предстояло пройти около трёхсот метров до следующего заграждения.

Даже в свете пасмурного дня спокойная гладь Эрны будила не самые лучшие воспоминания. Дойдя до того места, где выродок сбросил меня в воду, я вспомнила, что собиралась осмотреть берег, где меня чуть не сцапали плавыши. Но возвращаться назад не хотелось, да и день сегодня не лучший для исследований. Лучше убраться отсюда как можно быстрее. Кроме того, марш-бросок через ограду завёл оркестр болевых ощущений в плече и шее, которые полчаса как перестали причинять беспокойство под действием болеутоляющего. Вытерев руки об штаны, я аккуратно ощупала свежую повязку и почему-то вспомнила, что Лал так и не ответила на вопрос о том, она ли меня спасла или кто-то...

Стоп.

Я на секунду остановилась, а потом обругала себя последними словами.

Осенев бы сейчас с меня шкуру спустил за такую глупость.

Вампиры не обладают сепаратной инаковостью и даже не сохраняют её со времён жизни. Всё, что они используют — тёмная душа, у которой богатый арсенал возможностей, но которая не способна наполнить силой какой-нибудь предмет — тот же кусок деревяшки с вырезанной на ней руной. Это териантропы могут быть магами, ведьмами или ясновидящими в довесок к своей болезни, а вампиры нет.

Какая же я дура, схватилась за первую ниточку, а подумать головой — не подумала. Лал не могла нанести руны на мой оберег, а значит, на набережной был кто-то ещё.

Кто именно?

На мой вопрос вампирша ответила что-то вроде "вот оно что", но это может означать что угодно: от "понятно, как ты спаслась" до "я поняла, кто это сделал". Киара уверяет, что никто из наших не мог оказаться рядом со мной так быстро. Если бы не это, я бы подумала на Сью: она увлекалась рунологией. Но...

На мгновенье я зажмурилась и взглянула в лицо мёртвой Сьюзен.

Нет, это не она, и лучше теперь вообще оставить её в покое. Наблюдатели не стали бы действовать подобными методами, но был ещё один человек, который разговаривал с ублюдком, когда мы только подходили к мосту.

Прищурившись, я оглядела нависшие надо мной тучи.

Это вполне мог быть Итим, по крайней мере, по комплекции похож. Если не он, то кто-то ещё из Общины, но на кой чёрт им торчать в темноте, а потом спасать меня? Они решили подождать в сторонке, пока Эдуард не освободится? Вполне возможно, однако... Какой кошмар, я могу узнать это только у выродка.

И какое совпадение, мне как раз к нему и надо.

Песок под ногами сменился пластами разбитого асфальта, с которого время стёрло краску дорожной разметки. Из глубоких трещин тянулись колосья сорной травы, а в выбоинах грязными зеркалами застыла дождевая вода. Я смотрела вниз и лишь изредка — по сторонам, где вместо перекошенной сетки начались облезлые перила. Грязно-белая краска на пилонах облупилась, обнажая шершавый от ржавчины металл, но в целом мост неплохо сохранился: я не видела ни спилов, ни потёков граффити, которыми обычно уродуют глухие уголки города. Мне здесь даже нравилось: ветер дул со стороны гор, и в воздухе не ощущалось городской вони, внизу текла река, в толще которой иногда просматривались длинные водоросли, а далеко впереди, где заканчивался мост, зелёные равнины рябью ползли к небу и обрывались линией горизонта, в которой угадывалось движение фур фолькватской магистрали.

Однако стоило мне вдохнуть полной грудью и ощутить удовольствие от прогулки, как сквозь тонкую завесу сорной травы шагнули две крупные овчарки.

Мы замерли одновременно. Я даже дышать перестала — ровно до тех пор, пока не поняла, что это такие же псы, каких мы с ребятами видели в Клоповнике. Служебные собаки Иллюзиона. Это осознание принесло с собой волну облегчения: по крайней мере, штаны на мне рвать не будут.

Одна из овчарок спокойно посеменила дальше, удаляясь в сторону Кварталов, вторая же осталась на месте. Я сделала шаг — она не отреагировала, но когда я прошла мимо, отправилась вслед за мной.

Отлично. Значит, мост с той стороны охраняют Наблюдатели.

Я даже не знала, радоваться или огорчаться, когда приблизилась к распахнутым створкам ограды: выход с моста преграждали две высокие фигуры чистильщиков со сложенными на уровне груди руками, удерживавшими таким образом автоматы. За ними боком к воротам стоял чёрный внедорожник с тонированными стёклами и, привалившись к нему спиной, скучал Наблюдатель более хрупкого сложения.

Мне стало не по себе, но поворачивать поздно.

Когда я подошла к Псам поближе, стало ясно, что моя макушка находится на уровне их шей, если вообще не на уровне плеч: оба на удивление рослые. В Иллюзионе спецотряды Боевого отдела — единственное место, куда женщинам вход заказан из-за недостатка физической силы и выносливости. Осенев говорил, что если у патрульных работа скучная, у красноглазых (так он называл Специальный отдел) грязная, то у силовиков тяжёлая. Ночью и днём в любую погоду ползать по кладбищам, канализациям, руинам, пустырям и лесам, выискивая и отстреливая не-мертвецов — занятие на любителя, как по мне. Но Майк очень рвался в чистильщики, говорил, что такая работа как раз для него: точно знаешь, что делать и в кого стрелять.

Я остановилась в двух метрах от Наблюдателей, чтобы не пришлось напрягать шею и запрокидывать голову. Хватит и того, что на этой шее совсем недвусмысленная повязка. Но не успела я сцепить руки за спиной и принять вид невинной девочки, как один из Псов бесстрастно проронил:

— Имя?

Общение с майором Специального отдела многому меня научило, поэтому я решила отвечать честно:

— Лэй Браун.

Наверно, лучше расплачиваться за правду, чем за ложь.

Наблюдатель помолчал, а потом опять зазвучал его приглушённый маской голос:

— Из приюта?

— Да.

— Группа?

— Семь-а-четыре.

Группу-то ему на кой чёрт знать? А может, это такая проверка, мол, только ребята из Киндервуда могут знать систему разделений и обозначений. С другой стороны, он-то её знать не может, хотя у него наверняка есть связь с диспетчерами, которые поставляют все необходимые сведения.

— С шеей что?

— Вампир, сэр. Хотите взглянуть на укус?

Пёс отрицательно качнул головой и посторонился.

— Проходи.

Однако первой в ворота выбежала овчарка и ленивой трусцой направилась к человеку у внедорожника. Тот наклонился погладить её по голове, а потом собака сама, не получив ни одной голосовой команды или жеста, развернулась и направилась обратно на мост.

Это был, несомненно, кинолог. Форма на его высокой, астенического сложения фигуре сидела очень ладно и явно шилась на заказ, но лицо закрывалось маской, а плечо охватывала чёрная нарукавная повязка со стандартной эмблемой Боевого отдела: вместо фигуры пса собачья морда, угрожающе оскалившая зубы.

Огибая внедорожник против часовой стрелки, я лихорадочно пыталась отыскать в Наблюдателе хоть какие-то детали, которые могли обозначить его звание и принадлежность к подотделу, но ничего подобного не находилось. Обыкновенные шнурованные сапоги, чёрные брюки, чёрный бомбер с капюшоном и маска.

— Эй, — голос раздался так неожиданно, что я запнулась и ударилась коленом о бампер.

— Простите, — пробормотала я на тот случай, если мой взгляд протёр в ком-то дыру.

— Если поторопишься, — совершенно спокойно продолжил Наблюдатель, — то минут через сорок на развилке, где отходит дорога на юг, поймаешь грузовик, везущий овощи из северных пригородов в продовольственные магазины.

Перспектива доехать с удобством дарила крылья и душевный подъём.

— Держи, — кинолог протянул прямоугольник бумаги, испещрённый водяными знаками, чернилами и печатями. — Постарайся не потерять.

Это был одноразовый пропуск для блок-поста, выписанный на моё имя.

Я осторожно сунула бумажку в карман.

Документ выписали заранее, но откуда они знают, что...

— Покажешь водителю и отдашь нашим на блок-посту, там тебя ждут, — с этими словами Наблюдатель отвернулся, показывая, что разговор окончен.

— Спасибо, сэр, — ответила я и, прихрамывая, побрела по разбитой дороге на восток.

Этот загадочный мир не без добрых людей, несомненно.

Но добрые люди в нём не менее загадочны.

38.

Если б я была бульдозером, то поехала бы напрямик и просто снесла полстены в доме ублюдка, а потом под глумливые звуки клаксона вручила ему посылку. Но сейчас я похожа на человека, которого бульдозер переехал раз шесть, поэтому могу только сползти по стенке до уровня фундамента или...

Или залезть в окно.

Под этим самым окном колосилась сорная трава, которую я склонна рассматривать как минное поле. Однажды в приюте меня сцапала плющавка, но Киара с Ником впились руками ей в хоботок, и только благодаря этому я осталась жива. С тех пор я стараюсь держаться подальше от зарослей, которые мне выше колена. Впрочем, не-мертвецы плохо переносят даже пасмурные дни, поэтому не стоит поддаваться панике.

Широкими прыжками преодолев зелёную полосу препятствий, я поставила сумку со скейтом у стены, а с рюкзаком решила не расставаться: там Эйра, кровошляпки и драгоценный пакет с лекарствами, подарок майора. Хотя вламываясь к Эдуарду, лучше взять с собой завещание и предсмертную записку во влагоизоляционной таре, чтобы кровь не попортила.

Привстав на цыпочки, я заглянула в дом. Мне повезло: эта унылая серо-обшарпанная берлога принадлежала выродку. Кровать стояла параллельно к окну почти посередине комнаты, спинкой к левой стене. На серых простынях под серым же одеялом спал Эдуард, и я видела только его спину и взлохмаченный белый затылок. Мне казалось, что он спит с тем, с кем живёт — с Мажуа, но это всё-таки не моё дело. Как и то, почему он спит в три часа дня. Чёрт, да я б сама сейчас спала с удовольствием.

Что сделал бы на моём месте нормальный человек? Он закинул бы посылку на постель ублюдка и свалил независимо оттого, проснулся получатель или продолжил спать. Но я не была нормальным человеком и с полным осознанием того, что творю весьма странные вещи и сопровождаю их ещё более странными звуками, полезла в окно. Наверное, плохо, что у меня на это хватило сил.

Прежде чем спрыгнуть на обшарпанные половицы, я сняла со спины рюкзак и пристроила его на подоконнике, а потом вытащила из него объёмный полиэтиленовый пакет с маркой известного бренда. Он был новый и мягкий — скорее всего, внутри действительно одежда. А ещё какой-то конверт. Честное слово, оно само прощупывается.

Наверное, это первый раз, когда я усомнилась в кошачьих корнях Эдуарда. То, что он спит днём с открытым окном — это ладно, но сейчас в его комнату проник злобный гоблин Кейни, сотрясающий стены надрывным кряхтением. А что ублюдок? Спит как дохлый пингвин. Честно говоря, я рада, что он спит... или что он сдох — не шевелится, в общем. Потому что когда я вспоминаю увиденное этой ночью, мне становится не по себе. Я бы даже сказала: страшно, если бы мне до встречи с Лал не продемонстрировали страх во всей его первобытной сути.

Аккуратно спустившись в грязных-грязных кедах на чистый-чистый пол, я прислушалась. Выродок тихонько посапывал во сне — или божественно симулировал. Идея поговорить с ним лично уже не казалась мне такой хорошей, и какая разница, кто спас меня у реки, если мне ещё не предъявили счёт за спасение.

Я сделала пару шагов вперёд, держа свёрнутый пакет как идейный щит наготове. Если Эдуард вдруг проснётся и кинется убивать, я ошарашу его брендовой маркой. Это было бы куда действенней, если б за ней скрывалась пара кирпичей или хотя бы подкова.

Выродок продолжал спокойно спать.

Мне ещё не пришла в голову ни одна светлая мысль, а я уже начала вертеть этой головой как локатором. Рядом с окном стоял невысокий комод, а на нём кроме каких-то книг и журналов — фоторамка в виде триптиха. Я бы, наверное, никогда в жизни не проявила к ней интереса, если бы мне не стала видна самая дальняя фотография с обугленным уголком. Вместе с ним канула в небытие голова, плечо и большая часть грудной клетки не то женщины, не то мужчины в сером костюме. На локте висела трость с золоченой ручкой, а пальцы бережно касались чуть полноватой, но красивой женщины: длинные рыже-вишнёвые волосы, зачёсанная набок чёлка, кошачьи очки в чёрной оправе и красные губы. Женщина поддерживала округлый животик явно последнего месяца беременности. По другую сторону от неё стоял мужчина с ребёнком на руках, и одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: это Эдуард и его отец. Они похожи как две капли молока: волосы, глаза, черты лица, улыбки — чёрт бы меня подрал, этот мелкий ублюдок на фотографии улыбался во весь рот. Я раньше не задумывалась, но обычно он какой-то... невесёлый что ли?

Отец выродка выглядел чуть бледнее своего сына, волосы естественного льняного цвета аккуратно острижены, на шее шрамы от когтей, в каждой чёрточке лица — поразительная жизнерадостность. Хотя на семейных фотографиях все выглядят очень милыми. А вот человек, который остался без головы, наверняка корчил рожи, поэтому его подожгли. Хотя, если присмотреться, сам снимок выглядит так, будто его выдернули из огня.

Я как можно тише сделала шаг вперёд и посмотрела на центральную фотографию. Семейный портрет на полу возле новогодней ёлки, под которой уже выстроилась груда ярких коробок. Мать Эдуарда ещё не выглядела такой круглой и походила в кружевном переднике на классическую красавицу-домохозяйку, отец в джинсах и пуловере. Между ними сидел боком к камере Итим. Ему было лет семнадцать, наверное, искусственно взлохмаченные волосы, пирсинг в ушах и нижней губе, худи, широкие джинсы с толстой цепью у пояса. И хотя на родного ребёнка не он походил, это была и его семья тоже. Об этом говорила ладонь матери на спине, которая, наверное, напоминала о камере. Эдуард стоял рядом с Итимом, положив маленькую руку ему на плечо, и явно что-то рассказывал до того, как старший брат обнял его и указал в объектив со словами: "Смотри, сейчас вылетит птичка".

Или кувалда, или сыр, или Снежный Дед на пушке "Густав".

Пасмурным днём, после дерьмовой ночи, в унылой серой комнате эти фотографии производили гнетущее впечатление. Нет, сами они жизнерадостные, но как раз в этом и дело. Я ощутила в глубине души тоску, граничащую с завистью. У нас с Киарой нет не то что фотографий — даже воспоминаний подобного рода.

Последняя часть триптиха оказалась повёрнута ко мне тыльной стороной и даже завёрнута внутрь. Наверное, разглядеть фотографию можно только лёжа в постели. Я протянула руку, чтобы переставить рамку, и слишком поздно поняла, что что-то не так.

— Что ты делаешь, Браун?

Это было почти как с Лал: я поняла, что происходит, уже когда правую руку мне вывернули за спиной, а голову чужая ладонь вжала в постель. Простыня под щекой была тёплая и пахла чужим потом.

— Руку сломаешь, урод!

Выродок сидел на мне и всё сильней выворачивал моё запястье.

— И правильно сделаю, — никогда ещё я не слышала, чтобы он говорил с такой злобой. — Это научит тебя не_трогать_чужие_вещи, — последние слова он процедил прямо в ухо.

Мне казалось, что он весил тонну, хотя, скорее всего, это я настолько ослабла.

— Я повторяю вопрос: что ты здесь делаешь?

Его сила ощущалась всего лишь как слабое покалывание на коже, но меня больше волновали воспоминания об увиденном ночью, чем истинное положение вещей.

— К-ким попросила меня передать тебе кое-что, — мой голос сорвался от боли, — потому что она забыла, а встретиться с тобой не сможет... в городе... Да отпусти ты!!!

— Вот этот пакет что ли?

Внутри что-то заворочалось, не физическое, но...

— Д-да.

А потом накатил знакомый кошмар: в сердце впилась толстая игла — оно заколотилось сильнее, насаживаясь на тупое острие. Левая рука растворилась в болезненном онемении, а шея, которая ныла как громадный ушиб, налилась свежей болью, острой и точечной, как если бы вампирские клыки всё ещё были во мне.

Наверное, я захрипела или застонала — не знаю, в глазах потемнело, и секунды реальности просто выпали из памяти. Потом я кое-как различила, что выродок отпустил меня и перекатился на постель.

Майор говорил, что это просто морок.

Не помню, как я ухитрилась перевернуться на бок и свернуться зародышем.

А-а-ай, больно-больно-больно.

Я же выпила лекарство около пяти часов назад!

Прижав ладонь к сердцу, я заставила себя дышать ртом и сосредоточиться на левой руке, которой почти не существовало.

— Не шуми: раздражаешь, — бросил через плечо Эдуард, перебирая что-то в пакете.

Я смогла только зашипеть.

Как же больно!!!

Сердцу становилось хуже, а тело перестало слушаться. Беспорядочно ловя губами воздух, я попыталась взять себя в руки и сделать размеренный вдох...

И тогда всё исчезло.

Резко выдохнув, я обмякла.

Чёрт возьми.

Пульс отдавался в голове тяжёлыми ударами, а в мышцах расцвела та пьянящая слабость, которая бывает только после прекратившегося спазма или сильного напряжения.

Ма-а-а-ать твою, как же потрясно, когда тебя отпускает.

Перевернувшись на спину, я с наслаждением дышала полной грудью и была близка к нирване. Достигнуть которой, впрочем, мне не суждено: кровать рядом просела, и, приоткрыв глаза, я увидела выродка.

Ха-ха, чёрт возьми.

В любое другое время его взлохмаченные волосы показались бы смешными, но сейчас меня волновала только я сама и ничего больше. Я скользнула взглядом по серебряной цепочке у него на шее и кулону Лунных Сестёр: три вписанных друг в друга окружности, к которым примыкают старый и молодой месяцы Младшей Луны, а потом Старшей — всего четыре серпа.

Не думала, что ублюдок религиозен.

— Так что там творится в городе? — спокойно поинтересовался Эдуард. Он был гол, как минимум, до пояса, остальную часть скрывало обернувшееся вокруг тела покрывало.

— ... митинг инакофобов у здания муниципалитета, проезд в Кварталы перекрыли, остановили движение Красной линии... — расслабленно пробормотала я. — Сегодня ночью в Старом Городе сектанты убили шесть девочек, так что город стоит на ушах. Псы стерегут даже заброшенный мост.

Выродок, конечно, не показатель ситуации, но очень похоже на то, что в приюте ещё никто не знает о случившемся. И общего сбора, скорее всего, пока не проводили.

Сделав глубокий вдох, я с трудом села и отодвинулась как можно дальше на край постели. Простыни, подушки, воздух — всё было пропитано запахом чужого тела.

— Видимо, мне пока в город не стоит соваться, а значит вот это, — выродок показал мятый белый конверт, — вернёшь Кимберли ты. Тебе-то ничего не будет.

— Чёрта с два! Я тебе не посыльный, — огрызнулась я, привалившись спиной к спинке кровати. — И будет нам всем, потому что одна из убитых девочек — Сью Баркер, — меня не интересовала реакция ублюдка, и я поторопилась минуть эту тему. — Кроме того, я согласилась помочь Ким только потому, что она попросила тебя... помочь мне. Я ничего не путаю? — я посмотрела на Эдуарда почти с надеждой.

А вдруг он скажет, что всё не так? Нет, ну всё-таки?

А вдруг солнце зелёное?

— Не путаешь, — на несколько секунд лицо выродка стало задумчивым. — Тим сказал, да? Вы с ним долго о чём-то болтали.

Я ощутила нервную тошноту: с одной стороны, мне очень хотелось спросить, как именно всё произошло, а с другой, как раз об этом я почему-то ничего не желала слышать. Совсем ничего. Лучше просто иметь дело с фактами.

— Но я думаю, мне весьма на руку тот факт, что ты мне должна.

Стойте, только не говорите, что... Нет, хуже и быть не может.

Солнечное сплетение свело болезненным спазмом, как если бы туда вкрутили штопор. В шее и нижней части затылка возникла слабость, но в этот момент меня осенило.

— Пара вопросов, Лэйд, — я подняла руку ладонью к себе и показала два пальца. — Во-первых, кто и сколько в городе заплатит мне за информацию? И во-вторых, — я загнула указательный палец, оставив средний, — как много я нарою, если буду искать информацию о некоем Лэйде Линдберге?

В глазах Эдуарда зрачки сжались в точки и выпили зелень радужек подобно тому, как осень вытягивает из природы яркие краски.

Я говорила наугад и явно угадала. В самом деле, если Итим его брат — почему бы им не иметь общую фамилию? Мне даже вспомнилось, будто кто-то говорил, что Эдуард в детстве не всегда отзывался на своё имя, словно оно казалось ему чужим.

— Ну что, — я глядела в тигриные глаза, — убьёшь меня, или поторгуемся?

Штопор в моём солнечном сплетении провернулся как заводной ключик в механической игрушке.

Ублюдок моргнул, а потом повернул голову и принюхался. Следующий его взгляд, обращённый на меня, был полон сомнений.

— С каких это пор ты стала такой сообразительной? Откуда ты вообще знаешь эту фамилию?

— Твой брат дал мне визитку.

— Придурок, — Эдуард на мгновенье прикрыл глаза. — Хорошо, Браун, давай поторгуемся.

Он непринуждённо откинулся назад и упёрся локтём в постель.

— У нас есть твоя шкура и дела моей Общины.

— Минутку, мордастенький, — спокойно моргнула я, — так дела не делают. Последний пункт я уже обсудила с твоим братом, и мы обо всём договорились. Не думай, что твоя семейка может спросить с меня дважды по одному и тому же вопросу. Если тебе что-то не нравится, шуруй к Итиму и обсуждай это с ним в частном порядке.

— Понятно, — ублюдок прикрыл ладонью зевок. — Тогда сделаем так. Ты отдаёшь мне визитку, и мы делаем вид, что этой ночью не видели друг друга, и ничего не происходило. Разумеется, вся полученная информация обнуляется, и ты не то что не ищешь ничего — ты вообще никогда не слышала имя Лэйд.

Что... вот так легко и просто?

Кроме поединков, я больше ни о чём не договаривалась с выродком, поэтому мне казалось странным, что он вот так сразу пошёл мне навстречу. Или, может быть, я просто не могу понять, насколько для него важны выдвигаемые мне требования? Что вообще можно понять по его физиономии кроме того, что он не вполне человек?

— А что насчёт остальных?

— Это уже моя часть договора.

Хмыкнув, я смотрела на ублюдка с недоверием.

— А как насчёт гарантий?

— Кто будет стеречь стражу, Браун? — Эдуард приподнял светлые брови. — Придётся нам с тобой проверить, чьё честное слово честнее. Перспектива померяться без линейки тебя устроит?

Очень удачно он это сформулировал. Что-что, а от предложения померяться я вряд ли откажусь.

— Да, — я задумчиво провела рукой по шее. — Но меня не устраивает пункт про визитку. Твой брат дал мне её, чтобы я звонила, если что-то случится с Ким и если у меня самой будут проблемы с рыжими.

Или если проблемы будут у тебя, но это секрет, про который я успела забыть.

Выродок откинулся на спину и задумчиво уставился в потолок.

— От тебя столько проблем, — признался он будничным тоном. — Мне всё равно, что они с тобой сделают.

Я глядела на него и чувствовала, как вопросы накапливаются сами собой.

— Ты не должен быть таким сильным. Ты всего лишь человек с остаточной териантропией.

Эдуард повернул голову и посмотрел мне в глаза.

— Я знаю.

Его лицо было сонным, а в остальном — ни грамма эмоций.

— Тогда почему?

— Без понятия, Браун, и мне на это плевать, — он приподнял брови. — Веришь?

Ублюдок не упускал возможности подразнить меня или оскорбить, но чтобы солгать — такого я, на самом деле, не помню. Хотя оскорбления — тоже ложь, просто особого рода.

— Допустим, — медленно произнесла я. — Но ты учти, что если я не знаю никакого Лэйда, то свою ментальную хрень ты должен держать при себе.

— Просто не доводи меня.

— Вот ещё, я обещаю регулярно поставлять тебе суточную тонну дерьма, как в старые добрые времена.

— Ты сволочь, Браун, — Эдуард неожиданно выпрямился и оглядел грязные разводы на простыне, которые оставили мои кеды.

— Твоими молитвами, — отозвалась я и свесила ноги с края постели. — Ну, поскольку мы договорились, я пошла.

— Стой, если Сью умерла, то что случилось с Марти?

Не знаю, было ли дело в вопросе, или в том, что я наконец-то встала, однако я ощутила себя всё той же усталой и разбитой Кейни, что и по дороге сюда. Спазмы в солнечном сплетении исчезли, осталась только измождённая пустота.

— Без понятия, — я покачнулась, но удержала равновесие. — Я только вернулась в приют и не спрашивай меня, — на этом месте я возвысила голос, чтобы заглушить возражения выродка, — откуда я знаю про Сьюзен!

Тут меня передёрнуло: подумать только, эта мерзость сидела так близко!

"Эта мерзость" тем временем ухитрился стащить с постели грязную простыню и бросить её на пол.

— А, — я остановилась у самого окна, — теперь у меня вопрос. Тот человек, который говорил с тобой перед нашим поединком на заброшенном мосту... или кто-то из Общины — они остались в ту ночь на набережной?

— Нет, никто из них. И я не знаю, кто спас тебе жизнь, — равнодушно ответил выродок. — Зато я знаю, что ты умеешь молиться.

Меня перекосило от досады. Ещё один гиперчувствительный на мою бедную голову, сначала Элен, теперь он. Хотя стойте, если вспомнить её слова, то чувствительность обусловлена...

— Ну а что тут такого, ты ведь тоже молишься, — я указала пальцем на рамки с фотографиями, — хотя бы за них.

Эдуард не изменился в лице, не побледнел, не позеленел и не скривился, но стало видно, что я попала пальцем в яблочко. То ли уголок губ дёрнулся, то ли глаза на мгновенье расширились.

— Браун, — окликнул меня выродок, — вот этого, — он указал на триптих, — ты тоже не видела.

— Да мне-то что.

Интересно, он ото всех прячет фотографии?

— Давай сюда визитку Итима.

Шумно вздохнув, я порылась по карманам и достала белую карточку. Поддалась она неохотно, однако я всё-таки разорвала её на две части и не глядя бросила выродку ту, на которой остались имя и фамилия.

— Теперь всё, — я забросила рюкзак за спину и поставила колено на подоконник.

— Стой, ты что, залезла через окно?

— Ну ты тормоз.

— Ты не сраный Питер Пэн, выйди через дверь!

— Прощай, Венди! — с этими словами я выпрыгнула наружу прямо в море травы. Скейт стоял там, где я его и оставила. Хотя, с другой стороны, было бы странно, если бы я обнаружила разъезжающую на нём плющавку.

Подхватив сумку под мышку, я поплелась прочь с мыслью, что ещё чуть-чуть, и я смогу наконец-то лечь спать. Меж лопаток у меня зудело, но вряд ли Эдуард соизволил провожать меня взглядом.

39.

Я вдавила кнопку звонка до упора и не отпускала её несколько минут. Самым фантастическим моим желанием было, чтобы дверь открыла заспанная Сью и как обычно сказала: "Человек ты хороший, но всё равно скотина".

Дом молчал, и одна только пронзительная трель звонка гуляла по его внутренностям.

Самой реальной мечтой было, чтобы дверь открыл Марти, живой или избитый.

Но дверь не открывал никто.

Нервно облизав губы, я позвонила ещё раз. На аккуратной белой двери — ни пятнышка: Сью всегда поддерживала порядок как самая прилежная в мире хозяйка.

Дом хранил гробовую тишину.

Гробовую.

Неудачное слово.

Я обошла его по периметру, постучала в каждое окно, чем привлекла внимание соседей. Но соседи — единственное живое, что тут ходит кроме меня.

— Баркер не возвращались, — наконец крикнула мне девчонка, в которой я опознала пассию Майка.

— Ты уверена? — прикрыв волосами повязку на шее, я подошла поближе. — Это важно.

Она заправила за уши рыжие вихри и задумалась.

— Мы всю ночь сидели у костра с ребятами, оттуда дом хорошо просматривается, и свет до самого рассвета не горел. Можешь спросить у Джо, конечно, но лично я думаю, они ещё не вернулись.

Чёрт возьми, они действительно не вернулись и, наверное, больше ни один Баркер не перешагнёт порог этого коттеджа.

Впервые в жизни сонная тишина Киндервуда показалась мне глухой и зловещей.

— Ладно, спасибо.

— Да не за что.

Наш с Киарой дом стоял через двадцать метров от дома Сью и выходил дверью на другую сторону.

Осталось совсем чуть-чуть.

Шаркая мимо стены, за которой располагались кухня и ванная, я заметила в траве старую алюминиевую миску. В детстве миссис Холдер водила нас в Особое место, где мы оставляли молоко и творог для бьягг — контактных духов из числа лактофилов. На следующий день угощения пропадали, и хотя мы считали, что их забирают воспитатели, игра нам очень нравилась и мы с удовольствием повторяли её до последнего. Когда Холдер погибли, мы с Киарой около месяца старались кормить бьягг возле своего дома, но это оказалось уже не то, и постепенно привычка забылась.

Поморщившись, я помотала головой.

Только воспоминаний о прошлом не хватало, чтобы окончательно меня доконать.

Поднявшись на крыльцо, я повторила процедуру со вдавливанием звонка — наш дом тоже молчал, но, скорее всего, потому, что Киара ушла с ребятами на спортивную площадку. Может, это и к лучшему: я сейчас вряд ли способна изобразить из себя весёлого и жизнерадостного человека. Лучше потратить время на поиск ключей и войну с замками.

Только оказавшись в родной прихожей, я действительно поняла, сколько всякого дерьма свалилось на меня за эту ночь. Стащив грязные кеды, я начала раздеваться по дороге в ванную, беззаботно швыряя вещи на пол, и лишь футболку, одолженную Кимберли, аккуратно повесила на ручку двери.

Наверное, в честь резко нахлынувшего похолодания над нами сжалились и дали наконец-то горячую воду. Перебрав перед зеркалом свои косички, я пришла к выводу, что пора переплести их заново. Больше всего мне хотелось обстричься под мальчика и перекраситься, но длинные волосы жалко: Саноте они очень нравились. А цвет я не могла поменять до выпускного из-за того самого спора с Джо.

Кимберли закрыла мой укус небольшой повязкой, но она не прятала всего, что надо спрятать: половина шеи имела не слишком здоровый цвет. Я отодрала пластыри, и вид того, что под марлей, вызвал у меня тошноту. Это походило на тёмный засос, который кто-то дважды проткнул толстым гвоздём и ещё дважды — гвоздём поменьше. Укус не так давно кровоточил, и на коже застыла рыхлая корка спекшейся крови.

Бросив грязную повязку в мусорное ведро, я в последний раз сгребла косички в охапку и зарылась в них носом. Однако меня ожидало разочарование: волосы сохранили запах бензина и тех сигарет, которые курил водитель грузовика, поэтому я торопливо залезла в душ. Вода ободряла, и теперь можно без содрогания подумать о том, что я долгое время задвигала на задворки своей памяти.

Страх.

Я тяжело привалилась к стене, но вскоре вынуждена была отстраниться: кафель оказался слишком холодным. Моя рука невольно повернула кран, прибавляя горячей воды.

Ещё при встрече с Лал, я поняла, что это не она пугала меня в темноте. Но если не она — то кто? Неужели хоть одно живое или неживое существо способно на такое? Во мраке мне казалось, что кто-то ощупывает моё лицо, но это действительно могло только казаться.

Подставив лицо под струи воды, я зажмурилась и прикрыла ладонью укус.

Ещё репортёр муниципального канала заметил, что город сегодня как с цепи сорвался. Что если это эхо ритуала, который провели в Старом Городе? Хотя время не совсем совпадает, да и я уверена, что слышала металлическое постукивание, но в самом деле. Осенев говорил нам, что если энергия жертвоприношений не направлена в какую-то достаточно ёмкую цель, то она может выплёскиваться и принимать самые разные формы. Волна страха, которая накатила на меня во дворах, и агрессия, которая охватила горожан, вполне могут оказаться побочными эффектами ритуала.

Не хотелось бы мне знать, что же тогда планировалось его прямой целью.

Наклонив голову, я подставила воде затылок и чертыхнулась: я говорю об убийстве шести девочек так, будто какая-то домохозяйка просто приготовила на ужин маленьких цыплят.

Но, по крайней мере, так всё начинает становиться на свои места. Боско отбился от своры Иллюзиона, у Ким и её Общины старая вражда с рыжими, всё, что касается Эдуарда — вычёркиваем из памяти к чьей-то матери, чувство страха — это отголосок жертвоприношения, Лал я попалась случайно, а майор просто занимался расследованием убийства родителей Лилы и Лэй.

Вроде бы всё это можно переварить и жить дальше?

Горячая вода наконец попала на укус, и я взвыла от боли.

Почему Лал сказала, что спасёт меня?

Кто помог мне возле Эрны?

И майор, и Водянка спрашивали, не видела ли я чего-то странного, пока вампир пил мою кровь. Раньше я была абсолютно уверена, что ничего подобного не случилось, но теперь у меня возникли сомнения.

Что вообще должны означать видения?

Выключив воду, я набросила на голову полотенце и голышом пошлёпала в свою комнату. Вредная половица едва не защемила мне кожу на ступне, но я успела вовремя отдёрнуть ногу.

Интересно, за что лучше взяться: конспекты по Осеневу или книги? Я что-то вообще не сориентируюсь, где лучше искать, потому что вряд ли я упустила этот момент на занятиях: меня бы тогда на экзамене завалили.

На постели я обнаружила рубашку, которую ночью отдала Элен вместо платья — аккуратно выстирана и даже выглажена. Вот те на, неужели Люси заходила? Может, она предупредила Киару, что я утопала к Ким и задержусь? Если да, то надо сказать ей спасибо.

Так, что-то мне холодно.

Торопливо одевшись, я выдвинула ящики стола и нашла нужные тетради и книги. Том основ социологии инаковости, который надо сдать в библиотеку, раскрылся аккурат на странице с гравюрой Альгатури, датированной 1764-м годом: Наблюдатель Мрака, выслеживающий на кладбище гуля. Форма Наблюдателя почти идентична современной, разве что плащ с пелериной, а капюшон остроугольный. Вместо маски лицо закрывал шарф, а руки сжимали заряженный арбалет. Наблюдатель прятался под гротескным деревом, на ветвях которого сидели ангелоподобные призраки погибших детей — тело одного из них на втором плане как раз пожирал гуль. Работы Альгатури всегда нравились мне своей детальностью и реалистичностью: он никогда не изображал не-мертвецов и нежить в карикатурной форме. Ну, он и сам принадлежал Иллюзиону, поэтому был знаком со всеми экспонатами лично. Впрочем, я зря говорю о нём в прошедшем времени: Альгатури — вампир и работает до сих пор, другое дело что теперь он отдаёт предпочтение холсту и краскам. Старые его работы можно увидеть в замке барона Арквиля, который превращён в музей, а новые размещаются в галереях на улице Моари, ведущей к Сердцевине Кварталов, и где-то в Старом Городе.

Но причина, по которой книга раскрылась именно на гравюре, в другом.

"Мы хотим вступить в Круг Поединков, научи нас драться".

Всё началось с этих слов.

Я взяла в руки фотографию Саноте — бледной узкоглазой девушки с короткими чёрными волосами. До сих пор не могу определиться, стала она для нас после Холдер кем-то вроде матери или старшей сестры. Когда мы попали в число претендентов на пополнение рядов Круга, Судья избрала её нашим вергилием — бойцом, который должен подготовить нас ко вступлению в сообщество. Саноте всегда помогала нам с домашним заданием, учила драться, жить с собой в гармонии, объясняла различные тонкости в функционировании женского организма — в общем, безболезненно провела нас почти по всем виткам подросткового ада и в итоге ввела в Круг. И пусть жизненные уроки Проказы я вспоминаю гораздо чаще, именно Саноте за три года наставничества создала в нас с сестрой некий базис. А потом ушла из приюта.

И больше мы её никогда не видели.

Торопливо положив фотографию на страницу, я захлопнула книгу и сунула её обратно в ящик вместе с тетрадями. В прихожей раздавались радостные голоса, и громче всех вопил Майк, который нашёл на полу мою одежду, увидел ванную с включённым светом, но меня внутри не застал.

— Знаешь, если бы Люси не зашла предупредить, что ты задержишься, я бы сняла с тебя кожу, — в комнату вошла Киара, держа в руках мои вещи. — Что там случилось?

Мокрые волосы и полотенце надёжно скрывали шею от её взгляда.

— У Ким было что-то в Общине, поэтому она пропала с горизонта, — ответила я и не солгала.

Моя сестра выглядела такой беззаботной, что открыть укус казалось мне преступлением.

— Вот она!!! — выпалил с порога Майк и ткнул в меня пальцем. — Где ты шлялась?! Мы сегодня ночью жарили на костре цыплят!

При мысли о курином мясе я ощутила тошноту.

Нет, Майки, не говори про цыплят после того, как я использовала такое сравнение с жертвами ритуала.

— Не, Вэмпи, в натуре, чё тя не было? — Тур поглядел на меня с негодованием. Я пожала здоровым плечом и ответила:

— Так никто не говорил, что жрачка будет.

— Я думала устроить тебе сюрприз. Надеялась, что ты догадаешься пойти следом, — вздохнула Киара, — а тебя куда в итоге понесло?

— На кладбище, — честно ответила я и только тут вспомнила. — О, кстати, Джо здесь?

— Конечно.

Аккуратно вытащив из рюкзака обрезанную баклагу, я направилась на кухню, где Джо открывал и закрывал настенные шкафчики.

— Слушай, Пума, а где у тебя мука? — задумчиво спросил он.

— Там же, где и у тебя, — пожала плечами Киара, входя следом за мной, — то есть, нигде. Кейн, мы решили напечь блинчиков, пошли с нами. В нашем холодильнике мыши устроили казнь через повешенье.

Это так заманчиво, но...

— Вообще-то я хотела поспать, — призналась я.

Сестра показала язык.

— Говорю тебе, это был петух-оборотень, он его за жопу тяпнул, — с этими словами Майк зашёл в комнату.

— Подожди, я вспомнил, это же было в какой-то серии "Охотников за приведениями" *18, там этот цыплёнок Игона клюнул! — осенило Никиту. — Только я не помню, как он в итоге снял проклятье.

— Ну, у нас проклятья всегда снимались либо сожжением на костре, либо ковеном ведьм, — хохотнул Тур, разделяя руками один способ и другой. — Кстати, а чё мы вообще про петухов-оборотней после того, как я курей обожрался? А если я их переварить не смогу и потом всю ночь спать не буду?

— Вообще-то, ты первый начал, — Ник открыл холодильник, а потом с задумчивым кивком закрыл. Видимо, посторонних попросили удалиться с места казни.

— Она хочет остаться дома и похрапеть, — Киара указала на меня, а потом сунула в рот кусок печенья, вытащенный из кармана.

— Пусть остаётся, — Тигр по моему лицу понял, что мне действительно надо вздремнуть. Но Майк, который обычно смотрел в лицо только если собирался по нему врезать, бурно запротестовал:

— Чёрта с два! Цыплят без неё жрали, так теперь пусть блины готовит!

— Ты помнишь, что я сделала с вашей кухней в последний раз?

— Я помню, — с содроганием отозвался Джо, отсыпая сахар в миску, — потому что я всё отмывал. Как можно было уронить миксер в жидкое тесто и устроить короткое замыкание?

— Ловкость рук. И не гунди, ты смеялся вместе со всеми, — хмыкнула я, протягивая Туру баклагу. — А тебе, Золушка, пиво с водкой в одной бутылке, и чтоб на рассвете всё было по разным стаканам.

Шляпки некоторых грибов помялись и лопнули, так что на дне образовалось подобие клубничного джема с омерзительным запахом.

— Слышь, Белый, тут Вэмпи мухоморов припёрла, — Майк был бы не Майком, если бы не попробовал содержимое на вкус.

— Я их примяла, когда шлёпнулась.

— Ерунда, пересчитаю ножки грибов. Ну всё, сахар, изюм есть, за мукой сходим в столовку, — подытожил Джо. — Итак, Вэмпи ты...

Он осёкся, потому что в этот момент на улице захрипели старые громкоговорители.

— Внимание! Сегодня в восемнадцать ноль-ноль во внутреннем дворе приюта состоится сбор всех групп, с первой по седьмую. Явка обязательна. Повторяю...

Майк дождался, пока речь не смолкнет, а затем поинтересовался:

— Кто-то опять убил Лору Палмер?

Нет, Майки, не Лору.

— Или будем жечь на костре стрёмного петуха? Чур мне ножки.

— Да ну тебя, хватит уже про цыплят! — Киара со смехом хлопнула его по плечу. — Пошли уже!

Я глядела на веселящихся друзей и думала: имею ли я право сказать, что Сью этой ночью как цыплёнка пустили под нож?

— Эй, ты чего? — Киара обернулась.

Если я скажу: "Ребят, на самом деле, Сьюзен убили, а Марти пропал без вести"?

Ощущая, как растёт в груди тяжесть, я медленно покачала головой:

— Нет, ничего.

Должна ли я сказать: "Меня чуть не убил вампир, а в городе сегодня..."

— Просто я хотела отоспаться, а меня обломали этим сбором, — промямлила я, пытаясь подыскать более вескую причину.

— Идём, — Джо вручил моей сестре миску с сахаром. — Ты же знаешь, что сонная Вэмпи хуже всякого вэмпа.

— Особенно не евши курей! — подал Майк голос уже с улицы.

— Я принесу блинов и разбужу тебя, — Киара помахала на прощанье рукой. — А ещё мы с Баркер идём сегодня в "Сизарр", ты же помнишь, да?

— Да.

Я захлопнула дверь.

Никуда мы не пойдём, а я встану по будильнику раньше, чтобы успеть спрятать укус. Хотя чёрт его знает, как можно закрыть такой огромный синяк. Если бы не этот сбор, я бы попробовала сделать себе небольшую инъекцию живчика, но теперь об этом можно только мечтать.

Вернувшись в комнату, я отложила поиски информации и, настроив будильник, забралась под одеяло. Как только голова коснулась подушки, мне стало ясно, что заснуть я не смогу. Пришлось встать и выпить болеутоляющее, поскольку следующее время приёма анксиолитика наступало только перед сбором групп.

Вернувшись в постель, я обняла край одеяла и прижалась к нему щекой. Впервые в жизни на меня сваливалось столько дерьма и впервые в жизни я не была уверена в том, что могу им с кем-то поделиться. Внутренний голос твердил, что это мои заботы, потому что во всём виновата я и только я.

В самом деле, я же могла просто отправиться к Джо и ребятам вслед за сестрой... ну хорошо, я могла после Площади Сибиллы вернуться в приют и не слушать чужих разговоров.

Я была так близко к тому, чтобы ничего этого не случилось.

Так близко.

И всё испортила.

Рука поползла к шее и обвела пальцами ранки, вызвав боль.

Я всегда очень гордилась тем, что меня не кусал вампир. И никогда в жизни не собиралась позволить кому-то себя укусить.

Значит, поэтому я ощущаю себя так, будто об меня вытерли ноги?

Я уткнулась носом в подушку и заплакала. Ночь навалилась на меня холодной, липкой и вязкой массой, и как бы тщательно я ни отскребла тело мочалкой, я всё равно ощущала себя грязной. Это ощущение рождало физическую тошноту, омерзение, которое я испытывала к себе только во время критических дней. Я плакала, потому что мне стало жалко себя — вообще, за всю жизнь и все беды. Я плакала, потому что Элен заставила меня вспомнить прошлое и чувствовать себя виноватой. Я плакала, потому что Ким втянута во вражду Общин, и я могла однажды потерять её, как потеряла мистера и миссис Холдер. Я плакала, потому что стоило закрыть глаза, как труп Энн Форшоу слабо шевелил руками и поднимал голову, сверкая глазами в свете фонарика. Я плакала, вспоминая, как страшно было во мраке кричать, зная, что никто тебя не услышит. Я плакала, потому что ничего не смогла поделать, когда Лал напала на меня. Потому что человек, чьё лицо хранилось в коробке всю мою жизнь, оказался никем. Потому что этот никто отдал мне сэндвичи и пакет с дорогим лекарством по одной-единственной причине: я в этом нуждалась. Я ревела, закрыв ладонью глаза, ведь это — та самая бескорыстная доброта, в которую я заставляла себя не верить.

Но громче и судорожнее всего я всхлипывала, вспоминая Сьюзен. Плакала ли я потому, что её настигла такая смерть? Или потому что тех, кто относится ко мне хорошо, стало меньше на одного человека?

Кого я жалела больше?

Теперь я вспомнила, когда мне приходилось плакать последний раз: на похоронах мистера и миссис Холдер. В тот день мне казалось, что я осталась в одиночестве и больше никто не будет любить меня.

Шмыгнув, я вытерла слёзы и перевернулась на спину. Внутри царила болезненная пустота, но в то же время расслабленность и даже бессилие.

Впрочем, если подумать, этой ночью всё-таки случилось кое-что хорошее.

Я сжала запястье, которое ещё помнило пальцы майора.

А потом, держась за собственную руку, повернулась на бок и уснула.

40.

Тело Сьюзен лежало в закрытом гробу, и даже последний дурак в приюте понимал, что это значит.

Выточенный из кипариса, непривычно маленький гроб покрывали ритуальные венки, которые заказал мистер Джоунз. Он отлично знал, с кем мы сегодня прощались: не было ни роз, ни лилий — все цветы как будто сошли с нелепых платьиц Сью. Всё ей под стать.

Младшие группы одну за другой медленно провели мимо гроба и отправили в игровые комнаты. Дети вели себя тихо, но вряд ли кто-то из них понимал, что на самом деле случилось. Наверное, они просто видели заваленный цветами ящик, на котором стояла фотография всем знакомой девочки в забавных платьях. Ребятам от десяти до тринадцати тоже разрешили покинуть площадку, но большая их часть так и осталась стоять на месте. Все, кто жил в коттеджах, ожидали разговора с администрацией.

Я бы сказала, что смертью здесь никого не удивишь, но это неправда, потому что мы никогда ещё не хоронили такого человека, как Сьюзен.

Пелена туч расползлась подобно лоскутному одеялу, и ветер тащил её обрывки на запад. В такое время хорошо устраивать пикники на зелёных лужайках у ограды: оттуда можно наблюдать, как облака проплывают над Роман-Сити и растворяются в туманах линии горизонта. Как наступает закат, и стены домов обретают нежно-розовый оттенок, тени становятся гуще, а глянцевые пирамиды зеркал Нового Центра вспыхивают, отражая ослепительные потоки света. И облака, уже совсем другие, сбежавшие с полотен Ренессанса, тучными боками выстраивают руины многоцветного колизея над городом, который утопает в лавандовой пенке смога. А потом наступает ночь, и несуществующий фонарщик зажигает медовые соты городских огней. За спиной душистая зелень, тишина и стрекот кузнечиков — мир и покой. В учебные дни, когда не получалось выбраться в Кварталы, это было лучшим развлечением.

Но больше не будет никогда.

На зажатую меж серых корпусов площадку не проникало ни одного луча солнца, здесь оставалось холодно и неуютно. Тень от зданий давила на плечи и пригибала к асфальту, а вокруг слышались всхлипы — где громче, где тише. Сьюзен нравилась если не всем, то многим, и уж, в любом случае, редко кого оставляла равнодушным. Даже Мэж, Рут, Лили и прочий бестиарий смотрел на гроб опухшими от слёз глазами. "Один из нас" становилось очевидным, только когда кто-нибудь умирал, и это напоминало, насколько каждый здесь беззащитен перед миром за пределами Киндервуда.

Иногда я думаю, что смерть позволяет прозреть в той же мере, что и ослепнуть.

Киара неподвижно стояла рядом, опустив голову и закрыв ладонями лицо. Она собиралась после сбора пригласить Баркер на чай, а потом всей толпой отправиться в "Сизарр". Но теперь перед нами стоял закрытый гроб, а Марти объявлен пропавшим без вести вместе со своими друзьями. Вряд ли я должна что-то говорить: Джо обнимал мою сестру за плечи, и это лучше любых слов. К тому же, я не уверена, что могу выдать что-то толковое. После того, как увели младшие группы, Джоунз самолично рассказал, что случилось в городе и почему умерла Сьюзен. Я узнала о случившемся раньше и не могла понять, что творилась на душе у остальных. Кроме того, я знала о многом другом и чувствовала себя сейчас... одиноко. Мне не с кем было поговорить.

Разве что с ними.

По дальнему краю площадки выстроились правильными шеренгами Наблюдатели Мрака в боевой форме: чёрные шнурованные сапоги, штаны, маски, бомберы с капюшонами. Четыре десятка курсантов отличало отсутствие оружия и жетонов на узких нарукавных повязках, зато выделяли значки в виде щенков на груди. Было человек пять из Специального отдела, около десяти — из Отдела общей безопасности. Остальные принадлежали Боевому отделу — двадцать ведьм, одетых в короткие плащи с капюшонами. Осенев говорил, что разница между ведьмой и магом примерно такая же, как между медсестрой и доктором. Даром ведовства чаще всего обладают женщины, сепаратная инаковость у мужчин либо высокого уровня, что равносильно билету в высшую магию, либо так слаба, что её оттачивают для работы чистильщиком или патрульным.

Ведьмы стояли как одна, сцепив руки за спиной и расставив ноги на ширину плеч. По левую руку от каждой был саквояж с рабочими инструментами, по правую — небольшой контейнер с кошкой. Эта породу Иллюзион вывел специально для своих ведьм и назвал без особых изысков Эбигейл. Каждая ведьма ещё во время учёбы в Академии выбирала котёнка, с которым устанавливала эмпатическую связь, и который становился её напарником. Разумеется, ведьмы могли работать и в одиночку, но наличие чуткого к энергии зверя значительно упрощало дело. Например, при установке или обнаружении защитных барьеров: ни одна здравомыслящая кошка не сунется за такой барьер, если в нём нет изъяна. Если в доме есть призрак или полтергейст хотя бы первого уровня, то пусть он ещё не проявил себя, кошка всегда даст знать о его присутствии. Кошка всегда за считанные секунды найдёт заряженные энергией вещи, поддерживающие действие какого-то заклинания, но никогда не сунется туда, где может быть действительно опасно. И кошка справится со всем этим намного лучше любых приборов.

Спрятав руки в карман безразмерной кенгурушки, я задумчиво рассматривала украшенные магическими символами лица ведьм. В это время на площадку въехал катафалк, и курсанты помогли погрузить внутрь гроб с венками. После того, как машина уехала, Аерк и Клерк в довольно сдержанных выражениях отправили прочь ребят из четвёртой группы. Остались только те, кто жил в отдельных домиках — для нас ещё раз сделали перекличку, и перестроили в две шеренги.

Ведьму Кэтти о'Шентер знали все, кто застал восемь лет назад призраков в спальном корпусе. С тех пор она совсем не изменилась: ни грамма косметики, красивая, зеленоглазая, с непослушными вихрями тёмно-русых волос. Я почти ожидала, что Майк при виде неё скажет что-то вроде: "Ну и красотка", но Майк молчал и крепко обнимал свою девушку.

Кэтти без лишних вступлений объявила, что на коттеджи сегодня поставят трёхуровневые барьеры, и на пять дней для нас устанавливается комендантский час. На заходе солнца каждый должен находиться в доме, можно у друзей, можно у соседей — только бы под защитой. И ни шагу наружу до восьми часов утра. В девять часов, в три часа дня и на закате воспитатели будут делать обход и перекличку.

— Слыхали, молокососы?! — рявкнул Осенев, подойдя к Кэтти. — Это всё для вашего же блага! И молитесь своим богам, чтобы за нарушение правил я снял с вас шкуру, а не что-нибудь другое.

В свои более чем преклонные годы Александр Осенев остался коренастым стариком, отяжелевшим от спокойной жизни, но ещё весьма крепким и внушительным. На первом же уроке он запретил нам спрашивать о своей биографии, но исходя из его рассказов, мы имели все основания считать, что он долго и тесно сотрудничал с Иллюзионом. У него квадратное лицо с крючковатым носом, на который в солнечную погоду он цепляет древние тишейды, а ещё цинка разных причуд: зачёсанные назад седые волосы, ежедневное бритьё, подъём и отбой в строго установленное время, получасовая зарядка с подтягиванием на турниках и командирская манера, скорее, не говорить, а рявкать на плацу. Кое-кто поговаривал, что Осенев питает тайное пристрастие к закусыванию кофе шоколадом, но по понятным причинам никто не рисковал спросить об этом открыто.

— Вопросы? — гаркнул преподаватель, обводя нас пристальным взглядом.

— У меня, сэр, — Джо бесстрашно поднял руку.

— Говори, Шекли.

— Каких явлений следует ожидать, сэр? Есть ли что-то, на что следует обращать внимание во время комендантского часа? Чего следует опасаться?

— Может быть, и ничего, — преподаватель одобрительно кивнул. — Здесь необходимо понаблюдать, прежде чем говорить о чём-то конкретном. Но вы, — это уже относилось ко всем, — в любом случае, будьте начеку! Особенно те, кто живёт по соседству с Баркер. Услышите голоса, стоны, стук — дверь и окна не открывать ни в коем случае! А в девять утра сообщайте Наблюдателям или сразу ко мне, если уж совсем невтерпёж.

Он кивнул Кэтти, и в этот же момент ведьмы почти синхронно подхватили свои вещи и молча направились в сторону коттеджей. За ними последовали курсанты, и на площадке с нами остались только патрульные и спецовики.

— Мы нанесём на ваши дома символьную сетку, — произнесла о'Шентер. — И я убедительно прошу вас ничего никогда не дорисовывать и не дописывать. Если администрация приюта сочтёт нужным, она наймёт рабочих, чтобы покрасить дома заново.

С трудом верится. Нам с сестрой, чтобы залатать крышу, пришлось ночью отодрать пару досок от детской беседки.

— Свободны! И не мешать Наблюдателям! — рявкнул Осенев и неспешно направился к Псам. Желающих задерживаться в этом месте не нашлось. Я слышала, как Киара сказала что-то Джо и потянула его прочь, за ними двинулись, поддерживая своих девушек, Ник и Майк.

Я осталась одна.

Впрочем, не совсем одна. В паре метров от меня замерла Элен — её загипнотизированный взгляд примёрз к тому месту, где ещё недавно стоял гроб.

— Эй, — я подошла поближе, — спасибо, что предупредила Киару сегодня ночью.

Девочка вздрогнула и только сейчас обратила на меня внимание.

— Не за что, — рассеяно отозвалась она и снова уставилась в одну точку. Её глаза явно смотрели на что-то конкретное, поэтому я решилась спросить:

— Сью здесь, да?

Элен посмотрела на меня более осмысленно — видимо, я только что одной ногой оказалась в её мире.

— Да.

От одного этого слова у меня по телу пробежали мурашки.

— Знаешь, я впервые вижу, чтобы они так себя вели, она явно чем-то... — Люси мельком глянула через плечо, будто услышала шум, а потом резко обернулась и завизжала.

Я не увидела того, что видела она — для меня существовал только угол здания, пыль, асфальт и клумба цветов. Но девчонке увиденного оказалось достаточно, чтобы потерять сознание. Я не то что еле успела её подхватить — с трудом удержала, и казалось, что мышцы у меня лопнули. Рядом тут же оказался Наблюдатель и поднял Элен на руки.

— Всё в порядке? — донёсся его голос из прорезей в маске.

— Почти.

Что она увидела?

К нам торопливо подбежала медсестра, а следом за ней мисс Келсих.

— Браун!

Я обернулась и увидела Осенева, рядом с которым стоял, сложив руки за спиной, Пёс из Специального отдела. Преподаватель поманил меня к себе, и сердце тут же шлёпнулось на диафрагму: это именно тот человек, которому лгать или говорить полуправду очень рискованно. Ещё до прихода Киары я нанесла на шею толстый слой тонального крема, перекинула на укус все косички и натянула сверху капюшон. Для холодного времени года это обычный мой вид, и ничего подозрительного кроме кругов под глазами во мне нет. Во время переклички на меня накатил ещё один приступ, но такой слабый, что я только поморщилась.

Спрятав дрожащие руки в карман, я подошла к преподавателю.

— Укус болит?

Подавившись слюной, я уставилась на него круглыми глазами.

— Не притворяйся, что не понимаешь, — спокойно произнёс Осенев. — Если язык проглотила, тогда кивни.

Чёрт подери, откуда он знает?!

Я посмотрела на Наблюдателя, который стоял рядом.

— Д-да, сэр.

— Синяк сошёл?

— Почти чёрный, кожа на шее и вдоль ключицы нездорового цвета.

— Приступы?

— Один во время обеда и один очень слабый недавно.

— Во время обеда сильный?

— Сильнее, чем во время укуса.

Осенев и Пёс переглянулись.

— Ладно, — задумчиво произнёс преподаватель. — Браун, ты кому-нибудь рассказывала?

— Нет, сэр.

— Вот и не рассказывай! Вообще ничего никому. Понятно?

— Да, сэр.

Я готова согласиться со всем, что он мне скажет, только бы мне ничего не было.

— Лекарство принимаешь?

— Да, сэр.

— Если что, приходи ко мне и не вздумай строить из себя героя. Я бы сказал, что ты одна из лучших моих учениц, если бы ты не лезла куда не следует. Но поскольку твоя мануальная терапия приносит полезную информацию, так уж и быть.

Он что, знает?

Чёрт, чёрт, чёрт...

Меня затошнило от страха.

— Вот только давай без обмороков, ты не припадочная барышня, — проворчал Осенев. — Дыши глубже и не смотри на меня, как козодой на акулу!

Надо перевести разговор на что-нибудь другое. Надо срочно перевести разговор на что-нибудь другое, пока он не начал выспрашивать! Дело даже не в том, что достанется мне — влетит всем ребятам.

— Сэр, — с усилием произнесла я. — Скажите, то, что происходит в городе — это побочный эффект жертвоприношения?

— Выучил на свою голову, — вздохнул старик. — Браун, ты ещё даже не щенок, поэтому не нюхай дерьмо, которое тебя не касается.

— Но я же должна знать, какие могут быть последствия на данной территории. Тем более что среди любителей подраться я вроде как первая — мне надо знать, когда лучше сдержаться.

— Судя по твоему виду, ты неделю даже подушку взбивать не сможешь, — буркнул Осенев. — Что касается твоего вопроса: волна заглохла ещё в Плауне, он таки неплохо защищает это место от городского мусора. Так что на этот счёт не беспокойся, а всё, о чём говорила Кэтти, я надеюсь, ты запомнила.

— Да, сэр, — кивнула я и продолжила. — Можно спросить?

— Слушаю.

— Почему нас не соберут в одном помещении? — вопрос возник в голове спонтанно, но я ощутила себя гением забалтывания. — Его же проще охранять, чем кучу коттеджей.

— Ха, — старик смерил меня пронзительным взглядом. — Скажем, лично мне интересно, кто как поведёт себя при виде призрака старухи Клири, танцующего за окном канкан без порток и кожи. Остальные вопросы к начальству и Псам. Возможно, в сложившейся энергетической среде они хотят выделить группу риска и потому дробят основную массу. А как бы поступила на их месте ты, Браун?

Не самый худший вопрос.

— У меня недостаточно данных, чтобы принимать решения. Если бы я знала, каких объектов и явлений следует ждать, то могла бы разработать стратегию, — я старалась говорить как можно уверенней: если акулы чуют кровь, то Осенев — неуверенность и реагирует на неё куда жёстче, чем на простое незнание.

— Это честный ответ. А честный ответ редко бывает плохим. И-и... вон как раз барышня пришла в себя, пойду познакомлюсь, — преподаватель посмотрел за моё плечо, где медсестра поставила Люси на ноги.

— Сэр, вы...

— Браун, — ворчливо перебил меня старик, — я знаю, что она монотеистка, лесбиянка, что её родителей убила вештица, её избивал родной дядя, и она дружила со всеми призраками и бродячим зверьём в округе. Ты это хотела сообщить?

Вообще-то да, но если я соглашусь, он одной левой скрутит меня в бараний рог.

— Сэр, помогите ей встать на ноги, она хороший человек, — я быстро нашла достойный ответ.

— Помнишь, где желудок?

При первой встрече он задал этот вопрос раньше, чем спросил моё имя. И не уставал повторять его на протяжении многих лет.

— Здесь, — я привычно хлопнула себя ниже и левее диафрагмы — по тому месту, куда под рёбра можно вогнать нож в нужный орган.

Осенев кивнул и своей неспешной походкой отставного генерала направился к Элен. Странно, что он не отправил меня домой или не заявил, что я свободна — просто оставил стоять. Может, у него потом ещё найдётся для меня пара слов? Хотя вряд ли, Осенев обычно говорит всё и сразу.

А значит, он не будет спрашивать, как и почему я сбежала ночью из приюта.

Хоть бы это было так.

Ну пожалуйста.

Напряжение медленно отпустило мои мышцы, и, расслабившись, я ощутила чужое присутствие.

— Я слышала, вы поймали их, сэр, — речь требовала от меня некоторых усилий. — Я имею в виду сектантов. Спасибо.

Наблюдатель задумчиво склонил голову набок, а потом заговорил, и я узнала голос даже сквозь маску.

— Мать девушки, которую ты опознала первой... — мужчина умолк, но я вспомнила, что он имеет в виду Прозерпину. — В общем, она нам помогла. Если бы я вышел на неё только после результатов идентификации, мы бы искали по всей стране. Так что ты нам тоже помогла.

В этот дерьмовый вечер, когда тело Сью было на полпути в крематорий, на душе у меня полегчало. Однако сердце всё равно колотилось так сильно, что приходилось сосредотачиваться на дыхании.

— Утром, — задумчиво произнёс Наблюдатель, — у меня вылетело из головы, но, может, ты хочешь поговорить с психологом?

— Нет, сэр.

— Подумай хорошенько. Тебе запретили рассказывать что-то друзьям, но это не означает, что ты должна справляться со всем в одиночку. Ты можешь не понять, что из пережитого осталось в твоём подсознании как заноза, до того момента, когда оно начнёт гноиться.

— Нет, всё хорошо, — я поглядела в сторону, где за угол здания медленно уходили по одному и группками ребята. — Два года назад мы с сестрой ходили к психотерапевту Иллюзиона, так что я знаю, что надо делать. А если будет плохо, то опять пойду к нему.

— Хорошо, я понял. Ты взрослая и сама о себе позаботишься.

Я покивала, хотя и не была уверена в правильности его слов. Взрослой я себя сейчас как-то не чувствовала. Ещё утром на кухне Ким я пришла к мысли, что меня устраивает эпизодическая роль этого человека в моей судьбе. Но стоило мне опять оказаться с ним лицом к лицу, как я ощущала то же самое: человека из картонной коробки надо удержать. Мне хотелось, чтобы он поговорил со мной, что-нибудь рассказал, или чтобы у меня хотя бы появилась возможность дотянуться до него в случае надобности.

— Сэр, а вы... — я впилась ногтями в ладони. — Вы можете оставить свой реестровый код или хотя бы номер телефона?

Как только я произнесла это, мне стало жарко. Никогда в жизни я не сходилась с людьми такими искусственными способами.

Несколько секунд царило молчание, а потом Наблюдатель совершенно нейтральным голосом осведомился:

— Зачем?

Я пожалела о сказанном. В конце концов, какое ему до меня дело? Он же Пёс Иллюзиона, у него есть дела поинтересней, чем возиться со мной. Из нас двоих только для меня что-то значит тот факт, что я с детства помню его лицо.

— Ну, — промямлила я, пряча взгляд, — на всякий случай.

— Я искренне надеюсь, что с тобой никогда не случится то, что потребует личного присутствия майора Специального отдела. Кроме того, устав запрещает мне оставлять свои данные гражданским, я же не из Отдела общественной безопасности.

Я подняла взгляд на поверхность маски, словно могла разглядеть сквозь неё хорошо знакомые серые глаза.

— Даже имя?

— Имя тем более. Я и лицо не имел права тебе показывать, но тут ты сама постаралась.

— И всё-таки... — это прозвучало жалко, и не будь я такой подавленной, то повесилась бы со стыда.

— Ты, — медленно произнёс Наблюдатель, — хотела бы увидеть меня ещё раз?

Кажется, он озадачен.

— Да, сэр, — пробормотала я.

— Почему?

Я дёрнула здоровым плечом.

— А если бы я не был Псом, тогда хотела бы?

— Если бы вы не были Псом, вы были бы совсем другим человеком, сэр, и мы бы никогда не встретились.

Мне показалось, что я расслышала тихий вздох.

— Верно. Но вообще-то, нет ничего невозможного. Скоро ты отправишься в Академию. Если закончишь её с хорошими отметками, успешно пройдёшь два года полевой подготовки, а затем хорошо покажешь себя, то можешь писать прошение о переводе в Специальный отдел. Если его удовлетворят, я стану твоим начальником.

— Это лет десять, как минимум.

— Скорее, пятнадцать, — рука майора мягко опустилась мне на макушку. — Но я уверяю тебя, Кейни, ты забудешь меня уже на первом курсе.

Может, оно и к лучшему.

К нам бесшумно подошёл ещё один Наблюдатель из Специального отдела, и только присмотревшись, я поняла, что это женщина. Её пристальный взгляд ощущался даже сквозь маску. Она несколько раз качнула головой, будто о чём-то спрашивая, и мужчина повернулся к ней.

— Браун! — рявкнул где-то за моей спиной Осенев. — Ты его вконец заболтала! А ну марш домой!

— Тебе не интересно, — внезапно заговорила женщина, но так тихо, что я едва расслышала её голос, — как ведьмы и щенки ставят барьеры?

Я пожала плечом.

— Думаю, это как каракули на стенах дома старухи Клири, только в три ряда.

Её плечи задрожали — кажется, она смеялась. А мне пора сваливать, пока Осенев не выпроводил меня лично.

— Простите, — я сделала шаг назад, — я пойду.

— Отдыхай, Кейни, — майор кивнул, — и ничего не бойся.

Если бы я могла.

41.

Стены дома покрывали аккуратно выведенные чёрной краской письмена. Полный ноль против материальных существ и каменная стена против всего остального. Я ещё успела понаблюдать за тем, как курсанты под руководством ведьмы упражняются в каллиграфии и как пытаются запихнуть в дверной проём большого чёрного кота. В итоге котяра с воем оседлал голову одного из щенков (лицо ему спасла маска) и взглядом вытаращенных глаз дал понять, что не сунется за порог ни под каким предлогом.

— Легче, детвора, легче, — проговорила ведьма, со стопкой листов в руках наблюдая за процессом. — Седрик на таких делах, простите, собаку съел, и если он считает, что барьер без изъянов, не стоит переспрашивать у него насильно.

— Простите, мэм. Снимите его, пожалуйста, — курсант на полусогнутых подполз к ней. Кот сам прыгнул в руки хозяйке и красноречиво фыркнул, раздражённо помахивая пушистым хвостом.

Перед уходом один из щенков отдал мне мисочку бьягги, будто догадываясь об истинном её назначении — я повертела посудину в руках и оставила в кухне на подоконнике.

Ребята звали меня на ночёвку: предполагалось, что мы с Киарой займём диван, а наши матрацы на новом месте послужат постелью для Джо. Если прибавить к этому, что с Майком и Ником оставались Сесиль и Клара (я неожиданно вспомнила, как их зовут), то получалась нехилая компания. Я знала её слишком хорошо, чтобы поверить, будто ночь обойдётся без посиделок и долгих разговоров о Сью и о том, что сейчас творится в городе. Поскольку внести свою лепту в беседу я не могла и мне надо прятать слишком заметный укус, я решила остаться дома.

— Даже не проси, вы угомонитесь после полуночи, — сказала я Джо, который пришёл забрать матрац. — А я не выживу ещё одну ночь без сна.

— Ты можешь вообще не выжить, со сном или без, — резонно возразил парень, сматывая покрывало вместе с простынями в рулон. — Это ещё Пума не знает о твоей дурости.

— Ну соври ей что-нибудь.

Джо потянул край матраца, а потом выпрямился и посмотрел мне в глаза.

— У неё ночью приключился приступ паники, ты что-нибудь знаешь об этом?

Я пожала здоровым плечом и ответила с тем же видом, с каким лгала мистеру Майлу:

— Ничегошеньки.

Осиротевшая кровать в комнате сестры производила удручающее впечатление. Пройдя на кухню, я без особого аппетита доела блины и помыла посуду. А потом, повинуясь наитию, вычистила алюминиевую миску и, наполнив её остатками молока, вынесла под стену дома.

Пусть хоть у бьягг сегодня будет праздник.

От исписанных стен пахло краской и травами, чьи измельчённые соцветия и листья просматривались в аккуратной вязи знаков. Окинув их равнодушным взглядом, я свернула за угол и села на крыльцо ждать перекличку.

Мысли уносили меня далеко в прошлое к летним вечерам у ограды, домашней еде и полутёмному холлу кинотеатра, где неоновый свет, согретый запахом карамели, выхватывал из полумрака плакаты ужастиков.

А также Сью и Марти с большим ведёрком попкорна.

42.

Проснувшись, я оторвала голову от подушки и после секундного замешательства решила, что идёт дождь — это его частые капли создают такой размеренный стук. Меня посетила единственная тревожная мысль: только бы крыша не начала протекать. Может, надо было встать и проверить потолок на кухне, но я уже начала отключаться, и мне стало плевать на потопы.

И тут кто-то замолотил ладонью в окно.

Я вздрогнула и уставилась на едва различимый за шторами светлый прямоугольник.

Нет, это не дождь.

Стёкла дрожали в слабой хватке деревянных рам, а снаружи в ночи мелькали неясные тени, сопровождаемые шорохами и вздохами. Я ощутила, как первый уровень защитного барьера активизировался и плавно наполнился энергией — реакция, которую не мог вызвать живой человек. Заклинание укрепило окна, и они перестали дребезжать — стук стал глухим, как если бы били по лобовому стеклу автомобиля.

Грохот неожиданно переместился в комнату Киары, но там было то же самое. Потом зал, кухня, входная дверь, бесконечное мгновение — и раздался глухой удар в стену рядом с моей кроватью. Раз и ещё раз, словно об неё бился телом живой человек. Кто-то замолотил по обшивке кулаками как раз на высоте моей головы, и это активизировало второй уровень защиты.

Кое-как я нащупала выключатель ночника, но тот не работал.

Так, без паники.

Ещё один сильный удар спровоцировал работу барьера на полную мощь — лампочка зажглась, и с моей души исчезла всякая тревога. Заклинания создавалось профессиональной ведьмой и включало в себя успокаивающий эффект, который спадал в двух случаях: если барьер начинал разрушаться, и если человек испытывал слишком сильные эмоции, с которыми седативный блок не мог совладать. Осенев рассказывал нам истории, в которых ограждённые от призраков или демонов люди сходили с ума и даже умирали от сердечного приступа. Страх — не то блюдо, которое полезно в больших количествах. Если барьер оберегал тело человека, то седативный блок помогал ему сохранить рассудок.

Мне стало спокойно, как если бы я приняла порцию лекарства, и вопрос, кто именно стучится в окна, показался маловажным. Ещё один эффект барьера, на корню убивающий любопытство. Нервная встряска согнала всякий сон, но даже если бы назойливый шум ударов исчез, я бы всё равно не легла спать дальше.

Перебравшись вместе с одеялом в зал, я сбила торшер, вернула его на место включенным и достала одну из новых настольных игр, решив скоротать время за изучением правил. Всё равно ближайшие несколько дней будем развлекаться такими вещами, поэтому неплохо подготовиться заранее.

Когда в дверь начали скрести, я не обратила на это внимание. Можно включить магнитолу и послушать диски или радио, тем более что на некоторых радиостанциях каждый час передают новости, но мне показалось, что лучше всё-таки знать о происходящем снаружи. Бегло пробежав взглядом по оглавлению книжки с правилами, я вспомнила, что в коробке от игры осталась колода карт.

— Кейни!

Я едва успела отойти от шкафа, когда раздался голос. Зал выходил аркой в прихожую, и проём не загораживало ничего: штору и карниз мы с Киарой давно сорвали.

— Я знаю, что ты дома, Кейни! — голос доносился из-за входной двери.

Моё сердце забилось быстрей.

— Кейни!

Это был голос Сьюзен.

Той Сьюзен, которая умерла сутки назад, и тело которой уже кремировали.

— Не притворяйся, что тебя нет!

Я промолчала.

Как бы ни звучал голос, это не Сью, а её негатив. После смерти тело человека покидает душа — что-то вроде сосредоточия лучших черт, некое "Я", которое служило первоосновой для личности. Но от душ людей, которые стали жертвами, много страдали или просто были несчастны всю свою жизнь, после смерти откалывается негатив, который остаётся на земле до тех пор, пока не иссякнет сам или пока его не рассеет ведьма. Как правило, негативы не создают проблем живым людям, просто следуют за теми, кто доставил им больше всего горя: неверные мужья, непослушные дети, насильники, убийцы. И видеть их могут только люди с двойным зрением, вроде Элен. Осенев говорил, что такой негатив похож на призрак умершего — просто полупрозрачная фигура. Учёные до сих пор спорят над тем, что есть душа, что есть негатив и что в таком случае стоит считать призраком. Потому что не зафиксировано ни одного случая, чтобы существовал негатив или призрак вампира, хотя по логике вещей, такое возможно: человеческой души у вампиров нет. Некоторые учёные высказали предположение, что душа подобна атому: есть положительный заряд (душа-первооснова), есть отрицательный (двойник-негатив), копящийся с годами от родового стресса до смерти, и есть нейтрон (впоследствии — призрак), обретаемый в течение жизни по мере развития личности. После смерти душа раскалывается на составляющие, которые в дальнейшем действуют как самостоятельные единицы. При этом наука допускает, что отрицательный и нейтральный заряды могут прикрепляться к квазидуше и навсегда оставаться с вампирами, добавляя им "человечности". Другая теория утверждает, что призрак и негатив — не более чем субпродукты человеческой деятельности, мусор, который по необходимости следует устранять Не подходит под эту гипотезу тот факт, что призраки обладают своей логикой действий и могут быть вредоносными. Конечно, их недовольству всегда находятся объяснения, но последствия от этого не менее плачевны. Как, например, с Витом Сэнгером.

— Я знаю, что ты здесь!

Негативы не вступают в контакт, не реагируют на медиумов и никак не проявляют себя — холодок по коже пробежит, не больше. Исключение составляют случаи, когда человек умер насильственной смертью или подвергался пыткам или... в общем, если его страдания достигли некой критической отметки. Такие негативы могут принимать зримый вид и наносить физический урон. Некоторых серийных убийц разорвали на куски негативы их жертв, а маньяков от поимки до суда и от суда до смертной казни всегда стерегут ведьмы. Когда я спросила у Осенева, как выглядят такие негативы, он без своей обычной иронии сказал, что лучше мне этого не знать.

— Кейни!

Но я не понимаю...

Голос сполз до замочной скважины и зазвучал в прихожей.

— Кейни!

Я не понимаю, почему негатив Сьюзен здесь, на пороге моего дома.

— Это ты виновата!

Карты выскользнули из рук и с тихим шелестом рассыпались по полу — я машинально нагнулась собрать их в колоду.

— Это всё из-за тебя! Ты должна была быть на моём месте! Они обещали мне, что ты придёшь!

Моргнув, я уставилась на дверь.

— Кейни, — голос Сьюзен говорил вкрадчиво, а потом сорвался на крик, — ты знаешь, как было больно?!!

Негативу никогда, ни в коем случае не следовало отвечать. Нельзя думать о том, что он тебе говорит.

— Ты понимаешь, что я чувствовала?!

Нельзя вспоминать, что произошло прошлой ночью.

Нельзя вспоминать её живую и смеющуюся.

Барьер издавал едва уловимое гудение — заклинание работало в полную силу, а значит, я в безопасности. Вот только слова, которые изрыгал негатив, вызывали в теле дрожь.

В дверь замолотили ладонями.

— Там должна была оказаться ты! Они обещали отпустить меня сразу, как только ты появишься!!!

Ложь, тебя убили до того, как я встретила Лал с её приглашением.

Я ощутила лёгкий удар, подобный удару током.

И над головой удушливым океаном сомкнулось чувство безысходности — настолько острое, что мне едва удалось сделать вдох. За бумажно-тонкими стенами дома царила чёрная пустота, от края до края. Она ядовитым паром просачивалась сквозь барьер, прямиком к моим нервам — в комнате поплыл едко-горький запах сжигаемых трав. Меня медленно пропитывали чужие эмоции и воспоминания. И в окна колотила уже не одна пара рук, а две... три, четыре...

— Ты должна была умереть, Кейни!

... пять...

— Кейни!

... шесть.

Источник голоса находился в трёх метрах, прямо передо мной — узкий чёрный провал замочной скважины, из которой медленно ползла тёмная жижа.

— Знаешь, как мне было больно? — голос сорвался на оглушительный вопль, в котором не осталось ничего человеческого, но ещё звучала последняя попытка инстинкта самосохранения отстоять своё. Вопль перешел в низкий горловой рёв, какой издают глухие или страдающие припадками душевнобольные люди.

Животный звук, рождённый человеческой глоткой.

Чья-то голова иступлено колотилась об дверь. Пальцы скребли дверные рамы — на кухне с лязгом слетел шпингалет, и распахнулась форточка.

— Впусти нас, Кейни! Впусти нас!

— Открой дверь, слышишь?! — орал незнакомый голос. — Открой, мразь!!!

— Это ты!!! За тобой...

Негатив запнулся — я услышала торопливые шаги и треск хвойного ковра. Кто-то взбежал на крыльцо дома, а потом бросился прочь. К нему присоединились другие, и неподалёку раздалось угрожающее мяуканье.

Странная тишина обрубила звуки вокруг.

Приоткрыв слезящиеся глаза, я почувствовала, как седативный блок барьера настойчиво толкается в скрученное напряжением тело. Он мог заглушить эмоции только наполовину, и я плохо понимала свои ощущения. Голова кружилась, перед глазами плясали пятна. Третий и второй уровни заклинания медленно угасли, и только первый давал о себе знать мягкой, почти ласковой пульсацией.

Комната полнилась душной вонью сожжённых трав, экскрементов и скотобойни. От стен исходило ощущение подвальной сырости.

Я медленно отняла ото рта руки с изувеченными пальцами и опустилась на колени в лужу крови.

Меня вырвало.

43.

Остаток ночи я провела в странном оцепенении. Рядом на полу стояло ведро и валялась щётка, которой я отскребала ковёр от полупереваренных остатков еды — кроме этого, конечно, больше пятен не было. Шея и затылок болели, а голова пустовала.

Я не думала ни о чём, придавленная несколькими таблетками анксиолитика.

В себя меня привёл только будильник. Моргнув, я поняла, что в комнату проникает тусклый солнечный свет, и механически выдернула торшер из розетки. Мне понадобилось какое-то время, чтобы подняться на затёкшие ноги, и в свою комнату я хромала, хватаясь руками за стену.

В этой жизни не осталось вещей, которые были бы мне понятны.

Выключив надрывно пищащие часы, я убрала в зале и замотала шею тонким шарфом в клетку, после чего натянула джинсы и джинсовую куртку. Моё лицо в зеркале напоминало белый лист бумаги, на который кто-то дважды капнул тёмно-коричневой акварелью и провёл под кляксами мокрым пальцем.

Я стояла перед входной дверью и боялась коснуться металлической ручки, словно она могла схватить меня в ответ. Вдох за выдохом и выдох за вздохом. Наконец я заставила себя вставить ключ в грязную скважину и повернула его несколько раз, потом открыла второй замок и трясущейся рукой толкнула дверь.

Изуродованный труп Сьюзен — я ожидала именно этого.

Но на пороге не оказалось никого. Дом окружали старые сосны, осыпанные лоскутками солнечного света, в утренней прохладе редкие кусты подлеска сверкали бусинами росы. В тишине щебет птиц казался почти оглушительным.

Ноги едва сгибались в коленях. Я заставила себя выйти на крыльцо и увидела, что земля вокруг истоптана, будто кто-то что-то старательно затирал. Входная дверь покрыта пятнами эктоплазмы — то есть, мозг назвал это эктоплазмой, а глаза видели кровавые отпечатки рук и даже стоп. Кровавые следы остались на крыльце у меня под кедами. Когда я обошла дом по периметру, то поняла, что испачкано всё, чего касались негативы: рамы, стёкла, а стена дома, за которой стояла моя кровать, носила отпечатки тела и даже лица.

Алюминиевая миска валялась перевёрнутая.

За спиной раздались шаги.

— Рада видеть тебя живой.

Обернувшись, я увидела Кэтти о'Шентер в форме, с саквояжем и контейнером в руках.

— Я не буду говорить "доброе утро", потому что оно не доброе, — ведьма оглядела потёки эктоплазмы.

— Я думала, они пойдут к своим убийцам, — тихо произнесла я.

— Поверь мне, они успели побывать и там.

— Почему я? Она...

— Ш-ш-ш, — ласково прошипела ведьма. — Я всё знаю, не говори об этом при свете дня. Негативы сбиваются в стаю, если убиты одним и тем же человеком или группой лиц, и тревожат тех, к кому были привязаны при жизни. Так что не ты одна оказалась этой ночью в такой ситуации. Негатив Сьюзен что-нибудь говорил тебе?

— Да, что я виновата и должна была умереть вместо неё, — я дёрнула щекой. — И что за мной... наверное, пришли они. Это...

— Нет, — Кэтти нахмурилась, — она имела в виду только своих подруг по несчастью. Послушай, Кейни, ты умная девочка, и должна знать, что с негативами не работает ни логика, ни человеческое мышление: они — квинтэссенция отрицательных эмоций и переживаний. А значит, ты не должна обращать внимание на их слова. Договорились?

Она говорила спокойно и уверенно, только в этой уверенности сквозила некая ложь.

— Да, но почему... — я умолкла: теперь вопрос показался мне маловажным.

— Что? Почему мы не собрали вас всех в одном месте? — ведьма дождалась моего кивка и продолжила. — А ты хотела бы, чтобы остальные услышали то, что сегодня ночью слышала ты?

Она права.

— Н... нет, мэм.

— Зови меня просто Кэтти, — ведьма поставила свои вещи на землю. — А это Белинда.

Она осторожно вытащила из контейнера кошку — та озадаченно облизнулась и поглядела на меня круглыми глазами, как бы спрашивая: "Чё за дела?".

— Держи. Только прижми к себе покрепче, когда будешь переступать порог дома. Ну, барьер — сама понимаешь, она может вырываться, так что шагай быстро.

Я осторожно взяла Белинду и непонимающе уставилась на ведьму.

— Я поживу с тобой, — о'Шентер откинула капюшон, — пока всё не уладится.

44.

Если после пережитого сравнить меня с больным, который перенёс тяжёлый приступ или лихорадку, то Кэтти походила на букет диких цветов в сумрачной палате. Хотя бы потому, что с её приходом дом наполнился ароматами смол и душистых трав. Некоторые ведьма развесила на кухне аккуратными пучками — чтобы не крошились и оставались под рукой, пояснила она. Другие оказались растёрты, смешаны, залиты какими-то зельями и в маленьких плоских блюдцах расставлены по комнатам.

Многие ребята слышали ночью крики, но никто не мог сказать, где кричали, кто именно и чьим голосом, поэтому Кэтти взвалила на мою душу ещё один секрет. В процессе отмывания окон от эктоплазмы мы договорились, что вопли доносились от дома Баркер. Киару, несмотря на все её сопротивления, на время отправили жить к ребятам, и с ней поселилась хозяйка Седрика.

Оказавшись в доме, Белинда прежде всего отыскала допотопный амулет с рунами, которым наградил меня неизвестный спаситель. Кэтти отозвалась об этой вещи с уважением и посоветовала носить с собой.

— Он не разряжен, просто в эдаком энергосберегающем режиме, — сказала она. — Его сделали на скорую руку, но от души. И нет, зяблик, я не знаю, кто именно.

Кое-как обустроившись, ведьма подхватила кошку и потащила меня в лес за пределами Киндервуда.

— Понимаешь, — сказала Кэтти, когда мы прошли сквозь небольшой тоннель под автомагистралью, — я сказала, что поживу с тобой, но с точки зрения функций я кто-то вроде телохранителя, так что не отходи от меня далеко.

Первые несколько часов мы шли по тропкам, которые остались от грибников и отдыхающих. Женщина ворчала при виде мусора и желала оставившим их людям много "добра". Когда я спросила, имеют ли эти импровизированные проклятия действие, она сказала: "Надеюсь, что нет. Знаешь, за пределами Иллюзиона хватает Мэтью Хопкинсов *19". Потом мы свернули с тропинок и направились в глушь, в сторону гор. После смерти Холдер прошло четыре года, а я уже и забыла, что совсем рядом с Киндервудом столько красивых мест. Многие из них были хорошо мне знакомы, а другие я видела первый раз.

Кэтти собирала смолу, коренья, ветви кустарников, орехи, грибы, ягоды, а на редких прогалинах и полянах — травы. Белинда со степенным видом следовала рядом или сидела у меня на руках, если подлесок становился слишком высоким. А я отдыхала от кошмара, в который сплелись прошедшая ночь и ей предшествующая. Мне казалось, что я прожила в городе сто лет, прежде чем выбраться сюда, на природу.

Когда поздним вечером мы вернулись в Киндервуд, неприятные воспоминания вернули себе часть прежних красок, но я так устала, что не могла об этом думать. К тому же, у нас была тонна зелени, грибов и ягод, которые требовалось куда-то пристроить. Цветы и крупные ветви деревьев Кэтти расставила в доме, а голубику и землянику пустила на пироги — готовила она замечательно. После того, как мы поужинали, она достала из саквояжа небольшой котелок и выставила нас с Белиндой из кухни. Сделать мне инъекцию живчика ведьма наотрез отказалась, аргументировав это тем, что лучше предоставить всё природе. Впрочем, перед сном — а ночевали мы втроём на диване — она намазала мне шею какой-то ароматной мазью и наложила повязку. Торшер мы выключили, но в зале горело около десятка свечей. Запах трав, смолы, хвои и зелени, а также усталость и сытость действовали умиротворяюще. Ведьма лежала рядом и ласково поглаживала кошку, с которой у неё сложились типичные любовь-понимание-обожание. Белинда подтверждала это громким мурлыканьем.

— Это действительно нужно? — спросила я, указывая на расставленные по комнате тарелки с орехами и шишками.

— Да, зяблик, — отозвалась о'Шентер. — Когда люди говорят, что время лечит, они не врут: когда-нибудь твоя плоть превратится в прах, и тебе уже не будет больно. Запомни: лечит природа. А ты больна, и этот дом давно пропитан болезнью.

Больше я не задавала вопросов. Где-то в глубине меня целый ряд струн был действительно расстроен. Я лежала в постели и глядела на Кэтти — в ней чувствовалось что-то первобытно-материнское, как и во всей природе, которую я успела сегодня повидать. Нечто вне социальных норм и конструктов, глядящее в самую твою суть без привязки к морали, законам и правилам. Кожа ведьмы, местами побитая белыми нитями шрамов, пахла горькими травами, а копна вьющихся волос — орехом.

Ночью нас разбудил уже знакомый стук и сразу активировавшийся на полную барьер. Вскочив на подушку, Белинда выгнула спину дугой и зашипела. Кэтти ласково погладила меня по голове и вылезла из постели, после чего взяла с собой котелок, свечу и вышла за дверь. Я крепко обняла кошку и укрылась одеялом с головой: мне не хотелось слышать того, что происходит снаружи, но именно по этой причине негромкие инкантации *20 ведьмы закрадывались в уши.

О'Шентер вернулась полчаса спустя и, прижав палец к губам, покачала головой. Больше нас этой ночью никто не тревожил.

Утром я проснулась, вжавшись плечом в стену, сонная Кэтти лежала на боку у другого края постели — почти две трети дивана между нами остались свободны. И на этом месте вольготно вытянулась кошка, подёргивая хвостом во сне.

— Вот так, — пробормотала ведьма, — каждый день.

После завтрака и утренней переклички мы с Джо и Киарой отправились в корпус, где находился доступный для детей телевизор. Там выяснилось, что мы не единственные желающие посмотреть утренний выпуск новостей. Новости оказались неутешительные: Псы всё ещё держали блоки на мостах в Кварталы, военные оцепили речной порт, у муниципалитета бесновалась толпа, а шестерых сектантов с большим трудом доставили в здание суда. Кроме них поймали ещё полтора десятка рыбёшек поменьше, но суд над ними решили оставить до более благоприятных времён. Некоторые фамилии были знакомы даже мне, и, что неприятнее всего, среди задержанных находилась Аманда Блаум, преподаватель государственного Центра по работе с экстраодарёнными детьми, о которой Сьюзен всегда говорила с уважением.

— Чтоб ты сдохла! — подал голос кто-то из присутствующих, когда камера дала крупный план растрёпанной женщины.

И я тоже подумала: чтоб ты сдохла.

Приют погрузился в траурное молчание. Мы бегали смотреть каждый выпуск новостей, чтобы не упустить решение суда, исправно возвращались домой на перекличку, а остальное время коротали за тренировками и настольными играми у западной ограды. Смех и крики раздавались только на игровых площадках для младших групп. И то, проходя мимо, я видела, что некоторые дети безучастно сидят в траве или на лавочках. Присутствие Наблюдателей красноречиво свидетельствовало о том, что случилась беда. Патрульным пришлось покинуть приют, чтобы следить за порядком в городе, но ведьмы, курсанты и спецовики остались, правда, майора среди них уже не было. Псы держались в тени, чтобы не пугать малышей, и самыми любимыми у детей оказались чёрные кошки Эбигейл. Беднягу Седрика толпа визжащих ребятишек загнала на верхушку берёзы.

В Киндервуде побывала полиция, но нас по-прежнему никто ни о чём не спрашивал. Я задавалась вопросом: понимают ли Джоунз, воспитатели и остальные, что Сью не похищали из постели, и вряд ли посторонний вообще проникал на территорию приюта? Скорее всего, она с друзьями встретила на улице миссис Блаум, и та пригласила её к себе на чай. Может быть, даже действительно напоила чаем с какой-нибудь гадостью. Осенев точно в курсе моих прогулок по ночному городу — почему бы и остальным не знать, что это обычная для старших групп практика?

Почему они молчат?

Этот невысказанный вопрос мучил всех ребят от двенадцати до семнадцати. Каждый раз, встречаясь взглядом, мы как бы спрашивали с тревогой: "Ну как?", и каждый раз нам нечего было ответить. Больше всего нервничали младшие ребята — они буквально заглядывали нам в лицо, ожидая, что мы как обычно расскажем забавную байку о лапше, навешанной на уши взрослым.

После первой встречи с негативом я видела Осенева только раз: он стоял с чашкой кофе на балконе своей спальни, но из-за тёмных тишейдов невозможно было понять, наблюдает ли он за мной и Киарой или же просто любуется небом. Остальные воспитатели и учителя вспоминали о нас только во время перекличек — даже мистер Майл, обычно дотошный и прилипчивый, просто оббегал с блокнотом коттеджи и возвращался в административный корпус.

Вскоре стало ясно, зачем на самом деле в приюте присутствуют Наблюдатели. Несмотря на сошедший с ума Роман-Сити, где количество одних только призраков и полтергейстов подскочило в три раза, в самом Киндервуде образовался эмоционально-энергетический фон, который притягивает к себе всякую гадость — ночью курсанты поймали несколько гулей, обири, трёх ночниц и одного стригои.

— Вы открыты для всего востока, — сказала Кэтти, когда мы устраивались спать, — дети — это всегда лакомый кусочек.

45.

Около полуночи нас разбудил звонок мобильного телефона.

— ... знаешь, что? Ты — садист... — сонно пробормотала ведьма, отталкивая Белинду которая явно желала загрызть мобильник насмерть. — Да?.. Недостаточно часто, если продолжаешь так себя вести... Валяется где-то... Нет, здесь у меня рабочее время днём, а ночью — по ситуации... Между прочим, — она повернула голову и заметила, что я не сплю, — зяблика ты тоже разбудил... да, рядом. Не учи ведьму... Думаю, да. Зяблик, хочешь поговорить с майором?

Кэтти приложила аккуратный чёрный смартфон к моему уху и взяла на руки недовольную кошку.

— Доброй ночи, Кейни. Извини, что разбудил.

Свернувшись клубочком, я придержала трубку плечом.

— ... ничего страшного. Что-то случилось?

— В общем-то, я хотел поговорить с твоей дикой нянькой.

— Если вы про Белинду, то она хочет вас сожрать.

Смех Наблюдателя звучал как живой.

— Не думаю, что Кэтти позволит ей питаться какими-то майорами. Послушай, Кейни, я знаю о том, что случилось той ночью. Пообещай мне одну вещь.

Я вздохнула:

— Опять ничего никому не рассказывать? Мы уже...

— Нет, послушай. Я не хочу, чтобы ты этому верила, ясно? Ни единому слову из тех, что сказали тебе негативы.

Я окончательно проснулась. Почему-то все попытки окружающих убедить меня в моей непричастности к этой истории раздували одни только сомнения.

— Почему это так важно?

— Почему?

— Все только и говорят мне, что я не виновата.

— Потому что это правда, — за голосом майора угадывался какой-то шум. — Послушай, я видел их, всех шестерых, в том виде, в каком их бросили сектанты. И я бы никогда не хотел, чтобы ты считала себя причастной к этому кошмару. Пообещай мне, что забудешь всё, что наговорили тебе негативы.

Я уставилась в потолок.

Теперь — никогда в жизни.

— Хорошо, сэр, я постараюсь.

— Умница, а теперь дай Кэтти.

Я отдала ведьме телефон, обняла Белинду и перевернулась на другой бок.

Больше этой ночью я не спала.

— Он нравится тебе? — спросила о'Шентер днём, когда я сидела на кухне и расплетала косички.

— Кто? — я играла пальцами ноги с кошкой и думала только о том, что Сесиль вздула нас с Джо и Киарой в "Словодел".

— Майор из Специального отдела.

Я не ответила. Разные возраста вкладывали разный смысл в слово "нравится", и невозможно сказать, что именно подразумевала Кэтти. В некоторых вопросах она выказывала наивность ребёнка, а иногда ворчала как столетняя бабка.

— Извини, что лезу не в своё дело, — произнесла ведьма, вычерчивая в записной книжке какие-то диаграммы. — Просто мне показалось, что он напоминает тебе отца или что-то в этом роде. Знаешь, по твоей ауре похоже.

Белинда впилась зубами в пальцы, но быстро отпустила и вопросительно уставилась на меня.

— Я понятия не имею, что такое "отец" и вообще "родители".

Корни у меня отросли достаточно сильно, и я не могла не заметить, что пряди на висках поседели. Я безразлично отбросила их за спину и взялась за следующую косичку.

— А своих не помнишь?

— Я смутно помню труп женщины и труп мужчины, — я позволила Белинде запрыгнуть мне на колени, а оттуда — на подоконник. — Несколько статичных картинок, несколько тактильных ощущений и запахов. Слишком мало для того, чтобы создать вообще какой бы то ни было образ.

— Понятно, — захлопнув книгу, Кэтти поднялась на ноги и взяла джезву. — Будешь со мной кофе?

— Ага.

Вернувшись домой на закате, я обнаружила в зале полтора десятка чёрных котов и кошек, а на кухне — собрание ведьм во главе с Осеневым. Он сидел за столом с моей чашкой, на которой красовалась надпись "Уходя, гасите всех". Чашка ему шла, однако полюбоваться этим мне не дали и быстро выставили в коридор. Кэтти вынесла стакан молока, пирожок и предложила поиграть с кошками. Когда я вернулась в зал, на меня уставилось пятнадцать пар внимательных глаз.

Чёрт возьми, а я хотела притащить домой пакетик кошачьей мяты. Хорошо, что Джо отговорил.

Почти каждый день Зора, хозяйка Седрика, приходила рассказать об одном из развеянных негативов — кого-то поймали на подступах к приюту, кого-то возле тюремных камер. Что касается отголоска Сьюзен, то он навестил нас ещё два раза, и второй стал для него последним. Кэтти на всякий случай подежурила у меня ещё одну ночь, а потом покинула приют вместе с остальными ведьмами. За время своего пребывания они угомонили нескольких полтергейстов и поймали на окраине приюта второго стригои, что повлекло собой выезд чистильщиков на восточные кладбища.

— Скажите, — спросила я, провожая Кэтти до ворот Киндервуда, — а вас действительно зовут Кэтти о'Шентер?

Она рассмеялась и ответила:

— Нет, у меня вместо имени длинный набор цифр. Зато Белинда — и в самом деле Белинда.

Седьмого июля после многочисленных заседаний суд приговорил сектантов к смертной казни как высшей мере социальной защиты, и, естественно, дело отдали на пересмотр через неопределённый срок. Эффект ритуала к тому времени сошёл на нет, и город начал медленно приходить в себя — возобновилась работа Красной линии и открылись мосты в Северный район. Дежуривших у нас курсантов перекинули туда для помощи в патрулировании, а вместе с ними уехал и Специальный отдел. Комендантский час отменили, а выпускной перенесли с четырнадцатого числа на восемнадцатое, что лично меня очень радовало.

Джоунза как неофициального представителя Сьюзен пригласили присутствовать на одном из слушаний в зале городского суда. Майк потом рассказывал, что директора провожала половина приюта и каждый третий советовал огреть Аманду Блаум стулом по голове. Её у нас ненавидели больше всех, и те ребята, кто вместе со Сью посещали Центр по работе с экстраодарёнными детьми, наотрез отказались туда ездить.

В тот вечер, когда Джоунза провожали в город, мы с Киарой остались дома, чтобы вынести увядшие цветы и ветви. Нам не улыбалось мешаться с толпой маленьких линчевателей, да и Сьюзен это ничем не могло помочь. После уборки в комнатах только шишки, орехи и стойкий запах трав напоминали о ведьмах и семи днях траура. Ну и на футболках у меня кое-где осталась чёрная шерсть Белинды.

Я забыла отключить будильник, поэтому утром мы проснулись в восемь часов. К тому времени, когда чайник на плите закипел, по радио передали, что сектанты найдены мёртвыми в своих камерах и после тщательного осмотра отправлены на аутопсию.

2004-2016

Конец первого квартала.

Пройти во второй квартал ►

Вернуться в начало книги или перейти к главе:

1.

11.

21.

31.

41.

2.

12.

22.

32.

42.

3.

13.

23.

33.

43.

4.

14.

24.

34.

44.

5.

15.

25.

35.

45.

6.

16.

26.

36.

7.

17.

27.

37.

8.

18.

28.

38.

9.

19.

29.

39.

10.

20.

30.

40.

*1 "Близнецы зла" ("Twins of Evil") — кинолента Hammer Films и режиссера Джона Хаффа, снятая в Великобритании в 1971-м году.

*2 имеется в виду главная героиня фильма "Эльвира: Повелительница тьмы" ("Elvira: Mistress of the Dark") Джеймса Синьорелли.

*3 "Never say no to Panda!" — отсылка к рекламному ролику, в котором панда начинает крушить всё вокруг после отказа попробовать продукцию фирмы, маскотом которой она является.

*4 коттедж — здесь имеются в виду небольшие домики.

*5 носферату — точное происхождение этого слова не удалось отыскать, в одной версии ему приписывают романские, и греческие, и славянские корни, в другой говорится, что оно греческого происхождения и означает "распространяющий болезнь"; в фильмах Вильяма Мурнау "Носферату — симфония ужаса" и Вернера Херцога "Носферату — призрак ночи" появление вампира в городе сопровождается чумой, поэтому в книге слово обозначает вампиров, переносящих болезни.

*6 Майла Нурми (1921-2008) — американская актриса и ведущая "The Vampira Show", больше всего известна своим образом Вампиры, вместе с Белой Лугоши снялась в фильме "План 9 из открытого космоса" ("Plan 9 from Outer Space") Эда Вуда.

*7 Бу-Берри — призрак, украшающий коробки с хлопьями компании General Mills, к той же серии принадлежит более известный Граф Чокула.

*8 Джозеф Шеридан Ле Фаню — ирландский писатель 17 века, автор знаменитого рассказа "Кармилла", "Зелёный чай", романа "Дядя Сайлас" и пр.

*9 Герман Манстер — глава семейства Манстер в сериале "The Munsters", выходившего с 1964-го по 1966-й год, Кейни ссылается на первую серию первого сезона.

*10 Франкенберри — персонаж той же серии, что и Бу-Берри.

*11 дядюшка Пекос — персонаж из одноименной серии мультфильма "Том и Джерри".

*12 "Бал вампиров" ("Dance of the Vampires") — лента режиссера Романа Полански, снятая в 1964-м году.

*13 Роман Полански, являясь сценаристом фильма, исполнил роль Альфреда, помощника профессора Абронзиуса.

*14 зоаморф — сокращённо от зоо-антропо-морф.

*15 Майкл Грейвс — экс-вокалист группы The Misfits, Кейни ссылается на клип к песне "Dig Up Her Bones".

*16 "Вампиры-любовники" ("The Vampire Lovers") — картина студии Hammer Films и Роя Йорда Бейкера, снятая в 1970-м году по мотивам повести "Кармила" Дж.Ш. ле Фаню.

*17 "Из всех беззащитных тварей земных мертвец беззащитней всех" — отрывок из стихотворения "Гиены" Редьярда Киплинга.

*18 "Настоящие охотники за привидениями" ("The Real Ghostbusters") — мультсериал, выходивший на экраны с 1986-го по 1991-й год.

*19 Мэтью Хопкинс — охотник на ведьм, живший в семнадцатом веке.

*20 инкантация — напевное заклинание.