Вот только непонятно, чего этот парень к ней прицепился.
Уже третий раз, между прочим, подкатывается.
Кели это беспокоило. С чего такое внимание к ее персоне? Парень уже два года в лиаре, постарше и вообще... Втюрился, что ли? С какой стати...
— А твои предки — они как? Возмущались?
Вообще-то парень симпатичный. Веснушки его не портят, разве что делают моложе, но это ничего. Серые глаза, белесые ресницы, рыжеватые вихры. Но вопрос о родителях снова заставил Кели сжаться внутри.
— Им пофигу, — неохотно ответила она, — а твои?
— А мои возмущались, — поведал парень, — мать сначала в истерику, хотела запретить. Но понимаешь... мы за дом выплачиваем, а моя сеструха старшая учится на психолога, а это же тоже три тысячи в год, и потом ей машина нужна в универ ездить. Либо дом продавать, либо ей бросать... А тут... я своим по полтысячи в месяц отстегиваю, на дом.
Кели отвернулась. Дом, машина... проблемы у людей. Откровенничать в ответ она не собиралась. В классической школе она была единственной в параллели — из сиббов. Ее постоянно дразнили, издевались — за подержанное мешковатое барахло, драную сумку, невозможность платить за школьные мероприятия и поездки... Иногда Кели жалела, что не учится в интеграционной, с тупыми вангалами и чуть более сообразительными соседями по кварталу. Ей там было бы скучно, конечно, они читать-то едва умеют — но там она была бы звездой, а в классической...
Здесь, конечно, тоже нет детей сиббов и работяг. Она поспрашивала — почти все из классических школ, некоторые только из свободной. Может, в интеграционных школах и не ищут детей с талантами, а может, у тех никогда таланты и не проявляются. Чтобы играть на музыкальном инструменте — надо учиться этому. Чтобы писать стихи или рассказы — надо как минимум уметь писать. А разве в интеграционных школах хоть чему-то учат?
— Между прочим, меня Энди зовут.
— Меня Кели.
— Я знаю.
Келиан развернулась к нему вместе со своим крутящимся креслом. Энди занял место соседа Кели — работа уже закончилась, мониторы погасли, и большинство ребят разбрелось...
— Откуда ты знаешь?
Парень молча кивнул на табличку над ее столом. "Келиан Инэй". Ну да, сложно догадаться...
Сейчас скажет "ты мне нравишься" или "может, встретимся вечером?" Нельзя сказать, чтобы Кели этого не хотелось. У нее до сих пор не было никаких парней. Вообще-то даже стыдно. Все девчонки в классе давно переспали с парнями, кроме, разве что Лис, потому что она лесби и спит только с бабами. Но на Кели никто никогда не обращал внимания. Дома, конечно, обращали, подстерегали даже в подъезде, дебилы... А в школе — в школе она была никто.
Здесь все иначе. Вот и парень ею интересуется. Вполне приличный, хотя и лопоухий. Старше ее намного, выше, даже мышцы вон накачал. Келиан оценивающе смотрела на Энди. Тот спросил.
— Ты стихи пишешь?
— А это ты откуда знаешь?
— А вот знаю. Покажешь?
— Свяжемся с моего компа — покажу... я вообще-то рейк люблю, — призналась Кели, — например, Ликана. Мне кажется, я могла бы писать песни. У меня музыка все время в голове... такая... ритм.
Она забарабанила тонкими пальцами по серой изогнутой столешнице.
— А играть училась на чем-нибудь?
— Ну откуда?
— А меня предки на инструмент отдали... на флейту. И то три года ныли, что дорого. А я музыку вообще не люблю, я рисую, сам учился... не, рейк я тоже люблю — послушать.
Помещение уже почти опустело. За линией компьютеров уборщица загремела своей тележкой.
— Пошли, — Энди поднялся. Уже в дверях он сказал негромко.
— У меня к тебе дело есть, Кели. Надо встретиться, поговорить. Чтобы никто не слышал. Давай в переходе сегодня, в пять часов?
По крайней мере, это было жилое помещение. Киба устал от стерильно-белых стен, от кафеля, от всепроникающего света атрайда. Здесь он тоже оказался запертым — но хоть в обычной человеческой комнате — дешевые кресла, стол со стульями, телевизор, незначительный бардак: покрывало съехало с дивана, в комнате слегка накурено, и окурки натыканы в грязный подоконник.
Киба открыл форточку. Какой это этаж ? Высоко, двор внизу казался пятачком, облачность и вышки соседних небоскребов заслоняли обзор.
Телевизор он не стал включать — в атрайде просмотр телепрограмм считался частью лечебного процесса. Для него, по крайней мере. Из печатной продукции в комнате обнаружился только иллюстрированный "Защитник" за прошлый год. Киба бездумно полистал журнал. Похоже, выпускали его для вангалов. Или для офицеров, недалеко ушедших в развитии от своих слабоумных подчиненных. Почти исключительно картинки либо отфотошопленные фотографии. Качественные, яркие, цветные. Что интересно, вангалов на фотографиях практически не было. Мощные воины, в полной выкладке — или в майках, с бицепсами; но лица не вангальские, красивые лица, с большими голубыми глазами. Готановский Белокурый Зверь. Были красивые девушки, дарайки в очень открытых костюмах или же туземки — Лей-Вей, килнианки — почти голые. Разнообразное оружие, мини-танки для штурма через Медиану. Снимки боев в Медиане — как, проклятый раздери, красиво, и как страшно! Многоцветье и разнообразие поля смерти... Подписи под фотографиями прямо-таки умиляли. Похоже, действительно для вангалов. Вот только все-таки, вздохнул Киба, неплохо было бы и для вангалов писать без грамматических ошибок...
Ему попался один снимок с дейтринами. Скорее все-таки рисованная картинка. Утрированные расовые черты — скулы, узкие подбородки; зверское выражение лица. Даже позы нечеловеческие. Киба вспомнил Холена, организовавшего побег. Вполне интеллигентное лицо, тонкое, внимательные и глубокие серые глаза. Да и вообще все дейтрины — нормальные люди... за каких же идиотов нас держат — он с отвращением отбросил журнал.
Впрочем — не на тот социальный слой рассчитано. Для таких, как ты, мэрфел, пропаганда ведется иначе. Внезапно щелкнул замок в двери — Киба вздрогнул и вскочил, от мгновенного головокружения схватился за стену. В комнату вошел незнакомец в черной маске-шапочке, из прорезей посверкивали стальным зеркалом серые глаза. Маска скрывала лицо, но по очертаниям скул угадывалась дейтрийская раса.
— Здравствуйте, мэрфел. Рад вас видеть!
Черные перчатки аккуратно положил на полочку у двери. Повесил плащ. Протянул руку биофизику — рукопожатие оказалось крепким и уверенным.
— Давайте пройдем на кухню и поставим кофе. Я бы не отказался от чашечки. Ну как вы себя чувствуете?
— Свободой пока не пахнет, — Киба вздернул бороду, — пока что я продолжаю быть запертым.
— Всему свое время, мэрфел, — засмеялся дейтрин, — мы договоримся с вами, и я постараюсь обеспечить вашу безопасность, а затем — как было условлено, ваше перемещение на Триму. Но идемте же в кухню!
Сегодня после завтрака состоялась беседа с наблюдающим психологом. Тот выразил неудовольствие тестами и состоянием Кибы — чего и следовало ожидать. У Кибы все еще сохранялась опасная ориентация на сверхценности и тенденции к саморазрушению. Все это даже усилилось — Киба подозревал, что после разговора с дейтрином, но сумел свои подозрения удержать при себе. Психолог сообщил, что следующий плановый курс лечения, вероятно, будет усилен новым препаратом. Киба почти упал духом.
В первый год, будучи наивным глупцом, он верил, что это — ненадолго. В атрайде держат до выздоровления. Киба не собирался, подобно героям древности или пленным дейтринам мужественно бороться за убеждения. Он придерживался точки зрения, что убеждений — собственно, убеждений, идеалов — у ученого быть не должно. Догматик немедленно перестает быть ученым, для догматика истина выше фактов. Ученый всегда может в соответствии с новопоступившими фактами пересмотреть истину. В данный момент факты позволяли предположить некоторые вещи относительно свойств человека-творца. Но завтра он может найти другие факты — следовательно, теорию, которую он в данный момент считает правильной, нельзя догматизировать.
Киба не видел ничего дурного и в том, чтобы солгать ради собственной свободы.
Солгать — просто не удалось. Он всегда был плохим актером. А у них — надежные детекторы лжи, у них — целый арсенал манипулятивных средств. Киба написал статью, опровергающую собственные выводы, подтверждающую теорию расовой дифференциации — мучаясь, но написал. Лишь бы выпустили. Он обещал, что никогда больше не будет заниматься этим вопросом. В принципе не будет. Но его стали спрашивать — а чем он тогда будет заниматься? И — как?
Киба понял, что совершил непростительное. И что теперь — возраст уже преклонный — единственный вариант для него выйти отсюда — в Колыбель. Благо, на территории атрайда имелся собственный центр эвтаназии. Но Киба хотел жить. Он планировал прожить еще лет тридцать; вести полноценную интеллектуальную деятельность; геронтология и собственное здоровье это позволят.
Как у взбунтовавшихся, желающих жить и ушедших в бродяжничество пожилых сиббов, у Кибы всего лишь вызывали желание покончить с собой. После "курсов лечения" становилось особенно плохо. И теперь еще новый препарат... Киба шел по коридору в сопровождении охранника и мрачно думал, что в конце концов вызвать у человека желание смерти можно проще — достаточно сильные пытки у кого угодно вызовут это желание. Но ведь у нас гуманизм и свобода. Пытки запрещены (в отличие от лечебных процедур), прямое требование идти в Колыбель — запрещено по закону, нарушитель платит штраф либо даже сам попадает в атрайд. Поэтому хвост у кошки будут отрезать по частям...
Охранник почему-то повел его не в отделение, а вниз по лестнице. Киба удивленно спросил, куда они идут, охранник пояснил, что — на медосмотр. Обычный врачебный осмотр, внеочередной, так ему приказали.
В кабинете врача на первом этаже его встретила немолодая женщина-дейтра. Взяв Кибу за руку, вместе с ним она перешла в Медиану. Только в этот момент Киба вспомнил Холена и сообразил, что происходит. В Медиане он сразу оказался в руках двоих незнакомых дейтринов, они куда-то передвинулись, вышли обратно на Твердь, оказавшись в подземном гараже. Дальше Кибу уложили в багажник большого "Анда", прикрыли сверху брезентом, машина тронулась. Он ничего не видел и не слышал, пока "Анд" не остановился окончательно, и Кибу не выпустили — те же двое дейтринов — наружу в другой подземной парковке. Дальше — лифт, лестничная клетка и эта маленькая квартирка, запертая на ключ.
— Боюсь вас разочаровать, — Киба намазал плавленым сыром шайбу мягкого белого хлеба, смачно откусил, — если вы действительно хотите получить от меня ответ о природе творчества, производства медианных образов, о СЭП. Я не так уж продвинулся в этой области. Скорее всего, вы напрасно рисковали...
— Нет, — сказал дейтрин. Поставил свою чашечку на блюдце. Чуть придвинулся к собеседнику, — меня не интересует СЭП. Меня интересует совсем другое. Методы расшатывания облачного тела. В основном, у триманцев. Дельш-излучатель, мэрфел. Я знаю, что вы говорили о нем. Что он либо существует, либо кто-то планирует его разрабатывать.
Киба молчал, наморщив лоб под белым лохмами. Глядел в разводы пены на поверхности кофе.
— Ведь вы дейтрийский агент? — спросил он наконец. Собеседник чуть заметно кивнул.
— Да. А вы — патриот своей страны?
— Дело не в этом. А в Дейтросе ведутся подобные разработки?
— Я не готов отвечать на такие вопросы.
— Кто бы сомневался, — пробормотал мэрфел и активно занялся своим бутербродом. Потом сказал.
— Я не занимался этим излучателем. Но я знаю, кто занимается. Да. На какой сейчас это стадии? Несколько лет назад они уже разрабатывали опытный образец. То есть стадия продвинутая. Все это засекречено — от таких, как вы, разумеется. Военный институт. Но я... словом, это мои знакомые.
— Именно на это я и рассчитывал, — энергично кивнул дейтрин, — помогите мне, и я помогу вам.
— То есть вы хотите, чтобы я сейчас связался с этими людьми...
— Да. Я понимаю, это рискованно — вас ищут. Это наша квартира, снята на чужое имя, вы можете здесь пока пожить. На нелегальном положении. Если соблюдать определенные правила, это вполне возможно. Как только сумеете выяснить необходимое — я выведу вас. Все подготовлено.
— На Триму?
— Да. Как я понимаю, в Дейтрос вы не захотите.
— Да, вряд ли. А на Триме...
— В Европу. Первое время вы поживете там на нашем обеспечении, затем вам подготовят местные документы, там вы будете получать пенсию... ну и сами решите, чем заняться. Вы владеете английским, на первое время этого достаточно.
Киба молчал некоторое время.
— Вам придется мне поверить, — сказал дейтрин, — мы выполнили свое обещание: вы не в атрайде. Выполним и следующее. Свобода и жизнь, мэрфел. Обещаю, что и контролировать вас позже мы не будем.
— Что ж, за свободу и жизнь можно и заплатить. Я постараюсь узнать все, что вам нужно.
Напряженный взгляд дейтрина чуть расслабился.
— Благодарю вас, мэрфел. Я знал, что мы договоримся. Учтите, информация нужна как можно более подробная. Лучше бы снимки излучателя, его данные, характеристики. Но если не получится — хотя бы приблизительно...
— Меня вот только одно беспокоит, — ученый протянул руку, налил себе еще кофе из сверкающего никелированного кофейника, — ведь если этот излучатель попадет в руки дейтринов... ведь вы же наверняка станете лупить по площадям. Преобразуете все население Земли. А вы понимаете, к чему это приведет?
— К чему же? — дейтрин удивленно склонил голову.
— Да, очевидно, что для вас это было бы выгодно. Вы бы заткнули рот той партии, которая, видимо, поет о защите Тримы как священной миссии... Но вы представляете, к чему это приведет на самой Триме? Вы же там всю экономическую систему сломаете к чертям собачьим...
— Вряд ли тамошней системе от этого станет хуже. И не сомневайтесь, наши аналитики просчитывают последствия. Как бы вы ни думали о нас, защита Тримы для нас — и в самом деле священная миссия.
Киба вдруг улыбнулся. Помотал головой.
— Странно слышать такие речи после атрайда. Но одно-то последствие вы не можете не видеть сами. Сотни миллионов землян — население Тримы превышает население обеих наших планет, вместе взятых — хлынут в Медиану. И что-то подсказывает мне, они рванут не в необжитые миры. И не в Лей-Вей.
Агент пожал плечами.
— Дейтрос готов принять и сотни миллионов людей. Всех. Даже миллиарды. У нас много необжитого пространства. Мы готовы включить этих людей в свои структуры, обучить, распределить по кастам. Все это можно организовать... Возможности нашей организации это позволяют. Расовых предрассудков у нас нет.
— А они — эти люди — захотят... гм... организовываться?
— Те, кто не захочет, — уверенно сказал дейтрин, — разумеется, не останутся в нашем мире.
— И вы это сможете обеспечить?
Дейтрин молча хмыкнул. Киба кивнул.
— Ну да. Государство, которое смогло сохраниться после уничтожения почти всего населения; которое все это время сдерживало натиск нашей армии... Ладно, согласен. И это ваше дело. Но вы же не можете не понимать, что все это очень сильно сдвинет равновесие... что предстоят большие потрясения.
