Венец Эпикоридов (1-14)

Она холодно улыбалась преторианцам, — властительный взгляд, безупречная осанка, — а у самой дрожали колени.

Империя трещит по швам, а на границе — враги новийцы. Они уже отхватили от империи часть тела, Дальнюю Дакрию. Что ни день, к ним приходит подкрепление, малейшее колебание трона — и они возобновят войну.

А ведь когда-то Гаркаган проявлял к ней симпатию. Когда-то, очень давно... Он был ниже ее ростом, телом не крепок, лицо смуглое, как у всех этраров. Единственная красота — густые чёрные волосы. Они и сейчас у него густые, топорщатся как щетина, только совсем седые.

Наедине они встречались всего один раз, до ее замужества. Тогда флот ее деда стоял у берега Тайгетии. Ее с прислугой поселили в каком-то маленьком старом дворце, где в комнатах пахло мышами, а во дворе — овечьим хлевом. Он улучил время, когда Уриен отправился смотреть коней, и подошел. Он всё пытался подарить ей щегла, всё твердил, что это не обычный щегол, а горный, показывал на оперение, на хохолок. Она смеялась, зачем ей птица? Он свернул голову щеглу у нее на глазах.

Генриетта отставила сомнения.

Она отправит к князю Гаркагану гонца. Призовёт этрарского правителя к присяге, перед всей империей.

Только это будет особенный гонец.

Отпустив последнего военного трибуна, Генриетта послала за колдуном Зевкирасом.

Рыхлый чудодей заставил себя ожидать. Генриетте уже нашептали о его пристрастиях: пьяница, охоч до продажных женщин. Она подарила Зевкирасу поместье, принадлежавшее прежнему колдуну, страшному Аверсу Авригату. Наверное, лучше было бы держать колдуна в "чёрном теле". Зевкирас, скромный предсказатель погоды из Сегунта, сроду не видывал таких денег. Доходы от поместья потекли сквозь его волосатые пальцы, как вода сквозь решето... Однажды, когда он понадобился Генриетте, его привели к ней под руки — опухшего, едва владеющего языком. Доставили прямиком из лупанара, этого повелителя магических стихий...

На этот раз Зевкирас пришел на собственных ногах. Краснолицый, воняющий дешевыми женскими притираниями... Курносый, глазки маленькие, щёки толстые. Два подбородка, шея жабья.

У нее в душе всегда закрадывалось сомнение, когда она останавливала взгляд на придворном колдуне.

Прежний колдун, великий Аверс Авригат, — высокий, с тонкой шеей грифа и хищным взглядом, — всем своим видом излучал колдовское могущество. Даже когда он одряхлел и сделался бессилен, как младенец, от одного его вида дрожь брала.

Этот же...

— В Тай-Тавон поедешь, — сказала Генриетта. — Передашь Гаркагану моё послание, пусть прибудет в Румн. Как раз доедет ко дню коронации. Он должен присягнуть моему сыну, да и не он один. Чтобы явился со всеми своими сыновьями, князьями-союзниками и патрициями! А предварительно пусть присягнёт знамени-лику императора. Я пошлю с тобой знаменосца из претория.

Колдун посмотрел на нее как на безумную.

— Прошу простить, ваше величество... Но что, если Гаркаган откажется присягать?

— Объявишь его изменником и врагом небесной колесницы. А после убьешь его, да так, чтобы все знали, каков гнев Румна. Яд не подойдёт. Правосудие должно свершаться явно, при свете дня, а не пробираться по горлу отравленной каплей. Пусть Черноорлый замок развалится и похоронит в своих развалинах изменников Илигретов, а столица Гаркагана сгорит дотла, вот очевидное доказательство нашей силы... Ты же можешь устроить это, колдун?

Она с сомнением взглянула на Зевкираса.

В самом деле, не обезумела ли она, требуя такое от толстого колдуна?

Аверс Авригат, на высоте своего колдовского могущества, сумел бы устроить это. Она припомнила, как он пригнул к покорности мятежного Гельвидота, правителя Дельты.

Придя к власти, Уриен с флотом в двести судов отправился к берегу Атрики, возвращать в лоно империи атриканские провинции. Гельвидот, князь-правитель Дельты, больше десятилетия не платил хлебный налог драконьему венцу.

Недалеко от атриканского берега императорский флот был встречен кораблями изменника. Гельвидот хорошо подготовился к битве, его флот, благодаря поддержке сумиров, численно значительно превосходил флот Уриена. После победы Гельвидот собирался провозгласить себя царём Дельты-Гиркании.

Когда два флота сошлись, корабль Уриена, на глазах у тысяч солдат, поднялся на гребне огромной волны. Рассказывали, — море встало стеной, вода кипела как в котле, а наверху, в пене, стоял корабль Уриена.

Волна, держа на себе корабль, понеслась на гирканский флот. Вражеские корабли разметало в разные стороны, много кораблей потонуло. А волна, не замедляя бег, доставила корабль Уриена в великассийскую гавань и сникла у самого берега. Корабль встал на воду мягко, но разлившаяся морская вода затопила весь великассийский порт.

Изменник Гельвидот наблюдал с замковой башни за передвижением кораблей. Ему прекрасно было видно, что стало с его флотом. Румейские художники позже с удовольствием воспроизводили: корабль императора несётся на гребне гигантской волны, внизу — гирканские биремы, разлетаются как арбузные семечки, а с башни за этим наблюдает, с жалким, потерянным видом, изменник Гельвидот.

Правитель Гиркании не стал испытывать судьбу в сухопутном сражении. К императору он явился, надев на себя ошейник с цепью, в рваном платье. Такие же ошейники были на его жене, двух дочерях и сыне. А за "раскаявшимся" Гельвидотом рабы несли его подношение ридгару: сотни золотых венков и светильников, десятки ларцов со знаменитыми гирканскими сапфирами, тысячи тюков отличнейшего мизийского шелка, ценившегося дороже золота.

Уриен простил Гельвидота. А вот она повесила бы Гельвидота на его показной цепи.

— Что молчишь, колдун? — прикрикнула Генриетта. — Сумеешь ты наказать изменника Гаркагана, или нет?

Клун Зевкирас отрицательно замотал толстыми щеками и складками жира на шее.

— Ваше величество... прошу простить, но то, что вы требуете... я умею вызывать мотыльков в горящем пламени, и они танцуют под мою флейту. Ваша просьба...

— Приказ, а не просьба. Не прибедняйся, сегунтиец. Ты не так уж бессилен. Или ты думаешь, я позабыла Сабуру?

После позора под Медвеей она, в тоске и боли, старалась использовать малейшую возможность, лишь бы вернуть драконий венец. Кража представлялась очевидной возможностью. Среди воров, которые набивались к ней в помощники, были знаменитые Охотники Лисы, родом сирингийцы, промышлявшие на атриканском побережье. Об этом воровском братстве рассказывали чудеса, — пять или шесть разграбленных сокровищниц, дюжина украденных принцесс, кража колец с пальцев правителей и оружия — с их поясов.

Договорились встретиться ночью, в переулке Сабуры.

Она отправилась на встречу, взяв с собой только трёх человек, таково было условие, — Кальпурния, Арсу и колдуна Зевкираса. Она сроду не взяла бы Зевкираса, если бы он сам не напросился сопровождать.

В глухом переулке Сабуры, в заброшенном доме, состоялась встреча. Охотники Лисы поступили истинно по-воровски, вместо сотрудничества попытались взять ее в заложницы. Позже открылось, у них всё было продумано: они собирались тайком отвезти ее на барку, дожидавшуюся у берега Эврота, в неприметном заливчике. На барке, вниз по течению, они добрались бы до моря, где стоял их корабль. А с моря они смогли бы диктовать условия небесной колеснице.

Вероятно, они убили бы ее по дороге, потому что она совершенно не собиралась транспортироваться как деревянная кукла. Выручил Зевкирас.

Как только Охотники Лисы обступили их, из рукава толстого колдуна выползла змея. Она заползла на стол и стала плясать на столе, стоя на своем хвосте, — все взоры обратились к ней и негодяи застыли, завороженные. Ни один не шелохнулся, пока Кальпурний и Арса перерезали им глотки.

— Ваше величество, я сам не знаю, как это получилось, — сказал Зевкирас, как будто немного протрезвевший. — Не знаю, что случилось бы, если бы мы опять попали в такой переплёт... Но даже не в этом дело. Одно — справиться с десятком мерзавцев, другое — убить князя в его собственном замке. Мало того, ваше величество желает, чтобы заодно я разрушил сам Чёрноорлый замок и сжег Тай-Тавон! Но, если ваше величество вспомнит, моё колдовство не смогло убить ни одного негодяя в Сабуре. Им всем перерезали глотки Арса и Кальгерий. Всё, что я смог, — это крепко заворожить их, чтобы они стояли как вкопанные...

— Но ты можешь убить хотя бы одного, главного изменника, — князя Гаркагана?

— Разве его будут держать за руки. И даже тогда не знаю, что получится. Убийство... — Колдун замотал головой: — Б-рррр...

Генриетта разозлилась.

— Зачем же ты здесь, Зевкирас? Зачем два месяца назад ты явился сюда, в Румн, в Зубчатый Замок? Кроме тебя, ещё пятнадцать волшебников метили в придворные колдуны. Я могла выбирать...

— И вы выбрали меня, ваше величество, — поклонился Зевкирас.

— Выбрала. Но откуда бы мне знать, что ты умеешь только мудрёно прорицать о будущем и устраивать пляски огненных мотыльков?

Клун Зевкирас вздохнул, развёл руками.

Она долго кипятилась, а потом прогнала колдуна с глаз долой. Стала думать, кого ещё можно послать в Тай-Тавон.

На глаза попалась карлица.

— Тебя, что ли, отрядить к Гаркагану, — пошутила Генриетта. — Ты хорошо кидаешь ножички.

Они познакомились благодаря этим самым ножичкам. Арса выступала в бродячем цирке, жонглировала ножами и кинжалами. В одном из самнитских замков, у князя Лаврена, Генриетта увидела ее представление. Прошло всего несколько недель, как она стала императрицей. По обычаю, она совершала паломничество к храму Матери Бокаты, старейшему в Эттинее. По пути остановилась у Лавренов.

Лаврены были многодетны, девять детей. Ни один ребенок ещё не вышел из детского возраста, так что шалостей и проказ за столом хватало. Когда, после представления с медведем, стала выступать Арса, маленькие Лаврены ни на шутку развеселились. Сначала они пробовали жонглировать костьми, подражая карлице. Успехи были небольшие, две опрокинутые тарелки и три разбитых стеклянных кубка. Утомившись жонглировать, ребятня принялась кидать в карлицу костьми. Кто-то первый кинул, и всем понравилось, как подпрыгнула карлица, чуть не подставилась под свои кинжальчики. Конечно, на карлицу немедленно обрушился дождь из костей. Генриетта весело смеялась вместе со всеми, очень уж забавно скакала карлица после каждого меткого попадания.

После представления Арсу наградили бы аплодисментами и деньгами, но представление закончилось раньше, чем было должно.

Одна кость оказалась особенно болючая. Острым краем она прочертила на щеке Арсы длинную царапину. Рассвирепевшая как зверёк, карлица швырнула кость назад, в меткого мальчика.

Мальчик был третий сын князя Лаврена. Миленькое округлое личико, светло-русые самнитские волосы, маленький смеющийся рот. Рот не пострадал: кость глубоко вошла в глаз юного княжича. Он вскрикнул, как раненная собачка, — а когда к нему подбежали, уже был мёртв. Кость дошла до мозга.

Арсу схватили, поволокли на княжеский суд. Дрожащий от гнева и слёз, Публий Лаврен приказал готовить костёр. Не видать бы карлице Зубчатого замка, не вмешайся Генриетта.

Она сказала, что карлица заслуживает плетей, а не смерти. Ведь циркачка, по сути дела, оборонялась, а столь тяжелая рана — случайность. К ней подступили: приближенные князя, жрецы, местный претор. Ее умоляли одобрить казнь. Палач обещал забавное представление: карлица долго будет корчиться на малом огне. В ответ Генриетта приказала преторианцам взять под охрану убийцу, что и было немедленно исполнено. Князь Лаврен, провожая ее, трясся от гнева. Ладонь тискала рукоять меча...

Карлица сказала кукольным голоском:

— В Тай-Тавон так в Тай-Тавон, ваше величество. Посылайте! Давненько я не кидала ножички, но уж постараюсь. В пути набью руку на белках и воронах.

— Здесь ты мне нужна, а не в Тай-Тавоне, — сквозь зубы проговорила Генриетта. В самом деле, вручи она карлице жезл великого посланника, многие в империи оскорбились бы, и у Гаркагана прибавится сторонников.

Шутки шутками, но кто же поедет в Тай-Тавон?

Существовал старинный обычай: если патриция или князя приговаривали к смерти, казнь совершал главный ликтор императора, он же — императорский палач. Это была последняя честь, отдаваемая не осужденному, но его пурпурной кайме.

Не послать ли ей за Кальгерием?

Раньше у нее уже возникала эта мысль. Ликтор императора, золотая фибула с разящим драконом, — на такого палача никто в империи не обидится. Другое дело, сумеет ли Кальгерий "достать" Гаркагана этрарского?

О воинском мастерстве Кальгерия ходили легенды, но ведь князь Гаркаган будет не один. Как ни ловок Кальгерий, в одиночку ему не одолеть свиту и охрану Гаркагана. Потому-то она поначалу отставила его кандидатуру. Но как быть теперь? Возможно, Кальгерий нанесёт удар так быстро и ловко, что слуги и приближенные этрарского правителя не успеют среагировать?

Генриетта своими глазами видела искусство главного императорского ликтора.

Два года назад, на празднике в честь годовщины коронации Уриена, один из гостей похвастался искусством своих бойцов фериспоридов. Уриен, — пьяный, шумный, — начал спорить. На кон император поставил двадцать золотых талантов, другой спорщик, островной царёк Малевк, — десять тысяч амфор пшеницы. Состязание состоялось в бойцовском театре Лукреция, самом большом и красивом в Румне.

Фериспориды бились двумя отрядами по двадцать человек, половина отряда была "критонцы" — железная маска, меч, маленький круглый щит, другая половина — "ассаряне", — копьё, лёгкая кольчуга до колен. Победа осталась за фериспоридами Малевка. Генриетта заклинала Уриена не давать ничего Малевку, но муженек влепил ей оплеуху и честно, как дурень, расплатился золотом.

Стараясь сохранить лицо, Уриен заявил, что Румн славится не театральными бойцами, а солдатами. Малевк, воодушевлённый удачей, предложил испытание: пусть завтра Уриен выберет бойца, и тот сразится с любым из оставшихся в живых фериспоридов Малевка.

Пьяный Уриен согласился.

На кон поставили по десять трёхпалубных кораблей.

На другой день в театре Лукреция состоялся бой. Со стороны Уриена выступил Кальгерий.

Императорский палач вышел на арену с обычным оружием легионера — короткий меч, пилум, кинжал. Из двадцати фериспоридов у Малевка оставалось семь, способных сражаться. Их всех, одного за другим, убил тайгетец Кальгерий...

* * *

Главного ликтора Уриена отыскали быстро. Каллист доложил, — тайгетец чистил оружие и, судя по всему, готовился убраться из замка.

Он встал перед ней, — лысоватый, высокий, с виду — не силач. Смотрел недобро, по-звериному. А что она хотела? Это был слуга Уриена — не ее. Родом — тайгетец, не румей.

Кальгерий и Уриен были неразлучны, любили друг друга как братья. Кальгерий видел и слышал, как страдал Уриен из-за измены этрарского правителя. Неужели он откажется отомстить за Уриена?

Генриетта не стала интересоваться, отчего и куда Кальгерий засобирался.