Варвара. Путь Адмирала. Часть первая "Новик"

В конце пятого дня покрашенные заново рубка, мачты и все остальные переделки ещё пахли свежей краской, по-моему "Новик" стал ещё красивее. Вечером мы распрощались с Циндао, и у нас остался совсем небольшой перегон.

*— Элемент рангоута, чаще мачты в виде закреплённых поперечин, к которым крепятся оттяжки к ноку и топу мачты, что в разы увеличивает устойчивость мачты к нагрузкам на излом. Честно сказать, вот написала пояснение, а потом подумала, что уже была куча морских терминов, но я ничего не писала, и даже здесь использованы для объяснения другие не более понятные термины. Так, что больше сносок-объяснений по морской терминологии не будет. Кому интересно найдёт в сети или словаре, а остальным и не нужно.

Глава 20.

Через двадцать два часа восьмого апреля тысяча девятьсот третьего года мы подходили к проходу между Электрическим утёсом и сопкой Тигрового хвоста. Навстречу нам вышел миноносец, вызванный с брандвахты и мы, входя за ним, отсалютовали стоящим на рейде кораблям Тихоокеанской эскадры. Нас провели к причалу восточного бассейна и "Новик" кажется с удовольствием, потёрся кранцами о причал. Наш путь через три океана, длиной в четыре месяца и два дня закончился. На борту царила суета перехода из походного режима в швартовый, нам требовалось дождаться на корабле прибытия местного портового начальства, что бы представиться и представить корабль. Боцман загибал радующие душу моряка трели, всё положенное было ещё в Циндао покрашено, в пути медяшки надраены, стекла натёрты, команда по первому сроку, новенькая палуба сияет, офицеры в парадных мундирах, при кортиках и орденах. Все возможные бумаги уже давно выправлены, и набили битком целый портфель. В том числе несколько рапортов от механика, старпома, мой и вахтенного, о том, как в ненастных условиях из-за чрезмерных угловых перегрузок наша мачта не выдержала, оборвала штаги по левому борту и угрожающе накренилась. Только героическими усилиями экипажа, с установкой дополнительных оттяжек и подпорок удалось не допустить падения мачты, что могло повлечь ещё бОльшие разрушения, утерю казённого имущества и даже жертвы среди команды. В связи, с чем мы были вынуждены зайти в порт Циндао для проведения необходимого текущего ремонта мачты, смета по ремонту мачты оплачена из средств корабельной кассы. Это Николай уговорил немецкого инженера составить отдельный акт по демонтажу и замене, теперь уже задней мачты на деревянную, что вылилось всего в тысячу триста рублей, которые в кассе корабля имелись. Но скрывать настоящую модернизацию от начальника эскадры и наместника нельзя, но докладывать об этом не в рапорте, а только на словах и лично. Упомянутые сметы сделаны для прикрытия от внешних случайных проверяющих, можно сказать, официальная дымовая завеса, в крайнем случае, уходить в полное отрицание и молчать. Рассказать о модернизации следует ещё по тому, что предстоит её закончить, когда будет кренгование в сухом доке. Бедному Артеньеву, с нашими махинациями ещё предстоит готовить финансовый отчёт, при чём в нескольких вариантах и он уже заранее страдает, но он у нас умница, справится. Ещё там куча всяких бумажек по бункеровкам, закупкам пропитания, оплате портовых сборов и прочее. Отдельно лежат бумаги по спасению "Санта Фе" вместе с решением суда и расходными чеками из банка по выдачам и переводу средств на счета Морского министерства, письма наших посланников из портов захода и конечно итоговый рапорт, над которым Николай пыхтел несколько дней, не разгибаясь, рапорт тоже в двух вариантах. Вот это всё крутилось в голове Николая, пока я с любопытством оглядывалась вокруг Клёпиными глазами "...так вот ты какой Порт-Артур...", озирать с Николаем палубу в поисках недочётов не было никакого желания, ему за это денежку платят, вот пусть и смотрит. А пока я отвлеклась и задумалась, меня заставил вздрогнуть необычно громкий крик Клёпы. Изящная тоненькая женская фигурка, над которой, почти цепляя крыльями шляпку, выписывала замысловатые фигуры наша птичка, от коляски спешила к нам, придерживая подол длинного светлого платья и шляпку другой рукой. Я отчётливо ощутила, как сердце Николая пропустило удар, а дальше как мы очутились на причале, и в наших руках затрепетала тоненькая талия нашей Машеньки, не заметила не только я, но думаю, и Николай.

Всё заслонили смеющиеся счастливые распахнутые родные глаза, теплые нежные ладошки прижались к щекам, чуть влажные губки стали покрывать нетерпеливыми поцелуями лицо, а мы ошалевшие от радости не могли ничего ни сказать, ни шевельнуться, сердце бухало так, что ничего не было слышно, счастливое нежное тепло затопило всё вокруг... В голове стало звонко и пусто от ненужности слов и мыслей, пока в уши не пробрался прерывистый нежный шёпот:

— Пусти, медведь, задушишь совсем! Николенька! Любимый! Родной! Сладкий!... Ой!!! Коля!!! Там адмирал!!!... — а сзади раздалось вежливое покашливание. Сзади стоял пожилой контр-адмирал, который и кхекал в седую бороду. Мы поставили Машеньку и развернувшись стали рапортовать:

— Ваше Превосходительство! Капитан второго ранга фон Эссен, представляюсь по случаю прибытия в базу Тихоокеанской эскадры и представляю прибытие вверенного мне крейсера второго ранга "Новик"! За время похода погиб матрос второй статьи Васильев. В настоящее время больных и раненых нет, корабль к бою и походу готов. Корабль нуждается в кренговании и пополнении запасов. Замечаний и нареканий не имеется. Доклад закончил.

— Командир порта Греве Николай Романович.

— Николай Оттович.

— Николай Оттович! Что это вы тут устроили?!

— Извините, ваше Превосходительство! Позвольте представить мою супругу, Мария Михайловна фон Эссен. — отступая в сторону, до этого заслонял Машеньку, представил Николай, Машенька исполнила лёгкий книксен:

— Очень приятно, ваше Превосходительство!

— И мне приятно! Мария Михайловна! — наклонившись, адмирал, припал к ручке нашей Машеньки, разрумянившаяся она была чудо как хороша, что дыхание перехватывало. — Но, прошу меня простить! Служба! — И развернувшись, пошёл в сторону трапа, Николай зарысил следом.

Сергей Николаевич на палубе выстроил караул для встречи, когда мы ступили на трап, и Николай подал команду:

— Смирррно!! — Старпом тут же отрепетовал:

— Смирррна! На кррраул!

Греве с удовольствием прошёл вдоль стоя караула и стоящих дальше матросов и офицеров. Потом команду распустили, и в сопровождении нас и Сергея Николаевича пошли по заведованиям. Греве очень старался высмотреть чего-нибудь, но особенно придраться было не к чему, Василий Иванович не зря напрягал свои связки. Хотя, хоть убейте, но эта манера адмиралов совать везде свои белые перчатки, которые такими же белыми должны после этого оставаться, мне кажется бредом, но кто я собственно такая судить о старинных морских играх. В результате Греве сумел испачкать свои перчатки, что вызвало у него заметный подъём настроения, а у меня ехидное "свинья везде грязь найдёт", и мы пошли на палубу. Здесь Греве с нами распрощался, напомнив, что мы обязаны завтра представиться в штабе или на "Петропавловске" начальнику над эскадрой вице-адмиралу Старку. Собственно мы Греве никаким боком, в его подчинении порт, кажется "Забияка", буксиры и транспорты. А мы, вместе с "Боярином", уже устаревшими минными крейсерами "Всадником" и "Гайдамаком", отряд ближней разведки эскадры. За дальнюю отвечает отряд больших крейсеров контр-адмирала Моласа с флагом на "Баянем, кроме которого в отряде ещё "Аскольд" и "сонные богини" — "Дианам и "Паллада". Хотя эту группу не критикует на эскадре только самый ленивый, скорости разные, баланса никакого, по сути это две совершенно разные пары из новых "Аскольда" и "Баяна" и отдельно неторопливые "богини". Как говорил ещё Макаров, что для дальней разведки и крейсерства в группе гораздо лучше выглядит Владивостокский отряд крейсеров. Так, что зашёл Греве скорее из любопытства, и по традиции встречи прибывших судов портовыми властями, над которыми он здесь начальник. Мы с облегчением проводили его, спустившись к нашей Машеньке, рядом с которой уже уселась на какую-то тумбу Клёпа, а с другой стороны подставила голову для поглаживания Дуся. Снова замерло сердце, такая красавица, Сергей Николаевич бросился целовать руку Машеньке, она ему отвечала на комплименты, сообщила, что привезла ему письма от Настеньки.

Николай пресёк эту идиллию:

— Приглашаю на борт!

— Да! Конечно! Пойдёмте...— смутился, замявшись Артеньев, "А ведь твой старпом по уши втрескался в нашу жену! Что скажешь, Коля?" — "Кажется правда влюбился..."

Машенька нежно прильнула к нам, просверлила ладошкой себе место под локтем, и мы двинулись к трапу. Не было никаких команд, но все вытянулись с куда бОльшим рвением, чем перед адмиралом. Уставшее за день чуть приглушённое солнце пыталось заглянуть в её глаза под полями шляпки, горячий юный румянец раскрасил щёчки, каблучки застукали по палубному настилу, мы оглянулись, сзади свитой шествовали Клёпа и Дуся, картинка. Машенька остановилась, обвела всех взглядом и зажурчавшим, уже почти забытым и таким родным голосом с лёгким поклоном:

— Здравствуйте! Господа! — офицеры нестройно поздоровались в ответ, матросы вдруг обнаружили кучу недоделанной работы, как и офицеры, палуба вмиг опустела, Сергей Николаевич тоже ретировался, а мы повели нашу драгоценность в корму, там, рядом с салоном кают-компании, наша капитанская каюта. Машенька переступила высокий комингс, Николай подхватил её на руки, наконец, оставшись одни, супруги молча обнимались, целовались, замирали, вглядываясь в родные черты, не верили, что, наконец, встретились, и снова сливались губы, казалось время встало и забыло, что ему свойственно спешить неустанно и безостановочно. На крейсере наступила полная тишина, только дежурный котёл постукивал, вращая динамо, что даже Дуся легла на пол со слышимым стуком, а склянки неожиданно резко резанули слух. К этому времени оба уже просто держались за руки и не могли наглядеться друг на друга. Сколько бы они так просидели, неизвестно, но раздался тихий стук и Артеньев из-за двери сообщил:

— Николай Оттович! Мария Михайловна! Вас коляска уже заждалась! До утра на корабле ничего не случится!

— Николенька! Милый! А, правда, ты сможешь со мной поехать?!

— Машенька! Господи! Оторваться от тебя не могу! Тебя Сергей Николаевич сейчас до коляски проводит, а я отдам распоряжения и подойду! Прости! Я быстро!

— Нет! Нет! Я понимаю! Я не буду мешать...— встала, словно взлетела птичка волшебная, у Николая голова плывёт, едва соображает, надо брать управление на себя:

— Всё, пошли, только адрес скажи, вдруг понадобится меня отыскать!

— Хорошо! Я Сергею Николаевичу напишу! — Взяла себя в руки и первая вышла из каюты.

Всё на борту было нормально, крейсер словно вымер, Феофан появившись словно из стены одной рукой тискал Дусю, другой гладил макушку Клёпе, отвлекал, что бы мы могли спокойно уйти...

Коляска стучала ободами по дороге, начатые фразы застревали в горле на первом слове, опускались сумерки, рук было не отпустить. Деревянный домик встретил домашними уютными запахами, в комнату на втором этаже поднялись как роботы, едва закрылась дверь оба бросились друг к другу, и осталось только прерывистое дыхание, мешающая одежда, единение и СТРАСТЬ, в которой растворялись шёпот, стоны, хрипы... Только когда уже давно стемнело счастливцы смогли отдышаться.

Наконец, стало возможным разговаривать, больше рассказывала Машенька, а сначала отвечала на главный вопрос, как она здесь оказалась?

— Николенька! Когда ты уехал, я думала, что умру, так плохо стало, только за детей держалась, что бы с ума не сойти.— начала она, и дальше рассказывала, то пряча смущенно лицо, то вскакивая и доставая письма, а Николай при свете керосиновой лампы, пробегал глазами строки, что бы потом перечитать неспешно и вдумчиво. Едва отдышались, Машенька разоблачилась, с какой-то бесшабашной полуулыбкой посмотрела на платье в своих руках, шепнула "Совсем испортилось платье" и повесила его на высокую спинку стула. Потом так трогательно и бесстыже обнажённая при свете зажжённой лампы собирала одежду Николая и свою, начав свой рассказ. Николаю стоило прилагать огромные усилия, чтобы вслушиваться в её тихий голос, потому, что отвести взгляд от покачивающихся тяжелых груш высокой груди с нахально торчащими немного в стороны и вверх вишнями сосков, от гибких изгибов прекрасной спины, от перекатывающихся полушарий попки, от чёрного безумства треугольника внизу такого трогательного круглящегося девичьего животика.

И вся она такая неземная, белая, словно нарисованная выплеснутым на картину молоком, только живые искрящиеся тёмные провалы глаз и чёрные волосы спорят, доказывая, что она живая, а не лихорадочное видение.

Машенькин голос журчит негромким ручейком, завораживает, щемит, отзываясь в сердце: А перед днём ангела твоей любимой тёщи в спальню пришли дети... Они стали такие взрослые, даже страшно немного... И Тоша с Машей мне категорично заявили, что они уже всё сделали... Представляешь, они тайком договорились с бабушками и Наташей, Антоний снова по службе уехал в Варшаву, вот и решили все вместе, что Юля, Маша и Тоша поживут с ними в городе.

Тоше сейчас не до чего, он от книжек не отрывается, готовится к поступлению в Морской корпус... Маша сдружились с Настенькой, кажется решительно настроена поступать в женский медицинский институт... Одна Юлечка осталась пока ребёнком, очень скучала по Клёпе, пока Маша с Настей не привлекли её участвовать в постановке "Буратино". В конце января уже состоялась премьера, а до моего отъезда состоялось уже пять спектаклей. В главной роли Буратино ваша, господин капитан, дочь Мария Николаевна, поёт, танцует, все в полнейшем восторге. А ваша вторая дочь — Юлия, вытребовала себе и исполнила роль пуделя Артемона, представляешь?! Исполнила от его имени песню "собака бывает кусачьей, только от жизни собачьей...", а то, как она гоняет Буратино по сцене, запомнили все зрители. Выглядело это действительно очень потешно. Маша потом объяснила, что это из-за того, что наклеенный нос ей мешал смотреть, и она ещё очень переживала, что бы Юля на свой хвост не наступила и не упала, в результате весь зал рыдал от смеха...

Вообще, я в шоке от наших детей, особенно от Маши. Я не знаю, кто именно это затеял, но к постановке привлекли Великого Князя Константина, а может сначала Татьяну — его дочь, но в результате, Татьяна играет Мальвину, Константин Дуремара, сыновья Константина Гавриил и Олег играют Пьеро и Арлекина, старший Иоанн играет кота Базилио, а Настя лису Алису, в роли Карабаса старший Феликс Юсупов, Елизавета Маврикиевна сейчас в положении и замечательно играет черепаху Тортиллу, для маленького Игоря придумали роль попугая и он под песню о попугае неплохо танцует, в общем твой мюзикл прогремел на всю столицу, а сёстры Эссен по популярности наверно затмили ведущих артистов Александринки и Маринки. Когда выяснилось, что из-за приближающихся родов Елизавета Маврикиевна играть не сможет, так Маша тут же подбила бабушку Юлию сыграть Тортиллу, можешь себе такое представить?