Москва-36

"Какой же он, всё-таки, позёр! Даже для встречи один на один выбрал самое большое помещение, на меня такие дешёвые эффекты давно не действуют"...

Тем временем, фюрер начал успокаиваться. Злость и презрение в его взгляде куда-то отодвинулись, появилась заинтересованность.

-Это действительно так, адмирал? — спросил Гитлер, и после утвердительного ответа Канариса, продолжал, — Что ж, это и правда меняет дело. По крайней мере в этой истории с нападением на Легион. Адмирал, вы должны как можно быстрее предоставить мне эти доклады, и вообще, любые материалы о проблемах с безопасностью и других недостатках, касающихся наших войск в Испании. Жаль, что вы не позаботились довести их до меня раньше. — фюрер под конец не удержался от шпильки.

Впрочем, Канарис был в душе рад что перевод стрелок сработал, и почти не обратил внимание на колкость Гитлера.

-Доведёшь до него, как же! Любимый фюрер давно отучил подчинённых грузить его лишними бумагами. Всё свалил на четыре канцелярии, ведущие между собой бумажную войну по любому поводу и без, а сам воспарил над схваткой, небожитель.

Но внешне адмирал ничем не показал что в его голове могут быть такие крамольные мысли, ответив с похвальной готовностью.

-Все материалы будут у вас сегодня же, мой фюрер!— а про себя невольно восхитился: "Всё таки, политическое чутьё и талант к интригам у нашего ефрейтора поразительные. Вот так, сходу, всё просчитать! Наверняка он использует эти бумаги чтоб потыкать носом в дерьмо командование вермахта — Бломберга, Фрича, Бека и прочих. Их пренебрежительное отношение к фюреру в своём кругу, для него не секрет, так что теперь он сможет с ними посчитаться. Ну и замечательно. Чем больше он будет занят ими, тем меньше станет лезть в мои дела."

-Отлично! — фюрер даже потёр руки, но тут же снова нахмурился.— Тем не менее, дела в Испании идут далеко не лучшим образом, и даже удовлетворительной для нас, ситуацию в этой стране никак не назовёшь. Что вы можете сказать об этом побоище в Саламанке, адмирал?

-К сожалению, достоверных сведений об этом очень мало, мой фюрер, — с печальным видом ответил Канарис. — слишком мало осталось живых свидетелей, да и тех не допросишь. По сути, только сам Примо де Ривера и пара его выживших охранников точно знают что произошло в том ресторане. По их рассказам, Примо беседовал с послом Фаупелем. Разговор шёл о налаживании контактов между NSDAP и Фалангой. Должен заметить, что Абвер об этих переговорах проинформирован не был. — адмирал не удержался от того чтобы кинуть камешек в огород Гесса с Борманом и их партийной канцелярии, а также и дипломатического ведомства фон Нейрата.

-В соседнем кабинете находился генерал Франко, которого Примо и Фаупель пригласили к себе. Это подтверждает персонал ресторана. Что было дальше, точно установить весьма трудно. По словам Примо де Ривера, один из официантов, который нёс Франко заказ, подойдя к генералу ударил его по голове ледорубом, скрытым под полотенцем. Мои агенты позже осмотрели тело Франко и подтвердили что рана была нанесена ледорубом или чем-то очень похожим. Сам ледоруб обнаружили зажатым в руке официанта. Удар был смертельным и Франко скончался на месте. Потом официант сунул руку в карман, явно за пистолетом, но посол Фаупель сумел опередить его. Напуганные всем происходящим, другие официанты бросились бежать, но в дверях столкнулись с охраной Примо де Ривера, Франко и Фаупеля, вбежавшей на выстрелы. Все посбивали друг друга с ног, у кого-то не выдержали нервы, скорее всего у франкистов, увидевших труп генерала и Фаупеля с пистолетом в руке, и началась стрельба, как в американском салуне на Диком Западе в прошлом веке. Можно предположить что охрана Франко открыла огонь по Фаупелю и Примо де Ривера, убив посла и ранив самого Примо, который утверждает что остался в живых благодаря своему секретарю Рамону Меркадеру, якобы заслонившему его собой от пуль, получив два смертельных ранения. В свою очередь охрана Примо и Фаупеля начала стрелять по франкистам, те ответили, видимо по случайности при этом наши попадали в фалангистов и наоборот, ну и в итоге охранники перестреляли друг друга и официантов заодно.

— Совершенно некультурное побоище, никакого профессионализма! — раздражённо заметил Гитдер, — Действительно, как будто копировали перепившихся американских бандитов! Ладно испанцы, от них другого трудно ждать, но как наши могли так глупо дать перестрелять себя?!

— Увы, мой фюрер. — Канарис скорбно развёл руками, — Уж таких людей набирают в охрану в министерстве иностранных дел. — подлив дополнительную порцию яда в адрес фон Нейрата и его ведомства, адмирал с всё той же скорбной миной на лице продолжал:

— Примо де Ривера заявляет что официант был агентом красных, и на этот счёт есть некоторые косвенные подтверждения. Один из братьев этого официанта до войны состоял в социалистическом профсоюзе и при отступлении красных ушёл вместе с ними. Впрочем, он мог быть подослан и соперниками Франко среди военных, которые тоже имелись. Во всяком случае, после освобождения Саламанки от красных, этого официанта часто видели в обществе армейских офицеров. В принципе, та скорость с которой генерал Мола отреагировал на события в Саламанке, не имея никаких доказательств, да и вообще достоверных сведений, выглядит подозрительно.

— А поведение Примо де Ривера не подозрительно? — мрачно поинтересовался фюрер, — Не могло всё это быть инсценировкой?

— Не думаю, мой фюрер. — покачал головой глава Абвера, — Мои агенты сумели получить сведенья от врачей которые оказывали помощь Примо и его выжившим охранникам. У последних довольно серьёзные раны, без дураков. На инсценировку не похоже. Сам Примо получил несколько ранений: пулю в ногу и ещё одну в плечо, обе навылет, ещё одна пуля оцарапала ему бок, другая — голову. А одна попала бы в сердце, если бы на пути не оказалось некое препятствие.

— Что за препятствие? — заинтересовался Гитлер. Тема покушений ему была близка, на него самого покушались неоднократно, правда, пока без видимого успеха.

— Фамильная реликвия, медальон с образом Святой Девы Толедской. — позволил себе усмехнуться Канарис, — В результате Примо получил контузию и перелом пары рёбер, образок совершенно потерял товарный вид, что впрочем, не помешало фалангистам объявить его своей святыней, ну а сам "хефе" Фаланги заявляет во всеуслышанье что Господь и Пресвятая Дева защитили его от пули убийцы, и это, надо заметить, производит большое впечатление на массы, отлично укладываясь в ту ультрарелигиозность, которую фалангисты демонстрируют с начала войны.

— Испанцы! — с непередаваемым выражением процедил Гитлер, кривившийся выслушивая пояснения Канариса, — Не могут без этих поповских штучек!

— Да, мой фюрер, к сожалению это не немцы. — вежливо кивнул адмирал, подумав про себя, что если сравнить многих нынешних испанцев с теми же жителями Баварии, где фюрер когда-то начинал свою карьеру, то вопрос кто религиознее будет более чем спорным. Вслух он этого говорить, понятно, не стал.

— Ну а почему началась эта междоусобица? — спросил фюрер.

— Насколько удалось выяснить — цепь роковых случайностей. — посерьёзнел главный разведчик Рейха, — Гарнизон Саламанки состоял из наиболее верных Франко войск, что, в общем-то, было логично. Едва услышав об убийстве Франко, военные тут же попытались разоружить фалангистов, в большом количестве съехавшихся посмотреть на своего "хефе", впервые выбравшегося с территории контролируемой итальянцами. Кроме того, военные хотели арестовать самого Примо. Фалангисты, и без того наэлектризованные предыдущим противостоянием Примо и Франко, а также разлетевшимися по городу слухами о покушении на вождя, естественно, оказали сопротивление. И началось...Хотя, подготовка у милиции Фаланги похуже чем у регулярной армии, фалангисты одолели числом. Но ещё до этого, военные в Саламанке обзвонили чуть ли не все гарнизоны и штабы регулярных войск, сообщив о нападении людей Примо на армию. После этого, побоища армейцев и фалангистов начались и во многих других местах, включая Сарагосу, Бургос и Севилью.

— Это очень неприятно, и совершенно некстати! — с раздражением произнёс Гитлер, — Сорваны наступления на Малагу и Бильбао, резко ослаблен натиск на Мадрид, где красные начали отодвигать фронт с окраин города. Да ещё и итальянцы в Севилью лезут! Что им вообще там понадобилось?

— Мой фюрер, — значительно начал Канарис, — поведение итальянцев как раз объяснимо. Они недовольны тем что больше всех потратились на эту войну, послав наибольшее количество войск, в разы превышающее наш контингент, не говоря уж о португальском, и при этом получили меньше всего выгод. Португалия отодвинула от своих границ красных и неплохо зарабатывает на идущей через её порты торговле националистической Испании. Мы получили вольфрамовые рудники и ещё многое, а также военные базы, хоть и неофициальные, на Канарах и в других местах. А у Италии только база на Мальорке. Им хочется расширить своё влияние в Испании, ведь был же пример Примо де Ривера-старшего. С этой точки зрения побег младшего Примо из красной тюрьмы, для Муссолини и генерала Роатта стал подарком судьбы. Как и нынешняя междоусобица, во время которой, действуя за спиной Фаланги, итальянцы смогут серьёзно укрепить свои позиции. Ну а Севилья — самая логичная цель. Столица юга, как-никак.

— Это всё крайне неприятно! — повторил Гитлер. И помолчав, добавил:

— Но допустить конфликт с Муссолини нельзя! Антикоминтерновский Пакт слишком ценен для нас, а ещё важнее, в случае с ссоры с Римом, Италия окажет помощь правительству Шушнига и аншлюс Австрии станет невозможен. Для нас это неприемлемо! К тому же, такой исход наверняка придаст смелости и упорства чехам по Судетскому вопросу. А учитывая их договоры с Парижем и Советами...Нет, хорошие отношения с Италией нам необходимы!

— Полностью согласен, мой фюрер. — согласился Канарис, а про себя подумал, что ценность Италии как союзника сильно преувеличена. Её колонии слишком уязвимы для англичан, как и значительная часть метрополии впрочем, ресурсы невелики, геополитическое положение ограничено базами Британии в Гибралтаре, на Мальте, на Кипре и в Египте, армия не готова к большой войне, флот тоже так себе и к тому же кишит английской агентурой особенно в верхах, способные генералы и особенно адмиралы в большом дефиците. Так что, в случае войны Италия станет "чемоданом без ручки"(опять вспомнилось русское выражение!) — и нести тяжело и бросить жалко...Но озвучивать эти мысли адмирал не стал, вместо этого деловито заметив:

— Полагаю, мы сможем договориться с Муссолини. Германия ему нужна ничуть не меньше, чем Италия нам. Он не забыл унижения от Лондона и Парижа во время Абиссинской войны и понимает, что английские базы на Средиземном море и присутствие французов в Северной Африке и Сирии, душат Италию. Союз с Германией ему необходим для успешной экспансии во Франции, Югославии, Албании, Греции, в Африке и на Ближнем Востоке. Да и испанскую войну он не захочет проигрывать, а без нашей помощи такой исход весьма вероятен. Надо предложить Риму какие-то преференции в Испании и они согласятся.

— Только не за счёт наших позиций в этой стране! — решительно заявил Гитлер, — Я прежде всего имею в виду вольфрамовые и прочие рудники общества HISMA. Мы должны их сохранить в любом случае!

— Непременно сохраним, мой фюрер! — подтвердил Канарис, — Хочу обратить ваше внимание, Примо де Ривера, критикуя действия Франко, ни разу ни полсловом не высказался против наших концессий. Думаю, с ним можно достичь взаимопонимания на этот счёт.

— Надеюсь. — буркнул Гитлер, — Если при нынешнем бардаке за Пиренеями вообще можно на что-то надеяться. Какие пути стабилизации обстановки в националистической Испании вы видите?

Канарис сдержал торжествующую улыбку. Похоже, фюрер окончательно отошёл, обратившись к нему за рецептами решения ситуации — именно в этой сфере глава Абвера чувствовал себя как рыба в воде.

— Мой фюрер, — начал адмирал, — прежде всего нам надо договориться с союзниками о совместных действиях. В первую очередь с Италией, о чём я уже говорил, а также с Португалией, через которую в основном идёт снабжение националистической Испании. Салазар не желает получить границу с красной Испанией и его интерес в примирении и объединении сил по эту сторону фронта, очевиден. Он охотно станет посредником, тем более что у него очень хорошие личные отношения с Муссолини, которого он считает учителем. Хотя, надо признать, нас он несколько недолюбливает...

— Я думаю! — проворчал правитель Третьего Рейха — Католический ханжа! Знаете, адмирал, если бы я не опасался экспансии красных в Западной Европе, ни за что бы не стал вмешиваться в эту испанскую заваруху! Церковь была уничтожена! — закончил Гитлер с явным удовлетворением.

— И тем не менее, его помощь как посредника между нами и Римом а также между враждующими группировками в националистической Испании, может быть неоценима. — заметил Канарис, — С вашего позволения, я бы мог вылететь в Лиссабон, для переговоров с португальским премьером. Потом можно будет задействовать мои ещё довоенные контакты с генералом Роатта. Боюсь, на официальных дипломатов тут мало надежды. — адмирал снова метнул отравленную стрелу в фон Нейрата и его подчинённых.

— Хорошо, действуйте. — ответил Гитлер после недолгого раздумья, — И как вы собираетесь призвать к порядку этих буйных испанцев?

— Откровенно говоря, это будет непросто, мой фюрер. — признался Канарис, — вражда между военными и фаалангистами, и, персонально, между Примо де Ривера и Мола, зашла далеко. Обе стороны не доверяют друг другу, и боятся отдавать власть сопернику. Впрочем, это касается и других правых испанских группировок, хотя и в меньшей степени. Хиль Роблес уже вернулся из Португалии в Бадахос, и объявил о легализации CEDA, получив благословение местного епископа. Не сегодня завтра его примеру последуют монархисты во главе с кронпринцем Доном Хуаном. Милиция Испанского Обновления уже готовится его приветствовать. Военный совет карлистов объявил о создании своей королевской военной академии для подготовки офицеров, и вообще ведёт себя как государство в государстве. Их рекете сейчас единственная серьёзная нейтральная сила, поддерживающая какой-то порядок. Все перечисленные испытывают недоверие к военным, слишком хорошо им запомнился диктат Франко...

— На которого вы предложили сделать ставку. — ехидно заметил фюрер.

— На тот момент это была оптимальная кандидатура. — не смутился адмирал, — Герой Марокканской войны, усмиритель прокоммунистического восстания в Астурии, блистательный молодой генерал, популярный в армии. Он больше подходил на роль главы испанской революции чем неудачник Санхурхо или Мола с его лисьими повадками. Да и контакты с ним были дольше и серьёзнее чем с этими двумя, и его симпатии к Германии не вызывали сомнений.

"Хотя, добиваться от него уступок было так же тяжело, как тащить зазубренный гарпун из задницы." — подумал Канарис, — "На этого коротышку где сядешь, там и слезешь, как говорят русские. Может и к лучшему что он отправился к предкам?"