— Мрачные сказки! — кивнул Колян, — Не жалей. Хорошо там, где нас нет. Вот Некрос — жуть! Бессмертная Нежить, зима, люди друг друга терзают... Дивный мир? Скверна Мрачного — не веселее. Одни Пустоши!
— Ага, — согласился Бабуин, — Где нас нет — хорошо. А где хорошо, там уже подлое племя поселилось. Или греки. Замаливать грехи. Там — тоже хорошо. Наверное. Хотя... Море, камни, скалы. Жарко, душно. Тоска! Зимы нет — повеситься от тоски! Нахер!
Колян с любопытством посмотрел на Бабуина.
— Потому их гольцами и называли, — сказал он, — Щёки бреют, любят голяком ходить, как младенцы. Голь!
— А нас? — Бабуин тут же подался к Коляну, — Нас — как?
— А — кто как! — отмахнулся Колян, — Кому как. Кому шею наломали — не очень ласково. Кого кормили — тоже не очень лестно. Завидовали. Вроде и Великими, а всё одно — что-либо подленькое приставят. Тут читал набор сказок. 'История России' называется. Вот где они оторвались по-полной! Мрачнее сказок я ещё не слыхивал! Как так память собственных предков предать? Тысячи колен предков — просто выбросить из памяти! Диву даюсь, как они не отворотились от вас? Всё помогают вам в тяжкую годину. Вот в тебе чую мощный голос предков твоих.
Бабуин опустил голову. Упрёк в его адрес. Он даже на могиле отца за всё время был лишь раз! Даже не знает, где последнее пристанище более глубоких предков. И добрым ли словом поминал он отца? А эти легкомысленные слова, повторяемые за врагами, что народ наш 'сборище ленивых, безкультурных, грязных пьяньчуг'? А про — врождённую склонность к рабству? Только недавно дошло, и то — в сравнении с остальными еуропами и прочими укропами, что они-то, укропы, как раз Бесноватого легко приняли, шею под ошейник, а лоб — под клеймо подставили. А наши предки — землю зубами грызли, но не дались! Ленивые? Такой шмат планеты отхватили столь малым числом. И — содержим! Это какая сравнительная производительность труда у этих 'лентяев' против остальных, 'развитых и цивильных'? Безкультурные? Это мы в сапогах по дому? Это мы жопой на стол? Это мы сапоги на стол, с которого дети едят? Это мы за всю жизнь мылись два раза — при крещении и при обмывании? Это у нас случаются регулярные антисанитарные эпидемии — чума, чесотка, сифак, трепак? Почему есть — русская баня, турецко-атаманская, финская сауна, тоже — былая внакраина империи. А вот где средства помывки истинных 'цивилизаторов'?
Память предков предали! Ведём отчёт лет от Рождества Христова. Вычеркнув более пяти тысяч лет из своей памяти. Причём — неизвестно сколько именно — 'более пяти тысяч', сколько было 'до Сотворения Мира в Звёздном Храме'? Сколько тысяч поколений усилий, битв и подвигов предков?
Среднерусская равнина — ровная, как стол. Сколько поколений это место руками людей превращалось в этот 'стол'? Вся Земля, любая страна — как аттракцион — вверх-вниз. А тут — выровнено. Само выровнялось? Само! Медведь пришёл, малину оборвали и — выровнял. Плугом. Сколько поколений в эту землю легло? Создавая жирные чернозёмы? Отбиваясь от очередных 'натовцев'? Очередной ОПГ? Организованно решившей отобрать 'несправедливо нажитое' и 'справедливо' разделить среди своих, оборзевших, обритых, онемевших? Брахманы и моголы современной родины Маугли, вон, кивают в согласии. Нет их уже. Как нет голытьбы галлов, эллинов, этрусков, инков, эрокезов, хеттов, финикийцев, фелистимлян. Они, говорят, ассимилировались. Как наши в приблатнёном побережье приблатнённого моря. Как полабские народы. Их не только 'ассимилировали' на два метра под землю и на кострах, но даже реку переименовали в исконно ихнюю — Лейба. Никакой 'полабской' братвы тут и не было. Никогда. Вот и стали они глухо-немые к голосу предков.
И мы — так же. Той же дорогой идём, товарищи! Шире шаг! Шире, я сказал! Ширее!
Сколько их таких любимых Лаб там, за спиной, в безвестности? Уже и наши реки — просто и бессмысленно, текут издалека и долго. Просто — Волга. Бегущая волна. Машина такая.
Нева — нет воды. Глупость! Потому как Нил, это, дорогой ты мой Бабуин — из другой сказки! А великий лётчик, АС какой-то там, который вообще — негр-монголоид, орк-гоблин — просто прикололся. Когда пел, что русские головы не пожалеют за свой родной Нил.
И Александрия — она же в Египте! Бегите, ройте пески! Ищите Великую Библиотеку! А что бы наверняка — их, Саньков творение — вот вам десяток Саньков и их, Александрий. Произвольно. Лишь бы не совпадало географически с другим 'творением'! И её же, тоже — Великую Библиотеку — ищите в городе 'мокрой, квакающей жижи'. К библиотеке этой тоже приставлено теперь другое имя. Тоже — исконно нерусское. Иоан! Иоган! Жан-Клод-Вим-Биль-Дан! И ни разу матерью данное имя — Тит. Тьфу! Как? Не нашли в 'мокрой квакающей'? Там тоже нет? Жаль! Бывает!
А 'Петьки творенье' — лишь его, личное! Культурное достояние! Не ройся там! Не ройся! Нечего там искать! Болота одни! На реке с говорящим названием, что в ней — нет воды. Веерные отключения речной воды там практиковались. В болотах. Какие заливные луга? Очнись, окстись! Болота! Там ведь нет ничего Санькового! Петькино — всё! И не святого! А — снкт! Чтоб ты язык сломал навсегда! Стал 'цивилизованным' глухо-немым! Никаких Великих, никаких Святых! Ничего Сашкиного! Ни стрелок, ни спусков, ни мостов, ни маяков сашкиных! Тем более — площадей и сборищ!
И место поминания знакового события — рождения необычного человека, сбора людей, пожелавших вспомнить то событие, почтить память Великого, бывшего человеком, посетив место его прихода в этот мир — просто церквушка. Без алтаря. Никакой не собор! Больше трёх — не собираться! Никаких сборов в соборах! Культ — и только! Срочно отдать в ведение религиозных монополистов. Они — лучше знают! Нечего там собираться! И Святой пророк Иса тут не при делах! Все вообще попутали тёплое с терпким! Пророк Иса — вообще другая песня! Другой культ! Религиозно — другой! Географически — другой! Где Иса, а где — нет воды?! Вы о чём?! Опять совпало? Нет, вы неверно истолковали! Нет воды — пески, пустыни! Не Нева! Всё это — нос фомы неверующего, пусть и задорного. 'НЕТ ВОДЫ' — пустыня, означает! Валите все, быстрее, в выжженные земли палёных станов и ищите там святую землю отбитых вань, солнцем опалённую, а не светом истины! Ничего вы не поняли, варвары! Тёмные мракобесы, язычники!
У нас ведь не было ни одного своего Санька Великого! Ни одного! Даже Сашка Обезвоженный, сын ярого славой своей Бати — не наш! Батя его — тем более! Тупое и простое совпадение! Профессора — верно читают! В верных транскрипциях! Не Батя, не Великий Князь, собиратель земель под своё единоначалие, а — Бабу-хан, Орк-монголоид! Ему ещё сам Гендальф в лоб палкой бил тогда, изгоняя с варварских воробьёвых гор обратно в мордовию, требовал отдать садовое кольцо всевластия!
Не мог быть это Санёк Неводов! Никак! Он тогда вообще ребёнком был, в памперс писал! Шариковой ручкой писал. Пусть и чудо сотворил на одном чудном озере! И вообще, он — демон! Истинно верующих, крест свой тяжкий несущих, простых закованных в сталь паломников — да под лёд! Садист! Вот истинно верующие — гуманные. Костром, костром! А под лёд — фу, как не культурно! И имя его — исконно не наше! Монополия на Великих Саньков забита за мамкойданным сыном козопаса с развалин скалистой, нищей страны, где всё есть, всё — мамкой дано. Суммарный подвиг всех Саньков записан на беднягу. Вот его рвёт теперь!
А город в лоне Дона стоит на батюшке Темзе! И он не столица земли скотоводов оловянных островов! И они не почитали Велеса! А Скотландия — она с городом Велесом — чисто совпало в головах неграмотных неучей. А врунишки на чистом глазу врут, что у них нет ни города Орлана, нет города Тулы, нет у них и Мары поселения почитателей. Теперь вот Днепр — не дон и у него нет дна, а город копейщиков — не мать городов. Ни разу! Он — отец. Великих Укропов, выкопавших трудолюбивыми ладошками целое море. И по своей хохляцкой привычке — приныкавшие вынутую из этого котлована землю. За огородом. Так появились Карпаты. И вообще они — уникальные и самые-самые древние укропы в мире! А несогласных — нагиляку! Вслед за галлами! На осиновую ветку!
— Слушай, Колян! — вдруг взревел Бабуин, — А кто же наворотил всё это?
— Вы, — пожал плечами Колян.
— В смысле? — удивился Бабуин, — А-а! Ты, наверное, не понял! Кто враг?
Колян молчал. Бабуин злиться начал.
— Ну, кто всю эту байду завертел? Вот жили же люди! Хорошо жили! По-разному, кто как хотел — так и жил, в своё удовольствие. Кто хотел — голяком бегать и голых девок из бетона мраморного лил, кто финики выращивать, кто сахар-песок в Сахаре культивировал, кто скитался от скита к скиту со своим скотом. Почему всё сломалось? Кто-то напал? Кто-то надоумил? Вот ты говорил, что Мрачный во всём винил змеелюдов. У нас, говорят, тоже рептилоиды расплодились. Или это были пришельцы? Какие-нибудь ребятки с Нибиру подтянулись? Вон, санскритопереводящие говорят, что была Война Богов! Точно — пришельцы! Ну, не молчи!
Бабуин был зол. Как будто Колян его разозлил. А Колян — злил:
— А тебе — зачем это знать?
— Как — зачем? Вот в твоей сказке про Мамонта — не знали про змеелюдов — страдали. Узнали...
— И стало ещё хуже, — кивнул Колян, — Хрупкое равновесие — нарушено, последовательное поступательное движение к лучшему — прекратилось. С откатом на предыдущий уровень.
— Ты не умничай мне тут! Просто ответь — кто враг? Что за твари воду мутят?
Видя, что крик и угрозы на Коляна не действуют, Бабуин тут же 'переобулся в тапочки' и сменил тактику.
— Хорошо, если прямо сказать не хочешь, давай, как обычно, по-сказочному! Кто Кощей Бессмертный?
— По-сказочному? — вздохнул Колян, — А ведь Кащей не был бессмертным. Он был царём. Того самого царства, погребального. Ну, полюбил человек. Бывает же! И — без ответной любви полюбил. Да не ту! Ещё чаще бывает. Как ты говоришь — классика — любовный треугольник. Он любит её, она — другого. И этот другой, насквозь промёрзший...
— Отмороженный, — поправил Бабуин.
— Ну, да, — кивнул Колян, — А по виду и не скажешь. Весь такой... Герой, одним словом! Хотя, Валас нам говорил...
— Велес? — охренел Бабуин.
— Нет, конечно! Не так выговорил, сейчас, вспомню. А — Волосатый? Нет? А-а! Быкович! Так — лучше? Он всем говорил, что мать его от быка светящегося прижила, брехун! Вот, Быкующий же нам говорил, что человек, которого народ прозвал — Елесеющим — опасен. Несёт он беды одни. Народ — мудр, так просто имя не даст. И ладно бы у всех неурожай. Понятно. Бывает. А вот у всех — уродилось, а у него раз за разом — голод. Не родят Елесеющие поля. Кто виноват? Конечно — Кащей! Порчу наслал, невесту — увёл. Ну, не вражина ли? Ещё какой! И мы — уши развесили. Волосатику не верили. Даже Берегине не поверили.
— Берегине?
— Ну, эта, которая сказки все эти пересказала. Няня этого... как там его... как тебя звали его.
— Понял я, дальше давай! — зло отмахнулся Бабуин.
— Но, дошло до нас всё же. Позже, потому как — червь сомнения всё грыз. Вроде Кащей — злодей. Тоже — не добреньким он был. Жёсткий был человек. Суровый. Беспощадный. Соседей часто воевал, потому варагом, варягом его прозывали, воинственным, невольников брал, жадный был, всё золото зачем-то собирал. Не зря его Кащеем прозвали. Как зверь лютый. Как хищник — Кащей. Всё нам было ясно — вот он — враг, злодей, что житья людям не даёт. Только вот Быков нам всё сомнения в головы вносил. А вдруг — нет? Вдруг он не злодей? Кто из царей не таков? Кто не таков, таких... Тоже хватает. Слышал про царя Гороха? Так — не 'горох' он. А горя ворох! Хороший был Игорёк, красивый статный, пел хорошо, играл хорошо. Воевать не хотел, не мила ему была варяжья слава. Добрый был. Слишком. Наплакался с ним народ. Пока не удавили из жалости. Вот и чесали мы голову — как не ошибиться?
— И что вы решили?
— Ничего не решили. Разбежались кто — куда. Мы с Мрачным — Мамонта искать, остальные — по своим делам и чаяниям. Потом только узнали, что не бессмертный, оказывается Кащей. Тут и сказочке конец. Герой — молодец. Только красавице той и наш герой не полюбился. Она из этих... как ты сказал? Из давалок. Только особо подлых. Оборотных. Хорошая жена ведь — никому, кроме мужа наречённого, а эта — кому угодно, только не ему, кого мужем нарекла. Это мне сам Волосатый сказал. Во всех подробностях. Она бычка нашего просто... как ты говоришь — поимела. В особо извращённой форме. Так что и у героя нашего не заладилось, баба та — бунт свой бабий подняла, народ заморочила, извратила. Совсем. Сожгли обозлённые люди её в сердцах, да и — поделом! Поздно только. Елесеевские поля — совсем захудели. Но и кащеево царство разрушилось. Совсем. Большая беда случилась. Людей там было много. Много с голоду поумирало. Многие решили силой своё — взять. Силой, оружием. Только кто же своё отдаст? Лютая вражда началась.
— С этого всё началось?
— Так разве это начало? — отмахнулся Колян, — Не Берегиня — не заметил бы никто, не запомнил. Там и без этого хватало всякого! Того же Горестного взять! Это как надо кривить кон, чтобы таких тихих, как травка-муравка мужиков — на себя поднять! Умудриться надо! А жена его потом так лютовала, ох и лютовала! Так и прозвали её...
Колян нахмурился:
— Это я тебе к чему? Как кажется, здорово и ладно — вот он, злодей! Бей его! Вот — молодец-удалец. Герой и красавец! Честь ему и хвала. А вот красавица. Жертва. Несчастная. Пожалейте её, суку! Прибейте, пока не ужалила! Извини, до сих пор досада гложет. Вот и в сказке так. Молодец-удалец зарубил бессмертного злодея и освободил красавицу-невольницу. Вот и сказочке конец. Догадайся — кто молодец? А злодей — молодец-удалец!
— Змея эта подколодная! — зло выкрикнул Бабуин, тиская руль.
— А бабе слова вообще не давали! — покачал головой Колян, — Кто бабе дал власть, тот сам себя и поимел. В особо извращённой форме. Так что — победителей — нет, проигравшие — все. Баба та — неприкаянная, без мужьей ласки, без отрады в детях...
— А Волосатый? — спросил Бабуин.
— А Волосатый — прижит от светящегося быка. Считай — сразу не от мира сего! Его дети почти не приживаются в женщинах. Берегиня зато — смогла. Да и себе на уме Волосатый. Всегда недоумком казался. И не притворяется. Ему среди людей — тяжко. Не понимает он людей, люди не понимают его. Причём тут он? Я тебе не о нём. Я про злодея. Вот убили злодея. Две страны, все их селения — разорены, дети с голоду пухнут, разбойный люд и нечисть — озорует. Соседи поселенцев тех земель кровавым боем бьют. Сказка!
— Так кто же враг? — уже в отчаянии кричит Бабуин.
— Сам хотел бы знать! — вздохнул Колян, — А в зеркало смотреть — боязно.
— Это почему? — удивился Бабуин.
— Нам, конечно же, тоже в голову приходил такой же вопрос — кто враг? Вполне естественное желание и заблуждение.
— Заблуждение?
— Что есть кто-то зловредный, кто все козни людоедские устраивает. Один такой, пусть и очень-очень могучий и хитромудрый, но — один. И, казалось, что если найти его, прибить, разорить его логово — сразу и закончатся беды и печали. Так? Что где-то есть кто-то, кто сидит в паутине, плетёт её, опутывая людей сетями, дёргает за ниточки, играя людьми. И мы тоже кричали в сердцах...
