— Господи, да в какой же речке ты плавал, внучек?
— В осенней, бабушка! Поздравляю вас, мои самые близкие люди! Знаете, чего мне больше всего хотелось бы? — Он обвел глазами лица пожилой пары. — Чтобы мы никогда не разлучались!
— Родной мой! — Бабушка прижала к себе мокрого Вальтера. Холодная вода с его волос вымочила ее щеки. — Прости меня за все!
— И по какому же поводу моя семья льет слезы? — Раздался усталый и немного хриплый голос подошедшего Сергея Ильича. — Ну-ка, домой! Вовка! Ты опрокинул на себя целую тучу?
Доктор положил теплую ладонь на промокшее мальчишечье плечо.
— Какие прекрасные розы! У нас сегодня праздник?
— Ба и Анатолий Иванович подали заявление! Они станут мужем и женой! — Тут же выложил новость Вальтер. — У них сегодня помолвка!
— У меня завтра — выходной. Как считаешь, Володя, стоит нам отметить это событие?
— Конечно!
— Тогда, может, мы их отпустим до завтра? Переодеться, нарядиться? Прочувствовать важность этого торжества. Как считаешь?
— Да, баб, Анатолий Иванович, до завтра!
Сергей Ильич и Вальтер, обнявшись, смотрели, как счастливые старики садятся в серебристую машинку.
— Приедете, позвони! — Крикнул Вальтер. — Слышишь, баб?
Та кивнула головой и пристегнула ремень. И вот серебристый фольксваген, подсвечивая фарами налитые до краев лужи, медленно выехал со двора.
— Ты меня покормишь? — Серьезно спросил Сергей Ильич.
— Да, пойдемте!
Вальтер, быстро переодевшись, разогрел доктору обед и, сервировав стол, ушел в свою комнату. Быстро дописав задачи по алгебре, он разложил на столе тетради и учебник русского языка для иностранцев. В соседней комнате заработал телевизор, но тут же послышался стук в дверь.
— Заходите, Сергей Ильич, — обернулся к двери Вальтер.
Доктор вошел в комнату и, обойдя кровать, уселся в кресло. Затем потер пальцем лоб.
— Что-то случилось? — Вальтер хорошо знал этот жест: если доктор водил пальцами по лбу, значит у него что-то не получалось, не складывалось. — В больнице?
— Нет, Вовка, все хорошо. — Доктор скупо улыбнулся. — С тобой у меня не выходит.
— Я стараюсь. — Вальтер даже приподнял учебник.
— Да, забыл сказать, послезавтра начнешь ходить к учительнице русского и литературы. Вот адрес. — Доктор бросил на стол бумажку. — Она будет ждать тебя к четырем. Успеешь?
— Да. Спасибо!
— Как школа? С ребятами познакомился? Как учителя?
— Спасибо, нормально.
Вальтер смотрел на доктора прозрачными серыми глазами, в которых ровным счетом не было ни одной эмоции, кроме вежливого ожидания следующего вопроса. Нет, мальчик от Сергея Ильича не прятался, не уходил в себя, не замыкался в собственном одиночестве. Наоборот, улыбался, делал все, чтобы заслужить одобрение опекуна. Причем, делал хорошо. Но душевного контакта у них не было. Сергей Ильич как-то попытался поговорить на эту тему с Лидией Петровной. Но та похлопала удивленными глазами: да не может такого быть! А если и может, то мальчик просто не отошел от травмы... Со временем пройдет! Очаровательная улыбка и полная ваза пирожков. Несмотря на долгую жизнь за границей, Лидия Петровна чудесно готовила. Доктор благодарно ел пирожки и по-прежнему не знал, что делать.
Однажды, проводя осмотр, он все-таки спросил у Вальтера:
— Как тебе это удается?
— Что? — Взгляд парня был открыт и безмятежен.
— Так регенерировать? Эти травмы быстро не проходят. Ожоги должны были остаться на твоей коже навсегда!
— Разве? — Улыбка парня была искренней и красивой. Ведь на лице не было ни одного рубца. — Я не знал.
— Ты читал в интернете литературу по ожогам.
— Да. Но все люди разные. Одна женщина с онкологией в четвертой стадии выздоровела.
— Она была такая одна!
Мальчишка пожал плечами.
Все разговоры Сергея Ильича с этим худеньким и вежливым подростком неизменно заканчивались досадой на собственное бессилие. Он даже сходил к Семену Андреевичу, работающему с травмами мозга и, как следствие, психическими расстройствами.
— Ну, как твой мальчик? — Бодро спросил Семен, укладывая на кушетку мужчину с отвисшей челюстью. — Голубчик, я сейчас закреплю на Вас датчики. Снимать их и пробовать на вкус не надо.
— А?
— Это быстро и не больно. Смотрите, у меня есть конфетка! Э, нет, после обследования! Вытягиваем ножки, ручки... Телефон невкусный. Лежим, вдох... Идем, Сереж!
Внимательно глядя на вытянувшегося на кушетке пациента, а потом — на энцефалограмму, Семен отрывисто спросил:
— Проблемы? А я ведь говорил... предупреждал! Но ты, как всегда, старого друга не слушал. Помнишь, что я тебе сказал, когда увидел твою Наташу? Не помнишь? Я тебе сказал — два года. Ты выдержал пять. А светленькую медсестричку Таечку?
— Ты сам на нее запал!
— Но не женился же... А теперь ты подобрал чужого ребенка. Хорошо, если бы просто приютил. Нет, опять вляпался в официальные отношения! Зачем тебе понадобилось оформлять опеку? Подожди, отпущу болезного...
Семен вошел в комнату, снял датчики. Дождавшись, пока тот заправит рубаху в штаны, он сунул ему в руки конфету.
— Ну, идите, мой золотой. Ответ будет у лечащего доктора. Идите.
Дверь за пациентом мягко закрылась, и лишь фантик ветром сдуло к ногам Сергея.
— Ну что у тебя с ним? — Семен уселся за стол и взглянул другу в глаза.
— Не знаю... — Усмехнулся Сергей. — Дай конфеточку!
— Э, батенька, сладкое получают только умные дяденьки. А непослушных мальчиков секут по ногам крапивой. — Семен вытащил из кармана конфетку, снял фантик и, бросив ее в рот, вкусно зачмокал.
— Моральный насильник. — Резюмировал Сергей. — Садист. И почему тебе доктора наук присвоили?
— Потому что я, как некоторые, не жалел сирых и убогих. Я на них диссертацию делал. Так что тебя волнует? — Семен стал серьезен.
— Понимаешь, все в порядке. Володя умный, много занимается, помогает...
— Но?
— Он ничем не делится. Конечно, если спросишь, расскажет. Но коротко и только по существу, ничем не выражая своего отношения к произошедшему. Просто констатирует факт: случилось, да, я решил проблему. Как? Что ты при этом чувствовал? Он улыбается и пожимает плечами, словно не понимает, о чем я говорю.
— Он начал говорить по-русски? Вспоминает своих родственников, друзей, оставшихся в Сибири? Переписывается с ними?
— По-русски говорит не хуже нас с тобой. Родственников не вспоминает. Иногда, когда у меня появляется свободное время, я сам пишу его тамошним опекунам.
— Ты посылал им Володины фотографии?
— Думаешь, другой мальчик? Посылал. Узнали. Да кому нужен этот сирота, кроме бабушки?
— Бабушка — владелец заводов, газет, пароходов? Ты вроде говорил, она немка?
— Нет, была замужем за немцем. По их меркам — очень средний достаток. Нет, наследство ее мужа слишком мало, чтобы затевать такие глупые игры.
Семен почесал ручкой за ухом, встопорщив рыжеватые волосы.
— Что сказали по поводу снимков опекуны из Сибири?
— Порадовались, что здоров. Сказали, что похудел и отрастил волосы. Там у него стрижка короткой была.
— А что-нибудь в разговоре тебя не насторожило, не царапнуло ухо?
— Да вроде нет... Хотя, не знаю, можно ли считать это важным...
— Не томи, родной, у меня прием. Полкоридора ушибленных на голову. Говори уже!
— Там доктор из районной больнички, Хворостов... Сказал, что лицо у парня стало умнее, тоньше. Может, оттого, что похудел?
— Угу. С небес свалился и резко поумнел. По-немецки заговорил, как на родном.
Сергей наклонил голову и покатал в ладонях фантик.
— Он еще три языка знает. И математику уровня студента вуза.
Семен постучал пальцами о столешницу. А потом встал.
— Ты мне скажи, Серега, этот пацан тебе очень дорог? Теперь он не сирота, вон бабулька родная есть...
Сергей Ильич поднял глаза.
— Да, Сень. Мне кажется, мальчик иногда плачет ночами. А еще я случайно заглянул в его альбом для рисования...
— Случайно?
— Да, задел локтем, он упал и раскрылся.
— И что там? — Семен уперся о стол пальцами, наклонившись над другом, словно собака, делающая стойку.
— Женское лицо. Со старинной высокой прической или с распущенными волосами. Красивая молодая женщина. Еще две девочки. Одна постарше, другая — маленькая, пухлая. Года три. Платьица смешные, с рюшами и лентами. Мужчина. Сухое вытянутое лицо. Лет тридцать пять — сорок. Собственный портрет. И мальчик, похожий на мужчину.
— А возраст?
— Чей?
— Второго мальчика?
— Помоложе Володи. Лет десять — двенадцать. Знаешь, все рисунки в карандаше. Только у мальчика акварелью прорисованы синие волосы и... большая на щеке слеза.
— Очень интересно! Значит, есть те, кто ему по-настоящему дороги. Возможно, они из его прошлого... А из Сибири тебе фотки присылали? Может, хоть одна осталась?
— Даже несколько. — Сергей полез в карман формы и достал телефон. — Вот, скинули.
Он увеличил изображение. На них из снежной зимы смотрели улыбающиеся детские лица. Одно из них было Вовкиным. На другом снимке парень сидел на берегу с удочкой. И тоже улыбка до ушей.
— Я бы сказал, что сейчас он, как кукла, поднимает уголки губ вверх. А глаза молчат.
— Понятно... Ты спросил у него, кто эти люди?
— Ничего я не спрашивал! А сам он никогда ничем не делится! Что тебе понятно? У меня операция через двадцать минут!
— Мальчик никому не доверяет. Это раз. Ни бабушке, ни тебе. И, скорее всего, помнит хоть какую-то часть своей жизни.
— Но откуда средневековые дамы в глухой сибирской деревне? У них телевизора, может, не было! Хотя, если театр? — Сергей нервно потер пальцы. — Сводили один раз, вот в душу и запало.
— Таблеточку хочешь? Успокаивает... — Семен, наконец, протянул другу конфетку.
— Ешь сам! От твоих размышлений и выводов точно сдвинешься!
— Не страшно, на прием запишешься. Так и быть, пропущу без очереди. — Семен вздохнул и посмотрел в окно. — Этот ребенок, скорее всего, действительно лишился всех родных. И остался один. Ему пришлось очень тяжело. Выжить в нашем обществе сложно и взрослому. А беззащитному малышу — тем более. Он выжил. Значит, у него есть воля и есть характер. Причем, при всей его внешней тихости, очень сильный. Так что мой тебе совет: либо расстанься с ним, либо... учись быть рядом, не рассчитывая на взаимность. Благодарность — да. Но прими, как данность: он тебе не верит.
— А если...
— Что бы ты ни сделал.
— И как же...
— Время, мой друг. Только оно все расставит на свои места. Как его ноги?
— Нормально. Бегает.
Рыжеватые брови Семена поползли вверх.
— Но еще недавно... — Он подергал кончик носа и пригладил редеющие волосы. — Как ты смог его вылечить так быстро?
— Я не лечил.
— А я говорил тебе... Помнишь?
— Спасибо, Сень. Ты настоящий друг. Только болтать никому не надо, да? — Сергей проникновенно посмотрел в серые очи психиатра. А потом молча пожал руку.
И вот теперь Сергей Ильич снова сидел напротив Володи, понимая, что разговор не получится. Но попробовать стоило.
— Может, пригласим завтра Лидию Петровну и Анатолия Ивановича в ресторан? Цветы, свечи... Скрипка поет о любви. Красиво? Как считаешь?
— Да, это было бы хорошо. — Вальтер немного оттаял.
Сидеть со своим приемным отцом вот так, с глазу на глаз, он стеснялся и боялся одновременно. Ему на самом деле хотелось смеяться и радоваться жизни. Но... это был не его отец. Этот человек мог испугаться и вышвырнуть Вальтера только за то, что совершенно внезапно у мальчишки появилась магия предков. 'Они же совершенно слепые!' — досадовал парень. — 'Как я могу рассказать незрячему человеку про алые закаты над морем? Никак. Он сочтет меня ненормальным'. Сейчас вся его жизнь перестраивалась под власть проснувшейся в чужом теле наследственной магии. И это было не только самолечение. Он видел потоки силы. Видел живительную мощь, цветущую среди зеленых трав и голубых небес. Видел прячущиеся среди подземных стоков и кладбищ черные сгустки, так любимые ведьмами и некромантами. Пока он только рассматривал, едва касаясь удивительных, не видимых никем из здешних людей энергий. И уже догадывался, как их использовать. Однажды ночью, с фонариком и трясясь от страха, он попробовал. Наутро лицо сияло чистой белой кожей с легкими пушистыми волосками, покрывающими мальчишечьи, не знавшие бритвы, щеки. Вальтера этот вопрос немного волновал: в его мире маги долго сохраняли внешнюю молодость, взрослея позже обычных людей. Но как объяснить опекуну отсутствие щетины и детский высокий голос, когда тебе четырнадцать лет?
— Вы завтра целый день дома? — поинтересовался Вальтер у Сергея Ильича.
— Да, выходной. Хоть отосплюсь. — Теперь мужчина потер небритую щеку. Энергетический кокон вокруг него был бледным и истощенным. Работа у доктора была тяжелой. Вальтер, улыбаясь кончиками губ, осторожно подтянул к Сергею Ильичу тоненький оранжевый лучик, разрезающий пространство, и пристроил его к макушке. Луч быстро побежал по нервным окончаниям человеческого тела, встряхивая организм и заряжая его, словно батарейка. Глаза доктора открылись, и он смущенно засмеялся:
— Ну вот, руки гудят, словно за провода всю смену держался!
Движения стали живее, а взгляд — осмысленней.
— У тебя во сколько уроки заканчиваются?
— В три. — Вальтер убрал оранжевый луч, но прилепил зеленый, успокаивающий взбудораженное притоком сил тело. Аура медленно, но верно наливалась цветом.
— Тогда на шесть заказываю?
— Может... — Вальтер на секунду опустил глаза, — сначала их пригласить выбрать кольца? А они под музыку их наденут...
— Так это не свадьба! — Сергей Ильич легко встал и прошелся по комнате.
— Зато им будет приятно. — Тихо сказал парень.
— Договорились. А теперь я проверю твое домашнее задание по русскому языку.
* * *
Глава двенадцатая. Вовка
* * *
Вовке показалось, что от двери швейной мастерской он сделал всего несколько шагов. Но герр Тофель, поднявшись на возникшую перед ним невысокую площадку, невозмутимо достал из кармана ключ от внутренней двери в башню колдуна.
За распахнутой настежь створкой предвкушающе затаилась темнота, только теперь Вовка знал ее маленькие хитрости. Поэтому на приглашающий жест герра Тофеля он ответил кивком и смело шагнул внутрь. А Фридрих, оттерев широким плечом камердинера — следом.
Мягкий и рассеянный розовый свет перекрасил фиолетовым кудри мальчишки и подрумянил щеки готового сражаться с неизвестностью Фридриха.
— Доброго дня, дорогие гости! — Дверь цвета обивки стен распахнулась, и в прихожую вышел мэтр Вилдбах, насмешливо оглядывая сжатые кулаки гвардейца. — Добро пожаловать в мою скромную обитель. Спасибо, Тофель!
Камердинер наклонил голову.
— Господин фон Шоттен, — тем временем продолжил маг, — вероятно, Вы устали после дежурства? Не желаете отдохнуть?
Бесшумно и без посторонней помощи распахнулась дверь в просторную светлую гостиную. Рядом с широким и удобным диваном стоял накрытый стол, заставленный тарелками, вазочками с салатами и небольшими кастрюльками, над которыми колдовала очаровательная девушка. Увидев хозяина и его гостя, она хлопнула длинными черными ресницами и изогнула в улыбке кончики пухлых розовых губ. Дыхание гвардейца едва заметно сбилось. Черные глаза колдуна лукаво блеснули, и Шоттен, словно завороженный, сделал шаг... Но воля потомка знатного рода все же была сильней физического естества. Фридрих повернул голову к Вовке и хозяину дома.
