Вилли замер на освещенной лампами кухне. Присел, передохнуть на лавке. Гриша, лежавший на ней, приподнялся, сел рядом. Оба затаив дыхание, в слова вслушиваются.
Надейка с Сорокой рядом, возле Иреня пристроились, на правах хозяек кухни и лагеря, на рогоже, Карасем расстеленной. С другой стороны Иреня, Лива молча сидит, ноги скрестив, на огонь смотрит.
Подняла голову, услышав что-то. Выцепила взглядом из толпы Ненада, кивнула в сторону лагеря белаварского. Понял, поднялся, из толпы выбираться начал. Заряны нет сегодня на стану, самому всю ночь придётся караульной службой заниматься.
Главное вовремя подошёл — часовой с Шалгой, напротив них трое стоят. Часовой успел Шалгу вызвать. Двое белаварских, с ними десятник новоторжской сотни. Рвутся музыку послушать.
— Так у вас же своя веселуха?
— Пьяный рев и визг дешёвый... — морщится белаварец, который помоложе, нижняя часть лица платком прикрыта, рукой машет. — Надоело!
— Оружие сдайте. Дети там. Потом у него заберете, — кивает на Шалгу.
— Пропустите их.
Новоторгский десятник напрягся, что-то сказать хотел.
— Все, все сдавайте! Нет, так мы не пропустим.
Сдали. Провели их к костру.
— Стойте тихо.
Волна подошла тихо сзади, взяла башлыка за локоть:
— Поговорить надо, отойдем.
Потащила от костра на кухню. Вилли снова своими делами занимается, но к пению по-прежнему прислушивается. Гриша прилег, и лежа хорошо слышно, а долго сидеть ему еще тяжело.
— Северин, Вилли, вопрос у меня к вам имеется! Ничего если завтра вместо полусотни, мы школу приведем? Кухня ваша понравилась, Надейка уж расстаралась — и Вилли, и кухню расхвалила! Мелкота загорелась, хотят из походной, подвижной кухни попробовать. На марше все-таки. Со своей посудой придут, мыть ничего не придётся. А дружину из школьных запасов утром покормим, от своих котлов.
Волна повернула Гришу лицом вниз и аккуратно щупала его затылок.
— Гречку то они едят? У меня на утро каша с мясом.
— Они всё едят, — отмахнулась Волна. — Вспомню себя, куда только всё вмещалось!
— Ну и ладно, каша и чай пойдёт? Ну, значит, с утра товару отпущу, а потом пусть и девчонки ваши подходят.
Лезна, подсевшая к музыкантам, кивнула Ливе, и потащила инструмент из рук гитаристки — школьницы:
— А можно я? — Потянула с такой силой, что отказать ей было невозможно.
Ирень, перебрал пальцами страны и настучал по корпусу гитары мелодию. Лезна мотнула головой:
— Нет, не эту!
Провела рукой по струнам, и начала наигрывать мелодию. И при этом, подпевая себе, она смотрела прямо на Надейку.
Надежда, расслышав слова, радостно распахнула глаза, и начала подпевать. Лезна сделала знак рукой, показав, что можно и громче, сильней ударила по струнам. Ирень сдавил гриф от неожиданности, узнавая слова, и прижал струны своей гитары ладонью. Толпа замерла. Стоящие жиги, белогорцы ближе придвинулись, вслушиваясь в невозможное. Старшие школы выдохнули и замерли. Младшие, почуяв что, что-то происходит, завертели головками, но тут же замерли придавленные неподвижностью старших.
Лива разжала вцепившиеся в гриф пальцы посланника и забрала гитару у Иреня, чего инструменту простаивать. И провела по струнам, улыбаясь Надейке.
Северин оборвал смех, и прислушался. О-о-о нет! Надейка! Громкий, звонкий голосок выводил в вечерней тишине посреди замершего лагеря "я зажигаю рассвет!"
Он посмотрел на Волю, в ответ на него нагло уставились смеющиеся, ведьмовские глаза. Она что специально увела его от костра, как ребенка малого?
Вскочил из-за стола и бросился к дочке. Волна догнала его у костра, и только потому, что его не пропустили вперед двое. Сначала молодой незнакомый стряхнул его руку с плеча и оттолкнул, а потом и Ненад встал на пути. Тут же шёпот в ухо, Волна сзади:
— Люди! Слушают! Стой!
Вот ведьмы, самые ведьмовские ведьмы! Что творят?! Просил ведь, не надо!
Но люди, правда, слушают. И дочка счастливая, глупая ой какая, радостно ей! Кто-то там рядом? Конечно, все тут. Лива с гитарой, и Лезна спиной сидит. Рядом с дочерью, Ирень на барабане подыгрывает, сговорились гады, и не думют, что девчонку подставляют. Провел взглядом по толпе. Свои, хуторские стоят, лыбятся, пламя костра на открытых лицах пляшет. Рядом люди незнакомые, жиги, ратники, дружинники стоят, не шевелясь, слушают. Завлек их детский голосок, связал всех словами, память пробудил у людей, стоящих рядом.
Допела. Лезна гитару отложила, Надейке кивнула. Встала, от костра начала пробираться. Лива гитару на колени положила молчаливому Иреню:
— А что, неплохо получилось!
И тоже Надежде благодарно кивает.
Башлык вырвался от опустившейся на его плечо руки Волны. Толкнул молодого, наглого в бок. Ненад в сторону сам отошел. За спиной:
— Стой, это отец её!
Северин вышел в круг света бросаемого костром. Надейка вскочила и бросилась к нему:
— Папа!
Подхватил на руки, прижал, оглянулся, сотника не увидел, не нашёл взглядом. Присел Сороку подхватил:
— Спать пора!
И через толпу к телегам. Сбоку сотник подскочил, дочку на себя тянет. Оглянулся, узнал, отпустил:
— Держи крепче!
Снова оглянулся, Александр сзади нагоняет, за ним Карась рогожу тащит.
Ирень встал, потянулся:
— Спать пора.
Нашёл в толпе задумавшуюся жигу, старшую маршевой сотни:
— Отбой через 30 минут. И так засиделись.
— Пап, ты слышал? — Надейка на руках вертится. — Пап? ты видел? Сколько их и слушали все! Ух, народу сколько!
Северин промолчал.
— Ай, — Надежда закрыла рот двумя ладошками, — пап, прости! Я ведь обещала, что не буду больше! Я забыла!
— Хорошо всё, — прижал к себе. — Красиво получилось, маме бы твоей понравилось!
Северин, запоздало, оглядывается назад. Вот ведь, сзади Волна, Лезна, Ненад со своими новыми дружками следом прутся. Тут же Матвей, Арт с Карасем вопросительно смотрят:
— Помочь чем, Северин?
Отмахнулся:
— Спать идите. Поздно уже!
Уложили девчонок, сами укладываться принялись. Надейка с Сорокой наверху в телеге под одеялами посапывают. Под телегой сотник, Александр и башлык улеглись. Северин ворочается. Полкан припёрся. Под бок пристраивается. Не спится башлыку, встал на голоса пошёл.
Ну да, где же, и кто же! У Вилли за столом, народ собрался, разговоры ночные разговаривают. Ненад со своими знакомцами, Гриша, отоспавшийся днем, прислонился спиной к шесту, под фонарем сидит. Ирень с жигой, Жарой, старшей маршевой сотни.
— О башлык! А мы к тебе, вернее к дочке твоей. Спит уже? Сколько ей лет, Северин Тимурович?
— Десять, в начале весны исполнилось.
Ирень переглянулся с Жарой:
— Расскажешь, откуда у тебя дочка такую старую песню знает?
Северин опустил голову, что тут сказать, если правда опасна, а неправду говорить не хочется?
— Она всю осень с теткой в Кандраше расторговывалась, — встрял Гриша. — Может там, кто научил, или сама где подслушала.
— И потом всех мажоров разучить заставила? — улыбнулся Ирень.
Северин развел руками, давая понять, что других ответов не будет.
— Ну, пусть так и будет! У Жары есть кое-что для твоей дочки...
— Понравилась нам, дочка твоя, песней давно не слышанной угодила, неожиданностью взяла. Прими башлык, подарок для дочки своей. Надеюсь, в пору будет, у моих старшин глаз наметан, ошибиться не должны.
Она положила на стол небольшой светлый мешок из плотной ткани, выложила перед Северином стопку одежды и сверху поставила детские сапожки из желтой кожи:
— Форма школьная. Решили Надежду всей школой отблагодарить. Но сразу хочу предупредить, ваши сопровождающие против были, и барт Ирень тоже сомневается.
Тот кивнул, приподнимаясь из-за стола:
— На землях Острова и там, где наша военная сила стоит, Надежде, эту форму носить нельзя. А так примите как память, и решите сами с дочкой, что с этим подарком делать. Ну, нам пора! Завтра всей школе с вашим петухом вставать придется, чтобы чудо-кухню не упустить!
Распрощались, ушли поспешно. Вилли собрал все назад, в мешок, оставленный Жарой:
— Сейчас в хозяйку уберу, а завтра Надейку с утра порадуешь!
Вспомнил Северин запреты Иреня и предупреждения Жары про тех, кто против был, вздохнул:
— Как же! Порадуешь тут, с такими "провожающими". Вилли, есть что? Только, чтоб утром проснуться?
Тут молодой приятель Ненада с извинениями полез, неудобно говорить вышло, не знал. Не хотел, чтоб песне мешали, прости мол, что грубо получилось.
— Тебя как зовут?
Тот выпрямился:
— Владимир.
— Так Володя, со мной выпьешь?
Кивнул уверенно.
— Ну и хорошо.
— Вилли остальным нальешь?
— За знакомство!
— За друга Володю, за всех сидящих рядом!
— За здоровье дочки и семьи твоей!
-За дальние края, что несут нам печали и радости всякие!
— За ...
6 мая 1236 года от сотворения потопа.
Торговая Гряда. Земли Шалолета. Берег реки Самары.
Шестой день разгона.
— Северин, Северин — кто-то тряс его за плечо.
— Да проснись ты. Княжич где?
— Это кто? Не могу глаз открыть!
Трясут за плечи что есть сил, трясут по очереди.
— Где он?
— Не знай, а Вилли где?
— Здесь, у себя вон. Ты куда княжича подевал?
— А кто это княжич? Это кто?
Северин наконец-то открыл глаза, перед ним под столом лежал на боку человек и храпел, уткнувшись лицом в траву.
— Вот под столом лежит.
-Это не он! А другой где? Молодой?
Северин попытался приподняться, с помощью Ненада получилось. Рядом стояли встревоженные Ирень, Шалга, Лива и кто-то из белаварских, по гербу на синем берете узнал.
Это он, беловарец, опознал лежащего человека под столом.
— Вспоминай, Северин!
Ненад сунул ему в руки холодной бокал.
— Уф, водичка!— пошевелил языком во рту, влил в себя, протянул десятнику пустую посуду. — Ещё воды!
Белаварец не выдержал, вцепился в воротник:
— Отвечай тать! Куда Владимира свет Ипатича подевал?
Потихоньку начинает доходить:
— Володька? Это он княжич?
— Наконец-то! Где он?
— Воды!
Ненад крякнул, сунул пустой бокал Шалге:
— Неси!
И к Северину:
— Куда ты его дел? Часовой вас видел, когда вы вдвоем по лагерю шатались. Где он?
Где-то внизу на реке, закричал петух.
Чуть подальше вниз по течению на другом суденышке закукарекал еще один. Заорал и петух на кухне у Вилли.
— Ну вот, а я решил, что ты проспишь сегодня — заворчал Вилли, и начал громыхать посудой, готовиться к завтраку.
— Вилли, а Гриша где?
Вспомнилось что-то.
— Так ты с молодым ушёл. А Гришу Карась отвел.
Точно отвел одного, молодого, оставил там. Пришёл за вторым, и тут его сложило на лавку.
— Куда отвёл?
— К дочке! Доча! — Северин вскочил, озираясь по сторонам, и кинулся, опрокидывая лавку, к телегам. Следом бросились остальные. Вилли, оставшись один, вытащил из-под стола новоторжского десятника, дал ему воды из бокала, принесенного Шалгой. Поднял и поставил на место лавку, стряхнул со стола крошки. Вернулся к котлам, скоро придут мажоры на завтрак, а там глядишь, и школа подтянется.
Ненад за ноги вытащил из-под телеги сначала одного. Это оказался Втор Сапега. Затем потащил, не глядя другого. Опять не тот, вторым оказался Александр.
Ирень вопросительно взглянул на Северина, тот лишь пожал плечами и накрыл девчонок одеялом.
— Так я его сюда привел!
Нашелся княжич под соседний телегой. Спал, устроившись между одним из охраняев и Полканом. То ли Северин его сюда затолкал, то ли они потом вдвоём с Полканом переползли, было уже не важно. Главное пропажа нашлась.
Белаварец обрадованно ахнул и начал суетиться возле найденного княжича.
— У вражина, ребёнка споил! — хлопнул по спине Северина, нависшего над спящими девчонками.
— Ага, этот ребёнок в три горла жрал вчера! Чего всполошились то?
Ненад кивнул в сторону белаварского лагеря.
— Слышишь? Какой у них переполох?
— Вот, — он стукнул ногой по сапогу не просыпающегося княжича,— его ищут...
Ирень прервал Ненада, положив ему руку на плечо.
— Взять! — он показал на княжича, потом на причитавшего белаварца, — взять!
Белогорцы и кандрашские дружинники подхватили под руки княжича и его дядьку.
— За мной!
Лива подошла к Ненаду, кивнула на девчонок:
— Пусть спят, не буди. Выход как обычно. Вага, сдай товару! Идите, а то там уже с ночного вернулись.
Приняли товару. Принимал Матвей с Артом. Запрягли волов, лошадей. Поели сами, покормили школу. А команды на выход все нет.
Северин с больной головой, спустился к реке, окунулся. Немного вроде стало легче. На реке началось движение, мимо него, несколько человек тянули насад, груженный желтым кирпичом.
На броду, идя по середине реки, насад зацепил днищем песок и застрял, ему не хватило глубины.
После нескольких безуспешных попыток сдернуть насад силами ватаги, на том берегу забегал, матерясь, и размахивая руками босоногий, всклоченный мужик.
Забежал в воду, обогнул по пояс в воде застрявшее судно. Выбрался на берег, стряхивая с себя воду, остановился напротив Северина.
— Здорово!
— Здорово.
— Ты отсюда? С ними? — ткнул мужик в сторону лагеря.
— Угу.
Солнце еще не взошло над дальним лесом, а уже чувствовалось, что день будет жаркий.
— Чего хотел?
— Да хозяин послал. Насчёт волов, лошадок узнать, или людей нанять.
— Каких людей? Куда?
— Мы в Баш-Базар шли, а тут такое дело, назад повернули, теперь идти против течения. Тащить нужно, А у нас не людей не хватает, и животины никакой нет. Вот меня к вам послали, а сын хозяйский в деревню побежал.
Он махнул на тот берег.
— Нет, ни людей, ни скотины нет, тут не найдёшь.
Мужик еще раз оглядел лагерь, и присел рядом, передыхая:
-Уф, задохнулся пока бежал. И не продаёт никто?
Северин откинулся назад, сложил руки за голову, и уставился на серое утреннее небо.
— Нет! Точно говорю, нет. Моя это товара, лишних у меня нет. Ничем помочь не могу!
Что-то проскочило в голове, зацепился за слова. Он приподнялся, оглядел стоящие суда и крикнул в спину, уже вошедшему в воду, мужику:
— А чего вы назад тащить решили то?
Тот повернулся удивленно:
— Так карантин в Баш — Базаре! Нафать!
Ненад хмуро посмотрел на Северина :
— Откуда знаешь? — И осмотрелся по сторонам. — Ты пока людей не баламуть.
— Так ты знаешь? И они знают? — Кивнул в сторону жиг, собравшихся возле коляски Иреня.
— Знают. Поэтому пока не выходим. Решают, что делать. Ты откуда узнал?
— На реке сказали, гонец из Шалолета прискакал, предупредил, что чума в Баш-Базаре.
Ненад огляделся по сторонам, товара готовая к выходу, стояла, упершись в пост из дружинников Новаторга. Маршевая сотня вся была на конях, и только ждали приказа от старшей жиги, совещавшейся с посланником. Полусотня на конях стояла между станом и белаварцами. Перед ними выстроилась цепочка белаварских ратников.
