— За то, что выпивали без него! — захохотали тролли в две глотки.
— Тогда, может, позовём...
— Не стоит, — отмахнулись тролли. — Он занят шибко. Да ведь и мы всего по чарочке...
— Ну, какие у ясновельможных панов чарочки, мне очень даже хорошо известно, — засмеялся весич. — В иной и утонуть можно.
И когда Стёпка, собравшись наконец с духом, решился заявить о своём присутствии деликатным покашливанием, тролли и весич взошли на крыльцо соседнего дома и скрылись один за другим в дымном и шумном сумраке. Стёпка за ними, разумеется, не пошёл. Потому что они скрылись в заведении, которое обычно называют питейным. Это был трактир, кабак, шинок или, может, быть, корчма. Там внутри громко спорили, хрипло смеялись, стучали кружками по столам, валялись в беспамятстве на заплёванном полу и заунывно тянули пьяными голосами что-то очень немузыкальное. Таким отрокам, как Степан, там делать было нечего.
Он потоптался у крыльца, потрогал стража — бесполезно! — дёрнулся было войти, но вывалившийся ему навстречу пьяный в дым всклокоченный и расхристанный вурдалак в одном сапоге заставил его от этой мысли окончательно отказаться. Нет, туда лучше не входить. Да и как в таком гвалте объяснишь троллям, что тебе нужно? И станут ли они там тебя слушать? Заставят ещё, чего доброго, пить с ними какое-нибудь вонючее пиво. Бр-р-р! Стёпку даже передёрнуло от отвращения.
Из дверей заведения струился во все стороны противный сивушный дух. Стёпка проводил взглядом пошатывающегося вурдалака и решил подождать. Долго ли можно пить одну чарку, пусть даже и тролличью? Ну не два же часа в самом-то деле!
Стоять перед входом было неловко и он отошёл в сторонку, туда, где зеленел меж высоких заборов небольшой садик. Отошёл и увидел там пасечника.
Тролль Неусвистайло сидел под навесом и дремал с самым безмятежным видом, свесив на грудь голову и сложив на необъятном животе грубые натруженные руки. Ему не мешали крики и хохот, его не касалась всеобщая суета и спешка, ему не в тягость была удушливая жара. Он отдыхал от трудов праведных... или просто отсыпался после доброй попойки. У него была буйная шевелюра непередаваемого рыжего цвета, столь же рыжие вислые усы и встрёпанная огненная борода.
Ни одна живая душа не посмела бы усомниться в том, что тролль принадлежит к славному и несколько даже таинственному для непосвящённых ордену пчеловодов. Вокруг его пламенеющей головы с неустанным гудением вились пчёлы. Их было много и они были очень большие, под стать хозяину. Они ползали по его лицу, по одежде, по рукам, забирались за пазуху, взлетали, уносились вдаль, возвращались и вновь принимались ползать по лицу и рукам. Тролль не обращал на них внимания, он словно бы совсем их не замечал и был похож на огромный оранжевый цветок, с которого трудолюбивые пчёлы собирают нектар.
Стёпка не успел ещё приблизиться к пасечнику, а пчёлы уже почуяли в нём угрозу. Две из них сорвались с бороды тролля и с пугающим гудением закружились над Стёпкиной головой. Они были не просто большие, они были огромные и очень злые, только что зубами не щёлкали. Стёпка замер на месте. Пчёл он всегда боялся, а эти были страшны вдвойне.
Рассмотрев и обнюхав Стёпку как следует со всех сторон и убедившись, что он не представляет никакой опасности, пчёлы, словно верные сторожевые псы вернулись к хозяину. Стёпка перевёл дух и вдруг обнаружил, что тролль уже не дремлет, а внимательно смотрит на него одним глазом.
Степан, помешкав, неловко поклонился. Тролль в ответ лениво крутнул большими пальцами.
— День добрый, — сказал Стёпка, вспомнив очень кстати виденный им когда-то польский фильм, там поляки всегда так говорили. — Меня Стеславом зовут. Меня Купыря прислал к ва... к ясновельможному пану...
В глазах у тролля блеснула искорка интереса. Тролль чуть заметно кивнул, признавая своё знакомство с Купырей.
— Нам... Э-э-э... Мне и одному моему спутнику... гоблину... нужно добраться до переправы. Очень нужно. А Купыря сказал, что вы можете...
— Добре, — прервал его тролль. Голос у него был густой и сочный, как застоявшийся мёд. — Повозка моя у моста стоит, по правую руку. Ждать не буду, коли припоздать вздумаете. Сразу после пятизвона и выезжаем.
Сказал и снова закрыл глаза, как будто и не было никакого разговора. Стёпка постоял ещё немного, глядя на неустанную суету пчёл, потом развернулся и с лёгким сердцем отправился к Смакле.
* * *
Гоблина на крылечке не было. И вообще нигде поблизости не было. Не дождался Смакла демона, усвистал куда-то в неизвестном направлении.
Повозок на дороге стало заметно меньше, народу тоже поубавилось. Разошлись весёлые грузчики; пожилой вурдалак закрывал скрипучие двери амбара, бренчал замками и засовами.
Смакла мог быть где угодно. Поразмыслив, Стёпка решил для начала дойти до моста: не иначе младший слуга надумал самостоятельно договориться с охотниками или с купцами. С него станется, он упрямый.
Взявшись обеими руками за ремни уже изрядно поднадоевшей котомки, Стёпка топал вниз по улице и вертел головой, словно турист в незнакомом городе. Каждый встречный здесь заслуживал самого пристального внимания, будь то гоблин с охотничьим луком, вурдалачиха с полной корзиной белья или тайгари-хуторяне в кожаных доспехах и с тяжёлыми арбалетами за спиной. Но Стёпка уже ко всему этому немного привык, присмотрелся, научился не удивляться и не таращиться в радостном изумлении на клыки, лица и не слишком человеческие фигуры. Даже тролли — на что необычные создания — и те не так чтобы уж очень его поразили. Ну, тролли и тролли, чего такого? Вот если бы на драконе кто-нибудь сейчас пролетел... Но драконов по-прежнему упорно не наблюдалось.
Чья-то рука требовательно дёрнула Стёпку за штанину. Он оглянулся: нет, это был не Смакла. Очень маленький человечек пугающего обличья, безжалостно скособоченный, с непомерно большой головой и короткими ногами смотрел на него снизу вверх. Одет он был в синий выцветший кафтан с длинными засаленными рукавами и серые мешковатые порты. Его кривые ноги, босые и чёрные от грязи, нетерпеливо приплясывали, загребая дорожную пыль.
Карлик схватил Стёпку за руку сильными пальцами и зачастил, зыркая по сторонам злыми бусинками чёрных глаз:
— Эвон ты где, господина студиозус, эвон где я тебя находил, поклон до земли всем моим предкам! Долго искал, никак найти не мог, а ты сама ко мне нашёл. Пошли-шагай за мной, отведу куда надобно.
— Ты кто? — спросил Стёпка, испуганно отдёргивая руку.
Карлик сморщил и без того морщинистое лицо и растянул в жутковатой улыбке поразительно зубастый рот:
— Господина прещедрый Смакла-арга мою отправила. Сказала, отыщи Стеслава-аргу, приведи скорее сюды.
— Куды?.. Э-э-э... Куда? Где он?
— Тут недалече ждёт. Рядышком вовсе.
— Ну, пошли, — не очень охотно согласился Стёпка, подумав, что Смакла поддался на уговоры очередного подозрительного попутчика и уже согласился ехать в чьей-нибудь повозке. Да и этот страшненький карлик-арга у Стёпки доверия не вызывал. Дорожный страж, правда, помалкивал, но пуганый Стёпка теперь чуть ли не в каждом встречном готов был видеть коварного недоброжелателя.
— Вот и ладненько! — возликовал карлик. — Ить я в миг доведу... А мне господина Смакла-арга за энто денежку хорошую подарил, — он похлопал себя по щеке, словно денежка была спрятана там. А может, и была.
— С чего это он так расщедрился? — удивился Стёпка, стараясь не отставать от быстро ковыляющего карлика. Не похоже было на скуповатого гоблина так разбрасываться деньгами.
Карлик свернул в узкий, совершенно безлюдный проход между двумя амбарами. Замшелые бревенчатые стены почти смыкались над головой; несколько больших крыс проводили Стёпку внимательными нехорошими взглядами, даже не подумав спрятаться. Карлик, не оглядываясь, катился вперёд.
— А оне братца свово родного встренули на торгу. Вишь, как оно в жизни быват! Два лета, почитай, не виделись, а тут — нос к носу... Вот радость-то им экая!
Ну вот! Только братца ещё и не хватало для полного комплекта! Помешать-то он, конечно, не помешает, но... Разговоры там всякие, расспросы, воспоминания, то да сё... Много времени занять может. А задерживаться никак нельзя. Пасечник ждать не будет.
Сразу за амбарами стояли низенькие дряхлые постройки, с провалившимися крышами, кособокие, унылые и на первый взгляд совершенно необитаемые. Казалось, жильцы покинули их давно и навсегда. Карлик шустро взбежал на полусгнившее крыльцо, толкнул щелястую расслабленную дверь и отступил в сторону, угодливо склонив на плечо тяжёлую голову.
— Туточки оне оба беседовают. А мне по убогой наружности моённой несподручно ихому разговору мешать. Проходите, господина студиозус, в горницу. Милости прошу.
Стёпка замешкался, не решаясь входить в эту полуживую развалюху. Неужели этот карлик здесь обитает? И зачем, скажите, пожалуйста, Смакла со своим некстати подвернувшимся братом притащился в такое неприятное место?
— Милости прошу, — повторил карлик и рукой этак приглашающе повёл, словно не халупа убогая была перед Стёпкой, а хоромы боярские. — Заходьте, господина студиозус, заходьте. А ежели и у вас денежка хорошая в карманце завалялась, то я ить от неё не откажуся.
— Обойдёшься, — сказал Стёпка и перешагнул порог. В тесных сенях стояла на лавке пустая, затянутая паутиной кадушка; на закопченных стенах висели покрытые столетней пылью связки давным-давно засохших трав. Всё это было более чем подозрительно, и Стёпка, терзаемый сомнениями, непременно повернул бы назад, если бы не услышал доносящийся из горницы весёлый голос Смаклы. Гоблин, видимо, и в самом деле радовался нежданной встрече с братом.
Думая только о том, каким образом ему уговорить Смаклу не задерживаться, Стёпка отворил дверь. Он успел увидеть мутное оконце, край грубо сколоченного стола и ноги лежащего на полу человека. Что-то тяжёлое и очень твёрдое ударило его сзади по голове, в глаза ослепляюще брызнуло синим, и он повалился на грязный пол, не успев понять, что торчащие из-под стола ноги принадлежат младшему слуге.
Глава четырнадцатая,
в которой демон попадает в плен и едва не погибает во цвете лет
Ударили Стёпку от всей души, но со знанием дела, и голову, вроде бы, не проломили. Во всяком случае, когда он пришёл в себя, голова у него была на месте, всё соображала и помнила. Хотя и с трудом.
Он лежал на полу лицом вниз и ему было до того плохо, что хоть бери и сразу помирай. Ни о каком сопротивлении даже и речи быть не могло. Падая, он подвернул руку и оцарапал подбородок; на губах и на языке была грязь, где-то на затылке тупо пульсировала ссадина. Стёпка вспомнил морщинистую ухмыляющуюся физиономию подлого карлика и беззвучно застонал. Нет, ну надо же было так глупо попасться! Кому поверил?!
А ненавистные враги, коварно заманившие его в ловушку, времени даром не теряли и споро делали своё чёрное дело. Они взяли Стёпку за руки и за ноги, перевернули, подняли, перенесли куда-то, пыхтя и невнятно бормоча сквозь зубы, а затем небрежно швырнули на широкую деревянную лавку. Стёпка больно стукнулся спиной и опять затылком и лишь тогда сообразил, что на его плечах нет котомки. Успели уже, значит, стащить. Потом чьи-то ловкие руки сноровисто обшарили его с ног до головы, нащупали на шее ремешок стража и сдёрнули его с удручающей бесцеремонностью. Даже если бы Стёпка и захотел, он не смог бы помешать. В карманах джинсов лежали тюбик с клеем и ножичек, но руки почему-то их не нашли. Или просто не сочли нужным извлекать на свет эти обычные мальчишеские безделушки, о которых и сам Стёпка сейчас не помнил.
— Глянь, хозяин, что на шее у него висело, — сказал карлик. Стёпка узнал его голос, и — вот удивительно! — слова этот подлец уже не коверкал.
— Подай мне! — приказал кто-то низким, неприятно вибрирующим голосом. — О-о-о!.. Какие, однако, богатые отроки здесь по улицам ходят. В Этиматахье не у каждого оркимага такой конхобулл имеется. Впрочем, вряд ли он умеет его пробуждать. Твоё счастье, Дотто, что на этот раз настоящий мальчишка попался, а не какой-то паршивый гоблин... Ты уверен, что его не хватятся?
— Ни одна живая душа. Они недавно из замка, искали подводу до Проторской переправы.
— Нашли?
— Не успели. Так что, ежели кто и хватится, решит, что они уехали либо с охотниками, либо с купцами кряжгородскими. Поди их после отыщи. Уехали да и сгинули.
— Твоими бы устами, Дотто... Непростой это отрок, не иначе, наследничек князька удельного.
— Куды ему до наследника! Княжьи чада без дядек и слуг ныне и за ворота не выезжают. А этот по Предмостью ровно холоп...
— Холопы в зачарованной одежде ходить не будут. Расколдовать бы его да посмотреть, каков он на обычный взгляд.
— Дело зараз понятное и объяснимое. Прикупил в замке заклинание либо из любопытства либо по наказу отцовому...
— А конхобулл у него откуда?
— То мне не ведомо. Я человек маленький, в колдовские дела не суюсь.
— Человек, — презрительно сказал незнакомец. — И ты ещё смеешь называть себя человеком... Смотри у меня! Никто не должен даже заподозрить! Это тебе не в Усть-Лишае вурдалачкам клыки заговаривать, здешним магам палец в рот не клади. Так зачаруют — до конца дней своих не опамятуешь... Вот зачем ты его кистенём своим стукнул? Ему бы и заклинания хватило.
— Для верности. Очень мне его глаза не понравились. Шибко мутные.
— А то ты сам у меня не мутный. Ну-ка, принеси мою торбу да гоблина связать не забудь. Мне ещё с Шервельдом расплачиваться. Ему разницы нет, чью кровь пить.
У Стёпки от ужаса смертельно захолодело в груди. Куда он попал? Кто эти люди? И люди ли они? Что им нужно?.. Впрочем, на последний вопрос он уже получил исчёрпывающий ответ. Неужели из меня тоже будут высасывать кровь?! И из Смаклы?.. Да нет, не может такого быть! Не бывает такого! Это слишком страшно!
Он попробовал шевельнуть рукой — пальцы не слушались.
— Опомнился, — простонал близкий голос. — Крепкий отрок, свежая кровь. Свежая и горячая.
Стёпка с трудом открыл глаза и сначала ничего не увидел. Вокруг была кромешная непроглядная темнота... Или он ослеп от удара? Он читал где-то, что так бывает. Повернуть голову не было никаких сил. Затылок болел, тело казалось чужим. Когда глаза немного привыкли к темноте, он различил над собой бледное пятно — это было лицо одного из его пленителей, но Стёпка, сколько ни вглядывался, не мог понять, человек это или, не дай бог, вампир какой-нибудь ольховый или, скажем, тополино-осиновый.
Скрипнули половицы, зашуршала одежда, и обладатель бледного лица отошёл в сторону. А рядом со Стёпкой вдруг обрисовалась в воздухе светящаяся призрачная фигура, очерченная по контуру тусклым багровым огнём. Стёпка узнал её с первого взгляда. Это был тот однорогий призрачный рыцарь, которого они со Смаклой встретили в подземельях замка. "Надеюс-сь, наши пути больше не пересекутся". Вот и пересеклись. Напрасно надеялся милорд.
Багровый рыцарь сложил руки на груди и приосанился. Он был высок и внушителен и держался по-королевски, но его плащ зиял прорехами, шлем был помят и однорог, в доспехах недоставало многих деталей, а на ногах, кажется, вообще не было обуви.
