Одна из лабораторий была восстановлена: дорожка к ней расчищена, дверь открыта, а рядом, в тенистой беседке, в гамаке лежал Миль. Окружившие его печати постоянно изгибались, меняясь, висящий отдельно ото всех пустой контур то и дело вспыхивал, высвечивая разные символы, и трепетно стоящие поодаль маги спешно записывали, передавая по переговорным браслетам дальше.
— Миль изучает заклинательный щит над границей и ищет лазейки, — шепотом пояснил Иллерни, и мы обошли собравшихся кругом, стараясь не шуметь.
Внутри лаборатории был полумрак, по полу вились толстые кабели, стоящий прямо посередине комнаты саркофаг сиял изнутри, а суетящиеся вокруг маги из инфоотдела настраивали диковинно выглядящие приборы. Ко мне сразу же двинулся начальник группы, но Иллерни не дал ему и рта раскрыть:
— Гвендолин уже объяснила вам суть дела?
Внутренности саркофага навевали лишь славные думы о прошлом. Внутри было что-то вроде лежанки и шлема с проводами: в подобную конструкцию в свое время меня запихивал Алин. Тогда рядом дежурил Миль, а сейчас Миль был снаружи, полностью поглощенный своими печатями.
— Смертность в погружении уже давно равна нулю, — дружелюбно сообщила стоящая с той стороны волшебница. — Опасность выжить и остаться овощем всего один случай из ста.
Предложенное зелье было вполне приятным на вкус, а укол тонкой иглы — почти неощутимым. Я удобно лег, не обращая внимания, как на голову надевают шлем, а на тело крепят датчики, и закрыл глаза. Последней на лицо легла маска; я вдохнул сладковатый воздух и рухнул вниз.
Вначале была полная неразбериха: меня словно окунули в чан с перемешанной краской, в хаос красок и звуков, в котором было невозможно ориентироваться. Потому я равнодушно повис в пустоте, ожидая.
— Проводим настройку, — голос Гвендолин донесся издалека, но потом приблизился, окутывая приветственной теплотой: — Магистр.
Красочные разводы придвинулись, приобретая порядок и объем, и на мгновение мне показалось, что я проплываю над рифом: подо мной качаются кораллы, проплывают оранжевые и голубые рыбки, длинные водоросли тянутся вверх. Это был странный момент узнавания, словно воспоминание из детства: синяя вода, белые ракушки, и свет, который чертит на песчаном дне солнечные знаки...
Даже тот шум, что звучал в голове, был мне знаком. Шорох волн в песчаной лагуне, грохот волн о скалы. Я не был здесь одинок: другой, но дружественный разум поддерживал меня, направляя, словно я плыл в толще воды на спине большого морского ската.
Но Острова остались далеко позади. Я постарался вежливо отодвинуть чужой разум в сторону и скованно произнес:
— Помехи. Шумит как море в ракушке.
— Ракушка, тише, — велела Гвендолин, и шум действительно отодвинулся и утих. — Мы ведем связь через замок, мой магистр. Сейчас он настроен правильно и работает как линза для ваших способностей.
Линии передо мной поплыли в сторону, и я постарался задержать в сознании их образ, вслушиваясь в пояснения Гвендолин. Очень скоро риф лишился своего многоцветья, оставив голый мертвый остов, а потом и его затянула серая муть.
— Наши сканирующие заклинания точны, но трудоемки, и радиус действия их мал. Вдобавок, их глушит межпространственный разлом. Мы просим у вас, магистр, выделить те зоны Ньен, которые звучат в эмпатическом восприятии, чтобы мы получили конкретные точки для изучения.
— Рунные круги?
— Рунные круги, наличие сильных магов, большое скопление сил противника, магические укрепления. Просто выделите их.
Перед глазами появилась белая окружность, и я послал молчаливый сигнал, что задание принято.
Ньен звучала гораздо беднее, чем Аринди — монотонным мотивом из нескольких созвучий. На остатки рунного круга, уничтоженного неконвенционным заклинанием, я наткнулся сразу, и они выглядели как полагается — как развалины. Большой почти законченный рунный круг обнаружился на побережье рядом с нашими границами. Помня горький урок, маги Джезгелен постарались рассредоточиться, но я старался не пропускать деталей.
Просто отмечать то, что приносит наибольшую боль.
Большие города Ньен переливались множеством тусклых жизней. Я был рад, что открытые врата не позволяют снова использовать неконвенционку — Ньен слишком населена, и потери в любом случае будут велики. С другой стороны так было бы проще.
Шум моря снова усилился, и теперь с кровотоком бился в голове. По счастью, Ньен была небольшой страной, и я прошел ее почти всю...
— Нам следует закончить сеанс, — затихающий голос Гвендолин остался в пространстве ощущением легкого холодка. Я последним рывком придвинулся к северной границе, захватывая взглядом рой сияющих искр. Рой живых существ, движущихся с севера.
Картинки замелькали стремительно, сливаясь в одну перемешанную массу. Меня возвращали назад; я чувствовал, что сигнал слабеет, и, пока связь не разорвалась окончательно, обернулся...
Чернота вонзилась в глаза и поглотила меня целиком.
— Как вы посмели сделать это без моего позволения?!
Перед глазами стояла мутная пелена, в которой едва угадывались высокая темная фигура и перед ней другие, размытые и чуть дальше. Я как будто поднимался со дна глубокого моря, воздух поступал в легкие маленькими порциями, и со стороны я наверняка напоминал выброшенную на берег рыбу.
— А почему мы собственно должны? — начало фразы было почти неслышно, но окончание загремело набатом. Послышался стук и протяжный вой.
Я попытался приподнять руки, хотя бы стукнуть по оболочке саркофага, чтобы привлечь внимание, но лишь царапнул стенки. И догадался позвать Матиаса.
Матиас появился мгновенно, и столь же быстро оценил ситуацию, и саркофаг наконец открыли и убрали маску, позволив нормально дышать. Один из инфоров лежал на полу, скрючившись и прижав ладони к наушникам, из-под которых текла кровь, остальные вжимались в стены, завороженно смотря на нити, которые Миль катал между пальцами. В дверной проем высовывались любопытные зрители.
Я закашлялся, зацепился слабыми руками за бортик, с трудом сумел сесть и сипло произнес:
— Подкрепление Северной коалиции на марше. Огромный боевой корпус. Будут здесь дня через три.
Такое ощущение, что северные перекидывают на юг тех, кто до этого воевал с Нэртэс. Но ситуацию с Нэртэс я знал недостаточно, чтобы выдвигать такие предположения.
Миль скатал нити на руках в клубок и швырнул им в сторону дверей. Клубок исчез, не долетев до земли; среди темных послышалось шебуршание. Похоже, либо счастливый клубок не достанется никому, либо достанется каждому по ниточке.
— И что пошло не так, Рейни? Решили остаться с ними навсегда? Увидели родные души?
Я стер полотенцем остатки геля и постарался прогнать воспоминания:
— Да нет. Я посмотрел в сторону Аринди.
Иллерни перехватил меня у воронки, которую оставило уничтожившее Алемо проклятие. Остов замка был крепок и даже не разрушился полностью, и в потоках света, что проникали через дыры в крыше, летали бабочки.
— Мне нужно передать вам послание от Нэттэйджа, — Иллерни по-прежнему вежлив и чуток, каким не бывает темный маг, и я понял, что он караулил меня в замке именно затем, чтобы переговорить без лишних ушей. — Мой господин Нэттэйдж выражает глубокое сожаление, что узнал о неподобающем поведении Миля... Миль всегда ведет себя неподобающе... так поздно. Никто не имеет права указывать магистру и ставить перед ним запреты. К моему господину вы можете обратиться в любое время с любой просьбой.
Пять черных капсул в футляре излучали эманации чистого зла. Сердце остановилось и забилось быстро-быстро, и справиться с накатившими эмоциями было сложнее, чем когда бы то ни было.
Я не думал о блокираторе все это время, и так должно было продолжаться и дальше. Благоразумные светлые не потакают своим слабостям. Хотелось швырнуть отраву магу в лицо, но я светлый, а светлые не поступают необдуманно. Во рту пересохло; я ощущал, как дрожат пальцы, готовые выхватить таблетки у него из рук... Нет, конечно же, нет.
Нэттэйджу выгоден слабый зависимый магистр, для которого уже приготовлены и приманка, и крючок. Если я откажусь, то он придумает нечто другое и, возможно, более опасное. Полезно выдумать себе ложную слабость, чтобы враг бил именно по ней; ведь мне не обязательно принимать блокиратор, я могу выкинуть таблетки тотчас же, как Иллерни уйдет.
Иллерни понимающе улыбался, когда я забирал футляр.
* * *
Проклятие эмпата — оправдывать ожидания. Я думал об этом, когда лифтовая платформа с щелчками спускалась вниз. В подземелья вели старые шахты в горах рядом с Астрой, обвалиться кабина была не должна, но я чувствовал, как дрожат от натуги проржавевшие тросы. Ремень, придерживающий Зет-1, натирал плечо, и меня достало таскать эту штуку в первые же минуты.
Но ехать вместе с темными в тесной кабине было малоприятно. Я успокаивался, поправляя Зет-1 и представляя, как снимаю оружие и стреляю кому-нибудь в голову. В голову — потому что так надежнее.
Зет-1 выдал мне Шеннейр, решив, что это единственное, что я способен использовать. Отправляться на боевое задание безоружным не укладывалось в его понимание. "Заря" была хотя бы дальнобойной, хотя и не слишком мощной; Шеннейр долго с сожалением смотрел на боевые посохи и цепи, а потом спросил:
— Как у вас дела с рукопашным боем?
Я моргнул и переспросил:
— Руками бить людей?
Больше он ничего не сказал, но тяжело задумался.
Внизу нас встречали. Заарны Нормана, высокие, тощие, полностью укутанные в узорчатую ткань. Закрыты были даже лица — ровная поверхность, перевязанная бежевыми бинтами. Матиас засвистел и попятился; свет фонаря метнулся вперед, по стенам скользнули изломанные тени с непропорционально вытянутыми руками и длинными когтями, и твари одновременно шагнули назад, вновь скрываясь в тени.
Мои союзники все симпатичнее и симпатичнее. Мне кажется, я на правильном пути.
— Мы готовы, — сказал им Шеннейр, и заарны безмолвно исчезли во мраке.
Туннель был достаточно широк, чтобы внутрь пролезла небольшая летучая платформа. Идти пешком до Ивы можно несколько дней, и столько времени у нас нет. Внешнее освещение давно не работало, и путь нам освещала лишь тусклая печать; на платформе едва все поместились, и Шеннейр, полюбовавшись моим видом, с насмешкой добавил заклинанию яркости.
Он ошибался, считая, что темнота угнетает меня больше, чем его присутствие. Тьма или свет не имеет для эмпатов значения. Мы ориентируемся не на них.
Нормановские твари ушли далеко вперед, скрываясь от света и шума, и отзвук их разумов уже таял. Разговаривать никому не хотелось. Я изучал стандартный план убежища: любой эмпат может почувствовать количество людей, состояние, но не их положение в пространстве. Карты помогали ориентироваться — так я запомнил из прошлых боевых вылазок.
Мог ли я тогда представить, что поведу темных. Иногда я ощущал себя как перебежчик.
Темнота. Тишина. Иногда тишину нарушал звук сыплющихся камней, который вносил в путешествие хоть какое-то рискованное разнообразие. Темные смотрели холодно и изучающе; среди них были те, кто, по словам Шеннейра, прибыл с полигонов. Матиас не моргая смотрел в ответ, я не отвлекался — согласно темной этике, магистру или ученику магистра отвлекаться на рядовых магов не должно. Это им нравилось.
Лишь раз туннель расширился, выйдя в пещеру или старый выработок. Освещающая печать одиноко повисла во мраке, а потом отразилась в противоположной стене. Гладкой, будто отполированной; тонкая гравировка разбивала наши смутные образы на множество треугольников. От стены шло странное тревожное ощущение, как будто она была лишь преградой между нами и чем-то неизвестным; подобное ощущение я испытывал на месте старых врат.
Матиас соскочил с платформы и прижался к одному из треугольников, замерев и что-то шепча. Шеннейр негромко цокнул языком, наверное, подзывая его обратно, но даже эмпатической связи Матиас повиновался с трудом.
Оставлять стену за спиной не хотелось. Даже Шеннейр то и дело оборачивался, и на очередном разе спросил:
— Вы тоже хотите ее сломать и посмотреть, что за ней?
Темные не разделяли его интерес. Я был светлым, и потому воспользовался правом не соглашаться.
На подходах к Иве платформу пришлось бросить. Туннель сузился, теперь уже окончательно напоминая вырубленный в скале вручную, и воля Нормана держала его надежней, чем подпорки. Все это время заарны пробивали путь к подземному убежищу.
— Вы не бросили город.
— Это мой город, — Шеннейра уже захватывало предвкушение схватки, но мое удивление радовало его неизменно. — Хорош бы я был, если бы разбрасывался своими городами, светлый магистр.
Ива вряд ли значила для него больше, чем значок на карте. Но кто как не эмпаты возвели в абсолют, что неважно, что мы думаем — важно то, что делаем. Я махнул рукой, призывая темных остановиться, и прошел вперед, вслушиваясь в эмпатическое поле. Темные были слишком громкими и сбивали настройку.
Мрак вокруг меня был полон теней. Тени всегда наблюдали.
Крошечное убежище Ивы мало подходило для того, чтобы в нем жить. Горожане, чье состояние я бы мягко описал как подавленное, скопились в длинном помещении и сидели друг у друга на головах, а может быть, на трехэтажных нарах. Еле тлеющие темные искры с липкой патиной находились поодаль, видимо, в отдельном блоке. Магов Нэттэйджа осталось всего четверо, и я не знал, порадует ли это Нэттэйджа или огорчит. На убой сослали тех, кого не хотели видеть, но задание было слишком важным, чтобы доверять его никчемным или ненадежным.
Одинокая светлая искра размыто мерцала в темноте. Чужой зов скользнул по краю сознания, и я не стал откликаться.
— Четверо сторожат выход, один — изолятор, трое патрулируют коридоры, пятеро рядом с жилым блоком, еще десять там же, спят. Следящие заклинания по периметру, — заполняя карту, я поймал себя на мысли, что стараюсь сделать все как можно лучше. Все это напоминало прошлое. Шеннейр был слишком похож на Ишенгу. — Среди тех, кто в жилом блоке, темный маг высокого класса. Прямо рядом с людьми.
Они не стали притворяться, что удивлены.
Это были плохие вести. Будь среди северян хотя бы один человек с эмпатическими способностями, то нас заметят, поднимут тревогу, и первое же проклятие полетит прямо в жилой блок. Обычный человек может поступать по-разному, но темные предсказуемы.
— Я могу провести вас прямо к нему, магистр, — я провел пальцами по ошейнику, не поднимая глаз. — И к спящим.
Ишенга не нуждался в моих советах. Но с тех пор прошло много лет.
Я ожидал, что темные возмутятся, но они молчали, а кто-то кивал. Словно все в мире наконец вставало на свои места. Шеннейр задумался всего на миг, а потом уже привычно ухмыльнулся.
Я уверен, что Ишенга никогда так мерзко не ухмылялся.
Я почувствовал, когда мы пересекли пространственный барьер — убежище Ивы, как и другие убежища, достроить не успели, и потому ледяные щиты немного не совпадали с его границами.
Тоннель выводил к глухой стене и узкой щели под потолком. В щель пролез бы разве что паук — скорее всего, это была дыра в воздуховод. Заарны дожидались нас здесь, а потом как по ровной поверхности на множестве высунувшихся из складок одеяний лапок вскарабкались вверх по стене и втянулись в щель, словно у них не было костей. Темные установили у стены переносной алтарь, планируя сначала заглушить следящее заклинание, а потом ее ломать. Но им отводилась лишь роль поддержки.
