Джо Аберкромби Полмира

Он аккуратно вставил булавку в бинты, чтобы зафиксировать их.

— А вспыльчивая девчонка, заноза в заднице мира, которая ничего не знает, могла попасться в эти сети.

— Такое могло случиться.

— В тебе тоже есть хитроумие. — Отец Ярви аккуратно сложил бинты и нож в свою сумку. — Но ты должна знать, что хитроумный человек никогда не раскроет свои схемы. Даже своим друзьям. — Он похлопал ее по плечу и встал. — Как говорила моя старая учительница, храни свою ложь лучше, чем зерно зимой. А теперь отдыхай.

— Отец Ярви? — Он обернулся, черная фигура в ярком контуре двери. — Если бы я не убила того отравителя... кто бы выпил воду?

Повисла тишина, и из-за этого света позади него, Колючка не видела лица Ярви.

— Некоторые вопросы лучше не задавать, Колючка. И уж точно на них лучше не отвечать.

— Ральф снова собирал команду. — Бренд попинал невидимую пыль кончиком сапога. — Несколько новых человек, но по большей части старые лица. Колл говорит, что ждет не дождется, когда начнет украшать резьбой другую часть мачты. А Досдувой думает начать проповедовать на севере слово Единого Бога. Фрор тоже с нами.

Колючка тронула пальцем свои бинты.

— Думаю, теперь народ меня будет спрашивать о том, как я получила эти шрамы, да?

— Геройские отметины, — сказал Бренд, почесывая шрамы, вившиеся по его предплечьям. — Отметины достойных деяний.

— Не думаю, что мой внешний вид когда-либо был моей сильной стороной. — Снова неловкая тишина. — Отец Ярви говорит, ты убил герцога Микедаса.

Бренд поморщился, поскольку воспоминание было далеко не из приятных.

— Его убила земля. Я лишь познакомил его с ней.

— Не похоже, чтобы ты этим гордился.

— Нет. Не уверен, что Мать Война коснулась меня так же, как тебя. У меня нет твоей...

— Ярости?

— Я собирался сказать "храбрости". Гнева во мне достаточно. Просто я бы хотел, чтобы это было не так.

— Отец Ярви говорит, ты тащил меня назад. Он говорит, что ты спас мне жизнь.

— Всего лишь делал то, что делают напарники по веслу.

— Все равно, спасибо за это.

Он уставился в землю, покусывая губу, и наконец посмотрел на нее.

— Прости меня. За все, чего бы я там не сделал. За... — У него снова был этот беспомощный вид, но у нее не возникло желания удержать его, ей захотелось его ударить. — Прости.

— Это не твоя вина, — проскрежетала она. — Просто так все получилось.

— Хотел бы я, чтобы получилось по-другому.

— Я тоже. — Она была слишком уставшей, слишком больной, слишком раненной внутри и снаружи, чтобы постараться все сгладить. — Вряд ли можно сделать себя кем-то другим, так ведь?

— Наверное, — сказал он покорным тихим голосом, из-за которого ей еще сильнее захотелось его ударить. — Мы через многое с тобой прошли. Надеюсь, все еще сможем быть друзьями.

Она сделала голос холодным. Холодным и острым, как обнаженный клинок. Либо так, либо она начала бы плакать, а на это она пойти не могла.

— Не думаю, что для меня это сработает, Бренд. Не вижу, как все может вернуться и стать таким, как было.

Его рот от этого жалко скривился. Словно это ему было больно. Вина, скорее всего, и Колючка надеялась, что ему от этого больно. Надеялась, что ему хотя бы вполовину так же больно, как ей.

— Как хочешь. — Он повернулся к ней спиной. — Я буду рядом. Если понадоблюсь.

Дверь закрылась, она сжала зубы, и лицо от этого заболело. Она почувствовала, как из глаз текут слезы, и смахнула их прочь. Это было нечестно. Совсем не честно, но она думала, что в любви честности даже меньше, чем на поле битвы.

Одурачить себя и однажды было уже слишком часто. Надо было вырвать эти надежды, прежде чем они могли пустить корни. Нужно было убить семена. Как только смогла, она доковыляла до Ральфа и попросила посадить ее на другое весло на обратном пути.

Уж это-то они ей должны, не так ли?

Странные союзники

— Так вы уезжаете? — спросила Сумаэль, и ее тяжелые шаги эхом отдавались в коридоре.

— В течение недели, — сказал Отец Ярви. — Мы и так можем не добраться до дома, прежде чем замерзнет Священная. Ты всегда можешь поехать с нами. Не притворяйся, что не скучаешь по северным снегам.

Она засмеялась.

— О, каждый теплый день здесь я хочу снова замерзнуть почти до смерти. Ты всегда можешь остаться с нами. Разве тебе не нравится южное солнце?

— Я слишком бледный. Я сгорю, прежде чем почернею. — Он неровно вздохнул. — И мне нужно сдержать клятву.

Ее улыбка опала.

— Не думала, что ты относишься к клятвам так серьезно.

— К этой отношусь, — сказал Отец Ярви.

— Ты разобьешь мир, чтобы сдержать ее?

— Надеюсь, до этого не дойдет.

Сумаэль фыркнула.

— Ты знаешь, как бывает с надеждами.

— Я знаю, — прошелестел Бренд. У него было чувство, что здесь идет два разговора. Один на виду, и один скрыт. Но он всегда плохо разбирался в разговорах, или в том, что скрыто, так что больше ничего не сказал.

Сумаэль распахнула ворота, раздался визг ржавых петель, грубые ступени уходили в темноту.

— Она там.

Сводчатый проход снизу был покрыт плесенью, и что-то быстро сбежало от мерцающего света факела Бренда.

— Просто иди за мной, — сказал Ярви.

Бренд устало кивнул.

— А куда ж еще-то?

Они остановились перед решеткой. Бренд увидел блеск глаз в тени, и подошел ближе, поднимая факел.

Мать Скаер, некогда министр Ванстерланда, а затем посол Праматери Вексен, теперь сидела у стены из покрытой мхом скалы, свесив набок побритую голову, положив татуированные руки на колени, свесив длинные кисти. У нее на запястье было пять эльфийских браслетов из золота и стекла, блестел отполированный металл. Когда-то один их вид заставил бы Бренда благоговеть, но теперь они казались жалкими, безвкусными, изломанными, в сравнении с тем, что носила Колючка.

— А, Отец Ярви! — Скаер вытянула в их сторону длинную ногу, застучали цепи от железной ленты на ее голой лодыжке. — Пришли позлорадствовать?

— Разве только немного. Как вы можете винить меня? В конце концов, вы участвовали в заговоре с целью убийства императрицы Виалины.

Мать Скаер зашипела.

— Я тут ни при чем. Праматерь Вексен послала меня сюда, чтобы не дать этому надутому заносчивому пустомеле герцогу Микедасу сделать какую-нибудь глупость.

— И почему все обернулось так? — спросил Отец Ярви.

Мать Скаер подняла цепь, чтобы показать им и уронила на колени.

— Вам должно быть известно лучше, чем кому угодно, что хороший министр дает самый лучший совет из тех, что может дать, но в конце концов правитель делает что хочет. Этого вы привели, чтобы напугать меня? — Взгляд синих глаз Матери Скаер сместился на Бренда, и даже через решетку он почувствовал холод. — Он не страшный.

— Как раз наоборот, я привел его, чтобы вы чувствовали себя уютно. Моя страшная получила царапину, убивая семерых, когда спасала императрицу и рушила ваши планы. — Бренд не стал указывать на то, что двоих из них убил он. Он не гордился этим, и начинал чувствовать, что это не та история, которую все хотят рассказывать. — Но она хорошо выздоравливает. Возможно, сможет напугать вас позже.

Мать Скаер посмотрела прочь.

— Мы оба знаем, что для меня нет никакого "позже". Надо было убить вас в Амвенде.

— Я помню, вы хотели оставить мои кишки воронам. Но Гром-гил-Горм сказал: "Зачем убивать того, кого можно продать?"

— Его первая ошибка. Вторую он сделал, поверив вам.

— Что ж, Горм воин, как и король Утил, а воины склонны предпочитать действия размышлениям. Вот почему им нужны министры. Вот почему ему так сильно нужен ваш совет. Подозреваю, поэтому Праматерь Вексен так хотела удалить вас от него.

— Теперь он от меня помощи не получит, — сказала Мать Скаер. — Вы с Праматерью Вексен и герцогом Микедасом добились этого.

— О, я не знаю, — сказал Ярви. — Я в течение недели направляюсь к Священной. Обратно в Расшатанное море. — Он надул губы и постукал по ним пальцем. — Бренд, не будет ведь большой проблемой захватить пассажира до Вульсгарда?

— Не будет, — сказал Бренд.

Ярви поднял брови, словно идея только что пришла ему в голову.

— Быть может, мы могли бы найти место для Матери Скаер?

— Мы лишились одной загадочной лысой женщины. — Пожал плечами Бренд. — Так что есть место для другой.

Министр Горма хмуро посмотрела на них.

— Не играй со мной, мальчик.

— С играми у меня всегда было не очень, — сказал Бренд. — Детство у меня было коротким.

Мать Скаер медленно распрямила свои длинные конечности и встала. Босые ноги шлепали по влажному камню, она шла к решетке, пока цепи не натянулись. Потом наклонилась еще немного, тени двигались во впадинах ее сухопарого лица.

— Вы предлагаете мне мою жизнь, Отец Ярви?

— Я обнаружил, что она в моих руках, и у меня нет ей лучшего применения.

— Хм. — Мать Скаер подняла брови очень высоко. — Какая вкусная приманка. И, полагаю, в ней нет крючка?

Ярви тоже наклонился к решетке, так что лица министров были не более чем в футе друг от друга.

— Мне нужны союзники.

— Против Верховного Короля? Каких союзников я вам приведу?

— В нашей команде есть ванстер. Хороший человек. Сильный на весле. Сильный в стене. Что скажешь, Бренд?

— Сильный на весле. — Бренд вспомнил, как Фрор орал Песню Байла на том холме над Запретной. — Сильный в стене.

— Увидев, как он сражается среди людей Гетланда, я снова понял, насколько мы похожи, — сказал Ярви. — Мы молимся одним и тем же богам под одними небесами. Мы поем одинаковые песни на одном языке. И мы вместе боремся под ярмом Верховного Короля, которое становится все тяжелее.

Губы Матери Скаер скривились.

— И ты освободишь Ванстерланд от рабства?

— А почему нет? Если в то же время я смогу освободить и Гетланд. Мне не доставляло удовольствия носить рабский ошейник капитана галеры. И мне больше не доставляет удовольствия быть рабом какого-то пускающего слюни старого дурака в Скекенхаусе.

— Союз между Гетландом и Ванстерландом? — Бренд мрачно потряс головой. — Мы сражались друг с другом с тех пор, как появился Верховный Король. С тех пор, как появился Гетланд. Это точно безумие.

Ярви посмотрел на него, в его глазах было предупреждение.

— Грань между безумием и хитроумностью всегда была весьма тонкой.

— Парень прав. — Мать Скаер просунула руки через решетку и свесила их. — Между нами древняя вражда и глубокая ненависть...

— Между нами жалкие ссоры и мелкие заблуждения. Оставьте гневные слова воинам, Мать Скаер, вы и я знаем лучше. Наш настоящий враг Праматерь Вексен. Это она оторвала вас от вашего места, чтобы заставить выполнять рабскую работу. Ей плевать на Ванстерланд или на Гетланд, или на любого из нас. Ее волнует только власть.

Мать Скаер склонила голову набок, прищурив голубые глаза.

— Вы никогда не победите. Она слишком сильна.

— Герцог Микедас был слишком силен, а теперь его власть и его череп разбиты.

Глаза прищурились еще сильнее.

— Король Утил никогда не согласится.

— Позвольте мне позаботиться о короле Утиле.

Еще сильнее.

— Гром-гил-Горм никогда не согласится.

— Не стоит себя недооценивать, Мать Скаер. Я не сомневаюсь, что ваша сила убеждения внушительна.

Теперь от глаз остались лишь голубые щелочки.

— Думаю, не настолько внушительна, как ваша, Отец Ярви. — Внезапно она широко распахнула глаза и так быстро протянула руку через решетку, что Бренд отпрянул назад и чуть не уронил факел. — Я принимаю ваше предложение.

Отец Ярви взял ее руку, и она, оказавшись сильнее, чем выглядела, притянула его к себе.

— Вы понимаете, что я не могу ничего обещать.

— Теперь я меньше заинтересован в обещаниях, чем когда-то. Лучший способ склонить кого-то к своей воле, это предложить ему то, чего он хочет, а не заставлять его клясться. — Ярви высвободил руку. — На Священной будет холодно, год подходит к концу. Я бы упаковал что-нибудь теплое.

Когда они ушли в темноту, Отец Ярви положил руку на плечо Бренду.

— Ты хорошо справился.

— Я почти ничего не сказал.

— Да. Но мудрый оратор в первую очередь учится, когда надо промолчать. Ты бы удивился, узнав, как много умных людей этого не понимают.

Сумаэль ждала их у ворот.

— Ты получил, что хотел?

Ярви остановился перед ней.

— Все, что хотел, и намного больше, чем заслуживал. Но, похоже, теперь я должен оставить все это позади.

— Судьба бывает жестока.

— Она обычно такая.

— Ты можешь остаться.

— Ты можешь поехать.

— Но в конце концов все мы должны быть теми, кто мы есть. Я советник императрицы.

— А я министр короля. У нас обоих своя ноша.

Сумаэль улыбнулась.

— И когда надо поднять груз...

— Лучше поднимать, а не стонать.

— Я буду скучать по тебе, Ярви.

— Я словно оставляю позади лучшую часть себя.

Еще миг они смотрели друг на друга, потом Сумаэль коротко вздохнула.

— Удачи в путешествии. — И она зашагала прочь, расправив плечи.

Лицо Отца Ярви скривилось, и он прислонился к воротам, словно мог упасть. Бренд был почти готов предложить свою руку, но мудрый оратор в первую очередь учится, когда надо промолчать. Довольно скоро министр выпрямился без помощи.

— Собери команду, Бренд, — сказал он. — У нас впереди долгий путь.

Часть ІV

Прощания

Колючка мягко вытащила свое весло из уключины и последний раз постучала кончиками пальцев по отполированному от пота дереву.

— Прощай, друг мой. — Весло, впрочем, осталось безразличным, так что, прощально вздохнув, она со стуком сбросила свой морской сундучок на причал и спрыгнула вслед за ним.

Мать Солнце улыбалась, глядя на Торлби с чистого неба, и Колючка закрыла глаза, откинула голову назад, улыбаясь, когда соленый ветер целовал ее покрытые шрамами щеки.

— Вот такой должна быть погода, — прошептала она, вспоминая удушливую жару Первого из Городов.

— Посмотри на себя. — Ральф даже перестал привязывать канат на корме, и удивленно покачал лысеющей головой. — Трудно поверить, как ты выросла с тех пор, как села на мое заднее весло. И не только в высоту.

— Из девочки в женщину, — сказал Отец Ярви, карабкаясь с Южного Ветра.

— Из женщины в героя, — сказал Досдувой, заключая Колючку в сокрушающие объятья. — Помнишь ту команду тровенов, которые пели о тебе песню на Священной? Дьяволица, убившая десятерых воинов и спасшая императрицу Юга! Женщина, которая дышит огнем и метает молнии взглядом!

— И с змеиным хвостом, да? — проворчал Фрор, подмигивая ей своим меньшим глазом.

— Я все это время пялился на твой зад, — задумчиво сказал Колл, — и ни разу не замечал хвоста... ой! — Когда мать хлопнула его по голове.

А Досдувой все еще хихикал над тровенами.

— А вспомни их лица, когда они поняли, что ты сидишь прямо перед ними!

— А потом они умоляли сразиться с тобой. — Ральф засмеялся вместе с ним. — Чертовы болваны.

— Мы их предупреждали, — проворчал Фрор. — Что ты им сказала, Сафрит?