Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— А кто был этот неуклюжий молодой человек во фраке с чужого плеча? — как бы невзначай спросила она некоторое время спустя.
— Ты тоже заметила? — улыбнулся Александр Николаевич. — Да уж, грацией он не блещет, а между тем, весьма примечательная личность! Вообрази, будучи незаконнорожденным сыном графа Блудова, он без всякой протекции заслужил четыре георгиевских креста на войне, а теперь ещё вот и в мирное время офицера спас. Помяни моё слово, далеко пойдет, если, конечно, шею прежде не сломает.
— Это, какого Блудова? Неужели, Андрея Дмитриевича?
— Нет, его брата Вадима.
— Право, неожиданно. И что же отец?
— Знать его не желает.
— Как это печально, — помрачнела Екатерина, близко к сердцу принимавшая подобные истории, после того как сама стала матерью незаконнорожденных детей.
— Ничего не поделаешь, — философски заметил император.
— Так уж и ничего? — покачала головой княжна, но не стала развивать эту тему дальше.
Пока компаньоны добирались до Царскосельского вокзала и ждали поезда, Барановский терпеливо молчал, но едва раздался паровозный гудок, он не выдержал.
— Дмитрий, вы хоть знаете, с кем вам довелось встретиться?
— С царем, — отвечал Будищев с самым простодушным видом.
— Да-да, разумеется, — смешался инженер. — Однако я спрашивал вас о мальчике и его матери.
— Нет.
Конечно же, Будищев лукавил, ибо во всем Петербурге вряд ли был хоть один человек, не знавший истории любви пожилого императора. Одни его порицали (про себя, конечно), другие посмеивались, говоря: "седина в бороду — бес в ребро", третьи остро завидовали, что не их сестра или дочь удостоилась такой, если можно так выразиться, чести. Надо сказать, что большинство представителей аристократии считали главной виновницей этого адюльтера именно княжну Долгорукову, и молодая ещё женщина успела к тому времени испить полную чашу унижений и оскорблений от окружающих и родственников.
Впрочем, из всего этого Дмитрий знал только, что княжна Екатерина Михайловна Долгорукова — любовница царя, и тот открыто живет с ней, несмотря на то, что его законная супруга ещё жива. Другое дело, что он не видел в этом ровным счетом никакой проблемы. Живет богатый папик на две семьи? Ну и на здоровье! Все кому не лень злословят на этот счет? Завидуйте молча!
— Прости, ты это серьезно?
— А что такого? Мало ли в Бразилии донов Педро.
— Боже мой, ты невероятен! — воскликнул пораженный Барановский и с жаром принялся просвещать своего компаньона обо всех известных ему обстоятельствах личной жизни императора.
Дмитрий внимательно выслушал Владимира Степановича, ничем при этом не выказав своего отношения, и когда тот закончил рассказ, задал только один вопрос:
— Царь им денег дает?
— Разумеется!
— Значит, на детскую железную дорогу им хватит.
— Невероятно! Это все что тебя беспокоит?
— А в чём проблема?
— Как бы тебе объяснить, — задумался Владимир Степанович. — Пока жива императрица, положение княжны Долгоруковой очень шаткое. Случись что с государем, она с детьми останется ни с чем. Но это её заботы, а нам с тобой следует помнить, что цесаревич Александр и его супруга совсем не одобряют этой связи, а получить таких недоброжелателей было бы очень неосмотрительно с нашей стороны.
— Будь я графом, — пожал плечами Будищев, — меня бы это капец как беспокоило. Но я только владелец мастерской.
— В твоих словах есть резон, — согласился инженер. — А ты и впрямь рассчитываешь заработать на таких игрушках?
— Почему бы и нет. Я был во многих домах, в том числе и довольно богатых и нигде ничего подобного не видел.
— Это потому, что у по-настоящему богатых людей ты ещё не был. Детские железные дороги продаются давно, однако они весьма дороги и далеко не так малы, как ты рассказал мальчику. Под них нужно почти такое помещение, как тот павильон, в котором нас принял государь.
— Вот потому они и дороги, что такие большие! — ничуть не смутился Дмитрий. — А мы сделаем их гораздо компактнее и дешевле. И заработаем на количестве.
— Ты это серьезно? Но какой двигатель будет у этих моделей? Пневматический, или, может быть, заводной?
Ответом Барановскому была лишь загадочная улыбка его компаньона.
Глава 15
Стеша, до боли зажмурив глаза, смирно сидела на табурете, крепко вцепившись в него обеими руками. Ей самой было непонятно, как она дала себя уговорить на такое неслыханное дело, и предложи ей это кто другой, она бы ни в жизнь не согласилась. Но случилось так, что Дмитрий заметил, как она со слезами на глазах разглядывает свою коротко и неровно остриженную голову и горько плачет при этом. Тогда он как мог успокоил её, и пообещал, что из больницы она выйдет самая красивая, взяв при этом слово, что девушка не станет ему ни в чем возражать.
Получив обещание, Будищев первым делом привел к ней портниху Анну, живущую с ним по соседству. Та быстро сняла мерку со своей новой клиентки, после чего с загадочным видом удалилась. Было очевидно, что Дмитрий заказал у ней для Стеши одежду, но какую он не говорил и на все расспросы лишь отмалчивался, загадочно при этом улыбаясь.
Наконец, настал день выписки. Едва врач осмотрел свою пациентку и нашел, что та может без опаски за своё здоровье покинуть лечебное учреждение, как появилась Анна, принесшая с собой готовый костюм, и помогла ей одеться. Следом Будищев привел в больницу какого-то странного пожилого мужчину с большим деревянным ящиком подмышкой. Критически осмотрев девушку, тот велел ей сесть на стул, после чего накрыл её плечи простыней и взялся за работу. В коробке у него оказалось несколько видов ножниц, расчесок, щипчиков, щеточек и ещё бог знает каких вещей, названий которых она не знала. Стало понятно, что он будет её стричь. Степаниде было очень страшно, но она сидела, не смея шелохнуться, и лишь покорно выполняла все команды парикмахера, когда тот просил повернуться или наклониться.
Наконец, и это испытание закончилось, после чего девушке разрешили встать. Глубоко вздохнув, она робко открыла глаза и, поднявшись с табурета, сделала пару несмелых шагов.
— Ну как? — прикусив губу, спросила она собравшихся вокруг людей, но ответом ей было лишь изумлённое молчание.
Первым его нарушил парикмахер, всё еще державший в руках блестящие ножницы.
— До сих пор не могу понять, как вы, молодой человек, уговорили меня на эту авантюру! — покачал он головой, глядя на Будищева. — Но не могу не признать, что в этом есть некое очарование.
— Поверьте мне, Бруно Карлович, — усмехнулся в ответ Дмитрий. — Не пройдет и недели, как к вам выстроится очередь из не в меру эмансипированных дам и девиц, желающих такую же стрижку.
— Ваши бы слова, да богу в уши! — покачал тот головой и стал собираться.
— А можно мне зеркало? — робко спросила Стеша, мало что понявшая из этого разговора.
— Прошу прощения, сударыня, — расшаркался парикмахер, — у меня, конечно же, есть с собой зеркало, но совсем крохотное. Умоляю вас, не надо в него смотреться, а то вы не сможете уловить и сотой части того, что с вами произошло. Тут нужно большое трюмо!
— У меня есть такое в мастерской, — мягко улыбнулась Анна. — Господин мастер прав, в маленьком зеркале ты ничего не увидишь.
— Тогда пойдемте!
— Подожди секунду, — остановила её портниха, и одела на голову девушки небольшую шляпку с полями. — Вот теперь можно идти.
Едва они покинули палату, лежавшие вместе с Филипповой женщины переглянулись и самая старшая из них презрительно поджала губы.
— Срамота! — безапелляционно заявила она.
— Ага, — тут же поддержали её соседка, однако, немного подумав, добавила: — Но красиво...
Степанида Филиппова стояла перед большим зеркалом в мастерской госпожи Виртанен и не могла поверить своим глазам. Неужели эта красивая барышня в новеньком костюме из серой шотландки и есть она — Стеша? Сверху приталенный жакет с отложным воротником, снизу широкая юбка, чуть-чуть не доходящая до щиколоток и открывающая изящные ботиночки со шнуровкой и на небольшом каблуке. У неё таких сроду не было и девушка непременно упала бы, спускаясь по лестнице, если бы не держалась крепко за руку Дмитрия.
Но самое главное — прическа. Конечно, парикмахер не смог вырастить ей волосы, но он сотворил другое чудо. Стрижка осталась короткой, но ни у кого язык бы не повернулся назвать её мужской, настолько она была изящной и женственной.
Сёмка, увидев её, так и остался столбеть с открытым ртом, Анна доброжелательно улыбалась, довольная своей работой, и лишь Дмитрий оставался невозмутимым.
— Я вправду красивая? — одними глазами спросила у него девушка.
— Я же тебе обещал, — так же безмолвно ответил он ей.
— Стешка, какая ты..., — смог, наконец, выдохнуть ученик гальванёра и прервал их невербальное общение.
— Какая? — лукаво усмехнулась потенциальная невеста.
— Такая-такая-такая..., — не мог подобрать от волнения слов мальчишка.
— Варежку закрой, кишки простудишь, — добродушно усмехнувшись, остудил его пыл Будищев. — В лавку-то за булками сходил?
— Конечно!
— Тогда пойдемте чай пить. Степанида отощала, поди, на казенных харчах.
Стеша услышав про еду, тут же побежала накрывать на стол, Семён увязался за ней, а Анна и Дмитрий остались наедине.
— Вы настоящий добрый волшебник, — серьезно глядя на него, сказала портниха.
— Я знаю, — усмехнулся тот в ответ. — Только мадам Ряполовой не говорите, а то у неё на это счет другое мнение.
— Вы всё шутите, а ведь за что бы не взялись, всё вам удается, всё получается.
— Поверь мне, Аннушка, далеко не всё.
— Где вы нашли этого парикмахера?
— Бруно? В театре.
— И уговорили прийти постричь бедную девушку в больницу?
— Ох, знали бы вы, сколько этот старый еврей с меня содрал!
— Еврей? А мне показалось он итальянец или что-то вроде этого.
— Мне тоже так казалось, пока он не стал торговаться.
— Но ведь оно того стоило?
— Судя по реакции Стеши — да.
— А ведь девочка серьезно в вас влюблена, — неожиданно заявила Анна и пытливо взглянула Дмитрию в глаза. — Вы понимаете это?
— Бывает, — пожал тот плечами. — Они с Сёмкой в таком возрасте, что не любить кого-нибудь просто не могут. Ничего страшного, пройдет.
— Вы думаете?
— Знаю. Лет семь назад я сам был таким. Блин, как же давно это было!
— Боже, как вы ещё молоды.
— Не прибедняйся, Аннушка. Ты у нас ещё хоть куда! — не удержался от комплимента Дмитрий, но госпожа Виртанен привычно проигнорировала лесть и, как ни в чём ни бывало, продолжила:
— Кстати, интересно, как на новый наряд и прическу Стеши отреагирует Аким Степанович?
— Спросит, сколько это стоило и, узнав, что нисколько, успокоится. Да, раз уж зашел разговор о Степановиче, у меня будет одна просьба.
— Конечно.
— Отвезешь Стешу домой? Я дам вам денег на извозчика.
— Хорошо. Но почему вы сами не отвезете.
— Ну, во-первых, ему будет приятнее увидеть с дочерью вас, а не меня.
— Пожалуй, что так, — улыбнулась портниха. — А во-вторых?
— Во-вторых, сегодня вечером я занят.
— Клиенты?
— Родственники.
— У вас есть родственники?
— Ага. Дальние.
Приглашение от "дальних родственников" Будищев получил вчера. Привез его самый настоящий ливрейный лакей — представительный мужчина с густыми бакенбардами и безукоризненно выбритым подбородком. Удостоверившись, что перед ним находится адресат, он протянул пакет из плотной бумаги, запечатанный сургучом с каким-то странным оттиском. — На геральдическом щите крыло и лапа птицы.[53] Дмитрий тут же про себя окрестил это изображение "пернатым окорочком".
— Ответ, для их сиятельства будет? — осведомился посланец.
— Сейчас посмотрим, — пожал плечами получатель депеши и сломал печать.
Послание гласило, что его завтра вечером ждут в доме Блудовых для серьезного разговора. То есть, про беседу не было ни слова, но из письма было понятно, что зовут не на рюмку кофе.
— Передайте Антонине Дмитриевне, что я буду.
— Мы Вадиму Дмитриевичу служим-с, — с чувством отвечал лакей. — Впрочем, как изволите-с. Передадим.
Не дождавшись чаевых, слуга ещё раз поклонился, и отправился восвояси. Вид у него при этом был, как у дипкурьера, с риском для жизни доставившего правительственную ноту враждебному государству и теперь благородно не требующего награды за свой подвиг.
— Здравствуйте, — просто сказал Будищев, когда уже знакомый ему слуга, проводил его в апартаменты графа Блудова.
Вадим Дмитриевич встретил его сидя за большим столом из полированного дерева. Надо сказать, что ростом хозяин кабинета не вышел, назвать дородным его тоже было достаточно затруднительно, а потому выглядел он на фоне столь внушительной мебели несколько комично. Антонина Дмитриевна, сидела чуть поодаль в углу, в кресле качалке и её ноги были укрыты пледом. Заметив вошедшего, она улыбнулась и поздоровалась в ответ:
— Как хорошо, что вы пришли, Дмитрий.
— Присаживайтесь, молодой человек, — бесцветным голосом проговорил граф, и кивнул на один из стоящих вдоль стены стульев.
— Ничего, Ваше Сиятельство, я пешком постою, — попробовал проявить скромность отставной унтер, но не преуспел в этом намерении, поскольку Блудову в этих словах небезосновательно послышалась издёвка.
— Не юродствуйте, — поморщился Вадим Дмитриевич, однако настаивать не стал. — Впрочем, как будет угодно. Я пригласил вас, чтобы обсудить сложившееся положение и попытаться прийти к взаимовыгодному соглашению.
— Я вас слушаю.
— Обстоятельства сложились таким образом, что вы стали в последнее время очень известны в определенных кругах. Причем, я бы даже сказал — скандально известны!
— Это плохо? — с самым невинным видом спросил Дмитрий.
— Как сказать, — задумался на минуту граф. — Касайся эта "дурная слава" только вашей особы, мне не было бы до этого никакого дела. Однако, ситуация такова, что всякое упоминание о вас, роняет тень на доброе имя графов Блудовых. А меня это, по понятным причинам, беспокоит.
— Негодую вместе с вами, Ваше Сиятельство!
— Вы издеваетесь?!
— Нет.
— Тогда зачем вы делаете это?
— Простите великодушно, но что я делаю не так? Чем я не угодил вашей графской милости? Может быть тем, что не умер в младенчестве от какой-нибудь болезни? Или не погиб на войне? Или не сдох под забором, чтобы не тревожить вас? Я всего лишь пытаюсь выжить. Обо мне не кому было позаботиться все эти годы, а потому я стараюсь помочь себе сам.
— В определенном смысле, ваши старания заслуживают похвалы. Но зачем вы постоянно афишируете ваше происхождение?
— Ничего я не афиширую! Наоборот, с тех самых пор, как я появился в этом лучшем из миров, мне все только и делают, что тычут в лицо этим самым происхождением. Ах, посмотрите, какой забавный байстрюк у Блудова!
— Но вы, кажется, не слишком тяготились этими слухами?
— А что мне оставалось делать? Возможно, только благодаря им, меня не запороли до смерти в армии!
— А было за что? — неожиданно вмешалась Антонина Дмитриевна.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |