Пушинка в урагане (наш человек на троне)

— Сейчас, на ваших глазах, эти отважные мужчины взойдут в самолёт, поднимутся в нём на высоту, куда залетают лишь орлы, и бесстрашно бросятся вниз! — синхронно закричали в свои рупоры глашатаи — Но не бойтесь, добрые люди! У каждого из них есть крепкий шёлковый купол, при помощи которого отважные воины опустятся на это поле!

Самолёт разбежался по полю и начал подъём. Двигаясь кругами, он набрал высоту около полутора километров. Было видно, что в боку самолёта открылась дверь, откуда один за другим отделились четыре человека. В прозрачном воздухе было прекрасно видно, как смельчаки, раскинув руки и ноги, отвесно падают вниз. Зрители замерли. Тишину прерывали только дыхание людей и тоненький плач какой-то чересчур впечатлительной дамы. Но вот, получив неслышную снизу команду, каждый из них резко дернул правой рукой, и над ними вспухли сначала маленькие лоскутки вытяжных парашютов, а потом и круглые красно-белые купола. Толпа внизу издала восторженный рёв, и попыталась двинуться на поле, встретить парашютистов, но полиция пресекла эту попытку. Мне, с моего места, было видно, как полицейские деловито упаковали в чёрные кареты несколько наиболее буйных зрителей.

А парашютисты развернули на тросиках знамёна Турции, России и Германии. Турецкий флаг, конечно же, был больше других, что и понятно: это дань уважения принимающему нас государству и его народам. Приземление всех четырёх парашютистов оказалось очень зрелищным: парашютисты приземлились на небольшом пятачке, ловко погасили парашюты, отстегнули их, и, построившись короткой шеренгой, отправились к султанской ложе.

— Мой повелитель! — доложил правофланговый парашютист — Первый в мире публичный групповой парашютный прыжок совершен в твою честь и во славу Османской империи!

Султан просиял:

— Воистину сегодня благословенный день! Но как случилось, что Вы, великий князь, подготовили именно турок?

— Именно турок, Ваше императорское величество, хотя среди них имеется и араб. Но это Ваши верноподданные, Ваши офицеры.

— Однако мне решительно непонятно, каким образом Вы успели приготовить их.

— Всё довольно просто, Ваше императорское величество. Начальник Вашего Генерального штаба прислал в Россию троих флотских и двоих армейских офицеров, для ознакомления с новым родом войск, с авиацией. Начальник группы, генерал Мехмед-паша, разрешил своим офицерам освоить искусство пилотирования и парашютные прыжки. Сам генерал, к сожалению, не был допущен к этим занятиям по медицинским показателям: возраст, боевые ранения и заболевания не позволили это. А офицеры прошли курс подготовки и решили устроить сюрприз своему повелителю.

— Я горжусь тем, что мои офицеры являются высоконравственными, прекрасно образованными, отважными и инициативными патриотами Османской империи! — торжественно заговорил султан — Из дали веков, поколения предков передали нам свою отвагу, мудрость и верность...

Речь султана была искренней и настолько эмоциональной, что высекла слезу даже у меня, старого циника. Публика же отреагировала на речь едва ли не единодушными слезами.

В это время, по сигналу с земли, самолёт снизился, и стал совершать обширные круги над полем. А за снизившимся самолётом развернулся длинный зелёный транспарант с надписью на русском, турецком и немецком языках: 'Да будет непоколебимой в веках дружба Османской, Русской и Германской империй!' Зрители приветствовали дружными одобрительными криками. Вскоре самолёт пошел на посадку, перед самым приземлением отстегнув транспарант.

— А теперь и я лично, вместе со своим сыном-наследником желаю совершить полёт во славу великой Османской империи, и её народов! — провозгласил султан и отправился на поле к 'Аисту', подготовленному к взлёту. Я занял место за штурвалом, и повёл машину на взлёт. Несколько кругов над полем, круг над Стамбулом, и мы совершили посадку под оглушительные приветственные крики народа.

Вечером мы сидели в обществе султана и нескольких его приближённых, в чудесной беседке, откуда открывался великолепный вид на Стамбул в Босфор. На столиках перед нами стояли угощения и напитки, и я по очереди пробовал от всех блюд. Всё было невероятно вкусно, впрочем, я и в той жизни очень уважал турецкую кухню. А тут, учитывая, что всё готовилось лучшими в мире поварами, всё было просто бесподобно. Султан тактично дал нам с Вильгельмом время насладиться кушаньями, и уже насытившись, я завёл разговор:

— Ваше императорское величество, я хочу предложить вам, вслед за Германией и Испанией построить у себя авиационный завод. Сначала он будет выпускать лицензионные модели для оснащения ваших вооруженных сил, а затем, после накопления опыта, ваши инженеры создадут и нечто своё, оригинальное.

— И где же Вы предлагаете построить такой завод?

— Где Вам будет угодно, Ваше императорское величество, а я бы предложил Трабзон. В этом городе уже имеются судостроительные верфи, значит, есть откуда взять мастеровых. Кроме того, это порт, он позволит принимать грузы прямиком из наших заводов.

— А справятся ли турецкие мастеровые с такой сложной техникой?

— Конечно же, справятся. Для начала они будут только собирать моторы и самолёты из готовых деталей, но постепенно начнут изготовлять их самостоятельно.

— И в какую же сумму нам обойдётся такой завод? Вы знаете, великий князь, что финансы Турции сильно расстроены, нам приходится выплачивать огромные проценты по кредитам. Золото и серебро не задерживаются в нашей казне. Увы. Это правда.

— Мы готовы принимать в оплату продукцию турецкого хозяйства: крупы, сухофрукты, ткани, готовую одежду и обувь, и многое другое. Ассортимент мы согласуем.

— Это предложение очень выгодно Турции. В чём Ваша выгода, князь Пётр?

— Моя выгода состоит из многих составляющих. Во-первых, я получу от вас дешёвые продукты питания для рабочих своих заводов и фабрик. Ими же будут питаться и военнослужащие Военно-воздушного флота. Это выгода, так сказать, непосредственная. Кроме того, Турция, получив собственный авиазавод, не будет зависеть от Франции и Англии в части авиации. Получив собственные воздушные силы, Турция сможет проводить более самостоятельную политику в Средиземном море, некогда бывшем внутренним морем Османской империи. Наконец, Турция, развивая собственную промышленность, быстрее рассчитается с внешними кредиторами, и сбросит с себя долговое ярмо.

— Это выгодно Российской империи?

— Считаю, что безусловно выгодно. Независимые от внешнего влияния Турция и Россия, являются естественными союзниками. Третьим нашим естественным союзником является Германская империя, а четвёртым Испанское королевство.

— Русский император согласен с Вами?

— Да, Ваше императорское величество. Мы беседовали по сему поводу с императором Александром, и пришли к общему выводу, что если Турция гарантирует нам свободу судоходства через Проливы, то Россия, в свою очередь, сможет помочь Турции в решении средиземноморских проблем.

— Каким образом?

— Во-первых, объединив военно-морские флоты. Во-вторых, помогая создать боеспособный Военно-Воздушный флот Османской империи. А, кроме того, мы можем помочь в обучении инженеров, техников и мастеровых для турецкой промышленности, а также агрономов для вашего сельского хозяйства.

— Мне докладывали, что Вы проводили показы сельскохозяйственной техники, это верно?

— Мы готовы помочь Турции в строительстве заводов по производству такой техники.

— А как же мечта о воздвижении креста над Святой Софией? В России с этой идеей носятся многие. Очень многие люди, в том числе и весьма влиятельные.

— Считаю такие мечты глупостью. Если уж смотреть на мир с религиозной точки зрения, то исконным ветвям братских мировых религий, коими являются православное христианство и ислам, следует жить в мире, и, по возможности, противостоять сионизму и наиболее вредным сектам протестантизма. Ваше слово есть слово девяносто девятого халифа, это самое весомое слово в мире ислама.

— Я обдумаю Ваши слова, мой друг, и мы ещё поговорим на эту тему.

* * *

Сценарий манёвров, которые проводили турецкие армия и флот на берегу Мраморного моря, был прост: корабли флота готовились высадить десант, а части армии противодействовали этому. Шесть самолётов, привезённых нами, поделили поровну между противоборствующими сторонами и назначили вести разведку. В каждый самолёт посадили по турецкому офицеру, он наблюдал за действиями 'противника' в бинокль, обозначал на карте и доставлял командованию, а в особо срочных случаях, сбрасывал своё донесение или приказание из штаба в тубусе, снабжённом ярко-красной лентой. В сущности, ничего сложного, но офицеры штаба отметили улучшение управляемости частей армии и кораблей флота.

— Теперь я буду добиваться, чтобы в каждом соединении от дивизии и выше, был собственный авиационный отряд связных и разведывательных самолётов. — заявил турецкий флотоводец Бозджаадалы Хасан Хюсню-паша — такие же отряды непременно должны быть и в каждой военно-морской базе и пункте базирования нашего флота. Сухопутные военачальник восприняли его слова с полнейшим одобрением. Военные тут же принялись считать потребности турецких армии и флота в авиации, и были весьма огорчены ценой импортных самолётов. Военные, зная о моём предложении султану, подходили ко мне обсуждать тонкости возможного сотрудничества России и Турции в области авиастроения. В общем, осознание взаимной выгоды сотрудничества наших держав всё сильнее укреплялось среди османского генералитета.

А учения тем временем, шли своим ходом. Все были заняты, все при деле. Отдельно использовался 'Аист', который я подарил лично султану. Этот самолёт летал свободно, контролируя сверху ход учений, и не предоставляя информацию ни одной из сторон.

Но на четвёртый день манёвров из Стамбула примчался посыльный с телеграммой: 'В Петербурге попытка мятежа. Государь-император тяжело ранен, срочно требует к себе великого князя Петра Николаевича. Самолётная эстафета подготовлена от Одессы. Подписал: полковник Власьев'.

— Что-то важное, мой друг? — осведомился Абдул-Хамид, увидев как изменилось мой лицо при чтении телеграммы.

Я повернулся к султану и протянул ему бланк с наклеенными бумажными полосками:

— Ваше императорское величество, я вынужден срочно отправляться на Родину. Разрешите мне отправиться в Россию на ближайшем пароходе.

— Пароход идёт слишком медленно, Пётр Николаевич. На скоростном миноносце Вы доберётесь быстрее. Время дорого, я распоряжусь предоставить Вам самый быстроходный из имеющихся в моём флоте.

— От всего сердца благодарю Вас, Ваше императорское величество. Прошу Вас не прерывать манёвров, офицеры авиагруппы отлично подготовлены и способны довести дело до конца. Я же, с Вашего позволения, отправляюсь.

* * *

Переход из Стамбула в Одессу оказался довольно быстрым, но очень неприятным из-за сильной вибрации, жары и угольной пыли. И это при умеренном волнении. Бедные моряки! Как же они страдают на своих утлых судёнышках! Определённо нужно переходить на нефтяное отопление корабельных котлов, да и недурно бы увеличить размерения миноносцев, а то нахождение в этих тесных, сырых, насквозь продуваемых посудинах выглядит изощрённой пыткой.

В Одессе я распрощался с капитаном турецкого миноносца, пригласив его посетить меня во время его отпуска, и отправился на причал, где меня уже ожидал мотоцикл с коляской и жандармский поручик. После морского перехода на корабле меня ощутимо трясло и раскачивало так, что хотелось лечь прямо на причал, и переждать неприятные ощущения. Но дело есть дело, и я скомандовал жандарму:

— Доложите, что Вам известно о мятеже в столице, поручик.

— Подробностей почти нет, Ваше императорское высочество. Известно только, что группа генералов и гвардейских офицеров попыталась силой ворваться в мызу Александрия, в Петергофе, с целью низложить императора Александра Николаевича. С ними было до роты солдат Преображенского полка, все вооружены винтовками, револьверами и холодным оружием. Заговорщики сумели прорваться на территорию мызы, перебили и обезоружили охрану, тяжело ранили самого государя-императора. Каким-то образом люди верные присяге, сумели достичь лагеря пехотного полка, расположенного неподалёку в летнем лагере. Полк, поднятый по тревоге, спешно выдвинулся к Александрии и захватил многих заговорщиков. Больше сведений я не имею.

— Хорошо. Везите меня к самолёту.

Мы подошли к ожидавшему нас уже заведённому мотоциклу, и стали грузиться. Поручик за руль Андрей, который, кстати, выглядел не в пример лучше меня, сел ему за спину. Я уселся в коляску мотоцикла, и мы помчались на аэродром, где меня уже ждал самолёт с прогретым двигателем и полными баками. Лётчик встретил меня у крыла:

— Ваше императорское высочество, самолёт готов к полёту. Следующий самолёт эстафеты ожидает в Киеве. Третий самолёт ожидает в Смоленске. Последний самолёт и доставит Вас в Петербург.

— Сколько времени займёт весь маршрут?

— Если не случится встречного ветра или тяжелой непогоды, то в Петербурге Вы будете через двенадцать-четырнадцать часов. Это если Вы не будете устраивать отдыха в местах пересадки.

— Ну что же, вперёд!

Спустя одиннадцать с половиной часов я, поддерживаемый Андреем, с трудом вылезал из двери 'Аиста' на взлётную полосу Павловского аэродрома, где меня ожидал очередной жандармский поручик, два мотоцикла и три жандармских унтер-офицера.

— Ваше императорское высочество, разрешите вас сопроводить во дворец Александрия, где Вас ожидает Его величество.

— Не желаете мне сообщить подробности происходящего?

— К сожалению, подробности велено считать секретными, Ваше императорское высочество. — офицер выразительно покосился на унтеров, стоящих позади него.

— А почему не прислали автомобиля?

— Насколько я знаю, все автомобили сейчас усиленно проверяются моими коллегами из Технического отдела.

— Да уж... Всё страньше и страньше. Ну, хорошо, везите.

Я привычно забрался в коляску, унтера сели за руль, поручик за спину унтеру, в коляску другого мотоцикла сел Андрей. Перед посадкой все проверили свои револьверы.

— Возможно нападение?

— Боюсь, что да, Ваше императорское высочество.

— Хорошо, тогда и я вооружусь.

Я расстегнул на груди шинель и проверил, как выходит из подплечной кобуры мой 'Бульдог', искоса поглядывая на поручика и унтеров. Не реагируют. Значит, это не арест.

В Александрии меня стразу проводили к кровати императора.

Господи, как же боль и близкая смерть изменяют лицо человека! Император лежал в постели, и его лицо, на фоне белоснежных подушек выглядело измученным, землистым и при этом ужасно напряжённым. Услышав мои шаги, он открыл глаза и слабо улыбнулся:

— Наконец-то ты прибыл, Пётр Николаевич! — взволнованно вздохнул Александр Николаевич — Хотя надо признать, скорость твоего прибытия просто фантастическая: прошло чуть больше суток после подачи телеграммы, и ты из Стамбула добрался сюда!

— Что случилось, Ваше императорское величество?