Прекрасный из ночи

— Пора, — резкий голос Ханусенеба вывел Ихетнефрета из оцепенения.

— Да, идем, — уверенно отвечал сын Имтес.

Служитель Тота и Эбихаил взяли кожаные мешки с остатками даров Джосера и прочими вещами, спеша вон из дома. Бледный от страха Мемехнуди держал в руках веревку и незажженный факел.

Солнце неспешно клонилось к горизонту, цепляясь за крыши двухэтажных жилищ. От старого, заросшего тростником канала веяло свежестью и прохладой. Прибрежный яблоневый сад давал обильную тень, в которой можно было легко спрятаться и переждать беду.

Энгары уже погнали по городским улицам священных быков к хлевам храма Инанны, огромной ступенчатой пирамидой возвышавшимся над городом. Два низших яруса светлого дома богини, окрашенные в черный цвет, символизировали подземный мир, над которым высился третий — красный. Само святилище находилось наверху, сияя сапфировой глазурью стен и позолотой купола, обозначая небо и солнце. Широкие террасы храма укрывали зеленые сады, оставляя узкую дорожку для жрецов и рабов, поливавших деревья. К вершине пристанища госпожи Урука вела длинная лестница для религиозных процессий.

— О, боги, неужто мне предстоит подняться на такую высоту? Но как я попаду туда по подземному ходу? — вопрошал Ихетнефрет.

— Доверься судьбе и старой Барнамтарре, — утешал его Ханусенеб.

— Уту вскоре покинет нас, — торопился Мемахнуди, — покончим поскорее с разговорами.

Все четверо подошли к заброшенному колодцу, находившемуся на пологом берегу канала. Ихетнефрет заглянул в каменную дыру и ужаснулся:

— Да он ведь полон воды!

— Хватайся за веревку и спускайся вниз! — настаивал жрец.

Ихетнефрет повиновался, мысленно проклиная выжившую из ума старуху.

Спуск оказался недолгим. Цепляясь за плохо обработанные камни, тщательно скрепленные природным асфальтом, сын Имтес вскоре оказался у воды, издававшей дикое зловоние. Она пугала своим ярко-зеленым цветом, и вызывала чувство отвращения.

"Вдруг здесь полно трупов домашних животных? — подумал Ихетнефрет. — Какая вонь! Куда теперь? Бывшая жрица меня обманула! О, нет!"

У кромки цветущей застоявшейся воды писец увидел на стене темную полоску невысокого каменного свода.

— Я вижу проход, — крикнул он, — давайте факел.

Мемахнуди поспешил выполнить приказание, и горящая палка полетела на дно колодца, рождая отвратительный звук, отдаленно напоминавший свист или шипение.

Ихетнефрет медленно опустился вниз, пытаясь ногами нащупать дно. Вскоре он увяз в чем-то скользком и липком. Вход в подземелье оказался довольно низким, но все же достаточным, чтобы просунуть голову и факел.

Огонь бесновался, лобзая красными языками каменный потолок, оставляя на нем следы копоти. Ихетнефрет неуверенно сделал несколько шагов, но ничего вокруг не изменилось. Мысли о Мафдет подгоняли его, заставляя быстро двигаться вперед, разрезая грудью темную воду.

Вскоре пламя факела выхватило из мрака ступени, и волнение отлегло от сердца. Сын Имтес взошел на них. Вода ручьями стекала с одежды.

Лестница спиралью устремлялась в неведомую черную высь. Хранитель свитков представлял себя мертвецом, попавшим в преисподнюю. Вот-вот за поворотом он уткнется в массивную дверь, и лежащий шакал преградит путь. Но нет! Ступени уносили человека прочь из мрачных глубин ада.

Огненные блики плясали на стенах, а мокрое одеяние сковывало движения. Холод и сырость заставляли дрожать все тело. Подъем казался бесконечным. Сердце рвалось из груди, кровь стыла в жилах.

Неожиданно он уперся в деревянный потолок. "Куда теперь? — отчаянная мысль молнией озарила сознание. — Неужто — все, ведь дальше идти некуда. Подлая старуха обманула меня!"

Ихетнефрет надавил рукой на доску, и она поддалась, медленно приподнявшись, запустив в щель струю яркого света. Хранитель свитков влез в квадратное отверстие, и очутился у стены просторного помещения, обрамленного со всех сторон квадратными колоннами. Спрятавшись за одной из них, он огляделся по сторонам и понял, что находится на вершине гигантской пирамиды в святилище богини Инанны. Высокие узкие окна достаточно освещали пристанище госпожи Урука, открывая пленительный вид на город, словно в молитве упавший к подножию высокого храма.

Внезапно с южной стороны послышалась человеческая речь, открылась деревянная дверь, и в обитель богини любви и плодородия вошли люди. Предательский крик едва не сорвался с уст. Впереди, сопровождаемая шестью высшими жрицами-лукур, в царственном одеянии, украшенном золотом и драгоценными камнями, с бледным, как снег, лицом, шла Мафдет. Остекленевшие глаза равнодушно смотрели на алтарь и жертвенное пламя. Волшебная улыбка исчезла с лица, сама же она выглядела чужой и незнакомой.

Вслед за жрицами в зал вошли несколько женщин, держа в руках традиционные шумерские музыкальные инструменты. Последними в святилище вступили шестеро богато одетых мужчин, по виду иноземцев.

Тонкие пальцы коснулись струн, ударили в бубен, запела жалобно флейта. Жрицы-лукур подвели Мафдет к алтарю, сбросили с нее одежды. Старшая из служительниц Инанны подошла к девушке, усадила ее на пол и запела священный гимн:

Благородная дева стоит на улице,

Дева-блудница, дочерь Инанны,

Дева, дочерь Инанны, стоит у ночлежища.

Масло и сладкие сливки она,

Телица могучей Инанны она,

Кладовая богатая Энки она,

О, дева! Сядет — яблонею цветет,

Ляжет — радость взорам дает,

Кедров прохладой тенистой влечет!

К ней прикован мой лик — лик влюбленный,

Мои руки прикованы — руки влюбленные,

Мои очи прикованы — очи влюбленные,

Мои ноги прикованы — ноги влюбленные.

Молоко, масло коровы белой,

В желтый сосуд алебастровый вылей,

На грудь деве каплями брызни!

— О, могущественная госпожа! — подхватили хором жрицы, — богиня Великих небес, не покинь Урук и Эанну, добрый дом, где народ делит плоды. Не оставь Бадтибиру, Адабу не покинь! Собери тайные силы! Увенчанная лентой "прелесть чела", храмы Ана, Ки, Ашнана, Лахара, Утту обойди, в Кулаб вернись, в дверь амбара войди, жертву прими, новую служанку освяти...

Верховная жрица подошла к Мафдет и приказала ей лечь. Остальные служительницы богини окружили девушку, протягивая к ней руки. Они двигались в такт музыке, постепенно освобождаясь от одежд. Драгоценные начельники, ожерелья и одеяния падали к ногам Мафдет, а кольцо жриц становилось все уже, пока вовсе не поглотило насмерть перепуганную возлюбленную Ихетнефрета.

Шестеро лукур покрывали дрожащее от страха тело Мафдет поцелуями, лаская ее соски, набухшие груди и лоно...

"О, боги, я не переживу этого! — терзался Ихетнефрет. — Как тяжело и унизительно. Я ничего не могу поделать, и это меня убивает! На Мафдет нет лица, страх сковал ей руки и ноги, а вместо чарующей улыбки беззвучно струятся слезы".

Внезапно где-то за пределами храма раздался дикий вопль, хлопнули двери, и в зал вбежала женщина с перекошенным от ужаса лицом. Она исступленно орала, схватившись руками за голову.

— Как ты посмела нарушить обряд, нечестивица! — змеей зашипела верховная жрица.

— Уту пожирает небесный дракон! — кричала женщина. — Уту! Уту! Предсказание Уршугаламмы сбывается!

Только теперь Ихетнефрет заметил, как все вокруг потемнело, подернувшись легкой серой дымкой. Величественное и пугающее одновременно зрелище предстало обезумевшим людям. Солнце, доселе ярко сиявшее, почти полностью покрылось черным пятном. Весь мир погружался во мрак. Через мгновение огненный диск исчез, оставив по себе пылающий венец жемчужного цвета, словно взывая о помощи. И вспыхнули звезды на небесах, предвещая беду.

Пронзительный женский визг наполнил святилище. Перепуганные жрицы и мужчины, не помня себя от страха, кинулись вон из храма, и только Мафдет неподвижно лежала на глинобитном полу.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, не понимая, что происходит, Ихетнефрет бросился к ней.

— Это я, Мафдет! — шептал он, обнимая нагую дрожащую девушку. — Я пришел вырвать тебя из рук насильника! Бежим!

Хранитель свитков подхватил возлюбленную и в несколько прыжков достиг подземного хода. Мафдет безучастно смотрела на него, не в силах проронить ни единого слова, и только слезы стыда и немого укора орошали бледные щеки.

— Пойдем же, быстрей! Нельзя терять времени!

Девушка слепо повиновалась, так и не поверив в счастливое спасение.

Темное холодное подземелье приняло беглецов в свои объятия. Ихетнефрет, схватив Мафдет за руку, летел по ступеням. Разум его помутился, все вокруг исчезло, и скачущий огонь факела яркими вспышками рвался в глаза. Холодная зловонная вода привела его в чувство.

— Ну же, Мафдет! — кричал хранитель свитков. — Прошу тебя, не бойся!

Девушка резко вскрикнула, упав в воду. Факел зашипел и потух. Увязая в придонной жиже, влюбленные с трудом пробирались вперед, где вскоре забрезжил слабый свет.

— Слава богам! — воскликнул Ихетнефрет.

Над головой вновь сияло сине-серое небо, упрятанное в темницу заброшенного колодца.

— Ханусенеб, где ты там?

— Я здесь.

-Тяни веревку! — Ихетнефрет подсадил Мафдет, и она медленно стала подниматься наверх. — Да найди побыстрей какую-нибудь одежду! Теперь вытягивайте меня, — крикнул он, убедившись, что любимая находится уже на твердой земле.

Ноги упирались в камни, скользя по влажной поверхности. Казалось, нет конца подъему. Напрягаясь из последних сил, скрипя зубами, писец сжимал одной рукой веревку, силясь другой помочь себе и тянувшим его друзьям.

Обессиленный, задыхаясь от напряжения и волнения, он рухнул на траву, пытаясь хоть немного отдышаться. Мафдет, дрожа от холода, стояла рядом, кутаясь в шерстяную накидку. Ихетнефрет беспомощно улыбнулся и закрыл глаза.

— У нас получилось, — только и мог вымолвить он.

— А тут такое творилось! — возбужденно тараторил Мемахнуди. — Предсказание калеки сбылось, и солнце исчезло на время, но сейчас оно почти освободилось из ужасного плена.

— Плевать, — равнодушно отвечал Ихетнефрет, — теперь нужно быстрее убраться отсюда и до ночи покинуть город.

— К лодке, к лодке! — Мемахнуди никак не мог прийти в себя после пережитого.

Мягкий тростник принял уставшие тела, даря иллюзию покоя и безопасности.

— А как же я? — вдруг испугался житель Урука.

— Ты должен остаться. Спасибо тебе за все. Возьми на память о нас, — Ихетнефрет протянул ему кольцо золота.

— Столь дорогой подарок... — Мемахнуди засиял от радости, и чувство реальности вновь возвратилось к нему. — Спасибо. Как отблагодарить тебя?

— Ты это уже сделал. Не говорю "прощай", возможно, когда-нибудь увидимся.

— Я отвлеку преследователей... если что, — глаза Мемахнуди наполнились тоской и печалью. — Да сохранят вас боги!

Ихетнефрет оттолкнул веслом барку от берега, и она тихо поплыла в сторону реки.

— Расскажи, что случилось там, наверху? — любопытствовал Ханусенеб.

— Не говори ни слова! Дай насладиться покоем!

Мимо уносились в прошлое выбеленные стены построек, в сумерках казавшиеся серыми, яблоневые сады и поля камыша. Храм Инанны скрылся в кронах высоких деревьев.

Незаметно для себя беглецы оказались в объятиях величественной Буранунны. На небе загорелись первые звезды, а исчезающий город глухо гудел растревоженным ульем, толком так и не успокоившись, потрясенный событиями умирающего дня.

— Клянусь, я убью Гильгамеша! — воскликнул Ихетнефрет.

-Никогда не обещай того, чего не сможешь выполнить, — с трудом сдерживая рыдания, проронила девушка.

Ветер усиливался. Сын Имтес обнял Мафдет, устремив взор далеко на юг, где в зарослях тростника скрывались таинственные Ур и Эреду. Река за кормою свирепствовала, подобно льву, неся воды в дар морю, рождая видения ночных кошмаров, осыпая лица влюбленных множеством брызг, смешиваясь со слезами, обещая скорую встречу с водами Смерти.

Часть 3. Врата Туата

"И когда он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей".

"Откровение Святого Иоанна Богослова. Глава 6".

Ночь укрыла черным бархатом лазурные выси. Тонкие иглы света пронзали траурный саван, излучая великий страх. Тьма исполинской змеей ползла по земле, поглотив все четыре стороны света. Овладел миром Похититель душ, наполнив сердца тоскою.

Мафдет закуталась в шерстяную накидку и погрузилась в глубокий сон. Время от времени она нервно всхлипывала, и грудь ее тяжко вздымалась. Иногда хранителю свитков казалось, будто лицо возлюбленной, освещенное призрачным сиянием, орошено слезами. Походило оно на обмелевший Хапи, иссушенный горячими ветрами Сетха, в пору, когда он, лишенный воды и силы, не мог более наполнять амбары и насыщать людей, когда горе и стенания царили повсюду, и взоры несчастных утопали во мраке.

Порой сын Имтес представлял себя не в тростниковой лодке, бесшумно скользившей по водному зеркалу, а летящим к пристанищу богов, или, наоборот, проваливающимся в бездонные глубины Туата.

Ихетнефрет глядел на огоньки звезд, вспоминая полный событиями день.

"Нет им покоя, — думал хранитель свитков, — дрожат они и мерцают. Холод одиночества и пустоты пленяет их. Но что тогда говорить о нас, людях? За какие прегрешения суждены нам страдания? В чем наша вина перед богами?

Плеск Буранунны, шорох камыша, сырость вод рождают страх в душе... темный животный страх перед будущим, неизвестностью, серым убогим существованием... перед сильным и опасным противником. Как понять слова Мафдет: "Не обещай того, чего не сможешь выполнить?" Она презирает меня за трусость и слабость? Но ведь именно я вызволил ее из рук Гильгамеша! А может быть, она сама не желает смерти злодею? Вдруг она полюбила его, получив желаемое?.. Боится сказать... Но тайна не умерла в сердце, лишь затаилась на время, и при первом подходящем случае вырвется наружу. Не о том ли говорил Ханусенеб? О, боги, как все запуталось! Нет, не верю! Она другая, не такая, как все. Чистая открытая душа, не оскверненная грехом и грязными помыслами. И все же, что-то изменилось в ней. Счастье кануло в прошлое, его уже не вернуть. Злая судьба слепой беззубой старухой бредет дорогой жизни, стуча посохом по мостовой. Костлявая, но сильная рука схватит первого, кто попадется ей на пути. Безжалостным вихрем сметает она людей, обрекая их на муки и смерть. Сердце мечется в испуге... Лик любимой полон горя и печали, сливается с темной рекой. Почему именно мы? Слыша о постигших людей бедах, думаешь, что все это не коснется тебя. Но нет же! Змея, свернулась в винограднике и приготовилась ужалить строптивца, крокодил спрятался в тростнике и через мгновенье бросится на зазевавшегося... От уготованного не сбежать в горы, не уплыть на ладье. Плач и стенания суждены людям. Только чарующие несбыточные фантазии и мечты нам даны в утешение. Слаб человек, беззащитно тело перед демонами подземного мира и волею богов..."

Время останавливалось, застывало, превращаясь в густой туман. Ихетнефрет иногда терял ясность взора, проваливаясь в беспокойный, кратковременный сон, не находя в себе сил противиться усталости. Мертвый мир постепенно воскресал, обретая в серых тенях прибрежных зарослей плоть, наполняясь алой кровью скорого рассвета. Душа сияла голубизной небес. Река оживала, переполняясь звуками и цветом.