Любимый город

Тот взвесил свёрток в руке и шаркающей походкой пошёл в гостиную. Борис и поручик шли за ним вслед.

— Спасибо, сосед, — поблагодарил его старик, разглядывая очищенные от бумаги толстые книги, — Вы, я вижу, знаете, чем старика потешить. Тоже отдаёте дань классической литературе?

Он пробежал глазами заголовки на кожаных переплётах, открыл книги одну за другой, пролистал, посмотрел оглавление.

— Сейчас-сейчас, надо им занять своё место, — он посмотрел на вершнюю полку высокого книжного шкафа.

— Вам не высоко? — Борис взялся за спинку стула, — Мой коллега Вам поможет.

Поручик Якубень сорвался с места.

— Да нет, нет, я сам как-нибудь. Только тут такая незадача, сосед — у меня же такие уже есть, — развёл руками, — Вот Пушкин, "Великорусские сказки", — Аркадий Пантелеймонович показал на золотое тиснение тома в его руках и на один из корешков на верхней полке, — вот здесь — Мицкевич, — он повторил своё движение, — а там — Гоголь со Словацким. Но ничего, дорог не подарок, дорого внимание.

— Да нет, я не ошибся, Аркадий Пантелеймонович, совсем наоборот. Это я к тому, что теперь эти книжки Вам уже не понадобятся.

— А вот теперь я Вас совсем не понимаю, сосед, — удивился Бутурлин, — почему "не понадобятся"?

— Говоря откровенно, — полковник Ницеевский передвинулся к шкафу, — потому, что в них Вам теперь совершенно нет нужды. Вам больше не придётся ничего расшифровывать. Ваш коллега Индрик теперь не имеет возможности писать отчёты своему воеводе.

— Простите..., — лицо старика побелело, — не понимаю, о чём это Вы.

Он затравленно оглянулся на поручика, уже стоящего на напружиненных ногах с нацеленным на хозяина квартиры пистолетом.

— Врёте. Всё Вы врёте, господин Пташников Ипатий Филатович, — Борис шагнул к стоящему человеку, завёл его руки за спину и застегнул на запястьях наручники, — бывший воевода бывшей "Дружины Николая-Угодника", находящийся в международном розыске. На настоящего А-Пэ-Бутурлина из Ростова Вы даже не похожи. И не нужно меня ни в чём уверять, я перед выездом к Вам видел его фотографию. Прижизненную.

Не обращая внимания на нацеленное на него дуло, арестованный уселся в кресло и положил ногу на ногу. Его поза выглядела вызывающе. Особенно с учётом заведённых за спину рук.

— Обидно, — сказал воевода, — так провалиться! И на ком — на Пушкине! Ну что тут поделаешь, покойный брат Индрик... покойный, верно?... не разбирался в литературе. При всех несомненных достоинствах предел его уровня чтения — цветные журналы. Нет, Вы не подумайте, я не говорю о какой-нибудь там порнографии — такие, с позволения сказать, издания ему просто претили. Позвольте сделать допущение: Вам показалось подозрительным соседство серии "Библиотека классической литературы" с атлантической фантастикой. Но отдайте моему ученику должное — тома подходили по цветовой гамме и размеру, — сидящий в кресле весело рассмеялся.

Борис ничего не ответил. Поручик Якубень прислонился к столу. Воевода продолжал.

— Вас, не сомневаюсь, интересует, почему я не скрылся сразу же, услышав по телевизору о провале Индрика. Не буду запираться, в первый момент у меня возникло такое движение. Инстинкт самосохранения, знаете ли... Но раз уж это я заварил всю эту кашу, мне её и расхлёбывать. Капитанам, в некотором роде, полагается тонуть вместе со своим кораблём. Так что и мне придётся, раз уж Господь не пронёс чашу сию мимо...

Борис повернулся к Якубеню и поднял руку.

— Поручик, Вы заперли дверь? Если нет — заприте немедленно.

Поручик вылетел из комнаты. Не отрывая взгляда от замершего в кресле воеводы, достал из кармана телефон и набрал номер.

— Привет, Басёнок! — произнёс он спокойным лёгким тоном, — Мне сегодня придётся поработать ночью, извини. И проверь, чтобы закрыть входную дверь на все замки. Да, проверь прямо сейчас. Я тоже тебя люблю.

— Вижу, Вы ничего не забываете, Борис Сергеевич, — отозвался человек в кресле, — правильно, бережёного Бог бережёт. Я тоже, знаете, старался всё предусмотреть, но сами видите...

Вернулся поручик и сел на стуле сбоку от пленника, положив пистолет на коленях. Борис взял пример со своего подчинённого и тоже уселся.

— Вы что-то говорили о чаше, — напомнил он воеводе.

— Да, конечно. Нет искусства в том, чтобы сбежать, бросив всё на произвол судьбы. Но искусство есть в том, чтобы довести дело до конца. Вы бывали в Турции? — он посмотрел на Бориса. Тот молчал, — Там много памятников. А вот памятника Махмуду Злосчастному188 нет. Ни в Бурсе189, ни в Изнике, ни в Эривани, ни в Кувейте — нигде. И, осмелюсь утверждать, не будет никогда, даже если турки когда-нибудь заберут у вас Константинополь обратно. Потому что трусом он оказался. Бежал от Ермолова, бросил свою империю на произвол судьбы. Ну и получил по заслугам. Что при жизни, что после смерти. А Константину Драгашу190 в Константинополе памятник стоит. Империя тоже пала, вера тоже погибла, казалось бы: за что? А за то, что не сдался — бился с султаном до последнего. Турки прорвались, генуэзцы бежали — а он дрался до конца. И поэтому заслужил. Даже через четыре века.

Борис прервал грозивший затянуться монолог своего пленника.

— Расскажите подробнее о Вашей нынешней акции.

— Как Вам будет угодно, Борис Сергеевич, — охотно согласился воевода, — итак, мы с братом Индриком давние знакомцы. Но нашу довоенную историю Ваше Управление, несомненно, знает. Поэтому перейду сразу к текущему делу.

— Да уж, будьте любезны, — старик явно любил поговорить, что в ипостаси скромного пенсионера, что пленного воеводы.

188 Махмуд II (1785-1821) — 30-й османский султан. Был возведён на престол в результате мятежа, свергнувшего его брата Мустафу IV. В результате неудачных войн с Цесарством потерял Валахию, Добруджу и Восточную Болгарию. После того, как цесарские войска под командованием гетмана Ермолова в 1820 г. подошли к Константинополю, поддался панике и бежал из столицы на азиатский берег Босфора. Предпринял несколько неудачных попыток отбить столицу Османов. Однако после того, как в Изник, где он находился, пришло известие о вторжении в Сербию и Боснию австрийских войск, против него возник заговор, и он был убит. После его смерти в Империи началась многолетняя гражданская война. Из-за катастроф, постигших Османскую Империю в период его царствования, был прозван современниками "Злосчастным" и даже "Презренным".

189 Бурса — город на северо-западе Анатолии, столица Турецкой Империи с 1825 г.

190 Константин XI Палеолог (Драгаш) (1405-1453) — последний император Византии. Погиб, защищая столицу Империи от турок. В 1832 г. в Константинополе в присутствии Цесаря был торжественно открыт его памятник работы Б.Торвальдсена, представлявший императора в виде воина с мечом, стоящего на скале.

— Вы понимаете, господа, я — художник, — поручик Якубень не удержался и хмыкнул, — Нет, я не пишу картин. Я делаю то, о чём потом будут потом писать картины. Картины, книги, фильмы. Ну, Вы меня понимаете. Не надо меня перебивать, — сказал он, заметив скептическую мину на лице поручика, — Художников и поэтов всегда вдохновляли Великие Битвы, Великие Герои, Великие Потрясения. Заметьте, что слово 'Великие" здесь пишется с большой буквы.

Воевода попробовал подняться с кресла. Оно было глубоким, и со скованными за спиной руками это ему не удалось. Поручик подался вперёд. Борис продолжал сидеть спокойно.

— Прошу прощения, — смущённо улыбнулся пленник, — хотел по привычке взять книгу с полки. Помните 'Войну и мир"? Лев Толстой был Великим Художником. Нашим и вашим — Русским Художником. Какой великолепный язык, какая историческая панорама! Какие образы: Анджей Болконский, Пьер Безухов, Наташа Ростова — их имена стали нарицательными для многих поколений. Но подумайте: разве мог бы он так написать великую сцену гибели Кутузова, если бы в мире не было реального Наполеона? Если бы он не завоевал Германию, не взял бы Берлин и Дрезден, не заключил бы союза с Веной и не пришёл бы на помощь австрийцам под Аустерлицем? — лицо покрылось румянцем, — А духовное противоборство императора Наполеона и князя Понятовского? Хладнокровный император видит ловушку, но упрямо идёт вперёд. Горячий гетман сдерживает свои порывы и упорно отступает. Ведь это великолепно! Это легенда! — на глазах старика появились слёзы, — Но ведь для этого реальные люди должны были встретиться в реальных битвах. Подумайте об этом, господа!

Из школьных уроков литературы "Война и мир" запомнилась Борису глупым побегом Наташи с её ухажёром, строчкой из сочинения про князя Анджея (который тоже дуб), туманными рассуждениями про почуявших волю крестьян, а также про народы, ни с того, ни с сего бредущие на восток, потом опять на восток, потом на запад, а потом почему-то на юг. Разумеется, над подобными блужданиями народов можно было смеяться только вдали от литераторши, которая насмешек над своей любимой книгой не выносила. Поэтому он уточнил:

— Давайте ближе к делу, уважаемый. Лев Толстой не имеет отношения к Вашим бомбам. Кто ещё кроме Вас и Кривошеева участвовал в этом деле?

— Операцию задумал я, — мечтательное выражение с лица господина Пташникова исчезло, — Два с небольшим года назад. Мой бывший сотник показался мне наилучшим кандидатом в её исполнители. Он отлично показал себя до войны, во время и после. Ну да, — уловил он невысказанную Борисом мысль, — я наводил справки о его деятельности после войны и у нас и в Канаде — она меня впечатлила. Откуда знал, что он жив? — перешёл он к следующему молчаливому вопросу, — Поверьте, Борис Сергеевич — чувствовал сердцем. Не для того я растил Святослава, — в глазах воеводы появилсь ностальгия, — чтобы он просто так по-глупому сгинул в бессмысленной мясорубке.

— Полный список участников вашей операции, — потребовал Борис, — Ручка вам не нужна, — сказал он, заметив непроизвольное движение рук сидевшего в кресле, — Ваш допрос записывается на диктофон.

— Так нет списка, — виновато улыбнулся старик, — Всеми этими бомбами занимался именно мой Индрик. Всем от начала до конца — подбором людей, взрывчатки, транспорта, помещений — всё он. У него был к этому талант — добиваться того, чего хотел. Я в подробности даже не вникал — видите ли, Борис Сергеевич, я ведь не просто выживший из ума старый хрыч, я ведь понимаю, что каждый из нас мог провалиться в любой момент. И зачем мне при этом лишнее знание? Как говорят: меньше знаешь — крепче спишь. Впрочем, это тоже теперь не для меня.

— Аркадий Пантелеймонович... или как Вас там на самом деле зовут! Вы ведь, надеюсь, не забыли, с чего начался наш разговор? О чём же Вы тогда говорили с Кривошеевым вашим книжным кодом — не кулинарные же рецепты друг дружке посылали?

— Нет-нет, конечно, — послышалось хихиканье, — Я занимался общим руководством. Разработка общего плана, выбор объектов для воздействия, сроки. Общего типа советы — на кого обратить внимание и всё такое. А он мне писал: "готов-не готов", "такой — то, такой — сё".

— А переписки у Вас, разумеется, не сохранилось? — вопрос был, увы, риторическим.

— Всё через Интерсеть, никаких личных контактов, — теперь тон воеводы стал деловым, — Индрик даже не имел собственного адреса в Сети, выходил на связь из разных Интерсеть-кафе или из обычных кафе с бесплатным доступом. Мы договорились после каждого сеанса чистить диск вычислителя специальной программой. Так что на нём, полагаю, ничего интересного для Вас нет.

Наступило молчание. В голове Бориса родилась некая мысль, но формулироваться пока не спешила.

— Но в общих чертах план мне, разумеется, известен, — поспешил обнадёжить полковника Ницеевского воевода, — Планировалась серия взрывов: два малых, чтобы вы уверились в нашей слабой материальной базе, и один завершающий, большой. Всем, что у нас есть. Потом мой Индрик должен был изобразить свою смерть — третий раз, если не ошибаюсь — и скрыться. А я остался бы здесь в качестве Вашего доброго соседа, — старик сделал невинное лицо, — Ведь не оставь мой ученик Вам свою библиотеку, Вы бы подумали на кого угодно, только не на такого "божьего одуванчика", как Ваш покорный слуга.

— Зачем вам понадобилась моя жена? И полковник Злотопольский?

— В нашей переписке Вы фигурировали под псевдонимом "Крот". Ваша супруга проходила, как "Половина". Надеюсь, лучшая, — подмигнул дед Борису, — а Вашему коллеге мы дали наименование "Московский Гость".

Не отвечает на конкретный вопрос. Ходит вокруг да около. Явно темнит. Хотя, как он сказал насчёт наименования?

— Почему именно "московский"? Почему вы с Кривошеевым назвали коренного киянина "московским гостем"?

— Видите ли, Борис Сергеевич, нам с Индриком приходилось встречаться в обстоятельствах, когда он был гостем именно из Москвы. О его столичном происхождении мы, к сожалению, догадались уже ПО факте.

— И за что именно Вы хотели его убить? — пальцы Бориса напряглись на сиденье стула (в будущем надо лучше следить за своими эмоциями), — За то, что не представился?

— А Вас не заинтересовало, Борис Сергеевич, почему сам господин Злотопольский хотел убить Индрика? Ведь Вы могли бы взять его живым, правда? И хотели взять живым, я угадал? А именно Вальдемар Злотопольский помешал Вам это сделать, не правда ли? И Вы это заметили, я не ошибся? И именно поэтому рядом с Вами сейчас и нет Вашего киевского коллеги, ведь так?

Борис внутренне напрягся. Краем глаза он заметил, как поручик Якубень повернул голову в его сторону.

— Продолжайте, — произнёс полковник Ницеевский, скрестив руки на груди, — я Вас внимательно слушаю.

Глава шестая. О неисповедимости путей Господних

Барбара была на балу в замке. По стенам висели факелы, но света почти не давали. Она сама танцевала с кем-то в чёрном и в кружевах. Музыки не было слышно, только звон шпор её партнёра. Тот чёрный постоянно говорил ей какие-то то ли любезности, то ли скабрезности. Двигаться в длинном зелёном платье из тяжёлого бархата было неудобно и Барбара боялась перепутать шаги в танце (вальсе? или менуэте? а может всё-таки полонезе?). Да как можно нормально передвигаться, когда за тобой волочится такой шлейф — что, если на него кто-нибудь случайно наступит? Или ещё хуже — специально прибьёт гвоздями? Ну вот, накаркала! Оказалось, что её длинное платье со всех сторон прибито к полу маленькими блестящими гвоздиками. То есть не гвоздиками, а разноцветными канцелярскими кнопками. Человек в чёрном приблизился — уже можно было рассмотреть его лицо. Откуда же она знает этого блондина? О, Боже, сейчас сюда придёт Борис и заметит её в таком виде! Что он себе подумает? А если, упаси Боже, проснутся дети? Нет-нет-нет! Барбара подалась назад, бархат затрещал...

Сердце колотилось, как бешеное. Спина покрылась потом. Какой кошмар! А будильник? Почему он не зазвонил? Проспала? Нет, она же его включила. А Борис? Где Борис? Барбара открыла глаза и села на постели. Кроме неё, там никого не было. Она вспомнила — Борис остался на работе и не ночевал дома. Наверное поэтому ей и снились кошмары — самой в пустой спальне. А всё-таки, который час? Как раз тут зазвонил будильник — наступило без пятнадцати семь. Время быстро ополоснуться и приготовить детям завтрак. Всё-таки взрослым быть лучше — не нужно ходить в школу по субботам. Если ты, конечно, не учитель и не мать семейства.