Твой силуэт как иллюзия

А потом его решили добить. Один из приятелей нашёл не самое подходящее время, чтобы сообщить о похождениях Антоновой. И с кем? С сукиным сыном Бессоновым. Даже не с его болонкой блохастой, а именно с ним…

Артамасов снова посмотрел на девушку. Красивая. Красивая холодная сука. Всегда была такой. Ничего не изменилось. Она сколь угодно могла изображать покорность, но он знал, что всё это не больше, чем игра. Они оба играли.

— Вставай.

— Не хочу.

— Простынешь, дура. — Никита подошёл и рывком поднял её на ноги.

— Тебе не плевать?

— Плевать.

Действительно плевать. Дурацкий день. Сумасшедший. Неправильный.

— Это всё. — Он слишком устал. Слишком. Его руки ещё сжимали плечи Антоновой, когда из-за угла буквально вылетел высокий парень и оттолкнул его от Алеси.

— Не прикасайся к ней.

Артамасов замер. Что это вообще? День открытых дверей в психушке?

— И кто у нас тут такой смелый? — Он даже засмеялся от нелепости ситуации.

Антонова испуганно таращила глаза. Это удивляло и одновременно напрягало.

— Не узнал? — Смельчак улыбнулся краешками губ.

— Не надо! — Алеся вцепилась в руку парня. — Уходи!

Никита вглядывался в смутно знакомые черты лица. Что-то неуловимое, что-то… до отвращения знакомое. Это… Глаза. Ровно три секунды. Ни больше, ни меньше.

— С возвращением, убогий. — Собственный голос показался чужим. Этого не могло быть. Воображение? Нет. Галлюцинация нагло скалилась. До одури захотелось стереть ухмылку с этого лица. Апофеоз дерьмового дня.

— Ты не рад мне? — Егор притворно вздохнул.

— Антонова, исчезни. — Артамасов даже не посмотрел на девушку.

— Никит, не нужно! Я прошу!

— Закрой рот. Ничего не говори и уходи.

— Никит…

— Сестрёнка, он прав. Иди погуляй.

— Егор!

— Ты меня не слышала? — Смирнов посмотрел на неё. — Уходи.

И снова этот взгляд. Алеся отшатнулась от брата, спиной наткнувшись на Никиту.

— Внезапно. У кого-то выросли зубки? — Артамасов усмехнулся. — Это интересно. Иди, Антонова. — Он подтолкнул девушку. — Я его не убью, не бойся.

— Идиот, — прошептала Алеся, — я не за него боюсь.

— Даже так? — Никита коротко хохотнул. — Становится всё интереснее.

Антонова ушла. Ей отчаянно хотелось растащить этих двоих по разным углам, но она, сжав кулаки, лишь ускорила шаг. Её мнения никто не спросит. Не стоит переоценивать свои силы.

— Скучал по мне? — Егор привалился спиной к стене.

— Зверушка, тебе в Питере не сиделось?

— Гав-гав.

Ненависть. Такого Артамасову прежде не доводилось испытывать ни к кому. Он никогда не сдавался. Корчился на полу от боли, вытирал с лица кровь, порой даже ревел как девчонка, но не сдавался. Эти чёртовы глаза горели огнём, который невозможно было потушить. Это злило. Откуда в этом жалком отродье столько силы? И чем он смог привязать к себе таких, как Антонова, Хайруллина и даже Тихомиров. Сильный пацан, заслуживающий уважения, и тот трясся над жалким червяком. Что же в нём было такого?

Никита будто нырнул в прошлое. Картинки поплыли перед глазами. Он чертовски устал. Ненависть съедала его, но сил не было. Совсем.

— Потянуло в столицу?

— Так было нужно, — коротко ответил Смирнов. — Как дела?

— Издеваешься?

— Поддерживаю беседу со старым знакомым.

— Оно тебе нужно?

— Не знаю. Но у нас есть ещё вариант набить друг другу морды. Это тебе по душе?

— Ничего не изменилось. Как и раньше, уже через минуту ты будешь корчиться от боли на земле.

— Уверен? — Егор усмехнулся.

— Да.

— Проверим?

Никита привалился к стене и закурил, прикрыв глаза. Идиотский день. Нелепый. Худший. Даже злость будто выдохлась.

— За честь сестрёнки решил вступиться? Поздно уже.

— В курсе.

— Не беспокойся, она уже ответила мне. Мерзко, в её стиле. Не знал, что твоя сестра изменилась?

— Хочешь просветить?

— Нет.

Смирнов, наклонив голову, всматривался в уставшее лицо Артамасова. Складывалось ощущение, будто тяжесть всего мира легла на его плечи.

— Ты в порядке?

Никита открыл глаза, бросил окурок под ноги и от души рассмеялся. Идиотский день. Он подошёл вплотную к Егору, положил руки ему на плечи и прошептал:

— Раз уж тебе так отчаянно хочется, я вспомню былое и от души тебя отметелю, но не сегодня.

— Не в форме? — подмигнул Смирнов.

Из-за угла выбежал Шмидт и с силой оттолкнул Артамасова от парня. Да что ж за день?!

— Ник, уходи. — Севка встал между ними. Вместе с ним была и Сабина, держащаяся на расстоянии пары шагов, но не сводящая пристального цепкого взгляда, переходящего с одного на другого.

— Да, — запоздало ответил Никита, глядя на возвышающегося за Шмидтом улыбающегося Егора. — Меня сегодня дважды удивили и дважды предали. Нужно обдумать это.

— В любое время. Я буду ждать.

— Ага. Бывай. — Артамасов не сдержал смешка и пошёл прочь, на несколько мгновений задержавшись возле Хайруллиной. Дура. Красивая девка, которая заставила его поволочиться за ней, но так и не подпустила к себе. Он отступил. Всего одной фразы хватило, чтобы его отворотило от неё: Егор вернётся, я верю.

Что ж, её вера оправдала себя. Наслаждайся, девочка. Только вот… Червяк вырос и изменился, и, возможно, та, кто так верила в него, ещё наревётся.

Домой. Никите хотелось закрыться в своей квартире наедине с бутылкой, отключить телефон и послать весь мир в далёкие дали хотя бы на сутки.

Пробки настроение не улучшили, так что домой он приехал взвинченный до предела. Не разуваясь, прошёл в гостиную, достал из бара бутылку коньяка и рухнул на диван. Он будет пить в одиночестве, потому что ему на хрен никто не нужен. А нужен ли он сам кому-то? Вряд ли. Если и были такие, он благополучно проморгал их, разменяв на всякую шваль.

Опустошив бутылку почти наполовину, он даже немного повеселел. Звонок в дверь стал полной неожиданностью. Открывать не хотелось, но некто за дверью не унимался.

— Иду! — рявкнув, он поднялся и вышел в коридор. — Кого там принесло? Ты?! — Артамасов от неожиданности отступил назад. На пороге, сжимая ручку чемодана, топталась его мачеха. — Какого чёрта?

— Пустишь? — Лиза неуверенно посмотрела на пасынка, не решаясь войти.

— Ладно. — Всё ещё не придя в себя, Никита молча наблюдал, как женщина втаскивает чемодан, пристраивает его в угол, разувается, снимает кардиган и больше не производит ни единого движения, уставившись в пол.

— Так и будем в коридоре топтаться? — Парень кивнул в сторону гостиной.

— Спасибо. — Она шмыгнула мимо него.

Заперев дверь, Никита пошёл за ней, да так и застыл от увиденного: мачеха присосалась к горлышку его бутылки и жадно глотала коньяк, морщась и забавно фыркая.

— Нормально. — Он усмехнулся. — Думаю, на двоих маловато будет.

— А ещё есть? — Лиза широко улыбнулась.

— Конечно.

Это было странно — напиваться с женой отца. Они именно напивались, игнорируя стаканы, отхлёбывая прямо из бутылок, закусывая сыром и лимоном, смеясь, говоря о какой-то ерунде, но не затрагивая главного, того, что заставило их обоих в этот день быть вместе. Первой ожидаемо сдалась женщина.

Лиза, с грохотом поставив на стол бутылку, обернулась к пасынку и спросила:

— Могу я остаться у тебя, пока не найду жильё и работу?

Артамасов даже икнул от удивления.

— Папаша выгнал?

— Сама ушла. — Она гордо вскинула подбородок. — Сама, представляешь? Думала, не смогу. Внутри всё от него горит, люблю козла этого, как дура люблю.

— Почему тогда ушла? — Никита отхлебнул из бутылки.

— Потому что не нужна ему. Вот это ему нужно. — Она подёргала себя за прядь волос и засмеялась. — Он фотку её в столе хранит. Свадебная наша в гостиной висит, а её в ящике рабочего стола спрятана. И я знаю, какое фото ему дороже. Я в подушку выла, когда поняла, кого он из меня делает. Козлина! Мол, мне больше идёт этот цвет и стрижка, а родинка вообще красотку из меня делает, остроты добавляет. Монро херова! Урод твой папаша! Ненавижу… Ненавижу и люблю. Крыша едет! Он же такой… он… Сёма… Тварь! Не могу больше притворяться! Не могу!

— Лизка, ты ведь первая, кто его по-настоящему, понимаешь? Мать тоже любила, я знаю, только он ценить не умеет. У нас семейное это, порода артамасовская.

— Ты не такой, — Лиза пьяно улыбнулась. — Ты маленький ещё, злой от обиды, но внутри гнили нет. Ты на отца обижен, на жизнь, на людей.

— Забавная ты. — Парень притянул её к себе, прижав спиной к груди, и обнял, устроив свой подбородок на чёрной макушке. — А батя не понимает, какое счастье отхватил. Кретин. Вечно шваль всякую по барахолкам собирал, а такое вот чудо упустил. Где хоть познакомились?

— В лифте. — Лиза прикрыла глаза. — Смешно, да? Я на собеседование пришла, а начальник компании друг Сёмкин. В лифте с ним застряли, а у меня клауст… п…ф…

— Я понял. — Артамасов засмеялся. — Уникум ты, Лизка, уникум.

— Ага. Меня же приняли… В отделе кадров девчонки уже и подготовили всё, а я вот… Дура.

— Я ведь ничего не знаю о тебе…

— А чего там знать? Бухгалтер я, отличный бухгалтер, между прочим! Из Пензы переехала сюда пять лет назад. Там папа с мамой и сестрёнка младшая остались. Она твоя ровесница. А мне тридцать будет через неделю. Ни детей, ни мужа…

— А батя как же?

— А пошёл он к брюнетке своей! — Она резко вскочила и захохотала. — На развод подам! Сама! Ничего мне от него не надо! Работу найду, квартиру сниму и буду жить, как раньше. Сестрёнку сюда заберу, когда институт закончит, замуж выдам за нормально парня, а не за козла какого-нибудь.

— Я помогу тебе.

— Как? Ты, Никитка, хороший парень, только жить не научился. Ты работал когда-нибудь?

— Нет.

— А зря! На готовеньком всю жизнь проездить хочешь?

— Не знаю…

— А ты подумай!

И он думал. Пьяные мысли разбегались в голове, как застигнутые врасплох тараканы на кухне. Уже и Лиза уснула, свернувшись на диване в гостиной, а он всё думал, курил одну за другой и думал, пока сон не завладел его сознанием.

Утром он не обнаружил в квартире мачеху. Она ушла. Но чемодан всё ещё сиротливо стоял в углу прихожей, а ключей Никиты не было на месте. Значит, вернётся.

Лиза вернулась к обеду. Впорхнула в квартиру вместе со свежим осенним запахом. Такая, что Артамасов на несколько минут дар речи потерял.

— Что это? — наконец выдавил он, дёрнув женщину за каштановый крутящийся локон.

— А это я! Вот такая я на самом деле. — Она широко улыбнулась.

Лиза помолодела. И теперь Никита отчётливо видел, как она красива. Её ничуть не портила полнота, скорее наоборот, делала ещё более очаровательной и милой. Неудивительно, что отец не устоял. Но как он мог такую красотку превратить в чьё-то подобие?! Лизу хотелось затискать, как мягкую игрушку, потянуть за щёчки и увидеть её улыбку. Она была солнышком, осветившим эту тусклую, пропахшую перегаром квартиру.

А потом была генеральная уборка. Самая настоящая, первая в его жизни. И совместная готовка, оказавшаяся крайне весёлым занятием. С этой женщиной всё казалось смешным, забавным и по-домашнему тёплым. Артамасов и сам не заметил, как полностью подчинился ей, выполняя все указания с отчаянным рвением. Так уже было. Очень-очень давно. Когда была жива мама.

— Лизка, я тебя обожаю, — наяривая свежий борщ со сметаной, бормотал Никита. — Ты лучшая.

— Знаю. — Она засмеялась. — А поехали в Пензу на следующих выходных? Хочу тридцатник в кругу семьи отметить.

— Поедем, — уверенно ответил он. — Хочу познакомиться с роднёй.

— Мы разведёмся, Никит. — Лиза опустила голову.

— Ты от отца моего уходишь, а не от меня. Так что я хочу познакомиться со своей роднёй.

— Только не говори ему…

— Он не найдёт тебя. Обещаю.

— Он и не станет искать…

— Значит, он действительно идиот, а ты достойна большего. Всё пройдёт, Лизка. Я теперь точно в этом уверен. Благодаря тебе.

Он не врал. Он знал, что так оно и есть: всё пройдёт. Боль, страхи, сомнения — всё пройдёт, если в твоей жизни есть надежда и вера. И теперь он понял Хайруллину.

Она верила и надеялась. Она ждала, несмотря ни на что. Ей было больно, но она не сдалась. И он не сдастся. Друзей нет? Будут. Никому не нужен? Нужен. Одному человеку точно. И этот человек сидит сейчас напротив, с улыбкой смотрит на него и искренне верит, что у него, Никиты Артамасова, есть будущее, такое, какое он сам построит, своими силами. И нужен он Лизе просто так, от всей её широкой души и чистого сердца, как бы банально и избито это ни звучало. И она нужна ему. Как лучик солнца, освещающий путь во мраке. Свет рассеет тьму. Свет залечит раны.

— Лизка, когда вернёмся из Пензы, вместе будем работу искать. Я перевожусь на заочку.

— Уверен, что справишься?

— Если ты поддержишь меня.

— Поддержу.

Глава 27

Роман стучал пальцем по заставленному едой и напитками столу, искоса поглядывая на шушукающихся Олега и Женю. Что они снова учудили? В голове пронеслось уже множество вариантов, один другого безумнее. Татьяна же была спокойна и даже улыбалась под нос. Егор переписывался с кем-то, уткнувшись в телефон, Алеся со скучающим видом изучала скатерть, а Леонид с недовольным лицом поглядывал на часы.

Сегодня двери Egeni были открыты лишь для избранных.

Костенко, в очередной раз взглянув на часы, с шумом втянул носом воздух и полез в карман за телефоном, но в зале наконец появились родители Жени.

— Наряд выбирала? — Лёня в упор посмотрел на сестру. Она отвела взгляд. Да, он изгой, но она по-прежнему теряется под его взглядом. Так было всегда.

— Не видели смысла спешить. Что за сборы ты организовал? — Копейкин презрительно фыркнул.

— А ты, Валер, задницу свою посади на стул, закрой рот и внимай.

— Да ты…

— Да я! — Костенко сверкнул глазами. — Сядь и молчи, пока слова не дадут. Я с тобой цацкаться не буду.

— Грязный…

— Педик? Ты когда-нибудь сможешь меня удивить?