Вивьен несколько мгновений молчал. Он знал, что сейчас должен уйти отсюда и оставить Эвет — его присутствие причиняло ей страдания, а он этого совершенно не хотел. Ее условие обезоружило его, поставило перед тяжким выбором, но он знал, что действительно должен его сделать, хотя бы, чтобы быть честным с женщиной, которая была к нему добра.
Он поднялся.
Ему хотелось что-то сказать, обнадежить, пообещать, что он вернется, но он не мог дать такого обещания, поэтому повернулся к Эвет, склонился и нежно поцеловал ее в лоб. Она напряженно сжалась, будто хотела скрыться от этого поцелуя.
Так и не найдя подходящих слов, Вивьен с тяжелым сердцем обошел дерево и направился прочь, чувствуя себя подлецом и обманщиком. Он не знал, послышалось ему это, или же воображение само достроило этот звук, но, когда он уходил, до него донесся тихий одинокий всхлип.
* * *
Происшествие в допросной заинтересовало Кантильена Лорана не на шутку, и он довольно долго осматривал тело Жанны и опрашивал всех, кто присутствовал при инциденте, выясняя каждую деталь. С Ренаром он разговаривал в последнюю очередь, и, казалось, если бы Гийом де Борд не изъявил непоколебимое желание присутствовать, этот расспрос мог продлиться до самого рассвета. Впрочем, разбирательство и без того закончилось лишь глубокой ночью. Лоран настаивал на том, что необходимо составить отчет, и неготовность Ренара выполнить это указание всколыхнуло новую волну расспросов.
Ренар был искренне благодарен, что архиепископ не слукавил, сказав, что замолвит за него слово перед Лораном: ему казалось, что иначе его могли вышвырнуть из рядов инквизиции тотчас же.
Наконец, когда все вопросы были решены, де Борд остался с Ренаром наедине и усталым взглядом посмотрел на него.
— Осталось последнее дело, которое мы не успели уладить, — наставническим тоном сказал он.
— Обыск в моем жилище, — понимающе кивнул Ренар, хотя чувствовал, что может рухнуть без чувств от усталости в любой момент. Голова у него гудела от напряжения, он с трудом ворочал языком после долгого и тяжелого разбирательства, и ему казалось, что все его волнения — да и все остальные чувства — отступили очень далеко.
Де Борд и сам устал не меньше. Взглянув на Ренара, он тяжело вздохнул и кивнул, соглашаясь с собственными мыслями.
— Впрочем, — сказал он, — полагаю, лучше будет сделать это при свете дня.
— Считаете, что темнота позволит некоторым моим тайнам остаться скрытыми? — безразлично спросил Ренар. Де Борд окинул его оценивающим взглядом.
— Тебя самого, похоже, совсем не страшит, что я могу мыслить таким образом.
— Мне нечего скрывать, Ваше Высокопреосвященство, — отозвался Ренар.
— Тем лучше, — кивнул де Борд. — И все же обыск я провести обязан.
— Я это понимаю, Ваше Высокопреосвященство.
Де Борд с трудом сдержал зевоту и потряс головой, чтобы освежить мысли.
— Тогда ты поймешь и то, что я собираюсь запереть тебя на эту ночь здесь.
Ренар невольно вспомнил, как Вивьен рассказывал ему о собственном заточении в келье перед казнью Рени, однако мысли эти быстро ушли прочь: в конце концов, сейчас он мог упасть и уснуть, где угодно.
— Разумеется, — вздохнул он.
— Тогда позволь тебя сопроводить, сын мой.
Возражать у Ренара не было никакого резона. Архиепископ в молчании довел его до нужной кельи и выставил у двери караульного. Молодой инквизитор почтительно кивнул де Борду на прощание и почти сразу же забылся сном на жесткой койке.
Поутру к нему снова явился архиепископ в сопровождении троих солдат. Двое из них состояли в его личном эскорте, третий служил при резиденции Лорана, Ренар помнил его — не раз встречал.
— Пора, — возвестил де Борд.
Ренар с готовностью кивнул и проследовал за архиепископом к собственному дому. Похоже, де Борд не терял времени даром этим утром, потому что, как выяснилось, дорогу до жилища Ренара он разузнать успел и, надо думать, как следует расспросил об образе жизни молодого инквизитора всех, кто мог видеть его в последнее время. Должно быть, именно этим объяснялось то, что явился де Борд в келью не с самым рассветом, а великодушно позволил своему недавнему спасителю как следует выспаться.
Оказавшись в своем доме, Ренар без слов понял, что присутствует при обыске не в качестве инквизитора, но в качестве подозреваемого. Рядом с ним молчаливой тенью стоял знакомый стражник и провожал взглядом каждое его движение. Вопреки предположениям Ренара, обыск длился необычайно долго. Де Борд участвовал в нем лично, приказывая своим людям перевернуть в доме молодого инквизитора все вверх дном, осмотреть едва ли не каждую щель в половицах. Одна из половых досок показалась архиепископу подозрительной, и он тут же приказал выломать ее.
Ренар стоял молча, не выказывая никаких переживаний. Единственным, что он испытывал, была неприязнь оттого, что кто-то позволяет себе так бесцеремонно и жестоко вторгаться в его жилище. Он не представлял себе, сколько часов де Борд методично проверял уголок за уголком в небольшом доме. Ренар порадовался тому, что не живет в большом особняке, иначе этот неустанный обыск мог бы растянуться на месяцы.
Наконец, когда осенний день полностью вступил в свои права, де Борд завершил осмотр дома. Все это время он походил на охотничьего пса из своры какого-нибудь богатого дворянина. Лишь когда его подозрительность потерпела полное поражение, он позволил себе слегка улыбнуться и повернуться к Ренару с выражением благодушия на лице. Он приблизился к нему, небрежно махнул стражнику и положил руку на плечо молодому инквизитору.
— Я рад, что самые страшные мои подозрения не оправдались, — произнес он. — Ты весьма толковый молодой человек, Ренар, твои навыки очень полезны в нашем общем деле. Я рад, что теперь с уверенностью могу обрести в тебе союзника.
Как инквизитор, Ренар не был с этим согласен. Безуспешный обыск еще ничего не значил. Несмотря на отсутствие тревожных улик, могла возникнуть масса ситуаций, вызывающих подозрение. Однако, как человек, Ренар предпочел придержать эти мысли. Видит Бог, это не то, что стоило бы говорить папскому легату.
— Я обрадовался бы еще больше, если б Ваше Высокопреосвященство позволило мне провести день за уборкой после этого досмотра, — усмехнулся Ренар. На деле он не лукавил: он с радостью остался бы сейчас в одиночестве, общество де Борда утомило его.
Прелат рассмеялся в ответ на его замечание и кивнул. Стоило ему убрать руку с плеча молодого инквизитора, как в желудке последнего послышалось настойчивое громкое урчание.
— А ведь и впрямь, пообедать было бы делом нелишним, верно? — хмыкнул де Борд.
— Уверен, Его Преосвященство будет рад, если вы разделите с ним трапезу, — учтиво кивнул Ренар.
— Несомненно, — небрежно бросил де Борд. — Но куда важнее мне было бы пообедать в твоей компании, мой друг, — произнес он, и отчего-то Ренар напрягся, услышав такое обращение.
«Это, конечно, лестно, но с чего он, черт возьми, взял, что я его друг?» — нахмурился он про себя.
— В таком случае, боюсь, ваша трапеза будет куда скромнее, — отметил он вслух. Де Борд махнул рукой.
— Предлагаю тебе выбрать любое место в городе, куда бы ты хотел отправиться на обед. Я составлю тебе компанию и угощу тебя. Согласен?
Ренар понимал, что отказаться не имеет права, хотя был бы рад это сделать. Поесть за счет архиепископа — это возможность хорошенько набить живот, однако высокая плата за это может последовать позже. Ренару вовсе не хотелось быть обязанным де Борду чем бы то ни было, а тот, похоже, жаждал именно такого расклада — непонятно зачем. То, что прелат увидел в нем друга, казалось Ренару, скорее, недобрым знаком, чем удачей. Он надеялся, что архиепископ как можно быстрее потеряет интерес к его персоне.
— Так как? — подтолкнул де Борд, и в его благодушном голосе послышалось давление.
— Как я смею отказать Вашему Высокопреосвященству, — заставил себя улыбнуться Ренар.
— Чудно, — кивнул де Борд и указал всем на выход.
* * *
Отвязав лошадь и спешно покинув дом Эвет, Вивьен первое время не знал, куда податься. Ясно было одно: он не готов возвращаться в Руан под неусыпное покровительство епископа Лорана. В такой обстановке он не смог бы как следует погрузиться в свои мысли, а подумать ему сейчас было жизненно необходимо. Эвет поставила его перед жестоким, но справедливым выбором. И теперь предстояло решить, как быть. Определить свой путь. Найти ответы.
Первое время Вивьен ехал, не следя за дорогой, но вскоре начал узнавать местность и понял, что направляется в сторону Кантелё. Так странно. Никогда прежде его не тянуло побывать там, хотя два дорогих его сердцу человека были накрепко связаны с этим местом…
Он почти не заметил времени в дороге и вскоре спешился на небольшом холме, ступив на земли бывших владений катарской семьи де Кантелё, воспитанников Анселя. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы окинуть взглядом это место, и сердце его невольно сжалось от сожаления: как он и ожидал, прежние владения семьи де Кантелё ныне пребывали в запустении.
Взгляд Вивьена невольно заострился на покошенной мельнице, которую так и не успели достроить при юном графе. Две другие заметно обветшали без ухода после свирепствовавших влажных зим. Там, где прежде раскидывались широкие поля, теперь виднелся лишь небольшой клочок несущей последний урожай земли. Остальная же часть поросла сорной травой, уже начавшей желтеть с приближением конца осени. Многие дома, разбросанные поодаль от особняка, ныне выглядели одинокими и заброшенными, как в Монмене, хотя в других явно еще теплилась жизнь. Часть домов разобрали оставшиеся здесь люди, чтобы укрепить собственные жилища. Возможно, после налета инквизиции на графскую семью, часть селян предпочла покинуть родные края, не желая связываться с местом, которое заклеймили рассадником ереси. Впрочем, возможно, часть жителей погибла от чумы, когда мор снова прокатился волной по землям Франции. Как знать.
Вивьен перевел полный сожаления взгляд на особняк. Разумеется, монументальное каменное строение не покосилось от нескольких лет запустенья, оно оставалось все таким же величественным и прочным, каким было в годы расцвета семьи де Кантелё. Однако, приглядываясь к зданию, Вивьен чувствовал от бывшей обители графской семьи холод, какой может оставаться только после смерти.
По правде говоря, наблюдать такое было удивительно. Конфискованные земли еретиков должны были отойти Церкви. Странно, что никто из высокопоставленных сановников не велел организовать здесь монастырь и не привел эти земли в порядок. Впрочем, Вивьена не посвящали в имущественные дела и тонкий процесс распоряжения отнятой у еретиков собственностью — слишком низко было его положение в церковной иерархии, поэтому о том, что творилось в Кантелё, он не имел понятия.
Так или иначе, владения пришли в упадок. Птичники, псарни — почти все стояло заброшенным. Крестьяне, оставшиеся здесь, похоже, поддерживали в рабочем состоянии только то, что было нужно каждому из них, если вообще поддерживали.
«Какие же ответы я собрался здесь искать?» — подумал Вивьен, покачав головой. Его взгляд устремился на границу между лесом и заросшим сорной травой полем, где мелькнули очертания небольшого, почти погрузившего в обступивший его подлесок домика. Он стоял одиноко и подходил под описание дома, которое давала в своих рассказах Элиза.
Сердце Вивьена невольно забилось чаще при виде этого заброшенного жилища. Взяв подрагивающей рукой лошадь под уздцы, он заставил себя двинуться вниз по холму в сторону дома, где его возлюбленная похоронила свое прошлое.
Через какое-то время, пробравшись через коварный подлесок, он оказался у покосившегося крыльца. Дом буквально дышал одиночеством: даже дверь его была приоткрыта, и изнутри доносился холодный запах сырости и плесени.
Вивьен привязал лошадь к ближайшему дереву недалеко от ручья и еще несколько мгновений постоял у порога дома. Затем, вздохнув, он осторожно поднялся по одряхлевшим ступеням и тихо толкнул дверь, чтобы окунуться в призрачное прошлое Элизы. Как ни странно, ему померещилось, что в доме он не один, и на краткий миг это даже заставило его испугаться какой-то неведомой темной силы, что могла поджидать его здесь. Однако он быстро переборол страх и двинулся внутрь темного помещения. Здесь краски дня меркли и становились более серыми, почти сумеречными. Запах пыли, плесени и сырости назойливо бил в нос.
Как и рассказывала Элиза, комнат в доме было две — одна принадлежала девушкам, а вторую когда-то занимала Фелис. Вивьен решил исследовать сначала ту, что располагалась от него дальше, и уверенно двинулся туда.
Не успел он пройти и пары шагов, как вдруг на него бросилась какая-то тень. Безоружный и ошеломленный, он успел лишь отступить назад, чувствуя, как предательски прогибаются под его весом отсыревшие половицы. Тень же — хрупкая, похожая на женскую — вдруг разразилась устрашающим, наполовину испуганным, наполовину воинственным кличем и двинулась на него с каким-то предметом в руке. Повинуясь реакции своего тела, Вивьен успел перехватить занесенную вверх руку тени и ощутил, что, кем бы ни была эта незнакомка, она — из плоти и крови. Он развернулся, потянул за собой нападавшую и резко прижал ее к стене. Оружие тут же выпало у нее из руки и ударилось о пол. На поверку это оказался черпак.
— Спокойно! Святая инквизиция! — воскликнул Вивьен, опасаясь, что собственный голос может сорваться от испуга. Сердце его колотилось, как бешеное, а дыхание сделалось прерывистым, как после долгого бега.
«Спокойно! Святая инквизиция»? — усмехнулся он про себя. Пожалуй, еще никогда и никому ему не доводилось произносить сочетание этих слов в одном предложении.
Похоже, незнакомку подобное сочетание дезориентировало не меньше. Она часто задышала и явно расслабилась в мертвой хватке молодого инквизитора. В полумраке помещения Вивьен сумел рассмотреть ее. Она была довольно высокой и худой, черты ее лица излучали благородство, хотя казались немного грубоватыми, словно выточенными из камня. Длинные черные волнистые волосы были уложены в подобие сложной прически, которая успела заметно растрепаться, словно ее укладывали наспех и не закрепили должным образом. В облике незнакомки ощущалось странное сочетание воинственной крепости и почти болезненной хрупкости.
— Вы… инквизитор? — отдышавшись, переспросила она. Голос у нее оказался низким и бархатным, не в пример недавнему истеричному визгу.
Вивьен заставил себя совладать с эмоциями и решительно отступил от незнакомки.
