Коньи в 22.25 ответил столь же лаконичным сообщением, в котором де Кастру сообщалось, что у него остался только один парашютный батальон в Северном Вьетнаме, и что во всем Индокитае их еще осталось только два.
(Перевод записки к отснятым пленкам Дж. Перо: «Рассчитываю на вашу рассудительность — Пленка показывает медицинскую эвакуацию 17 марта — Катастрофическая, под огнем Вьетминя — Попытка безрезультатна — Повторные попытки 18 дважды, но все еще под огнем В-М, хотя очевидна (маркировка) Красного Креста — Атмосфера тревоги, даже ужаса — Крики, плач — Бросок раненых к двери (самолета) — Не видел ничего подобного со времен концентрационных лагерей — Пожалуйста, сохраните доказательства для меня, так как фотографии, несомненно, должны быть очень интересными — Боевой дух все еще очень высок, даже под огнем В-М — Я все еще здоров. Скажите мистеру Невиллу, что его племянник жив — я передал ему его письмо. Подпись: Дж. Перо».)
Атмосфера этого третьего дня битвы была описана на листках бумаги, которые французский боевой фотограф добавил к рулонам отснятой пленки, покинувшей Дьенбьенфу в течение следующих нескольких дней на одном из санитарных самолетов. Фотограф Жан Перо выжил в нацистских концентрационных лагерях и был опытным наблюдателем, не склонным к драматизму. Его реакция на 16 марта в Дьенбьенфу была следующей:
«Воздушная высадка 16-марта — Вьетминь бомбардирует зоны выброски и аэродрома — Кавалькада солдат под огнем — Наша артиллерия разбита Вьетминем — Попытка погрузить раненых под огнем 105-мм Вьетминя — Трагедия — Много раненых — Мрачная атмосфера напоминает немецкие концлагеря — Катастрофическая.»
Записки должны были быть доставлены в Ханое другому журналисту, Франсуа Сюлли, который позже освещал другую войну во Вьетнаме для «Ньюсвик», но Сюлли получил только часть пленок и не получил записки. Я нашел записки десять лет спустя, во французских военных архивах, помеченные красным резиновым штампом со словом «Изъято». Французские военные цензоры в Ханое решили, что их немедленное опубликование было бы слишком деморализующим.
Ранее, в тот же вечер, офицер коммунистов под флагом перемирия приблизился к опорному пункту «Анн-Мари» и передал письмо, адресованное де Кастру, в котором говорилось, что утром 17 марта восемьдесят шесть раненых, оставшихся в живых на высоте «Габриэль», будут оставлены в 600 метрах к северу от ОП «Анн-Мари 2». Это предложение, как и другие, которые последуют, по крайней мере на некоторое время поставило де Кастра перед жестокой дилеммой. Очевидно, для поддержания боевого духа невозможно было отказаться забрать своих раненых, но с другой стороны, ограниченные медицинские помещения Дьенбьенфу были уже безнадежно переполнены и шансы эвакуировать кого-либо были почти нулевыми. Несмотря на совершающиеся невероятно отважные подвиги, хлипкие и маломощные вертолеты того времени были способны поднять лишь горстку раненых, и было очевидно, транспортные самолет вскоре не смогут приземлиться.
Враг знал это так же хорошо, как и де Кастр. Поэтому, возвращение на французские позиции французских раненых не только сопровождалось отказом Вьетминя разрешить посадку санитарных самолетов, но и отказом забрать собственных раненых! Генерал Зиап полностью осознавал, каким бременем для французского командования будет масса раненых и принял решение, что раненые, Вьетминя и французов, должны будут сыграть свою роль в сражении.
Ввиду ужасающих условий в районе госпиталя, который, несмотря на отмечавшие его флаги Красного креста, стал излюбленной мишенью артиллерии противника, 17 марта майор Гровен предложил де Кастру создать нейтральную «медицинскую деревню», между Дьенбьенфу и «Изабель», где медицинский персонал Вьетминя и французов беспристрастно ухаживал бы за ранеными с обеих сторон. Эта идея была передана де Кастром в Ханой, и по-видимому, отвергнута. До сих пор неясно, было ли это решение принято в одностороннем порядке французами или после отказа верховного командования противника.
Среда 17 марта 1954 года.
Утром, еще до того как начал рассеиваться туман, пришло краткое сообщение от артиллерийского офицера, находящегося на опорном пункте «Анн-Мари 2», гласившее: «Тай убираются отсюда к черту». Действительно, без суеты и особого шума, горцы тай с ОП «Анн-Мари 1» и «Анн-Мари 2» ускользали через колючую проволоку и проходы в минных полях к своим любимым горам на горизонте. Это произошло так внезапно и так тихо, что французские офицеры, сержанты и немногие оставшиеся верными тай не смогли их удержать. В самом деле, зачем их вообще было удерживать? Очевидно, что они сбежали бы при первой же серьезной атаке. Как показали листовки, найденные в окопах, коммунисты выполняли свою пропагандистскую работу по наилучшим возможным каналам — через гражданское население. Как это ни невероятно, но многие деревни, окружающие французские позиции не были полностью эвакуированы (по приказу де Кастра, они должны были быть полностью эвакуированы к 20 марта). Можно было видеть каждый день, как женщины из отрядов ополченцев, из двух полевых мобильных борделей, и из туземцев мео подразделения французской разведывательной службы, закупаются на рынках в Бан Ко Муй или Бан Лой. Там их встречали другие туземцы из контролируемых коммунистами районов, которые приносили с собой коммунистическую пропаганду. Излишне говорить, что некоторые из этих туземцев были обученными шпионами, которым было легко вернуться в Дьенбьенфу, вместе с возвращающимися гражданскими лицами. Частичное дезертирство 3-го батальона тай, за которым последовала полная деморализация 2-го батальона тай и многих бойцов из оставшихся легких рот тай, была крупной победой психологической войны коммунистов, поскольку это стоило французам почти пятой части их гарнизона без единого выстрела со стороны коммунистов.
ОП «Анн-Мари 4», удерживая 9-й ротой капитана Дезире, была единственной, которая устояла, когда оставшиеся подразделения французов и тай с «Анн-Мари 1» и «Анн-Мари 2» начали отступать примерно в 14.00. С «Анн-Мари 3» капитан Гильмино позвонил Дезире, сообщая ему, что дела идут не слишком хорошо, но что он может держаться с легионерами. На вопрос из штаба укрепрайона, Дезире подтвердил, что сможет гарантировать оборону «Анн-Мари 4» по крайней мере, в течение двадцати четырех часов. К наступлению ночи, вопрос о том, должны ли северные позиции ОП «Анн-Мари» быть отбиты и удержаны вновь прибывшими десантниками, стал академическим. Вьетминь теперь быстро продвигался вперед, чтобы захватить последние высоты, удерживаемые французами к северу от аэродрома. Фактически, из-за артиллерийского обстрела, который продолжался весь день в северном секторе ОП «Анн-Мари», отступающие подразделения французов не смогли взять с собой тяжелое вооружение батальона, установленное на передовых позициях.
Любопытно, что 3-й батальон тай, который в прошлом году очень хорошо сражался на укрепленной позиции в Нашанге и всего несколько месяцев назад отличился в операциях против 320-й дивизии в труднодоступной местности, теперь распался после двух дней боев при Дьенбьенфу. Возможно, свою роль сыграл тот факт, что члены семей бойцов батальона теперь частично находились в руках коммунистов. Однако более чем вероятно, что недавняя смена командиров батальонов, психологическая война коммунистов и непривычное давление непрерывного обстрела артиллерией противника на неподвижной позиции (под Нашангом у Вьетминя была артиллерия, но не такой плотности), должно быть, сыграли решающую роль. Последний оставшийся вопрос, заключается в том, почему де Кастр не использовал часть своего восстановленного резерва десантников, чтобы вернуть драгоценный участок возвышенности, который был потерян при гораздо менее достойных обстоятельствах, чем «Беатрис» и «Габриэль».
Де Кастр, по-видимому, мог бы ответить что оборона «Анн-Мари» могла стоить ему больших потерь, которые он не мог с легкостью восполнить, поскольку Коньи сообщил ему, что в настоящее время он может рассчитывать только на еще один воздушно-десантный батальон. Кроме того, имелись убедительные доказательства, что следующий удар может быть нанесен по жизненно важным оставшимся высотам к востоку от Нам-Юм, где алжирские и марокканские части также проявляли признаки боевой усталости. Поэтому де Кастр и Лангле решили не сражаться за ОП «Анн-Мари 1» и «Анн-Мари 2», а присоединить «Анн-Мари 3» и 4 к опорному пункту «Югетт» с 20.00 того же вечера. «Анн-Мари 3» стал «Югетт 6», а «Анн-Мари 4» стал «Югетт 7».
17 марта был плохим днем в воздухе. Скверная погода свела снабжение с воздуха к минимуму, и коммунисты теперь накрывали все возможные зоны выброски беспокоящим артиллерийским огнем. Последний, который удалось починить, разведывательный самолет «Кузнечик», был наконец нащупан артиллеристами противника в своем капонире и подожжен, склады горючего и боеприпасов ВВС также были взорваны артогнем противника. Однако в 15.00 измученный медицинский персонал Дьенбьенфу с облегчением увидел безупречную высадку 6-й воздушно-десантной хирургической бригады под командованием лейтенанта медицинской службы Видаля. Их прибытие позволило доктору Гровену развернуть дополнительный госпиталь на другом берегу Нам-Юм, тем самым избавив тяжелораненых от опасной поездки по открытому мосту. Но большой проблемой доктора Гровена по-прежнему оставались раненые, которых нельзя было эвакуировать. Здесь противник избрал максимально эффективный способ действий. Он прекращал огонь, пока грузовики с развевающимися огромными флагами Красного креста не прибудут на аэродром, и не приблизятся к санитарному самолету на стоянке. Затем, когда самолет и раненые будут наиболее уязвимы, артиллерия коммунистов открывала огонь в полную силу и самолет взлетал либо пустым, либо загруженным более легко ранеными, или даже невредимыми трусами, отчаянно пытавшимися покинуть долину. Тем не менее, два С-47 это сделали. Один, пилотируемый капитаном Корну, быстро сбросил необходимые медикаменты и взял на борт тридцать два раненых вместо двадцати четырех, на которых был рассчитан самолет. Другой самолет, которым командовал капитан Дард, приземлился в 19.00 под огнем тяжелой артиллерии и пять минут прождал на земле, прежде чем снова взлететь пустым. Ни один из санитарных грузовиков не смог подъехать к взлетно-посадочной полосе.
В полдень, в Дьенбьенфу был посетитель: генерал Коньи летал над крепостью целых полчаса, наблюдая за битвой. Позже поговаривали, что вид истерзанного укрепрайона, изрытого постоянным дождем снарядов коммунистов (и судя по тону сообщений от его командования, в очевидном низком состоянии морального духа), вдохновил Коньи на мысль о том, что он должен приземлиться, при возможности и управлять битвой, так же как его собственный учитель, покойный маршал де Латтр, сделал в 1951 году, во время битвы за Виньйен. В Виньйен де Латтр приземлился на связном самолете «Кузнечик» в центре окруженного французского подразделения и столкнувшись с мольбами своего начальника штаба о том, что он находится в смертельной опасности, блестяще ответил: «Так приезжайте и заберите меня отсюда». В защиту окончательного решения Коньи не делать этого, Жюль Руа утверждал, что Дьенбьенфу был работой не Коньи, а Наварра. Рисковать ради него жизнью было бы равносильно признанию того, что он был «ответственен» за Дьенбьенфу.
Этот аргумент, на мой взгляд, показателен. Как командующий северным театром военных действий, где находился Дьенбьенфу, Коньи отвечал за его оборону, даже если Дьенбьенфу выбирал не он. Развертывание артиллерии, импровизированный характер контратак, плохое использование резервов и плохой выбор подразделений, направленных в Дьенбьенфу, были его ответственностью и только его. Имеющиеся документы и заявления, впоследствии сделанные Коньи или Наварром, никоим образом не отменяют этого факта. Как только Коньи сделал свой выбор не в пользу отставки, а продолжения руководства битвой, которую он, по-видимому, теперь полностью не одобрял, он взял на себя историческую ответственность, от которой будет трудно уклониться.
Четверг, 18 марта 1954 года
Проблемы со снабжением, с которыми столкнулся Дьенбьенфу, становились все хуже и хуже. Артиллерия противника теперь занимала все высоты вокруг долины и 37-мм зенитные орудия начали вести огонь непосредственно по посадочной глиссаде аэродрома, с недавно захваченных позиций на вершинах высот «Габриэль» и «Анн-Мари». Одной из главных проблем сброса грузов снабжения по ночам, было то, что гарнизон еще не приспособился к сложной задаче сбора и распределения более чем 100 тонн разнообразных грузов в течение нескольких часов. В 01.25 18 марта Дьенбьенфу предложил Ханою, что отныне проще будет сбрасывать грузы с парашютом непосредственно на опорные пункты, а не на зоны выброски. Туман в утренние часы всегда давал усталому гарнизону некоторую передышку, так как было достаточно светло, чтобы выполнять самые важные дела, не будучи замеченными наблюдателями противника. Первая рота 5-го вьетнамского парашютного батальона под командованием лейтенанта Рондо воспользовалась туманом, чтобы сменить 9-ю роту тай капитана Дезире на «Югетт 7» и Дезире, проведя перекличку среди своих людей, с удовлетворением заметил, что отсутствуют только трое. Методично, его люди собирали вещи для десятикилометрового марша на ОП «Изабель», их новый пункт дислокации.
На аэродроме марокканцы из 31-го саперного батальона использовали утреннюю передышку для ремонта пробитых стальных плит взлетно-посадочной полосы. Снаряды противника разносили ее на куски, пока от нее не осталось всего 600 метров. После нескольких поспешных ударов кувалды и сварки под ведущимся вслепую беспокоящим артиллерийским огнем, взлетная полоса стала пригодна в пределах 1000 метров. 19 марта, дальнейшая правка и латание снова сделают ее работоспособной в пределах 1500 метров. Работа саперов окупилась. В 10.55 санитарный самолет, пилотируемый лейтенантом Бисвангом успешно приземлился и забрал двадцать три раненых, лежавших в открытых траншеях возле рулежной дорожки. Майор Дард подошел вплотную сзади и начал катиться по полю, когда его накрыл минометный залп, пробивший хвост самолета и серьезно ранивший врача, находившегося на борту. Два вертолета 1-й эвакуационной роты легких вертолетов постигла та же участь. Первый приземлился прямо возле главного госпиталя и смог погрузить на борт одного раненого. Другой вертолет попытался совершить посадку на КП 9-й мобильной группы, где подполковник Гоше был убит пятью днями ранее, но ему дали отмашку уходить, прежде чем он смог приземлиться.
