"Колобок" представляет

— Скидай все, что есть в тачке, — скомандовал здоровенный рыжий негр, — и мотай отсюда со второй космической скоростью. И, парень... завязывай с черными кошками. Чушь это все, между нами говоря. В смысле — приметы.

— А если про нас кому намекнешь, — пропела блондинка, — под асфальт закатаем и забудем, в каком месте.

Несколько минут спустя, когда свет фар уже затерялся в ночи, и даже вой движка, не привыкшего к русским морозам и бездорожью, смолк и больше не тревожил тишину, она же медленно проговорила:

— Жалко, джип отпустили. Он так шел к моей норке.

— Чтоб ему где-нибудь увязнуть так, чтобы двум бульдозерам не вытащить, — пожелала Рыжик и с отвращением выкинул в сугроб кухонную скалку. — Что это, по-вашему, печенье?

На снегу лежали несколько мешков с чем-то сыпучим и зверски тяжелым.

— Печенье тоже есть, — обрадовалась Катя, — целых полкоробки.

— Ну, слава богу, хоть что-то идет как надо, — сказала Мадина и, ухватив пятидесятикилограммовый мешок, резво поволокла его к черному ходу медпункта. В сочетании с седой норкой картина выглядела...

— Чудак был этот Сальвадор Дали, — заметила Катя, — не понимал, где настоящий сюрреализм.

Медведь очнулся от холода. Голова болела так, словно здесь поработала не одна хорошенькая ножка а, минимум, две поллитры без закуски. Проморгав, он огляделся по сторонам. Джип в поле зрения отсутствовал, из чего Медведь вывел вполне логичное заключение — машину угнали. Юрасик исчез вместе с джипом. Вероятно — взят в заложники. Каратистка, понятно, тоже провалилась вместе с остальной командой. Медведь потрогал шишку за левым ухом, сморщился, покопался в карманах куртки, и выудил тонкую ручку — фонарик. След от колес был едва различим на утрамбованной дороге, но, присмотревшись, можно было отдифференцировать родную тачку от отстального транспорта. На все Переднево имелось только два вездехода. На втором фельдшерицу еще в пятницу отвезли рожать.

Посвечивая себе ручкой, Медведь двинулся вперед, только что не нюхая дорогу.

— Визуально я бы определила эту субстанцию как сахарный песок, — сказала Ленуся.

— А поточнее? — болтая ногами Катя сидела в старом, ломаном стоматологическом кресле и развлекалась тем, что доламывала бормашину. Она, впрочем, предпочитала именовать свое занятие починкой.

— Хочешь еще одну экспертизу провести? — невинно поинтересовалась Ленуся.

— Не — а. Хватит. Теперь пусть другие рискуют для науки расовой принадлежностью.

— Пусть Рыжик рискует принадлежностью, у него ее все равно не осталось.

— Чего у меня не осталось? — высунулся из за дверей Рыжик.

— Принадлежности к белой расе, — пояснила Ленуся.

— Ну, может не насовсем, — с оптимизмом сказал Рыжик и убрался назад.

— Рыжик не пойдет. Он все равно черный, это как использованную лакмусовую бумажку мочить.

— Эй, клиент, у тебя здесь есть хоть что-нибудь для научных исследований, — Ленуся выросла на пороге, и взгляд ее, обращенный к Ерохину, был далек от восхищения.

— Чашечка Петри есть, — поспешно вспомнил Женя, — даже две.

— Умница, — умилилась Ленуся, — а к чашечке Петри у тебя что-нибудь есть. Микроскоп, например.

Студент напрягся и попытался вспомнить то, чего никогда не знал. На экзаменах это обычно получалось, а здесь — не сработало.

— На шкафу посмотрите, — подсказала Мадина. — Это в Америке ненужные вещи бедным отдают. У нас, по жизни, на шкаф валят, — пояснила она в ответ на незаданный вопрос студента.

Совет оказался что надо. Тощий Рома, заглянувший к Ерохину на огонек, встав на табуретку, занырнул в обширную пыльную свалку меж потолком и шкафом и произвел раскопки, поочередно сбрасывая все, что скопилось за десятилетия существования пункта: зимний женский сапог один, халат рваный один, валенок рваный — половина, ходики (не ходят), часть от ружья (не стреляет), фонарик (не горит), русско-финнский словарь (откуда здесь финны?), кучу каких-то папок, и наконец торжественно извлек заросший лохматой паутиной микроскоп. Джинны буйно возликовали, все, кроме Ленуся. Приникнув к окуляру и покрутив пол минуты настройку она выпрямилась и расстроенно буркнула, что с таким "прибором" только потерянные булавки в ковре разыскивать.

— А с виду совсем как хороший, — расстроилась Катя. — Неужели так плохо?

— Нет. Еще хуже.

Гость на минуту задумался. Потом снял с носа Ерохина очки, выковырял из окна замазку, сунулся в умывальник, потом в открытый сейф.

— На, посмотри, — сказал он через полчаса манипуляций, которые показались джиннам почти шаманством, — так не получше?

Ленуся снова приникла к микроскопу и взвизгнула от восторга.

— Рома, ты гений!

— Я не гений, — почему-то обиделся он, — я биолог на ограниченном финансировании. Только если ты собираешься делать то, что я думаю, тебе и этого увеличения не хватит.

— Народ, здесь найдется ложка сахара, — не слыша его, напряженно произнесла Ленуся. — Нормального сахара, для сравнения.

— А что? — Катя скатилась с кресла и сунулась ей под локоть, — это не сахар?

— Пока определенно сказать можно сказать только одно: здесь два разных вещества. Одно из них — сахарный песок. Другого я не знаю. Нужен химический анализ. Но с тем, что я вижу вокруг себя, я могу провести только одну реакцию — плюнуть и посмотреть, что будет. Не думаю, что это сойдет за научный опыт, даже в наших условиях.

— Если от печенюшек Рыжик засветился как фотопленка, то от этого сахара всего, что угодно можно ожидать, — сказал свое веское слово Рома, — но вообще-то в сахар мел добавляют.

— Зачем? — простодушно удивилась Катя.

— Для вкуса, — хмыкнул Рома, — чтобы покупателей обвешивать, конечно.

— Мел? Соляная кислота здесь есть? — оживилась Ленуся. — Химик я аховый, но это помню: карбонат кальция плюс аш хлор будет соль кальция и угольная кислота. Кислота нестойкая и распадается на СО2 и воду. Углекислый газ будет выходить из воды и мы увидим как мел "закипит".

— Как в лимонаде, — подхватила Катя, — точно, было такое в Древнем Риме.

Все немедленно закопошились в маленьком кабинете, разыскивая кислоту. Нашли просроченный валидол (очевидно, наглядное пособие для начинающих). Рыжик выковырял из какой-то щели рентгеновские снимки чьего-то организма и встал посреди кабинета, разглядывая их так и сяк, и мешая всем остальным своим громоздким присутствием. Катя нашла много высококачественной пыли и пятно от зеленки (памятник истории) на линолеуме. Мадина наткнулась на катетер для взятия мочи из мочевого пузыря, но сама разобралась, что к соляной кислоте он отношения не имеет, и стала приставать к Жене с вопросами, относительно назначения этого прибора. Когда Женя со всей прямотой ответил, она стала искать мыло, громко стеная.

Катетер она всучила Рыжику и он наивно принялся прилаживать его к своим ушам, совать в нос и в рот. Когда Женя это заметил, то сказал и ему о назначении прибора, и Рыжик тоже стал искать мыло.

В процессе поисков Ленуся куда-то рассосалась. Когда это заметили — стали искать Ленусю. Нашли цепочку следов, ведущую от фельдшерского пункта. Рыжик пошел по следам, на ходу протирая снегом оскверненные прикосновением катетера руки и уши, а изо рта плевался.

Как и следовало ожидать — Рыжик тоже потерялся. Не было его долго. За это время успела вернуться Ленуся с белой пластиковой бутылкой.

Ерохин обернулся к ней, услышав шаги в коридоре, поглядел на бутылку и сказал:

— Тетя Ася приехала.

Ленуся, не впилив в шутку, вся оскорбилась, даже перестала стряхивать снег с волос.

— Какая я тебе тетя, племяш?! — возмутилась она. — Я самый вонючий отбеливатель притащила, какой нашла! Тетя... Дядя ты, вот ты кто!

— А он без хлорки, — кивнул на бутылку Рома. — Это в рекламе обещали очень.

Ленуся демонстративно открыла бутылку и поднесла ее к носу Ромы. Тот испытал райское наслаждение не сходя с места — отшатнулся назад, зажимая нос, и прогундосил:

— Нефига себе реклама!

— Ну! — торжествующе спросила добившаяся правды Ленуся, — где там подозрительный сахар?

— Меня интересует, где там Рыжик, — обеспокоенно проговорила Мадина. — Погода уж очень удивительная, как бы он не замерз вконец.

Ленуся и Катя переглянулись и подмигнули друг другу. Взаимоотношения Рыжика и Мадины их постоянно забавляли. Нельзя было не понять, что слово на букву "лю" веяло красным флагом над всеми этими взаимными перепалками и редкими проявлениями заботы. Но нельзя было понять, почему и Рыжик и Мадина упорно не замечают этого явления, и даже отталкивают его.

Как бы то ни было, судьба ушедшего во тьму Рыжика обеспокоила даже Бобика. Пес, пристроившийся в самом спокойном углу, под кушеткой, вылез оттуда и стал бегать, скулить и царапать дверь.

Мадина кинулась открывать — взгляд ее не встретил знакомого лица и опустился на полтора метра ниже.

— А, это ты, — изображая ее разочарование пропустил реплику Кусака. — Да, это всего-навсего блохастый кот. А рыжий, который без блох, велел передать, что пошел навестить этих... которые вами были побиты.

Мадина побледнела.

— Ой, Динке худо, — заметила Катя, — валерьянка есть?

— Всегда удивлялся, почему вы ее на такие дела переводите, — недовольно сказал кот.

— Нету валерьянки, — развел руками Ерохин, — а если и есть, то не найти. Вы здесь такой бардак развели, что мне в акурат до Машиного возвращения работы хватит.

Рома заранее усмехнулся и сказал:

— Катетер ей под нос суньте.

— Идиоты! — обозлилась Мадина залезая в тяжелое остывшее манто. — Наш супергерой в одиночку пошел преступность искоренять...

— Ой, что будет-то, — до Катя дошел смысл сообщения Кусаки и она схватила себя за щеки, стараясь удержать накатившее волнение. — У них же наверняка есть оружие.

— Что будет, что будет, — проворчала Ленуся, — тушенку будем не на пять, а на четыре части делить...

От ее черствости Рому покоробило, и он укоризненно покачал головой:

— За что ему такая нелюбовь с твоей стороны досталась?

— Да я и не любила его никогда. Было б что хорошее, — заявила Ленуся. Она поджала губы, сосредоточенно глядя на горсточку сахарной смеси и со всей осторожностью нанесла на нее каплю "Аса". Потом, прищурив глаз, продолжила, — дураки, они, знаешь ли, элиминируются из популяции.

Катя припомнила латынь, входившую в курс обучения на филфаке, и перевела:

— Мрут они, короче, дураки в популяции... Ты, Рома, про Ленусю худого не думай. Это у нее так волнение выражается.

Она смотрела на сахар со своей стороны и ничего подозрительного не заметила. Сахар просто начал растворяться, как он это обычно делает в чашечке чая. Гримаса ожидания на лицах сменилась гримасой разочарования.

— Факир был пьян и фокус не удался, — прокомментировала Ленуся.

— А если дозу увеличить? — предложила Катя.

— Чего? Хлорки или сахара?

— А того и другого!

— А если это взрывчатка? — неожиданно спросил Рома. — Вы как, с телевизором давно виделись?

— А что? — насторожилась Ленуся. Рука ее замерла в воздухе по пути к "Асу".

— В Москве осенью два дома террористы взорвали, — сообщил Рома. — В Буйнакске дом. В У вас в Питере какую-то площадку... И везде милиция находила гексаген. Его с сахаром как раз мешали террористы, и по подвалам прятали. И взрывали.

— Террористы? В Москве?

Компания недоверчиво переглянулась.

— Какие террористы, — Мадина побледнела еще больше. — Откуда?

— Так ведь война идет, — нехотя сказал Рома. — Если Рыжик не терминатор — вряд ли выживет.

Девушки вскочили, опрокинув "лабораторный" стол. Резко запахло отбеливателем.

— Да откуда вы свалились, елки-палки! — в который раз изумился Рома.

Натянув тулуп, девушки выбежали в холодный, промерзший до стеклянного звона вечер, и кот за ними.

— Жека, где ты их откопал?

Ерохин рассеянно забродил по кабинету, пинком зафутболил "Ас" под кушетку. Бобик недовольно сморщил нос и перебрался в другой угол.

— Помнишь, мы с тобой от Фрая торчали? — напомнил Женя. — Ты еще дико хотел в Ехо оказаться хоть на часок.

Рома поднял низко нависшие над глазами брови и закашлялся.

— Ты хочешь сказать, что... — просипел он, — что они...

— Не знаю, оттуда ли они, но наговорили такого — хотя и немного, — что возникают определенные подозрения.

— Наговорить, знаешь ли, можно чего угодно. Вагончик тронется, перрон останется.

Ветер высвистывал такие песенки, что лучше бы их не слушать, а мороз крепчал с каждой секундой, пробирая до костей. Даже Мадина в своем шикарном манто съежилась и начала постукивать зубами. Что уж говорить о китайских пуховиках. Хотя в Китае, говорят, бывают морозы еще те, не хуже, чем в Хабаровске.

Одной только Кате в фуфайке производства фабрики "Красный сторож — синий вор" все было ништяк, как настоящему индейцу.

— Мы кретины, — объявила Ленуся, разглядывая хрустящий сухой снег при свете единственного незаколоченного фанерой окна. — Что это, по-твоему?

Катя пожала плечами:

— Криминалист сказал бы, что присутствуют характерные следы волочения, могущие быть произведенными тупым мягким предметом, возможно, пятидесятикилограммовым мешком с сахаром... и черте чем еще. Извини, Ленуся, но ты права на 156%. Мы, действительно, кретины. Круглые, законченные и набитые.

— Эти, из джипа, наверняка знают что мы здесь.

— Тогда почему они сразу на нас не напали? — озадачилась Катя.

— Тоже мне загадка, — Ленуся бестактно фыркнула, — ежу понятно, почему. Во-первых, пошли за численным перевесом. Они же не знают сколько нас и как мы вооружены. Может тут взвод спецназа с базуками. И потом, не будут же они Рыжика в джипе пытать, прямо посреди дороги. Тут и утюг подключить некуда, и увидеть могут.

— Ты только при Мадине ничего подобного не скажи, — испугалась Катя, — иначе к утру от села Переднево, а может и от всей Черенцовской волости, одна большая воронка останется.

Мадина выросла из темноты бесшумно, как привидение в фильме ужасов. Она была белой как снег, даже с синеватым оттенком, а огромные синие глаза горели безумием.

— Вот, — выдавила она шепотом, срывающимся на крик, и протянула тиковую тряпицу неопределенно-ржавого колера. — Это его карман. Они боролись. Рыжик у бандитов. Что делать!?

Катя порылась в кармане, достала обертку из под печенья, стряхнула крошки и свернула ее в кулек.

— Кидай сюда, — скомандовала она, — это вещдок. А что касается бандитов, то ты о них не беспокойся. Думаю, как-нибудь выкрутятся. А если нет — так сами виноваты. Кто их заставлял Рыжика ловить?

Мадина рухнула на колени и притянула к себе Кусаку за передние лапы.

— Ты можешь его найти? — спросила она.

— Я же не собака, — с достоинством ответил кот, — вот если Бобика попросить.

— И Ерохина, — добавила Ленуся, — чтоб под ногами не путался. Давай, Динка. Он за твои красивые глаза в огонь, в воду и в медную трубу...

Не дослушав, Мадина подхватила кота подмышку и полезла через сугробы к домику фельдшерского пункта. Там случилась короткая деловая суета и на крыльце показалась растрепанная фигура Ерохина с чем-то отдаленно похожим на бейсбольную биту. Мадина выскочила следом, что-то доказывая и усердно помогая себе руками, но студент неожиданно властно взял ее за плечи и задвинул в сугроб. Что он ей сказал — девчонки не слышали, но, видимо, это подействовало, потому что Ерохин с Бобиком уже отошли на порядочное расстояние, а она все стояла по-колено в снегу и смотрела им вслед то ли парализованная, то ли просто безмерно удивленная.