Кропоткин был уже предупреждён российским послом, о том что Император удовлетворил его прошение, и готовился к отъезду. Но то, что за ним специально пришлют из России самолёт, стало для него неожиданностью.

Впрочем, обстановка в салоне летающей лодки Нэтти была совершенно спартанской. Рунуки с жёсткими крышками вдоль бортов в качестве сидений, маленький столик с примусом у переборки, отделяющей кабину. Всё это напомнило Петру Алексеевичу его сибирские экспедиции.

В Петербурге Кропоткин попал, что называется с корабля на бал. Не успел он распаковать свои вещи в снятой для него квартире, как 21 декабря состоялось заседание физико-математического отделения Академии, где Вернадский внёс своё предложение о создании Комитета по изучению Естественных Производительных Сил. В отличие от той истории, про которую знала только Нэтти, где организационная деятельность по созданию КЕПС растянулась на весь 1915 год, тут организационные вопросы решались совершенно в другом темпе.

На том же заседании был утверждён состав правления, и несколько неожиданно для себя Кропоткин оказался председателем. Тут же был открыт банковский счёт, на который кроме немаленькой суммы из бюджета были внесены крупные пожертвования от промышленников Поволжья и Москвы.

На следующий день визит Кропоткину нанёс великий князь Константин Константинович. Как президент Академии наук он имел прямое отношение к созданному КЕПСу. Великого князя сопровождал его сын, Олег, молодой человек в мундире гусарского корнета. Было видно, что юноша недавно перенёс тяжёлое ранение, после которого ещё не оправился.

Константин Константинович предложил Кропоткину взять его сына секретарём КЕПС. Потому что должна же быть и какая-то польза от семейственности. А наличие представителя семьи Романовых в руководстве существенно облегчит взаимодействие с чиновниками.

Хотя, конечно все трое понимали что на этом посту Олег не задержится, и стоит ему восстановить здоровье, он непременно вырвется в действующую армию.

Немного о фотограмметрии

В конце января 1915 года в одной из комнат штаб-квартиры Русского Географического общества собрались три человека. Все они были геологами, и всех троих как ни странно, звали Владимир. Владимир Иванович Вернадский, Владимир Афанасьевич Обручев и Владимир Александрович Русанов.

Разговор сначала шёл о недавно созданной Комиссии по изучению Естественных Производительных Сил, потом о возможности в ходе войны начать освоение месторождений Арктики и о применяемых для этого технологиях.

Потом Вернадский спросил:

— Господа, а вы как думаете, госпожа Марсова и правда марсианка или морочит всем голову?

— Я с ней лично не знаком, — задумчиво произнёс Обручев. — но вот работать с её учениками мне приходилось. Она точно умеет научить думать совсем по-другому, не так как это обычно делаем мы.

— Я приведу один небольшой факт, — сказал Русанов. — Когда "Геркулес" раздавило льдами, Коля Урванцев, на участии которого в экспедиции фактически настояла она, вытащил откуда-то мелкомасштабный аэрофотоснимок западного побережья Таймыра. Причём это была не фотосхема, смонтированная из отдельных снимков, а именно единый снимок.

Ну во-первых, этот снимок был сделан летом, во-вторых летом настолько тёплым, что за последние восемь лет, когда я почти ежегодно работал в Арктике, такого точно не было. Вы прекрасно понимаете, что если бы десять лет назад какие-то земные авиаторы работали на Таймыре, все бы здесь присутствующие об этом знали. Но более того, за последние два года когда мы работали на Таймыре, я повидал много аэрофотоснимков и немножко представляю себе как отражается на снимке высота полёта летательного аппарата. Так вот, тот снимок по которому мы ориентировались, выбираясь по льду на острова Минина, мог быть сделан с высоты как минимум в пару сотен вёрст, не ниже.

Адмиральский насморк

24 апреля 1915 года Уточкин вернулся в Ригу из Питера, куда летал принимать у Сикорского долгожданную пару торпедоносцев "Москит". Теодор Калеб в соавторстве с Тринклером смог наконец сделать тысячесильные двигатели и Сикорский радостно поставил их на клон бомбардировщика "Москито" в иной истории построенного де Хевилендом только в 1940.

Получился аппарат, который с 450-мм торпедой под фюзеляжем превосходил в скорости и маневренности любой немецкий истребитель. Хотя прототипу, конечно уступал, у прототипа стояли полуторатысячесильные двигатели.

Но о том каков был прототип, знали только Сикорский и Нэтти. Уточкин же, облетав новую машину над Питером, был в совершенной эйфории. Ещё два десятка таких же, и можно пустить ко дну весь Флот Открытого Моря, особенно если торпеды перестанут ломаться при сбросе в воду на скорости в три сотни километров в час, что клятвенно обещал Гассиев. А Гассиеву Уточкин верил. Он уже сталкивался с некоторыми изобретениями этого осетина, вытащенного Нэтти и нищеты.

Вернувшись в Ревель он отправился в штаб доложиться фон Эссену. И был неприятно удивлён видом адмирала. Тот явно держался на ногах с трудом, непрерывно кашлял, на лбу блестели капельки пота.

Уточкин вспомнил как госпожа Марсова что-то рассказывала в своём обычном стиле то ли вводных для штабной игры, то ли пророчеств: "И вот тогда перед самым сражением командующий флотом умер от простуды...".

— Николай Оттович, обратились бы вы к врачу. Я знаю, во флотском госпитале новейшие противовоспалительные средства есть. Моих ребят, неудачно посадивших "Альбатрос" на воду в открытом море, ими лечили.

— Сергей Исаевич, некогда мне. Надо сходить на Ирбенские позиции, посмотреть как там работы ведутся.

— Хорошо ведутся, я сегодня с воздуха видел. Вы всё же отлежитесь в госпитале пару дней, а потом возьмите у меня в авиаотряде летающую лодку и за один день всё осмотрите. Если хотите, я вам прямо завтра в госпиталь принесу свежие фотографии позиций.

— Нет, надо самому, люди лучше работать будут, если увидят, что командующий за ними наблюдает.

— Там Канин пока прекрасно справится, а вы всё же покажитесь к врачу.

Вечером Уточкин заглянул в Ревельский морской госпиталь и между делом поинтересовался, добрался ли до врачей командующий.

Главврач госпиталя сказал:

— Вы представляете, у него температура под сорок. И он ещё в таком состоянии собирался в море идти. Насилу уговорили полежать несколько дней проколоть курс стрептомицина. Тяжелейшее воспаление лёгких.

— И как прогнозы?

— Ну не знаю. У меня нет опыта лечения таких тяжёлых больных этими новомодными лекарствами. Тут может помочь либо господь Бог, либо госпожа Марсова лично.

— Сделайте мне выписку из истории болезни, только разборчиво. Я имею возможность по нашему авиационному беспроволочному телеграфу связаться с Нижним Новгородом и запросить консультации.

Вернувшись на аэродром Сергей Исаевич немедленно пошёл на контрольную вышку и написал шифровальщику радиограмму — вся дальняя радиосвязь в авиации велась шифром

"КРАСНАЯ ПЛАНЕТА НЭТТИ

АДМИРАЛ ЭССЕН БОЛЬНИЦЕ ВОСПАЛЕНИЕМ ЛЕГКИХ ТЧК ВРАЧИ ПРОСЯТ КОНСУЛЬТАЦИИ ПРИМЕНЕНИЮ ВАШИХ ПРЕПАРАТОВ ТЧК ИМЕЮ ТРИ СТРАНИЦЫ ЛАТЫНИ ОПИСАНИЯ ПЕРЕДАВАТЬ ВПРС УТОЧКИН"

Реакция Нэтти на радиограмму Уточкина была такой:

"РИГА УТОЧКИНУ

ЭССЕН ВПРС БОЛЬНИЦЕ ВОСПАЛЕНИЕМ ЛЕГКИХ ВПРС ВСКЛ НЕ ВЫПУСКАЙТЕ МОРЕ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ ВСКЛ ВЫЛЕТАЮ НЕМЕДЛЕННО ТЧК НЭТТИ"

Прочитав этот текст Уточкин сказал радисту:

— Найдите мне Канина. Где угодно, он должен быть сейчас где-то на Эзеле. Лучше через наших, но если что, используйте флотские частоты. Но сегодня Канин должен знать что Эссен в больнице. Если что я лично за ним вылечу, хотя уже и темнеет.

Адмирал Канин обнаружился на Эзеле неподалёку от передового аэродрома, где базировались истребители Нестерова. Поэтому ещё не успело окончательно стемнеть, как его доставили в Ригу на спарке.

На рассвете на рижский аэродром опустился дальний морской разведчик, который теперь был личным разъездным самолётом Нэтти.

Уточкин лично встречал её на аэродроме.

— Наталья Александровна, а почему вас так взволновало сообщение о болезни Эссена?

— Потому что положение его действительно опасное. И знаю я вас, старших офицеров. Пока ноги носят, будете пытаться работать, а лечиться начнёте пока уже поздно. Хорошо хоть удалось уложить его в постель вчера. Всё-таки Канин не обладает достаточным авторитетом в Петербурге. Тут и Эссену-то пока не дают линкоры в море выводить, а Канину уж точно не пробиться. А назревает большое сражение за Ирбенский пролив. Вы, конечно, отобьётесь и так, но превратить неудачу немцев в разгром вам не суметь. Лучше пусть у вас каждый своим делом занимается. Непенин радио и разведкой, Канин минами и батареями, вы — торпедоносцами, а Эссен — кораблями.

Эссен с трудом открыл глаза. Он находился явно в больничной палате. Около постели сидела молодая женщина в белом халате и медицинской шапочке.

— Сестричка, дай воды попить, — несколько неожиданно для себя обратился к ней адмирал.

Девушка помогла ему приподняться, подложила под плечи подушку и протянула стакан.

— Ну вообще-то я уже четыре года как доктор, — улыбнулась она, и кинула взгляд на стену над кроватью.

Николай Оттович обернулся. На стене висел небольшой бакелитовый ящичек, в прорези в котором были видны три электрические лампочки, спирали которых имели форму цифр, а провод от приборчика уходил куда-то подо одеяло.

— Вот видите, 39 и 6, — прочитала ему показания прибора Нэтти. — Лежите пока. Это электронный градусник, датчик приклеен к вашему телу пластырем. Так что можете спокойно ворочаться, запас провода есть. Через полчаса ещё один укол сделаем. Думаю, что всё будет в порядке. Вас вовремя заставили лечь в постель.

Через несколько дней температура у Эссена спала, но нарушить постельный режим Нэтти ему не разрешила. Если честно, адмирал и сам понимал, что сил впрячься в работу у него нет, надо выздоравливать.

Пока приходилось лежать в постели, он развлекался разговорами со своим лечащим врачом. О том, какую роль сыграла одна короткая беседа Нэтти с Эбергардом о будущем ходе войны на Чёрном море, он уже знал от Уточкина.

Пророчествовать о ходе будущей Ирбенской операции Нэтти не стала, сказав:

— Николай Оттович, вы же сами всё знаете. И подчинённые у вас — Непенин, Канин, Колчак к которому англичане учиться морской войне ездят. У вас главная проблема, это то, что линкоры стоят у стенки, а не ходят в море. А от безделья экипажи разлагаются. Тут и до бунтов недалеко. А у вас есть офицеры, которых нижние чины недолюбливают, за глаза "драконами" зовут. Вирена или того же Непенина в случае бунта толпа запросто убить может. Надо с этим что-то делать. Вспомните восстание на "Потемкине" десять лет назад. Это была русско-японская война, которая где-то там, а как рвануло в Севастополе. Сейчас, где-нибудь на третьем году войны на Балтике может рвануть и посильнее.

Надо что-то делать, чтобы матросы воспринимали офицеров не как придир и угнетателей, а как боевых товарищей, причём тех, от кого зависит вернётся корабль в порт или нет.

— Помнится, у нас на "Павле I" забавный эпизод был, — вспомнил адмирал. — Кто-то донёс, что матрос, как его там, какая-то малороссийская фамилия, Кривенко или Дуленко, социалист и читает в свободное от вахты время запрещённую литературу.

— Может Дыбенко? — перебила Нэтти.

— Точно, Дыбенко! Так вы эту историю знаете?

— Нет, не слышала. Вот что социал-демократа Пашу Дыбенко призвали во флот — слышала.

— Так вот, Константин Павлович, он тогда на "Павле" старшим офицером был, сейчас минзагом командует, стал следить и наконец подловил этого матроса в кубрике с книжкой. Так сяк, матрос, что у тебя за книжка. А оказалось, "Влияние морской силы на историю" Мэхэна. А что, говорит, у тебя ещё за книжки есть. Ну тот и достаёт из рундука "Рассуждения по вопросам морской тактики" Макарова, "Мореходную астрономию" и её кое-что ещё по Корпусу Гертнеру памятное. Тот спрашивает "зачем?". А матрос ему и отвечает, что-де он социалист, а у социалистов считается что даже кухарка может выучиться управлять государством. А кораблём, и даже эскадрой выучиться управлять куда проще, чем государством, так что матросу сам Нептун велел эту науку превзойти. "И много, — спрашивает Константин Павлович, — у нас на борту таких социалистов". "Мало, — отвечает тот, — десятка два наберётся, не более". В общем кают-компания линкора посовещалась и устроили желающим матросам кружок обучения морскими наукам. А то война на море дело такое, запросто может случиться что после одного удачного снаряда в рубку, кроме матроса некому будет командование кораблём принять.

— Беда в том что таких социалистов и правда мало. На флоте сейчас наиболее сильно влияние левых эсэров, а этим дай только что-нибудь сломать или разрушить. Поэтому если начнётся буза, то противостоять им можно только совместными усилиями офицеров и социал-демократов. Есть, правда ещё анархисты. Те, как ни странно, более привержены к порядку чем социалисты-революционеры. И ещё у них огромным авторитетом пользуется князь Кропоткин, а он сейчас в КЕПСе работает, и, я думаю, вполне представляет себе насколько важно сохранить управляемость в стране.

— Погодите, погодите, социал-демократы, и кухарка обучающаяся управлять государством... Это же господин Ульянов лидер этой партии.

— Ну да.

— Так он же писал про превращение империалистической войны в гражданскую.

— Вспомните "Иллиаду". Разве Кассандра призывала к разрушению Трои?

— Она предупреждала, предсказывала, но никто её не слушал.

— С превращением империалистической войны в гражданскую примерно та же история. Это не призыв, это прогноз. Что война будет продолжаться до тех пор пока терпение народов не истощится. А там — у нас русский бунт, бессмысленный и беспощадный, у немцев ну не знаю что, но тоже хорошего мало. И в Гражданской войне важно будет оказаться на правильной стороне. На стороне тех кто хочет сохранить в стране порядок, устранив кое-какие мелкие недостатки, а не тех кто хочет сломать всё.

Битва за Ирбенский пролив

— Василий Александрович, — обратился Уточкин к Канину, встретив того в коридоре штаба. — Хочу вам рассказать про одну интересную техническую новинку.

— Интересно с чего это вдруг?

— Я вчера ездил на "Руссо-Балт" к Калепу. Вы же знаете что авиационный мотор живёт очень недолго, и их приходится регулярно менять. Вот ездил согласовывать очередную поставку. У них там сейчас некоторый беспорядок, часть мастеровых эвакуирую в Питер, часть в Москву. И пришлось немножко надавить авторитетом командира полка, чтобы заказы вовремя выполняли. Может нам ещё удастся удержать немцев и оставлять Ригу не придётся. Так вот, насколько я знаю, у нас сейчас огромная нехватка береговых батарей в Ирбенском проливе. А у Калепа есть молодой инженер, Цандер, он сумел приспособить 120-миллиметровку Канэ на гусеничное шасси Мамина.

Канин заинтересовался и они поехали на "Руссо-Балт" смотреть самоходную установку.