— Гость не к госпоже, гость к вам, младший господин.
Пришлось одеваться, совать нож за пояс и выходить, хотя в сон тянуло с невероятной силой.
У порога, освещённый скудным лучиком масляного светильничка, который держал Фэнь, стоял мальчик.
— Мэргэн?..
— Ну, я. А чего? — мальчишка-степняк совершенно несолидно шмыгнул носом.
— Ночь же, — Ваня до сих пор не мог справиться с удивлением. — Что-то случилось?
— Случилось. Можно я войду?
— Ой, прости, я ещё не проснулся... Заходи, конечно. Садись, тут тепло. Говори потише, не разбуди маму.
— Алтан-одон видела, как к дяде Амбуге пришёл какой-то человек. Не из наших, и он таился.
— Когда?
— Сейчас. Они сидят в дядиной юрте, говорят. Алтан-одон сразу послала меня здесь... то есть сюда. К тебе. Сказать надо, пока этот не ушёл.
"Кому сказать? — мысленно взвыл Ваня. — Пока я добегу до десятника Тао, шпион сто раз уйдёт!"
— Алтан-одон его не упустит, — Мэргэн угадал невысказанное по лицу друга. — Она волка по следу найдёт, не то, что человека. А я к тебе, сказать. Потому что ханьцы нам не верят, а ты для них свой.
Между прочим, сразу же пришла мысль о солдатах, охранявших дом по приказу сотника. Нехорошо отвлекать людей от службы, но придётся. Они ведь наверняка видели Мэргэна, а теперь сообразят, что неожиданная просьба хозяйского сына как-то связана с этим ночным визитом.
— Пошли, только тихо, — сказал Ваня. — Фэнь, я скоро вернусь.
Один из солдат торчал около ворот, пока второй обходил вверенный под их охрану объект. Причём ни один не пытался пофилонить или придремать: в танской армии за разгильдяйство и плохое несение службы казнили без разговоров, а начальство в крепости Бейши ещё и имело скверную привычку устраивать внезапные проверки. Потому солдаты днём отсыпались в гостевой клети, ужинали от казны, дополняли рацион от щедрот хозяев дома, а с наступлением темноты и до самого рассвета неусыпно бдили. До сих пор никто не решался повторить попытку покушения, но сотник караул не снимал... А теперь предстояло отвлечь одного из двоих более важным делом. Ну, не маму же будить. И не бабушку Гу Инь. Нужен ведь хоть кто-то взрослый, чтобы проводил к десятнику Тао.
— Дяденька солдат! — Ваня выбежал к воротам и тихо позвал дежурившего там воина. — Дяденька солдат, мне к десятнику Тао надо, срочно!
— Чего выдумал, малец? — забурчал седеющий дядька. — Нашли время для игр. Спать иди.
Ваня мысленно сказал очень-очень нехорошее слово.
— Лазутчик пробрался, его видели, — зашипел он, понимая, что уходят драгоценные секунды. И наконец, видя, что солдат никак не может принять решение, пустил в ход самое сильное оружие: — Мне десятник Тао велел сразу к нему бежать, если что важное узнаю! А ему велел господин сотник!
Старый солдат не слишком дружелюбно посмотрел на мальчишку, который размахивал фонариком на палочке чуть не у него под носом, а потом-таки решился.
— Сунлинь!
Быстрый топот, и через несколько секунд перед ними вырос второй солдат.
— Караул сейчас должен пройти по улице, — первый всё ещё хмурился, но если мальчишка прав, и с его помощью будет пойман лазутчик врага... — Пойдёшь вот с этим... молодым господином к его начальнику, пусть отрядит солдата, чтобы проводил парня к десятнику Тао. А сам возвращайся.
— Понял.
— Мэргэн, иди ...домой, — Ваня произнёс последнее слово с особым акцентом, так, чтобы приёмыш Елюя понял намёк. Не дурак он, этот желтоглазый степняк. Догадается.
Он плохо запомнил, как молодой солдат сдал его с рук на руки начальнику караула, делавшего обход вокруг кузнечной слободки, уделяя особое внимание стороне, с которой к кварталу мастеровых прижались юрты киданей-союзников. Офицер, выслушав скороговорку беловолосого мальчика, без лишних слов отрядил солдата для охраны. Не иначе, чьё-то распоряжение выполнял. Как бы не самого сотника. А потом... Потом выяснилось, что десятника Тао на месте нет, он сам отправился выполнять какой-то приказ. Пришлось ломиться к высшему начальству, которое, как ни странно, без недовольства приняло нежданного вестника и выслушало его короткую сбивчивую речь.
— Елюй Амбуга. Племянник хана, — сотник нехорошо усмехнулся. — Теперь многое понятно... А твой друг не врёт?
— Он врать не умеет, — сказал Ваня, и добавил почитительное: — Господин.
— Вэй, — сотник позвал дежурного десятника.
— Слушаю, господин, — Вэй склонился перед начальством.
— Подсыла взять по возможности живым. Елюя Амбугу не арестовывать. Изобличить перед роднёй, пусть они сами его накажут. Узнать, с какой стороны проник лазутчик, и наказать караул, который его прозевал.
— Выполняю, господин.
— А ты, — проводив десятника взглядом, сотник Цзян воззрился на Ваню, — иди домой. Солдат тебя проводит, чтобы никто не обидел.
"Главное, чтобы мама не скоро узнала о моём... геройстве. Ей обязательно доложат, но только бы не сегодня!"
Короткий, но громкий и полный досады крик, раздавшийся впереди, ещё не успел отозваться отрывистой перекличкой встревоженных караульных, а Ваня уже летел через чей-то невысокий, по пояс взрослому, заборчик: солдат, отвечавший за жизнь мальчика, попросту швырнул его в непроглядную тень, а сам, вытащив меч, затаился снаружи. Сердчишко мгновенно затрепыхалось, как тот пойманный летом воробей, случайно залетевший в дом. Не умом, а "пяточным чувством" он понимал, что сейчас не стоит высовываться из-за забора или шуметь веточками хиленьких кустиков, наросших здесь за лето. Но любопытство-то... проклятое любопытство — оно никуда не делось.
Осторожненько, чтобы не потревожить тоненькие веточки, Ваня выглянул на улицу. Где-то слышался топот ног, голоса, иногда виднелись отсветы факелов. Значит, не так уж и далеко это происходит. Но что именно?.. Забывшись, мальчик хрустнул веткой.
— Сиди где сидишь, малый, — послышался негромкий голос солдата. В этом голосе явственно прозвучала тревога.
"Это что же, то самое, да? Ловят шпиона? А почему с таким шумом? Его спугнули, что ли?"
Куча вопросов, и ни одного ответа. Самое невыносимое состояние для мальчишки десяти... нет, уже почти одиннадцати лет. И что с этим прикажете делать?
— Сиди где сидишь, — повторил солдат, ни дать, ни взять, прочитавший его мысли. — Тебя беречь велено.
Запоздалая догадка уколола Ваню ледяной иглой страха: он, кажется, знал, что там происходит. И почему его велено беречь.
Только бы Мэргэна это не зацепило...
То, что произошло в следующие тридцать секунд, Ване суждено было запомнить на всю жизнь.
С той стороны, откуда солдат привёл его, послышался топот, по стенам метнулись бледные световые пятна от бумажного фонарика, и спустя несколько мгновений Ваня узнал Чжан Бина. С ним был ещё кто-то из соседских парней, но кто — не разобрать. Затаившийся солдат не успел перевести дух, узнав кузнецовых сыновей, как с противоположного конца улицы выскользнула быстрая тень... Сопровождавших Чжан Бина парнишек будто ветром сдуло, а сам он застыл, как статуя, заворожённо следя за приближением... кого или чего?.. Время для Вани непредставимо замедлилось, превратившись из лёгкого неспешного потока в вязкий мёд. Чувства обострились. Он чётко разглядел, как солдат с мечом наголо бросился этой тени наперерез. Незнакомец, не замедляя бег, сделал лёгкое движение кистью руки, и солдат, схватившись за горло, с тихим, но страшным хрипом осел наземь. Тут бы Бину последовать примеру своих друзей, но нет, его вдруг прорвало.
— Стой! — заорал он, выхватывая нож из-за пояса. — Стой, не то убью!
Ваня понял, что сейчас должно произойти, едва ли не прежде, чем Бин выкрикнул свою наивную угрозу. При мысли, что его друг вот прямо сейчас тоже, жутко хрипя и булькая, повалится на землю, стало так страшно, что он... вскочил и метнулся незнакомцу наперерез. С таким расчётом, чтобы угодить ему прямо под ноги.
Удар, выбивший из лёгких весь воздух. Резкая боль в рёбрах. Запах немытого тела. Внезапная темнота, хоть глаз выколи. И — злой голос, выкрикивающий какие-то слова. Судя по всему, источник звука тоже обретался где-то в районе поверхности земли, а значит, уловка удалась. Теперь бы сделать так, чтобы всё это было не напрасно.
— Получай! — выкрик Чжан Бина совпал с глухим стуком, словно палкой в плотно набитый кожаный мешок ударили, и сдавленным воплем незнакомца. — Вот тебе, сволочь! На!.. Ванди, ноги ему вяжи!
"Чем?!!" — чуть было не взвыл Ваня, но вовремя пришёл в себя и вспомнил, что подпоясался, выходя из дому. Но до этого не дошло: сбитый с ног незнакомец извернулся, вскочил... и в его кулаке блеснуло лезвие ножа.
Ваня так и не вспомнил, когда он выдернул из-за пояса свой нож, и как ухитрился дотянуться до врага. Он тогда только об одном думал: лишь бы тот Чжан Бина не достал, лишь бы не... Ругательство сменилось воплем, а на руку полилось что-то тёплое и липкое. В следующий миг Ваню отшвырнул в сторону уже совсем не случайный пинок. Незнакомец целенаправленно метил ногой по рёбрам — чтобы убить. Много ли мальчишке надо? В память почему-то врезалась островерхая степняцкая шапка с меховой оторочкой... Но не тут-то было: получить палкой по свежей ране в бедре — это, я вам доложу, удовольствие ниже среднего. Пинок вышел смазанным, и Ваня едва его почувствовал. Бин размахнулся ещё раз, но палка только зря просвистела в воздухе: подраненный незнакомец, несмотря на попорченную ногу, вскочил и, хромая, попытался уйти. Попытался неудачно: буквально у следующего дома его перехватил подоспевший на крики патруль.
— Эй, Ванди, ты живой? — Бин подскочил к нему и начал трясти за плечи.
С огромным удивлением Ваня понял, что может не только дышать, но и говорить.
— Жи... жить буду, — прохрипел он, чувствуя во рту мерзкий металлический привкус.
Он читал много книжек, в которых герои вступались за своих друзей, и, чего греха таить, мечтал о такой судьбе... Что ж, мечты иногда сбываются.
Пусть ему крепко досталось, но он чувствовал себя почти счастливым.
Он спас друга.
Значит, как пел Высоцкий, нужные книги читал.
— Это не осада, а чёрт знает что...
— Господин?
— Агент покойного наблюдателя вышел на прямую связь со мной. Не нашёл ничего лучше, чем... Ладно, не будем о грустном. Поговорим об очень грустном. У Ванчжуна, похоже, никаких шансов взять ту засиженную мухами крепостицу. Мохэ в бой идти отказываются, а киданьские племена, которые ещё не сбежали от него, не понимают, зачем они вообще туда пришли. Его шпионы обезврежены этим ушлым комендантом, агентурная сеть вскрыта и разгромлена, а сам он имеет недурной шанс оказаться в тисках между армиями Тан и восточных Ашинов, если не поторопится.
— Ему может помочь только быстрый и удачный штурм, господин.
— Я уже думал над этим, думал! Это ещё не те поздние Тан, которые рассыпались при первом же серьёзном ударе Степи. Эти ещё помнят времена Ли Шиминя, и будут стоять до конца!
— Если не подорвать их дух, господин. Ханьцы быстро теряют решимость, когда начинают умирать те, кого им велено защищать.
— Отравить колодец и цистерны с водой уже не получится.
— Я не о том, господин. Расправа должна быть зримой и страшной. Только тогда дух защитников будет подорван.
— Но как?..
— Нет ничего проще господин...
"Врагам бы моим такие побудки, — Яна всеми силами старалась не показать, как ей на самом деле страшно. — Эх, Иван-царевич мой... Не дай тебе бог самому лет через двадцать пять такого сыночка воспитывать — поседеешь раньше времени. Одно хорошо: в наших с тобой фамильных волосах седина почти не заметна".
А седых волос у неё сегодня явно прибавилось. Когда среди ночи её пружиной подбросило крайне нехорошее ощущение близкой опасности, когда обнаружила отсутствие сына, когда этого сопливого героя принёс на руках какой-то солдат, когда накладывала примочки на ушибы и обтирала ссадины тряпочкой, смоченной в травяном настое. При этом, стыдно сказать, она далеко не сразу вспомнила, что носит ещё одного ребёнка, и нервничать ей вообще-то противопоказано. Но хуже всего было то, что Сяолан и Ляншань смотрели на братца с восхищением. Как же — вражеского лазутчика подранил, да так, что тот первому же караулу живым попался. Не дай бог ещё и эту мелочь на подвиги потянет. С Сяолан станется, она, прямо скажем, не самая типичная ханьская девочка, сказался недостаток правильного конфуцианского воспитания: мать рано умерла, а отец был занят прокормлением семейства... Да, с такой семейкой ранняя седина обеспечена.
— Эх, ты... — Яна погладила сына по давно не стриженой голове. Волосы мальчишки прилично отросли, но ещё недостаточно, чтобы стягивать их по-ханьски, в узел на макушке. Потому он подражал древним славянам, повязывая шевелюру тесьмой через лоб. — Не рановато ли геройствовать начал, гроза киданьских шпионов?
— А иначе он бы Чжан Бина зарезал, — сын сказал именно то, что мать ожидала от него услышать. — Солдата он вообще издалека того... нож метнул, и прямо в горло... Мам, честно, я так испугался...
Мелкий смутился, что с ним нечасто бывало. Мал ещё, чтобы самостоятельно понять, что не всякого страха нужно стыдиться. Вот те два балбеса, что при первой же опасности друга в беде бросили, пусть со стыда под землю проваливаются, а Ване себя укорять не в чем. Ну, почти не в чем.
— Правильно сделал, что испугался, — сказала Яна. — Одни дураки совсем ничего не боятся. Силы свои ты тоже очень точно рассчитал. Плохо, что совсем ничему не обучен, а в драку лезешь. Это тебе не на улице с такими же недорослями носы друг другу расквашивать... Ты знаешь, что этот шпион двух караульных зарезал, когда сюда пробирался? Да так, что и мышь не пискнула.
— Сама же говоришь — дуракам счастье, — криво, совсем по-взрослому, усмехнулся Ваня.
— Не все кочки на кривой козе объедешь. Рано или поздно споткнёшься, если только на удачу полагаться будешь.
— Что ты предлагаешь? Учиться на солдата?
— А почему нет? Тут это вроде как не запрещено.
— Ну... я подумаю. Только что отец скажет, не знаю.
Яна улыбнулась: сын всё легче и охотнее называл Юншаня отцом. Её это радовало. Не могло не радовать.
— Знаешь, почему он хромает? — спросила она. — Не знаешь. Он ведь тоже воином стать хотел. Повоевал, в первом же бою стрелу в ногу получил. Только ему не говори, что я тебе рассказала, ладно?
— Угу, — кивнул мелкий. — А вдруг и меня так же, в первом же бою стрелой в ногу?
— Ничего. Гефест тоже был хромой. Лишь бы ты живым вернулся...
По его взгляду Яна поняла: до сына только сейчас дошло, как она за него испугалась.
— Мам, прости... — одними губами прошептал он.
— Куда я денусь с подводной лодки...
Матери всегда прощают детей, если те возвращаются живыми. Всегда и везде.
— Спасибо тебе за сына, соседушка. Спас моего, себя не пожалел.
Старшая невестка старика Чжана склонилась перед ней, заставив Яну испытывать неловкость. Правда, соседка об этом не подозревала, действуя строго в рамках ханьских обычаев. Ясное дело, прибежала на минуточку, поблагодарить — у неё младший дома лежит подстреленный. А старший, стоя у неё за спиной с маленьким узелком в руке, тоже кланялся.
