Трудно точно сказать, что обо всем этом подумала американская общественность. «Он сражался против какого-то правительства», — сказал отец девятнадцатилетнего Кеннета Шадрика из Скин-Форкса, Западная Вирджиния, первого американского солдата, убитого в Корее. «Лайф» послал репортеров взять интервью у людей с улицы в Сикаморе, штат Иллинойс, с населением 6000 человек. Почти все опрошенные поддержали решение сражаться в Корее, считая это необходимым для того, чтобы остановить русских. Единственным несогласным был ветеран Второй мировой войны, который считал, что «азиатские войны — не наше дело». Бастующие рабочие-электрики в Нью-Джерси услышали, что авианосцу в Тихом океане нужны новые насосы, вернулись к работе, чтобы собрать насосы, а затем вернулись к пикету. Многие американцы, помня о нехватке во время последней войны, бросились покупать запасные комплекты шин и заказывать новые автомобили. Действительно, читатели «Лайф» в июле 1950 года увидели сопоставление потребительских товаров с ужасами войны. На одной странице была изображена навязчивая фотография мертвого американского солдата, связанного и лежащего на обочине дороги в Корее. Другой содержал рекламу «Дженерал Моторс», на которой были изображены маленькая девочка и ее хорошо одетая мать, баюкающие младенца на заднем сиденье. Реклама гласила: «Мир, который убаюкивает вашего ребенка в автомобиле «Дженерал Моторс», стал результатом долгой войны с неудобствами».20 В отличие от рекламы времен Второй мировой войны, призывающей к патриотической бережливости, реклама 1950 года призывала к немедленному удовлетворению. Как объясняет историк Лизабет Коэн, послевоенная «республика потребителя» определяла гражданина как покупателя и патриота.21
Администрация тщательно следила за общественным мнением на протяжении всей войны. Согласно опросу Гэллапа, восемь из десяти американцев одобрили решение президента направить военную помощь США в Корею. Возможно, высокое одобрение вызвала формулировка этого вопроса, описывающая американское участие как «военную помощь». Анализ Госдепартаментом опросов и прессы, как правило, был положительным. В ежедневной сводке мнений от 3 июля 1950 года уверенно утверждалось, что голосование было почти 2 к 1, что противостояние в Корее приведет к миру, а не к новой мировой войне (57 процентов — к миру; 29 процентов — к войне; 14 процентов не определились). Но другой взгляд на результаты этого опроса, показывающий, что 57 процентов видят мир в будущем, в то время как 43 процента не видят или не были уверены, указывает на то, что значительное число не были убеждены. Как выяснилось в конце Второй мировой войны, существовал заметный разрыв между лидерами общественного мнения в средствах массовой информации, которые в целом, как правило, быстрее принимали официальную точку зрения на конфликт, и общественностью, чьи ответы на опросы свидетельствовали о большей двойственности политики США. Госдепартамент отметил, что комментаторы прессы выразили чувство облегчения по поводу того, что Соединенные Штаты наконец решили провести твердую линию против коммунистической экспансии в Азии, но выразили обеспокоенность по поводу принятия на себя огромной задачи по «охране периметра советского мира».22
Чтобы создать «единый официальный нарратив», администрация должна была определить коммунистическую угрозу, цель войны в Корее, новую международную роль Соединенных Штатов и показать, что президент справляется с этой задачей. Захваченная врасплох вторжением северокорейцев, администрация оказалась неподготовленной, каковой она и была. Чтобы исправить это впечатление, Национальный комитет Демократической партии подчеркнул компетентность Трумэна в своем информационном бюллетене: «Президент быстрой и уверенной рукой проводит решения, которые получили одобрение всего мира».23 В то время как многочисленные правительственные учреждения разрабатывали сложную внешнюю политику за кулисами, президент играл роль решающего главного героя. Лозунг Трумэна «здесь все заканчивается» укрепил его репутацию стойкого парня, который взял на себя ответственность и не отступил перед кризисом.
Для солдат, которые спрашивали: «Почему я воюю в Корее?», у Министерства обороны был ответ: они сражались, чтобы защитить американский образ жизни от глобального коммунизма. Согласно «Разговору о вооруженных силах», опубликованному в августе 1950 года, офицеры должны сказать своим солдатам, что «если коммунисты добьются успеха, вы станете рабами, телом и душой, самой жестокой группы людей, которая когда-либо существовала на земле». Коммунизм, продолжалось в нем, «лишил бы вас (если бы вы не были лидером партии) привилегии владеть чем-либо важным — конечно, не автомобилем или радио». Чтобы объяснить первую международную полицейскую акцию, Министерство обороны использовало аналогию прямо из голливудских вестернов, которая звучала так: в старые времена на границе, каждый мужчина был своим собственным полицейским. Он носил оружие и использовал его, когда это было необходимо, чтобы защитить свою жизнь и охранять свою собственность. В конце концов люди собрались вместе и назначили шерифа для их защиты. Аналогичным образом, силы Организации Объединенных Наций в Корее «представляют мирового шерифа». Роль Соединенных Штатов была определена довольно скромно как «сильный член отряда шерифа ООН». Задача отряда состояла в том, чтобы остановить «могущественные и беспринципные силы, буйствующие в мире».24 По данным Министерства обороны, американский солдат был лично заинтересован в укрощении земного шара. Конечно, офицеры в Корее предлагали войскам свою собственную, часто более яркую интерпретацию. Полковник морской пехоты Льюис «Чести» Пуллер сказал своим солдатам: «Наша страна не будет существовать вечно, если мы останемся такими же мягкотелыми, как сейчас. Америки не будет — потому что какие-нибудь иностранные солдаты вторгнутся к нам, заберут наших женщин и породят более выносливую расу».25 Коммунисты, как узнали солдаты, угрожали отобрать то, что им принадлежало.
В радиообращении президента Трумэна от 11 сентября 1950 года подчеркивалось, что Соединенные Штаты, защищая цивилизацию, не преследуют «Декларацию предназначения». Это коммунисты были империалистами. Его речь, объявленная как ответ на письмо Белого дома с вопросом о том, как Корейская война повлияет на американскую жизнь, была результатом нескольких черновиков. Администрация президента убрала неугодные фразы, такие как «коварный и безжалостный враг». Трумэн утверждал, что свободный мир усвоил из 1930-х годов, что «умиротворение диктаторов — верный путь к мировой войне. Если бы агрессии было позволено увенчаться успехом в Корее, это было бы открытым приглашением к новым актам агрессии в других местах». Трумэн защищал рекорд Америки. «Мы помогли Филиппинам стать независимыми», — заявил президент, — «и мы поддержали национальные стремления к независимости других азиатских стран». В заявлении о целях Трумэн подтвердил приверженность США достижению мира и безопасности через Организацию Объединенных Наций; убежденность США в том, что корейцы имеют право быть свободными, независимыми и объединенными — такими, какими они хотят быть; что Соединенные Штаты не хотели, чтобы боевые действия в Корее переросли во всеобщую войну; надежда на то, что народ Китая не будет введен в заблуждение или принужден к борьбе против Организации Объединенных Наций и против американского народа, которые всегда были и остаются их друзьями; что Соединенные Штаты находились в состоянии войны за свободу, а не за территорию в Азии; что Соединенные Штаты не верили в превентивную войну, только в оборонительную войну; и, наконец, что Соединенные Штаты хотели «мира не только ради него самого, но и потому, что мы хотим, чтобы все народы мира, включая нас самих, были свободны посвятить всю свою энергию тому, чтобы сделать свою жизнь богаче и счастливее». Согласно «Филадельфийскому бюллетеню», речь была, по сути, «официальным признанием мирового лидерства, которое было навязано этой стране».26
Администрация воспользовалась преимуществами новой технологии телевидения, чтобы дать свое объяснение. Хотя большинство американцев по-прежнему рассчитывали на свои радио и газеты для освещения новостей, к 1953 году телевизоры были в 45 процентах американских домов, по сравнению с 9 процентами в 1950 году. Задачей номер один телевидения было доставить зрителей спонсорам, которые поддерживали такие шоу, как «Шоу Милтона Берла», «Я люблю Люси» и «Одинокий рейнджер». Чтобы привлечь как можно более широкую аудиторию, телеканалы хотели, чтобы их новостные программы выглядели объективными, а репортеры — независимыми и непредвзятыми. Однако беспокойство спонсоров о том, чтобы шоу, которые они поддерживали, не содержали каких-либо взглядов, считающихся «неамериканскими» или экстремистскими, означало, что программы, как правило, укрепляли консенсус времен холодной войны, маргинализируя несогласные взгляды. Например, в передаче «Эн-Би-Си Мит Пресс», спонсируемой корпорацией «Ревере купер энд брасс корпорейшн» в начале 1950-х годов, участвовали в основном правительственные чиновники. Когда Соединенные Штаты вступили в войну в Корее, телекомпании опасались, что федеральное правительство может захватить радио и телевидение, чтобы помешать врагу использовать широковещательные сигналы. Чтобы предотвратить любой подобный шаг, они создали систему тесного добровольного сотрудничества с правительством. Это сотрудничество военного времени не казалось странным вовлеченным в него людям. И Уильям Пейли, глава «Си-Би-Эс», и Дэвид Сарнофф, глава «Эн-Би-Си», работали на УВИ во время Второй мировой войны, как и многие другие, кто использовал свой опыт в средствах массовой информации, чтобы служить стране. По иронии судьбы, телевидение времен Холодной войны рекламировало американскую свободу и свободное предпринимательство как «отсутствие государственного контроля».27
Работая с администрацией, сети создали программы текущих событий, чтобы продемонстрировать правительственных чиновников и политику. Белый дом одобрил сценарии к фильму «Си-Би-Эс» «Факты, с которыми мы сталкиваемся», в котором демонстрировалась американская военная мощь. Репортаж «Эн-Би-Си» о битве в Вашингтоне был подготовлен в офисе Джона Б. Стилмана в Белом доме, главы администрации Трумэна, и по оценкам, охватил аудиторию в 1,8 миллиона человек. 13 августа 1950 года Стилман представил шоу, назвав его «демократия в действии». Он сказал: «С помощью магии телевидения мы надеемся, что сможем привести миллионы наших граждан в тесный контакт с официальным Вашингтоном. Вы оба услышите и увидите людей, которые работают на вас. Мы надеемся, что во время этих телепередач вы будете чувствовать себя так, как будто вы присутствуете на совещании в конференц-зале в Вашингтоне, где члены кабинета министров и другие высокопоставленные чиновники делают свои доклады непосредственно перед вами».28 «ТиВи Гайд» призвал зрителей настроиться: «Здесь не балуются размахиванием флажком, но мы гарантируем, что вы почувствуете новую гордость за свою страну — и свое правительство». На этих шоу репортеры заменяли граждан, предположительно задавая вопросы, на которые люди хотели получить ответы. На самом деле Белый дом или Госдепартамент написали вопросы для репортеров сети, что объясняет, почему правильная карта мгновенно появлялась в том, что якобы было спонтанным разговором. Этот тип программы удовлетворил как правительственных чиновников, так и спонсоров. Для многих американцев, у которых еще не было телевизора, газеты освещали программы интервью, цитируя официальные заявления. Что касается граждан, то их роль как членов телевизионной аудитории заключалась в том, чтобы слышать и видеть то, что хотели бы услышать и увидеть правительственные чиновники.29
В эпизоде шоу «Си-Би-Эс» «Дипломатический пакет» от 10 сентября 1950 года, снятом в сотрудничестве с Государственным департаментом, Ачесон представил Холодную войну как конфликт между цивилизацией и варварством. Указывая на карту, Ачесон показал коммунистическую агрессию, угрожающую Европе, Ближнему Востоку и Азии. Интервьюер Гриффин Бэнкрофт спросил: «Можете ли вы создать на Западе силы, достаточно мощные, чтобы противостоять тотальной агрессии?» Ачесон ответил: «Я верю, что мы можем, и я верю, что с современным оружием и изобретательностью мы сможем снова сделать именно то, что делалось на протяжении стольких веков во времена Римской империи... Это зависит от силы организации, превосходства вашего оружия. Вы можете сдержать любые орды, если у вас это есть». Бэнкрофт спросил о шансах коммунистического Китая вмешаться в дела Кореи. «Я бы подумал, что это было бы чистым безумием со стороны китайских коммунистов, и я не вижу никакой выгоды для них в этом», — ответил Ачесон. Коллега-интервьюер Эдвард Р. Мерроу продолжил, спросив о том, чтобы остановиться на 38-й параллели в Корее. Ачесон ответил, что решение примет Организация Объединенных Наций. На протяжении всей программы госсекретарь настаивал на том, что американцы должны быть устойчивыми, сильными и разумными. Для правительственных чиновников телевидение становилось идеальным средством для того, чтобы пугать людей, а затем призывать их сохранять спокойствие.30
Как и в прошлом, американские военные пытались управлять освещением войны в средствах массовой информации. Отдел радиосвязи вооруженных сил готовил передачи, отдел графики предоставлял фотографии и карты, Корпус связи снимал видеоматериалы, а Отдел прессы проводил два ежедневных брифинга. Более трехсот военных корреспондентов из девятнадцати стран были аккредитованы для освещения сил ООН в Корее, по сравнению со 185, аккредитованными для освещения сил союзников на европейском театре военных действий во время Второй мировой войны. Большинство из них не были на фронте и поэтому зависели от того, что им говорили военные. Они освещали войну с командного пункта генерала Макартура в Токио или из штаба Восьмой армии. Офицеры по общественной информации вооруженных сил позаботились об организации поездок корреспондентов и обеспечили бесплатную передачу по военной системе связи из Кореи в Токио. Кроме того, офицеры по общественной информации раздавали коммюнике, иллюстрированные официальными фотографиями и цитатами солдат. Описанные одним офицером по общественной информации как «фактические, уместные, информативные», репортажи были сочтены корреспондентами иногда менее информативными, а иногда и ненадежными. Роберт Миллер проверил официальную фотографию, распространенную Военно-воздушными силами, утверждавшими, что на ней изображен корейский мост, разрушенный «точечной бомбардировкой», только для того, чтобы обнаружить, что он был взорван армейскими саперами во время отступления на юг.31
