Род матери

— {Хоть маленькое и безвкусное, но не откажусь} — Безвкусным для василиска курицы после ритуала становились потому, что из их тел вмести с жизнью, выпивались, и те немногие крохи магии, которые в них накапливались в результате жизни на магической территории. Обычные животные, для подобного не подходили, да и в пищу магам если уж на то пошло, не рекомендовались. Собственно на эффекте выкачивания вместе с магией жизненных сил и был построен данный ритуал.

Несколько минут спустя, проверив изрядно сокращённое с момента его первого применения построение, вычерченное на алтаре (уменьшена конструкция была с тех пор, как девушка смогла своими руками доделать особый ритуальный нож, делающий ненужным значительную часть стандартного построения), Гермиона направилась в угол, где стоялаит клетка с приговорённой птицей. Предварительно надев на левую руку длинную перчатку из прочной кожи, она за крылья достала из клетки свою сегодняшнюю жертву. Курица пыталась дёргаться, но захват был не столько силён, сколько правилен и позволял Грейнджер практически не тратить силы на удержание. Донеся свою ношу до алтаря, девушка с лёгким ударом опустила крицу в центр и посильнее надавила на неё. Это действие выбило воздух из лёгких птицы и не дало набрать его вновь, чтобы разразиться очередной порцией громких криков, так раздражающих Гермиону. Пока медленно теряющая сознание пеструшка из последних сил клевала совершенно безразличную к такому слабому воздействию кожу перчатки, девочка достала из поясного чехла свой нож. Кривая с отверстием под указательный палец рукоятка резко переходила в несколько раз изгибающийся клинок. Не смотря, на всю свою странность, нож был очень удобен и позволял тратить минимум сил на своё использование. Уверенным плавным движением Гермиона воткнула кривое лезвие в тело птицы, а когда прошла первая судорога боли, аккуратно, стараясь не повредить инструмент, окончательно довела клинок до соприкосновения с камнем. Несколько следующих секунд тушка жертвы содрогалась расставаясь с жизнью, а кровь ненормально обильно изливающаяся на алтарь побыв на нём всего пару мгновений истаивала не оставляя после себя следов.

Трупик птицы исчез в кажущейся бездонной пасти василиска. А Гермиона, очистив одним заклятием алтарь, внимательно оглядела свой нож на предмет наличия следов и даже нашла парочку прилипших к стыку лезвия и гарды обрезков птичьего пера. Удалив их, она в очередной раз залюбовалась ставшим с некоторых пор столь необходимым ей инструментом. Первоначально, когда Сириус только подарил ей этот нож, она даже не сразу поняла, как правильно взять его в руку, столь сильно он отличается от всех своих собратьев виденных ею ранее. Но чем чаще она брала его в руку, тем более неудобными ей казались все остальные.

— Госпожа? — Отвлекла Гермиону её от мыслей домовичка.

— Да Флаппи?

— Госпожа я заберу клетку?

— Да, конечно, что-то ещё?

— Да госпожа, те куры, которых вы доверили выращивать Флаппи, уже скоро совсем подрастут. Флаппи хочет показать хозяйки новых кур.

— Хорошо Флаппи, пожалуйста, перенеси пеня в курятник.

Домовичка взяла хозяйку за руку и уже в следующие мгновение они были на дальнем конце участка, где с недавних пор стояла новенькая одноэтажная деревянная постройка. К этому аккуратненькому сарайчику прилегал небольшой загон, по которому неспешно вышагивали дюжина некрупных кур пёстрой окраски. Птицы совершенно не обратили внимания на подошедшую к заграждению девушку, что позволило ей присмотреться к ним повнимательнее. Чем и не преминула воспользоваться Гермиона, она привычным усилием толкнула свою магию к ближайшей птице — этот приём позволяющий ощутить магические характеристики предмета использовался ею постоянно и при малейшей возможности, так как являлся первым навыком в беспалочковой магии. Вот и сейчас девушка с лёгкостью смогла понять, что данная курица не просто здорова и сильна, но её тело впитало с избытком разлитую вокруг магическую энергию, а значит, ритуал пройдёт эффективнее. Всё это вместе вызвало чувство, сравни сродни слюноотделению, голоду. Курица, в какой-то момент, стала казаться Гермионе невероятно аппетитной, а рука сама легла на рукоять ножа. Поймав себя на этом движении, девушка осознала, что сейчас едва не прирезала существо почти просто так. И это осознание волной шока пронеслось по мыслям Гермионы, напугав её настолько, что та стремглав побежала в дом. Весь путь до комнаты: кривая дорожка, петляющая меж пока ещё молодых яблонь, входная дверь, коридоры и лестница на второй этаж — всё это совершенно не отложилось в паникующем сознании. Отдвать себе хоть какой-то отчёт в том, что она делает, девушка начала только когда увидела собственные отражение в зеркале — растрепавшиеся волосы, побледневшее, ещё более обычного, лицо, распахнутые от ужаса глаза и непонятно как появившийся в руке кривой нож. Весь образ, представший перед ней, вызывал опаску и наталкивал на мысли о безумии.

— Я тёмная ведьма. Чудовище. Мне место в Азкабане. — С этими словами девушка, отбросив жалобно звякнувшее оружие в угол, упала на колени и разрыдалась, закрыв лицо ладонями.

Там же, чуть ранее, Гарри

После нападения Лейстрейндж наше расписание несколько изменилось — в список утренних процедур добавилось убиение курицы, теперь правда такой ритуал нужен примерно раз в неделю и это не может не радовать. Сейчас я жду, когда она закончит с так неприятной ей процедурой, и мы сможем заняться нашими обычными дневными делами. Жду я, потому что к жертвоприношениям у Гермионы примерно такое же отношение, как к походам в туалет — посторонняя помощь принимается только в самом крайнем случае.

Не зная чем себя занять эти десять-пятнадцать минут я, в очередной раз, переложил те несколько писем, которые пришли к нам за последнюю пару недель, что истекла с начала учебного года. Два от Невилла. В них он рассказал, что на факультете с нашим исчезновением из школы к нему стали относиться поспокойнее и просил не волноваться. Что занятия идут своим чередом, а новый преподаватель ЗОТИ оказался неожиданно компетентным. Да и рассказал пару смешных случаев произошедших на травологии. А вот от Луны не было ни строчки и это настораживает. Пару дней назад мы отправили ей второе письмо в этом учебном году и теперь ждём ответа. Ещё были письма от МакГонагалл и Флитвика с частностями касающимися учёбы... Ах да, ещё был почти десяток писем от глав семей выражающих соболезнования несчастием случившимся со мной и моей невестой. Ублюдки! Наше отсутствие в школе, похоже, восприняли как подтверждение серьёзности заболевания Гермионы.

Неожиданно на столе под пресс-папье появилось новое послание. Судя по цвету конверта, оно было непосредственно из Гринготса, а не просто пересылалось через них как прочая наша сторонняя корреспонденция. Всё-таки разрушители проклятий у них лучшее, а возиться с каждым конвертом да при моём малом опыте чревато...

Но посмотреть чтоже пришло мне так и не удалось — в кабинете появилась не на шутку обеспокоенная Тинки:

— Господин! Госпоже плохо! Госпожа плачет! Тинки не знает, что случилось... — Без остановки, сама едва не рыдая, тараторила домовичка. Чтобы оборвать поток слов мне пришлось слегка повысить голос:

— Стоп! Перенеси меня к ней. — Сказал я, протягивая руку.

Рывок, и вот мы уже в комнате любимой. Гермиона сидела прямо на полу, закрыв лицо руками, и когда я обнял её, судорожным движением уткнулась носом мне в шею. По количеству влаги, стёкшему на ключицу, стало сразу понятно, что невеста уже некоторое время плачет, хотя я не услышал от неё ни звука.

— Что случилось, милая? — Полушепотом произнёс я, поглаживая Герми по голове и спине.

— Я... Не она... Я чудовище... — Начала всхлипывая выдавливать из себя находящаяся в моих объятьях девушка. — Родители... Не узнали бы... Лицо... Глаза...

Некоторое время я просто гладил и шептал, что только мог, лишь бы хоть немного успокоить сорвавшуюся подругу. Не знаю, сколько мы так просидели — нас ни кто не беспокоил, но, в конце концов, Герми удалось восстановить равновесие в достаточной мере, чтобы начать внятно говорить.

— Я не знаю, откуда это. Но я вдруг захотела прирезать эту курицу просто, потому что она мне показалась очень {аппетитной}. Понимаешь!? Не для лечения! Не защищаясь! А просто чтобы сожрать! Нет! Не сожрать, а {выпить, поглотить}! — Заменяя те слова английского, которые недостаточно отражали суть, парселтангом, Гермиона пыталась донести свою мысль и свои ужас и отвращение к самой себе вызванные такими ощущениями.

— И ты считаешь, что это не нормально?

— А что в этом нормального?! Что нормального в том, чтобы видя живое существо исходить слюной при мысли о его жизненной энергии.

— Эй! Ты просто ни разу по-настоящему не голодала, а то, знаешь ли, не только хорошая упитанная курица, заботливо выращенная на убой, покажется одуряюще аппетитной, но и мимо пролетающими голубями заинтересуешься. — Да, Дурсли специально, конечно, не морили меня голодом, но вот в наказание пару раз оставить без ужина никчёмного мальчишку могли. Потом на это накладывалось отсутствие обеда в школе — вторая порция, никогда не бывшая особо обильной, Дадлику всегда была в радость, а то кто её принёс в школу — неважно ведь? Вот так могло проходить по неделе к ряду, а организм растущий, калорий нужно много...

— Извини.

— Забудь. Я к тому, что организм требует нечто и это нечто становится более аппетитным. Нормальная естественная реакция для человека. Пусть тут по большей части и замешана магия.

— А ты?

— Да я тоже вчера видел новых кур. У меня правда реакция была, судя по всему, гораздо слабее, всё-таки не настолько выработался рефлекс. Но мне они тоже показались {аппетитными}. — И я, как ни странно совершенно не врал. — Знаешь разница как между фастфудом и домашней выпечкой. Помнишь те пирожки, что готовила на прошлой неделе Флаппи? — На этой фразе у нас обоих забурчало в животах, а спустя секунду Гермиона вскинулась и с сильным беспокойством воскликнула:

— Ой! Флаппи, она же, наверное, могла подумать, что мне не понравилась её работа!