Три Заряницы

Отбежал на несколько секунд в кусты и уже возвращался, когда заметил, что огонь совсем прогорел и деловито покачал головой.

'Нашли кому сторожить поручить — костёр погас, а Зван дрыхнет и в ус не дует, — оглянулся в поисках непутевого боярина. — Наверное в повозку залез, — решил, не найдя ленивого толстяка.

А ну, как дверцы палицей подпереть? — промелькнула лукавая улыбка. — То-то смеху завтра будет!

Тут же огляделся и подобрал подходящую ветку, просунул ее в круглые петли на дверках, а потом довольно потирая руки, пошел к шатру. Вошел и игривое настроение вдруг толкнуло еще на одну проказу.

Взял с Лушиного сундучка ленту для волос и как мог осторожно привязал её ногу к его, а уже потом вполз под одеяло и вытянулся,предвкушая, как они проснутся.

* * *

Нянька вернулась как раз к обеду и в преотличнейшем настроении — даже слуги грешным делом решили, что она с горя, что Ледку взаперти держат, наливки хватила. И еще больше уверились в этом, когда она ни с того, ни с сего выставила на стол баклажку сладкого вина, что на большие праздники берегла, и принялась потчевать всех, наливая полные чарки, а не как обычно — на донышке.

— Пейте, пейте, девоньки. Когда ж еще пить, как не сегодня? Такой день.

— Какой? — спросила одна из прислужниц, вытирая губы.

— Князь Леду просватал! Через две недели свадьба.

— Ах! — разнеслось по светлице и девушки начали переглядываться и шептаться.

— А когда узнала, матушка, нам дворня ничего не говорила? — подсела к ней назначенная князем за старшую прислужница.

— Так не знает еще никто. Леда только мне сказала, когда в мыльную ходили. Она, глупая, только, идти не хочет; ну да перемелется — муж быстро мозги вправит, — доверительно наклонилась к ней нянька, наливая вина.

— Верно, верно, — закивала прислужница, и запрокинула голову, чтобы допить все до конца. — Давно ей замуж пора.

— Слышь, Акулина? — подпихнула ее нянька под бок и наклонилась, переходя на шепот, — пусти к ней на минутку.

— Зачем? — сразу насторожилась та и подозрительно взглянула на старуху.

— Просить хочу, чтоб с собой взяла. Столько лет я при ней, страшно на старости между чужими людьми оставаться, — голос у няньки дрогнул.

— Ой, нянюшка, — отвела взгляд прислужница. — Что и делать не знаю. Не велел князь пускать тебя.

— Голубка, — просяще взглянула нянька и прислужница не выдержала.

— Ладно, бог с тобой, — оглянулась на сбившихся в кучку служанок, что обсуждали принесенную новость, и наклонилась к её уху.

— После обеда, девчата по работам разойдутся, и я стражу отвлеку на две минуту. Только... — снова окинула няньку взглядом, — глупостей не наделай — из терема Леде не выйти.

— Господь с тобою! — закачала головой старуха. — Нешто ж я не понимаю? Да и куда ж ей податься-то горемычной?

Ямат сидел в тесной клетушке, что корчмарь сдал ему на ночь за две нулы и по памяти чертил на глиняном полу карту терема и двора вокруг, радуясь, что столько лет при Прохоре был и воровскую науку почти до совершенства довёл. Теперь, глядишь, и деньгами разживётся, — представил обещанный богатый куш.

Главное хорошо подготовиться, — размышлял сам с собой. — Без подготовки ни одно дело не выгорит, а другого такого шанса может и не быть, — изобразил дорожку, что вела через сад к терему, и принялся чертить карту коридоров и лестниц, что вели в княжеские хоромы. — Плохо, что у княжны не был ни разу, — если убегать придется, быстро не сориентируюсь. Ну да ладно. Ежели что, дочкой княжеской от стрелы прикроюсь. Не станет же князь по дочке стрелять?

А ежели не везти никуда княжну, а просто с князя выкуп стребовать? — пришла в голову новая мысль. — Вот это дело! — Ямат присвистнул и принялся считать, сколько можно взять за глупую девку.

В памяти всплыла пышнотелая красавица, и он пошловато ухмыльнулся.

Интересно если её попользовать, отец выкуп платить совсем откажется или нет?

Откажется, — ответил сам себе, вздыхая. — Дочку он не жалует.

Вспомнил, как князь по пьяни жаловался хозяину, что та жену покойную сильно напоминает.

Ладно, значит, хоть погляжу, с неё не убудет.

Куда она там хотела? В Заснежище? Дура-баба. Ну да ему даже на руку. Денег-то нет, чтоб прямо сейчас место найти, где пленницу держать; а так отъедут от столицы, он и завезёт её на один хуторок, где от лишнего золотого не откажутся, а кто и за что его платит, не спрашивают.

Нянька стояла полуживая от страха у калитки и безуспешно пыталась разглядеть что-то в ночной тьме. Стражники только недавно прошли мимо забора, и нянька переживала, чтоб ничто не помешало задуманному.

Хоть бы не обманул, — молилась про себя, вспоминая хитрого слугу первосвященника. Леда совсем меня со свету сживет, если не получится ничего сегодня, — вспомнила, как обрадовалась княжна, когда она рассказала ей о Ямате и надежда, что все теперь станет, как прежде, приятным теплом согрела сердце.

Нет, не выгонит она меня — я ей в дороге единственный родной человек буду. Ей-то, поди, тоже страшно будет одной меж чужими людьми оказаться?

На всякий случай одернула засов на калитке и даже слегка приоткрыла дверцу.

А княжна в этот момент увязывала в наволочку вещи в дорогу.

Дюжина рубах, пяток сарафанов (те, что шелком расшиты, они легче бисера... нет один с бисером надо взять, а то буду как нищенка... даже два), по полдюжины блузок и юбок, штук пять поясов, чулок дюжину, три душегрейки. Эх! Наволочка маловата! — в раздражении уперлась коленом, чтобы затянуть узел и ткань треснула.

Княжна со злостью пнула узел ногой, и тот отлетел к стене, и шмякнулся на пол.

'И как эти дуры из дому сбегают? Не влезает ничего!'.

'Надо надвое разделить, один узел сама возьму, а второй нянька пусть тащит, — решила на ходу и тут же вспомнила, что не собиралась брать с собой немощную старуху. — Придется видно на себя часть надеть, — покачала головой и принялась стаскивать сарафан, чтобы поддеть еще несколько рубах. —

Спарюсь, конечно, зато побираться не буду, — натянула один на один три сарафана и набросила две душегрейки'.

Теперь предстояло главное — упрятать драгоценности в дорогу. Отперла привинченный к полу сундучок и вытащила доставшееся от матери наследство.

Тяжелый ларец сверкнул позолоченными боками и княжна ссыпала его содержимое на постель. Оправленные в золото каменья ярче солнца засверкали на белой простыне, и Леда любовно погладила драгоценности.

'Вот это ни за что не отдам, — взяла в руки венец и тут же пристроила на голову. — Платком обвяжу и ладно будет'.

Потом принялась надевать на шею длинные нитки жемчугов и золотых цепочек, что тяжелыми гроздьями опускались на грудь, а на руки, сколько могла, натянула браслетов.

Оглядела оставшуюся кучку и разделила ее еще на две половины.

'Про черный день, — деловито распихала одну половину по карманам. — А это Ямату дам, — посмотрела на горстку оставшихся цацок и выхватила еще два перстенёчка. — Хватит с него, — увязала оставшееся в носовой платок'.

Ямат выждал, пока стражники скроются за поворотом и крадучись подошел к забору. Час назад он ловко увел со двора корчмы двух лошадей у приезжих ротозеев и сейчас переживал, чтобы пропажу как можно дольше не обнаружили. Мысль, что княжна на лошади, возможно, ездить и не умеет, в голову ему не пришла. Про няньку он даже не думал. Если все, что рассказала ему старуха, правда — подлая Ледка и не думает брать её с собой.

Взялся за дверную ручку и вдруг понял, что калитка открыта.

— Ямат? — едва слышно донеслось из щели и он, молча, шагнул внутрь.

— Тихо, не шуми, — нащупал старухино плечо и шепнул, чтоб вела его в терем.

Прошли через сад, и нянька толкнула дверь в людское крыло. Затем еще минут десять плутали по темным коридорам да сенцам и наконец подошли к засланной дорожкой лесенке.

Ямат, помня наказ, про то, что двери под охраной, сжал старухе руку и та, как условились, начала подниматься первая.

— Долго не было тебя, нянюшка. Сказала, на минутку, а на полчаса ушла, — выступил навстречу один из охранников и старуха заплакала.

— Так чуть жива, сынок. Такая старая стала, что в тереме заблудилась. Вот клюку обронила в сенцах и найти не могу. Искала, искала, да с моими глазами разве найдешь, насилу по стеночке дошла.

— Так я сейчас принесу, — он шагнул вперед и старуха закивала.

— Принеси, принеси, родненький.

Снизу донесся шорох и спустя несколько минут стражник, что отчего-то сильно вырос и раздался в плечах начал подниматься по лестнице, держа в руке клюку.

— Ты что свечку уронил? — спросил второй, но ответа услышать не успел, в единый миг оказавшись в сильном захвате. Ямат так же, как первого, ловко придушил его и поволок вниз, чтобы спрятать вместе с товарищем под лестницей.

— Ты хоть не убил их? — забеспокоилась вдогонку нянька и Ямат усмехнулся.

— Поздненько переживать начала, старая. Не боись, живы, к утру оклемаются.

Вошли в покои и нянька кивнула на дремлющих прямо у двери двух других охранников.

Ямат молча отодвинул её и на цыпочках подошел к посвистывающим во сне стражникам, и так же молча немного придушил обоих.

Нянька отдернула щеколду и заглянула к княжне.

— Леда?

Княжна одетая как для сурового зимнего перехода цыкнула на нее и кивнула на узел около двери.

— Я готова.

Ямат усадил охранников у двери, как и раньше, чтоб слуги думали, что просто спят, и ввалился вслед за нянькой в спальню.

— Будь здорова, княжна.

— Здорова, здорова, — княжна попыталась сунуть ему в руки свой узел, но Ямат лишь насмешливо окинул её взглядом с ног до головы.

— Это за отдельную плату. А ты еще за спасение не рассчиталась, красавица.

— Вот, бери, — сунула ему в руки маленький узелок, и Ямат в недоумении взвесил его на руке.

— Сдурела, княжонка? Я за столько из дому не вышел бы.

— Мало? — выпучила глаза Леда. — Да ты сроду столько не имел.

— Давай расчет, иначе дальше без меня, — Ямат разгневанно отступил к двери, а Леда, надувая щеки и метая молнии, глядела на него. Наконец поняла, что он не шутит, и в раздражении полезла в карман.

— Вот, подавись! — сунула ему в руку еще одну горстку драгоценностей, и Ямат кивнул на второй карман.

— И из этого вытаскивай, тогда соглашусь.

Княжна с ненавистью, вытащила еще несколько брошек и браслетов и сунула жадному татю в руки.

— Доволен?

— Теперь почти что, — нагло усмехнулся Ямат и вдруг застыл столбом, глядя на распахнутое в спаленке окно. — Быть не может!

Нянька с княжной оглянулись, и сдавленный вскрик совпал с рывком страшных крылатых тварей, что ворвались из ночи в терем.

Единым броском звереныши оказались внутри, и Ямат буквально чудом успел толкнуть непутёвую княжну на пол, и заступить собой, выхватывая из-за пояса посеребренный кинжал.

Две зубастые тушки тут же упали к его ногам, но трое других уже во всю рвали жемчуга на шее обезумевшей от ужаса княжны. Нянька попыталась было голыми руками отцепить их, но один из зверенышей вцепился ей в горло и она, хрипя, завалилась на кровать.

Ямат пырнул того, что почти добрался до девичьей шеи и следом срезал второго, что рвался через толстую телогрейку к сердцу. Княжна без сознания опала к его ногам, а он повернулся к мертвой няньке, выискивая глазами последнего, но тот, напившись крови, взмыл высоко под потолок и прожогом метнулся к окну, сливаясь с ночной теменью.

— Убег, — расстроено покачал головой Ямат и обернулся к беззвучно лежащей княжне. — Чего разлеглась, корова? Нашла время, — пнул её ногой, и рывком поднял ее за шкирку, волоча за собой к двери.

Выволок на лестницу и потащил за собой, мучительно вспоминая дорогу в сад.

— Вот раздобрела, княжеская сучка, — прогибаясь под ее тяжестью, подошел к калитке и прислушался. Стражников было не слышно, и он осторожно приоткрыл дверцу и скользнул в ночь. А спустя час, выехал из города через старые разрушенные ворота, ведя в поводу вторую лошадь, к которой была привязана так и не пришедшая в себя княжна.

Солнце медленно вставало над горизонтом, но Велька, что так и не сомкнул глаз в предрассветные часы, отчаянно боролся со сном. Боролся, боролся да и заснул. И так совпало, что именно в эти мгновения Луша, что спала в объятиях Стаса, потянулась и, зевая, провела ладошкой по лицу. Затем сонно обвела глазами шатер, освещенный тусклым светом ночника, и села глядя на жениха. Он спал не стесняясь раскинувшись на ее постели, и она невольно задержалась взглядом на его губах, что так сладко целовали ее этой ночью.

Девушка покраснела, и, чувствуя себя страшно порочной, попыталась тихонько встать и выйти, но что-то будто дернуло её за ногу и она неожиданно, как была, полетела вниз прямо на него. Он же, ощутив её рывок, каким-то чудом сумел выставить руки и поймать, не позволяя удариться.

— Что случилось? — сел, удерживая ее в объятиях, и встревожено огляделся.

— Пусти, — зашипела, кривясь от боли в подвернувшейся ноге и сделала попытку слезть с его коленей.

— Ты ногу подвернула? Покажи, — он резко откинул одеяло и вдруг пораженно уставился на обвивающую их ноги веревку. Секунду сидел молча и разразился звонким смехом.

— Ну, Велька, ну проказник! — оглянулся на спящего племянника и попытался стянуть ленту, только княжич постарался на совесть и прикрутил их друг к другу намертво, так что пришлось за ножнами потянуться и ленточкой пожертвовать.

— Он что видел нас когда...? — Луша испуганно взглянула на Вельку и мучительно покраснела.

— И что? — спросил, легонько ощупывая щиколотку, и улыбаясь. — Мы ничего такого не делали.

Она поморщилась, и он с тревогой спросил.

— Сильно болит? — пересел напротив и положил ее ногу себе на колени.

— Не страшно, пусти, — она попыталась забрать ногу, но он не позволил и покачал головой.

— Потерпи, сейчас пройдёт.

По коже побежал приятный холодок, и она покорно замерла, пока не поняла, что боль давно ушла, а он все ещё гладит ее ногу.

— Хватит, — одернула подол, и Стас с неохотой убрал руки и вдруг быстро притянул к себе и поцеловал, пока не успела опомниться.

Она негодуя стукнула его, и в страхе оглянулась на спящего княжича, а он рассмеялся.

— Трусиха. Велька полночи караулил, пока проснемся, теперь его из пушки не разбудишь, — встал и помог ей подняться. — Ладно, пойду, — кивнул на полог и больше не медля, вышел на улицу, давая ей время прийти в себя.

На берегу, подложив под голову мешок, безмятежно храпел боярин, и Стас с усмешкой оглядел нерадивого сторожа. От реки тянуло свежестью, и он вдруг как был, так и вошел в воду, а потом поплыл, делая сильные гребки и фыркая от удовольствия.

А Прохор, что изо всех сил притворялся, что спит, открыл глаза и тяжело вздохнул, мучительно желая ему утопиться.

Полог снова зашелестел, и из шатра показалась Луша; с опаской покосилась на него и, стараясь не шуметь, пошла к воде. Солнце вставало впереди, купая её в своем сиянии, и делая удивительно красивой, такой красивой, что у него дыхание сбивалось от ее красоты.