Бегущая по мирам

— Не делай этого! Не слушай их... Не слушай! Здесь все не так — мы с тобой это исправим!..

Где я видела эти безумные зрачки?.. Я закрыла глаза и пыталась вспомнить, но он мешал мне своим шепотом, а часы Собора уже начали бить полдень. Меня охватило отчаянье, и тут Очкарик сказал:

— Ты ведь знаешь его... — и назвал имя.

Звуки его спокойного голоса вернули мне силу духа — и я внезапно тоже узнала этого человека! На мгновение удивилась, потом удивление сменилось брезгливым ужасом и отвращением, а вслед за тем пришло холодное и сладостное ощущение всемогущества. Простерев руки над его головой, я крикнула:

— Сгинь!!!

Мой крик раскатился звонким эхом под куполом Собора, многократно отразившись от стен, и огромный храм загудел, наполняясь звуком, а эхо становилось все громче и ниже, пока не превратилось в ровный и мощный гул. Стоявший на коленях вспыхнул и исчез.

На Сторожевых Башнях тотчас ударили пушки...

* * *

Наверное, я все-таки задремала, потому что, когда послышались эти жуткие крики, очнулась не сразу. Вскочив, я вылетела в коридор — и почувствовала, как шевелятся волосы на голове.

По лестнице, дико крича, бежал Джем, в его руке был топор, а вслед за ним, слепо спотыкаясь, карабкался Бесцветный — без головы...

Невидяще взглянув на меня, Джем промчался мимо — к окну в конце коридора и, бросив топор, выпрыгнул вон.

Я прижалась к стене, оцепенев и превратившись в кусок льда, и слышала, как тяжело бухает сердце... Кажется, оно стучало все медленнее. Это существо неотвратимо приближалось ко мне, шаря в воздухе руками. Я закрыла глаза, чтобы только не видеть этого кошмара. Вдруг раздался глухой удар, словно с высоты упал тяжелый мешок: это он проломил перила и рухнул вниз, и лежал, распростертый на полу холла.

Я бросилась к окну, через которое выпрыгнул Джем, и подобрала брошенный им топор. Топорище было выпачкано в чем-то темном и скользком. Сжимая оружие, я снова осторожно глянула вниз. Он поднимался...

Выронив топор, я завизжала так, что легкие едва не лопнули. Когда же я на секунду умолкла, чтобы набрать воздуха, то вдруг услышала, что кто-то зовет снаружи. Это был голос этого ужасного человека...

— Валери! — звал он. Спокойно, как зовут к столу. Безголовое тело внизу все копошилось. — Валери, помоги мне! Не бойся!..

Может, это и не он тут, внизу? Окрыленная этой надеждой, я подхватила топор и осторожно спустилась. Проскользнув мимо обезглавленного, я выбралась наружу. И тут же заорала снова: прямо у крыльца в траве валялась его голова. Да еще имела нахальство разговаривать со мной!

— Не ори, — спокойно сказала она. Голова, то есть... — Отнеси меня туда, где тело, — я никак не могу отыскать свою голову. Мне без нее не очень удобно.

Я колебалась. Заметив мои сомнения, голова дружелюбно улыбнулась, — эта улыбка выглядела, мягко говоря...

— Бери, бери... Не бойся...

Я взяла ее за волосы и, держа подальше от себя, отнесла в дом. Меня трясло. Положив ее рядом с телом, которое слепо ощупывало пространство вокруг, я стала наблюдать, что же будет дальше.

Его рука нашарила наконец-то искомое.

— Ну, вот... — сказала голова, и руки нахлобучили ее обратно.

Я увидела, как темная жидкость, сочившаяся из среза на шее, стянула края раны. Он улыбнулся, болезненно морщась:

— Заживет... Напугалась?

Идиотский вопрос...

Он сказал:

— Воспринимай меня как растение, тогда тебе не будет страшно. Тем более, что по сути так оно и есть.

Я вдруг почувствовала, что мне просто необходимо выпить. Немедленно. Не попить, а именно — выпить, как говаривал доктор Редж. На кухне еще оставалось что-то из наших запасов — и я налила себе, не скупясь. Не скажу, что мне полегчало, но я хотя бы согрелась и руки почти перестали дрожать.

— Ты — смелая девочка, — сказал он, возникая в дверях.

— Сгинь... — пробормотала я, но он не исчезал.

— Редж отдал концы, — сообщил он. — Видимо, сердце не выдержало такого зрелища. А ты — молодец!

Подумаешь, не такое видали...

— Где Джем? — спросила я.

— Твой дружок удрал.

— Его трудно в этом винить...

— А ведь он бросил тебя!

— Он не в первый раз меня бросает, — холодно отозвалась я и поинтересовалась: — Что между вами произошло?..

— Он отрубил мне голову. — равнодушно отозвался Бесцветный, так, будто тот отрезал ему шнурок от ботинка. — Очевидно, решил, что мне тоже нужны дядюшкины деньги.

— Н-да? А они тебе нужны?

Он усмехнулся:

— Зачем мне деньги?

Я была вынуждена признать, что, пожалуй, такому деньги ни к чему.

— Тогда что?

— Я хочу отомстить. — Он вытащил фотографию девушки. — Она погибла из-за этих негодяев. Сначала из нее сделали игрушку, а потом то ли она сама, то ли ее заставили, — короче, она покончила с собой.

— Вы были близки?

Я немного удивилась: что могло быть общего между ней и этим чудовищем?

— Она меня даже не знала. — он слабо улыбнулся. — Я вырезал ее фото из журнала. Знаешь, как солдаты вешают над кроватью фотографии всяких красоток... Только это было не в армии... — он на мгновенье умолк, -... в тюрьме. Точнее, то была не тюрьма, намного хуже, но это слишком долго объяснять. Мне пытались всеми средствами внушить, что я больше — не человек. Так намного удобнее, когда хочешь превратить кого-то в машину для убийства. Я почти уже поверил в это, когда мне попалось ее фото. Я вдруг ощутил давно забытое чувство... Может, тебе это покажется смешным, но я влюбился. Я постоянно мысленно разговаривал с ней, представлял себе, что она сейчас делает... Мы словно все время были рядом... Мое тело принадлежало серым и страшным будням, но душа моя была далеко — там, где ею никто не мог завладеть. Может, поэтому — в отличии от Рувира — я и остался человеком. Я даже насочинял себе, что у нас родился ребенок...

"Как мне это знакомо!" — с тоской подумала я, а он, чуть помедлив, сказал:

— Потом я узнал, что она погибла. И вот я здесь.

* * *

Утром мы отправились на станцию, о которой он говорил накануне вечером, обещая нас спрятать.

— Зачем нам прятаться? — спросила я, когда он провел меня через потайной вход в самую сердцевину странного сооружения — оно совсем не походило на то, что описывалось в учебниках.

— Меня ищут. Тебя тоже.

Я тогда решила, что он имеет в виду мои нелады с законом.

— Ты успел что-то натворить?

— Меня ищут, чтобы вернуть обратно.

— Назад в тюрьму?

Он улыбнулся:

— Не совсем...

Я была очень утомлена дорогой — нам пришлось долго ехать, а потом еще рыскать по колено в грязной воде по ответвлениям подземных коммуникаций, где кишмя кишели огромные крысы и, наверняка, водилась еще какая-нибудь зараза помельче. Я была грязная, мокрая, от меня воняло нечистотами, желудок подводило голодными спазмами до рвоты, а кроме того я чувствовала озноб и страшную слабость во всем теле — устала безмерно...

Взяв меня на руки — я не могла уже идти, Бесцветный пустился в путь по матово светящемуся круглому коридору.

Здесь, похоже, вообще не было углов. В стенах встречались длинные овальные люки, он остановился перед одним таким — ему, видимо, все здесь было хорошо знакомо — и, повинуясь его голосу, в стене появилось маленькое отверстие со сморщенными краями, точно горячим проткнули дырку в пленке. Это отверстие расширилось и мы попали внутрь помещения, представлявшего собою что-то среднее между душевой и операционной.

— Дезактиваторная... — пояснил он, сдирая с меня грязные лохмотья, в которые превратилась моя одежда.

Он запихнул меня в прозрачную кабинку — только-только влезть человеку — и из щелей в потолке повалил желтоватый пар. Потом по телу хлестнули жесткие струи теплой воды. Упоительное ощущение! Согревшись, я оклемалась настолько, что даже начала стесняться.

— Ты бы отвернулся, что ли...

Он исчез, а потом появился снова с черным, форменного покроя комбинезоном в руках.

— Мрачновато, но больше ничего нет.

Одевшись, я увидела, что он приготовил небольшой шприц-тюбик.

— Зачем это? — насторожилась я.

— Для поддержки сил.

Шрам на его шее заплыл толстой темно-коричневой коркой и этот рубец неприятно дергался, когда он говорил. Я вдруг запаниковала и крикнула:

— Отойди от меня!

Он пожал плечами.

— Хочешь есть? — и принес запечатанную коробку.

Потом я уснула прямо на опустошенной коробке, подложив ее под голову.

— Показать тебе моих друзей? — спросил он, когда я проснулась и поела еще раз.

Он повел меня бесконечными коридорами, пока мы не очутились в круглом зале со светло-зелеными стенами, уходящими ввысь и в темноту. Эти стены были украшены барельефами в виде человеческих фигур такого же цвета, изображенных в полный рост. Их лица, тщательно прорисованные, напоминали самого Бесцветного.

— Это они? — он кивнул. — Кому же понадобилось увековечивать их подобным образом?

— Это не наскальная живопись, — серьезно ответил он. — Это живые организмы, вернее — они были таковыми, пока их не умертвили.

— Почему?

— Они были слишком опасны.

Он уже говорил так о Выпотрошенном и мне захотелось подробностей.

— Их выращивали для нужд космоса, — сказал он. — Переделывали с помощью генной инженерии живых добровольцев... Но потом дальний космос накрылся — дай Бог бы тут на Земле разобраться — и подобные упражнения по извращению человеческой сути стали к тому времени запрещенными...

Я провела рукой по зеленой стене, она была холодной и кожистой на ощупь.

— Ты был одним из таких добровольцев?

— Да... Я вырос на улице, а рядом — только руку протяни — текла совсем другая жизнь: красивые автомобили, теплые дома, вкусная еда. Я был сообразительным, трудолюбивым парнишкой — и ужасно страдал оттого, что судьба распорядилась со мной так несправедливо, в то время, как многие мои ровесники — глупее, никчемнее меня, — ведут иную жизнь только потому, что у их родителей полно денег... В армии, куда я завербовался, мне предложили послужить человечеству... Все наши прошли примерно такой же путь, только многие из них попали сюда еще в детстве — из сиротских приютов — и согласия у них никто не спрашивал...

Я вдруг заметила на стене дату — это был год, отстоящий от нынешнего лет на сто двадцать. Он проследил направление моего взгляда и кивнул.

— Но... как же? — я была в недоумении.

— Я сбежал — я и несколько моих товарищей — воспользовавшись Центром перемещений. Мы еще не знали, что нас хотят уничтожить, но уже поняли, что были жестоко обмануты. Мы убили всех, кто здесь работал... — при этих словах меня передернуло. — После пришли войска химической защиты и уничтожили тех, кто остался... Они все здесь перед тобой. — он показал глазами на стену. — Им не было больно.

— Как же вы жили среди людей?

— Пятерых грохнули сразу — уже здесь. Я угодил в лагерь, где готовили наемников. Я ведь ничего не умел: там, в прошлом, нас успели обучить только искусству выживания, а когда попал сюда, оказалось, что я очень даже пригоден для игры в войну. Те, кто заправлял в том лагере, не подозревали, с кем имеют дело, и в конце концов я сбежал и оттуда, когда узнал, что моя любимая погибла... Рувира — он был, как ты, наверное, уже поняла, одним из нас, — прибрали к рукам крутые ребята. Он стал наемным убийцей и попутно выполнял прочие мелкие делишки...

— Но ведь он мог отказаться! Чем они его купили?

— Наркотиками. Есть такая дрянь — мифил... Слышала?..

— Нет...

— Его синтезируют всего несколько грамм в месяц — это очень долгий процесс. Интересно, что он входил как составляющая в то лекарство, что вводил клиентам и их жертвам доктор Редж...

— Хочешь сказать, что здесь опять дядюшкин след?

— Да. Он скрывал от партнеров по бизнесу свои секреты, в том числе, формулу и технику производства. Поэтому они и всполошились, когда он исчез — без мифила все летело к чертям.

— Почему же он вдруг ударился в бега?

— Потому что я его нашел. Но он меня перехитрил и скрылся. Теперь остается только ждать — он вылезет из норы... Непременно вылезет.

— Ты так в этом уверен?

Он улыбнулся:

— У меня есть отличная наживка — его алчный племянничек.

* * *

Джем опомнился только, когда в баке кончился бензин. Выйдя из машины, он устало уселся прямо на дорогу, упершись спиной в выпачканное засохшей грязью колесо. Безголовый призрак маячил перед глазами и он тихо застонал: бред... бред...

Когда взошло солнце, ему немного полегчало. Он достал из машины коннектор и нажал кнопку вызова. Понимал, что за ним могут следить с помощью этого, игрушечного на вид, аппаратика, но сейчас ему было все равно. Он должен был выяснить, что случилось после его бегства. Ему казалось, что его беспокоит судьба Валери, но это был самообман — на самом деле он хотел поскорее убедиться, что тот ужасный человек или кто он там такой — мертв... Что он больше никогда не появится в его жизни.

Но ему не отвечали: она и ее спутник как раз находились в подземном пантеоне, увековечившем мутантов, и не получили сигнала.

На дороге показался старенький "пикап". Там сидели двое парней и старик. Они ехали в соседний городишко. У него не было при себе ни гроша, но он сказал, что в уплату они могут взять его тачку. Чего жалеть дармовое добро? Он забрал только оружие. Они согласились и взяли ее на буксир.

Перед глазами разматывалась лента дороги. Радио передавало какой-то веселенький мотивчик, парни весело трепались в предвкушении городских удовольствий, дедок похрапывал, а он напряженно думал о своем.

Он решился убить Бесцветного, потому что маниакально подозревал всех и каждого в стремлении оспорить его право на деньги дядюшки, — Итальянца, Головастика, Лейтенанта... Всех, кроме Валери, — она же чокнутая... Может даже он женится на ней — потом, когда разбогатеет, ведь она до сих пор ему небезразлична... Как и та, что умерла... Зря он ей соврал, будто видел, что произошло. Ни черта он не видел — всякий раз что-то мешало ему, — недаром говорят, что прошлое нельзя изменить. Он-то думал, это — просто слова, красивая фраза, а оказалось — закон бытия. Но он надеялся, что ложью припрет ее к стенке, и она наконец-то все расскажет... Может, тогда бы ему стало легче. Ему, но не той, чья могила осталась пуста.

Постойте!.. Как же это она сказала тогда? "Но мы-то знаем, что ее могила пуста... и другие это знают..."

Он толкнул локтем в бок парня, что сидел за рулем.

— Послушайте-ка, может свернем чуть севернее? У меня возникло срочное дело...

Но они не захотели никуда сворачивать.

— Если тебе невтерпеж — выкатывайся и колымагу свою забирай, а нам некогда — у нас товар испортится... — ответил водитель.

Они везли на продажу яйца и молоко со своей фермы. Он выстрелил грубияну в затылок, а его братцу, потянувшемуся к охотничьему ружью, развалил выстрелом в упор переносицу. Он ничего не имел против затрясшегося и вмиг поседевшего окончательно старика, но ему не нужны были свидетели.

Яйца и молоко он выкинул на дорогу, чуть подальше от того места, где спрятал в канаве их тела. Классный получился омлет...